– Ну что, старшина, как тебе приход?
– Прямо как с дивизионного склада перед Первомаем.
Стало смешно, когда представил, какую такую траву присылали с дивизионных складов к Первомаю, что от нее конкретный приход был. Сорт, наверно, такой – Особая Первомайская. Кошка списал мою веселость на удачно прошедший рейд и тоже широко улыбнулся. Хорошо-то как! А вон и Байстрюк ковыляет.
– Как здоровье?
– Нарастает помаленьку. Эскулап говорит, месяц похромаю да спать буду на животе, а дальше должно все нормально пойти.
– И это хорошо. Отправь посыльного за капитаном. Да пусть воентехника с собой берет, нам все это добро еще ныкать.
– Хорошо, командир.
– Командир, – это опять старшина. – Что в городе слышно?
– Подожди, все на совещании расскажу. А коротко – халява, похоже, заканчивается, заинтересовались нами черные силы. Ничего, прорвемся. Говорят, у китайцев, знаешь что китайцы вместо букв иероглифами пишут? Так вот иероглиф, означающий кризис, можно прочитать как новые возможности. Брешут небось, но толика смысла в этом есть.
Разгрузка шла споро, особенно когда из большого лагеря подошло два десятка бойцов, приведенных Нефедовым. Совещание снова пришлось совмещать с поздним ужином.
– В общем, товарищи, новостей море. Как хороших, так и не очень. Есть совсем плохие. Несмотря на контрнаступление наших войск под Смоленском, немцы собираются устроить большую чистку в тылу. Либо считают, что они здесь надолго, либо боятся активизации войны на коммуникациях. Скорее и то и другое. Пока что в Полоцке замечена зондеркоманда семь «А», но ей в любой момент могут быть подчинены и полевые части. Так что ваши слова, старшина, про зондеркоманду были пророческими, помяни черта, он тут как тут.
– Так они по нашу душу, товарищ командир?
– В общем, нет, капитан. Пока у них главная задача зачистка евреев и советских активистов, нас они пока за большую силу не считают. По крайней мере мне так кажется после разговора с их начальством. Да, да, уже успел познакомиться, поручкаться и принять предложение вместе пограбить.
– Блин, и эти туда же, они что, все сюда грабить пришли?
– Не волнуйтесь так, товарищ старшина. Это нам на руку. А насчет того, все ли, – наверно, не все, но многие. Некоторые просто пришли убивать, евреев, например, или вообще кого попало. Поэтому можете рассматривать их не как военных соперников, а как бандитов. Они нас, кстати, таковыми и считают. Если попадемся, лагерь нам не грозит, только пуля или петля.
Среди присутствующих прошла волна оживления и тут же спала, они и так это знали, но принять не могли. А придется.
– Так, теперь с вами, Цаплин, – обсудите со старшиной объемы работ по схронам долговременного хранения. На эти работы поставить надежных неболтливых людей, в крайнем случае возьмите подписки, Ермолов поможет.
– Товарищ командир, а зачем нам здесь эта бюрократия?
Жорка стервец, отдохнул, значит. А как остальные среагировали? Цаплин индифферентно, а вот Нефедов с Кошкой посматривают на Байстрюка недобро.
– Затем, что лучше бюрократия, чем анархия. Товарищ капитан, подразделения сформированы?
– Да. Только командиров не хватает, на сержантских должностях сейчас старослужащие. Если справятся, буду ходатайствовать о присвоении им званий.
– А мы имеем право?
– До сержанта имею право своей властью.
– Хорошо. Списки потом мне. Хотя… Найдите мне начштаба.
– Вообще-то я уже Тихвинского назначил.
– Не пойдет. Не в том смысле, что не подходит для этой должности, а в том, что он все время на переднем крае. Не хочу предоставлять немцам такой источник информации, если вдруг в плен попадет.
– Он комсомолец и ничего врагу не скажет.
– Это смотря кто и как настойчиво спрашивать будет. Лично я даже за себя гарантировать не могу, несмотря на мой низкий болевой порог. Поэтому советую всему командному составу иметь смертную гранату.
– Какую?
Я вытащил из кармана и продемонстрировал яйцо немецкой «тридцать девятой».
– Ту, которой себя подрывать в безвыходном положении. Надеюсь, ни у кого религиозные мотивы не перевешивают ответственность перед товарищами? Лучше что-либо серьезное типа «эфки», но мне в этой форме как-то несподручно. Только учтите – это крайний случай.
Мы здесь не для того, чтобы умирать.
Дальше пошли хозяйственные и организационные вопросы, в общем уже решенные до меня. Нет, так не пойдет. Дал команду – все вопросы, решаемые без вмешательства вашего покорного слуги, исполнять в рабочем порядке. Мне только краткую сводку за день. Максимально краткую. А вот спрашивать, если что, буду по полной. Бюрократию и разделение обязанностей придумал вовсе не ленивый человек, а просто умный. Почему бы не повторить за умным? Даже краткая сводка затянулась почти до полуночи. Будем надеяться, что это спервоначалу, а дальше наладится. Еще завтрашний день на разгребание завалов есть, а послезавтра опять в Полоцк. Каждая следующая поездка на порядок опаснее, может, забить? Нет, жаба задушит. Да, рискую двумя десятками человек и собой, но сколько сотен жизней это может спасти.
– И последнее, товарищ капитан, как только мы снова уедем, разошлите группы по населенным пунктам с известием о прибытии карателей. Всех евреев и активистов в лес, хотя бы на время.
– Может, прямо завтра.
– Самому хотелось бы, но, если хоть одна группа нарвется на зондеркоманду и кто-то попадет в плен, мы из города не выберемся. Не сможем мы всех спасти, капитан. Задницу себе порвем, а все равно не сможем. И нам с этим жить.
* * *
Дежавю. Тот же КПП, те же грязные лица людей в грязных машинах. Часовой, правда, не тот, но и он, похоже, знает, кто пожаловал, потому спокойно открыл шлагбаум, пропуская автоколонну.
Мезьер только что не приплясывал, поджидая меня во дворе своей конторы.
– Ну, наконец-то, Пауль!
– Здравствуйте, Отто.
– Да, конечно, да, здравствуйте.
О, какие потные ладони, так и хочется вытереть руку о галифе.
– Можем отправляться?
– Да, можем, да.
– Ну и отлично, поехали. Нам туда же?
– Да, туда же, да.
Вот же ж его переклинило. Интересно, чего он такого украл ценного, что так волнуется? Надо сделать вид, будто совсем неинтересно, все равно потом посмотрю.
– Э, Пауль, чуть не забыл, приезжал тот роттенфюрер, просил заехать к известному вам лицу. Надеюсь, ничего опасного?
– Нет, все нормально. Давайте сейчас на склад, а затем я отправлюсь на встречу.
В этот раз эсэсовская охрана меня так просто не пропустила. Минут пять пришлось подождать, после чего вышедший унтершарфюрер предложил следовать за ним. Смотри-ка, расту, скоро, глядишь, и офицеров присылать за мной станут. Кабинет не изменился, его хозяин тоже, я пославил Адольфа, хозяин так же лениво отмахнулся. Вроде все нормально.
– Присаживайтесь, – предложил мне Блюме после стандартного рукопожатия. – Хочу вам сообщить, что в городе мы работать заканчиваем. Все накопившиеся излишки лежат на складе, который вам покажет унтершарфюрер Шлосс, тот, что проводил вас ко мне, он ждет в приемной. Вся оценка стоимости имущества и прочие мелочи лежат на вас, все контакты по этому вопросу только с унтершарфюрером. В общем, это все, что я хотел вам сообщить.
– Извините, штандартенфюрер, а что известно о бандитах, напавших на меня?
– Пока ничего, но думаю, завтра к вечеру что-то узнаем. Нам сообщили об одном еврейском гнезде, а где евреи, там и бандиты.
– Мы случайно не попадем там опять в засаду?
– Вы вернетесь в Витебск?
Все-то он знает.
– Да.
– Тогда никакой опасности почти нет. Они спрятались в селе с таким еврейским названием, как же его… Сейчас.
Штандартенфюрер подтянул карту, лежащую на краю стола.
– Ага, Гендики. Это вот здесь, между озерами Белым и Черным. У этих славян никакой фантазии.
– Вы правы – дикий народ. Спасибо вам, что вы нас защищаете. Но не буду вас задерживать. Хайль Гитлер!
Унтершарфюрер и правда ждал меня за дверью. Кладовка тоже находилась в этом же здании, в подвале. Здесь лежало около трех десятков набитых каким-то тряпьем мешков и кулей. В углу стояло несколько швейных и пара пишущих машинок, деревянный ящик, в котором навалом лежали ящички и коробки, вроде даже заметил пару готовален. Надо выкроить место в кузовах. Добро это мне практически не нужно, но не забрать подозрительно. Договорился с эсэсовцем, что подгоню машину до вечера.
Теперь опять в госпиталь. Кабинет главврача снова оказался в нашем распоряжении. Вот только целоваться долго мне не дали.
– Костя, хватит. Тебя опять сегодня резать, чучело?
– Нет, сегодня обойдусь. Пауль Фриш на днях геройски погибнет от рук бандитов, и его обгорелое тело невозможно будет опознать.
– Ты что говоришь?
– Не волнуйся, я-то останусь жив.
– Фу ты, дурак.
– Уж какой есть.
– Я тебе тут кое-что принесла. Убери руки, маньяк. Вот, это морфин, только шесть ампул, еще аспирин… ну, сами разберетесь. Шприц только один удалось достать. Прячь быстрее.
– Оля, больше так не рискуй.
– Да какой тут риск, если что, сказала бы, что хотела продать. Максимум обругают. Тут много чего тащат, а как раненых привезли, столько всего списали.
– Лучше скажи – у вас основной запас медикаментов здесь, в госпитале?
– Нет, на аптечном складе, получаем раз в неделю.
– Охрана там серьезная?
– Вроде нет, вообще не видела.
– А ночью?
– Не знаю. Комендантский час же до шести утра. На улицах патрули.
– Ты от склада далеко живешь?
– Да.
– А рядом кто из надежных людей найдется?
– Анька там живет, я с ней поговорю.
– Не вздумай. При следующей встрече дашь адрес, описание и имя человека, на которого можно сослаться, желательно эвакуировавшегося, но можно и призванного в армию. Еще желательно какие-нибудь подробности – ну там, в комиссии он был, когда в комсомол принимали. Сама никуда не суйся. Только пассивный сбор информации, даже никаких наводящих вопросов, только смотришь и слушаешь. Ясно?
– Да, но…
– Никаких «но», если только узнаю, что своевольничаешь, суну в мешок и отвезу глубоко в лес. Даешь слово?
– Ладно, даю.
– Договорились, делай свежую повязку, и устраиваем концерт.
– Какой?
– Увидишь, даже поучаствуешь.
Через пару минут я опять был белый и стерильный.
– Теперь слушай: я повел себя по-хамски, что от немецкого офицера ты никак не могла ожидать. Ты стала отбиваться, я порвал на тебе халат, ты вырвалась и убежала. Весь день ревешь где-нибудь в дальнем углу, потом минимум три дня, а лучше неделю ходишь с мокрыми глазами. Короче, с сегодняшнего дня ты всех мужиков ненавидишь, а есть у тебя в жизни только работа.
– Это ты так решил свою собственность обезопасить от чужих поползновений?
– И это тоже, но главное, что афера с грузовиками вечно тайной не будет. Начнут опрашивать всех, с кем я контактировал. Скажешь, сволочь – главная, так сказать, черта, сначала комплименты отпускал, а потом руки распустил. Скорее всего отстанут, так как эмоции все забили. Ну что можно о сволочи вспомнить, кроме того, что сволочь? А то, что сдох, – туда ему и дорога. Ну, готова?
Я взялся за правый лацкан халата и рванул его вниз. Раздался треск разрываемой материи. Глаза Ольги сделались огромными, и в них показались слезы. Любовь Орлова, и та лучше не сыграет.
– Давай, кричи, – одновременно ударяю по стальной биксе с инструментами, та летит на пол и с жутким грохотом разбрасывает свое содержимое по углам.
– Нет! – Оля орет так, что уши закладывает, и отскакивает в сторону, оставляя мне в качестве трофея кусок белой ткани.
В коридоре раздается топот нескольких пар ног. Рывком открываю дверь, бросаю под ноги подбежавшим санитарам и медсестре обрывок халата и, громко ругаясь, устремляюсь к выходу. Кажется, все получилось. Сбегаю по ступенькам и, не оборачиваясь, ныряю за руль. Двигатель взревел, и автомобиль с пробуксовкой, подняв тучу пыли, рванул по дороге. Все – конец акта. Сыграно!
Погрузка еще не закончилась, но конец был уже близок.
– Пауль, у нас все нормально. Какой-то вы дерганый, если бы не ваше теперешнее положение, я бы сказал, что на вас лица нет. Ха-ха! Эсэсовцы?
– Да нет, Огюст, проблемы на личном фронте, не обращайте внимания… Эти славянки воображают о себе черт знает что. Недочеловеки, а туда же…
– Пауль, вы что, влюбились?
– Я в эту? Вы в своем уме? Кстати, у меня для вас плохие известия – мне надо кое-что забрать из здания зондеркоманды. Там где-то тонна груза, может, чуть меньше, но объем точно на треть кузова трехтонного автомобиля.
– Но как же так, у меня все посчитано.
В этот момент интендант напомнил мне одноглазого шахматиста, у которого было все записано. Так и хотелось сказать: «Контора пишет!»
– Тогда давайте вместе пойдем к Блюме и скажем, что не можем выполнить его просьбу.
– Нет, нет. Это не вариант. Но что же делать?
– Если не можете выделить дополнительный транспорт, то выход только один.
– Подождите, автомобилей у меня сейчас нет, да и если бы были, это нежелательно, но есть прицеп. Прицепа вам хватит?
– Надо глянуть, но надеюсь, да. Где он?
– Да прямо здесь. Только не забудьте вернуть.
– Это же не коробок спичек, конечно, верну.
Через четверть часа один из трехосников обзавелся прицепом, в который засунули четверых пленных. Так как кузов его уже был заполнен, сразу погнал его к эсэсовцам. Погрузка прошла без особых инцидентов, если не считать глупую выходку одного из эсэсманов, обливших помоями грузчика. Валить надо срочно, а то очень хочется бросить свою заветную гранату кое-кому в штаны в качестве ответной шутки.
Солнце уже было достаточно низко, когда колонна двинулась из города, хотя до сумерек было не менее двух часов.
– Пауль, удачи вам.
– Спасибо, Огюст, не волнуйтесь, все будет хорошо.
– Я надеюсь, для меня это очень много значит.
Да уж, выйдет тебе эта афера боком.
* * *
– Старшина, блин, темень какая, срочно мне саперов сюда, приготовь все, что у нас есть, из того, что может взрываться. Одну машину разгрузить мухой. И быстро собирай командиров. Цигель, цигель, одна нога здесь, вторая тоже уже здесь. Готовь все для рейдовой группы на пятьдесят человек, выход через час. Мы уже опаздываем.
Ага, забегали. Не зря мы так гнали, есть еще шанс успеть.
– Товарищ командир, ефрейтор Крамской по вашему приказанию прибыл.
– Сапер?
– Да.
– Слушай задачу. Нужно заминировать дорогу, по которой пойдет немецкая колонна, вероятнее всего, автомобильная, но, возможно, смешанная.
– Есть! А как?
– Что как?
– Как минировать и чем?
– Вообще-то это я у тебя должен спросить.
– Товарищ командир, задачи все время разные. Сейчас мы минируем, чтобы сорвать перевозки, точнее не сорвать, а больше попугать водителей. А здесь какая задача?
– Ага, правильно говоришь, мой промах. Уточняю задачу: немцы выдвигаются в карательный рейд, будет несколько автомобилей, вероятно, от трех до пяти. Наличие гужевого транспорта сомнительно. Надо заминировать дорогу так, чтобы накрыть всю колонну, нанеся личному составу максимальный ущерб. Понял?
– Да. А точнее нельзя узнать, сколько машин будет?
– Сейчас обратно метнусь, у эсэсовцев уточню.
– Ой, извините, товарищ командир. Разрешите идти?
– Идите, у вас десять минут, на первую прикидку.
– Да, а расстояние между машинами какое?
– Блин, у водил спроси. У тебя девять минут.
Следующие пятнадцать минут чувствовал себя белкой. Ну, естественно, в колесе, не по деревьям же прыгал. Послал связного к Герману, с требованием кровь из носу найти человека, знающего окрестности Черного и Белого озер. Разбирался с оружием для рейдгруппы, вспомнил о сухом пайке, которого на полсотни рыл, естественно, не было. А то неимоверное количество мелочей, что на меня вывалили, типа по сколько и каких патронов и гранат давать, меня в конце концов взбесило. Наорал на старшину, зря, конечно, – придется извиняться.
Наконец заметил мнущегося в стороне Крамского.
– Ну что, ефрейтор, план готов?
– Да. Вот.
– Угу. Это что?
– Снаряды, сто двадцать два миллиметра.
– Зашибись. Ну, это, похоже, опять моя ошибка. Значит, так, вдоль дороги наша засада будет, на каком расстоянии, не знаю, но осколки, летящие далее двадцати метров, надо исключить, по крайней мере опасные для жизни.
– Переделывай.
– Есть.
Фу, похоже, эта спешка до добра не доведет. А это что за фрукт?
– Георгий, свет мой зеркальце, а ты куда собрался?
– С вами, – Жорка тут же набычился.
– А вот фиг. Тридцать кило пешкодралом смогешь? Остаешься комендантом лагеря, временно исполняющим. Где Нефедов с людьми?
– Так ведь полчаса даже не прошло, да еще по темноте…
– Хорошо. Помоги старшине, нет, лучше Крамскому.
– У него и так два человека есть.
– Вот и подберешь ему еще десяток с лопатами. Через полчаса он, его люди и все необходимое хозяйство должны сидеть в свободном грузовике. В немецкой форме.
– Понял, сделаю. А хозяйство в немецкой форме как должно сидеть?
– Вали работать, Зощенко, мать твою!
Еще через пять минут кутерьмы вернулся ефрейтор.
– Ну?
– Вот.
– Это чего?
– Здесь взрывчатка – пять зарядов по двенадцать килограмм, соединяем детонирующим шнуром. Инициирующий заряд здесь. К нему подводим проводную линию с электродетонатором. Только сразу хочу предупредить – я такого никогда не делал.
– Все в жизни когда-то бывает в первый раз. Какое расстояние между зарядами?
– Пятнадцать метров.
– Получается, перекрываем шестьдесят метров дороги. Пойдет. Есть чем заминировать обочину?
– Так мы обочину и минируем. В дорогу опасно закладывать – заметить могут.
– Ага, понял. Да, наверно, так правильно. Но если заряды не под машинами взорвутся, немцев точно накроет? Может, мощность увеличить?
– Товарищ командир, если в двух-трех метрах рванет двенадцать кило взрывчатки, мало никому не покажется.
– А если в пяти?
– Все равно долго головой трясти придется. Я раз под такой взрыв попал, там больше десяти было, все равно кровь из ушей текла, думал, оглохну.
– Ладно, поверю специалисту. Но если немцы все же выскочат и попробуют залечь или вообще прорваться?
– Можно попробовать мины поставить, но как бы потом самим на них не нарваться. Будет у нас время свои мины снять?
– А бес его знает? Может, и не будет. Хорошо, мины с собой бери, хотя бы десяток, а там на месте разберемся. Да, чуть не забыл, а как подрывать будем, машинки-то нет?
– Если линия будет меньше пятидесяти метров, то можно динамкой от телефона, жаль, немецкого нет – у него ток вызова больше. Но это не слишком надежно, да и разброс по времени может быть в секунду-две, лучше просто от автомобильного аккумулятора.
– Хорошо, бери аккумулятор. В качестве детонаторов уверен?
– Лучше, конечно, два поставить и две линии протянуть, но жалко. Мало их у нас.
– Не жалей, хуже будет, если колонну упустим. Ставь два.
Время утекает, извиняюсь за банальное сравнение, как песок сквозь пальцы. Пол-Германии отдам за временной тормоз, да что там пол – всю отдам. Хотя зачем мне тогда он нужен будет?
– Товарищ командир, там Германа привезли и бабу какую-то, – это посыльный с внешнего поста. – Только у нас приказ никого лишнего в расположение не пускать.
– Правильный приказ. Побежали.
А что, время пришло – теперь только бегом. Как ноги не поломал только? Фортуна дураков любит. С хреном да под водочку.
Около мотоцикла, не пропущенного в расположение, стоял Фефер и о чем-то негромко разговаривал с женщиной. Подойдя поближе, рассмотрел, что это была скорее девушка лет восемнадцати-двадцати, но с крайне выдающейся фигурой, гораздо более монументальной, чем вышла у Мухиной.
– Здравствуйте, товарищ Леший, вот знатока озер вам привез, знакомьтесь.
– Галя, – получилось это у нее как Халя.
– Леший.
Рукопожатие у нее под стать стати. Опять каламбур вышел.
– Галина, знаете место на подъезде к Гендикам от города, где можно засаду устроить?
– Ну… там мест разных много.
– Желательно, чтобы выемка длинная была, метров пятьдесят, или холм какой рядом с дорогой.
– Есть такое место. С холмом.
– На карте сможете показать?
– Не, не разумею я это дело. На месте могу.
– Не стоит, это опасно. Может, на словах расскажете?
– А чего там рассказывать, версты не доходя, дорога болотце обходит. Вот слева болотце будет, а справа горушка небольшая, даже ночью не заблудитесь.
– Спасибо, вы нам очень помогли.
– А что с Гендиками? Родители мои там.
– Надеюсь, все будет хорошо. У вас там евреи живут?
– Да, испокон, четыре семьи. Хорошие люди, странные немного, дед один дюже хитрый, все себе на уме, но зла от них никогда не было.
– Фашисты считают по-другому, но мы им объясним абсолютную степень их ошибки.
– Благослови вас бог, не дайте людям невинным пострадать.
– Сделаем все, что в наших силах. Еще раз спасибо, извините, времени в обрез.
Но просто так мне сбежать не удалось – девушка перекрестила меня и, вдруг бросившись на шею, обслюнявила мои бинты на щеке. Не привык я как-то к подобным изъявлениям чувств, может, черств душой, но чувствую себя в подобных обстоятельствах крайне неуютно. Галю пришлось буквально отрывать, а тут она еще слезами залилась. Нет, бежать, бежать!
Нефедов с еще тремя офицерами, тьфу ты, как бы не оговориться, командирами, уже ждал меня под штабным навесом.
– Капитан, на все про все у нас пять минут. Сейчас я с саперами убываю на точку, вот эту, – я ткнул в карту. – По сведениям, здесь дорога зажата между болотом и холмом.
– Похоже, – капитан вгляделся в карту, стараясь разобрать топографические отметки при неровном свете керосинки.
– Здесь ставим минно-стрелковую засаду. Противник – эсэсовцы из седьмой зондеркоманды и, возможно, подразделение усиления. Вряд ли больше пятидесяти человек. Твоя задача подготовить столько же людей, переодеть и выдвинуться сюда. Огневые средства по максимуму, с учетом, что уходить будем пешком по пересеченной местности и, надеюсь, с трофеями. Старшина, если удастся, организуй несколько подвод и отправь вот сюда. Это примерно посередине пути нашего отхода.
– Есть!
– Есть!
– Георгий, сменку мне в машину забрось. Любую, но полный комплект с сапогами.
* * *
Тихо как, птички поют. Это они молодцы, сначала молчали, но попривыкли со временем и перестали обращать на нас внимания. Птицы, они главный враг засады – либо молчат, либо орать начинают, если им чего не по нутру. Из машин немцы, конечно, птичек не разберут, но все на душе легче. Сейчас опаснее всего визуальные помехи, мы, конечно, все по максимуму в порядок привели, даже траву примятую попытались поднять, но что-то свербит. Кажется, где-то недоглядел, недощупал, недопрятал. Что же они столько спят – девять уже, а никого. Вдруг отменили или что хуже – другой дорогой поехали. Не должны. Чего им бояться, чтобы лишнюю десятку километров накручивать, да по еще более неудобным дорогам, чем эта? Хуже нет, чем ждать, говорят, еще догонять хреново, но это вряд ли – там хоть спину врага видишь или просто соперника, там цель есть.
Вроде гул какой-то? Нет, показалось, или самолет вдалеке пролетел. Так, надо поглядеть, никто не вздумал задымить, вопреки приказу? Чисто. Интересно, как они терпят? Я, например, некурящий, но и то целую ветку зубами измочалил, а курильщикам вообще небось капут.
Опять гул? Точно, это уже не глюки. Ну, фрицы, давайте. Гостюшки, хозяева вас заждались, угощение простыло. Они! Даже дрожь в руках и мыслительный понос куда-то делись.
– Ефрейтор, молись всем богам, даже если не веришь. Не подведи!
Молчит, аккумулятор гладит.
Сколько же их? Впереди грузовик, за ним знакомый «Опель», а за тем еще два грузовика. Все? Вроде все! Если кто отстал, фигня выйдет, дозор с пулеметом там у нас, конечно, есть, но он только убеганцев прищучить, а со взводом или даже парой отделений ему не справиться. Сколько внутри немцев, неизвестно, все три кузова закрыты брезентом.
– Ефрейтор, как и договорились, действуешь без сигнала.
Теперь только затаиться, и не дай бог, кто высунется раньше времени. Что же они такие неторопливые? Ну же, пора… Есть! Взрывы буквально вспахали дорогу. Первый вспух напротив середины кузова впередиидущего грузовика, и того буквально столкнуло с дороги, повалив на бок. Второй только слегка задел корму «Опеля», от чего тот подпрыгнул, но каким-то образом удержался на полотне и резким скачком ускорился, скрывшись на миг в султане переднего разрыва. Из пылевого облака автомобиль выскочил, уже прилично набрав скорость, и рванул вперед. Уйдет, гад! Холм уже ожил вспышками выстрелов, возможно, кто-то пытался попасть и в убегающего малыша, но тут рядом были три более крупные цели. Второй грузовик, накренившись на правую сторону, завалился передними колесами в воронку, а вот третьему повезло, его не задело ни одним взрывом, и водитель пытался сдать назад. Ровно до того момента, как заднее колесо угодило в яму, и тут же из кузова посыпались люди, прежде, вероятно, боявшиеся угодить под колеса. Все то время, пока я наблюдал за происходящим, брезент и кабины автомобилей рвали на части очереди и одиночные выстрелы бойцов. Я, оказывается, тоже стрелял, посылая короткие, по два-три патрона, очереди в пятящийся грузовик. На деле он оказался самым опасным – эсэсовцы, выскакивающие из него, быстро рассредоточивались, ведя огонь на подавление в нашу сторону. Но подавить несколькими автоматами полсотни стволов, половина из которых также автоматические, это, по большей части, из области фантастики. Немцы это тоже понимали и потому попытались отойти перекатами, но с каждым броском их становилось все меньше, пока последние двое или трое не залегли окончательно в небольшой ложбине, прижатые огнем двух пулеметов и десятка винтовок. С этого момента их гибель стала вопросом времени.
Перенеся внимание на два других грузовика, понял, что и здесь все практически кончилось. Вероятно, подавляющее число врагов было расстреляно прямо в кузовах, так как рядом с машинами не насчитывалось и десятка неподвижных фигур, хотя нет – двое еще подавали признаки жизни, но о сопротивлении уже не могло быть и речи. А что с «Опелем»? Легковушка смогла проехать метров сто, пока не напоролась на кинжальный огонь пулемета переднего дозора. Около нее тоже кто-то лежал, но там уже было тихо, даже если кто и выжил, то уйти не сможет. Услышав взрыв, оглянулся назад. На месте, где залегли недобитые фрицы, поднялся султан небольшого взрыва, как от наступательной гранаты. Как это ее смогли туда добросить? Пулеметы теперь уже не прижимали немцев, а только коротко взрыкивали, когда те пытались проявить инициативу. Еще один взрыв.
– Командир, я отправил пять человек с пулеметом во фланг им зайти. – Нефедов откуда-то нарисовался.
– А кто это так гранатами далеко бросается?
– Так это винтовочные, во время последней засады, ну когда зондера взяли, в одной из машин два ящика их было. А мортирку немец-оружейник смастерил.
– Сколько фашистов там живых осталось?
– Вроде двое.
– Не уйдут?
– Да куда они денутся, там же сзади еще пулемет.
– Через болото?
– Не, ползком там не уйти, захлебнутся, а если встанут, то сразу и лягут.
Еще взрыв.
– Через пару минут их ребята с фланга достанут.
И правда, через две минуты раздалась пулеметная очередь, затем пара автоматных, и несколько человек замахали в нашу сторону. Кончено.
– Капитан, командуй зачистку. Если удастся взять пленных, возьми, но без риска, они нам в общем особо и не нужны.
– Внимание, зачистка. Первое и третье отделения, вперед.
Ну и я пойду схожу.
– Товарищ командир, сейчас нельзя, – это меня Давыдов за рукав держит. – Товарищ капитан запретил.
Дожил, скоро в сортир без предварительной разведки не пустят.
Снизу раздались несколько одиночных хлопков. Похоже, из пистолетов работают.
– Берегись!
Бах! Гранату в кузов кинули. «Они так все трофеи перепортят», – заволновалась жаба. Да и хрен с ними, не хватало только по дурости людей терять.
– Давыдов, возьми пару человек, к «Опелю» сходим, пока наши здесь разбираются.
– Товарищ капитан не велел.
– Осторожно пойдем или тебе напомнить, кто здесь командир?
– Есть. Потапов, Белых, сопровождаем командира.
«Опель» разобрали хорошо – пар из радиатора, осколки стекла, рваное железо. Водитель, похоже, умер сразу, как и знакомый мне уже роттенфюрер, ехавший на переднем сиденье, а вот важные пассажиры успели выскочить. Унтерштурмфюрер, похоже, даже успел пострелять из автомата по нашему пулемету, прикрывая отход начальства, но явно недолго – гильз мало. Сам же штандартенфюрер Вальтер Блюме лежал, прошитый поперек спины очередью, метрах в десяти, сжимая в побелевшей руке своего хромированного тезку. Надеюсь, Один эту сволочь пировать не пустит, на палачей не должны распространяться законы, писанные для воинов.
– Давыдов, все обыскать, ценное забрать, трупы офицеров тоже.
На месте побоища стоял шмон. Нет, лучше так – Стоял Шмон. Представьте себе, что рядом с муравейником уронили пакет с сахарным песком, а поднимать не стали. Песок просыпался из разорвавшегося пакета и попал в траву, под ветки или просто в углубления в земле. И вот это богатство обнаружили муравьи. Да, забыл предупредить, муравьи разговаривающие и очень общительные.
– Петро, смотри, яка фиговина…
– Ну, ты ж, гребаный перец, снимайся…
– Товарищ сержант, а эту хрень откручивать?
– Твою ж мать, сгущенка… и колбаса…
Перенервничал народ, стресс, однако.
– Всем внимание! Кого увижу приложившегося к фляге, на посту в болоте сгною! Все фляги сдать!
Нефедов бдит.
– Капитан, что там во флягах? – подхожу к замороченному и пытающемуся разорваться на части командиру.
– Коньяк. У них по две фляги почти у всех, в одной вода, а во второй чего покрепче.
– Сколько времени потребуется, чтобы все перетряхнуть?
– Не меньше получаса. Сейчас машину подгонят, немца под ваши размеры уже нашли, вон бинтуют.
– Пленные, наши потери?
– У нас двое легких, пленных взяли троих – двое комендачей и один эсэсовец. Остальных добили.
– Угу, давай эсэсовца вот туда, и пару бойцов пострашней.
– Сейчас. Голиков, возьми Грачева и гоните эсэсовца к пригорку, вон туда, с ним командир разговаривать будет.
Немец, кроме ранения в плечо, был явно контужен, отчего все время тряс головой.
– Имя, звание, часть, цель поездки.
Эсэсовец молчал, пытаясь сфокусировать на мне взгляд, ему это почти удалось, но Голиков, а может, наоборот, Грачев, пробил ему в почку, после чего фокус сбился.
– Отставить.
– А че он в молчанку играет, душегуб.
Вот кто сейчас больше на душегуба похож, даже думать не стоит. Боец украдкой подмигнул мне, затем вытащил из ножен клинок, похоже, с эсэсовца и снятый, и вытер кровь с кинжала об рукав немца. Совсем, блин, распоясались, вольница казацкая. Зато на рукаве взгляд немца сфокусировался быстро и тот тут же зачастил:
– Шутце Ганс Шолль, зондеркоманда семь «А», ехали арестовывать жидобольшевиков и бандитов.
– Сколько вас было?
– Не могу знать, около тридцати.
– Сколько машин?
– Четыре, три грузовых и «Опель» штандартенфюрера.
Вроде все, вряд ли врет.
– Сколько человек из вашей зондеркоманды осталось в городе?
– Около десяти.
– Звания, должности.
– Оберштурмфюрер Клейс, два следователя, и семь или восемь нижних чинов.
Похоже, ловить уже нечего, не знает он ничего ценного, кроме того, что сказал.
– Поддержка из комендантской роты?
– Да.
Прав оказался Нефедов – комендачи.
– Голиков, к пленным его, охранять, живым нужен, с ним еще долго разговаривать придется.
– Так, товарищ командир, – все же правильно я догадался – любитель ножей и есть Голиков. – Че с ним возюкаться?
– А тактику действий спецкоманд ты мне расскажешь?
– Ни, откуда ж мы?
– Потому и охраняешь его, не только, чтобы не сбежал, но и чтоб жив остался. Нужно будет – собой прикроешь, ясно?
– Та че, надо так надо, гони его, Колян.
Нет, надо с этой архаровщиной завязывать.
Аванта уже подогнали и теперь пристраивали за рулем труп немца с забинтованной головой и в ставшей привычной мне форме.
– Товарищ командир, – подскочил ко мне Крамской. – Может, аккумулятор хоть снимем?
– Нельзя, с «Опеля» сними.
– Так прострелили его.
– Значит, не судьба. Точно хорошо сгорит, не опознают?
– Не в жизнь, настоящий огненный фугас будет.
– Хорошо, ловушка готова?
– Да, только пока не активировал, сверху пару трупов навалю.
– Гарантированно местные или еще кто не подорвется?
– Нет, товарищ командир, они не дурные сюда лезть.
– Отлично, действуй по плану.
Похоже, муравьи все ценное собрали и отвинтили.
– Капитан, людей в деревню послали?
– Да, Калныш и четверо бойцов пошли. Только вряд ли местные решаться уйти.
– Тут уж мы сделать ничего не можем, хотя бы евреев уговорили. Сколько немцев всего было?
– Сорок девять. Эсэсовцев двадцать семь, остальные из гарнизона. Сейчас грузовики подойдут, погрузим трофеи, посадим Тихвинского с людьми и будем готовы к маршу.
– Ценного чего взяли?
– А то, гляньте.
Ого, первая снайперка у нас, хороший такой «маузер». Стоп, если есть снайпер, то и наблюдатель должен быть.
– Капитан, должен быть бинокль, надо найти.
– Нашли, вот держите.
Настоящий «Карл Цейс», однако, сбылась мечта идиота. Жаль, один.
– Почему один, три.
Похоже, свои сожаления я высказал вслух. Это просто праздник какой-то!
– Эсэсовцы почти все с автоматами, похожими на ваш, с магазином вбок. Вот.
Да похож, но не совсем.
– Это не «шмайсер», это «бергман» «тридцать пятый». Неплохая должна быть машинка, только редкая, с ними под Вермахт не закосишь, зато у нас теперь эсэсовская форма есть. Кстати, из последней машины, когда немцы выпрыгивали, вроде несколько в камуфляже были.
– Точно, шестеро. Снайпер, двое с какими-то странными пулеметами, а с троих других как раз бинокли и сняли. С гарнизонных взяли по большей части карабины, винтовки да один пулемет, как у Иванова, с рожком.
– «Тринадцатый», мой первый трофей?
– Ну да, только к этому два больших магазина и два маленьких.
Неплохо. Теперь на два у нас больше трехсот патронов в одной зарядке.
– А что за странные пулеметы?
– Да вон они.
Правда странные. Ну-ка, как на вес? Легкий, килограммов пять-шесть. Магазин какой-то то куцый, меньше, чем короткий к «тринадцатому», всего на два десятка патронов, наверное, с пистолетной рукояткой. А по маркировке что? Что такое wz.1928?
– Ну не знаю, на «браунинг» американский похож, но рукоятки, как здесь, на том вроде нет. Магазинов таких много?
– Да, по десятку на штуку.
– Тогда вроде терпимо. А это что?
– Похоже на сменный ствол, но только один.
– Чудны дела твои. Это их камуфляж? – Интересная одежка, даже вроде как-то интересно называется, ах да – оскольчатый камуфляж.
– Да, поверх формы был одет. А почему они не в черном?
– Ну, так черный это как бы парадный, что ли, хотя нет, они его и как повседневный носят, скажем так – сейчас они в полевом.
– А зачем тогда еще и камуфляж?
– Наверно, эти шестеро должны были перекрыть пути выхода из деревни. Три стрелка, три наблюдателя.
– Похоже.
А вот и грузовики наши подъехали – тот, что я с саперами сопровождал, и второй, в котором Нефедов с основной группой приехал.
– Где Тихвинский? – спросил я у водителя.
– Так он с тыловым дозором, как двинемся, они впереди на мотоцикле и поедут.
Вот вроде и все – теперь срочно мотать надо.