Двадцатью годами ранее разгневанный Гутенберг покинул Майнц – как патриций, оскорбленный отношением приобретавшей влияние гильдии. Теперь же он, похоже, смягчился. Ведь последние 10 лет Иоганн посвятил совершенствованию технических и ремесленнических навыков, которые помогли усилить влияние гильдии. Старые кадры убывали, и для достижения успеха Гутенбергу нужно было найти новых людей, с которыми можно было бы работать.

Теперь в Майнце царил еще больший беспорядок, чем когда Иоганн его покидал. За время отсутствия Гутенберга городской долг достиг катастрофических размеров: 373 тысячи гульденов, половину из которых составлял долг по выплате ежегодной ренты. Кредиторы Майнца – другие города региона – предоставили поддержку и попросили членов гильдии вернуть власть семьям патрициев. Но это не помогло. У комитета гильдии возникли подозрения в махинациях, и он потребовал прозрачности. В 1444 году угроза со стороны арманьяков заставила стороны раскрыть свои карты. Однако Церковь отказывалась помочь. Монастыри богатели, тогда как город был по уши в долгах. Под предводительством секретаря городского совета доктора Конрада Гумери разгневанные члены гильдии образовали оказывавшую давление группу, цель которой – свержение церковников: в глазах членов гильдии они были еще хуже дискредитированных патрициев. Патриции вновь передали власть гильдии, которая правила посредством трех бургомистров и четырех казначеев. Казалось, что правит демократия, но архиепископ Дитрих фон Эрбах заявлял о своей власти не только как глава Церкви, но и как принц, имевший право взимать налог с продаж и назначать старших чиновников; Церковь категорически отказывалась платить какие-либо налоги с вина, которым торговали монастыри, или позволить платить налоги своим служащим. По доброте душевной Церковь предложила дать городу в дар примерно 20 тысяч гульденов. Но этого было недостаточно. В 1446 году городской совет рассматривал вопрос о том, чтобы отдать весь город в залог Франкфурту. А в 1448 году Майнц объявил себя банкротом и просто перестал выплачивать ежегодные ренты, что могло позволить ему сохранить достаточно денег для того, чтобы вернуть платежеспособность.

Монастыри богатели, тогда как Майнц был по уши в долгах.

Гутенберг не спешил возвращаться в этот хаос; он исчез на четыре года, предшествовавших упомянутому событию. Но куда и для чего? Этого никто не знает. Возможно, он собирался изготовить больше зеркал для следующего ахенского паломничества, которое должно было состояться в 1447 году, и обосновался со своим цехом недалеко от Рейна, в безопасности от арманьяков, например в Лихтенау – городке, которым управлял один из его инвесторов, Гансом Риффе.

На протяжении многих лет некоторые исследователи предполагали, что Гутенберг был во Франкфурте, пока в 2001 году не обнаружились факты, указывающие, что это не так. В своей статье в издании Gutenberg Jahrbuch франкфуртский юрист Рейнхардт Шартль сообщил, что ему удалось обнаружить хроники франкфуртского судебного дела: в 1447 году Гутенберг попросил жителя Франкфурта цирюльника Ганса Бейера арестовать от его имени имущество некоего Геннена (Иоганна) фон Тедлингена, чтобы погасить долг в 15 гульденов. Это, конечно, не слишком шокирующая информация, но, по крайней мере, она указывает на то, что в то время Гутенберг находился не во Франкфурте, иначе явился бы лично. Эти сведения напоминают нам о том, что прошлое никогда нельзя считать полностью изученным. Возможно, когда-нибудь в пыльных архивах будут обнаружены другие документы, которые прольют свет на «тайные годы» Гутенберга.

В 1446 году городской совет рассматривал вопрос о том, чтобы отдать Майнц в залог Франкфурту.

Как бы то ни было, он вернулся в Майнц лишь в 1448 году – возможно, потому, что после смерти его сестры освободился старый дом семьи Гутенберг. Иоганн не обращал внимания на гражданские волнения – ему нужно было пространство. Нам известно, что в 1448 году Гутенберг был в Майнце, поскольку осенью того года он попросил своего кузена Арнольда Гельтуса одолжить ему 150 гульденов под 5 процентов в год. Этого было достаточно для того, чтобы профинансировать новый проект с участием небольшой команды из полудюжины помощников из Страсбурга, среди которых, вероятно, были Ганс Дюнне (его гравировщик), Генрих Кеффер, Бертольд Руппель и Иоганн Ментелин. Лоренц Байльдек и его жена, возможно, тоже прибыли в Майнц, чтобы поддерживать порядок в доме, который теперь превратился в типографию со стопками бумаги на полу.

Если предположить, что все это время Гутенберг планировал начать книгопечатное дело, то он должен был столкнуться с проблемой финансирования. В Страсбурге он решил это с помощью денег своих партнеров и, возможно, прибыли от продажи зеркал. Теперь ему предстояло выпускать настоящую конечную продукцию – книги. Учитывая все затраты времени и денег, а также долги, Гутенберг не мог позволить себе потерпеть неудачу. Ему нужен был бестселлер, и желательно не один.

Чтобы начать книгопечатание и развивать его, Гутенбергу нужен был бестселлер, и желательно не один.

В то время он еще не думал о Библии, так как ее коммерческий потенциал не был столь очевиден. Церковь и духовенство требовали внимательного обращения с Библией, потому что она была не только источником христианской доктрины, но и возможным источником ошибок. Например, латинский перевод Библии, выполненный святым Иеронимом в 405 году, – editio vulgata (лат. – общепринятая версия), или Вульгата, – существовал во множестве различных версий. Теологи и духовенство были ядерными физиками того времени, охранявшими машину, которая при правильном использовании гарантировала спасение, а при неправильном – полное разрушение. Их власть и доход зависели от того, насколько эффективно они выполняли свою роль стражников. Лишь немногим, в числе которых был Николай Кузанский, нравилась идея сделать Библию доступной для всех. У простых людей, в частности у студентов и преподавателей, которые могли быть основными покупателями продукции Гутенберга, не было Библии, но они не могли позволить себе купить ее ни переписанную писцами, ни в печатном виде. На этом начальном этапе Гутенбергу было очевидно, что для такого большого и противоречивого проекта покупателей следует искать среди крупных учреждений – монастырей, судов, университетов. Это действительно были и большой рынок, и солидные доходы.

Лишь немногим, в числе которых был Николай Кузанский, нравилась идея сделать Библию доступной для всех.

* * *

Как оказалось, у Гутенберга уже тогда имелся альтернативный вариант, который позволил бы быстро вернуть деньги. Это книга, которая, вероятно, была у него самого в студенческие годы и которую должен был иметь каждый студент, если он мог себе это позволить, – стандартный учебник латинской грамматики «Грамматическое руководство» (Ars Grammatica), обычно называемый «Грамматикой Доната», или просто «Донатом», по имени автора, Элия Доната. Учебник явно не был развлекательной книгой. Это довольно скучный анализ латыни, намного менее привлекательный, чем «Основы латыни» (Latin Primer). Это был разумный выбор, потому что учебник состоял всего из 28 страниц и имел гарантированный рынок, к которому Гутенберг смог бы получить доступ, так как книгопечатание обладало большим преимуществом, позволяя выпускать идентичные издания без ошибок.

Книга не должна была отличаться красивым оформлением. В то время книги вообще имели не слишком привлекательный вид. И при ручном переписывании, и при ксилографии нужно было экономить бумагу, поэтому текст был мелким, разве что иногда в нем встречались буквицы в начале главы.

В этом учебнике применялся тот самый крупный готический шрифт, который писцы использовали в миссалах: плотно расположенные грубые буквы, напоминающие тканевую текстуру. Именно эту «текстуру» Гутенберг использовал для своего «Доната».

Так или иначе, но чем более консервативным было бы издание Гутенберга и чем больше оно было бы похоже на рукописную копию (за исключением точности), тем лучше. А поскольку у него не было других примеров для подражания, он решил сымитировать шрифт, долгое время использовавшийся писцами, с характерным отсутствием выравнивания по правому полю и несколькими вариантами одних и тех же букв, в том числе с диакритическими знаками для обозначения краткой формы слова. Так как это была латынь, необходимости в прописных буквах W, X, Y и Z не было, но из-за использования многих вариантов одних и тех же букв, например 10 разных букв a и 12 букв p, шрифт в общей сложности состоял из 202 различных символов. Этот неэффективный и некрасивый шрифт в итоге оказался весьма практичным. Впоследствии вышло 24 разных издания «Доната», общий тираж которых составлял несколько тысяч книг. Данный шрифт также использовался для печати календарей, поэтому в итоге получил название Донат-Календарь, или, сокращенно, Д-К.

Гутенберг решил сымитировать шрифт, долгое время использовавшийся писцами.

Шрифт Гутенберга Донат-Календарь (Д-К).

Шрифт Д-К – важнейшее и фактически единственное свидетельство, позволяющее экспертам установить дату издания первой европейской книги, напечатанной подвижными литерами. Исходя из того, как добавлялись новые буквы, можно установить хронологическую последовательность сохранившихся экземпляров вплоть до первого «Доната», в котором на каждой странице помещалось 27 строк. Эту книгу не особо чтили в то время, поэтому сохранились лишь отдельные страницы, использовавшиеся для переплета более поздних изданий, но сейчас большинство исследователей согласно с тем, что она была одной из самых ранних книг и почти наверняка первой созданной в новом цеху Гутенберга в Майнце примерно в 1450 году.

* * *

Вероятно, книгопечатное производство уже тогда являлось занятием не из дешевых. 150 гульденов, которые Гутенберг одолжил в 1448 году, было недостаточно. Для прибыльного оборота «Доната» ему нужно было больше, намного больше. Представьте, каково ему было продолжать проект «Доната», когда перед ним открывались гораздо более многообещающие проекты.

В декабре Николай Кузанский, единственный кардинал-немец, прибыл вместе со своим коллегой кардиналом Хуаном де Карвахалом для одобрения нового миссала, над которым работали бурсфельдские монахи. Это событие сулило Гутенбергу неплохие перспективы: ведь кардиналам был нужен не только новый, стандартизированный миссал, но также хоровая книга и требник. Определенно, эти книги, имевшие гарантированный рынок и, возможно, в дальнейшем финансируемые Церковью, в случае их одобрения могли стать потенциальными бестселлерами.

Книгопечатное производство уже тогда было занятием не из дешевых.

Теперь у Гутенберга было почти все необходимое: опыт, профессионализм, цех, проект и Великая Идея – все, кроме денег. Иначе говоря, он был мечтой инвестора. И, так же как и в Страсбурге, Гутенберг нашел того, кто ему был нужен, – человека, который в итоге окажется как спасителем, так и заклятым врагом.

Иоганн Фуст, купец и ювелир, принадлежал к известной в Майнце семье. Его младший брат Якоб был членом городского совета, казначеем, а затем и бургомистром. Сам Иоганн был одним из новичков, вступивших в гильдию ювелиров, и предпринимателем, имевшим привычку прибегать к юридическим методам, чтобы урвать свой кусок. Согласно документу, обнаруженному в 2001 году (который был опубликован еще в одной статье Рейнхардта Шартля в Gutenberg Jahrbuch), в 1446 году, после того как одно дело Фуста рухнуло, он был вызван во франкфуртский суд с требованием выплатить более тысячи гульденов. Фуст утверждал, что не должен был выполнять условия контракта, так как тот был заключен через посредника. Но спор был решен не в его пользу, и его заставили выплатить деньги. Иоганн Фуст занимался манускриптами и ксилографическими книгами, часто посещая с деловыми визитами Париж, поэтому у него был естественный интерес к делу Гутенберга, в частности к «Донату». Кроме того, у него был приемный сын Петер Шёффер, работавший каллиграфом в Париже, который мог стать неплохим помощником для Гутенберга. Двадцатью годами ранее между патрицием Гутенбергом и ремесленником Фустом не было бы никакой взаимной приязни, но времена изменились, превратив Гутенберга в инженера, а Фуста – в потенциального капиталиста. Возможно, они не были лучшими друзьями или были несовместимы с социальной точки зрения, но их талант и амбиции хорошо дополняли друг друга.

Иоганн Фуст занимался манускриптами и ксилографическими книгами, часто посещая с деловыми визитами Париж.

Их деловые взаимоотношения достаточно подробно задокументированы, поскольку закончились плохо – судебным процессом, состоявшимся шестью годами позже. Но начиналось все хорошо. В 1449 году Фуст одолжил Гутенбергу 800 гульденов под залог «оборудования» под 6 процентов в год. Эта сумма, составляющая примерно 100 тысяч фунтов, или 150 тысяч долларов, в современном эквиваленте, может показаться не слишком большой, если не вспомнить, что лишь избранные учреждения в то время могли располагать такими деньгами и что капитал был вложен в основном в недвижимость и землю. Позже Фуст утверждал, что ему самому пришлось одолжить эти деньги под проценты. Возможно, у него действительно не было денег, но даже если они у него и были, то у Фуста существовали причины для того, чтобы одолжить их. Капитализм тогда находился на ранней стадии, поэтому считалось, что давать деньги взаймы под процент – это не по-христиански (отсюда и появление еврейских финансистов). Он придумал все это, чтобы его не обвиняли в грехе ростовщичества.

Как бы то ни было, Гутенберг, согласившийся выплачивать проценты, не делал этого. Он тратил все деньги на свой цех, свою продукцию и свою небольшую команду.

В 1449 году Фуст одолжил Гутенбергу 800 гульденов под залог «оборудования» под 6 процентов в год.

Все шло не совсем так, как планировалось. Идея с миссалом с самого начала находилась под угрозой срыва, потому что у майнцского архиепископа Дитриха имелись собственные планы. Новый текст литургии, одобренный папой, означал бы папский контроль, поэтому он должен был недоброжелательно относиться к приезду кардиналов. В течение нескольких лет Дитрих финансировал альтернативную литургию, готовившуюся группой ученых в местном монастыре Святого Иакова, и эта работа продолжалась, даже несмотря на приезд нескольких монахов из Бурсфельда для осуществления реформ Николая. При наличии двух противоречивших друг другу версий литургии в одном монастыре давление на общину на протяжении 1440-х годов наверняка было достаточно сильным – «страстным», как описывал его летописец монастыря в 1441 году. Противостояние достигло апогея после смерти старого майнцского архиепископа в 1449 году. В следующем году новый архиепископ, тоже Дитрих, поддержал версию монастыря Святого Иакова, разработанную, по его словам, «почтенными и многоуважаемыми людьми». Таким образом, теперь у Церкви было два текста: один – из монастыря Святого Иакова, поддерживаемый майнцским принцем-избирателем-архиепископом, а второй – составленный Иоганном Хагеном и его коллегами из шести монастырей, образующих Бурсфельдскую конгрегацию, поддерживаемый де Карвахалом, Николаем Кузанским, папой и Римом. Поэтому Гутенберг должен был напряженно ожидать окончательного решения.

Развязка наступила во время следующего визита Николая Кузанского. В 1451—1452 годах по приказу папы он предпринял путешествие по Германии, в основном чтобы осуществить бурсфельдские реформы. Это было своего рода королевской процессией человека, который повел себя не совсем обычным образом. Немцы привыкли к принцам-епископам, но раньше у них не было собственного немецкоязычного кардинала. Со свитой из 30 человек Тевтонский кардинал, как его часто называли, проехал из Австрии через восточную часть Германии к Нидерландам, затем назад, вниз по Рейну, остановившись в своем родном городе, чтобы основать больницу для бедных, которая существует и по сей день. В каждом городе, принимая чествования местных правителей, Николай проповедовал, встречался с духовенством, призывал молиться за папу и Римскую церковь, пытался искоренить суеверия, осуждал развращенность и внебрачное сожительство.

У Церкви было два текста литургии, поэтому Гутенберг должен был напряженно ожидать окончательного решения.

Одним особо суеверным местом был Вильснак (ныне Бад-Вильснак), расположенный в 80 километрах к северо-западу от Берлина, где люди верили, что три освященные облатки, которые чудесным образом уцелели после пожара в церкви 70 годами ранее, источают кровь Христа. Теперь в Вильснаке был собственный культ, и город благодаря туристам-паломникам достаточно разбогател, чтобы заново построить здание церкви. Но Церковь, желавшая контролировать как ритуалы, так и денежный оборот, не одобряла подобных перемен. Николай Кузанский постановил следующее: красное вещество на этих облатках не может быть кровью Христа, поскольку «в его святом теле течет святая кровь, которая совершенно невидима». Однако на этот раз он потерпел неудачу. Культ просуществовал еще столетие, пока на смену католицизму не пришла Реформация и кровоточащие облатки не сожгли как отвратительное напоминание о злоупотреблениях католиков (хотя сегодня в церкви Бад-Вильснака есть место поклонения чудотворной крови, которой церковь обязана своим восстановлением).

Среди городов, которые Николай Кузанский посетил во время своей великой миссии, был Майнц, где в то время работал Гутенберг.

Среди городов, которые Николай Кузанский посетил во время своей великой миссии, был Майнц, где в то время работал Гутенберг. Здесь кардинал должен был решить наболевший вопрос о текстах литургии. Архиепископ Майнца, конечно же, являлся одним из тех принцев, которые рады были создать препятствия продвижению Николая, если бы у них была такая возможность. Теперь кардинал мог принять их вызов, что он и сделал при помощи своего советчика, шотландского прелата по имени Томас. Томас предпочитал тексты Хагена версии монастыря Святого Иакова, которая, по его словам, отклонялась как от бенедиктинских обрядов, так и от обрядов официальной Церкви. Для нового архиепископа это было небывалым оскорблением, которое он не мог проигнорировать, если желал сохранить свою местную власть. Единственным выходом было применение силы, и Николай Кузанский хорошо это знал. Для предотвращения неприятных инцидентов он попросил вмешаться папу, и тот издал буллу, которая еще больше обострила ситуацию. Согласно этому документу, Николай Кузанский имел право собрать армию и в случае необходимости начать войну. В конце 1451 года Николай созвал синод с участием делегатов от всех 17 тысяч священнослужителей и 350 религиозных учреждений провинции. Сначала синод собрался в Майнце, а затем, в марте 1452 года, в Кёльне. 70 аббатов-бенедиктинцев пообещали провести в своих монастырях реформы, в частности (обратите внимание!) предписывалось снабдить библиотеки хорошими изданиями Библии. Николай получил то, что он хотел: текст Хагена был одобрен, а настоятеля монастыря Святого Иакова сменил ставленник Бурсфельда. Архиепископу пришлось смириться.

К этому времени Гутенберг продвинулся в том, что позже он назовет «книжным делом», и, как можно предположить, был готов напечатать миссал, как только тот будет одобрен наивысшими властями христианской Европы. В качестве доказательства исследователи указывают на набор литер для шрифта Д-К четырех размеров, которые Гутенберг использовал позже и которые могли понадобиться для печати миссала. Но какого миссала? Гутенберг столкнулся с кошмаром книгопечатника: существовало два противоречиивших друг другу текста, один из которых поддерживался Римом, а другой – местным архиепископом. Иоганн оказался в невероятной ситуации: была технология, был рынок, были деньги, но руки у него были связаны. Выбрать один из миссалов было бы коммерческим самоубийством.

Гутенберг был готов напечатать миссал, как только тот будет одобрен наивысшими властями христианской Европы.

Что же делать? Теперь, имея возможность взглянуть в прошлое, ответ кажется очевидным.

* * *

Но Библия была не единственным возможным вариантом. События за рубежом открыли новые перспективы. Над восточной частью христианской Европы – Византией, небольшим «остатком» Римской империи, занимавшим территорию современных Греции, Болгарии и Турции, – нависла угроза. Каждый европейский правитель знал, что этой угрозой были турки. Турецкие племена двигались на запад из Средней Азии начиная с 990 года. К тому времени они уже больше столетия пребывали в Византии и начиная с 1371 года осуществляли нападения на Балканы. В 1389 году они выиграли битву на Косовом поле, последствия которой ощущаются до настоящего времени. Византия казалась беспомощной, пойманной в ловушку слепой веры и устаревших ритуалов. Когда в 1439 году византийские священнослужители отказались от возможности союза с Римом и, следовательно, от европейской военной помощи, они привели людей в ксенофобское безумие: «Нам не нужны римляне! – кричали они. – Бог и Богоматерь спасут нас от Мухаммеда!» Жителей Константинополя защищали стены, выстроенные в два ряда, 8 и 10 метров в высоту, и громадная горная цепь вдоль побережья. Но это не могло спасти земли, находившиеся вне стен города, на которые и нацелились турки.

Гутенберг оказался в невероятной ситуации: была технология, был рынок, были деньги, но руки у него были связаны из-за двух противоречивших друг другу текстов миссала.

Среди этих земель был остров Кипр, захваченный Ричардом Львиное Сердце во время Первого крестового похода и переданный французскому семейству крестоносцев – Лузиньянам. Спустя 250 лет Лузиньяны все еще официально распоряжались этим восточным оплотом христианства, хотя фактически делами заправляли итальянские купцы. В 1450 году король Кипра Жан Лузиньян так сильно волновался из-за возможного нападения турок, что обратился за помощью к папе.

Папа Николай пообещал не фактическую помощь, а деньги для оплаты работы наемников, которые должны быть выручены в результате издания сомнительных бумажных листов, известных как индульгенции. «Индульгенция» (от лат. indulgeo – позволять, удовлетворять [желание]) – это весьма странное название для документа, теоретически сочетавшего три требования, выполнение которых необходимо для прощения грехов: покаяние, прощение и искупление. Индульгенции (лат. confessionalia и нем. Ablassbriefe – избавляющие [от грехов] письма) – контракты, посредством которых Церковь удовлетворяла желание каявшегося грешника духовно очиститься. После заполнения в ней полей, отведенных для имени и дат, индульгенция подтверждала, что грешник сделал какое-либо доброе дело (дал милостыню, постился, молился, заплатил деньги), поэтому заслужил прощение каких-либо грехов, совершенных в течение определенного периода времени, например трех месяцев или года. Этой системой часто злоупотребляли, так как священники, отпуская грехи, больше заботились об оплате, а грешники принимали покаяние и прощение на веру и надеялись на искупление. А теперь самое интересное: в особых случаях папа мог придумать какое-либо благое дело, например участие в крестовом походе, при совершении которого, заплатив 4–5 гульденов, можно было получить так называемую полную индульгенцию, или отпущение всех грехов. Подумайте об этом: если вы завтра умрете, у вас есть билет, позволяющий, минуя чистилище, отправиться прямиком в рай. Эта система, которой злоупотребляли и которую порицали Уиклиф и Гус, позже стала причиной революции. Но в 1450 году она была обычным методом, применявшимся Церковью для зарабатывания денег.

Индульгенции – контракты, посредством которых Церковь удовлетворяла желание каявшегося грешника духовно очиститься.

Турецкая угроза – отличный повод для выдачи полных индульгенций. В 1451 году папа Николай предоставил королю Кипра Жану Лузиньяну право выдавать полные индульгенции на следующие три года, чтобы заработать достаточное количество денег, необходимых для оплаты наемников, способных защитить Кипр от турков. Принцип действий был установлен, но оставалось еще решить практические задачи, а именно: как быстро изготовить побольше копий индульгенций, продать их и получить деньги. Для сбора денег король Кипра поручил двум своим советникам нанять группу доверенных лиц.

В начале мая 1452 года Николай Кузанский, недавно назначенный епископом Бриксена и все еще путешествовавший со своей великой миссией по Германии, приказал новому настоятелю монастыря Святого Иакова в Майнце изготовить 2 тысячи индульгенций для продажи во Франкфурте до конца месяца. Приказ Николая, вероятно, обрадовал Гутенберга. Перед ним был проект, который мог бы решить его денежные проблемы, связанные с отложенным проектом печати миссала. У него, вне всяких сомнений, должна была остаться бумага после печати «Доната», которую теперь можно было использовать в виде отдельных листов. Хотя единственные сохранившиеся до наших дней индульгенции датируются одним или двумя годами позже, кажется маловероятным, что Гутенберг не воспользовался такой возможностью.

Индульгенции – проект, который мог бы решить денежные проблемы Гутенберга, связанные с отложенным проектом печати миссала.

До того как Гутенберг сосредоточился на Библии, его вниманием завладел как минимум еще один проект.

В 1892 году под кожаным переплетом конторской книги был найден клочок бумаги размером с почтовую открытку (о том, где именно это произошло, я расскажу чуть позже). На нем было два отрывка из какой-то поэмы, по 11 строк каждый. Шрифт, которым они были напечатаны, являлся очень старым. Как оказалось, это был отрывок одной из версий «Книг Сивилл». Жанр предсказаний существовал с древних времен. Сивиллы – это пророчицы, имеющие бесчисленные олицетворения в греческой и римской мифологии. Одной из них приписывалось авторство собрания пророческих книг, к которому часто обращались римские правители. У евреев и христиан были собственные «Книги Сивилл», причем непременно в стихотворной форме.

Этот загадочный лист бумаги – часть тюрингской версии, состоявшей из 750 стихотворных строк и имевшей странное происхождение. Ее приписывают Конраду Шмиду, лидеру секты флагеллантов, заявлявших, что спасение можно обрести только посредством самоистязания, а не через священников. Папа предал Шмида анафеме как еретика, и тот был сожжен на костре вместе с шестью собратьями в 1369 году, тем не менее секта просуществовала до XV века, до тех пор пока в 1416 году не сожгли более 300 ее членов. Шмид был заинтересован в дискредитировании официальной Церкви, поэтому в одном из пророчеств Сивилла предрекает раздор в Священной Римской империи, голод и жестокие, тиранические действия пап. Помимо этого, она предвидит воскрешение императора Фридриха Барбароссы (Рыжебородого), правившего в XII веке, который обратит евреев, язычников и мусульман в христианство, объединит христианский мир и возвестит наступление Последнего суда: «Христос будет вершить суд, И за каждый грех придется ответить», на котором тот, кто всю жизнь бичевал себя, вне сомнений, избежит бича дьявола. Эти мрачные строки известны исследователям под тремя названиями: «Книги Сивилл», «Сивиллины пророчества» и «Последний суд», или «Суд мира».

Жанр предсказаний существовал с древних времен.

Волнение усилилось, когда обнаружилось, что буквы напечатаны шрифтом Д-К. В этом шрифте, разработанном для латинского текста, не было прописной буквы W, и Гутенберг использовал вместо нее строчную w. Чтобы сэкономить бумагу, он не разбил стихи на строки. Текст не был должным образом выровнен по вертикали и горизонтали, отсутствовало выравнивание по правому полю, а некоторые буквы имели несколько вариантов. Этот лист, отпечатанный еще на стадии экспериментирования, мог являться образцом подлинной работы Гутенберга.

Благодаря описанным открытиям найденный клочок бумаги стал типографским аналогом священной реликвии. Мог ли это быть отрывок из первой европейской печатной книги? Если да, то где и когда она была издана?

Наиболее эксцентричная точка зрения принадлежит каллиграфу и дизайнеру шрифтов и книг из Лейпцига Альберту Капру, умершему в 1995 году. Капр, возглавлявший Лейпцигский колледж графики и книжного дизайна, основывал свои доводы на следующем совпадении: в 1440 году Фридрих III занял германский престол. Он утверждал, что антипапские группировки, поддерживавшие собор, были заинтересованы в том, чтобы распространить пророчества в качестве составляющей пропаганды в пользу Фридриха III, который, по их мнению, должен был стать не менее великим, чем Фридрих Барбаросса. Когда арманьяки – варвары, которых Фридрих спустил с привязи в собственных целях, – терроризировали Страсбург (до 1445 года), репутация Фридриха пошатнулась и никто уже не верил в то, что он мог являться реинкарнацией Барбароссы. Таким образом, Капр утверждал, что пророчества должны быть связаны со Страсбургом и годами пребывания Гутенберга в этом городе. С уверенностью Шерлока Холмса Капр подводит итог: «Я полагаю, что каждый, кто исследует этот фрагмент… убедится в том, что… техника книгопечатания была изобретена в Страсбурге около 1440 года».

Найденный клочок бумаги стал типографским аналогом священной реликвии.

Но большинство ученых с этим не согласно. Это слишком радикальная точка зрения. Факты, в лучшем случае, говорят об обратном, поскольку упомянутая страница была найдена не в Страсбурге, а в Майнце. Подробный анализ шрифта Готфридом Цедлером в 1904 году показал, что «Книги Сивилл» были напечатаны в одно время с «Донатом», а это, в случае правоты Капра, должно означать, что работа над «Донатом» тоже была начата в Страсбурге, чему нет никаких доказательств. Нет также никаких свидетельств, доказывающих утверждение Капра о внезапном повышении интереса к пророчествам во время восхождения на престол Фридриха III. «Книги Сивилл» всегда были популярны, и в начале XVI века, когда свет увидели несколько десятков их печатных изданий, они все еще пользовались большим спросом. И наконец, тесты, проведенные в Калифорнийском университете в Дэвисе в 1984 году, показали, что краска была той же, что использовались для печати Библии в 1452—1454 годах. Таким образом, нет никаких доказательств того, что книгопечатный процесс происходил в Страсбурге, и, если мнение большинства верно, подобных доказательств не будет никогда, потому что этого никогда не было. «Книги Сивилл» печатались в Майнце примерно в 1450—1454 годах вместе с Библией.

«Книги Сивилл» печатались в Майнце примерно в 1450—1454 годах вместе с Библией.

* * *

Итак, Библия.

Эта идея, конечно же, возникла не на пустом месте. Она стала кульминацией реформ, которые Николай Кузанский инициировал в предыдущем десятилетии и которые он осуществил после того, как стал кардиналом. В мае 1451 года, перед съездом 70 аббатов-бенедиктинцев под его председательством в Майнце, Николай подчеркивал, что в монастырских библиотеках должны быть качественно переведенные и отредактированные Библии. Как ему к тому времени уже должно быть известно (ведь Гутенберг в течение последних трех лет работал в городе), был лишь один способ реализовать это – отпечатать Библию с единого первоисточника, зафиксированного в металле и позволявшего избежать каких-либо ошибок или местных вариаций.

Но это не значит, что Николай Кузанский дал официальные указания. Он не являлся инициатором проекта. Если бы это было так, тогда имели бы место папское одобрение, обмен письмами, оплата. Но в 1454 году, как минимум, один приближенный к Николаю и к папе прелат выразил свое удивление, узнав о существовании печатной Библии. Однако, возможно, между Гутенбергом и Кузанским были какие-то неформальные договоренности.

Сценарий мог быть следующим.

Гутенберг получает приглашение на частную аудиенцию у своего старого знакомого. Он попадает во временную резиденцию Николая Кузанского через черный вход. Его преосвященство кардинал вспоминает об их студенческих годах и как они мечтали о том, что когда-нибудь вся христианская Европа (а может, и весь христианский мир, включая Византийскую империю, над которой нависла угроза) будет петь, читать и молиться, используя одни и те же тексты. До него дошли слухи, что подобное стало технически возможным и что Гутенберг, вероятно… Да-да, говорит Гутенберг, ведь он как раз приблизился к этому. Кардинал улыбается в знак одобрения. Иоганн мог быть уверен в том, что, если его попытки увенчаются успехом, он получит поддержку самого папы и, естественно, постоянные заказы на печать миссалов, хоровых книг и, если на то будет воля Божья, Библии. Гутенберг мог намекнуть, что ему было бы проще услужить кардиналу и Богу, если бы он получил хоть небольшой аванс. Ах, если бы! Ведь затраты на тур кардинала по Германии слишком велики. На данном этапе святой отец больше ничем не может помочь. Конечно же, если Иоганн издаст Библию, изготовленную с помощью этого нового искусства, то Николай как епископ приобретет ее для своей церкви в Бриксене. Гутенберг удаляется, ничего не подписывая. Хотя у этой сцены не было свидетелей и Николай, будучи превосходным политиком, не давал громких обещаний, Гутенберг тем не менее уходил, уверенный в том, что получит поддержку Церкви. Возможно, у этой встречи и было какое-нибудь документальное подтверждение, поскольку Николай Кузанский действительно купил копию Библии Гутенберга для Бриксена – сейчас она находится в Вене.

Николай Кузанский подчеркивал, что в монастырских библиотеках должны быть качественно переведенные и отредактированные Библии.

Я согласен с тем, что здесь слишком много догадок и что все необязательно должно было быть именно так – ведь Гутенберг мог и сам увидеть потенциал. Это был крайне амбициозный проект, не имевший прецедентов, для которого невозможно было точно рассчитать затраты времени и денег. Но во время пребывания Николая Кузанского и его свиты в городе мог появиться такой момент, он должен быть, учитывая целеустремленность Гутенберга. Он был охвачен самой идеей, видением ее красоты, перед которой не устоят никакие препятствия, красоты, превосходящей все, о чем только могли мечтать писцы, которая могла быть воспроизведена во всем своем совершенстве сколько угодно раз – это было наивысшим вознаграждением за его изобретение.

Николай Кузанский купил копию Библии Гутенберга для Бриксена – сейчас она находится в Вене.

* * *

Но у Гутенберга не было денег. Он снова обращается к Фусту. Можете представить себе всю неловкость ситуации. Прошло три года, а Гутенберг лишь едва покрыл свои затраты с помощью «Доната», «Книг Сивилл» и индульгенций и даже не выплатил проценты по первому займу. Здесь не все ясно. Первоначально Гутенберг говорил о миссалах и «Донате». Теперь появились другие мелкие предприятия. Он утверждает, что это исключительно его собственные идеи, не являющиеся частью первоначального соглашения, и что вырученные за них деньги он должен вложить обратно в дело.

Помимо всего этого, ему нужно больше денег для открытия второго цеха, необходимого для издания Библии. У него есть на примете одно здание – дом, принадлежащий его далекому родственнику, живущему во Франкфурте. Это дом Гумбрехта, который находится на Шустерштрассе, недалеко от его собственного дома. Он пуст и весьма рентабелен.

Фуст колеблется. Кроме того что он дал Гутенбергу взаймы 800 гульденов, тот должен был ему около 140 гульденов, накопившихся с учетом процентов, не выплаченных за 2–3 года. Но Фуст должен согласиться с тем, что прогресс в обустройстве цеха в доме Гутенберга – со всеми его прессами, формами и шрифтолитейными аппаратами – налицо, и это хорошо, поскольку дом оставлен ему под залог. Жаль, что с миссалами ничего не получилось. Но Фуст также должен согласиться и с тем, что у этого дела большой потенциал, если только Гутенберг сможет реализовать свою идею. Кажется, что единственный способ вернуть деньги – дать ему еще, даже если для этого самому придется брать в долг.

Прогресс в обустройстве цеха в доме Гутенберга – со всеми его прессами, формами и шрифтолитейными аппаратами – был налицо.

Таким образом, они еще раз повторяют ту же сделку: еще 800 гульденов и еще один договор об уплате процентов.

Теперь Гутенберг мог осуществить свою мечту.