— Здравия желаю, товарищ командир!

— Здравствуйте, товарищ старшина.

— Давно вы уже здесь?

— Я два дня, а Матвеев уж неделю как тоскует.

— А где он?

— Тоску пошёл разгонять — на железку.

— Могу представить.

— А то…

— Рассказывайте, как прошло.

— Может капитана лучше подождать?

— Капитан тоже доложит, а пока вы давайте. Потери?

— Да. Шесть убитых, одиннадцать пропавших без вести, двадцать четыре ранены, из них пять серьёзно.

— Блин! Откуда столько пропавших без вести, сбежали?

— Нет, вытащить не смогли. В плен если кто попал, то с тяжёлыми ранениями. Плохо, хоть и нехорошо так говорить, что это наиболее подготовленные бойцы.

— Основной удар приняла разведка и боевые группы имитации?

— Да, как вы и предполагали. Мы, как и было договорено, после расстрела на север ушли, а они так и продолжали на восток идти, почти в открытую. Ну, естественно их там ждали. Два дня они там фашистов на хвосте таскали, даже под бомбежку попали, только кому больше досталось — ещё вопрос.

— Ракеты для целеуказания использовали?

— Ну да, говорят если бы не это, то хрен оторвались бы.

— Кстати, железку на участке Идрица-Пустошка вы не пересекали?

— Нет, дошли, один состав под откос пустили и обратно. А что?

— Теперь понятно, почему там нас так обложили.

— Нас ловили, а попались вы?

— Ну, да, но выскочили относительно удачно — двое погибших и Фролов там отлёживаться остался.

— Так надо забирать, пропадёт.

— Там с ним Потапов, а я ушёл, когда воспаление у него уже спало.

— Вы тоже оставались?

— Зацепило слегка, но на мне ж как на собаке. Не надо делать такие глаза — я в форме. Как думаешь — удалось нам немцев запутать?

— Скорее да. По-моему они сейчас заняты переброской войск, особенно с севера.

— Сам видел целую дивизию на марше. И никакой связи нет, а командованию могли бы пригодиться сведения.

— Между Слободой и Уклеевкой есть мостик, точнее надеюсь уже — был. Отрядом капитан рисковать не стал, но группу оставил, хоть немного, но это их должно задержать.

— Да, немного. Чтобы какой толк был, надо разрушить по несколько мостов на нескольких дорогах, тогда они не смогут оперативно перебрасывать сапёров.

— Охрана больно большая — железнодорожные вообще меньше взвода не охраняет, а малые автомобильные так отделение при двух пулемётах, как минимум.

— По железке, что вы рванули, ещё и бронепоезд пустили.

— О, как! Надо тактику отрабатывать.

— Надо. А что Нефёдов не идёт, командует размещением? Вроде это наоборот, твоя работа.

— Да перевязывают его.

— Вот же ж… Я ведь говорил ему не лезть вперёд.

— Он вперёд и не лез — миномётом занимался. Без артиллерии разведка не ушла бы, а с артиллеристами у нас негусто.

— Да, а ты когда-нибудь слышал про артиллерию у партизан?

— Вроде нет, в Гражданскую даже у Махно её не было.

— То-то и оно. Немцам наверняка понравилось.

— Не сомневаюсь. Капитан, всё что у нас под пятидесятки было, им и отправил.

— Хорошо, сегодня Матвеев должен вернуться со средствами взрывания. Сапёров мы всё же грабанули, но добычу заныкали по дороге, он за ней и пошёл. Значит вечером у нас совещание по итогам.

— Леший, а что это за дева за нами подглядывает из-за землянки?

— Хорошая девушка, зовут Мария, с ней ещё брат Ванька. Позже объясню. Да не щерься так, там история хуже. Веди себя с ними как с обычными бойцами, естественно, с учётом пола и возраста. Кроме этого никаких послаблений.

— Понял, командир.

— Цаплин здесь?

— Уже на раскопки отправил, с продуктами совсем плохо, оголодали слегка даже. Ещё разведку по окружающим деревням разослал.

— К Кузьме?

— Пока не стал, далеко.

Да, работы предстоит много. Группа Матвеева вернётся — надо кого-то в Псковскую область снарядить, ребят забрать. Связи восстановить по округе, часть добра, что у немцев упёрли сменять на продукты и зимнюю одежду. Плохо, что этого будет мало, надо что-то с организованными поставками придумывать, но заниматься грабежом населения нельзя. Не то чтобы моральный аспект останавливал, хрен бы с ним, но вдруг какому дураку в голову придёт, что нас проще сдать, чем прокормить. Здесь затык полный, не знаю как поступать, совет нужен. Вариант со справками хорош, если хотя бы четверть от заявленного мне за крышу отдадут, прокормимся. Но немцы могут озвереть и начать грести под метлу. Теоретически это нам на руку, но практика может оказаться не такой радужной. Спрячут одни, а выгребут у других. Кого эти виноватыми будут в первую очередь считать — нас или немцев? Вот и я не знаю, куда такая кривая выведет.

Потихоньку в, только с утра пустом, лагере начиналась закручиваться метель активной движухи — кто-то куда-то бежал, кого-то звал, обкладывал по матушке и слёзно умолял, обещая побить если не отдаст… Подумать теперь точно не дадут, проще возглавить процесс адаптации бардака. Через пять минут проведённых в попытках разрулить какие-либо вопросы, показали, что не очень-то я и нужен. Чаще всего все и так знали, что им делать, а кто не знал — предпочитал обращаться к более компетентным товарищам, чем ваш покорный слуга. Ну и… с ними. Вообще-то я сейчас наблюдал мечту начальника, не обременённого манией собственной значимости — всё делается само и не пристаёт. Лепота, вот только чувствовать себя ненужной деталью в сложном механизме, как-то не очень…

— Боец, — ловлю первого попавшегося, пробегающего мимо парня.

— Красноармеец Лавренец!

— Так, красноармеец Лавренец, бегом к старшине, пусть он мне даст ведомости по расходу и наличию боеприпасов, и то же по вооружению.

Вроде с месяц назад Кошка хвастал, что такие завёл, если он их в походе вёл, то хоть получу сведения, чем мы располагаем.

— Но, товарищ командир, мне надо…

— Пятнадцать минут тебе, успеешь сделать и то, что надо тебе, и то что мне. Исполнять.

— Есть!

Через пятнадцать минут я, естественно, фиг чего получил. Через полчаса собрался фитиль вставить — кому попадёт, но тут появился Лавренец, что знаменательно, с ведомостями. Ладно, фитиль отменяется, хотя потом всё одно кому-нибудь вставить стоит, в качестве профилактической меры. Того и гляди, скоро понравится командовать.

Поглядим, чего мне прислали. В общем и целом всё оказалось не так плачевно, как могло быть. Мы остались без артиллерии, так как мины кончились, а миномёт пришлось бросить, точнее спрятать. Расход патронов был впечатляющий, но истратили не больше половины. Жаль, что потеряли шесть пулемётов, но с учётом захваченных нашей группой ещё четырёх, не так критично. Тем более, что станковые все целы, по банальной причине неучастия их в боевых действиях. Мины и гранаты со взрывателями, пригодными для устройства растяжек — ёк, то есть считай совсем нет. Нужно что-то придумывать, и срочно.

— Хм-хм, извините конечно, товарищ начальник, но не мог бы пожилой человек надеяться получить толику вашего драгоценного времени в своё распоряжение?

Это что ещё? Поворачиваюсь. Правда пожилой, лет пятьдесят пять-шестьдесят, в костюме тройке и шляпе.

— С кем имею честь?

О, на высокий штиль потянуло, это не к добру.

— Да, разрешите представиться — Рафалович Михаэль Нахумович.

— Э… а что фамилия, и что отчество.

— Молодой человек, вам должно быть стыдно, ваши нукеры хватают бедного еврея, вместе со всей его несчастной семьёй, гонят в лес, таскают две недели по чащобам и болотам, а вы не поинтересовались даже его фамилией. Может вы вообще схватили не того?

Молодец дед, сразу с наезда начал. Наш человек. Главное заставить оппонента чувствовать себя виноватым, потом из него можно верёвки вить.

— Ах да, как же я мог забыть, вы совершенно правы Михаэль Нахумович, — надеюсь, я не перепутал, а если даже и перепутал то пох. — Точно, эти обалдуи схватили не того. Приношу вам свои извинения, прямо сейчас мы отправим вас в Минск в распоряжение начальника айнзацгруппы Б группенфюрера СС Небе. Он, знаете ли, очень просил, даже штандартенфюрера Блюме за вами посылал, как хотел познакомиться, но в связи с проявленной нами халатностью, ваша встреча не состоялась. Ещё раз примите мои извинения.

— Кх-м, — мой гость слегка сбледнул лицом, но быстро взял себя в руки, достал из кармана очки, водрузил их на мясистый нос и внимательно глянул на меня. — Хорошо, товарищ начальник, я всё понял, но поймите и вы меня — старому больному еврею тяжело жить в этом жестоком мире.

— Прекрасно понимаю, как я вижу, вы уже не хотите нас покидать?

— Как вы прекрасно понимаете, — он выделил два последних слова. — И раньше не хотел.

— Что вы говорите, а мне показалось…

— Вам показалось. А теперь мы можем поговорить серьёзно?

— Отчего же нет, говорите.

— Как вы знаете, нас здесь три семьи, Шульманы решили уйти к родственникам, но это уже их проблемы. Из тех, что здесь, двое стариков — я и моя супруга Роза, две моих невестки Софья и Мария и семь детей. Ну, Яков тот ещё ребёночек, в свои шестнадцать лет вымахал на голову выше меня, то есть от него вам какой-то толк будет, а зачем вам нужны остальные?

— Да, вопрос интересный. Что, ни супруга, ни невестки даже готовить не умеют?

— Конечно же умеют, что за вопрос, Мария вообще фельдшер, но ничего в этом мире не бывает бесплатно.

— Я не понимаю вашего опасения, мы просто помогли вам, когда грозила опасность.

— Не капайте мне тем, чего у вас нет, на то, что у меня давно кончилось. Я пережил четыре погрома и потерял в одном из них сына, мне несколько раз ломали кости и никогда мне никто не помог за просто так. Что вы от меня хотите? Если бы вы сразу озвучили свои требования, но мы две недели находимся в неведении, так просто больше нельзя.

— Я всё равно ничего не понимаю, революция случилась двадцать четыре года назад, а у вас до сих пор человек человеку волк?

— Не смешите мои пейсы, которые я никогда не носил, вы думаете ногу мне последний раз ломали царские сатрапы? Знаете, не прошло и десяти лет, поэтому я помню их лица, и могу вам таки утверждать, что по молодости лет в жандармерии они служить не могли. После того случая я бросил всё и переехал в эту деревню, с вдовой своего сына, а теперь эта чёртова война грозит забрать и второго.

— Эта война грозит забрать много кого, причём присутствующие далеко не исключение. Чем вы занимаетесь?

— Видите этот костюм? Могу сделать вам такой же, но шляпу придётся купить самому.

— А члены вашей семьи могут вам помогать?

— Роза конечно что-то умеет, но невесткам я бы обтачной шов в сложную рамку не доверил, да и застрочный отделочный тоже.

— Ничего не понял, но сшить маскхалат в вашей семье сможет любой, правильно?

— Ну, младшей Сонечке только девять, но такие пятнышки как на вашей одежде она сможет нарисовать, думаю будет даже лучше, всё ж ручная работа с машиной не сравнится.

— А с мехом и кожей работать сможете?

— Это, товарищ начальник, дело нехитрое, но особого инструмента требует, времени и физической силы. Эх, если бы мой Яша старший был жив…

— Я понял. Найдите старшину Кошку и доложите, что он может скинуть на вас вопрос обеспечения средствами маскировки, а в дальнейшем обеспечения отряда тёплой одеждой. Да чуть не забыл, кроме тёплой одежды нужны и средства маскировки для зимы.

— Ох, все пытаются скинуть на старого еврея самую тяжёлую и неблагодарную работу. Счастливо вам оставаться, не буду мешать планам по разгрому Гитлера, что вы вероятно разрабатываете.

Вот ведь бестия ехидная. Но, видно, доволен, что и ему законное место нашлось. А я ещё одну заботу скинул на широкие узкие еврейские плечи. Интернационализм у нас или где?

Так, с чего меня сбили? Ах да, со стрелковки. Значит патроны у нас есть, не для общевойскового боя, но пока перебедуем. С артиллерией, что карманной, что лёгкой миномётной, полный швах. Есть снаряды к сорокапяткам и сами орудия, но в наших условиях это как чемодан без ручки — пусть лежит. Разведка к вечеру в клюве хоть что, но принесёт. Пока готовим операцию надо народ боевой учёбой загрузить. Пусть хотя бы разведчики, что фрицев дурили, опыт остальным передают. Нам сейчас важнее не немца убить, а свою группу после акта вывести без потерь, а тут будут сложности. Если маршевые подразделения и ушли на восток, то охотники за нашими шкурами должны где-то неподалеку крутиться. Даже если они нас потеряли, то сегодняшний матвеевский подрыв заставит их нос вверх задрать и нюхать, ловить откуда партизанским духом потянуло. Эх, посмотреть бы одним глазком кто туда на мягких лапах прибежит, и сколько.

Что мы вообще имеем на данный момент? Происходит усиленное наращивание смоленской группировки войсками. Похоже наступление начнётся со дня на день в направлении Вязьма-Можайск, особенно если верить сводкам, в которых нет никакой конкретики на смоленском направлении. Практически, основные части уже вероятно переброшены. Та дивизия, что я видел, чисто пехотная, наверняка собираются использовать для блокады и зачистки котлов, если у немцев конечно в этот раз получится, вроде наши должны уже научиться за сто дней-то. Ничего особо серьёзного мы пока сделать не сможем, но даже если тормознем снабжение уже начавшегося наступления, то хоть какой толк будет. Крупные мосты нам не по зубам, мелкие, если не несколько, укус комариный.

Нефёдов появился в лагере уже под вечер. С перевязанной головой и подвешенной на бинте левой рукой.

— Ну, ты товарищ капитан, прямо Щорс.

— Виноват.

— Конечно виноват, но немцы больше. Присаживайся вон к старшему сержанту, чайку попейте, а то на вас обоих лица нет.

— Здравия желаю, товарищ капитан.

— Здравствуйте, старший сержант, — Нефёдов протянул Матвееву руку. — Эта пока ещё работает.

— Эй, Егоршин, — окликнул проходящего мимо, на его беду, бойца. — Старшину найди и ко мне, срочно, Байстрюка увидишь, тоже гони.

— Есть, — Егоршин изобразил неспешную рысь, но шагов через десять продолжил неторопливое поступательное движение. Совсем нюх потеряли.

— Так, пока Кошки нет, доведите нам, товарищ капитан своё видение прошедшей операции.

— В целом операция прошла удачно. Что удивительно, противник попался практически на все наши уловки, естественно имею в виду глобальные и заранее просчитанные. Во время самих боевых столкновений немцы действовали очень быстро, напористо, опережая нас тактически. Из-за этого мы и понесли такие потери. Несмотря на отработку тактики охватов и отходов, с использованием отсечки противника огневыми группам прикрытия, которые пытались изучать по вашим указаниям, преобладают два способа ведения боя — стоять насмерть и бежать быстро. То и другое, в конце концов, заканчивалось плохо.

— Понятно, но не боги горшки обжигают, научимся. Что можете сказать по силам, задействованным против нас?

— Здесь мало что известно. Как минимум один раз, уже в самом конце, столкнулись с противником вооружённым большим количеством автоматического оружия, в том числе и пулемётами. Это они навели на нас авиацию, вероятно, имели радиосвязь. Вцепились в нас крепко, какое-то время помогал их сдерживать миномёт, а затем прилетели самолёты. Сначала они отбомбились по нам, но не слишком точно, хотя мне и досталось. Байстрюк заметил, что немцы ракеты пускают в нашу сторону, ну и запустил в их. Со второго захода авиация позиции немцев и накрыла, а мы под это дело ушли. Но, как я и говорю, в бою мы сталкивались только с небольшими отрядами, вооружёнными скорее как обычная пехота. Разведка докладывала, что дороги на восток были перекрыты плотно, но какими силами сказать не могу. Нет полных данных.

— Что-нибудь по потерям немцев сказать можете?

— Нет. Поля боя за нами ни разу не оставалось, потому подсчёт потерь противника невозможен. Косвенно, по наблюдениям во время боёв и подрывов мин и ловушек — до полусотни убитыми и ранеными. Если взрывы ловушек не были просто ликвидацией обнаруженных.

— Ясно. А вот и старшина с моим ординарцем.

— Здравствуй, Георгий, как нога, спина?

— Здравия желаю, товарищ командир. Почти всё зажило, не как на вас, но терпимо.

— Хорошо, садись, будешь протокол вести. Итак, первое. Мне нужны будут рапорты всех, я повторяю всех, командиров, до отделений и отдельных групп, включительно. Форма свободная, главное в этих рапортах — это действия как наши, так и противника. Буду рад, если командиры опросят подчинённых и проявят фантазию, предлагая к применению схемы ведения как боевых действий, так и методов разведки и подготовки позиций, или наоборот, укажут недостатки наших прошлых действий. Вы, товарищ капитан, назначьте, ну скажем так — экспертную группу, которая проработает эти материалы, и сведёт всё воедино. Не отметайте никакие, даже на ваш взгляд фантастические или абсурдные предложения, а сведите их в отдельный отчёт, возможно и оттуда сможем что-либо почерпнуть. Да, никаких наказаний за высказанные мысли, даже если они вам покажутся неэтичными или просто преступными.

— Извините, а что значит неэтичными или преступными?

— А я почём знаю, ну например, вдоль дорог немецкие головы на колы насаживать.

— Но это, и правда, преступление, к тому же вы представляете как они отыграются на гражданском населении?

— Я же не призываю вас исполнять, внесите в отдельный отчёт, может через год и такой способ покажется вам вполне подходящим, особенно если фашистам не на ком будет отыгрываться.

— Вы думаете, что они могут…

— Они много чего могут. Человек, вообще тварь неприятная, а вооруженная передовой доктриной национального превосходства… Ну, вы поняли. Теперь по вооружению и взрывчатым веществам. Старший сержант, как прошёл последний выход?

— Схрон нашли, нетронутый. Сто двадцать детонаторов, сорок нажимных и натяжных взрывателей, минных, детонирующий и огнепроводный шнур. Заминировали железку, опять там же, вы сами говорили — пусть условный рефлекс вырабатывается. Взрыв слышали, что взорвалось не в курсе — дымок от паровоза был, а вот что вёз, не знаю.

— Хорошо, один вопрос снят — минные взрыватели есть, а заряды организуем. Плохо, что немецкие гранаты нельзя под растяжки приспособить.

— Вообще-то можно, — Матвеев вопросительно посмотрел на меня, и, получив в ответ одобрительный кивок, продолжил. — Только нужны либо резина, либо ещё какой гибкий материал, хорошая ветка может вполне подойти. Надежность конечно поменьше, да и конструкция сложнее, устанавливать геморройнее. Тёрка в немецких гранатах не очень — длинный ход срабатывания, да и сорвёт саму гранату с опоры. Тут такая хитрая схема — сгибается упругая ветка, к концу которой крепится вытяжной шнур "толкушки" или тридцать девятой. Затем конец ветки закрепляется с помощью деревянной рогульки, которая сама "контрится" колышком. А вот к нему уже и привязывается растяжка на вытяжение.

— Уже пробовал?

— Крамской ставил, когда уходили, один раз даже взрыв слышали, но опять же — сама сработала, или подорвали, кто ж её знает.

— Ещё одной проблемой вроде меньше. Старшина, разведка какая вернулась?

— Пока только с Залесья и Нарковщины. Там весело. Немцы потребовали создать отряды самообороны — по одному мужику с десяти домов.

— И как успехи?

— Создают, даже оружие получили — трёхлинейка и десять патронов в зубы.

— Ух ты. А чего так бедно? Если они так за все деревни в округе взялись, этим надо воспользоваться. Для начала пусть занятия по огневой подготовке проведут. У нас гильзы стреляные найдутся?

— Полно, во второй части груза, ну ту что немец для себя собирал, целая машина разных — от винтовочных до артиллерийских, причём мелкие в крупные засыпаны. Даже разбирать не стали, так закопали.

— Это хорошо. В общем, меняем нормальные патроны на гильзы, а дальше пускай старосты в город едут, пока без гильз, вдруг немцы маркировку записали, и требуют ещё по сотне на рыло, типа не умеет народ стрелять — учить надо.

— А сами они в рыло от немцев за такие требования не получат?

— Ну, даже и получат — работа у них такая, кому сейчас легко? Но, скорее всего по полсотни им дадут и обяжут гильзы сдавать для отчётности. Надо подумать как их переснаряжать если что, а то может и партия подходящая найдётся. На крайняк сами пустим на учёбу, далеко не все у нас снайперы. Так что, Леонид Михайлович, кроме продналога обкладываем и налогом на боеприпасы. Им гранат не выдали?

— Вроде нет.

— Непорядок, надо озаботиться, да и занятия по метанию тоже пусть в расписание вставят, причём как минимум по одной боевой.

— Не думаю, что получится.

— Чем больше требовать, тем больше дадут — чаще половину от требуемого. Наука такая, психология называется. Не мы же просили их оружие выдавать, пусть теперь крутятся. Что со взрывчаткой?

— Больше двухсот кило, — Кошка сверился с блокнотом. — Это кроме гаубичных снарядов.

— Товарищ старшина, давайте в этом вопросе поточнее, хотя бы до килограмма.

— Да, конечно. Двести двенадцать килограммов. Восемь снарядов сто двадцать два миллиметра, и шесть восьмидесятидвухмиллиметровых ракет. Ещё есть девять мин того же калибра, но товарищ капитан не отдаст.

— Не отдам, к миномёту хоть и нет прицела, но до километра положу если не в башку, то в тушку точно.

— Будем иметь в виду. Ещё есть одна проблема, которую вряд ли без вас сможем решить — нужно сделать так, чтобы можно было вести огонь, не выдавая позиции стрелка. Хорошо бы заглушить звук, но более интересно избавиться от вспышки. Может заряд уменьшить?

— Заряд, скорее всего, уменьшать придётся, но нам перед войной показывали один прибор, правда для нагана. Он сильно уменьшал звук и совсем убирал вспышку, а она у нагана как факел, патрон мощный, а ствол короткий. Вроде его можно и к винтовке приспособить, но устройства я не знаю, надо экспериментировать. А может немец знает?

— Точно, вот и спросите, передаю его в ваше распоряжение.

— Но, товарищ командир… — старшина даже приподнялся со скамейки.

— Только со старшиной договоритесь, чтобы не в ущерб прочему. Георгий, ко мне Крамского после совещания. Ещё что-то срочное есть? Нет? Тогда предлагаю обмыть нашу прошедшую операцию, ну и заодно, за удачу последующих начинаний.

Предложение не вызвало возражений и я выставил на стол бутылку отжатого у Мезьера "Мартеля". Народ оживился.

— Только одну, не будем подавать подчинённым плохой пример, а то старшина за такое в зиндан сажает.

Оживление заметно спало.

— Мы пьём не ради пьянства окаянного, а дабы не забыть нашу трапезу русскую.

— Это чьи слова? — заинтересованно спросил Байстрюк, быстро строча в блокнот.

— Приписывают Петру Первому, но небось врут. А этот коньяк не для того чтобы напиться. Будем приобщаться к европейской культуре. Культура у них, если честно так себе — нагни ближнего и не забудь про дальнего, но коньяк хорош. Потому и начнём с немногого хорошего. Старшина, бокалы есть?

— Кружки.

— Ага, я и говорю — выставляй.

— Итак, товарищи, представили себя господами. Так надо, для маскировки. Представили, что перед вами снифтер — это такой бокал имеющий форму, похожую на шарообразную. На ножке. В такой бокал коньяк, в отличие от водки и стакана, наливается не более чем на треть, чаще меньше. Да, именно эта бутылка является так называемой доконтрольной, значит выпущенной до тридцать шестого года, когда министерство сельского хозяйства Франции ввело специальный знак, что продукт соответствует определённым нормам и является настоящим коньяком.

— А это хорошо или плохо, и нормы какие? — Байстрюку, в отличие от прочих слушателей, похоже была моя лекция и вправду интересна.

— Значит, виноград выращен на определённой территории, в основном в провинции с одноимённым названием, и там же изготовлен и созревал.

— И что если вывезти в другое место, то уже не настоящий что ли?

— Выходит так.

— Придурки.

— Европейская культура.

— Так что КВ или Самтрест это по ихнему не коньяк? — это уже заинтересовался Нефёдов.

— Именно так и есть, подделки.

— Да ну их, нормальные коньяки.

— А кто спорит, но они считают не так.

— Ну и хрен с ними.

— Не против. Но продолжим. Коньяк не пьётся залпом — снифтер сначала согревают в руках, нюхают пары, делают многозначительную физиономию, а затем пьют мелкими глотками. Не сразу, а с перерывами. Одну порцию надо пить не меньше нескольких минут.

— А многозначительную физию делать обязательно? — Георгий вроде, и правда, заинтересовался.

— Если коньяк твой или хочешь польстить угощающему — да. Если нужно его оскорбить, ну мало ли — например, на место поставить, то можешь скорчить гримасу поотвратительнее.

— Гляди, целая наука.

— Ну да, европейцу, чтобы объяснить, что он тебе не нравится, не обязательно сразу морду бить. Не поймут-с. Приступили.

Народ покрутил кружки в руках, принюхался, наблюдая за моими действиями, и приступил к откушиванию продукта.

— Гадость, — выразил общее мнение капитан. — КВ лучше.

— Наверно да, но при дегустации хорошего, в смысле дорогого, напитка, надо воздерживаться от подобных сентенций.

— Чего? — решил вступить в нашу беседу Кошка.

— Мнения — если по-русски.

— А зачем нам это всё?

— Ну, в жизни многое может пригодиться. Смог бы я выдавать себя за немца, если бы не знал таких тонкостей? Только не надо меня спрашивать — откуда я это знаю. Военная тайна. К тому же встречают по одёжке — мы же не собираемся выбить немцев за границу, и дальше ни ногой. А Франция под кем? Так что нам её освобождать.

Этим заявлением, поднявшим настроение, решил закончить совещание. Перед завтрашним днём выспаться надо. С рассветом ещё группу, что за Потаповым и Фроловым пойдёт, консультировать. Не тут-то было — пришёл ефрейтор, я же сам вызвал. Блин, чего-то башка плохо соображает, и дело не в коньяке. Выспаться надо.

— Так, ефрейтор, тебе особое задание. Сейчас основные действия мы переносим на север, хотя конечно и южное направление забывать не стоит. Штаб, хотя он ещё об этом не знает, в ближайшие дни разработает маршруты боевых групп. Выдвигаться они будут разными путями, возвращаться тоже, но при возвращении все, ну или почти все, будут проходить через одну точку — вот эту точку ты мне и найдёшь. Параметры у этой местности должны быть следующие, точнее параметр должен быть один — там должно быть удобно уничтожить преследователей. Задача ясна?

— Так точно, товарищ командир, но хотелось бы уточнить — в чём это удобство должно выражаться?

— Экий вы, батенька, несообразительный. Местность должна быть такая, чтобы немцы или ещё яка гадость, попав там в засаду, выбраться уже не могли. То есть задача по твоей части — заминировать там всё нужно так, чтобы они из огневого мешка только в могилу могли уйти. Теперь понятно объяснил?

— Так точно, теперь понятно.

— Ещё один вопрос, давно узнать хотел — почему ефрейтор.

— Так звание такое воинское.

— Это я знаю, почему не сержант?

— Ну, так это из-за "так точно" и "никак нет".

— Не понял.

— Преклонение, так сказать, перед старорежимностью. Это мне такую формулировку комиссар батальона вкатал. Сначала я, правда, три раза на губе отсидел, а потом он меня разжаловал. Дважды. Собирался и третий, но не успел. Мир его праху. Смелый был мужик, хотя и не очень умный.

— Насчёт старорежимности всё одно не врубился.

— Как красноармеец отвечает на вопрос командира? "Да", "нет", а "так точно" и "никак нет" в старой армии было. Изжили вместе с офицерами и погонами, но те, кто в царской армии служил, отвыкнуть сразу не смогли, вот у них и проскакивало время от времени. В какой-то момент и те, кто царскую не застал, стали тоже так отвечать — в основном сержантский и старшинский состав. Ну, типа, за шик стало. Где-то командиры на это забили, говорят где и поощряли молча, но в основном боролись. Всё больше лишением увольнений да губой, но некоторые особо упёртые и судом грозились.

— Угу, и борьба шла с переменным успехом.

— Где как.

— А рядовым красноармейцам небось сами не разрешали.

— А то, салагам не положено.

— Понятно, элита, блин. То-то я смотрю, Нефёдов хмурится, когда Матвеев ему "никакнекает".

— Тоже теперь бороться будете?

— Да шли бы вы со своим детским садом, а то больше заняться мне нечем. В общем, берёшь пулемётчика поопытнее, и вперёд — искать место, да позиции размечать. С утра, естественно. Всё, я спать.

* * *

— Николай Николаевич, вы должны подписать акт — все сроки летят.

— Сроки пролетели три года назад — тогда надо было суетиться, Смирнов вам всё бы подписал, а я не стану. Нафига мне ваш геморрой на свою задницу? Эта херня всё одно не полетит, то есть полетит, но как булыжник из пращи, причём с тем же результатом. "Протон" его вытащит на орбиту, может быть, даже" Бриз" в этот раз не оплошает, и даже разгонит, но до Венеры эта штука если и долетит, то как максимум куском металла и пластика. Всю начинку сожжёт первой же гелиовспышкой.

— Ничего подобного, предусмотрена защита от ионизированного излучения, — маленький полный человечек возмущённо затряс брылями щёк.

— Ничем эта защита не поможет — семьдесят процентов микросхем обычное бытовое китайское дерьмо.

— Вы же видели, у нас есть акт испытания…

— Ага, видел. Сделайте ещё раз, только поднимите мощность вчетверо. Или вы не занизили показатели более чем втрое? Всё, вопрос исчерпан.

— Бессонов, вы думаете вам дадут возможность выбросить в помойку труд сотен людей в течение пяти лет и миллиард рублей? Ошибаетесь, завтра же на вашем месте окажется менее заносчивый, а ваша карьера кончилась.

— Да пошёл ты, в прокуратуре грозить мне будешь.

Про прокуратуру это я зря, хрен этой толстой жабе что сделают — уйдёт с повышением, но вот насчёт карьеры он прав, причём вне зависимости от того подпишу акт или нет. Ну и фиг с ним, хоть совесть будет спокойна.

* * *

Подняли как всегда, ни свет ни заря. Естественно, снова не выспался. Ну и что, что Матвеев раньше встал и уже группу подготовил, может у меня нервная организация тоньше. Вот так, рискуя вывернуть челюсть, показал Егоршину на карте место, где оставил горемык, проинструктировал снова по порядку движения и пересечению дорог и рек, как будто они раньше этого не слышали, да пошёл завтракать, хотя очень хотелось завалиться и придавить ещё минуток триста. То, что за столом буду не первым, догадывался, санитары-то уже ушли, а значит не на голодный желудок, но оказался даже не вторым. Крамской с Давыдовым уже уминали остатки шрапнели, но заинтересовала меня не она, а маленькие тёмные кубики знакомого вида, что лежали около парящих кипятком кружек.

— Так, архаровцы, признавайтесь — где мёд надыбали?

— Это не к нам, это к старшине, — Давыдов быстро засунул кусочек сотового великолепия за щёку, неужто подумал что отберу, и стал быстро выхлёбывать, пахнущую разнотравьем, жидкость из кружки.

— Всем кто в боевой выход или в разведку, тем приказано выдавать, — Борис не стал прятать свою порцию, а, взяв её двумя пальцами, принялся высасывать тягучую массу из сот, медленно запивая.

— Товарищ командир, я вам тоже сейчас принесу, — молодой парень, вероятно ночной повар, чёрт — фамилию не знаю, метнулся под навес с печью.

— Отставить, боец. У меня боевых сегодня нет, а значит кашей обойдусь.

— Но товарищ старшина велел…

— Себе тоже велел?

— Нет, себе не велел.

— Вот и я обойдусь.

С завтраком закончил быстро — чего там полупустую шрапнель в живот покидать да травой запить, ну и народ вовсю подваливать начал. Эх, опять я про зарядку забыл. Может общую ввести, вместе с нормальным распорядком дня? Ага, и строем начать ходить. Пойду-ка под штабной навес, на карту попялюсь, может какая умная мысля заблудится, да и в голову придёт. А тут я в ней — голове. Бамс, выскажу чего умного, все восхитятся моей мудростью и прозорливостью, и предложат стать… Дальше не придумал, потому как я и так здесь самый главный. А что, может в цари записаться? Кто в цари крайний? Никого? Тогда я первым буду! Не, не поймут…

Только развернул карту Кошка тут как тут. Подошёл, поздоровался, сел и смотрит, молчит.

— Сказать что-то хотите, товарищ старшина?

— Ничего особо важного. Часть разведки вернулась, везде всё одинаково, немцы по всем дорогам плотно идут, полицейские отряды создаются и вооружаются. Туда много бывших красноармейцев идёт. Ну как много — с треть наверно. Похоже, с нами нашими же руками бороться собираются.

— Откуда столько, дезертиры?

— Да кто как, кто из лагерей бежал, поскитался по лесам, оголодал да и пошёл на службу врагу, а кто и не бежал — прямо оттуда рекрутировали. Понять людей конечно можно, никому не хочется от голода дохнуть. Поговорить бы с ними, да на настоящего предателя можно нарваться. В Гавриленках бригада лесорубов объявилась. Бродят по лесу, ничего не рубят, говорят с акцентом.

— Это уже интересно, надо бы с ними побеседовать.

— А я думаю это шпионы.

— Я тоже так думаю, потому и надо, хотя… Там самооборонщиков тоже вооружили?

— Да, четыре человека.

— Кто у нас там староста, Скиба?

— Он самый.

— Пусть пока стрелковые учения организует. Потом на пробу его за патронами пошлём, а "лесорубы", если они те, за кого мы их принимаем, подтвердят немцам, что патроны, правда, честно расстреляли. А стрелять, значит, эти горе-бойцы хрен умеют, потому как научить их тяжко будет и затратно.

— Сделаем. Надо бы начальника разведки нового назначить, хотя бы временно.

— А что со старым? Вроде Гаврилов был, лейтенант пехотный.

— Так ранили его.

— И что заместителя нет?

— Нефёдов сказал — сам разберётся, но не тянет он. Сегодня спал три часа.

— Так у Гаврилова был заместитель?

— Не было.

— Понятно. Сегодня в обед пусть Нефёдов мне нового начальника разведки представит. Нет, лучше я сам ему прикажу, а то на тебя ещё вызверится.

— Да, так лучше, он может.

— Ещё что-то?

— Бойцы нормами довольствия недовольны. Хм, складно получилось.

— А что с нормами?

— Я ввёл боевые и тыловые. Ну, типа тыловых. Вот те, кто на хозяйстве, а у нас таких сейчас три четверти, воду и мутят.

— Видел я твою боевую норму, с мёдом. Погоди, получается та каша с мясом, что я сейчас ел, была из усиленного пайка, раз мне поварёнок пытался мёд всучить. И какого хрена тогда, или у нас специальный командирский паёк тоже существует?

— Официально нет, а неофициально ты и капитан его будете получать. У вас головы должны работать, тогда и наши на плечах останутся. Могу вынести это предложение на комсомольское собрание, надеюсь не забыл какой у нас отряд? А насчёт мяса, оно в любой каше есть, только количество разное.

— Но из-за чего-то бухтят?

— Чисто из чувства зависти, с пустым животом никто не ходит. Сейчас с поставками из сёл разберёмся, повысим нормы, но всё что долгого хранения пойдёт на зиму. Как ещё там обернётся. Разведка говорит — в сёлах немцы чистки устроили. Часть наших попала. Возможно кто и сдал, а может просто по анкетным данным гребли — мы же на актив ставку делали, вот они и попали под метлу. Правда, кое-кто уже вернулся, хоть и с разбитыми мордами, но живые.

— Ещё что-то, что я должен знать?

— Вроде всё.

— Тогда так. Жратву всем варить одинаковую. Те, кто на боевых или в разведке — в плюс получают сухой паёк, с ним сам разбирайся. Те, кто на тяжёлых работах полуторную норму. Штаб — дополнительно сахар. Неплохо бы ещё и фосфор, но консервы, в том числе и рыбные, оставляем в зиму. Всё, вопрос решён, а теперь — Чапай думать будет.

Думы мои тяжкие. Житие, блин, мое. Что же у нас с мостами? Первое, что напрашивается — это моё боевое крещение, если конечно первую стычку не считать — мост под Захарничами. Следующий мост по этому шоссе под Юровичами, но он больше и охраняют его наверняка лучше, тем более, что и село покрупнее. Раньше там стационарный пост был на отделение, сейчас могут и укрепить. Если эти два моста сделаем, то пробку организуем нехилую, уж точно больше, чем в прошлый раз. Теперь надо прикинуть как немцы смогут сапёров перебросить. Варианта, в общем-то, два — либо севернее, либо южнее. С северным вариантом понятно — это те ребята, которым мы казарму попортили и склад почистили, если их, конечно, не перевели куда. Через Худобки мы их в этот раз не пустим, потому как за полкилометра до поворота на хутор есть хоть и маленький, но тоже мост, причём прямо в лесном массиве. Его даже не охраняют, потому как бесполезно — деревья аж в двух метрах от дороги. Нет, если точно знать, что на объект нападут, можно и секреты выставить и оборону наладить, но это если знать. По-хорошему — мы можем ударить в любом из сотен мест, а защитить всё никакого Вермахта не хватит.

Лады, считаем что и это у нас получилось — подъехали они, увидели обломки, развернулись. Куда дальше рванут? Понятно, что обратно, но вот рискнут на просёлки выскочить, мимо тех же Белого и Чёрного озёр проскочить? Кто же их душу фашистскую знает. Если на всех просёлках мосты курочить, это сколь сил и средств понадобится? Хотя с другой стороны, почему бы и нет? В ближайшее время нам не до поездок на автотранспорте, всё больше ножками. Сколько тогда под снос? Раз, два, три… двадцать одна штука. Очко, мать твою, и это только на севере, а ещё юг. Не, тут логист нужен — как всё поломать так, чтобы свои же группы не отрезать. А ведь по любому отрежутся — если мы три дороги перекроем и рокады выведем из строя, на базу люди фиг вернутся. Значит надо будет подумать о пайках и лёжках. Почему лёжках? Да потому, что если части встанут, то их вполне могут погнать на прочёсывание. Это фронтовое командование не даст отвлекать маршевые части, когда они маршируют, куда надо. А если стоят на месте, то почему бы и не разрешить им по лесам побегать, чисто в плане тренировки, а заодно отомстить плохишам, что этот незапланированный отдых устроили. Проблема.

— Товарищ командир?

— А, это вы, товарищ капитан. Что-то я увлёкся. Смотрите, что у нас получается.

Пришлось обрисовать Нефёдову перспективы. Он слегка прибалдел от моих наполеоновских планов, когда же мы принялись за южное направление, то вообще приуныл.

— Вы думаете мы это потянем? Пять охраняемых и тридцать восемь неохраняемых мостов. Да у нас и подрывников столько нет. Хотя малые мостики можно просто сжечь, но вот эти пять…

— Да, задача. Кто у нас сейчас на разведке?

— Пока я.

— Отставить, передать разведку другому командиру. Прямо сейчас назначаете, отдаёте команду разведать цели. Два дня хватит?

— Нет, не меньше трёх. Надо, как минимум, три-четыре группы создавать заново, людей подобрать. Действующие три группы пошлём к самым дальним объектам, так они вернутся вместе с новичками, что разведают ближние.

— Логично, но создавать группы заново, без опытных командиров… Может лучше одну из существующих разбить и доукомплектовать?

— Не надо. Три группы есть целиком, и остатки ещё трёх. Там как раз четыре человека, их старшими и поставим. Они, в свою очередь, подберут людей, ну а уж учиться будут в процессе.

— Ох уж мне это обучение в процессе — и дело медленно делается, и рискуем огрести лишние потери.

— Другой вариант — сидеть на заднице и тренироваться. Так глядишь и своих дождёмся, что знаменательно, без потерь.

— Не пачкай хоть ты мне мозги. Меня, кстати, особый отдел особо трясти не будет, я вообще гражданский.

— Ага, а меня особо и без особого отдела потрясут. Ладно, тогда я наношу цели на карту и иду разведку на уши ставить. Ту группу, что вчера вернулась, сразу отправлю, остальных после полудня — пусть покемарят хоть несколько часов.

С одним вопросом вроде как развязался, осталось, грубо, девятьсот девяносто девять. Прогресс. О, а это кто у нас бледной тенью скользит на периферии зрения?

— Мария, здравствуй. Как дела, вживаешься в коллектив?

— Да, товарищ командир партизанского отряда "Полоцкий мститель".

— А что так официально, дело какое по службе есть?

— Нет.

— Тогда, мы вроде договорились на "ты", или забыла?

— Не забыла, но это я с Костей договаривалась, а не с командиром.

— Не понял, на что обижаешься.

— Почему ты не сказал что командир?

— А почему должен был говорить, ты вообще понятие о военной тайне представляешь?

— Военная тайна это сколько бойцов, какое оружие, где отряд находится…

— А также личности и внешний вид командиров, их привычки, знакомства и многое другое.

Девушка удивлённо посмотрела на меня и задумалась. Ну ладно, ну сгустил слегка краски, но если она спросит у кого, правду ли я сказал, то ей это подтвердят, да ещё скажут, что я к немцам захаживаю на коньяк.

— Я не знала, прости.

— Ничего. У меня тебе подарок, извини, не серёжки — вытащил из кармана и протянул Маше "зауэр". Хотел сначала "вальтер" дать, он блестящий, но передумал — не дай Бог, она с ним к немцам в руки попадёт, запытают ведь.

— Ой, какой хорошенький. Ванька обзавидуется. Утомил он уже со своим "наганом".

Да, дожили, девушки пистолетам радуются, аки дети леденцам.

— Тебя куда определили?

— Куда-куда? На кухню. Вот почему, если девушка, то сразу на кухню? А, это не ты приказал? Я думала, ты.

— Нет, это не я. А чем бы ты хотела заниматься?

— Фашистов бить… и полицаев.

— Извини, но этого ты пока не умеешь, учись — тогда посмотрим.

— Ну да, кто меня учить будет?

— Тот, кто других учит, тот и тебя будет учить. Обратись к старшине, скажи, я приказал дать начальную военную подготовку. Но учти, не в ущерб кухне, договорились?

— Договорились, но знаешь, желающих на кухню много, некоторые очень завидуют — может кого другого вместо меня?

— Вот если старшина будет доволен твоей учёбой, тогда посмотрим — может в санитары, может в разведку.

— Хочу в разведку, я же девушка, ну кто на меня внимание обратит.

— Я же сказал — посмотрим. Ивана с тобой определили?

— Ага, печником второй смены, злющий он на тебя, обижается.

— Значит в водовозы надо перевести.

— Почему?

— На обиженных воду возят.

Маша звонко рассмеялась.

— Я ему передам. Мне на смену заступать — разрешите идти, товарищ командир?

— Идите, боец… А кстати, как твоя фамилия?

— Коноплянина.

— Идите, боец Коноплянина.

Эх, хорошая девушка. Надо бы в Полоцк. На разведку. В госпиталь. Может, правда успею? Нет, нельзя — операция с мостами нужнее. Ну никакой личной жизни.

Опять капитан пылит, в компании с лейтенантом командиром второй роты.

— Товарищ командир отряда, представляю вам командира разведвзвода, лейтенанта Калиничева Василия Львовича.

И что ему отвечать надо — очень приятно?

— Здравствуйте, лейтенант, но вы же вроде командиром второй роты числитесь?

— Да, товарищ командир, теперь ещё и командиром разведвзвода.

— Капитан, а сколько у нас на данный момент командиров?

— Одиннадцать, двое ранены.

— И что, нет возможности выделить отдельного командира разведвзвода?

— Нет, у всех по две и более должностей.

— А сержанты?

— На должностях заместителей и взводных, практически все совмещают.

— А учёба? Вы готовите людей?

— Пытаемся учить, как только есть возможность. В основном назначили подходящих красноармейцев заместителями сержантов, но нужно время.

— Время, время…. Лейтенант, товарищ капитан довёл задачу?

— Да.

— Тогда не буду отрывать, занимайтесь. Да, ещё — вы тоже должны подготовить заместителя, точнее двух — и на разведвзвод, и на роту.

— Есть.

— Идите.

Когда лейтенант ушёл, опять присели с капитаном под навес.

— Справится?

— А что ему ещё остаётся?

— Ну да — куда он с подводной лодки денется.

— С какой?

— Потом расскажу, так — присказка. Ладно, вернёмся к делам нашим скорбным, — опять развернул карту, и мы склонились над ней.

* * *

Куда они так спешат, где мы их всех хоронить будем? До заката осталось меньше получаса, а они всё едут, и, похоже, заканчиваться не собираются. Вот, ещё три машины. Хорошо, с востока вроде поток прекратился, а плохо, что ночевать часть этих торопыг в Юровичах будет. Неспокойно что-то, чистая ведь авантюра. Сколько такие проходить будут, пока фрицы не начнут нас за наш русский авось наказывать? Вот именно — как бы не сегодня это началось.

— Тихвинский, давай на дорогу, вроде все проехали.

— Есть.

А ничего так военюрист смотрится — горжет ему идёт. Морду бы ещё отожрать раза в полтора, вообще от полицая не отличишь. Мотоцикл не слишком чистый, вечер всё-таки на дворе, но и не очень грязный, значит уход за техникой блюдётся. Вот наши два грузовичка как у негра побывали, но то работяги. Газик хоть и подшаманили шофера, только всё одно не жилец — сюда его на аркане тащили. Главное теперь, чтобы последние полкилометра своим ходом прошёл. Старшина обещал, что и полсотни проедет, но посещают меня смутные сомнения — вон как беднягу колбасит, а из прогорелого глушака аж искры летят. Шахид ты наш русско-американский. Думал ли господин Форд, продавая лицензию стране Советов, что его детище тоже пойдёт умирать за веру, причём за ту, которая изобретателю крайне несимпатична. Может и думал. Почему продал? Ничего личного, просто бизнес. Что-то там вождь говорил насчёт верёвки и капиталистов? Посмотрим.

Интересно, а что мне всякая ерунда опять в голову лезет, и руки дрожат, а уж потею, вообще как в бане? А страшно потому что. И главное никто меня это делать не заставляет — сам придумал, сам отправился выполнять. Что особенно необычно — от добровольцев отбоя не было. Не понимаю я их — ведь видно, что боятся, но вызываются. Крамской так вообще чуть не заплакал, когда я его отшил, только заряды разрешил связать. И ведь задание у него не менее опасное, так как отходить им гораздо сложнее.

Подъезжаем, хватит думать — стрелять пора. Ну, это я так образно. Этот мелкий мосток на въезде в Юровичи тоже охраняется, но слабо — стоят двое охламонов, щерятся. Щерьтесь, щерьтесь, где-то тут в кустах Егоршин сидит, ждёт когда мы начнём. Вот теперь дома пошли, сейчас будет перекрёсток двух главных дорог, а нам чуть дальше. Так, газон зачихал, взревел и заглох. Молодцы парни, всё как по нотам. Охрана моста заметила катастрофическое положение наших камрадов, которые сейчас усиленно машут нам руками, прося остановиться, и присоединяется к семафориванию. Ну, мы не гордые, мы остановимся, прямо при въезде на мост и встанем.

— Что случилось, гефрайтер?

— Там ваши попутчики заглохли, вон стоят, один уже сюда бежит, господин унтер-офицер.

— Дьявол побрал бы этих русских, с их дурацкими поделками. Уже третий раз глохнет. Эй, бездельники, — стучу по затянутому брезентом кузову. — Выбирайтесь, пошли опять русского толкать.

Из кузова не живенько, с явной ленцой, начали выбираться бравые немецкие зольдаты. Эх, научить бы их ещё ругаться, но чтобы без акцента — цены бы не было. Второй неприятный момент, на который мог обратить внимание ефрейтор — обилие средств убиения ближнего в руках и на тушках новоприбывших. Ранец на одном смотрелся вообще дико. Надо бы его отвлечь.

— Гефрайтор, за мостом есть место, где машину поставить? Не хочется вам тут проезд захламлять.

— Да, господин унтер-офицер.

— Проезжай, за мостом встанешь, — это уже водителю, заодно и рукой направление показал — вдруг не поймёт мой немецкий.

Машина тронулась, а команда толкачей споро выстроилась в колонну по два, показывая всем видом, что ожидает приказа к выдвижению. Орднунг, однако.

Команду отдать не успел.

— Что это?

Ефрейтор удивлённо уставился на заглохший грузовик, от которого быстро бежали в нашу сторону двое солдат. Сам автомобиль быстро окутывался серым облаком дыма, в котором пробивались всполохи огня.

— Святая Бригитта, там же заряды к гаубице! Если рванёт, всё в прах разнесёт!

Ефрейтор заметно побледнел, а пулемётчик, стоявший рядом, скоренько спрыгнул в свой окоп. Ещё двое охранников заозирались в поисках убежища.

— Форвертс!

Команда была обговорена заранее, и, услышав ключевое слово, бойцы начали работать. Автоматные и пистолетные выстрелы слились в один яростный сметающий вихрь. За спиной застучал пулемёт. Он был заранее укреплён внутри кузова "круппа", и сейчас, ведя огонь с середины моста, должен был без вариантов положить оставшихся двух гитлеровцев, тем более что они тоже пялились на начинающийся пожар. Дым, становящийся всё более чёрным, не быстро, но уверенно затягивал дорогу, отрезая нас от возможных свидетелей, находящихся в деревне. Ранец уже стоял на земле, откуда двое бойцов извлекли заряды и шмыгнули под мост, пока остальные занимали позиции для обороны. С другой стороны населённого пункта, очень надеюсь, что от маленького мостка, раздалось несколько выстрелов и всё замолкло. Похоже там всё в порядке — короткая стрельба не могла означать уничтожение нашей группы, а вот гибель пары немцев, вполне.

Подбежавшие партизаны слегка запыхались. Махнув рукой отправил их дальше, туда где с машины уже сбросили на настил столитровую бочку, наполненную самопальной зажигательной смесью. Машина покатилась дальше, а один из бойцов, ранее скрывавшийся в кузове, уже кромсал стенки емкости топором. Подбежавшая пара с размаху, помогая дровосеку, пнула бочку и дальше они покатили её уже втроём, оставляя на досках настила тёмные, медленно расплывающиеся лужи. Пока от меня толку особого нет, обшмонаю покойничков — документы, оружие, амуниция.

Из-под моста, как чёртик из табакерки, выскочил Потапов.

— Леший, восемьдесят секунд.

У Крамского научился, раньше все пытались минутами время мерить. Не то теперь время — сейчас секунды в почёте. Как говорится — не думай о секундах свысока.

— Отход.

Побежали. Не все. Пулемётчик высаживает в дым очередь патронов на тридцать, специально для особо любопытных или слишком быстроногих, и, взвалив на плечо тушку переделанного под ручник немецкого ноль восьмого, чешет за нами. А вот и лужа. Чиркаю сразу несколькими связанными в пучок спичками и поджигаю. Потапов страхует с колена, направив винтовку в сторону деревни. Хорошо занялось, жарко. Мимо, тяжело дыша, проскакивает пулемётчик. Таскать на себе старый, времён Первой Мировой, с водяным охлаждением пулемёт, то ещё удовольствие, особенно бегом. Наддали, теперь нас ещё и дымок от костра на мосту должен немного прикрыть, не зря битум в бензине разводили.

Мужики пулемёт с машины уже сдёрнули, на этом берегу немцы свой, по непонятной причине, ставить не захотели, и теперь тот бил по кому-то короткими. Хотелось оглянуться и посмотреть, но свистнувшая рядом пуля убедила, что патроны не просто так тратятся — по делу. Сколько уже времени прошло, как Потапов команду подал, секунд тридцать? Мало, надо закрепиться и подождать. Что-то быстро они среагировали, не к добру это. Перестрелка слышна, вторая группа видно тоже сцепилась с фашистами. Очень быстрые. Один, кстати, добегался — вон валяется.

Взрыв буквально вырвал дальний крайний пролёт моста и взметнул его ввысь. Одна из досок взлетела, высоко вращаясь словно пропеллер, и медленно начала планировать в нашу сторону. Относительно медленно. Когда она подлетела ближе, понял что это не доска — это брус, и изрядно не тонкий. Опять взрывчатки переложили, теперь как бы это бревно нас не прибило. Повезло — брус снесло в сторону и он воткнулся в высокий берег. Взрывная волна ударила хлёстко, так что испугался за костёр — вдруг как задует, тогда опять бежать поджигать? Не задуло, хотя и почти сбило пламя, но оно выровнялось и снова негромко загудело, пожирая свою добычу. Зато дым сшибло в нашу сторону, здорово прикрыв от вражеских взоров.

— Уходим!

Меньше чем через тридцать секунд машина рванула прочь — Потапова затягивали уже на ходу. Вдалеке бухнул ещё один взрыв — писец и второму мостику. А теперь ходу, ходу!

Вроде выскочили. Ой, а это кто нам навстречу пилит? Может проскочить не останавливаясь? Подозрительно будет, вон сзади какой столб чёрного дыма стоит. Придётся предупредить камрадов, что дальше дороги нет.

— Миша, стой! Я с ними поговорю.

Три трехосных "круппа". Идут тяжело, сидят глубоко — везут что-то тяжёлое. Интересно было бы их прихватить, но смысла никакого — мы только что дорогу себе сами отрезали. И эту машину придётся бросать, так как больше вариантов переправиться через Полоту нет. Идти на юг — это пересекать железку. В общем, так и хотел, но на четырёх машинах, не вариант.

Передняя машина встала около меня, обдав клубом пыли, за ней остановились и две другие.

— Что случилось, унтер-офицер?

Ого, целый вахмистр. Хорошо, по пушкам, а не по подковам. Прикольно было бы, если у него три грузовика седел и уздечек.

— Господин вахмистр, дороги нет, бандиты мост подожгли.

Вахмистр выбрался из машины и глянул в указанном мной направлении. Похоже впечатлился.

— Доннерветтер, объезд ближайший где?

— Далеко, господин вахмистр. Нужно место для ночлега искать, может утром уже починят.

— Если утром я не привезу боеприпасы для Гранатверфера, то обедать уже буду в пятисотом батальоне. Ты не знаешь нашего капитана.

Как интересно. Узнать бы у него какие мины он везёт, пятидесятки или восьмидесятки? Хотя какая разница, а вот то, что, не доставив вовремя боеприпасы, может попасть в штрафной батальон, говорит о многом. Решено, поможем вахмистру — нечего ему делать в пятисотом, чертям тоже сковородки надо для кого-то калить.

— Ну, если так серьёзно, то надо помочь. Разрешите представиться — Герхард Цигель. Двести девяностая пехотная.

— Соседи, мы из третьей мотопехотной. Правда, можете помочь?

— Да. Через реку вам не переправиться, если только обратно в Полоцк не вернётесь.

— Не вариант, нет времени.

— Тогда разворачивайтесь и через пятьсот метров свернём налево, только дорога там не очень, но машины у вас мощные, должны пройти. Пересечём железную дорогу через разъезд, а там до шоссе пара километров. Правда, через лес и мимо болота.

— Откуда такое знание местности?

— Так бандиты этот мост уже раз сжигали, нас тогда фельджандармерия этой дорогой отправила. Пару раз застряли, но проехать можно. Только тогда день был. Может лучше в Полоцк вернёмся?

— Нет, нельзя. Я Ганс Шлипель, — он наконец протянул мне руку. — Выручай, Герхард. Отблагодарю.

Мы не гордые, руку мы пожмём и улыбнёмся вполне дружелюбно. Ну что же, поехали, покойничек.

— Тогда я вперёд, а вы за мной.

Сажусь в кабину.

— Миша, едем очень осторожно, чтобы эти слоны не завязли раньше времени, — пока тяжёлые грузовики артиллеристов разворачивались, мы ещё раз глянули карту, и я предупредил бойцов в кузове, что планы меняются. — Брать их будем в районе болота. Застрянешь уже там, но не сильно.

Эх, где наша не попадала!

Проблемы начались сразу после съезда с трассы. Грунтовка была совершенно не приспособлена для проезда тяжёлой техники. Если бы не наступившая темнота, вахмистр мог заметить, что тут вряд ли часто ходили автомобили. Слава Богу, недавно кто-то всё же проехал, оставив чёткий след протектора. Время от времени, то одна, то другая машина застревали, но пока двигатели справлялись. Очень не хотелось отправлять бойцов толкать машины — один вопрос им со стороны водителя или сопровождающего и всё, аллес капут. Но так как машины вахмистра были мощнее, а наша почти пустая — справлялись.

Через разъезд проехали без проблем, а вот дальше начался кошмар. Короче, дорога оказалась только на карте, в реале это была вырубка, даже пеньки торчали. Не проехали мы и ста метров, как сзади засигналила машина вахмистра.

— Миша, стой, — выпрыгнул из кабины и дважды стукнул по кузову, пусть готовятся.

— Чёрт, это не дорога, — начал с наезда вахмистр. — Унтер, ты куда нас завёл?

Глинка, однако. Жизнь за царя, точнее Городецкий и его Ваня Сусанин.

— Да, чего-то не то, — почесал затылок. — Темно же, может не там свернули после разъезда?

— Да мы после него и не сворачивали.

— Ну да, может надо было свернуть… Мой водитель дороги не знает, тогда другой был. Следует вернуться и спросить у обходчика.

— Язык аборигенов знаешь?

Ишь, образованный, слова какие помнит.

— Я не знаю, Вольф вроде может объясняться.

— Сами здесь будем ждать, пока он объясняться будет?

— А смысл? Вот только здесь не развернёшься, придётся задом сдавать.

— Мою ещё и тянуть, застряла.

— Справимся, у меня в кузове пополнение — десять лбов.

— Так гони их сюда, нас только шестеро. Гельмут, доставай трос.

Проведя лёгкую имитацию бега, подхожу к своему автомобили.

— А ну, вылезайте, бездельники, — и уже тише по-русски. — Работаем тихо, ножами. Их шестеро, вахмистра беру на себя. С собой только короткоствол.

Когда вернулись к немцам, около передней машины, кроме вахмистра, ошивались ещё двое — один цеплял трос, второй просто ждал, облокотившись на бампер. Толкнул Потапова в темноту, тот моментально сориентировался, ухватил ещё кого-то, и они буквально растаяли. Надо им хотя бы минуту дать. До водителя второй машины, подогнавшего свой транспорт почти вплотную к первой добраться довольно просто, а вот третьего достать будет сложновато — далеко стоит да фарами освещает всю мизансцену.

— Ну, взялись!

Сам естественно ни за что не берусь, а встаю рядом с Шлипелем, на что тот негативно реагирует, бросив на меня неприятный взгляд. А что ты думал, целый унтер-офицер, да ещё не подчинённый тебе, будет работать? Вот уж вряд ли.

Обе машины взревели двигателями, и я, сместившись чуть назад, вытащил штык и ударил вахмистра слева в спину. Блин, клинок скользнул по портупее и сместился при ударе, немец вскрикнул и, дёрнувшись, развернулся в мою сторону, тем самым вырвав рукоять штыка из ладони. Около машины произошла короткая схватка, закончившаяся без происшествий, не для гитлеровцев конечно. У меня пошло не очень — мы сошлись с вахмистром в клинче, левой рукой я блокировал его правую, пытавшуюся добраться до кобуры, ну а правой соответственно отдирал его левую, вцепившуюся в моё горло. Так продолжалось секунд тридцать — бугай оказался здоровый и, даже со штыком в спине, всё сильнее перекрывал мне кислород. Если бы ещё догадался бросить попытки извлечь ствол, мне совсем стало бы кисло. Пару раз пнул его ногой, но единственное чего добился, это потерял равновесие, из-за чего концентрировать усилия в руках стало сложнее, и вовсе потерял доступ воздуха. В другом положении, кончиться всё могло совсем плохо, но немец вдруг обмяк, и стало можно дышать.

— Спасибо, Миша, — сумел выжать слова, попеременно кашляя. — Потери?

— Вроде нет, вон и Потапыч, значит всё хорошо.

Григорий, появившись из темноты, успокаивающе махнул рукой. Вот и нормалёк. Но колбасит не по-детски, причём похоже всех.

Везёт нам сегодня, несмотря на реактивность фрицев. Видно Доля не оставила своей заботой, как и обещала. Эй, с этого места поподробнее! Кто там в голове, что насчёт Доли? И тишина… И мёртвые с косами стоят… Ладно, проехали, других дел полно, но кто-то мне всё-таки ответит и за Долю и за Морану.

— Михаил, возьми кого-нибудь, да пробегитесь вперёд, дорогу разведайте — совсем там глухо или хотя бы до болота сумеем добраться. Григорий, гляньте, что у них в кузовах.

Вроде хрипеть меньше стал. Сам пока посмотрю, что у этого борова интересного есть. На тушке были только документы, "парабеллум" и прочие мужские мелочи, зато в кабине нашёлся целый портфель с фонарём и документами, причём как с заполненными, так и чистыми бланками. Не знаю, понадобится ли ещё такое добро, но заныкать стоит. Минут через пять объявился Потапов.

— Тащ командир, вот, — Григорий продемонстрировал миномётную мину. — Везде только эти.

— Да, я уже разобрался. Две тысячи шестьсот штук восьмисантиметровых мин и двадцать ящиков дополнительных зарядов. Вот теперь думаю, что со всем этим добром делать.

В конце концов, всё оказалось не так плохо — до болота мы пробились. А вот разгрузить десять тонн мин, оказалось той ещё адовой работой, особенно если груз ещё надо притопить в холодной вязкой грязи. Дополнительные заряды топить не стали — эти от воды мигом в негодность придут, как и взрыватели, потому упрятывание этого добра заняло у двоих бойцов даже больше времени, чем наши разгрузочные работы. Умаялись все, включая вашего покорного слугу. Полночи коту под хвост. Как бы эта задержка нам не аукнулась, но если бы просто бросили или взорвали, моё земноводное никогда бы мне этого не простило. И так последние шесть сотен снарядов, которыми решили пожертвовать для достоверности, жалко было до скрежета зубовного. Не факт что удастся это подорвать так, чтобы всё сдетонировало. Был бы Крамской, меньше волновался. Ну да ладно.

Пустые машины пошли легко и спустя час, и за три часа до восхода, были уже около дороги на Оболь. Заминировали три свежих трофея, на всякий случай, вытащив мины из ящиков и сложив кучками в кузовах. Рвануло здорово. Будем надеяться, что немцы поверят, что погиб весь груз и разыскивать нашу нычку не станут. Теперь осталось спрятать свой автомобиль и начинать новую пешую Одиссею.