Глава четырнадцатая

– Я вас сразу узнала, как только вы спровадили ходячий телевизор в соседний вагон, – неожиданно сказала Стрельцова и искоса посмотрела на Петра.

– В каком смысле? – Петр понял это сразу, но прикинулся непонимающим.

– В самом прямом, – усмехнулась женщина: – Это ведь вы гнались с милиционером за мной у трех вокзалов?

Петр решил, что запираться и отнекиваться – дурной тон. Да и не для этого он вел ее от самого коттеджа.

– Я не заметил, что вы меня узнали, – польстил он ее наблюдательности.

– Актриса… – коротко объяснила женщина свое умение скрывать чувства.

– Неужели вы играете не только на сцене, но и в жизни: то бессмертную, то жертву, то актрису?

Она резко остановилась и в упор посмотрела на Петра:

– Так это вы меня убивали? – Стрельцова сделала страшные глаза.

– Угу! – усмехнулся Петр, и для верности кивнул головой.

– Зачем?!

– Если вы этого не поняли сами, то объясниться мне будет очень трудно, – но подумав, добавил: – Во благо… Останавливал большее зло меньшим.

Стрельцова постояла в задумчивости еще с минуту и медленно направилась дальше, к театру. Петр молча пошел рядом.

– Для вас ведь тоже один и тот же день повторяется бесконечно?.. – она снизу вверх, повернув по-птичьи голову, заглянула ему в глаза.

Петр молча кивнул.

– Это что… Знамение свыше или нормальное явление? – спросила она.

– Ни то, ни другое, – вздохнул Петр. – Это наказание.

Стрельцова задумалась, опустив голову. Нашла камешек на плитах и стала его легкими пинками гнать перед собой.

– А ведь правда – это наказание, – едва слышно согласилась она: – Вроде бы находишься среди людей и одновременно в совершенном одиночестве. Камера пыток, как у средневековой инквизиции, – она вновь взглянула на Петра: – А кто это делает?..

– Не знаю, – задумчиво ответил Петр. – Сначала я думал, что найду того, кто это делает, и попробую свернуть ему шею, или погибну сам. Но позже неожиданно выяснил, что наказываются не только люди, но и более высшие существа.

– Значит – это Бог! – уверенно сказала Стрельцова.

– Один авторитет, из верхов, – Петр показал глазами в небо: – Он не с Земли… Так вот он сказанул, что Бог тоже попадал в такие ситуации.

– Да вы что?! – воскликнула женщина, явно испугавшись: – Это кощунство! Выше Него никого нет в нашем мире.

– В нашем – да! – согласился Петр.

– А… А… Как же это? – растерялась Мария: – Неужели есть что-то еще?!

– Не исключено, – подтвердил Петр и остановился. Они не дошли до той скамейки, где он сидел с Ириной, бывшей женой. Ему почему-то не захотелось дальше идти.

– Давайте присядем здесь, – предложил он Стрельцовой: – Вы ведь не торопитесь в театр?

Мария подумала мгновение и уселась на скамейку. Петр расположился рядом.

– Почему без зонтика? – поинтересовался он, желая сменить неприятную для него тему.

– Я обычно во второй половине дня нахожусь под крышей, – рассеянно объяснила Стрельцова.

– И чем занимались все это время?

– Ждала.

– Что все пройдет само собой? – усмехнулся Петр.

– Как наступило, так и должно пройти! – удивилась актриса.

– А грехи побоку? – вновь усмехнулся Петр: – Сами рассосутся?

– Какие грехи? – испугалась Мария и пристально посмотрела на Петра.

– Вы думаете, что случайно попали во временную петлю? Думаете, что просто там, – Петр еще раз показал на небо, – все образуется и нормальная жизнь продолжится?

– Какие грехи?.. – ужасаясь чему-то прошептала актриса: – Какие у меня грехи?.. – и неожиданно уткнулась в ладони и бесшумно расплакалась, судорожно дергая плечами.

Петр не стал ее успокаивать, ждал, когда она отрыдает. Ей же от этого будет легче.

А вокруг бурлила жизнь: по обе стороны бульвара мчались потоки машин, иногда звонко сигналя. Мимо скамейки шли прохожие, пробежали подскакивая от избытка чувств две школьницы, видимо у них отменили занятия. И никто не обращал внимания на мужчину и на украдкой плачущую женщину, будто их не было. Весь мир был по ту сторону жизни, а они по эту, непонятно какую. И не живые, и не мертвые.

Через полчаса, Стрельцова оторвала зареванное, с размазавшейся тушью, лицо от ладоней и всхлипывая спросила:

– Что же делать?..

– Исправлять себя, – жестко ответил Петр.

– Как исправлять? – продолжала всхлипывать актриса: – Это невозможно исправить, потому что давно прошло… А я здесь, застряла в одном дне… Как я исправлю?.. – и она по детски шмыгнула носом.

– Я же не предлагаю исправлять ситуацию, которая давно прошла, – твердо сказал Петр: – Нужно исправлять самого себя.

Стрельцова стала успокаиваться: вытащила из кармана куртки зеркальце, платочек и стала вытирать черные потеки на щеках.

– Вам хорошо говорить, – убитым голосом произнесла она: – У вас наверное и грехов-то почти нет. Вон вы какой уверенный в себе. А у меня…

– Сделанного не исправишь! – зло, с шипением в голосе, бросил Петр, заметив, что Мария испугалась его вида. Он уже без нервов, но холодно продолжил:

– Я еще раз повторю: исправлять нужно не грехи, а самого себя! Плох тот человек, что совершает мерзости, но еще хуже тот, кто получает от мерзостей удовольствие и радуется совершенному.

Актриса долго думала над его словами и с надеждой посмотрела ему в глаза:

– Так еще можно все поправить?

– Если честно осудить самого себя… покаяться… Не для отвода глаз, не для публики, а до глубины души, если она у тебя есть.

– Вам говорить легко, – с упреком произнесла Мария: – Что вы делали последнее время?

– Почти пять лет сидел дома, – хмыкнул Петр: – Я пенсионер.

– Но вы не так уж очень… – она запнулась: – Выглядите?.. Я бы никогда не подумала…

– За выслугу лет, а не за возраст, – терпеливо объяснил Петр.

– Угу! – покивала головой Мария, поняв о чем речь: – Ну а раньше… Что вы делали раньше?

– Работал ликвидатором, – спокойно сказал Петр. Ему почему-то сильно захотелось рассказать ей все, или почти все о своей жизни. И от появившегося желания стало страшно.

– Аварии какие-нибудь? – продолжала интересоваться она.

– Людей ликвидировал.

– Как это?!

– По всякому: кого из пистолета, кого удавкой, кого холодным оружием или ядом, газом. Все было.

– И много?..

Петр на секунду задумался и честно сказал:

– Много.

– Вы были палачом?! – догадалась актриса, и немного отшатнулась от него.

– Да нет, – хмыкнул Петр: – Скорее киллером. Палачи работают в тепличных условиях, а я – в боевых. Последние годы ликвидировал профессионалов, которые тоже были ликвидаторами. И как видите – выжил. Хотя многие из них, как я считаю, сильнее и более умелые, чем я. Против них на моей стороне был лишь один плюс – неожиданность.

Стрельцова недоверчиво покачала головой:

– Вы работали на мафию?

– Нет, – вздохнул Петр: – Еще до мафии. Я работал на государство.

– А как же вы… Вас?…

– Вы правильно все поняли, – усмехнулся Петр: – Меня должны были тоже ликвидировать. Но, очевидно, произошла какая-то накладка, – он не захотел говорить про гаденыша-кадровика, готовившего себе группировку.

– Дико как-то! – удивленно произнесла Мария: – Но совсем не исключено.

– Даже очень дико, – согласился Петр.

– Так вам никогда отсюда не выбраться, – задумчиво произнесла она: – Мои грехи против ваших совсем ничего не весят.

– Я надеюсь, что выберусь, – криво усмехнулся Петр: – Ликвидировал я не особенно чистоплотных людей. У каждого из них была уйма грехов. А потом: я ведь все делал чисто механически – без желания, без злости, равнодушно. Мне было все равно, если неожиданно отменяли приказ о ликвидации, даже тогда, когда нужно было сделать последнее движение, я не расстраивался.

– Вы такой жестокий?

– Не было у меня жестокости. Была работа. Но и жалости не было. Вот когда вы подползали к двери, в первый раз, во мне что-то шевельнулось, вроде жалости к вам.

– Так вы наблюдали за мной?!

– Да. Вы же возомнили, что можете распоряжаться жизнями людей по своему усмотрению. А вдруг бы после того, как Стас отрубил голову невинному человеку, наступило нормальное время?!

– Вы убили Стаса? – почти равнодушно спросила Стрельцова.

– Пару раз, – признался Петр, и неожиданно поинтересовался: – А вам его не жалко?

– Он же бомж!.. – возмущенно начала было актриса и внезапно прикусила язык.

– Вот-вот, – хмыкнул Петр: – Он такой же человек, как и мы, как остальные.

– Я должна его увидеть! – Стрельцова резко встала со скамейки.

– Не спешите, – остановил ее Петр: – На вокзале вы его не найдете.

Она вопросительно смотрела на Петра, ожидая продолжения.

– Он искупает грехи своим способом, и по-моему – удачным, – Петр улыбнулся: – Молодой парень, влетел по глупости… Ничего, скоро выкарабкается.

Актриса медленно села на скамью. Мимо бежали люди, торопясь успеть что-то сделать, не обращая на парочку никакого внимания.

– И что дальше? – устало поинтересовалась Мария.

– Можно пойти ко мне, если не боитесь.

Женщина грустно улыбнулась:

– Я устала бояться. А после того, как вы в меня стреляли, вообще…

– Думаете отомстить? – с иронией поинтересовался Петр.

Она вновь усмехнулась:

– А какой смысл? – махнула рукой: – И зла почему-то нет. Даже неприязни… Стала словно из дерева. Хожу через день, наверное три месяца подряд, на репетицию «Птичьей стаи». Пьеса отвратительная! Все сидят, морщат лбы, запоминают свои реплики. А я уже весь спектакль наизусть выучила. Так надоело!.. Если бы вы знали!..

– Знаю, – вздохнул Петр, поднимаясь со скамьи и протягивая ей руку: – Пойдем?

Оказавшись в его квартире, она усмехнулась:

– Все почти как у меня. Только в моей комнате висят разные финтифлюшки и слоники с собачками из фарфора от бабки.

Петр водрузил полиэтиленовый пакет с продуктами, которые они купили по дороге, на кухонный стол.

– Осматривайтесь, – сказал он: – Все стандартно, как в вашей квартире. А я пока что-нибудь сварганю, – он вытащил из пакета две бутылки: одну с водкой для себя, другую с вином, для нее. Стрельцова настояла на выпивке. Потом вспомнив, полез в комод и извлек на свет коньяк. Мария прочитала этикетку и чуть-чуть приподняла брови, от удивления, но ничего не сказала.

На кухне они выпили сначала по рюмочке коньяку, а потом каждый свое: он водку, а она вино. Закусили жареной колбасой и сыром. И немного попили чаю. Потом Мария прошла в комнату, задернула жиденькие занавески на окнах и попросила:

– Разденьте меня… А то я забыла как это происходит.

Петр подошел к ней, присел на край кровати и стал неумело расстегивать пуговицы на блузке:

– А я вообще забыл, что это такое, – серьезно сказал он. – Так что придется учиться всему заново, если получится.

– Ничего, – успокоила его Мария, и погладила по голове: – У нас все получится.

У них действительно все получилось. Потом они заснули. А вечером, когда уже стемнело, Петр подскочил на кровати, разбудив разомлевшую Марию. Он резко стряхнул с отяжелевшей левой руки черные капли на пол: линолеум вновь задымился в местах падения брызг.

– Что случилось? – сонно поинтересовалась Мария, и приподняла голову, принюхиваясь: – Чем так воняет?

– Твоими грехами, – буркнул Петр, перестав трясти рукой и взяв на кухне чайник, залил дымящиеся пятна.

– Я не понимаю… – растерянно произнесла Мария.

– Подарок одного знакомого, – стал объяснять Петр: – Сделал мою левую руку каким-то накопителем человеческой грязи. А мне это совсем не нужно.

– Что за знакомый, что за грязь? – быстро спросила Мария.

– Долго объяснять, – Петр в последний раз махнул левой рукой. С нее ничего не упало: – А ты не сильно запачкалась, – сообщил он: – Правда немного больше, чем Стас, – и стал одеваться.

– Ты куда?! – удивилась Мария.

Петр усмехнулся и тут же замер, вспомнив увиденный им сегодня сон. Он ни разу еще не спал днем в петле времени, и вспомнил об этом только сейчас.

– Ты не слышала такого имени – Джебе? – спросил он у Марии, продолжая одеваться.

– Где-то на краю сознания, – она покрутила свободной рукой в воздухе, положив голову на другую ладонь и наблюдая за Петром.

– Приснился он мне, – задумчиво произнес Петр: – Давно его не видел.

– И что сказал? Я умею разгадывать сны.

– Ничего. Смотрел грустно и молчал.

Мария отрицательно качнула головой на подушке:

– Ничего не могу сказать.

– А ты что не одеваешься? – спросил Петр, внимательно посмотрев на женщину: – Вставай! Перекусим и пойдем.

– Куда?! – удивилась Мария, – поднимаясь с кровати: – Я думала, что ты пойдешь один…

– У нас сейчас совместное существование, – усмехнулся Петр. – Одевайся! – и прошел на кухню, жарить колбасу.

В темный подвал Мария спускалась с опаской, крепко держась за руку Петра. Увидев странную компанию, она тихо поздоровалась. Но ей никто не ответил. Несколько человек мельком взглянули на пришедших и отвернулись, слушая негромко читающего лекцию Александра.

Заметив в полумраке двух женщин, Мария успокоилась и пошла за Петром к столу. Осторожно уселась на стул, оглянулась на сидевшего на корточках у темной стены висельника, взглянула на священника, который тяжело вздохнул и налил себе полстакана. Петр протянул руку, чтобы щелчком очистить водку от примесей, но поп быстро убрал стакан и отодвинул бутылки в сторону, пробурчав:

– Не надо дьявольского, – однако подумав, добавил: – Меня отрава не берет.

Петр дернул бровями и не стал настаивать. Ему не терпелось скорее увидеть Стаса. Было интересно, как они встретятся: Мария и бродяга. И о чем будут разговаривать.

Прошел час, но Стас не появлялся. Мария сидела тихо и не задавала никаких вопросов. Петр покосился на нее и заметил, что она поняла, в какую компанию попала. Но лекция ее не заинтересовала. Она исподтишка рассматривала людей, пытаясь понять за что они попали в такую передрягу. И еще она была очень удивлена, что не одна такая. Петр читал на ее лице мысли, которые ее ужасали: «Неужели на всей Земле существует такое?..» Петр удивился. Он-то об этом даже не подумал и решил поговорить на эту тему с Тереховым, но не здесь, а в НИИ.

Александр сделал перерыв и подойдя к Петру, негромко сказал:

– Есть разговор, – и пошел из подвала на улицу.

Петр посмотрел на Марию, сделавшую движение тоже идти, и остановил ее жестом.

Александр зябко растирал ладонями плечи и поглядывал на высокое зарево от городских ночных фонарей. Петр подошел и молча встал напротив.

– Женщины видели милицейского полковника, – быстро сообщил Александр. – Ты поберегись. Он наверное по второму разу пошел. Не помогла ему твоя услуга…

– А ты откуда знаешь о наших отношениях? – удивился Петр.

– Сорока на хвосте принесла, – хихикнул Александр, продолжив: – Они злые, те, которые во второй раз, – и немного помолчав, спросил:

– Я тебя ждал в НИИ, вчера… Ты не пришел.

– Был убит на месте преступления, – усмехнулся Петр.

Александр посопел и поинтересовался:

– Им?

Петр молча кивнул в полумраке головой.

– Поберегись, – предупредил Терехов и спустился в теплый подвал.

Петр осмотрел пустынную улицу и пошел за ним. Мария обрадовалась, увидев его. Только он присел, как она не вытерпела и спросила:

– Как ты их нашел?

– Случайно, – тихо ответил Петр.

– А я дура!.. – Мария презрительно махнула рукой: – Думала что одна такая. А ведь вместе легче.

– Я бы не сказал, – буркнул Петр. – Бывает, что в одиночку во много раз проще и спокойнее.

Мария тревожно посмотрела на него, но допрашивать не стала.

Стас так и не появился. Петр подумал, что он решил не терять времени, все равно эти лекции Стаса не интересовали, и оставался до отключения у бабки, а утром прямиком – копать огород.

Уже за полночь висельник пошел в свою каморку и вздернулся. Мария все поняла по доносившимся оттуда звукам и заметно побледнела.

Опережая ее вопрос, Петр пояснил:

– Он каждый вечер… Проводит испытания. Думает поймать ту секунду, которая отправит его в мир иной.

Мария опустила голову и уставилась в стол, напряженно о чем-то думая.

– Завидуешь? – усмехнулся Петр.

Мария отрицательно покачала головой.

– Дурак! – внятно, пьяным голосом произнес священник, очевидно слышавший их разговор.

Петр даже не повернулся, а Мария подняла голову и пристально посмотрела на попа, который уставился перед собой в пустоту бессмысленным взглядом, будто деревянный истукан на древнем кургане.

– А тебя убивали?.. – негромко поинтересовалась Мария.

Петр выпятил нижнюю губу, прикидывая, что сказать, и нехотя ответил:

– В несколько раз больше, чем тебя.

– Кто?!

Петр неопределенно качнул головой, но не стал уточнять.

– А давно? – продолжала допытываться Мария.

Петр вновь помедлил и прислушался: в подвал кто-то спускался, шлепая мокрой обувью по бетону. Александр перестал говорить, и все как по команде уставились на лестницу едва видную в темноте.

Вниз неверной походкой спускался Виктор. Петр сразу узнал его шаги. И еще он определил, что милиционер в стельку пьян. Петр подобрался, готовый встретиться с любой неожиданностью. Даже священник протрезвел на несколько секунд, рассматривая старого знакомого.

Полковник был в форме, перемазанный с ног до головы грязью и глиной. Он дико потаращился на яркие после уличной темноты лампы, перевел непослушные глаза на Петра и заплетающейся походкой двинулся к его столу. Приостановившись посреди помещения, Виктор упал на колени и пополз к Петру, громко и надсадно всхлипывая, что-то пытаясь сказать. Но язык его не слушался.

Добравшись до стола, Виктор стукнулся лбом в бетонный пол и по-пластунски продолжил движение уже под стол. Мария нервно ойкнула и вскочив со стула, быстро сделала шаг назад, заглядывая под столешницу. Петр не шевелился. Он уже понял, что сейчас будет и решил стерпеть все.

– Прости, ради Бога!.. – дурным голосом завыл Виктор и стукнулся лицом по ноге Петра. Нащупав губами туфель, он попытался его поцеловать, но у него ничего не получалось, губы не слушались. Петр подтянул ногу под себя, но с места не двинулся. Виктор что-то сообразил и разогнулся, оставшись стоять на коленях перед столом:

– Ради Бога!..

– Второгодник! – зло буркнул священник.

– Я не хотел!.. Но руки сами… Ну почему ты не сказал?!. – и он пьяно зарыдал.

– Сгинь! – коротко и зло бросил Петр.

– За что?!. – завопил Виктор во весь голос, брызгая слюной: – За что?!. Прости! – еще раз попросил он у Петра отпущения грехов.

– Ты все соображаешь или окривел совсем?! – более спокойно поинтересовался Петр.

Виктор как лошадь замотал головой, подтверждая, что все понимает.

– Дело не во мне! – стал чеканить фразы Петр: – Дело в тебе! Ты забыл, что я тебе передал оттуда?!

Виктор изменил направление лошадиных махов с вертикального, на горизонтальный.

Петр хищно усмехнулся, оскалив зубы:

– Все помнишь! Все понимаешь!

– Помню… – всхлипывая выдавил из себя Виктор. – Я вчера не хотел!..

– Не во мне дело! – вновь резко остановил его Петр. – Если соображаешь, то должен понимать…

– Во мне… – едва слышно ответил Виктор и пополз в сторону, к темной стене, где недавно сидел висельник. – Дело во мне… – он шумно развернулся и уперся спиной в бетонную плиту, продолжая рыдать и причитать. Но доносилось лишь что-то кавказское, похожее на:

– Вай, вай, вай!..

Мария немного успокоилась и села на свой стул. Александр, как ни в чем не бывало, продолжил лекцию. Виктор стал затихать и сонно засопел, завалившись на бок. Но спокойствие длилось недолго. Из группы слушателей поднялся крупный мужик и выйдя на середину помещения со всего маха хрястнулся коленями об пол, а затем с деревянным стуком врезался лбом в бетон. Мария нервно дернулась, но не сорвалась с места. Александр неприязненно скривился, тяжело вздохнул и снова замолчал. Слушатели вытащили свои бутерброды.

– За что, Господи?!. – громко завопил мужчина разгибаясь, но не вставая с колен. В его голосе тоже были слезы, но не пьяные, а раскаяния. – За что ты нас так наказываешь?!. – и тут Петр неожиданно заметил, что этот мужик сейчас просил не о себе, а обо всех. Это уже был прогресс.

– Нельзя же так, Господи!.. Мы все дети твои, рабы твои!..

Священник при этих словах вдохновенно перекрестился и неожиданно, тряся длинной сутаной, встал из-за стола, подошел неверной походкой к кающемуся мужику и грохнулся на колени рядом с ним.

– Иже еси на небеси… – затянул он густым баритоном.

Слушатели стали мелко креститься, побросав бутерброды.

– Да святится Имя твое, да сбудется воля Твоя, – самозабвенно тянул священник: – Даждь нам днесь…

Мария не выдержала и тоже мелко перекрестилась. Петр молча и спокойно смотрел на представление.

Через полчаса все закончилось: мужик уселся к слушателям, даже не почесав коленки, с которых капала кровь, промочив порванные брюки, священник бухнулся на свой стул и нацедил себе полстакана. Александр продолжил лекцию. Петр немного подумал и спросил у Марии:

– Нравится тусовка?

Мария растерялась от вопроса, но через некоторое время поджала губы, сдерживая усмешку.

– В вашем театре такое в жизни не поставят! – уверенно произнес Петр.

– Не поставят, – подтвердила Мария: – А как было бы нужно!..

Проснувшись в шесть пятнадцать, Петр решил сегодня никуда не ходить, просто посидеть дома. Он уже забыл, как маялся взаперти. Все время в бегах, весь в делах. И ему нравились его дела. Много дала библиотека, где добросовестно было прочитано сотни, а может быть, тысячи книг. Он воспринимал сочинения писателей как откровения. И каким же он был ограниченным до этого, просто жуть! А мир такой разнообразный и обширный… Но подкрадывалось чувство насыщения: еще немного – и все! Его перестанут интересовать и волновать любые проблемы. Петр старался не думать об этом, не предвосхищать события.

Понежившись в кровати, обогретой вчера женщиной, он откинул одеяло и пошлепал на кухню, ставить свой чайник. Решил сегодня расправиться с сайрой. Мерзлый начатый батон так и лежал в морозилке. Петр прикидывал: можно все-таки сойти с ума, от кошмарного однообразия, или нет? Что например днем делает поп? Каждый вечер он регулярно приползает в подвал. На его месте любой кыхнется. А он нет. Значит, и от безумия они застрахованы. Чудовищное испытание! Боль воспринимается как подарок. Самое настоящее чистилище для грешников. И не надо никакого ада. На Земле есть все, для жуткого, невыносимого однообразия.

Позавтракав, хотя, как понял, мог этого и не делать, хватало старых жировых запасов, Петр встал у окна и бездумно наблюдая за все теми же пешеходами и машинами, которые вот уже почти два года, по его календарю, движутся мимо окон, не подозревая о несчастных людях, смотрящих на них в тысячный раз. Для пешеходов все было в первый раз. И этого Петр никак понять не мог. И даже Александр, со всей его эрудицией и головой, вроде Дома Советов, ничего не понимал.

Инопланетяне здесь совсем не при чем. Слабы в коленках. Если уж демон, если то был демон, попал в такую беду, то что говорить о простых смертных. А инопланетяне – такие же смертные, как люди. Может быть живут подольше чем люди, но все равно – не вечно.

И неожиданно Петр испугался мелькнувшей мысли: а что если во временной петле застрянешь навечно? Ну не на вечно, а хотя бы до угасания вселенной, о котором говорил Терехов. Значит можно пробыть в этом состоянии многие миллиарды лет! Петр нутром чувствовал размер тысячи, мог представить себе миллион… Но миллиард! Это же тысяча миллионов! А если миллиард миллиардов! Разве это по силам человеческой психике, выдержать необъятную глыбу лет?!

Он вспомнил, что читал о вечности. Ему понравилось одна притча, где говорилось о том, что если бы к алмазу размером в кубический километр один раз в миллион лет подлетал орел, и одним движением точил бы свой клюв об этот алмаз, то прошедшее время, за которое орел спилил бы этот кубический километр алмаза в порошок, всего лишь мгновение, относительно вечности.

А кто-то из физиков подсчитал, что для распыления таким образом алмаза, орлу потребовалось бы всего 1036лет. Петр перевел для себя степень в более приемлемую и понятную цифру, получалось: миллиард миллиард миллиард миллиардов лет! Чудовищное количество времени! Очевидно столько и будет существовать наша вселенная. И не дай Бог застрять в одном и том же дне на все это время.

Но самое обидное – невозможно умереть! Сплошной облом! Петр не верил, что висельник найдет свою секунду. Скорее всего, он выбрал для своих тайных грехов именно такую, очень неприятную кару.

В его голове сложилась вообще черная фраза: «Оставь надежду всяк сюда входящий, каждый со своим грехом».

Из полного пессимизма его вырвал настойчивый стук в дверь. Петр на секунду задумался и улыбнулся, он уже знал, кто пришел. Отворив дверь, наклонил голову к плечу, немного кокетничая. Молча посторонился, пропуская в квартиру Марию с полиэтиленовым пакетом полным продуктов, и спортивной сукой через плечо.

– Я сидела и думала, – призналась Мария, сбрасывая куртку и проходя на кухню: – Если гора не идет к Магомеду…

– Не хочу я в вашем кошачьем логове появляться, – откровенно признался Петр.

Мария внимательно посмотрела на него и вздохнула:

– Как давно все это было – быльем поросло: Котик, Киска, – и весело сказала: – А у тебя мне действительно больше нравиться, чем в тех хоромах.

– Значит будем пировать здесь, – улыбнулся Петр.

– И возбуждать давно забытые навыки? – хитро усмехнулась Мария.

– Я не против, – согласился Петр, попросив: – Давай о подвале – ни слова?..

Мария молча покивала головой и поставила сковороду на плиту.

Есть почему-то совсем не хотелось: они выпили по рюмочке горячительного и Мария нырнула в ванную со спортивной сумкой. Зашумел душ. Петр поколебался и улегся в постель. Он ждал ее, вспоминая о своих мыслях, о кольце времени, о всех непокаянных, выброшенных за обочину жизни, помнящих то, что не должны были помнить. И не заметил, как Мария в махровом красном халате, вышла из ванной, оканчивая заматывать на голове пышный тюрбан из полотенца.

Она не присела на кровать, остановилась посреди комнаты и слегка откинув полу халата, обнажила бедро. Затем начала медленно и бесшумно передвигаться по небольшой комнате, мягко взмахивая летучими руками, иногда делая оборот, чем распушала подол халата. Неожиданно Петр понял, что она танцует. И у нее это получается замечательно, не профессионально, а спонтанно, повторяя всплески душевных эмоций. Полшага вперед, полуоборот, полшага в сторону, легкая задержка, после которой резкий разворот, гибкий взмах руками. Танец казался нереальным, словно во сне.

Лицо ее было серьезно, а глаза прикованы к глазам Петра. Он понял, что она танцует для него. И делает это удивительно красиво.

Неожиданно Петр вспомнил, что где-то читал: самыми приятными в движении для мужчины были три вещи: танцующая женщина, скачущая лошадь и парусник в океане. Относительно танцующей женщины сейчас он был согласен больше чем на сто процентов.

Наконец, крутнувшись в последний раз, она с улыбкой упала ему на грудь и замерла.

– Аплодисменты молча, – хрипло сказал Петр, – поглаживая ее по спине и чувствуя, что сегодня его рука тяжелеет меньше, чем вчера.

– Лучшая награда – твои чувства, – прошептала она.

– А ты их ощущаешь?

– Угу! – подтвердила она и сбросила халат.

Они снова проспали до самого вечера. А Петр опять стряхивал черные брызги на пол. И еще раз видел сон с Джебе, который сегодня не был грустным, а был серьезным, с некоторой ироничной улыбкой на губах.

Поели и побежали в подвал. Там все было как обычно. Далеко за полночь пришел Виктор, чавкая раскисшими туфлями. Он снова весь перепачкался, но был трезв. Усевшись рядом с висельником, взглянул на Петра и безнадежным тоном негромко сказал:

– Их там нет. Я простоял в лесу часов шесть. Ничего меня оттуда не гонит. Я пропал, – и уткнулся носом между колен. Висельник взглянул на часы и прошел в свою экзекуционную камеру.

Петр отвернулся от Виктора и стал слушать Александра. Мария тоже прислушалась к словам лектора.

– Поспешишь, людей насмешишь, – в своей манере нетвердым голосом буркнул священник в сторону Виктора.

Тот дернул плечами, но голову не поднял.

Этот вечер прошел тихо, никто не лез не стену, не бился о пол, не взывал к Богу. Но Марии все равно не понравилось, о чем она тихо сказала Петру:

– Атмосфера угнетающая. Мне кажется, что изо всех здесь присутствующих ты один действуешь, а остальные только ждут.

– Они тоже не сидят без дела днем, – предположил Петр.

– Ты уверен?

– По крайней мере, Александр, – он показал головой в сторону оратора: – Загружен по горло. Ему времени не хватает.

– А давно он здесь?

Петр неопределенно пожал плечами:

– Мне сказали по секрету, что уже несколько тысяч лет…

Мария прикрыла рот рукой и тихо вскрикнула от ужаса.

– Но я думаю, врут! Может быть несколько десятков лет, – стал он успокаивать Марию: – Но не тысяч.

– Не врут! – неожиданно буркнул со своего места поп, приоткрыв сонные глаза, и тут же смежил веки.

Мария подперла руками подбородок и Петр заметил, как по ее щеке катится прозрачная слеза.

– Не расстраивайся, – погладил он плечо Марии. – Видишь, Стаса нет! Я завтра сгоняю к его колодцу, посмотрю, может у него все кончилось.

Мария медленно покачала головой в знак отрицания и прошептала:

– Не верю я, что для него все кончилось. Вот вернулся милиционер…

– Ладно, – вновь погладил ее по плечу Петр: – Утро вечера мудренее, и почувствовал, что левая рука, которой гладил, отяжелела. Не вставая, он резко встряхнул ею, окропив задымившимися брызгами бетон около стола.

Александр сразу же затих, принюхиваясь. Вслед за ним в их сторону посмотрели все слушатели.

– Дьявольское, – буркнул священник: – Преисподней воняет.

А Петр неожиданно заметил вспыхнувшие на секунду зеленым огнем глаза той женщины, укутанной в черный платок, которая не позволила ему помогать убираться в подвале.

«Ведьма! – промелькнула у него мысль. – И кого только здесь нет?» – с удивлением подумал он, примащивая голову на руках, лежащих на столе. Мария уже спала.

 

Глава пятнадцатая

Утром, отказавшись от чая, Петр рванул к трем вокзалам, хотелось ему заглянуть в колодец с трубами отопления и увидеть там Стаса. Вернее, он надеялся, что парня там нет.

Колодец был пуст. Из него тянуло теплом и сыростью. Петр посидел немного на кучке гравия, где недавно, или сто веков назад, беседовал со Стасом, и ему стало грустно и одновременно хорошо: все-таки выход из этого кошмара есть! Нужно только не сбавлять темп, продолжать жить так, как он живет сейчас. Петр уже давно понял, что если он нагружается каждый день до упора, то постепенно меняется, хотя сам этого замечает, лишь изменяющееся отношение к нему людей говорит об этом.

Жаль только что фиксирует это он только по тем, кто рядом. А они подобны ему. Значит их мнение о нем может быть субъективным. Однако и остальные, живущие этот день один раз, встречаясь с ним в магазине, на дороге, не сторонятся, как это было раньше, и даже разговаривают. В прошлые времена, а вернее – вчера, его старались молча обойти, уступали дорогу, а сейчас даже улыбаются в ответ. Как ни странно, и он научился шутить и не просто улыбаться, а воспроизводить спектр улыбок, в зависимости от ситуации: от тонко-ироничной, до грубо-нахальной.

Он механически ехал к своему дому на «Жигуле», встречая знакомых прохожих, узнавал машины, на дороге изученной за многочисленные поездки. Он размышлял и надеялся, что выбрал правильный путь изменения самого себя. А вот Виктор все равно ничего не понял. Вернее: он не знает, что нужно делать с собой дальше – его «прикопанные» Души исчезли. Очевидно в первый раз он просил у них прощения, а не казнил себя за содеянное. Возможно то же самое делает и сейчас, ползая на коленках в лесу.

Все-таки неприятно, но очевидно снова придется ему помогать. Петр это предчувствовал. И внутри что-то говорило, что нужно с ним делать дальше. Неведомое знание гвоздем сидело внутри, но открываться не хотело. Очевидно и здесь чужак постарался. Петр знал, что предстоящее испытание для Виктора будет ужасным. Выдержит ли он его?

Петр забежал в магазин и купил продукты, добавив к ним бутылку водки и вина. Дома не торопясь решил сварить колбасу, а не жарить, как в прошлый раз. Услышав нервный стук в дверь, открыл. Мария не вошла, а ввалилась в квартиру: вид ее был потерянный, волосы растрепаны. В одной руке она держала пустой полиэтиленовый пакет, а другой тащила по полу спортивную сумку. Увидев подругу в таком виде, Петр даже немного испугался за ее рассудок.

Она молча прошла на кухню не снимая куртки, бросила на пол и пакет, и сумку, упала на железный табурет и разревелась, не пряча лица. Петр постоял напротив нее несколько секунд и решил не мешать, принявшись жарить яичницу, он подкупил десяток яиц.

Мария рыдала минут десять. Наконец, отдышавшись, запинаясь объяснила:

– Не могу я больше терпеть!.. Вчера шла к тебе в такое же время… И сегодня… Одни и те же лица!.. С одними и теми же выражениями. Как в кошмарном сне!.. – и сложившись пополам, упала лицом в колени, разметав длинные светлые волосы. Рыдания стали тише, но ее плечи и спина судорожно дергались, словно от сильного озноба.

– Стас молодец, – произнес Петр, будто ничего не происходило. И заметив сквозь слезы любопытный взгляд Марии, пояснил: – Вырвался! Он теперь нормальный.

– Ты его не нашел?..

Петр отрицательно мотнул головой.

– А может быть это временно?.. – не сдавалась Мария, продолжая всхлипывать.

– Я думаю, что постоянно, – серьезно сказал Петр. – Это надежда для всех…

Мария постепенно справилась с собой. Поднялась с табурета и шатаясь прошла ванную. Петр понимал ее состояние, похожее на каждодневное сводящее с ума выкапывание и закапывание одной и той же ямы. Он вспомнил, что подобным образом фашисты доводили до безумия самых стойких заключенных. Но у тех был выход: побег или смерть. У них же никакого выхода не было. Прислушавшись, как Мария плещется под душем, расставил тарелки, положил на них яичницу и колбасу.

Из ванной Мария вышла в халате с чалмой на голове, но вид у нее был измотанный и побитый, будто она прошла пешком расстояние от Луны до Земли. Ни слова не говоря, они уселись за стол. Петру уже пришлось переживать подобное, происходившее с ним раньше. Но он притерпелся: может быть сказалась старая закалка ликвидатора? Поэтому он спокойно поднял рюмку коньяка, стукнув ее по краешку рюмки налитой для Марии и выпил. А потом стал добросовестно есть свою яичницу с колбасой. Мария проглотила капельку спиртного и отрешенно уставившись в тарелку, начала ковырять в ней вилкой.

– Разве у тебя подобного не было? – наконец поинтересовалась Мария, не отрывая глаз от яичницы.

– Там!.. – Петр ткнул большим пальцем за спину.

– И ты не боишься? Не переживаешь?..

– Некогда бояться и переживать.

Мария посмотрела на него больными глазами и тяжело вздохнув, сказала:

– Что-то нужно делать… Мне что-то нужно сделать. Иначе, я не знаю, чем все кончится.

– А как ты ходила в театр? – удивился Петр. – Это длилось, как сказала, почти три месяца?

– Я выходила из дачи каждый день в разное время. Мне встречались разные люди. Иногда видела знакомых, но со спины.

– И на «Форде» ездила, – добавил Петр: – Его кажется пытались угнать?

– Да! Раз сорок угоняли, – Мария усмехнулась: – Вот дурачок-то… – И внимательно посмотрела на Петра: – А ты видел?..

– Видел, – кивнул Петр головой. – Твой угонщик все время попадал под трамвай.

– Угу! – подтвердила Мария: – Он осветителем в театре работает.

– А как с ним сейчас?

– А никак, – Мария снова всхлипнула, но удержалась от слез: – Он ничего не помнит: работает как раньше.

– Зато ты знаешь – на что он способен.

Мария грустно усмехнулась, поднялась из-за стола и прошла в комнату. Сбросив халат, она легла на кровать, укуталась одеялом и сказала:

– Давай сегодня просто поспим?

– Давай, – согласился Петр. Он быстро разделся и улегся рядом. Немного подумав, спросил: – А что если ты?.. Если забеременеешь?

Мария хмыкнула:

– Не получится – у меня спираль, – и после минутного молчания задумчиво произнесла: – А впрочем, интересная была бы картина, – она повернувшись на бок, закинула ногу на Петра: – Не получится у нас просто так поспать, – прошептала Мария. Но Петр не почувствовал разочарования в ее словах.

– Я тоже об этом подумал, – улыбнулся он, и погладил ее ладонью.

У них все получилось уже без спешки, как у нормальной семейной пары. Потом они уснули.

Вечером в подвале, Петр с нетерпением ждал появления Виктора, прислушиваясь к Александру, который объяснял слушателям свое понимание течения времени. Получалось так, что время – это не четвертая координата, введенная Альбертом Эйнштейном в его Общей теории относительности, а постоянно и квантованно изменяющаяся масса вещества, о чем когда-то говорили Фред Хойл и Джейент Норликар.

Микрочастицы каждую секунду «дружно» сбрасывали в пространство часть своей массы. И это делают буквально все частицы вещества, кроме тех, которые двигаются со скоростью света. Поэтому вещество постоянно изменяется, становится менее массивным, что влияет на его качественное состояние. Именно это человек ощущает как течение времени.

Как ни странно, но Петр сегодня понял в объяснении Александра почти все. И это его очень удивило. Ведь совсем недавно, он был словно пенек, который поддавался лишь топору. А тут воспринял тонкости строения микромира. Но Петра не порадовало расширение собственного кругозора, потому что: чем больше он узнавал, тем больше появлялось вопросов без ответов. Очень заковыристых вопросов.

От группы слушателей отделился писатель и подсел к их столу, с очередным сюжетом. Он галантно раскланялся с Марией, и заметив, что Петр увлечен лекцией, стал излагать ей сценарий случайной встречи двух семей в третьей семье, на каком-то торжестве. И мужчина одной из пришедших в гости семьи, вдруг страстно влюбился в женщину другой пришедшей семьи. Она ответила ему взаимностью.

Все это происходило на глазах собравшихся: малолетних и взрослых детей. Неожиданно вспыхнувшие чувства, попрали все законы этикета у двух несчастных людей, не встретившихся раньше. Обстановка при этом вместо праздничной стала нервозной и взвинченной.

Петр краем уха прислушивался к автору, больше уделяя внимание Александру, но еще больше ожидая Виктора. Наконец-то милиционер появился на лестнице. Как определил Петр, он был трезв и почти не грязный: наверное перестал елозить по мокрой глине около «прикопанных».

– Побудешь здесь? – обратился Петр к Марии.

– А ты далеко?

– Есть дело, – не объясняясь сказал Петр и выскользнув из-за стола, направился к полковнику, занявшему свое место рядом с висельником у дальней стены. Он постоял напротив Виктора несколько секунд, пытаясь поймать его ускользающий взгляд и вздохнув, предложил:

– Пойдем?

Виктор с удивлением посмотрел Петру в глаза, но ничего не спросив, поднялся на ноги, выражая свою готовность к любому действию. Александр прервал лекцию и вместе со всеми слушателями проводил настороженным взглядом уходящую из подвала пару. Мария дернулась, порываясь пойти следом, но сдержала себя и осталась сидеть на месте.

– Дьяволу дьяволово! – изрек поп им вслед и плеснул в стакан из первой бутылки.

Петр шел впереди к своему дому. Но не пошел в квартиру, а направился к «Жигулю», покорно стоявшему рядом с гаражами. Виктор безмолвно шагал за ним, стараясь ступать как можно тише. Он боялся даже спросить куда и зачем, решив, что хуже ему сейчас ни от чего не будет. Для него во много раз страшнее его нынешнее положение.

Забравшись в машину, Петр открыл заднюю пассажирскую дверь и завел двигатель для прогрева. Виктор безропотно уселся на сиденье и осторожно захлопнул дверку.

Свернув с Дмитровского шоссе направо и объехав ветки поваленного дерева, Петр остановил машину и заглушив двигатель, выбрался в кромешную темноту. Еще днем, готовясь к походу, он купил фонарь. Яркий луч света прорезал пространство с искрящейся водяной пылью, которую белорусы почему-то называли мрякой, отпечатался мечущимся кругом на пожелтевшей мокрой листве, устилавшей землю. Ни слова не говоря, Петр зашагал к поляне с ведьминым кругом. Он не знал, что произошло с этим местом за прошедшее время.

Когда у границы поляны, деревья расступились, Петр рассмотрел посреди ее красноватые отблески низкого пламени, которое не в силах был потушить мелкий дождь. Петр запросто шагнул через границу, а Виктора повело в сторону. Это Петр услышал по чавкающим в раскисшей земле шагам, донесшимся слева. Он оглянулся. Виктор остановился, протянув перед собой руки, ощупывая воздух перед каждым шагом, чтобы не наткнуться на дерево. Петр понял, что он не видит ни его, ни света фонаря.

Сделал несколько шагов в сторону милиционера, Петр напугал его, вынырнув из воздуха с ярким фонарем в руке. Но Виктор не вскрикнул, а лишь вздрогнул. И вновь ничего не спросил.

Петр взял его за руку, ладонь у Виктора была ледяная и влажная, и повел внутрь круга, чувствуя, что Виктор напрягает все силы при каждом шаге, стараясь на быть обузой. Петру показалось, что полковник бредет словно сквозь плотную среду, или в толще воды, хотя сам не чувствовал никакого сопротивления.

Наконец они подошли к ведьминому кольцу, окантованному красными всполохами пламени с острыми как кинжалы язычками. И только здесь Виктор почувствовал, что больше ничто его не сдерживает. По шумному дыханию товарища, Петр понял, как ему было трудно идти.

– Боишься? – негромко поинтересовался Петр.

– Там!.. – Виктор показал освещенной призрачными огнями головой, в сторону пройденной поляны: – Там было жутко… – он стоял согнувшись, уперевшись руками в колени: – И не знаю почему. Накатывало что-то невыносимо страшное, – Виктор поднял глаза и посмотрел на Петра: – Ты сильный!.. Я не понимаю я тебя…

– Отдохнул? – вместо продолжения разговора спросил Петр.

– Кажется… – ответил Виктор, медленно распрямляясь.

– Топай прямо поперек этого кольца, – Петр ткнул рукой в сторону ведьминого круга. – Не останавливайся, что бы с тобой не происходило. Старайся его перебежать.

– Понял, – хрипло сказал Виктор, и вновь согнулся, приняв стойку бегунов, напоминающую высокий старт.

– Готов? – спросил Петр.

Виктор молча кивнул головой.

Петр с силой толкнул его за огни, внутрь, сам слегка углубившись рукой за границу круга и почувствовал сильное жжение кисти. Он сунул руку подмышку и стало немного легче, боль ослабла.

Виктор дико кричал и злобно рычал внутри круга, превратившись в факел синего огня, но упорно, шаг за шагом двигался к противоположной границе, очерченной красными огнями. Петр пошел вокруг, ожидая что милиционер вот-вот исчезнет и превратится в пепел. Но тот не успел сгореть весь. Очевидно слишком много пережил и очень сильно ему хотелось избавиться от кошмара. И не проронил ни звука, хотя Петр знал, как это больно – гореть заживо.

Еще два шага, еще шаг и вот он вывалился из круга и упал перед Петром. Но это был не человек, а кусок шевелящегося сильно обгоревшего мяса с торчащими из груди ребрами, под которыми еще дергалась диафрагма. Белые, опаленные огнем, кости вместо локтей и колен, тускло блестевший от красноватых огней голый череп, с пустыми глазницами и страшным оскалом зубов.

Над останками поднимался плотный дым с отвратительным запахом горелого мяса. Петр подавил свою неприязнь, перетерпел отвращение, переживая с Виктором последние мгновения его мученической смерти. Наконец, то что осталось от сожженного дьявольским огнем тела, дернулось в последний раз и затихло. Виктор умер. Петр обошел отвратительную кучку мяса и костей и вытолкнул носком туфля ногу Виктора, ступня которой тлела в кровавом огне. При этом он почувствовал будто его слегка ударило слабым током, как в сырую погоду от электросварки.

Петр постоял с минуту над останками, зажав нос пальцами, и развернувшись пошел назад, подсвечивая себе фонарем, в сторону дороги, огибая красные огни, в ту сторону, где оставил машину.

В подвал он вернулся за несколько минут до того, как отключится. Быстро уселся за стол рядом с Марией, писателя уже около нее не было, и уронил голову на лежащие на столе руки. Но чуть раньше заметил встревоженные глаза слушателей и Александра, и сверкнувший зелеными колючими искрами из-под надвинутого черного платка, взгляд ведьмы, прогнавшей его в первый день.

– Чур меня! Чур! – промычал священник и вяло перекрестился.

– От тебя паленым пахнет, – прошептала Мария.

Это последние слова, которые Петр услышал, прежде чем отключиться.

Следующие пять дней были похожи один на другой как две капли воды. Мария прибегала утром, но каждый раз в разное время, что-то готовила на плите, они выпивали, ели и валились на кровать. В эти дни Петр спал без сновидений, а Мария не говорила, видела ли что она во время сна. Петр не спрашивал.

В подвале тоже все было как обычно, кроме поведения Виктора, заявившегося в первый день после гибели в кругу, словно новая монета: он был в гражданском костюме. Кивком головы поздоровался с Петром, но не подошел к нему, а направился в дальний угол, где отыскал ящик из-под бутылок. Потряс им в воздухе, сбрасывая пыль, а потом аккуратно выдул пыль из углов. Затем подошел к слушателям и уселся на отшибе, с интересом внимая лекции Александра. Петр сразу почувствовал: пришел совершенно другой человек.

Поп косо глянул на Виктора и фыркнул, но креститься не стал.

На шестой день Мария прилетела рано, Петр еще не встал с кровати. Она привезла продукты, но без спиртного. Присела на край кровати, не снимая куртки и задумалась. Петр понял, что она на что-то решилась, но подгонять ее не стал. Минут через пять Мария сказала:

– Еще в детстве мама и папа возили меня по области, у них был отпуск. И однажды мы приехали в монастырь, женский. Я помню, что тетенька в черном, наверное настоятельница, сказала: «Наш монастырь самый древний на Руси. Он появился почти сразу после крещения». – Поеду туда.

– Ты уверена, что тебе это нужно? – с нескрываемым любопытством спросил Петр.

Мария молча кивнула головой, пояснив:

– Где-то на грани сознания…

– А далеко ехать?

– Почти на край области.

– На чем поедешь?

– На «Форде», – усмехнулась Мария. – Он пока что в моем распоряжении.

Петр поднялся и не торопясь одевшись, прошел на кухню, ставить чайник.

– Я не буду есть, – сказала Мария: – Еду прямо сейчас.

Петр остановился посреди кухни с чайником в руке и внимательно посмотрел на нее. Мария сорвалась с места, подбежала к нему и чмокнув в щеку, бросилась к выходу, крикнув на ходу:

– Спасибо тебе за все! – и скрылась за дверью.

Петр медленно поставил чайник на плиту и выглянул в окно. Кроме знакомых прохожих и машин на площадке стоял кофейный «Форд». Выскочив из подъезда, Мария нашла его окно и махнув рукой, нырнула в машину. Петр проводил глазами вспыхнувшие при выезде на трассу стоп-сигналы «Форда» и вытащил из пакета колбасу. Но есть ему не хотелось.

Механически отрезал круглый ломоть и стал его жевать, не чувствуя ни запаха, ни вкуса, словно во рту была оберточная бумага. Показалось, что писатель из подвала испытывал именно такое чувство, когда рассказывал свои сюжеты.

Петру стало невыносимо грустно: каким-то образом он помогал людям контактировавших с ним, а сам как… пенек обоссанный, или индюк надутый… Внутри что-то сжалось и на глаза навернулись слезы. Петр чувствовал горячие дорожки на щеках, но не вытирал их, продолжая жевать «картонную» колбасу.

Он старался ни о чем не думать, это умение осталось у него еще с прошлых времен. Боялся начать жалеть себя и впасть в отчаяние. Он страшно соскучился по обычной человеческой жизни, но терпел, не прикладывая пока к своему существованию чрезмерных усилий, терпел издевательства судьбы. Знал что когда-то все изменится, но совершенно не подозревал в какую сторону. Однако, любые изменения были для него благом, даже самые страшные. Он уже ничего и никого не боялся, даже самого себя.

Сегодня поехал В НИИ. Подождал пока Терехов выпишет пропуск и вошел за ним в лифт. В лаборатории Александр ничего не спрашивая, усадил Петра за один из компьютеров и коротко объяснил, что сегодня он может погулять по Интернету и поискать какую-нибудь информацию. А сам подсел к другому аппарату и лихорадочно принялся набирать свою программу.

Петр лениво полистал сайты, но мало что понял: они почти все были на недоступном ему английском языке. Спустя час, Петр заметил, что Александр отвалил от своего компьютера и принялся заваривать свой чифирь.

– Мне кажется, что в кольце времени ты завис добровольно, – негромко произнес Петр, хмуро поинтересовавшись: – Не слишком ли дорогое удовольствие?..

– Я же тебя не спрашиваю… – начал было Терехов, но Петр перебил его.

– Хочешь – расскажу про себя?

– Нет! – резко мотнул головой Александр и подул на горячий чай.

– И выходить из этого состояния не хочешь? – спросил Петр.

Александр промолчал.

Но Петр решил сорвать на нем зло за всех, кто не может, но хочет избавиться от наказания в чистилище.

– Каким образом тебе удается оставаться в одном и том же дне?! Ведь ты, насколько я наслышан, торчишь здесь несколько тысяч лет, во что я совсем не верю. Несколько десятков… Ну, две-три сотни! Куда ни шло. А несколько тысяч!.. Это перебор! – сказав это, Петр почувствовал приближающуюся сзади опасность. Он точно знал, что это такое и ощущал расстояние. Решил на всякий случай проверить себя, наработанные и въевшиеся в самое нутро рефлексы.

Когда до занесенного в район шеи ножа оставалось полметра, Петр резко развернулся на крутящемся стуле, моментально перехватил правой железной рукой кисть Александра в скручивающий захват, и из сидячего положения сбил в сторону центр тяжести тела худющего Терехова, проделавшего двухметровую дугу по воздуху, и с костяным грохотом ударившегося о стену. Нож отлетел к другой стене.

С грустным видом Петр наблюдал, как Александр медленно поднялся на колени и размазывая слезы по щекам стал вдруг выкрикивать:

– Ты появился неизвестно откуда!.. Тебя все боятся!.. Все прошли через смерти, и более страшные вещи, а все равно тебя боятся! Кто ты такой?!

– Ты боишься? – спокойно спросил Петр, на мгновение прервав рыдания Терехова.

– Да! Да!! – крикнул Александр. – И я тоже!.. После твоего появления у нас все изменилось, – он сбавил тон и всхлипнул. Слезы ручьем бежали из обоих его глаз.

– И это все, на что вы способны – испытывать страх?

– Ты меня неправильно понял! – возмутился Александр: – У нас не животный страх. У нас страх, похожий на тот, когда стоишь на краю бездны и качаешься, не зная: сигануть вниз или отступить на назад.

– Странные ощущения, – посочувствовал Терехову Петр: – Но они меня не интересуют. Знаешь, что мне надоело за последнее время? – и не дожидаясь ответа Александра, продолжил: – Постоянные слезы, – губы Петра неприязненно скривились.

– Именно ты их и вызываешь! – зло бросил Александр, вставая на подгибающиеся ноги и кое-как наливая чай в чашки, дрожащими руками, расплескивая напиток на лежащие бумаги.

Петр медленно встал и взяв свою чашку, вернулся назад:

– Продолжай. Я весь внимание… – сказал он, отхлебывая приятную горечь.

– Ты хуже демона, – упавшим голосом произнес Александр, и плюхнулся в кресло. – Он страшен своей силой, а ты еще страшнее, своей непонятностью. Я заметил, – нервно вздохнув, признался Александр: – Что когда ты появлялся, то этот демон весь напрягался и съеживался, будто ты мог одним махом с ним расправиться. Даже он тебя боялся!.. Кто ты такой?!

– Рассказать? – спокойно спросил Петр.

Александр энергично замотал головой в знак отрицания:

– Ничего я не хочу слышать!!

– А ты же паразитируешь, используя судьбы других людей, – безжалостно бросил Петр: – Я не верю, что все это из-за науки.

– Возможно, – согласился Александр. – Но я хочу сделать как можно больше, прежде чем умру. Я не гонюсь за славой, просто очень хочу прорваться вперед, для других, которые придут после меня. Я занят делом. А вот чем ты занимаешься: я не знаю!

– Почему ты должен умереть? – удивился Петр.

Александр косо посмотрел на Петра и сдавленно ответил:

– У меня порок сердца и… Ну, в общем, когда был клинический криз и я на некоторое время вышел из него… В общем – попал в один день. Сначала не поверил, а потом обрадовался…

– Сделал какую-то гадость? – спросил Петр.

Александр нервно пошевелил бровями и пожал плечами.

– А как тебе удается оставаться так долго в кольце?

Терехов повздыхал, как слон, поерзал и едва слышно ответил:

– Приходится каждый день копить зло против кого-нибудь из персонала НИИ и бить его…

– Или убивать? – равнодушно спросил Петр.

– Но это не всегда! – вскинулся Александр, тут же начав оправдываться: – Я же не для себя! Я же для науки!

– Кому она нужна, такая наука, – неприязненно произнес Петр. – Наука на костях и крови своих сотрудников…

– Не надо!!! – вдруг заорал Александр и поперхнувшись, стал надсадно кашлять.

Подождав, когда приступ пройдет, Петр негромко, но жестко произнес:

– Надо, Саша! Надо! Ты не заметил, как превратился в чудовище и всех своих слушателей тянешь за собой! Они без тебя давно бы уже вырвались из кольца: так нет! Ты их там держишь! Это мерзко, Саша!..

Терехов уткнулся в ладони на своих коленях, отчего его позвоночник натянул рубашку на спине как рыбий хребет, и завыл:

– Неправда все!.. Неправда!..

Петр ждал минут десять, пока Александр полностью не успокоится, допил свой чай и грустно сказал:

– Я тебя не обвиняю. Да и не имею на это права. Сам из последних гадов, но механических. Недавно обнаружил в себе какие-то зачатки чувств и эмоций. А то бы так и умер, не познав ничего человеческого: сострадания, жалости, горя, грусти, радости, совести – в конце концов!.. Но ты не обращай на меня внимания. Считай, что меня нет и ничего не было.

Александр сидел за столом по соседству и усиленно растирал грудь в районе сердца: лицо его было серое.

– Скорую вызвать? – предложил Петр.

– Не надо, – прохрипел Александр. – Скоро пройдет… Не первый раз.

– А мое убийство тебе бы помогло?

– Не знаю… Может быть и нет.

– Вернее всего, что нет, – согласился Петр: – Нужно убить кого-нибудь реального, а не призрак, наподобие меня.

– Призраки… – усмехнулся Александр, постепенно приобретая нормальный цвет лица: – Это ты хорошо сказал – призрак. Мы все призраки.

– Но очень и очень реальные, – добавил Петр, поворачиваясь к компьютеру: – И можем влиять на нормальную жизнь.

Александр подошел к нему сзади и всмотрелся в экран:

– Верни сайт назад, – попросил он Петра. Петр исполнил просьбу, листанув страницу Интернета, написанную на английском в обратную сторону.

– Испанцы… – медленно сказал Александр. – Я уже видел сайты канадцев, штатовцев, и однажды проскочили японцы.

– А что там такое? – поинтересовался Петр.

– Такие же как и мы – однодневки, – вздохнул Александр: – Ищут себе подобных по всему миру.

– Ты им отвечал?

– Да… – невесело отозвался Александр, возвращаясь к своему компьютеру. – А что толку? Они обрадовались, что не у них одних такое творится! Это и козе понятно. Может быть такие как мы есть в каждом городе, или в каждом населенном пункте, – продолжил он свою мысль, тупо рассматривая экран своего компьютера: – А когда выскакивают из петли, все забывают, как после клинической смерти.

– Может быть это к лучшему?.. – задумчиво протянул Петр.

– Для меня – нет! – отрубил Терехов: – Для какого хрена я тогда здесь надрываюсь?!

– Вот об этом я и хотел у тебя узнать? – безжалостно сказал Петр.

– Не надо… Пожалуйста, – попросил Александр и навалившись грудью на стол, спрятал лицо в ладонях.

– Все-таки ты дурак! – резко бросил Петр, продолжая листать сайты.

– Ну и пусть… – едва слышно буркнул Александр.

Больше они не сказали ни слова, до самого вечера. Каждый занимался своим: Терехов продолжил составление программы, а Петр переключился на детские игры для дошкольников без насилия, и с удовольствием скакал по кочкам, управляя разноцветным гномиком, или блуждал в неопасных лабиринтах, без оружия в руках.

Больше в НИИ он не приходил. А в подвале они с Александром делали вид, что не существуют друг для друга, как и с Виктором.

За всем этим оказывается внимательно наблюдал полупьяный священник. Однажды он налил полстакана и пододвинул водку в сторону Петра. Тот не отказался: с удовольствием выпил и захрумкал огурчиком.

– На тебе хоть и печать дьявольская, – неуверенным голосом произнес поп: – Но ты… Ты получше, чем эти негодяи, – и он ткнул вилкой в сторону слушателей.

На его слова никто не отреагировал. Хотя Петр видел – попа слышали все.

 

Глава шестнадцатая

И вновь потянулись однообразные дни. Петр с утра садился в «Жигули» и мотался по городу и за городом, иногда попадая в передряги: то ударится в чью-то машину и молча выслушивает крики потерпевшего, то его кто-то ударит, и так же молча он выслушивал извинения, то сотрудник ГИБДД перекрывал ему путь своей полосатой палкой.

Но каждое утро он просыпался в своей отвратительной постели тринадцатого октября, уже остывшей от тела Марии. И однажды Петра осенило, что он совершает почти те же поступки, которые делал в самом начале, или почти в самом начале этого закольцованного ада. Ему показалось это примечательным, вроде отметки на дороге, что сейчас будет тупик или крутой спуск. Петр остановился, прекратил издеваться над собой и машиной. Стал прилежным, вновь стал посещать библиотеки, а вечером – в подвал.

Примерно через месяц, после того как исчезла Мария, внезапно утром раздался стук в дверь. Петр, как ужаленный, подскочил на кровати, и ринулся открывать. Он точно знал, кто стучит. Конечно же это была она.

Сграбастав ее обоими руками, он на весу перенес Марию в комнату и не отпускал до тех пор, пока она не сказала:

– Задохнусь ведь! Прямо медведь, а не человек.

Он опустил ее на пол и отодвинувшись, стал рассматривать. Мария изменилась. Она стала как-то суровее и сдержаннее в чувствах. Петр понял, что в постель она не ляжет. Да ему это и не было нужно, главное, что его не забыли.

Мария, как и раньше, держала в руках пакет с едой.

– Ты хоть чем-нибудь питался? – поинтересовалась она, выкладывая продукты на кухонный стол.

– Иногда, – признался Петр: – В зависимости от настроения, – и тут же засыпал ее вопросами: – Что? Как? Где? Когда? Почему?..

– Все по порядку, – остановила его ладонью Мария, включая плиту. – Каждому овощу свой срок.

– От тебя за версту монашкой несет, – заметил Петр.

Мария едва заметно улыбнулась и согласно полуприкрыла глаза:

– Я себя нашла. Они живут почти так же, как и мы – одним днем.

– Небось конца света ждут? – усмехнулся Петр, натягивая спортивные штаны.

– Нет, – серьезно возразила Мария: – Говорят, что на все воля божия. И я с ними согласна.

– Спелись? – хмыкнул Петр.

– Сжились, – не приняла его сарказма Мария. – Я для них каждый день появляюсь заново. Но чем дальше, тем больше они во мне видят свою сестру.

– Мимикрия, – ввернул Петр.

– Возможно, – вздохнула Мария: – Но скорее всего, я переняла их образ жизни и он мне близок. Это мое.

– Вот поеду туда и расскажу, что ты лицедейка, – пригрозил Петр.

Мария усмехнулась, но не язвительно, а терпеливо и с грустью:

– Кого там только нет, если бы ты знал! Их этим не удивишь, – она сняла с плиты кастрюлю с вареной колбасой и поставила чайник: – А монастырь действительно очень древний и ни разу не был разрушен. Я нашла там такие ветхие летописи – закачаешься! Читать трудно, язык совсем другой.

При этих словах Петр разглядел в гостье прежнюю Марию.

– Например о монголо-татарах. Тебя это интересует?

Петр активно закивал головой в знак согласия, пережевывая колбасу, оказавшуюся за много дней одиночества очень приятной. А может быть потому, что ее готовила Мария.

– Например – Джебе! – Мария с усмешкой взглянула на Петра и откусила маленький кусочек хлеба.

– Не тяни! – попросил Петр. – Перестань мурыжить!

– Имя Джебе оказывается принадлежало одному из полководцев Чингизхана, и жил он почти восемьсот лет назад.

– Ну, мой чуточку помоложе, – усмехнулся Петр: – Лет на пять-десять старше меня.

– Не все так просто, – продолжила Мария. – Джебе был на Руси в 1226 году и участвовал в битве на Калке. Затем, после смерти Чингизхана, вместе с этим, – Мария щелкнула пальцами в воздухе, пытаясь возбудить память.

– С Субудеем? – спросил Петр.

– Вот именно! С Субудей-богатуром стал учителем Батыя, а затем он назначил этих военачальников своими советниками. В 1239 году они пришли вместе с Батыем на Русь, а в 1241–1242 годах растрясли всю Европу. Но еще до этого, Батый, в сопровождении Субудея и Джебе, инкогнито, совершили поездку по Европе и даже встречался с одним из кардиналов, с министром Папы Римского в Италии.

– Инкогнито – это тайно?

Мария подтвердила кивком головы, подцепив вилкой овощной салат.

– Это совсем другой человек, – вздохнул Петр. – Слишком давно. Прошло много лет, – и тут он вспомнил два необычных старинных дротика, впившихся между его пальцев в полированный стол. – Хотя… Хотя…

– Что, хотя? – поинтересовалась Мария.

– Да так, – махнул Петр рукой: – Просто бред, – и потребовал: – Продолжай!

– А больше и не о чем говорить. Меня стали признавать за свою, уже через полмесяца. Я вру конечно, но ничего не поделаешь. Говорю, что совершаю паломничество по святым местам.

– Верят?

– Самое обидное, что верят, – тяжело вздохнула Мария: – Кроме одной, помощницы настоятельницы.

– А что она?..

– Мне кажется, что она так же как и мы крутится в одном и том же дне. Но тщательно это скрывает. Я заметила в ее поведении разницу: ведь для нее все должно быть совершенно одинаково, если она нормальный человек. Но каждый раз помощница ведет себя несколько по иному.

– А ты?

– А я не скрываюсь, – бесшабашно заявила Мария: – Каждый день разная. Набираюсь у них опыта общения, лексикон и другие мелочи.

– Лесбиянство, например? – хмыкнул Петр.

– Грубиян! – обиделась Мария: – Уж где-где, но не в этом монастыре, – она наклонила голову к плечу, словно на иконе: – Я просто млею от их чистоты: духовной и телесной.

– Я рад за тебя, – серьезно сказал Петр.

– А как дела у тебя? – поинтересовалась Мария.

– По-старому, – пожал плечами Петр. Он не стал ей говорить о том, что предчувствует какие-то изменения: – И в подвале все так же.

– Ну и хорошо, – бесцветным голосом сказала Мария и тут же поправилась: – То есть – ничего хорошего! Хорошо – это когда все выскочат из этого круга.

– Выскочим, – пообещал Петр и осторожно спросил: – Ты надолго?

– Сейчас уезжаю, – грустно поведала Мария. – Мне нужно в монастырь.

Петр нахмурился и почувствовал на голове ее руку.

– Не печалься, – попросила Мария: – Я буду наведываться, – и поднявшись с табурета, не прощаясь пошла к выходу.

Петр снова остался один. Но настроение не ухудшилось. На душе было ясно и тепло, будто прикоснулся к чему-то светлому и пушистому.

Вечером он у входа в подвал впервые встретился с Александром. Терехов его ждал специально, это Петр определил по нервозности лектора, по тому, как тот оглядывал улицу.

– Случилось что? – негромко поинтересовался Петр, выныривая из полумрака рядом с Александром.

Тот вздрогнул от неожиданности, помолчал с минуту, разглядывая лицо Петра в отсвете зарева далеких огней и вяло сказал:

– Наверное скоро я выскочу из кольца… Многого не успел.

– В этом виноват я? – в лоб спросил Петр.

– Да нет! – замахал обоими руками Терехов: – Какая тут вина! Просто для меня уже невозможно оставаться в одном дне. Я это чувствую. И ничего не поможет…

– Для других наказание, а для тебя удовольствие, – усмехнулся Петр.

– Разные подходы, разные точки зрения, – быстро пояснил Терехов, грустно добавив: – Для меня зависание во временном кольце тоже не радость, а наказание, вернее: очищение. Но я не успел пройти весь процесс… Тешу себя мыслью, что есть люди, которые вообще не сдвинулись с места. Просто сидят и ждут.

– Как поп? Как слушатели? – сказал Петр.

– Нет, – отрицательно мотнул головой Александр: – Те, которые осуждены или под следствием. Которые сидят в тюрьмах или лагерях. У нас осталась свобода передвижения, а они лишены такого преимущества. Сидят один на один и никому ничего не могут объяснить. Для них и так дни ожидания почти не отличаются один от другого, но все-таки время идет. А представь, если ждущий суда в одиночке застрял в одном и том же дне?..

– Я только сейчас это увидел, – признался Петр. – Раньше не задумывался. Они могут так просидеть миллионы лет! Это более чем ужасно…

– Вот и я о том же, – тяжело вздохнул Александр и сменил тему: – Но я не об этом. Как только я выскочу из кольца, наш коллектив может развалиться… И я хотел бы… А что если ты попробуешь вести лекции?..

Петр резко помотал головой:

– Смеешься! У меня руки не под это заточены…

– Я же не про руки! – удивился Александр.

– Поговорка такая есть, – усмехнулся Петр и тут же став серьезным, категорически отверг: – Подобная миссия не по моим силам.

– Жаль, – тяжело вздохнул Терехов. – Собственно я ожидал подобный ответ. Распадется команда, вот что обидно!

– А может быть это к лучшему? – предположил Петр: – А может быть и не распадется?.. – он сбоку посмотрел на расстроенное лицо Александра и осторожно взяв его за плечо, слегка подтолкнул к подвалу: – Пошли. Там наверное заждались и волнуются.

– В том-то все и дело, – согласился Терехов, шагнув на ступеньки ведущие в подвал: – В основном все кучкуются вокруг меня.

– А ты не возлагай на себя ответственность за всех, – посоветовал Петр, двигаясь за ним: – У тебя нет права снимать чужие грехи, как и у священников. Каждый остается со своей грязью один на один, – и они вошли в подвал, освещенный тремя лампочками.

Все были в сборе и их ждали: Александра как лектора, а Петра… А Петра ждала та самая ведьма, с зелеными горящими глазами под низко надвинутым платком. Она обогнула Терехова, вошедшего в круг слушателей и остановила Петра, загородив ему дорогу к столу.

Из-за ее плеча Петр увидел, как поп активно крестится и что-то шепчет себе под нос: он был еще трезвый.

– Чем могу служить? – вежливо поинтересовался Петр, вглядываясь в притягивающие к себе изумрудные ведьмины глаза.

Женщина слегка коснулась руки Петра, чем всколыхнула в нем какое-то щемящее чувство, и прошла в темный угол подвала, как бы приглашая за собой. Петр покорно направился следом, мельком окинув взглядом приготовившуюся слушать лектора дисциплинированную толпу, и не заметил ни одного взгляда с их стороны, Священник, как обычно, наливал в стакан, а висельник сидел далеко справа у стены. Он приблизился к женщине, притягивающей его своим взглядом. Немного помолчав, она едва слышно произнесла:

– Отведите меня туда…

– Куда? – так же тихо спросил Петр.

Женщина на секунду дернула красивыми губами, выражая недовольство и мягко сказала:

– Вы же знаете, куда.

Петр молчал, проваливаясь в ее ярко светящиеся зеленым огнем в темноте глаза. Она его притягивала, как магнит притягивает железные опилки.

– Я согласна на любую оплату, – прошептала женщина и прикрыла глаза, освободив Петра от своих пут.

Сконцентрировавшись, он только сейчас понял, какую оплату она предлагает. И ему стало противно: он ненавидел продажных женщин. И хотел сказать что-то грубое и злое. Но женщина, не поднимая глаз, опередила его и прошептала:

– Простите меня, ради Бога. У меня с языка сорвалось… Мне это так нужно, что я… Я сама не знаю, что наболтала.

– Зачем это вам? – полностью овладев собой поинтересовался Петр. Ему действительно хотелось знать, зачем этой женщине нужно было попасть в ведьмин круг. – И откуда такие сведения? – уже с неприязнью продолжил допрос Петр: – Кто разболтал?

– Никто ничего не говорил, – убито прошептала женщина. – Я сама догадалась. Да и слухи о подобном превращении давно бродят среди нас…

– Я вам не верю, – резко бросил Петр.

Женщина стрельнула в него изумрудом своих глаз и снова опустив их, стала уговаривать:

– Вам же это ничего не стоит. Почему мне нельзя, а другим можно? – она еще раз зыркнула на него, и каждый раз от этого взгляда у Петра все внутри сжималось, а сердце начинало заколачиваться.

– Какое вам дело до других? – грустно вздохнув, сказал Петр. – Здесь каждый сам за себя. И я не командую этим местом, – он еще раз вздохнул и спросил: – Когда?..

– Сейчас! – горячо прошептала женщина, обдав его сумасшедшим зеленым огнем. Но Петр уже мог бороться сам с собой.

– Хорошо, – согласился он, чувствуя, что его голос может сорваться и задрожать от волнения: – Пойдемте, – и он направился к выходу из подвала.

– Спаси и сохрани… – услышал он вслед приглушенный голос священника, выделив его в монотонной и довольно громкой речи Александра.

Женщина послушно шла следом, он это чувствовал спиной, ее пронзительный, завораживающий, змеиный взгляд. Выйдя на улицу, Петр решился и попросил:

– В глаза только не смотрите…

– Хорошо, – быстро согласилась женщина, семеня за ним следом, к «Жигулю», стоявшему в двух кварталах от подвала, у его дома, между гаражей.

Он привез ее до того места, откуда уже следовало топать пешком. Петру не пришлось вести женщину за руку, она легко вошла на поляну и направилась к освещенному кровавым кольцом пламени кругу. Петр лишь следовал за ней, как привязанный. Он не понял: то ли она сбросила одежду, прежде чем войти в круг, то ли ее одежда вспыхнув синим мертвящим пламенем, мигом сгорела. Но женщина осталась невредимой. Она медленно шла по суживающейся спирали, как когда-то демон, вдоль красных огней, все ближе и ближе подбираясь к центру.

И только сейчас Петр заметил потрясающую красоту ее движений, каждое из которых было отточенным и законченным, словно урок совершенства. И еще он вдруг заметил, что подобных фигур как у нее, ни разу не видел – такое могло приснится лишь во сне.

Объятая голубым пламенем от прекрасных пышных волос, от струящегося по слегка продолговатому лицу, которое было плохо различимо, кроме горящих зеленых глаз, на лебединый изгиб шеи и умопомрачительные формы груди, талии, бедер, пламя стекало со стройных икр в землю, не сжигая ее, а усиливая ощущение прекрасного видения.

Ее глаза звали Петра за собой и он сделал несколько шагов к огненному кольцу, но что-то остановило его и Петр резко сел, глубоко вонзив пальцы в землю, схватившись за корни высохшей мертвой травы. Все его существо рвалось к ней, но остатки холодного рассудка предостерегали от непоправимого поступка. Он дергался, но не двигался с места, натянутый как струна. Пот градом лил с головы на его шею и ручьем бежал по спине. Но он держался и держался, из последних сил.

Наконец ее движения, превосходившие по красоте любой виденный им танец женщины, стали замедляться и она ступила в центр. Голубое пламя вокруг нее уплотнилось и ярко вспыхнув, скрыло удивительное тело. Посреди круга завертелся огненный смерч, который обдал Петра не жаром, а ледяным холодом. С тонким звенящим гулом пламя взметнулось в небо и все исчезло, оставив лишь красные язычки вокруг кольца и выжженный в памяти образ настоящей женщины, с ее непередаваемыми движениями.

Петр сидел и сидел, не в силах оторваться от земли, боясь, что может шагнуть за ней следом. А она, словно отпечаток на сетчатке глаза от сильного света после темноты, стояла у него перед глазами.

Петр был ошарашен, подавлен, уничтожен! Такого он не ожидал.

Он не помнил сколько провел времени у кольца, наверное очень долго, потому что почувствовал приближение серого тумана, вводящего его в бессознательное состояние. И в этом было его спасение.

Проснувшись утром в своей кровати, Петр долго лежал с закрытыми глазами, отчетливо наблюдая за всеми движениями ведьмы, едва не околдовавшей его. Он любовался изгибами ее тела, каждым мимолетным движением руки или бедер.

Видения прервал требовательный стук в дверь. Петр нехотя поднялся и пошатываясь пошел открывать. Пришла Мария, вновь с пакетом продуктов. Она внимательно вгляделась в него и испуганно спросила:

– С тобой все в порядке?

– Почти, – вяло ответил Петр.

Мария прошла на кухню и взялась за приготовление завтрака. А Петр вновь упал на кровать и закрыл глаза. Видение стало слабее, призрачнее, но все равно можно было заметить даже мелкие детали вчерашнего спектакля.

Почувствовав, что на его лоб легла рука Марии, он с трудом открыл глаза.

– Что случилось? – встревоженно еще раз поинтересовалась Мария.

Петр отрицательно покачал головой и медленно встал, нащупал на спинке кровати спортивные брюки, стал их медленно натягивать.

– Ты весь мокрый! – сочувственно заметила Мария: – Заболел?

– Нет, – едва слышно ответил Петр и с трудом поднявшись на ноги, прошел на кухню.

Мария недоуменно покачала головой и уселась на железный табурет напротив него. Петр попробовал уже надоевшую колбасу, яичницу и отодвинул тарелку в сторону. Ему захотелось пить. Он налил себе сразу полную чашку крепкого чая и стал восполнять потерянную ночью воду.

– Расскажешь? – неуверенно поинтересовалась Мария.

Петр задумался на несколько минут, взглянул на Марию, которая… Которая была самая обыкновенная женщина: щуплая, угловатая, немного походившая на подростка, с коротковатыми для нее ногами, что она компенсировала высокими каблуками. Льняные волосы, грубоватые черты лица… И отвернулся. Поколебавшись еще немного он медленно произнес:

– Я видел ЕЕ…

– Кого?! – удивилась Мария.

– Диву, – коротко ответил Петр: – Ту, что может лишь раз присниться во сне.

– Ты видел ЕЕ во сне?

Петр отрицательно помотал головой:

– Она ведьма, – произнес он, все же откусив кусочек от вареной колбасы, которая вновь стала напоминать картон: – Очевидно явилась как воплощение самых прекрасных черт земной женщины, – и тяжело вздохнул: – Теперь я понимаю, почему из-за некоторых женщин мужчины кончали со своей жизнью, или бросались за ними в костер инквизиции.

Мария задумалась, что-то вспоминая или прикидывая. Наконец она гордо вскинула голову и с сарказмом сказала:

– Я знаю о ком ты говоришь. Читала о такой в летописях. Но не очень верила, – она на секунду замолчала и продолжила задумчиво: – Не ожидала, что ты такое увидишь в жизни. Хотя в нашем положении, а особенно в твоем, – она усмехнулась: – Что-то вроде спасителя – увидеть необычное вполне реально, – и посмотрев как Петр неохотно ест, твердо сказала:

– Ладно! Тебе кусок в горло не идет. Давай-ка мы с тобой кое-куда съездим, – и хитро улыбнулась: – Может быть найдем лекарство от твоей болезни.

Петр покорно оделся и спустившись с Марией вниз, уселся на место пассажира в кофейный «Форд». Мария резко сорвала машину с места и помчалась по магистралям на другую сторону города, как определил Петр. Он хмыкнул. Мария это услышала в почти абсолютной тишине салона, хотя скорость была приличной.

– Что тебя развеселило?

– Я во второй раз еду на иномарке, – сказал Петр: – В придачу ко всему, за рулем женщина, а они, насколько я знаю, управляют машинами не так как мужчины.

– А как же, позвольте спросить, милостивый государь? – съехидничала Мария.

– Мужчина едет на машине так как надо, а женщина – туда, куда ей надо.

Мария изогнула губы в улыбке и после некоторого раздумья согласилась:

– Не спорю. Очень близко к истине. Но я стараюсь выполнять почти все требования правил дорожного движения. Хотя там очень много офонаризмов, но… Закон есть закон!

Она привезла его к желтому трехэтажному старинному зданию и приветливо кивнув пожилому вахтеру, под огромным красным носом которого топорщились пышные черные усы, потащила на второй этаж, по слегка обгрызенным бетонным ступенькам с бронзовыми кольцами в углах, при помощи колец и стержней ими когда-то к лестнице прижимали ковер. Ворвавшись в обширный светлый зал с гигантскими окнами под потолком, Мария повела Петра налево, вдоль длинного бруса, вдоль зеркальной стены. Собственно, в этом зале все стены были в зеркалах, это Петр отметил сразу. А у дальней стены, у станка, около стайки молоденьких и угловатых девчушек, стояла женщина затянутая в черное трико. Ее фигура издали напоминала фигуру ведьмы. Она громко отсчитывала:

– И… раз! И… два! И… три!

А щупленькие девушки усердно махали в воздухе ногами. С их вероломным вторжением темп у некоторых будущих балерин немного сбился, и женщина оглянулась.

Нет. Она была черноглазой. Петра это разочаровало. И он тут же заметил в женщине другие недостатки.

– Здравствуй Оленька! – Мария поцеловала подругу в щеку.

– Я рада тебя видеть, Машенька! – в тон ей ответила балерина, и критически осмотрела Петра. А Петр продолжал рассматривать ее. Девушки сбились в кучку и тихо шушукаясь, посматривали на них.

Ольга ощутила на себе оценивающий взгляд Петра и иронично улыбнулась:

– Что-то не так? – спросила она, в упор посмотрев в зрачки Петра.

– Лицо несколько более овальное, – неожиданно для себя начал говорить Петр: – Плечи чуть шире, грудь… Грудь почти… Талия побольше и ноги слегка короче, – и еще более неожиданно, чего он от себя не ожидал, Петр осторожно взял балерину за плечо и развернул ее: – А в остальном… Остальное очень близко к оригиналу, но немного крупные ладони.

Ольга не обиделась и не разозлилась. Запрокинув голову на спину она заразительно рассмеялась. Отдышавшись, наклонила голову к плечу и сказала:

– Вы перечислили почти все мои недостатки, которые нашел компьютер, – и без перехода спросила: – Кто вы?

За Петра ответила Мария:

– Он видел Диву.

– Легенду?! Во сне?! – удивилась Ольга.

Петр отрицательно покачал головой:

– Нет. Наяву.

Ольга высоко вскинула тонко выщипанные брови и серьезно посмотрела на Петра:

– Новенькая? С периферии?

– Нет! – теперь уже Мария возразила, вложив в свой голос азарт: – Настоящую.

– Нонсенс! – коротко отреагировала Ольга. – Это легенда! – и косо взглянув на Петра, поинтересовалась: – Где это было? Что она делала: просто шла или танцевала?

– Она просто шла, – вздохнул Петр. – Но это был самый настоящий танец.

Ольга на мгновение задумалась и резко сказала:

– Если вы видели легендарную Диву, значит не могли остаться в живых!

– А я застрял посередине: одной ногой здесь, другой – там, – грустно улыбнулся Петр. Мария молчала нахмурилась, уйдя в свои мысли.

– Можете показать хоть одно движение, которое вы запомнили? – ехидно поинтересовалась балерина.

Петр прищурился, припоминая видение и неожиданно сделал шаг и какой-то пасс руками.

– Ну-ка, ну-ка! – вдруг заволновалась Ольга: – Повторите пожалуйста.

Петр еще раз повторил шаг и движение руками, но уже без запинки, слитно. Балерина пристально взглянула на него, словно пытаясь прожечь своими черными глазами его зрачки и почти без труда, повторила то, что пытался изобразить Петр.

– Похоже? – настороженно спросила она у Петра.

– Немного не так, – отрицательно мотнул головой Петр: – При входе в шаг коленка должна идти немного позади стопы, а у вас стопа сильно отстает, и более округлое, ускоряющееся движение правым локтем при выходе.

Балерина насколько раз проделала движения отдельно, и неожиданно повторила в точности то, что видел Петр. Конечно не все, а лишь мизерную часть длинного пути по спирали.

– Почти, – улыбнулся он, – но…

– Фигура? – догадалась балерина.

Петр молча подтвердил ее догадку кивком головы.

Ольга еще несколько раз проделала этот шаг с движением руками, чтобы запомнить, и повернувшись к Петру, сказала с интонациями извинения:

– Это действительно потрясающе… Но я уже не в силах такое воспроизвести, – и просительно посмотрела в глаза Петра: – Помогите мне с ней встретиться?..

– Невозможно, – грустно сказал Петр. – Ее уже нет.

– Умерла?!

– Не знаю.

– А когда вы это видели?

– Вчера, – Петр усмехнулся: – А может быть тысячу лет назад.

Ольга немного отошла от Петра с Марией и резко развернувшись, подошла к ним:

– Я верю! И очень вам завидую.

– Я смотрел на нее не как профессионал, а как влюбленный болельщик.

Ольга понимающе слегка кивнула головой:

– Самые лучшие специалисты по определению качества женского танца как раз являются не партнеры балерин и не завсегдатаи балетных спектаклей, а вот такие как вы, непрофессионалы, – это было сказано с грустью, усталым голосом: – Она хоть молодая? – напоследок поинтересовалась Ольга.

– По моему нет, – ответил Петр: – Скорее всего, она ровесница человеческой цивилизации.

– Ладно, – махнула рукой балерина, слегка улыбнувшись: – Пришли с тайной и уходите вместе с ней. Не травите душу, – и вновь обратилась к своим воспитанницам:

– Итак! Левую ногу согнуть в колене и поставить на пуант…

Мария привезла его домой и сославшись на дела, быстро распрощалась. Когда за ней захлопнулась дверь, Петр понял по ее взгляду, что больше ее не увидит. Он не понимал женской логики, если она только существовала в природе. Но остро почувствовал: Мария поняла или каким-то образом ощутила, что у него в душе для нее места нет. Как ни странно он заметил, что она не корила его за это, а просто ушла с дороги. Мужики бы здесь обязательно подрались, до крови.

Петр решил сегодня никуда больше не ходить, тем более: что после уезда Марии небо заволокло тучами и посыпал мелкий, вызывающий бешенство, дождь. Он упал на кровать и уплыл в мечтах к видению ведьмы, неимоверно притягивающей все его существо и с такой же силой отторгавшей. Но в этом случае проблему буриданова осла решала бритва Оккама: из двух равных по силе притяжений он отсекал гадостную неприязнь. Усталость от постоянного напряжения и каждодневных действий навалилась словно сошедший с рельсов локомотив, а сверху все прикрылось могильной плитой его положения: ни живой и ни мертвый. Петр пожалел, что он не робот, потому что человеческая психика не приспособлена к бесконечно повторяющемуся однообразию.

Провалявшись до вечера, он нехотя встал и пошел на кухню, давно он не сидел за столом у себя дома вечером. Перепробовал все, что принесла Мария, даже конфеты с салатом из овощей и майонезом. Но вкуса пищи почти не почувствовал. Его не раздражало подобное состояние, потому что его нервы всегда были на взводе – готовность номер один. Раньше он никогда не испытывал отчаяния или такой глубокой грусти. Это породило у него новую, неизведанную порцию чувств.

И почти начал жалеть, что не ринулся вслед за Дивой в огненное кольцо. Решив перебить самокопание чем-то посторонним, выглянул на улицу. Там ничего не изменилось, над городом разгоралось зарево от фонарей, а у гаражей, которые слегка освещались дальним светом, стоял «Жигуль».

И тут же подскочил на табурете: около его машины кто-то возился. Если прижаться виском к стеклу, то можно было разглядеть две тени. Вот одна из них открыла водительскую дверцу, в салоне загорелся бледный свет на потолке, а потом несколько раз сверкнули искры. В этот момент вторая тень нырнула на пассажирское сидение. А потом «Жигуль» стремительно сорвался с места, с потушенными фарами, и повернув направо, помчался к выходу на трассу, где загорелись задние габаритные огни.

Петр не возмутился и не разозлился от подобного дерзкого угона: все равно завтра машина будет на месте. И стал вспоминать: оставлял ли он раньше «Жигули» в это же время у гаражей. Получалось так, что оставлял. Но он не возвращался домой и поэтому не знал, угоняли машину или нет. А когда уезжал на «Жигуле» то всегда бросал его где попало. Ему даже стало немного весело от того, что в подобном существовании невозможны преступления, практически никакие. Все украденное возвращается к хозяевам, а убитые воскресают.

Идеальная жизнь, похожая на райскую или на коммунизм. Однако для человека эта жизнь выглядела как ад. Но и середина не устраивала: когда терялось бы столько же, сколько и находилось. Человек тяготеет к адскому существованию. Значит, как сказал какой-то умный человек: конец света уже был, только мы его не заметили. В таком случае можно предположить, что человек скорее создание дьявола, нежели Бога. Ну, а что женщины от дьявола – это очень близко к истине. В этом Петр был почти уверен. Потому то они все время воюют с мужчинами, феминистки проклятые.

Мысли Петра стали слегка путаться и приобретать приятный и мягкий оттенок. Он не заметил как перешагнул порог сна, в котором не было ни ведьм, ни петель времени, ни его самого. Вокруг двигались хорошие люди, с которыми было приятно общался, не понятно только о чем. После таких снов не вскакиваешь в холодном поту, наоборот, отрываешься от чудного мира с трудом и оказавшись в действительности жалеешь, что не было второй серии…

 

Глава семнадцатая

Проснувшись утром Петр долго не решался встать с кровати. Он не знал куда в этот раз ему пойти и что делать. Впрочем, никуда и не хотелось. Как ни странно, но ему показалось, что видение ведьмы насколько поблекло и стало подтаивать. Быть может она и не прекраснее балерины Ольги, просто там, в ведьмином кругу у него было особое состояние, необычное настроение, взвинченность.

Петр лежал под одеялом и прокручивал в уме свои реальные и нереальные похождения. Но краем сознания он стал замечать, что в квартире было что-то не так. Когда эта информация от края сознания переместилась ближе к центру, Петр резко откинул одеяло и подбежал к окну. Ему было чему удивиться: на улице вместо солнца сыпал вчерашний мелкий дождь. Трясущимися пальцами Петр крутнул ручку динамика и дикторша бойким голосом сообщила, что сегодня четырнадцатого октября предполагается дождливая погода на весь день.

Петр шлепнулся на свою железную табуретку и ожидал, что сейчас заревет. Но слез не было. Он ни огорчился и не обрадовался. Просто сидел и сидел в неподвижности, прижимаясь боком к ребру ржавой давно не крашеной батареи, в недрах которой забулькала вода и она стала нагреваться.

Механически поставил чайник и уставился на полиэтиленовый пакет с продуктами, который Мария принесла вчера. И тут только до него дошло, что он вырвался!.. Для него наступил следующий день! Он прошел круги ада и попал в реальность, где его могут нечаянно толкнуть и этого не повторится, где его может переехать машина и он не воскреснет, где кадровик ищет старые кадры для своего поганого дела. И ему необходимо снова менять квартиру.

Автоматически напившись чаю, Петр решил сегодня никуда не ходить. Неожиданно он почувствовал счастье от того, что его нигде не ждут и он никому не обязан. С удовольствием завалился на кровать и уснул, будто провалился в бездну.

Проснулся вечером. И сразу вспомнил о сообщении дикторши. Но не поверил. Побежал на кухню, включил динамик и долго ждал, когда какой-то хрипатый мужик стал ерничать по поводу политиков, совершивших сегодня, четырнадцатого октября, скандальные проступки. Его не заинтересовали бои под ковром и на ковре в политике и за ее кулисами, его интересовала обычная жизнь. Петр вернулся в комнату и раскрыв комод стал искать свои доски с монетами. Но их не было.

«Значит все правильно! – лихорадочно подумал он: – Все сдвинулось!»

Подбежав к куртке, висевшей у двери, сунулся в карманы: пистолета не было. Вскрыл тайник – он был пуст: ни монет, ни спецприспособлений. Но его это не огорчило: по крайней мере в карманах остались деньги. Он насчитал три с половиной тысячи долларов и почти четыре тысячи рублей. Куда делись остальные, его не интересовало. Посмотрел на телефон, с мыслью позвонить Сергею Ивановичу, но отверг этот порыв: а вдруг!..

Вдруг опять Джебе! Лучше не надо. Поживем немного в нормальном мире, освоимся, а там посмотрим. Внезапно он ощутил, что провел в непонятном зависании более двух лет и сильно изменился. Но не мог понять в какую сторону. Все переплелось, он ощущал, что изменил отношение ко многим ценностям этого мира.

Посмотрел на свои руки и ничего не увидел – руки как руки. Ему совсем не показалось, что его правая собрана из атомов, прилетевших с противоположных границ Галактики. И левая была нормальной.

– Все хорошо… Все хорошо, – успокаивал он сам себя: – Если выжил и не свихнулся в таком кошмаре, то сейчас с ним не случится ничего плохого, – И неожиданно замер. Раньше он совсем не боялся за свою жизнь, даже хотел умереть. А сейчас ему очень хотелось жить, видеть людей, общаться с ними.

Он быстро оделся и бросился на улицу. Мельком глянул в сторону гаражей и в сером вечернем полумраке не увидел своего «Жигуля».

– Угнали, сволочи, – беззлобно буркнул Петр и быстро пошел к подвалу. Ему необходимо было встретиться со своими и чем-то помочь им.

На темных улицах прохожих было мало: рабочий день кончился да и водяная пыль не благоприятствовала прогулкам. Петр осторожно спустился под лестницу в подъезд и толкнул обитую железом дверь. В подвале было подозрительно тихо. Он по памяти прошел в лекционный зал и ширкнул зажигалкой.

В неверном и слабом свете крохотного огонька Петр увидел заблестевшие полотнища паутины, груду ящиков из-под бутылок, несколько сломанных стульев и два покалеченные стола в дальнем углу. Никого живого в подвале не было. А по его внутренним часам было более девяти вечера. Он обошел помещение вокруг, оставляя следы на толстом девственном слое пыли и погасил огонь. Ни одна мысль не шевельнулась в его пустой как колокол голове. Он не был обескуражен, но увиденное его не разочаровало и не обрадовало. Плотная тишина и темень обступили со всех сторон.

– Значит поезд ушел, – негромко сказал он сам себе. Но его слова, казалось прогрохотали, словно пропущенные через мегафон, в замкнутом пространстве.

Петр покивал себе головой, непонятно что подтверждая или отрицая и пошел на ощупь к выходу.

Домой вернулся опустошенный, будто потерял с канувшими в неведомое обитателями подвала все. Он так привык к коловращениям в одном и том же дне, что его сейчас пугала нормальная жизнь, которую раньше не замечал.

И тут навалилась усталость, наверное перенервничал. Не раздеваясь, лишь сбросив куртку, Петр упал на скрипнувшую пружинами кровать и снова уснул, будто провалился в пропасть.

Утром вскочил как на пружинах. Однако встав на ноги почувствовал слабость и присел на край кровати. Сразу все вспомнил. Осмотрел одежду на себе которую не снял, и, набравшись сил, поднялся с кровати, прошел на кухню, включать репродуктор. Пока молоденький диктор сообщал, что сегодня дождя не ожидается, но будет переменная облачность, поставил чайник.

Из дома вышел через час и решительно направился к метро. Час добирался до НИИ, позвонил из проходной в лабораторию. Ему ответила женщина, поинтересовалась кто он, откуда. Пришлось объяснять, что он хороший знакомый Терехова. Женщина попросила подождать и положила трубку. А Петр прошелся по тесному застекленному вестибюлю: от окошка выдачи пропусков к охраннику, равнодушно посматривавшему на него.

Неожиданно внимание Петра привлек большой плакат или фотография за тремя дверями в вестибюле института. Портрет бал виден смутно, но Петр узнал в нем Александра. И еще заметил сверху, перечеркнувшую угол черную полосу.

Из лифта в фойе вошли две женщины и двое молодых парней. Они торопливо прошли сквозь тройной кордон дверей и остановились напротив Петра.

– Мы раньше не встречались? – поинтересовалась одна из них.

Петр пожал плечами и кивнув на фотографию, тихо спросил:

– Это Александр?

– А вы не знаете?! – удивилась вторая женщина и махнув рукой на охранника, взяла Петра под ручку и провела в фойе: – Он вчера… – Она всхлипнула: – Вчера скончался…

Первая женщина и двое молодых парней молча топали сзади. Женщина подвела Петра к траурному портрету Терехова, очевидно увеличенному с какого-то документа. Присмотревшись, Петр заметил в нижнем углу огромной, метр на полтора, фотографии плохо заретушированный сегмент печати. Петр долго всматривался в молодые и задорные глаза Александра, совершенно не такие фанатичные, какие у него были в подвале, тяжело вздохнул и повернулся к женщине, продолжавшей держать его под ручку.

Она не стала дожидаться вопроса, коротко сказав:

– Умер за компьютером. Сердце, – и сделала попытку расплакаться, но у нее ничего не получилось.

– Вы давно с ним знакомы? – осторожно поинтересовался один из юношей.

– Прилично, – кивнул головой Петр, но поняв, что сейчас его засыплют вопросами, пояснил: – Здравствуй – прощай! Немного разговоров и все.

– А о программах вы с ним не говорили? – допытывался все тот же парень.

– Поверхностно, – вздохнул Петр. Он уже понял, что Александр надорвался.

– Мы все чуть с ума не сошли, когда увидели, что он за семь часов набрал две программы на двести пятьдесят килобайт и на триста тридцать. А вот третью… – парень разочарованно развел длинные руки в стороны: – Третья была колоссальная!.. Он успел набрать шестьсот килобайт. И я думаю, что это половина, – и внимательно взглянул на Петра: – Вы не знаете, что должны эти программы обеспечивать?

– К сожалению нет, – качнул головой Петр: – Я пользователь, в программах не смыслю.

– Жаль… – протяжно произнес парень и отошел в сторону. За ним отвалил его товарищ.

– Где сейчас Александр? – спросил Петр у женщины, отцепившейся от него и стоявшей рядом с подругой, обе скорбно сложили руки на животе.

– В морге, – почти шепотом произнесла та, которая держала Петра под локоть и замялась: – Мы вот тут собираем… Он же гол, как сокол… И родственников у него…

Петр сунул руку в карман и поймав три бумажки, вытащил их, протянул женщине. Она всплеснула руками и осторожно взяла триста долларов, не зная что сказать.

Петр опередил ее благодарность, резко бросил:

– Не говорите ничего, – еще раз взглянул на молодого, улыбающегося через стекла очков Александра и круто развернувшись, вышел на улицу, открывая бесчисленные двери.

Он не жалел Терехова, не горевал. Но и равнодушия не было. Обидно было лишь за то, что Александр не успел воплотить в жизнь свои наработки.

«Это не в человеческой власти и не по человеческим силам», – вертелась в голове мысль у Петра, пока он лавируя в плотным потоке пешеходов, пробирался к станции метро:-»Не по силам…»

– Молодой человек! Петр! Да остановитесь вы!.. – услышал он знакомый голос с проезжей части и остановился. Рядом, качнувшись на амортизаторах бесшумно замер большой иностранный лимузин. А из полуопущенного затененного заднего окна на него смотрела… Ну конечно Ольга! Балерина.

– Вы так бежали, что не догнать, – весело прощебетала она, открывая заднюю дверь: – Садитесь! Я подвезу.

Петр поколебался и нырнул в салон пропахший приятными духами, утонув в мягких сидениях. Петр отметил, что балерина очевидно была знаменитая, потому что ее возил личный шофер, даже не повернувший стриженый затылок, чтобы посмотреть на пассажира.

– Вы не против? – спросила Ольга, широко улыбаясь.

– Нет, – равнодушно ответил Петр.

– У вас что-то случилось? – балерина высоко страдальчески подняла брови, словно в театре на сцене.

– Умер хороший человек, – ответил Петр.

– Кто?! Родственник?

– Нет. Просто хороший человек. Вы его не знаете.

Балерина скорбно смотрела на Петра, слишком сильно выражая эмоции на своем лице.

– А вы знаете? – неожиданно улыбнулся Петр: – Я только сейчас понял, почему мне больше нравиться кино, а не театр.

Балерина молча изобразила лицом величайшую заинтересованность.

– В кино, для того, чтобы показать удивление, нужно всего-то приподнять брови, а в театре, для того чтобы дальним зрителям было видно, что герой на сцене удивился, необходимо сделать вид, будто на тебя нападает чудовище и вот-вот слопает.

Балерина осмыслила его фразу и звонко захохотала. Но неожиданно резко прервала смех:

– Это ничего, что я смеюсь, а хороший человек?..

– Это естественно, – успокоил ее Петр: – В нашем городе умирают каждую минуту, а может быть и чаще, и много хороших людей.

Балерина погрустнела:

– Вы правы – от этого никому не уйти, – немного помолчав, она объяснила: – Я только что с репетиции, поэтому кажется, что еще стою на сцене. Вы уж извините.

– Все нормально, – улыбнулся Петр и спросил: – В какую сторону вы едете?

– На Юго-Запад.

Петр немного подумал и согласно кивнул головой:

– Нам по пути, – помедлив, спросил: – Не знаете, где там находится двадцать второе отделение милиции?

– Рядом! – удивленно вскинула брови Ольга: – Будем проезжать мимо, – и задумалась, сомкнув длинные черные ресницы: – А вы не скажете?.. Это не секрет: где вы видели танец той женщины?

– Не секрет, – быстро ответил Петр, заранее догадавшись, что балерина обязательно об этом спросит.

– Не во сне?

– Я почти не вижу снов, – признался Петр: – И никогда мираж не путаю с реальностью.

Ольга недоуменно покачала головой:

– А вы можете показать мне эту женщину?

– Вряд ли, – усмехнулся Петр: – Она сейчас вне нашей досягаемости.

– Ну а где это было? – не отставала Ольга.

– Рядом с Дмитровским шоссе.

– А вы не против?..

– Да нет, – подумав ответил Петр.

– Ольга Дмитриевна! – подал голос водитель, не оборачиваясь: – Это на другом конце города, а сейчас сплошные пробки…

– Выезжай на кольцевую! – приказала балерина непререкаемым тоном. Водитель тяжело вздохнул и отвалив от тротуара стал разворачиваться в обратную сторону.

– Зачем вам это? – спросил Петр. Но в его голосе не было интереса. Поинтересовался только из приличия, чтобы не молчать.

– Не знаю… – почти шепотом ответила балерина, плавая в каких-то заоблачных высотах: – Меня поразило то, что вы сумели показать. А это, как я понимаю, всего лишь часть…

До окружной дороги ехали молча и довольно быстро: нормальные машины отъезжали от лимузина подальше, во избежании неприятностей.

– Вы давно знакомы с Машей? – вскользь поинтересовалась Ольга.

– Относительно.

– В театре?

– В метро.

– А она?.. – и балерина прикусила язык. Но Петр продолжил ее мысль:

– Отказалась ездить на «Форде», по моей «просьбе», – и он усмехнулся. Балерина понимающе кивнула головой, но тут же сообразила, что ничего не получается: если Мария раньше отказалась ездить на «Форде», то как они могли позже познакомиться в метро.

– Я что-то не поняла?..

– Я тоже, – подтвердил Петр.

Через несколько минут Ольга вновь задала вопрос:

– Дружили?

– Нет, – серьезно ответил Петр: – По чеховской формуле: сначала знакомые, потом любовники, но до дружбы как-то дело не дошло.

Ольга повернулась всем телом к Петру, долго и внимательно всматриваясь в его бесстрастное лицо.

– А вы странный человек… – задумчиво произнесла она, приняв прежнюю позу.

– Вы это тоже заметили? – без энтузиазма поинтересовался Петр.

– А кто еще – Мария? – вместо ответа спросила балерина.

– Да нет, – Петр хмыкнул: – Мы одного поля ягоды. Это заметил я сам.

– И гордитесь… Возвышаетесь над всеми? – с некоторой неприязнью поинтересовалась Ольга.

Петр отрицательно качнул головой:

– Совсем не так: наблюдаю и иногда удивляюсь.

– Чему?

– Что иногда выкидываю, – задумчиво проговорил Петр: – У меня даже страх стал проявляться, но любопытно.

Ольга надолго отвернулась к своему окну, не проронив ни слова, пока лимузин не съехал на Дмитровское шоссе, а водитель не спросил:

– Куда дальше?

– Скоро будет небольшой поворот направо, – предупредил его Петр: – Там и остановитесь, за упавшим деревом.

Когда машина замерла в тупике, Петр выбрался на улицу и почувствовал свежий воздух, сильно отличающийся от пропитанного духами салона. Он молча пошел вперед, не приглашая за собой Ольгу. Ему самому хотелось взглянуть на ведьмин круг.

– Вас сопровождать? – донесся до него голос водителя и ответ Ольги:

– Думаю, что не надо, – она шагала следом, по влажной от вчерашнего дождичка земле.

Вдали послышались перекликания грибников в лесу, но не на поляне, к которой Петр вышел, миновав крайние деревья. Все вроде оставалось таким же, как раньше, но того напряжения в воздухе и тяжести в душе Петр не испытывал. Он смело вошел на поляну и направился к едва различимому темному пятну в ее центре. Остановившись на границе, услышал сбоку легкое дыхание тренированной балерины. Решившись, Петр шагнул в круг и ничего не почувствовал, если не считать едва заметного покалывания в ладонях и в затылке.

– У меня голова закружилась, – пожаловалась Ольга и оперлась о его подставленную руку. – Здесь аномальное место, – уверенно заявила Ольга: – Я это чувствую всем телом.

– Капище язычников, – коротко объяснил Петр. – А под ним кладбище колдунов и ведьм.

– Откуда такие сведения? – удивилась Ольга, установив контроль над собой и оторвавшись от руки Петра.

– Из истории, – бесстрастно сообщил Петр, и прошелся вокруг центра, где была ямка: – Наверное здесь стоял Перун, Ярило или Даждьбог, – он ткнул пальцем в ямку: – Точнее – истуканы.

– И вот здесь вы ее видели? – удивилась Ольга: – Какая-нибудь охотница за грибами…

– Нет, – тяжело вздохнул Петр: – Это было ночью. А я сел на землю, – он пошарил глазами вокруг кольца: – Ну да! Вот здесь! Вцепился!.. Боялся что не выдержу, – и он показал ямки у темного круга, которые пробуравил своими руками, цепляясь пальцами за корни высохшей травы.

Ольга молча ходила по кругу, сметая лакированным сапожком желтые листья и сухую траву принесенную ветром.

– Вы верите в мистику? – неожиданно спросила она, в упор посмотрев в глаза Петра.

– Нет, – отрезал Петр: – Мистика – это выдумка. Я верю в реальность, в жизнь.

– Посмотрите, – подозвала она его к себе, откидывая мелкие листочки со спекшегося от высокой температуры камня: – Отпечаток ноги. Женской. И очень красивый, утонченной формы.

– Она и наследила, – усмехнулся Петр, принявшись разгребать листву дальше по кругу: – Вот еще один, – сказал он: – Вот еще, и еще…

Ольга задумчиво рассматривала следы босых ног, оставившие оттиски словно не на камне, а в глине.

– Это было очень давно, – медленно сказала она.

– Не очень, – опроверг ее Петр: – Ведьма ходила по расплавленной земле, потому и остались отпечатки.

– А как вы здесь оказались? – иронично поинтересовалась балерина.

– Я привез ее сюда, – не стал запираться Петр, подумав, что настоящая правда лучше любого отнекивания или вымысла: – По ее просьбе.

– Вы были с ней знакомы?

Петр немного подумал и скривив губы неохотно ответил:

– Шапошно.

– А почему она именно вас попросила привезти ее сюда?

– Потому что я один знал, где это место находится, – как само собой разумеющееся ответил Петр.

Ольга потерла лоб ладонью и растерянно сказала:

– Я никак не могу отделить правду от вымысла…

– Ну и не забивайте себе голову пустяками, – усмехнулся Петр, и грустно оглядел осветившуюся солнцем, выглянувшим из-за облаков, поляну: – Мало ли на свете шизофреников, которые любой скрип сучка на дереве воспринимают как веление свыше.

– Вы не из их числа, – отрицательно покачала головой Ольга, и неожиданно спросила: – А где сейчас Мария? Не знаете?

– В каком-то монастыре, – совершенно спокойно ответил Петр.

– В каком?

– В женском! – удивился Петр.

Ольга поняла сарказм и ирония тронула ее слегка подкрашенные губы.

– Я это поняла.

– Не знаю, – честно сказал Петр: – Говорила, что монастырь очень древний. Возможно один из первых, построенных после принятия православия.

– И вас это не удивляет? – подозрительно спросила Ольга.

Петр отрицательно мотнул головой и для убедительности выпятил нижнюю губу:

– Ни сколько!

Ольга поковырялась в принесенных ветром сухих листьях, нашла еще несколько отпечатков, и даже примерила их к своим сапожкам, искоса взглянула на Петра и тихо сказала:

– Я очень чувствительная натура… Мельчайшие изменения в человеке или в природе каким-то образом отзываются во мне. И как ни странно – я вам верю. И это место чувствую, словно камень на душе. Плохое место. И тайну, которую вы скрываете от меня, тоже чувствую, – она на секунду замолчала и двинувшись в сторону маячившего на опушке водителя, подхватила под руку Петра:

– Не знаю как с Марией, но с вами произошло что-то из ряда вон выходящее. А я любопытная!.. – она сделала неопределенный жест рукой в воздухе: – Ну в общем, вы поняли. Я от вас не отстану, пока вы хоть на миллиметр не приоткроетесь. И из-за этого пойду на все…

– Ведьма мне тоже предлагала все, – усмехнулся Петр.

Ольга резко остановилась и близко посмотрела в его глаза, будто пытаясь проникнуть сквозь них во все его мысли.

– И как вы поступили?

– Она у меня в долгу, – вновь усмехнулся Петр.

– То есть, вы можете просить у нее все, что пожелаете?

– Да нет, – Петр поддержал Ольгу, переступавшую через канавку, в которой недавно тешилась молодая пара: – Она уже далеко.

Ольга остановилась и пристально посмотрев на Петра, почти по слогам сказала:

– Ведьма, или Дива обязана расплатиться! Если она этого не сделает, то ей будет плохо.

– А мне ничего не нужно, – бросил Петр, подводя Ольгу к машине, спросив водителя: – Как зовут твою повозку?

Водитель неприязненно скривился, но ответил:

– «Линкольн», – и уселся за руль.

– Ей уже плохо, – сказала Ольга, усаживаясь в салон.

– Кому? – удивился Петр.

– Диве! От того, что вам ничего не нужно.

– Да ну?! – Петр хмыкнул и махнув рукой, упал на мягкое сидение: – Что-нибудь придумаем.

– Интимное? – ревниво скривив губы спросила балерина.

– Только не это! – возмутился Петр. – Что я – контуженный или с пулей в голове?..

Ольга довольно хихикнула:

– Если будет возможность, пригласите меня.

– А почему бы и нет, – ответил Петр и отключил мысли, как это делал раньше. Со стороны казалось, что он ушел в себя или медитирует. Ольга не приставала к нему до самого Юго-Западного округа.

Дежурный, капитан милиции, посмотрел на Петра и очевидно признав за своего, махнул рукой, показывая лестницу на второй этаж:

– Пройдите к секретарше. Может она что-то разъяснит, а может и вы, – и он хитро усмехнулся.

Молодая секретарша не то вспомнила Петра, не то как дежурный, признала за своего, таинственным полушепотом сообщила:

– Я вчера обнаружила на своем столе рапорт на имя начальника управления от Виктора Андреевича с просьбой уволить его и не искать, – женщина испытующе взглянула Петру в глаза: – Вам не кажется, что рапорт несколько странноват?

– Кажется, – согласился Петр. Немного постоял в задумчивости, он распрощался с секретаршей, а внизу раскланялся с дежурным.

– Никого! – сказал он на улице: – Все исчезают в неизвестных направлениях. Призраки.

– Что вы сказали? – поинтересовался мужчина, столкнувшись с ним на тротуаре.

– Я сам с собой, – объяснил ему Петр.

– Угу! – быстро согласился мужчина ловко обходя его: – Бывает, – и убежал по своим делам.

Петр шел медленно. Его обтекали спешащие граждане большого города, иногда задевая сумками, плечами, локтями. Но он не обращал на это внимания, отвернувшись сознанием от окружающего мира внутрь себя и ни о чем не думая.

Опомнился в каком-то автобусе. Узнав его номер у сердитой старушки, понял, что едет совсем в другую сторону, от своего дома. Сошел на следующей остановке, рядом со станцией метро и спустился под землю.

Во-второй половине дня Петр уже лежал на своей кровати и бессмысленно рассматривал серый с трещинами потолок комнаты. Внешний мир сдвинулся с места, а он никак не мог выйти из состояния коллапса. Перед тем как уснуть издалека пришло осознание того, что он в этом мире лишний. И слегка пожалел, что не рванул за демоном или ведьмой. Хотя… Четр его знает, чем все могло закончиться, а вдруг контакт с ними имел конец во времени.

Утром окна ярко освещались всходившим солнцем. Петр почувствовал по своим внутренним часам, что проспал. Сейчас было не меньше семи. Но он не двинулся с места, продолжая бревном лежать на кровати. Только сейчас к нему пришло четкое осознание того, что он в нормальном мире чужой. Судьба подарила некоторое время деятельности и на том спасибо. Ну чем заняться: опять монетами? Можно было на имеющиеся деньги купить хорошую коллекцию. Однако что-то изменилось в сознании и Петру сейчас монеты были ни к чему. Он удивился, что так долго занимался этим пустым делом и кажется ему оно нравилось.

Можно было пристроится торговать на рынке всякой всячиной, хотя бы прислуживая Кеше. Однако торговля и он были несовместимы, особенно в нынешнем ее варианте, когда на прилавках рынка на семьдесят процентов лежал краденый товар.

Найти какого-нибудь криминального авторитета и подвизаться к нему киллером? Боже упаси! Петр всеми силами старался даже пыль не поднимать со своего прошлого. Жизнь – улетевшая коту под хвост. Он не осуждал исполнителей, ликвидаторов, киллеров, но заниматься сейчас этим!.. Лучше с голоду умрет. А ведь есть еще кадровик, который наверняка позвонит куда-нибудь. И если Петр не появится у него – то все!

Нужно менять квартиру. За пенсией лучше не приходить! Сразу заметут или хлопнут. Скорее, привлекут. А он на дыбки, вот и хлопнут. Хорошо, что не прописался в квартире, остался жителем области. По прописке не найдут. С военного учета снят: не по возрасту, а в связи со спецработой и спецучетом, которого в природе не существует.

А на что тогда жить?

Хотя есть возможность прийти в театр к Ольге и попросить ее об устройстве – макеты таскать. Или как их там? Декорации с места на место переносить. Работа как работа, не хуже других.

В общем, не паниковать. Один выход уже найден.

Он снова уснул. Очевидно за долгих два года в одном дне слишком устал. Проснулся вечером. Поел и как лунатик побрел к подвалу. «Жигуля» на месте не было. Угнали капитально. Возможно уже разобрали на запчасти.

Но подвал его не порадовал: все было в паутине и в пыли. Полный порожняк. Значит «деньги за непрожитую жизнь не вернут». Поднялся наверх и пошел куда глаза глядят. Ходил долго, пока не устал и не продрог, потом определился, что сделал оборот вокруг своего квартала, возможно не один.

Вскипятил чайник, открыл пошире окно и резко выкинул остатки начавшей пованивать колбасы на газон, где выгуливали собак. Съел дежурную «сайру» и как сноп вновь завалился спать. Однако, как же я сильно переутомился, мелькнула у него мысль перед тем, как поплыл серый туман.

Снова утро и опять пасмурно: что поделаешь – осень. Петр встал на этот раз бодро, поставил чайник и включил динамик. Дикторша немного грустным голосом вдруг сообщила, что сегодня, четырнадцатого октября продолжатся осадки…

– Как так четырнадцатое?!. – заорал Петр, растерянно уставившись на динамик: – Должно быть шестнадцатое!

Но дикторша его не слышала, продолжала говорить о каких-то неполадках в Думе, в правительстве…

Петр зашагал по кухне, нервно почесывая руки:

– Ты что мелешь? – начал он дискуссию с динамиком: – Крыша поехала?! А может быть поскользнулась и головкой о троллейбус шарахнулась?

Но динамик молол свою чушь, не обращая на возмущенного Петра никакого внимания.

Чайник уже давно пузырился и шумел. Петр автоматически снял его с плиты и заварил покруче:

– Офонарели совсем! – сказал он немного успокоившись. Присел к столу и только сейчас заметил пакет с продуктами. Он вытряхнул из него все, однако колбаса была на месте.

Петр долго смотрел на то, что принесла ему Мария, в последний день и не хотел ни о чем думать. Это у него получалось отлично. Спохватившись через полчаса, выпил стакан чаю и засобирался, бормоча себе под нос:

– Сегодня-то я с тобой наверняка разберусь.

Одевшись, выскочил из дома и ринулся в сторону Синичкиной улицы, к тринадцатому дому, квартира шестьдесят шесть. Шел совсем безоружный, с голыми руками, но переполненный злом и каким-то отчаянным весельем. В глубине души ему хотелось, чтобы подобное случилось и он боялся, что повтор четырнадцатого октября – это его глюки от долгого зависания в одном и том же дне. Два чувства боролись в нем: злость и надежда. Но злость почему-то в основном была на самого себя: как же он мог забыть о Джебе?

Длинный коридор был темный и гулкий. Дневнушки не светили. Петр ширкнул зажигалкой и медленно пошел вдоль дверей, пока не заметил табличку с цифрой шестьдесят шесть. Потянул тяжелую дверь на себя и она подалась. За ней не было оштукатуренной стены, зиял темный проход, со слабо освещенным из комнаты дверным проемом. Петр по кошачьи вошел в прихожую и мягко прокрался к входу в комнату.

– Проходи, не прячься, – услышал он хрипловатый голос хозяина. – Отдохнул, я думаю?

Петр вошел в комнату, где как и в первый раз за широким полированным столом сидел монголоидный тип и что-то набирал на компьютере. Справа от стола окна были темнее ночи, а слева так и возвышались вмурованные в стену три сейфа.

– Я решил, что тебе три дня достаточно для отдыха, – с непонятным акцентом произнес Джебе и встав со стула, вышел из-за стола. – Садись, – пригласил он Петра на свое место: – А то у меня времени мало.

– Так это все вы делали? – без всякой неприязни поинтересовался Петр, не двигаясь с места.

Джебе нервно дернул верхней губой и коротко ответил:

– Нет. Я тоже исполнитель.

– А кто?..

– Не знаю, – Джебе направился мимо сейфов к стене, противоположной окнам. И только сейчас Петр заметил, что это вроде бы и не стена, а черная жидкость, по которой пробегала мелкая рябь, но поверхность этой жидкости располагалась неправильно – вертикально.

– Садись, садись, – хозяин показал рукой в сторону компьютера. – Ты же его освоил? Научился пользоваться?

Петр неопределенно пожал плечами.

– Ну, в этих программах разберешься. Раньше было хуже, без техники. Сложнее. А сейчас провода, электричество, компьютер вместо мантр и заклинаний, – Джебе усмехнулся. – Теперь ты здесь хозяин.

– А куда вы?

– Не знаю, – Джебе тяжело вздохнул: – Надеюсь, что не туда, где расшнуровывают память. В колодце я был, – задумчиво сказал он: – Но тебе там может не понравиться, и взглянув на Петра, почти приказал: – Набери на клавиатуре «Колодец»!

Петр неуверенно двинулся к компьютеру и набрал слово. В центре комнаты неожиданно разверзлась круглая дыра с клубящимся серым туманом в глубине.

– Нажми «Esc», – сказал Джебе.

Петр выполнил просьбу. Колодец исчез.

– Остальное в инструкциях, нажмешь F1, – усмехнулся Джебе и шагнул к черной стене из жидкости, но приостановившись, повернулся:

– Ключи от сейфов наверху, если вдруг понадобятся деньги. Но мне кажется, они тебе ни к чему, – и хотел было войти в жидкость, но Петр быстро спросил:

– Джебе… Это что – имя, или кличка?

Монголоид, не поворачиваясь, на мгновение замер и после секундного раздумья сказал:

– Мне это имя дал Темуджин. Потом его назвали Чингизханом, и шагнул в жидкую стену, исчезнув в ней. По смоляной поверхности побежали небольшие волны.

Петр уселся на вертящееся кресло у компьютера и долго сидел без мыслей. Потом запросил у компьютера помощь и узнал, как устранить жидкую стену. Стена стала нормальной, обклеенной какими-то старыми обоями. Жуткая смола, поглотившая Джебе, исчезла. Петр нашел программу под названием» Труба» и запустил ее. В той же стене образовалось отверстие диаметром около метра, в которое стало засасывать воздух из комнаты. Но ток был небольшим, лишь шевелил несколько бумажек, оставленных Джебе на столе. Вытягивая шею, но не поднимаясь со стула, Петр с удивлением заглядывал в бесконечную, извивающуюся и переливающуюся в глубине всеми цветами радуги, трубу. Поколебавшись, отменил программу. Дырка исчезла.

– Ладно, сказал он вслух, вставая с кресла, – завтра разберемся, – и усмехнулся: – У меня очевидно впереди целая вечность, – и хотел выключить компьютер, но не нашел ни одного выключателя или провода.

– Да и черт с тобой! – выругался Петр: – Жужжи и жди, – и потопал в прихожую. Ни о чем не думая, он отворил железную дверь и шагнул в коридор, страшно ударившись коленом и лбом об оштукатуренную стену. Выхода в коридор не было.