Глава восьмая

– Стол-то дьявольский, – негромко бросил поп Петру, когда тот подперев ладонью голову, приготовился слушать оратора.

– Почему? – не понял Петр.

– По кочану, – хмуро ответил мужик, похожий на попа, и равнодушно отвернулся в сторону.

Петр смутно вспомнил про монастырь и про свои уставы в монастыре, но угрюмого соседа, тем более посочувствовавшего ему стаканом водки, больше спрашивать не стал. Однако и место не сменил, решив, что ему ничего не грозит. Ну что может напугать человека, прошедшего самые различные виды смерти и не сумевшего умереть? Только мучения или боль, перед тем, как проснуться на своей кровати.

Незаметно для себя Петр задремал: отрицательный потенциал переполнивший чашу его терпения усталости соединился в неожиданно обретенным положительным покоем, превратив все эмоции в нуль.

Проснулся как обычно дома в кровати. Бодро отбросил одеяло и, вспоминая вчерашнюю находку, трусцой побежал на кухню кипятить воду и есть сайру. Быстро покончив с завтраком, оделся и помчался к заветному подвалу. К его сожалению на толстых проушинах оббитой оцинкованной жестью двери, ведущей под двенадцатиэтажный дом, висел полупудовый амбарный замок. Петр покрутился, в поисках какой-нибудь железки, которая могла послужить отмычкой, но ничего не обнаружил. Тогда он почти бегом вернулся домой, прихватил плоскогубцы, несколько больших гвоздей, отвертку и даже полотно от ножовки по металлу.

Замок не поддался отмычкам, поэтому Петр стал медленно пилить полотном дужку замка. Хорошо еще, что вход в подвал скрывала лестница ведущая в подъезд. А наверху беспрестанно хлопала дверь, в которую каждые десять секунд кто-то входил или выходил. Его никто не видел, если бы специально не заглянул вниз. А то не миновать бы Петру встречи с бдительными старушками и в конечном итоге с работниками домоуправления или милицией.

Полотно оказалось слабым, а усилия Петра слишком мощные: через минуту тонкая полоска металла хрупнула и развалилась на несколько кусков. Петр чертыхнулся и плюнул себе под ноги. На дужке громадного замка блестела едва заметная царапина.

И только сейчас он вспомнил про свои пилки с алмазным покрытием. Словно спринтер ринулся снова в свою квартиру. Торопясь, трясущимися руками, вытащил пилки из дырки от сучка в шкафу и прибежал назад. Вот сейчас дело пошло быстрее: пилка заметно стала углубляться в толстое железо, хотя нагрелась так, что пальцам было больно. Петр дул на нее, стараясь охладить, и нетерпеливо продолжал работу.

Минут через десять он проник в подвал, плотно прикрыв за собой дверь. В помещении было темно как в глубокой пещере – ни лучика света, лишь сверху доносились стуки и ворчание двигателей подъемника лифта. Посветив зажигалкой, Петр с отчаянием обнаружил захламленный подвал, с толстым слоем пыли на полу и обширные полотнища паутины, свисавшей сверху. Нигде не было видно ни малейшего признака вчерашней чистоты и порядка, о которых он только сейчас вспомнил. Какая-то мебельная рухлядь кучей валялась в дальнем углу, а на потолке торчали три пустых электропатрона, со стеклянными хвостиками разбитых ламп.

Петру стало нехорошо. Он медленно развернулся и вышел на улицу, к противному свету и людскому гомону. Постояв минут пять в глубоком раздумье, решил прийти сюда часам к двум дня, может быть к этому времени что-нибудь измениться. А пока решил прогуляться до Казанского вокзала, отыскать там хотя бы тех самых бомжей, с которыми провел вечер в вытрезвителе, а сейчас, очевидно, собиравшихся грабить поезд. На встречу с блондинкой он не рассчитывал. Ему самому было не понятно: зачем он ее искал?

По этому маршруту к вокзалу Петр ходил не один и даже не десять раз, примерно в это же самое время. Поэтому навстречу попадались знакомые люди, спешащие по одним и тем же делам. Ему стало противно. У перекрестка гибэдэдэшник сейчас махнет жезлом и остановит еще не попавшую в поле зрения Петра «Ауди», из которой торопливо выскочит раскрасневшийся, громадный парень, очевидно из новых русских. Водитель, размахивая руками станет настойчиво втолковывать милиционеру, что у него нет времени.

Стоя у светофора с десятью пешеходами, в ожидании зеленого, Петр тяжело вздохнул, заметив скрытное движение руки постового в карман и рывок «Ауди» направо, под бампер тяжелого «Камаза». Громкий удар столкновения Петр услышал уже переходя улицу, среди напряженно вытягивающих шеи пешеходов, старающихся разглядеть аварию. Он не смотрел в ту сторону, в прошлые разы насмотрелся.

И не остановился даже тогда, когда нового русского стали выкорчевывать из превратившейся в гармошку машины, как, не обращая на ручьем текущую из головы пострадавшего кровь, пытаются его откачивать, как с воем примчится скорая, и фельдшер с профессиональным разочарованием раскинет руки в стороны, после своих манипуляций над пострадавшим, говоря этим, что для его клиента земной путь окончен. Ну почему ему все время попадаются на глаза такие отвратительные картинки? Этого Петр понять не мог. Поэтому быстро пошел дальше, к вокзалу.

Он быстро проник под высокий свод вокзала, мельком показав красные корки своего старого удостоверения двум секьюрити в фирменной одежде у входа. Людской гомон отражаясь от потолка просачивался во все щели и висел словно небольшой рюкзак на плечах, а точнее – на ушах. Петр обошел все закутки и закоулки, но ни бомжей, ни странно заинтересовавшую его блондинку не обнаружил. Решил ждать. Часы на одной из перемычек между стенами зала под потолком показывали десять тридцать пять. Петр подошел к игровым автоматам, где фанатичные пацаны верящие в удачу, или изображающие фанатов, а на самом деле были нанятыми зазывалами, скармливали электронному аппарату жетоны. Оперся о перилла из железных труб и стал скучающе посматривать во все стороны.

Стоял долго. Отлучился на время в буфетик, за бутербродом состоящим из сосиски в разрезанной булочке, да за бутылкой Коки, и вернулся на свой пост. Без десяти два, когда тучи накрыли небо, а здание вокзала осветили вспыхнувшие лампы и люстры, на горизонте, вернее, из бокового входа вышел знакомый бомж, но не тот, который рассказывал историю ограбления поезда, а один из пятерых задержанных, и неторопливо направился к многочисленным ларькам, вплотную стоявших по периметру всех стен и закутков зала ожидания.

Поправляя ремень замызганной спортивной сумки, свисавшей с его плеча, бомж облизываясь рассматривал дешевую бижутерию за стеклом ларька и пестрящие своим разнообразием самые различные наручные часы. Очевидно в сумке лежало что-то тяжелое, перекашивающее немощное тело. И Петр понял, что он принес тросик или железную кошку.

Вскоре к объекту присоединились остальные партнеры по камере вместе с рассказчиком, но очевидно не было главного, Стаса, так как они продолжали стоять, вернее переходить от одного ларька к другому, под бдительным оком линейного милиционера с дубинкой. Наконец из толпы вынырнул довольно крепкий парень и ни на кого не обращая внимания, подошел сзади к падшим товарищам и сказал:

– Лапы в гору! – чем сильно напугал своих друзей. Один из них даже подпрыгнул от неожиданности.

Петр расслышал этот приказ, сквозь неумолчный гул человеческих голосов. Это восклицание услышал и милиционер с дубинкой, замерший, словно гончая на старте. Но присмотревшись к бомжам и сказавшему кодовую фразу их товарищу, брезгливо скривил губы, и потерял к ним интерес.

Петр сразу узнал Стаса, хотя рассказчик в камере не описывал его внешности. Что-то в поведении Стаса не понравилось Петру. Он вел себя не совсем так, как остальные люди.

Отвалив от игральных автоматов, Петр неторопливо пошел за кучкой отщепенцев, не желающих или не умеющих жить так, как нормальные люди. Стас мельком взглянул в сторону игротеки, хотя блондинки там не было и ему о ней никто не мог рассказать. И это показалось Петру странным: по всем законам нынешнего существования Петра, день должен был повторится один к одному, но этого не происходило. По непонятным причинам разворачивался иной сценарий.

У выхода на улицу бомжи ускорили шаг и бегом помчались в привокзальные тылы, прячась за обратные стороны киосков. Петр, хотя и прибавил шагу, на улице никого не обнаружил. А с неба уже прилетела водяная холодная пудра. Петр поднял воротник, а люди подальновиднее, раскрыли зонтики.

Он быстро вошел в узкий распадок между двумя рядами, почти вплотную примыкавших друг к другу ларьков, заглядывая во все щели и карманы. Где-то посередине рукотворного ущелья он неожиданно остановился, наткнувшись на бомжей. Стас поджидал его между двумя будками, держа в одной руке складной нож-бабочку, и умело поигрывая им, а другой рукой для верности уперся в стену ларька. За своей спиной Петр услышал спертое сопение и вонь: его окружили, зажав со всех сторон.

– Значит ментик сам за нами топ-топ? – неприятно скривив мокрые губы, утробным голосом констатировал Стас.

Петру он не понравился. Стас был из той породы воришек, которые пакостят по мелочам, боясь крупных дел. Такие обычно никогда не исправляются, не приходят к мысли, что лучше переспать с королевой и украсть миллион, чем тискать в темном углу провонявшую мочой и несущую в себе полный букет венерических болезней опустившуюся «метелку», и подбирать в мусорных бачках окурки и бутылки. Жили такие стасы одним днем, довольствуясь мелочевкой.

Все это в один миг мелькнуло у Петра в голове, но… поведение Стаса, начавшего приближаться к нему, выходило за рамки мелкого воришки и бомжа. Петр явственно видел, что тот не остановиться перед убийством, и сейчас прирежет его. Еще не поняв до конца такого разительного превращения задрипанного бродяги в решительно бандюгу, Петр инстинктивно провел два сильнейших удара ногами назад, прикончив двух слишком близко подошедших бомжей. Он даже не оглянулся на содеянное, услышав лишь предсмертный хрип и удаляющийся топот троих оставшихся в живых.

Тесно было между киосками, поэтому Стасу казалось, что он находится в выгодном положении с пятью дружками, против одного. Но увиденное им постепенно стало отражаться на его опухшем от перепоя лице, и нож в его руках дрогнул.

– Ты кто? – испуганно спросил Стас, и быстро зачастил: – Ты не знаешь с кем связался! Я бессмертный…

И только сейчас Петр понял, с кем он столкнулся. Этот подонок попал в такую же петлю времени, как и он сам.

– Давно? – поинтересовался Петр.

– Что давно? – не понял Стас.

– Стал бессмертным?

– Я с детства такой, – начал врать бомж.

– Не лепи горбатого, Стас, – неприязненно скривился Петр, поняв, что этот алкаш раз или два умирал, и переходное состояние ему очень не понравилось. А может быть вселяло дикий ужас. Поэтому он трусил, боялся вновь испытать агонию и последние конвульсии.

– Убивать тебя я буду медленно, – с расстановкой пообещал Петр и сделал шаг к Стасу.

Тот моментально собрался, очевидно вспомнив как это нехорошо, умирать, и замахал перед собой ножом. Петр без труда перехватил его руку и отобрал оружие. Стас отпрянул назад, заклинившись между сошедшихся углом киосков, ставших вместо укрытия ловушкой, сполз вниз на корточки и, закрыв голову руками, тоненько захныкал, шмыгая никогда не просыхающим носом.

– Я задал вопрос? – с угрозой сказал Петр.

– Какой? – жалобным голосом спросил между хныканьями Стас, зыркнув блестящим глазом между пальцев.

– Как давно ты крутишься в одном дне?

– Не помню, – продолжая хныкать протянул Стас: – Месяца два-три…

– Сосунок! – зло бросил Петр и тут же задал вопрос на интересующую его тему: – Где блондинка и как ее зовут?

– Ее убили, – прохныкал Стас. – Она выскочила из ментовской машины и ее хлопнули из пушки. А меня сунули в камеру… Утром снова проснулся в колодце…

– Как ее зовут?

– Она сказала, что Ольга. Но я не знаю правда это или нет, – Стас немного осмелел, перестал хныкать и убрал с головы руки.

Петр рассеянно посматривал в сторону, внимательно наблюдая за бродягой. Он видел, как тот старается освободиться из тесноты, и выбирает момент, чтобы прыгнуть.

– Где она сейчас? – лениво поинтересовался Петр.

– Не знаю! – это Стас произнес не в виде скулежа, а с рычанием, во время которого метнулся к Петру.

Петр ждал нападения, поэтому со всей силы ударил ладонью по голове бродяги сверху, проламывая череп и делая быстрый шаг назад, чтобы не попасть под падающее, с неприятно дрыгающимися ногами, уже мертвое тело. Отступая ему пришлось встать на убитого задним ударом ноги бомжа (этот удар Сергей называл хвост дракона). Мертвое тело прогибалось и выскальзывало из-под ног, что было довольно противно. Он удивился своим ощущениям: с каких это пор у него появилась брезгливость к мертвым? Раньше было только равнодушие.

Бросив нож на труп Стаса, Петр быстро выбрался из ущелья меж ларьками и незаметно осмотревшись, убедился: никто ничего не заметил. А про Стаса подумал, что вполне возможно их встреча еще состоится в будущем и может лучше будет, если у этого бродяги в душе поселится страх перед ним. Петру не хотелось испытывать судьбу и отбивать новые попытки нападения. А мелкая водяная сыпь с неба уже промочила все, что не спряталось под крышей.

Неторопливо пробираясь по залу между ожидающими своих поездов будущих пассажиров, Петр прошелся рядом с игральными автоматами, но блондинки ни где не было. Вернее, там было немало женщин со светлыми волосами, но все они не представляли для Петра интереса, всех их он видел раньше, изучая несколько дней подряд вокзал. Он почему-то был уверен, что эта Ольга из его племени однодневок. И ему очень хотелось с ней встретиться. По рассказу бомжа в камере, он понял, что она не бродяжка. И ему нужно было ее найти. Не понимал только зачем. И даже не мог себе представить, где ее искать.

В половине третьего дня он уже стоял у заветной двери в подвал. Издали было совсем не заметно, что замок подпилен, так он его подвесил. Подождав с полчаса, ежась под водяной мукой, которую дождем-то назвать было нельзя, Петр стал замечать на себе любопытные взгляды входящих и выходящих из подъезда жильцов дома. Пришлось ретироваться. Дождавшись относительного безлюдья он быстро нырнул в подвал. Прошел в глубину, подсвечивая путь зажигалкой, нашел пыльный ящик из-под бутылок, отряхнул его и уселся, решив ждать до конца.

Старался ни о чем не думать, особенно гнал из головы память о вчерашнем собрании, которое застал здесь. Боялся, что увиденное лишь почудилось. Стал прикидывать варианты местонахождения Ольги, но ни одной зацепки не было. Ругал себя за то, что не расспросил бомжа как следует, может быть он знал что-то еще, кроме того, что она была в нормальной одежде и не походила на бродяжку. Хотя и со Стасом он поторопился, следовало бы его раскрутить или устроить жесткий допрос.

Если наведаться в вытрезвитель, помахать корочками перед дежурным… Но в той камере могут оказаться другие. Именно в тот день обстоятельства сложились так, что бродяги грабанули поезд, сорвав с платформы контейнер, а до этого повстречали Ольгу и Стаса. Сейчас Ольги нет, а Стас поостережется и вряд ли будет засвечиваться на вокзале. Значит и ограбление поезда с последующей поимкой бомжей может не произойти. Хотя постой: он сказал, что проснулся в каком-то колодце. Нужно пошарить вокруг вокзала в люках теплоцентрали, авось крысенок и отыщется.

Услышав легкие шаги на лестнице в подвал, Петр замер. Шли двое, по походке женщины. Сверкнул яркий луч фонаря, ударил по глазам. Петр инстинктивно прикрылся ладонью и метнулся в сторону.

– Да не слепи его, – услышал он грудной женский голос. – Видишь, испугала.

– По моему это вчерашний, новенький, – донесся второй, писклявый голосок. Казалось, он принадлежал маленькой девчонке.

– Он! Кто же еще, – уверенно сказала первая женщина и спокойным голосом добавила: – Сбор в восемь, в двадцать часов. Так что топай милок на улицу и отдыхай пока.

– А почему так поздно? – поинтересовался Петр, внутренне обрадовавшись: вчерашнее ему не привиделось.

– Убраться нужно, – как неразумному ребенку объяснила женщина с грудным голосом, ввинчивая лампочку в низко висящий патрон. Вспыхнул свет и Петр рассмотрел двух, одетых в черное, как монахини, женщин.

– Давай, гуляй, – настойчиво сказала та, что ввинтила лампочку, глаза ее при этом стали зеленые, будто подсвеченные изнутри.

– Я вам помогу, – неуклюже предложил свои услуги Петр.

– Ну уж нет, – почти зло усмехнулась обладательница грудного голоса: – Даже не мечтай, – и посмотрела на него в упор уже тяжелым темно-зеленым немигающим взглядом, под низко надвинутым платком. Такой взгляд Петр знал – это был взгляд убийцы.

Он внутренне закипел и вперился глазами в зеленые омуты, физически желая пронзить препятствие и человека, выгоняющего его из вдруг появившейся надежды побега из одиночества. Дуэль длилась не меньше минуты. Женщина первая отвела глаза.

– А ты оказывается из тех, из бесшабашных, – с усмешкой произнесла она, но уже без злости. – Упрям, как бульдозер, но честный. Не успел еще душу-то сильно запачкать? – спросила она.

– В каком смысле? – не понял Петр, не спуская с нее глаз.

– В самом прямом, – коротко сказала женщина, добавив: – Телом ты грешен, а душа пока еще ясная, – и перебив себя, грубо бросила: – Проваливай! Чего маячишь, как светофор в тумане! Сказано в восемь, значит в восемь!

Петр поколебался и вздохнув пошел на улицу. Возможно женщина завоевала это право убирать помещение и никому не хочет его отдавать. Может быть это один из видов ее расплаты за прошлое. А судя по глазам, по взгляду даже в темноте – прошлое ее очень нехорошее. И Петр почувствовал, как внутри у него что-то шевельнулось, а глаза защипало. Он не понял, что это такое, вроде бы как в воздухе зависли остатки слезоточивого газа «Черемухи», а может быть кто-то лук чистит?

С ним что-то происходило внутри, он изменялся но медленно, едва заметно. И это не вызывало у него раздражения, не пугало, но и не радовало. Он списал все на возраст, и немного обрадовался: значит не смотря ни на что – все-таки стареет! Не вечное же это однодневное существование, больше похожее на пыточный станок, чем на жизнь. А вот бродяге-Стасу зависание в одном дне понравилось. Он сразу приписал себя к бессмертным. Водку, еду и женщину он себе найдет, а большего ему и не требуется.

Петр уже вышел на улицу, прошел под продолжающей сыпать с небес водяной пылью на детскую площадку и уселся рядом с песочницей под грибком, на деревянный барьерчик, прячась от дождя. Неожиданная мысль его ошарашила: а что ему самому-то надо?! Еда есть, выпить в любое время, даже даму с Тверской мог за любые деньги привести. Что ему не хватало? Зачем он мотался по городу, искал кого-то. Неужели все из-за себе подобных?

Сидел бы на суше, в квартире и перебирал монеты. Закончил со своей коллекцией, на рынке прикупил бы другие, и все время разные. Рассматривай, изучай и лови видения, которые эти монеты сфотографировали за свою жизнь. Ведь он спокойный и ничего ему особенно не надо. Почему сбежал с насиженного места, кинулся к людям?

Но как ни пытался Петр понять самого себя и свои душевные всплески и толчки, ничего не получалось. Раньше у него не было такой неусидчивости, а сейчас, как на голову свалилась. И в который раз подумал, что неправильно все это. Он сам стал неправильным, а мир все тот же, какой был. Это только шизики думают, что не у них крыша поехала, что это мир вокруг них изменяется, поэтому и бузят. А он изучал психологию и согласен с выводами умных людей, ковыряющихся в человеческой душе. Как это она сказанула, вроде бы: «Телом грешен, а душа еще чистая». Знала бы сколько душ он освободил от их тела, не то бы запела. Тоже мне, пророчица.

Чтобы не мозолить жильцам дома глаза, с заветным подвалом, Петр пошел домой, прикупил по дороге колбасы, свежего хлеба и конфет, которые с детства его очень привлекали, но мало их ему доставалось. Поел, не почувствовав ни вкуса не запаха, потому что отключился и завис в прострации без единой мысли в голове. Встрепенулся часа через два-три, когда чай совсем остыл. Но он глотнул холодного и пошел к подвалу: натикало уже почти семь часов вечера.

Под грибком на детской площадке в надвигающихся сумерках заметил громадного угрюмого мужчину, рост которого на скрывало даже то, что он сложился втрое и сжался под дождем. Больше у подъезда никого не было, а лезть в подвал и нарываться на грубость ему не хотелось. Поэтому Петр уселся под соседним грибком, в пяти метрах от мужчины. Он не помнил этого здоровяка: может быть человек выгуливал сбежавшую по своим делам собаку, или просто приходил в себя, прежде чем направиться домой.

– Давно вертишься? – неожиданно низким голосом, но негромко спросил мужчина. Петр оглянулся и не обнаружив вокруг никого, к кому мог относиться вопрос, помедлил и так же негромко ответил:

– Около года.

Мужчина склонил голову на грудь и долго молчал. Наконец негромко буркнул:

– Молод еще.

Петра удивила подобная оценка его возраста, так как он на глаз дал бы мужику не более тридцати пяти лет. И хотел было возразить, но во время спохватился: черт его знает, сколько этот человек зависает в одном и том же дне. А вдруг лет двадцать, или пятьдесят. Петра окатила холодая волна страха, перед такими цифрами. Неужели и ему предстоит десятилетиями крутиться в безумном колесе. От этих мыслей стало плохо и он, как и здоровяк, свесил голову, потеряв интерес к дальнейшему продолжению беседы.

Мужчина встал, и отряхивая темный плащ, мерно шагая направился к подвалу. Отпустив его метров на тридцать, Петр тоже поднялся и поплелся следом.

В подвале уже собирался, незаметно просочившийся в наступившей темноте под лестницу подъезда, пойманный в капкан времени народ. Вновь под потолком горели три лампочки, но уже нигде не было ни соринки, ни паутинки: все вылизали и почистили две монашки. Петр уселся за столик с тремя стульями, заметив на себе неодобрительные взгляды монашек и еще двоих мужчин, кроме ушедшего в себя здоровяка.

Минут через десять в подвал вошло еще несколько человек. Из них Петр узнал лектора, протирающего намокшие линзы очков, щуплого висельника, сразу же занявшего позицию у дальней, самой затененной стены, и полковника милиции, в этот раз пришедшего в гражданском костюме. Последним появился поп. Он действительно был попом, потому что на голове его была черная шапочка, кажется называемая клобук, а вместо плаща надета длинная ряса. В правой руке поп нес полиэтиленовый пакет, с четкой конфигурацией стенок в виде двух бутылок и литровой банки.

Все стали рассаживаться по своим местам, а поп втиснулся за свой столик, рядом с Петром, недовольно буркнув:

– Опять за дьявольский стол сел.

Петр не обратил внимания на ворчание чиновника от религии, посматривая на оратора, которой тщательно готовился к очередной лекции, раскладывал какие-то листочки на ящике, вытащил из кармана мел и положил его на полочку школьной доски. Лектор один не присел, задумчиво стоя перед внимательными слушателями. Он вновь снял очки и достав из внутреннего кармана бархотку, вторично протер стекла.

– Я хотел бы сегодня поговорить о грехе, – неожиданно сказал оратор, и надолго замолчал.

Сидевший в темноте щуплый парень мельком взглянул на часы и неприязненно скривившись, приготовился слушать: очевидно его время для умерщвления своей плоти посредством удавления веревкой еще не подошло.

– Можно ли считать грешником человека, на которого набросился преступник и человек, не желая этого, убил преступника? Можно ли считать палача, исполняющего свои обязанности после приговора, конченным грешником? Грешен ли врач, не сумевший спасти жизнь больного?..

– Давай не будем… – неожиданно остановил поп лектора, наливая первые полстакана водки и накалывая вилкой огурчик в банке. – Оставим мусолить кодекс строителя коммунизма или десять библейских заповедей профессионалам. Не тарахти всуе: лучше расскажи о вселенной и о времени, – и слегка откинувшись назад, священнослужитель одним махом влил в себя полстакана, захрумкав маринованным огурцом.

Больше никто не подал голоса и никак не отреагировал на выпад попа. Лектор задумчиво выпятил вперед губы, указательным пальцем подтолкнул очки к переносице и осмотрел молчаливых слушателей.

Петр только сейчас обратил внимание на то, что никто из присутствующих не обращается друг к другу по имени. И его не спросили, как зовут. Попав в одну и тут же беду, которая собрала их всех в этом подвале, эти люди были разделены непробиваемой перегородкой отчуждения. Каждый был сам по себе. Сплошное одиночество. Петру стало тоскливо и неприятно, но он и не думал бежать отсюда, потому что на улице было во сто крат хуже.

Помолчав минуты три, оратор сказал:

– Я слегка повторюсь, чтобы нашему новому гостю, – он глазами показал в сторону Петра, – было понятно о чем речь.

В общем так: до последнего времени человечество имело два варианта возможного появления, рождения, нашей вселенной. Первый вариант – божественный: в пространстве родилось СЛОВО и СЛОВО было у БОГА, и СЛОВО было БОГОМ. Здесь просматриваются некоторые противоречия, так как заранее и безоговорочно человек должен принимать существование пространства: а ведь неизвестно, откуда оно появилось. Необходимо было принимать существование СЛОВА и информации, которая в нем заложена, а так же существование БОГА. То есть: рождение нашего мира по божественным канонам происходило уже в чем-то, что существовало раньше, раньше, чем СЛОВО и БОГ. В этом варианте нет изначальности.

Второй вариант не лучше, но он чисто физический и геометрический, чем мне более близок.

В каком-то непонятном месте, или в чем-то непонятном, существовала точка, в которой находилась вся материя нашего мира, в сверхсжатом состоянии. Здесь опять нет начала, но… Но больше реальности. Эта точка, по неизвестным пока причинам, взорвалась и материя, находившаяся в ней, помчалась во все стороны со скоростью света.

Разлетевшаяся во все стороны материя, от неизвестного толчка, мчится с той же скоростью до сих пор, расширяя пространство. И это движение материи на окраинах нашего мира зафиксировано вполне реально – это неопровержимый факт! Это подтвердил астроном Хаббл. Значит, второй вариант: наш мир возник из той самой материи, которая разлетается из первозданной точки, непонятно по каким причинам взорвавшейся.

И вот здесь возникает множество парадоксов, но я упомяну о главном. Вы все знаете, что наша природа довольно ленива и не лезет в гору, она лучше гору обойдет, что говорит о ее мудрости. А взрыв первозданной точки, или сингулярности, на языке физиков, не что иное, как лезть не просто в гору, а на отвесную скалу, да еще возможно с отрицательной кривизной. И этот факт совершенно не соответствует законам природы.

Из выше сказанного можно сделать вывод: наш мир создан не божественным образом, и не при посредстве взорвавшейся сингулярности, а совершенно иным и более естественным образом. Наша нынешняя вселенная была создана разумным суперсуществом, которое и является этой самой вселенной. А все остальное, и мы в том числе, лишь частички этого суперсущества. Но в отличии от мертвых камней или бессознательных животных, человек осознает окружающий мир и догадывается о существовании своего суперродителя.

Если предположить, что весь окружающий мир – это строительный материал и различные части тела этого суперсущества, то человек и человечество, одновременно с другими цивилизациями разумных существ, является частичками мозга этого вселенского РАЗУМА.

В третьей версии возникновения нашей вселенной объединяются и первая, и вторая, с одновременным объяснением многих непонятных явлений. Например до сих пор нет четкого понятия пространства. Нет понятия времени, а точнее сказать: течения Времени. Только определившись что есть что, мы сможем объяснить сами себе во что вляпались, сколько это будет длиться и за что нас так?.. – последние слова лектора были адресованы попу. Но тот игнорировал оратора, сосредоточившись на заполнении очередного стакана.

Петр слушал лекцию и почти ничего не понимал. Он предполагал, что люди, собравшиеся здесь, совершают какие-то действия и прилагают совместные усилия для того, чтобы вырваться из заколдованного круга. А они, оказывается, как истуканы слушают какого-то идиота, рассуждающего о Боге, о вселенной, об инопланетянах…

Петр все больше и больше приходил к мнению, что все они сбрендили. И это его ни сколько не удивило. А может быть это и к лучшему: пусть и у него крыша съедет и весь мир станет замечательный и нормальный. А круговерть одного и того же дня он перестанет замечать. Или будет воспринимать эту свистопляску как нормальное явление природы, как должное.

Рассуждая о том, куда он попал, Петр краем глаза заметил какое-то движение в кучке слушателей. Лектор тут же замолчал и недовольно крякнул. Со своего ящика поднялся тот самый громадный мужик, сидевший под грибочком. Он прошел на середину помещения и неожиданно громко хрястнув коленками упал на бетон, сильно тюкнувшись лбом об пол, между безвольно брошенными руками.

Петр мельком осмотрел присутствующих, заметив, что из группы слушателей никто не обратил на действия мужика никакого внимания. Очевидно принявший партерную стойку мужчина был готов, или потерял сознание. Поп неприязненно скривился, рассматривая стакан, но водки не налил, щуплый парень у полутемной стены, деловито взглянул на часы и тяжело вздохнул, очевидно его время еще не подошло.

Выставив всем на обозрение свой округлый громадный зад минуты на три, мужчина с громким всхлипом разогнулся и стоя на коленях подняв руки к потолку, утробно запричитал:

– Господи!.. Ну за что ты меня так караешь?!. Ради Христа!.. – и снова довольно сильно тюкнулся башкой об бетонный пол. Спустя несколько секунд, он вновь воздел руки вверх и продолжил:

– За что?!. Прости!.. Ради Христа!.. Не карай так немилосердно!.. Смилуйся!!! Верным рабом… До конца своих дней… Дай умереть… – и зарыдал, уткнувшись в брошенные на пол руки.

Минут через пять всхлипы затихли, мужчина медленно поднялся и не обращая внимания на кровь, текшую с его разбитого лба и мокро заблестевших брюк на коленях, занял свое место на ящике. Петр понял, что мужик и вправду кается, и себя не жалеет. Это вызывало уважение.

Лектор прокашлялся и как ни в чем не бывало, продолжил:

– Что такое течение времени? Это изменение состояние вещества, постепенно теряющего энергию и массу. Течение времени необратимо, по всем законам физики. И даже Бог не может обратить его вспять, потому что сразу же нарушится вся устойчивость нашего мира. Для того, чтобы попасть в прошлое, необходимо, чтобы оно было, хотя бы в виртуальном, призрачном состоянии. В ином случае вся масса вещества, находящегося в прошлом, относительно нашего сиюминутного настоящего, своей гравитацией и другими полями, изменила бы все существующие законы.

Так что, мы, возвращаясь в прошлое, попадаем не в реальный мир, а в виртуальный, в призрачный, который не имеет ни массы, ни энергии. Но все вокруг нас совершенно реально! И как это понимать? – удивленно спросил лектор сам себя. – А все очень просто! Наши ощущения не что иное, как движение биотоков по нервам нашего тела. Имея техническое вооружение высочайшего уровня можно добиться нужных биотоков в наших нервах, порождая ими вполне реальные для нас ощущения. Нам кажется, что мы живем, общаемся, мыслим, а на самом деле мы только бредим или спим. А кто-то создает эти сны, доводя их до полнейшей реальности?..

Петру показалось, что он слышит самый настоящий бред. Никогда раньше он не чувствовал себя более реально, чем в этом бесконечно повторяющемся дне. Какой к черту сон?!

В этот момент наступил перерыв и все едва заметно задвигались: кто-то извлекал из карманов припасенную провизию и бездумно пережевывал свою еду, словно корова жвачку, кто-то свесив голову углубился в медитацию или дремал. Петр не догадался захватить бутерброд с колбасой. Впрочем он не хотел есть.

Поп налил себе очередной стакан, а паренек в темноте встрепенулся и деловито пошел в темную клетушку, приспосабливая веревку на какой-то крючек. И как только из клетушки донесся сдавленный хрип и шуршание одежды, к Петру подсел милиционер в гражданской одежде, подтащив свой ящик. Он немного помедлил и едва слышно сказал:

– Давайте завтра встретимся часов в десять дня у кинотеатра «Перекоп»? А?..

– С какой целью? – поинтересовался так же тихо Петр.

– Там обговорим… Побеседуем, – полковник поймал взгляд Петра просительно-униженными глазами и тут же отвернулся. Не дождавшись ответа, он поколебался и отъехал со своим ящиком к слушателям.

Петр немного подумал и решив, что ничем не рискует, кивнул головой, даже не глядя на милиционера. Краем глаза заметил, что тот все видел и затаенно улыбнулся.

– Не связывайся с оглоедом, – неожиданно с другой стороны услышал Петр тихий голос попа:

– Мерзавец! – заключил священнослужитель, даже не повернув головы.

Но Петр все же решил пойти на встречу. Это было какое-то действие, а не болотная жижа сплошного однообразия.

 

Глава девятая

К «Перекопу» Петр подъехал чуть раньше намеченного времени на своем «Жигуле», спрятал его в проулок и принялся мерить шагами длину кинотеатра и опоясывающую его широкую лестницу. Афиши на громадных витринах сообщали, что сегодня состоится премьера фильма «Затерянные во времени». Но вид полуголой грудастой девицы с навороченным пулеметом в руках и парня с громадными бицепсами, перевитыми канатами вен, держащего в левой руку секиру, а правой, будто между делом, душившего дракона, говорил об обратном. Затерянные должны быть подавленными, а эти герои очень даже были рады тому, что потерялись.

Желающих посмотреть «Затерянных» было не очень много, очевидно никто не верил, что такая впечатляющая голливудская парочка могла где-то затеряться. У касс стояли лишь единицы киноманов и небольшая толпа людей, которым негде было убить время. Основной контингент зрителей состоял из пассажиров трех вокзалов, решивших подремать в темноте.

На противоположной стороне улицы, напротив кинотеатра, за остановками общественного транспорта, под стену шашлычной вильнула бежевая «Волга» и замерла. Из нее выскочил полковник, сегодня он был в повседневной форме. Разглядев маячившего на площадке Петра, перебежал улицу и торопливо подошел к нему, помахивая генеральской фуражкой с высокой тульей, шитой на заказ.

– Извини! Немного задержали в отделе, – скороговоркой сказал милиционер, справляясь с легкой одышкой, бросив вскользь, очевидно про своих: – В каждой проблеме видят конец света.

Петр молча ждал продолжения. Он уже заметил, что все «застрявшие» во временном кольце, при встрече не здороваются.

– Может быть пройдем в машину, чтобы не светиться здесь, – передернул плечами полковник, проявляя профессионализм сыщика. Но секунду подумав, усмехнулся: – Хотя… Сейчас это безразлично: можно раздеться догола и разговаривать посреди толпы – все равно завтра никто о нас не вспомнит.

– Пошли в мою машину, – сказал Петр и не ожидая ответа, развернулся в сторону проулка, где стоял «Жигуль». Милиционер покорно пошел следом.

Усевшись в машину, Петр продолжал равнодушно молчать, представляя имеющему к нему дело человеку самому проявлять инициативу. Поняв это, полковник покряхтел, повозился на пассажирском кресле и попросил:

– Помоги мне… – сказал тихо, ожидая или отговорки, или отказ. Практически все «закольцованные», это тоже успел заметить Петр, затаились, каждый в своей скорлупе, агрессивно конопатя иногда появляющиеся щели, ни кого не подпуская близко.

– Чем? – коротко спросил Петр.

Полковник жалко улыбнулся и стал собираться с мыслями, радуясь, что не получил отказ.

– Понимаешь: я уже седьмой год кручусь в этом аду. Приблизительно – седьмой год, – поправился он и напряженно взглянул на Петра. Тот никак не отреагировал на подобное признание. Потому что заметил еще один штришок: никто не упоминал и не намекал на количество дней или лет проведенных в западне.

– Я – около года, – безучастно сообщил Петр: – Может быть чуть больше. Ну и что?..

– Да нет, ничего, – заторопился полковник. – Просто все таятся и живут каждый сам по себе.

– А в подвале собираются и лекции слушают…

– Рыбак к рыбаку тянется, – согласился милиционер и тут же зло бросил: – А что им остается делать, только лапшу ушами ловить.

– Лектор вместо клоуна?.. – поинтересовался Петр.

– Да нет! Он на самом деле физик. Зовут, кажется, Александром. Точно не знаю. Кликуха – профессор. Толковый мужик, знает свое дело. Но сам не может выпутаться из этого круга шесть-семь тысяч лет!.. – полковник внезапно прикусил язык.

Петр с сомнением посмотрел на собеседника. Уж слишком громадное число тысяча. Он подумал, что с ощущением времени у попавших в кольцо какие-то сдвиги. Петр просто не верил сказанному. Но не подал вида.

Милиционер махнул рукой и, словно бросаясь в холодную воду, сказал:

– Ты меня не продавай пожалуйста, а то устроят обструкцию – выгонят. Обычно, через три четыре года начинаешь видеть изнанку… Тебя как бы посвящают в некую тайну, если посещаешь регулярно: – и он зло обругал обитателей подвала: – Тамплиеры чертовы! – сплюнул в окно и просительно посмотрел на Петра: – Помоги?..

– Чем? – вновь задал свой вопрос Петр.

Милиционер помялся и выпалил:

– Я заметил, что ты не гражданский, но и не военный: похоже из наших или из «конторы». Тебе проще понять. Лет восемь-девять назад – настоящих лет, – пояснил полковник, – а не оборотных. Давно это было. Тогда я еще в старлеях ходил, работал опером в этом же, в двадцать втором отделе Юго-Запада, – сказав это, он резко захлопнул рот, но дернулся и решил махнуть на все рукой.

– В общем – попал я в вилку. В моем кусте стали «трещать» квартиры, регулярно, раз в неделю. И продолжалось это почти полгода. И муровцы копали, и Управление УГРО – бесполезняк! Вот и повесили все на меня.

Но что-то там было не так. Я понял по словам шефа. Он как-то мне сказал: «У тебя два выхода – один плохой, другой хороший: или голова в кустах, если не раскроешь, или задницу намыливай, на крайний случай смажь вазелином, если раскроешь». В общем – конец света.

Я сначала не врубился. Но мне кое-кто намекнул, что домушники из золотой молодежи, а родители их до сих пор наверху. Вот тогда я все понял: если не раскрою: живьем схарчат в отделе, а если раскрою: сначала напялят, а потом все равно сожрут. Тупик! А квартиры продолжают «ломать».

Подключил я своих шестерок, чтобы спецоплату даром не прожирали. Ну они мне вскоре выдали: хаты «долбят» парень с девкой. Оба давно на игле, а денег нема. Героин дорогой… Их и в МУРе, и в Управе знают, а трогать бояться. И папе с мамой сказать бояться. Вот так я и вляпался.

Шестерки дали наколку, что и когда «домушники» будут делать. Решил я их один взять, тем паче, что когда показали мне их, определил – хиляки. Правда у обоих по браунингу, но это для меня было словно допинг.

Подкараулил я их и по башкам кастетом. Затолкал в тещины «Жигули», вот такие же, как твоя «копейка» и повез за окружную дорогу в лесок. Когда приехал, смотрю, а парень копыта откинул. Девка еще шевелилась. Пришлось и ее… Прикопал я их там. И все! Кражи прекратились, их в розыск объявили, а я в стороне. Правда выговоряку схлопотал. Но это так, семечки.

Петр молча слушал, не перебивая. Полковник подышал немного и тяжело продолжил:

– Перед тем как в оборотку попасть, в это кольцо, за год примерно, проезжал мимо того места, где их прикопал… И знаешь как мне плохо стало!.. Будто кто за горло схватил и давит, и давит… Едва откачали, когда проехали. Мой водила, я тогда уже начальником отдела стал, мой водила, Семен, скорую вызывал! Конец света!..

Ну а как в кольцо попал, тоже ездил на то место. Один раз. Там и остался, коньки откинул. Утром дома проснулся. Это они меня подлюки в оборотку загнали! И сейчас покоя не дают, – полковник просительно посмотрел на Петра: – Помоги, если можешь.

– Чем? – вновь повторился Петр.

Милиционер поскреб в затылке и выдохнул:

– Думаю, что наш профессор прав – тот свет существует. А они почему-то там не устроились. Болтаются где-то между… Я когда в ящик сыграл, на мгновение заметил глаза, вроде бы их глаза. Страшно, – рассказчик поежился. – Смотрят, будто на куски рвут, и чего-то просят. Но я их не слышу, словно они за стеной. И понял я тогда, что не мне, а только чужому скажут, что надо делать.

– Хочешь, чтобы я застрелился из-за тебя на том самом месте и поговорил с ними? – хмуро поинтересовался Петр.

Полковник неопределенно пожал плечами и отвернулся к окну, молча наблюдая как пять воробьев дерутся из-за корки хлеба.

Петр хмуро думал, что у него своих жмуриков невпроворот, а тут помогай какому-то… Мочи самого себя в подбородок навылет.

Молчали долго. Голос не подавал ни один, ни другой. Наконец Петр сказал:

– Ладно. Попробую.

– Спасибо, братан! – засуетился полковник и схватив руку Петра, с чувством потряс ее. – Век не забуду! – на секунду задумался и спросил: – Извини. У нас не принято… Да плевал я на все выдуманные профессором правила! Как тебя зовут?

– Петр.

– А меня Виктор, – полковник снова потряс руку Петра. – Ну я тебе сейчас все обрисую. Мне можно лишь до какой-то границы с тем местом подъезжать, если дальше – я кончаюсь. Сейчас жми за мной на окружную. Там и покажу, – и он приоткрыл дверцу, с намерением вылезти из машины, но втиснулся назад. Расстегнул кобуру и протянул Петру свой табельный «Макар». – Возьми…

Петр молча вытащил из внутреннего кармана куртки свой пистолет и показал милиционеру.

– Что за система? – с удивлением заинтересовался Виктор. – Ни разу не видел, – и протянул руку, пытаясь взять неизвестный пистолет.

Петр молча сунул оружие в свой карман и негромко сказал:

– Поехали.

Полковник с любопытством взглянул на Петра и тихо сказал:

– Я угадал – ты из наших. Но не пойму кто? На отморозка на похож..

– Топай, – легонько подтолкнул Петр полковника в плечо: – Да не гони слишком быстро.

Милиционер выскочил из «Жигуля» и побежал к своей «Волге», а Петр завел двигатель.

Когда проезжали мимо трех вокзалов, Петр неожиданно увидел у турникетов, отгораживающих автостоянку о вокзальной площади, Стаса и блондинку Ольгу рядом с ним. Он резко принял вправо и, втиснув машину на единственное свободное место, рванул к ним. Парочка стояла в тридцати метрах от него, и о чем-то нервно спорила. Блондинка картинно развела руками и показала Стасу кукиш. Петр почти бежал. Полковник, заметив маневр Петра, остановился метрах в пятидесяти впереди и стал сдавать назад, вдоль припаркованных к ограде частных извозчиков.

Стас первым заметил Петра и что-то крикнув Ольге, метнулся в шумную многоголосую спешащую толпу: плотную лавину людей с громадными сумками и тележками. Ольга секунду рассматривала Петра и тоже бросилась в сторону, но не в толпу, а вдоль нее. Петр прибавил ходу и столкнулся с вылезшим из «Волги» Виктором.

– В чем дело?! – тревожно спросил полковник, положив руку на кобуру с пистолетом.

– Я сейчас! – бросил Петр, перескакивая через ограждения: – Жди!..

Но он не догнал Ольгу. Она проскользнула в узкую щель между трубчатой оградой и прыгнув в кофейный «Форд» лихо рванула с места. Петр не рассмотрел номера машины, но успел заметить ярко красные брызги, нарисованные вокруг пробки бензобака на крыле машины.

Плюнув от досады, он вернулся к «Жигулю», где томился в ожидании полковник.

– Из наших? – осторожно поинтересовался Виктор.

– Возможно, – неопределенно ответил Петр, усаживаясь в машину.

– «Форд», кофейный, с красными брызгами, – начал Виктор, но Петр резко перебил его:

– Знаешь эту машину?

– Знаю, – кивнул головой милиционер. Пожевал губами и сказал: – Принадлежит одному помощнику депутата. Он из новых русских, или нерусских, черт его поймет. Случайно видел на одной презентации.

– Найди мне его адрес и место стоянки, – попросил Петр: – Если можно.

– Нема делов, – усмехнулся Виктор: – Долг платежом красен, – и быстро пошел к своей «Волге».

Съехав с окружной на грунтовку, «Волга» медленно проползла километр и остановилась. Петр загнал «Жигуль» в кусты, провалившись в какую-то яму, чтобы дать возможность выехать Виктору. Полковник стоял как столб у своей машины, приподнял от страха плечи так, что они сравнялись с макушкой головы. Петр подошел к нему, и затолкал очумевшего милиционера в «Волгу» через водительское место на пассажирское, видя, что тот находится в полной прострации, Резко газанув, выехал задним ходом подальше от опасного для грешника места.

Виктор постепенно приходил в себя: посиневшая кожа лица стала приобретать белый оттенок и наконец на щеках пробился румянец.

– Граница была дальше, – прохрипел полковник и сунув пальцы за ворот рубашки, рванул, обрывая пуговицы, сыпанувшиеся на колени словно горох.

– Расширяется значит? – деловито поинтересовался Петр.

Виктор мелко покивал головой:

– Скоро меня выдавит на другой конец города.

– А может и вообще с Земли, – хмуро усмехнулся Петр.

– Не шути так, Петр, – попросил Виктор. – Ты не знаешь что это такое, – он страдальчески закрыл глаза: – Не-вы-но-си-мо!.. – по складам сказал он и обмяк.

– Ты не раскисай, – строго бросил Петр. – Садись за руль и гони отсюда поскорее.

– Да-да! – заторопился Виктор и быстро пересел на водительское место, которое освободил ему Петр, выбравшись из машины под желтую шелестящую листву деревьев, словно аркой закрывающих небо, начавшее темнеть от наползающих с севера туч, Петр ежился – не нравилось ему все это.

– Про «Форд» не забудь, – напомнил он, взглянув на трясущегося милиционера.

– Не забуду, – скороговоркой ответил Виктор и быстро сказал: – На всякий случай запомни мой номер телефона, – и он продиктовал цифры: – Запомнишь?

Петр молча кивнул и пошел в глубь леса, а за его спиной «Волга» нервно взвыв двигателем, стремглав помчалась задним ходом к окружной дороге.

Он нашел то место, где Виктор, и слово-то подобрал, подлец, «прикопал» свои жертвы. В пятнадцати метрах, от исчезнувшей в густом высохшем бурьяне, дороги. На его плечи будто взвалили мешок с грязью, да такой тяжелый!..

Петр вспомнил, что и раньше он ощущал подобные места, но объяснял свое состояние усталостью. И только сейчас понял – эти места на земле помечены убийством. В городе, в шуме и суматохе лишь иногда возникало такое чувство подавленности, смазанное нескончаемым гулом людского моря. А здесь в лесу, в тишине, чувства оголялись и воспринимали окружающее почти таким, каким оно было на самом деле.

Он не очень-то верил в успех своего предприятия и убежденности Виктора, что сможет ему помочь. Но, раз назвался груздем… Конечно, стреляться не хотелось, но иного способа заглянуть за край у него не было. Если этот край существовал. Туман был, а края не видел.

Вытащив пистолет, Петр передернул затвор и чтобы долго не раскачиваться, резко ткнул ствол в подбородок и нажал спуск.

Выстрела он не слышал, а почувствовал сильный удар внутри головы, такой же, когда застрелил себя в первый раз. Боль еще не успела вцепиться в сознание, а Петр уже плавал в сером тумане, рядом с чем-то непроницаемо черным. За серым туманом светился яркий белый свет и между туманом и светом была какая-то граница. И вот неожиданно на этой границе Петр увидел огромные грустные глаза, еще более грустные, чем на самой жалостливой иконе. Он чувствовал, что глаза живые и они принадлежат не двум людям, а большему количеству. Но он не мог определить сколько было глаз, потому что вдруг разучился считать, и даже не знал как это можно посчитать глаза или тех, кому они принадлежат.

Очень пристально на него смотрели несколько голубых глаз и одни из них принадлежали ребенку, не родившемуся ребенку. Это Петр, почему-то чувствовал очень остро. Эти глаза ему что-то шептали, но он не мог их понять. Сильно напряг слух, так, что зашумело то ли в голове, то ли где-то рядом. И он услышал далекие, словно угасающее эхо в горах, тройное слово: «Покаяние!..»

И Петр сразу понял, какое нужно покаяние. Он напряг все имеющиеся у него силы и громко заорал: «Да…» – и услышал свой голос, тоже похожий на далекое эхо.

Глаза поняли его ответ и немного удалились. А вокруг них и рядом он продолжал видеть множество других глаз, которые тоже хотели что-то сказать и молили его понять их. Но он не понимал и не слышал голосов. А глаза кричали и кричали, очевидно тоже: «Покаяние!..» Но кто должен каяться за эти глаза, Петр не знал.

Видение длилось мгновения и вечность, глаз было несколько и бесконечное количество. Но никто не сказал ему самому, чтобы он покаялся, Петр определил это точно. Наверно тех глаз, за которые он был в ответе, здесь не было.

Через миллиарды лет и серый туман, и чернота, и белый свет испарились и Петр проснулся на своей кровати. Он чувствовал себя очень плохо, такого раньше не было. Повернувшись на бок, почуял, что лежит в луже собственного пота: мокрый насквозь и даже глубже: хуже, чем мышь. Вставать было тяжело, как после месячного марафона по горам. Прежде чем поставить чайник, Петр прилип к крану и выпил, как ему показалось, ведра два воды. Устанавливая чайник на плиту, старался не шевелиться резко, вода внутри тяжело переливалась и булькала.

К одиннадцати часам более или менее пришел в себя, а в двенадцать уже был готов к действиям. «Жигуль» стоял как обычно, за гаражами. Петр поехал в Юго-Западный округ, но по дороге передумал и покатил к центру города. Около супермаркета увидел череду телефонов-автоматов и остановился. Но все они работали от карточек, а не от жетонов. Сунулся в киоск, стоявший рядом, и пенсионер, продающий периодику с голыми грудастыми знаменитостями женского пола на первых страницах, продал ему талон на десять минут разговора.

Петр набрал номер, который сказал ему Виктор. В трубке затараторила какая-то девица, что вы попали в отдел внутренних дел… Петр перебил ее и потребовал к телефону начальника. Девица на секунду замерла и сказав, переключаю, запустила какую-то игрушечную музыку.

– Слушаю вас внимательно, – услышал Петр в трубке немного искаженный голос Виктора.

– Будешь записывать или запомнишь? – спросил Петр.

Полковник сразу узнал его и тревожно помолчав, поинтересовался:

– Ну… Как?

– Нормально, – ответил Петр и снова спросил: – Запомнишь?

– Ты где?! Я сейчас приеду! Там поговорим!

Петр сказал где он находится и полковник обещал подъехать через сорок, сорок пять минут. И действительно, немногим больше чем через полчаса из-за дальнего поворота вылетела бежевая «Волга» с голубой мигалкой на крыше.

Приткнув машину к тротуару и выключив мигалку, Виктор подбежал к Петру, стоявшему с газетой в руках неподалеку от киоска у парковой скамейки, невесть как попавшей сюда.

– Ты погляди, что пишут? – удивленно сказал Петр, показывая милиционеру развернутые листы: – Сплошной бардак!

– Я все газеты и журналы от сегодняшнего дня и за целый год назад прочел, – ответил Виктор, тыкая большим пальцем за спину, поясняя, что за прошлый год. И без предисловий снова спросил: – Как?!

– Видел, говорил, – тяжело вздохнул Петр и ушел в себя, как он это делал: без мыслей и без картинок перед глазами.

– Не томи!.. – попросил Виктор, выводя его из каталепсии.

– Страшно, – сказал Петр: – Не дай Бог туда попасть. Они ждут, что ты покаешься.

– Как каяться-то?! – почти крикнул полковник. Пробегавшие мимо люди удивленно взглянули на них.

– Понятия не имею, – хмуро обронил Петр и потряс перед собой газетой:

– А ты знаешь, я раньше ничего не читал. Вот возьмусь сам за себя и прочту все что можно.

Виктор чуть не подпрыгивал от нетерпения, с желанием вставить слово в речь Петра. Но Петр продолжал, не обращая ни какого внимания на стремление Виктора спросить что-то еще.

– Глядя на эти глаза… – продолжал Петр, – я понял, что нам здесь куковать до скончания веков. Так что у меня есть плюс: буду читать, запишусь в библиотеку, может быть что и узнаю о нашем мире и о нашем положении.

– Да про это самое положение профессор каждый вечер лекции читает, – вставил Виктор.

– Я почти ничего не понял в его выступлении, – признался Петр. – Отстал. придется догонять. После школы в руки не брал ни одной книги. А газеты?.. Иногда, во время наружного наблюдения: закрывался ими от объекта и все!

– Какого объекта? – не понял Виктор и неожиданно мелко закивал головой: – А!.. Понял! Ты из наружки?

– Почти, – согласился Петр и спросил: – Как насчет кофейного «Форда»?

– Принадлежит помощнику депутата, который проживает за городом на даче, – Виктор назвал адрес. – Там его посещает некая Мария Стрельцова – актриса театра «Современник». Она и пользуется машиной, а помощника возят на членовозе. Стрельцова живет в городе, – полковник назвал адрес актрисы. – Но иногда. Чаще проводит время за городом, на даче и не всегда в обществе помощника.

– Понятно, – протяжно сказал Петр, немного подумал и тяжело вздохнув, изрек: – Я тебе не завидую.

– Я тоже, – согласился Виктор.

– Ты не понял, – вновь вздохнул Петр. – По моему разумению тебе нужно каждый день ездить на границу с тем местом, где ты их «прикопал», не доводя себя до смерти, и каяться.

– Молиться что ли? – растерянно поинтересовался Виктор.

– Нет. Я понял их так, что ты должен изменить сам себя внутри. Ты должен признать себя убийцей.

– Да я и так…

– Очевидно не так, – перебил его Петр. – Не внушить себе, а признать – это две большие разницы. После этого у тебя будет не страх в душе, а рана, возможно огромная и рваная.

Виктор глубоко задумался. Через некоторое время поднял глаза на Петра и сказал:

– А если я не выдержу подобное и скопытнусь?

– А ты знаешь, как это сделать? – удивился Петр.

– Примерно, – кивнул головой Виктор. – Только сейчас понял. Ты не думай, что я тебя посылал для проверки. Маячило в голове, но понять не мог, что предпринять. Сейчас понял, – он опустил взгляд к земле и тихо спросил: – Ты их видел?

– Видел, – подтвердил Петр. – Всех троих.

– Как троих?! – чуть не подпрыгнул Виктор: – Двое их было! Двое!

– А третий не успел родиться! – неприязненно буркнул Петр.

Виктор с силой стукнул себя кулаком в лоб:

– Балбес я балбес! Ну конечно же – я за двоих молился!.. Просил за двоих!.. У меня даже и в мыслях не было!..

– Ну вот сейчас есть, – сказал Петр, добавив: – Я там слышал лишь одно слово: «Покаяние».

Виктор понимающе закивал головой, как китайский болванчик и ничего не сказав, медленно побрел к своей машине, продолжая кивать.

Петр дождался, пока он уедет и взглянув на начавшее темнеть небо, поразмыслил и направился к Чистым прудам, к театру «Современник». Припарковав машину в переулке, пошел к скамейкам вдоль водоема, по дороге в одном из киосков купив черный зонт. Уселся неподалеку от театра с газетой в руках, закрывшись от мелкого дождика широкими полями зонта.

Кофейный «Форд» стоял неподалеку от центрального входа в театр. Наблюдать Петру было удобно. Он сегодня хотел лишь получше рассмотреть эту Машу или Ольгу, а потом придумать, что делать дальше. Петр сам не понимал: зачем она ему нужна? Даже если она тоже попала во временное кольцо. Что-то ему было нужно от нее, но что, скрывалось за завесой тайны.

Мимо торопливо пробегали люди, стараясь скорее попасть под крышу от мелкой водяной сыпи с небес. Примерно через час, укрываясь цветным зонтом, продефилировала женщина средних лет показавшаяся Петру странно знакомой. Он посмотрел ей вслед и ничего не вспомнил. Возможно уже встречал где-то в другом районе города за этот год длиною в один день.

А еще через час к «Форду» подошел невысокий парень, поковырялся в замке, открыл дверь, уселся на водительское место и, через три секунды, резко рванул с места. Но далеко уехать не успел. Он пересек трамвайные пути, по которым резво бежал вагон весом в восемнадцать тонн. «Форд» смяло как надувную игрушку, превратив в металлолом.

Петр встал и быстро пошел к месту аварии. Он догадался, что парень был угонщиком, вором. Не повезло. Люди, высыпавшие из вагона трамвая охали и ахали, пересиливая страх с любопытством заглядывая в спрессованный салон машины. Там лежало что-то красно-черное и мокрое. Петр не стал проталкиваться к месту аварии, внимательно рассматривая толпу, разыскивая Ольгу-Машу. Но, к его сожалению, ее не было около машины. Или была сильно занята, или ее не интересовало что произошло, так как завтра, если она однодневка, все окажется на своем месте в полной исправности.

Дождавшись, когда спасательная служба растащила сцепившиеся насмерть автомашину и трамвай и движение восстановилось, Петр пошел к своему «Жигулю» с намерением найти недалеко от подвала приличную библиотеку и что-нибудь почитать.

Он так и сделал, записавшись в читальный зал. Внимательной девушке, спросившей его, что он хочет почитать, Петр сказал:

– Давайте с самого начала, – и пояснил ничего не понявшей, хлопавшей накрашенными ресницами брюнетке: – Я вообще ничего не читал раньше. Предложите, с чего начать.

– Даже «Муму»? – поинтересовалась девушка.

– Даже про эту корову, – кивнул головой Петр, не понимая, что вызвало улыбку библиотекарши. Но он ее честно предупредил: – Я про животных не очень-то… Лучше что-нибудь про людей. Про необычные происшествия, которые происходили с кем-нибудь.

– Понятно, – протяжно заключила девушка: – Тогда вам нужно почитать фэнтези или просто – фантастику.

– Давайте, – согласился Петр, добавив: – А еще лучше про людей, которые в одиночестве не потеряли сами себя.

Библиотекарша на минутку задумалась и ушла. Она принесла ему две книги: «Граф Монте-Кристо» и «Робинзон Крузо». Петр расписался за них и пошел в дальний пустующий угол. Он решил, что должен узнать об этом мире, в котором живет, как можно больше, а не только как выслеживать объект и ликвидировать его, или как отличить поддельные монеты от настоящих. Он и без книг видел монеты насквозь, четко ощущал: где они побывали, в чьих руках?

В подвал он попал около одиннадцати часов ночи. Все было как обычно: поп начал вторую бутылку, паренек уже подвесился в своей клетушке, профессор заливался соловьем, но вот под стеной, рядом с тем местом, где сидел ушедший висельник, скукожившись вжимался в стенку полковник. Коленки его форменных брюк были желтыми от глины. Петр понял, что он ползал под дождем неподалеку от границы с «прикопанными». Виктор даже не поднял головы, чтобы посмотреть на вошедшего. Очевидно он был в шоке, или знал, что кроме Петра никто прийти не мог.

Петр уселся за соседний с попом столик и опять услышал:

– Не садись тюда! – зашипел церковный служитель. – Я же тебе говорю, что дьяволово это место, – в сердцах, покосившись на ослушника, поп плеснул себе в стакан и выпил. Утеревшись, он прошипел, кивнув головой в сторону неподвижно скрючившегося в темноте полковника: – И с ним не водись – негодяй!.. Продаст не за грош.

– А ты сам? – неожиданно поинтересовался Петр, взглянув в темные глаза священника.

– И я мерзавец? – спокойно пояснил поп. – И со мной не водись, – он аккуратно наколол огурчик в банке и аппетитно захрумкал.

 

Глава десятая

Больше месяца Петр регулярно посещал библиотеку, а поздно вечером, около двенадцати, появлялся в подвале. На Чистые пруды к «Современнику» он больше не ходил, решил повременить, пока угон машины не уляжется, или эта Ольга-Маша не сменит стоянку.

Он прочел сотни книг и не ожидал, что так много людей, а именно: писателей, задумывались над смыслом жизни и над тем, для чего человек вообще нужен в этом мире. Особенно ему показался странным роман М.Булгакова «Мастер и Маргарита». Там было что-то неуловимо связанное с его нынешним положением. И опять, как не раз бывало, это неуловимое оставалось за гранью понимания.

В подвале почти ничего не изменилось: висельник пунктуально вешался, поп пил, профессор трепал языком, иногда даже очень интересные вещи, а полковник приходил, а вернее – приползал, весь перепачканный грязью, садился под стену и молчал. Лишь однажды Петр почувствовал его недоброжелательный взгляд на себе. Не тот взгляд, которым желают скорой смерти или вечный ад, а тот, когда корят, когда обвиняют, будто говоря: «Во что же это ты меня втянул, сукин кот?» Но Петр отнесся к подобному изъявлению благодарности с безразличием.

Поп тоже заметил этот взгляд и как попугай произнес:

– Негодяй, он и есть негодяй.

А за собой Петр заметил, что стал думать какими-то другими словами и от этого ему стало немного грустно, так как он понял, что распрощался с прошлой жизнью раз и навсегда. Он даже знал, как называется иное мышление, отличающееся от его прошлого: более изысканное. И что интересно – ни грамма не было противно, хотя раньше Петр терпеть не мог витиевато выражающихся умников. И вот бац! – получай деревня трактор! Сам стал почти как эти умники. Библиотечные посиделки даром не прошли.

Но как-то наступил день, когда полковник вдруг не появился. Не пришел он и на следующий день, и через неделю, через месяц… Поп сказал, что кто-то ему помог и он выскочил из кольца, хотя этому менту нужно было бы вертеться здесь до скончания веков. Но сказал это с ухмылкой, дополнив непонятной фразой:

– Второгодничком будет. Вот те крест! – и перекрестился.

Петр не стал уточнять, что такое второгодник, однако в глубине сознания догадывался о значении этого определения. И если с Виктором случится то, что предрекал поп, Петр ему не завидовал. Виктору, конечно.

Иногда Петр устраивал себе каникулы и мотался по городу без всякой цели то на машине, но не нарушая правил дорожного движения, то на общественном транспорте, переваривая в уме прочитанное. Однажды его автоматически занесло на Чистые пруды, почти в то же самое время, как и в прошлый раз. Он заблаговременно купил зонтик и уселся на ту же скамейку. Кофейный «Форд» стоял там же, где и в прошлый раз. И Петр засомневался, что Стрельцова тоже из однодневок.

Ведь они, застрявшие в кольце времени, могли вносить в жизнь города такие изменения, что один и тот же день мог чем-то отличаться друг от друга. Его удивил подобный вывод, но не своим содержанием, а тем, что практически невозможно было сказать нормальным языком об одном и том же бесконечно повторяющемся дне во множественном числе. Или подобное было не предусмотрено в программе развития их мира, или язык изменится в будущем, когда многие пройдут эти круги земного ада.

Петр моментально взял себя в руки, побоявшись раскиснуть. Каким бы домоседом он не был, ему все это надоело и уже давным-давно. Но ничего не попишешь – приходилось делать вид, что все о’кей!

Вот мимо идет чем-то знакомая женщина. Петр внимательно посмотрел ей вслед и она неожиданно повернулась к нему и он встретился с ней взглядом.

– Петр?.. – негромко сказала женщина приостанавливаясь.

И только сейчас он узнал ее: ну конечно же это Ирина! Его первая и единственная жена. Петр закрыл глаза и старался не смотреть на нее. Только не это: ему почему-то очень не хотелось с ней встречаться. Но почувствовав, что Ирина подошла к скамейке и встала напротив, поднял отяжелевшие веки.

– Неужели это ты? – то ли изумленно, то ли радостно произнесла Ирина.

– Похож, – неожиданно охрипшим голосом спросил Петр. Поколебавшись, он предложил: – Садись. Что стоишь.

Ирина механически села, не сводя с него глаз. Он тоже присмотрелся и обнаружил множество замакияженных морщин вокруг глаз, на щеках.

– Как много утекло времени, – выдохнула Ирина и отвернулась. Достав платочек, промокнула глаза. Петр тоже почувствовал, что веки у него набухли, но не до того, чтобы пролить слезу.

– В последнее время я часто вспоминала о тебе, – неожиданно призналась Ирина. – Но даже не мечтала вот так встретиться.

– Я вспоминал первые года три, после развода, – честно сказал Петр. – Потом забыл.

– У нас сын, – сообщила Ирина. – Уже взрослый.

– Чей сын? – спокойно поинтересовался Петр.

– Наш! – удивилась Ирина и что-то вспомнив, усмехнулась: – Да не было у меня ничего с Андреем. Просто мне нравилось, как он вился около меня.

– А мне нет, – все так же спокойно ответил Петр.

– Ну это же глупо?! – воскликнула Ирина, почти так же, как в далеком прошлом. – Ревность все убивает!..

Петр согласно кивнул головой:

– Ты это точно подметила, – и хитро усмехнулся: – Но для чего-то она существует.

– Кто существует? – не поняла Ирина.

– Ревность, – пояснил Петр.

– Ну это для… Для… – Ирина не решилась продолжить. Петр помог ей:

– Для меня, – и снова усмехнулся. – Я понял, что ревность все убивает, ровно через два года, после того, как ушел. Она действительно убила во мне все. А у тебя ревности не было, наверное потому, что ничего не было. И убивать было нечего.

Ирина глубоко задумалась, напряженно нахмурив брови. Спустя несколько минут сказала:

– Я не поняла о чем ты. Наверное стала стареть, – и виновато улыбнулась, внимательно посмотрев на Петра: – А ты мало изменился – возмужал.

– Каждому свое, – неопределенно сказал Петр и посмотрел на кофейный «Форд». Тот стоял на месте и никто пока к нему не приближался.

Петр внутренне немного удивился, что ранее думал: если встретится с Ириной, то наверное потеряет сознание. Но оказалось, что она очень средненькая во всем. И эта встреча даже ничего не всколыхнула. Лишь чуть-чуть что-то качнуло внутри и отпустило. Что же он в ней находил раньше?..

По его взгляду Ирина видимо поняла, о чем он думает и нахмурилась:

– Сильно постарела?

– Скорее износилась, – прямолинейно ответил Петр.

Ирина вновь нахмурилась, сосредоточенно размышляя.

– Это оскорбление или комплимент?

– И то и другое вместе, – Петр вновь усмехнулся.

– Я тебя не понимаю, – призналась Ирина: – Хотя вижу, что ты не подсмеиваешься, просто играешься.

– Сам с собой, – подтвердил ее догадку Петр.

– Как это: сам с собой?

Петр посмотрел на «Форд» и увидел угонщика, открывающего замок.

– Ты читала «Мастера и Маргариту» Булгакова? – поинтересовался он.

– Давно… Ах, да! Читала.

– Помнишь, как там на скамеечке на Чистых прудах сидел Воланд с каким-то человеком.

– Помню, – неуверенно ответила Ирина.

– Воланд в тот раз сказал, что вот Маруся пролила подсолнечное масло, а писатель Берлиоз поскользнется на нем и попадет под трамвай…

– Помню. Ну и что?

– Вон!.. – Петр повернулся и показал Ирине на кофейный «Форд»: – Видишь ту машину?

– Вижу, – испуганно произнесла Ирина.

– Сейчас она рванет и попадет под трамвай. Если хочешь увидеть это в подробностях, подойди поближе, но поторопись: до столкновения осталось секунд десять.

Ирина устало усмехнулась и терпеливо стала наблюдать за рванувшим от тротуара «Фордом». Петр смотрел на воду в пруду замусоренную листьями и какими-то обертками. Ему было не интересно. И даже удивление Ирины, которое наступит через несколько секунд, было не интересно.

Раздался скрежет и трамвай несколько раз тренькнул звонком.

– Сейчас соберется толпа, приедут спасатели, но… – Петр медленно встал и посмотрев на ошарашенную Ирину, добавил: – Извини. Тороплюсь. Много осталось незавершенного, – и ушел в сторону Главпочтамта.

Ирина долго и молча смотрела ему вслед.

А Петр думал: неужели и этот балбес, Стас возомнил себя всезнающим ясновидцем в отдельно взятом дне и балдеет от этого. Нужно его привести в чувство, а потом в подвал и растолковать кто он такой. Грешник, как и все, а не ясновидящий. А то поверит в то, что святой. И эту дуреху, Стрельцову за собой потянет. Знать бы только, зачем она мне нужна. Вот Ирина это точно – совсем не нужна. Сжег он все мосты назад, даже пепла не осталось. А жаль… Все-таки противно жить одним днем. Но не будем о грустном…

В течении периода чтения книг, Петр опять закупил у Кеши на рынке отмычки и заглянул в дом тринадцать на Синичкиной улице, и снова наткнулся на стену, вместо входа в квартиру, в которой таинственный Джебе сделал ему заказ на него же самого.

Он стал наблюдать за дачей помощника депутата, в первой половине дня, а во второй бежал в библиотеку. Но, за три дня проведенных в засаде, ничего не обнаружил: никто не выходил и не заходил на дачу. Тогда он решил изменить тактику, и вместо традиционного чаепития, рванул на «Жигуле» к даче, из которой немного позже семи часов утра выехала на «Форде» сама Стрельцова и быстро помчалась к трем вокзалам. Петр уже освоился с управлением машины, поэтому вполне профессионально вел объект наблюдения. Повернув на одну из улиц, не доезжая до вокзалов с полкилометра, Стрельцова заехала в тупик и выбралась из «Форда». Петр проделал то же самое и перешел к пешему наблюдению.

Ольга или Маша, вытащила из машины и понесла в руках что-то длинное, обернутое темной материей. Перелезла в своих джинсах, с махрами внизу, через забор какой-то незавершенной стройки и подошла к полуоткрытому люку колодца. Она ждала примерно двадцать минут. Люк зашевелился и из колодца высунулась голова Стаса.

Петр почему-то обрадовался, узнав, где тот обитает в перерыве между одним и тем же днем. Стрельцова быстро и решительно поговорила о чем-то со Стасом, передала ему сверток и, проделав обратный путь, села в «Форд» и укатила. Петр остался наблюдать за Стасом. Бродяга, посидев немного на бетонной плите, глубоко вздохнул и поплелся в противоположную от Петра сторону, обходя полуобвалившиеся кирпичные стены времен исторического материализма.

Стас привел его на узенькую улочку, где дома вплотную примыкали к незавершенке. И очевидно всех, или почти всех жильцов из этих домов переселили в другие места, а ветхие дома предназначались на снос. Но занавески на некоторых окнах говорили, что выехали из любимых пенатов не все.

Стас встал за нахилившимся на бок забором забытой стройки, и стал ждать. Вскоре на улице появился мужчина среднего роста, средних лет, с полиэтиленовым пакетом, сквозь который проступали очертания прямоугольников с молоком или кефиром. Мужчина был в очках и сильно сутулился.

Когда прохожий поравнялся со Стасом, тот неожиданно выскочил из своего укрытия и… только тут Петр заметил, что у Стаса в руках блеснула сталь клинка. Крича что-то диким голосом, Стас бросился к оторопевшему мужчине. Тот стоял столбом, ничего не соображая. Стас с хода, махнул саблей, и словно у одуванчика, снес голову у прохожего с плеч, которая с деревянным стуком хрястнула об выщербленный асфальт. Тело казненного с шумом упало навзничь, широко раскинув руки. При этом сумка ударилась о рядом стоящую стену дома и из нее потекло что-то белое: наверное кефир.

Стас воровато оглянулся и хотел вернуться назад, но Петр в этот момент вышел из-за стопы бетонных плит и решительно направился к киллеру. Стас всего на мгновение замер на месте, но, очевидно, рассмотрев и узнав Петра, рванул с места как медалированный спринтер. Петр внутренне собрался и сделал бешеный рывок, как прежде, который не раз спасал его от неминуемой смерти. В считанные секунды он догнал бродягу. Тот оглянулся и с воплем, совершив неописуемый вираж, влетел в первый попавшийся подъезд дома предназначенный для сноса.

Не сбавляя темпа, Петр подобрал с земли сломанный черенок от лопаты и усмехнулся, притормозив у филенчатой двери: он ясно видел, как Стас, стоя за дверью с поднятой вверх саблей, ждет его. Детский трюк. Петр резко распахнул захлопнувшуюся дверь и сунул вперед черенок от лопаты. Бродяга одним махом отсек кусок палки: лезвие клинка было острым. Но Петру именно это и было нужно. Пока сабля находилась внизу, Петр, почти не торопясь, вошел в подъезд и одним движением кисти вывернул рукоятку меча из руки Стаса. Тот отпрянул от неожиданности в угол тамбура. И с перепуга хотел рвануть наверх, но Петр выставил перед его грудью острие оружия и остановил трясущееся как желе тело бомжа.

Быстро сменив положение, Петр мгновенно вогнал острие сабли сантиметров на десять справа между ребер Стаса, проткнув его грязную куртку. Клинок был отличный, Петр оценил его сразу. Стас дико взвыл. Но Петр ударил его тыльной стороной ладони по губам и негромко сказал:

– Будешь выть тогда, когда я проверну клинок вокруг оси. И не думай даже всхлипывать, сейчас тебе почти не больно, – и Петр улыбнулся одними губами, с мертвыми глазами на лице, как когда-то в туманном прошлом заметил напарник Сергей.

Стаса выражение его лица вдохновило на лихорадочную тряску всем телом. Эта дрожь передавалась через сталь прямо в руку Петру.

– Перестань трястись, – ласковым голосом стал увещевать его Петр. – Несколько секунд назад ты одним рыцарским взмахом отделил человеку голову от тела, а сейчас дрожишь от какой-то пустяковой дырки в боку, или от страха за свою поганую жизнь?

– Для вас дырка, а для меня рана, – со слезами на глазах прогундосил Стас: – Из нее кровь течет.

– Ничего, завтра будешь как новенький, – успокоил его Петр, и без перехода спросил: – Ну как – будем сверлить дыру или ты все расскажешь сам?

– Я не виноват! Эта все стервоза Ольга выдумала, что мы бессмертные и потомки Дункана Маклаута из клана Маклаутов и должны глушить всех иноверцев, чтобы в конце остался только один, – трясясь все сильнее и сильнее, с дрожью в голосе торопливо говорил Стас. – Она сказала, что для тренировки нужно поотрубать головы у нескольких десятков человек, а потом начнем искать иноверцев.

– И как же они должны выглядеть, иноверцы? – поинтересовался Петр.

Стас съежился и отвернулся. Петр понял, кто первый иноверец:

– Значит это я?

Стас торопливо кивнул.

– А она кого-нибудь уже того?..

– Нет! – продолжая трястись, ответил неудавшийся горец. – Она сказала, что будет координатором. И сказала, что я помеченный роком.

– Каким рогом? – не понял Петр.

– Не рогом, а роком, – почти плача пояснил Стас.

– А!.. – догадался Петр: – Рок в смысле судьбы?..

– Ну да…

– Ясно, – кивнул головой Петр, хотя ему ничего было не ясно. – А кто такой Маклаут?

– По телеку показывали, – осторожно выдохнул воздух Стас. – Целый сериал был. Я несколько фильмов видел…

– И что, обнаружил у себя родственные связи с этим?.. – Петр щелкнул пальцами в воздухе.

– С Маклаутом?..

– Ну да, с ним?

– Ничего я не увидел. Это все она, мегера!

– А ее и правда Ольгой зовут?

– Мне кажется, что нет, – уже спокойнее ответил Стас, несколько освоившись со своим незавидным положением: телом наживленным на клинок. – Она не всегда оборачивается, когда ее окликают Ольгой.

Петр понимающе покивал головой и взглянув на Стаса в упор, чем вызвал у него панику, медленно сказал:

– Запоминай: как только она появится у твоего колодца… Кстати, когда ты просыпаешься?

– В семь, – овечьим голосом ответил Стас.

– А почему так поздно выбираешься на свет?

– Охота понежиться…

– Так вот, ты не нежься, а рви когти от своего колодца подальше, подальше от этой мегеры. Она тебя в конце концов закопает живьем. Я знаю тут несколько ведьм, которые используют таких дураков как ты. Понял?

– Понял, – проблеял Стас.

– Вот и хорошо, – согласился Петр. – А чтобы ты это получше запомнил, сегодня твой день заканчивается, – и он резко проткнул бродягу насквозь. Кончик лезвия вышел с другой стороны. Стас хотел заорать, но видимо клинок перерезал ему диафрагму и получился лишь едва слышный сип.

– Я тебя найду, когда в этом возникнет необходимость, сказал ему на прощание Петр и хотел выйти на улицу, но в этот момент дверь подъезда открылась и в тамбур вошла пожилая и очень суровая на вид женщина.

Пропустив ее, Петр остановился в дверях и спокойно сказал:

– Разборка у нас здесь, мафиозная.

Женщина зло плюнула в Стаса, сползшего на пол, при этом металл клинка звякнул о стену, и неторопливо стала подниматься по ступеням. Петр тяжело вздохнул, ругая себя за содеянное, и вышел на улицу. Но иного выхода из сложившейся ситуации он не видел. Ему почему-то захотелось спасти Стаса от дурных миражей Стрельцовой, и одновременно ее саму спасти от нее же самой. Запутались люди, насмотрелись лишнего по телевизору. Перемешались у них в головах глюки с действительностью. Обидно.

Через несколько дней Петр неожиданно обнаружил в подвале за своим столиком какого-то черного огромного мужика, одетого в свисающие с него лохмотья. Поп усиленно крестился правой рукой, а в левой держал большой нательный крест, закрываясь им от новенького. Висельник сидел не в общем помещении, а в своей каморке и нервно мигал фонариком, посвечивая на часы, в ожидании своей секунды. Слушатели нервничали, хотя внешне это почти ни в чем не проявлялось, но Петр чувствовал: атмосфера в подвале накалена почти до-красна. Профессор держал очередную речь, но говорил не гладко и веско, а дерганно, будто сплевывал слова на пол.

Петр немного постоял в центре подвала и решительно подошел к своему столику. Ему не хотелось менять место из-за какого-то ободранного вахлака. Громадный оборванец сидел на его стуле и Петру пришлось усаживаться рядом, под негромкие панические вопли священника, повторявшего одно и то же:

– Чур меня! Чур меня! Изыди – нечистый!

От чужака воняло не как от бомжей и не так, как в тюрьме. Запах был необычайно противным. Казалось, что он обмазался протухшими яйцами, подмолодив «благоухание» ведром болотной жижи, вылитой на голову, а сверху обмазал себя черным обувным кремом.

– Что это они? – с безразличным видом поинтересовался Петр у новичка.

– А я откуда знаю, – шипя и сипя на выдохе, ответил незнакомец. Петр уже встречал таких, с вырезанными голосовыми связками и с дыркой в горле.

– Ты прямо из помойки? – снова спросил Петр.

– С кладбища, – просипел чужак и качнулся на опасно заскрипевшем стуле, при этом все его ленточки и лохмотья стали болтаться словно на ветру.

– А что не обмылся? Лужи не нашел?

– Разве от меня воняет? – вместо ответа поинтересовался новенький.

– Разит немного, – с» иронизировал Петр.

– А!.. – протяжно зашипел незнакомец: – А то я не пойму, что это все на дыбки встают.

Они немного помолчали. Профессор продолжал свою рваную речь. Но ни он, ни его слушатели упорно не смотрели в их сторону. Будто поставили границу между собой и пришельцем. Поп продолжал яростно гнусавить:

– Чур меня! Чур!..

– Ты завтра тоже придешь? – поинтересовался Петр.

– Раз вылез из могилы, то приду.

– Помойся и приходи: договорились?

– Вода не поможет, – пренебрежительно засипел новенький: – Да и противная она – ржавею. Мне бы серной кислоты…

Петр помолчал, что-то прикидывая и спросил:

– Много кислоты?

– Бочоночек во-от такой, – новенький поднял руку в полуметре от поверхности стола: – Пластиковый. В них масло для машин налито.

– Литра три?! – удивился Петр, припоминая, что видел на рынке пластмассовые канистры с маслом: – Или пять?

– А что больше? – в свою очередь спросил новенький.

– Пять больше, – усмехнулся Петр.

– Вот ее и тащи, – просипел странный мужик.

– Пьющий что ли? – немного удивился Петр.

– Да нет, – с трудом махнул рукой чужак, трепыхая лохмотьями: – Мне кислота нужна для баланса концентрации демиума. Что-то вроде катализатора.

– Что за демиум?

– Последний устойчивый элемент вашей химической таблицы.

Петр стал вспоминать недавно просмотренную им таблицу Менделеева и ничего не вспомнил напоминающее демиум.

– Это близко к урану или к сере? – спросил он.

– Это далеко за ураном, – просипел чужак. – Уран как перышко, против демиума. Последний стабильный элемент. Он завершает магические ядра атомов, так профессор когда-то говорил, – новенький показал головой в сторону нервничавшего лектора.

– Ты вообще-то нормальный? – кротко спросил Петр.

– Вообще-то да, но не по человеческим меркам.

– Инопланетянин что ли?..

– Да ну!.. – сипло хмыкнул чужак: – То же мне, сказанул! Инопланетяне почти такие же как и вы – люди. Может малость не так устроены и тело у них другой формы, например, как у дракона. А на самом деле: человек, он всегда человек. Вы все себя так называете.

– Хочешь сказать, что ты дьявол? – усмехнулся Петр. – Но не лепи горбатого – я в дьяволов и чертей не верю.

– Молодец Петруха! – удовлетворенно захрюкал чужак. – Это вот они меня дьяволом величают. А я всего лишь демон, если смотреть на мое существование с точки зрения мифологии.

– Ты откуда знаешь как меня зовут: гипноз что ли?

– Да нет. Некоторые твои мысли как открытая книга…

– В демонов я тоже не верю, – заявил Петр.

– Вот и хорошо, – обрадовался пришелец и заперхал, будто закашлял: – Терпеть не могу это определение. Это все люди придумывают, а нам ничего не остается, как поддакивать.

– А почему бы не сказать как тебя, или ваше племя, зовут на самом деле, – предложил Петр.

– Не получится. Наше название не произносится и передается на этих, как их… А!.. На СВЧ частотах электромагнитного излучения. Вы ничего не услышите.

– Уменьши частоту, чтобы мы услышали и скажи.

– Полгода нужно будет выговаривать только мое имя. Нерентабельно и бессмысленно, – и пришелец вновь заперхал.

– Что простудился?

– Мы не простужаемся, – вновь махнул он рукой и лохмотьями: – Просто долго под землей был. Закопался, когда этот философ, – он снова показал головой в сторону профессора, – только-только начинал пороть свою чушь.

Петр вспомнил, что говорил ему Виктор о продолжительности пребывания профессора в одном и том же дне.

– Значит, говоришь, что под землей пролежал шесть-семь тысяч лет?

– Наверное, – согласился чужак. – Тебе уже кто-то говорил о философе?

– Сидел бы там и дальше, не пугал бы народ, – начал наседать Петр.

– Надоело, – шумно засипел пришелец: – Домой захотелось, – и пристально взглянув в сторону Петра чем-то блеснувшим в дырках вместо глаз, с надеждой поинтересовался: – Кислоту принесешь?

Петр нахмурился и пожал плечами:

– Обещал ведь, значит принесу.

– Странный ты мужик, Петруха, иногда даже меня пугаешь, – признался пришелец.

– Хуже черта?

– А ты уже поверил?

– Нет, – усмехнулся Петр: – Не верю. Ты не дьявол и не демон, а что-то другое.

– Вот правильно сказал – мы что-то другое, не похожее на людей.

– Но вы наши враги, – продолжил свою мысль Петр.

– Ошибаешься, дядька, – отрицательно мотнул громадной головой пришелец: – Мы не враги, а симбиоз. Так было угодно сделать Ему, – и чужак ткнул пальцем в потолок.

– Кому? – переспросил Петр.

– Да тому, кого вы называете Богом.

– А что, у него другое имя?

– Еще заковыристее, чем у меня. В общем: ни пером описать, ни топором не врубить.

– Однако, ты поднахватался нашей терминологии! – удивился Петр: – Наверное давно на Земле?

– Да я здесь бывал еще до появления не только Земли, но и Солнца, – просипел чужак. – Ждал, когда вы зародитесь из амеб проклятых, ни дна им не покрышки. Совершенно безмозглые твари! А потом вдруг вы объявились! Я в растерянности: каким таким образом у вас разум появился? У вас и мышление, и подсознание, и сознание, и личное «Я»! Оборзели совсем! Богатеи! А у нас мышление да личное «Я» – и все! Ничего он нам больше не дал! Разве это справедливо? А у вас от всего и ДУША появилась…

– Ты что, хочешь душу получить?! – разозлился Петр.

– Да на хрена она мне! Мне нужно несколько, для баланса между мышлением и личным «Я».

– По мою душу пришел? – наливаясь злом поинтересовался Петр.

Чужак подался от него в сторону и загородился ладонями:

– Да на что мне твоя душа?! Ты мне все внутри развалишь! У меня есть с штук несколько и то, по их же собственному желанию. Пока что баланс соблюдается. И душа этого обормота мне не нужна, – чужак ткнул длинным пальцем в сторону попа: – У него не душа, а гниль сплошная. На что мне такое говно. Это редкость, чтобы попалась удачная душа, да ее еще нужно уговорить, ублажить.

– Обмануть? – бросил Петр.

– Бывает, что и соврешь, – легко согласился чужак: – А вы что – все праведники?

– Если соврал – убью! – мертвым голосом пообещал Петр.

– Да не вру я! И убить меня невозможно. Вечный я. Буду существовать до тех пор, пока вселенная не развалиться и не развеется в пыль, в нейтрино, в кванты.

– А облез почему? Шкуру что ли меняешь? – спросил Петр.

– Да нет, – шумно засипел чужак: – Тоже, как и вы, попал в воронку и скатился в точку, вот и кручусь на одном месте. А она, воронка, энергии много съедает у меня. Вот я расползаюсь на лямки, на лоскуты. Ну ты принесешь?..

– Обещал же!.. Вот пристал, как клещ!

– Я верю тебе, Петр, – тяжело вздохнул чужак и ссутулился, будто задремал.

А поп продолжал отмахиваться крестом и частить:

– Чур меня! Чур!..

Петр осмотрел присутствующих и понял, что не поворачиваясь каждый из них старался не пропустить ни слова из его разговора с чужаком. Плюнув на все, приближалось три часа ночи, Петр положил руки на стол, а голову на руки и провалился в тяжелый сон.

 

Глава одиннадцатая

Место для засады подвернулось неплохое: в густых кустах сирени, с которых не опала листва, в десяти метрах от ворот и в двадцати пяти от двухэтажного особняка. Петру пришлось быстро гнать, и вновь отказаться от традиционного утреннего чая. Летел на «Жигуле» под сотню километров. Уже в кустах навинтил глушитель и загнал патрон в ствол.

Ждать пришлось недолго: минут через десять остекленная половинка двухстворчатой двери коттеджа распахнулась и на крыльцо выскочила Стрельцова, держа в руках длинный предмет, завернутый в материю. Петр понял – это сабля. Торопясь, звеня связкой ключей, заперла дом на замок, что являлось хорошим признаком: в доме, кроме нее, никого не было. Грациозно, через две ступеньки, сбежала на землю, держа клинок подмышкой, и свернула к вкопанному на уровень фундамента гаражу. Что-то там нажала и тяжелая дверь поползла вверх. Через три минуты кофейный «Форд», приглушенно урча, выполз на середину площадки, перед особняком. Стрельцова выбралась из салона и побежала закрывать дверь гаража.

Петру понравилась ее фигура и походка. И он подумал, что может быть найти иной способ вразумления дурехи. Но его прошлый опыт не подсказывал ничего, кроме силового воздействия.

Дождавшись, когда Ольга-Маша усядется за руль, Петр четырьмя едва слышными выстрелами пробил два ската, после чего машина сразу же осела на бок, и прошил два боковых стекла, осыпавшихся вниз каскадом блестящих на утреннем солнце осколков.

Когда машина наклонилась, Стрельцова еще ничего не поняла, но когда посыпались стекла, она с тоненьким криком вырвалась на улицу из салона и помчалась к гаражу. Петр хладнокровно всадил ей пулю под левую лопатку, а не в шею, как делал обычно. Женщина на миг замолчала, громко ойкнула и упала со всего маха на землю.

Петр вскочил на ноги и быстро побежал вокруг усадьбы, краем глаза наблюдая, как Ольга-Маша пытается ползти к крыльцу, оставляя за собой красную полосу. Перескочив через чугунную витую ограду, Петр свернул за угол и двигаясь вдоль стены, стал дергать все окна подряд, надеясь, что какое-то из них не заперто. Ему не хотелось попадать на глаза Стрельцовой. Не хотелось, чтобы она знала, кто ее застрелил. А ждать, когда она умрет от огнестрельного ранения в область сердца, или от потери крови, не было времени.

Наконец, на тыльной стороне особняка он нашел не закрытое на шпингалет окно. С трудом приоткрыл его и зацепившись за подоконник, одним силовым движением руками, вырвал свое тело на метр вверх. Улегшись животом на оконную коробку, обнаружил, что перед ним туалет, с двумя унитазами.

Спрыгнув на пол, он бесшумно, держа наготове пистолет, приоткрыл дверь. В доме висела тишина. Перебегая семенящими шагами от одной двери к другой, быстро исследовал первый и второй этаж. На втором этаже, в одной из спален в глаза бросился богатый ковер на стене, с одним клинком и кинжалом внизу.

Меч был двуручный, в черных ножнах с черной рукоятью – японский, определил Петр. Второго клинка не было, хотя две скобы торчали из ковра, напротив японского меча. Второй саблей должна была быть казацкая шашка, которой Петр «вчера» проткнул Стаса в подъезде полупустого дома. А сейчас этот меч находился в «Форде» с простреленными скатами.

На пуфике, у кровати с отдернутыми занавесями балдахина у смятой постели, лежала записка: «Кисынька! Срочно уезжаю в командировку до 15 окт. Твой Котик. 10 окт».

«Домашний зверинец», – беззлобно подумал Петр, и спустившись вниз, притаился, почуяв, что с улицы кто-то скребется в дверные створки. Он осторожно подошел к двери и сквозь сизое очевидно пуленепробиваемое стекло, увидел на крыльце Машу, которая все же доползла до дома и пыталась вставить ключ в замок, но силы покинули ее именно в этот момент. Она лежала лицом вниз, рассыпав белые, явно подкрашенные, волосы на розоватом бетоне крыльца. На спине светлой куртки с левой стороны виднелась почти незаметная дырочка. Из под ее тела выбегала струйка алой крови. Чуть дальше, на ступенях и на асфальте, ярко выделялась красная полоса – ее «последний» след на земле.

В особняке было несколько телефонов, Петр подумал, что наверное они все на одной линии. Еще раз взглянув на неподвижное тело Марии, быстро поднялся на второй этаж и найдя в справочнике у кровати, валявшемся рядом с телефоном, номер АТС, позвонил.

Дежурным голосом, девушка спросила что случилось.

– Понимаете, – начал мямлить Петр, стараясь придать голосу убедительность: – Все время приходится звонить по чужим номерам, а свой никак не запомню. Мне недавно сменили номер. И визитки куда-то затерялись – будьте любезны!..

Девушка поняла, попросила подождать и через минуту сообщила Петру номер телефона, с которого он звонил. Петр повторил несколько раз в уме цифры и проделав обратный путь через окно туалета, оказался на улице. Он не стал смотреть на тело Маши, перескочил через забор и прячась за кусты, быстро пошел к своей машине, оставленной им в полукилометре от дачи помощника депутата.

К колодцу Стаса Петр подъехал в половине восьмого. Подземного квартиранта уже не было. Возможно Стас достаточно сильно испугался и теперь будет избегать встреч со Стрельцовой и с ним тоже. Но попозже Петру все равно нужно будет отыскать бродягу. И опять Петр не понимал: для чего это ему?.. Но старался не загружать себя непонятными вопросами, а действовал так, как что-то, опять же непонятное, подталкивало его к определенным действиям.

Не откладывая дела в долгий ящик поехал на рынок, где прошел мимо множества не нужных лотков прямо к автомобильному закутку, где и купил пять литров концентрированной серной кислоты, даже не гадая, что с ней будет делать чужак. Поставил канистру в багажник и поехал в библиотеку, где недавно наткнулся на книги по космологии, психологии и истории религии. Но ни в одной из них, он специально пересмотрел все оглавления, ничего толкового о времени не было. Петру казалось, что чаще всего авторы тужились описать то, что сами плохо понимали. Будто страдая отсутствием слушателей, они очень пространно рассуждали на страницах книг о том, во что не верили. Те же, кто что-то знал, книг не писали. В этом Петр был твердо убежден. Они действовали.

Его немного удивляло то, что всю свою жизнь плотно контактируя со временем, ни один писатель не сказал внятно и понятно – что это такое? Петру показалось, что тайну о времени, о том, что это такое, намеренно скрывают, и она известна лишь посвященным. Вот он и хотел найти хотя бы несколько фамилий, причастных к тайне, и может быть потрясти их, прямо на дому, и спросить: почему он и его знакомые застряли в одном дне.

Петр не верил в чертовщину, да и науке особенно не доверял. Он вообще не умел верить, поэтому любые самоуверенные высказывания других людей вызывали у него сомнения в том, что они истинны.

Он боялся доверять даже собственным чувствам, хотя они его ни разу не подводили. Четко отделяя реальную возможность от призрачной фантазии, просчитывая очень многие хода противника. То что не мог вычислить, дополнял интуитивным чутьем.

Даже появление странного чужака в подвале не поколебало внутренних правил Петра: мало ли бродит по земле снежных людей – йети! Он про них читал, и предполагал, что они реально могут существовать. И вот один из этой расы попал за что-то в компанию то ли наказанных, то ли случайно попавших не в то время, не в то место людей.

В сознании Петра копилась сильная неприязнь и к священникам, и к ученым, писавшим в книгах черт те о чем, но только не о том: что такое человек? Для чего он нужен в этом мире: просто жить – когда первый день после рождения считается первым шагом к смерти? Помогать власть имущим держать в покорности население государства? И все это повторяется и повторяется тысячи раз, но в различных вариантах. Для чего она нужна – разумная жизнь? Не лучше ли быть безмозглой амебой, как сказал чужак? И что будет с ними дальше?

И какая же хилая эта жизнь – незначительный сбой в ее последовательности сразу переворачивал все вверх ногами. И никто ни словом не заикнулся об этом! Только и долдонят: не греши, исполняй заповеди – это священники, или живи честно, не причиняй другим зла – это идеологи от науки.

Ну откуда Петру в молодости было знать, как на практике исполняются все эти заветы?! Ведь своя рубашка ближе к телу! Чужая беда никогда не вызовет сострадания, если ни разу не испытал боли на собственной шкуре.

И еще одно понял Петр, что для очень праведного и человеколюбивого отношения к людям, нужно быть деревянным пеньком в дремучем лесу, находиться подальше от людей. И то, какой-нибудь грибник споткнется о тебя и в лучшем случае ушибется, а в худшем – свернет себе шею. Для того, чтобы человек был хорошим для других, необходимо сразу же, после его рождения, закапывать его в землю, не давая контактировать с окружающими.

Петр пришел к выводу, что лучшим выходом из этой ситуации был бы запрет на рождение детей. А самым действенным: избавится от нарушителей, то есть – уничтожить всех людей и тогда некому будет нарушать заповеди, и некому будет причинять зло. Однако, люди существовали, и он в том числе, и для чего-то были нужны. И каждый человек хоть однажды, но что-то нарушил. Значит и заповеди и все придуманные самими людьми законы – неверны.

Именно потому, что Петр не умел верить, не знал как это делается и для чего это нужно, он не мог найти ответа в книгах. Петр отлично видел, что любое, даже самое безобидное действие человека в конце концов приводит к противоречиям между людьми, к нарушениям хороших взаимоотношений. К беде приведет и простейшее действие, если все станут поддакивать друг другу.

Невозможность понимания жизни людей в нормальных условиях, не пугала Петра, а лишь вызывала сарказм. Поняв, что он не сможет разобраться даже в обычной жизни, Петр плюнул на желание понять свое закольцованное однодневное существование. Но возникшая уже привычка вычитывать в книгах что-то новое, вела его в библиотеку, однако без прежнего энтузиазма, по – инерции.

К подвалу Петр подъехал поздно, около двенадцати часов: библиотекарша что-то там составляла, наверное отчет посещаемости, поэтому задержалась и выгнала его из-за стола в одиннадцать. Почти все были на месте, кроме милиционера. Возможно он занялся каким-то делом, или выскочил из петли, что было бы несправедливым по отношению ко многим из подвала. Себя Петр не включал в список обиженных.

Чужак неподвижно, словно статуя, сидел за своим столом. А за соседним поп, ссутулив плечи и уткнув нос в бороду на груди, сонно сопел, иногда по лошадиному всхрапывая. Петр заметил, что священник почти прикончил вторую бутылку, и, очевидно, витал где-то между небом и подвалом. Профессор сегодня читал лекцию более равномерно, слушатели сильно не дергались, внимали спокойнее, чем вчера. Висельник наверное уже подвесился – у стены его не было.

Петр подошел к пришельцу и водрузил на стол канистру с кислотой. Чужак шевельнулся и протянул руку в лохмотьях к бачку, подтянул к себе и стал крутить в разные стороны. Петр понял, что он не знает, как добраться до кислоты.

– Ну-ка, дай! – сказал Петр и взялся за ручку канистры. Но чужак намертво вцепился в принесенное богатство. – Я открою тебе крышку, – объяснил Петр: – Раз принес, то наверное забирать не собираюсь.

Пришелец отпустил сосуд, внимательно наблюдая за тем, как Петр отвинтил пробку.

– Ну и что ты с ней будешь делать? – хмыкнул Петр: – Пить, что ли?

– Угу, – буркнул чужак и сунул длинный палец внутрь бачка, вытащил и вроде бы понюхал или облизал. Хотя, как заметил Петр, нюхать у него было нечем: вместо носа и рта, на том месте где должно быть лицо, болтались лохмотья. И еще черная голова вся была в шишках, а тело в каких-то буграх. Правда были плечи и довольно толстые руки. Но между кусочками отставшей кожи на лице, или чего-то другого, иногда матово поблескивали точки, напоминающие глаза.

Пока пришелец нес палец намоченный в кислоте над столом, несколько капель упали и пластик столешницы, который запузырился и зашипел, выделяя вонючий газ.

– Осторожнее, – предостерег его Петр: – Она же концентрированная.

– Слабовата, но пойдет, – наконец сказал чужак, растворив над подбородком какую-то щель и вроде бы лизнув палец. – Ничего чистого у вас нет! – укоризненно сказал он Петру. – Все перемешано. Вот и здесь: как его?.. – он с надеждой взглянул на замолчавшего профессора, с интересом наблюдавшего за пришельцем. Но остальные слушатели, кроме той женщины с грудным голосом, которая отбрила Петра, не разрешив ему помочь в уборке подвала, горящими зелеными глазами смотрела то на Петра, то на пришельца.

– Ну как же его?.. – повторил чужак и вспомнив, мотнул головой: – Вот! Кальций, в виде кусочков гипса и алебастра. Да эта проклятая смесь, забыл совсем… – сказал он с сожалением: – Плохо я знаю вашу химию, – добавив: – Серы мало, а кислорода и водорода много…

– Так положено, – негромко сказал профессор, поправляя сползающие на нос очки: – Формула у кислоты такая: два атома водорода, один атом серы и четыре кислорода.

– Вот-вот, – подтвердил чужак: – Ничего чистого. Все стараетесь перемешать, как пастыри, не к ночи будет сказано.

– Что за пастыри? – поинтересовался Петр.

– Тебе о них лучше не знать, – буркнул пришелец, приподнял канистру и в течении минуты влил ее содержимое в щель над подбородком, после чего удовлетворенно крякнул.

Он не задымил и не взорвался, как ожидал Петр. Канистра стояла на столе и была пуста.

– Ну ты даешь! – удивился Петр. – Тебе бы в цирке выступать.

– Цирк – это где людишки по веревкам бегают и по арене скачут? – самодовольно спросил пришелец, удовлетворенно откинувшись к стене на жалобно заскрипевшем стуле.

– Люди, а не людишки, – медленно и внятно поправил чужака Петр. – Ошибешься еще раз в произношении, сделаю тебе плохо, – зло пообещал он. От такого унижения у Петра внезапно всколыхнулось зло, но быстро растаяло.

– Да я так, нечаянно, – чужак наклонился вперед, опять заскрипев стулом, и съежился, под тяжелым взглядом Петра. – Ну вырвалось! Я же вас еще с амеб знаю, и даже раньше!..

Петр тяжело вздохнул и уселся на боковой стул у стола с чужаком:

– Дела мы с тобой будем иметь лишь в том случае, – медленно начал он внушать пришельцу: – Когда ты проникнешься к нам уважением. И мне наплевать, кто ты там такой! За людей я тебя зубами загрызу.

– А сам-то! – жалобно просипел чужак и хотел было продолжить, но Петр резко осадил его:

– А что я сам – тебя ни в какую ни касается! Я человек, такой же как они, – он кивнул головой в сторону слушателей и совсем раскисшего попа: – А вот ты – не знаю кто? Но мне на это наплевать: за добро будешь получать добро, за вредность – зло!

– Понял, понял, Петруша, – зачастил неожиданно посвежевшим голосом чужак, будто серная кислота что-то прочистила у него внутри. – Ты прямо как Джебе, – брякнул пришелец и съежился, почувствовав, что сказанул лишнее.

Петр сразу напрягся всем телом и негромко, но с угрозой в голосе поинтересовался:

– А что ты знаешь про Джебе?

– Прости, Петя! Ничего не знаю!

– Врешь! Говори!

– Ну знаю немного, но сейчас сболтнул… Я тебе немного попозже расскажу. Не настаивай. Это действительно очень серьезно, а для меня в особенности. Давай потом, а?!

– А если ты исчезнешь? – угрюмо усмехнулся Петр.

Пришелец глубоко и тяжко вздохнул, а может сделал вид, что вздохнул. Петр заметил, что его грудная клетка, если то что было под головой можно назвать телом, совершенно не движется при разговоре.

– Мне теперь с тобой до конца… До моего конца, – быстро пояснил чужак. – Я должен успеть, пока ты еще любопытный…

– А если перестану быть любопытным? – поинтересовался Петр.

– Тогда мне труба, – обреченно произнес чужак: – Еще один суицид под землей я не выдержу.

– Но ты же говорил, что тебя нельзя убить, значит ты вечный? – хмыкнул Петр.

– Ликвидировать нельзя, – сказал пришелец и Петр опять насторожился, сразу почувствовав, что он не даром применил его профессиональное определение убийства: – Но поделить можно, – едва слышно, почти шепотом произнес чужак, съеживаясь от страха.

– Любопытно… – протяжно сделал вывод Петр, решив пока не давить на странного, слишком много знающего, пришельца.

– Вот-вот Петенька, – обрадовался чужак. – Очень любопытно, но всему свое время. Я тебе много кое-что вспомню и расскажу.

– Поживем, увидим, – согласился Петр, повернувшись к профессору, решившему продолжить лекцию.

В половине второго ночи лектор сделал перерыв. Слушатели достали свои бутерброды и принялись жевать. Священник совсем отрубился, свисая со своего стула как тряпка, пришелец неподвижно сидел нахохлившись, а здоровенный мужик, из слушателей, опять начал страдать: вышел на середину помещения, грохнулся всей массой на колени и начал причитать и просить Господа отпустить ему его грехи. Все было как обычно. Но Петр краем глаза заметил движение профессора, вернее дернулись лишь брови у лектора, но Петру этого было достаточно, чтобы понять: есть разговор. Он не торопясь встал из-за стола и решил пройти к выходу из подвала, но в этот момент чужак сказал:

– Не говори с ним.

– Почему? – заинтересовался Петр.

– Он этот… Фанатик, – уже не сипел, а говорил вполне приличным баритоном пришелец. – Навешает тебе лапши на уши…

– А тебе какое дело?

– Может повредить, – буркнул чужак не пошевелившись.

– Я свое слово всегда сдерживаю, – хмуро произнес Петр: – В отличии от некоторых.

– А ты мне что-то обещал? – удивился чужак.

– Я пообещал тебе помочь, даже если ты заклятый мой враг, – твердо сказал Петр.

– Мне бы только успеть, – жалобно простонал пришелец: – Ты же меняешься и очень быстро.

– Тогда торопись, – усмехнулся Петр. – Сколько ты еще собираешься здесь отсиживаться?

– Совсем немного.

– Ну сколько: месяц, год или больше?

– Я не понимаю, что такое месяц или год, – вновь с жалобой в голосе сказал чужак: – Я же тебе говорил, что мы совсем другие, не такие как вы – люди.

– Что, во времени не ориентируешься? – поинтересовался Петр, проводив глазами профессора, идущего к выходу из подвала.

– Я не понимаю что такое время, – торопливо стал говорить пришелец, продолжая оставаться совершенно неподвижным. – Нас создали пастыри, страшные создания, но почему-то к вам, к людям, они относятся лучше чем к нам. Нас создали еще тогда, когда не было ни звезд, ни галактик, ни планет. И мы думали, что все так и надо. Были беспечные и бестолковые. Но когда возникли галактики, звезды и планеты, а на планетах вы, или подобные вам, то тут мы почувствовали, что оказались лишние. Начались гонения: то не трогай, того не уничтожай, туда не суйся, в общем – полный капут.

– А за что это на вас так окрысились? И кто? – поинтересовался Петр.

– Вот эти самые пастыри, которые и создали нас. А за что, я и сам не понимаю.

– Нас они что, тоже создали?

– Нет, – чужак изобразил разочарованный вздох: – Вас создал Сам.

– Кто Сам?

– Ну Бог, кто же еще, – неприязненно произнес Пришелец.

– Ты его недолюбливаешь?

– Да ты что?! – почти взвился голосом чужак, однако не двинулся с места ни на миллиметр. – Как можно!! Он же всех создал. И пастырей тоже, а те уж нас.

– Так это пастыри загоняют нас в один день, и заставляют жить в нем до скончания веков? – зло спросил Петр.

– Никак нет, – опять изобразил вздох чужак. – И пастыри попадают в такую же ситуацию, как мы с тобой и вот эти охломоны, – пришелец соизволил показать черной рукой, на которой, как заметил Петр, уже было гораздо меньше лохмотьев в сторону слушателей жующих ночной ужин. – Но и это не все, – заговорщицки прошептал чужак: – Я слышал, а как ты понимаешь, нет дыма без огня, слышал, что и наш Создатель, а по вашему Бог, уже два раза попадал в один и тот же день и пробыл там очень долго. Но это по секрету.

– Врешь, паршивец, – почти весело сказал Петр, намереваясь уйти и встретиться с профессором без свидетелей.

– Я когда услышал про это, то сначала сам испугался и подумал, что это поклеп, – правдивым голосом пробормотал чужак. – Но потом слышал это от многих наших, и даже один раз от пастыря, когда он меня… – чужак тяжело вздохнул, даже не шелохнувшись: – Когда он меня наказывал.

– И правильно сделал, – похвалил Петр неизвестного пастыря: – Тебя нужно каждодневно лупить как сидорову козу.

– А за что это так?! – возмутился пришелец.

– За ваше вранье, сэр!

Чужак обиженно помолчал, а Петр пошел к выходу, но за спиной услышал тихий шепот: – Я не соврал… Может быть единственный раз в жизни. Эх ты, Петруха.

На улице, под темным небом без единой звездочки, под лестницей в подъезд стоял профессор. Он замерз, потирая ладонями руки и ежась от сырости и холода.

Петр подошел и молча встал рядом.

– Нам нужно встретиться, – быстро сказал профессор и замолчал.

– Когда? – поинтересовался Петр: – И где?

– Можно у меня на работе, – профессор назвал адрес одного из НИИ экспериментальной физики. – Можно завтра. Позвонишь из проходной в отдел информатики и спросишь Александра Терехова. Собственно, я там один.

– Не получится, – отверг предложение Петр: – Завтра не получится. Не ранее, чем через неделю.

– А вдруг будет поздно? – поинтересовался профессор.

– Будет как раз, – заверил его Петр, сам не понимая, откуда у него такая уверенность. – Но завтра не получится.

– И все же я настаиваю, – твердым голосом сказал Александр: – Это очень и очень важно для тебя, для демиуса и для всей Земли.

– Неужели чужак так опасен? – удивился Петр.

– Ты даже не представляешь, как!

Петр помолчал с минуту и спросил:

– В десять утра – пойдет?

– Да! – кивнул головой Александр и они спустились вниз.

Терехов продолжил свое повествование. Петр давно уже не слушал о чем он там говорит, а сегодня тем более: устал. Он молча уселся за стол с пришельцем, и положил голову на лежащие на столе руки. Так и задремал.

В этот раз ему приснился не серый туман, а чужак-демиус, на которого он очень разозлился за что-то и бросился в драку. Но драки не получилось. Пришелец моментально вышиб дух из Петра и этот ДУХ, который оставался Петром, проник внутрь чужака, где метались такие же ДУХИ или ДУШИ, и не все они были людские. Их было много. Петр своим прибытием или своим злом разволновал всех и они ударили изнутри по чужаку. Тот не выдержал и развалился на множество кусочков. В одном из них притаилась ДУША Петра, и еще в некоторых. Но много кусочков остались пустыми и Петр стал их собирать и поглощать, чтобы увеличить свою массу.

А вырвавшиеся на свободу ДУШИ, не пожелавшие больше оставаться даже в кусочке чужака, ринулись в какую-то трубу, вон из того мира, в котором живут чужаки. А попав к себе домой, разлетелись по необъятной вселенной между звезд.

Только закончился сон, странно похожий на реальность, и Петр увидел свой серый туман, а через мгновение проснулся в своей кровати. Он быстро оделся и выскочил на улицу, даже не попив воды, не то что чай. Вновь летел словно угорелый по просыпающимся улицам города на окраину. «Жигуль» оставил в том же месте, где вчера и бегом подбежал к особняку.

На этот раз пришлось залечь в другом месте, метров на десять подальше от коттеджа, ближе не было кустов, но зато ему с новой позиции были видны и выход из особняка и его тыльная сторона. Как он и предполагал, Стрельцова помаячила за сизыми дверными стеклами, но выходить на улицу побоялась. Она полезла через окно, как раз напротив Петра, на крышу гаража. Все-таки стройная женщина и гибкая, – «комсомолка, спортсменка», механически подумал Петр.

Он дождался, когда она прикроет окно и приготовиться спрыгнуть на землю с гаражной крыши. Сделал всего два выстрела: один под левую грудь, чуть ниже сердца, второй для верности в печень.

Маша жалобно вскрикнула, согнулась в поясе и глухо хлопнулась об землю, упав с крыши. Петр быстро уходил и долго еще слышал ее призывы о помощи, но старался не обращать на них внимания.

Сегодня к колодцу Стаса он успел вовремя. Бродяга, озираясь с опаской выбрался на поверхность.

– Привет, шахтер! – негромко поздоровался Петр, сидя за кучкой щебня.

Стас как волчок крутнулся на одном месте и застыл, уставившись на Петра, словно кролик на удава.

– Какие планы на сегодня? – поинтересовался Петр.

– Уеду к черту! – нервно, дрожащим голосом сказал Стас: – От всех вас подальше.

– Едешь-едешь, и опять в колодце просыпаешься, – усмехнулся Петр.

Стас затравленно молчал.

– Да не бойся, – успокоил его Петр. – Сегодня я тебя убивать не собираюсь. Ты мне сегодня нужен для другого дела, – и Петр поманил Стаса к себе пальцем, показав глазами на длинную доску, лежащую рядом с ним на куче щебня: – Садись.

Стас осторожно подошел и присел подальше от своего убийцы, готовый в любое время вскочить и убежать.

– Синичкину улицу знаешь? – спросил Петр.

– Знаю, – после некоторого молчания ответил Стас.

– Вот возьми сто долларов, купи себе еды, да какую-нибудь одежду поприличнее, – Петр протянул несколько банкнот бродяге, тот взял. – На Синичкиной улице есть дом тринадцать: поднимешься на шестой этаж, там железная дверь квартиры шестьдесят шесть. Вот ты сегодня весь день и покрутишься около того дома и той квартиры. Сумку купи, чтобы выглядеть по деловому.

– Слежка что ли? – с интересом спросил Стас.

– Слежка, – подтвердил Петр. – Вполне возможно, что никто не появиться и не откроет дверь этой квартиры. Но ты там будешь до самого конца, пока не отрубишься, понял?

Стас задумчиво покачал головой, взвешивая предложение и согласился.

– Там может появиться хоть кто, – продолжил Петр: – Ты даже вида не показывай, что заинтересовался им. Но скорее всего придет мужчина немного похожий на китайца. Тебе это нужно только увидеть. Но если он выйдет из квартиры и куда-то пойдет, проследи издали, хотя бы примерно, куда. Понял?

У Стаса азартно загорелись глаза и он мелко покивал головой.

– Не вздумай проявлять инициативу! – строго предупредил Петр: – Он тебя за полсекунды разорвет пополам или удавит.

Бродяга испуганно захлопал глазами.

– На еще денег, – Петр протянул Стасу еще несколько банкнот: – Купи бинокль. Наблюдай издали.

Стас улыбнулся и приготовился бежать, исполнять задание. Петр для солидности помолчал секунд десять и отпустил его кивком головы. Он совсем не надеялся, что Джебе или кто другой появятся в этой квартире, но ему почему-то нужно было занять Стаса делом, чтобы тот вдруг опять не сорвался в какую-нибудь авантюру.

Азотную кислоту он не нашел. На рынке ему сказали, что ни в одном магазине ее нет. Но можно поговорить с рабочими химического завода и кислоту, за соответствующую мзду, ему вынесут. Даже указали адрес завода.

К проходной Петр подъехал когда поток заводчан почти иссяк. Но он надеялся, что ему повезет и дождался, увидев мужика, похожего чем на Стаса. Петр подошел к нему и с хода, без экивоков, попросил вынести пять литров азотной кислоты. Мужик покочевряжился для приличия, и загнул, по его мнению, огромную сумму. Петр согласился и показал деньги. Глаза у мужика разгорелись и он жарко задышал перегаром то ли от уксусной эссенции, то ли от жидкости по очистке унитазов, почти в лицо Петра.

– Получишь, как вынесешь, – жестко сказал Петр.

Мужик облизнулся и кивнув головой, объяснил:

– Пройди слева вдоль забора метров триста, там сарайчики. Между ними есть узенький проход к забору под которым сделан подкоп. Он закрыт доской. Посиди и подожди меня там. Я постучу.

Спустя час, Петр уже ехал к НИИ экспериментальной физики. В багажнике «Жигуля» лежала пластиковая канистра с густой желтой жидкостью.

После звонка из проходной, Терехов появился через пять минут и еще через десять выписал пропуск на Петра. Они поднялись на лифте почти на чердак двенадцатиэтажной бетонной коробки института. В обширном кабинете, заставленном компьютерами и еще какими-то непонятными устройствами, Александр действительно обитал в одиночестве.

– Чай хочешь? – поинтересовался он у Петра.

– Давай, – согласился гость.

Александр быстро вскипятил воду и заварил крутейший чай, крепче, чем заваривал Петр. Выгреб из холодильника и положил на не занятый приборами угол стола рулет, сахар и чашки. Они молча выпили по полчашки и Александр без предисловий начал:

– Демиусы, а в простонародье, демоны, ровесники нашей вселенной.

– Он мне так и сказал, – подтвердил Петр.

Александр понимающе покивал головой, поправил очки и продолжил:

– Я не хочу говорить откуда у меня такие сведения, предупреждаю заранее, но они очень близки к вероятности.

Петр подумал и согласно кивнул головой.

– В природе существует около ста основных атомов различных элементов, и несколько тысяч их изотопов. Это так, к слову. Совсем недавно на земле в лабораторных условиях создали несколько атомов сто третьего элемента. Уран, например, девяносто второй. А демиус – сто двадцать шестой. Демиус последний стабильный элемент в периодической таблице. И я долгое время думал, что его вообще нет в природе и невозможно создать искусственно. Но как видишь, ошибся. Очевидно весь демиус нашей вселенной пошел на создание этих демонов.

– Думаешь, что их кто-то создал? – поинтересовался Петр.

– Не хочу в это верить, но приходится соглашаться с фактами, – грустно сказал Александр. – Я сейчас вообще сомневаюсь, что наша вселенная возникла сама по себе из материи путем взрыва сжатой в точку материи. Эту точку физики называют сингулярностью. Миллиарды лет назад она по неизвестным причинам взорвалась и породила весь наш мир. Многое здесь не сходится, но дело не в этом, – Александр на минуту замолчал и поправив очки, продолжил:

– Невозможно понять, кто они такие, эти демиусы: живые организмы или машины? Они сплошь состоят из сто двадцать шестого элемента. Представь себе организм или машину, блок весом в двести килограмм, который как алмаз, состоит из одной молекулы!

– Я в этом не разбираюсь, – отрицательно качнул головой Петр.

– Да-да, – задумчиво продолжил Александр. – Я понимаю. Но не могу понять для чего они нужны – демиусы? И как они существуют без метаболизма, без обмена с окружающей средой веществом, как это происходит у нас или у других живых существ. У них нет ни костей, ни мышц, но они двигаются. У них нет ни мозга, ни нервной системы, но они мыслят и каждый имеет свое личное «Я». Они живые и одновременно не живые.

– Этот чужак что-то говорил об этом, – вспомнил Петр. – Они нам завидуют, потому что у нас есть Душа, а у них – нет.

– Да! Это странный феномен, – согласился Александр: – Поэтому они уговаривают Души умерших поселяться внутри себя. Что это им дает, я не знаю. Все равно они не становятся людьми.

– А хотят ли они становиться людьми? – спросил Петр.

– Хороший вопрос, – улыбнулся Александр, поправляя очки. – Они предполагают, что имея хотя бы чужую Душу смогут уйти от разрушения. Но на одной Душе они не останавливаются, потому что никакого понятия не имеют о математике, примитивном счете. Им все равно: что единица, что сотня, что миллион, какая-то аномалия.

Но опять же, дело не в этом. Если в них попадает дерзкая и крепкая Душа, то они распадаются. При этом крепкая Душа завладевает одним из кусков демиуса и начинает искать сто двадцать шестой элемент по все вселенной, используя для увеличения массы своего тела обычных, или первичных демиусов, которые погибают. Старые очень боятся этих новых, потому что просто перед ними бессильны. А новые демиусы, с Душой, сотрудничают и помогают разумным или начинающим становиться разумными, цивилизациям. А старые, первичные, наоборот, как бы вредят, не считаясь ни с людьми, ни с другими представителями иных цивилизаций.

В настоящее время количество новых демиусов стало таким же, как старых. То есть, у них равновесие в количестве. Но оно не равное, потому что новые качественно мощнее старых и мудрее их. Старые просто не представляют опасности для новых, как противники, но старые опасны для нас. Вот этот твой знакомый, он как раз из старых. И это очень хорошо, что он пришел к нам. Но я думал, что он распадется, однако ты ему помогаешь. И вскоре он начнет безобразничать…

– Я этого не допущу, – перебил Петр Александра.

– Каким образом? – удивился Александр: – Ты против него как амеба, против камня?

– Он меня боится, – усмехнулся Петр.

Александр удивленно приподнял брови и надолго задумался. Минут через пять он грустно посмотрел в глаза Петра и тихо спросил:

– А ты готов стать новым демиусом?

Петр не ожидал такого поворота в разговоре и растерялся:

– А почему я должен становиться этим?..

– У вас все слишком далеко зашло, – медленно ответил Александр: – Он просто тебя не отпустит.

Петр надолго задумался. Не придя ни к какому решению, он спросил:

– Значит чужак меня убьет и прихватит мою Душу?

– Ты сам будешь волен выбирать: поселиться в нем или остаться свободным, – пояснил Александр. – Это раньше, во времена магии и чародейства, когда этих демонов на земле было как тараканов, люди, вернее их Души, плохо ориентировались в окружающем мире и легко попадали под влияние демонов, заманивающих их внутрь себя. Сейчас времена не те, и люди не те. Да и демоны стали очень осторожными…

– Значит, если я захочу в него попасть после смерти, он может меня не принять? – поинтересовался Петр.

– Да нет, – вздохнул Александр: – Примет. Однозначно. Они не могут отказаться от дармовой Души. Хотя и боятся распада, но не отказываются.

– Такие тупые? – усмехнулся Петр.

– Да опять же нет, – вздохнул Александр: – Они совершенно иные и по иному думают, не так, как люди.

Они замолчали. Александр вновь поставил чайник. Не говоря ни слова выпили еще крепчайшего напитка. Наконец Петр спросил:

– Объяснить можешь: почему мы застряли в одном дне?

Александр отрицательно помотал головой:

– Могу объяснить что такое время по общепринятым представлениям и, что такое течение времени по новым представлениям. В любом случае течение времени необратимо. Возврат в начало одного и того же дня не возможен с любых физических углов зрения. Это совершенно необъяснимо и я давно перестал биться над этой загадкой.

– А почему ты застрял так надолго?.. – поинтересовался Петр, быстро пояснив: – Я не спрашиваю почему попал, а почему так долго?

Александр понимающе покивал головой, исподлобья посмотрел на Петра и ответил:

– Ну где я найду еще столько времени для решения бесконечного числа вопросов и загадок? Живя в одном дне я практически бессмертный! И стараюсь каждый день, то есть, вечер, читать лекции, те размышления, которые накопились за день. Иначе просто невозможно зафиксировать новые наработки. Сколько и на чем не пиши, все пропадает утром. Приходится озвучивать мысли и путем повтора, запоминать, загонять в глубинную память.

– А не хочешь вырваться из этого?..

Александр опустил голову и отрицательно ею мотнул:

– Пока нет.

– Я тебе завидую, – честно признался Петр: – Мне до чертиков надоело сидеть в одном и том же дне. Но я знаю, что грешен и за что должен страдать. Я знаю, почему меня впихнули в это чистилище…

– Не надо рассказывать, – попросил Александр.

– А я и не рассказываю. Просто плачусь в жилетку.

– Я плохой утешитель, – немного стесняясь, произнес Александр: – Но я тебя понимаю Душой, а разумом нет. Лично за себя я рад, что попал в такие обстоятельства – подарок судьбы.

– Чужак что-то говорил о пастырях и о Боге, которые сами попадали в такие же петли времени, – задумчиво сказал Петр.

– Ну, это он врет! – уверенно отверг сведения демона Александр. – Или ему хочется, чтобы так все было. Для собственной значимости, – усмехнулся исследователь и быстро спросил: – А что он говорил насчет пастырей?

– Есть такие… – Петр неопределенно повертел рукой в воздухе: – Которые наблюдают за ними, за демонами, и за людьми, и вообще за всем остальным, в нашем мире. А над пастырями стоит Бог, который все это и создал.

– Кажется я понимаю о чем речь, – кивнул головой Александр: – Пастыри – это новые демоны, которые на ступень выше старых. А в скором времени старых вообще не останется. Ну а в отношении Бога у меня несколько иные представления. Мы все вместе, включая инопланетян и демонов, являемся частичками Бога, или Высшего Разума, который, с этим я согласен, создал нашу вселенную! – и повторил с убежденностью: – Каждый из нас несет в себе часть Бога!

Но как ты заметил, не все люди и демоны попадают в петлю времени. И эта петля существует не в одном месте, то есть, не локализована. Она выхватывает из массы разумных существ не кого попало, а только некоторых, и выборочно. Все остальные живут обычной жизнью, для них этот один день проходит всего раз и они не помнят его. Для нас же он повторяется и повторяется. И мы помним прошедшие дни. Наша память не стирается. Что у большинства вызывает массу неудобств, которые они трактуют как нахождение в аду.

– А может быть вся вселенная попала в петлю времени? – вдруг предположил Петр: – И только мы видим это?

– Вряд ли! – отверг предположение Александр. – Повторы одного дня, это не просто возвращение назад во времени, это возвращение громадной массы вещества, которая обладает гигантской инерцией. Ну, в общем, всю вселенную невозможно повернуть вспять, да еще неоднократно. Все это происходит очень локально, точечно и только с нами, а мир как существовал, так и существует, без всяких вращений на одном месте.

Петр помолчал, тяжело обдумывая сказанное исследователем.

– Значит ты не знаешь, почему все так происходит? – сумрачно спросил Петр.

– Не знаю, – честно признался Александр. – На лекциях делаю вид, что знаю и очень много… Собственно так оно и есть. Но мое более обширное, чем у других знание палка о двух концах. Это знание порождает вопросов больше, чем у того, кто меньше знает.

– Это два круга, которые в древности нарисовал своему ученику какой-то ученый? – поинтересовался Петр.

– Правильно! – чему-то обрадовался Александр: – Чем больше круг знаний, тем с большим количеством незнакомого он соприкасается.

– Ты слышал что-нибудь о Джебе? – неожиданно спросил Петр.

Александр отрицательно мотнул головой:

– Это имя? – спросил он.

– Угу! – подтвердил Петр.

– Первый раз слышу.

– Ну что ж, – Петр встал со стула: – Спасибо за чай и за разговор, – он протянул руку Александру. – Мне пора.

Александр вскочил на ноги и помявшись, пожал руку Петра:

– Отвык совсем от человеческих отношений, – смущенно сказал он и серьезно добавил: – Ты не забывай о моем предупреждении насчет демона: он хочет тебя заполучить.

– Лишь бы не перехотел, – усмехнулся Петр и неожиданно вспомнив, что не представился, сказал: – Меня Петром зовут.

Александр с улыбкой кивнул головой:

– Я слышал, как тебя называл демон. Ты ему сам сказал свое имя?

– Нет, – усмехнулся Петр: – Он утверждает, что кое-какие мысли читает у нас, но не все.

– Вот в этом он не врет, – подтвердил Александр, и провожая Петра к выходу, поблагодарил:

– Спасибо, что ты занялся этим выродком. Если бы он пролежал в земле несколько сот лет, нормальных, а не наших лет, то распался бы на атомы и сто двадцать шестой элемент с почвенными водами и в виде пыли накрыл бы всю землю. Этот демиус уничтожает углеводную жизнь. Считай, что ты спасаешь человеческую цивилизацию. Даже больше – всю жизнь на Земле.

– Буду этим гордиться, – усмехнулся Петр, и вышел из кабинета информатики.

– Заходи еще! – крикнул ему вслед Александр: – Поработаем на компьютерах.

– Приду! – пообещал Петр, и махнул Александру рукой, свернув на лестницу: он не любил лифтов, еще с времен ликвидаторства: удобная ловушка, в лифте – ты отличная мишень для врагов.

 

Глава двенадцатая

Вновь, в половине двенадцатого ночи Петр появился в подвале. Его с нетерпением ждал чужак. Это было заметно, как он привстал, увидев Петра с канистрой. Все остальное было как обычно: Александр читал очередную лекцию, чтобы лучше запомнить свои мысли. Его слушали. висельника не было. А поп не допил еще и первой бутылки, поэтому не опьянел, но вел себя лояльно, вернее – не обращал никакого внимания на соседа.

Водрузив бачок на стол, Петр пристально посмотрел на пришельца и заметил в его внешности довольно сильные перемены. Почти полностью исчезли лоскуты. Тело или кожа чужака отливала темно-коричневым металлическим блеском. А на плоских местах торса можно было заметить даже три яркие точки отраженных электрических ламп.

Петр моча отвинтил крышку и пододвинул канистру к демону. Тот, как и в прошлый раз, макнул палец в горловину и облизал его в щели возникшей над подбородком.

Голова чужака была громадной и вся в каких-то шишаках. Проявились и контуры лица или морды, с крупными морщинами. Нос словно у бульдога и широкий плотно закрытый рот, уголки губ которого опускались на нижнюю челюсть. В общем – образина, а не лицо.

На вершине покатого лба, над глазами, торчали два невысоких, но толстых отростка, напоминающих рожки. А под сильно выступающими надбровными дугами поблескивали темные глаза, из того же материала, что и все тело, но более прозрачные, и поблескивающие в раскосых прорезях толстых век, похожих на те же морщины.

– И правда похож… – хмыкнул Петр.

– На кого? – красивым баритоном спросил чужак, смакуя кислоту.

– На дьявола.

– Это все люди придумали, а не мы, – задумчиво ответил пришелец. – В основном – священники, – и внимательно посмотрев на Петра, пожаловался: – Опять разбавили. Здесь и аммиак, и селитра и еще что-то…

– Не хочешь, я отнесу назад, – пригрозил Петр и протянул руку к канистре.

– Все в порядке, – заторопился чужак. – Не надо. сойдет и такой раствор, – и поскорее поднял канистру, сунул ее горлышко себе в широко распахнувшийся рот и вылил в себя густую и мутную жидкость. Опустив пустой бачек под стол, пришелец, пошевелил кожей на лбу, собирая и разглаживая морщины, если только это у него была кожа, и удовлетворенно кивнул.

Через полчаса он посмотрел на Петра, сидевшего на соседнем стуле и поинтересовался:

– Ты когда отключаешься?

– Какое тебе до этого дело? – в свою очередь неприязненно спросил Петр.

– Дело есть, – серьезно сказал демон: – Хочу сегодня рвать когти с вашей Земли.

– Ну и рви! – бросил Петр.

– Без твоей помощи не обойдусь.

– Опять?!.

– В последний раз, Петруха.

– Топай сам, – безразлично произнес Петр и сосредоточился на том, что говорил Александр.

А профессор развивал интересную мысль: он говорил, что совершенно не понятно, каким образом взорвалась сингулярность, с чудовищно упрессованной материей внутри. Это кто-то должен был спровоцировать и не один раз. Дело в том, что возникшая впервые вселенная не могла иметь таких четких программ исполнения физических законов буквально для всего, от мельчайших частиц, до глобальных образований.

– С первого раза не могло получится все как надо, – убедительно говорил Александр: – Потому что все известные нам законы о существовании вселенной говорят об обратном. Должны быть где-то сбои, нарушения. Но их нет. Наше зависание в одном и том же дне, это не сбой в программе, это закономерность, которую мы еще должны будем понять. И она связана только с живыми существами, и только с ними, независимо от того, кто это: человек или демон, – при этом Александр кивнул головой в сторону чужака. Но никто не посмотрел в сторону демона, очевидно присутствующие его знали и раньше.

– Нет сбоев! – продолжил Александр. – Значит можно предположить, что наша вселенная возникает не в первый раз. Но это противоречит опять же известным законам: при многократном умирании и возрождении во вселенной накапливаются «вредные», не участвующие в общих процессах «шлаки». И чем больше будет циклов гибели и возрождения вселенной, тем больше в ней накапливается «шлаков». Однако, как ни странно, в нашей вселенной нет инородных, вредных веществ.

Получается парадокс: наша вселенная появляется не в первый раз, об этом свидетельствует взаимодействие буквально всех ее частей между собой, без ограничений, без сбоев. Однако многократное превращение вселенной из одной в другую, тоже невозможно, из-за накопления «шлаков». Где же истина? – Александр сделал паузу и внимательно посмотрел на Петра.

– А истина в том, что наша вселенная, как это мне не хочется признавать, построена Разумом, а не возникла просто так, сама. И наша вселенная не первая, а может быть миллиардная, по счету, во много раз улучшенная, чем прежние, но еще далекая от совершенства. И усовершенствовать ее должны будем мы, люди. Именно для этого мы и появились в нашей вселенной, для того, чтобы оказать помощь Высшему Разуму, клетками которого мы все являемся. Чем мы станем разумнее и информированнее, тем выше поднимется интеллект Высшего Разума. Но Высший Разум – это не Бог, которого преподносят нам священники. Это во много раз обширнее, чем библейский Бог.

Александр откашлялся и поправив очки, продолжил:

– Отмирающая вселенная проходит полную переплавку: уничтожается все, что было в прошлой вселенной, и даже «шлаки», а затем создается новая вселенная, возможно совершенно не похожая на прежнюю. Из прошлой вселенной в нашу переходит лишь информация, голая информация о строении новой вселенной, вплоть до мельчайших частиц.

А информация, как я говорил на прошлых лекциях, нематериальна, поэтому она неуничтожима и при полной переплавке старой вселенной, сохраняется в первозданном виде. Эту информацию, или колоссальную совокупность программ реализации материи в нашем мире, создал в прошлой вселенной тот же Высший Разум, который в виде нематериальной информации переселился в нашу вселенную. Сам человек накрепко привязан к нематериальному Высшему Разуму своим нематериальным подсознанием, сознанием – или Душой, – и личным «Я», – или Духом. А мышление материально, потому что это процесс работы материального мозга. Мозг обрабатывает по заданию или волевому усилию нашего Духа, взятую из подсознания или принятую из внешнего мира информацию.

– Во чешет! – восхищенно, но тихо произнес чужак: – Врет и не смеется. Бог за это ему язык отсобачит. А может быть пастыри его заметят и угробят.

– Ты смотри, как бы они тебя не заметили, и не угробили, – хмуро сказал Петр.

– Чур меня! Чур! – замахал руками чужак, совсем как священник в первый день.

– Жить, значит, хочешь? – усмехнулся Петр.

– А кто не хочет? – агрессивно спросил демон.

– Я тебе потом скажу, кто, – зло усмехнувшись, пообещал Петр.

Демон посмотрел на него исподлобья, но больше эту тему не поднимал, а вновь поинтересовался:

– Ну все-таки, Петр: когда ты отрубаешься?

– Зачем тебе это? – почти по складам спросил Петр.

– Я хочу тебя попросить об одном одолжении, но… В общем лучше будет это сделать перед самым твоим отключением.

– А когда ты отключаешься? – в упор спросил Петр, не надеясь получить ответ.

– Я вообще не отключаюсь, – чужак даже хотел для убедительности слегка пожать плечами, но получилось какое-то непонятное движение корпусом. – Я живу и живу.

– Но ты же в одном дне застрял, как и мы!

– Мне это безразлично, если бы не распад тела. А что плохого? – сам себя спросил демон: – Живи в свое удовольствие сколько хочешь, даже в одном дне, лишь бы не распадалось тело, – с некоторым страхом в голосе закончил он.

– Ты просто ненужный хлам вселенной! – резко бросил Петр: – Самый настоящий «шлак»!

– Я согласен быть шлаком, лишь бы он не распадался, – спокойно сказал чужак: – А мне нужно в большой космос, – и он тяжело вздохнул: – Нужно найти трубу и бежать, пока не поздно, из вашего мира, пока пастыри не заметили. Мне не нравиться борьба за существование, – угрюмо произнес демон: – Вот раньше было хорошо – никто и ничто не могло на меня повлиять. А сейчас еще и вы появились… На мою голову…

– Вот значит ты какой? – ехидно усмехнулся Петр.

– А что сделаешь – вам людям умереть, что плюнуть. А мне погибать страшнее.

– Ну и гад же ты! – с омерзением произнес Петр: – И печешься лишь только о себе! У тебя будто и товарищей нет?..

– А на хрена они мне все?! – удивился чужак: – Сплошная помеха! Души прямо из рук вырывают, чтоб они сдохли.

– Все таки ты гад! – тяжело вздохнув сделал вывод Петр.

– Потому и выжил с самого начала вселенной, – спокойно подтвердил демон. Петр разозлился не на шутку, но глубоко подышав, подумал, что может быть демону действительно страшнее, чем им, людям. Людей много, даже здесь в подвале, влетевших во временную петлю, а демон всего один. Может быть он вообще один на всю вселенную, а остальных, товарищей и собратьев, у него нет и он их придумывает, чтобы не свихнуться от одиночества. Ладно, черт с ним: окажу ему последнюю услугу и пусть уматывает с Земли – нам же лучше будет, если Александр не темнит.

– В три часа ночи или около этого, – сказал Петр.

– Что… в три часа? – не понял чужак.

– Я отключаюсь.

– А когда они наступят, три часа?

– Часа через два, – усмехнулся успокоившийся Петр.

– Два часа много или мало?

Петр опять начал злиться, но уже по причине тупости чужака:

– Куда тебе надо?! Ты скажи, где думаешь отчаливать?! – почти прорычал Петр.

– Ну, там… – демон неопределенно махнул рукой: – За городом.

– Вот так и нужно было говорить с самого начала, – бросил Петр поднимаясь со стула: – Пошли! Да поторапливайся, а то не успеем.

Демон медленно поднялся на ноги и оказался ростом выше потолка. Поэтому ему пришлось подгибать голову. Обходя стол, он зацокал чем-то по бетону. Петр дождался, когда чужак выйдет на свет и увидел вместо ступней копыта, а сзади чужака болтался хвост с кисточкой на конце.

– Ты подрос что ли от кислот? – поинтересовался Петр и пошел к выходу.

– Немного, – подтвердил демон: – Не подрос, а стал таким, как был прежде. В дверях подвала Петр оглянулся и заметил облегченные вздохи слушателей и частое крестное знамя, которое поп быстро-быстро накладывал на себя. Демон понял, что творится у него за спиной, но не оглянулся, негромко спросив у Петра:

– Ну почему меня все так не любят?

Петр оставил его вопрос без ответа. Они выбрались в темень, на улицу, под мелкий холодный дождь.

– Брр! – дернулся пришелец: – Не люблю воду и холод.

Петр молча подвел его к «Жигулю», стоявшему у соседнего подъезда и открыл заднюю дверь. Цокая по асфальту копытами, как двуногая лошадь, чужак осторожно подошел к машине.

– Влезешь?

– Не знаю… – пробурчал демон, приноравливаясь просунутся в узкую дверь. И у него это почти получилось, но мешала спинка переднего сиденья.

– Вот вымахал, дубина! – неприязненно бросил Петр.

– А может быть мы пешком пойдем? – жалобно спросил демон: – Боюсь я ездить в машинах – разбиться можно.

– А может быть вообще никуда не поедем? – ехидно поинтересовался Петр.

– Нет, нет, Петруша: едем! – и каким-то образом чужак вбился в щель между передним и задним сиденьем. Машина сразу сильно наклонилась в его сторону.

– Ну и нагулял ты жирку, – удивился Петр, усаживаясь на водительское место и запуская двигатель. Оглянувшись, он недовольно бросил: – Дверь закрой!

Чужак с трудом хлопнул дверью и они поехали.

– В какую сторону?.. – спросил Петр, после недолгого молчания.

– Туда, – чужак показал рукой на север: – За город.

Петр свернул направо и, старясь не нарушать правила дорожного движения, хотя улицы были почти пустынны, неторопливо покатил к окружной дороге, периодически включая стеклоочистители. От перекоса жестяные подкрылки машины, с рычанием скребли на неровностях асфальта по шипам протекторов колес. Петр иногда оглядывался и зло сверкал глазами, будто придавливая к полу своим бешенством скукожившегося чужака, но не говорил ни слова.

– Ты точно знаешь, куда тебе надо? – свирепо поинтересовался Петр.

– Знаю, – коротко проблеял пришелец.

Петр молчал почти до развязки на окружной дороге. Заехав на мост, оглянулся и вопросительно посмотрел на демона.

– Немного в ту сторону, – поняв его взгляд, чужак показал направо.

Петр знал эту дорогу, они ехали в сторону Дмитрова. Километра через два, он свернул направо, осветив белыми пятнами света от фар неширокий асфальт, уводящий в лес.

– Где научился говорить по-русски? – неожиданно для себя самого поинтересовался Петр.

– А я не учился, – ответил чужак: – Говорю и все.

– Другие языки знаешь?

– Какие языки? – удивился чужак.

– Английский, испанский, например?

– Я был когда-то в Англии – холодно и сыро. Был в Испании и в Бразилии – там хорошо, тепло. Вы все на земле говорите на одном языке, – немного удивленно произнес чужак: – А вот на Дзете, на Гидархе или на Лоспле, которые около ядра Галактики, говорят совсем не так, как вы.

– Ладно трепаться, – усмехнулся Петр, – объезжая ветви упавшего в кювет дерева: – Наши языки тоже все разные.

– Для меня вы все говорите на одном языке, – упрямо сказал чужак.

– Ну и черт с тобой! – буркнул Петр: – Не хочешь говорить и не надо.

– Я правду говорю, Петруша.

– Ладно. Замнем для ясности, – сказал Петр и спросил: – Долго еще?

– Нет. Уже рядом, – сообщил чужак и неожиданно прибавил: – А вообще, можно и здесь остановиться.

– Конечно здесь, – хмыкнул Петр: – Дальше все равно дороги нет.

Асфальт кончился и свет от фар уперся в редкие кусты между вековых деревьев. Петр заглушил двигатель, но фары не выключил. Обернулся к чужаку и просто сказал:

– Топай!

Демон завозился и раскачивая машину своей тушей, выбрался на улицу, под мелкий дождь. Он никуда не уходил, шумно топтался около машины.

– Ну что еще? – поинтересовался Петр: ему совсем не хотелось выбираться из сухого и теплого салона.

– Мне нельзя идти вон по той земле, – чужак показал рукой вперед, между деревьями.

– Последняя остановка, машина дальше не пойдет, – ехидно заметил Петр, и зло пояснил: – Ты что, не видишь, куриная твоя голова, что эта машина даже не проползет между деревьями по кустам?! Она ездит только по асфальту!

– Но я не могу… – жалобно заблеял чужак. – Я не могу идти по этой земле. Мне нельзя.

– Почему?

– Нельзя и все! – уперся демон.

– И что предлагаешь? – поинтересовался Петр.

– Донеси меня до ведьминого кольца, – жалобным голосом попросил чужак: – Петруша, пожалуйста.

– С какой это стати! – возмутился Петр. – С какой стати я тебя должен такать на себе?! Да ты же полтонны весишь! Что я – Шварценеггер?!

Но чужак будто не слышал Петра, продолжал ныть свое:

– Донеси, Петруша…

Петр немного подумал и разозлившись еще сильнее, выбрался из машины, громко хлопнув дверкой:

– Ты совсем оборзел, приятель! – он медленно подошел к громадному, даже когда тот сгорбился, чужаку. – Ты посмотри какой ты и какой я!

– Ты сильный, Петр, – серьезно произнес демон: – Я это знаю.

Петр зло попыхтел, походил взад-вперед перед застывшей в ожидании чудовищной фигурой и неприязненно махнул рукой:

– Ладно! Но если не выдержу, сброшу.

– Только не это, Петр, – серьезно сказал чужак: – Иначе мне крышка.

– Давай! – и Петр встал около демона, повернувшись к нему спиной. Тот уцепился за плечи Петра и одним скачком запрыгнул ему на спину. Петра повело в сторону от громадного веса:

– Ты что!.. – прохрипел он, не ожидая такой тяжести, но устоял. Отдышался и с надрывом спросил: – Куда?!.

– Прямо, – негромко пробурчал над ухом чужак и Петр, чувствуя, что ноги подгибаются, собрал все силы в комок и сделал первый шаг.

Земля была рыхлой и проваливалась под ним. Но Петр остервенело выдирал вязнущие по щиколотку ноги и шагал вперед, смаргивая появляющийся от неимоверного усилия серый туман иногда проплывающий перед глазами. Он шел и шел, почувствовав метров через пятнадцать, что туфли остались где-то в земле, а босые подошвы, которые носки совсем не защищали, полосуют острые ветки и камни.

Метров через десять вдруг почувствовал, что ему стало легче, хотя ноги продолжали проваливаться в землю. Затем внутрь, через спину, что-то проникло и щекотно зашевелилось, будто кто-то заполз в его легкие, в желудок, в мышцы, и мнет их пальцами.

– Это ты хулиганишь?! – хрипло спросил Петр у чужака. Но тот молчал, лежал на его спине словно камень. – Ты знаешь?.. – с трудом прохрипел Петр: – Если начнешь хамить, то я тебя сброшу. Мне без разницы… Это ты боишься умереть, а я нет.

– Стой! – неожиданно громко скомандовал чужак.

Петр остановился, почуяв, что чужие пальцы из его тела выскочили. Но туша демона на спине не стала тяжелее, наверное он привык к громадному весу. А может быть тот чем-то ему помогал?

– Ну что, идем дальше? – тяжело спросил Петр.

– Нет, – отверг предложение чужак: – Развернись и сделай упор в землю, я спрыгну.

– Можешь просто слезть, – пропыхтел Петр, но развернулся и выставил одну ногу немного вперед.

Все-таки он не ожидал такого сильного толчка. Демон его просто отбросил как боксерскую грушу метров на пять от того места, где он стоял. Быстро вскочив на ноги, Петр обернулся и увидел объятую сизым сиянием фигуру чужака в каком-то кроваво-красном огненном кольце, окружавшем площадку пяти метров в поперечнике.

– Зачем толкаться-то? – зло поинтересовался Петр, подходя к огненному кольцу.

– Не заходи внутрь! – с опаской произнес демон, проделывая внутри круга какие-то пассы руками.

– А что будет?

– Сгоришь!

– Ну и наплевать, – буркнул Петр, шагнув к кольцу: – Все равно завтра буду как новенький.

– Стой!!! – дико заорал демон: – Не заходи!!!

– А что ты так перепугался? – усмехнулся Петр, останавливаясь у самого пламени, бросавшего красные отблески на окружавшую поляну кусты.

– Ты сгоришь! Тело сгорит, – пояснил чужак уже более спокойным голосом, продолжая колдовать руками: – А твоя душа вопьется в меня.

– А может быть я не захочу.

– Тебе в круге больше некуда будет деваться, как спрятаться во мне.

– Ну и что? – снова усмехнулся Петр. – Немного поживу в тебе, до утра, а потом проснусь.

– Не проснешься. Это навечно, – демон перестал вертеть перед собой руками: – И меня ты развалишь на куски, уничтожишь.

Петр вспомнил, что ему говорил Александр в НИИ про пастырей, но промолчал, ожидая что скажет демон. И тот добавил:

– Я немного подправил тебя изнутри, Петр. Но когда это делал, узнал, что ты действительно не боишься смерти и уничтожишь меня. И что тебе не очень хочется покидать человеческое тело? Так?

– Допустим, – согласился Петр.

– Значит не лезь. Оставь все как есть. Поживи еще, – демон хмыкнул: – А мне пора. Сейчас ты узнаешь, что такое адское пламя.

И в тот же миг высоченная фигура чужака в центре круга засветилась нестерпимым голубым огнем, который обернулся вокруг него как простыня и превратился в быстро вращающийся смерч.

Петр это замети лишь за мгновение, пока не лопнули от жара его глаза, и долю секунды слышал грозный гул из круга. Огонь чудовищной силы содрал с него одежду, испарил кожу и с запылавших костей скелета, словно сильнейшим ураганом, стали сдуваться мышцы.

Он не видел продолжения, как это видит нормальный человек, но видел все это другим, странным зрением. Почти таким же, каким он видел глаза Душ «прикопанных» полковником убитых им людей, которые плавали между серым туманом и белым светом. Боли он почувствовать не успел: в доли секунды все его тело превратилось в пепел.

А огненный смерч посреди круга, обрамленного высоко поднявшимся красным пламенем, загудев в отдалении, словно эхо, взметнулся вверх и пропал. И в этот момент на Петра наплыл серый туман. Он дернулся и вскочил со своей кровати, отбросив одеяло. Рукой пощупал себя – все было на месте. Но вновь, как после кошмара, вся кожа была мокрой от пота.

– Вот скотина! – выругался Петр и едва поднялся на ноги, так он обессилил. Немного постоял у кровати и неуверенно сделал шаг, второй… Слабость постепенно отпускала и он медленно прошел на кухню. Автоматически поставил чайник. И тут вспомнил, что ему нужно еще раз убить Стрельцову, для большего страха перед смертью.

Вяло согнул правую руку в локте и понял, что для акции у него сейчас нет сил. И неожиданно застыл от изумления: ему отчетливо показалось, что он видит вещество из которого состоит его правая рука. И что интересно: половина руки, ладонь и запястье, состояла из атомов прилетевших к Солнцу в незапамятные времена с одной части Галактики, а выше запястья до локтя, с противоположной стороны Галактики. Петр не понимал как оценить свое видение: то ли ему это кажется, то ли из-за демона с ним что-то произошло.

Он провел левой ладонью по правой руке и открыл от удивления рот: левая рука собирала с правой какую-то черноту, плохую энергию и впитывая в себя, становилась все тяжелее и тяжелее. Петр резко мотнул левой ладонью и с кончиков пальцев брызнули черные капли, шлепнувшиеся на линолеум застилавший пол. Там где упали капли, пластик задымил с противным запахом. Петр схватил чайник и плеснул воду на темные пятна, источающие зловонье. Немного пошипев, все потухло, оставив на не очень чистом покрытии пола с десяток выжженных пятен размером с копеечную монету.

И тут Петр вспомнил, как чужак сказал: «Я тебе кое-что подправил внутри».

Что же он подправил внутри у него?

– Вот скотина! – еще раз, но без злости произнес Петр и снял закипевший чайник с плиты.

Он раскачался где-то к семи часам. Оделся и, преодолевая иногда накатывающую слабость, поехал к вокзалам, на всякий случай, рассчитывая найти там Стаса. Остановился у незавершенной стройки и решил посмотреть в колодец, хотя было около восьми часов. Каково же было его удивление, когда на бетонных плитах он увидел, обрадовавшегося его появлению, бродягу.

– Я думал вы не придете, – подбежал к нему Стас.

– Помоги, – попросил Петр, почуяв, что на него накатила очередная волна слабости.

Стас осторожно поднырнул под левую руку Петра и, сразу посерьезнев, повел его к плитам, на которых сидел. Усевшись на какую-то рваную фуфайку, Петр ощутил, что слабость проходит, а вот левая рука потяжелела. Он тряхнул ладонью и на землю с шипением шлепнулись черные капли, над которыми заклубился темный, вонючий, дымок. Вздохнув, он поискал глазами Стаса и обнаружил странную картину: бродяга стоял немного позади него, с каким-то отрешенным видом, а из его глаз катились крупные слезы.

– Ты что, мужик?! – удивился Петр.

Стас промычал что-то непонятное и согнувшись, уткнулся в руки, а затем повалился на бок, на кучу щебня и Петр расслышал, что парень рыдает. Он поднялся с бетонных плит и подойдя к чудному бродяге, присел около него.

– Что случилось? – негромко спросил Петр.

Стас никак не мог успокоиться, но рыдал уже беззвучно, лишь крупно вздрагивал всем телом. Петр вздохнул и неожиданно для себя сел рядом с ним на щебень и стал поглаживать левой рукой. Через некоторое время он почувствовал, что левая ладонь вновь отяжелела, но не так сильно, как первый раз. Парень не переставал всхлипывать и дергаться.

Петр стряхнул черные капли с пальцев и с удивлением взглянул на руку. В голове у него стало немного проясняться. Он снова погладил Стаса по спине левой ладонью и собрал совсем немного, черноты, которую тут же стряхнул на землю. Внутри у Петра зашевелилось какое-то неизведанное им раньше сочувствие к плачущему человеку. И он даже знал, что последует после того, как прекратятся слезы.

Прошло с полчаса. Стас, шмыгая носом уселся, и вытирая рукавом глаза и щеки, буркнул:

– Извините, ради Бога… Я не знаю что со мной. Вдруг стало так стыдно и неприятно за то, что делал в прошлом гадости людям, родным, знакомым… Голову человеку отрубил, негодяй! – и он с силой ударил себя кулаком в висок: – И сейчас мне плохо от этого. Разревелся как слюнтяй.

– Ты молодец, Стас, – неожиданно охрипшим голосом произнес Петр и порывисто вздохнул, скривил губы в некрасивой улыбке: – Ты не такой, как я. Вот я подлец, наверное.

Стас с удивлением посмотрел на Петра, но промолчал.

– Ладно! – хлопнул ладонью по своему колену Петр: – Оставим это между нами. Расскажи, что ты видел на Синичкиной улице? Китайца не приметил?

– Нет, – отрицательно мотнул головой Стас. – Входило и выходило много людей, но похожего на китайца среди них не было. Я там просидел до самого отключения. Проснулся в колодце, – сообщил Стас и прерывисто вздохнул.

Петр понимающе кивнул головой, вытащив из кармана деньги, протянул Стасу:

– Сегодня опять понаблюдай, – он немного помедлил и медленно добавил: – Вечером, часов в десять, я подъеду к тебе на машине. Во-он на том «Жигуле», – Петр показал пальцем на забор слева, где сквозь широкие щели был виден канареечный окрас его машины. – Поедем мы с тобой в одно место.

Стас смущаясь взял деньги и застенчиво спросил:

– А я вас не сильно разоряю?

– Нет, – усмехнулся Петр. – Утром все восстанавливается. Ведь я как и ты застрял в одном дне. Я-то понятно за что – а вот ты за что, не понимаю?

– За грехи, – тихо произнес Стас.

Петр покивал головой, но ничего не добавив, поднялся со щебенки:

– А сейчас пойдем со мной, нужно кое-кому позвонить.

Стас с готовностью вскочил на ноги и пошел за Петром к машине.

Петр подрулил на площадку у трех вокзалов и купил в киоске карточку для телефона-автомата. Поманил Стаса из машины. Но тот отрицательно мотнул головой, не желая выходить из машины.

– В чем дело? – нахмурившись поинтересовался Петр, наклонившись к полуоткрытому окну.

– Мне неудобно в этом вонючем рванье… – отворачиваясь в сторону, пробормотал Стас: – Люди кругом, а я как…

Петра это немного удивило, но он не стал настаивать. Они уехали подальше от вокзалов, в переулок и нашли у какого-то учреждения три висящих на стене телефона. Здесь было безлюдно. У одного была оторвана трубка, но два работали. Петр набросал текст на найденном им в бардачке листочке бумаги вместе с карандашом, и поманил за собой Стаса пальцем, выбираясь из машины.

Протянув листок Стасу для ознакомления, Петр заметил, что телефоны работают от жетонов. Их у него осталось три штуки, еще с того звонка к Сергею Ивановичу. Он набрал по памяти номер коттеджа.

– Будешь говорить ты, – сказал он Стасу, и увидев, что тот еще изучает текст, поинтересовался: – Непонятно?

– Понятно, – тихо произнес парень, отрешенно посмотрел в сторону и негромко добавил: – Я знаю кому вы звоните – она стерва!

– Вот и отлично, – кивнул головой Петр и протянул трубку Стасу, услышав, как после длинной очереди позывных, трубку все-таки сняли.

– Если будешь дурить и дальше. то придется тебе подыхать каждый день! – неожиданным пропойным хриплым басом произнес фразу Стас и отдал трубку Петру.

– Не ожидал! – удивился Петр: – Совсем не ожидал! Ну и голос?..

– Я после ломки голоса обнаружил, что могу подражать почти любому человеку, – смущаясь признался Стас, и спросил: – Это ведь вы ей звонили?

– Ей! – подтвердил Петр.

– Вот мымра! – неприязненно сказал Стас и сплюнул.

– Такая же, как мы, – вздохнул Петр: – Но заблудилась немного, – и поманив за собой резко изменившегося парня, после снятия с него черноты, уселся в машину.

Отъезжая от телефонов, Петр сказал:

– Ты сейчас и в магазин постесняешься зайти.

Стас промолчал. Он уткнулся в окно на заднем сиденье, где вчера вечером продавливал сиденье демон, наградивший Петра необычным даром вытягивать из людей душевную грязь.

Остановившись около рано открывшегося магазинчика одежды, Петр почувствовал на плече руку Стаса, тот протягивал ему деньги.

– Оставь их себе, – сказал Петр и поинтересовался, какой размер у одежды и обуви у парня. Тот сказал и неловко ежась, спросил:

– А можно я эти деньги нищим отдам?

– Да они все богаче нас! – удивился Петр: – Я слышал, что работают эти нищие кооперативно или на дядю, – он уже выбрался из машины и нагнувшись к окошку, посмотрел на Стаса.

– Не все! – уверенно сказал парень. – Я знаю, кто действительно нуждается.

Петр немного подумал и, согласно кивнув головой, пошел в магазин.

Пока они ехали к Синичкиной улице, Стас вертясь в тесном пространстве, переоделся.

– Задание то же, – пояснил Петр, высаживая парня: – Главное, увидеть китайца. Но к нему не подходить. А вечером жди меня.

– Понял! – кивнул головой парень в приличной одежде, совсем не похожий на бродягу.

Оставив его, Петр медленно поехал по проспекту, прикидывая, куда сначала поехать: в НИИ, к Александру, или на то место, где вчера сгорел сам, и исчез в дъявольском огне демон? Неожиданно он обнаружил, что внутри него вроде бы рассуждают два голоса: уж не вернулся ли Павел Васильевич? Петру никак не хотелось, особенно сейчас, с ним спорить, да и вообще – общаться. Что-то было в этом нехорошее, действительно от шизофрении. Однако новые голоса были иными: один предлагал ехать в НИИ, другой в лес.

Петр остановил машину у обочины и бездумно глядя на спешащих по своим делам людей, стал ждать. Но ничего не происходило. Голоса появлялись лишь тогда, когда он начинал думать и колебаться. Петр опять стал решать: куда ехать. И тут, над буридановыми противоречиями возник третий голос, который из страшной дали, будто с края вселенной сказал: «Решай сам». Петр усмехнулся и решил сначала съездить за город, к ведьминому кольцу, а потом в НИИ, к Терехову, и плавно отвалил от обочины, влившись в плотный поток спешащих куда-то машин. И куда они торопятся? Все равно завтра с того же места будут начинать.

Он думал, что не найдет отвилку с Дмитровского шоссе, однако поворот был. Свернув направо, Петр аккуратно объехал знакомые ему ветки свалившегося дерева, уже не удивляясь, что от долгоиграющего вчерашнего дождя ничего не осталось. Его просто еще не было. И следов от «Жигуля» не было. Уперевшись в конец дороги бампером, Петр выбрался на волю и пошел по рыхлой земле, огибая начавшие редеть деревья. Перед ним открылась поляна с футбольное поле, посреди которой темнело круглое, поблескивающее пятно.

Как ни странно, а следы остались, хотя этого не должно было быть. Выжженная до пепла трава окольцовывала спекшейся круг, где земля расплавилась и остыла, превратившись то ли в шлак, то ли в стекло. Петр хотел шагнуть внутрь круга, но едва прикоснулся правой рукой, собранной из атомов прилетевших с разных концов Галактики, к невидимой границе, проходящей над кругом, как почувствовал нестерпимую боль и жар. Он отскочил назад и, стиснув зубы, отбежал подальше от ведьминого кольца, размахивая продолжавшей гореть и болеть рукой. Наткнулся на ствол подпаленной березки, толщиной с человеческое бедро и с силой ударил по ней больным кулаком.

Такого даже он от себя не ожидал: больная рука прошла сквозь ствол, хрустко переломав его. Береза была высокая поэтому падала медленно, прямо на Петра. Он не стал уходить из-под обрушивающегося дерева, опять резко махнул правой, переломив еще раз ствол. Обломки дерева упали слева и справа от него, немного чиркнув по куртке острыми ощепами. И только сейчас Петр заметил, что рука перестала болеть и гореть огнем. Он поднял ее к глазам и повертел обыкновенную ладонь перед носом: вроде все было как обычно.

– Николай! – неожиданно донесся женский голос слева: – Это ты дурачишься?

– Нет! – откликнулся мужской голос справа.

Петр быстро посмотрел налево и направо и увидел молодую женщину с корзинкой, присевшей у семейки осенних опят метрах в тридцати от него, а справа, на таком же расстоянии от Петра, в сторону женщины неторопливо направлялся мужчина, очевидно муж, тоже с корзинкой на сгибе руки. Он шевырял тонкой жердиной опавшие листья, внимательно высматривая грибы.

Петр приготовился заговорить с ними, решив притвориться уставшим от городской суеты человеком, просто гуляющим в лесу. Но ни мужчина, ни женщина будто не видели его, хотя поднимали головы и оглядывались. Петр ясно видел, что они находились на плоской поляне и их разделяло пятьдесят-шестьдесят метров, а между ними стоял он, но, как ему показалось, они не видели не только его, но и друг друга.

– Николай! – снова крикнула женщина, поднимаясь с корточек: – Ты где?!

– Да здесь я! – откликнулся мужчина.

И они пошли навстречу друг другу, но не через поляну, на которой столбом застыл Петр, а огибая ее по дуге. И только когда между ними осталось не более десяти метров, грибники встретились взглядами. А его они продолжали игнорировать. Все это Петр видел отчетливо и почти не удивлялся происходящему.

– Может быть медведь? – с опаской спросила женщина, обогнув поляну она подошла к мужу.

– Вряд ли, – меланхолично ответил Николай: – Они где-то в глуши: дорога рядом.

– А ведь были случаи… – настороженно продолжала гнуть свое женщина: – Слышал же: как хрястнуло что-то? – и заглянув в корзинку мужа, усмехнулась: – Плохой из тебя грибник…

Николай медленно наклонился, поставил корзинку на землю и внезапно быстро обнял женщину, впившись губами в ее губы. Она не вырывалась, прижимаясь к нему, лишь держа на отлете свою плетенку, чтобы не помять. Николай, придерживая ее, повалил на землю в небольшую лощинку, но Петр их видел. Распахнув ее куртку, Николай стал азартно снимать с нее джинсы и ярко-красные трусы, оголяя белые бедра.

– Увидит кто! – приглушенно сказала женщина, но не сопротивлялась, помогала Николаю раздевать себя.

Петр был ошарашен увиденным. Ему стало до неприличия неудобно и он резко отвернулся и, мягко ступая, пошел к ведьминому кольцу, слыша за спиной стоны женщины и мычание мужчины. Почти за тридцать лет ликвидаторства, он забыл, что на земле существуют такие взаимоотношения между мужчиной и женщиной. Ему почему-то стало чудовищно стыдно, но не за вскрикивающую женщину и сверкающего ягодицами мужчину, Петр разок оглянулся, а за себя. Лицо Петра пылало, а внутри что-то дергалось и дергалось, и никак не обрывалось.

Он быстро обежал выжженный круг и бросился в противоположную сторону от грибников. Кое-как проломился сквозь редкие деревья и цепкие кусты, делая большой круг, заворачивая к машине. Через час он вышел к «Жигулю», уже посмеиваясь над собой: струсил? Боишься нормальных человеческих отношений? Даже видеть их боишься?.. Тут Петр обругал сам себя, подумав, что это не этично: подсматривать, хотя раньше считал слежку одним из лучших видов работы.

Подсмеиваясь над собой, Петр заметил, что губы растягивает смущенная улыбка. Усевшись на водительское место, он завел двигатель и стал задним ходом выезжать к асфальту. И только нашел место, где можно было развернуться, как с поваленного дерева поднялись те самые мужчина и женщина с корзинками, и проголосовали, просительно глядя на него.

Петра окатило будто кипятком, но он взял себя в руки, и повернувшись назад, выщелкнул стопоры замков задних дверей.

– Вот спасибо! Вот спасибо! – бойко затараторила женщина: – А то мы с Колей на автобусе приехали… А до остановки топать и топать.

Мужчина уселся молча. Вид у него был немного усталый, это Петр заметил в зеркало заднего вида. Мужчина привалился к двери и закрыв глаза приготовился дремать. Женщина погладила его по руке и боком прильнула к нему. Лицо у нее было счастливое. И Петр впервые в жизни страшно позавидовал этим молодым людям, не знающим, что такое убийство, безжалостное убийство представителей своего вида. Только сейчас на него нахлынула волна ужаса, который испытали очень многие люди, встретившиеся с ним последний раз в их жизни.

Петр притормозил и тяжело вздохнул: перед глазами поплыл серый туман.

– Вам плохо? – испугалась женщина, глядя сбоку на посеревшее лицо водителя.

– Да нет, – выдохнул Петр и упрямо мотнул головой: – Просто недоспал, – и включив скорость, выехал из леса на Дмитровское шоссе, свернув в сторону города.

– Вы нас у остановки высадите! – попросила женщина.

– Могу довести до города, – уже спокойно ответил Петр.

– Мы вам очень были бы благодарны, – улыбнулась женщина в зеркале заднего вида.

 

Глава тринадцатая

Подъехав к НИИ, Петр посидел в машине, чувствуя, что он еще немного не в себе, после увиденного им в лесу. Автоматически позвонил Терехову и пошел за ним в лифт. Это заметил Александр, спросивший без любопытства:

– Что-то случилось?

– Все нормально, – ответил Петр, заставив себя вернуться в действительность, обострив внимание на проблемах, которые нужно было решить в компьютерном кабинете. Но далекий третий голос нашептывал, что нельзя быть машиной: ведь ты человек.

Терехов заварил свой фирменный чай и усадив Петра на стул, напротив себя, приготовился слушать. Петр кратко рассказал, как доставил демона на странную поляну и тот сжег его своим пламенем, исчезнув, может быть, в преисподней.

– А чем же поляна странна? – подозрительно спросил Александр, почувствовав, что Петр что-то недоговаривает.

Помявшись, Петр сказал, что сегодня был там, вокруг ходили грибники, и его не видела.

– Они и друг друга через поляну не видят: обходят ее по дуге, – окончил Петр свой рассказ, отводя глаза в сторону.

Александр внимательно его выслушал, но терзать вопросами не стал. Немного подумав, профессор подошел к одному из компьютеров, с голубым экраном монитора и стал бегло нажимать на клавиши. На экране, быстро менялось изображение, замелькали разноцветные картинки, в основном коричневых тонов.

– Подойди сюда, – попросил Александр Петра, кивая головой на монитор.

Петр подошел и понял, что перед ним крупномасштабная карта.

– Наша область, – пояснил Александр: – Ты можешь хоть примерно показать где эта поляна.

Петр ткнулся в северную, верхнюю часть и упер палец в стекло на Дмитровском шоссе.

– Понятно, – пробормотал Александр и поколдовав над клавишами, сдвинул и приблизил съезд с окружной дороги в сторону Дмитрова.

– Вот здесь, – снова показал Петр: – Немного правее… Можно?

Карта поплыла влево и еще приблизилась.

– Вот она поляна! – обрадовался Петр. – Вот дорога к ней… Вернее, обрывается около нее.

– Угу! – кивнул головой Александр и принялся снова стучать по клавишам. Через некоторое время он сказал:

– К аномальным этот район не относится: уфологи там не нашли ничего интересного.

– Кто такие? – поинтересовался Петр.

– Гоняются за НЛО. Вернее, за местами их предполагаемых посадок.

– За летающими тарелками, что ли?! – удивился Петр.

Александр молча кивнул головой.

– Люди с ума посходили, – пробурчал Петр, рассматривая изменяющуюся каждую секунду карту на мониторе.

Александр подтвердил вывод Петра очередным кивком головы.

– Стоп! – вдруг стукнул профессор себя по лбу: – А не дурак ли я?! – и остервенело накинулся на клавиатуру. На мониторе замелькали картинки, рисунки. – Нет, так не пойдет! – решительно сказал Александр и вскочив с вертящегося стула, подбежал к застекленному шкафу. Он принес блестящий переливающийся цветами радуги диск и вставил его в выползшую из процессора подставку:

– Посмотрим исторические хроники, – пояснил Терехов Петру: – А вдруг!.. Минут через пять профессор еще раз сильно хлопнул себя, но уже по коленке и ткнул пальцем в экран с какими-то каракулями:

– Смотри! Точно! Тысячу лет назад в этом самом месте у россов было капище, стоял идол, где они молились духам. Как все складывается-то! – удивился он и снова завертел картинки на мониторе, остановившись на реконструкции, как прочитал наверху экрана Петр.

– А за пятьсот лет до этого, до капища, – пояснил Александр, – За полторы тысячи лет до нас, в том месте хоронили волхвов, ведьм, магов и колдунов. Тебе не кажется это странным? – он внимательно взглянул на Петра.

– Нет, – отрицательно мотнул головой Петр: – Все нормально, как в самом обычном дурдоме.

Александр хмыкнул, дернув уголками губ, и осторожно спросил:

– Ты меня как-нибудь свозишь туда, покажешь?..

– Хорошо, – согласился Петр, – но не сегодня. А ты меня за это научи нажимать на клавиши и поясни, что это такое? – Петр показал глазами на компьютер.

– Да ради Бога!.. – обрадовался Александр и усадил Петра на вертящееся кресло: – Смотри: вот это «Enter», считай основная клавиша, которая может все угробить или все запустить…

Петр просидел в лаборатории до самого вечера и спохватился в половине девятого, вспомнив про Стаса. Он распрощался с Александром, удивляясь: до чего же много знает этот человек, и плюнув на свои прежние традиции, спустился вниз на лифте. Он договорился с Александром встречаться каждый день в десять часов утра, для обучения Петра работе на компьютере.

Примерно в десять вечера Петр припарковал «Жигули» напротив тринадцатого дома на Синичкиной улице и хотел выбраться из машины, как сбоку подошел Стас.

– Сегодня опять никого, – сообщил наблюдатель.

– Садись, – сказал Петр, хлопнув ладонью по сиденью радом с собой. Стас послушно залез в машину.

Они спустились в подвал вдвоем. На Стаса почти не обратили внимания: лишь висельник, вновь сидевший у стены в общем зале, стрельнул глазами на вошедших и на свои часы, карауля очередную секунду. Поп уже отпил из первой бутылки половину. Чело его было хмурым и недовольным. Петр понимал, что это недовольство обращено к нему, но игнорировал насупленного священнослужителя, молча уселся за соседний столик, который вчера делил с демоном. Стас во все глаза рассматривал людей, слушающих очередную лекцию Александра. Петр показал Стасу глазами на соседний стул. Тот покорно подчинился.

– Плохо очищена, – усмехнулся Петр, посмотрев на бутылки попа и протянув левую руку, щелкнул пальцем по стеклу одной и второй бутылки. В водке что-то произошло и на дно бутылок медленно стал осаживаться белый порошок. Священник с интересом и некоторым страхом наблюдал за тем, что происходит с его напитком. Когда весь порошок осел, Петр негромко сказал:

– Вот теперь можно пить – высший сорт. Не взбаламуть, батюшка, не поднимай со дна осадок.

Поп долго смотрел на водку, пытаясь сообразить, что сделать: попробовать или обругать Петра. Но решил, что семи смертям не бывать, а одной не миновать, налил себе свою меру и осторожно влил в рот, обрамленный давно не стриженными сивыми усами и седой бородой. Посмаковав, священник утвердительно качнул головой:

– Хоть в этом какая-то польза от дьявола, – буркнул он.

– От того, или от меня? – усмехнулся Петр.

– А – а-а!.. – раздраженно махнул рукой поп: – Все вы одного семени!

Петр молча усмехнулся и посмотрев на Стаса, пояснил:

– Можешь сюда приходить каждый день, но не раньше восьми вечера. Здесь все наши, такие же как и мы с тобой: грешники. Наблюдение можно отменить. Очевидно китаец не появится. И чем теперь тебя занять, я не знаю, – он приподнял и опустил плечи, показывая этим, что работы больше нет.

– Я найду себе занятие, – горячо зашептал Стас и, не утерпев, пояснил: – Буду ездить к одной старушке в пригороде. Она для меня много кое-что сделала хорошего. Буду ей копать огород.

Петр немного подумал и удивленно сказал:

– Занятие-то бессмысленное: сегодня перекопаешь, а завтра работы как не бывало!

– Может быть и бессмысленное, – согласился Стас: – Но для меня эта работа многое значит.

– Смотри сам, – неопределенно кивнул головой Петр и поинтересовался: – Деньги тебе нужны?

– Нет. Я на электричке три остановки запросто проезжаю без ничего. Петр вздохнул и согласно опустил голову. В этот момент к ним за столик, на третий стул, подсел щуплый мужчина из слушателей и горящими глазами посмотрел на Петра:

– Давно хотел с вами поговорить, – полушепотом сказал он.

– На тему?.. – спросил Петр, поднимая глаза.

– О своих сюжетах, – быстро произнес мужчина и торопливо стал объяснять: – Я просто заметил, что вы очень решительный и умный человек. Хотел бы знать ваше мнение.

– Что за сюжеты? – удивился Петр.

– Литературные, – кратко сказал мужчина. – Я не могу писать большие формы, лишь рассказы. А эти сценарии требуют размеров повести или романа.

– При чем же здесь я? – вновь удивился Петр: – Я не писатель, и даже не читатель.

Мужчина затаенно улыбнулся, поняв, что Петр намекает на анекдот с чукчей.

– И писать сейчас… – Петр покрутил в воздухе растопыренными пальцами: – Бессмысленно.

– А потом? – упрямо задал вопрос мужчина.

– Вы думаете, что у нас будет потом? – задумчиво проговорил Петр.

– У всех будет, – блестя глазами прошептал мужчина: – Только никто не знает, когда. Вот милиционер исчез. Демон… Очевидно тоже, – стал он перечислять: – А раньше, на моей памяти, исчезло человек тридцать.

– Впечатляет, – удивлено заметил Петр.

– Ну как: послушаете сюжеты?

– Рассказывайте, если вам от этого легче, – согласился Петр, почувствовав, что мужчина не отцепится.

Мужчина вдохновился, глаза его фанатично заблестели и он начал:

– Жили были парень с девушкой. Они встретились и влюбились, почти с первого взгляда. Женились. Отыграли свадьбу. Прожили с год. И тут между ними стали возникать разногласия: жена вдруг обнаружила, что ее суженый человек недалекий и мало чем интересуется. Она интеллектуально развита, а вот он!..

Ну, в общем начались скандалы и окончились они разводом. Жена нашла себе более достойную пару. Муж понял, что он менее развит интеллектуально, чем жена, и очень был оскорблен этим. Но что поделаешь – жизнь, есть жизнь.

Прошло лет двадцать, – писатель нервно дернул левой щекой, – которые можно заполнить разной атрибутикой и для бывшей жены, и для бывшего мужа. Вот этот парень, бывший муж, много путешествовал, много читал, изучал жизнь. Но как обычно, изменения в самом себе почти никто никогда не видит.

И вот однажды, случайно, они встречаются на улице города. Узнают друг друга и присаживаются на скамеечку, можно в каком-нибудь парке…

– На Чистых прудах, например, – усмехнулся Петр, уже подозревая, что будет дальше.

– Можно и на Чистых прудах, – легко согласился писатель. – И вот они повспоминали прошлое и начали говорить о том, о сем, и в процессе разговора вдруг выясняется, что бывшая жена очень даже посредственная, так определил ее бывший муж. Да и она, слушая его, проняла, что бывший муж, а сейчас солидный мужчина, очень привлекателен и умен. Она потянулась к нему, душевно, разумеется, а он наоборот, стал отстраняться. Ему, на жизненном пути встречались и более умные и красивые женщины, чем его бывшая жена.

Так они и разошлись, во второй раз, но уже с другими впечатлениями друг о друге.

– Как сюжет? – поинтересовался автор.

– Банальный, – вздохнув ответил Петр.

– А мне понравился, – почти восторженно сказал Стас и Петр только сейчас заметил, что недавний бродяга очень молод, и попав к своим, сияет круглым, немного щекастым, простодушным лицом.

Автор благодарно кивнул Стасу и повернувшись к Петру, сказал:

– Тогда извольте другой сюжет, если я вас не затрудняю.

– Говорите, говорите, – успокоил писателя Петр: – Что-то все же в вашем сюжете есть, – он щелкнул пальцами в воздухе: – Но я не писатель и не могу точно сказать, что.

Мужчина кивнул головой и продолжил:

– Жили были два друга, два соперника. Они одновременно дружили и соревновались друг с другом. Окончили школу, поступили в институт и первая их размолвка произошла при написании экзаменационной работы. Если один из них все время что-то придумывал, то другой это тут же опровергал.

Так получилось и с экзаменационной работой написанной одним из них – другой тут же ее опроверг. Хотя написавший эту работу сделал в науке что-то новое, совершенно неизвестное и нужное. Но второй опроверг все новое. Однако обе работы засчитали как отличные и они оба получили дипломы.

В общем, ситуация старая, и напоминает взаимоотношения Моцарта и Сальери, но в современном варианте, – признался автор: – Однако в этом сюжете есть и неожиданности.

Всю совою жизнь, которую тоже можно заполнить различными атрибутами, первый, рождающий новое, получал удар от своего бывшего друга, тут же писавшего опровержение. И с годами они оба стали знаменитые и заслуженные. Может быть даже академиками. Но один открывал новое, а второй опровергал его нововведения.

И вот наступила старость, один из них умирает. Я никак не могу остановиться ни на одном из них: не знаю кого отправить в мир иной, – признался автор: – Они мне оба симпатичны. Советовался со своим внутренним голосом, но тот каждый раз дает разноречивые ответы.

Допустим умирает первооткрыватель, тогда его бывший друг оказывается в незавидной ситуации: он неожиданно понимает, что лишь работы его соперника давали ему желание жить и действовать. А со смертью бывшего друга, все исчезло, потеряло смысл. Не с кем было больше соревноваться. И он тоже в конце концов умирает от своих душевных мучений.

Однако если умирает опровергатель, то тот, что открывал новое, тоже вдруг понимает, что он и копал-то только потому, что хотел досадить, а вернее, утереть нос или показать своему сопернику: смотри, мол, на что я способен! И ему перестало приходить новое. И он от душевных страстей умирает, вслед за своим бывшим другом.

– Ну, как этот сюжет? – блестя глазами спросил автор, пристально глядя на Петра.

– Занимательно, – признался Петр: – И довольно ново.

– Мне очень понравилось, – возбужденно признался Стас.

Но писатель на Стаса почти не обращал внимания. Ему почему-то хотелось знать мнение Петра.

– А скажите на милость? – поинтересовался автор у Петра: – У вас есть внутренний голос, который что-то вам советует?

Петр немного помолчал, тяжело вздохнул и тихо ответил:

– Даже три.

– Как так?! – от неожиданности глаза писателя раскрылись раза в два больше, чем надо.

– А вот так, – устало произнес Петр: – Три внутренних голоса, и каждый что-нибудь советует.

– И как?.. Как вы поступаете? – с большим удивлением спросил автор.

– Выслушиваю их советы и действую так, как сам этого желаю, – неторопливо пояснил Петр: – Они для того и нужны голоса, чтобы ориентироваться в выборе варианта.

Мужчина растерянно покивал головой и с надеждой посмотрел на Стаса:

– А у вас?.. У вас есть внутренний голос?

Стас выпятил нижнюю губу, сморщил лоб и отрицательно помотал головой:

– С какой стати! Что я, совсем что ли того?.. – Но опомнившись, виновато взглянул на Петра, и добавил: – А может быть и есть, но он мне не нужен.

Петр усмехнулся, но ничего не сказал, продолжая сидеть неподвижно с улыбкой на губах.

– А как же вы принимаете решения? – поинтересовался писатель.

– Принимаю, и все! – непонимающе пожал плечами Стас. – А что их принимать: живу, куда кривая выведет.

– Понятно, – задумчиво промычал писатель, уткнувшись глазами в свои руки, лежащие на столе. Посидев с минуту в молчании, он жалобно спросил у Петра: – А третий?.. Не хотите послушать третий сюжет?

– Отчего же! – согласился Петр, и мельком взглянул на расстроенного автора: – Говорите…

– Третий несколько сложнее предыдущих и занимательнее, – начал он. – Представьте себе, живут два парня: один в Соединенных Штатах, другой в бывшем СССР. И вот они оказываются в поле внимания разведок: парень в США, например, Джон, попал в разработку КГБ, а русский – Иван, в разработку ЦРУ. Они становятся агентами: Джон от СССР, Иван от США. Но живут каждый в своей стране.

Проходит много лет и при помощи разведок и своих способностей оба выдвигаются на верховные посты в правительстве своей страны. А через некоторое время Джона выбирают президентом США, а Ивана – президентом России, после распада СССР.

И тут возникает щекотливая и непонятная ситуация, – торжественно сообщил автор: – Я в ней до сих пор не могу разобраться. Ведь президенту разведка докладывает все, в том числе и то, что руководитель противостоящей страны является их агентом. Они оба знают, что являются агентами другой страны, и оба являются президентами. Об этом же знает очень узкий круг лиц в разведках обоих стран. Я не могу понять: какими будут их взаимоотношения при встречах? – писатель вопросительно посмотрел на Петра.

– Да, – согласился Петр: – Заковыристо.

– Без бутылки не разберешься, – вставил свою фразу Стас.

Но автор не обратил на него никакого внимания. Он смотрел на Петра.

– Я не писатель, – неторопливо произнес Петр: – Поэтому не могу сказать, что делать с этими сюжетами. Подарите их кому-нибудь. Я где-то читал об этом…

– Пушкин подарил сюжет «Мертвых душ» Гоголю, – быстро произнес автор.

– Да-да, – кивнул головой Петр. – Припоминаю…

– Ну а как вообще? – напряженно поинтересовался писатель.

– Очень неплохо, – подвел черту Петр и встал, потягиваясь.

В этот момент висельник пошел в свою клетушку и зашуршал одеждой, захрипел, задрыгал ногами. Стас испуганно посмотрел на разминающего мышцы Петра, на писателя, на слушателей, внимавших лектору, на попа. Но никто не отреагировал на страшные звуки из клетушки.

Писатель неприязненно дернул верхней губой и бросил:

– Он каждый день вешается: ищет ту секунду, которая отправит его на тот свет.

Стас непонятно покрутил головой, потрогал свою шею и прерывисто вздохнул.

А Петр, подойдя к бетонной стене, сам не понимая, что делает, слегка стукнул кулаком по бетону. Раздался слабенький гул. Он стукнул сильнее, породив более громкий звук. Но боли не почувствовал, будто его правая рука была из железа или из того же бетона. Тогда Петр со всей силы врубил по стене и провалил ее сантиметров на десять. Грохнуло довольно прилично. А бетонная перегородка пошла трещинами, с нее посыпались осколки и пыль. Немного поколебавшись, бетонная плита с шумом осела, открыв темный зев в соседний подвал, перечеркнутый арматурными прутьями.

И только сейчас Петр заметил, что в подвале воцарилась полная тишина. Александр прекратил читать лекцию. Все взгляды были устремлены на него. Он неопределенно дернул плечами и будто оправдываясь, сказал:

– Подарочек от чужака, – медленно прошел к своему стулу, под молчаливым сопровождением десятков глаз и уселся: – И зачем мне сейчас этот подарок? – Будто сам у себя спросил Петр и уткнулся лицом в лежащие на столе руки: его время приближалось. Он скоро должен был отключится.

Обитатели подвала молча вернулись к своим делам. А поп запоздало перекрестился и промямлил:

– Чур меня!.. Чур!..

Петр стал каждый день с утра как на работу ходить в НИИ и осваивал компьютер. В полдень они бежали с Александром в дальний конец длинного коридора в столовую, быстро обедали и вновь возвращались в лабораторию. Петр понимал, что Александр спешит, хочет успеть сделать как можно больше, прежде чем без предупреждения окажется в нормальном времени. Но не понимал другого, для чего эти наработки нужны, поэтому напрямую поговорил с Тереховым.

– Ну что ты гонишь, как на стометровке? Все равно твое новое мировоззрение и новый подход к возникновению и развитию вселенной никому не нужен.

– Они понадобятся позже! – азартно говорил Александр: – Может быть когда меня уже не будет.

– Да ладно тебе! – не верил Петр: – Я долгое время провел в библиотеках, прочитал множество книг и журналов и знаешь сколько там видел новых подходов к другому пониманию структуры вселенной? И ни одно предложение не было использовано: специально прослеживал это, по более поздним изданиям. Все академики и профессора заняты сиюминутными проблемами, желают лишь выпятиться и подскочить выше соседа, а на новое им наплевать!

– Я знаю! – зло огрызался Александр: – Но это не для них, а для тех, кто придет вместо них.

– Точно такие же паразиты лезущие по костям товарищей наверх.

– Ты не прав! Ты пессимист.

– Возможно, – соглашался Петр: – Но знаешь, как точно подмечено людьми, что нынче оптимисты изучают английский язык, а пессимисты конструкцию автомата Калашникова. Я отношусь ко вторым. Думаю, что мир катят в бездну. Он не катится, а его катят те, кто залез на гору костей собратьев и кричит оттуда о гуманизме, о всеобщем мире и благоденствии. И все эти блага они получат, когда пойдут за ним.

– Перестань меня расстраивать, – попросил Александр: – Я и так выпадаю из графика и не составил сегодня положенные двадцать килобайт программы.

Петр замолчал, балуясь с детской игрой «Тетрис», где нужно было складывать по горизонтали различной формы фигурки, а не убивать из лазеров встречных и поперечных. Он знал какую программу составляет Александр, каждый день по двадцать килобайт, или почти по десять листов текста.

Эта программа на несколько мегабайт должна была просчитать основные параметры возникновения и развития нашей вселенной с новым началом, минуя сингулярность, или Большой взрыв сверхсжатой материи из мизерной точки. Запись программы не сохранялась и поэтому Александр начинал день с восстановления набранного раньше и прибавкой сегодняшнего. При этом он все запоминал, повторяя и повторяя все с начала, думая, что запомнит всю программу к тому моменту, когда выскочит из временной петли.

Терехов хотел опровергнуть общепринятую парадигму возникновения нашего мира. И не просто высосанными из пальца идеями, а при помощи уже имеющихся проверенных и доказанных фактов, которые он рассматривал совершенно с иной точки зрения, нежели это делают ученые.

«Бог ему в помощь, – думал Петр, укладывая на экране дисплея неудобный крест в заранее подготовленную лунку. – Ничего у него не получится. Зря только силы тратит».

Вечером они ехали в подвал, где Александр закреплял наработанное днем, читая лекции, а Петр сидел за столом со Стасом и вполуха слушал оратора. Иногда к ним подсаживался писатель и рассказывал новый сюжет. Петр радовался за него: с каждым разом сценарии становились все круче и заумнее, что нравилось читателям. Но даже если бы автор начал писать сейчас и мог продолжать свое творчество тысячи лет, с условием, что все вчерашние рукописи были бы целыми, не исчезали бы, то все равно ему не успеть переложить на бумагу и десятой доли того, что он наговорил за столом в подвале.

Стас был доволен своим положением: он каждый день мотался к бабке и копал ей огород. Вот уже третий месяц один и тот же огород. И был рад этому. Петр его понимал: человек отрабатывал свои грехи тем способом, которым умел. Стас с гордостью показывал в первые дни кровавые мозоли на руках, от лопаты. Потом как-то повзрослел, даже возмужал, стал степенным и спокойным. Петр ему где-то завидовал, но не до такой меры, чтобы отказаться от своей жизни, от своих грехов.

Но однажды утром ему вдруг захотелось узнать: как живет полковник милиции Виктор? Неужели у него все наладилось и он живет как нормальный человек.

В дежурной части двадцать второго отделения милиции Юго-Запада Петру сказали, что полковник Востряков на выезде, будет к обеду. Петр решил ждать, хоть до вечера. Дежурный, старший лейтенант милиции, и помощник, сержант, косо посматривали на него из-за остекленного ограждения, но ничего не говорили. Днем дел у них было немного, это Петр знал из прошлой практики.

Около часа дня в вестибюль ворвался Виктор и стремительно направился к лестнице на второй этаж, не обращая внимания на вскочивших и отдающих честь дежурных.

– Ну что же вы его не перехватили? – с сожалением спросил старший лейтенант, не решаясь звонить в кабинет начальнику.

– Крут? – догадался Петр.

Старлей неприязненно дернул бровями и поднял трубку. После некоторых колебаний, начальник отдела согласился принять посетителя.

Пройдя в сопровождении стройненькой секретарши за толстые двойные двери, покрашенные под красное дерево, а возможно и на самом деле они были из красного дерева, Петр ступил на ворсистый серый ковер в просторном кабинете, с огромными окнами. У дальней стены за коричневым массивным столом восседал Виктор и пристально рассматривал посетителя.

Когда секретарша вышла, Петр с надеждой спросил:

– Неужели не помнишь?

– Не имею чести! – резко бросил Виктор.

Глядя в его прищуренные со злым огоньком глаза, Петр понял, что он стал хуже, чем был. Петр знал взгляд убийц, которые только-только смыли кровь со своих рук. У Виктора был именно такой взгляд. И Петр разозлился: за что собственно он страдал из-за этого человека, которому нужно было отмаливать грехи как толоконному лбу – вечность!

– Хорошо, – негромко бросил Петр. – Давай прокатимся к окружной дороге, – и он сказал, к какому именно месту.

Лицо Виктора на миг перекосилось, то ли от страха, то ли от злости. Немного подумав, он согласно кивнул головой. Они молча вышли из отдела милиции, сели в служебную «Волгу» и включив мигалку, полковник помчался сквозь плотные потоки автомобилей к окраине города.

Они остановились там же, где в прошлый раз. Петр не торопясь шел впереди, к тому месту, где Виктор «прикопал» парня и беременную девчонку. Не доходя десяти метров до могил, Петр услышал едва заметный в сквозь шум листвы щелчок предохранителя, но не обернулся, обозлившись еще больше.

Выстрела он не слышал. Страшный удар по затылку бросил его на землю, в серый туман. А за серым туманом растекался яркий белый свет. Но он не слепил, а притягивал. В этом белом свете Петр увидел глаза, он не знал сколько их, и услышал голоса: «Ты все сделал правильно», – донеслось до его слуха из невообразимо чудовищной дали, и глаза уплыли.

Проснулся в кровати. Провел ладонью по груди и немного удивился: потому что лишь слегка вспотел. Раньше после смерти ему было хуже.

«Начинаю привыкать, – усмехнулся Петр. – Не радуйся: то ли еще будет, – сказал ему один голос. – Плюй на все и береги здоровье! – посоветовал другой. – А я бы на твоем месте поостерегся», – пробормотал третий. Чего нужно было остерегаться, голос не пояснил.

– А! Идите вы все знаете куда?! – с усмешкой сказал Петр, откидывая одеяло и направляясь на кухню, кипятить чайник.

– Куда?! – спросили сразу все три голоса.

– А все туда же! – снова усмехнулся Петр, устанавливая чайник на плиту.

– Ты не забывай, что мы твои ангелы-спасители…

– Вот и спасайтесь сами, – посоветовал Петр. – А я как-нибудь сам разберусь, – и с неприязнью добавил: – Ни черта вы в современной жизни не понимаете! Суетесь с древними мерками, с самыми дремучими, от первобытных лет.

– Мы вывели людей в люди! – возразили сразу три голоса.

– А кто вас просил? – поинтересовался Петр: – Сидели бы мы сейчас на пальмах и ели бананы, без всяких государств и денег. Идите к черту!..

Голоса обиделись и уплыли куда-то вглубь.

– Тоже мне, учителя нашлись! – раскипятился Петр: – Хороши же вы, после драки кулаками махать! А вы остановите человека до того, как он согрешит, совершит античеловеческий поступок! Вот тогда честь вам и хвала!

– Силы не равны, – донесся из глубины голос.

– Вот и я о том же! – начиная остывать, бурчал Петр, снимая закипевший чайник: – Советы ваши ни к черту не годятся. Остановить вы никого не можете. Тогда отдыхайте: встретимся по ту сторону черты…

– Резвые вы больно получились, – жалобно произнес голос из еще большей дали. Петр понял, что они теперь будут только наблюдать, не вмешиваясь. Ему это понравилось и он усмехнулся. Настроение улучшилось и он дурашливо заорал вдруг всплывшую из прошлого песню:

И тут он вспомнил о Стрельцовой: выскочила она из кольца, или продолжает сидеть в одном дне и в коттедже.

– А что? – буркнул Петр, заправляя заварник: – Чем я плох? – не торопясь подошел к волнистому зеркалу на стене, оставшемуся от прежних хозяев и осмотрел себя: всклокоченные волосы с признаками седины, сизые глаза, нос несколько большеват, но есть и больше и ничего, живут. Нормальный подбородок, сильная шея и довольно крепкое, даже накачанное, тело. Мужчина в расцвете сил.

Петр подтянул трусы и пробормотал:

– Мужчина хоть куда!.. Вот сегодня и наведаемся.

Усаживаясь в машину он прикидывал, что сделать: проследить где она бывает и нанять бомжей за литр бормотухи, чтобы изобразили на нее нападение, и раскидать напавших, или просто подойти и познакомиться? Она же наверняка его не помнит, не разглядела. Тронувшись с места, Петр поинтересовался у своих голосов, что они об этом думают? Но в ответ услышал лишь гробовое молчание.

«Ну и ладненько, – подумал он: – Без вас разберемся! Здесь бы вы как раз оказались лишними. Личная жизнь должна проходить без посторонних, в интимном уединении».

Когда почти подъехал к особняку, все-таки решил не прибегать к помощи бомжей: противно и банально.

– Будем надеяться на авось, или, как говорят не испорченные мужчины, на экспромт, – сказал он сам себе, выбираясь из машины, прислушиваясь к тишине, к отдаленным звукам с трассы. Помедлил и неторопливо полез пригибаясь сквозь мокрые от утренней росы кусты.

Маша вышла из стеклянных дверей, к радости Петра, около половины восьмого. Напряженным взглядом осмотрела местность, закрыла дверь на замок и пошла пешком по асфальту в сторону города. Петр, прячась за кустами, пошел следом. Машину он спрятал среди деревьев, поэтому она прошла мимо и не заметила ее. Петр поколебался, но махнул рукой и пошел дальше пешком: ему не хотелось поднимать шум звуком мотора и пугать женщину.

Стрельцова вышла на трассу и остановила первую легковую автомашину. Петру повезло несколько меньше, но частника он поймал и показав ему сто долларов, потребовал:

– Вон тот «Жигуль» видишь?

– Догнать что ли? – усмехнулся усатый и веселый водитель.

– Нет. Только не дай ему оторваться больше, чем на полсотни метров.

– Бу сделано, шеф! – ответил частник и очень корректно «повел» «Жигуля», в котором ехала Стрельцова.

У станции метро Маша вышла из машины и быстро спустилась вниз по лестнице. Петр бросил на колени довольному водителю сотню и двинулся за ней. Он сумел попасть в тот же вагон, но в другую дверь. Пробравшись между плотной массой едущих на работу пассажиров, Петр встал рядом с объектом. Она явно ехала в центр, очевидно в театр.

Петр крутил в голове различные комбинации: от нечаянного толчка и извинения за это, до опять же простого приема – подойти к ней и сказать:

– Здравствуйте! Я ваша тетя! Не помните? А сами говорили, что мы можем встретиться в любой момент, – но все отвергал. Примитив.

И тут ему повезло: в вагон вошел мужчина лет сорока-пяти и громогласно объявил:

– Граждане пассажиры! Наш президент ничего не видит вокруг себя, а рядом с ним сидят воры и ворами погоняют. Все наши денежки текут за рубеж, по вине президента и олигархов…

– О господи! – простонала сидящая неподалеку женщина: – Нигде покоя нет.

– Сбрендил! – коротко сказал низенький мужчина.

– А якутские алмазы?! – продолжал надрываться мужик, возомнивший себя громкоговорителем: – Они же их просто расхищают!.. – он орал так, что перекрывал грохот колес и объявления в динамиках вагона. Многие пассажиры стали убегать из этого вагона в соседние. Но Стрельцова мужественно терпела.

Перед одной из остановок, Петр сделал шаг к оратору и достаточно громко сказал:

– Послушай, парень! Вот ты тут нам рассказываешь очень интересные вещи! И мы же многое кое-что от тебя узнали! А вот в соседнем вагоне про это еще не знают. Ты иди и им расскажи то же самое. Они же не просвещены!

Мужик дико посмотрел на Петра, согласно кивнул головой и выскочив из их вагона, успел таки влететь в соседний. Пассажиры, это было видно через окна, шарахнулись от него в другой конец, поближе к дверям.

– Спасибо, – негромко сказал женский голос. Петр оглянулся и увидел Машу Стрельцову. Это она благодарила его. Она его не узнала. Петр заметил морщинки у глаз и определил, что ей уже под сорок, хотя она еще очень и очень…

– Пожалуйста, – ответил Петр и немного помолчав для приличия, поинтересовался:

– А где мне сойти, чтобы попасть в «Современник»?

– В театр?! – удивилась Стрельцова.

– Угу! – подтвердил Петр.

Она окинула его оценивающим взглядом и видимо удовлетворившись, сказала:

– Я еду туда же. Не отставайте и попадете как раз в нужное вам место.

Петр поблагодарил ее кивком головы, но не удержался и съязвил:

– И в нужное время?

Она задумчиво качнула светлыми кудрями, кажется все-таки некрашеными, и с расстановкой произнесла:

– Ну это кому как…

– Не понял? – стал прикидываться лохом Петр.

Маша едва заметно улыбнулась:

– Некоторые вообще не могут попасть в нужное время.

– Застряли, что ли? – продолжал дурачиться Петр, на самом краешке понимания ею, что они попали в одну и ту же беду.

– Возможно, – медленно сказала Стрельцова и добавила: – Пойдемте! Наша станция!

Они вышли на поверхность через Тургеневскую. Пересекли трамвайные пути и медленно пошли рядом, считая бетонные плиты, которыми были устелены дорожки на бульваре.