- Сержант, хватит, всё одно вы нас не утащите. Объявляй пятиминутный привал.

   Плащ-палатку бережно опустили на землю, но в боку опять стрельнуло. Точно печень задело, нормальный человек уже давно бы кони двинул.

   - Всем нормальную перевязку, - Матвеев распоряжался быстро и уверенно, настоящий командир. - А то понакрутили чёрт знает что.

   Перевязали нас и вправду впопыхах прямо поверх формы, лишь бы кровь остановить. Невзначай ставший санитаром Крамской вытряхнул на траву целую гору каких-то шмоток, среди которых виднелись упаковки бинтов, консервные банки и прочее добро. Прямо к моей руке подкатился небольшой цилиндр с надписью 'Pervitin'.

   - Боря, это откуда?

   - Так у эсэсовцев этого добра море было. Это лекарства?

   - Хуже, или лучше - как посмотреть.

   Через пять минут меня опять запеленали. Судя по взгляду Крамского, много времени он мне не отпускал, наверно решил, что у меня внутренне кровотечение, раз наружу ничего не выливается. А может он в этом и не разбирается, просто считает, что с такими ранами не живут. А вот хрен!

   - Сержант, слушай меня внимательно и не перебивай. С нами вы не уйдёте, поэтому: оттаскиваете нас метров на триста от тропы и маскируете. Оттаскиваете аккуратно, дабы не наследить, маскируете хорошо, в том числе и пути перетаскивания. Молчать! С нами оставишь одного, повторяю - одного, человека. Вон хотя бы Потапова. Далее - бинты соберите, через пару километров устроишь имитацию привала, там и бросите. Кроме того что отведёте от нас опасность прочёсывания, введёте противника в заблуждение о скорости своего передвижения. Теперь о скорости. Есть два варианта: если у группы преследования будет рация идти надо зигзагом, иначе в засаду влезете, к бабке не ходи. Если рации нет, а это, на мой взгляд, правдоподобнее, ну слабо верится что прямо здесь две таких группы есть, то рвать надо по прямой и что есть духу. Возможно, удастся вырваться из зоны оцепления, особенно если немцы будут думать, что вы тащите раненых. Тут тебе решать.

   Уф, надо слегка перевести дух. Во рту сушит, да и потряхивает что-то не по-детски.

   - По поводу марша. Делаешь следующее - вот эти таблетки, это наркотик. Не кокс конечно и не герыч, но тоже должен цеплять. Нормы приёма его я не знаю, думаю по одной раз в четыре часа, но смотри по обстановке - идти вам как минимум сутки без передыху. На спиртное не налегайте, не знаю как оно с амфетаминами взаимодействует. Лучше использовать углеводы - кусок сахара или хлеба рассасываешь во рту как можно дольше. Главное чтобы в организм постоянно попадало хоть небольшое количество углеводов. Да, при таком двойном обмане организм будет расходовать энергию со страшной силой и не понимать, что работает на износ, поэтому есть надо будет тоже часто, желательно больше белка. Всё ясно? Теперь давай сюда Крамского.

   Отхлебнуть воды надо, совсем говорить не могу - изо рта карканье какое-то вырывается.

   - Боря, что у тебя по минам?

   - Мины на дороге остались, с лошадью. Здесь только два взрывателя нажимных, ещё могу четыре растяжки сделать. Это всё.

   - Тогда так, через пару километров ставь растяжку, через сто метров ещё одну...

   - Так нельзя, заметят.

   - А ты её без гранаты поставь.

   - А... Понял, пусть смотрят под ноги внимательно и не бегут?

   - Точно. Дальше сам разберёшься, когда настоящие мины и растяжки ставить, а когда ложные. Матвеев, давайте, прячьте нас. Времени нет, за нами уже должны идти.

  Вот, похоже и всё, теперь ждём. Потапов пытался поближе к тропе срулить, посмотреть, но я не пустил - толку от того что мы узнаем кто идёт и с чем, ну просто никакого. Притом ходят слухи, что человек может почувствовать направленный на него взгляд, , особенно враждебный. Брехня небось, но оно мне нужно, проверять? Пролежали так часа два, за которые ничего не произошло - либо мы глухие, либо немцы мягколапые, либо я ничего не понимаю в антипартизанской деятельности, но отсиживаться смысла больше не имело. Естественно вся работа по передислокации свалилась на Потапова.

   - Григорий, сначала тягаешь Зинчука, с ним тяжелее всего будет, не факт что он в ближайшее время вообще в сознание придёт, - о более ожидаемой перспективе не стал даже упоминать, хотя сквозное ранение грудной клетки, с нашими лечебными возможностями, почти не оставляло ему шансов. - Затем Фролова. Как Миша, допрыгаешь?

   - У меня есть другие варианты?

   - Видишь, говорит допрыгает. Ну, а последним меня потащишь. Иди место сперва подбери где-нибудь в полукилометре, хоть костёрчик какой сможем развести, ну а если ручей рядом будет, то вообще...

   Перетранспортировка нас калеченных закончилась только к вечеру. Маленький костёр чуть потрескивал, нагревая сразу четыре котелка воды.

   - Товарищ командир, вроде закипает. Суп варить будем?

   - Хуже Миша. Рану твою чистить. Зинчуку, акромя как повязки менять, помочь нечем, благо хоть что стрептоцид есть, а вот над тобой я поиздеваюсь.

   - Нафига командир? У меня же сквозняк, заживёт.

   - Что сквозняк это хорошо, но в этом сквозняке у тебя как минимум кучка нестерильных ниток от штанов. Если бы тебя куда в голень ранили, то мы с Потаповым на крайний случай ампутировали бы её. А как проводить ампутацию при ранении в бедро, даже не представляю, ведь что-нибудь ценное могу оттяпать, что рядом висит.

   - Шуточки у вас...

   - Григорий, шомпол прокалил? Да не боись, Миша, подождём пока остынет, не собираюсь я тебя раскалёнными железками пытать. Котелки тоже снимаем.

   Через десять минут пыточный, чего уж скрывать, инструмент был готов. Представлял он из себя шомпол, обёрнутый бинтом, коий в свою очередь был пропитан раствором стрептоцида. В котелке с остаткам раствора лежал ещё кусок бинта. Понимаю что варварство и чистый садизм, а что делать - нет у меня операционной и бригады хирургов. Лучше сделать что-то, а потом жалеть, чем не сделать и всё равно жалеть. Фролов от выпитой половины фляги коньяка конкретно поплыл, но смотрел на мои приготовления с ужасом. Ну, начали.

   - Миша, держи веточку, зубами сожми и терпи. Гриша, поле готово?

   Потапов отдёрнул руку с бинтом, смоченным в том же коньяке, от раны, которую только что обтёр с обеих сторон.

   - Да.

   Ну, начали. Раневой канал за прошедшее время забился сгустками запекшейся крови и сжался, под действием воспалившихся тканей. С первого раза шомпол удалось ввести не более чем на сантиметр, после чего раненый замычал, вцепившиеся в положенные вдоль тела слеги, кисти рук побелели, а глаза начали вылезать из орбит. Блин, и это только начало.

   - Терпи, Миша, терпи. Извини, но дальше будет хуже.

   Мучил я его минут двадцать, думал сознание потеряет, или сердце не выдержит болевого шока, но ничего, справились. Вероятно, слишком рано начали, так что коньяк не успел подействовать, а может человек способен привыкнуть даже к мукам. В конце, когда уже удалось окончательно запихнуть в канал пропитанный антисептиком бинт, Фролов выплюнул почти перегрызенную на три части ветку и разразился таким матом, что осталось порадоваться отсутствию у нас икон, потому как выносить их было некуда - лес кругом

   - ... твою ж мать! - Михаил закончил и откинулся на сложенный под спиной лапник. - Это всё?

   - Ну как тебе сказать, пока да.

   - Что значит пока?

   - Ты думаешь оставленный в ране бинт это нормально? Придётся вынимать. Позже.

   - ... мать твою!

   - Потапов, перевязывай, я всё, выдохся.

   Это были последние слова, после которых наступила долгожданная темнота.

  * * *

  - Косой, оставь малька.

   - Ты чего, Бес, это же шлюхин сыночек. Ты чего, теперь за всех заступаться будешь? Они же жируют, жрут конфеты, что им их матери-проститутки тащат. Ты-то знаешь, чем те на конфеты зарабатывают...

   - Вот и отдай.

   - Ну, ты Бес... ты не прав. Пацаны тебе этого не спустят.

   - С пацанами я сам разберусь.

   - Ага, разберёшься. Будет тебе тёмная ночью.

   - Поглядим, по крайней мере буду знать, кого утром башкой в толчёк засунуть.

   - Ты чё? Я-то причём?

   - Крайним будешь, а теперь брысь, гондон.

   Паренёк лет двенадцати-тринадцати, сунув руки в карманы, двинулся вглубь то ли неухоженного парка, то ли редкого лиственного леса, второй, лет восьми, остался стоять, сжимая в руках горсть дешёвых конфет. В глазах малыша застыли обида и злость, а ещё от него пованивало мочой, да и пятно на штанах выдавало степень пережитого испуга.

   - Она не проститутка, - малой всхлипнул. - Так получилось. Мой папа был космонавтом и погиб, а её заставили меня сюда отдать. Она хорошая. Бес, она, правда, хорошая.

   - Конечно, - слушать обоссавшегося малька не хочется. Сколько уже наслушался таких историй про космонавтов и лётчиков-испытателей. А вот матерей, сдающих детей в детдом ненавидеть не получается. Ведь некоторые ещё и приходят, несут дешевые гостинцы, делая жизнь пацанов и девчонок невыносимой - тех презирают настоящие сироты, по крайней мере те, к кому никто не приходит, и не просто презирают, а всячески измываются. - Беги, только вымыться не забудь.

   - Спасибо, Бес, - малёк утер слёзы грязной ладонью, а второю протянул вперёд, - конфет хочешь?

   Конфет хотелось, но показывать этого не стоило ни мелкому, ни кому другому - Бес не кому не покажет свое слабости. Никогда!

   - Вали отсюда. А будут приставать, не ной и не ссысь - сразу бей. Один раз изобьют, другой, а потом решат не связываться.

   - Я понял, Бес, спасибо.

   Мальчик говорил это уже мне в спину.

  * * *

   Проснулся от тишины. Потапов спал, привалившись к стволу спиной, но судя по не совсем угасшему костру, спал недолго, либо периодически просыпался, поддерживая огонь. Страшно хотелось есть, а вот в остальном чувствовал себя вполне нормально. Для раненого в печень конечно. Шутка для посвящённых. Хорошо что таких вокруг нет, а то представил себе рассказ того же Фролова, как раненый в печень командир делает ему операцию. Жёлтый дом будет рад пополнению. И сон ещё этот - какие к чертям космонавты.

   Что-то не так, но вот что? Дыхание, слышу дыхание только двоих. Блин, нет! Пульс у Зинчука не прощупывался. Гадство. Да такой конец можно было предвидеть, да что там - можно, это было ожидаемо, но... Мы же были почти не знакомы, так почему слёзы на глаза лезут? Это наверно реакция организма на ранения, да на прочую гору стрессов. Нет во мне сантиментов, я сухарь, я вообще не здешний. Бляха...

   Потапов зашевелился, и пришлось срочно закрывать глаза.

   - Уже часа два как преставился. Я будить вас не стал. Какой смысл?

   Всё равно лежу, глаз не открываю, а слёзы льются по щекам.

   - Рана просто болит.

   - Ага, понимаю.

   Вот и поговорили.

   Шевельнулся Фролов и тут же заскрипел зубами.

   - Так, Гриха, ты кормить нас собираешься? - наш пулемётчик выглядел не так уж и плохо, а голод вообще прекрасный признак. Наверное.

   - Конечно, сходи за хворостом.

   - Шутник, блин. Не положено мне, я ранетый в ходовую часть. Командир спит?

   - Просыпался, похоже опять уснул.

   - А Зинчук?

   - Навсегда.

   - Хреново, но похоже шансов у него не было.

   - Похоже.

   - Ну чего расселся, жрать давай.

   - Наглый ты Мишка, как танк.

   - Лучше я бы такой же непробиваемый был.

   - Лучше такой же молчаливый.

   Ага, вот так с шутками и прибаутками народ встречает Первомай. К смерти товарища ребята отнеслись как-то спокойно, почему тогда у меня глаза на мокром месте? Вроде бы печень отвечает за выработку каких-то, то ли ферментов, то ли гормонов влияющих на эмоциональную сферу - вот и ответ.

   - Чего раскаркались, спать мешаете.

   - Товарищ командир, я вот пытаюсь Гришку заставить заняться приличествующей ему деятельностью, то бишь уходом за мужской частью нашего коллектива...

   - А в морду?

   - Не имеешь права, сёстры милосердия не дерутся.

   - Сейчас точно кто-то без жратвы останется.

   - Всё, хватит. Потапов с тебя завтрак и могила.

   Повисло молчание. Потапов тяжело встал, видно тело затекло, и отправился за дровами, а на мою долю пришлось открывание банок. Фролова заставил резать хлеб, так же доставшийся от эсэсовцев.

   - Смотрите, товарищ командир, тут дата на упаковке.

   Точно такая же упаковка от хлеба, что достался от охранников на первом мосту. И правда, дата пропечатана - март тысяча девятьсот тридцать девятого года.

   - Не зачерствел?

   - Нет, мягкий, и даже пахнет.

   - Ну и ладно, значит есть можно.

   Еды нам оставили с запасом, что понятно - и забота о товарищах, которым неизвестно сколько куковать, и тащить на себе меньше. Двойная польза.

   - Нога как?

   - Нормально нога, - Фролов с опаской посмотрел на меня.

   - Только не врать.

   - Да не вру я, правда нормально. Ну, дёргает иногда, ещё чешется.

   - Ну, если чешется, то, и правда, нормально. Хотя... Ладно, после завтрака глянем. Да не боись, тампон сегодня трогать не будем, только попробуем смочить раствором, а вот завтра скорее всего сменим.

   - А может не надо.

   - Посмотрим.

   Зинчука похоронили уже ближе к полудню. Салют был тихий - клацнули затворами, да ударили бойки в пустые патронники, вот и вся пиротехника. Нет, речь я конечно толкнул, но только показалась она мне пустой и напичканной штампами. А что мог ещё сказать? Что сказать о человеке, которого почти не знаешь? Не знаешь кем он был и кем хотел стать, о чём мечтал, кого любил. Да, очень многие не получили даже этого - короткой безликой эпитафии, но может так даже честнее. Впрочем, речи над могилами нужны не мёртвым, а тем, кто ещё не мёртв. Как бы так намекнуть окружающим, что над моей могилой не надо бы напыщенных славословий распылять. Намекнуть конечно можно, но не поймут - чаще мёртвые лучшее знамя чем живые. К сожалению.

   Рана Фролова оказалась, и правда, в неплохом состоянии. На мой дилетантский взгляд конечно. Выглядело всё хуже чем вчера, но вероятно лучше, чем должно было бы, в смысле - чем я готовился увидеть. Края покраснели и опухли, но гноя и тяжёлого запаха почти не было. Будем надеяться пронесёт, и не так, как после огурцов с молоком и селёдкой.

   - Лады, Михаил, одевай штаны, на сегодня экзекуция отменяется.

   С моей рано всё было проще и понятнее - она уже рубцевалась.

   - Товарищ командир, как же так? - Потапов удивлённо смотрел на мой размотанный бок.

   - Нормально всё. Я думал уже весь отряд знает, что на мне как на собаке?

   - Я слышал, даже видел, как у вас на лице шрамы заживают, но чтобы вот так...

   - Я тебе как-нибудь анекдот расскажу. Слышал про феномен?

   - Нет.

   - Вот будет настроение и расскажу. Может быть. А теперь с тебя шалаш, что-то ночью я слегка продрог. Не май, не лето...

   Шалаш получился хороший. Большой и толстый - накатов этак в пять, аж слеги прогнулись. Если бы не это Потапов целую берлогу сварганил. Мишка так его и подкалывал - типа не согласен он пока на зиму укладываться, лапа мол грязная и тощая. На что Григорий пообещал, что найдёт ему неплохой заменитель, от чего обоим будет всю зиму хорошо. Насмешник сразу надулся как мышь на крупу, а нефиг подставляться.

   Эта ночь прошла в относительном комфорте, но не в покое. У Мишки начался жар, слава немецкой медицине аспирин был в достатке, и несколько дней удалось держать температуру на уровне тридцати восьми-тридцати девяти градусов. На глазок. Рану чистил ещё дважды, после чего просто меняли повязки.

   Так прошла неделя, и как-то наутро наш болезный проснулся в преотличном расположении духа и потребовал еды. Это мы так подумали, а на самом деле требовал он жратвы, в самом полном и объёмном смысле этого слова. Короче мы с Григорием остались без завтрака, чем ничуть не огорчились. Огорчились когда из второго завтрака, сготовленного сразу после гибели первого, удалось урвать меньше половины.

   - Деточка, тебе же плохо будет, - увещевал нашего обжору Потапов. Но тот не отвечал, по причине занятости отвечательного отверстия.

   - Ну что же, бойцы, раз всё пошло на лад, то придётся мне вас покинуть.

   - Товарищ командир, вам нельзя. Как же после ранения? Я пойду.

   - Боец Потапов, отставить. Мы уже обговаривали этот вопрос - иду я. Пойду не спеша. С чувством, с толком...

   Уже три дня как, я делал утром зарядку и ходил в разведку. Недалеко, это так Потапову говорил, но на самом деле осмотрел три ближайших деревни. Вокруг было относительно тихо. В одной из деревень, а именно в Васьково, засёк трёх полицаев на телеге - вот и весь противник. Короче, полное благолепие и благорастворение воздухов. Продуктов, если учесть умение Григория использовать силки, а зайца и пару птичек он умудрился добыть, ребятам на неделю хватит. А за это время, даже если на базе никого нет, смогу назад вернуться.

   А осень, между тем, всё больше вступала в свои права, захватывая планету. По крайней мере, это полушарие. Деревья, естественно в лиственной их части, уже совсем сбросили зелень, да и её жёлто-бордовые кроны начала пробиваться проплешинами голых ветвей. Лето отживало свои последние, уже бабьи, деньки. Последняя пара ночей была уважительно прохладна, и хотя лёд в мелких лужицах ещё не образовывался, но, судя по всему, ждать оного осталось недолго - конец сентября на дворе. Камуфляж пока ещё спасал в этом сменившемся буйстве красок, но что-то мне подсказывает, что надо задуматься о маскхалатах весёленького белого цвета, пригодится.

   Шёл споро, давая даже по лесу пять-шесть километров в час. Нарвусь на братьев-партизан, могут сделать бо-бо. Это если они эсэсовцев уже встречали, потому как более никто в таком виде по лесу шляться не может. Формы и знаков различия под курткой и штанами не видно, голова босая - пилотку я в карман убрал от греха, так что только сапоги выдают. Но что-то мне подсказывало, что сегодня обойдусь без происшествий, что, в общем-то, и произошло, ну если свадьбы не считать.

   Есть такая деревенька, Казённые Лешни называется. В общем и целом на моём пути она оказаться не должна была, если не брать в расчёт этакое специфическое озеро, что находится на границе Псковской области и Белоруссии. Зовётся оно Язно. Редко где имеет ширину более пятисот метров, а вот длина у него зашкаливает за десять километров. Всё бы ничего, но расположено оно так, что длинной своей стороной лежит практически на север, ну и на юг соответственно, а что особенно неприятно середина его приходится на ту точку, где и проходит мой маршрут. Когда шли к железке, мы обогнули озеро с запада, но сейчас я двигался на восток - что я заяц через шоссе скакать туда-обратно?

   Дело было хоть и к вечеру, но до темноты часа два ещё. К озеру подходить не стал, так как перебираться через малые речки, а уж тем более прыгать через ручьи, прилично задолбало - уж больно их тут много. На улице не июль, колокольчики морозить, ну совсем не в жилу. Так прыгая и ругаясь, я и наткнулся на пацана. Всё-таки ему повезло, хоть и встретились мы лоб в лоб по темноте, но рост его и телосложение сыграли свою роль, когда я вскинул автомат - не выстрелил.

   - Твою ж мать... Ты чего здесь делаешь?

   - Ничего... Дяденька, а вы наш или нет?

   Вот же ж блин, вопросы у подрастающего поколения. Прямо как: дяденька это вы подбили танк? Что там дальше в анекдоте не помню.

   - Наш я, наш. Ну, и свой немного, но ты не ответил.

   - Убежал я, не хочу с Тарасом жить, пусть Машка одна с ним живёт.

   - Угу, а поподробнее.

   Подробности оказались не весёлые. Жили-были в деревне Казённые Лешни братец Иванушка и сестрица... правильно Машенька. Отец у них был председателем колхоза, а матери не было - умерла она родами шесть лет назад, ребёнок тоже не выжил. Так и жили они втроём. Маша росла красавицей, вся в мать - по ней не только в деревне парни сохли, но и в окрестностях чуть ли не массовый падёж сухостоя намечался. Но Маша была девушкой серьёзной, лишнего себе не позволяла, руководила школьной комсомольской организацией. А как школу закончила, так и в Псков подалась, в техникум сельскохозяйственный. Год отучилась на отлично, вероятно разбив свой неприступностью, и там множество сердец, а как вернулась домой на каникулы - война. Отец ушёл на фронт, множество других тоже, а вот некоторые наоборот вернулись, в том числе и Тарас, приехавший домой из краёв дальних сибирских, отдав там шесть лет жизни лесоповалу. Приехал естественно злой, а тут, как уже говорилось - война. Как вероятно все догадались, на фронт он не пошёл, а в полицию запросто. На зону Тарас загремел ещё по малолетке, потому жены у него не было - не беда, будет. А кого в жёны брать первому парню, как не первую красавицу? Ну и что, что не хочет - кто её спрашивать-то собирается. Всё - сказка кончилась. Страшненькая такая сказка.

   - Вот ты убежал, а ну как сестре помощь нужна.

   - Так она сама сказала, чтобы уходил.

   - Ну, раз сама... Будем считать, что ты за помощью отправился. Пошли обратно.

   - Пошли. А ты поможешь?

   - Постараюсь. Тарас один?

   - Не, с ним ещё трое, гады... Дерутся.

   Понятно, судя по отсутствию синяков, видно парнишке пинка отвесили.

   - Тебе лет-то сколько?

   - Взрослый уже.

   - А конкретно?

   - Двенадцать.

   - И правда, взрослый.

   За разговором дошли до деревни. Была она небольшая, домов на пятнадцать-двадцать, так сразу и не разберёшь.

   - Где ваш дом?

   - Вон, второй с краю, с синими наличниками.

   Дом, как дом. Не жировал похоже председатель.

   - А крайний чей?

   - Бабка Матрёна там живёт, одна. Муж её, дядька Филипп, и Колька с Пашкой на фронте.

   - Значит не выдаст если что, поможет?

   - Не в жисть не выдаст.

   - Хорошо, тогда давай к ней, узнай обстановку и обратно.

   - Может сразу пойдём, морды им набьём.

   - Боюсь, одними мордами не обойдётся. Сейчас мне идти нельзя, это тебя кто заметит, внимания не обратит. Ты теперь моя разведка - всё узнай и доложи.

   - Понял. Узнаю и доложу.

   Ваньки не было долго. Вернулся уже как стемнело, весь в слезах.

   - Боец, отставить распускать нюни, докладывай.

   - Они Машку... Избили... Она в подвал спряталась... Они самогонку пьют... Грозятся полы сломать... Или поджечь... Она плачет...

   - Всё, слёзы вытер, боец! Пошли!

   - Мы их убьём?

   - А хочешь?

   - Да!

   - Тогда убьём.

   До деревни дошли тихо, никто даже не гавкнул. В огне крайней избы теплился огонёк не то свечи, не то керосиновой лампы, горевшей на минимуме. Ванька стукнул в окно, после чего оно бесшумно растворилось.

   - Вот, баба Матрёна, привёл.

   - Иди, соколик, посторожи, как бы нас кто не увидел.

   Бабка Матрёна, оказавшаяся моложавой женщиной лет до сорока, поглядела вслед пацану, и дождавшись пока тот скроется за углом. поманила меня к окну.

   - Вы кто будете?

   - Партизан.

   - Один?

   - Да, - решил я не наводить тень на плетень.

   - Зря, уходите.

   - Не-а.

   - Их четверо. Сами погибните, девочке не поможете...

   - Меня уже хоронили. Я на их могилах ещё спляшу. Хотя мрази этой могилы не положены. Что там?

   - Машу Тарас ссильничал. Кричала сильно. Потом видно вырвалась или он сам отпустил, в подвале заперлась. Сейчас они пьют в доме, ржут, кричат что если замуж за Тараса не хочет, то они так её... Все вместе.

   - Точно в подвале?

   - Точно.

   - К окнам не подходите.

   Хотелось не убивать, а рвать глотки. Зубами.

   - Вань, показывай дорогу. Собаки нет?

   - Убили Полкана.

   Забор между участками был хлипкий и дырявый, потому прошли легко. Света в доме хватало. Слышался хохот, пьяные мужские голоса и звон посуды.

   - Маша, Машенька, - пацан подполз к небольшому окошку в фундаменте и жарко шептал.

   - Ванька, уходи немедленно, уходи...

   - Мария, - отодвинул мальчишку в сторону и тоже зашептал. - Всё будет хорошо, не бойтесь. Спрячьтесь в самый дальний угол и ничего не бойтесь. Худшее уже позади.

   Сначала хотел этим пирующим гранату бросить, типа строго по канону: получи... гад, гранату! Но, послушав, что происходит внутри, план решил изменить. Надо было видеть лицо мальчишки, когда, расстегнув ремень, снял камуфляжную куртку и штаны, надел пилотку и снова подпоясался, предварительно сдвинув кобуру с Браунингом на пузо, по-фашистски. Жаль зеркала нет, но бравый унтерштурмфюрер должен смотреться здесь феерично, даже в полевой форме.

   - Рот закрой, жук майский залетит.

   - ... так осень.

   - Всё равно закрой. Стоишь здесь, сторожишь ранец и шмотки, если будет стрельба, а я через минуту тебя не позову, убегай.

   Не убежит, видно. Мужик. Лады, теперь и мы пошли. Интересно дверь не заперта, а то стучаться как-то не в жилу, из образа выпаду. Дверей оказалось две и обе нараспашку - вам же хуже.

   - Auf! Stillgestanden! (- Встать! Смирно!)

   Оружия в руках у меня не было, вдруг эти уроды форму не разглядят, но автомат я повесил так, будто придерживаю ствол рукой, чтобы время реакции было минимальным.

  Гоголь, немая сцена.

   - Aufstehen, russische Schweine! (- Встать, русские свиньи!) - срываюсь на фальцет и вытаращиваю глаза. Выглядеть должно страшно, особенно с пьяных глаз. Сработало, вскакивают как миленькие. Если бы знал, что такие тормоза, сразу стрелять стал бы. Кстати, теперь можно и ствол достать. Рву застёжку кобуры и выдёргиваю Браунинг, одновременно надрываясь в крике.

   - Freaks, Schwein, geschossen... (- Уроды, свиньи, расстреляю...)

   Струхнули, но к оружию не дёргаются, а до винтовок им достать - только руку протянуть, две прямо к столу прислонены, значит всё правильно делаю. Теперь просто машу пистолетом, изрыгая все немногие известные мне немецкие ругательства. Ага, успокаиваться стали.

  - Auf die Knie! (- На колени!)

   Не понимают. Попробуем по-русски.

   - Колейны! Встайт ня колейны!

   Один, похоже, сообразил, самый трезвый наверно и самый молодой, скорее всего Тарас и есть. Остальным лет за тридцать. Вот и прочие ножки подломили - теперь не разбегутся, не спрячутся. Перестаю безумно размахивать пистолетом и навожу ствол на крайне правого от себя. Бах! Пуля попадает в середину груди и валит полицая на пол. Перевожу ствол левее, потому справа и начал, что так удобнее, ну и Тарас крайний слева. Бах! Второй валится. А вот третий соображает быстро, когда нацеливаю ствол на него, тот уже в полуприсяде отталкивается руками, потому и получает пулю прямо в темя. Бах!

  Вот и последний!

   - Гражданин начальник, нет!

   Ты смотри, пьяный-пьяный, а сообразил.

   - Господин офицер, не стреляйте!

   Не хрена он не сообразил, зэковская привычка сработала, условный рефлекс.

   - Не стреляйте, не стреляйте, не стреляйте...

   Даже заплакал. Раньше надо было... и плакать и думать.

   - Иван, бегом.

   Ванька ворвался в дом с двумя 'колотушками' в руках. Вот стервец, ранец распотрошил.

   - Тебе кто разрешал по вещам лазить? Ну-ка положь на пол. Вот так! Сестру вытаскивай и выводи отсюда.

   - В-в-ванька? - Тарас смотрел на нас круглыми глазами, даже подвывать забыл.

   - Да, конец тебе пришёл, сволочь, - пацан сжал кулаки и двинулся на, стоящего на коленях, мужика. Тот попытался отползти, но упёрся спиной в стол, покачнув его, отчего стоявшая на столе бутыль с самогоном упала, и мутная жидкость полилась на пол.

   - Отставить, боец, выполнять приказ.

   - Он... на люке.

   Ага, точно, правое колено Тараса стояло на деревянном люке, уже изрядно поломанном, белеющем свежими сколами - видно пытались взломать.

   - Ты, ползи в угол. На коленях!

   Когда Тарас отполз в сторону, Ванька, не обращая внимания на уже натёкшую из трупа лужу крови и двоих хрипящих недобитков, подбежал к люку и закричал.

   - Маша, Машенька, выходи! Всё уже! Всё!

   С минуту в подполе раздавались какие-то звуки, видно девушка здорово забаррикадировалась, затем люк открылся, и показалась голова увенчанная копной растрепанных спутанных волос. В это время расползающаяся по полу красная лужа дошла до края люка и кровь начала стекать в подпол. Увидев это, девушка дёрнулась и ударилась затылком о край отверстия. Рот открылся, чтобы издать крик, но тут она рассмотрела лежащие на полу трупы и скорчившегося у стены Тараса. Вместо крика рот исказила торжествующая гримаса, сделавшая симпатичное лицо на секунду страшным. Стоящий на коленях парень, увидев эту метаморфозу, вжался в стену.

   На Марану похожа, вдруг почему-то подумал я, не на ту как её язычники изображают, а настоящую - прекрасную и страшную одновременно. Блин, какая ерунда в голову лезет, где я мог бы настоящую Марану увидеть?

   Между тем девушка уже выбралась с помощью брата из подпола. На ней была какая-то старая рваная телогрейка, наброшенная прямо на голое тело. Видно так прямо и сбежала, а рваньё это уже в подвале нашла. Вдруг Маша замерла, взгляд её уткнулся в разворошенную постель. Взглянув туда же, отчётливо увидел ярко красное пятно на белом постельном белье. Девушка всхлипнула, закрыла лицо руками и выбежала из избы.

   - Иван, найди для сестры одежду и быстро за ней.

   Мальчишка бросился к шкафу, распахнул дверцы, схватил охапку каких-то висящих там шмоток, и бросился вслед. Пора закругляться.

   - Добей, - я махнул стволом в сторону двух ещё живых полицаев.

   Тарас глянул на прислонённую к столу винтовку, затем на висящий на спинке стула ремень с кобурой, и уже потом на меня.

   - Так добей!

   - Ага, ага...

   После первого же удара ногой изо рта полицая хлынула кровь. Второй удар, третий... пятый...

   - Хватит, готов уже. Второго.

   Второй был в сознании и попытался вцепиться в ногу Тараса, поймав её после удара, но сил у него было мало, поэтому нога была выдернута, и удары посыпались один за другим. Минуты три раздавалось хеканье одного и стоны другого. Наконец избиваемый затих, а его палач стоял, тяжело дыша и не глядя на вымазанные по колено в крови ноги. Во взгляде полицая была надежда остаться в живых, ради этого он готов был сделать всё.

   - На колени.

   - Не надо.

   - На колени!

   Тарас рухнул, но продолжал смотреть на меня и тянуть руки.

   - Не убивайте, гражданин начальник. Я верой и правдой... Я всё что хотите...

   За спиной раздались шаркающие шаги.

   - Она во всём, стерва, виновата... Я же по хорошему хотел... В церкви... А она, комсомолка хренова...

   Из-за моей спины протянулась тонкая дрожащая рука и попыталась вцепиться в пистолет. Я перехватил оружие за ствол левой рукой, а правой поймал холодную кисть, вложил в неё рукоятку Браунинга, и накрыл сверху своей. Отпустил левую, наводя ствол на цель. Тонкий указательный палец, так же накрытый моим, благо размер спусковой скобы позволял, потянул крючок, но вдруг застыл. Первым желанием было надавить ещё и помочь, но я его переборол.

   - Суки... - полицай попытался вскочить, но в этот момент палец пришёл в движение.

   Бах! Пуля ударила Тараса в пах и бросила обратно. Бах! Бах! Бах! Бах!

   - Всё, достаточно. Он уже мёртв.

  * * *

  - Сержант, как там?

   - Плохо, Бес, 'чехи' с двух 'подносов' жарят. Во втором отделении два 'двухсотых', у нас Дягелева наповал и Смирнов тяжёлый.

   - Бл... Где поддержка?

   - Лейтенант говорит, обещали 'вертушки', но больше получаса прошло, обедают небось. Бах! Бах! Ещё один сдвоенный разрыв ударил совсем близко от бруствера, над головой хищно прожужжали осколки. Кучно садят, гады. В окоп рухнул кто-то. Живой. Связной от командира роты.

   - Тебе чего жить надоело?

   - Товарищ прапорщик, вас капитан вызывает, - и как будто оправдываясь. - Рацию разбило, вот пришлось.

   Блин, идиотизм, накрылась одна рацию и всё, как в восемнадцатом веке. А вот бежать пятьдесят метров под минами совсем не здорово, хотя приказы не обсуждаются. Бах! Бах! Рывок, побежали! Бах! Бах! Поздно, мы уже в домике, в окопе конечно, но всё одно хрен достанешь.

   - Товарищ капитан...

   - Так, Бессонов, - обрывает меня офицер. - 'Вертушек' не будет, но есть кое-что получше. Сейчас вон на ту высотку выдвинутся два 'буратины'. Связь будет через пять-десять минут, но ты всё равно дуй туда, дашь целеуказание.

   - Есть!

   Эх, опять бежать. Ну, где наша не пропадала.

  * * *

   Проснувшись, почувствовал себя как сыр в сэндвиче - справа и слева мирно посапывали два организма. Маша вообще закинула на меня одну руку, а голову просунула подмышку. От того что она отлежала мне руки и пришлось покинуть царство Морфея. Опять странный сон, если прежний ещё можно было списать на странности, но в этом вообще всё не понятно. Бойцы одеты в незнакомую форму - оружие и снаряжение вообще не в какие ворота. А звание - прапорщик? Такое только при царе было. 'Вертушки', 'буратины' и прочая непонятина... Что интересно - оба раза я какой-то Бес. Ладно, подумаю об этом после.

   Вчера решил караул не выставлять, неправильно это конечно, но сидеть ночь без сна, от моих попутчиков толку было мало, а затем день идти - я ж сдохну. Ну, не сдохну, но толку от меня такого будет немного. Выбраться, не потревожив родственников, похоже будет проблематично. Ну вот - проснулась.

   Вынырнув из подмышки, девушка глянула на меня ещё мутными от сна глазами, дыхнула коньячным перегаром, я в неё вчера грамм триста вкачал, и замерла. В глазах сначала отразилось непонимание, затем страх, ужас и тут же покой - всё в течение каких-то трёх-пяти секунд.

   - Привет.

   - А? Да, привет...

   - Как голова, не болит?

   - Нет, всё нормально. Извини... я отойду.

   - Конечно, а я пока этого барсука растолкаю.

   - Ага, попробуй, у меня это только через раз получается.

   Глядя на улыбку озарившую лицо девушки, понял, что всё будет хорошо. Может не сразу, но будет! Маша легко вскочила и порскнула в кусты, только ветки качнулись. У меня тоже мочевой пузырь не железный, если девочки направо, то мальчики налево, им как будущим мужчинам именно туда положено. Вернулся быстро, уже с хворостом. Маша разбирала мешок с продуктами, что мы уволокли из её дома.

   - Что, не удалось? - махнула головой на посапывающего братца.

   - Ещё не приступал, ходил посмотреть нет ли где поблизости козлиных следов, а то мало ли - напьётся.

   - Ничего, продрищется и снова будет приключения искать. Он скорее Бабу Ягу сам съест, а точнее вопросами замучает.

   - Любопытство не порок.

   - Ты ему только не говори, что на самом деле там было, - девушка снизила голос до шепота, жарко дохнув мне в ухо.

   - Могила, но только ты веточку еловую пожуй, ладно?

   Маша поднесла ладошку ко рту, дыхнула и забавно сморщилась.

   - Ой! Я же раньше ничего крепче кагора не пила. Сейчас.

   Опять пропала.

   - Иван, вставай, на тебе костёр!

   Нет ответа.

   - А ну, боец, подъем! Пять минут на оправку.

   Ага, зашевелился.

   - Не туда, в другую сторону.

   Пока подчинённые занимаются гигиеническими процедурами надо бы размяться. Куртку, китель, рубаху долой. Начнём с приседаний, теперь наклоны, затем скрутки. Вот и ночная стылость из мышц уходит, сейчас пар пойдёт. Не пошёл, но согреться согрелся.

   Маша притащила из недалёкого ручья воду в котелке и собиралась пристроить его над ещё пока больше дымящим костром, украдкой поглядывая в мою сторону.

   - Машуль, не в службу а в дружбу, полей. Я за водой потом сам схожу.

   - Да мне нетрудно, - девушка зарумянилась, подходя ко мне и держа котелок за ручку обеими руками у груди.

   Нет, точно всё с ней будет отлично.

   Вода полилась на спину, на шею, срываясь на землю тонкими струйками.

   - Уф, - я распрямился отфыркиваясь как морж и размазывая остатки воды по груди и бокам.

   - Машка, отскакивай! Сейчас начнёт отряхиваться, как Полкан, и забрызгает.

   Иван звонко засмеялся, но, вероятно вспомнив судьбу собаки, резко оборвал смех.

   - А кто будет обзываться целиком в ручей полетит, заодно и постирается - надо срочно спасать ситуацию, сбивать хандру. Широко, по-борцовски расставляю руки и, скорчив зверскую физиономию, наступаю на мальчишку.

   - Фиг поймаешь, - сорванец уже забыл о своём горе, показывает язык и отбегает.

   - Буду я за тобой гоняться, сам есть придёшь.

   Оборачиваюсь. Девушка смотрит на меня сияющими глазами, держа котелок в опущенной правой руке, а согнутый указательный палец левой прикушен зубами. Блин, как бы не перестараться - влюбится в спасителя, что я с ней делать буду?

   Завтрак был хоть и не фонтан, но горячий - всё не сухпай жевать. Пока местность для ребят знакомая пусть они ведут. Впереди пошла Маша, как я не подтягивал ей ремень винтовки, всё одно приклад трёхлинейки бил её под колено. Ваньке, шедшим вторым, винтовку не дал, хотя он и очень хотел - обошёлся трофейным наганом. Пацан, конечно, положил глаз на мой 'гранд писанс', особенно когда узнал сколько у него патронов в магазине, но тут уж я встал крепко - либо наган, либо вообще ничего. Ничего оказалось хуже. При этом паренёк искренне считал, что его оружие лучше, чем у сестры, так как трёхлинейка вмещает максимум шесть патронов против его семи, вот только самих патронов у него оказалось меньше, ведь к мосинке мы нагребли их изрядно - почти сотню. Сам встал замыкающим - как наиболее выносливый, а то не дай бог кого потеряю, широко шагая.

   Темп естественно упал, но не критично. Боюсь, во второй половине дня будет хуже. Хотя и здесь были свои плюсы, так как ранее я двигался не по тропам, дабы не влететь куда не хочется, то нередко попадал в места из которых приходилось выбираться с потерей времени, иногда не малого, если например болото какое попадётся. Сейчас же родственнички вели меня хоть и не быстро, но точно. Всё-таки не лесовик я.

   Обедали остатками завтрака - Мария сразу сготовила двойную порцию каши с мясом, вот её и добили, закусив всякими разносолами из подпола. А что - чем больше съедим, тем меньше тащить. Жаль в российской деревне не востребован такой девайс, как термос - горяченького не плохо было бы глотнуть, а так до вечера обождать придётся. На соленья я, кстати, зря нажимал - это сказалось мне через пару часов марша, но так как моя команда тоже здорово выдохлась, погоды мои возлияния и отставания до кустиков не сделали. Вечером подчинённые свалились без задних ног, а значит, на хозяйстве пришлось остаться командиру.

   - Костя, мы уже в Белоруссии? - Маша тяжело встала и принялась пристраивать котелок над огнём.

   - Уже несколько часов как топаем по ней родимой.

   - Нас здесь искать не будут?

   - Специально вас не будут, а вот ловить будут. Немцы сейчас здесь злые, им всё равно кого ловить.

   - А почему злые?

   - Да так, пощипали мы их тут недавно здорово.

   - А вас много?

   - Много, отряд.

   - А как думаешь, командир нас не выгонит? Попросишь за нас.

   - Не выгонит.

   - Точно попросишь?

   - Всё будет нормально.

   - Поклянись что попросишь.

   Вот как не хочется ей всё объяснять, и обманывать тоже не хочется.

   - Маш, хватит. Сказал, всё нормально будет, значит будет.

   - Ага, мужик сказал - мужик сделал, - Ванька хитро посмотрел на меня. - Когда твой пистолет чистить будем? Ты обещал, что я помогать буду, помнишь?

   - Что, уже оклемался? Тогда иди сестре помоги, да не боись - без тебя не начну.

   До ужина Браунинг мы вычистили, даже ни одной детали не потеряли, хотя кое-кто пытался. Мария сидела надувшаяся, подозревала нехорошее, раз я клятвы не дал. Пришлось дать честное комсомольское, что замолвлю перед командованием словечко. А что, соберу свой партхозактив и замолвлю - попробуют только не послушать. Мысли о том удастся ли встретиться с товарищами, а если удастся, то со всеми ли, упорно гнал. Сделать я сейчас ничего не могу, дойду - посмотрю. Ибо, делай что должно, а там - куда кривая вывезет.

   Ночь провели опять без караула в том же порядке, то есть я середина сэндвича. Предлагал малого в центр положить, но не срослось. Эта ночь была явно холоднее предыдущей, а чем говорил тонкий утренний ледок на мелких лесных лужицах. Сейчас стоило сказать спасибо Ваньке, настоявшему забрать отцовский тулуп - и правда, нехрен почки студить на голой земле, пусть даже и покрытой лапником. Интересно как там Потапов с Фроловым, надеюсь, дождутся без проблем.

   Сегодня, скорее всего, не дойдём - дорога крупная должна впереди быть, да пара речек неудобных, это если мы не сбились в пути, потому как вместо карты у меня только копия - не раскрашенная и упрощённая. Подчинённые мои нынешние читать карту не умеют ни разу, но если та деревня, мимо коей мы перед закатом проскочили, Кресты, то вроде должны правильно идти. А если нет? А идти спрашивать что-то не хоца, ни на грамм.

   Так, перекусили и ходу - ещё полчаса-час и дойчи езду затеют.

   Блин горелый, не должно здесь быть никакой реки.

   - Так, мальчики-девочки, времени на стеснение у нас нет - быстро заголяемся и вперёд. Я иду первый, оглядываться не буду.

   Бр-р-р! Чего-то мне перестали нравиться купания, надо завязывать как минимум до весны - поздней желательно. Вытираться у нас нечем, да и фиг с ним, время теряем катастрофически.

   - Все готовы? Тогда побежали - греться будем!

   Побежали мы хорошо, вот только дороги что-то всё нет да нет. Где-то мы заплутали. Пятнадцать минут бега вымотали прилично, но хоть согрелся - родственнички вообще тяжело дышат.

   - Маша, давай винтовку.

   - Нет.

   - Не дури, если за четверть часа до дороги не доберёмся, можем здорово застрять.

   - Нет.

   Вот упрямая девка.

   Так, просвет какой-то.

   - Стоп. Иван, в разведку, я прикрываю. Мария, остаёшься здесь - на тебе наблюдение за тылом, к нам по знаку. Помнишь?

   - Да, поднятая левая рука.

   - Правильно. Мы пошли.

   Ванька, пригнувшись, двинулся вперёд. Хорошо ходит, а я хоть и в камуфляже, а всё одно горожанин горожанином. Надо почаще спускаться к истокам, к природе, мать вашу. Вот, опять сучок хрустнул. Парнишка полуобернулся в мою сторону и показал кулак. Понимаю, виноват - но угрожать побоями непосредственному начальнику... На кухне в нарядах сгною, если выживем конечно. Ладно, шутки в сторону, что у нас тут? Фу ты, ну ты - дорога, пока пустая. Хоть и промахнулись, но не сильно. Даю знак Марии и шлёпаю Ивана по плечу. Вперёд. Проскочил, вроде всё тихо. Ни фига не тихо - едет какая-то падла. Чёрт, всего-то пары минут и не хватило.

   - Тихо. Лежим!

   Мать моя женщина! По крайней мере Костина точно - клонирование здесь пока не известно. Куда меня опять потянуло?

   - Маша, не ворочайся, замри.

   Вот это мы попали - войсковая колонна. Пять, семь, десять, пятнадцать - и всё трёхосники. Так, а это орудия пошли. Две батареи ПТО, колотушки тридцать седьмые. Батарея семьдесят пятых, опять грузовики с пехотой. А это что - сотки или стодвадцатые? Отсюда не разобрать. Они что, целую дивизию гонят? Тогда нам здесь точно до обеда куковать. А это что? Ага, зенитная батарея, лёгкие. Опять пехота, батарея семьдесят пятых, снова ПТО... Покемарить что ли пока, похоже это надолго. Во-во - бронеавтомобили, а вот это похоже миномётчики катят. Если они и тылы с собой тащат, то всё - можно спать ложиться.

   - Маш, - скашиваю глаза на прикусившую губу девушку. - Как просвет появится, толкни меня. Буду храпеть, не трожь - всё одно за таким шумом не слышно.

   - Ты... Там же Ванька...

   - Да не замёрзнет он, тепло ещё... Ладно-ладно, шучу я так, не нервничай - всё будет хорошо. Не спешите нас хоронить, у нас ещё есть дела, у нас дома детей мал-мала, да и просто хотелось пожить...

   - Это стихи?

   - Не знаю, похоже... Не помню...

   - Твои?

   - Ну, уж это вряд ли...

   - А ещё что-нибудь расскажи.

   - Блока в школе проходила?

   - Да, 'Двенадцать' и 'Скифы'.

   - А это?

   Когда в листве сырой и ржавой

   Рябины заалеет гроздь,-

   Когда палач рукой костлявой

   Вобьет в ладонь последний гвоздь...

  Мимо продолжала тарахтеть немецкая военная машина, а девушка с тёмно карими глазами смотрела куда-то в высоту, не замечая, наверное, даже кроны деревьев нависающие над нами. Может она, и правда, что-то видела там?

  - А ещё?

  - Цветаеву читала?

   - Нет.

  - Тогда...

   Вы, чьи широкие шинели

   Напоминали паруса,

   Чьи шпоры весело звенели

   И голоса,

   И чьи глаза, как бриллианты,

   На сердце вырезали след, -

   Очаровательные франты

   Минувших лет...

   Тишина. Там, на дороге, грохот, а здесь тишина. Так можно и немецкий патруль прозевать.

   - А почему я раньше такого не слышала?

   Что мне остаётся - только пожать плечами.

   - Какие наши годы. Мы ещё много услышим, много прочитаем, и, может быть, много напишем сами.

   - Мы, правда, не умрём?

   - Машуль, все когда-нибудь умирают, но мы - нескоро.

   - Спасибо, - по щеке девушки скользнула слезинка, которую очень хотелось поймать губами, но я, конечно, этого не сделал. - Расскажи ещё.

   Колонна всё шла и шла, а я читал стихи - Блок, Есенин, Северянин, Баратынский, Давыдов... Оказывается Костя был большим любителем поэзии. А ещё в голове вдруг всплывали строки авторов, которых я не помнил или чьи имена мне ни о чём не говорили - единственным их отличительным признаком было то, что это были хорошие стихи. Фляга с водой опустела на две трети, уж больно горло пересыхало от такой непрерывной декламации, когда всё кончилось - дорога опустела. Ого, больше двух с половиной часов.

   - Концерт по заявкам окончен, надо идти, пока ещё кто не прикатил.