– Здравия желаю, товарищ командир!
– Здравствуйте, товарищ старшина.
– Давно вы уже здесь?
– Я два дня, а Матвеев уж неделю как тоскует.
– А где он?
– Тоску пошел разгонять – на железку.
– Могу представить.
– А то…
– Рассказывайте, как прошло.
– Может, капитана лучше подождать?
– Капитан тоже доложит, а пока вы давайте. Потери?
– Да. Шесть убитых, одиннадцать пропавших без вести, двадцать четыре ранены, из них пять серьезно.
– Блин! Откуда столько пропавших без вести, сбежали?
– Нет, вытащить не смогли. В плен если кто попал, то с тяжелыми ранениями. Плохо, хоть и не хорошо так говорить, что это наиболее подготовленные бойцы.
– Основной удар приняла разведка и боевые группы имитации?
– Да, как вы и предполагали. Мы, как и было договорено, после расстрела на север ушли, а они так и продолжали на восток идти, почти в открытую. Ну, естественно, их там ждали. Два дня они там фашистов на хвосте таскали, даже под бомбежку попали, только кому больше досталось – еще вопрос.
– Ракеты для целеуказания использовали?
– Ну да, говорят, если бы не это, то хрен оторвались бы.
– Кстати, железку на участке Идрица – Пустошка вы не пересекали?
– Нет, дошли, один состав под откос пустили и обратно. А что?
– Теперь понятно, почему там нас так обложили.
– Нас ловили, а попались вы?
– Ну, да, но выскочили относительно удачно – двое погибших, и Фролов там отлеживаться остался.
– Так надо забирать, пропадет.
– Там с ним Потапов, а я ушел, когда воспаление у него уже спало.
– Вы тоже оставались?
– Зацепило слегка, но на мне ж как на собаке. Не надо делать такие глаза – я в форме. Как думаешь – удалось нам немцев запутать?
– Скорее да. По-моему, они сейчас заняты переброской войск, особенно с севера.
– Сам видел целую дивизию на марше. И никакой связи нет, а командованию могли бы пригодиться сведения.
– Между Слободой и Уклеевкой есть мостик, точнее, надеюсь, уже – был. Отрядом капитан рисковать не стал, но группу оставил, хоть немного, но это их должно задержать.
– Да, немного. Чтобы какой толк был, надо разрушить по несколько мостов на нескольких дорогах, тогда они не смогут оперативно перебрасывать саперов.
– Охрана больно большая – железнодорожные вообще меньше взвода не охраняет, а малые автомобильные так отделение при двух пулеметах, как минимум.
– По железке, что вы рванули, еще и бронепоезд пустили.
– О, как! Надо тактику отрабатывать.
– Надо. А что Нефедов не идет, командует размещением? Вроде это, наоборот, твоя работа.
– Да перевязывают его.
– Вот же ж… Я ведь говорил ему не лезть вперед.
– Он вперед и не лез – минометом занимался. Без артиллерии разведка не ушла бы, а с артиллеристами у нас не густо.
– Да, а ты когда-нибудь слышал про артиллерию у партизан?
– Вроде нет, в гражданскую даже у Махно ее не было.
– То-то и оно. Немцам, наверно, понравилось.
– Не сомневаюсь. Капитан, все, что у нас под «пятидесятки» было, им и отправил.
– Хорошо, сегодня Матвеев должен вернуться со средствами взрывания. Саперов мы все же гребанули, но добычу заныкали по дороге, он за ней и пошел. Значит, вечером у нас совещание по итогам.
– Леший, а что это за дева за нами подглядывает из-за землянки?
– Хорошая девушка, зовут Мария, с ней еще брат Ванька. Позже объясню. Да не щерься так, там история хуже. Веди себя с ними как с обычными бойцами, естественно, с учетом пола и возраста. Кроме этого, никаких послаблений.
– Понял, командир.
– Цаплин здесь?
– Уже на раскопки отправил, с продуктами совсем плохо, оголодали слегка даже. Еще разведку по окружающим деревням разослал.
– К Кузьме?
– Пока не стал, далеко.
Да, работы предстоит много. Группа Матвеева вернется – надо кого-то в Псковскую область снарядить, ребят забрать. Связи восстановить по округе, часть добра, что у немцев уперли, сменять на продукты и зимнюю одежду. Плохо, что этого будет мало, надо что-то с организованными поставками придумывать, но заниматься грабежом населения нельзя. Не то чтобы моральный аспект останавливал, хрен бы с ним, но вдруг какому дураку в голову придет, что нас проще сдать, чем прокормить. Здесь затык полный, не знаю, как поступать, совет нужен. Вариант со справками хорош, если хотя бы четверть от заявленного мне за крышу отдадут, прокормимся. Но немцы могут озвереть и начать грести под метлу. Теоретически это нам на руку, но практика может оказаться не такой радужной. Спрячут одни, а выгребут у других. Кого эти виноватыми будут в первую очередь считать – нас или немцев? Вот и я не знаю, куда такая кривая выведет.
Потихоньку в только с утра пустом лагере начиналась закручиваться метель активной движухи – кто-то куда-то бежал, кого-то звал, обкладывал по матушке и слезно умолял, обещая побить, если не отдаст… Подумать теперь точно не дадут, проще возглавить процесс адаптации бардака. Пять минут, проведенных в попытках разрулить какие-либо вопросы, показали, что не очень-то я и нужен. Чаще всего все и так знали, что им делать, а кто не знал – предпочитал обращаться к более компетентным товарищам, чем ваш покорный слуга. Ну и… с ними. Вообще-то я сейчас наблюдал мечту начальника, не обремененного манией собственной значимости, – все делается само и не пристает. Лепота, вот только чувствовать себя ненужной деталью в сложном механизме как-то не очень…
– Боец, – ловлю первого попавшегося, пробегающего мимо парня.
– Красноармеец Лавренец!
– Так, красноармеец Лавренец, бегом к старшине, пусть он мне даст ведомости по расходу и наличию боеприпасов и то же по вооружению.
Вроде с месяц назад Кошка хвастал, что такие завел, если он их в походе вел, то хоть получу сведения, чем мы располагаем.
– Но, товарищ командир, мне надо…
– Пятнадцать минут тебе, успеешь сделать и то, что надо тебе, и то, что мне. Исполнять.
– Есть!
Через пятнадцать минут я, естественно, фиг чего получил. Через полчаса собрался фитиль вставить – кому попадет, но тут появился Лавренец, что знаменательно, с ведомостями. Ладно, фитиль отменяется, хотя потом все одно кому-нибудь вставить стоит, в качестве профилактической меры. Того и гляди, скоро понравится командовать.
Поглядим, чего мне прислали. В общем и целом все оказалось не так плачевно, как могло быть. Мы остались без артиллерии, так как мины кончились, а миномет пришлось бросить, точнее спрятать. Расход патронов был впечатляющий, но истратили не больше половины. Жаль, что потеряли шесть пулеметов, но с учетом захваченных нашей группой еще четырех не так критично. Тем более что станковые все целы, по банальной причине неучастия их в боевых действиях. Мины и гранаты со взрывателями, пригодными для устройства растяжек, – ек, то есть считай совсем нет. Нужно что-то придумывать, и срочно.
– Хм-хм, извините, конечно, товарищ начальник, но не мог бы пожилой человек надеяться получить толику вашего драгоценного времени в свое распоряжение?
Это что еще? Поворачиваюсь. Правда пожилой, лет пятьдесят пять – шестьдесят, в костюме-тройке и шляпе.
– С кем имею честь?
О, на высокий штиль потянуло, это не к добру.
– Да, разрешите представиться – Рафалович Михаэль Нахумович.
– Э… а что фамилия и что отчество?
– Молодой человек, вам должно быть стыдно, ваши нукеры хватают бедного еврея, вместе со всей его несчастной семьей, гонят в лес, таскают две недели по чащобам и болотам, а вы не поинтересовались даже его фамилией. Может, вы вообще схватили не того?
Молодец дед, сразу с наезда начал. Наш человек. Главное заставить оппонента чувствовать себя виноватым, потом из него можно веревки вить.
– Ах да, как же я мог забыть, вы совершенно правы, Михаэль Нахумович, – надеюсь, я не перепутал, а если даже и перепутал, то пох. – Точно, эти обалдуи схватили не того. Приношу вам свои извинения, прямо сейчас мы отправим вас в Минск в распоряжение начальника айнзацгруппы Б группенфюрера СС Небе. Он, знаете ли, очень просил, даже штандартенфюрера Блюме за вами посылал, как хотел познакомиться, но, в связи с проявленной нами халатностью, ваша встреча не состоялась. Еще раз примите мои извинения.
– Кх-м, – мой гость слегка сбледнул лицом, но быстро взял себя в руки, достал из кармана очки, водрузил их на мясистый нос и внимательно глянул на меня. – Хорошо, товарищ начальник, я все понял, но поймите и вы меня – старому больному еврею тяжело жить в этом жестоком мире.
– Прекрасно понимаю, как я вижу, вы уже не хотите нас покидать?
– Как вы прекрасно понимаете, – он выделил два последних слова. – И раньше не хотел.
– Что вы говорите, а мне показалось…
– Вам показалось. А теперь мы можем поговорить серьезно?
– Отчего же нет, говорите.
– Как вы знаете, нас здесь три семьи, Шульманы решили уйти к родственникам, но это уже их проблемы. Из тех, что здесь, двое стариков – я и моя супруга Роза, две моих невестки Софья и Мария и семь детей. Ну, Яков тот еще ребеночек, в свои шестнадцать лет вымахал на голову выше меня, то есть от него вам какой-то толк будет, а зачем вам нужны остальные?
– Да, вопрос интересный. Что, ни супруга, ни невестки даже готовить не умеют?
– Конечно же, умеют, что за вопрос, Мария вообще фельдшер, но ничего в этом мире не бывает бесплатно.
– Я не понимаю вашего опасения, мы просто помогли вам, когда грозила опасность.
– Не капайте мне тем, чего у вас нет, на то, что у меня давно кончилось. Я пережил четыре погрома и потерял в одном из них сына, мне несколько раз ломали кости, и никогда мне никто не помог за просто так. Что вы от меня хотите? Если бы вы сразу озвучили свои требования, но мы две недели находимся в неведении, так просто больше нельзя.
– Я все равно ничего не понимаю, революция случилась двадцать четыре года назад, а у вас до сих пор человек человеку волк?
– Не смешите мои пейсы, которые я никогда не носил, вы думаете, ногу мне последний раз ломали царские сатрапы? Знаете, не прошло и десяти лет, поэтому я помню их лица, и могу вам таки утверждать, что по молодости лет в жандармерии они служить не могли. После того случая я бросил все и переехал в эту деревню, с вдовой своего сына, а теперь эта чертова война грозит забрать и второго.
– Эта война грозит забрать много кого, причем присутствующие далеко не исключение. Чем вы занимаетесь?
– Видите этот костюм? Могу сделать вам такой же, но шляпу придется купить самому.
– А члены вашей семьи могут вам помогать?
– Роза, конечно, что-то умеет, но невесткам я бы обтачной шов в сложную рамку не доверил, да и застрочный отделочный тоже.
– Ничего не понял, но сшить маскхалат в вашей семье сможет любой, правильно?
– Ну, младшей Сонечке только девять, но такие пятнышки, как на вашей одежде, она сможет нарисовать, думаю, будет даже лучше, все ж ручная работа с машиной не сравнится.
– А с мехом и кожей работать сможете?
– Это, товарищ начальник, дело нехитрое, но особого инструмента требует, времени и физической силы. Эх, если бы мой Яша старший был жив…
– Я понял. Найдите старшину Кошку и доложите, что он может скинуть на вас вопрос обеспечения средствами маскировки, а в дальнейшем обеспечения отряда теплой одеждой. Да, чуть не забыл, кроме теплой одежды нужны и средства маскировки для зимы.
– Ох, все пытаются скинуть на старого еврея самую тяжелую и неблагодарную работу. Счастливо вам оставаться, не буду мешать планам по разгрому Гитлера, что вы, вероятно, разрабатываете.
Вот бестия ехидная. Но, видно, доволен, что и ему законное место нашлось. А я еще одну заботу скинул на широкие узкие еврейские плечи. Интернационализм у нас или где?
Так, с чего меня сбили? Ах да, со стрелковки. Значит, патроны у нас есть, не для общевойскового боя, но пока перебедуем. С артиллерией, что карманной, что легкой минометной, полный швах. Есть снаряды к сорокапяткам и сами орудия, но в наших условиях это как чемодан без ручки – пусть лежит. Разведка к вечеру в клюве хоть что, но принесет. Пока готовим операцию, надо народ боевой учебой загрузить. Пусть хотя бы разведчики, что фрицев дурили, опыт остальным передают. Нам сейчас важнее не немца убить, а свою группу после акта вывести без потерь, а тут будут сложности. Если маршевые подразделения и ушли на восток, то охотники за нашими шкурами должны где-то неподалеку крутиться. Даже если они нас потеряли, то сегодняшний матвеевский подрыв заставит их нос вверх задрать и нюхать, ловить, откуда партизанским духом потянуло. Эх, посмотреть бы одним глазком, кто туда на мягких лапах прибежит и сколько.
Что мы вообще имеем на данный момент? Происходит усиленное наращивание смоленской группировки войсками. Похоже, наступление начнется со дня на день в направлении Вязьма – Можайск, особенно если верить сводкам, в которых нет никакой конкретики на смоленском направлении. Практически основные части уже, вероятно, переброшены. Та дивизия, что я видел, чисто пехотная, наверняка собираются использовать для блокады и зачистки котлов, если у немцев, конечно, в этот раз получится, вроде наши должны уже научиться за сто дней-то. Ничего особо серьезного мы пока сделать не сможем, но даже если тормознем снабжение уже начавшегося наступления, то хоть какой толк будет. Крупные мосты нам не по зубам, мелкие, если не несколько, укус комариный.
Нефедов появился в лагере уже под вечер. С перевязанной головой и подвешенной на бинте левой рукой.
– Ну, ты, товарищ капитан, прямо Щорс.
– Виноват.
– Конечно, виноват, но немцы больше. Присаживайся вон к старшему сержанту, чайку попейте, а то на вас обоих лица нет.
– Здравия желаю, товарищ капитан.
– Здравствуйте, старший сержант, – Нефедов протянул Матвееву руку. – Эта пока еще работает.
– Эй, Егоршин, – окликнул проходящего мимо, на его беду, бойца. – Старшину найди, и ко мне, срочно, Байстрюка увидишь, тоже гони.
– Есть, – Егоршин изобразил неспешную рысь, но шагов через десять продолжил неторопливое поступательное движение. Совсем нюх потеряли.
– Так, пока Кошки нет, доведите нам, товарищ капитан, свое видение прошедшей операции.
– В целом операция прошла удачно. Что удивительно, противник попался практически на все наши уловки, естественно, имею в виду глобальные и заранее просчитанные. Во время самих боевых столкновений немцы действовали очень быстро, напористо, опережая нас тактически. Из-за этого мы и понесли такие потери. Несмотря на отработку тактики охватов и отходов, с использованием отсечки противника огневыми группам прикрытия, которые пытались изучать по вашим указаниям, преобладают два способа ведения боя – стоять насмерть и бежать быстро. То и другое, в конце концов, заканчивалось плохо.
– Понятно, но не боги горшки обжигают, научимся. Что можете сказать по силам, задействованным против нас?
– Здесь мало что известно. Как минимум один раз, уже в самом конце, столкнулись с противником, вооруженным большим количеством автоматического оружия, в том числе и пулеметов. Это они навели на нас авиацию, вероятно, имели радиосвязь. Вцепились в нас крепко, какое-то время помогал их сдерживать миномет, а затем прилетели самолеты. Сначала они отбомбились по нам, но не слишком точно, хотя мне и досталось. Байстрюк заметил, что немцы ракеты пускают в нашу сторону, ну и запустил в их. Со второго захода авиация позиции немцев и накрыла, а мы под это дело ушли. Но, как я и говорю, в бою мы сталкивались только с небольшими отрядами, вооруженными скорее как обычная пехота. Разведка докладывала, что дороги на восток были перекрыты плотно, но какими силами, сказать не могу. Нет полных данных.
– Что-нибудь по потерям немцев сказать можете?
– Нет. Поле боя за нами ни разу не оставалось, потому подсчет потерь противника невозможен. Косвенно, по наблюдениям во время боев и подрывов мин и ловушек – до полусотни убитыми и ранеными. Если взрывы ловушек не были просто ликвидацией обнаруженных.
– Ясно. А вот и старшина с моим ординарцем.
– Здравствуй, Георгий, как нога, спина?
– Здравия желаю, товарищ командир. Почти все зажило, не как на вас, но терпимо.
– Хорошо, садись, будешь протокол вести. Итак, первое. Мне нужны будут рапорты всех, я повторяю всех командиров, до отделений и отдельных групп включительно. Форма свободная, главное в этих рапортах – это действия как наши, так и противника. Буду рад, если командиры опросят подчиненных и проявят фантазию, предлагая к применению схемы ведения как боевых действий, так и методов разведки и подготовки позиций, или, наоборот, укажут недостатки наших прошлых действий. Вы, товарищ капитан, назначьте, ну скажем так – экспертную группу, которая проработает эти материалы и сведет все воедино. Не отметайте никакие, даже на ваш взгляд фантастические или абсурдные предложения, а сведите их в отдельный отчет, возможно, и оттуда сможем что-либо почерпнуть. Да, никаких наказаний за высказанные мысли, даже если они вам покажутся неэтичными или просто преступными.
– Извините, а что значит неэтичными или преступными?
– А я почем знаю, ну например, вдоль дорог немецкие головы на колы насаживать.
– Но это и правда преступление, к тому же вы представляете, как они отыграются на гражданском населении?
– Я же не призываю вас исполнять, внесите в отдельный отчет, может, через год и такой способ покажется вам вполне подходящим, особенно если фашистам не на ком будет отыгрываться.
– Вы думаете, что они могут…
– Они много чего могут. Человек вообще тварь неприятная, а вооруженная передовой доктриной национального превосходства… Ну вы поняли. Теперь по вооружению и взрывчатым веществам. Старший сержант, как прошел последний выход?
– Схрон нашли, не тронут. Сто двадцать детонаторов, сорок нажимных и натяжных взрывателей, минных, детонирующий и огнепроводный шнур. Заминировали железку, опять там же, вы сами говорили, – пусть условный рефлекс вырабатывается. Взрыв слышали, что взорвалось, не в курсе – дымок от паровоза был, а вот что вез, не знаю.
– Хорошо, один вопрос снят – минные взрыватели есть, а заряды организуем. Плохо, что немецкие гранаты нельзя под растяжки приспособить.
– Вообще-то можно, – Матвеев вопросительно посмотрел на меня и, получив в ответ одобрительный кивок, продолжил: – Только нужны либо резина, либо еще какой гибкий материал, хорошая ветка может вполне подойти. Надежность. конечно, поменьше, да и конструкция сложнее, устанавливать геморройнее. Терка в немецких гранатах не очень – длинный ход срабатывания, да и сорвет саму гранату с опоры. Тут такая хитрая схема – сгибается упругая ветка, к концу которой крепится вытяжной шнур «толкушки» или «тридцать девятой». Затем конец ветки закрепляется с помощью деревянной рогульки, которая сама «контрится» колышком. А вот к нему уже и привязывается растяжка на вытяжение.
– Уже пробовал?
– Крамской ставил, когда уходили, один раз даже взрыв слышали, но опять же – сама сработала или подорвали, кто ж ее знает?
– Еще одной проблемой вроде меньше. Старшина, разведка какая вернулась?
– Пока только с Залесья и Нарковщины. Там весело. Немцы потребовали создать отряды самообороны – по одному мужику с десяти домов.
– И как успехи?
– Создают, даже оружие получили – «трехлинейка» и десять патронов в зубы.
– Ух ты. А чего так бедно? Если они так за все деревни в округе взялись, этим надо воспользоваться. Для начала пусть занятия по огневой подготовке проведут. У нас гильзы стреляные найдутся?
– Полно, во второй части груза, ну ту, что немец для себя собирал, целая машина разных – от винтовочных до артиллерийских, причем мелкие в крупные засыпаны. Даже разбирать не стали, так закопали.
– Это хорошо. В общем, меняем нормальные патроны на гильзы, а дальше пускай старосты в город едут, пока без гильз, вдруг немцы маркировку записали и требуют еще по сотне на рыло, типа не умеет народ стрелять – учить надо.
– А сами они в рыло от немцев за такие требования не получат?
– Ну, даже и получат – работа у них такая, кому сейчас легко? Но, скорее всего, по полсотни им дадут и обяжут гильзы сдавать для отчетности. Надо подумать, как их переснаряжать, если что, а то, может, и партия подходящая найдется. На крайняк сами пустим на учебу, далеко не все у нас снайперы. Так что, Леонид Михайлович, кроме продналога обкладываем и налогом на боеприпасы. Им гранат не выдали?
– Вроде нет.
– Непорядок, надо озаботиться, да и занятия по метанию тоже пусть в расписание вставят, причем как минимум по одной боевой.
– Не думаю, что получится.
– Чем больше требовать, тем больше дадут – чаще половину от требуемого. Наука такая, психология называется. Не мы же просили их оружие выдавать, пусть теперь крутятся. Что со взрывчаткой?
– Больше двухсот кило, – Кошка сверился с блокнотом. – Это кроме гаубичных снарядов.
– Товарищ старшина, давайте в этом вопросе поточнее, хотя бы до килограмма.
– Да, конечно. Двести двенадцать килограммов. Восемь снарядов сто двадцать два миллиметра, и шесть восьмидесятидвухмиллиметровых ракет. Еще есть девять мин того же калибра, но товарищ капитан не отдаст.
– Не отдам, к миномету хоть и нет прицела, но до километра положу если не в башку, то в тушку точно.
– Будем иметь в виду. Еще есть одна проблема, которую вряд ли без вас сможем решить, – нужно сделать так, чтобы можно было вести огонь, не выдавая позиции стрелка. Хорошо бы заглушить звук, но более интересно избавиться от вспышки. Может, заряд уменьшить?
– Заряд, скорее всего, уменьшать придется, но нам перед войной показывали один прибор, правда, для нагана. Он сильно уменьшал звук и совсем убирал вспышку, а она у нагана как факел, патрон мощный, а ствол короткий. Вроде его можно и к винтовке приспособить, но устройства я не знаю, надо экспериментировать. А может, немец знает?
– Точно, вот и спросите, передаю его в ваше распоряжение.
– Но, товарищ командир… – старшина даже приподнялся со скамейки.
– Только со старшиной договоритесь, чтобы не в ущерб прочему. Георгий, ко мне Крамского после совещания. Еще что-то срочное есть? Нет? Тогда предлагаю обмыть нашу прошедшую операцию, ну и заодно за удачу последующих начинаний.
Предложение не вызвало возражений, и я выставил на стол бутылку отжатого у Мезьера «Мартеля». Народ оживился.
– Только одну, не будем подавать подчиненным плохой пример, а то старшина за такое в зиндан сажает.
Оживление заметно спало.
– Мы пьем не ради пьянства окаянного, а дабы не забыть нашу трапезу русскую.
– Это чьи слова? – заинтересованно спросил Байстрюк, быстро строча в блокнот.
– Приписывают Петру Первому, но небось врут. А этот коньяк не для того, чтобы напиться. Будем приобщаться к европейской культуре. Культура у них, если честно, так себе – нагни ближнего и не забудь про дальнего, но коньяк хорош. Потому и начнем с немногого хорошего. Старшина, бокалы есть?
– Кружки.
– Ага, я и говорю – выставляй.
– Итак, товарищи, представили себя господами. Так надо, для маскировки. Представили, что перед вами снифтер – это такой бокал, имеющий форму, похожую на шарообразную. На ножке. В такой бокал коньяк, в отличие от водки и стакана, наливается не более чем на треть, чаще меньше. Да, именно эта бутылка является так называемой доконтрольной, значит, выпущенной до тридцать шестого года, когда министерство сельского хозяйства Франции ввело специальный знак, что продукт соответствует определенным нормам и является настоящим коньяком.
– А это хорошо или плохо и нормы какие? – Байстрюку, в отличие от прочих слушателей, похоже, была моя лекция и вправду интересна.
– Значит, виноград выращен на определенной территории, в основном в провинции с одноименным названием, и там же изготовлен и созревал.
– И что, если вывезти в другое место, то уже не настоящий, что ли?
– Выходит, так.
– Придурки.
– Европейская культура.
– Так что «КВ» или «Самтрест» это, по-ихнему, не коньяк? – это уже заинтересовался Нефедов.
– Именно так и есть, подделки.
– Да ну их, нормальные коньяки.
– А кто спорит, но они считают не так.
– Ну и хрен с ними.
– Не против. Но продолжим. Коньяк не пьется залпом – снифтер сначала согревают в руках, нюхают пары, делают многозначительную физиономию, а затем пьют мелкими глотками. Не сразу, а с перерывами. Одну порцию надо пить не меньше нескольких минут.
– А многозначительную физию делать обязательно? – Георгий вроде и правда заинтересовался.
– Если коньяк твой или хочешь польстить угощающему – да. Если нужно его оскорбить, ну мало ли – например, на место поставить, то можешь скорчить гримасу поотвратительнее.
– Гляди, целая наука.
– Ну да, европейцу, чтобы объяснить, что он тебе не нравится, не обязательно сразу морду бить. Не поймут-с. Приступили.
Народ покрутил кружки в руках, принюхался, наблюдая за моими действиями, и приступил к откушиванию продукта.
– Гадость, – выразил общее мнение капитан. – «КВ» лучше.
– Наверно, да, но при дегустации хорошего, в смысле дорогого, напитка надо воздерживаться от подобных сентенций.
– Чего? – решил вступить в нашу беседу Кошка.
– Мнения – если по-русски.
– А зачем нам это все?
– Ну, в жизни многое может пригодиться. Смог бы я выдавать себя за немца, если бы не знал таких тонкостей? Только не надо меня спрашивать – откуда я это знаю. Военная тайна. К тому же встречают по одежке – мы же не собираемся выбить немцев за границу и дальше ни ногой. А Франция под кем? Так что нам ее освобождать.
Этим заявлением, поднявшим настроение, решил закончить совещание. Перед завтрашним днем выспаться надо. С рассветом еще группу, что за Потаповым и Фроловым пойдет, консультировать. Не тут-то было – пришел ефрейтор, я же сам вызвал. Блин, чего-то башка плохо соображает, и дело не в коньяке. Выспаться надо.
– Так, ефрейтор, тебе особое задание. Сейчас основные действия мы переносим на север, хотя, конечно, и южное направление забывать не стоит. Штаб, хотя он еще об этом не знает, в ближайшие дни разработает маршруты боевых групп. Выдвигаться они будут разными путями, возвращаться тоже, но при возвращении все, ну или почти все, будут проходить через одну точку – вот эту точку ты мне и найдешь. Параметры у этой местности должны быть следующие, точнее, параметр должен быть один – там должно быть удобно уничтожить преследователей. Задача ясна?
– Так точно, товарищ командир, но хотелось бы уточнить – в чем это удобство должно выражаться?
– Экий вы, батенька, несообразительный. Местность должна быть такая, чтобы немцы или еще яка гадость, попав там в засаду, выбраться уже не могли. То есть задача по твоей части – заминировать там все нужно так, чтобы они из огневого мешка только в могилу могли уйти. Теперь понятно объяснил?
– Так точно, теперь понятно.
– Еще один вопрос, давно узнать хотел – почему ефрейтор?
– Так звание такое воинское.
– Это я знаю, почему не сержант?
– Ну, так это из-за «так точно» и «никак нет».
– Не понял.
– Преклонение, так сказать, перед старорежимностью. Это мне такую формулировку комиссар батальона вкатал. Сначала я, правда, три раза на губе отсидел, а потом он меня разжаловал. Дважды. Собирался и третий, но не успел. Мир его праху. Смелый был мужик, хотя и не очень умный.
– Насчет старорежимности все одно не врубился.
– Как красноармеец отвечает на вопрос командира? «Да», «нет», а «так точно» и «никак нет» в старой армии было. Изжили вместе с офицерами и погонами, но те, кто в царской армии служил, отвыкнуть сразу не смогли, вот у них и проскакивало время от времени. В какой-то момент и те, кто царскую не застал, стали тоже так отвечать – в основном сержантский и старшинский состав. Ну, типа, за шик стало. Где-то командиры на это забили, говорят, где и поощряли молча, но в основном боролись. Все больше лишением увольнений да губой, но некоторые особо упертые и судом грозились.
– Угу, и борьба шла с переменным успехом.
– Где как.
– А рядовым красноармейцам небось сами не разрешали.
– А то, салагам не положено.
– Понятно, элита, блин. То-то я смотрю, Нефедов хмурится, когда Матвеев ему «никакнекает».
– Тоже теперь бороться будете?
– Да шли бы вы со своим детским садом, а то больше заняться мне нечем. В общем, берешь пулеметчика поопытнее, и вперед – искать место да позиции размечать. С утра, естественно. Все, я спать.
* * *
– Николай Николаевич, вы должны подписать акт – все сроки летят.
– Сроки пролетели три года назад – тогда надо было суетиться, Смирнов вам все бы подписал, а я не стану. Нафига мне ваш геморрой на свою задницу? Эта херня все одно не полетит, то есть полетит, но как булыжник из пращи, причем с тем же результатом. Протон его вытащит на орбиту, может быть, даже Бриз в этот раз не оплошает, и даже разгонит, но до Венеры эта штука если и долетит, то как максимум куском металла и пластика. Всю начинку сожжет первой же гелеовспышкой.
– Ничего подобного, предусмотрена защита от ионизированного излучения, – маленький полный человечек возмущенно затряс брылями щек.
– Ничем эта защита не поможет – семьдесят процентов микросхем обычное бытовое китайское дерьмо.
– Вы же видели, у нас есть акт испытания…
– Ага, видел. Сделайте еще раз, только поднимите мощность вчетверо. Или вы не занизили показатели более чем втрое? Все, вопрос исчерпан.
– Бессонов, вы думаете, вам дадут возможность выбросить в помойку труд сотен людей в течение пяти лет и миллиард рублей? Ошибаетесь, завтра же на вашем месте окажется менее заносчивый, а ваша карьера кончилась.
– Да пошел ты, в прокуратуре грозить мне будешь.
Про прокуратуру это я зря, хрен этой толстой жабе что сделают – уйдет с повышением, но вот насчет карьеры он прав, причем вне зависимости от того, подпишу акт или нет. Ну и фиг с ним, хоть совесть будет спокойна.
* * *
Подняли как всегда ни свет ни заря. Естественно, снова не выспался. Ну и что, что Матвеев раньше встал и уже группу подготовил, может, у меня нервная организация тоньше. Вот так, рискуя вывернуть челюсть, показал Егоршину на карте место, где оставил горемык, проинструктировал снова по порядку движения и пересечению дорог и рек, как будто они раньше этого не слышали, да пошел завтракать, хотя очень хотелось завалиться и придавить еще минуток триста. То, что за столом буду не первым, догадывался, санитары-то уже ушли, а значит, не на голодный желудок, но оказался даже не вторым. Крамской с Давыдовым уже уминали остатки шрапнели, но заинтересовала меня не она, а маленькие темные кубики знакомого вида, что лежали около парящих кипятком кружек.
– Так, архаровцы, признавайтесь – где мед надыбали?
– Это не к нам, это к старшине. – Давыдов быстро засунул кусочек сотового великолепия за щеку, неужто подумал, что отберу, и стал быстро выхлебывать пахнущую разнотравьем жидкость из кружки.
– Всем, кто в боевой выход или в разведку, тем приказано выдавать. – Борис не стал прятать свою порцию, а, взяв ее двумя пальцами, принялся высасывать тягучую массу из сот, медленно запивая.
– Товарищ командир, я вам тоже сейчас принесу, – молодой парень, вероятно, ночной повар, черт, фамилию не знаю, метнулся под навес с печью.
– Отставить, боец. У меня боевых сегодня нет, а значит, кашей обойдусь.
– Но товарищ старшина велел…
– Себе тоже велел?
– Нет, себе не велел.
– Вот и я обойдусь.
С завтраком закончил быстро – чего там полупустую шрапнель в живот покидать да травой запить, ну и народ вовсю подваливать начал. Эх, опять я про зарядку забыл. Может, общую ввести, вместе с нормальным распорядком дня? Ага, и строем начать ходить. Пойду-ка под штабной навес, на карту попялюсь, может, какая умная мысля заблудится, да и в голову придет. А тут я в ней – голове. Бамс, выскажу чего умного, все восхитятся моей мудростью и прозорливостью и предложат стать… Дальше не придумал, потому как я и так здесь самый главный. А что, может, в цари записаться? Кто в цари крайний? Никого? Тогда я первым буду! Не, не поймут…
Только развернул карту, Кошка тут как тут. Подошел, поздоровался, сел и смотрит, молчит.
– Сказать что-то хотите, товарищ старшина?
– Ничего особо важного. Часть разведки вернулась, везде все одинаково, немцы по всем дорогам плотно идут, полицейские отряды создаются и вооружаются. Туда много бывших красноармейцев идет. Ну как много – с треть, наверно. Похоже, с нами нашими же руками бороться собираются.
– Откуда столько, дезертиры?
– Да кто как, кто из лагерей бежал, поскитался по лесам, оголодал, да и пошел на службу врагу, а кто и не бежал – прямо оттуда рекрутировали. Понять людей, конечно, можно, никому не хочется от голода дохнуть. Поговорить бы с ними, да на настоящего предателя можно нарваться. В Гавриленках бригада лесорубов объявилась. Бродят по лесу, ничего не рубят, говорят с акцентом.
– Это уже интересно, надо бы с ними побеседовать.
– А я думаю, это шпионы.
– Я тоже так думаю, потому и надо, хотя… Там самооборонщиков тоже вооружили?
– Да, четыре человека.
– Кто у нас там староста, Скиба?
– Он самый.
– Пусть пока стрелковые учения организует. Потом на пробу его за патронами пошлем, а «лесорубы», если они те, за кого мы их принимаем, подтвердят немцам, что патроны правда честно расстреляли. А стрелять, значит, эти горе-бойцы хрен умеют, потому как научить их тяжко будет и затратно.
– Сделаем. Надо бы начальника разведки нового назначить, хотя бы временно.
– А что со старым? Вроде Гаврилов был, лейтенант пехотный.
– Так ранили его.
– И что, заместителя нет?
– Нефедов сказал – сам разберется, но не тянет он. Сегодня спал три часа.
– Так у Гаврилова был заместитель?
– Не было.
– Понятно. Сегодня в обед пусть Нефедов мне нового начальника разведки представит. Нет, лучше я сам ему прикажу, а то на тебя еще вызверится.
– Да, так лучше, он может.
– Еще что-то?
– Бойцы нормами довольствия недовольны. Хм, складно получилось.
– А что с нормами?
– Я ввел боевые и тыловые. Ну, типа тыловых. Вот те, кто на хозяйстве, а у нас таких сейчас три четверти, воду и мутят.
– Видел я твою боевую норму, с медом. Погоди, получается, та каша с мясом, что я сейчас ел, была из усиленного пайка, раз мне поваренок пытался мед всучить. И какого хрена тогда или у нас специальный командирский паек тоже существует?
– Официально нет, а неофициально ты и капитан его будете получать. У вас головы должны работать, тогда и наши на плечах останутся. Могу вынести это предложение на комсомольское собрание, надеюсь, не забыл, какой у нас отряд? А насчет мяса, оно в любой каше есть, только количество разное.
– Но из-за чего-то бухтят?
– Чисто из чувства зависти, с пустым животом никто не ходит. Сейчас с поставками из сел разберемся, повысим нормы, но все, что долгого хранения, пойдет на зиму. Как еще там обернется? Разведка говорит – в селах немцы чистки устроили. Часть наших попала. Возможно, кто и сдал, а может, просто по анкетным данным гребли – мы же на актив ставку делали, вот они и попали под метлу. Правда, кое-кто уже вернулся, хоть и с разбитыми мордами, но живые.
– Еще что-то, что я должен знать?
– Вроде все.
– Тогда так. Жратву всем варить одинаковую. Те, кто на боевых или в разведке, – в плюс получают сухой паек, с ним сам разбирайся. Те, кто на тяжелых работах, – полуторную норму. Штаб – дополнительно сахар. Неплохо бы еще и фосфор, но консервы, в том числе и рыбные, оставляем в зиму. Все, вопрос решен, а теперь – Чапай думать будет.
Думы мои тяжкие. Житие, блин, мое. Что же у нас с мостами? Первое, что напрашивается, – это мое боевое крещение, если, конечно, первую стычку не считать – мост под Захарничами. Следующий мост по этому шоссе под Юровичами, но он больше, и охраняют его наверняка лучше, тем более что и село покрупнее. Раньше там стационарный пост был на отделение, сейчас могут и укрепить. Если эти два моста сделаем, то пробку организуем не хилую, уж точно больше, чем в прошлый раз. Теперь надо прикинуть, как немцы смогут саперов перебросить. Варианта, в общем-то, два – либо севернее, либо южнее. С северным вариантом понятно – это те ребята, которым мы казарму попортили и склад почистили, если их, конечно, не перевели куда. Через Худобки мы их в этот раз не пустим, потому как за полкилометра до поворота на хутор есть хоть и маленький, но тоже мост, причем прямо в лесном массиве. Его даже не охраняют, потому как бесполезно – деревья аж в двух метрах от дороги. Нет, если точно знать, что на объект нападут, можно и секреты выставить, и оборону наладить, но это если знать. По-хорошему – мы можем ударить в любом из сотен мест, а защитить все никакого Вермахта не хватит.
Лады, считаем, что и это у нас получилось, – подъехали они, увидели обломки, развернулись. Куда дальше рванут? Понятно, что обратно, но вот рискнут на проселки выскочить, мимо тех же Белого и Черного озер проскочить? Кто же их душу фашистскую знает? Если на всех проселках мосты курочить, это сколь сил и средств понадобится? Хотя, с другой стороны, почему бы и нет? В ближайшее время нам не до поездок на автотранспорте, все больше ножками. Сколько тогда под снос? Раз, два, три… двадцать одна штука. Очко, мать твою, и это только на севере, а еще юг. Не, тут логист нужен – как так все поломать, чтобы свои же группы не отрезать. А ведь по-любому отрежутся – если мы три дороги перекроем и рокады выведем из строя, на базу люди фиг вернутся. Значит, надо будет подумать о пайках и лежках. Почему лежках? Да потому, что если части встанут, то их вполне могут погнать на прочесывание. Это фронтовое командование не даст отвлекать маршевые части, когда они маршируют, куда надо. А если стоят на месте, то почему бы и не разрешить им по лесам побегать, чисто в плане тренировки, а заодно отомстить плохишам, что этот незапланированный отдых устроили. Проблема.
– Товарищ командир?
– А, это вы, товарищ капитан? Что-то я увлекся. Смотрите, что у нас получается.
Пришлось обрисовать Нефедову перспективы. Он слегка прибалдел от моих наполеоновских планов, когда же мы принялись за южное направление, то вообще приуныл.
– Вы думаете, мы это потянем? Пять охраняемых и тридцать восемь неохраняемых мостов. Да у нас и подрывников столько нет. Хотя малые мостики можно просто сжечь, но вот эти пять…
– Да, задача. Кто у нас сейчас на разведке?
– Пока я.
– Отставить, передать разведку другому командиру. Прямо сейчас назначаете, отдаете команду разведать цели. Два дня хватит?
– Нет, не меньше трех. Надо как минимум три-четыре группы создавать заново, людей подобрать. Действующие три группы пошлем к самым дальним объектам, так они вернутся вместе с новичками, что разведают ближние.
– Логично, но создавать группы заново, без опытных командиров… Может, лучше одну из существующих разбить и доукомплектовать?
– Не надо. Три группы есть целиком и остатки еще трех. Там как раз четыре человека, их старшими и поставим. Они в свою очередь подберут людей, ну а уж учиться будут в процессе.
– Ох уж мне это обучение в процессе – и дело медленно делается, и рискуем огрести лишние потери.
– Другой вариант – сидеть на заднице и тренироваться. Так, глядишь, и своих дождемся, что знаменательно, без потерь.
– Не пачкай хоть ты мне мозги. Меня, кстати, особый отдел особо трясти не будет, я вообще гражданский.
– Ага, а меня особо и без особого отдела потрясут. Ладно, тогда я наношу цели на карту и иду разведку на уши ставить. Ту группу, что вчера вернулась, сразу отправлю, остальных после полудня – пусть покемарят хоть несколько часов.
С одним вопросом вроде как развязался, осталось, грубо, девятьсот девяносто девять. Прогресс. О, а это кто у нас бледной тенью скользит на периферии зрения?
– Мария, здравствуй. Как дела, вживаешься в коллектив?
– Да, товарищ командир партизанского отряда «Полоцкий мститель».
– А что так официально, дело какое по службе есть?
– Нет.
– Тогда мы вроде договорились на «ты» или забыла?
– Не забыла, но это я с Костей договаривалась, а не с командиром.
– Не понял, на что обижаешься?
– Почему ты не сказал, что командир?
– А почему должен был говорить, ты вообще понятие о военной тайне представляешь?
– Военная тайна – это сколько бойцов, какое оружие, где отряд находится…
– А также личности и внешний вид командиров, их привычки, знакомства и многое другое.
Девушка удивленно посмотрела на меня и задумалась. Ну ладно, ну сгустил слегка краски, но если она спросит у кого, правду ли я сказал, то ей это подтвердят, да еще скажут, что я к немцам захаживаю на коньяк.
– Я не знала, прости.
– Ничего. У меня тебе подарок, извини, не сережки, – вытащил из кармана и протянул Маше «зауэр». Хотел сначала «вальтер» дать, он блестящий, но передумал – не дай бог она с ним к немцам в руки попадет, запытают ведь.
– Ой, какой хорошенький! Ванька обзавидуется. Утомил он уже со своим наганом.
Да, дожили, девушки пистолетам радуются, аки дети леденцам.
– Тебя куда определили?
– Куда-куда? На кухню. Вот почему если девушка, то сразу на кухню? А это не ты приказал? Я думала, ты.
– Нет, это не я. А чем бы ты хотела заниматься?
– Фашистов бить… и полицаев.
– Извини, но этого ты пока не умеешь, учись – тогда посмотрим.
– Ну да, кто меня учить будет?
– Тот, кто других учит, тот и тебя будет учить. Обратись к старшине, скажи, я приказал дать начальную военную подготовку. Но учти, не в ущерб кухне, договорились?
– Договорились, но знаешь, желающих на кухню много, некоторые очень завидуют – может, кого другого вместо меня?
– Вот если старшина будет доволен твоей учебой, тогда посмотрим – может, в санитары, может, в разведку.
– Хочу в разведку, я же девушка, ну кто на меня внимание обратит.
– Я же сказал – посмотрим. Ивана с тобой определили?
– Ага, печником второй смены, злющий он на тебя, обижается.
– Значит, в водовозы надо перевести.
– Почему?
– На обиженных воду возят.
Маша звонко рассмеялась.
– Я ему передам. Мне на смену заступать – разрешите идти, товарищ командир?
– Идите, боец… А кстати, как твоя фамилия?
– Коноплянина.
– Идите, боец Коноплянина.
Эх, хорошая девушка! Надо бы в Полоцк. На разведку. В госпиталь. Может, правда успею? Нет, нельзя – операция с мостами нужнее. Ну, никакой личной жизни!
Опять капитан пылит в компании с лейтенантом, командиром второй роты.
– Товарищ командир отряда, представляю вам командира разведвзвода, лейтенанта Калиничева Василия Львовича.
И что ему отвечать надо – очень приятно?
– Здравствуйте, лейтенант, но вы же вроде командиром второй роты числитесь?
– Да, товарищ командир, теперь еще и командиром разведвзвода.
– Капитан, а сколько у нас на данный момент командиров?
– Одиннадцать, двое ранены.
– И что, нет возможности выделить отдельного командира разведвзвода?
– Нет, у всех по две и более должностей.
– А сержанты?
– На должностях заместителей и взводных, практически все совмещают.
– А учеба? Вы готовите людей?
– Пытаемся учить, как только есть возможность. В основном назначили подходящих красноармейцев заместителями сержантов, но нужно время.
– Время, время…. Лейтенант, товарищ капитан довел задачу?
– Да.
– Тогда не буду отрывать, занимайтесь. Да, еще – вы тоже должны подготовить заместителя, точнее двух – и на разведвзвод, и на роту.
– Есть.
– Идите.
Когда лейтенант ушел, опять присели с капитаном под навес.
– Справится?
– А что ему еще остается?
– Ну, да – куда он с подводной лодки денется.
– С какой?
– Потом расскажу, так, присказка. Ладно, вернемся к делам нашим скорбным, – опять развернул карту, и мы склонились над ней.
* * *
Куда они так спешат, где мы их всех хоронить будем? До заката осталось меньше получаса, а они все едут и, похоже, заканчиваться не собираются. Вот, еще три машины. Хорошо, с востока вроде поток прекратился, а плохо, что ночевать часть этих торопыг в Юровичах будет. Неспокойно что-то, чистая ведь авантюра. Сколько такие проходить будут, пока фрицы не начнут нас за наш русский авось наказывать? Вот именно – как бы не сегодня это началось.
– Тихвинский, давай на дорогу, вроде все проехали.
– Есть.
А ничего так военюрист смотрится – горжет ему идет. Морду бы еще отожрать раза в полтора, вообще от полицая не отличишь. Мотоцикл не слишком чистый, вечер все-таки на дворе, но и не очень грязный, значит, уход за техникой блюдется. Вот наши два грузовичка как у негра побывали, но то работяги. «Газик» хоть и подшаманили шофера, только все одно не жилец – сюда его на аркане тащили. Главное теперь, чтобы последние полкилометра своим ходом прошел. Старшина обещал, что и полсотни проедет, но посещают меня смутные сомнения – вон как беднягу колбасит, а из прогорелого глушака аж искры летят. Шахид ты наш русско-американский! Думал ли господин Форд, продавая лицензию стране Советов, что его детище тоже пойдет умирать за веру, причем за ту, которая изобретателю крайне несимпатична. Может, и думал. Почему продал? Ничего, кроме бизнеса. Что-то там вождь говорил насчет веревки и капиталистов? Посмотрим.
Интересно, а что мне всякая ерунда опять в голову лезет и руки дрожат, а уж потею, вообще как в бане? А страшно потому что. И главное, никто меня это делать не заставляет – сам придумал, сам отправился выполнять. Что особенно необычно – от добровольцев отбоя не было. Не понимаю я их – ведь видно, что боятся, но вызываются. Крамской так вообще чуть не заплакал, когда я его отшил, только заряды разрешил связать. И ведь задание у него не менее опасное, так как отходить им гораздо сложнее.
Подъезжаем, хватит думать – стрелять пора. Ну, это я так, образно. Этот мелкий мосток на въезде в Юровичи тоже охраняется, но слабо – стоят двое охламонов, щерятся. Щерьтесь, щерьтесь, где-то тут в кустах Егоршин сидит, ждет, когда мы начнем. Вот теперь дома пошли, сейчас будет перекресток двух главных дорог, а нам чуть дальше. Так, газон зачихал, взревел и заглох. Молодцы парни, все как по нотам. Охрана моста заметила катастрофическое положение наших камрадов, которые сейчас усиленно машут нам руками, прося остановиться, и присоединяется к семафориванию. Ну, мы не гордые, мы остановимся, прямо при въезде на мост и встанем.
– Что случилось, гефрайтер?
– Там ваши попутчики заглохли, вон стоят, один уже сюда бежит, господин унтер-офицер.
– Дьявол побрал бы этих русских, с их дурацкими поделками. Уже третий раз глохнет. Эй, бездельники, – стучу по затянутому брезентом кузову. – Выбирайтесь, пошли опять русского толкать.
Из кузова не живенько, с явной ленцой, начали выбираться бравые немецкие зольдаты. Эх, научить бы их еще ругаться, но чтобы без акцента – цены бы не было. Второй неприятный момент, на который мог обратить внимание ефрейтор, – обилие средств убиения ближнего в руках и на тушках новоприбывших. Ранец на одном смотрелся вообще дико. Надо бы его отвлечь.
– Гефрайтор, за мостом есть место, где машину поставить? Не хочется вам тут проезд захламлять.
– Да, господин унтер-офицер.
– Проезжай, за мостом встанешь, – это уже водителю, заодно и рукой направление показал – вдруг не поймет мой немецкий.
Машина тронулась, а команда толкачей споро выстроилась в колонну по два, показывая всем видом, что ожидает приказа к выдвижению. Орднунг, однако.
Команду отдать не успел.
– Что это?
Ефрейтор удивленно уставился на заглохший грузовик, от которого быстро бежали в нашу сторону двое солдат. Сам автомобиль быстро окутывался серым облаком дыма, в котором пробивались всполохи огня.
– Святая Бригитта, там же заряды к гаубице! Если рванет, все в прах разнесет!
Ефрейтор заметно побледнел, а пулеметчик, стоявший рядом, скоренько спрыгнул в свой окоп. Еще двое охранников заозирались в поисках убежища.
– Форвертс!
Команда была обговорена заранее, и, услышав ключевое слово, бойцы начали работать. Автоматные и пистолетные выстрелы слились в один яростный сметающий вихрь. За спиной застучал пулемет. Он был заранее укреплен внутри кузова «Круппа», и сейчас, ведя огонь с середины моста, должен был без вариантов положить оставшихся двух гитлеровцев, тем более что они тоже пялились на начинающийся пожар. Дым, становящийся все более черным, не быстро, но уверенно затягивал дорогу, отрезая нас от возможных свидетелей, находящихся в деревне. Ранец уже стоял на земле, откуда двое бойцов извлекли заряды и шмыгнули под мост, пока остальные занимали позиции для обороны. С другой стороны населенного пункта, очень надеюсь, что от маленького мостка, раздалось несколько выстрелов, и все замолкло. Похоже, там все в порядке – короткая стрельба не могла означать уничтожение нашей группы, а вот гибель пары немцев вполне.
Подбежавшие партизаны слегка запыхались. Махнув рукой, отправил их дальше, туда, где с машины уже сбросили на настил столитровую бочку, наполненную самопальной зажигательной смесью. Машина покатилась дальше, а один из бойцов, ранее скрывавшийся в кузове, уже кромсал стенки емкости топором. Подбежавшая пара с размаху, помогая дровосеку, пнула бочку, и дальше они покатили ее уже втроем, оставляя на досках настила темные, медленно расплывающиеся лужи. Пока от меня толку особого нет, обшмонаю покойничков – документы, оружие, амуниция.
Из-под моста, как чертик из табакерки, выскочил Потапов.
– Леший, восемьдесят секунд.
У Крамского научился, раньше все пытались минутами время мерить. Не то теперь время – сейчас секунды в почете. Как говорится – не думай о секундах свысока.
– Отход.
Побежали. Не все. Пулеметчик высаживает в дым очередь патронов на тридцать, специально для особо любопытных или слишком быстроногих, и, взвалив на плечо тушку переделанного под ручник немецкого «ноль восьмого», чешет за нами. А вот и лужа. Чиркаю сразу несколькими связанными в пучок спичками и поджигаю. Потапов страхует с колена, направив винтовку в сторону деревни. Хорошо занялось, жарко. Мимо, тяжело дыша, проскакивает пулеметчик. Таскать на себе старый, времен Первый мировой, с водяным охлаждением пулемет то еще удовольствие, особенно бегом. Наддали, теперь нас еще и дымок от костра на мосту должен немного прикрыть, не зря битум в бензине разводили.
Мужики пулемет с машины уже сдернули, на этом берегу немцы свой по непонятной причине ставить не захотели, и теперь тот бил по кому-то короткими. Хотелось оглянуться и посмотреть, но свистнувшая рядом пуля убедила, что патроны не просто так тратятся – по делу. Сколько уже времени прошло, как Потапов команду подал, секунд тридцать? Мало, надо закрепиться и подождать. Что-то быстро они среагировали, не к добру это. Перестрелка слышна, вторая группа, видно, тоже сцепилась с фашистами. Очень быстрые. Один, кстати, добегался – вон валяется.
Взрыв буквально вырвал дальний крайний пролет моста и взметнул его ввысь. Одна из досок взлетела, высоко вращаясь, словно пропеллер, и медленно начала планировать в нашу сторону. Относительно медленно. Когда она подлетела ближе, понял, что это не доска – это брус, и изрядно не тонкий. Опять взрывчатки переложили, теперь как бы это бревно нас не прибило. Повезло – брус снесло в сторону, и он воткнулся в высокий берег. Взрывная волна ударила хлестко, так что испугался за костер – вдруг как задует, тогда опять бежать поджигать? Не задуло, хотя и почти сбило пламя, но оно выровнялось и снова негромко загудело, пожирая свою добычу. Зато дым сшибло в нашу сторону, здорово прикрыв от вражеских взоров.
– Уходим!
Меньше чем через тридцать секунд машина рванула прочь – Потапова затягивали уже на ходу. Вдалеке бухнул еще один взрыв – писец и второму мостику. А теперь ходу, ходу!
Вроде выскочили. Ой, а это кто нам навстречу пилит? Может, проскочить, не останавливаясь? Подозрительно будет, вон сзади какой столб черного дыма стоит. Придется предупредить камрадов, что дальше дороги нет.
– Миша, стой! Я с ними поговорю.
Три трехосных «Круппа». Идут тяжело, сидят глубоко – везут что-то тяжелое. Интересно было бы их прихватить, но смысла никакого – мы только что дорогу себе сами отрезали. И эту машину придется бросать, так как больше вариантов переправиться через Полоту нет. Идти на юг – это пересекать железку. В общем, так и хотел, но на четырех машинах не вариант.
Передняя машина встала около меня, обдав клубом пыли, за ней остановились и две другие.
– Что случилось, унтер-офицер?
Ого, целый вахмистр. Хорошо, по пушкам, а не по подковам. Прикольно было бы, если у него три грузовика седел и уздечек.
– Господин вахмистр, дороги нет, бандиты мост подожгли.
Вахмистр выбрался из машины и глянул в указанном мной направлении. Похоже, впечатлился.
– Доннерветтер, объезд ближайший где?
– Далеко, господин вахмистр. Нужно место для ночлега искать, может, утром уже починят.
– Если утром я не привезу боеприпасы для Гранатверфера, то обедать уже буду в пятисотом батальоне. Ты не знаешь нашего капитана.
Как интересно. Узнать бы у него, какие мины он везет, «пятидесятки» или «восьмидесятки»? Хотя какая разница, а вот то, что, не доставив вовремя боеприпасы, может попасть в штрафной батальон, говорит о многом. Решено, поможем вахмистру – нечего ему делать в пятисотом, чертям тоже сковородки надо для кого-то калить.
– Ну, если так серьезно, то надо помочь. Разрешите представиться – Герхард Цигель. Двести девяностая пехотная.
– Соседи, мы из третьей мотопехотной. Правда, можете помочь?
– Да. Через реку вам не переправиться, если только обратно в Полоцк не вернетесь.
– Не вариант, нет времени.
– Тогда разворачивайтесь и через пятьсот метров свернем налево, только дорога там не очень, но машины у вас мощные, должны пройти. Пересечем железную дорогу через разъезд, а там до шоссе пара километров. Правда, через лес и мимо болота.
– Откуда такое знание местности?
– Так бандиты этот мост уже раз сжигали, нас тогда фельджандармерия этой дорогой отправила. Пару раз застряли, но проехать можно. Только тогда день был. Может, лучше в Полоцк вернемся?
– Нет, нельзя. Я Ганс Шлипель, – он наконец протянул мне руку. – Выручай, Герхард. Отблагодарю.
Мы не гордые, руку мы пожмем и улыбнемся вполне дружелюбно. Ну что же, поехали, покойничек.
– Тогда я вперед, а вы за мной.
Сажусь в кабину.
– Миша, едем очень осторожно, чтобы эти слоны не завязли раньше времени, – пока тяжелые грузовики артиллеристов разворачивались, мы еще раз глянули карту, и я предупредил бойцов в кузове, что планы меняются. – Брать их будем в районе болота. Застрянешь уже там, но не сильно.
Эх, где наша не пропадала!
Проблемы начались сразу после съезда с трассы. Грунтовка была совершенно не приспособлена для проезда тяжелой техники. Если бы не наступившая темнота, вахмистр мог заметить, что тут вряд ли часто ходили автомобили. Слава богу, недавно кто-то все же проехал, оставив четкий след протектора. Время от времени то одна, то другая машина застревали, но пока двигатели справлялись. Очень не хотелось отправлять бойцов толкать машины – один вопрос им со стороны водителя или сопровождающего, и все, аллес капут. Но так как машины вахмистра были мощнее, а наша почти пустая – справлялись.
Через разъезд проехали без проблем, а вот дальше начался кошмар. Короче, дорога оказалась только на карте, в реале это была вырубка, даже пеньки торчали. Не проехали мы и ста метров, как сзади засигналила машина вахмистра.
– Миша, стой! – выпрыгнул из кабины и дважды стукнул по кузову, пусть готовятся.
– Черт, это не дорога, – начал с наезда вахмистр. – Унтер, ты куда нас завел?
Глинка, однако. Жизнь за царя, точнее, Городецкий и его Ваня Сусанин.
– Да, чего-то не то, – почесал затылок. – Темно же, может, не там свернули после разъезда?
– Да мы после него и не сворачивали.
– Ну да, может, надо было свернуть… Мой водитель дороги не знает, тогда другой был. Следует вернуться и спросить у обходчика.
– Язык аборигенов знаешь?
Ишь, образованный, слова какие помнит.
– Я не знаю, Вольф вроде может объясняться.
– Сами здесь будем ждать, пока он объясняться будет?
– А смысл? Вот только здесь не развернешься, придется задом сдавать.
– Мою еще и тянуть, застряла.
– Справимся, у меня в кузове пополнение – десять лбов.
– Так гони их сюда, нас только шестеро. Гельмут, доставай трос.
Проведя легкую имитацию бега, подхожу к своему автомобилю.
– А ну, вылезайте, бездельники, – и уже тише по-русски: – Работаем тихо, ножами. Их шестеро, вахмистра беру на себя. С собой только короткоствол.
Когда вернулись к немцам, около передней машины, кроме вахмистра, ошивались еще двое – один цеплял трос, второй просто ждал, облокотившись на бампер. Толкнул Потапова в темноту, тот моментально сориентировался, ухватил еще кого-то, и они буквально растаяли. Надо им хотя бы минуту дать. До водителя второй машины, подогнавшего свой транспорт почти вплотную к первой, добраться довольно просто, а вот третьего достать будет сложновато – далеко стоит да фарами освещает всю мизансцену.
– Ну, взялись!
Сам, естественно, ни за что не берусь, а встаю рядом с Шлипелем, на что тот негативно реагирует, бросив на меня неприятный взгляд. А что ты думал, целый унтер-офицер, да еще не подчиненный тебе, будет работать? Вот уж вряд ли.
Обе машины взревели двигателями, и я, сместившись чуть назад, вытащил штык и ударил вахмистра слева в спину. Блин, клинок скользнул по портупее и сместился при ударе, немец вскрикнул и, дернувшись, развернулся в мою сторону, тем самым вырвав рукоять штыка из ладони. Около машины произошла короткая схватка, закончившаяся без происшествий, не для гитлеровцев, конечно. У меня пошло не очень – мы сошлись с вахмистром в клинче, левой рукой я блокировал его правую, пытавшуюся добраться до кобуры, ну а правой соответственно отдирал его левую, вцепившуюся в мое горло. Так продолжалось секунд тридцать – бугай оказался здоровый и даже со штыком в спине все сильнее перекрывал мне кислород. Если бы еще догадался бросить попытки извлечь ствол, мне совсем стало бы кисло. Пару раз пнул его ногой, но единственное, чего добился, это потерял равновесие, из-за чего концентрировать усилия в руках стало сложнее, и вовсе потерял доступ воздуха. В другом положении кончиться все могло совсем плохо, но немец вдруг обмяк, и стало можно дышать.
– Спасибо, Миша, – сумел выжать слова, попеременно кашляя. – Потери?
– Вроде нет, вон и Потапыч, значит, все хорошо.
Григорий, появившись из темноты, успокаивающе махнул рукой. Вот и нормалек. Но колбасит не по-детски, причем, похоже, всех.
Везет нам сегодня, несмотря на реактивность фрицев. Видно, Доля не оставила своей заботой, как и обещала. Эй, с этого места поподробнее! Кто там в голове, что насчет Доли? И тишина… И мертвые с косами стоят… Ладно, проехали, других дел полно, но кто-то мне все-таки ответит и за Долю, и за Морану.
– Михаил, возьми кого-нибудь, да пробегитесь вперед, дорогу разведайте – совсем там глухо или хотя бы до болота сумеем добраться. Григорий, гляньте, что у них в кузовах.
Вроде хрипеть меньше стал. Сам пока посмотрю, что у этого борова интересного есть. На тушке были только документы, «парабеллум» и прочие мужские мелочи, зато в кабине нашелся целый портфель с фонарем и документами, причем как с заполненными, так и чистыми бланками. Не знаю, понадобится ли еще такое добро, но заныкать стоит. Минут через пять объявился Потапов.
– Тащ командир, вот, – Григорий продемонстрировал минометную мину. – Везде только эти.
– Да, я уже разобрался. Две тысячи шестьсот штук восьмисантиметровых мин и двадцать ящиков дополнительных зарядов. Вот теперь думаю, что со всем этим добром делать.
В конце концов, все оказалось не так плохо – до болота мы пробились. А вот разгрузить десять тонн мин оказалось той еще адовой работой, особенно если груз еще надо притопить в холодной вязкой грязи. Дополнительные заряды топить не стали – эти от воды мигом в негодность придут, как и взрыватели, потому упрятывание этого добра заняло у двоих бойцов даже больше времени, чем наши разгрузочные работы. Умаялись все, включая вашего покорного слугу. Полночи коту под хвост. Как бы эта задержка нам не аукнулась, но если бы просто бросили или взорвали, мое земноводное никогда бы мне этого не простило. И так последние шесть сотен снарядов, которыми решили пожертвовать для достоверности, жалко было до скрежета зубовного. Не факт, что удастся это подорвать так, чтобы все сдетонировало. Был бы Крамской, меньше волновался. Ну да ладно.
Пустые машины пошли легко и спустя час, и за три часа до восхода, были уже около дороги на Оболь. Заминировали три свежих трофея, на всякий случай, вытащив мины из ящиков и сложив кучками в кузовах. Рвануло здорово. Будем надеяться, что немцы поверят, что погиб весь груз, и разыскивать нашу нычку не станут. Теперь осталось спрятать свой автомобиль и начинать новую пешую Одиссею.