Питер появился в Грейндж-Холле только на следующей неделе. Он пришел в класс прямо посреди урока естествознания. Анна старалась даже не смотреть на него, поскольку на Питера и так все пялились, а она не хотела выдавать свое любопытство. Не вызывало никаких сомнений, что юноша считал себя особенным.

При этом Анна знала нечто такое, что было сокрыто от других. Ей было известно, что Питер прибыл в Воспитательное учреждение не на этой неделе, а еще на прошлой — в точности как и сказала миссис Принсент. Вот только его доставили поздно ночью, а потом сразу куда-то увели, поскольку наутро Анна обнаружила, что приготовленная ею постель осталась нетронутой.

Она услышала, как его привезли, семь дней назад, примерно около полуночи. В это время все уже спали, и только Анна сидела на третьем этаже и писала дневник. Закончив, она спрятала книжицу в тайник — место, где его ни за что не найдут. В этом она была уверена. Во всем Грейндж-Холле стояла гробовая тишина, прерываемая разве что звуками капающей из кранов воды и привычным приглушенным плачем, доносившимся с верхнего этажа. Анна была довольна. Тишина означала, что она в безопасности, и ее никто не потревожит.

Чуть раньше тем же вечером по дороге из кабинета миссис Принсент Анна, сгорая от стыда за то, что столь легко поддалась искушению, решила выкинуть дневник.

Однако мысль о грядущей утрате отдалась в теле болью и тоской. Анна мгновенно придумала десятки доводов в пользу того, что дневник следует оставить. Наиболее убедительный заключался в том, что если она выбросит дневник, то его непременно найдут. Красивенькую книжицу в обложке из розовой замши непременно заметят в мусорном баке, а если она завернет дневник в старую газету, то его все равно найдут, а раскрыв, увидят запись, сделанную ее почерком.

«Нет, — решила Анна, — для меня гораздо безопасней, если я его буду прятать и дальше». Наилучшим для этого местом представлялась Ванная для девочек № 2, располагавшаяся на третьем этаже. Это была комната с секретом, который Анна обнаружила задолго до того, как принесла в Грейндж-Холл дневник. Секрет представлял собой маленькое отверстие в стене за одной из ванн. Анна обнаружила его несколько лет назад, когда по оплошности во время помывки уронила за ванну мыло. Девушка знала, что за утерю мыла ее ждет порка, — каждый кусок выдавался на четыре месяца, а если по какой-либо из причин его не хватало, провинившегося уличали в Расточительстве, что было равносильно подрывной деятельности и наказывалось ночными работами. Анна скорчилась так, чтобы дотянуться до того места, куда упало мыло, и обнаружила, что кусок лежит в небольшой впадинке, которая полностью скрыта из виду. Отыскать ее можно было лишь при одном условии — только если знаешь, что она есть.

В первый раз она даже не подумала, что впадинку можно использовать как тайник, — у нее словно гора с плеч свалилась оттого, что она отыскала мыло. Она быстро домылась и побежала обратно в спальню на Вечернюю Клятву. Чуть позже она поняла, что там, во впадинке, можно что-нибудь спрятать, и эта мысль одновременно обеспокоила и обрадовала. Теперь у нее имелся маленький секрет. Тайник, в отличие от униформы, зубной щетки и мочалки — того, что выдавалось каждому Лишнему в Грейндж-Холле, был первой в жизни вещью, полностью принадлежавшей ей, пусть она и не могла унести его с собой.

Лишним запрещалось иметь личные вещи. Миссис Принсент утверждала, что в мире, в который Лишние явились незваными гостями, они не имеют права чем-либо обладать. Несмотря на то что Анна считала, что маленькая выемка в стене действительно не является настоящей собственностью, начало было положено — у нее появилось желание владеть чем-нибудь. Словно сорока она стащила клочок материи, оторвавшийся от юбки и лежавший на полу в прачечной, а также ложку, которую кто-то позабыл в столовой. Все это она спрятала в тайнике. Анну буквально трясло от осознания того, что у нее есть секрет от других. Конечно же, все это было очень давно. Она уже вышла из того возраста, когда развлекала себя такими детскими играми.

По крайней мере она так думала. Надеялась, что это правда.

Так или иначе, в ту ночь, когда привезли нового Лишнего, Анна снова взялась за дневник. Девушка отправилась в Ванную для девочек № 2, чтобы помыться перед сном, а заодно еще раз прикоснуться к книжице и собственными глазами увидеть строки, что породило ее сердце и нанесла на страницы рука. День показался ей очень длинным — сначала учеба, потом практические занятия по кулинарии, а потом еще пришлось стелить постель для новичка в спальне для мальчиков подготовительной группы. Справившись с остальными делами, Анна со всей тщательностью накрыла кровать для новичка — одна простыня и одно одеяло, поверх которого девушка положила мочалку, зубную щетку, тюбик зубной пасты и мыло, — все, как указывала миссис Принсент.

Когда Анна уселась, дрожа, в холодную ванну (Лишним запрещалось принимать горячие ванны, им вообще допускалось пользоваться только самым необходимым, дабы лишний раз не расходовать и без того истощенные запасы мировых ресурсов), она поймала себя на том, что ее рука робко тянется к краю ванны, в поисках награды за хорошее поведение. Анна понимала, что поступает неправильно, но сил сопротивляться искушению не было. Вытащив дневник из тайника, Анна почувствовала, как ее всю трясет от возбуждения. Ощущение мягкой розовой замши под подушечками пальцев и весть о том, что к ним в Воспитательное учреждение переводят новичка, наполнили кровь адреналином, отчего в кончиках пальцев на ногах защипало, а сердце екнуло, забившись сильнее. Лишний, явившийся к ним из-за Периметра, определенный в подготовительную группу, еще не обучен, он знает, как выглядит мир. Он… Задрожав от предвкушения, Анна принялась писать. Честно говоря, она не имела ни малейшего понятия о том, каким окажется новичок, — может, он будет опасным, трудным, — но при этом нисколько не сомневалась, что с его приездом все изменится.

Чувствуя, как все эти мысли проносятся у нее в голове, Анна подняла глаза на часы, висевшие на стене, и вздохнула — уже без пяти двенадцать. Во многих комнатах Грейндж-Холла по-прежнему висели часы, и это несмотря на то, что Лишним они были не нужны. Однажды Анна услышала, как миссис Принсент пояснила одному из Наставников, что, во-первых, часы крепко прикручены к стенам, ну а, во-вторых, напоминают ей о «лучших временах». Анна так и не поняла, что миссис Принсент имеет в виду: то ли она говорила о давно минувших годах, то ли о том, что прежде часы ходили лучше, однако девушке нравилось наблюдать, как усики стрелок ползут по круглолицым циферблатам. Однажды Анне удалось уговорить одну из Наставниц по имени миссис Доусон научить ее узнавать по часам время, пусть даже девушка не испытывала в этом необходимости. У Лишних были вшиты в запястья электронные хронометры. Хронометры стали одной из находок-изобретений, специально предназначенных для Лишних, изобретений, вошедших в обиход в те времена, когда сами Воспитательные учреждения были еще в новинку. Миссис Принсент говорила, что время не на стороне Лишних. Время было тем, чего Лишние были лишены. Время принадлежало Правоимущим, а Лишние были его рабами, о чем им напоминал каждый пронзительный звонок в Грейндж-Холле, дававший сигнал к подъему, трапезе или ко сну.

Вживленные хронометры были единственным изобретением, которое прижилось и стало использоваться повсеместно. Это сказала однажды миссис Кин, беседуя с миссис Доусон, не подозревая, что Анна их слышит. Теперь таких находок-изобретений больше не появлялось из-за воцарившегося в мире благодушия и довольства жизнью. Теперь никто не придумывает ничего нового, потому что это требует слишком больших усилий. Миссис Доусон сказала: «И слава Богу», — а миссис Кин смерила ее долгим взглядом, словно хотела что-то добавить, но вместо этого только кивнула в ответ. На этом разговор закончился.

Хронометры были зашиты под кожу в районе запястья. Каждое движение, что совершал Лишний, питало их энергией, поэтому работа устройств не требовала расхода мировых ресурсов и не являлась Расточительством. Власти постоянно подчеркивали, что Лишние не имеют права опаздывать или же прекращать работу раньше положенного. Сколько Анна себя помнила, у нее имелся хронометр в запястье, и она не понимала, почему бы такой же не завести всем остальным. Однако у Правоимущих, например у Наставников, их не было, они носили на руках часы. Странно, ведь это совсем то же самое, что хронометры, только не под кожей, а снаружи.

Анна опустила взгляд, поняв, что, несмотря на все усилия Властей, опаздывает, и хорошо, если только ко сну. Надо выйти из ванны и успокоиться, чтобы, очутившись в спальне, погрузиться в глубокое забытье. В противном случае следующий день будет пыткой. Дневник спрятан, поэтому теперь ей ничто не угрожает, а смысла гадать о новичке нет. Нервничать и дергаться дальше — тоже.

Анна быстро встала, сняла со стоявшей рядом вешалки полотенце и вытерлась, наслаждаясь после холодной мыльной воды приятными прикосновениями грубой сухой хлопковой ткани. Именно в этот момент она услышала, как привезли новичка. Звуки были приглушенными, в какой-то момент ей показалось, что она слышит преисполненный боли собачий вой, но потом поняла, что это, скорее всего, кричит человек, рот которого заткнут кляпом. Если Лишние поднимали особенно много шума, в дело порой пускали кляпы. Миссис Принсент говорила, что Служба Доставки настаивала на их использовании. Мало того что Лишние появляются на свет, что уже само по себе плохо, так они вдобавок устраивают переполох, нанося вред Правоимущим.

Потом Анна услышала, как что-то разбилось. Через несколько мгновений раздался треск и звук падения чего-то тяжелого, но, вместе с тем, мягкого. Снова раздались приглушенные голоса, и примерно минуту спустя воцарилась тишина.

Анна, крадучись, выбралась из ванной комнаты и затаила дыхание, надеясь, что, быть может, услышит, как новичка поведут по лестнице в спальню для мальчиков подготовительной группы, но в итоге махнула рукой. Девушка решила, что его, скорее всего, доставили в кабинет миссис Принсент. Ладно, все станет известно завтра. А сейчас пора укладываться спать.

Однако на следующее утро, когда Анна пошла на завтрак, специально выбрав окольный путь, чтобы взглянуть на новичка и, кто знает, может и познакомиться, она обнаружила, что постель для прибывшего осталась нетронутой. Когда она стала расспрашивать других мальчиков из подготовительной группы, они лишь пожимали плечами: миссис Принсент даже не сказала им, что приедет новенький, и, понятное дело, — они не собирались напрашиваться на неприятности и задавать вопросы о пустой кровати. Пустая кровать означала лишнее одеяло, а жаловаться на такое — дураков нет.

После того как ни на следующий день, ни через день новичок так и не появился, Анна начала подумывать, что его либо перевели в другое Воспитательное учреждение, либо послали в Исправительную колонию. Видно, начальство решило, что Лишнего в таком возрасте уже слишком поздно отправлять в Грейндж-Холл.

Однако через неделю новичок все-таки объявился.

Он пришел одетый в обычную темно-синюю форму, точно такую же, какую носили все Лишние: мешковатую, удобную, сшитую из прочной ткани. Он появился как раз в тот момент, когда мистер Саржент в сотый раз рассказывал о Препарате Долголетия. Мистер Саржент был учителем естествознания, и рассказ о Препарате ему никогда не надоедал. Раз за разом он без устали талдычил об ученых, которые открыли лекарство от старости. До этого люди умирали. Все время. От ужасных болезней.

Анна знала этот рассказ о Препарате Долголетия назубок, и точно так же, как и мистеру Сарженту, он никогда ей не надоедал. Это был рассказ о том, как человек победил сами законы природы, доказав, что он лучше, умнее и сильнее. Однако, как отмечал мистер Саржент, превосходство в силах подразумевает ответственность. Нельзя обманывать доверие Матери-Природы и платить неблагодарностью за ее щедрость.

До того, как придумали Препарат Долголетия, люди умирали от СПИДа, рака и всяких других заболеваний. Среди людей иногда встречались инвалиды — те, у кого что-то выходило из строя, а исправить это уже было нельзя. Например, попадал человек в катастрофу, терял ногу и всю оставшуюся жизнь проводил в кресле на колесах, потому что в то время еще не умели выращивать новые ноги. Регенерации тогда еще не существовало. Люди доживали до семидесяти лет и умирали — все, за исключением некоторых счастливцев, хотя и они, если задуматься, были не такими уж везунчиками: быстро уставали, плохо слышали — одним словом, мало чем отличались от мертвых.

А потом ученые изобрели Регенерацию, благодаря которой удалось выращивать новые клетки взамен старых и заодно восстанавливать все остальные. Сначала победили рак. Потом сердечные заболевания. Борьба со СПИДом заняла чуть больше времени, но, в конце концов, и его одолели.

А потом один из ученых, доктор Ферн, сделал еще одно открытие. Он обнаружил, что Регенерация также успешно борется и со старением. Он стал принимать лекарство сам, чтобы посмотреть, что произойдет, — и вдруг перестал стареть. Сначала он об этом никому не рассказывал. Но когда все же предал огласке, Власти (в те времена они назывались правительством) разрешили принимать Препарат только тем, у кого был СПИД или рак, потому что они беспокоились о так называемой пенсии и опасались, что люди станут Обузой для Государства.

Доктор Ферн в итоге умер, потому что ему вместе с остальными запретили принимать лекарство, однако через несколько лет Власти пришли к выводу, что если люди станут принимать Препарат Долголетия, то смогут работать дольше. Если люди не будут стариться, они перестанут болеть — и таким образом правительство сэкономит кучу денег. К этому времени народ все равно уже повсеместно принимал Препарат, только делал это нелегально. В 2030 году премьер-министр объявил о начале испытательного срока. Когда обнаружилось, что побочных воздействий нет, и теперь можно жить вечно, премьер-министр счел, что человечество сделало огромный шаг вперед. Крупнейшие фармацевтические компании Англии сообща приступили к выпуску Препарата Долголетия, который теперь имел право принимать каждый.

Сначала в Европе, потом в Америке, затем в Китае, а после — вообще по всему миру люди перестали умирать. В некоторых странах из-за высокой стоимости Препаратом пользовались мало, но потом Англия стала подвергаться нападениям террористов, требующих снабжения Препаратом всех желающих. В результате цены пошли вниз, и лекарство стало общедоступным.

— Ну и как вы думаете, что случилось потом? — всегда спрашивал мистер Саржент, обводя поросячьими глазками класс в поисках ученика, который вкратце смог бы изложить главный вывод из урока.

В большинстве случаев руку поднимала Анна.

— В мире стало слишком много людей, — с серьезным видом отвечала она. — Если никто не умирает, а дети продолжают рождаться, места становится все меньше и меньше.

— Вот именно, — кивал мистер Саржент, после чего рассказывал о Декларации, которая вступила в силу в 2065. В Декларации было сказано, что теперь разрешалось иметь только одного ребенка. Если рождался еще один, его усыпляли.

Потом, несколько лет спустя, стало ясно, что даже один ребенок на семью — это слишком много. По новой Декларации от 2080 года людям разрешалось иметь детей только в одном случае — если они целиком и полностью отказывались от Препарата Долголетия. Декларацию должны были подписать все страны. Учреждалась Полиция по Делам Лишних, работников которой стали называть Ловчими. В их обязанности входил поиск нарушителей Декларации.

Отказ от Препарата означал разрешение завести ребенка. «Каждому Отказнику — по ребенку» или «Жизнь за жизнь» — было сказано в Декларации. Однако отказ от Препарата означал в итоге смерть от старости, так что Отказников было не очень много.

Мистер Саржент утверждал, что к Отказникам относятся с подозрением. Кто предпочтет умереть ради того, чтобы завести ребенка, понятия не имея, что из этого ребенка вырастет? Конечно, были также преступники, эгоисты, которые не отказывались от Препарата, но при этом все равно заводили детей, продолжая потреблять мировые ресурсы, чтобы в конечном счете погубить всех Правоимущих… Впрочем, о существовании этих преступников и так все знают. Верно? Именно поэтому существуют заведения, подобные Грейндж-Холлу. В задачу таких заведений входит наполнить смыслом жизнь Лишних, появившихся в результате преступного нарушения Декларации, рассказать Лишним об их обязанностях и обучить служить, принося пользу Правоимущим. Лишним Препарат Долголетия не полагался. «К чему продлевать агонию?» — вопрошал мистер Саржент.

Вот тогда и появился Питер. Дверь неожиданно открылась, в класс вошла миссис Принсент, а за ней последовал Питер. Анна не знала, что юношу зовут Питер. Когда она увидела, как он переступил порог класса, в котором шел урок естествознания, ей было известно, лишь что это и есть тот самый новичок из подготовительной группы. Значит, его никуда не переводили.

Весь класс украдкой рассматривал новичка. Тайком, не желая, чтобы другие заметили, Анна тоже бросила на него быстрый взгляд. Юноша был высоким, неуклюжим, с очень бледной кожей с темными отметинами, которые с равным успехом могли быть как ссадинами, так и грязью. Особое внимание привлекали глаза. Они были карими, но дело было не в цвете. Уж слишком они отличались от глаз других обитателей Грейндж-Холла. Новичок обшарил взглядом комнату, потом отвел глаза и снова огляделся по сторонам, словно сначала искал кого-то, а теперь переваривал полученную информацию. Миссис Принсент к зрительным контактам относилась неодобрительно. Если Лишнего ловили на том, что он на что-то или на кого-то пялился во время работы, ему ставили на ухо зажим. Поэтому воспитанники Грейндж-Холла большую часть времени ходили или сидели, как правило, опустив глаза. Глаза новичка смотрели пытливо, дерзко — и Анна подумала, что ни к чему хорошему это не приведет.

— Сядешь туда, — велела миссис Принсент, показав пальцем на пустую парту рядом с Анной.

Когда новичок направился к ней, Анна постаралась смотреть прямо перед собой, не глядеть на него, но это оказалось выше ее сил. При виде новичка она почувствовала, как у нее в груди часто колотится сердце. Новичок глядел на нее открыто, словно ничего не боялся, словно вообще не знал Своего Места.

Как только миссис Принсент ушла, объявив, что никто не должен уделять новичку особого внимания, он тут же склонился к ней, словно разговор посреди урока, с его точки зрения, вполне был в порядке вещей.

— Ты ведь Анна Кави? — спросил он настолько тихо, что Анна подумала, не почудилось ли ей. — Я знаю твоих родителей.