На следующее утро Таня и Шарлотта явились на занятия прямо из карцера. На щеках и руках многозначительно проступали красные полосы, оставшиеся после ударов. Анне подумалось, что точно такие же полосы покрывали и их тела. Веки у девушек были словно свинцом налиты, а под глазами красовались темные круги, свидетельствовавшие о бессонной ночи.

Анна, которая сама чувствовала усталость, не говоря уже о голоде — ведь их оставили без завтрака, все-таки заметила, что Питера в классе нет. Ну и ладно, ей плевать. В значительной степени она испытала облегчение — он разозлил ее своими колкостями и байками о ее родителях, разозлил больше, чем она могла себе представить. Анна нисколько бы не удивилась, если бы ей сказали, что Питера за какой-нибудь проступок тоже отправили на ночь в карцер. На самом деле, она даже думала, что он явится в класс вместе с Таней и Шарлоттой.

Но он так и не пришел. Никто так и не постучал в дверь, никто не прервал занятия.

После того как все обратили внимание на внешний вид Шарлотты и Тани, по классу быстро разлетелась весть о вчерашней игре. Через некоторое время Лишние стали шепотом обсуждать отсутствие Питера, толкая при этом друг друга локтями и многозначительно поглядывая на пустующую парту рядом с Анной, за которой обычно сидел Питер. Анна решила, что сплетничать вместе с остальными ниже ее достоинства. Вместо того чтобы попусту молоть языком, она с важным видом устремила взгляд вперед и, пытаясь не обращать внимания на голодно урчащий желудок, стала внимательно вслушиваться в слова миссис Доусон. Наставница объясняла, как Лишним оставаться невидимыми, — выполнять все свои обязанности, но так, чтобы никто не замечал их присутствия.

«На самом деле, — подумала Анна, — это даже хорошо, что Питера сейчас нет». На лице миссис Доусон застыло суровое выражение, а Питер никогда не упускал возможности что-нибудь да отколоть в классе. Не было такого случая, чтобы урок заканчивался, и Питеру при этом не успевали назначить какого-нибудь наказания.

Тогда как миссис Принсент была маленькой и хрупкой, миссис Доусон была настоящей великаншей. Росту в ней имелось метр и восемьдесят восемь сантиметров, а когда она двигалась, становилось видно, как под кожей перекатываются жировые складки. Волосы, собранные в тугой пучок на затылке, точно так же, как и у миссис Принсент, каким-то непостижимым образом время от времени вырывались на свободу, поэтому миссис Доусон приходилось периодически отбрасывать их назад.

Миссис Доусон нравилась Анне, и девушка была преисполнена решимости выучить назубок предмет, который преподавала Наставница. Правила этикета имели для Лишних огромную важность. Миссис Принсент говорила, что знание этикета считается Правоимущими одним из важнейших умений, которым должны обладать Лишние, вне зависимости от пола.

— Вы обязаны вести себя так, словно вас и вовсе не существует, — твердым голосом произнесла миссис Доусон. — При выполнении своих обязанностей вы должны буквально раствориться в воздухе, но при этом мгновенно появляться в том случае, если вас позовут. Это великое искусство. И этим искусством вам предстоит овладеть.

Анна с серьезным видом кивнула, представив, как она появляется по первому требованию миссис Шарп и исчезает, выполнив все, о чем ее попросили. Лучшая Лишняя. Воистину Ценная Помощница.

— Так каким же образом следует себя вести, чтобы ваше присутствие было незаметным? Таня!

Анна позволила себе кинуть быстрый взгляд на Таню, решительно смотревшую прямо перед собой.

— Нельзя поднимать глаз, — тихо произнесла девушка. Ее голос слегка дрожал, полностью утратив былую решительность.

— А еще? — не отступала миссис Доусон.

— Не разговаривать, не высказывать собственное мнение, — тихо продолжила Таня. — Не читать и не думать то, что может отвлечь.

— Правильно, — сказала миссис Доусон, внимательно глядя на Таню. — А ты, Шарлотта, что скажешь? Сможешь что-нибудь добавить?

Шарлотта, щеголявшая синяком под глазом, закусила губу. Она была полностью подавлена.

— Угадывать желания хозяев, — неуверенно произнесла она. — Всегда думать о том, что им может понадобиться.

— Правильно, Шарлотта, — согласилась миссис Доусон. — Надо всегда думать о том, что может понадобиться Правоимущим. А как насчет того, что хочешь ты сама? Что скажешь?

— Мы Лишние, — ровным голосом отозвалась Шарлотта, вперив взгляд в пол. — Мы не можем ничего хотеть. У нас нет права иметь собственные желания. Мы должны служить Правоимущим.

— Очень хорошо, — сухо произнесла миссис Доусон. — А теперь давайте потренируемся. Будете выходить по очереди. Я хочу, чтобы вы прошли передо мной по классу. Тихо-тихо, чтоб я ни шороха не услышала. Анна, начнем с тебя.

Лишние сгрудились с одной стороны класса. Анна проплыла по аудитории, стараясь ступать по возможности беззвучно. За ней проследовали Шейла и Таня. Все три девочки заслужили по одобрительному кивку миссис Доусон.

После них, нахмурившись от сосредоточенности, упражнение выполнил Гарри — высокий, худой как скелет мальчик с вьющимися волосами и широкими ступнями. Его доставили в Грейндж-Холл одновременно с Анной, однако он больше походил на Лишних, попадавших в Воспитательные учреждения в более позднем возрасте, — Гарри был тихоней и часто витал в облаках. За что бы он ни брался — ничего не получалось.

— Я тебя услышала, — рявкнула миссис Доусон. — Марш назад и пройдись заново.

Чуть покраснев, Гарри вернулся обратно и снова двинулся в противоположный конец класса, пристально вглядываясь в огромные ступни, словно это могло ему помочь двигаться тихо.

— Плохо! — закричала миссис Доусон, стоило ему сделать пару шагов. — Что за неуклюжий мальчишка. А ну опять все заново!

Гарри снова вернулся на исходную позицию. Когда он приступил к упражнению в третий раз, на лбу мальчика выступили капельки пота. Теперь, то и дело нервно поглядывая на миссис Доусон, он решил пересечь аудиторию на цыпочках. На половине дороги Наставница открыла рот, будто бы собираясь что-то сказать. Глаза Гарри широко распахнулись от ужаса, что его сейчас снова будут ругать, и мальчик потерял равновесие, покачнулся, схватился за парту и вместе с ней повалился на пол. Миссис Доусон вскочила.

— Вставай! — взвизгнула она. — Вставай, бестолочь неуклюжая!

Гарри поднялся на ноги и принялся многословно извиняться, но миссис Доусон ничего не желала слышать. Она рывком заставила его выставить руки, положила их ладонями на стол, а потом, взявшись за палку, которую всегда носила с собой, со свистом опустила ее на пальцы мальчика.

— Бестолочь! — кричала она. — Я тебя научу правильно ходить. А ну все заново!

Побледнев от потрясения и боли, Гарри в третий раз вернулся туда, где в ожидании своей очереди стояли остальные ученики. Один из пальцев мальчика изгибался под неправильным углом. Нетвердой походкой несчастный в четвертый раз приступил к упражнению. Преодолев четверть пути, он снова споткнулся и сжался всем телом, ожидая неизбежного наказания.

— Сегодня остаешься без ужина. Будешь тренироваться всю ночь, — вынесла приговор миссис Доусон, с презрением посмотрев на него. — Если же ты к утру перед завтраком не научишься тихо ходить, значит, завтра вовсе останешься без еды и снова будешь тренироваться всю ночь, покуда сможешь выполнить упражнение как надо. Ты меня понял?

Гарри кивнул и поплелся туда, где стояли Анна, Шейла и Таня. Уставившись взглядом в пол, он стал баюкать ноющую руку. Наступил черед Чарли.

— Она сорвалась на тебя потому, что сегодня не было Питера, — прошептал Чарли на ухо Гарри через несколько мгновений после того, как успешно пересек аудиторию. Потом многозначительно посмотрел на Анну. — Питер и за это тоже заплатит.

Анна взглянула на него, потом отвела взгляд в сторону. Ей было все равно. У нее всегда имелось одно-единственное желание — стать Ценной Помощницей. Теперь она приняла решение — ни о чем другом она думать не будет. Пусть даже у нее слегка трясутся губы, пусть ее вдруг охватил страх, неуверенность и ощущение того, что она словно погружается в пучину, — плевать — это все пройдет. Иначе в Грейндж-Холле и быть не может. Ведь об этом заботилась миссис Принсент.

Весь остаток дня Анна старалась учиться и трудиться со всей возможной прилежностью, так чтобы миссис Принсент могла ею гордиться. Девушка натерла пол в своей спальне, а заодно и в коридоре. Она специально пришла в столовую пораньше, чтобы помочь приготовить ужин, и не стала упрямиться, когда ей поручили заняться мясом. Хотя она была Старостой и имела полное право перепоручить возню с мясом кому-нибудь помладше. Такую работу никак нельзя было назвать почетной, тем более что кухонные ножи были такими тупыми, что скорее рвали, чем резали мясо. Особенно трудно приходилось с кусками, содержащими хрящи, то есть почти со всеми. Мясо полагалось Лишним раз в неделю. Это были обрезки, поставлявшиеся ближайшим супермаркетом, в котором Правоимущие покупали себе еду. Вместо того чтобы упрямиться, Анна безропотно отделила мясо от костей, по возможности аккуратно его нарезав. Все это время она тренировалась в искусстве оставаться незамеченной, поэтому не поднимала глаз, а ступать старалась как можно более тихо. Все это время девушка не давала себе отвлекаться от работы, повторяя Вечернюю Клятву:

Клянусь безропотно служить. Клянусь я пользу приносить, Клянусь обузой я не стать, Природу-Мать не оскорблять. Клянусь я слушать и молчать, Клянусь себя в руках держать. Клянусь старательной я быть И честно Родине служить.

Вечернюю Клятву произносили каждый вечер перед отходом ко сну. Миссис Принсент говорила, что Клятва напоминает Лишним о Месте, которое они занимают. Не то чтобы у Лишних была в жизни цель — нет, ведь такое предположение могло подтолкнуть к выводу, что у существования Лишних есть смысл, тогда как никакого смысла не было. Клятва помогала понять, что им надо сделать в жизни, чтобы отплатить долг Матери-Природе и Государству, которое проявляло заботу, вместо того чтобы просто-напросто отправить их восвояси.

Всю жизнь до Анны никак не мог дойти смысл слов миссис Принсент. Куда именно «восвояси» могло отправить их Государство? Однако девушка сочла за лучшее не уточнять, опасаясь, что миссис Принсент решит ей это продемонстрировать.

Она нахмурилась и встала, собираясь опустить нарезанное мясо в кастрюлю.

Вдруг она почувствовала, как сзади кто-то подошел. Резко обернувшись, она увидела лицо Чарли, стоявшего всего в футе от нее. Лишний Чарли тоже являлся Старостой, однако в отличие от Анны, которая опиралась на силу слов, веру в правила и пламенные речи о дружбе с миссис Принсент, Чарли боялись и слушались из страха физической расправы. В свои пятнадцать лет он не выделялся особо высоким ростом, но это компенсировалось плотным телосложением — благодаря отчасти мышцам, данным природой, отчасти тому, что он постоянно отбирал еду у других мальчиков, которые с готовностью расставались с похлебкой и хлебом, стараясь не обращать внимания на ноющие, бурчащие желудки, поскольку в противном случае их ждало нечто куда страшнее голодных мук. Чарли мог истязать жертву, пока у несчастного не начиналось недержание, мог придумывать такие жуткие наказания, что заключение в карцер представлялось избавлением.

Сегодня лицо у Чарли было припухшим, что Анна заметила еще на уроке этики, не придав этому большого значения. У Лишних постоянно появлялись на теле свежие кровоподтеки и порезы, являвшиеся следами игр, наказаний и драк. Никто не спрашивал, почему у тебя на щеке ссадина или отчего на руку наложена самодельная повязка. За исключением самых серьезных случаев никто не обращался за помощью — да это было и бесполезно. За все время пребывания Анны в Грейндж-Холле врача вызывали дважды: один раз мальчик во время игры в нескольких местах сломал ногу, а в другой раз у новичка начался жар. Лишние боялись болезней как огня. Препарата Долголетия они не принимали и поэтому могли подхватить любой вирус, любой недуг, однако мало кто сознавался в дурном самочувствии, предпочитая терпеть до последнего. Миссис Принсент не раз и не два вполне ясно объявляла, что болезнь является одним из признаков слабости. Болезнь наводила на мысль, что Матушка-Природа считает, что от тебя не будет никакого проку и хочет «побыстрей избавиться от обузы».

Именно это и произошло с одной девочкой-новичком. Она подхватила какую-то странную хворь и, в конце концов, умерла. «Плохая наследственность, — пояснила миссис Принсент Анне несколько недель спустя. — Так будет лучше».

Анна кинула на Чарли быстрый взгляд. У него была разбита губа, а левый глаз заплыл до такой степени, что почти перестал быть виден. В некотором волнении девушке подумалось, что теперь, как это ни странно, побитый Чарли выглядел еще более грозно, чем прежде.

— Теперь, если вдруг мясо окажется испорченным, я буду знать, кого винить, — осклабился он.

— Чего тебе надо, Лишний Чарли? — сощурилась Анна. — Тебе нельзя на кухню. — Ей потребовалось титаническое усилие, чтобы не съежиться от одного только его вида.

Она повернулась к кастрюле и снова стала кидать в нее мясо. Она чувствовала, как Чарли сверлит ее взглядом, и от этого становилось не по себе.

— Где твой дружок? — тихим голосом спросил он.

Анна нахмурилась и неуверенно посмотрела на него.

— Не пойму о чем ты, — спокойно произнесла она. — У меня нет друзей, Чарли.

Чарли подошел еще ближе, и теперь Анна чувствовала затылком его дыхание.

— Где Лишний Питер?

Анна замерла. Питера распределили в спальню Чарли. Если даже Чарли неизвестно, где он, то уж ей-то откуда знать?

— А зачем тебе? — спросила она, осторожно обернувшись.

— Я так и знал. Значит, он все-таки к тебе бегал, — самодовольно ухмыльнулся Чарли, покачав головой. — А знаешь ли ты, Анна, что он попал? Ты должна понимать — он заслужил все то, что его ждет. Да и ты тоже.

Анна крепко сжала в руке нож.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — спокойно повторила она, заставив себя посмотреть Чарли в глаза, желая показать, что ей не страшно. Анна напомнила себе, что ей нечего бояться. Она — Староста. Она не какая-то там соплячка, которой можно помыкать как вздумается.

— Бегал он к тебе или нет, теперь уже без разницы, — пожал плечами Чарли. — Он сам напросился. Ему надо было привить уважение к другим. Знаешь, Анна, миссис Принсент ведь все понимает. Она знает, что Питер получил по заслугам, так что смысла убеждать ее в обратном нет. Ты думаешь, что ты ее любимица, а на самом деле нет. Она просто тебя жалеет.

Анна почувствовала, как у нее внутри все свело от ярости:

— Никто меня не жалеет, Лишний Чарли, — прорычала она.

Чарли ухмыльнулся и наклонился к ней поближе:

— Да все тебя жалеют, Лишняя Анна. Особенно Питер, — в его голосе чувствовалась угроза. — Как ты думаешь, с какой стати он тебя защищает? Да потому что ты вызываешь жалость. Только и всего.

— Защищает меня? — неуверенно переспросила Анна и, широко раскрыв глаза, уставилась на Чарли. — О чем ты? Я не понимаю.

— Да все об этом, — проворчал Чарли и, расстегнув форму, показал огромный сине-зеленый синяк на груди. — Он псих. А знаешь, из-за чего он ко мне полез? Я просто сказал, что самое лучшее, что с тобой можно сделать, так это усыпить. Чтобы избавить от страданий. И я говорил совершенно искренне.

Анна чувствовала лбом дыхание Чарли. Девушка вздернула подбородок, желая показать, что она не испугалась.

— Меня не волнует, где он, — угрожающе продолжил Чарли, — я все равно его найду. Я дал ему по башке, потому что он это заслужил. С удовольствием проделаю это снова. Если придется, я его убью. Миссис Принсент плевать. Я уж позабочусь о том, чтобы обставить все как несчастный случай, так что ты не беспокойся.

Прежде чем Анна успела что-либо сказать в ответ, Чарли развернулся и ушел, едва избежав встречи с поварихой, пришедшей проверить работу Анны.

— Шевелись давай, — заорала она на девушку, кинув взгляд в кастрюлю. — Заканчивай живее! Слышь, ты, бездельница!

— Слушаюсь, — Анна ответила ровным голосом, несмотря на бурю чувств, бушевавших у нее внутри. — Я постараюсь работать быстрее.

Она залила кастрюлю кипятком, насыпала из пакета добавок, чтобы блюдо получилось погуще. Потом стала перемешивать варево, но все мысли о Вечерней Клятве вылетели из головы. Теперь она могла думать только о Питере. О беде, в которую он попал. В глубине души Анна была убеждена, что должна все рассказать ему, предупредить об опасности. Она понимала, что об этом не может быть и речи, что, поступив так, она одним махом нарушит все правила, которым беспрекословно следовала большую часть своей жизни. Но вместе с тем было ясно, что у нее нет другого выхода. Питер был ее другом, как бы она ни пыталась это отрицать. И Анна, никогда прежде не позволявшая себе прислушиваться к голосу собственного сердца, чувствовала, что сейчас не в состоянии противиться его велению, как бы ей этого ни хотелось.

Шел второй час ночи. Анна не спала. Она лежала в постели, обдумывая то, что ей предстояло сделать. Она прикидывала, сколько ей потребуется времени, чтобы добраться до карцера и узнать, не там ли Питер; сможет ли она выбраться из спальни, не разбудив девочек, и прокрасться по Грейндж-Холлу незамеченной. В коридорах камер не было — изначально они существовали, но потом выяснилось, что их содержание слишком дорого обходится, а заменить их на более дешевые не было денег. Однако миссис Принсент не нуждалась в камерах, чтобы на время отбоя удерживать воспитанников Грейндж-Холла в постелях, — она предпочитала полагаться на страх, являвшийся ее давним надежным помощником. Заведующая лично обходила коридоры, когда сама не могла заснуть, а такое происходило довольно часто. Если Анну поймают за пределами спальни, ее высекут, а если ее схватят в тот момент, когда она приблизится к карцеру, тогда… Анна была не в состоянии вообразить весь ужас наказания, которое ее ждет в этом случае.

Осторожно сев в постели, она окинула взглядом маленькую тесную спальню, бывший кабинет начальника оперативного управления министерства по налогам и сборам. Всего здесь стояло десять железных кроватей с тонкими матрасами. Между кроватями имелись узенькие проходы. На девяти из кроватей, разметав волосы по подушкам, сжав руки в кулачки, спали девочки из подготовительной группы. Ту же самую картину можно было увидеть, заглянув в любую другую спальню.

Стараясь не думать о предстоящем, Анна выскользнула из постели и поморщилась, когда ее ноги коснулись холодного твердого пола.

Вспомнив, чему ее учили на уроках этикета, Анна неслышно прокралась по спальне и выбралась в коридор. В Грейндж-Холле стояла удивительная тишина — казалось, спали даже дети из младшей группы. Анну охватил приступ страха. Она стояла одна в темноте, подогнув от холода пальцы ног, чувствуя себя совершенно беззащитной — совсем как на ладони. Кроме пятисот воспитанников, в Грейндж-Холле находилось еще тридцать работников, так что Лишние редко оставались в одиночестве, отчего Анна теперь одновременно испытывала и ужас, и восторг.

Прошмыгнув через несколько проходов вниз по лестнице и далее по холодному, влажному, темному коридору, протянувшемуся вдоль подвального этажа, Анна, наконец, оказалась в непосредственной близости от карцера. Девушка вся дрожала. Чтобы согреться, она обхватила себя руками.

— Надеюсь, оно того стоило, Лишний Питер, — пробормотала она сама себе и свернула за угол. И вынуждена была мгновенно отступить назад. Там, возле трех камер карцера стояла миссис Принсент, а с ней двое мужчин. Один из них втаскивал Питера в камеру, металлическая дверь которой была широко распахнута.

Анна нахмурилась, пытаясь понять, что происходит. Он что, тяжело болен? Откуда они его принесли?

Анна чувствовала, как у нее в груди громко колотится сердце. Затаив дыхание, она заглянула за угол, чтобы узнать, что происходит. Девушка не сомневалась, что ее никто не заметит, но если миссис Принсент и двое незнакомцев собираются пойти обратно по Лестнице № 3 — она в ловушке. Прятаться негде, в сером стылом коридоре одни только запертые двери, ведущие в кладовые, а добежать до лестницы она не успеет — от Заведующей и ее спутников Анну отделяло всего лишь несколько метров.

К ее огромному облечению, после того как один из мужчин положил Питера в камеру и запер дверь, вся троица двинулась по коридору в противоположном направлении.

— Деньги получите наверху, — услышала она удаляющийся голос миссис Принсент. — Если вы обмолвитесь об этом хоть словом, Власти узнают о ваших делишках на черном рынке. Вам все ясно?

Анна услышала, как мужчины что-то пробурчали в ответ. Дождавшись, когда стихнут шаги, Анна украдкой скользнула за угол, устремившись к двери карцера, в котором находился юноша.

— Питер, — прошептала она. — Питер, ты меня слышишь? Это я, Анна.