Едва войдя в ворота, Алекс сразу почувствовал, что в его сторону дует дурной ветер. Мужчины старались не смотреть ему в глаза, женщины искоса бросали на него осуждающие взгляды. Труп не могли обнаружить так быстро. Алекс попытался вспомнить, крепко ли он привязал к нему камень.
В зале он поискал глазами Глинис и не нашел. Тогда он поднялся по лестнице, перешагивая через две ступени, и распахнул дверь спальни. Глинис стояла на коленях перед открытым сундуком, вокруг нее лежали платья. Когда она подняла голову, Алекс увидел, что она плакала.
— Глинис, что случилось?
— Может быть, это ты мне расскажешь, — ответила она напряженным голосом.
Потом взяла одно платье и быстрыми резкими движениями сложила его аккуратным прямоугольником.
— Почему ты сердишься? — спросил Алекс. — И что ты делаешь со своей одеждой?
— Я ухожу.
Алекса охватила паника.
— Глинис, я думал, мы с этим уже покончили. Зачем тебе от меня уходить? Как ты можешь?
Глинис подняла на него взгляд, глаза у нее были заплаканные, но взгляд резал как нож.
— Я говорила, что уйду, если ты заведешь другую женщину.
— Но я не завел! — воскликнул Алекс. — Я дал тебе обещание, и, клянусь, я его не нарушал!
Глинис сложила еще одно платье ровным квадратом.
— Может быть, другой жене было бы все равно, но я тебя предупреждала, что, если ты не будешь мне верен, я уйду. И я ухожу.
— Кто же тебе такое на меня наговорил? — требовательно спросил Алекс. — Ты обвинила меня в тяжких грехах, даже не спросив, правда ли это.
— Хорошо, я тебя спрошу. — Глинис сердито посмотрела на него. — Где ты был прошлой ночью?
Единственное, что он не мог ей рассказать! Он дал слово. К тому же Алекс не был совершенно уверен, что Глинис будет о нем лучшего мнения, узнав, что он покрывает убийство и выбросил труп в море. Он поскреб шею, пытаясь придумать, как лучше ей ответить. У него мелькнула мысль сочинить какую-нибудь историю, но он обещал никогда ей не лгать.
— Сейчас я не могу сказать, но как только смогу, сразу расскажу.
— Я думала, ты сможешь соврать скорее, ведь ты такой хороший рассказчик. Видно, ты устал.
Алекс и сам начал сердиться:
— Мне не нравится, когда меня называют лжецом. И перестань складывать эту чертову одежду!
— Ты и есть лжец. — Голос Глинис дрогнул. — Сегодня днем я сама тебя видела.
— Значит, твои глаза тебя обманули.
— Ты принес в ее коттедж цветы.
Алекс не мог поверить, что она обвиняет его именно в этом.
— Ты думаешь, я спал с Уной? — Он развел руками. — Да она же просто ребенок!
— Семнадцать лет — это не ребенок.
Глинис сжала губы и продолжила методично складывать одежду.
Глинис поверила, что он способен соблазнить юную девушку, которая до того боится мужчин, что не может смотреть им в глаза! На Алекса это подействовало как удар в грудь. Глинис уже давно его знает, она его жена, живет с ним… И после этого она остается о нем столь низкого мнения?
— Когда Уна принесет в замок твоего ребенка, меня здесь не будет, — сказала Глинис, швырнув в сундук пару туфель. — Ты что, думал, я буду счастлива растить всех твоих бастардов?
У Алекса кровь в венах похолодела, как январский лед.
— Так вот как ты относишься к моей дочери?
— Я не Сорчу имею в виду, — быстро сказала Глинис. — Но это не значит, что я хочу иметь полный дом детей, напоминающих мне о твоих изменах.
Алекс с силой ударил кулаком по крышке сундука и, схватив Глинис за плечи, поставил ее на ноги.
— Я не сделал ничего плохого, поэтому ты никуда не уйдешь.
Алекс сидел в холле и пил. Отсюда ему было видно лестницу, и он мог быть уверен, что его жена не уйдет без его ведома. Бесси вошла в холл с Сорчей, но, бросив лишь один взгляд на него, поспешила вывести Сорчу на улицу. Остальные обитатели замка тоже сочли за благо оставить его в покое. Алекса переполняло возмущение, вытесняя все остальное. Он соблюдал правила, установленные Глинис, не сделал ничего, что могло бы оправдать ее беспочвенные обвинения. Если она спустится, чтобы найти слугу и отнести ее сундук на ближайшую галеру, между ними произойдет страшная ссора. Он хотел лишь одного — спокойного дома для своей дочери. Неужели это так много? Никаких криков и ругани, ему нужна была уравновешенная женщина, которая не станет швыряться посудой. И которая его не бросит. А вместо этого он получил именно то, чего меньше всего желал: жена вышвырнула его из постели и упаковывает вещи, чтобы уйти от него. Он всю жизнь старался не повторить опыт своих родителей, а в результате живет в точности как они.
Шли часы. Алекс слышал шум, доносившийся снизу, и подозревал, что все обитатели замка набились в кухню и ужинают между вертелами и разделочными столами. Однако Глинис все еще не показывалась. Но, по крайней мере, она не попыталась уйти.
Алекс вылил остатки виски из кувшина в свой кубок и осушил его. Может быть, Глинис уже сожалеет о своем резком суждении, и это было бы правильно. Но она женщина гордая, возможно, томится у себя наверху, собираясь с силами, чтобы принести извинения.
Он готов их выслушать.
И он устал ждать развязки этой трагикомедии. Алекс решил, что сейчас же поднимется в спальню, и они уладят свои разногласия. Он поднялся по лестнице, подошел к двери спальни и повернул ручку. Но когда он толкнул дверь, она не открылась. Он потряс ручку, все еще не веря, что Глинис могла это сделать. Она закрыла проклятую дверь на засов!
— Глинис! — закричал Алекс, стукнув по двери кулаком. — Сейчас же открой дверь своему мужу!
— Уходи!
Сквозь дверь голос Глинис звучал глухо.
— Ты об этом пожалеешь, клянусь!
Алекс никогда не выходил из себя, но сейчас его обуял такой гнев, что его затрясло. Громыхая по ступенькам, он бросился вниз, схватил со стены топор и так же быстро взлетел по лестнице обратно к двери спальни.
— Не подходи к двери! — крикнул он.
Крак! Он взмахнул топором с такой силой, что удар отдался в его руках. Глинис не завизжала, что доказывало, что в ее жилах лед, а не кровь.
Крак! Крак! Крак! Алекс испытал удовольствие, вымещая свою злость на двери. Наконец доски с треском подались, он просунул руку в дыру и отодвинул засов. Потом пинком распахнул дверь с такой силой, что она ударилась о стену.
Картина, конечно, на загляденье.
Его жена сидела на сундуке, скрестив руки на груди. Перед ней стоял несправедливо оскорбленный муж, разгневанный мужчина с топором в руках, а она взирала на него с таким видом, будто ей нечего бояться. Ей, конечно, ничто не угрожало, но могла бы для приличия казаться испуганной! Неужели она его совсем не уважает?
Он пересек комнату и остановился перед Глинис, нависая над ней. Его грудь вздымалась, в ушах звенело. Единственным признаком того, что вид разгневанного воина произвел на Глинис хоть какое-то впечатление, было чуть дрогнувшее левое веко.
— Ты больше не будешь запирать от меня дверь спальни, — твердо заявил Алекс.
Глинис оставалась такой спокойной, что дальше некуда.
— Я тебя предупреждала, что не буду делить с тобой постель, если ты заведешь другую женщину, — сказала она.
— А я тебе обещал, что не заведу другую женщину, и я этого не сделал.
— И ты ждешь, что я тебе поверю? — Глинис встала и сжала опущенные руки в кулаки. — Мужчина вроде тебя может сказать все, что угодно.
— Мужчина вроде меня? — медленно повторил Алекс. Гнев сдавил ему горло, и слова давались ему с трудом. — Что именно ты хочешь этим сказать, Глинис Макнил?
— Я имею в виду мужчину, чьи слова ничего не значат. Мне нужно было выйти замуж за Д’Арси. Вот это человек чести, он бы остался верен своим обетам.
Алексу показалось, что его голова сейчас взорвется. До этой минуты он считал, что Д’Арси уже поведал ей о своих истинных намерениях.
— Может быть, я теперь воспользуюсь его предложением, — сказала Глинис.
— Что-о? И станешь его шлюхой? Потому что Д’Арси предлагал тебе именно это. Он бы не принес тебе брачные обеты, как я.
Как ни был Алекс оскорблен и разгневан, он даже сейчас не стал бы говорить Глинис об оскорбительном предложении Д’Арси. Но он не был уверен, что она не отправится искать этого пошлого француза по всей Шотландии.
— Нет, у Д’Арси были благородные намерения, — возразила Глинис.
— Дурочка, что ты говоришь?! У Д’Арси есть жена во Франции!
Глинис растерянно заморгала, ее рот приоткрылся, потом она тихо прошептала:
— Этого не может быть.
Ее разочарование было очень заметно, и это ранило Алекса до глубины души.
— Да, у твоего Белого рыцаря есть законная супруга, вероятно, какая-нибудь титулованная дама, — процедил он. — И если бы она приехала к нему в Шотландию, это самое благородство, которое ты так высоко ценишь, заставило бы его отослать тебя прочь. Он, понимаешь ли, посчитал бы неприличным оскорбить жену, держа в доме любовницу.
Глинис тяжело опустилась на сундук.
— Французы обращаются со своими внебрачными детьми не так, как мы, горцы, — продолжал Алекс. — Возможно, Д’Арси считал бы делом чести содержать отпрысков, которых ты могла бы ему родить. Он бы, конечно, никогда не признал их своими детьми, не позволил им ступить на порог его дома и оскорблять своим присутствием законных наследников.
Алекс видел по ее глазам, что она потрясена, но ее потрясение было ничто по сравнению с болью, которую испытывал он.
— Я много чего натворил в этой жизни, за что должен держать ответ, — сказал он. — Но в нашем браке неверной оказалась ты, а не я.
— Я? — Глинис хлопнула себя ладонью по груди. — Из нас двоих согрешила не я!
— Глинис, ты жила со мной, а впустила в сердце другого мужчину.
Теперь Алекс это понимал.
— Я не…
Но Алекс не желал выслушивать ее оправдания. Он перебил ее:
— Я обещал, что не возьму другую женщину, пока ты будешь делить со мной постель. Но у меня, как у всякого мужчины, есть определенные потребности, и если ты меня не примешь… — Он не закончил фразу, и эта недосказанность повисла в воздухе между ними. Потом он сказал: — Я знаю, как доставить женщине удовольствие в постели. — Он наклонился к Глинис. — Мне не составит труда найти тебе замену.
Алекс хотел, чтобы Глинис лежала и думала о том, что он в этот момент делит ложе с другой женщиной, заставляет ее стонать от удовольствия. Он хотел, чтобы она пожалела о том, что сделала, и позвала бы его обратно.
Он круто развернулся и ушел. Топор все еще был у него в руке.