Глава двенадцатая. Договор

Пленённые недолго маялись: за крепкой дверью кто-то громыхнул запорами, и она мягко открылась. Джелме по привычке схватился за саблю, но её не было. Оружие у них отобрали ещё в степи. Все насторожились, ожидая самого плохого. Но в комнату вошли две молоденькие китаянки, в обтягивающих их гибкие тела, длинных цветастых халатах. Они внесли подносы с едой. Не шли, а, мелко семеня, плыли, почтительно кланяясь аратам почти на каждом шагу.

Поставив кушанья посреди комнаты на ковер, выскользнули в коридор, продолжая кланяться. Дверь плотно закрылась. От подносов исходил удивительный аромат баранины, которую сварили каким-то необычным способом. И ещё китаянки принесли много всякой зелени.

Темуджин не пошевелился, с подозрением поглядывая на угощение. Джелме словно тигр стал ходить вокруг еды, но боялся приблизиться. Субудей кашлянул и сказал:

– Если бы они хотели нас убить, то убили бы там, – он неопределенно мотнул головой, добавив: – А я есть хочу.

– Ты думаешь, они не захотят посмотреть, как мы будем корчиться от их отравы? – спросил Джелме.

– Неужели китайцы любят хоронить людей? – полюбопытствовал Тохучар, взглянув на Джелме. – С нами слишком много возни. Легче зарубить сразу, – и он пододвинулся к подносам, посмотрел на Темуджина и предложил: – Давайте я испытаю эту еду на себе?

Темуджин никак не отреагировал на это предложение. Он сидел, нахохлившись на пятках, как изваяние, уперевшись взглядом в какую-то точку на полу. Чиркудай решительно подсел к подносам и, взяв кусок мяса, откусил, прихватив пальцами горку варёного риса. Тохучар тоже принялся за еду, но рис пробовал осторожно. К ним присоединился Субудей, затем не выдержал и Джелме.

– Это твои знакомые? – неожиданно тихо спросил Темуджин.

Все сразу поняли, к кому обращен вопрос.

Чиркудай перестал жевать, помолчал, и так же тихо ответил:

– Да.

Все замерли, с подозрением уставившись на Чиркудая, ожидая продолжения. Но Темуджин больше ничего не спросил. Подсел к подносам и стал вяло жевать, глядя в пустоту. А Чиркудай больше ничего не хотел говорить.

Молча, поев, они расселись вдоль стен, на пышном ковре. Джелме, о чем-то мучительно соображая, даже рот приоткрыл, уселся в сторонке.

Опять отворилась дверь. Вошли те же китаянки и, тихо, словно мышки, унесли пустые подносы. На них почти никто не обратил внимая, кроме Джелме. Жадным взглядом он ощупал их фигурки и похотливо выпятил нижнюю губу.

Так прошло часа два. В комнате висело тягостное молчание. О них словно забыли. Джелме вздохнул и поднялся на ноги. Он повертел головой, осматривая комнату. Не выдержав, спросил у Чиркудая:

– Джебе, а где тут сходить по нужде?

– По коридору, направо, – хмуро объяснил Чиркудай, показав головой на дверь.

Джелме осторожно подошел к двери, открыл. Выглянув наружу, он напряженно прошептал:

– Темуджин, за дверью никого…

Темуджин медленно повернулся к Чиркудаю и негромко спросил:

– Побег подстроили?

Чиркудай молча кивнул головой.

Джелме нетерпеливо топтался на пороге, но тут подал голос задумчивый Субудей:

– Иди, иди, – сказал он брату. – Отсюда так просто не убежишь.

Джелме недоверчиво покрутил головой и ушел. Все стали ждать, что будет дальше.

Через некоторое время в коридоре послышался звериный рёв Джелме. Дверь распахнулась, и аратский богатырь влетел в комнату, будто мешок с кизяком. А за порогом в коридоре стоял огромный Бошу. Отряхнув руки, он тихо прикрыл дверь.

– Зверь! – негромко и обиженно воскликнул Джелме, потирая руку. – Здоровый, как верблюд!..

– Это кто? – спокойно спросил Темуджин.

– Бошу, – негромко ответил Чиркудай.

– Который бревна ломает? – поинтересовался Субудей.

Чиркудай утвердительно кивнул головой.

И опять все замолчали. Через некоторое время Темуджин яростно посмотрел на Чиркудая и хотел уже что-то сказать, но сжал зубы и отвернулся. Чиркудай отнесся к этому спокойно. Он знал, что если Ляо Шу не договорится с Темуджином, значит, в степи ему делать будет нечего. Он должен тогда остаться у китайцев.

Они просидели до обеда. Им его опять принесли крохотные китаянки. После трапезы пришли за подносами. Чиркудай знал, что за ними тайно наблюдают. Наверное, об этом догадался и Темуджин, сидевший без движения.

Дверь снова открылась, и в комнату бесшумно вошел нестареющий юноша, с бесстрастным лицом. На чистом аратском языке, он пригласил всех следовать за ним. Чиркудай заметил, как удивился Субудей выговору юноши, который говорил без всякого акцента. Темуджин помедлил, поднялся и, мотая полами тяжелой волчьей шубы, пошел за юношей. Остальные двинулись следом.

Их привели в знакомую Чиркудаю комнату. У дальней стены в кресле сидел Ляо Шу, справа от него высился Бошу, скрестивший громадные руки на груди, а слева – Бай Ли. Ляо Шу внимательно посмотрел на Темуджина, пожевал губами и негромко сказал:

– Прошу вас, садитесь у столика.

Темуджин набычился и не сдвинулся с места. Джелме, хотел было усесться, но заметив реакцию Темуджина, замер на месте. Остальные последовали примеру нойона. Темуджин молчал.

– Я не вижу смысла в такой неприязни ко мне, если не считать вашего задержания, – не торопясь начал говорить Ляо Шу. – Я не приказываю садиться, я прошу, я предлагаю. Так будет удобнее. Нам все равно придется побеседовать. И могу сказать заранее: если мы не найдём общего языка, то мирно расстанемся. Вам тут же вернут всё и проводят до вашего куреня.

Темуджин переступил с ноги на ногу и медленно уселся на ковер, сверля глазами Ляо Шу. Остальные расположились за его спиной.

Ляо Шу отвернулся в сторону от пронзительного взгляда Темуджина и, усмехнувшись, похлопал цветастым веером по ладони:

– У меня был выбор, – неторопливо начал хозяин. – Я присматривался к Джамухе, к нойону ойратов, к Ван-хану, но… Джамуха считает, что он самый мудрый. Он своевластный, твой анда, – вновь усмехнулся Ляо Шу, посмотрев на Темуджина. – Он мог бы стать Великим ханом всей степи, если бы не было Ван-хана, и остальных нойонов. Ему нужно их: или подчинить, что сомнительно, или убить, что наиболее вероятно.

Но больше всего Джамуху беспокоишь ты, – Ляо Шу указал веером на Темуджина.

– А какое тебе до этого дело? – так же негромко, но со скрытой яростью в голосе поинтересовался Темуджин.

– Вот к этому я и веду, – спокойно ответил Ляо Шу, похлопывая веером по ладони. – Для меня имеет очень большое значение, кто в вашей степи станет Великим ханом.

– Ты решил со мной подружиться? – Темуджин скривил в неприязненной усмешке губы.

– Нет. Так не начинают дружить, – сморщив лоб ответил Ляо Шу. Чиркудай заметил, что китаец очень устал. Очевидно, не выспался, ожидая, как закончится пленение, и раздумывал: что будет говорить Темуджину.

Темуджин опять неприязненно скривил губы и сказал:

– Для дружбы нужно приглашать в гости, а не тащить…

Китаец поразмышлял и, улыбнувшись, заметил:

– Ты очень и очень не глуп, Темуджин. Сейчас ты сам ищешь разгадку, для чего вас сюда… Ну, хорошо, притащили, как ты выражаешься. Хотя мне это определение не очень нравиться. Я предпочитаю иное – вас жёстко попросили прийти ко мне, – Темуджин хотел что-то сказать, но китаец быстро поднял руку:

– Давай сначала я скажу, на правах хозяина.

Темуджин остановился, едва заметно усмехнувшись.

– Тебе нравится такая игра словами? – неожиданно спросил Ляо Шу.

Борджигид внимательно вгляделся в хитро прищуренные глаза китайца и опять усмехнулся.

– Словом можно убить, можно воскресить из мёртвых, – задумчиво и непонятно для чего сказал Ляо Шу и, словно отмахнувшись от посторонних мыслей своим веером, продолжил:

– Ваша война друг с другом за право стать Великим ханом в степи может очень сильно сократить население Великой степи, я прав? – и он вопросительно посмотрел на Темуджина.

– Какое тебе дело до кочевников и сколько их будет? – раздраженно вопросом на вопрос ответил Темуджин.

– Мне нет до этого никакого дела, – подтвердил китаец. – Но это должно тревожить того, кто хочет стать Великим ханом. Я поясню: если нукеров станет мало, то многие племена в Великой степи могут оказаться лакомой добычей для меркитов, и хотя твоя мать меркитка, это дела не меняет. Твою жену Борте украли меркиты, ведь так?

Темуджин внимательно посмотрел на Чиркудая. И Чиркудай понял, что он не должен был знать о том, что Борте побывала в меркитском плену. Ему об этом никто не говорил. О неосведомленности Чиркудая знал Темуджин. И Чиркудай сообразил, что таким образом Ляо Шу вытаскивает его, Чиркудая, из-под обвинения в предательстве.

– От кого ты это узнал? – зло спросил Темуджин у китайца.

– И не только это, – опять усмехнулся Ляо Шу. – У меня много преданных друзей среди степняков.

– Лазутчиков! – зло бросил Темуджин.

– Ладно, лазутчиков, – согласился Ляо Шу.

– И он тоже?! – Темуджин мотнул головой в сторону Чиркудая.

Ляо Шу устало усмехнулся, пожевал губами и негромко сказал:

– Нет. Он нет. Чиркудай слишком честен и прямолинеен, чтобы быть лазутчиком. Он воин. Он отрицательно относится к предательству. Я знаю, как он мучается сейчас из-за моей просьбы. Я попросил его хотя бы промолчать, не говорить обо мне, даже если ты потребуешь. Я не надеялся, что Чиркудай исполнит мою просьбу, но… Но он не глуп. А я постарался ему объяснить, для чего нам с тобой нужно встретиться.

Темуджин склонил голову и долго думал. Наконец посмотрел на китайца и негромко бросил:

– Чиркудая больше нет, есть Джебе.

Застывший Бай Ли шевельнулся на своем посту около кресла хозяина. Субудей, находившийся в напряжении, крякнул от удовольствия и закрутил головой. А Ляо Шу внимательно посмотрел на Чиркудая:

– Вот оказывается, кто у нас родственник дьявола. Кажется, тебя так окрестили в степи?.. – и он хотел добавить старое имя, но споткнулся и сказал после паузы: – Джебе…

Чиркудай промолчал, мельком взглянув на невозмутимого Бошу.

– А ты мне об этом твоём новом имени ничего не сказал, – Ляо Шу хлопнул веером по ладони, и, посмотрев на Темуджина, стал излагать: – Теперь многое становится понятным. Значит, Джебе – это стрела. А тебя как-то ранили… – он помедлил, глядя Темуджину в глаза, – во время охоты. Из лука. Ну, конечно же, это был Чирку… Прошу прощения, Джебе. Так вот оказывается, где вы познакомились, – усмехнулся Ляо Шу.

Темуджин тоже усмехнулся и мельком взглянул на Чиркудая. Субудей хитро скривил губы, и даже Джелме не выдержал и хохотнул.

Ляо Шу нахмурился и, строго посмотрев на аратов, спросил:

– Я сказал что-нибудь не так?

– Все так, – задумчиво заметил Темуджин и, повернувшись к Чиркудаю, негромко сказал:

– Я тебе верю.

Субудей наклонил вниз голову, а Джелме хрюкнул от удовольствия. Тохучар вздохнул с облегчением, стараясь сделать это потише. Чиркудай почти никак не отреагировал на восстановлении его в правах друга. Его не охватило ни волнение, ни жалость к себе, ни удовлетворение. Он принял это спокойно.

– Так, так, так, – проговорил Ляо Шу. – Значит, я мало что знаю. Возможно и те события, о которых я упомянул, происходили совсем не так? – он вопросительно посмотрел на Чиркудая.

– Может быть, – хмыкнул Темуджин.

Ляо Шу задумчиво покрутил головой, вздохнул, и устало сказал:

– Ну ладно, это не главное. А главное вот в чем: ты, Темуджин, очень долго и упорно будешь двигаться к Курултаю, где тебя могут и не выбрать Великим ханом. Я хочу тебе помочь в этом. Я хочу, чтобы ты скорее и малой кровью стал ханом в Вашей степи.

– Тебе какой от этого прок? – уже более спокойно спросил Темуджин.

– Я потомок настоящих императоров, я киданец. А в Китае сейчас правят чжурчжени. Я у них, как бельмо на глазу. Они все время меня хотят уничтожить, подсылая убийц. И если я тебе помогу, то могу надеяться на твою дружбу. Как мне известно, твой дед был Великим ханом и он бил зарвавшихся чжурчженей. Они тоже это помнят. Поэтому дружба с тобой меня защитит от врагов.

Темуджин помолчал и, посмотрев на Ляо Шу, сказал:

– Хорошо. Я подумаю.

– Но думать будешь здесь, – твердо заявил Ляо Шу.

– Значит мы в плену?! – опять разозлился Темуджин.

Китаец кивнул головой и объяснил:

– И обязательно нужно распространить слух по степи, что Темуджин в китайском плену, – он поднял руку, останавливая нетерпеливого Темуджина, хотевшего сказать что-то злое. – Не торопись. Пусть все осознают это и успокоятся. Пусть они медленно выясняют между собой отношения. Пусть Джамуха спокойно вздохнет, мы все равно будем знать каждый его шаг. А ты в это время будешь учиться…

– Чему учиться? – удивился Темуджин.

– Видишь ли, Темуджин, мы не первые живем на этой земле. До нас жили очень мудрые люди и великие воины. Есть такие, которые ни разу не проиграли ни одной битвы. И все это благодаря умению воинов, командиров и главнокомандующего, который изучал прошлые битвы, описанные в книгах, – Ляо Шу прервал себя восклицанием: – Как жаль, что ты не знаешь китайского языка и не умеешь читать! Ну ладно, тебе будут читать о великих битвах, о военных хитростях, об умении управлять войском. Будут учить твоих командиров и нукеров.

Да ты сам убедился, видя умение Чирку… Прошу прощения, наблюдая за умением Джебе применять единоборства. А ведь он совсем немного умеет. А вот представь себе, что если все твои воины будут такими, как Джебе! Ты не будешь ломать голову, что сделает противник в следующий момент, потому что моментов в жизни очень мало, и все они уже изучены, например, в стратегемах. Для тебя исчезнут сильные противники, все будут против тебя слабыми, – Ляо Шу передохнул и махнул веером:

– Ладно, идите отдыхать. Подумайте над моим предложением.

Темуджин помедлил, вглядываясь в усталое лицо китайца, молча встал и пошел к выходу. За ним направились его соратники. Они вернулись в свою комнату без провожатого. Темуджин молчал. Друзья не решились его теребить.

Рассевшись под стенами, каждый думал о своем. Джелме уже спокойнее сходил по нужде. За ним по очереди прогулялись все, включая Темуджина. Тохучар удивленно крутнул головой и брякнул:

– У нас в юрте бы такое сделать. А то живем в стране вечного недосерания: летом комары не дают посидеть за юртой, а зимой – холод собачий!

Джелме поддержал Тохучара кивком головы. Остальные никак не отреагировали. Молчанка продолжилась.

Вечером китаянки принесли ужин. Поели спокойно. И все, кроме Темуджина наладились лечь и поспать, но тут нойон сказал:

– Китаец врёт!

На что сразу же откликнулся Субудей:

– Мне тоже кажется, что он чего-то недоговаривает.

Темуджин посмотрел на Чиркудая и спросил:

– Ты ему веришь?

Чиркудай помедлил, прикидывая всё за и против, и кратко ответил:

– Верю, – но подумав ещё раз, добавил: – Он не врёт, но говорит не обо всём. О чём, я не знаю. Субудей это верно заметил.

Темуджин покивал головой в знак согласия, встал и заходил по комнате. Становилось темно, прозрачное окно у потолка посерело. В комнату опять вошли китаянки и принесли светильники на узорчатых металлических подставках. Темуджин проводил их взглядом и снова зашагал около стены. Потом ему стало жарко, и он сбросил тяжелую шубу на пол.

– Он каким-то образом хочет использовать меня, – начал Темуджин, приостановившись. – Хочет использовать нас. Но я никак не пойму, что будет с нами потом. Ему же наплевать, если мы все погибнем, главное, чтобы мы сделали то, что он хочет.

Думайте, гадайте, что хочет китаец? – приказал он соратникам.

Джелме схватился за голову, показывая, как он старается. Темуджин увидел это и усмехнулся:

– Джелме, не мучайся. У тебя это получается хуже, чем ломать врагам рёбра.

Тохучар хмыкнул, но, заметив свирепый взгляд богатыря, удивленно выпятил губы и состроил невинно-глупую гримасу.

– Он, наверное, хочет, чтобы ты, после того, как станешь Великим ханом, захватил этот город, и китаец будет здесь доживать, как любимый конь в табуне, – предположил Джелме, после героической процедуры мышления.

Темуджин неприязненно усмехнулся, но, помедлив, решил ответить:

– Слишком просто. Китаец отлично знает, что мне не нужен его город. Я привык жить в юрте, в вольной степи. Да и вы тоже, – и повернувшись к Чиркудаю, без перехода, спросил:

– Как его зовут?

– Ляо Шу.

Темуджин покачал головой:

– Ни разу не слышал такого имени. Возможно, это не его имя, он просто за ним скрывается, – нервно вздохнув, Темуджин добавил: – И он действительно чего-то боится…

– Он хочет, – медленно начал Субудей, – заранее заручиться твоей дружбой, зная, что ты всё равно станешь Великим ханом.

– Правильно, Субудей, – подтвердил Темуджин. – Но это все лежит сверху. А есть ещё какие-то иные причины, непонятные…

– Ляо Шу упомянул о твоём дедушке, – негромко сказал Чиркудай. – Что тот побеждал чжурчженей…

Чиркудай не успел закончить фразу, как Темуджин стукнул кулаком по ладони и почти крикнул:

– Вот!.. Вот это самое главное, – и посмотрев, на Чиркудая заблестевшими глазами, хотел сказать еще что-то, но тут открылась дверь, и комнату вошел Ляо Шу. За дверью остался великан Бошу.

– С тобой нужно быть очень осторожным, – негромко сказал Ляо Шу, остановившись посреди комнаты и в упор глядя на Чиркудая. – Ты слишком наблюдателен и сразу выделяешь главное, – он прошелся вдоль стены, посмотрел на Темуджина, и осуждающе покачав головой, сказал:

– Это первый урок нашей учебы – у любых стен могут быть уши.

– Ты нас подслушивал?! – разозлился Темуджин.

– Разумеется.

– Но это же… – начал Темуджин, и не нашелся что сказать.

– Правильно, – подтвердил китаец: – Это нечестно, – он едко усмехнулся: – Но скажи мне, пожалуйста – с тобой будут честно играть нойоны и князья, когда ты станешь предъявлять свои права на пост Великого хана?

Темуджин покрутил головой и, остывая, стал прохаживаться вдоль стены. Ляо Шу не дождался от него ответа. Постояв немного, он бесшумно ушел.

Пленники больше не разговаривали. Молча легли спать.

Утром, после завтрака за ними пришел юноша и отвел к Ляо Шу. Сегодня хозяин был один, без охраны. Темуджин это оценил и сразу уселся на ковре за столиком. Остальные последовали его примеру. Ляо Шу молчал, задумчиво рассматривая своих пленников. Наконец он качнулся в кресле, потеребил веер и спросил:

– Что надумал, Темуджин?

Нойон усмехнулся и прямо в лоб сказал:

– Ты хочешь, чтобы я после того, как стану Великим ханом, пошел на чжурчженей? Ты хочешь стать Алтан-ханом?..

Ляо Шу резко встал, нервно хлопнул веером и, медленно подошел к окну, встав к ним спиной. Долго смотрел на улицу и, оглянувшись, подозвал Темуджина:

– Подойди ко мне.

Темуджин с достоинством поднялся на ноги и, не торопясь, подошел к окну. Он был выше китайца и с сомнением посматривал на него сверху. За ним последовали его соратники. Площадь заполнялась воинами, выходившими из казарм. Они потягивались и зевали. Темуджин с интересом стал за ними наблюдать. На дальнем конце лучники вращали плечами и руками, разогревая мышцы. Посреди площадки несколько китайцев укрепляли связки хвороста на бревнах, разворошенных вчерашними упражнениями.

– У меня тысяча семьсот человек, – негромко начал Ляо Шу, – но они стоят больше, чем тумен, чем десять тысяч нукеров. Они мне преданы, и многое умеют, но… – и он замолчал.

– Их мало, – закончил за киданьца Субудей.

Ляо Шу взглянул на Субудея, согласно кивнул головой и продолжил:

– У тебя отличные помощники! Если бы твои соратники, а значит и ты, до этого не додумались, – он посмотрел на Темуджина снизу вверх: – То мне пришлось бы делать ставку на другого.

Темуджин отвернулся от окна и подошел к столику. Ляо Шу уселся в свое кресло, негромко буркнув:

– Я тебе завидую.

– Почему ты думаешь, что я стану воевать с чжурчженями? – усмехнулся Темуджин. – Может быть, став Великим ханом, я пойду другим путем.

Ляо Шу тонко улыбнулся и неторопливо пояснил:

– Тебе, так или иначе, придется воевать с чжурчженями. Ну, разве они потерпят, что у них под боком вдруг образовалось дикое государство с единым правителем? Император каждый год начнет посылать в степь карательные корпуса. Тебе это не понравится, и ты все равно нападешь на Китай. Но, оправившись от поражения, если они проиграют, чжурчжени примутся за старое. Так что тебе будет выгодно, если в кресле Алтан-хана будет находиться… Ну не друг, но человек, который не будет с тобой воевать, так же как и ты с ним.

Темуджин удивленно помотал головой:

– Ты всё продумал.

– Не всё, – заметил Ляо Шу. – Есть некоторые обстоятельства, которые происходят помимо нашей воли и называются случаем, – китаец странно усмехнулся: – хотя один мудрец сказал, что Случай, одно из имен Бога, но… Случай и может всё испортить. Кстати, как тебе удалось уйти от Джамухи в урочище Дзерен?

Вопрос был таким неожиданным, что Темуджин вздрогнул. Он покосился на Чиркудая и Субудея, но отвечать не стал.

– Хорошо, – согласно кивнул головой Ляо Шу. – Попробуем это выяснить при помощи логики.

Темуджин вопросительно посмотрел на Ляо Шу.

– Есть такая наука, при помощи которой можно выявить тайное, – Ляо Шу поднял глаза к потолку и начал: – У Джамухи воинов было в три раза больше, чем у тебя. Его нукеры не хуже твоих. И он очень хотел уничтожить тебя. Я наслышан об этом князе – очень умный человек, но ему не хватает гибкости. Слишком прямолинеен.

Далее ваше противостояние могло развиваться по-разному, но, предположим, что ты решил напомнить ему о вашем братании, или обратился к его чести воина. Ведь совсем негоже для будущего правителя Великой степи уничтожить слабого противника – в этом мало чести. А вот победа над сильным – это признают во всей степи.

Значит, каким-то образом ты ему что-то передал, уговорил его. Но так как между вами существует негласная война, то на уговоры, скорее всего, Джамуха не пошёл. Обмануть его ты не мог из-за твоей щепетильной честности, и ты применил одну или несколько стратегем в цепочке. А в стратегемах рассмотрены почти все случаи жизни и выходы из сложных ситуаций.

Итак, ты мог применить седьмую или шестнадцатую стратегемы, даже не зная того, что твои действия уже кем-то были описаны.

– Что такое стратегемы? – с интересом спросил Темуджин.

– Это сборник хитроумных планов – искусство жить и выживать, которое написали в книгах люди, – с удовольствием пояснил Ляо Шу. – Седьмая стратегема гласит: извлеки нечто, из ничто. Очень даже подходит к твоему случаю. Но шестнадцатая тоже неплоха, – усмехнулся Ляо Шу, – она называется – если хочешь что-нибудь поймать, сначала отпусти, – и он с усмешкой посмотрел на Темуджина.

Темуджин, взглянул на Субудея, Чиркудая, на Тохучара с Джелме, прокашлялся и спросил:

– Ты говоришь, что все это написано в книгах?

Ляо Шу утвердительно кивнул головой и хлопнул в ладоши. В комнату моментально вошел юноша. Ляо Шу сказал ему что-то по-китайски и юноша исчез. Через несколько секунд в дверь с опаской протиснулись семь человек. Чиркудай раньше их ни разу не видел. Из них лишь четверо были китайцами, а трое – ненавистные Чиркудаю уйгуры. И все разного возраста: от старика, с жидкой, но длинной льняной бородой, до безусого пухлого уйгурчика.

– Они ведают моими книгами, – объяснил Ляо Шу. – Нет, они не колдуны и не мудрецы. Они умеют читать то, что написали в книгах мудрые люди и воины. Вам придется очень внимательно слушать их. Вы должны понять всё то, о чем там написано, – взмахом руки Ляо Шу отпустил своих книгочеев.

Темуджин склонил голову и долго что-то обдумывал. Наконец, посмотрев на китайца, он угрюмо сказал:

– Значит, я должен буду находиться под арестом, пока не выучу все эти книги?

Ляо Шу хитро усмехнулся:

– Нет. Я подумал и об этом. Недалеко от моего города есть плодородная равнина, где может разместиться десять таких куреней, как у тебя, – он на мгновение задумался и продолжил: – Я думаю, что будет лучше всего послать в курень Субудея, другие не подойдут на эту роль. Субудей приведет сюда твоих людей, и ты станешь жить в своей юрте, но ежедневно будешь приезжать сюда на учёбу. У меня осталось немного времени. Я уже не молод. Поэтому тороплюсь.

Темуджин пожевал губами:

– Ты прав. Субудей лучше всех с этим справится.

Ляо Шу вызвал юношу и опять сказал ему что-то. Потом посмотрел на Субудея и, показав на дверь, предложил:

– Если не против, следуй за ним.

Субудей вопросительно посмотрел на Темуджина. Помедлив, нойон бросил:

– Поезжай. Но раньше посмотри это место на равнине, – и, повернувшись к Ляо Шу, сказал: – Пусть ему покажут…

Ляо Шу согласно кивнул головой и махнул рукой юноше. Субудей вскочил на ноги и пошёл за слугой. Хозяин опять подошёл к окну и подозвал Темуджина с его друзьями.

Чиркудай увидел, как на площади Субудей садится на своего коня, в окружении десяти нукеров, одетых как араты.

– Это охрана, – заметил Ляо Шу. – Я не хочу рисковать.

– Переодетые китайцы? – поинтересовался Темуджин.

– Нет. Это настоящие кочевники, которые решили связать свою судьбу со мной.

Субудей пришпорил коня и во главе отряда выехал в открывшиеся ворота.

Ляо Шу вернулся в свое кресло и с нетерпением спросил:

– Когда начнем?

– Прямо сейчас, – ответил Темуджин.

– Читать книги вам будут в другой комнате, не в той, где вы спите, – стал объяснять Ляо Шу. – Вам покажут, где. Ну что же, идите, – он махнул веером и отвернулся.

Темуджин вышел в коридор за нестареющим юношей, который повел их в другой конец здания. Джелме, Тохучар и Чиркудай шли следом.

 

Глава тринадцатая. Для чего нужна разведка?

Они прошли в другое крыло здания, где в большой комнате с прозрачными окнами их уже ждал седобородый китаец. Темуджин осмотрелся и чинно уселся на вылинявший ковер у невысокого столика, такого же, как в комнате Ляо Шу. Его сопровождающие примостились рядом. В помещении было тепло, поэтому, поколебавшись, Темуджин сбросил свою шубу на пол. Старый китаец, утвердившись на стульчике за столом, терпеливо ждал. Перед ним лежала огромная книга в блестящем металлическом переплете.

Темуджин критически посмотрел на старика и приказал:

– Читай.

Китаец пошарил внимательным взглядом по лицам дикарей и, открыв книгу, уткнулся в нее. Немного помолчав, он начал:

– В любом государстве для своего сохранения требуются: государь, чиновники, армия, полиция и тюрьмы, – старик читал медленно, на ходу переводя с киданьского языка на аратский. Он говорил почти правильно, с небольшим акцентом.

Темуджин пошевелился и резко бросил:

– Ты читай о военачальниках и армии, а не о каком-то киданьском государстве.

Китаец поднял глаза, близоруко прищурился, и растерянно сказал:

– Армии не существуют без государства, а военачальников не бывает без армии.

Темуджин задумался, накручивая кончик бороды на палец. Наконец поднял голову и кивнул китайцу:

– Хорошо, читай, про государство.

Старик опять уткнулся в книгу и стал медленно бубнить. Чиркудай внимательно слушал трактат о строении и жизнеспособности государства и никак не мог понять: для чего ему всё это нужно? Он ожидал рассказа о битвах и стычках, а не о методах управления ленивыми и хитрыми чиновниками.

Тохучар слушал с интересом, а Джелме незаметно для себя уснул и стал похрапывать. Когда его бульканье стало мешать, Темуджин раздраженно толкнул богатыря локтем в бок. Джелме вскинулся и, поняв, где он находится, выпучил сонные глаза на китайца, делая вид, что слушает этот бред с удовольствием.

Темуджин долго терпел. Примерно через час он поднял руку вверх, остановил чтеца, и тихо сказал:

– Если такое написано в других книгах, то это мне не нужно.

Старик неуверенно похлопал глазами, но, увидев раздражение Темуджина, медленно закрыл книгу, встал и вышел из комнаты. Темуджин хмуро оглядел своих соратников и, уставился невидящим взглядом в стену, на которой были нарисованы две утки, плывущие по голубой воде между камышей. Остальные молчали, почуяв, что назревает буря.

Резко открылась дверь, и в комнату стремительно вошел Ляо Шу. Он посмотрел на необычных для этих стен слушателей, и нервно похлопывая веером по ладони, принялся прохаживаться перед ними от двери к окну и обратно. Темуджин неприязненно посмотрел на потомка императоров и отвернулся.

Ляо Шу прекратил метаться, остановился напротив Темуджина, и взволнованно сказал:

– Как ты будешь управлять своими подданными, когда станешь Великим ханом, если не будешь знать, что такое государство?

Темуджин усмехнулся, искоса посмотрел на Ляо Шу и, дернув губой, бросил:

– Прежде, мне нужно стать Великим ханом…

Ляо Шу шумно хлопнул веером по ладони и пробежался к окну и назад:

– Согласен. Но когда ты станешь Великим ханом, учиться управлению государством будет некогда.

– Для этого есть вот такие грамотеи, – Темуджин кивнул головой в сторону испуганно выглядывавшего из-за двери старого китайца.

– Согласен, – вновь кивнул головой Ляо Шу. – Но тебе нужно знать о том, правильно ли он, – Ляо Шу показал глазами на старика, – будет управлять твоим государством. Он может сделать ошибку или попытается захватить власть.

– Если ему не нужна голова… – неторопливо начал Темуджин: – Он не сделает ошибку. А прежде чем захватить у меня власть, ему нужно будет стать Великим ханом, – Темуджин неприятно скривил лицо и махнул рукой: – Вся твоя затея – пустое дело.

– Но все равно тебе придётся создавать государство, которым нужно будет управлять, – не сдавался Ляо Шу.

– Да! – резко согласился Темуджин, подчеркнув это энергичным кивком головы: – Но не по китайским законам, не китайскими способами.

В этот момент Ляо Шу замер на месте и неожиданно шлепнул себя по лбу ладонью. А Темуджин продолжил, глядя на всё понявшего китайца:

– Мы живем в юртах родами, племенами. Собираемся в стойбища и курени. Так мы и будем жить дальше. У нас не будет городов и таких каменных стен, – Темуджин с неприязнью показал на уточек, плавающих на голубой стене. – Мы кочевники, а не китайские крестьяне.

Ляо Шу виновато покачал головой, глубоко вздохнул и тихо сказал:

– Ты прав, Темуджин. Я, было, подумал, что сейчас преподам тебе мудрость. У вас всё не так, как у нас. Значит… – он похлопал веером по ладони, – значит, пока мы оставим государство в покое. Сейчас тебе и твоим товарищам нужно знать, как должна быть устроена непобедимая армия, что должен знать командующий и его командиры, что должны знать и уметь воины.

– Опять китайская армия? – неприязненно спросил Темуджин.

– Не совсем, – возразил Ляо Шу. – Я хочу, чтобы ты знал общие принципы устройства армии. Это и армия Китая, и армия Индии, армия Хорезма. Любая армия стремится быть именно такой!

– Зачем мне нужно знать, как устроены другие армии?

– Для того, чтобы сделать свою ещё лучше! – напористо начал Ляо Шу. – Если ты будешь создавать свое войско по своему усмотрению, то можешь повторить простейшее устройство, но… в худшем варианте. Все что ты хочешь сделать, уже давно было. А у тебя должна быть армия лучше всех.

Темуджин склонил голову, подумал и согласился:

– Да… Здесь ты прав. Я должен знать слабые стороны моих врагов.

Ляо Шу повернулся к старику, маячившему в дверях, и что-то резко сказал ему по-киданьски. Старик встрепенулся и убежал.

– Сейчас он принесет трактат об организации войска, – пояснил Ляо Шу.

Темуджин промолчал. Чиркудай оглядел своих товарищей, внимательно следивших за разговором. Даже Джелме проснулся, блеснув любопытными глазами. А Тохучар, что-то обдумывая, непроизвольно корчил разные рожи, складывая губы то в трубочку, то бантиком.

Через некоторое время прибежал старик, благоговейно неся в вытянутых руках огромный фолиант. Ляо Шу посторонился, пропуская его к столу. Чтец угнездился на стульчике, осторожно положил книгу на стол и открыл её. Потомок императоров поколебался и, решившись, подошел к Темуджину и мягко уселся около него на ковер, скрестив ноги. Темуджин удивленно покосился на него, но ничего не сказал.

Старик оторвался от книги и, увидев хозяина на полу, замер, вопросительно глядя на Ляо Шу, который отвернулся от чтеца в сторону.

– Читай! – приказал Темуджин.

Старик с опаской посмотрел на Темуджина, потом на хозяина и опять на Темуджина. Быстро опустив глаза, волнуясь, он принялся переводить текст с киданьского на аратский.

Чиркудай не услышал ничего нового в том, что войско должно иметь командующего, штаб, командиров и – глупо даже – воинов! Но одна фраза его удивила. Она насторожила и Темуджина. Старик рассказывал, что в армии должны были быть доносчики, которые обязаны за особую плату докладывать командирам о том, что происходит в войске.

– Подожди, старик, – остановил его Темуджин и повернул голову к Ляо Шу: – Зачем нужны в армии доносчики? – зло спросил он у китайца.

– Командующий должен знать, что твориться у него в войсках, – удивился Ляо Шу.

– Если у нас есть законы, которые все исполняют, то зачем мне знать, как их исполняют, – нехорошо прищурившись, поинтересовался Темуджин у потомка императоров.

– Не все же будут исполнять эти законы! – рассудительно сказал Ляо Шу и резко встал, вновь принявшись ходить поперёк комнаты.

– Как это не все? – не понял Темуджин.

– Кому-то захочется делать так, как он желает, а не так, как писано в законах, – терпеливо пояснил Ляо Шу.

Темуджин неприязненно помотал головой:

– Мне такие воины не нужны.

– Ну, как ты узнаешь, что у тебя творится в армии? – усмехнулся Ляо Шу.

– Очень просто, – бросил Темуджин: – Позову командиров и спрошу у них.

– Хорошо. Ни в чём не замешанные командиры тебе скажут правду, а у кого рыльце в пушку – солгут.

– Араты не врут, – угрюмо сказал Темуджин.

Ляо Шу осуждающе покачал головой:

– Лгут почти все, если им это выгодно.

Темуджин криво усмехнулся:

– Ты, очевидно, плохо знаешь нас, – медленно начал он: – Ложь для арата – смертельный грех и наказывается смертью.

– Но вы же нападаете на курени родственных племен и захватываете себе их добро? – изумился Ляо Шу.

– Правильно, – согласился Темуджин. – Но это не ложь. Так заведено исстари: сильный бьёт слабого, и это почти не наказывается. Если ты сильный, почему бы не подчинить себе соседа? Почему бы не забрать у него то, что он не может сохранить?

Ляо Шу помотал головой:

– Я ничего не понимаю.

– Честь для степняка превыше всего, – медленно и зло пояснил Темуджин. – Он лучше погибнет, чем предаст! Он не даст в обиду никого из своего рода или племени! Это его честь – защитить их. Лгать арат не умеет. А растоптать непокорного… В этом нет геройства, но нет и преступления. Поэтому мне не нужны доносчики в моей армии.

Ляо Шу долго молчал, прохаживаясь по комнате и ударяя веером по ладони. Наконец он остановился и тихо сказал:

– Я тебе завидую, Темуджин. Китайцы врут, и часто. Это считается естественным. И, насколько мне известно, процветает у других народов. Поэтому тебе необходимо знать, какие они. Конечно, свою армию ты будешь строить по другим законам, – он немного помолчал и спросил: – Хочешь знать, что придумали чжурчжени для вас?

Темуджин подумал и утвердительно кивнул головой. Ляо Шу опять что-то сказал по-киданьски старику, и тот куда-то убежал. Через минуту он вернулся, держа в руках свиток рисовой бумаги. Ляо Шу кивнул ему головой и чтец начал переводить:

– Рекомендации тайного взаимодействия с врагами.

«Расстраивайте все то, что есть хорошего у ваших предполагаемых врагов, вовлекайте влиятельных людей в поступки постыдные, недостойные их сана, а потом, при надобности, обнаруживайте их. Помогайте изворотливым и ни перед чем не останавливающимся людям, имеющим ум. Помогайте им становиться помощниками влиятельных людей у ваших врагов для того, чтобы изворотливые все время стремились занять место пригревшего его сановника.

Заводите тайные связи с самыми порочными людьми ваших врагов, делайте помехи правителям, сейте везде раздоры, возбуждайте ропот, возмущайте младших против старших. Вводите музыку, смягчающую нравы; для окончательного развращения шлите к ним распутных женщин; будьте щедры на подарки и обещания, ласковые слова; обманывайте, если нужно для узнавания всего, что делается у предполагаемого врага, не жалейте денег…» – старик остановился, переводя дух.

Темуджин сидел молча, склонив голову. Чиркудай не ожидал, что такое мог придумать Ляо Шу, хотя он не сомневался в его хитрости. Наконец Темуджин поднял голову и негромко произнес:

– Это слова черных сил.

Ляо Шу усмехнулся:

– Нет, это придумали люди. Библиотекарь прочитал лишь малую часть наставлений. Для того чтобы с ними успешно бороться, нужно знать, о чем они думают, – он тяжело вздохнул. – Конечно, это дьявольское. Но дьявол всего лишь слуга Бога. А бич божий всегда в человеческой руке.

– Зачем ты велел ему читать такое? – хмуро спросил Темуджин, кивнув головой в сторону съежившегося старика.

Ляо Шу помедлил, походил по комнате и неторопливо сказал:

– Если люди устойчивые и верят в своего господина, то для них подобные наставления отвратительны. Но всё равно, среди тысячи верных встретится один негодяй. Ты услышал только начало рекомендации для победы над врагом. Сейчас придумывают еще более совершенные способы. Если не будешь знать того, что было, ты никогда не поймешь, почему вдруг, в один «прекрасный» момент у тебя все стало разваливаться. Но это в том случае, если ты станешь Великим ханом. Ты меня понимаешь?

Темуджин тяжело покивал головой.

– Надеюсь, ты догадываешься, что кроме этого существуют лазутчики среди самих кочевников? Не мои, а чжурчженей.

Темуджин вновь кивнул.

– Поэтому тебе надо знать, о существовании структуры называемой разведка. Это не доносчики. Это люди особого склада. Они, как заядлые охотники, неисправимые воры, природные проститутки. Но они не стали такими в течение жизни – такими родились. Так же и разведчики. Ими не становятся, ими рождаются.

– Я с тобой согласен, – угрюмо пробормотал Темуджин и более ясно сказал: – По нашим верованиям человек рождается или хорошим, или плохим.

Ляо Шу задумался, похлопал веером и неуверенно пояснил:

– Меня с детства учили, что человек приобретает все качества во время жизни, а рождается, как чистый лист бумаги. Но в последнее время я стал сомневаться в этой аксиоме. Мы считаем вас варварами, отсталыми, но, очевидно, вы правы, а наши идеологи глубоко ошибались, давая вам характеристику. Реальное видение мира не всегда верно, – он махнул веером:

– Ладно. Сейчас я расскажу одну историю, которая произошла несколько сотен лет назад и, по которой вы можете судить, как сложно был устроен мир даже в древние времена. А ныне он еще сложнее.

Это одна из первых операций разведки, которую провел древний император, живший так давно, что даже имени его не сохранилось.

– Весь Китай раньше был разделен на несколько враждующих друг с другом империй, а не как сейчас – на две империи: Цзинь и Ся. И, разумеется, каждый император спал и видел – как бы завоевать соседей и стать единственным хозяином во всем Китае. Поэтому между ними шли бесконечные войны. Но силы были почти равны, и поэтому победу не мог одержать ни один из них.

Однако среди всех государств выделялись два, наиболее сильных. Назову их условно Аратами и Китаем. И вот однажды аратский император во время какого-то празднества, может быть во время Надама, – Ляо Шу хитро усмехнулся, – выпил водки и обрушился с обвинениями на своего брата, который славился пьянством и злыми высказываниями в адрес брата-правителя.

Темуджин незаметно поежился и мельком взглянул на Чиркудая и Джелме.

– Но брат-пьяница, продолжил Ляо Шу, – ответил на обвинения правителя гадко и непристойно. Рассвирепевший правитель распорядился, чтобы у брата задрали кафтан и выпороли его нагайками. Воины моментально исполнили приказание.

Прилюдная порка никому не нравится. Да и в укромном месте не очень-то приятно быть битым. Поэтому, брат-пьяница, улучшив момент, убежал из Степи в Китай и был принят китайским императором. А тот уже слышал о том, что произошло с изменником. Он знал, с кем имеет дело. Его разведка работала хорошо.

Император пригрел брата-пьяницу, приласкал, обругав неприличными словами правителя Великой степи.

Принятый с почетом арат растаял и начал выкладывать планы своего брата, касающиеся похода степных племен на Китай.

Темуджин не выдержал и ударил кулаком по ладони, но ничего не сказал. Ляо Шу понимающе кивнул и продолжил:

– Арат рассказал не только о том, когда его брат хочет напасть на Китай, но выдал секреты, объяснив, где и какие силы будут действовать. Выложил всё, что знал.

Темуджин не удержался и прорычал:

– Предатель!..

Ляо Шу опять хладнокровно кивнул и стал рассказывать дальше:

– Узнав о готовящемся нападении, китайский император распорядился подготовить западню аратским войскам, что и сделали его военачальники.

В назначенное время чжурчженьские войска вышли на скрытые позиции, ожидая, когда в их ловушку попадут араты, – Ляо Шу сделал паузу и усмехнулся:

– Но все получилось не так, как ожидал китайский император, Степные племена войска напали на него с неожиданной стороны и наголову разбили противника. Затем был покорен весь Китай.

Аратский правитель, в награду за содеянное, поставил своего брата правителем над всем Китаем, а сам спокойно ушел назад, – закончил хитро усмехающийся Ляо Шу.

Темуджин лукаво скривил лицо, прокручивая в уме услышанное. Чиркудай сначала не понял, как так правитель кочевников сделал своего брата императором Китая, но тут до него дошло, что всё это было подстроено. Неожиданно громко засмеялся, понявший ситуацию Тохучар. И даже Джелме, восторженно воскликнув:

– Дзе, дзе! – и ударил себя ладонью по ноге.

Ляо Шу, сделавшись серьезным, неожиданно сказал:

– Я долго думал, каким же образом ты сумел уйти от Джамухи, и кажется, понял: ты использовал подобный прием, о котором я вам рассказал, верно? – резко обратился он к Темуджину.

Темуджин хитро прищурил глаза, но ничего не сказал.

Ляо Шу недовольно поджал губы:

– Ладно, – и устало махнул веером. – Пусть это будет твоей тайной. Главное, что я в тебе не ошибся, – и он внимательно посмотрел на Темуджина.

Тот сменил позу и негромко сказал:

– Пока что наши пути идут рядом.

Ляо Шу понимающе улыбнулся:

– Я постараюсь, чтобы они не разошлись в разные стороны, – осмотрев всех, он заключил: – На сегодня, пожалуй, хватит. Нельзя вот так сразу узнать обо всём, как ты думаешь?

– Да, – согласился Темуджин. – Сейчас мы пойдем в нашу тюрьму, – и довольный своей шуткой поднялся на ноги.

Ляо Шу проводил пленников задумчивым взглядом.

Только-только они зашли в свою комнату, как им внесли еду всё те же китаянки. Уплетая за обе щеки мясо, Темуджин посмотрел на Чиркудая, потом остановился на Тохучаре, и хитро спросил:

– Ты бы вытерпел побои ради такого дела?

Тохучар выпятил губы, подумал и отрицательно помотал головой:

– Нагайки бы я выдержал, но врать, так, как будто это правда, я не смогу.

– А ты? – прищурившись спросил Темуджин у Джелме.

Богатырь перестал жевать, сморщил лоб и задумчиво сказал:

– Если после порки я получу весь Китай… Выдержал бы! Потом мне не надо было бы пасти овец и гоняться за сайгаками. Жил бы в свое удовольствие.

Темуджин осуждающе покачал головой:

– Я так и знал, – и повернулся к Чиркудаю: – А Субудей смог бы так сделать?

Чиркудай подумал и ответил:

– Если будет очень нужно, то смог бы.

– А ты? – твердо спросил Темуджин, глядя в глаза Чиркудаю.

– Нет, – коротко ответил Чиркудай. – Я не умею честно врать.

Темуджин понимающе вздохнул и грустно сказал:

– Остается Хасар. Но я ему не верю.

 

Глава четырнадцатая. Рождение воинов

Последующие четыре дня Темуджин терпеливо водил всех на учебу. Книги им читали и старые, и молодые библиотекари. Скрывая скуку, кочевники слушали о каких-то непонятных войнах и походах китайцев друг против друга. Чиркудай заметил, что Темуджин мрачнел с каждым днем все больше и больше. Тохучар слушал внимательно, стараясь всё запомнить, ему это было в диковинку. А Джелме откровенно спал. Темуджин хмуро поглядывал на сопящего товарища, пихая его только тогда, когда тот начинал храпеть. Ляо Шу больше не появлялся.

Но на пятый день, слушая очередного чтеца, они услышали громкий шум в коридоре. Чиркудай различил голос Субудея и вскочил на ноги. Первым в коридор выскочил Темуджин, а за ним все остальные, кроме растерянно замолчавшего книгочея. В дальнем конце у дверей нарастал скандал. Там стояли Субудей и Бельгутей с двумя командирами, которых не пропускали в дом воины Ляо Шу во главе с громадным Бошу. Темуджин быстро подошёл к ним. Увидев его и остальных в полном здравии, пришедшие расплылись в улыбке и замолчали.

– В чем дело? – резко спросил Темуджин.

– Не отдают оружие, – прогудел с сильным акцентом Бошу, пояснив: – Ляо Шу не разрешает входить в его дом с оружием.

Все взоры обратились на задумавшегося Темуджина. Помолчав, нойон спросил у богатыря:

– А где наше оружие?

Бошу молча подошел к боковой двери у входа и открыл её. Чиркудай заглянул из-за спины Темуджина в комнату, на стенах которой были аккуратно развешаны их сабли и луки. Он сразу же узнал свой китайский лук, подарок Джелме. Темуджин поколебался и резко бросил:

– Мы в гостях и должны исполнять законы хозяина этого дома, – развернувшись, пошёл назад, но не в комнату чтецов, а в спальню.

Чиркудай с Тохучаром и Джелме остались около товарищей, которые, поколебавшись, отдали свое оружие китайцам. Бельгутей что-то стал ворчать, но замолчал, увидев, что все уже освободились от сабель.

Субудей был очень рад видеть Чиркудая, Джелме и Тохучара. Это сильно почувствовал Чиркудай, идя впереди их в спальню, где ждал Темуджин.

– Вы, наверное, уже все узнали без меня? – забеспокоился Субудей, глядя на Чиркудая. Но ему ответил Тохучар:

– Не переживай. Этих книг хватит твоим детям.

Они ввалились в спальню и остановились, увидев хмурого Темуджина, сидевшего около столика на ковре. Темуджин лишь вопросительно поднял глаза на Субудея, но ничего не спросил. Субудей сам кратко обо всем рассказал.

– Место неплохое. В двух часах езды от городка. Перебрался почти весь курень – около семи тысяч юрт. Я, как мог, всех успокоил. Но нукеры, пока тебя не увидят, будут волноваться, – доложил Субудей, устало сев на ковер.

В этот момент тихо вошли две китаянки с подносами. Вновь прибывшие насторожённо и с удивлением наблюдали за их ловкими движениями, но, заметив, что Темуджин и остальные никак не реагируют на женщин, уселись под стенами.

– Ешьте! – приказал Темуджин и первым взял баранью ногу.

Прибывшие, немного помялись, дождавшись, когда за китаянками закроется дверь и подсели к столу.

Обед прошел в тяжёлом молчании. Соратники ощущали плохое настроение нойона. Вытерев жирные пальцы о ковер, Темуджин встал и пошел к выходу, приглашая всех за собой. Новенькие, исключая Субудея, нерешительно потоптались и последовали за Темуджином.

В библиотеке уселись на пол и с интересом стали слушать молоденького китайца, бойко переводившего трактат о перемещении войска в тридцать тысяч человек по ровной низменности и по холмам. Чиркудаю не нравилось нарастающее напряжение Темуджина. Он чувствовал, что должен произойти взрыв.

Так все и получилось. Примерно через час в комнату вошел Ляо Шу.

Темуджин резко встал и свирепо уставился на потомка императоров. Новенькие, повторили реакцию нойона, вскочив на ноги. Но, заметив, что Джелме, Тохучар и Чиркудай не двинулись с места, замерли, щупая руками пустые пояса, без сабель. Чиркудай мельком взглянул на сидящего Субудея, который непонятно покачивал головой из стороны в сторону.

– Ты меня обманул! – зло бросил Темуджин в лицо Ляо Шу.

Потомок императоров удивленно взглянул на Темуджина, даже не удостоив внимания новеньких, которые продолжали лихорадочно искать сданные при входе сабли. Один из командиров вытащил из-за пазухи припрятанный кинжал.

– В чем я тебя обманул? – спокойно поинтересовался Ляо Шу, пройдя к окну.

– Пока мы всё это прослушаем, – Темуджин неопределённо махнул рукой в сторону растерявшегося молоденького чтеца: – У нас бороды побелеют, как у твоих стариков.

Ляо Шу нахмурился и ненадолго задумался. Через минуту он сказал:

– Наверное, ты прав, – искоса посматривая на заметавшегося по ковру Темуджина. – Мы по-разному устроены. Тебе и твоим командирам не нужна философия, тебе нужны действия, – Ляо Шу тяжело вздохнул и стал постукивать в такт своим мыслям веером.

– Мне нужны знания, – более спокойно согласился Темуджин. – Но всю историю Китая я знать не хочу.

Бельгутей и двое командиров наконец-то поняли, что такие разговоры происходили неоднократно. Успокоившись, они, пыхтя от пережитого волнения, уселись на пол.

– Я понял тебя, – неторопливо начал Ляо Шу. – Хорошо. Я прикажу своим библиотекарям выбрать для вас только действия, без философии и истории. В конечном итоге… Наверное, высшие материи вам сейчас не нужны, – Ляо Шу прошёлся по комнате и, остановившись напротив Темуджина, стал объяснять:

– Я хотел, чтобы вы получили полные знания, но… – он разочарованно махнул веером: – На сегодня можно закончить обучение. Продолжим позже. Завтра тебе нужно будет разобраться с нукерами. Поделить их или что-то в этом роде. Ты сам знаешь, что…

А сейчас берите свое оружие и езжайте в курень, – он улыбнулся: – Но я буду тебя ждать после того, как устроишься на новом месте.

Темуджин едва заметно улыбнулся, кивнул Ляо Шу головой, и бросив:

– За мной! – вышел из комнаты.

Его соратники кинулись следом. Первыми побежали новенькие, Чиркудай с Тохучаром и Субудеем пропустили их вперед.

– Ну, кто мне всё расскажет? – поинтересовался Субудей, взглянув сначала на Чиркудая, а потом на Тохучара.

– Он, – кивнул головой Чиркудай в сторону Тохучара. – Он это хорошо умеет.

Тохучар обречённо буркнул:

– Все время я да я.

– Ладно, ладно, – Субудей махнул рукой: – Если бы ты не мог драться саблей, то стал бы рассказчиком. Тем более что тебе это нравится.

– А что, – Тохучар приостановился в коридоре: – Вот побьем чжурчженей, и пойду я по куреням и стойбищам, буду рассказывать, каким был героем.

Субудей ухмыльнулся взглянув на невозмутимого Чиркудая. А Чиркудай вдруг почувствовал, что ему с ними очень хорошо. И еще какая-то затаившаяся в его душе ледышка начала таять.

Они взяли свое оружие. Во дворе их уже ждали восемь оседланных коней. Чиркудай погладил по мохнатой морде приветливо заржавшего Чёрного и осторожно засунул китайский лук в хурджун. Китайцы на площади приостановили занятия, с любопытством наблюдали за степняками. Около ворот Чиркудай заметил Бошу с копьем и поклонился ему в седле как мастеру. Бошу хитро подмигнул Чиркудаю, но не выдержал и захохотал. От его громового смеха кони присели и забеспокоились. Темуджин оглянулся, посмотрел на Чиркудая и усмехнулся.

– Я бы не отказался быть его другом, – заметил Тохучар, ехавший в хвосте рядом с Чиркудаем и Субудеем.

– Угу, – поддакнул Субудей.

За воротами, в двух полетах стрелы, суетилась огромная толпа нукеров. Чиркудай подумал, что, очевидно, все приехали на своих конях встречать нойона. И если бы вдруг с ними что-нибудь случилось, то… Хотя, он-то лучше всех знал, что тысяча семьсот китайцев под командой Бай Ли, за несколько минут разметали бы по степи восемь тысяч не обученных хитрому бою на конях аратов.

Воины махали в воздухе саблями и копьями, громко кричали приветствия. Темуджин послал своего коня рысью, за ними ринулась вся восьмитысячная толпа. Морозный воздух стегнул Чиркудая по щекам. Земля грозно загудела под копытами тысяч коней.

Чиркудай увидел, что на него и Субудея посматривает Темуджин. Поддав пятками под бока Чёрного, он догнал нойона.

– Ляо Шу прав! – громко крикнул Темуджин, перекрывая гул. – Это не армия, это толпа! – и, стегнув своего коня, помчался ещё быстрее.

Чиркудай не отставал, и его отвыкшее от уличного холода лицо, стало жечь как огнём. Скованная зимней стужей не укутанная еще снегом земля загудела как набат, перекрывая свист ветра в ушах. А за командирами летела дикая орда.

Огромное количество юрт раскинулось в кольце невысоких холмов, поросших густым лесом, и защищавших стойбище от северного ветра. Чиркудай сразу заметил множество женщин, стариков и детей между юртами, которые махали руками, радостно встречая родных и близких. Блеклое солнце освещало неяркими лучами эту картину. Недалеко от юрт орда распалась – все поехали по своим домам, около которых рассёдлывали коней, передавая их в табун пастухам.

Субудей, сняв седло со своего Серого, повел Чиркудая и Тохучара, тоже расседлавших коней, к своей юрте, поставленной в центре куреня. Чиркудай заметил, что Темуджин, проскакав немного дальше, соскочил на землю около радостной Борте, держащей за руку неугомонного Джучи. Рядом с ней стояла молодая аратка с маленьким Чагадаем, вторым сыном нойона. Темуджин не стал расседлывать коня – бросил поводья сопровождавшему его нукеру и нырнул в юрту.

Субудей посмотрел на Чиркудая с Тохучаром и значительно прокомментировал:

– Князь!

– Он правильно поступает, – неожиданно поддержал действия Темуджина Тохучар. – У него более важные заботы, чем у нас, поэтому должны быть слуги.

Юрта у Субудея была та же. Но, остановившись перед входом, он показал на две геры рядом:

– Это ваши, на всякий случай, – и криво усмехнулся.

Тохучар бросил седло под стену и громко расхохотался, вспомнив южную аратку, от которой Субудей избавился, сделав подарок Джелме.

– Смейся, смейся, – беззлобно пробурчал Субудей. – Вот я посмотрю, что будет с тобой в таком же случае, – и он нырнул в юрту.

Чиркудай вошел за ним следом и удивленный замер: в помещении было тепло. Над красными углями очага висел котел, из которого вкусно пахло.

– Ты снова обзавелся женщиной? – осторожно поинтересовался Тохучар.

– Нет, – со вздохом ответил Субудей. – Одной старой меркитке вдруг пришло в голову, что я, её сын, пропавший десять лет назад, – он пошевелил бровями и грустно сказал: – Я не стал ей говорить, что она ошибается, – и совсем тихо добавил: – Она совсем одна…

Наевшись, они попили кумыса и развалились на кошмах.

– Хасар опять сбрендил, – стал делиться новостями Субудей. – Решил с нами не идти, а подался к сильному нойону и увел за собой более трех сотен нукеров.

– К Джамухе?! – удивился Тохучар. Чиркудай по привычке молчал.

– К Ван-хану. К Тогорилу, князю кераитов, – усмехнулся Субудей и осуждающе скривил губы, но тут же усмехнулся: – Темуджину без него будет лучше, потому что… Ну, сами знаете, почему. И одновременно хуже, потому что бросил. Не поверил в брата.

– А ты рассказал про китайцев? – поинтересовался Чиркудай.

– Намекнул, – вздохнул Субудей. – Но думаю, он все понял.

Поговорив еще немного, они вздремнули. Чиркудай с удовольствием вдыхал подзабытый горький запах горелого кизяка и плотный дух войлока.

Вечером кто-то подошел к их юрте и постучал нагайкой по доске над входом.

– Заходи, – разрешил Субудей, продирая сонные глаза.

В геру вошел молоденький нукер из людей длинной воли и услужливо сказал:

– Темуджин вас зовет к себе.

Друзья быстро собрались и пошли следом за гонцом по улице между юрт, спрятавшихся в вечернем мраке. Возле жилищ суетились хозяйки, продолжая устраиваться на новом месте.

У Темуджина уже находились Бельгутей и Джелме. Нойон жестом пригласил пришедших сесть и задумчиво уставился в дверной полог, ожидая еще кого-то.

Троица уселась справа от Темуджина и, не нарушая молчания, тоже принялись ждать. Через некоторое время в геру вошли двое верных командиров и по приглашению Темуджина присоединились к остальным.

По привычке, помолчав, Темуджин сказал:

– Нас мало. Всего семь тысяч шестьсот, – он опустил голову и ненадолго задумался. – Но я думаю поделить орду… На тысячи! – посмотрев на Бельгутея, Джелме и Субудея, властно приказал: – Все ваши отряды отменяются. Нас здесь восемь командиров. Орда будет поделена завтра на восемь тысяч. Вернее: на семь тысяч и шестьсот нукеров. Все, в том числе и я, получат по тысяче, кроме Тохучара, – он внимательно посмотрел на парня и, остановив взгляд на потертой железной цепи, которой тот был подпоясан, неожиданно поинтересовался:

– Что это за пояс такой? Я слышал, что ты им здорово дерешься.

Тохучар скривил губы, и грустно улыбнувшись, ответил:

– Он меня когда-то спас от волков… Когда я один бродил по степи.

Темуджин вздохнул и, глядя на Чиркудая, продолжил:

– Тохучар будет командовать шестью сотнями, – тут Темуджин остановил поднятой вверх рукой захотевшего возразить Джелме. – Знаю-знаю, что он не из нашей компании. И не надо мне ничего говорить. Я уже всё решил. Теперь слушайте дальше.

Завтра, после того, как мы поделим орду на тысячи, сразу же все вы должны разделить их на сотни и десятки и назначить командиров. Потом, – Темуджин вновь посмотрел на Чиркудая: – Мы все начнем обучать каждый свою тысячу стоять и ходить в строю, – он помолчал и сурово добавил: – Если нукеры не будут слушаться или станут медленно исполнять ваши приказания, разрешаю стегать их нагайками, чтобы быстрее поняли. А если вы не будете слушаться – я буду стегать вас, – и, окинув твердым взглядом всех, закончил:

– Всё. Идите.

Командиры послушно поднялись и стали выбираться на улицу, услышав за спиной голос Темуджина:

– Бельгутей! Останься.

Друзья шли молча почти до самого дома, но Субудей не выдержал и горестно заметил:

– Если бы Хасар не увел три сотни, то у тебя тоже была бы тысяча, – и взглянул на Тохучара.

Тохучар задумчиво покачал головой и тихо сказал:

– А если бы Чиркудай не попал к нам в банду, то я сейчас валялся бы где-нибудь в степи без башки. Я даже представить себе не мог, что буду стать командиром… А тут – шесть сотен!..

На следующее утро в курене поднялась суматоха. Нукеры, решившие было поотдыхать, как всегда бывало зимой, неожиданно узнали, что им необходимо срочно собраться на плоской равнине, недалеко от куреня. Для чего это было нужно, никто из них не знал. Но орда состояла в основном из молодых парней. Валяться на кошмах и пасти стада им надоело. Хотелось перемен. И вот они произошли. В общем, недовольных не было.

Темуджин, во главе семи командиров, выехал вперед, перед столпившейся, огромной бесформенной массой всадников, поднял руку вверх, призывая к тишине, стал ждать. Нукеры зашикали друг на друга, утихомиривая наиболее разговорчивых. Медленно затихли выкрики и болтовня. Темуджин устал держать поднятую к небу руку, но не опускал её, терпел. Чиркудай видел, что нойон сдерживается, не срывается, не кричит на шевелящихся, необученных простому послушанию, нукеров. И был рад за Темуджина, за то, что тот выдержал, а окриками только бы взбаламутил толпу.

Наконец стало достаточно тихо. Темуджин опустил руку и громко, но, не надрываясь, сказал, что сейчас всех поделят на тысячи. И если кто хочет, то может заранее объединиться со своими друзьями, потому что перейти потом, из одной тысячи в другую, они смогут лишь с его согласия.

Его сильный голос прокатывался в морозном воздухе. Нукеры, услышав такое решение, сразу притихли, понимая, что начинается новая жизнь. Они напрягали слух, ловя каждое слово нойона.

Потом Темуджин представил нукерам командиров, перечислив всех по именам. Он сказал, что командиры тысячи вправе распоряжаться жизнью и смертью своих воинов. И добавил, что если это кому-то не нравиться, то он может сейчас же покинуть курень.

Но ни один всадник не выехал из общей массы. Они и так бросили старую жизнь, и пошли за Темуджином на край света, прямо к неприятным для степняков китайцам. Так что для себя они все решили.

Темуджин махнул рукой, и орда зашевелилась. Начались переезды с места на место. Все стали искать своих, чтобы попасть в одну тысячу.

Чиркудай, как и остальные командиры, врезался в толпу на своём Чёрном, прокладывая коридор в массе всадников, отделяя на глазок свою тысячу. Когда в войске образовались прогалины, после распада на восемь почти равных частей, командиры начали пересчет.

Формирование войска длилось до обеда. После чего каждый командир отвёл своих в сторону и объяснил, что сразу после отдыха они начнут делиться на сотни и десятки.

Чиркудай с удовольствием обнаружил в своей тысяче почти всю свою сотню, которую учил ходить строем. Он тут же, не отпуская волнующихся конников, объявил имена сотников и десятских. Командирами стали все из его бывшего отряда. Он помнил их имена. Его тысяча не ушла на обед, как и тысяча Субудея и шесть сотен Тохучара, которые делили своих в двух-трех полетах стрелы от него. Остальные нукеры ринулись к юртам.

Определив, что деление на сотни и десятки закончено, Чиркудай приятно удивился, заметив, как его командиры резво построили свои сотни и десятки, образовав из всадников квадраты. Чиркудай дал команду запомнить рядом стоящих. И только потом отпустил поесть.

В юрте он встретил Субудея. Тохучар пришел немного позже.

– Ты уже поделился на десятки! – с завистью сказал Субудей, глядя на Чиркудая.

– Я тоже успел, – сообщил Тохучар, входя в юрту.

– У тебя всего шесть сотен, – буркнул Субудей, – тебе легче.

Они немного помолчали, торопливо глотая еду. Им предстояло еще многое сделать.

– А где меркитка? – поинтересовался Тохучар. – Это она сварила мясо?..

– Не любит быть на глазах, – буркнул Субудей. – Её гера через три от нашей.

Напившись кумыса, он опять позавидовал, взглянув на Чиркудая:

– Конечно, у тебя все те, кого ты обучил до войны с белыми аратами.

– Меня-то у него нет, – усмехнулся Тохучар.

Субудей раздраженно махнул рукой и опять обратился к молчавшему Чиркудаю:

– Отдай мне хотя бы половину обученных?

– Не отдам, – коротко ответил Чиркудай.

– Вот… – вздохнув, стал ворчать Субудей. – Друг называется, – и завалился на кошму, уставясь в потолок. Помолчав, сообщил: – Темуджин хотел твою сотню поделить между нашими тысячами… Все были за, я один – против. Темуджин послушался меня.

Чиркудай осмыслил сказанное, благодарно кивнул головой, и сказал:

– Спасибо…

– Нет в этом толку – поделить какую-то сотню, – продолжил Субудей. – Пусть хоть одна тысяча начнет быстрее других учиться. Мы будем на тебя смотреть и делать то же самое, – он резко сел, хлопнул ладонями по сапогам: – Все. Пора идти стегать своих нукеров нагайкой, – быстро поднялся и, надев войлочный малахай на голову, вышел на улицу.

Тохучар тоже поднялся, собираясь уходить, но около порога остановился и сказал с улыбкой:

– Субудей хороший друг.

После обеда в степи продолжилась та же кутерьма. Чиркудай построил свою тысячу и, отдав команду, пустил её наперегонки к ближнему холму и назад. Все перемешалось. Тысяча быстро прилетела назад, но прошло не менее получаса, пока все заняли свои места и ещё полчаса, пока успокоились. Чиркудай немного растерялся. Он понял, что тысяча – это не сотня. Ею нужно было управлять по-иному. И вновь послал нукеров к холму. Прискакав назад, они построились немного быстрее. И Чиркудай решил заниматься не со всей тысячей, а с сотнями. Вызвав командиров, он разъяснил им, что они должны были делать.

Сотенные развели своих нукеров подальше друг от друга и стали мотаться к холму и назад, под начавшим темнеть небом. Вдали ревел в своей тысяче Джелме, словно бурый медведь после зимней спячки, яростно стегая непонятливых. Еще дальше Бельгутей, гонял по степи конников, которые словно зайцы прыскали от него во все стороны. Субудея, Тохучара и остальных командиров не было слышно. Чиркудай не видел также тысячи Темуджина, который ушел с ними подальше от посторонних глаз.

Незаметно наступила ночь. Построив в темноте воинов, Чиркудай сказал, что завтра на рассвете все должны стоять на этих же местах, после чего отпустил их по домам. Как ни странно, ему сегодня ни разу не пришлось хлыстать нагайкой по спинам нерадивых. Он заметил, что нукеры были рады, попав к нему в тысячу. Они усердно исполняли команды. Они очень старались.

Подойдя к юрте, Чиркудай посторонился, пропустив маленькую старушку в поношенной меркитской одежде, шмыгнувшей из входа мимо него. Он пришел первым. Очаг тлел, в жилище было тепло. Развесив оружие по стенам, Чиркудай уселся на кошму в ожидании товарищей, размышляя о том, как ускорить обучение воинов. Он догадывался, что вскоре Темуджин всё обучение войском может взвалить на него и, наверное, на Тохучара и Субудея. Такой оборот дела ему был не по нраву. Командир сам должен учить своих нукеров, иначе в бою на них нельзя будет положиться. Командир должен знать своих воинов и кто из них и на что способен.

На улице затопал Тохучар. Откинув дверной полог, он шумно ввалился в юрту.

– Вкусно пахнет! – воскликнул он, смешно пошевелил носом, и заявив без перехода: – Как же трудно их научить правильно ездить строем! – и сокрушённо покачав головой, спросил: – Что не ешь?

– Вас жду, – негромко ответил Чиркудай.

Тохучар уселся на кошму, внимательно посмотрел на Чиркудая и тихо поинтересовался:

– Думаешь? Думаешь, как все лучше сделать?

Чиркудай благодарно взглянул на друга, подумав, что, как всё-таки хорошо иметь всё понимающего товарища.

– А может быть попросить китайцев? – неуверенно спросил Тохучар,

Чиркудай отрицательно помотал головой.

– Да, да, – догадался Тохучар: – Мы сами должны это сделать. Вот навалилась забота!

В это время в геру ворвался запыхавшийся Субудей, окинул друзей хитрым взглядом, сбросил оружие под стену, и быстро сказал:

– Бежим к Темуджину. Опять всех собирает.

Тохучар с Чиркудаем выскочили за вёртким Субудеем на тёмную улицу.

У Темуджина народу в юрте было больше, чем они предполагали. Усевшись под стенкой, друзья стали ждать. Но ждать больше было не кого, кроме самого Темуджина, который как всегда, глубоко задумался. Покусав кончик бороды, он сказал, растягивая слова:

– Плохо… Медленно… Нужно что-то предпринять…

– Джебе правильно сделал, что заставил сотенных учить нукеров, – неожиданно подал голос Бельгутей.

Чиркудай удивился тому, что за ним, оказывается, внимательно наблюдают.

– Сотники сами должны быть обучены, – веско сказал Темуджин. – У Джебе все командиры из его прошлого отряда. Ему легче. Но!.. – нойон властно поднял руку, останавливая открывшего рот Бельгутея: – Это его воины. Он на них потратил свои силы и умение, – хлопнув себя по ноге рукой, Темуджин завершил: – Поступим так – объясните вкратце своим командирам, что они должны делать, а сами внимательно наблюдайте за ними. Если нужно – поправляйте. Нагайки не помогут, я в этом убедился.

– Всю руку отмотал, – пожаловался Джелме, показывая всем, какую именно.

– Завтра соберите сотников, десятников и объясните им, что от них требуется, – и Темуджин осмотрел всех внимательным взглядом: – Все поняли?

Командиры закивали головами.

– Я решил заменить некоторых тысячных, – объявил Темуджин. – По их просьбе. Они будут сотенными. И ёще одно: отберите надежных нукеров для охраны ваших юрт – чтобы ни один человек не мог без вашего разрешения просто так войти в геру. Выделите несколько человек с хорошей памятью, они должны хорошо помнить ваши приказы, – назначьте гонцами. Им придется ездить от тысячи к тысяче и разносить сведения, которые вы хотели бы сообщить другим. Все поняли меня?

– Поняли, – дружно ответили командиры.

– Тогда, по домам, – скомандовал нойон. – Завтра день будет не легче, – и неожиданно добавил: – Будем заниматься без обеда. Так что пусть терпят.

Командиры шумно стали выбираться из общекуренной юрты.

– Вот это правильно! – одобрил Тохучар Темуджина, топая усталыми ногами по мёрзлой земле, спотыкаясь в темноте о твёрдые кочки.

Они влезли в свою юрту, быстро поели и как подкошенные свалились на кошмы. Следующий день был очень морозным и ветреным. По степи катались шары перекати-поля. Лицо секла откуда-то взявшаяся снежная крупа.

Чиркудай собрал сотенных около себя и приказал выделять каждый день по три человека от сотни для охраны его юрты и юрт сотенных.

Объяснив сотникам, что они должны гонять своих конников в строю до холмов и обратно без обеда, Чиркудай отпустил командиров.

Въехав на холм, он стал наблюдать, как сотенные управляются с нукерами. Через некоторое время Чиркудай заметил, что к нему летят несколько воинов. Когда подскакали, обдав конским паром, Чиркудай с молчаливым вопросом посмотрел на них. Один из всадников быстро сказал, между частыми вздохами:

– Мой сотенный, Гемябек, велел быть около тебя… Я гонец.

– И я!. – выкрикнул второй, третий, а потом все остальные.

Чиркудай пересчитал гонцов. Их было восемь. И тут заметил, что и оставшиеся два сотенных догадались и тоже направили к нему своих связников. Два всадника, нахлестывая коней, летели к холму. Чиркудаю понравилась такая оперативность и сообразительность. Он подождал двоих, влетевших в облаке пара на холм, и сказал:

– Пока вы мне не нужны. Езжайте в свои сотни, занимайтесь вместе со всеми. Но при этом внимательно смотрите на меня. И если увидите, что я вот так подниму руку, – он показал как, – то гонец первой сотни должен сразу же, без приказа своего командира примчаться ко мне. Если я помашу рукой вот так, – Чиркудай опять показал как, – то вы все должны прискакать ко мне. Запомните мой сигнал. И не забывайте смотреть на меня. Всё! Вперёд! – скомандовал он. И гонцы ринулись вниз с холма.

Учения продолжались. Чиркудай кутался в толстый войлочный халат, чувствуя, что замерзает. Он понял – без шубы не обойтись. Решил, во чтобы то ни стало раздобыть волчью. Пока у него не было такой роскоши.

Не выдержав, Чиркудай скатился вниз и примкнув к одной из сотен. Встав в хвост десятки, помчался вместе с нукерами за сотенным. Он заметил, что сотни устроили негласные соревнования: одновременно начиная движение к холмам, они рвали вперед во все лопатки, а потом назад, стремясь построиться побыстрее. Уже на ходу в сотнях стал поддерживаться нормальный строй.

Разогревшись, он опять въехал на сопку и неожиданно заметил вдали четкие ряды конницы, быстро приближающиеся к тысячам Джелме и Бельгутея, мотающимся взад и вперёд на окраине плато. Нукеры Джелме и Бельгутея, увидев плотно и мощно идущее на них войско, заволновались.

Чиркудай узнал китайцев Бай Ли. Только они могли так ровно двигаться. Он прикинул, что их не более тысячи. Ему стало интересно, что затеял Ляо Шу. Он знал, что это очередная выдумка потомка императоров.

Китайский отряд летел плотной массой прямо на тысячу Джелме, и Чиркудай разглядел сверкнувшие в бледных лучах зимнего солнца клинки застывшей на месте тысячи. Но вдруг киданьцы распались на два плотных отряда, которые словно змеи стремительно обошли с двух сторон тысячу Джелме. Затем так же четко оба отряда слились в один, не прекращая бешенной скачки в сторону свободного места на плато. Чиркудай рассмотрел на соседних холмах Темуджина с прискакавшим к нему Бельгутеем. Увидев, летящего к нему от Темуджина всадника, понял – гонец. Чиркудай спустился с холма ему навстречу.

– Темуджин приказал ехать к нему, – прохрипел задохнувшийся нукер. Чиркудай послал Чёрного в галоп, сразу убежав от гонца, конь которого устал. Влетев на холм к Темуджину, он обнаружил там почти всех командиров. На других холмах стала собираться гигантской толпой орда. Нукеры, с интересом наблюдали за показательными маневрами китайцев.

Темуджин мельком взглянул на Чиркудая и повернулся к киданьской тысяче, очень красиво и мощно описавшей круг на плато, не нарушив при этом строя. Нойон с яростным восхищением следил за показными маневрами. На плато уже не осталось ни одного нукера. Все они въехали на возвышенности.

Киданьцы стремительно пошли плотным строем по прямой и, внезапно, в каком-то месте, тысяча рассыпалась на сотни, а сотни на десятки. Всё это было проделано неуловимо быстро. До Чиркудая донёсся какой-то крик и тысяча моментально собралась в единое целое, не изменяя стремительного движения. И тут Чиркудай вспомнил команды, которые выкрикивал Бай Ли. Он вспомнил о своем забытом свистке, решив сразу же, сегодня, сказать сотенным, что будут означать его сигналы. Затем он понял, что такие же свистки нужно сделать сотенным и решил вечером съездить в городок, где была кузница.

Тысяча Бай Ли продолжала стремительно выписывать различные круги, не нарушая строя и не сбавляя темпа. Поманеврировав около часа, они быстро укатились в сторону городка.

Темуджин окинул своих командиров тяжелым взглядом и хрипло спросил:

– Все видели?

Командиры вразнобой покивали головами и ответили: «Да».

– А сейчас, вперёд! – скомандовал Темуджин и, съехав с холма, помчался к своей тысяче.

Чиркудай тронул застоявшегося Чёрного и пустил его иноходью.

Но вечером Чиркудай не смог съездить в городок, всех командиров опять вызвал к себе Темуджин.

– Думайте, – сурово сказал он командирам. – Как ускорить учебу? – и сокрушённо посетовал: – Сколько не говори сотенным, всё равно делают одни и те же ошибки.

– Может быть, помотаемся зиму, и станет что-то получаться? – неуверенно сказал Джелме.

– Не станет! – резко опроверг брата Субудей. – Вечером привыкают и хорошо идут строем, а утром… Словно в первый раз, – и он расстроенно махнул рукой.

На улице послышался шум. Темуджин громко позвал сторожевого нукера, который сунул голову в юрту.

– Кто там ещё? – грубо поинтересовался Темуджин.

– Какие-то китайцы, – боязливо сообщил нукер. – Одного принесли на носилках.

Темуджин замер на мгновение и махнул рукой:

– Пусть войдут.

Через некоторое время полог откинулся, и в юрту протиснулся Ляо Шу в собольей шубе, а за ним Бай Ли. Чиркудай заметил, как Ляо Шу недовольно сморщил нос, но потряс головой, сбросил шубу на пол и уселся на кошмы, скрестив ноги. Бай Ли тоже был в огромной шубе. Почувствовав, что в юрте тепло, он, так же как хозяин, сбросил её на пол и уселся немного сбоку от потомка императоров.

– Здравствуй, Темуджин, – усмехнулся по своему обыкновению Ляо Шу. – Здравствуйте, командиры.

Лицо Темуджина немного растаяло, но он лишь кивнул головой.

– Насколько я осведомлен, у вас возникли трудности с обучением? – поинтересовался Ляо Шу.

Темуджин внимательно посмотрел на киданьца и, не заметив усмешки, тяжело вздохнул. Все с интересом смотрели на цветастый халат и веер Ляо Шу. Чиркудай знал, что представляет собой этот веер. Об этом, из сидящих в юрте, было известно лишь ему и Бай Ли. Остальные, очевидно, думали, что это просто прихоть избалованного китайца. Чиркудай выпятил губы и внимательно вгляделся в веер. Ляо Шу почувствовал его взгляд, проследил его, помахал веером и, поняв, что Чиркудай ничего о нём не сказал, хитро усмехнулся.

– У тебя есть советы? – негромко спросил Темуджин.

– Нет. Не у меня, – сказал Ляо Шу. – Я неплохо знаю политические игры, экономику и управление государством. Военное дело не моя ипостась. Но со мной пришел специалист, – Ляо Шу кивнул головой в сторону Бай Ли: – Мой командующий – военный в седьмом колене. Его дед руководил всей армией Китая.

– Которая проиграла чжурчженям? – ехидно спросил Темуджин.

– Нет, – неожиданно ответил Бай Ли. – Мой дед командовал армией чжурчженей, которая победила армию киданей.

Темуджин даже открыл рот от изумления. Чиркудай заметил, что и остальные командиры, ставшие понемногу разбираться в китайских племенах, удивились. Но сам Чиркудай уже слышал эту историю в Ляояне, когда был там с Худу-сеченом.

Темуджин непонимающе потряс головой:

– Я… Я… – начал он, – ничего не понимаю.

Ляо Шу грустно улыбнулся и спросил:

– Ты веришь в судьбу, Темуджин?

Поморгав глазами, Темуджин неуверенно сказал:

– Мы все верим в судьбу, но… Каждый может её улучшить, или ухудшить. Все зависит от самого человека…

Ляо Шу задумался, хлопнул веером по ладони и стал неторопливо рассказывать:

– Мы с тобой говорили о многом и о разном. Но о судьбе ни разу, – он замолчал на мгновение и продолжил: – Есть такое понятие в буддизме – карма. Это ноша, которую каждый из нас несёт всю жизнь. Но может и не нести. Тогда ему придётся тащить её на себе в следующей жизни. В общем, делать два раза одно и то же.

У каждого из нас своя карма. Я знаю ваши верования. Они не сильно расходятся с моими. Поэтому говорю, что и ты, и я, и твои командиры, и нукеры несут свою ношу. А вот твой брат Хасар увиливает от этого.

Темуджин предупреждающе поднял руку и негромко остановил Ляо Шу:

– Не надо о Хасаре.

Ляо Шу кивнул головой и продолжил:

– Я просто привёл как пример. Но, расскажу про судьбу. У каждого из нас она своя, особая. Возможно написанная в какой-то книге. Там указано: когда человек должен родиться, как прожить свою жизнь, когда умереть? И от этого не уйти никуда. Я расскажу сейчас вам старую притчу, которая, как я думаю, была взята из жизни.

Ляо Шу переменил позу и начал рассказ:

– В одном городе, допустим, в Ляояне, жил управляющий. Пошёл он как-то на базар за товарами для своего господина. Ходит, ходит между рядами и вдруг видит, навстречу ему идёт смерть. Перепугался управляющий и бросился бежать домой. Подбегает к своему господину и просит, чтобы тот отпустил его к родственникам в… допустим, в Шеньян.

Господина удивила тревога управляющего. Но он был о нем хорошего мнения, и поэтому разрешил взять из конюшни лошадь и ехать к родственникам. Однако перед отъездом управляющего, господин спросил, что же его так взволновало?

Слуга рассказал, что неожиданно столкнулся на базаре со смертью и очень испугался её.

Хозяин отпустил его, а сам решил сходить на базар и проверить, правду ли рассказал слуга. Да, действительно. Прохаживаясь по базару, он увидел смерть, но не испугался, подошёл к ней и спросил: «Ты смерть? – Да», – ответила ему смерть. «Почему ты напугала моего слугу?» Смерть подумала и ответила: «Я очень удивилась, когда встретила его здесь. Ведь у нас с ним должна состояться встреча не здесь, а в Шеньяне и, завтра», – Ляо Шу печально усмехнулся: – Вот так – от судьбы не уйдёшь. Потому-то я здесь. Поэтому мы и встретились с тобой.

Чиркудаю понравился рассказ Ляо Шу. Он внимательно осмотрел всех и увидел задумчивые лица аратов. Темуджин сидел уперевшись взглядом в пол и кивал головой каким-то своим мыслям. Наконец он посмотрел на Ляо Шу и, прищурившись подтвердил:

– Наверное, ты прав. Если бы ты не… пригласил меня, то мы встретились бы совершенно по-другому. Но я не пойму: при чем здесь дедушка Бай Ли?

– Я этого сам не понимаю, – грустно усмехнулся Ляо Шу. – Но Бай Ли я верю как себе. Он самый преданный мне человек.

Темуджин снова кивнул головой:

– Я тоже вижу преданность, но не понимаю, почему судьба идет не прямо, а зигзагам? – Вот этого я не знаю, – признался Ляо Шу, и завершил: – Ну ладно, – и хлопнул веером. – У Бай Ли есть предложения.

Чжурчжень встрепенулся и сказал с акцентом:

– Вам скоро надоест ездить туда и назад просто так. Мы так не делаем. Мы учим каждого воина отдельно, после чего он хорошо понимает, что должен делать в строю.

Темуджин отрицательно помахал рукой в воздухе:

– Нам это не подойдёт. Нужны соревнования. Но просто так скакать по степи действительно скоро надоест всем.

– А если ездить за баранами? – вдруг спросил Субудей.

– Как это? – заинтересовался Темуджин.

– Кто-нибудь отвезет барана, ну… За час езды до него. Может быть и поближе. И пусть сотни скачут за ним. Если какая сотня первой возьмет барана и притащит его назад, к командиру тысячи, значит, она победила.

– Молодец, Субудей, – негромко сказал Темуджин.

Ляо Шу и Бай Ли удивленно приподняли брови. Ляо Шу помедлил и сказал:

– Ну что же. Вопрос пока решен. Мы поедем, – и он встал. Бай Ли услужливо накинул на него шубу, потом надел свою.

Следом за китайцами из юрты вышел Темуджин и его соратники. Увидев паланкин в свете факелов напротив юрты, который держали на руках четверо китайских воинов, Темуджин заметил:

– Долго же вам придется добираться на этих носилках до города.

Усаживаясь в креслице, Ляо Шу с усмешкой ответил:

– Меня донесут до окраины куреня, а там я пересяду на коня. Потомку императоров нельзя ходить пешком.

– Проводите их! – приказал Темуджин, не обращаясь ни к кому конкретно. Чиркудай сразу же подошёл к паланкину, за ним Тохучар и Субудей. Но Темуджин тоже не выдержал и пошёл рядом с носилками. Тут прибежал гулко сопевший Бельгутей с волчьей шубой и заботливо накинул её на плечи Темуджина, который кивком головы поблагодарил брата. Вокруг гостей собралась целая толпа с факельщиками впереди.

Чиркудай подумал и обратился к Бай Ли, идущему рядом с ним:

– Мне нужно сделать несколько свистков в вашей кузнице.

– Покажи, – коротко попросил Бай Ли.

Покрутив свисток в руках, он приложил его к губам и пронзительно свистнул.

– Для чего он? – поинтересовался Ляо Шу из паланкина, услышав их разговор.

– Когда кони скачут, плохо слышно команды, – начал Чиркудай. Но Бай Ли не дал ему договорить:

– Чиркудай… извини: Джебе. Ты не будешь против, если я и себе закажу несколько таких свистков.

– Нет. Не буду, – серьезно ответил Чиркудай.

– А сколько тебе их надо? – опять поинтересовался Бай Ли.

– Десять, – ответил Чиркудай, пояснив: – Каждому сотнику.

– Молодец, – негромко похвалил Темуджин из темноты: – Но не десять, а… Семьдесят шесть. Нет, нужно сто свистков.

– Мне кажется, что сотни мало, – заметил Ляо Шу. – Лучше сразу сделать сотни три, – он негромко хихикнул: – И желательно с разной тональностью звуков, чтобы не путать… На всякий случай.

– Я согласен, – усмехнулся Темуджин. – Пусть будет три сотни.

 

Глава пятнадцатая. Новая тактика

Гонки за баранами, или, как сказал Тохучар – козлодрание, понравились всем. Обыкновенная для аратов скачка на скорость превратилась в азартную игру. Барана отнимали друг у друга, и забава стала превращаться в драку. Увидев подобное в своей тысяче, Темуджин разозлился и приказал командирами придумать правила, которые запрещали бы применение оружия между соперниками.

Чтобы мордобои не перерастали в настоящие сражения, было запрещено использовать боевое оружие, во время игры или во время тренировки, без разрешения командира. Нарушение приказа каралось очень строго. Никого не могло оправдать объяснение: что он был в запале и ничего не помнил.

– Если воин не соображает, что делает, то ему не место в моем войске! Гоните таких в шею! Пусть идут к Джамухе или опять в разбойники! – зло говорил Темуджин на совещании командиров.

– Провинившихся начальников буду наказывать в два раза суровее, чем рядовых нукеров, – обещал он.

Его слова не расходились с делом. За зиму из куреня выгнали три сотни степняков, нарушивших приказ нойона. Злобные драки из-за баранов прекратились. А единоборства на коне, за обладание истерзанного животного, стало основным правилом игры. При этом в борьбу вступали лишь сотни из своей тысячи.

Правила игры совершенствовались. Чиркудай настаивал на том, чтобы с козлодранием совмещались боевые учения. Он сформировал новые десятки, объединив в них лучших нукеров. После чего стал выставлять одну сильную десятку против средней сотни. И нередко десять нукеров побеждали сотню соперников. Это будоражило всех, заставляло напрягать силы, чтобы не прослыть плохим бойцом. Но пока что брали не умением, а массой.

Соревнование между тысячами не получилось. Однажды Чиркудай, Субудей и Тохучар провели козлодрание тремя полками. Слишком много всадников скопилось на маленькой площадке. Покалечили несколько коней, а восемь нукеров получили лёгкие травмы.

На совещании Темуджин промолчал. Не стал ругать друзей за происшествие. Он и сам хотел провести общие учения сразу всеми полками. Но неудавшаяся проба сил Чиркудаем, Субудеем и Тохучаром остановила его и расстроила.

Чиркудай понимал недовольство Темуджина: с управлением в четком строю большой массой воинов, они пока справлялись. Это оказалось во много раз труднее, чем командовать ордой. В орде почти не требуется никакого управления. С толпой было просто. А вот с полками… И хотя все тысячи подравнялись и стали неплохо ходить строем, даже на большой скорости, но воевать они не могли.

Они научились, как китайцы, разворачиваться всем полком, не нарушая порядка. Но что нужно было делать, чтобы, махая саблей или пикой не поранить соседа в строю, никто в окружении Темуджина не знал. Поразмышляв, нойон сказал, что нужно послушать чтецов и приказал всем командирам ездить в библиотеку Ляояна, где находились военные книги.

Полк Чиркудая был лучшим в армии. На краю плаца, где он занимался, всегда маячил кто-нибудь из командиров других тысяч, внимательно присматриваясь к его приемам и командам. Нукеры Чиркудая неплохо исполняли приказы, отданные свистком и поднятой рукой.

Почти каждый день командиры долго и дотошно расспрашивали Чиркудая в громадной совещательной юрте, поставленной специально по приказу Темуджина, что означают его жесты и количество свистков. Чиркудай неторопливо делился опытом. Вскоре во всех тысячах зазвенели пронзительные трели приказов. Командиры перестали рвать горло, пытаясь перекричать грохот копыт. Частенько они въезжали верхом на бугорок и жестами подавали сигналы. Для особенно непонятливых приказы дублировали гонцы. Но все это происходило медленно, со скрипом.

Темуджин стал собирать в юрте не только начальников тысяч, но и командиров сотен. А летом обещал взяться за десятников. Однажды нойон приказал всем тысяцким, сотенным и даже десятским выбрать себе в отряде заместителей, которых нужно было научить заменять командиров в случае болезни, ранения или гибели. Никто не удивился такому приказанию.

Чиркудай назначил своим заместителем невысокого, вёрткого и понятливого Мухали. Три года назад его выгнали из племени чжуркинов. Почему, Чиркудая не интересовало. После чего он, почти как все, попал в банду. Потом примкнул к Темуджину, перед войной с белыми аратами. Впрочем, почти у всех нукеров судьбы были похожи.

Слыша свистки командиров на плацу, Чиркудай в очередной раз убедился в прозорливости Ляо Шу, сказавшего, что им понадобится намного больше свистулек с разными тонами, чем то количество, которое он хотел заказать. Пришлось и Мухали выдавать свисток, который тот с удовольствием использовал. Чуть позже потребовали себе свистки и десятники. Темуджин усмехался в бороду, но заказ в кузницу Ляояна передал.

Ближе к весне Чиркудай лишь смотрел на свою тысячу со стороны, наблюдая, как с ней управляется Мухали. Сначала он один выезжал на холм. Затем к нему стали присоединяться сотники, передававшие отряды заместителям, а потом и десятники. Так что вокруг него собиралось более сотни взволнованных командиров, активно переживавших за своих нукеров. С холма все время летели их выкрики в адрес неповоротливых, по их мнению, заместителей, во время гонок с баранами поперек седла. Чиркудай посматривал на них и удовлетворенно хмыкал.

Китайцы больше не наведывались к ним в курень, который стал понемногу разрастаться. О войске Темуджина каким-то образом узнавали в бандах, голодно живущих зимой, в насквозь продуваемой студеными ветрами степи. Почти каждый день к куреню приезжали обмороженные парнишки, люди длинной воли. Их принимали и доукомплектовывали отряд Тохучара.

Через два месяца он уже командовал полной тысячей. Но изгои продолжали приходить и приезжать, нерешительно маяча на окраине поселка, пока кто-нибудь из нукеров не отводил их к командиру. И Темуджин стал набирать для себя вторую тысячу.

Новенькие появлялись в стойбище каждый день, но, не смотря на это, прирост войска двигался медленно. Всем командирам было ясно, что весной приток людей прекратиться, потому что станет тепло. А в китайский плен, как считали разбойники, никому добровольно идти не хотелось.

Как-то неожиданно, будто в один день, нагрянула весна. С сосулек, висевших на козырьках округлых юртовых крыш, стали падать прозрачные капли. Темуджин, собрав, как обычно, тысяцких и сотников в общей юрте, объявил, что завтра с утра они едут в городок к китайцам, где будут слушать то, что написано в книгах. Бельгутей скривился от этого сообщения. Джелме тяжело вздохнул. Нойон понимающе усмехнулся и сказал:

– Знаю, знаю. Вам это совсем не нравится. Вы вдвоем остаетесь здесь за меня. Бельгутей будет командовать всеми, а Джелме подгонять нагайкой нерадивых.

И Бельгутей, и Джелме расплылись в улыбке от этого приказа. Он им очень понравился.

Чёрные ошметки оттаявшей земли вылетали из-под копыт более чем сотни коней, на которых мчались к китайскому городку тысячники и сотники во главе с Темуджином. Они развернулись широкой лавой, уклоняясь от, летящих куда попало, комьев земли.

Стражники у ворот их узнали издали и сразу же распахнули высокие створки. Темуджин во главе своего отряда влетел на площадь и, спешившись, передал повод подскочившему китайцу. Чиркудай отвел Чёрного к коновязи около казарм и, вытащив удила, подбросил ему охапку душистого прошлогоднего сена. Субудей привязал своего серого коня рядом с Чёрным.

Аратов встречали Ляо Шу и Бай Ли. Чиркудай видел издали, как они о чем-то разговаривают с Темуджином. Командиры толпились посреди площади. Большинство из них оказались здесь впервые.

– Что-то долго совещаются, – сказал Субудей, кивнув головой в сторону Темуджина и китайцев.

Но вскоре Темуджин махнул командирам рукой и пошел за Бай Ли к одной из казарм. Китаец вошел в здание, и через пять минут оттуда стали быстро выскакивать воины с матрацами, набитыми соломой, и одеждой в руках. Из огромной казармы вышел Бай Ли и пригласил Темуджина. Нойон мотнул головой, приказывая всем следовать за ним.

Обширное помещение поразило кочевников своими размерами. Тысячники и сотники, удивленно осматриваясь, расселись на полатях и притихли. Вскоре прибежали молодые библиотекари со столиками и скамейками. Затем вошли Ляо Шу и старый книгочей. Потомку императоров поставили специальное кресло. Чиркудай заметил, как Темуджин, покосившись на хмурого и замкнутого хозяина, улыбнулся. Чиркудаю понравились поведение китайца, который без слов, уступал командование в казарме Темуджину. Нойон терпеливо ждал, наблюдая за приготовлениями чтеца. И когда библиотекарь раскрыл книгу, приказал:

– Читай!

Старик пожевал губами, и начал очень осторожно переводить с китайского на аратский понятия стратегии и тактики для войск, участвующих в военных действиях. Все слушали с нескрываемым любопытством, особенно новенькие. Темуджин не прерывал чтеца до самого обеда, пока Ляо Шу не остановил старика и, не попросил Темуджина пройти в ту самую комнату, где он с товарищами провел неделю под стражей. Темуджин что-то спросил у Ляо Шу, и согласно кивнув головой, приказал:

– Все тысячники, за мной. Сотенных накормят здесь, – и пошел за Ляо Шу из казармы.

Чиркудай последовал за Темуджином, искоса посматривая на горевшего Субудея, жаждущего что-то сообщить.

– Ты слышал, что этот старик сказал? – торопливо стал говорить Субудей, теребя за рукав Чиркудая. – Каждый воин должен в совершенстве владеть оружием, которое у него есть, – и Субудей, всплеснув руками, язвительно выпалил: – Ну что есть у моего нукера: сабля да лук, нагайка и копье! О каком оружии этот старик говорит? – и вопросительно посмотрел на Чиркудая.

Чиркудай помолчал, вспоминая, какое оружие он видел у китайцев, и согласился:

– У нас почти нет оружия.

– Вот и я о том же! – воскликнул Субудей. – Где нам его взять?!

– Вы о чем? – поинтересовался отставший от Ляо Шу Темуджин, услышав их громкий разговор.

– Об оружии, – хмуро буркнул Субудей. – Пусть они нам покажут то, что у них есть, – и он кивнул головой в сторону оглянувшегося Ляо Шу.

Ляо Шу усмехнулся и неожиданно сказал:

– Вам покажут наш арсенал после обеда.

Субудей испуганно захлопнул рот: он не ожидал, что у Ляо Шу такой тонкий слух. С десяти шагов он разобрал слова Субудея. И это сквозь шумный топот толпы аратов и гул от выкриков, тренирующихся на плацу воинов.

Они вошли в дом, где потомок императоров их покинул, и направились в свою комнату. Обслуживали их те же китаянки. Вместе с ними появился Бай Ли и спросил у Темуджина – не будет ли он против его присутствия на обеде. Темуджин согласно кивнул головой.

– Теперь вы встали на одну ступеньку со мной – превращаетесь в воинов, – усмехнулся Бай Ли, прихватывая рис с подноса палочками, хитро посматривая на Темуджина.

Темуджин неприязненно дернул уголком губ, но промолчал.

После обеда Бай Ли предложил Темуджину и его тысячникам пройти с ним в арсенал, который находился в другом доме. По дороге Бай Ли пояснил с сочувствием в голосе:

– Его Высочеству сегодня нездоровится. Да и не любит он военные инструменты.

Темуджин недоверчиво посмотрел на китайца:

– Я думал, что он не только потомок императоров, но и воин.

– Нет, – Бай Ли отрицательно качнул головой: – Его Высочество очень хороший мастер боевых искусств, но он не любит их применять. Только для собственной безопасности. Он стратег, политик. Знает все законы и может управлять любым государством.

Темуджин задумчиво пожевал губами и согласился:

– Возможно, это правильно для Китая. В Великой степи всего-то жителей несколько десятков тысяч, а в Китае, наверное, в десять или двадцать раз больше. Ему не нужно уметь воевать. Для подобного дела есть такие как ты.

Чиркудай вместе с тысячниками старался не отставать от Бай Ли и Темуджина, прислушиваясь к их разговору. Он видел, как его соратники тянут шеи, чтобы ничего не пропустить, чтобы всё услышать.

Бай Ли криво усмехнулся:

– Ты ошибаешься, Темуджин, – он остановил поднятой рукой пытавшегося возразить нойона. – В Степи, по нашим подсчетам, около пятисот тысяч людей, а в империи Цзинь – пятьдесят миллионов. Это, не считая южной империи.

Темуджин резко остановился и набычил голову. Взглянул на Бай Ли, и с кривой улыбкой бросил:

– И Ляо Шу хочет, чтобы я со своей горсткой нукеров свалил империю?

Бай Ли грустно улыбнулся и спросил:

– Как ты думаешь, где воины лучше: в маленьком дружном курене или в огромной, плохо управляемой орде?

Темуджин постоял на месте, помолчал, и, прищурив зеленые глаза, хлопнул Бай Ли по плечу:

– Веди. Показывай оружие.

Они подошли к огромному зданию, возвышавшемуся за казармами. Бай Ли кивнул головой часовому, и тот открыл массивные ворота. В здании не было перегородок, оно всё было заполнено деревянными полками, на которых лежало обыкновенное и самое необычное, с точки зрения аратов, оружие.

Чиркудай пошёл вдоль настилов, с жадностью рассматривая инструменты для убийства. Как большинство мужчин его возраста, он питал страсть к оружию. Рядом с ним взволнованно сопел Субудей, следом – Тохучар, с горящими глазами. На полках лежали широкие и узкие мечи. Одни из них были кривые, другие – прямые. Лежали копья необычной формы, кинжалы.

И вдруг они услышали громкий голос Темуджина, раскатившийся эхом по огромному помещению:

– Никому ничего не брать!

Тысячники, кравшиеся по узким проходам, приостановились, разочарованно вздохнули и пошли дальше нормальным шагом.

Чиркудай замер около китайского, склеенного из множества дощечек, лука, выглядевшего словно игрушка. Рядом с ним лежал колчан со стрелами. Он любовно погладил их пальцами, почувствовав, как они идеально отшлифованы.

– Нравится? – услышал он голос Бай Ли за спиной.

– Нравится, – подтвердил Чиркудай.

– Это лук Его Высочества, – с гордостью сообщил китаец. – Лучший лук Поднебесной империи.

– Зачем ему такой лук? – удивился подошедший Темуджин. – Он же не интересуется военным делом.

Бай Ли искоса посмотрел на Темуджина и заметил:

– Стрельба из лука – искусство, а не ремесло. Ляо Шу владеет им в совершенстве. А мы лишь вояки и взяли у настоящих мастеров лук себе на вооружение.

– Джебе стреляет не хуже Ляо Шу, – возразил Субудей.

– А что ты на это скажешь, Чиркудай… Извини, Джебе? – лукаво спросил Бай Ли.

Чиркудай сокрушенно опустил голову и признался:

– Я стреляю хуже Ляо Шу. Я видел, как он может это делать. Он – мастер.

Темуджин зычно кхекнул, прочистил горло, но спорить не стал, молча отошел к другим образцам. Кочевники опять разбрелись по залу, восхищённо вскрикивая при виде необычных вещей.

– А это что такое? – услышал Чиркудай голос Тохучара. – Колотушка какая-то…

Чиркудай вместе со всеми подошел к другу, державшего в руках рукоять от нагайки. Вместо плётки к ней была прикреплена железная цепь с железным шаром на конце, размером с кулак.

– Это кистень, – пояснил подошедший Бай Ли. – Он больше пригоден для пеших воинов, нежели для конников. Хотя, некоторые всадники умеют с ним очень хорошо обращаться.

– А что здесь сложного! – удивился Тохучар. – Махай во все стороны и оглядывайся, чтобы самого себя не стукнуть.

– Я вижу, ты в этом понимаешь? – усмехнулся Бай Ли.

– Немного, – пожал Тохучар плечами.

– Можешь показать нам, как обращаться с этой?.. – Темуджин замолчал, вопросительно глядя на Бай Ли.

– Кистень, – коротко сказал Бай Ли, и добавил: – Пожалуй, я покажу вам, что можно им сделать в седле, – и, взяв у Тохучара оружие разбойников, направился к выходу.

Все с интересом потянулись за ним. На площади собралась куча взволнованных сотников, обнаруживших, что их нойон и тысячники, исчезли. Увидав своих, они заулыбались, но кричать приветствия не посмели.

Бай Ли посмотрел на Темуджина и похвалил:

– Уже чувствуется дисциплина – не орут.

Темуджин усмехнулся в ответ.

По приказу Бай Ли, привели коня. Он походил немного, разминаясь, махая во все стороны железным шаром на грозно звенящей цепи, очевидно вспоминая приемы, которыми давно не пользовался. Усевшись в седло, отъехал в дальний конец площадки и пустил коня в галоп.

На полной скорости, взмахнув кистенем, Бай Ли переломил, глухо треснувший столб, толщиной в человеческую ногу, ударив по нему с ходу железным ядром. Зрители ахнули.

– Я думал, что эта штука хуже сабли! – восторженно крикнул Субудей. – Но она лучше! Вот это оружие!..

Бай Ли подъехал к аратам и просто сказал:

– Вот так.

– Давай, теперь я попробую, – нетерпеливо произнес Тохучар, и сказал китайцам, чтобы те привели его коня. Но они его не поняли. Бай Ли пришлось повторять приказ по-китайски.

Пока подводили коня Тохучару, Бай Ли спешился и, поигрывая кистенем, предупредил:

– Ты говорил, что знаешь, как он может сыграть назад, но… Я сомневаюсь…

– Не переживай, – напряжённо голосом успокоил Тохучар, усаживаясь на своего гнедого, протягивая руку за кистенем.

Бай Ли вопросительно посмотрел на Темуджина, но не получив ответа, отдал оружие степняку. Тохучар разогнался на своем гнедом и на полном ходу ударил шаром по другому столбику, который так же с треском сломался. Все араты восторженно заорали, мол – знай наших. Тохучар подъехал к Бай Ли и с сожалением отдал кистень:

– Хорошая штука, – похвалил он оружие.

Бай Ли присмотрелся к поясу спешившегося Тохучара и показав на него, негромко спросил:

– Этим пользуешься?

Тохучар подтвердил:

– Иногда.

Бай Ли понимающе кивнул:

– Ты уже знаешь, что такое отдача?

– Да, – засмеялся Тохучар: – Получил цепью несколько раз по хребту и сразу все понял.

Темуджин опять повел командиров в казарму. А вечером, когда гости забрались в седла, Темуджин, рассмотрев на темнеющей площади Бай Ли, подъехал к нему. Чиркудай слышал, как китаец сказал, что завтра он приедет в курень, и покажет приём, который использовал его дед во время войны против киданьцев. Темуджин согласно кивнул головой и поинтересовался:

– Твой дед был киданьцем?

– Нет, – усмехнулся Бай Ли и, оглянувшись на дом потомка императоров, негромко ответил: – И дед, и отец, и я – чжурчжени. От судьбы не уйдешь… Сейчас я ненавижу свое племя.

Темуджин непонимающе пожал плечами, но, ничего не добавив, стегнул коня и вылетел из ворот в степь. Сотня командиров ринулась следом, на ходу выстроившись за нойоном в сотенный квадрат.

На следующий день Бай Ли прискакал в курень рано утром в сопровождении десяти всадников. Он о чем-то поговорил с Темуджином, и нойон подозвал Чиркудая.

– Джебе, – неуверенно начал он: – Сейчас ты возьмешь одну сотню из своей тысячи, и вы постреляете из луков вон… там, – и он указал нагайкой в степь.

Чиркудай хотел было отъехать, но Темуджин остановил его:

– Бай Ли говорит, что стрелы летят дальше с хода, чем с места. Что ты на это скажешь?

Чиркудай недоуменно пожал плечами. Он стрелял из лука и с места, и с хода, но всегда только на расстояние полёта стрелы. Летят ли стрелы с хода дальше и зачем это нужно, он не понимал. На скаку стрелять было очень неудобно. Не всякий это сможет. Но со своими нукерами он регулярно проводил стрельбы, поэтому был уверен, что они не подведут.

– Я в это не верю, – подал голос подъехавший Субудей.

Остальные командиры, слышавшие слова Бай Ли, тоже недоверчиво покрутили головами.

– Все равно, будем пробовать, – решительно приказал Темуджин.

Чиркудай вывел первую сотню в степь, а сбоку от них выстроилось все войско. Нукеры и командиры с интересом следили за Бай Ли и Чиркудаем, которые объясняли воинам сотни, куда класть прихваченные в курене оглобли.

– Это граница, – понял Чиркудай.

– Да, – подтвердил Бай Ли. – Черта, от которой вы будете стрелять с места и с хода.

Чиркудай построил сотню квадратом около оглобель и велел задним нукерам стрелять повыше, чтобы случайно не попасть в передних. Но его предупреждение было лишь страховкой – воины отлично знали, как нужно держать луки. Им это было не впервой.

По его приказу все разом выстрелили. Чиркудай тоже метнул стрелу из своего китайского лука, улетевшую в степь вместе с сотней взвизгнувших смертельных дротиков.

Все командиры и сотня Чиркудая подъехали к тому месту, где стрелы впились в сухую землю. Нукеры подобрали их и вернулись на свои позиции. А командиры стали шагами измерять расстояние от падения стрел до оглобель.

Чиркудай отвел сотню довольно далеко от границы из оглобель для хорошего разгона и резко послал Чёрного в галоп, дав рукой сигнал сотне – делай как я! За его спиной покатился гул сотни мчащихся полным аллюром коней. Прикинув расстояние, Чиркудай выбросил руку вверх, скомандовав – приготовиться, сам при этом, держал свой лук одной рукой, затем, прямо у оглобель, резко махнул рукой и моментально выстрелил. Вновь взвизгнули стрелы у него над головой.

Не останавливаясь, Чиркудай повел сотню до того места, где упали первые стрелы, и ничего там не обнаружил. Стрел, выпущенных с хода, не было! Подъехавший Бай Ли усмехнулся и показал головой примчавшимся командирам далеко вперёд. С недоверием все проехали дальше, и, на расстоянии в два с половиной полета стрелы, они наткнулись на площадку, ощетинившуюся, словно ёж иголками, сотней дротиков.

Нукеры недоуменно стали выдёргивать свои стрелы из земли. А Субудей расстроенно воскликнул:

– Я ничего не понимаю! Араты должны были знать об этом раньше!

– Может быть, забыли? – усмехнулся Бай Ли.

Темуджин выпятил нижнюю челюсть, что-то обдумывая, и, наконец, произнес:

– Я тоже не понимаю, как это могло произойти. Но такие знания нам необходимы. Подобный приём очень неожиданный. Нам легче будет побеждать, – повернувшись к китайцу, Темуджин разочарованно произнес: – Не понимаю и всё! – затем согласно кивнул головой и признался: – Я тебе проиграл, Бай Ли.

Чиркудай понял, что они поспорили.

– Мы все выиграли, – усмехнулся китаец и поехал в сторону куреня.

Теперь козлодрание стало перемежаться со стрельбой из луков с хода, сотнями. Но вскоре Темуджин приказал стрелять тысячей. Чиркудай сразу понял преимущество такой атаки против защищающегося противника, который обычно, как вычитали библиотекари из книг, прятался за повозками, и, оттуда поражал наступающих. Теперь у них было превосходство: нападая, они могли поразить обороняющихся с дальней дистанции, в то время как лучники, сидящие за повозками, были в состоянии обстрелять их только тогда, когда они приблизятся.

Чиркудай гонял по полю сотни своей тысячи, отрабатывая манёвр ухода, до линии поражения стрелами противника для первой сотни, для второй, третьей… Он шагами вымеривал расстояние, на которое летит стрела из-за укрытия, произведя несколько выстрелов. Потом провёл черту оглоблями в том месте, где воткнулись его стрелы, выпущенные с места. Заезжать за эту черту, ближним к ней сотням, запрещалось. Нукеры и сами понимали, что он от них добивается, и помогали во всю.

Несколько раз Чиркудай пробовал стрелять всей тысячей. Получалось так, что нукеры подлетая к границе, где до них не доставали вражеские стрелы, успевали сделать два выстрела.

Но что-то в этом действии было не так. Он не мог сообразить, что воины должны делать дальше, после выстрелов, и ухода в сторону. Понимал: неприятельские укрепления нужно не только обстреливать, их еще необходимо было брать! Но как? Не лезть же снова под стрелы противника, после того, как отряд ушёл из-под них. Поэтому Чиркудай на одном из вечерних заседаний в общей юрте высказал свои сомнения.

– Первые, ушедшие в сторону, должны объехать врагов и взять их в шашки сбоку, – авторитетно заявил Субудей. – Я тоже думал об этом и лучшего решения не нашел.

– Они их встретят стрелами с фланга, – возразил Чиркудай. – Это все равно, что нападать в лоб.

Присутствующие командиры с надеждой повернулись к Темуджину, поняв – что хоть стреляй с хода, хоть не стреляй, все остается по-прежнему.

Темуджин покачал головой и с сожалением сказал:

– Я не знаю, как нужно дальше поступать. А вопрос правильный. И совет Бай Ли хорош. Думайте…

– А может быть, что-нибудь есть в китайских книгах? – с надеждой произнес Тохучар.

– Мне кажется – нет! – вздохнув, заметил Субудей. – Мы уже два месяца слушаем, но я вижу, что в их книгах не очень-то много такого, что нам понадобится. Они совсем по-иному воюют.

– Мы должны знать, как они сражаются, – строго сказал Темуджин. – Нам необходимо знать, как ведут бой другие… Я тоже не очень-то верю книгам. Но, допустим, Ляо Шу не ошибается, и его заверения о том, что все происходит по одним венным законам, правда. Тогда нам без книжных наук не обойтись.

Однако одних книг мало. Да и противник, наверное, тоже изучает стратегию и тактику. Поэтому мы должны придумать что-то свое, неожиданное. Нам нужны только победы. Хотя, если откровенно, я воевать с другими странами не хочу, – и Темуджин сурово посмотрел на сотню притихших командиров.

– Мне достаточно племен в Великой степи. Создадим хорошее войско, чтобы никто не посмел напасть, даже чжурчжени, и будем жить в степи. Мне не нужны их города и их каменные дома, – он помедлил и добавил: – Да и вам тоже.

Заявление Темуджина озадачило Чиркудая. Он думал, что готовиться к войне, и нойон, обучив войско, нападет на Китай. Посмотрев на друзей и других присутствующих на совещании командиров, Чиркудай заметил, что и для них откровение Темуджина оказалось неожиданностью.

В юрте повисло молчание. Его нарушил один из новых командиров тысячи:

– Что делать с пьянством? Некоторые упиваются водкой вечером, и до половины дня от них нет никакого толку. Я и нагайкой стегал – ёжатся, и молчат.

– Да! Да! У всех такое творится, – поддержали командиры тысячника.

– Нужно запретить пить водку! – с негодованием бросил Субудей.

– Если не наказывать за пьянку, то запрет не поможет, – возразил тысячник и, усмехнувшись, дополнил: – То, что нельзя, всегда очень хочется.

Присутствующие поддержали его понимающим смехом.

– Значит, нужно придумать наказание! – зло сказал Субудей, погасив своим напором смех.

– Субудей прав, – веско, словно отрубил, заметил Темуджин. – Я прикажу всем прекратить пьянку.

– Не пойдет, – отрицательно замотал головой Джелме. Его поддержал Бельгутей.

– Все равно будут пить, – вздохнув, сокрушенно произнес Джелме, добавив с огорчением: – Да и как жить-то без архи?..

Командиры опять хихикнули. Но Темуджин не разъярился. Он покивал головой и согласился с Джелме:

– Очевидно, и ты прав. Если я прикажу уничтожить всю водку в курене, они станут её делать в распадке между сопок, – подумав, он твердо сказал: – Я разрешу пить водку один раз в месяц.

– Мало, – опять подал голос Джелме.

– Ты, как купец с товаром, – усмехнулся Темуджин, но, снова помолчав, согласился: – Да, мало.

– Три раза в месяц достаточно, – вставил слово Субудей.

Его сразу же поддержали почти все, а Тохучар дополнил:

– И чтобы пили только дома, накрывшись кошмой. А если попадутся пьяные на улице – сразу секир-башка.

Командиры прыснули от смеха. Но Темуджин серьезно предупредил:

– Так всё и будет: если кто попадет пьяный на улице – сразу вон из куреня. А командиры должны следить и считать, сколько раз и кто приходит с похмелья. Если с ним такое будет четвертый раз – командир сам должен выгнать его.

– А если кто-то напьется три раза подряд, а потом месяц будет ходить трезвый? – поинтересовался Субудей.

– Это тоже правильный вопрос, – согласился Темуджин. – Я приказываю выпивать всем лишь три раза в месяц, не чаще, чем раз в десять дней, – и строго посмотрев на командиров, потребовал: – Расскажите о моем приказе всем, завтра же.

Они решили еще несколько насущных вопросов, и Темуджин отпустил командиров по домам. Но как обычно, в конце, добавил:

– Тохучар, останься.

Субудей топал с Чиркудаем по ночной улице между юрт и гадал:

– Для чего он оставил Тохучара? – его любопытные глаза блестели под светом полной луны.

– Не знаю, – задумчиво ответил Чиркудай. – Задание, наверное, какое-нибудь даст.

– Угу, – подтвердил Субудей, подходя к их общей юрте.

– А где меркитка? – поинтересовался Чиркудай.

Субудей тяжело вздохнул и тихо сказал:

– Умерла, – помедлив, он добавил: – Я её похоронил недавно, – и нырнул в геру. Чиркудай последовал за ним.

В юрте огонь не горел. Они не стали его разводить, поели холодного, оставшегося от завтрака, мяса, запили кумысом и свалились на кошмы, ожидая Тохучара. Друга не было около часа. Наконец он подбежал к входу и, войдя в геру, сварливо спросил:

– Все подобрали?

– Ты с этого не начинай, – оборвал его Субудей. – Перестань заговаривать зубы, а говори сразу всё.

– Ну что говорить, – негромко начал Тохучар, выловив из котла холодное мясо: – Послезавтра я иду со своей тысячей к уйгурам, сопровождать караван с железом для кузницы городка китайцев.

– Вот теперь понятно, – сонно пробормотал Субудей, поворачиваясь на бок.

– Сам пойдешь? – спросил Чиркудай.

– Нет, – пробурчал Тохучар, пытаясь одновременно говорить жевать. – Поведут китайцы, которые знают дорогу.

Поев, Тохучар улегся у стены и негромко поинтересовался у Чиркудая:

– Думаешь, что делать после выстрелов из луков? Как нападать?

– Угу, – подтвердил Чиркудай.

– Я тоже ломаю себе над этим голову, – уже сонным голосом сказал Тохучар. – Но если хвост вытащишь, то нос завязнет, а если нос вытащишь, то хвост завязнет, – и он понес околесицу, засыпая от усталости. Но вскоре успокоился, неразборчиво бормоча что-то во сне.

 

Глава шестнадцатая. Первая казнь

Три недели Чиркудай гонял свою тысячу по степи, и своего добился – все нукеры, как один, научились неплохо стрелять с хода вперёд. Воины тренировались под пристальным вниманием зрителей – командиров и нукеров из других отрядов. У них пока что стрельба с хода хромала.

Темуджин тоже подъезжал к краю плаца, но ни о чём не спрашивал, ни во что не вмешивался. Он появлялся один, без сопровождения. Долго стоял и смотрел на пролетающую мимо него тысячу.

Занятия в поле перемежались со слушанием чтецов в китайском городке. Уже не только Темуджин, но и у тысячников, и у сотников возникали интересные вопросы. А книгочеи искали ответы к следующим занятиям. На учебу в городок стали ездить и заместители командиров.

Вышедший как-то вечером из своего дома Ляо Шу, с усталой улыбкой на болезненном лице, приветливо кивнул головой Темуджину, повторив ещё раз, что не ошибся в выборе. В этот день им прочли трактат по этикету и приему иностранных представителей. Наверное, поэтому Темуджин, немного скривив рот, неожиданно для себя, вежливо сказал:

– Желаю выздоровления Его Императорскому Величеству, – на что Ляо Шу хитро усмехнулся и погрозил Темуджину пальцем, мол, рано его так величать.

Чиркудай обратил внимание на посеревшее лицо Ляо Шу. Он еще подумал, что даже такие хорошие китайские лекари не могут ему помочь. Однажды вечером, всезнающий Субудей, оглядываясь, шепотом рассказал, что Ляо Шу отравили чжурчжени. Он случайно подслушал, как Бай Ли поведал об этом по секрету Темуджину.

Тохучара не было. Он пропадал в Уйгурии уже четвертую неделю. Очевидно, возникли трудности с покупкой железа. Но Чиркудай не сидел сложа руки, не ждал, когда китайские кузнецы наделают кистеней для нукеров. Велел всем своим воинам вырезать крепкие ручки из дерева, привязать к ним волосяную веревку, а на конце подвесить камень.

Однако первые тренировки заставили его отказаться от камней – несколько нукеров, не сообразив, как крутить кистенем, поранились. Темуджин сделал Чиркудаю выговор, но продолжать обучение разрешил. И Чиркудай велел привязать к веревкам небольшие камни, обёрнутые войлоком. Дела сразу пошли лучше – воины перестали бояться непослушного оружия.

Чиркудай имел некоторый опыт с подобным оружием, освоив гибкое китайское копье. Знал, какая отдача может быть от камня. А гибкое копье представляло из себя ту же веревку, но на конце у неё был привязан самый настоящий наконечник копья. Если хорошо попадёшь в противника, то сильно его поранишь, а если сыграет в тебя, то… ясно, что случается при этом.

Примеру Чиркудая последовали все тысячники, включая Темуджина. Они наделали себе учебных кистеней и с гиком носились по степи, стукая по деревянным головам чучел, вкопанным на плацу. Но не каждый мог научиться ладно махать колотушкой – некоторые совсем не понимали, куда мотанёт камень в войлоке. Поэтому были воины, всё время получавшие синяки и шишки.

Во время одного из совещаний Темуджин велел командирам отобрать тех, кто научился владеть кистенем, и собрать их в отдельные сотни.

– Они будут проломные, – заявил Темуджин. – Наша верная сабля короче и слабее этой булавы.

Командиры поддержали нойона, сказав, что кистень хорошая штука, но попросили не унижать саблю. Темуджин внимательно посмотрел на заступников клинка, среди которых особенно выделялся Джелме, и кивнул головой:

– Я принимаю ваши возражения. Вы, правы, – согласился он.

Чиркудай сразу заметил, что после таких согласий, Темуджина начинают не просто слушаться, но уважать. И он подумал: наверное, Темуджин будет хорошим ханом. И сам себе удивился – оказывается, он до сих пор сомневался: будет ли ханом Темуджин? А сейчас поверил – будет!

В это же время Субудей принес в юрту из городка широкую доску, разрисованную китайской тушью на белые и черные клеточки. Положив ее на кошму, он зажег светильник и высыпал горку деревянных фигурок, сказав, что это интересная игра, похожая на сражение воинов. Называется: индийские шахматы, потому что есть еще китайские, с названием – Го.

Пять дней Чиркудай никак не мог понять, что и как ходит, и что из этого получается. Но он был упорный и внезапно, будто сверху упало откровение, осознал смысл игры. Но ему не понравилось, что жена хана сильнее правителя. Из-за этого поспорил с Субудеем.

На следующих занятиях в городке, они зашли в библиотеку, и потребовали у чтецов объяснения. Старик, с седой бородой, терпеливо рассказал об истории шахмат, которые попали в Китай из далёкой Индии. Он подытожил, что законы игры уже устоялись и их нельзя менять, но все же добавил:

– Раньше не было жены, вместо нее был визирь, первый министр хана. Однако кто-то решил, что жена – это лучше. И все так стали называть эту фигуру.

Чиркудай с Субудеем внимательно выслушали лекцию, но спорить не стали.

– Ну что ты хочешь? – сам себя уговаривал Субудей, посматривая на Чиркудая, во время их возвращения из городка, в потемках рано наступившего осеннего вечера. – Визиря можно пнуть под зад коленом – и всё! А жена – это надолго.

– У тебя жена – ненадолго, – возразил Чиркудай.

Субудей сделал страшные глаза и почти завопил:

– Это была не жена! Это!.. Это!.. Хуже, чем змея с ушами!

– Джелме доволен, – не унимался Чиркудай.

– Ты же знаешь, какой он толстокожий? – с азартом начал Субудей. – От него стрелы отскакивают! Его кистенем не проймешь, даже железным. Почешется – и всё.

Тут к ним подъехал Джелме и, подозрительно глядя на брата, поинтересовался:

– Что это ты про меня рассказываешь?

– Я говорю, что ты самый крепкий во всей степи, непробиваемый, – пояснил Субудей. – Тобой можно столбы в землю заколачивать. И ты не боишься один на один выйти с сусликом, – серьезно продолжал Субудей, – если его кто-нибудь подержит за лапы, то ты его голыми руками…

Он не успел договорить, Джелме выхватил нагайку и, замахнувшись, хотел огреть брата по спине. Но Субудей успел уклониться и ускакать вперед – плетка лишь чиркнула по его бараньему кожуху. Джелме хотел кинуться за братом в погоню, но его остановил строгий голос Темуджина:

– Перестаньте дурачиться!

Джелме подъехал к Темуджину, прокашлялся, и с восторгом сказал:

– Вот, стервец! Настоящая язва! И все время так! С детства такой. Его отец даже бил за это.

Субудей подвалил к Чиркудаю и молча поскакал рядом, на левом крыле квадрата сотни.

– За что ты его?.. – поинтересовался Чиркудай.

– За дело, – невесело усмехнулся Субудей. – Он знает, за что, – и замолчал, раскачиваясь в такт с конем.

А когда ранними вечерами стало подмораживать, на горизонте показался караван и две тысячи всадников. За день до своего приезда, Тохучар послал гонца, который сообщил, что по дороге домой они сгребли попавшиеся на глаза банды и гонят их к куреню. Всего людей длинной воли собрали около восьмисот человек. Триста или четыреста разбежались, пояснил гонец. Темуджин поблагодарил гонца за службу и отпустил отдыхать.

Новеньких оставили за околицей, а уставшие нукеры ринулись по юртам. Почти все люди длинной воли были пацанами, лет пятнадцати-шестнадцати. Но Тохучар подобрал и тех, кто был старше. Даже один старик попался – лет пятидесяти. Разбойнички ехали на клячах: по двое, по трое на одной. Чиркудай увидев их, вспомнил, какие кони были у налетчиков в его банде. Ему просто повезло с верным Чёрным.

Доложившись, Тохучар с радостной улыбкой подошел к общей юрте:

– Уже, наверное, забыли, про меня, – с хитринкой в глазах спросил он, взяв за плечи по очереди Чиркудая и Субудея и, по степному обычаю, прикоснулся своей щекой к лицу каждого.

– Похудел!.. – изумился Субудей. – Тебе нужно много есть.

Тохучар устало согласился и, непонятно посмотрев на Чиркудая, спросил:

– Знаешь, кого я поймал?

Чиркудай вопросительно взглянул на друга.

– Гурджила… – усмехнулся Тохучар. – Ты его помнишь?

Чиркудай помедлил и спросил:

– Он все такой же?..

– Какой? – поинтересовался Тохучар.

– Хана из себя корчит? – пояснил Чиркудай.

– Корчит… – подтвердил Тохучар. – Сунулся ко мне, но я его прогнал. Он обиделся.

– Что это за птица? – с интересом спросил Субудей.

– Главарь нашей с Чиркудаем банды, – объяснил Тохучар, с неприязнью добавив: – Ох, и не нравится он мне…

– Зачем же ты притащил его сюда? – удивился Субудей.

Тохучар неопределенно пожал плечами и тихо объяснил:

– Темуджин велел всех встречных и поперечных гнать в курень.

– Понятно, – кивнул головой Субудей и махнул рукой: – Ну что мы здесь застряли – айда в геру! – и друзья нырнули в свою юрту.

Только утром Чиркудай увидел караван. Он состоял из трех сотен верблюдов: сотня причудливых бактрианов несла какие-то товары на себе, а железо везли в огромных арбах, которые тащили двести одногорбых дромадеров.

– В телегах они в пять раз больше везут, чем на себе, – пояснил Тохучар, усаживаясь на своего гнедого, пригнанного из табуна дежурными нукерами, охранявшими их юрту круглые сутки. – Но медленно. Потому долго шли.

Чиркудай с Субудеем уселись в седла своих коней, и друзья разъехались по своим тысячам. Караван ушел в Ляоян.

Занятия в осенней степи продолжались. Чиркудай воочию убедился – насколько у всех нукеров выросло умение передвигаться и сражаться строем. Новенькие, собранные в один отряд, совершенно ничего не могли делать. Воины Чиркудая, глядя на растрёп, покатывались со смеху. Как ни странно, Темуджин назначил командиром нового полка Гурджила, и отдал его отряд Тохучару.

Вечером Субудей стал в юрте корить Тохучара:

– Не по-дружески это, – сказал он, осуждающе поцокав языком. – Позже всех стал командиром, а отряд у тебя больше, чем у нас.

– Так я же не виноват, – стал защищаться Тохучар. – Это распоряжение Темуджина.

– Мог бы ему сказать, что у тебя есть друзья, которые тоже достойны такой награды, – не унимался Субудей, укладываясь спать.

– Да я не просил у него новеньких! – возмутился Тохучар. – Завтра же скажу Темуджину, чтобы он отдал их кому-нибудь другому.

– Он тебя дразнит, – вмешался Чиркудай, улегшись на кошмы.

Субудей свирепо посмотрел на Чиркудая и прошипел:

– Предатель… Он бы никогда не догадался, что я завожу его.

– Змея с ушами, – коротко бросил Чиркудай.

– Сам черпак без ручки, – отреагировал Субудей и хихикнул. Но, что-то себе представив, захохотал во все горло.

Тохучар растерянно помолчал, но не выдержал и тоже засмеялся:

– Я знаю, что ты все время норовишь куснуть, – пробормотал он сквозь смех: – Но никак не могу определить, когда ты говоришь правду, а когда ехидничаешь.

– Ты же хитрый! – с усмешкой сказал Субудей.

– Хитрый, хитрый, – согласился Тохучар укладываясь. – И когда-нибудь поймаю тебя.

– Давай, давай, – пробурчал Субудей, начиная сонно сопеть: – Только что-нибудь свежее, а то я сразу раскушу… – и он всхрапнул.

Целую неделю новеньких разбивали на сотни и десятки, а потом учили стоять и ходить строем. Но толку было мало. Проезжая мимо места, где занимаются воины Тохучара, Чиркудай видел, как свирепствовал Гурджил, стараясь заработать благодарность Темуджина. Он хлестал своих нукеров нагайкой, по чему попало и даже, как случайно услышал Чиркудай, выбил одному глаз.

Тохучар приходил вечером расстроенный, но не жаловался друзьям. Субудей его не задевал, и рассказывал что-нибудь смешное. Тохучар кривил губы, а засмеяться не мог. Чиркудай чувствовал, что друг напряжен внутри, как тетива лука. Но не успокаивал его.

Однажды на вечернем совещании Темуджин сказал, что им не хватает коней, и стало плохо с едой – отара овец не успевала приносить приплод: курень съедал баранов быстрее, чем те вырастали.

– Нужно искать выход, – по своей привычке сказал Темуджин, заставляя командиров думать.

– Единственный способ – отгонять скот в других куренях, – высказался за всех Субудей.

– Я тоже так думаю, – поддержал его Бельгутей.

Командиры дружно закивали головами.

Темуджин подумал и согласился:

– И я не вижу иного выхода. Но нам необходимо подумать – у кого? – и он сделал паузу, – нельзя настраивать против себя сильные племена.

– У некоторых стада овец очень большие, – заметил Бельгутей, – а курени маленькие.

– Вот ты с Субудеем и выясни – у кого овец много, а людей мало. Пошлите разведчиков. И вот еще что, – предостерёг Темуджин: – Когда дело дойдет до отгона, старайтесь не очень-то махать саблями. Лучше будет, если к нам люди сами придут из этих куреней и станут нукерам. Не нужно возбуждать в степи недовольство против нас. Оно только повредит.

– Понятно, – сказал Бельгутей. Субудей молча поклонился нойону в знак согласия.

Темуджин надолго замолчал, покусывая кончик бороды. Наконец поднял глаза, нашёл среди командиров Гурджила и спросил:

– У тебя есть жалоба – говори.

– Великий хан! – начал Гурджил. – Этот подонок, Тохучар, избил меня своей цепью…

Командиры тихо засмеялись.

– И вот сейчас все смеются надо мной, – он скорчил обиженную мину: – За что?!

Темуджин медленно повернулся к Тохучару и негромко повторил вопрос:

– За что?

– Гурджил не выполнил мой приказ, – нехотя ответил Тохучар и отвел глаза в сторону.

– Да кто ты такой, чтобы я выполнял твой приказ?! – визгливо заорал Гурджил.

Темуджин поморщился и поднял руку вверх:

– Не кричи, – негромко сказал он. – Я отдал твоих недотёп в отряд Тохучара, так что ты должен ему подчиниться.

– Великий хан! – торжественно воскликнул Гурджил: – Я подчиняюсь только тебе.

Темуджин покивал головой, но никто не понял: согласен он с утверждением Гурджила или недоволен им. Помолчав, Темуджин спросил у Гурджила:

– Это правда, что нукеры из твоего отряда лижут тебе сапоги?

– Они ведь рабы! – вновь взвился Гурджил. – Мои рабы!

– Они мои нукеры, – негромко заметил Темуджин.

– Да! – горячо согласился Гурджил. – Твои нукеры и мои рабы!

Темуджин опять непонятно помолчал и махнул рукой, отпуская всех. И, как обычно, бросил вслед выходящим:

– Джелме! Останься.

Богатырь протолкался назад, сквозь толпу командиров, и уселся перед нойоном.

На следующее утро Темуджин приказал построиться всем полкам кольцом на тренировочном плацу, чтобы в середине образовалась площадка в сто пятьдесят шагов. По периметру этой площадки, во главе своих отрядов, замерли командиры. Почти десять тысяч всадников молчаливо застыли в строю, ожидая, что же будет дальше. Темуджин, как все, находился во главе своей тысячи. Единственные, кто нарушал порядок, были новенькие – десятки, и сотни их стояли неровно. Нукеры переезжали с места на место, стараясь встать так, чтобы лучше было видно.

Темуджин хмуро осмотрел всех и кивнул головой Джелме. Тот отделился от своей тысячи и неторопливо подъехал к вертящемуся на коне Гурджилу, одергивающему подчиненных ему воинов. Джелме внезапно схватил Гурджила за плечи, и, одним движение вырвал его из седла.

На мгновение, опешив, бывший главарь, стал извиваться, как змея, в мощных руках Джелме, дико завизжав. Джелме неторопливо, будто в его руках была тряпка, потряс человеком в воздухе, сбрасывая с его ног стремена и, поехал на середину площадки, волоча самозваного хана ногами по земле. Гурджил сдавленно выл, скребя ногами утрамбованную землю, пытаясь встать на ноги.

Бросив бандита на землю в центре площади, Джелме сошел на землю и слегка толкнул коня рукой, отправляя к своей тысяче. Жеребец послушно ушёл. Темуджин помолчал и, посмотрев на Чиркудая, негромко приказал:

– Помоги ему.

Чиркудай моментально выбрался из седла и подбежал к Джелме. Гурджил стоял между ними на карачках и рычал, сверля злыми глазами Темуджина. По площади раскатывался только его вой – тысячи нукеров замерли, боясь пошевелиться. Самозванный хан понял, что с ним сделают.

Посмотрев на низложенного, Темуджин громко начал:

– Вы все слышали про этого гада, – он сделал паузу и продолжил в тишине, потому что Гурджил вдруг затих. – Он слишком много возомнил о себе. Он оскорбил своим поведением всех нас, нашу с вами честь. Поэтому я приговариваю его к смерти, по аратским законам, – Темуджин опять сделал паузу. В это время Гурджил завыл по-волчьи, вскочил на ноги и хотел убежать. Но Чиркудай, моментально отреагировав, в низком седе, сделал стремительную подсечку ногой. Гурджил, словно куль, брякнулся на землю.

– Куда?! – свирепо рыкнул Джелме, схватив приговорённого за шиворот и бросая на старое место в прежнюю позу.

Темуджин посмотрел на Тохучара и сказал:

– Тохучар, ты хорошо умеешь пользоваться кистенем… – и коротко приказал: – Испытай его!

Тохучар выдернул железный кистень, подарок Бай Ли, из своего хурджуна, соскочил с коня, и мягко, по кошачьи, вышел на середину площади.

– Бери! – тихо скомандовал Джелме, кивнув Чиркудаю головой, и умело схватил Гурджила за левую руку и ногу. Чиркудай ухватился за правую руку и ногу, повторяя действия Джелме.

– Ставим на голову, – негромко скомандовал Джелме.

Они перевернул визжащего бандита вверх ногами: поставив его на подвернувшуюся голову. Но крик от этого не ослабел.

Тохучар подошел к ним напряжённый, и грозный. Это сразу же почувствовал Чиркудай. Товарищ поигрывал железным шаром, вопросительно глядя на Темуджина. Нойон кивнул головой, и Тохучар, почти без размаха, мотнув шаром, сильно ударил неудавшегося хана по позвоночнику ниже лопаток. Глухо хрустнули кости. Тело Гурджила выгнулось дугой. Изо рта казненного донесся предсмертный хрип, а на серую землю поползли вспучивающиеся и лопающиеся красные пузыри, превращаясь в струйки крови.

Чиркудай почувствовал, как неестественно напряглись мышцы ног Гурджила, став словно железными. Тело еще раз выгнулось, и штаны бывшего бандита намокли. Резко запахло испражнениями.

– Бросаем, – опять негромко скомандовал Джелме.

Одновременно с напарником, Чиркудай отпустил обмякший труп, который глухо стукнулся о подмороженную утренним морозцем землю.

Тохучар, сурово посмотрел на разверстый перекошенный в муке рот, на вылезшие из орбит глаза наказанного, и медленно пошёл к своему коню, поигрывая железным шаром. Джелме отряхнул руки и тоже направился к своей тысяче. И Чиркудай не стал задерживаться, у ещё подергивающегося в последних конвульсиях тела, неудавшегося хана.

Стало совсем тихо. Даже кони не всхрапывали.

Темуджин долго молчал, осматривая всех по очереди.

– Ты! – неожиданно ткнул он нагайкой в крупного, тридцатилетнего нукера из отряда новеньких. Мужчина съежился и замер.

– Возьми его, – Темуджин показал плеткой на убитого. – Поезжай на край плаца… Там похорони, по нашим обычаям.

Мужчина перевёл дух и, суетливо подъехав к телу, соскочил на землю. Брезгливо подхватил труп подмышки и, надсадно кряхтя, взвалил его на спину всхрапывающего, испуганно стригущего ушами, и пытающегося отойти в сторону, коня. Забравшись в седло, он резво направился в степь.

– Стой! – неожиданно крикнул Темуджин.

Мужчина растерянно остановился.

– Все поезжайте! Все! – приказал нойон. – Весь отряд!

Новенькие зашевелились и стали неумело разворачиваться в тесноте.

Когда отряд отъехал достаточно далеко, Темуджин громко сказал:

– А мы будем вас ждать.

– Уйдут, – негромко бросил Бельгутей.

Темуджин встряхнул головой и, подозвав своего нукера, который был у него гонцом, что-то приказал ему. Всадник с места в карьер ринулся вслед за ушедшим за холмы отрядом. Все застыли, думая над предположением Бельгутея.

Минут через двадцать показался гонец, а следом за ним, на расстоянии трех полетов стрелы, мчались новенькие. Гонец подлетел к Темуджину и что-то негромко сказал. Нойон усмехнулся и стал ждать, пока похоронный отряд не выстроится на своем месте. Наконец, все встали в десятки и сотни. Темуджин хмуро посмотрел на них и спросил страшным голосом:

– Вы хотите, чтобы вас похоронили с вашим атаманом? – он сделал паузу и зло прорычал: – Я приказал похоронить его, а не бросить в степи на съедение волкам!.. – помедлив, рявкнул: – Исполняйте!!!

– Я говорил, что нужно хоронить! – неожиданно воскликнул молоденький паренек, разворачивая и нахлестывая коня.

Нукеры завертелись, пытаясь вырваться из строя и, натыкаясь друг на друга, бросились в степь.

Темуджин опять послал за ними гонца.

Через полчаса посыльный примчался назад и стал громко рассказывать, что новенькие, как кроты, торопливо роют яму руками, кинжалами, саблями. Чиркудай все это слышал со своего места.

– За десять минут вырыли такую могилу, что туда можно уложить человек двадцать!..

– Молитву прочитали? – угрюмо перебил гонца Темуджин.

– Да! Там какой-то кераит, из новеньких. Наверное, христианин. Он что-то говорил, про господа и упоминал Иисуса. Руки держал вот так, – нукер сложил перед собой ладони лодочкой, показывая как.

Темуджин кивком головы отпустил его в строй.

Вскоре с гулом примчался отряд и построился. В передних рядах стоял тот самый паренек, который требовал исполнения приказа нойона. Чиркудай обратил внимание на то, что старенькие обтрепанные халаты людей длинной воли стали еще грязнее, вымазанные сырой глиной.

Темуджин подождал, пока они успокоятся и, посмотрев на тысячу Чиркудая, громко позвал:

– Мухали!

Но заместитель Чиркудая не тронулся с места. Темуджин не обратил на это внимания и продолжил:

– Я назначаю тебя командиром этого отряда. Отряд я забираю в свой полк. Ты будешь моим тысячником.

Но Мухали ничего не ответил и не выехал из строя. Темуджин недоумённо посмотрел на Чиркудая и его заместителя, с нетерпением мнущегося за ним. И Чиркудай сообразил, что не дал команду своему подчиненному, разрешающую выехать из строя. Чиркудай махнул рукой определенным образом, приказывая Мухали выехать из строя. Тот рванул с места, резво подскочил к новеньким и развернулся. Все увидели его довольное улыбающееся лицо.

– Ты, почему не выехал сразу, как я приказал? – поинтересовался у него Темуджин.

– Не было команды моего командира, – звонко объяснил Мухали.

Темуджин понимающе качнул головой и, подумав, негромко сказал:

– Я отменяю свой приказ. Ты! – Он ткнул камчой в парнишку, говорившего новеньким о том, что они неправильно исполнили приказ о захоронении. – Как тебя зовут?

– Орбай, – несмело ответил парнишка.

– Ты будешь заместителем командира отряда, – сообщил Темуджин и, посмотрев на растерявшегося Мухали, пояснил: – И будешь слушать то, что прикажет Мухали. Понял?

– Понял, – кивнул головой Орбай.

– А вы все, – Темуджин обвел глазами отряд новеньких, – будете исполнять приказы Орбая! – Темуджин повернулся к Чиркудаю и негромко спросил:

– Как ты думаешь: Мухали может справиться и с большим отрядом, нежели тысяча?

– Да, – кивнул Чиркудай и поклонился в седле Темуджину, как мастеру. Тот заметил это, и его губы дернулись в улыбке.

– А пока, – продолжил Темуджин, – этот отряд будет в моём будущем тумене и его обучением займется Мухали.

Мухали расплылся в улыбке и тоже поклонился Темуджину.

– Ну а сейчас – все в степь. Продолжим занятия.

Вечером в юрте, Субудей сообщил, что из отряда новеньких хотели сбежать трое. Но их застрелили на дальней заставе: не подчинились требованию командира дальней заставы.

– Это брат Гурджила и его подручные, – заметил Тохучар и тяжело усмехнулся: – Наконец-то я высплюсь, как следует.

 

Глава семнадцатая. Месть

Неумолимо текло время. В очередной раз наступила весна, повеяло теплом. Войско Темуджина продолжало расти. Ручеёк разбойников почти каждый день увеличивал войско. Но очень мало осталось овец. Не хватало для новеньких боевых коней. Не хватало оружия.

Зимой было не так голодно – выручала охота, обеспечивая войско дичью. Но весной начинались звериные свадьбы, и Темуджин строго-настрого запретил облавы на период гона.

– Уничтожим маток… В следующую зиму не на кого будет охотиться, – сказал нойон на совещании.

Его единомышленники и без напоминаний знали, почему весной нельзя убивать дичь. Они были степняки-охотники.

Чиркудай помогал Мухали и Орбаю тренировать новеньких. Пробовал даже проводить учения в пешем строю, из-за нехватки коней, используя палки, вместо сабель, но получалось очень плохо. Любой, даже самый бедный пастух, считал себя униженным и падал духом, если был не в седле.

Полки в тысячу нукеров стали делать налеты, с разрешения Темуджина, на другие курени, отгоняя стада у слабых. Отгоны, у небольших племён позволяли едва-едва сводить концы с концами. За такой грабеж в Великой степи почти никогда не наказывали. Если ты сильный, то права были на твоей стороне. Князья крупных стойбищ не хулили Темуджина за его активную нахальность в степи, но и не признавали за своего, презрительно называя подкидышем или выскочкой, не имеющим ни звания, ни знатности в роду.

Узнав у ищущих лучшей доли и покинувших родное стойбище беглецов о том, что природные нойоны говорят о нём, Темуджин молча белел лицом и скрипел зубами. Он бесился, когда их в степи называли шайкой бандитов. А после совещаний оставлял соратников и, резко бросая слова, велел им думать так, чтобы голова трещала. Он и сам терзал себя до головных болей. Оставаясь в совещательной юрте один, сидел, вперив взгляд в потухшие жаровни, подарок Ляо Шу, почти до утра. Ляо Шу советовал ждать. Но Темуджин был человеком атаки, а не выжидалой.

Чиркудай, и остальные командующие, знали о чем нужно было думать – о том, каким образом заставить кочевников Великой степи признать Темуджина князем, а их курень – стойбищем нойона. Но на ум никому ничего путного не приходило.

Чиркудай молча слушал споры Субудея с Тохучаром в их юрте на эту же тему и не видел выхода. Ему хотелось, чтобы Темуджин успокоился. Для этого нужно было всего-то узнать: откуда появились в Великой степи князья? Однако ни один старик не смог им ответить на подобный вопрос. Все думали, что князья существовали всегда, а значит – от Бога.

Если дело обстояло именно так, то Темуджин никогда не сможет стать законным нойоном. И все они останутся людьми длинной воли. Войны в ближайшем будущем не предвиделось, поэтому Великий хан, избираемый временным главнокомандующим, которого поднимали на белом войлоке, не взирая ни на звания, ни на знатность, из самых смелых и волевых – для Великой степи не требовался. Ну а если бы была война, то потом, после победы, Великий хан мог называться куренным ханом и иметь свое стойбище.

Была и другая опасность: если Темуджина не признают ханом или нойоном ещё несколько лет – их войско распадется, потому что не все степняки хотят всю жизнь быть разбойниками. Без войны удержать армию в кулаке не поможет даже Ляо Шу. Все нукеры хотят иметь князя, вокруг которого образовался бы новый полноправный род. Все понимали, что разбойничать можно пока ты молодой, а вот поседеют волосы – и хоть умирай. Такой бандит и детям не страшен, и как воин он никуда не годный. И даже потомок императоров и его библиотекари не ведали о происхождении высокородных людей. А может быть, не хотели посвящать Темуджина в тайну. Наверное, думали, что для киданьцев он друг до тех пор, пока в степи изгой. А что будет, если Темуджин станет знаменитым? Одному Этугену и Будде известно.

После одного из совещаний Темуджин задержал Чиркудая, и внимательно посмотрев на него, спросил:

– Пойдешь на отгон?

Чиркудай утвердительно кивнул головой. Он еще ни разу не участвовал в разбойной вылазке, как и несколько его товарищей-командиров.

– К тайджиутам?.. – усмехнулся Темуджин.

Чиркудай замер, вспомнив свои детские невзгоды во время блуждания по куреню тайджиутов. Вспомнил кузнеца Джарчи, свирепого Агучу, рыжего подростка Темуджина и решительно сказал:

– Пойду.

Темуджин опустил глаза и замолчал, тоже погрузившись в прошлое. Через некоторое время негромко произнес:

– Джамуха забеспокоился. Что-то почуял. Налаживает контакты с Тогорилом, ханом кераитов. А там Хасар, командует тысячей у Тогорила. Нам надо спешить, – Темуджин тяжело вздохнул и сообщил: – Там же Теб-Тенгри, помнишь такого?

– Колдун? – спросил Чиркудай.

Темуджин утвердительно кивнул головой, зло добавив:

– Знает, где вкусно пахнет. После войны с белыми аратами ко мне ни разу не пришёл. К сильным прислоняется…

– Может быть, он о нас ничего не слышал? – предположил Чиркудай.

– Слышал, Джебе. Он всё слышит. Зимой со своими братьями и прислужниками подъезжал к нашим дальним заставам. Ты знаешь его манеру запугивать? Все он у них выпытал, но ко мне не поехал. Наверное, решил, что я продался киданьцам или чжурчженям. По его понятиям – я выбываю из игры за власть в Великой степи. Поэтому на меня можно не обращать внимания.

Кокочу на моих глазах стал колдуном. Он сын моего дяди. Сам присвоил себе имя Теб-Тенгри. Был никто, а сейчас дружит только с нойонами, князьями или с теми, кто будет ханом. Вот он и крутится около Тогорила и Джамухи. Пресмыкается перед ними: может быть лижет сапоги, – хмуро усмехнулся нойон.

Они помолчали.

– Когда идти в набег? – поинтересовался Чиркудай.

– Завтра, – быстро ответил Темуджин. – Они далеко откочевали от главных стойбищ. Тургутай-Хирилтух считает себя высокородным князем, а на самом деле, нойоном был его двоюродный дед. Тот имел громадные стада овец. Тургутай, после смерти деда, стал считать себя равным другим нойонам. Но его что-то не очень-то радушно принимают, – Темуджин зло хмыкнул. – Он забрал себе все стада двоюродного деда. Сейчас у него в несколько раз больше того, что нужно для большого стойбища в десять-пятнадцать тысяч человек. А у него не более трех-четырех тысяч. И всем говорит, что он бедный. Злодей!.. – Темуджин свирепо посопел, очевидно, вспомнил свою колодку, которую ему защелкнули на шее по приказу Тургутай-Хирилтуха.

– Если сумеешь привести хотя бы тысячу мужчин – все твои! – заверил Темуджин, продолжив: – Мухали я забираю насовсем: пусть командует у меня двумя тысячами. Потом станет моим заместителем в тумене, – безродный нойон опять помолчал и спросил: – Как ты думаешь, нужно нам держать лишних людей в заместителях?

– Заместители командиров нужны… – начал Чиркудай.

– Я не об этом, – остановил его Темуджин. – Не лучше ли заместителем в тысяче быть командиру первой сотни этой тысячи, а заместителями командиров сотен назначить командиров из первых десяток?

Чиркудай задумался и понял, что при такой структуре войско только выиграет. Чёткое деление на десятки, сотни, тысячи. Не будет лишних, иногда путающихся под ногами. Каждый будет в строю.

– Да, Темуджин. Мне кажется, что так будет лучше.

Нойон улыбнулся, одобряя понятливость Чиркудая.

– Я предложу это во время очередного заседания. Скажу, что ты согласен. Ты будешь в это время громить тайджиутов. У них слишком много овец и коней… – с удовольствием произнес Темуджин. – Тургутай присоединил к себе пять или шесть мелких аулов, – и грустно вздохнув, устало махнул рукой:

– Иди. Завтра в путь. Скажи Субудею, чтобы он дал тебе нукера, который проводит к тайджиутам. Это он разведал, где они стоят. И пусть не обижается, что не он пойдет, а ты.

– Он не обидится, – сказал Чиркудай, поднимаясь на ноги.

Темуджин закрыл глаза и вроде бы задремал сидя. Чиркудай тихо вышел из юрты.

Вторые сутки тысяча катилась на рысях по степи. Походная колонна змеей извивалась между сопок, но шла плотно и растянулась всего на две версты. Чиркудай вел полк почти так, как советовали китайские военачальники в книгах: впереди веером мчались три десятка разведчиков, по бокам – по полусотне, замыкала колонну, отстав от тысячи на час хорошего галопа, десятка последней сотни. Три раза в день, если ничего не случалось, к Чиркудаю подлетали гонцы из разведки и докладывали о том, что они видели.

Пока всё шло нормально, если не считать несколько потревоженных разведчиками банд. Лишь некоторые люди длинной воли пытались угрожающе махать саблями. Однако для вымуштрованных нукеров Чиркудая стычки с ними были не более чем детская забава.

В основном, всё оканчивалось миром: бандиты бросали оружие на землю, и испуганно скучившись в пеструю толпу, со страхом рассматривали непонятных для них разбойников.

Десятники отводили в сторону главарей и «по секрету» говорили им, где располагается курень Темуджина. Разбойники понимающе кивали головами и, взобравшись на своих неприглядных коней, по двое, по трое, уезжали на юго-восток, предвкушая, что будут участвовать в грандиозных разбоях вместе с нукерами самого знаменитого бандита в степи – Темуджина.

Обо всем этом Чиркудаю сообщали гонцы.

– Пусть едут, – хитро усмехался гонец, неспешно рыся рядом с иноходцем Чиркудая. – После того, как Темуджин погоняет их по плацу дней десять, и они начнут приползать к своим юртам на карачках – забудут, как их отец назвал, – с хитрой миной на лице заключал разведчик, посматривая на своего неулыбчивого командира.

– Хорошо. Поезжай назад, – приказал Чиркудай, никак не отреагировав на слова гонца.

На третьи сутки, к вечеру, головной дозор заметил прямо по курсу табун коней-двухлеток, который охраняло семь чабанов. Чиркудай остановил свой полк и, соскочив на землю, уселся на зелёную траву. Поманив пальцем десятку из первой сотни, приказал позвать к нему командиров сотен на совещание. Нукеры стремительно ускакали.

Начавшие подъезжать командиры, молча усаживались напротив Чиркудая полукругом, как в совещательной юрте Темуджина. Дождавшись всех, Чиркудай сказал:

– Табун возьмем сейчас.

Командиры согласно закивали головами.

– Работать будет первая сотня, разбившись на десятки, – продолжил Чиркудай: – Воины в десятках должны напасть не в строю, а толпой.

Командиры молчали, вопросительно глядя на Чиркудая.

– Пусть думают, что это просто банда, – пояснил Чиркудай. – И… небольшая.

– Пастухов обезоружить и пленить? – поинтересовался командир первой сотни.

– Нет. Они должны уйти и предупредить тайджиутов о нападении.

Командиры задумались. Чиркудай верил в их догадливость: слишком много сил потратил на них. И не раз его сотники уже давали ему неплохие советы во время тренировок.

– Понятно! – восторженно воскликнул горячий и неусидчивый командир третьей сотни Газман. – Тайджиуты соберут всех нукеров в кучу и нападут на нас!

– Правильно, – кивнул головой Чиркудай.

Командир первой сотни тоже засмеялся:

– Нам будет легче их всех взять сразу: не нужно будет гоняться по степи за отдельными группами.

– Молодец, – похвалил Чиркудай.

Минут двадцать они обсуждали, как лучше отпугнуть чабанов от табуна. Сговорившись, сели на коней и помчались исполнять задуманное.

Чиркудай с девятью сотнями пополз на вершины холмов, за которыми паслись кони, и притаился. А первая сотня, разбившись на десятки и смешавшись в кучу, вылетела с двух сторон в долину. Чабаны не ожидали нападения, валяясь около костра в распадке. Торопясь, они карабкались на неоседланных коней, и полным махом уходили от нападавших в степь, в сторону своего куреня. И лишь один из них оказался смелым – он выхватил саблю и бросился в безумную атаку.

Командир первой сотни, уклонившись от рубящего удара, выбил храбреца ногой из седла. Его тут же повязали. Остальные уже скрылись за горизонтом, преследуемые всего тремя десятками нукеров, которые нарочито громко кричали, и неторопливо скакали за беглецами нестройной толпой.

Смелого чабана подвели к Чиркудаю. Это был молодой, незнакомый ему парень. Он дергался и хрипел, пытаясь освободить связанные за спиной руки.

– Развяжите его, – приказал Чиркудай. Воины тут же исполнили приказ.

Пастух исподлобья окинул разбойников свирепым взглядом и, осмотревшись вокруг, вдруг обнаружил в сгустившейся темноте множество воинов. Он растерялся, охватив взглядом такое количества затаившихся и странно молчащих людей.

– Ты догадался кто мы? – негромко спросил Чиркудай.

Чабан дернулся, встряхнув спутанные, ни разу не видевшие воды черные как смоль волосы, но промолчал.

– Мы нукеры Темуджина, – отчеканил Чиркудай: – Слышал о таком нойоне? Пастух помялся, еще раз взглянул на молчаливых воинов, на их коней, пасущихся в отдалении, и вяло кивнул головой.

– Мы специально отпустили остальных, – продолжил Чиркудай, – для того, чтобы завтра взять всех сразу. Вашего куреня больше не будет.

Чабан опустил голову и поковырял ногой землю.

– Иди, отдыхай, – приказал ему Чиркудай. – Я понял, что ты очень смелый, нам такие нужны. И не вздумай бежать – подстрелят.

– Пошли, – сказал один из нукеров первой сотни, хлопнув пастуха по плечу. Он повёл его к только что разожжённому костру.

Чиркудай вновь собрал командиров около одного из костров и стал обсуждать план завтрашнего боя.

– Мы их встретим в этой долине, – он показал подбородком в сторону холмов, за которыми расстилалось плоскогорье.

– Будем раскалывать их орду на несколько частей? – спросил командир десятой сотни.

– Нет, – возразил Чиркудай, подставив свою чашку под бурдюк с кумысом, которым их оделял один из нукеров. – Развернемся лавой и ударим в лоб.

Командиры понимающе покивали головами. Обсудив детали предстоящего сражения, они незаметно перешли к обсуждению обстановки в Великой степи.

– У Тургутай-Хирилтуха более двух тысяч нукеров, – сообщил подошедший командир первой сотни. – Сейчас об этом мне сказал пастух. Он уверен, что тайджиуты нас завтра задавят.

– Завтра посмотрим, кто кого! – весело отозвался командир третьей сотни Газман.

– Тургутай, принимает к себе в курень кого попало, – продолжил командир первой сотни: – В прошлом году у него было всего полторы тысячи нукеров…

– Готовится… – заметил какой-то командир.

– К войне? – усмехнулся из темноты другой.

– Но с кем? – задал вопрос третий.

– Только не с нами, – сделал вывод кто-то ещё. – Мы слишком далеко и не представляем для него опасности.

– Я слышал, что Джамуха хочет собрать Курултай, – задумчиво произнёс командир первой сотни.

Чиркудай согласно буркнул в темноту, туда, где сидели говорившие: «Угу!», – и заключил, не желая продолжать тему:

– Наверное, такое количество воинов нужно для войны внутри, друг с другом, – он поднялся на ноги и приказал вскочившим командирам. – Действовать, как договорились. Нам нужно оставить больше живых, чем мертвых.

Командиры разошлись по своим сотням, к ярко полыхающим кострам.

Из-за далеких сопок выползла красная луна. Через некоторое время она заблестела и стала серебряной. Чиркудай лежал на кошме, подложив под голову седло Чёрного, отдающее терпким конским потом. Он прищурился и увидел вдали своих нукеров, медленно разъезжавших по дальним холмам на фоне освещенного луной неба. Это были сторожевые дозоры. Посмотрел на звезды и, отыскав Большую повозку, вздохнул, и стал засыпать.

Перевалив холмы, тысяча Чиркудая вымахала на окраину широкой долины, покрытой зелёным травяным ковром. Без его приказа, согласно намеченному плану, сотни стремительно разошлись в стороны, образовав фронт шириной в версту, и остановились. И тут же на другом конце плоскогорья показалась возбужденно визжащая орда тайджиутов. Они мчались, вертя сверкающими саблями над головами, безо всякого намека на строй. Их было много, но каждый был сам себе хозяин. Орда шла полукольцом, стараясь взять в клещи тысячу.

Чиркудай окинул взглядом это дикое войско, которое разметалось далеко в стороны, подождал немного и, подняв вверх руку, дал команду к атаке.

Сотни двинулись разом, навстречу бешеным тайджиутам, всё ускоряя и ускоряя ход. Чиркудай летел на левом крыле во главе первой сотни.

Когда до самых ближних тайджиутов, осталось не более трех полётов стрелы, Чиркудай резко отдал команду рукой – совершать стрельбу с хода – и сам, быстро вытащив лук из колчана и положив стрелу, выстрелил. Он успел выпустить две стрелы, как и его воины. Передние ряды, ничего не понявших тайджиутов, смялись, всадники стали падать десятками, вместе с конями, загораживая дорогу задним.

Сунув лук в колчан, Чиркудай выхватил из хурджуна кистень, отодвинул его немного в сторону, и выбрал в толпе свои жертвы. Все воины тысячи тоже взяли кистени. А движение тайджиутов застопорилось.

Некоторые из упавших вскочили на ноги, поймали коней, взобрались на них и, яростно нахлёстывая обезумевших животных, удирали прочь, от непонятно как, с большого расстояния, сразивших их бандитов.

Вскоре и задние тайджиуты заметили что-то неладное. А, рассмотрев десятки своих соплеменников, корчившихся на земле, и жалобно ржущих раненых коней, торопливо поворачивали, чтобы уйти назад. Но только мешали друг другу, сталкивались и падали.

Для тайджиутов, молчаливо надвигающийся полк, превратился в страшную силу, пугая своей чёткой организованностью и слаженностью. Никто из нападавших не кричал, чтобы запугать противника. В воздухе висели лишь удаляющиеся выкрики удиравших во все лопатки «храбрецов», стоны раненых и грохот копыт полка Чиркудая.

Чиркудай на это и рассчитывал. Сотни поделились на десятки и охватили мечущихся в свалке тайджиутов со всех сторон. Они почти замкнули кольцо, когда Чиркудай врезался во главе первой сотни в ряды отступавших и стал махать кистенем направо и налево, выбивая неумех из седла. За его спиной с бешеным азартом работали нукеры.

Они не убивали тайджиутов, потому что тысяча Чиркудая еще не получила настоящие, боевые кистени. Они использовали учебные, у которых камни были завернуты в войлок. Но удары самодельных булав оглушали не хуже железных, вышибая из седла, почти не калеча.

Ничего не понимающие тайджиуты пытались уйти в сторону, как попало махали короткими саблями, бестолково защищаясь. При этом они иногда задевали своих, отчего в их рядах возникла еще большая паника. Наконец они стали сбиваться в неуправляемую кучу. Крики их командиров утонули в отчаянном рёве толпы, стремившейся убежать отсюда подальше. Полк Чиркудая лишь пугал, не очень сильно наседая на противника. Нукеры сплоченными десятками скакали по кругу, выводя толпу тайджиутов в сторону их куреня. И когда между десятками образовался большой проход, тайджиуты ринулись в него, бешено нахлестывая коней. Они рванули в сторону своего куреня, думая найти там спасение.

Ссадив с коней пятерых, Чиркудай приподнялся на стременах, и прикинул, сколько от них улепетывает противников. Уходило больше половины. Он свистнул в уйгурский свисток, давая команду к преследованию тайджиутов половиной тысячи. А пятьсот нукеров должны были отобрать коней у поверженных, взять их оружие и, оставив для конвоя две-три сотни, в зависимости от обстоятельств, скакать за ними следом.

Половина тысячи ворвалась в стойбище на плечах потерявших разум от страха чабанов. Всё получилось так, как предполагал Чиркудай со своими командирами. Но, увидев родные юрты, тайджиуты остановились и попытались развернуться, чтобы атаковать полутысячу. Однако нукеры Чиркудая не позволили им это сделать. На полном ходу, они врезались в попытавшихся возобновить атаку тайджиутов, хладнокровно ссаживая их с коней, стараясь не убить. К неописуемому шуму, крикам людей, ржанию лошадей и топоту копыт, прибавился дикий женский визг насмерть перепуганных обитателей куреня.

Тайджиуты так ничего и не смогли предпринять – почти все оказались на земле. И в этот момент воины Чиркудая, повыбивав из рук, вконец растерявшихся противников, сабли, взяли их в нагайки, сгоняя в толпу за околицей поселения. Полторы тысячи коней, убежавшие в степь, скучковались в табун, и подоспевшие на подмогу две сотни нукеров Чиркудая, отогнали их подальше от поля битвы. Всё это происходило в бешеном темпе, без переходов от одного действия к другому, без пауз.

Увидев две сотни своих, Чиркудай понял, что оставшаяся полутысяча справилась с заданием. Первые из захваченных тайджиутов должны были сейчас хоронить павших товарищей в степи и поджидать остальных жителей куреня.

– Три сотни тайджиутов уходят! – крикнул Чиркудаю командир первой сотни, показав камчой в степь.

Чиркудай уже и сам заметил, что к далеким горам, мчится отряд тайджиутов. Он отдал рукой команду – преследовать убегающих первой сотней – и сам ринулся в погоню.

Через двадцать минут их тренированные кони нагнали беглецов. Во главе сотни Чиркудай сходу врезался в задних, молотя кистенём направо и налево. За считанные минуты они спешили почти всех беглецов. Но тридцать тайджиутов всё же ушли на отличных конях.

Остановившись, Чиркудай осмотрелся, и дал команду прекратить преследование, заняться теми, кого сумели остановить.

Но не все тайджиуты приземлились удачно, некоторые хрипели, лежа на земле с неестественно подвернувшейся шеей, ногой или рукой. Нукеры Чиркудая воинственно махали кистенями, разъезжая сквозь толпу устоявших на ногах и шарахающихся от них испуганных пленников.

Внезапно, где-то посреди этой толпы, Чиркудай услышал дикий рёв и крики. Он быстро направил Чёрного прямо на шум. Верный конь послушно расталкивал мощной грудью не успевших отскочить пленников. Через некоторых Чёрный перепрыгивал, больно ударяя копытами, задних зло лягал, ещё не остыв от драки. Чиркудай поглаживал его по шее, успокаивая, быстро приближаясь к кучке дерущихся, окруженных плотной толпой, людей.

Махнув рукой, он приказал едущим за ним нукерам разогнать эту сцепившуюся человеческую массу. Нукеры вломились в свалку, стегая нагайками направо и налево, пока не расчистили площадку, в центре которой стоял толстый, могучего вида тайджиут, свирепо размахивающий странным тёмным клинком.

Чиркудай узнал Агучу. Он остановил жестом всех и, соскользнув с Чёрного, мягко пошел к богатуру, который, заметив его, бешено завертел саблей. Чиркудай моментально отметил, что Агучу левша и неплохо умеет владеть саблей. Толпа из пеших и конных притихла, предвидя поединок.

Агучу сделал рывок вперед, рассчитывая напугать противника. Однако, поняв, что это у него не получилось, попытался развалить его одним махом, сверху – от плеча до пояса. Но Чиркудай не отскочил, как это сделал бы любой человек, а нырнул под клинок, оказавшись нос к носу с ничего не понявшим, Агучу. Чиркудай еще не вытаскивал свою саблю. Он молча смотрел в глаза неприятного ему человека, хотя ненависти к нему не испытывал. Неторопливо раздумывал: убить Агучу или только покалечить?

Немного замешкавшись, Агучу шагнул назад и снова взмахнул клинком для следующего удара. Но, подняв руку, неожиданно замер, узнав Чиркудая по седому клоку волос на непокрытой голове. Толстяк колебался всего секунду, однако именно за это мгновение Чиркудай заметил, что в глазах Агучу родился страх.

Громко рявкнув, Агучу полоснул саблей, намереваясь опять развалить Чиркудая надвое, и снова промазал. Чиркудай был уже слева от него. Немного помедлив, пока Агучу поднимет руку с оружием на нужную ему высоту, Чиркудай стремительно выдернул свой клинок из ножен на спине, и молниеносно отсек левую кисть врага, вместе с оружием. Пока рука богатура летела с клинком вниз, Чиркудай моментально переместился и рубанул по правой руке, отсекая вторую кисть. Обе руки противника неестественно лежали на вытоптанной траве. По рядам зрителей прокатился восторженный вздох.

И только после этого Агучу ощутил боль. Он громко заорал, и безумными глазами посмотрел на свои култышки, выставив их перед собой. Из них брызгали фонтанчики алой крови. Вид богатура был ужасен. Чиркудай воткнул свою саблю в землю и, быстро присев, стремительной подсечкой сбил с ног Агучу, который хекнулся спиной так, что у него перехватило дыхание и что-то захрипело внутри.

Чиркудай быстро оседлал противника, умело, захватом за предплечье, перевернул его на живот, а затем кивком головы подозвал ближнего нукера. К нему сразу подбежали трое. Один выхватил кривой нож и вопросительно посмотрел на командира. Чиркудай отрицательно качнул головой, прижимая бьющегося Агучу к земле и показал глазами на ремень от ножен, которым был перепоясан толстяк. Воин понял и тут же срезал портупею.

При помощи своих воинов, удерживая ревущего и вырывающегося, словно сбесившийся бык, Агучу, Чиркудай стянул ремнём его култышки, перетянув вены и уняв кровь. Затем спокойно слез с врага и шагнул в сторону.

Продолжая сипло кричать, тайджиут кое-как поднялся на колени, затем на ноги. Его качало из стороны в сторону от слабости из-за потери крови. Он топтался на месте, словно в пьяном танце, пытаясь удержать равновесие. И как только его голос сел совсем, превратившись в утробный сип, Чиркудай выдернул из земли свою саблю и подобрал клинок врага, стряхнув с рукоятки вялые посиневшие пальцы.

Взглянув на темное лезвие, Чиркудай увидел под эфесом то, что искал – клеймо, изображающее раскрытую ладонь с ударяющим по ней кулаком. Да, это был тот самый клинок, который сделал Линь в кузнице Джарчи.

Вставив добытую в схватке саблю в ножны, он не повесил ее за спину, а сунул в левый хурджун на своём коне, и одним махом взлетел в седло. Агучу уже не орал: он едва слышно хрипел, продолжая покачиваться посреди площадки, в круге, образованном нукерами и испуганными пешими и безоружными тайджиутами. Подозвав к себе гонца с тонкой пикой, Чиркудай взял оружие из рук нукера, и, по очереди, зло наколол на неё фиолетовые кисти Агучу. Отдав пику с жутким трофеем гонцу, приказал:

– Храни.

Гонец важно кивнул и отъехал к своей десятке.

– Гоните всех в курень! – скомандовал Чиркудай и взмахнул в воздухе нагайкой над головами присевших тайджиутов. Оглянулся на Агучу и негромко бросил: – Его, не трогайте.

Часть воинов выхватила плётки, и погнали пешую толпу в сторону куреня, объезжая хрипящего и качающегося Агучу. Другая часть полка уже пригнала больше двух сотен пасущихся неподалеку коней тайджиутов.

Посреди бескрайней степи остался лишь один, стоящий на неверных ногах, багатур.

В курене вовсю кипела работа: воины окриками и нагайками заставляли жителей стойбища разбирать юрты и грузить их на арбы. За горизонт потянулись первые табуны коней и отары с овцами, угоняемые нукерами. Две сотни пригнанных жителей, тоже отведав нагаек, стали суетиться и хватать всё подряд, закидывая добро в повозки.

Чиркудай неторопливо ехал мимо разрухи, учиненной его нукерами за считанные минуты, мимо людской суеты в сопровождении десятки личной охраны. Неожиданно из середины разорённого сборами куреня, он вдруг услышал знакомый женский голос:

– Меченый!..

Чиркудай повернул голову и увидел старуху, в грязном халате. Остановился. Стал присматриваться. Но не мог вспомнить, кто она такая. Поколебался и спросил:

– Ты кто?

Женщина горестно сложила руки на животе и, опустив голову, тихо произнесла:

– Я, Хоахчин… Кумыс тебе давала и мясо.

И Чиркудай вспомнил… Но тогда она была моложе и злее.

– А где твой муж? – поинтересовался он.

Женщина вздохнула и спокойно пояснила, как о давно минувшем:

– Запорол его Агучу. Два года назад. Не устерёг он ягнят во время окота. Овцы отказались от них, а ягнята сдохли.

– Помогите ей собраться! – приказал Чиркудай своей охране.

Нукеры соскочили с коней быстро подбежали к старухе, и стали выяснять, где её юрта. Женщина показала головой на едва живую старую геру, в пятнадцати шагах от неё. Воины быстро приволокли стоявшую на отшибе арбу, и пока двое ускакали в степь за рабочей лошадью, пятеро стали разбирать юрту, а трое принялись носить кошмы, деревянные решетки, шесты и вещи Хоахчин, в арбу. Женщина не сдвинулась с места, она молча наблюдала за их слаженной работой. Наконец, повернувшись к Чиркудаю, сидящему на нетерпеливо бьющем копытом коне, сказала:

– Ты стал большим начальником…

Чиркудай промолчал.

– Куда нас поведёшь? – поинтересовалась Хоахчин.

– У тебя есть дети? – не ответив на вопрос, спросил Чиркудай.

– Нет, – снова вздохнула женщина. – Вечное Синее Небо не дало мне детей.

Двое нукеров пригнали крепкую лошадь и Чёрный забеспокоился, увидев самку. Чиркудай строго дернул удила. Воины запрягли лошадь в арбу, загрузка которой уже закончилась, и подсадили Хоахчин на кучу войлока.

– Догоняй своих, – сказал Чиркудай, показав камчой на караван, отползавший от огромной, вытоптанной ногами и копытами, площади, с пятнами обгорелых очаговых ям, совсем недавно бывшей куренем.

Хоахчин горестно вздохнула, и звонко хлопнула вожжами по бокам лошади, которая резво припустила за удаляющимся караваном, потащив ужасно заскрипевшую арбу по бескрайней степи.

Назад двигались медленно, часто останавливаясь из-за поломок колес у повозок и для походного приготовления еды. Чиркудай терпеливо ждал, пока накормят детей, перевяжут раненых. Взрослые ели на ходу. Как ни странно, но в полку убитых не было. Лишь несколько воинов получили легкие ранения.

Чиркудай приказал сотникам и десятникам пересчитать захваченных людей, которые уже смирились с пленом и даже повеселели. Очевидно, у Тургутай-Хирилтуха жилось не сладко. Очевидно, они рассчитывали на лучшее. Чиркудай слышал, как мужчины и женщины ругали своего нойона, убежавшего с сыном и верными нукерами.

Подсчет захваченных людей показал, что мужчин, способных быть воинами, набралось тысяча семьсот тридцать, а женщин, детей и стариков оказалось более двух тысяч. Впервые улов получился столь крупный. Чиркудай понимал, что ему повезло. Тайджиуты жили недружно, каждый сам по себе. Практически, настоящего боя не было. Но, благодаря слабости противника, его нукеры почувствовали свою силу. Плененные мужчины с завистью смотрели на слаженные действия конвоиров. Крутили головами и привставали на арбах, с жадным любопытством присматриваясь к перемещению десяток и сотен.

А когда гонец принес весть, что ими взято пятнадцать табунов общим счетом семь тысяч коней и одиннадцать отар в двадцать тысяч овец, Чиркудай даже немного растерялся. Определив, что пленные не думают убегать, он распорядился, чтобы табуны и отары гнали семь сотен воинов, а трех сотен будет достаточно для конвоя.

Табуны с конями ушли далеко вперед, овцы же телепались впереди, с боков и позади каравана из арб, заполнив всю степь до горизонта белыми и серыми колыхающимися спинами. Казалось, что воздух спрессовался от бесконечного скрипа повозок, гомона людей и блеяния семенящих овец.

Чиркудай мысленно подсчитал, что теперь у Темуджина будет около восемнадцати тысяч нукеров. Джамуха имеет, если верить доносам лазутчиков, в два раза больше. А кераитский Ван-хан мог собрать сто двадцать тысяч всадников. И хотя Тогорил, он же Ван-хан, не враждовал с Темуджином, вместе ходили на южных аратов, да еще за какие-то дела в прошлом Тогорил усыновил Темуджина, но… Всё это для людей. Всё это лишь на словах, потому что если дело коснется дележа власти в степи, Ван-хан пойдет войной на любого.

Чиркудай вспомнил, что говорил ему Темуджин о Тогориле и о Джамухе, перед отгоном. Было ясно, противники затевают межплеменную войну, сговариваются. Но в этом Чиркудай видел и положительную сторону – с Темуджином начинают считаться сильные люди Великой степи. Ведь сговариваясь, они упоминали имя Темуджина. Если раньше их нойона просто не замечали, то сейчас забеспокоились. Значит, Темуджин становится заметным.

Китайская наука делает его всё сильнее и сильнее. Не понятно только: почему этого не увидел колдун Теб-Тенгри? Не появился в их курене. Может быть, он не всё знает, думал Чиркудай, плавно покачиваясь в седле. А может быть взаимоотношения между князьями во много раз сложнее, чем они ему представляются.

Чиркудай приостановился, поймав себя на мысли, что совсем недавно он жил как все, думая лишь о себе, своем коне и воинах, почти ничего не понимая в межплеменных распрях. А сейчас пытается понять: кто и что мешает Темуджину стать нойоном? А может быть и Великим ханом? И почему мешает? И он чуть-чуть удивился этим новым мыслям.

На восьмой день пути караван с тайджиутами подполз к громадному куреню Темуджина. Начинался вечер. Повозки остановили в версте от околицы и велели тайджиутам разбивать стойбище. Чиркудай, в сопровождении охранной десятки, помчался на равнину, где проводились учения.

Гонец Темуджина, скакавший впереди, привел к холмам. Чиркудай не ожидал увидеть здесь Ляо Шу. Потомок императора, с неизменным слугой за спиной, сидел в высоком кресле, под шелковым зонтиком. Рядом с ним почти в таком же кресле находился Темуджин, за спиной которого стояли Бельгутей, Джелме и Субудей. Они наблюдали, как их заместители водят по степи тысячи. Темуджин улыбался и, показывая на подъезжающего Чиркудая, что-то весело доказывал Ляо Шу, который отмахивался от него веером, хитро посмеиваясь.

Чиркудай соскользнул с седла и подозвал своего гонца. Взяв у нукера пику, на которой были наколоты посиневшие кисти Агучу, он не торопясь, пошёл к Темуджину. Остановившись в пяти шагах от замолчавших начальников, рассмотревших, какой он привез трофей, тысячник ногой стащил с пики неприятно завонявшие тухлятиной ладони. Затем повернулся и бросил пику гонцу, сидевшему на коне во главе десятки в нескольких шагах от него. Нукер ловко поймал оружие.

Чиркудай не сказал ни слова, ожидая вопросов. Он еще вчера доложил Темуджину через гонца обо всем, что было, кроме того, что он встретился с Агучу.

– Что это? – негромко спросил Темуджин, встав с кресла и направляясь к Чиркудаю. За ним двинулись Бельгутей, Джелме и Субудей. Они остановились около почерневших кистей, валявшихся на земле.

– Это Агучу, – коротко ответил Чиркудай.

Темуджин накрутил на палец кончик бороды, посмотрел исподлобья на Чиркудая и поинтересовался:

– Ты его убил?

– Нет.

Темуджин выпятил губы и нахмурился.

– Я перетянул ему руки, чтобы он не потерял всю кровь, и чтобы не умер, – пояснил Чиркудай. – И оставил в степи…

– Извращенные китайские казни более скоротечны, – неожиданно заметил тихо подошедший Ляо Шу. Чиркудай посмотрел на него и увидел, что потомок императоров всё еще бледен, не полностью поправился после отравления.

– Он будет долго умирать, – задумчиво добавил Ляо Шу, похлопывая веером по ладони.

Темуджин кивнул головой киданьцу и спросил у Чиркудая:

– Ты считаешь, что сделал правильно?..

– Да, – твердо ответил Чиркудай.

Темуджин помедлил, еще раз кивнул головой и хотел уйти к креслу, но Чиркудай остановил его:

– Это не всё, – развернувшись, он быстро подошел к Чёрному, вытащил из хурджуна ножны с клинком и вернулся к ожидающим командирам, у которых от любопытства заблестели узкие глаза.

Обнажив меч наполовину, Чиркудай, не торопясь, показал Темуджину клеймо. Нойон шумно задышал, разволновался, нервно завертел головой, будто почувствовав кангу на шее. Между Джелме и Бельгутеем протиснулся Субудей.

– Это же императорский меч! – удивленно воскликнул Ляо Шу, рассмотрев оружие. Он оглядел столпившихся командиров и негромко спросил: – Темуджин, ты не объяснишь мне, как он оказался у вас?

– Не сейчас, – буркнул Темуджин сквозь зубы и, отвернувшись, отошёл к креслам.

– Мы бросим жребий, – рассудительно начал Субудей: – Кому выпадет удача, тому он и достанется.

– Правильно, – подтвердил Джелме.

– А что это за сабля? – поинтересовался ничего не понимающий Бельгутей.

– Потом расскажу, – пообещал Темуджин и уселся в кресло. Помолчав, он властно произнёс: – Я приму сегодня решение, и скажу кому достанется меч. Жребий бросать не будем.

Субудей недовольно передернул плечом и отошел. За ним последовали Джелме с Бельгутеем. Ляо Шу уже сидел в своем кресле и, мудро прищурившись, рассматривал Чиркудая.

– Отдыхайте, – махнул рукой Темуджин. – Вы хорошо поработали.

– Кху!! – весело и дружно рявкнули десять нукеров, стоящие в строю в пятнадцати метрах от них.

Чиркудай сунул клинок в ножны, подошел к Чёрному, и одним махом взлетел в седло. Развернув десятку, пришпорил коня и помчался в сопровождении отряда к куреню.

Его разбудил шепот и негромкий шум. Чиркудай достал из-под кошмы кресало и высек искры на сухой мох. Ослепительно белая вспышка высветила друзей, ощупью пробирающихся к кошмам.

– Все равно разбудили, – громко сказал Тохучар и, забрав у Чиркудая тлеющий мох, раздул огонь, зажег жировой светильник. По голосу друга Чиркудай определил, что Тохучар улыбается.

– Возишься, как верблюд, – недовольно пробормотал Субудей и, скорчив хитрую гримасу, уселся напротив потягивающегося со сна Чиркудая.

Тохучар подтащил светильник поближе, взял Чиркудая за плечи, потерся безволосой щекой о щеку друга. Субудей, стесняясь проявлению чувств, тоже приложился к щеке Чиркудая, пробурчав:

– У тебя щетина растет. Пока мягкая. Щекотит. А у нас с Тохучаром нет.

– Можешь отрастить бороду, как Темуджин, – добавил Тохучар и потребовал: – Ну, давай! Рассказывай, – и уселся на кошму с куском холодной баранины.

Чиркудай пожал плечами, и вяло сказал:

– Нашли, напали, отогнали…

– Ну, это мы и без тебя знаем, – обиженно произнес Тохучар, прожевывая холодное мясо.

– Угу, – подтвердил Субудей с полным ртом.

– А больше нечего рассказывать, – пожал плечами Чиркудай, вылавливая кость из котла над потухшим очагом.

– А как ты в лоб опрокинул тайджиутов, – начал перечислять Тохучар, – как ты гонял банды по степи, как наказал этого… Агучу?..

– Вы уже всё знаете…

В этот момент на улице кто-то заговорил, и в юрту постучали.

– Кто?! – строго спросил Субудей.

– Дозорный, – подал голос нукер и откинул полог, просунув голову в дверной проем, негромко доложил: – Тут старуха какая-то рвется…

– Пусти её, – приказал Чиркудай, сразу догадавшись, кто к ним пришел.

В юрту, согнувшись в три погибели, вползла Хоахчин с бурдюком в руках. Она недовольно посмотрела на друзей и пробормотала:

– Холодное и без кумыса, – развязала бурдюк и потребовала: – Ну, где ваши чашки?

Чиркудай тут же подставил свою. Тохучар тоже и чуть помедлив, Субудей. Хоахчин, разлив им кумыс, уселась под стенку и стала наблюдать, как они едят.

– Где ты достала кумыс? – поинтересовался Чиркудай.

– Выменяла на халат моего мужа.

– А ты кто? – спросил Субудей, не переставая жевать. – Я тебя не помню.

– Зато я тебя помню, разбойника, – недовольно проворчала Хоахчин, усаживаясь поудобнее. – Все время меня дразнил, басурман. А еще сын Джарчи.

– Ты знала моего отца?

– И отца, и твою мать знала. Она мне дальней родственницей приходилась. Красавица была. Её Джарчи отбил у самого Тургутай-Хирилтуха. А потом, после того, как родился Джелме, в курене появился Агучу и стал к ней приставать. Но что-то у них с Джарчи произошло, после чего Агучу несколько дней ходил с синяками… Ох, и невзлюбил он Джарчи после этого. Но боялся. А как ты родился, так она и умерла. Разбойник, больше ничего.

Субудей нагнул голову, и уставился взглядом в кошму, как нашкодивший мальчишка. А может быть, он вспоминал свое детство.

– Да вы все разбойники, как я погляжу, – махнула рукой старуха и опять взялась за бурдюк. – Давайте чашки.

Чиркудай окликнул караульного. Как только в юрте показалась голова нукера, он строго сказал:

– Завтра скажи Газману, чтобы дал вот этой женщине десять овец.

Нукер кивнул головой.

– И передай моему Барибу, чтобы он тоже дал ей десять овец, – вскинулся Субудей.

– Да зачем мне такое богатство, – махнула рукой Хоахчин, – у меня и зубов-то нет, чтобы мясо есть.

– И ещё, – добавил Чиркудай: – Пусть Газман найдет хорошую юрту для неё и поставит в курене.

Нукер понимающе кивнул головой и скрылся.

– Она совсем одна, – пояснил Чиркудай друзьям.

– У тебя ничего нет? – спросил у старухи Субудей.

– А мне ничего и не нужно. Жить осталось совсем немного.

На улице вновь послышались голоса. Полог задрался и внутрь нырнул Темуджин. Следом за ним протиснулись огромные Джелме и Бельгутей.

– Ага! – торжествующе пропел Темуджин: – Сейчас мы вам поможем съесть вашу баранину, – и нашарил в котле кусок.

Джелме с Бельгутеем отказались от еды, присели под стенкой, недоуменно посматривая на старуху, сидевшую напротив.

Прожевав, Темуджин поднял глаза и увидел Хоахчин.

– А ты откуда?..

Хоахчин, склонила голову набок, как птица, и негромко сказала:

– И тебя помню…

Темуджин вопросительно посмотрел на Чиркудая.

– За юртой мы ели её мясо и пили её кумыс, – кратко сказал Чиркудай. Темуджин замер, очевидно, опять навалились воспоминания. Они просидели, не говоря ни слова, минут пять. Вздохнув, Темуджин поднял глаза и, посмотрев на вход, крикнул:

– Дежурный!

В юрту всунулась голова нукера.

– Завтра вот этой женщине дашь десять баранов!

Субудей не выдержал и захохотал, упав спиной на кошмы. Темуджин непонимающе уставился на своего командира, перевел взгляд на Чиркудая, у которого дернулись губы, на едва сдерживающего смех Тохучара.

– Я что-то не так сказал? – тихо и настороженно спросил Темуджин.

– Джебе и Субудей уже дали ей по десять баранов, – объяснил дежурный нукер.

Темуджин сморщился и тоже захохотал, свалившись на кошмы. Джелме и Бельгутей ничего не поняли, но стали улыбаться вместе со всеми.

– Все разбойники, – махнула рукой Хоахчин и опять взялась за бурдюк. – Давайте чашки.

Первому налила еще вздрагивающему от смеха Темуджину, потом Джелме и Бельгутею. Друзья отказались от питья. Они были сыты.

– Ничего, – громко сказал Темуджин, отпив из чашки, – овцы тебе не помешают, – и, посмотрев на друзей, посерьезнел, покрутил пальцем кончик бороды и жёстко сказал: – Одну тысячу тайджиутов я отдаю Джебе. Остальных восемьсот мужчин – Тохучару.

– Мне как обычно – ничего, – буркнул Субудей.

– Ладно, ладно, – остановил его Темуджин. – У тебя уже полторы тысячи, – помолчав, он продолжил: – Нам стало тесно. Я решил устроить четыре куреня в малом конном переходе друг от друга, – посмотрел на друзей и пояснил: – Вы втроем встанете одним куренем на южной стороне равнины. Джелме с Бельгутеем с ещё двумя тысячниками – на западном. Полки из новеньких – на севере. А я останусь здесь, – окинув взглядом соратников, он уточнил: – Завтра и переселяйтесь.

– Понятно, – сказали командиры.

Действительно, табуны коней и отары овец стали мешать друг другу. Да и разросшийся курень невозможно было обойти пешком.

Темуджин поднялся, показывая, что летучее совещание окончено. Командиры тоже встали. Одна Хоахчин продолжала сидеть у стены.

Сделав шаг к выходу, Темуджин замер и с расстановкой отчеканил:

– Клинок принадлежит победителю, – и шагнул на улицу.

– Я так и знал! – возмущенно крикнул Субудей в спину Темуджина. Чиркудай не понял, обиделся друг или нет. Он посмотрел на Субудея, но ничего не определил по его лицу. Джелме вздохнул, махнул рукой на прощание, и тоже вышел вслед за нойоном.

– Что это за клинок такой? – загорелся Тохучар. – Давай, показывай, – насел он на Чиркудая.

Чиркудай подтащил к себе хурджун и вынул из него ножны с оружием. Тохучар внимательно стал рассматривать лезвие и клеймо. Выдернув у себя волос из головы, он положил его на жало клинка и подул. Волос распался надвое.

– Хорошая вещь, – протяжно проговорил он, продолжая вертеть меч.

– Твою саблю разрубит как палку, – заверил Субудей, издали, посматривая на сизое лезвие.

– Верю, – кивнул головой Тохучар. – А откуда вы о нем знаете?

Субудей повозился, повздыхал, но не стал подсмеиваться:

– Мы помогали его делать, – тихо произнес он. – Темуджин и Джелме были молотобойцами.

Тохучар пристально посмотрел на друзей, медленно сунул лезвие в ножны и осторожно положил меч в хурджун.

Зашевелилась Хоахчин, поднимаясь на ноги. Она задумчиво посмотрела на бурдюк, но махнула рукой и поползла к выходу. Подошла к пологу и, оглянувшись на Чиркудая, спросила:

– Переезжать будете, про меня не забудете?

– Не забудем, – уверил её Чиркудай.

Она взялась за полог и, выходя на улицу, предупредила:

– Кумыс выпьете, бурдюк не потеряйте.

Субудей грустно улыбнулся и полез на свое место спать. Чиркудай развалился на кошме, закинув руку за голову, прокручивая в уме нападение на тайджиутов, высматривая в своих действиях ошибки. Тохучар улегся на свое место, посопел и сделал вывод:

– Вы лучше, чем я, – тяжело вздохнув, добавил: – Я плохой.

Субудей хрюкнул в стенку и сонно промычал:

– Змея с ушами.

– Сам… лошак безрогий, – протяжно ответил Тохучар.

Субудей затих на мгновение, затем довольно хихикнул и начал посапывать, засыпая.

Чиркудай задул светильник и закрыл глаза. Ему было хорошо с друзьями.

 

Глава восемнадцатая. Армия

Переезд с одного места на другое большого количества людей можно сравнить с пожаром, потопом и землетрясением – одновременно. Для трех полков – Чиркудая, Субудея и Тохучара, – численностью в пять с половиной тысяч воинов, потребовалось снять и поставить шесть тысяч юрт. И хотя многие молодые воины жили по несколько человек в гере, юрт было больше, чем семей.

Крыша над головой нужна была для швей, для хозяек, готовивших еду всем нукерам, для мастеровых, умевших работать с железом, подковывать коней и лечить их. Юрты нужны были и для мастеров изготавливающих различное оружие: луки, стрелы, пики, арканы. Кроме этого с ними переехало много умельцев катавших войлок и делавших обрешетки для юрт, а также столяры, мастерившие повозки, и еще необходимо было учесть тех, кто сбивал кумыс и даже для специалистов по приготовлению молочной водки – архи.

Живя в общем курене, Чиркудай не задумывался подсобных службах для существования войска. Столкнувшись с этим, он немного растерялся. И если бы не проворство Субудея, и не хозяйственность Тохучара, то он бы, даже для своего полка, мало что сделал. Ещё всех выручал Газман, который внештатно ведал хозяйством полка. Казалось, что командир третьей сотни помнил всё, и знал где и что лежит.

Переезжали две недели.

Во время обустройства, Чиркудай с Субудеем неожиданно заметили, что Тохучар украдкой ставит для себя юрту в сторонке. Они не стали спрашивать друга, что тот задумал. Но на следующий день пронырливый Субудей, с грустной миной на лице сообщил Чиркудаю:

– Тохучар нашел себе женщину. Так что мы остаемся вдвоём.

– Может быть у него, как у тебя – ненадолго? – предположил Чиркудай.

– Нет, – вздохнул Субудей, – у него – надолго. Женщина хорошая, – он выпятил губы и прищурился, видимо, пытаясь показать, чем хороша женщина.

– Убежит, – заключил Чиркудай.

– Не скоро, – согласился Субудей. – А может быть и не убежит. Тохучар уже не мальчик, хочет иметь семью. Она кераитка, христианка. Они очень скромные и верные. Она для него лучше, чем мы.

Разговаривая, друзья шли в темноте к своей новой гере, в сопровождении четырёх нукеров. Постоянная охрана была не их прихоть, а приказ Темуджина, объявленный им на одном из ежедневных совещаний, в курене Темуджина. Они мотались туда каждый день, несмотря на огромную занятость.

Собрав всех командиров: тысячников и сотников – двести человек, – для которых пришлось ставить одну большую юрту, Темуджин сказал:

– Вы мне нужны сейчас, будете нужны завтра и до конца дней. Поэтому каждый из вас для меня представляет ценность. Чтобы я больше не видел никого из командиров – пока что тысячников – без охраны, даже в курене. За непослушание этому приказу буду переводить в рядовые нукеры. Запомните это.

Друзья подошли к своей гере и нырнули под крышу. Внутри пахло совсем не так, как на старом месте. Но они были кочевники и легко привыкали к самым необычным обстоятельствам.

– Он сегодня не придёт, – продолжил Субудей, имея в виду Тохучара: – Я издали видел его женщину. Она уже в его юрте, – говоря это, Субудей подложил в не прогоревшие угли очага березовые поленья – еще один приказ Темуджина: прекратить тысячникам и сотникам жечь в очаге кизяк.

Чиркудай догадывался, что это распоряжение созрело под влиянием Ляо Шу, которому не понравился противный запах дыма от сухого помета.

Лениво поковыряв железным штырем в котле, Чиркудай улёгся на кошмы. Едой их снабжала Хоахчин, приходившая каждый вечер. А днем она убирала общую юрту и личную юрту Чиркудая. Субудей ей строго-настрого приказал, чтобы она его дом не трогала, и не совалась туда. Хоахчин опять назвала его разбойником и украдкой плюнула ему вслед.

– Старуха сегодня тоже не придёт, – уверенно заявил Субудей. – Она помогает устраиваться Тохучару. Крутится около его женщины. Мы для неё ненормальные, – он помолчал и искоса взглянул на Чиркудая:

– А ты, почему не заведешь себе женщину?

Чиркудай пожал плечами и откровенно признался:

– Они меня не интересуют.

– Ты, что же, даже на них не смотришь?

– Смотрю.

– И ни одна не нравиться?

– Не знаю… – неуверенно ответил Чиркудай. – Может быть одна нравится.

– А кто? – загорелся Субудей.

– Её здесь нет, – вздохнул Чиркудай. – Она далеко живет.

– Хочешь, я попрошу Темуджина, и он тебя отпустит за ней?

– Не надо! – отверг помощь друга Чиркудай. – Сейчас не надо. Я знаю, что мы с ней встретимся. Но ещё не знаю когда.

– К тому времени ты станешь стариком, – убежденно сказал Субудей. – Мой отец говорил, что железо нужно ковать пока оно горячо…

– Нет, я не успею состариться, – серьезно заметил Чиркудай. – Я знаю, мы встретимся. Осталось совсем недолго ждать.

Субудей недоверчиво покрутил головой и полез в котел за мясом:

– Ну, Хоахчин, – шутливо возмутился он. – Не принесла кумыса… – и впился зубами в теплую баранину.

Чиркудай последовал его примеру.

Тохучар не пришёл. Субудей расставил шахматы, а Чиркудай зажег китайский фонарь – подарок Ляо Шу к новому месту, и они погрузились в обдумывание ходов. Субудей выигрывал чаще, но во время партии сильно нервничал и волновался. Чиркудай относился к своим проигрышам и победам хладнокровно. Ничьих они не признавали, считали, что сделали что-то не так – неправильно ходили во время игры.

Для пополнения в тысячу мужчин из тайджиутского куреня, Чиркудай придумал новую систему обучения, похожую на ту, которой его учили в тибетском монастыре. Это – путь мастера. Он построил обе тысячи, одну против другой. Его нукеры стояли стройными рядами, а новенькие, как обычно, скучились в толпу. Он въехал в промежуток между полками, привстал на стременах и громко объявил:

– Сейчас, каждый нукер отберет среди новеньких по одному человеку, и поставит его в строй слева от себя. Новенькие должны делать всё, что будет совершать его наставник, до тех пор, пока не научится быстро и точно строиться и скакать в строю. После этого посмотрим, кому можно будет доверить оружие. А пока… Учитесь молча выполнять команды, – окинув взглядом оба полка, скомандовал: – Разойдись!

Его нукеры тут же сыпанули в стороны, а тайджиуты стали топтаться на месте, поднимаясь на стременах, пытаясь высмотреть своего наставника. Нукеры, не спеша, въехали в толпу новеньких, обходя Чиркудая, как вода в ручье обходит валун, и стали выбирать. Через час около каждого воина появился конный тайджиут, который старался всё время быть с левой от наставника стороны. Они примеривались друг к другу, проезжаясь вперёд и назад.

Решив, что ознакомление произошло, Чиркудай скомандовал:

– Стройся!

Нукеры быстро стали занимать свои места в строю, но им мешали прилипшие к ним тайджиуты. Однако минут за десять сдвоенный полк построился и застыл. Шевеления в строю карались строго – нукеры больно стегали новеньких плёткой по спине.

– Вперед! Рысью! Вон до того распадка! – скомандовал Чиркудай, показав камчой в сторону холмов. – И – назад!

Сдвоенный полк тронулся с места и зарысил к холмам. Через полчаса они вернулись. К удивлению Чиркудая, неплохо выдерживая строй. В полдень он заметил несколько любопытных вдали. По коням определил, что это были Джелме и Бельгутея.

Уже после обеда, который заключался в получасовом перерыве, его войско научилось поворачивать в строю. Но нужно было еще научиться размыкаться на сотни, десятки, уходить в стороны, смыкаться, и много чего ещё. Он гонял их целый день, до изнеможения.

Отпустив замученных воинов по домам, Чиркудай, в сопровождении личной десятки, с двадцатью сотниками и Газманом, которого он назначил командиром второй тысячи, и которого тоже сопровождала десятка охраны, помчался в курень Темуджина на обязательное совещание.

Темуджин был зол. Звенящим от напряжения голосом он стал выговаривать командирам, что учения проходят плохо, и, неожиданно, набросился на Чиркудая:

– Давай! Рассказывай! Как нужно обучать новеньких! Мне сегодня доложили, что они у тебя уже ходят строем, – и, зло блеснув глазами в сторону прячущихся за чужие спины нерадивых тысячников, процедил сквозь зубы: – Два месяца топчитесь на месте, безголовые…

Чиркудаю пришлось кратко рассказывать о применённой им системе, которая сводилась к одной фразе: делай как я! После его рассказа со всех сторон посыпались вопросы, на которые он ответил. И тут, неожиданно, из задних рядов командиров донеслось:

– Если бы мы были в любимчиках и имели хороших нукеров…

Темуджин побелел. Губы его задёргались от ярости. Все притихли, наблюдая, как нойон, сжав кулаки с трудом сдерживает себя. Наконец, он справился с бешенством и очень тихо, почти шепотом, стал выдавливать в оглушающей тишине:

– Я не буду выяснять, кто это сказал… Но, предупреждаю, что если еще хоть раз услышу такую сплетню в любом курене, и не только о Джебе, но и о Субудее, и о Джелме, то – клянусь, найду клеветника, и сам отрублю ему голову. И это будет не по степным обычаям, – он немного помолчал, передохнул и продолжил:

– Хорошо, что вы не упоминаете Бельгутея. Боитесь тронуть моего брата. А он и есть мой любимчик. Все остальные только командиры. И ко всем я отношусь так, как они этого заслуживают, – и ещё не остыв, резко махнул рукой: – А сейчас – все свободны.

Домой Чиркудай ехал неторопливо, в темноте, в окружении полусотни нукеров. К нему присоединились Субудей со своей свитой и Тохучар. Они долго молчали. Чувствовалось, что Тохучар был благодарен друзьям – они не спрашивали его о семейных делах. И он первый подал голос:

– Завистники и лентяи…

– Нужно менять тысячников, – сурово заметил Субудей. – Ими должны быть верные люди. Хотя Темуджин и не хочет назначать командирами своих братьев, нужно настоять, чтобы он их поставил.

– Они же все – и Темуге-отчигин, и Хачун-беки – в его тысяче сотниками, – негромко сказал Тохучар. – У одного Бельгутея свой полк.

– Правильно. Они не тысячники, а сотники, – заметил Субудей. – Ты знаешь, что у матери Темуджина есть приемные сыновья? Скоро они станут мужчинами. И Темуджин считает их своими братьями.

– Ты, о мерките Хучу, и белом арате Шаги-хутух? – поинтересовался Тохучар.

– О них, – подтвердил Субудей. – А ещё подрастают сыновья Темуджина Джучи, Угедей и Чагадай, – Субудей замялся: – Хотя они еще мальчишки, но уже ходят в строю в тысяче Темуджина.

– Давайте в следующий раз предложим его братьев в тысячники, – загорелся Тохучар.

– Нам нельзя, – окоротил друга Чиркудай. – Мы его любимчики.

– Я предложу, – неожиданно из темноты подал голос Газман. – Я – никто. В меня не ткнут пальцем.

– Я тоже скажу об этом, – Чиркудай узнал голос Бариба, заместителя Субудея.

– Предложите, – согласился Субудей. – И сделайте это завтра.

В курене Тохучар молча отвалил в сторону и поскакал к своей юрте. Старухи, в общей гере, не было.

– Опять к Тохучару побежала, – усмехнулся Субудей, снимая амуницию. Он подсел к котлу, и как-то необычно посмотрев на Чиркудая, спросил:

– Тебе бывает жалко человека, которого убил?

Чиркудай неуверенно пожал плечами и с расстановкой ответил:

– Не знаю… Не думал об этом.

– А мне не жалко, если он враг, – жёстко сказал Субудей, наливая кумыс в две чашки. – Я на них злюсь и поэтому не жалею. А ты умеешь злиться?

– Нет, – честно признался Чиркудай.

– Ты не умеешь смеяться, – задумчиво начал Субудей и неожиданно спросил: – Когда это началось?

– Что?

– То, что ты такой спокойный.

Чиркудай подумал, и вяло пробормотал:

– Мне кажется, что я таким был всегда.

– Нет! – уверенно заявил Субудей. – Ты не мог таким родиться. Ты же человек! – он помолчал и поинтересовался: – Кто твои родители?

– Я не знаю.

– Ты совсем их не помнишь?! – удивился Субудей.

– Помню, как меня взяли за шиворот и бросили в арбу… А потом привезли в ваш курень…

Субудей непонимающе покрутил головой:

– Но ты помнил, что тебя звали Чиркудай?

– Да. Я и сейчас Чиркудай.

– А как ты относишься к имени Джебе?

Чиркудай задумался и медленно ответил:

– Когда я командую, наказываю, или убиваю, я – Джебе. А когда сам с собой, то – Чиркудай.

– Значит, Чиркудай не может командовать и убивать?

– Не может, – согласился Чиркудай.

– Но Темуджин назвал тебя Джебе уже здесь! А ты сам рассказывал, что убивал и раньше.

– Темуджин назвал именем Джебе того, второго, который ещё раньше появился во мне. После тюрьмы в Уйгурии.

Субудей жевал мясо и, запивая кумысом, обдумывал услышанное. Через некоторое время он стал уточнять:

– А Чиркудай не мешает Джебе, у тебя внутри?

– Нет, – ответил Чиркудай. – Внутри я всегда – Чиркудай. Джебе мой слуга.

– Понятно… А в шахматы кто играет?

– Джебе, – не раздумывая сказал Чиркудай.

Субудей вытащил шахматную доску и стал расставлять фигуры:

– Ты знаешь, что не похож на нас, на аратов?

– Знаю. Мне об этом говорил Худу-сечен.

Субудей покивал головой и добавил:

– Для меня ты всегда был и есть Чиркудай.

– Я для себя тоже всегда Чиркудай.

Субудей усмехнулся, и протянул два сжатых кулака другу, в которых были спрятаны черный и белый воины, предлагая выбирать цвет его войска.

На следующий день на совещании ни Газману, ни Барибу не пришлось предлагать кандидатуры братьев Темуджина в тысячники. Он сам, в начале совещания, назвал троих нерадивых командиров и сказал, что они переведены в простые нукеры, После чего приказал им уйти с совещания.

Свергнутые, вскочили на ноги и, ушли, с угрюмым видом. Вскоре послышался топот копыт. Все молчали, понимая, что на их глазах произошло унижение гордых аратов.

На совещании опять поднялся вопрос о том, каким образом увеличить количество нукеров. Отгоны хороши до поры до времени, пока выглядят, как обычные разбойничьи вылазки. Но если за это взяться основательно, то по степи сразу поползет слух, что Темуджин готовится к войне за титул хана. И тогда их могут разгромить прямо здесь, на месте. Прирост же за счёт людей длинной воли идёт очень медленно.

– Думайте, командиры, – приказал Темуджин, после обсуждения самых разных вопросов.

– А может быть опять начать сговариваться с нойонами небольших племен? – предложил Бельгутей.

– Сейчас это не пройдет, – уверенно заявил Темуджин. – Они смотрят в рот Ван-хану и Джамухе, потому что они природные князья, а я всего лишь внук выборного хана. Я этого никогда не скрывал. Вы все это знаете, – Темуджин осмотрел командиров и махнул рукой, отпуская их, но, не изменяя своей привычке, добавил:

– Джелме, Бельгутей, Субудей, Чиркудай и Тохучар – останьтесь.

На улице стемнело. Темуджин повел пятерых командиров мимо многочисленных костров через свой курень, но не к своей юрте. На ходу он ворчал:

– Я побывал в ваших куренях, и мне не понравилось, что у вас темно. Прикажите жечь костры на площадках между юртами, как у меня. Но караулы пусть прячутся в тени, чтобы всё видеть, – он посмотрел на идущих за ним тысячников и повторил: – Как у меня.

– Я думал, что в курене пусто, – начал Тохучар оглядываясь. – А нукеры дежурят только около юрт командиров.

Темуджин хитро прищурился и, блеснув глазами в свете костра, крикнул:

– Караул!

Из тьмы моментально выскочили двое нукеров с пиками и, придерживая сабли, подбежали к ним, тревожно уставившись на Темуджина.

– Проверка, – усмехнулся Темуджин, продолжая вести соратников по поселку. Дежурные моментально растворились в темноте.

– Я у себя сделаю так же! – восхищенно воскликнул Джелме. Бельгутей утвердительно закивал головой. А Джелме льстиво сказал:

– Ты мудрый, Темуджин.

Темуджин грустно усмехнулся и буркнул:

– Не надо меня хвалить, Джелме. Я сам знаю, какой я есть. А для того, чтобы сделать как я, не нужно было ничего придумывать – все это есть в китайских книгах. Нужно было тебе, Джелме, не дремать на занятиях, а слушать чтецов.

– Так я слушал, – протяжно произнес Джелме.

– Плохо слушал, – хмуро заметил Темуджин, подходя к неприметной юрте, которая, однако, была оцеплена десятком нукеров, стоявших не в тени, а на виду, около нескольких костров.

Увидев командиров, нукеры замерли, вытянувшись в струнку, придерживая копья, которые они прижимали к ноге. Темуджин откинул полог геры и, зазывающе качнув головой, объяснил:

– Сюда могут заходить только те люди, которые пришли со мной. Если без меня, то нукеры убьют любого.

Сгорая от любопытства, командиры нырнули в юрту. Чиркудай увидел, что она без очаговой ямы и заставлена сундуками, как у уйгуров. Около стен светили китайские фонари. В проходе, между сундуками, был втиснут столик, с небольшим разукрашенным рисунками ящиком на нём. Темуджин подошел к столу и, достав из шкатулки пачку бумажных листов, немного подержал их в руке, вздохнул и, протянув Бельгутею, сказал:

– Посмотри, и передай другому. Все смотрите.

Командиры столпились за спиной Бельгутея, подошедшего к фонарю, и стали заглядывать сбоку. Чиркудай увидел на первом листке обведенный черной тушью овал, в котором была нарисована оскаленная голова тигра. На следующем рисунке – голова сокола, на остальных – барса, медведя, волка, лося, лисы, и даже змеи, стоящей на хвосте, с открытой зубастой пастью.

Командиры с удивлением рассмотрели все и недоуменно уставились на Темуджина. Нойон усмехнулся в бороду, покрутил её кончик и спросил:

– Понравилось?

– Китайцы хорошо рисуют, – неопределенно произнес Джелме.

Темуджин кивнул головой и поинтересовался:

– Для чего я вам это показал, не поняли?

– Нет, – за всех, словно выдохнув, ответил Субудей.

– Это пайзцы, – пояснил Темуджин. – Так по-киданьски называются воинские знаки отличия, – он прошелся по юрте и продолжил: – Каждый мой командир и каждый воин должен иметь такой знак. Командиры – одного размера, нукеры – другого. Но у всех командиров одного тумена, в том числе и у моего, будет одинаковый рисунок. У моих – голова тигра. Её киданьцы выгравируют на золотой пластине. И этот знак всегда должен быть с хозяином, то есть, со мной.

Золотые пайзцы я дам тем, кто будет командовать десятью тысячами нукеров, туменом. Все туменные – мои нукеры, и поэтому, у каждого из вас будет знак с головой тигра. Такой же, как у меня. Мои торгауды будут носить пайзцы с головой тигра, но не золотые. А в других туменах, будут другие значки, с другими зверями.

Серебряные – тысячникам. Но их уже будут раздавать туменные. Медные – сотникам. А десятникам и рядовым нукерам положено носить железные пайзцы. Ученикам сделаем деревянные, – он помолчал, вздохнул и добавил:

– Я хочу, чтобы каждый из вас сейчас выбрал для своего тумена голову зверя. Выбирайте и говорите.

– Я выбираю медведя, – сразу сказал Джелме.

Темуджин согласно кивнул.

– Я – лося, – заявил Бельгутей.

– Я – барса, – подумав сообщил Субудей.

Чиркудай молчал, прикидывая, кого лучше взять.

– Джебе? – поторопил его Темуджин.

– Волк, – кратко бросил Чиркудай.

– Тохучар? – опять обратился Темуджин.

– Я выберу лису, – сказал Тохучар.

Темуджин хитро прищурился и кивнул головой.

– Вот, я говорил, что он хитрый! – играя возмущение, воскликнул Субудей. – Прямо как лиса.

Тохучар с усмешкой посмотрел на глупо хлопающего глазами Субудея и отвернулся. Командиры засмеялись. У Чиркудая тоже дернулись губы.

Темуджин с улыбкой посмотрел на Джелме и спросил:

– За что, говоришь, его бил отец?..

– Вот за это самое, – усмехаясь, ответил Джелме.

Субудей хмуро посмотрел на брата и осуждающе покачал головой.

– Ну ладно, – остановил Темуджин веселье. – Вам всё понятно?

Командиры дружно закивали. Но неожиданно Субудей спросил:

– А змея для кого?

Темуджин помедлил, внимательно поглядел всем в глаза и задал вопрос:

– Вы поняли, что об этом никому ни слова?

Командиры утвердительно кивнули.

– Змея – для лазутчиков, – негромко сказал Темуджин.

– Они будут на особом счету в войске? – поинтересовался Субудей.

– Нет! – возразил Темуджин. – У меня не будет в армии доносчиков, – и Темуджин неприязненно поморщился. – Не тем лазутчикам. У меня уже есть несколько человек, которые живут в других куренях. Есть свой человек у Ван-хана, и у Джамухи. Они мне докладывают, когда есть возможность, обо всём. Я вам говорю об этом потому, что вы можете их встретить и принять за врагов. Если они покажут вам пайзцы со змеей, то их не трогать. Они свои.

Командиры посерьезнели и понимающе покивали головами.

– Если встретите таких, – продолжил Темуджин, – вы должны будете им оказать помощь, которую они попросят.

– Понятно… – протяжно сказал Субудей за всех.

– Ну, хорошо, – Темуджин хлопнул в ладоши: – Последнее. Джелме, открой вот этот сундук.

Джелме откинул крышку, и все увидели, что он наполовину заполнен серебряными и золотыми слитками.

– Завтра вы с охраной отвезете этот металл в городок киданьцам. Бай Ли покажет вам, кому нужно будет отдать серебро и золото. У них там есть умельцы. Они сделают нам пайзцы. И ещё из этого сундука им перепадет оплата за работу. Ответственным назначаю, Джелме.

– Слушаюсь, нойон, – вытянулся Джелме, как нукер перед командиром.

– Все, идите отдыхать, – отпустил командиров Темуджин. И они вышли под звездное небо, раскинувшееся над бескрайним и, пока, безмятежным миром.

На следующее утро Чиркудай, поручив Газману отрабатывать сдвоенным полком разделение на сотни в движении, помчался, сопровождаемый личной десяткой, в курень Темуджина. Он прибыл третьим. Около юрты уже сонно зевали на конях Тохучар с Субудеем. Вскоре прискакали Джелме с Бельгутеем, а затем подъехал Темуджин, со своей личной десяткой. Все понимали, что им предстоит ответственное задание, поэтому по куреню ехали верхом, а не шли пешком, как делали раньше.

– Тохучар, – подъезжая, окликнул командира Темуджин: – Скачи на окраину за арбой. Да возьми покрепче. Груз тяжелый.

Тохучар тихой рысью укатил со своей десяткой.

Не сходя с белого коня, Темуджин сказал:

– Джелме, сразу найди Бай Ли. Он всё знает.

Из-за дальних сопок показалось белое солнце, стало теплее. Субудей зачихал на свету. Джелме засмеялся. Чиркудай услышал топот ног и увидел худенького паренька, подбежавшего к Темуджину и с застенчивой улыбкой прижавшегося к ноге нойона, сидевшего на коне. Темуджин потрепал его по причесанным волосам и представил:

– Мой брат – Шаги-хутух, – посмотрев на приёмного южанина, он ласково улыбнулся и гордо добавил: – Грамотей!.. Уже читает и пишет по-уйгурски. Библиотекари учат его киданьскому языку и чжурчженьскому, – сообщив это, он легко соскочил с коня и направился в юрту.

Командиры последовали за ним. Чиркудай искоса посмотрел на невозмутимую десятку охраны и остался доволен.

В юрте подросток разжег китайские фонари и, усевшись за стол, на неизвестно откуда взявшийся стульчик, выгреб из ящичка чистый лист бумаги, тонкую кисточку, и банку с тушью.

– Пиши! – скомандовал ему Темуджин. – Золотых тигров – двенадцать. Серебряных медведей – десять.

Чиркудай помялся и вышел на улицу. За ним потянулись остальные командиры.

Джелме восхищенно, но молча, поднял указательный палец вверх, показал головой на юрту и тихо прогудел:

– Ооо!..

Всем было понятно его восхищение.

Через некоторое время послышался негромкий скрип и к юрте подволоклась арба в сопровождении Тохучара и его охраны. Но одного коня вели в поводу, потому что нукер сидел на арбе возчиком.

– Что?.. – поинтересовался Тохучар, соскакивая с гнедого коня.

– Ждем, – коротко ответил Субудей.

Тохучар кивнул головой и стал проверять, наспех одетую на ездового коня, сбрую.

Через полчаса на улицу вышел Темуджин с листком бумаги в руках. Он протянул его Джелме и сказал:

– Это передашь Бай Ли.

Джелме кивнул головой. Из юрты вышел Шаги-хутух и, улыбнувшись Темуджину, пошёл домой.

– Давайте грузить, – скомандовал Темуджин.

Командиры ввалились в юрту и, Джелме с Бельгутеем, как самые сильные, взялись за сундук. Но они чуть не надорвались, лишь слегка приподняв его от земли. Темуджин заливисто засмеялся. Оборвав смех, он скомандовал:

– Беремся все.

Командиры, во главе с нойоном, облепили сундук и, пыхтя, выволокли его на улицу. Поставив ношу на землю, подождали, пока ездовой подгонит арбу поближе. И тут Джелме возмутился:

– Что это мы поднимаем такую тяжесть, – он оглянулся на караульных, стоящих, как вкопанные, и скомандовал: – А ну, парни, помогите нам! – но караульные даже глазом не моргнули. Джелме разозлился: – Кому я сказал – ко мне! – и опять ничего.

Темуджин вновь захохотал. Джелме с удивлением посмотрел на нойона.

– Это караул, Джелме, – подхохатывая пояснил Темуджин. – Они никого не слушают, только своего командира и меня.

Чиркудай удивился такому исполнению Темуджином книжной науки, но, посмотрев на задумчиво кивающего головой Субудея, понял, что это правильно.

– Опять китайские книги? – сморщился Джелме.

– Спать нужно меньше, – бросил Темуджин и крикнул конвою командиров: – Одна десятка, ко мне!

Нукеры соскочили с коней и охотно подбежали к командирам.

– Давайте, хватайте сундук и на арбу! – приказал Темуджин.

Десять воинов, отдуваясь, подняли поклажу и взгромоздили на жалобно скрипнувшую арбу.

– Всё! – сказал Темуджин. – Поезжайте.

Командиры вскочили на коней и тронулись в путь, оцепив повозку со всех сторон. За каждым следовала его личная десятка.

Неспешно они притащились в городок и сдали Бай Ли груз. Чиркудай заметил, что на площади не тренируются и он спросил у Бай Ли, где воины.

– Ляо Шу захотелось прогуляться в горах, – пояснил Бай Ли. – Они его охраняют.

Через некоторое время к ним подбежал китаец, и что-то сказал своему командиру.

– Он говорит, что изготовлено пять тысяч кистеней. Их погрузят на вашу повозку и ещё на пятнадцать арб, которые потом нужно вернуть в городок.

– Мы вернем, – пообещал Джелме, так как был за старшего. – А кистени – это хорошо.

– Я посмотрю, как устроены крепостные стены изнутри, – сказал Чиркудай, – пока грузят, – и пошел по улочке, мимо каменных домов.

С ним увязался странно молчавший, и тихо улыбающийся Тохучар. Остальные командиры остались на пустой площади.

Осмотрев каменную кладку, высотой в пять сажен, Чиркудай, в сопровождении Тохучара, поднялся на деревянные помосты вдоль стен, на которых должны были находиться во время осады, защитники.

Спустившись вниз, он направился с молчаливым другом к площади, как неожиданно его внимание привлек китаец, что-то делающий у колодца. Чиркудай подошел к нему. Молодой парень, увидев кочевника, блеснул черными глазами, и снова принялся дергать за верёвку, свисающую в каменную трубу колодца. Немного погодя, что-то зацепил и стал быстро вытаскивать. Это было упущенное ведро. Чиркудай хотел отойти от него, как внезапно впился взглядом в инструмент, которым парень ловил ведро.

У Чиркудая в голове мелькнула какая-то догадка, но он не успел её уловить. Этот железный стержень, толщиной в палец, с тремя острыми загнутыми крючьями, его поразил.

Ухватившись за инструмент руками, Чиркудай потянул его к себе. Китаец растерялся, но свое орудие не отпускал, выкрикивая непонятные слова. Чиркудай потребовал, чтобы парень отдал ему железку. Но китаец, вцепился в неё мертвой хваткой, и ещё стал злиться. Ничего не понимающий Тохучар стоял рядом, не зная, что делать. Тогда Чиркудай, держа кошку одной рукой, поманил китайца за собой, к площади. Тот поколебался и пошёл.

А на поднятый ими шум уже спешил Бай Ли.

– Что произошло? – недоуменно поинтересовался он, с большим акцентом, чем всегда, очевидно, от волнения.

– Мне нужна вот эта… – Чиркудай не знал, как назвать инструмент.

Бай Ли сказал что-то по-китайски. Но паренька словно заклинило. Тогда Бай Ли властным тоном приказал что-то пареньку, и тот, наконец, отпустил инструмент.

– Зачем тебе она? – спросил Бай Ли.

– Я ещё не знаю… – медленно произнес Чиркудай. – Нужна.

Они направились к площади. Из дома Ляо Шу вышел старый библиотекарь и Бай Ли спросил у него, как по-аратски называется эта штука.

Библиотекарь почесал пальцем переносицу и неожиданно выпалил:

– Это – кошка. Есть такое животное, похоже на тигра, только маленькое. Вот его именем и называют это приспособление.

Бай Ли поблагодарил библиотекаря и они вышли на площадь, где их уже ждали загруженные кистенями повозки. Вместо ездовых сидели нукеры из охраны. Чиркудай намотал верёвку на стержень кошки, и сунул её в хурджун. Взлетев на своего Чёрного, он посмотрел на непонимающе качающего головой Бай Ли, и попрощался с ним. Бай Ли ему ответил тем же.

Караван выехал из ворот городка в степь.

Вечером Чиркудай пришел домой раньше Субудея, потому что Темуджин отменил совещание, а Субудей поехал по делам к Бельгутею и Джелме в их курень. Хоахчин опять не было, но она сварила еду. Чиркудай выволок из хурджуна кошку и стал вертеть её перед глазами.

Он напрягал память, мучительно вспоминая то, что у него мелькнуло при виде этого инструмента. И вспомнил! Решил завтра же проверить свою догадку. И если всё получится, предложить Темуджину.

Ночью примчался Субудей и увидев, что Чиркудай не спит, наклонился к его уху и возбужденно зашептал:

– Снятые Темуджином тысячники ушли от нас прошлой ночью и увели с собой почти три сотни нукеров. У них произошла перестрелка с дальними заставами. Есть раненые, среди наших и у них. Но они все равно ушли.

– Плохо, – неодобрительно покачал головой Чиркудай и спросил. – А что ты шепчешь?

– Так это не всё! – вновь зашипел Субудей. – Я сначала подумал, что Темуджин решил их прогнать для того, чтобы они сообщили по всей степи о нас. Но, оказывается я ошибся, – он замолчал, хитро блестя глазами.

Чиркудай вопросительно смотрел на него.

– Ты знаешь, куда они ушли? – тихо хихикнул Субудей. – Нукеры, которых они увели, проболтались перед уходом, – один тысячник направился к Ван-хану, другой к меркитам, а третий – к Джамухе… Тебе это ничего не напоминает?

– Нет, – пробормотал Чиркудай, стараясь угадать, что узнал Субудей.

– А помнишь, ты мне рассказывал о том, что вам говорил про разведку Ляо Шу, в то время, когда я ездил за нашими. В самом начале?

Чиркудай задумался на минуту и спросил:

– Ты думаешь, что Темуджин договорился с тысячниками и отослал их как разведчиков к нашим будущим врагам?

Субудей молча кивнул головой. Поковырявшись в котле, он хитро посмотрел на Чиркудая и с завистью сказал:

– Если это так, то я мальчишка против Темуджина. Он во сто крат хитрее меня.

Чиркудай помолчал, недовольно мотнул головой и произнес:

– Значит, они станут там ругать Темуджина и жаловаться на него. Потом расскажут, где будут его войска во время нападения…

– Нет, – Субудей отрицательно повертел головой. – Скорее всего, дело в другом. Нам ещё рано думать о войне. Да и не нужна она никому в Степи. Нам нужны минимальные потери. Нам нужны нукеры, а не мёртвые тела. Мне кажется, что они успокоят Ван-хана, меркитов и Джамуху. Скажут, что Темуджин, никуда не годный. Отведут от нас глаза. Зато теперь Темуджин будет знать, что готовят его соперники.

– Да, – согласился Чиркудай, – я тоже не верю, чтобы после всего, что с нами было, эти тысячники предали Темуджина. Да, он часто их ругал. Но они могли уйти раньше, а не ждать, пока он их выгонит. Они ушли непонятно…

– Вот, вот, – подтвердил Субудей, помотав костью с мясом в воздухе. – Да я их знаю. Неплохие ребята. Только последний месяц стали вдруг лениться и пьянствовать.

– Значит скоро, – начал Чиркудай: – Скоро будет сабантуй.

– Будет, – согласился Субудей, раскрывая шахматную доску.

 

Глава девятнадцатая. Некоторые тайны

Разбойники продолжали пополнять войско Темуджина. Но оно увеличивалось не так быстро, как хотелось бы нойону. Во всех полках, кроме чиркудаевского, количество нукеров уже перевалило за три тысячи. Чиркудай попросил Темуджина не присылать к нему больше мужчин, он хотел научить каждого нукера полка тому, что умел сам. А с новенькими пришлось бы всё начинать сначала.

Командиры полков, наблюдавшие за действиями воинов Чиркудая, восхищенно цокали языками на совещаниях. Но однажды, Темуджин в приказном порядке велел Чиркудаю принять третью тысячу, отчислив новеньких из других отрядов. Чиркудай пытался уговорить нойона не делать этого. Однако Темуджин был неумолим. Чиркудай понимал почему: в будущем придется командовать десятью тысячами нукеров – туменом. И этому необходимо учиться сейчас. И он смирился.

Чиркудай начал осваивать кошку. Привязав её на длинную волосяную веревку к седлу, он зацеплял кошкой старые обрешетки от юрт, выброшенные за пределы стойбища, остатки арб, и таскал их своим Чёрным по земле. Затем Чиркудай растащил завал из жердей и старых телег, имитировавший заграждения противника.

Нукеры сначала не понимали, зачем командир усердно разрушает кучу хлама. Но когда Чиркудай посадил воинов за барьер и, с одной сотней, расшвыряв рухлядь, врезался в наблюдателей, все сообразили: так можно победить врага, спрятавшегося за укрытием, полагающего, что он в безопасном месте.

Чиркудай заказал в китайской кузнице три тысячи кошек, для каждого нукера своего полка. В Ляояне, около кузницы, он неожиданно встретился с Субудеем. Друг хитро прищурился и спросил:

– Думаешь, трех тысяч достаточно?

Чиркудай недовольно покрутил головой, испытав неприязнь к тому, что его тайну знают, пусть даже друг.

– Пока хватит, – скривив губы набок, ответил он.

– А мне?.. – обиженно протянул Субудей. – А остальным?..

Чиркудай виновато опустил голову и тихо сказал:

– Не могу же я обеспечить кошками всё войско!..

Однако он ошибся. В тот же вечер, на совещании, Темуджин распорядился, чтобы Чиркудай взял на себя изготовление этого оружия для всей армии. Пришлось опять ехать в кузницу, с ящиком золота и серебра.

Однажды весной Темуджин сообщил командирам:

– Наша армия самая маленькая в степи, но самая боеспособная. И об этом проведали многие нойоны, в том числе – Ван-хан и Джамуха. Для своей безопасности они решили созвать Курултай и выбрать военного хана. У меня есть сведения, что выберут не Великого хана, а предвоенного вождя – гурхана. И им будет Джамуха.

Темуджин помолчал и усмехнулся:

– Меня боятся… Думают, что я готовлюсь захватить власть в Великой степи. С одной стороны хорошо, но с другой… Они глупцы! Я не хочу насильно становиться военным ханом, хотя всё равно они меня им выберут. И для этого не надо воевать. Нужно только доказать всем, какие мы сильные и умелые.

Темуджин окинул внимательным взглядом командиров и объявил:

– Завтра все полки примут участие в гонках. Вы пересечёте Великую степь с юга на север, и вернётесь назад. По пути никого не трогать, не причинять вреда ни мужчинам, ни женщинам. Я думаю, что рейд продлится неделю. Поиграем в эти?.. – он вопросительно посмотрел на Субудея.

– В шахматы? – недоуменно спросил Субудей.

– В шахматы, – с хитрой усмешкой подтвердил Темуджин. – Насколько я знаю о них, там есть уловки и запугивание противника?

Субудей молча усмехнулся, поняв замысел Темуджина.

– А ещё, этим скоростным походом мы покажем всем аратам, кто мы такие и что умеем делать, – продолжил Темуджин.

И, ещё одно: кто придет первым – того ждет награда. Но я не оставлю без подарка и последних.

Сказано – сделано. Наутро восемь трехтысячных полков одновременно пересекли проведенную нукерами Темуджина черту и ринулись в степь.

Чиркудай впервые участвовал в таком большом марше. Ему нравилось стремительное движение огромных воинских соединений. И он вспоминал то, что читали об этом библиотекари, и во всю старался применять древние знания. Чиркудай не стал рвать полк с места в карьер, как некоторые командиры. Не выматывал коней и нукеров. Использовал переменный аллюр, переходя с галопа на рысь, и на шаг. Хитрил, и поднимал воинов ночью, на рысях переваливая через седловины сопок при свете луны.

Стойбища, Чиркудай приказывал обтекать разделившимся полком с двух сторон. Подобный маневр вызывал среди жителей панику. Мужчины прыгали на коней и оголяли сабли, намереваясь дорого отдать свою жизнь. Перепуганные женщины голосили. Но нукеры легко уходили в сторону от неорганизованной толпы пастухов и, с гулом, уносились в степь на тренированных конях.

Гонцы со смехом докладывали Чиркудаю, в каком недоумении они оставляли аратов, приостанавливаясь, и объясняя чабанам и нойонам, что это не война, а скачки.

Чиркудай догадался, что Темуджин хотел добиться гонками: взбаламутить всю Великую степь своим внезапным появлением.

На пятый день, утомлённый полк Чиркудая вернулся из похода и пересёк условную черту рядом с куренем Темуджина. И как Чиркудай не старался прийти первым, это произошло одновременно с полком Субудея. А через два часа прилетел отряд Тохучара. Остальные стали подползать к вечеру.

Увидев двух победителей, Темуджин расстроился. Он приготовил для своих будущих туменов отличительные знаки в виде бунчуков, которые представляли собой длинное копье с перекладиной наверху, а с неё свисали девять крашеных лисьих хвостов. Победителям, Темуджин хотел выдать бунчук с хвостами окрашенными красной краской. Для своего тумена нойон выбрал белый цвет. Для остальных – синий, как Вечное Небо.

Темуджина приказал изготовить всего один бунчук с красными хвостами, но первыми пришли два полка, поэтому награждение прошло не так, как задумывалось. Торжественно выдав Тохучару синий бунчук, Темуджин сказал, что Джебе и Субудей – оба – получат по красному знаку, но завтра. Остальные командиры, в тот же вечер, получили по синему бунчуку.

Через месяц после гонок к Темуджину приехало несколько десятков мелких нойонов, недовольных недавно выбранным, как и предполагал Темуджин, гурханом Джамухой, и предложили свои услуги, пообещав привести своих воинов под колено Темуджина. Темуджин согласился. Ещё через месяц, эти князьки собрали двадцать тысяч мужчин, которых Темуджин тут же распределили в полки.

Нойоны задирали нос, чувствуя себя хозяевами. Они считали, что оказали неоценимую услугу Темуджину. На совещаниях, с достоинством усаживались в первых рядах, потеснив командиров. Князьки, решили взять власть в войске Темуджина в свои руки. Стали давать ему советы. Заставляли командиров и нукеров кланяться им. Они не считали Темуджина нойоном, но рассчитывали: побудет с ними и, возможно, остальные князья Степи начнут почитать этого разбойника, благодаря их содействию.

Чиркудаю такое положение дел сильно не понравилось. И не ему одному. Но командиры терпели, зная, что это нужно сейчас их нойону.

Однако Темуджин не прислушивался к советам нойонов, чем их злил. А, не поставив никого из них командиром полка – просто оскорбил. Посидев на совещаниях с месяц, князьки, постепенно перестали приходить – им было неинтересно слушать непонятные разговоры об устройстве войска и разбираться в хозяйственных вопросах. Спустя ещё месяц, нойоны дружно собравшись на одно из совещаний, и заявили, что уходят, так как не видят должного уважения к себе, и не считают для себя нужным участвовать в глупых играх.

Темуджин не вспылил. Согласно кивнул нойонам головой и продолжил разговор с командирами. На следующее утро, князьки, уехали, ругаясь и плюясь в сторону юрты Темуджина. Но за ними последовало лишь пять тысяч нукеров из двадцати. Пятнадцать тысяч пожелали остаться у Темуджина.

Изрыгая проклятия и обзывая Темуджина вором, нойоны отбыли с самыми преданными. А Темуджин тут же приказал Чиркудаю принимать семь тысяч мужчин и создавать первый в его армии тумен.

Избавившись, от кичившихся своей, хотя и захудалой, но природной знатностью, нойонов, Темуджин развил бурную деятельность. Он готовил войско и командиров к будущему.

Чиркудай немного испугался, увидев громадное количество воинов. Кроме того, Чиркудаю пришлось отделяться от Субудея и Тохучара, и организовывать свой курень. Но с помощью друзей, принявших активное участие в формировании десятитысячного корпуса, стал налаживать знакомую систему тренировок.

Чиркудай понимал, что они, помогая ему, присматривались, что и как, наматывая организацию тумена себе на ус. Ведь скоро им самим придется командовать такими же соединениями. В это они верили твердо. А, занимаясь военными учениями с десятью тысячами чиркудаевских воинов, учились управлять громадным войском.

Маневрировать туменом оказалось во много раз труднее, чем полком. Это Чиркудай понял на первом же занятии. Даже обученные нукеры, никак не могли приспособиться к разворотам всем туменом, разделению надвое, и слиянию на полном ходу. Но Чиркудай знал, что лишь регулярное повторение одного и того же принесет успех. И он не жалел ни своих сил, ни сил воинов.

Однажды приказав всему корпусу ехать на водопой, к небольшой речушке, Чиркудай очень удивился, вглядываясь в растянувшийся до горизонта строй. По его подсчетам всадники заняли тридцать верст реки. А воду из этой речушки кони выпили до дна за полчаса. Никогда раньше Чиркудай даже не мечтал командовать таким гигантским соединением.

Теперь трое друзей редко собирались вместе. Тохучар крепко привязался к своей женщине, родившей ему двух сыновей. Но иногда Тохучар приходил в холостяцкую юрту с какими-нибудь известиями. Так, однажды, заявившись, он спросил:

– А знаете, что Темуджин почти каждый день ездит к Ляо Шу?

– Он и раньше часто у него бывал, – бросил Субудей.

– Нет. Раньше он встречался с Ляо Шу по другим причинам, – и Тохучар хитро прищурился: – А сегодня я услышал от Бельгутея, что Темуджин с Ляо Шу придумывает новые законы для аратов.

– А что их придумывать, – заметил Чиркудай. – Они уже есть. Я о них узнал от Худу-сечена, когда мы ходили по куреням.

– Всё так, и не так, – загадочно сказал Тохучар, и понизил голос: – Это секрет. Так сказал Бельгутей. Темуджин объявит их, когда станет Великим ханом.

– И что в них особенного? – поинтересовался Субудей.

– Например, – начал Тохучар: – Нельзя воровать друг у друга, оружие. За это он будет выгонять вора из куреня к черту на кулички, или казнить. Раньше такого наказания не было.

– Правильно, – согласился Субудей.

– А ещё он хочет, чтобы смертную казнь совершали лишь с повеления Великого хана. Будут наказывать за скотоложство, за прелюбодеяние, и даже за обман… – начал перечислять Тохучар. И еще, мы станем называться по-другому…

– Как?! – удивился Субудей.

– Я не знаю, – с разочарованным вздохом пожал плечами Тохучар. – Рассказал то, что услышал.

– Вот и молчи с другими, – проворчал Субудей.

– Я же только вам, – обиженно отозвался Тохучар.

– Он тебя дразнит, – вмешался Чиркудай.

– Конь бесхвостый, – тут же отреагировал Субудей в сторону Чиркудая.

– Змея с ушами, – ответил Чиркудай.

И друзья замолчали. Они хорошо осознавая, что Темуджин, как не хулил китайцев, однако пригодные для степных племен законы у них взял. Субудей восхищенно крутнул головой и сказал:

– Ну, Ляо Шу! Ну, потомок императоров!.. Хитёр!..

– Я думаю, что такие законы нам нужны, – вступился Чиркудай за Ляо Шу.

– Согласен! – кивнул головой Субудей. – Но все же – хитёр!

– Как я? – подначивая, с издевательской надеждой на лице спросил Тохучар у Субудея.

– Нет, – хмыкнул Субудей. – Ляо Шу похож на меня.

– Ты такой хитрый? – глядя на друга, невинными глазами, спросил Тохучар.

– Вот змея с ушами! – громко восхитился Субудей, посмотрев на Чиркудая. – Ты заметил, каким вредным стал Тохучар, после того, как заимел женщину.

– Сам ты пьяный, – бросил Тохучар и расхохотался. Субудей тоже засмеялся, посматривая на Чиркудая, у которого дрогнули губы.

Одновременно со спесивыми нойонами в курене Темуджина появился какой-то непонятный непропорционально сложенный человек. Чиркудай мельком взглянул на него и отвернулся – незнакомец не понравился. Но чем, Чиркудай осознать не мог, да и не хотел.

Когда нойоны отбыли, этот мужчина, с длинным туловищем и короткими ногами, стал регулярно приходить на совещания. Однако Темуджин его ни о чем не спрашивал, лишь иногда молча поглядывал в его сторону.

Чиркудай подумал: очевидно, это нужный Темуджину человек. По всему было видно, что он не из простых. И однажды, задержав Чиркудая после совещания, Темуджин сказал незнакомцу:

– Эльдар. Ты тоже останься.

Чиркудай понял, что нойон сейчас объяснит всё. Любопытный Субудей просительно посмотрел на Темуджина и тот кивком головы разрешил ему присутствовать при разговоре.

– Знакомься, – сказал Темуджин, обращаясь к Чиркудаю и показывая на Эльдара: – принц Уйгурии.

И только тут Чиркудай понял причину своей неприязни – он сразу узнал ненавистного ему уйгура. Сразу же вспомнилась тюрьма и вонючая яма. Но он никак не выказал своей неприязни. Спокойно отреагировал на это сообщение, зато Субудей весь вскинулся и засветился.

– Тебе придется познакомиться с ним поближе, – продолжил Темуджин. – Вам предстоят совместные дела.

Чиркудай молча кивнул головой и стал ждать, что нойон скажет дальше. Но Темуджин посмотрел на Эльдара и отпустил его, опять задержав Чиркудая. Субудей тоже остался.

– Будешь его учить военному делу, если он попросит, – приказал Чиркудаю Темуджин, добавив с усмешкой: – Может быть, Эльдар заглянет к вам в юрту, так не гоните… Да предупреди старуху, чтобы она не фырчала на него. Пусть при нём не называет вас бандитами и разбойниками, – усмехнулся Темуджин.

Чиркудай сообразил, что Субудей рассказал нойону о том, как ведет себя Хоахчин. Но не обиделся на друга, потому что именно Субудею больше всего доставалось от въедливой женщины.

Когда, в наступившей темноте ехали к себе, Субудей отослал охранные десятки подальше, и с азартом спросил Чиркудая:

– Ты догадываешься, что всё это означает?

– Война с Уйгурией? – предположил Чиркудай.

– Не с Уйгурией, а с войском визиря Уйгурии, который убил отца Эльдара, наследного султана, и занял его место. Поможешь принцу сесть на законный престол.

– А почему я?

– У тебя там есть с кем посчитаться, – усмехнулся Субудей.

– Только из-за этого?

– Нет, конечно, – Субудей вздохнул. – Я пошутил. Дело в другом. Во-первых: у тебя уже есть тумен. Во-вторых: ты так занят тренировками и сражениями, что не ведаешь об окружающем. А у нас нет железа, нет материи и ваты для халатов. Нукеры должны быть одеты и обуты. Через Уйгурию проходит караванный путь с Запада в Китай. Я предполагаю, что Темуджин, после подсказки Ляо Шу, хочет посадить на престоле уйгуров своего человека, и тогда товары пойдут к нам. И еще тебе известны те места. Я бы пошел с удовольствием, но у меня нет тумена, – сокрушенно вздохнул Субудей.

– А Алтан-хан в Китае? – после размышления, поинтересовался Чиркудай: – Он же не будет на это смотреть и молчать?

– Конечно, нет, – хихикнул Субудей. – Вот в этом и кроется хитрость Ляо Шу. Нам позарез нужны товары, и мы их заберем. После чего китайский Алтан-хан может пойти на нас войной. Но сначала китайцы направят к нам послов с угрозами. И пока они будут раскачиваться, нойонам придется выбирать Великого хана для войны. А потом мы ещё успеем собрать большую армию. Всё по планам Ляо Шу.

– Ты думаешь, нойоны выберут Темуджина? – с сомнением в голосе спросил Чиркудай.

– А больше некого! – весело ответил Субудей.

– Хитрый, Ляо Шу, – буркнул Чиркудай.

– Мудрый, – поправил Субудей.

В тот же год Чиркудай обнаружил, что нукеры Темуджина шныряют по полкам и меняют своих лошадей на коней белой масти. А немного позже увидел первую тысячу Темуджина, воины которой, все как один, сидели на белых конях. Загоревшись новой идеей, Чиркудай приказал Газману собирать чёрных коней для своей первой тысячи. Газману это тоже понравилось, и он с азартом стал носиться по табунам и обменивать коней. А сам Чиркудай уже объездил сына Чёрного, назвав его – Гром, и спокойную, тёмную, как ночь, кобылицу, дочь Чёрного.

Немного позже, Газман предложил каждую тысячу тумена посадить на коней одинаковой масти. Чиркудаю это предложение пришлось по душе, и он договорился почти со всеми командирами полков об обмене конями.

Всё шло по старому, кроме одного: к Чиркудаю с Субудеем по вечерам стал приходить принц Эльдар со своим слугой или заместителем. Однако в юрту он проходил лишь после доклада караульного, который останавливал гостей за десять шагов от входа.

Нырнув первый раз под дверной полог, уйгур брезгливо скривил губы, но, увидев Чиркудая с Субудеем, играющих в шахматы, заулыбался натянуто-вежливой улыбкой и стал приветливо кивать им огромной головой, торчащей на длинной шее. Субудей оторвался от доски и внимательно посмотрел на Эльдара, ожидая, что тот скажет.

– Я просто пришел в гости, – вкрадчиво объяснил Эльдар, посматривая на не обращающего на него внимания Чиркудая.

Субудей промолчал, и принц, очевидно, заволновался. Именно тут Чиркудай понял, что ему не нравилось в уйгурах – Эльдар стал потеть, и запах его пота был неприятен. Субудей сморщил нос, но тут же одернул себя, и показал принцу на кошмы, предлагая садиться. Эльдар осмотрелся и, не обнаружив стула, осторожно примостился у стенки, напротив Хоахчин, которая сидела словно птица на ветке. Слуга пристроился рядом с хозяином, скрестив, как и он, ноги бантиком.

Позже Чиркудай узнал, что с принцем приходил командир полутора тысяч уйгуров, начавших тренировки по их методу на плацу.

Эльдар повременил и ненавязчиво, с грустью в голосе, рассказал про своего отца, которого ссадил с престола коварный Эшназар.

Хоахчин долго и упорно смотрела на Эльдара, иногда зыркая на своих подопечных. Потом молча встала и ушла с неприязненной миной на лице. Ей тоже не понравился уйгурский принц. Проводив её взглядом, Эльдар поёрзал и нервно сказал, нарушая повисшее в юрте молчание:

– Я хожу ко всем. Знакомлюсь.

Субудей вяло покивал головой и, сделав ход фигурой, взглянул на Чиркудая:

– Сейчас, я зажму твою королеву…

– Не успеешь, – хмыкнул Чиркудай, и сделал свой ход.

Субудей посмотрел на позицию и недовольно покачал головой.

– А я никак не могу научиться играть в эту игру, – неожиданно весело сообщил Эльдар. – Хотя – это хорошая игра…

– Хорошая… – вяло подтвердил Субудей и снова, сделав ход, сказал: – Всё равно – съем!

– Если догонишь, – буркнул Чиркудай.

Посидев у них около часа, Эльдар вежливо простился, и сильно потея от волнения, ушёл, в сопровождении своего командира.

– Зачем он приходил? – негромко, не отрывая взгляда от доски, спросил Субудей.

– Поделился своим горем. Наверное, скучает, – неприязненно бросил Чиркудай.

– От него козлом пахнет, – медленно произнес Субудей и переставил своего коня вперед, заявив: – Сожру!..

– Подавишься, – буркнул Чиркудай, добавив: – Не пахнет, а воняет.

На одном из совещаний Темуджин неожиданно сказал:

– С этого дня я приказываю называть командиров полков не просто по именам, а добавляя звание. Больше не будет Бельгутея, а появился Бельгутей-нойон, Джелме-нойон, Тохучар-нойон, Джебе-нойон и… Субудей-богатур. Меня вы можете называть как прежде – просто Темуджин.

Субудей широко раскрыл узкие глаза и, посмотрев на Чиркудая, поднял большой палец вверх. Чиркудаю стало приятно – Темуджин, не дожидаясь, когда его признают нойоном, сам стал присваивать княжеские титулы своим подчиненным. В этом чувствовалось не зазнайство, а сила.

Задержав помощников после совещания, Темуджин сказал целую речь, неприятно морщась:

– Зимой воевать плохо. Но нам придется столкнуться с кераитами и Джамухой. Однако я надеюсь, что до войны, со своими родственными племенами, у нас дело не дойдет.

Раньше нас начнёт боевые действия Джебе в Уйгурии, – внимательно посмотрев на военачальников и не услышав вопросов, он продолжил:

– Джебе завтра уйдёт со своим туменом и полутора тысячным полком Эльдара. Ему нужно взять несколько городов и, помочь принцу, вернуть престол, – вздохнув и недовольно крутнув головой, он объяснил:

– Мне совсем не хочется его туда посылать, потому что здесь будет жарко. И он мог бы понадобиться.

Обойтись миром и не довести разборки до столкновения племен в Степи – лишь мои мечты. Всё может обернуться по иному. Однако я рассчитываю на победу. А если нас попытаются задавить, – он хитро усмехнулся, – то вернётся Джебе, и всех поставит на место. Хотя думаю, что этого не потребуется.

Вы все знаете: железо, хлопковые ткани, пшено, рис, пшеницу и другие товары, мы приобретали у купцов, которые регулярно приходили к Ляо Шу. Но в последнее время, а точнее, в последний год, караваны перестали появляться у нас. Идут прямиком в империю, к чжурчженям. Думаю, что купцы исполняют приказ Алтан-хана. Он узнал о нас и, забеспокоился.

Все караваны из Хорезма и от кара-китаев пересекают Уйгурию. Нынешний султан уйгуров, Эшназар, дружит с Алтан-ханом. Куда пойдут караваны, зависит от того, кто там правит. Поэтому нужно, чтобы принц Эльдар занял своё законное место, отнятое коварным визирем.

Я хочу, чтобы все нукеры были одеты в новые халаты, и в новые штаны. Кроме того, чтобы у всех было отличное оружие. Нам много надо.

В тот же вечер к Чиркудаю прибежал возбужденный Эльдар и стал ему рассказывать, каким хорошим правителем был его отец и какой негодяй, Эшназар. Чиркудай терпеливо его выслушал и облегченно вздохнул после того, как принц ушёл. Но Эльдар сказал напоследок, что сегодня ни он, ни его воины не будут спать до утра.

После Эльдара в юрту заглянула Хоахчин. Она принесла новые халаты Чиркудаю и Субудею. Но, учуяв козлиный запах, плюнула, и направилась к выходу. Задрала дверной полог и стала проветривать юрту. Чиркудай посмотрел на старуху и спросил: поедет она завтра с ним или нет? Хоахчин даже не спросила куда, застыла, помолчала, и удивлённо пробормотала:

– А куда же я без тебя? Я только с тобой… Ты у меня один остался.

От этих слов у Чиркудая что-то защемило в груди, но быстро прошло.

Субудей тихо сидел на кошме и расставлял шахматы. Хоахчин с пыхтением уселась у стенки и неприязненно стала смотреть на затаившегося Субудея. Чиркудай заметил её взгляд, выждал немного и спросил:

– Что еще?

– Вот, он мешает, – старуха показала головой на Субудея.

Чиркудай пожал плечами и заметил:

– У меня от него тайн нет.

Субудей не пошевелился, чувствуя, что сейчас старуха преподнесет неожиданность. И не ошибся.

– Ладно, – тяжело вздохнула Хоахчин. – Пусть слушает, – она пожевала беззубым ртом и спросила у Чиркудая:

– Ты помнишь, как появился в нашем курене?

– Чиркудай помолчал, и отрицательно мотнув головой, ответил:

– Нет.

Хоахчин понимающе повздыхала и внезапно заявила:

– Я знала твою мать и твоего отца.

У Чиркудая ничего внутри не шевельнулось. Для него слова мать и отец были чужими. Но Субудей весь съежился и закашлял от волнения.

– Знала… – протяжно продолжила старуха, прикрыв глаза. – Твой отец был не наш, не арат. Я слышала от людей, что он пришел из далеких земель с караваном. С Запада. Там прячется солнце. Он был купцом. Всего их было пятнадцать человек. На них напали и ограбили. Убили начальника каравана, твоего деда. И твой отец остановился в одном курене. Там он встретил девушку, и он взял её в жёны. Твоя мать, аратка.

Потом твой отец собрал караван из наших товаров и решил направиться в Китай. Ты ещё не родился. Когда подошли к Уйгурии, на них напали люди длинной воли. Убили почти всех. Но в живых остались твои родители и какой-то старик. Они поселились в маленьком ауле, в племени сейху. Сейчас от того племени никого не осталось.

В этом ауле ты и родился. Бегал с мальчишками между юртами. Отец пытался торговать, чтобы уехать на родину. Но в Степи купцам жить плохо. Только в праздники хорошо. Так и не смог он купить коней.

А когда тебе исполнилось пять лет, на ваш аул налетели наши, тайджиуты. Порубили всех. Привезли одного тебя. Видно сильно испугали, если ничего не помнишь, – Хоахчин горестно повздыхала, покряхтела и добавила:

– Ты на себя-то посмотри! Глаза круглые, не как у нас, лицо узкое, нос горбатый, как у орла. А все араты курносые. Волосы на щеках растут, как у вашего князя Темуджина.

Субудей встрепенулся, поднял голову и негромко заметил:

– Темуджин ещё не князь.

– Не встревай, басурман, – беззлобно буркнула старуха: – Будто я не знаю, как вы его величаете. Да он для всех нас – князь. А что его не признают… Дураки! Одна ворожея гадала на бараньих кишках: Темуджин станет Великим ханом всей Великой степи. Я ей верю.

Субудей недоуменно помотал головой:

– Какие разговоры ходят в стойбище, а мы и не знаем!

– Откуда же вам знать, – недовольно забубнила старуха. – Прыгаете на своих конях по кочкам, людей живых не замечаете. А всё стойбище уже знает, что и вас Темуджин сделал нойонами. Даже я выпила водки по этому случаю. Теперь и вы – князья.

Субудей поёжился и стеснительно усмехнулся, что на него совсем было непохоже. Чиркудай отнесся к сообщению Хоахчин спокойно.

– Ну и что? Какая разница, что Чиркудай не похож на арата?! – неожиданно возмутился Субудей.

– А никто ничего и не говорит, – миролюбиво сказала старуха. – Все считают его своим. Нукеры, так те готовы на руках носить.

– Почему? – поинтересовался Чиркудай.

– Любят, – коротко ответила Хоахчин и поднялась на ноги. – Пойду. Завтра спозаранку нам ехать на край света.

– И ты знаешь куда? – язвительно спросил Субудей.

– А то нет! – хмыкнула старуха, направляясь к выходу: – Уже месяц об Уйгурии талдычат в стойбище, – с кряхтением подняла полог и ушла.

Субудей расставил шахматы, но не предложил Чиркудаю сыграть. Он видел, что его друг находился в каком-то отстраненном состоянии. Чиркудай заметил взгляд Субудея и кивнул головой на доску:

– Давай, ходи. Я вчера играл белыми.

Субудей с готовностью сделал ход. Помявшись, он спросил:

– Ты очень расстроился, что не похож на нас?

– Нет, – ответил Чиркудай. – Я – арат. И другим себя не чувствую.

 

Глава двадцатая. Подруга воина

Шесть дней стремительно катился по голой степи корпус Чиркудая и полторы тысячи воинов принца Эльдара. На седьмой примчался гонец передовой разведки и сообщил, что к вечеру они подойдут к столице Уйгурии.

Чиркудай распорядился двигаться тумену не колонной, а, разделившись на тысячи, идти самостоятельно, в пределах видимости друг друга. На бескрайнюю степь с Вечного Синего Неба опускалась осень. Выгоревшие под летним солнцем травы пожухли и истлели. Для коней не хватало подножного корма. Именно поэтому Чиркудай раскидав тумен на тысячи, решил охватить своим войском как можно большую площадь.

Рядом с его охранной тысячей, катился полк Эльдара. Принц иногда подъезжал к Чиркудаю, говорил несколько фраз, и долго ехал рядом, молча, глубоко задумавшись. Эльдар не приставал с расспросами. Не выпытывал у Чиркудая, что тот предпримет, какие боевые действия будет проводить. И Чиркудай даже стал его уважать за сдержанность.

Приказав становиться лагерем, на расстоянии скоростного броска галопом, от столицы, Чиркудай собрал совещание командиров тысяч и их заместителей. Он уже допросил несколько пастухов-уйгуров, которых поймали и привели нукеры. По их рассказам стало понятно, что ни один город не имел регулярной армии. Купцы держали лишь временных охранников, собранных в отряды, которые поддерживали порядок в городе, и служили чем-то вроде гарнизона.

Чиркудай поставил Газмана командиром над тремя тысячами воинов и приказал взять второй по значимости, после столицы, город, находившийся в нескольких небольших переходах на рысях от его штаба. Второй корпус, в три тысячи, он передал Джучи, восемнадцатилетнему сыну Темуджина, уговорившего отца отпустить его с Джебе-нойоном в поход.

Джучи нравился Чиркудаю. Он очень походил на Темуджина: такой же рыжий и зеленоглазый, но спокойный, не вспыльчивый, как его отец. А главное – рассудительный.

И хотя по стойбищам бродили крамольные слухи, о том, что Джучи не сын Темуджина, Чиркудай не верил им. А история была такая: до второй встречи Чиркудая с Темуджином, на курень нойона напали меркиты, и угнали с собой родственников Борджигида, с его женой – Борте. Спустя некоторое время, Темуджин совместно с Ван-ханом и Джамухой, освободил Борте из плена. Джучи родился, спустя несколько месяцев, после освобождения жены Темуджина. И хотя этих месяцев было меньше девяти, злые языки мусолили это событие на всех сборищах. Но в лицо Темуджину ни о чём не говорили. Ему доносили о сплетнях, и нойон зверел. После чего напивался, и не выходил из юрты по несколько дней.

Из-за этого события Темуджин люто ненавидел меркитов и лелеял мечту стереть весь их род с лица земли.

Поручив Джучи взять третий город, Чиркудай оставил для себя столицу. Он приказал всем корпусам подойти к городам ночью, чтобы нападение было неожиданным. Совещание окончилось. Командиры помчались выполнять его приказы.

Для Чиркудая поставили единственную, жилую юрту, которая находилась в кольце четырех тысяч воинов. Эльдар отошёл со своим полком за пределы аратского войска, чтобы не мешать. Он молча просидел всё совещание, и ускакал в сопровождении своей охраны. Чиркудай решил не озадачивать его – пусть сам выбирает, что будет делать.

Командующему туменом не спалось, в голове бродили странные мысли о тюрьме, о девочке, о Худу-сечене… Но, никаких чувств, он ни к кому из них не испытывал. Сердце было холодным. По походной привычке, он улегся на кошму, подложив под голову седло. В юрте ночевала Хоахчин – единственная женщина, принявшая участие в походе.

Эльдар прилетел до восхода. Принца трясло. Чиркудай понял, что тот не в себе, но не придал этому значения. Позвав командиров, Чиркудай приказал четвёртой тысяче оставаться в резерве и охранять небольшой обоз с юртой, а остальным быстро строиться. Выслушав такой приказ, Эльдар умчался к своему отряду.

В серых предрассветных сумерках три тысячи воинов крадучись приблизились к знакомому Чиркудаю городу. Их заметили, но поздно.

Из открывшихся ворот вывалилось около двух тысяч всадников, вооружённых, чем попало. Они мчались неорганизованной толпой в лоб вымуштрованным всадникам, подбадривая друг друга хриплыми криками.

Чиркудай дал команду третьей тысяче быстро уйти вправо, и сбоку подобраться к воротам. Дождавшись, когда враги приблизились на одну версту, он ринулся с двумя тысячами в атаку.

В трех полетах стрелы, Чиркудай скомандовал выпустить первой тысяче по две стрелы и, разделившись, уходить в сторону, освобождая место для второй тысячи. Отряд Эльдара находился далеко слева, подгадывая момент, когда можно будет ворваться в город.

Многоголосо свистнула над головой тысяча стрел и унеслась к уйгурам, в один миг, проредив их отряд. Снова свист, и еще несколько сот вражеских конников кувырком полетели на землю. После второго залпа уйгуры смешались, толпа превратилась в кашу.

Чиркудай не ожидал такой результативности. Отдав рукой приказ для второй тысячи – не стрелять, следуй за мной, – он помчался вперед, огибая бьющихся на земле людей и коней. Остатки уйгуров, ничего не поняв, кроме того, что нужно удирать, ринулись назад к воротам.

Чиркудай погонял и погонял Чёрного, стремясь успеть, и ворваться в город на плечах, отступающей, в панике, толпы. Но не успел. Ворота стали закрываться, даже не пропустив всех своих. И в этот момент справа, из овражка, вынырнула первая сотня третьей тысячи, сидевшей в засаде. Распавшись на десятки, нукеры влетели в полузакрытые ворота и, вцепившись кошками в громадные створки, остановили их. Два десятка нукеров держали ворота, а восемьдесят воинов, в бешеном темпе, стали обстреливать из луков охрану.

На стенах города слева и справа кто-то дико кричал, что-то приказывая. Поднялась неимоверная суматоха. Уйгуры даже не пытались обстрелять неумолимо приближающиеся две тысячи. Атака проходила слишком быстро. Чиркудай не давал противнику времени на раздумья.

Не доскакав до широкого моста через ров, командующий остановил обе тысячи, потому что из лощины выскочила вторая сотня третьей тысячи и, моментально разбившись на десятки, влетела в город.

Первые две десятки второй сотни, тоже ухватились кошками за створки ворот, помогая воинам первой сотни, а остальные яростно заработали боевыми, железными кистенями. Врезавшись в толпу уйгуров, вооруженную копьями, нукеры погнали их по улице, между глинобитными домами.

Под тягой сорока коней, створки ворот затрещали. Громадную коробку из бревен вывернули из стен, и она обрушилась вниз, ухнув так, что вздрогнула земля. В воздух взметнулось огромное облако белесой пыли. Нукеры успели отскочить. В этот миг на мост выскочила третья сотня, четвертая, а следом – все остальные.

Чиркудай дождался их внедрения в город. Пропустил вперёд подскакавший отряд взвинченного Эльдара, и, медленно проехал мимо развороченных стен. Вся улица была завалена телами уйгуров и их оружием. Над городом висел неразборчивый шум: крики мужчин, вопли женщин и звериный визг коней.

Оставив себе охранную тысячу на чёрных конях, Чиркудай дал команду второй и третьей тысячам рассосаться по улицам, для уничтожения всех, кто держит в руках оружие. Ещё на совещании, он предупредил: безоружных людей не трогать. Стегать нагайками, чтобы не путались под ногами.

Повернув налево, он поехал к знакомым с детства домам, среди которых жил Назар. Охранная тысяча, разбившись на сотни и десятки, заполнила все узенькие, зажатые глинобитными стенами, прилегающие улицы, на которых не было ни души. Перепуганные хозяева укрылись за ненадежными заборами и притаились.

Чиркудай узнал высокий забор, сложенный из больших, скрепленных глиной, валунов. Сверху он был утыкан острыми осколками от разбитых горшков. За забором притаился высокий дом с пристройками. Крепкие деревянные ворота хозяин плотно закрыл. Остановившиеся за командиром нукеры первой сотни не проронили ни звука. Издали доносились крики обезумевших людей.

Поманив первую десятку к себе, Чиркудай молча показал головой на высокий забор, решив посмотреть, как нукеры справятся с заданием. Командир десятки тут же вытащил кошку и метко забросил ее на вершину забора. Этот маневр повторили девять нукеров. Железные якоря заскрежетали остриями о камни и впились в прослойки глины, а кони, сильно рванув, с треском вывалили огромный кусок стены. Шумно упав, пласт камней и сухой глины рассыпался на куски под ногами отпрянувшего Чёрного.

Посреди двора стояли трое дрожащих, словно в лихорадке, мужчин. Чиркудай узнал по седому пучку волос, связанному веревкой на темени, Назара. Двое других были его сыновьями.

Отдав приказ охране – стоять на месте – он, не торопясь, въехал во двор. Мужчины с ужасом смотрели на невесть откуда взявшегося кочевника. Встав в двух шагах перед попятившимися уйгурами, Чиркудай внимательно осмотрел двор. Но никого больше не обнаружил. На улице неподвижно замерли, пугающие уйгуров своим молчанием и неподвижностью, всадники на черных конях.

– Где Сочигель? – негромко спросил Чиркудай.

Но Назар и его сыновья были в таком состоянии, что не поняли вопроса, продолжая сильно трястись.

– Я задал вопрос, – угрюмо напомнил Чиркудай.

– Я!.. Я!.. Я!.. Не знаю! – неожиданно визгливо, срывающимся на фальцет голосом, выкрикнул Назар.

– Знаешь, – хмуро сказал Чиркудай и неприязненно посмотрел на старика, пытающегося по привычке сложить дрожащие руки на выпирающем животе. Но у него это никак не получалось.

Чиркудай повторил:

– Где Сочигель?

Неожиданно, отрылась дверь боковой пристройки, и в её проёме застыла странная девушка. У Чиркудая что-то дёрнулось внутри. Она показалась ему самой женственной из всех, кого он видел. На девушке был надето старенькое, выцветшее, но чистое, когда-то цветастое, платье. А сверху – серая рабочая фуфайка.

Остановившись в дверях, девушка со страхом поглядывала на страшного арата в тёмно-синем халате на чёрном, как ночь, коне. Он, будто с неба свалился, в их двор.

Скрипнула еще одна дверь, но уже в доме. Во двор вышла старуха в нарядном халате, и, тоже застыла с испуганным лицом. Чиркудай заметил, как старуха затряслась. Но он её не помнил. Однако догадался, что это жена Назара. А девушка, хотя и была напугана, держалась с достоинством.

Не зная, что сказать, Чиркудай посматривал на Сочигель. Внутри у него становилось все теплее и теплее. Нукеры замерли, словно вкопанные, ожидая команды, и готовые сровнять с землей и забор, и дом, и надворные постройки, а заодно втоптать в землю обитателей этого дома. Но Чиркудай молчал. Он чувствовал, что с ним творится что-то непонятное. Не понимал, что с ним происходит. Вспомнил Худу-сечена, будто из другой жизни. Кекликов, кровь которых пил в горах.

Наконец, неожиданно даже для себя, тихо сказал:

– А Худу-сечен, умер, – ему не хотелось говорить, что старик погиб.

Сочигель качнулась и, сжав руки перед грудью, негромко воскликнула:

– Ты, Чиркудай?!

– Угу… – хмуро подтвердил он, и, оглянувшись на нукеров, бросил: – Вороную!

Еще вчера, он приказал командиру первой сотни, взять с собой дочь Чёрного, которую назвал Вороной. Но зачем, даже сам себе не признавался.

Нукеры тронулись с места и быстро расступились. Во двор въехал командир последней десятки, держа за узду крупную тёмную лошадь. Чиркудай соскочил с коня, перехватил узду Вороной, и, подведя её к Сочигель, попросил:

– Согни колено.

Сочигель сначала не поняла, что он требует. Но, сообразив, согнула ногу. Подхватив девушку, Чиркудай одной рукой поднял, удивительно легкое тело, и усадил её в седло. Он заметил, что для Сочигель было непривычно сидеть на лошади. Она уперлась руками в луку седла и замерла, боясь пошевелиться. Протянув ей повод, Чиркудай одним махом взлетел на Чёрного и, боковым ходом, подъехал к попятившимся мужчинам.

Он не захотел пачкать об них свой императорский меч. Резко выхватил левой рукой из ножен на спине второй, рабочий клинок. Тонко свистнув, шашка мелькнула над головой Назара, и отсекла ему пучок волос, вместе с куском кожи. Старик качнулся и взвыл, почувствовав боль.

Немного переместившись, Чиркудай дождался, когда вопящий Назар опустит правую руку, чтобы посмотреть на кровь. Он вновь заставил Чёрного идти боком, и провёл три стремительных, вращательных движения, каждым, отсекая по правому уху Назару и его сыновьям. Теперь взвыли все трое. А женщина, вскрикнув, упала от страха навзничь. На неё никто не обратил внимания. Сочигель сжалась в седле, молча наблюдая, широко раскрытыми карими глазами за действиями Чиркудая и за орущими хозяевами.

Вытерев клинок об халат, шарахнувшегося в сторону сына Назара, Чиркудай негромко спросил:

– Где мой нож?

Его опять не поняли. Мужчин тряслись, как кисель. Поняв, что он от них ничего не добьется, Чиркудай посмотрел на своих нукеров, и приказал:

– Вытащите их вещи из дома.

Десятка моментально соскочила с коней и ринулась в дом. Через несколько мгновений из дверей стали вылетать узлы, ковры, тряпки. Последними, воины выволокли пять больших сундуков, с массивными замками.

– Откройте, – негромко приказал Чиркудай.

Посмотрев на замки и на туменного, нукеры, взявшись по двое за ручки сундуков, стали их поднимать и грохать о землю, до тех пор, пока не развалили на куски. Наружу выпали рулоны шелка и сукна, разорванные мешочки с серебром и золотом. Нукеры вопросительно посмотрели на командира. Их совершенно не интересовали эти богатства. Они не знали ещё, что это такое.

– Ищите нож, – бросил Чиркудай.

Воины с азартом стали разгребать ногами барахло. Наконец один из них выудил из-под тряпья кривые ножны с ножом и посмотрел на Чиркудая.

– Да, – кивнул головой туменной. – Это он.

Нукер быстро протянул нож командиру, и вся десятка быстро взлетела в седла, застыв на улице.

Чиркудай вытащил нож наполовину и определил, что это то, что он искал. Сунув оружие в хурджун, он ухватил за узду Вороную, до которой Сочигель не дотронулась, и неторопливо выехал из двора через пролом.

Поколебавшись, Чиркудай молча поднял руку вверх и растопырил пальцы, отдавая приказ – сжечь дом. Воины выхватили из хурджунов луки и паклю, которую надели на стрелы. Кто-то быстро запалил фитиль от кресала и проехал вдоль сотни, поджигая у каждого паклю на стреле. Вразнобой загудев пламенем, сотня огней метнулось к дому Назара, впившись в крыши надворных построек, крытых корой, в крышу дома, искусно отделанную деревянной дощечкой под черепицу.

Сочигель затаилась, неумело примостившись в седле идущей шагом лошади. Она испуганно оглядывалась на взметнувшееся за их спиной высокое пламя. Дерево было старое и сухое.

– Держись, – негромко сказал девушке Чиркудай, выехав из города сквозь огромную дыру, то, что осталось от ворот, и прибавил скорость, переведя Чёрного и Вороную в иноходь. Сочигель намертво вцепилась в седло. Полы ее фуфайки разлетались в стороны от встречного ветра.

Через несколько минут, она немного пришла в себя, приспособилась раскачиваться вместе с лошадью, и даже стала оглядываться по сторонам. А когда посмотрела назад, то пригнула голову, испугавшись чёрной массы всадников, молча летевших следом, будто привязанные.

Чиркудай заметил её страх и крикнул, перекрывая гул от тысяч копыт:

– Мои нукеры! Охрана!..

Сочигель мельком взглянула на Чиркудая и съежилась, уставившись в одну точку впереди себя.

Через час они увидели множество дымов над кострами, около которых сидели воины. Посреди скопления людей стояла одинокая юрта. Чиркудай дал команду ожидания. Тысяча остановилась. Взяв Вороную за повод, он проехал к юрте между вытянувшихся в струнку воинов четвёртой тысячи.

Спешившись, Чиркудай подошел к Сочигель и протянул руки. Немного подумав, она решилась и позволила снять себя с лошади. В этот момент из юрты вышла Хоахчин. Старуха остановилась в десяти шагах от них и, стала рассматривать Сочигель, скрестив руки на животе.

Поглядывая на Хоахчин, Чиркудай передал повод Вороной подскочившему нукеру, испугавшему своей прытью Сочигель. Потрепал по загривку Чёрного, не проявляющего никакого интереса к Вороной: очевидно, он чувствовал по запаху, что это его дочь. У полудиких степных лошадей очень сильно развиты родственные чувства.

– Разбойник, – после долгого молчания, сделал вывод Хоахчин, продолжая разглядывать Сочигель. – Испугал девочку и радуется, – она качнулась на слабых ногах, и подошла к девушке. Осторожно обняла её за плечи, и повела к юрте, посматривая на Чиркудая.

– Налетел, как какой-то южный арат, и украл. Не обращай на это внимания, – стала она успокаивать Сочигель, – он хороший. Только с виду хмурый, – и поманила её в юрту.

Блеснув глазами в сторону Чиркудая и, улыбнувшись, Сочигель нырнула в дверной проём.

Повернув голову, Чиркудай увидел внимательные взгляды нукеров четвертой тысячи, стоящих около костров. Он сделал знак – всем оставаться на местах, – взлетел на Чёрного и порысил к охранной тысяче, ожидающей его в двухстах шагах, от границы костров.

Отъезжая от временного стойбища, он оглянулся на юрту и заметил выглянувшую из неё Сочигель. Нукеры четвертой тысячи, дождались, когда командир отъедет подальше, и вновь уселись у костров, поджаривая взятую с поход конину.

Вернувшись в город, Чиркудай не спеша двигался по улицам, вспоминая, где находится зиндан. Охранная тысяча, распавшись на десятки, следовала за ним по пятам.

Наконец, он узнал развалины дома, в котором прятался с Худу-сеченом после побега. Поодаль, стоял уцелевший после атаки его нукеров, забор, из заостренных кольев. Тюрьмой никто не интересовался. Ворота были закрыты.

Чиркудай вытащил кошку, и метнул её на колья, вкопанные в землю. Зацепил забор и поддал пятками коня. Чёрный потянул, и без труда вырвал огромный пролет ограды. Дав команду ждать, он освободил кошку и въехал на большую площадь с десятками глубоких ям.

Охраны не было, видно разбежалась от страха. Заглянув в одну из ям, Чиркудай увидел на её дне двух людей, жадно смотрящих вверх. Подумав, он махнул рукой и, указав нукерам вниз, приказал:

– Вытащить всех.

Воины быстро бросили кошки в дыры. Из них, цепляясь за верёвки, стали выползать на волю истощенные люди. Освободив настороженно молчавших узников, Чиркудай спросил у крайнего, где находится главная площадь.

– Я проведу, – охотно отозвался молодой парень, и побежал перед всадниками на одну из улиц, которые сходились у тюрьмы лучами, словно стрелы выпущенные городом в одно место.

Чиркудай рысью направился вслед за ним, прислушиваясь к гулу копыт первой сотни, за спиной.

По дороге стали встречаться воины Эльдара, немилосердно стегавшие горожан плетками, очевидно сгоняя их по приказу принца на площадь. Но все, в том числе и воины Эльдара, увидев аратов, прижимались к стенам домов, с опаской посматривая на молча едущих всадников.

На базарной площади было многолюдно, но тихо. Слышались лишь топтание с ноги на ногу нескольких тысяч испуганно сопящих людей. Их окружали воины принца. За конницей Эльдара Чиркудай увидел своих. Сделав знак охранной тысяче – дожидаться его – он проехал сквозь шарахающихся в стороны уйгуров к огромному зданию, около которого возвышался на коне Эльдар. Принц напряжённо молчал, ожидая, когда соберут побольше его будущих подданных. Увидев приближающегося Чиркудая, он гордо кивнул ему головой и осмотрел огромную толпу горожан.

Чиркудай встал с ним рядом и, подвернув ногу, положил её попёрек седла, приготовившись смотреть, что будет дальше. Бессознательным движением вытащил из кармана короткий дротик для метания, и стал его вертеть в пальцах. Эльдар покосился на его занятие, прокашлялся и неожиданно, сорвавшись на фальцет, громко крикнул:

– На колени!!! Негодяи!!!

Толпа зашевелилась, но на колени не упала. Тогда в задние ряды ворвались воины принца и стали стегать всех подряд налево и направо, сбивая ногами неповоротливых подданных на землю. Наконец-то люди поняли, что от них хотят и повалились в пыль.

Ветерком на площадь принесло дым от пожарищ, запах горелого мяса и еще какую-то вонь. Чиркудай не мог определить, что может так гадко пахнуть. Ему здесь ничего не нравилось. К уйгурам он испытывал стойкую неприязнь. И к их городу тоже.

– Приведите мерзавцев! – уже нормальным голосом приказал Эльдар.

Его воины стали выволакивать из какой-то базарной постройки богато одетых, но сильно помятых мужчин. Всего перед ним поставили двадцать пять человек.

– На колени! – снова крикнул Эльдар, бешеными глазами впившись в лица пленников. И те сразу повалились на землю словно кули.

Эльдар осмотрел всю многотысячную толпу негодующим взглядом и прокричал:

– Эти негодяи, убили моего отца и думали, что будут править вечно на том троне, который по праву принадлежит мне! Но я пришёл! И сейчас свершится правосудие! – он махнул белым платочком, оказавшимся у него в руке.

Воины выхватили сабли и стали ловко отсекать одну склоненную голову пленников за другой, которые с деревянным стуком падали на утоптанную землю. Чёрный, почуяв кровь, хрипло рыкнул, но лишь переступил с ноги на ногу.

Покончив с врагами, Эльдар заорал на горожан, принявшись грозить всеми небесными карами. Затем он объяснил, что с помощью своего друга Темуджина, уничтожит любого, посягнувшего на его власть. Он говорил и говорил. Чиркудаю это надоело, тем более что у него внутри возникло какое-то сосущее чувство, манящее в юрту, в часе езды от города.

Подав своим знак – уходим – он поехал в сторону охранной тысячи от заливающегося и оглохшего от своей речи Эльдара. Принц даже не заметил его исчезновения, как не заметил ухода аратских всадников.

Отдав приказ выставить усиленный караул, Чиркудай спешился и вопросительно посмотрел на принявшего повод нукера. В лагере стояли две юрты. Воин пожал плечами, сделал удивлённое лицо и доложил:

– Хоахчин сказала, чтобы мы поставили ей геру, – парень не хмыкнул, и не улыбнулся. Чиркудай заметил, что он воспринимает появление женщины у туменного, как нормальное явление.

В юрте, при жёлтом свете китайского фонаря, сидела Сочигель и Хоахчин. Они его ждали. Сочигель была уже не в стареньком платье, а в красивом китайском халате – старуха постаралась.

Зыркнув на Чиркудая, Хоахчин закряхтела и, поднявшись на ноги, направилась к выходу, устало пояснив:

– Мясо в котле… Есть рис и кислое молоко, – мельком взглянув на посторонившегося Чиркудая, пробормотала: – Она знает, где и что, – и вышла.

Чиркудай помедлил и, посматривая краем глаза на застывшую у стены Сочигель, начал снимать амуницию, развешивая всё на колышках, торчавших из обрешетки геры. Не торопясь, уселся у котла и стал есть. Но вкуса не чувствовал. Душа было в смятении. До Сочигель он никого не боялся, а сейчас трусил. И злился на себя.

Он чего-то ожидал. Еда стала неприятной, и он прекратил жевать. Украдкой взглянул на девушку, встретился с ней глазами и, внутри, будто обдало горячей волной. Сочигель плавно отвернулась со странной улыбкой на губах.

Вдруг Чиркудаю очень захотелось дотронуться до её руки, лежащей на колене, и он дотронулся. Сочигель слегка вздрогнула, как-то подобралась, но через некоторое время расслабилась, повернулась к Чиркудаю, посмотрела на него добрыми глазами и положила свою горячую руку сверху, на ладонь Чиркудая. Его бросило в жар.

 

Глава двадцать первая. Барс со сломанной лапой

На следующий день от Газмана примчался гонец и доложил, что заместитель командующего взял второй город.

– Уйгуры совсем не могут драться! – объяснял гонец, сидя у костра, недалеко от юрты Чиркудая. – Темуджин был прав – уйгуры не воины, уйгуры – купцы. У нас убито двое, тридцать два ранено, а у них полторы сотни убитых и тысячи раненых.

Чиркудай, слушал рассказ бывшего человека длинной воли и думал, что у Темуджина действительно лучшая армия в Великой степи.

Гонец замолчал, посматривая на туменного. Притихли поддерживавшие восклицаниями рассказ вестника, нукеры, окружавшие их. А Чиркудай пытался представить себе – как там в дома, в Степи? Началась война с кераитами и Джамухой, или нет?

Отпустив гонца отдыхать, он велел ему сегодня же вечером возвращаться назад. Гонец встал на ноги, поклонился, и пошел к своей десятке, которая сопровождала его.

В ожидании вестей от Эльдара Чиркудай взялся за обучение Сочигель верховой езде. Она не разговаривала с ним на улице, смущенно прячась от доброжелательных взглядов нукеров за плечо Чиркудая. Но в юрте, наедине с ним, и даже с Хоахчин, преображалась, становилась смешливой и разговорчивой. По ночам вспоминала про свою тяжёлую жизнь. Но не горестно, а всё время находила какие-то весёлые стороны у любых событий.

Чиркудай впервые столкнулся с подобными рассказами. Субудей с Тохучаром больше язвили и кусали друг друга. А Сочигель вынесла из прошлого не только плохое, но и забавное. Слушая её, Чиркудай понял, что стал влюбляться в свою женщину.

Оказалось, что ездить на лошади она совсем не умеет. Сочигель с опаской управляла послушной Вороной, и радостно смеялась, наблюдая, как лошадь подчиняется ей. Чиркудай заметил, что Вороной понравилось мягкое обхождение, которого она раньше не чувствовала ни от кого. Животное приняло свою наездницу за хозяйку.

Они тренировались в версте от временного лагеря, переезжая с холма на холм. И были счастливы, что нашли друг друга. Чиркудай исподтишка посматривал на улыбающихся караульных, мимо которых они проезжали, ожидая увидеть язвительные выражения лиц. Но воины радовались за него. Не шушукались, улыбались открыто.

На следующий день прибыл гонец от Джучи, и доложил почти то же самое, что вестник от Газмана. Уйгурию поставили на колени в три дня. Еще через два дня, утром, в лагерь прибыли оба трехтысячных корпуса. Чиркудай велел им устраиваться неподалеку и отдыхать, перед походом домой.

Вечером, слушая рассказ Сочигель, грустную историю про двух влюбленных, Чиркудай услышал топот копыт чужих коней. Через некоторое время в притолоку постучал караульный и сказал, что прибыл Эльдар. Чиркудай вышел навстречу принцу и немного удивился, увидев какое у него стало суровое и надменное лицо. Взглянув на туменного, Эльдар улыбнулся, почти как раньше, вежливо, но не заискивающе. Он подошел к Чиркудаю на два шага и учтиво кивнул головой. Чиркудай холодно ответил на приветствие.

– Ко мне прибыли посланцы из других городов моей страны с уверениями, что их правителем могу быть только я, – сообщил Эльдар.

Чиркудай поколебался и пригласил принца в юрту.

Увидев Сочигель, Эльдар не удивился, очевидно, ему доложили о Чиркудае многое, если не всё. Он вежливо кивнул головой Сочигель и Хоахчин. Старуха скривила губы, но не шевельнулась. Но все-таки Хоахчин потянулась к бурдюку и с неприязнью налила кумыса нелюбимому ею принцу.

– Спасибо, – поблагодарил Эльдар, принимая чашку. – Уйгуры, как киданьцы, не пьют молока. Но, прожив десять лет в Степи, я привык к нему, – и он отхлебнул.

Эльдар рассказал, что уже собирает караван из хорезмийских товаров для Темуджина. Загрузил сто телег железом, для киданьских и аратских кузнецов.

– Кроме этого, я хотел бы лично отблагодарить непобедимого Джебе и хана Темуджина, – сообщил Эльдар и, поманив за собой Чиркудая, выбрался из юрты.

Под светом лазурного вечернего неба, Чиркудай увидел на площадке между костров восемь обитых железом сундуков, под присмотром уйгурских воинов, которые негромко разговаривали с его нукерами.

Эльдар настороженно посмотрел на воинов, вопросительно на Чиркудая и, решившись, велел открыть крышки. Первые четыре сундука были до половины забиты серебряными слитками, остальные – золотыми, и различными брошками, перстнями, цепочками, браслетами…

– Два сундука с серебром и один с золотом, я отдаю тебе, – сокрушенно вздохнув, сказал Эльдар. – А два с серебром и три с золотом – Темуджину.

Чиркудай согласно кивнул головой. Неожиданно Эльдара прорвало, он не мог не поделиться своей радостью, и стал многословно выражать благодарность Чиркудаю за совершенный им подвиг. Чиркудай терпеливо слушал болтовню принца, не вникая в смысл речи. Наконец уйгур выговорился и, попрощавшись, пошёл к ожидающей невдалеке свите.

Усаживаясь в седло, Эльдар что-то прикинул в уме и сказал:

– Джебе, передай Темуджину, что я навещу его весной. А пока буду наводить порядок.

– Передам, – заверил Чиркудай, провожая взглядом тающий в вечерний мгле отряд уйгуров. Затем повернулся к сундукам. Воины равнодушно проходили мимо драгоценностей по своим делам. Для аратов, всю свою жизнь занимающимся обменом продуктов или примитивным грабежом юрт, одежды и скота, этот никчемный мягкий металл не представлял того интереса, какой был в цивилизованных странах.

Посмотрев на открытые сундуки, в которых сверкали слитки, отражая пламя костров, он подозвал Газмана, в задумчивости стоявшего около его юрты.

– Слушаю, Джебе-нойон, – подбежал к нему заместитель.

– Поставь третью юрту, недалеко от этих двух. Прикажи воинам спрятать там сундуки и выставь охрану.

Газман хотел сорваться с места и исполнить приказ, но Чиркудай остановил его жестом, и замер на секунду, обдумывая, как объяснить заместителю дальнейшие действия. Наконец решившись, сказал:

– Завтра пересчитаешь всё, что в них лежит. Я знаю, что у меня в тумене есть двое, умеющие читать и писать. Возьмёшь их…

– Грамотеев у нас трое, – поправил Чиркудая Газман. – Один ойрат. Он был в уйгурском полку, у принца Эльдара. Вчера, попросился к нам. Эльдар его отпустил. Я справлялся, относительно ойрата у принца, поэтому принял его.

Чиркудай согласно кивнул головой: у него с заместителем уже давно существовала договоренность, что решать текущие проблемы тот может сам.

– Хорошо, возьми трёх грамотеев. Пусть всё запишут на бумаге.

Но Газман не побежал исполнять поручение. Чиркудай вопросительно посмотрел на него. Помявшись, заместитель обронил:

– Я не могу заниматься серебром и золотом…

– Почему?

– Я пять лет провел в Китае. Работал на полях. Но у крестьян батрачил не долго. Два года. Украл у хозяина серебро. Меня поймали. Полгода сидел в клетке. Сумел убежать и попал к линь гуй, лесным дьяволам. Это – китайские разбойники. Побродяжничал с ними и сумел перебраться домой. Потом попал к людям длинной воли, – Газман тяжело вздохнул. – Не могу я после этого смотреть на серебро, – он поднял склоненную голову и открыто посмотрел Чиркудаю в глаза.

– Боишься, что украдешь? – поинтересовался Чиркудай.

– Нет, – мотнул головой Газман. – Я ненавижу драгоценности!

Чиркудай помолчал, обдумывая признание заместителя. Через минуту он спросил:

– Кому из нукеров ты можешь поручить охрану сундуков?

– Я думаю, что с этим справиться тот самый ойрат, который служил у Эльдара, – задумчиво проговорил Газман. – Он и у принца был писарем… Как воин он – так себе.

– Поручи это дело ему, – согласился Чиркудай. – И пусть вместе с ним охраняет и перевозит сундуки та десятка, в которой он числиться.

Газман сорвался с места и побежал в темноту.

– Подожди, Газман, – остановил его Чиркудай. – Поставь на охрану сундуков не десятку нукеров, а сотню.

– Слушаюсь, Джебе-нойон, – донеслось из темноты.

Через два дня в лагере собрался весь тумен, а на третий из столицы уйгуров подошёл караван почти из трехсот арб, в которые были запряжены верблюды. Эльдар больше не приехал, но прислал гонца с известием, что у него всё нормально. Чиркудай собрал совещание командиров тысяч и сотен. Более сотни воинов уселись на кошмы среди костров, ожидая, что скажет туменной.

– Мы выполнили поручение нашего хана, – начал Чиркудай. – И завтра утром уходим домой, – он посмотрел на Газмана и на Джучи, сына Темуджина, которого не любили братья, хотя в нем явственнее, чем в них, проявлялась кровь Борджигидов.

Однако зеленые глаза молодого командира не горели злым огнем, как у его отца в молодости, а лишь восторженно сверкали, неотрывно следя за Чиркудаем, которому казалось, что совсем недавно, он видел его маленьким непоседливым мальчишкой.

– Я приказываю идти назад тремя отрядами, – продолжил Чиркудай. – С четырьмя тысячами пойду я, сопровождая караван, с тремя тысячами вперед уйдет Газман, и со своими тремя тысячами, рядом с ним, пойдет Джучи, – он внимательно посмотрел на командиров полков и добавил:

– Мы не получили ещё сведений от Темуджина. Возможно, в Степи уже началась война, и наши шесть тысяч не помешают. Завтра утром пошлём гонца с донесением о том, что возвращаемся.

Обговорив порядок движения и обсудив хозяйственные вопросы, Чиркудай отпустил командиров, а сам нырнул в юрту, к ожидавшей его Сочигель.

Прошло три дня неспешного сопровождения каравана. На четвертый, из-за сопок вынырнули десять всадников на белых конях – это было сопровождение гонца от Темуджина. Посеревший от усталости и пыли нукер, доложил, что война с кераитами и Джамухой началась.

– Сначала мы испугались, – рассказывал гонец. – Их было сто двадцать тысяч, а наших – тридцать четыре. Но когда Темуджин применил стрельбу с хода, кистени и кошки – армия противника раскололась надвое, а потом ещё раз надвое, и они побежали.

Их гнали на север уже четыре дня, когда меня отправили к тебе. Кераиты разбегаются во все стороны, и лишь некоторые из них оказывают сопротивление. Джамуха спрятался в горах с остатками своих.

Убитых мало и у нас, и у них. Темуджин велел только гнать противника и валить на землю, не убивая, если те не сопротивляются. Они слабее нас. Кераитские нойоны немного очухались и пришли к Темуджину. Просятся со своими нукерами в нашу армию. Темуджин сказал, что они поговорят об этом после войны.

В конце гонец добавил:

– По пути сюда встретил Газмана и Джучи во главе шести тысяч и рассказал им то же самое.

Чиркудай внимательно выслушал посыльного и, посмотрев на серых от усталости воинов сопровождения гонца, приказал им ложиться спать, в арбы каравана. Завтра им предстоит ехать назад с его донесением.

Караван двигался медленно. Спустя еще неделю они проползли лишь половины пути. Днем Чиркудай продолжал учить Сочигель ездить верхом, уходя от каравана с охранной тысячей далеко в сторону. Сочигель уже освоилась и не пряталась, как в первые дни, за своего мужчину, от взглядов чужих людей. Она научилась неплохо управлять послушной Вороной. Чиркудай с удовольствием заметил, что его женщина нравится нукерам.

Отдалившись как-то от каравана на несколько часов пути, Чиркудай неожиданно заметил – Чёрный стал волноваться.

– Он у меня стареет, – с грустью сказал Чиркудай, поглаживая коня по гриве. – Скоро будет ходить только в табуне, как племенной. Быстро устает. Не такой, как был раньше.

– Ты его знал жеребёнком? – поинтересовалась Сочигель, оглянувшись на охранную тысячу, отставшую от них на полет стрелы.

– Нет. Я его нашел в степи… После битвы, – и Чиркудай опять погладил чем-то взволнованного Чёрного. – Не пойму, что с ним сейчас происходит? – задумчиво произнес туменной, оглядывая лесистые сопки, возвышающиеся слева, в версте от них. И внезапно осадил стригущего ушами Чёрного.

– Что случилось? – забеспокоилась Сочигель.

Через минуту к ним подскакал готовый на всё тысячник, с первой сотней. Чиркудай отрицательно помотал головой и отправил командира на место. Нахмурившись, произнес:

– Вот, то место, где мы встретились с Чёрным.

– Здесь?! – удивилась Сочигель.

– Много воды утекло… – начал Чиркудай, осматривая сопки и лес. – Новые деревья выросли. Но я узнаю эти холмы. Однако, раньше меня это место, оказывается, узнал Чёрный. Поэтому он заволновался, – Чиркудай помолчал и неохотно пояснил. – Чёрный выскочил из сражения с убитым хозяином на спине. Я его успокоил… – Чиркудай помрачнел. Ему вспомнилась смерть Худу-сечена, последующие блуждания и неопределенность. На душе стало нехорошо.

– Не вспоминай, – попросила Сочигель. – Всё уже прошло. Плохие мысли убивают душу.

Чиркудай согласно кивнул головой и повернул к каравану. Через два часа им встретилась боковая дозорная десятка.

Вечером, когда караван остановился на привал, и в холодной степи запылали костры, на горизонте показались всадники на белых конях. К ним мчался новый гонец с охраной, от Темуджина.

– Победа! – радостно сообщил устало спешившийся около крайних костров нукер. И эта весть вмиг облетела весь лагерь. Со всех сторон послышались выкрики: «Кху!»

Гонца провели к Чиркудаю, который сидел у большого костра с Сочигель и Хоахчин. Подойдя к ним, нукер замялся. Чиркудай понял по выкрикам, что война окончилась в их пользу, но поведение воина его насторожило.

– Что случилось? – строго поинтересовался он.

Гонец снял с головы свой войлочный малахай, скорбно покачал головой, и тихо сказал:

– Субудей ранен.

Чиркудай помолчал, думая, что и его то же когда-то ранили стрелой. Но он после этого принял участие в битве у озер. Воины обязаны привыкать к ранам и не должны обращать на них внимания. Но по поведению гонца, он понял, что тут что-то не так.

– Сильно? – негромко спросил он, у склонившего голову нукера.

Воин молча опустил голову ещё ниже:

– Когда я уезжал, он был жив.

– Чем его?

– Шашкой… Левую половину лица, левую руку, бок и ногу. Он, с тремя сотнями, погнался за меркитами, которые откололись от кераитов и спрятались в лесу. Ляо Шу прислал лучших лекарей. Темуджин каждый день заходит к нему в юрту. Субудей почти все время лежит без сознания.

На Чиркудая навалилось чёрное предчувствие. Он обхватил голову руками и медленно стал качаться из стороны в сторону. Но, опомнившись, приказал:

– Отдыхайте.

Нукер потоптался и ушёл.

Сочигель боялась, что-либо сказать, наблюдая за своим мужчиной, который не умел страдать, но почему-то страдал. Хоахчин тоже склонила голову и горестно закачала ею, из стороны в сторону.

– Он твой брат? – тихо спросила Сочигель.

Чиркудай подумал и негромко произнес:

– Нет… Но, наверное, он больше чем брат, – помедлив, неожиданно для себя стал неторопливо рассказывать, где они встретились, и кем были друг для друга. Как расстались, и как потом встретились вновь.

Сочигель слушала и сочувственно кивала головой, посматривая на притихших в десяти шагах командиров и простых нукеров, которые внимательно слушали повествование о прошлом их командира.

Они не заметили, как пролетела ночь. Оглянувшись, Чиркудай увидел в предрассветной мгле сидевших неподалеку воинов, но ничего не сказал. Вдали послышались выкрики погонщиков-уйгуров, запрягавших верблюдов в повозки. Донесся гул копыт табуна коней, который пригнали к лагерю дежурные нукеры. Чиркудай встал и, подозвав командира второй тысячи, сказал:

– Я поеду с охранной тысячей вперед, а ты поведёшь с тремя тысячами караван.

– Слушаюсь, Джебе-нойон, – кивнул головой командир и побежал к начавшему строиться корпусу.

– Хоахчин, – Чиркудай посмотрел на старуху. – Ты поедешь с караваном.

– Хорошо, Чиркудай, – согласилась Хоахчин, с кряхтением поднимаясь на ноги. Она не называла его Джебе. Сочигель тоже сказала в первый день, что он для неё – Чиркудай. Ему это почему-то понравилось.

На третьи сутки к вечеру, после бешеной скачки, Чиркудай и Сочигель во главе охранной тысячи, примчались в курень Субудея. Дорогу показывал гонец Темуджина.

Оставив Чёрного и Вороную за околицей, Чиркудай и Сочигель быстро прошли к юрте, где лежал Субудей. Караульные, узнавая туменного, вставали по стойке смирно, провожая его и женщину преданными взглядами.

В центре куреня, приостановившись около серой юрты, Чиркудай на минутку замер, и нырнул под полог. В слабом свете жирового светильника, он увидел маленькую китаянку, сидевшую в изголовье постели, около сложенных стопкой кошм. Чиркудай рассмотрел лежавшего без движения, замотанного в пожелтевшие от мазей повязки, человека. В юрте сильно пахло киданьским лекарством.

Китаянка вскинула глаза на вошедшего, но, узнав Чиркудая, очевидно видела раньше, слегка отодвинулась от постели и замерла. Чиркудай встал на колени около изуродованного человека, рассматривая наполовину закрытое бинтами лицо. Ощупал взглядом знакомую правую скулу и чёрные, как смоль, волосы. Субудей спал. Чиркудай осторожно положил свою руку на его ладонь, выпростанную из-под волчьей шубы, и, закрыл глаза, пытаясь прочувствовать состояние друга.

– Это твоя женщина? – неожиданно услышал он слабый, но знакомый голос.

Субудей внимательно смотрел одним глазом на Чиркудая, другой был скрыт повязкой.

– Моя, – подтвердил Чиркудай и, помолчав, спросил: – Сильно болит?

Субудей дышал часто и мелко. Разговаривать ему было трудно, поэтому он говорил кратко: – Сейчас, не очень…

Чиркудай оглянулся на Сочигель, стоявшую около входа. Увидев его глаза, она подошла к ним, и присела. Китаянка насторожённо и изучающе посмотрела на Сочигель, и перевела взгляд на Субудея.

– Она будет хорошая… – начал Субудей и прервал речь, натужно кашлянув. Отдышавшись, окончил: – Жена…

– Тебе тоже повезет, – произнес Чиркудай, поглаживая его руку.

– За ней ездил? – спросил Субудей.

– За ней, – подтвердил Чиркудай.

На улице послышался топот. Дверной полог откинулся, и в юрту вошли Темуджин с Джелме. Чиркудай привстал и хотел сказать, что всё выполнил. Но Темуджин махнул рукой, подошёл к Чиркудаю, и, неожиданно взяв его за плечи, потёрся волосатой щекой о щеку туменного. Он приветствовал его по степному обычаю, который так любил Тохучар.

– Не говори ничего, – негромко сказал Темуджин. – Я все знаю.

Вслед за ним к его щеке прижался расстроенный Джелме.

Темуджин молча покосился на отодвинувшуюся в сторону Сочигель, но ничего не спросил, очевидно, уже все про неё знал. Он подсел к Субудею, погладил его руку, и поинтересовался:

– Сегодня лучше?

– Не знаю… – выдохнул Субудей.

Темуджин помолчал, слегка отодвинувшись, освобождая место для Джелме, потрепал свою бороду и задумчиво проговорил:

– Мы не нашли тех, кто тебя ранил. Но я думаю, что в этом виноваты все меркиты. На них висит много грехов. Мы с ними посчитаемся, – Темуджин сделал паузу и, посмотрев на присевшего рядом Чиркудая, продолжил:

– Мой брат, Шаги-хутух пишет законы для всех племен в Великой степи, которые меня признают, и по которым будут жить. Я ему диктую. Там есть одно хорошее правило: мы все являемся родственниками. И если вред причинен кому-то из нашего войска или куреня, то значит, нанесено оскорбление родному брату. За такое преступление на виновного обрушивается кровная месть. Мы отомстим за тебя, – он посмотрел на Субудея. – А точнее: ты сам отомстишь за себя, – Темуджин поднялся на ноги, кивнул головой Субудею и, направляясь к выходу, приказал, взглянув на Чиркудая:

– Отдыхай, Джебе. Завтра расскажешь обо всём, – и вышел.

Джелме погладил руку брата и тоже ушёл.

– Иди, – с придыханием произнес Субудей, обращаясь к Чиркудаю. – Потом заглянешь.

Чиркудай, неожиданно для себя, тяжело вздохнул, и они с Сочигель вышли на улицу, где свежий воздух резко отличался по запаху от пропитанной лекарствами юрты.

– Кто эта женщина? – поинтересовалась Сочигель.

– Не знаю, – ответил Чиркудай, направляясь к окраине куреня.

Сочигель пошла рядом, взяв его под руку.

Поздней ночью они прискакали в свой пустующий курень. Вернее, это был курень Джебе-нойона. К удивлению Чиркудая в юрте горел очаг. Он догадался, что заботу проявил кто-то из мастеров. Они не принимали участия в походе.

На следующий день, немного раньше полудня, прискакал гонец от Темуджина с приказом явиться к хану. Чиркудай надел свою волчью шубу и направился к выходу, но остановился, заметив, что Сочигель поспешила за ним.

– Побудь дома, – сказал он ей.

– Я с тобой, – твердо заявила Сочигель.

Подумав, Чиркудай снял шубу, и укутал ею свою женщину, а сам надел теплый войлочный халат. Чёрный и Вороная были уже оседланы на краю громадного поселения. Сочигель окинула взглядом скопище юрт и удивленно спросила:

– Это твое?

– Нет, – ответил Чиркудай, усаживаясь в седло. – Это принадлежит Джебе.

– А сколько здесь юрт? – Сочигель уже без его помощи могла усесться на Вороную даже в шубе.

– Почти десять тысяч, – ответил Чиркудай и направил Чёрного в сторону куреня Темуджина. Проехав мимо построившейся охранной тысячи, он приказал жестом – за мной следовать одной сотне. Тысячник несколько раз свистнул в уйгурский свисток, и от полка откололся ровный квадрат конников, полетевший следом за ним и Сочигель.

Темуджин был не один. В юрте для совещаний находился Джелме и двое командиров полков. Искоса посмотрев на робко вошедшую в юрту Сочигель, Темуджин непонятно покачал головой и усмехнулся.

– Садись, Джебе, – пригласил он и кивнул головой Сочигель: – Ты тоже присаживайся.

Сочигель послушно уселась на кошмы около стены.

– Всё, повторяется, – вновь усмехнулся Темуджин. – В первые дни Борте не отходила от меня ни на шаг, – он вздохнул, покрутил кончик бороды: – Давно это было, – задумался. Крутнул головой, отгоняя ненужные мысли, и негромко продолжил:

– Я уже знаю, как ты действовал. Позже научишь всех командиров, завоевывать города. Мы ни разу этого не делали. Воевали только в степи. Твой опыт нам пригодится, – Темуджин помолчал, взглянул на Чиркудая и пояснил:

– Здесь командиры, которые уже отвоевали. Остальные продолжают гнать на север в сторону Баргузинского моря остатки кераитов и их соратников – тунгусов, меркитов, соха и ещё несколько непокорных племен.

Там Бельгутей, Тохучар, твой Газман, и мой Джучи. Я позвал тебя для того, чтобы сказать: очевидно, те три тысячи, которыми командует мой Джучи, нужно отдать ему. Как ты думаешь? – и вопросительно посмотрел на Чиркудая.

– Я согласен, – кратко ответил Чиркудай. Немного подумав, добавил: – Из Джучи получится хороший командующий туменом. А для начала ему нужно ядро, хотя бы из трех тысяч.

Темуджин удивленно посмотрел на Чиркудая:

– Совсем недавно ты говорил иначе…

– За последнее время я многое понял, – спокойно ответил Чиркудай.

Темуджин кивнул головой и грустно улыбнулся:

– Вас двое с Субудеем… Всего двое таких, с кем мне легко. Остальным приходится всё разжевывать, – он вновь замолчал, покрутил кончик бороды. – Ну ладно. Не будем об этом, а то Джелме станет ревновать.

– Они мои друзья, – гордо ответил Джелме, неожиданно добавив: – Даже братья.

Темуджин опять покивал головой:

– Я доволен. Мы все братья, – он прищурился, и неприятно скривив рот, посмотрел на Чиркудая. – Джебе, вскоре к нам станут приводить своих нукеров кераиты и нойоны других племен, которые были раньше против нас. Ты отберёшь для себя три тысячи. Тех, кто тебе понравиться. Научишь их всему, что умеют делать твои воины.

– Я согласен, – кивнул головой Чиркудай.

– Я ценю вас не за умение махать шашкой, а за головы, – тихо сказал Темуджин.

Чиркудай подумал, что нужно после совещания навестить Субудея. Посмотрел на Сочигель и неожиданно вспомнил о подарках Эльдара:

– Принц Эльдар дал нам восемь сундуков: четыре с серебром и четыре с золотом.

Темуджин хитро усмехнулся:

– Сколько сундуков он дал тебе?

– Два с серебром, и один с золотом.

– Про караван я знаю, – задумчиво пробормотал Темуджин. – Эльдар прислал гонца. Он все-таки не верит, что мы друг друга не обманываем, – нойон криво усмехнулся: – Купец, он и есть купец. Но я решил: себе беру два сундука с серебром, а остальные забираешь ты, и поделишь поровну с остальными туменами. Для корпусов придется покупать оружие у уйгуров, у мусульман, у киданьцев.

– Согласен, – кивнул головой Чиркудай.

– А серебро я хочу использовать на оплату катапульт, которые для нас сделают киданьцы, – вздохнув, Темуджин горько сказал: – Не хочу я воевать! Мне достаточно Великой степи, но… Но то, что я стану ханом, не понравится чжурчженям и другим врагам. Так что придется воевать.

– Придется, Темуджин, – подтвердил Джелме.

– Ляо Шу прав, – произнес Темуджин, и, посмотрев на Чиркудая, добавил: – Я тебя больше не держу. Иди. Ведь ты собрался к Субудею?

– Да.

– Тогда поезжай, а мы еще поговорим, – и он махнул рукой, отпуская туменного.

Вскоре в курене Темуджина стали появляться нойоны почти со всех племен. Они торговались с Темуджином, обговаривая условия взаимодействия с ним. Каждый выгадывал, как мог. Но Темуджин был непоколебим – нойоны остаются нойонами лишь в своих куренях, а их мужчины, поступая к нему на службу, становятся его нукерами. Князьям такой вариант не понравился, и они уехали. Но, спустя некоторое время, возвратились, согласившись отдать лишь часть мужчин.

В Великой степи нойонам больше не с кем было договариваться. Не проводя крупных военных операций против рядовых аратов, Темуджин разогнал всех сильных князей, Ван-хана и гурхана Джамуху, словно тараканов по щелям. Пришло время, когда самым сильным человеком в Степи стал разбойник.

Отбор мужчин длился долго, почти всю зиму. Чиркудай, Газман и шесть старших командиров тумена, перебрали несколько тысяч человек. Они радовались, что было из кого набирать. Вокруг куреня Темуджина выросли десятки стойбищ всех аратских племен. Нойоны стояли в очереди на прием к Темуджину. Князьки стали допекать Чиркудая и Сочигель, встречая их на околице, и унижено прося замолвить перед Темуджином словечко. Чиркудай не давал никаких обещаний. Так же велел поступать Сочигель.

Чиркудай каждый день заезжал к раненому другу, докладывая, как идут дела в войске, и во всей Степи. Часто заставал в его юрте Тохучара, Джелме, Бельгутея, Темуджина и других командиров полков.

Но одна вещь не понравилась Чиркудаю: у них объявился чёрный колдун – Теб-Тенгри. Каждый день он встречался с Темуджином и о чем-то подолгу с ним разговаривал. Однако брат Темуджина, Хасар, не приехал, прятался от его гнева. Хотя злые языки утверждали, что Хасар пошёл в услужение к колдуну и живет в его ауле, который Теб-Тенгри поставил поближе к их стойбищам.

– Не нравится мне этот пройдоха, – хмуро говорил Субудей, сидя около своей юрты с Чиркудаем, на сложенных стопкой кошмах, подставляя правую, не покалеченную ладонь, под пушистые снежинки, редко падающие с неба в зимней Степи. Чаще дули сильные ветра, с секущей лицо снежной крупой.

– Мне тоже, – поддержал его Чиркудай. – Он охмуряет Темуджина…

– Пророчит, что летом, будет Курултай и Темуджина, выберут ханом, – усмехнулся Субудей правой стороной лица, и взглянул уцелевшим глазом на друга.

– Это всем понятно и без его вещаний, – буркнул Чиркудай и неожиданно встрепенулся: – Я совсем забыл с этими заботами – твой нож, который у меня отняли уйгуры, я его нашел.

Субудей сморщил нос и чихнул. Китаянка, стоявшая рядом с ним, обеспокоено наклонилась к нему.

– Ничего, – махнул здоровой рукой Субудей, успокаивая сиделку, – это не от простуды, – он задумчиво посмотрел на Чиркудая, вздохнул и произнёс: – Нож твой. Хотя, он для меня память, но я его тебе подарил. Оставь себе.

Чиркудай кивнул головой. Они помолчали.

– Наверное, вы не хотите мне говорить, что я никуда не годный, – медленно начал Субудей, – и Чиркудай почувствовал, что его друг весь напрягся внутри. – Мне нужно будет заниматься, как в детстве, заточкой наконечников стрел или другой работой, чтобы быть с вами. Я уже не воин…

Чиркудай мельком посмотрел на друга и увидел слезу на щеке, выбежавшую из уцелевшего глаза. Он не стал словами переубеждать Субудея, решил действовать.

– Что молчишь? – тихо спросил Субудей.

– Я думаю.

– Пошли в юрту, – мягко сказала китаянка, потянув Субудея за рукав шубы.

– Да. Уже пора, – согласился Субудей и, кивнув головой Чиркудаю, медленно поднялся. Он не любил, когда ему помогали. Чиркудай знал характер друга.

Прихрамывая на левую ногу, он взялся за дверной полог и, оглянувшись, с наигранным спокойствием пригласил:

– Как освободишься, заходи. Сразимся в шахматы.

– Хорошо, – пообещал Чиркудай.

На следующее утро Чиркудай бегом влетел в юрту Субудея и увидел, что его друг надел шубу и собирается с китаянкой идти на прогулку.

– Что-то случилось? – насторожился Субудей, заметив, что Чиркудай ведёт себя как-то необычно.

– Пойдём, – коротко бросил Чиркудай.

Прихрамывая, Субудей выбрался на улицу и остановился от удивления: по белой пороше, между рядами юрт к ним приближался Тохучар, ведя за повод Серко Субудея и серую кобылицу.

Субудей удивленно посмотрел на друзей, оглянулся на китаянку, но ничего не спросил.

– Садись, – хитро усмехнувшись, сказал Тохучар, подводя серого жеребца к Субудею, – барс с поломанной лапой, – начал бурчать он. Но, перебив себя, неожиданно приказал: – Согни ногу! И без всяких возражений, что ты сам! Я подсажу тебя, – не переставая ворчать, Тохучар, легко поднял сильно похудевшего друга в седло.

Чиркудай тем временем помог китаянке забраться на кобылицу. Он так и не спросил, как её зовут. Забывал в спешке.

Молча, Чиркудай с Тохучаром повели коней к окраине куреня. Субудей мрачно нахохлился в седле, спрятав голову в большой воротник.

У околицы их ждала сотня нукеров с конями Чиркудая и Тохучара. Гикнув, Тохучар поехал первым во главе охраны. Китаянка плотно прижималась своей лошадью к коню Субудея. Чиркудай оценил её мастерство верховой езды. Ему это понравилось.

В версте от околицы стояло войско. На белоснежной целине, словно каменные идолы, застыли без движения тысячи всадников. Возглавлял бесконечно длинные ряды нукеров богатырского сложения джигит, на крупном сером жеребце, с красным девятихвостым бунчуком в руках.

Остановившись в тридцати шагах от тумена, Тохучар покосился на Субудея, выхватил клинок, и со свистом рассек им воздух, над своей головой. Нукеры шевельнулись и раскатисто, словно гром, рявкнули:

– Кху!!! – и вновь застыли, как изваяния.

Их кони не шевельнулись. Очевидно, привыкли к грозному выкрику. Но Серко и кобылица под китаянкой, прянули в сторону. Взвилась чёрная туча ворон, сидевшая на снегу, в ожидании битвы. Птицы знали, что если много вооруженных людей собираются в одном месте, то скоро будет еда. Но ошиблись. Покружив немного, и недовольно покаркав, улетели по своим делам.

Тохучар вогнал клинок в ножны, наклонил голову к плечу, и по-птичьи взглянув на Субудея, сказал с ехидной ухмылкой:

– Принимай свой тумен, Субудей-богатур. И сам им командуй. А-то мы с Чиркудаем мотаемся, как собачий хвост: то к твоим, то к своим.

Субудей молчал, закрыв единственный глаз, из которого на щеку выбежала слеза. Китаянка, свесившись со своей лошади, обхватила его за плечи и отвернулась.

 

Глава двадцать вторая. Великий хан

Разгром кераитов, меркитов и других племен Темуджином, помог Джамухе: он не запачкал себя перед другими нойонами. И Джамуха принялся лихорадочно собирать большое войско, думая, что только с его помощью сумеет захватить всю степь. Джамуха действовал шаблонно, и в этом была его ошибка. Темуджин стал сильнейшим не числом, а умением.

Весной лазутчики донесли, что Джамуха собрал двадцать пять тысяч нукеров и движется к стойбищу Темуджина. Это сообщение не стало неожиданностью. Темуджин почти каждый день говорил на совещаниях командирам, что его названный брат пойдёт на всё, чтобы стать единственным повелителем в Великой степи.

Два тигра в одной клетке не живут. И если в Степи есть гурхан, то Великого хана выбирать не положено. Поэтому Темуджин и его соратники знали: Джамуха не остановится, хотя верховенство среди аратов, им было проиграно.

Казалось, что совсем недавно Джамуха мог поступать в степи так, как хотел. Но времена изменились. Гурхан остался в одиночестве – почти все князья считали для себя честью, побывать в юрте Темуджина.

Взглянув на командиров, Темуджин неприятно скривил губы и зло сказал в адрес Джамухи:

– Он еще ничего не понял. Прозевал, – перед Темуджином на кошмах сидел более двухсот человек. Подумав, нойон приказал: – Завтра ему навстречу пойдут два тумена под командой Джучи.

Сын Темуджина встал и почтительно поклонился, показывая, что подчиняется приказу. Более ста двадцати тысячников, полтора десятка туменных и восемьдесят нойонов, приходивших каждый день на совещания, согласно закивали головами.

– Да, – одобрительно сказал Джелме. – Я думаю, что наших двадцати тысяч будет достаточно, против двадцати пяти джамухиных.

Темуджин помолчал и задумчиво сообщил:

– Я решил поставить город на севере, в междуречье Селенги и Керулена. Назову его – Каракорум. Там построят дома, такие же, как у киданьцев: из камня и дерева. Будут дома, как у уйгуров: из глины и кирпичей. В этом городе нам предстоит жить, встречать послов из других стран, торговать с приезжими и друг с другом.

Нойоны загомонили. Темуджин поднял руку вверх, успокаивая их:

– Мои командиры знают, что не в каждом курене есть хорошие мастера. Поэтому, все туменные стараются переманить к себе лучших. Я запрещаю это делать. Мастера поселяться в Каракоруме. Свои изделия они станут продавать в базаре. Тогда у всех будут хорошие стрелы, сабли, веревки, войлок, юрты и всё остальное. Мне надоели постоянные жалобы командиров друг на друга, – он косо посмотрел на нойонов и сказал специально для них:

– А вы, уважаемые князья, у нас недавно и поэтому не знаете всех причин, требующих от меня принятия решения о строительстве города. Но я обещаю, что ваши права останутся прежними. Своих командиров я назвал нойонами не для того, чтобы они заменили вас. У них особые обязанности. Они люди военные. А вам воевать незачем. Вы природные князья Великой степи. На вас держатся все аратские племена. Вы заслужили лучшей доли, чем та, которую имеете. Зачем жить в холоде и в грязи по куреням и стойбищам? Построите дома в Каракоруме, тёплые и большие. А управлять своими племенами будете через помощников, которых сами назначите.

Нойоны слушали Темуджина очень внимательно, и не знали, как относится к его словам. Он говорил о необычном, непонятном. Князья, сопели и ерзали на войлоке, ворочая выпученными от напряжения глазами. Пытались понять мысли странного разбойника. Стремились найти в них плохое для себя. Они не верили, что человек взявший власть в степи, не захочет их обмануть или ограбить. Сами нойоны поступили бы именно так. И казалось, что их мозги скрипят от невыносимых усилий. Но никто из них так и не сумел охватить в уме масштабность начинаний Темуджина, поэтому возражений не последовало, как и одобрений. Лишь командиры, отлично понимавшие Темуджина, улыбались, тайком от князей.

– Сражение с Джамухой – последняя война в нашей Степи. Поставим его на место, и всё – войн больше не будет. Нам нечего делить друг с другом. Я правильно говорю?

– Правильно, правильно, Великий нойон, – подтвердили почти все князья. Командиры молчали.

Чиркудай понимал, почему Темуджин так вежливо говорит с никуда негодными, по его мнению, князьками. Он умело закрывал им дорогу в армию. Хотя было бы несправедливо прогнать их совсем – нойоны привели в войско своих мужчин.

После совещания, Темуджин велел остаться Бельгутею, Джучи, Джелме, Тохучару, Субудею и Чиркудаю. Он провел их в другую юрту и, опустившись на кошму, махнул рукой. Туменные молча уселись напротив.

– Джучи, – обратился Темуджин к сыну. – Джамуха мне нужен живым.

– Я понял, нойон, – кивнул головой Джучи.

Темуджин намотал на палец кончик бороды, и хмуро посмотрев на соратников, спросил:

– Вы догадались, почему я так говорю с нойонами?

– Они привели к нам воинов, – за всех ответил Джелме.

– Это не главное, – скривился Темуджин, недовольно встряхнув головой: – Исстари Степью правили нойоны, а точнее: Великий Хурал нойонов. Сейчас я среди них самый маленький. Наверное, так угодно Вечному Синему Небу, что одни рождаются простыми нукерами, а другие князьями. Я родился простым аратом. Но они, с недавних пор, стали признавать меня как равного, – он помолчал, собираясь с мыслями:

– Однако, моё положение, да и ваше, ненадёжно. Я назвал вас нойонами, но князья вас нойонами не признают, – он усмехнулся в бороду: – Бояться. Для признания нужно, чтобы меня избрали Великим ханом, а это – война. Но я не хочу воевать, – он опять помолчал, и, тяжело вздохнув, продолжил:

– Теб-Тенгри сказал, что ему было пророчество – Небо велело нойонам избрать меня ханом без войны. Он поехал по куреням, в которых будет говорить об этом всем. И если у него всё получится, то летом соберется Курултай, и состоятся выборы, – Темуджин принялся терзать свою бороду.

Повисла тишина. Стало слышно, как вдали лаяли собаки и перекликались караульные.

– А может быть нам согнать их всех на Курултай силой? – предложил Бельгутей.

Темуджин отверг совет брата.

– Нельзя! Хотя, мы можем это сделать. Но законными такие выборы не будут.

– Я знаю, что тебя должны поднять на белом войлоке девять старейших природных князей, – подал голос Субудей.

– Всё так, – согласился Темуджин. – Если это сделаете вы, то выборы признают недействительными.

– Мы не имеем права участвовать в Курултае? – удивился Джелме.

– Имеете, – ответил Темуджин. – Но вам нельзя поднимать меня на войлоке.

И опять в юрте повисла тишина.

Чиркудай никак не мог понять, почему существуют такие законы? Они покорили почти все племена аратов в Великой степи, а хозяевами в ней остаются никчемные, надутые спесью природные князья.

– Ладно, – махнул рукой Темуджин, – идите. Я подумаю над этим и скажу, как мы поступим.

Туменные вышли на улицу.

– Законы неправильные, – хмуро пробурчал Джелме, обходя большой костёр на площади, перед совещательной юртой. Увидев командующих, караульные нукеры встали по стойке смирно.

– Темуджин пишет правильные законы, – подал голос Субудей, прихрамывая рядом с братом. – Но для того, чтобы эти законы объявить, Темуджину необходимо стать Великим ханом.

Больше ни о чём не говорили, разошлись по своим юртам.

У Сочигель стал расти живот. Чиркудай удивился и обрадовался. Он никак не мог представить себя в роли отца. На вопрос Сочигель, кого он хочет, Чиркудай вздохнул и ответил – сына. Но потом поправился, добавив, что если родится дочь, тоже хорошо.

Хоахчин теперь дневала и ночевала в их юрте. Старуха стала покрикивать на Чиркудая, иногда заставляя его делать ту работу, которую раньше выполняла Сочигель. Чиркудай молча подчинялся. Но, в основном, Хоахчин справлялась сама, потому что Чиркудай от зари до зари пропадал на тренировочном полигоне со своим туменом.

К ним в гости зачастила жена Джучи, старшего сына Темуджина, Темулун, с двумя мальчиками. И Чиркудай неожиданно узнал, что Сочигель, как и Темулун, поклоняется Иисусу Христу. Ему было безразлично, кто и какому Богу поклоняется. Он сам немного верил во всех богов и духов, но, как Темуджин, отдавал предпочтение Вечному Синему Небу, Этугену и Земле.

Старший сын Джучи и Темулун Орду – спокойный и малоподвижный увалень. И что бы с ним не делали, только смеялся, прищурив узкие черные глаза. А младший, Бату, не мог усидеть на месте, всё время двигался. Он очень походил на своего деда Темуджина: такие же зелёные глаза и рыжие волосы. Он все время трогал оружие Чиркудая, развешенное на стенах юрты, и без конца задавал вопрос: почему? Чиркудаю нравилась его непоседливость, и он часто с ним играл.

Через день-два приезжал Субудей с китаянкой. Мужчины устраивали шахматные баталии, женщины уединялись, в глубине юрты, шептались, и хихикали. А строгая Хоахчин их одергивала, советуя не мешать мужчинам. Субудей с любопытством посматривал на них и криво улыбался покалеченным лицом.

Если у Чиркудая гостила Темулун с детьми, то Субудей начинал объяснять мальчикам законы шахматной игры. Орду оставался равнодушным, а Бату хватал с доски фигуры и спрашивал: почему этими онгонами нужно ходить (фигуры, он считал божками)? Ему казалось, что проще просто взять то, что тебе нравится. Он был ещё слишком мал, чтобы понять смысл игры. Но тайна, происходившая на доске, очевидно, была серьезной, если взрослые мужчины так напряженно над ней пыхтели. И она его манила, не давала покоя.

Иногда прилетал Тохучар, но без женщины. Он поднимал неимоверный шум в юрте, передразнивая кого-нибудь под смех женщин. Но задерживался ненадолго, все время куда-то торопился. Кивнет всем головой и бежит вон. Хоахчин как-то сказала, что за ним черти гоняться.

Через месяц прискакал гонец от Джучи с сообщением, что войско Джамухи рассеяно. Сражения почти не было. Воины гурхана, разбежавшись по степи, стали появляться на окраине куреня Темуджина и проситься в войско. Туменные принимали побежденных неохотно. И то лишь после строгого приказа Темуджина: никому не отказывать! В войско брать всех аратов, будь это белые, или южные, черные, или дикие араты.

Джамуху Джучи не поймал. Гурхан опять скрылся в горах. Спустя десять дней, после известия о победе, вернулись тумены, под командой Джучи. Но их было не два, а четыре. Темуджин похвалил сына за помощь в укрупнении армии, одновременно расстроившись из-за того, что его анда не попался.

Однако ещё через десять дней, нукеры Джамухи, притащили своего князя в курень Темуджина. В этот день гонец от нойона разбудил Чиркудая рано утром с приказом: срочно явиться к Темуджину.

Передав коня – сына Чёрного, которого назвал – Гром – караульным, Чиркудай поспешил к центральной площади куреня. Идти было с пол версты. Там уже толпился взволнованный народ. Отдельно ото всех стояли почти все туменные и тысячники. Посреди площади, в образованном людьми кругу, семь испуганных человек были привязаны к вкопанным в землю столбам с поперечными перекладинами. Перед пленниками возвышался хмурый Темуджин, пристально рассматривая Джамуху, стоявшего перед ним на коленях, со связанными за спиной руками. К столбу его не прикрутили.

Чиркудай не сразу узнал жесткого и волевого князя. Волосы гурхана наполовину поседели. Он показался Чиркудаю очень старым. От прошлой, похожей на девичью, красоты, не осталось и следа. Но глаза Джамухи горели чёрным неугасимым огнем, как раньше. Он признавал только себя, считая остальных своими слугами.

Заметив Чиркудая, Темуджин кивнул ему и, показав на плененного князя, спросил:

– Ты узнаешь этого человека?

– Да, – кратко ответил Чиркудай. – Это князь Джамуха.

Туменные и тысячники, окружившие площадку, качнулись и зашептались. Они все прошли через западню в урочище Дзерен, где их запер Джамуха и неожиданно ушел, не уничтожив, довольствуясь лишь тем, что живьем сварил в котлах семьдесят нойончиков.

Из-за спин тысячников выглядывали любопытные нукеры. Но вперед не протискивались, лишь вытягивали шеи, стараясь рассмотреть жестокого князя и услышать то, что говорит их нойон.

Темуджин был грустен и одновременно угрюм, как определил Чиркудай. Он стоял в пяти шагах от своего анды и о чём-то думал. Подняв глаза на князя, Темуджин тихо сказал:

– Я хотел, чтобы мы с тобой, брат, стали двумя оглоблями в одной повозке, и вместе бы управляли нашей страной.

Джамуха мрачно усмехнулся и отрицательно покачал головой.

– Развяжите их, – бросил Темуджин через плечо.

Тысячники бросились выполнять приказ, выхватывая из чехлов кинжалы и ножи.

Семь человек с трудом поднялись с колен, растирая затекшие от волосяных веревок кисти. Встал на ноги и Джамуха, но только потряс руками, восстанавливая кровообращение. Он хмуро покосился на своих нукеров, предавших его, что по степным обычаям считалось тяжким грехом. Заметив его взгляд, Темуджин негромко спросил у нукеров Джамухи:

– Это ваш князь?

– Да, Великий хан, – услужливо закивали все семеро лохматыми головами. Темуджин поморщился, но не стал поправлять нукеров, назвавших его ханом. Он помедлил и с угрозой в голосе спросил:

– Как же вы посмели предать своего природного хозяина?

– Мы хотели тебе услужить, – дрожащим голосом ответил один из нукеров. Стоявшие рядом с Чиркудаем нойоны важно закивали головами, поддерживая обвинение Темуджина.

– Вы хотите поступить ко мне на службу? – с нехорошей усмешкой спросил Темуджин.

– Да, Великий хан, – дружно закивали головами нукеры.

Темуджин набычился, разозлившись:

– Да как я могу взять к себе в армию предателей?! Предав один раз, вы предадите и в другой! Я беру к себе тех воинов, которые до конца остаются верными своим нойонам, даже если эти князья, мои заклятые враги! А вы – негодяи, – Темуджин грозно посмотрел на своих тысячников и приказал:

– Отрубите им головы! Пусть будет пролита кровь аратов не в битве! Я не хочу, чтобы они ещё раз вернулись на землю. Предатель остается предателем навсегда – он им рождается.

Семь тысячников моментально выхватили клинки, и, быстро подбежав, к завизжавшим от страха нукерам, молниеносно отсекли им головы, которые с деревянным стуком упали на утрамбованную землю. Обезглавленные тела повалились во все стороны, забившись в последних судорогах, разбрызгивая кровь.

Тысячники вытерли сабли об одежду казнённых и, спрятав клинки в ножны, вопросительно посмотрели на своего нойона, ожидая следующей команды. Темуджин движением головы, приказал им уйти с площадки, на которой одиноко стоял Джамуха в окружении тел, так бесславно погибших, соратников. Природные князья, нойоны, испуганно притихли. Они не ожидали такой расправы прямо у них на глазах.

– Ты доволен, анда? – обратился Темуджин к Джамухе.

– Да, – хрипло ответил князь.

– Ты не хочешь быть вторым? – негромко спросил Темуджин.

– Нет, – прохрипел Джамуха. – Только один из нас. Двум медведям не ужиться в одной берлоге.

Темуджин склонил голову и затих. Через минуту он поднял глаза и, встретившись с горящим взглядом названного брата, тихо сказал:

– Удавить Джамуху, по степному обычаю. Без пролития крови.

Четыре тысячника сорвались с места. Двое схватили его за руки и растянули в стороны, а двое других моментально накинули на шею забившегося гурхана тонкую волосяную веревку, и сдавили шею князя смертельной петлей. Подергав ногами, Джамуха обвис в их руках. Тысячники осторожно опустили его тело на землю. Чиркудай неприязненно посмотрел на побелевшие лица нойонов, хрипло задышавших от страха.

– Похороните моего анду и его нукеров по нашим законам, – с трудом проговорил Темуджин и, отвернувшись, пошёл к своей юрте. Толпа стала расходиться. Чиркудай увидел Субудея с Тохучаром и подошел к ним.

– Всё правильно, – одобрил действия Темуджина Тохучар и, взглянув на Чиркудая, добавил: – Его нельзя было оставлять в живых.

– Нойоны испугались, – негромко заметил Чиркудай.

– Я это тоже заметил, – подтвердил Субудей, посматривая на нукеров, укладывавших тела на кошмы. – И это хорошо, что они испугались, – он взглянул на Чиркудая и сказал: – Поедем к тебе и выпьем архи. Мы это заслужили.

– Я с вами, – сообщил Тохучар.

И они направились к окраине куреня, приноравливаясь к хромавшему Субудею.

Расправа над Джамухой взбудоражила Великую степь. Нойоны и простой люд шептались по аулам и куреням. Доброхоты приносили сведения Темуджину и его соратникам о противоречивых толках. Но обвинить Темуджина в несправедливой казни Джамухи боялись, говорили, что это их с Джамухой личное дело.

Тохучар по этому поводу съязвил:

– Если боятся – значит уважают.

Как ни странно, но разговоры о жестокости Темуджина помогли ему. Теперь уже всем стало ясно, что скоро состоится Курултай, и Темуджина выберут Великим ханом, даже если не будет никакой войны. Но плод возникших обстоятельств ещё был зелен.

Ранней осенью Темуджин объявил командирам, что после полнолуния вся его армия должна собраться вечером вокруг безымянного холма для участия в камлании, которое устроит вернувшийся из поездок по Степи Теб-Тенгри.

Чиркудай привел свой тумен на конях и, приказав всем спешиться, велел отогнать табун подальше от места сбора. Нукеры, непривыкшие ходить пешком, долго выстраивались около сопки, протискиваясь между нукерами других туменов. А на вершине холма суетились какие-то люди, что-то устанавливая и перетаскивая с места на место.

Покинув свой корпус, Чиркудай пробрался вперёд, где нашел Темуджина в окружении командующих. Нойон молча кивнул ему, показав глазами, чтобы Чиркудай встал рядом с Субудеем, Джелме, Бельгутеем и Тохучаром.

Позади них колыхалось море голов. Блестели любопытные глаза. Негромко переговаривались между собой воины.

На холме заканчивались приготовления. Полтора десятка людей в черных одеждах замерли около каких-то котлов. Неожиданно, раздался громкий визгливый звук на вершине сопки, и нукеры притихли. Повисла напряженная тишина. Чиркудай, мельком посмотрел на спокойное лицо Темуджина, на задумчивого Субудея, на скривившего губы, в ехидной улыбке, Тохучара, на растерянных, Джелме с Бельгутеем, и решил принимать всё обыденно, как на учениях, или в бою.

Он уже несколько раз встречался с Теб-Тенгри в курене Темуджина и на совещаниях. Если на других чёрный колдун оказывал подавляющее действие, пугая своим видом окружающих, то на него этот, старающийся быть непонятным, мужчина, не производил никакого впечатления. Однажды Теб-Тенгри остановился около Чиркудая и тихо спросил:

– Почему ты меня не замечаешь?

Чиркудай немного подумал и честно ответил:

– У меня один хан – Темуджин.

Колдун мрачно помолчал, и, непонятно, то ли хмыкнув, то ли тихо зарычав, словно зверь, ушёл. Чиркудаю не понравилось, что Теб-Тенгри вдруг стал близок с Темуджином. Но это была не ревность, просто он не верил колдуну. И хотя отношения Темуджина к своими командующими не стали иными, но в поведении нойона появилась какая-то отчужденность от старых друзей.

– Вбивает клин, между нами и Темуджином, – мрачно определил Субудей, когда они в очередной раз играли партию в шахматы. – Этот колдун – плохой человек. Он охмуряет нойона.

– Я верю, что Темуджин всё понимает, – твёрдо сказал Чиркудай другу. – Но ему нельзя ни о чем говорить.

Субудей согласно кивнул головой, блеснув единственным глазом:

– Я тоже верю в его разумность. И согласен с тобой по второму пункту – Темуджину нельзя говорить ни о чём. Думаю: время всё поставит на свои места. Так говорил мой отец.

На вершине сопки что-то сверкнуло – и между людьми, одетыми в чёрное, вырос Теб-Тенгри, с поднятыми к небу руками. Он, как и его помощники, был чернее ночи. Хотя яркое вечернее солнце висело ещё высоко над горизонтом, но у всех появилось ощущение, что на холме сгустилась тьма. Чиркудай почувствовал, как качнулась огромная масса нукеров, увидевших внезапное появление колдуна.

Обернувшись назад, Теб-Тенгри отдал какую-то команду своим людям. С возвышенности покатились грозные звуки, словно молотами ударили по наковальням тысячи кузнецов. Мощно и низко заворчали громадные барабаны, по которым били колотушками помощники колдуна. Их равномерное буханье проникало в самую душу, открыв дорогу внезапно зарокотавшим частым баритонам, барабанам поменьше, принуждая мелко дрожать всё тело. Чиркудай напрягся, стараясь не воспринимать звуки, подавляющие волю, он стал их разделять.

Колдун, будто коршун, начал медленно двигаться на фоне светлого неба. Его металлические амулеты, висящие на груди и плечах, тихо зазвенели в такт с барабанами. Эти блестящие пластины тревожно засверкали в лучах заходящего солнца, притягивая десятки тысяч жадных взглядов.

Басовые барабаны постепенно наращивали темп и стали грохотать ещё громче и мощнее. За ними гнались баритоны. Теб-Тенгри ускорил движения. Звяканье его подвесок вплеталось в этот ритм дьявольской музыкой.

Чиркудай оглянулся и увидел, как нукеры стали непроизвольно дергаться в такт с басами и дрожать, вторя баритонам. Ритм ускорялся и ускорялся. Взглянув на Темуджина, Чиркудай облегченно вздохнул: нойон крепился, сжав зубы. На его скулах четко обозначились желваки. Субудей нахмурился уткнувшись взглядом в землю. Джелме и Бельгутей, словно одеревенели, завороженными глазами уставившись на холм. Один Тохучар посмеивался, и подмигивал Чиркудаю. В уме Чиркудай похвалил друга и ободряюще кивнул ему.

Рокот барабанов превратился в грохот. И в это время на вершине холма стало что-то вспыхивать. Чиркудай не сразу понял, что Теб-Тенгри использует для камлания киданьские пороховые шутихи. Все это сплелось во что-то неимоверное, тянущее к земле, сбивающее на колени. Когда давление на душу достигло невозможной высоты, внезапно всё смолкло, а в звонкой тишине, нарушаемой лишь судорожными вздохами людей, пронзительно застонала ясным голосом дудка. Её плач был глубок и сочен, словно крик грешной души, вырвавшейся из тела на свободу.

Все воины повалились на колени: падая как подрубленные деревья. Чиркудай не согнулся. Выдержал колдовское давление. Посмотрел налево, и увидел стоявшего на ногах Темуджина, сгорбившегося Субудея и неприязненно скривившего губы Тохучара. Остальные командиры и нукеры лежали, уткнувшись головой в сухую траву.

Темуджин посмотрел на Чиркудая, с трудом разжал сведенные судорогой челюсти, и негромко сказал:

– Такие барабаны нам пригодятся в туменах, для атак… в сражении…

Чиркудай согласно кивнул головой и услышал насмешливый голос Тохучара:

– Сделаем, нойон.

Темуджин посмотрел на Тохучара, и вымученно усмехнулся. Потом взглянул на искалеченное лицо Субудея, тоже скривившееся в хитрую ухмылку, передернул плечами и свободно вздохнул, успокаиваясь.

А с вершины холма их злобно сверлил безумными глазами Теб-Тенгри. Воины стали приходить в себя, медленно вставая на ноги. Подняв правую руку вверх, колдун необычно громким голосом прорычал:

– Я увидел имя Великого хана всей Великой степи, написанное небесными письменами!.. Это имя – Чингизхан!..

Пришедшие в себя нукеры загомонили и, сначала недружно, но, приспосабливаясь и попадая в лад, стали выкрикивать новое имя нойона:

– Чингизхан! Чингизхан!! Чингизхан!!!

И этот крик грозным валом покатился по степи.

Последующие месяцы прошли в беготне и заботах. Чиркудай смотался с охранной тысячей в Уйгурию, где по приказу Эльдара на верховых, быстроногих верблюдов посадили растерянных мастеров по строительству домов вместе с их семьями и небогатыми пожитками. Так же быстро Чиркудай доставил их к тому месту, где Темуджин решил строить Каракорум. Там уже были киданьские мастера, присланные Ляо Шу. Темуджин лично, во главе туменных, объехал междуречье, и, показав рукой на зеленую долину, сказал:

– Здесь будут стоять дома.

После этого строители, переговорив друг с другом, нарисовали на больших бумажных листах, сделанных из риса, квадраты: места, где будут стоять здания. Потом рабочие стали копать канавы для фундамента.

Чиркудай был далек от строительства, хотя Темуджин велел ему выбрать место для себя в будущем городе. Чиркудай наугад ткнул пальцем в план и сказал строителям, что его дом будет стоять здесь. Мастера о чем-то пошептались, и неуверенно предложили Чиркудаю другое место, сказав, что лучше ему поставить дом рядом с домами остальных нойонов, а не на отшибе. Чиркудай равнодушно махнул рукой, соглашаясь. Строители облегченно завздыхали и расслабились.

Сочигель родила сына, которого он решил назвать Анваром. Посмотреть на ребенка приезжали все туменные. Был и Темуджин. Пощекотав пальцами живот Анвару, он грустно сказал:

– Время бежит, а мы стареем.

Всю зиму после камлания, нойоны разных племен, почти каждый день устраивали совещания. Они выбирали место, где будет проходить курултай. Темуджин предложил круглый холм, на который он часто въезжал, с удовольствием наблюдая, как рабочие поднимают стены зданий. Князья подумали и согласились.

Город – небывалое событие для обитателей степи. Многие араты смотрели на строительство скептически, считая Каракорум забавой ещё не избранного Великого хана. Но Темуджин видел будущее Степи. Чиркудай его понимал, потому что сам проходил обучение в Ляояне, где их научили предвидеть грядущее, осмысливая настоящее.

Наступила весна, и колдун сообщил на одном из совещаний, когда будет Курултай. За несколько дней до съезда, Бельгутей уговорил Темуджина отдать ему на три дня все двенадцать туменов аратской армии. Он хотел научить их дружно кричать приветствие. Темуджин, выслушав просьбу брата, спросил:

– А нужно ли это?

Бельгутей вздохнул и неопределенно пожал плечами. Но брата нойона поддержали все командующие туменами. А Бельгутей вяло произнес:

– Хотел сделать подарок…

– Ладно. Делай, – согласился Темуджин.

И вот наступил назначенный день. Рано утром вокруг холма выстроились сто двадцать тысяч воинов. Рядом с нукерами вставали приехавшие из дальних кочевий нарядившиеся для праздника люди. Выборы Великого хана происходили не каждый год. Даже не каждые десять лет, а один раз в два-три поколения. Всем хотелось стать свидетелями такого редкого события. Народ волновался.

Целый месяц Теб-Тенгри и днем, и ночью ездил от куреня к куреню, уточняя с нойонами процедуру Курултая, согласовывая время, приглашая упрямых, заставляя всех делать то, что он сказал.

Чиркудаю такая активность не нравилась. А пастухи из глубинки даже подумали, что ханом выберут не Темуджина, а колдуна. Об этом доложили доброхоты. Но Чиркудай не отрицал заслуг колдуна, благодаря которым на холме, в день выборов, собралось две сотни нойонов, а вокруг холма – десятки тысяч простых людей со всей степи.

На вершине округлой возвышенности, между девятью кострами, был постелен толстый белый войлок. Слева и справа от него выстроились туменные. Позади, кучей, стояли двести нойонов, ожидая, когда Теб-Тенгри сообщит о начале Курултая.

Чиркудай с друзьями находился в правой шеренге. А перед войлоком нервничал Темуджин, надевший, по настоянию колдуна, черную одежду. Все туменные волновались и дергались, кроме Чиркудая. Он не забыл, какой длинный путь они прошли к этой цели, начав его много лет назад. Достижение вершины не трогало его душу. Чиркудай был бойцом. Он считал, что гораздо интереснее жить в борьбе, чем киснуть, как молоко, даже в золотом бурдюке.

– Жалко, что этого не видит наш отец, – грустно произнес Джелме, посмотрев на брата.

– Он все видит с Вечного Синего Неба, – строго сказал Субудей.

– Дзе, дзе, – согласно покивал головой Джелме.

Наконец завыли дудки, загремели барабаны, которые Теб-Тенгри расположил на склоне холма. Колдун воздел руки к небу и начал петь, что-то протяжное и грозное. Народ внизу притих. Добившись тишины, Теб-Тенгри медленно подошел к Темуджину, взял его за руку и завёл на белый войлок. Темуджин чинно уселся в центре и застыл, как статуя.

Воины и простые араты под сопкой, напряженно смотрели на то, что происходило на вершине.

Туменные немного успокоились, стали переглядываться. От двух сотен нойонов отделилось девять самых знатных и, подойдя с двух сторон к войлоку, опустились на одно колено. Какой-то хитрый князь, повернувшись к туменным, прищурил узкие глаза и негромко сказал:

– Вы лучшие друзья Темуджина, и должны тоже его поднять.

Туменные качнулись, но никто из них не тронулся с места. Заметив их нерешительность, Теб-Тенгри хмуро бросил:

– Нойон прав – вы лучшие друзья будущего Великого хана…

Субудей яростно взглянул на колдуна и прорычал:

– Мы уже давно его выбрали своим ханом, и подняли его на золотом войлоке!

Теб-Тенгри недовольно скривил лицо и отвернулся. А хитрый нойон, испугавшись, быстро отвернулся, сгорбив плечи. Темуджин едва заметно усмехнулся, взглянув на растерявшегося колдуна.

Теб-Тенгри быстро пришёл в себя, сосредоточился и, повернувшись к десяткам тысяч людей, наблюдающих за церемонией, громовым голосом прокричал:

– Вечное Синее Небо разрешает избрать Темуджина Великим ханом с именем Чингизхан!!!

Нойоны разогнулись, взяв войлок за края, и подняли Темуджина на уровень плеч. Чингизхан сидел уверенно, даже не качнулся.

Бельгутей выхватил из ножен клинок, взмахнул им над головой, и посмотрел на застывшие внизу тумены. В тот же миг все нукеры выхватили шашки, и над степью прокатилось громовое троекратное:

– Кху!!! Кху!!! Кху!!!

Теб-Тенгри поежился, повернулся к нойонам и кивнул головой, разрешая опустить войлок. Выборы Великого хана состоялись.

– Хитрый, хитрый, – тихо прошептал Тохучар. Его слова услышал Чиркудай и хмурый Субудей. Поняв, что это относится к Теб-Тенгри, Субудей перекосил неприязненной гримасой искалеченное лицо и хрипло сказал:

– Но не очень…

Темуджин поднялся с войлока, высмотрел за спинами туменных своего приёмного брата Шаги-хутуха, и громко сказал:

– А сейчас я объявлю законы, по которым впредь будут жить все, кто выбрал меня и почитает, как Великого хана. Их прочитает мой брат Шаги-хутух.

К хану подбежал высокий юноша с небольшой книгой в кожаном переплете.

– Эти законы я назвал Ясой, – добавил Темуджин и кивнул головой брату, быстро открывшему книгу.

– Может быть, это делать еще слишком рано? – быстро спросил Теб-Тенгри.

Чиркудай заметил, что колдун испугался. Он не хотел, чтобы Великий хан огласил эти законы. Они ему чем-то не нравились.

– Нет! – резко возразил Чингизхан. – Самое время!

И сводный брат Великого хана стал перечислять правила поведения монголов друг с другом и с чужими племенами. Чиркудай уже знал всё, что было написано в книге, кроме одного: он неожиданно почувствовал, что Темуджин, а вернее, Чингизхан, ломает все прошлое ради единства всех.

– Все, кто принимает Великого хана, – Шаги-Хутух на мгновенье запнулся и продолжил звонким голосом: – Все, кто принимает Темуджина, как Чингизхана и Великого хана всей Степи, отныне и навеки являются его кровными родственниками. А также все являются друг другу кровными родственниками.

Теперь мы не будем называться не цзубу или араты, мы будем называться – МОНГОЛЫ!..

Шаги-Хутух передохнул и продолжил:

– А наша Великая степь будет называться МОНГОЛИЕЙ! И пусть знают все друзья и враги монголов и Монголии, что мы – огонь! От огня можно греться, если быть на расстоянии, но можно и обжечься, если сунуть в него руки!

Далее Шаги-Хутух стал перечислять законы обязывающие всех монголов в куренях и племенах считать друг друга родственниками. Причинение вреда кому-нибудь из них считалось оскорблением для всех остальных.

Чиркудай хорошо помнил свое сиротское детство, поэтому с этим законом все обездоленные обретали большую семью, в любом монгольском племени. Но больше всего Чиркудаю понравились последствия при нарушении этого закона, которые обозначались кратко и ясно: нанесенный монголу вред смывается кровью обидчика.

И еще один пункт заинтересовал Чиркудая, где говорилось о том, что все монголы равны, перед Вечным Синим Небом и друг перед другом, будь ты нойон или простой нукер. Все имели одинаковые права в степи. И если закон нарушал нойон, а пострадал нукер, то нойона судили так же, как любого другого.

При оглашении этого пункта нойоны засверкали злыми глазами, зашептались, осуждающе мотая головами. Но Чингизхан строго взглянул на них, и они притихли. Однако всем туменным было видно, как негодовали князья, слушая чтеца.

– Змеи, – мстительно бросил Субудей, посмотрев на испуганных князей.

– Кончились у них золотые денечки… – усмехнулся Тохучар.

После курултая Темуджин приказал всем монголам пить арху семь дней. Он каждый день собирал туменных на совещание, хотя не все были способны что-либо понимать. Чиркудай с друзьями не налегал на водку, и потому разговор у хана происходил с ними. Темуджин пил как все, празднуя победу, но не пьянел, а только белел лицом.

– Лето и зиму проведем около киданьцев, – говорил хан, – а на следующий год переберемся в Каракорум, – и, заметив приготовившегося возразить Субудея, остановил его жестом:

– Я понимаю, что монгол не может жить в доме. Ему нужна юрта. Я, не против. Поставите свои курени рядом с городом. Но каждый туменной, тысячник, сотник, десятник – должны построить дом в городе.

Там будут жить не только нойоны и мастера, – он усмехнулся: – Князья уже вкусили подобную жизнь. Я видел, они в своих куренях строят рядом с герами глинобитные дома. А когда переезжают на другое место, просто бросают их. Пусть поживут в достатке и спокойствии, а мы будем их охранять.

– Мне не очень приятно сторожить нойонов, – бросил Тохучар.

– Ты будешь охранять город, а не нойонов, – пояснил Темуджин и, вздохнув, поделился своими планами: – Я хочу начать торговлю с другими странами. У нас есть шкуры соболей, белок, лисиц, а у уйгуров, хорезмийцев и киданьцев есть хлопок, ткани, железо.

– В Каракорум станут приезжать и кара-кидане, и меркиты, и тангуты… – начал перечислять Субудей.

– Пусть все приезжают, – перебил его Темуджин. – Мы будем торговать с любым народом. Обмениваться товаром лучше, чем воевать и погибать. Но… – Темуджин нахмурился: – Но, боюсь – войны не миновать. Ко мне поступили сведения из империи Цзинь о том, что они встревожены появлением Великого хана. Обычно его выбирают для войны. И мы не сможем им ничего объяснить. Только мирная торговля даёт нам возможность доказать им, что наши намерения не связаны с войной. Однако наши тумены должны быть всегда готовы к сражениям.

– С этим я согласен, – сказал Субудей. Остальные командующие поддержали его, покивав хмельными головами.

– Мне не нравиться Теб-Тенгри, – заявил Чиркудай, решив сменить тему. Темуджин задумчиво покачал головой, но ничего не сказал, лишь мельком взглянул на Чиркудая и тяжело вздохнул.

Возвращаясь в свои юрты, Субудей хмуро пробурчал друзьям:

– Он его охмурил. Я не ошибся.

– Нужно не спускать с колдуна глаз, – поддержал Субудея Тохучар.

– А я бы его убил, – угрюмо добавил Чиркудай.

– Если это потребуется, мы тебе поможем, – заверил Чиркудая Субудей. Тохучар согласно кивнул головой.

 

Глава двадцать третья. Тайна Чингизхана

За зиму армия Чингизхана увеличилась до ста восьмидесяти тысяч нукеров, или до восемнадцати туменов. Треть воинов не умела вести бой по-новому. Они не понимали, для чего нужна дисциплина, и умение двигаться строем. Не умели пользоваться кистенями, стрелять всем полком с хода из луков. Саблей владели по старинке, поэтому часто проигрывали в учебных поединках старичкам. Чиркудаю не раз приходилось разгонять массовые драки: неумехи злились и превращали тренировки в настоящий бой. Но настоящие нукеры легко с ними справлялись, используя только нагайки.

На совещаниях Темуджин велел произвести реорганизацию всего войска и объединить старичков с новенькими. Сначала он пытался создать отдельные тумены из одних новобранцев, не желая ими ослаблять корпуса. Но ничего не вышло.

А весной стали переезжать в Каракорум. Переселялись все лето, кто самостоятельно, но некоторые нойоны и их родственники под нагайками. Рядом с городом в степи, заново сформированные корпуса приступили к жёстким учениям.

Монголии больше никто не угрожал вторжением. Меркиты откатились на запад, ближе к Алтаю, кераиты почти поголовно вступили в армию Чингизхана. Остальные племена признали Великого хана своим правителем и стояли в очереди с просьбами взять их под свое крыло. Но Темуджин не торопился, сообщая через послов, что воинов ему достаточно. Ему нужны простые люди, которые живут в своих кочевьях без вражды друг с другом, пасут скот, растят детей. А в город он приглашал мастеровых и умельцев, делающих все, что необходимо для жизни.

Чиркудай неоднократно сопровождал Темуджина во время поездок к Ляо Шу, где потомок китайских императоров наставлял Чингизхана, обучая его умению управлять государством. Про то, чтобы напасть на империю Цзинь и ссадить императора чжурчженя, разговоров не велось. Возможно, Ляо Шу и Темуджин о чем-то договорились между собой, но Великий хан не посвящал своих друзей в свои планы относительно Китая. Чиркудай замечал, как постарел Ляо Шу. Чаще всего он молчал, слушая библиотекарей, погружаясь в медитацию или в старческие размышления. Его жизнь была на закате. Было заметно, что об императорском троне он уже не мечтал.

Все шло своим чередом. Монголы жили своей жизнью, никому не мешая. Но однажды произошло то, что потрясло всех командующих, близко знавших потомка императоров.

В тот день утром к Чиркудаю примчался гонец со срочным приказом явиться к Великому хану. Чиркудай моментально вскочил на Грома, сына его первого коня, и помчался в курень Темуджина. Прибыл первым.

Он сразу же прошёл в юрту для совещаний, где увидел убитого горем Бай Ли. Тот сидел, опустив голову, напротив Темуджина на стопке войлочных матов. Примостившись рядом с китайцем, Чиркудай молча ждал объяснений.

Темуджин сцепил челюсти и не мог говорить, что означало наивысшую степень его бешенства. Чиркудай не стал спрашивать у Бай Ли, что произошло, но уже догадался – случилось непоправимое.

Когда в юрте собрались почти все встревоженные туменные, Темуджин скрипнул зубами и с трудом произнес:

– Ляо Шу убили…

Командующие посмотрели на Бай Ли, ожидая объяснений. И Бай Ли, железный и несгибаемый Бай Ли, всхлипывая, рассказал:

– Он любил гулять в сопках без охраны, – монголам было странно слышать прерывистый голос самоуверенного Бай Ли. – Мы требовали… Он лишь махал рукой. Ушёл, как обычно, со своим слугой, три дня назад, и, исчез. Мы его искали. Ночью, днём. Два дня назад, нашли. Я решил сначала показать вам тело господина, а потом похоронить.

Темуджин медленно поднялся на ноги и глухо обронил:

– Мою охрану!.. Торгаудов! – и посмотрев на командующих, тихо сказал: – Едем.

Бай Ли привёл их к подножию сопки, находившейся в нескольких часах пешей ходьбы от Ляояна. Спешившись у опушки, около невысоких деревьев, китаец приказал своим воинам, стоявших с мрачными лицами в четком строю, оставаться на месте, и кивнул Темуджину, пригласив его и туменных следовать за собой.

Тысяча торгаудов сойдя с белых коней, присоединились к китайским воинам, встав в шеренгу. Нукеры уже знали, почему они мчались больше суток бешеным аллюром. Отношение к киданям тех, кто обучался в городке, было уже не таким, как у остальных монголов, считавших всех китайцев врагами.

Продравшись сквозь кусты, Бай Ли остановился. Чиркудай вышел из-за его спины и увидел Ляо Шу и его нестареющего юношу. Опознать их можно было лишь по халатам. Они сидели на земле, привязанные к врытым в землю столбам с перекладиной. Лица потомка императоров и слуги неузнаваемо исказились от мучений, причиненных проросшими сквозь их тела и вылезшими изо рта и из глаз острыми листьями бамбука. Рядом с Ляо Шу валялся его цветной веер, на который кто-то из палачей наступил ногой, сломав пополам.

– Это чжурчженьская казнь, – негромко объяснил Бай Ли. – Человека сажают задним проходом на молодой побег бамбука и он, прорастая, разрывая плоть на своем пути, медленно убивает жертву. Этот вид бамбука вырастает за один день на длину ладони.

Темуджин долго всматривался в лицо учителя. Пересилив себя, он негромко спросил:

– Тебе нужна помощь?..

– Нет, – тихо ответил Бай Ли. – Мы его похороним по нашим обычаям.

– Я буду тебя ждать, – с трудом проговорил Темуджин, и круто развернувшись, быстро пошел из леска к своему коню.

Торгауды, увидев своего хана, побежали к коням. Назад Темуджин гнал так, будто убегал от злых духов. В курене он сказал, что разрешает всем отдыхать три дня, и скрылся в своей юрте. Чиркудай медленно поехал к себе в сопровождении Субудея и Тохучара. Позади их, отстав, чтобы не мешать им разговаривать, медленно двигались три тысячи личной охраны. Весть о смерти Ляо Шу уже дошла до нукеров, хотя они не ездили со своими командующими в Ляоян. Ждали их в курене Великого хана, под Каракорумом.

– Все-таки чжурчжени добрались до него, – задумчиво сказал Тохучар.

– Этого боялись все, – вздохнул Субудей. – Я понимаю Ляо Шу в том, что ему хотелось уединиться. Но быть без охраны… – он посмотрел на Чиркудая: – Тебе тяжело?

Чиркудай помолчал и хмуро ответил:

– Я считал его своим лучшим учителем. Хотя Ляо Шу так не думал.

– Он для всех нас был учителем, – заметил Тохучар. – Настойчивость Ляо Шу помогла нам создать армию.

– Я знал его раньше, – негромко заметил Чиркудай. Но продолжать дальше не стал, или не смог. Лишь добавил: – Я верил ему.

Субудей кивнул головой:

– Сейчас мы это понимаем.

– Понимаем, – подтвердил Тохучар.

Вскоре в курень Темуджина прибыл Бай Ли со своим полком. На совещании Великий хан в первую очередь сказал:

– Сейчас Бай Ли объяснит, почему он появился у нас.

Медленно поднявшись с кошм, чжурчжень окинул взглядом две сотни командиров, и громко сказал:

– Мой господин погиб. Его убили нынешние правители Китая, мои соплеменники, чжурчжени. Но я всю жизнь служил потомку киданьских императоров. Дело с том, что моего отца убили, вместо того, чтобы наградить. Такие уж подлые мои соплеменники. И это сделали свои. Много завистников. И я понял: мне с моим племенем не по пути. Я до сих пор хочу отомстить за отца. А сейчас и за господина, – Бай Ли сложил ладони лодочкой и поклонился в сторону юга. Помолчав, продолжил:

– Великий хан уже выразил мне благодарность за то, что мы помогли вам в обучении. Но он меня огорчил, сказав, что не хочет воевать с Китаем, как было уговорено ранее с моим господином.

Да, я понимаю, что обстоятельства изменились, поэтому не буду настаивать на немедленной войне с империей Цзинь. Однако войны не избежать. Мой господин, пусть ему будет хорошо на небе, говорил, что Алтан-хан не потерпит существования рядом со своим государством сильного соседа. А вы и есть – сильный сосед. Император всё равно нападет на вас, чтобы уничтожить или подчинить. Вы должны знать о каждом его решении, чтобы не упустить момент подготовки войск империи к нападению. Вы должны успеть раньше, иначе погибнете.

Я не выдумал ничего. Так сказали астрологи и гадальщики. А они давно предупреждали моего господина, что ему грозит опасность у подножия сопки и в тот момент, когда рядом не будет охраны. Всё так и произошло. А еще гадальщики говорили, что империя будет воевать с кочевниками. Но в этой войне проиграет Китай. Мой господин велел передать вам это, если с ним что-нибудь случится. Он знал, что погибнет.

А еще он велел передать просьбу Великому хану, – Бай Ли поклонился в сторону хмурого Темуджина, нахохлившегося в кресле. – Если он погибнет, как предсказали астрологи, я должен вместе с полком проситься в армию Чингизхана, – он опять поклонился в сторону Темуджина и повторил: – Я прошусь в армию Чингизхана, – и замолчал, ожидая ответа.

Темуджин подумал, посмотрел на командиров:

– Я не буду у вас спрашивать – хотите вы или нет, чтобы в моей армии был полк Бай Ли. Я уже это решил и сообщаю вам – я беру его к себе. Но жить мы все будем не здесь, а в Каракоруме. Если ты, Бай Ли, согласен на это?

– Я согласен, Великий хан, – поклонился Бай Ли и уселся на кошмы. Темуджин покрутил кончик бороды и спросил, обращаясь ко всем командирам:

– Кто против моего решения?

Командиры молчали, посматривая друг на друга.

– Я хочу спросить, – с кряхтением поднялся на ноги Субудей. – Полк Бай Ли будет увеличен до тумена?

Темуджин посмотрел на Бай Ли, принуждая его к ответу. Китаец встал и, отрицательно покачав головой, сказал:

– Я хотел бы оставить свой полк таким, каким он был при моем господине.

Темуджин утвердительно кивнул головой:

– Я согласен.

Субудей уселся на место.

– Я хочу отомстить за моего господина. И все воины полка хотят этого. Мы это сделаем, когда начнется война с империей, – добавил Бай Ли и сел.

– Слишком неравны наши силы, – негромко произнес Темуджин. – Нам империя не по зубам. Но, поживем – увидим.

– Вы победите, – заметил Бай Ли.

Темуджин недоверчиво покрутил головой, но возражать не стал. Помолчав, он перешёл к насущным вопросам,

На одно из совещаний пожаловал Теб-Тенгри. Субудей зашипел на колдуна, Тохучар скривился, а Чиркудай, хотя и испытывал неприязнь, отнесся к гостю спокойно. Теб-Тенгри высокомерно окинул всех взглядом и, пожурив Темуджина за нехорошую привязанность к китайцам, заметив, что его брат Хасар сейчас находится у него:

– Хасар не хочет быть телегой в Монголии – он достоин лучшего. Назначь его своим заместителем.

Темуджин неопределённо дёрнул губами, и, не глядя на колдуна, сказал, что подумает над этим. Теб-Тенгри величественно ушёл, не удостоив вниманием командующих.

Шагая домой, Чиркудай слушал Субудея, кипящего от гнева.

– Мне очень хочется убить колдуна. Я не понимаю, зачем он так говорит о Хасаре? Ему нравится дразнить Темуджина? Добром это не кончится…

– Для Хасара, – буркнул Тохучар и, махнув на прощание рукой, свернул к своей охране.

– Может быть, Хасар действительно так сказал, – предположил Чиркудай. – Теб-Тенгри мне тоже не нравится.

– Он хочет поссорить братьев и вызвать смуту, – предположил Субудей.

– Великим ханом избран не Хасар, а Темуджин! – возразил Чиркудай. – Бессмысленно рычать после драки. Больше Курултая не будет.

– Я тоже это понимаю, но не могу сообразить: для чего Теб-Тенгри хочет их поссорить? – пробурчал Субудей.

– Может быть, он хочет таким образом избавиться и от самого Темуджина, а самому стать правителем Монголии? – высказал свою догадку Чиркудай.

– Но он же колдун! – удивился Субудей. – Его не изберут Великим ханом!

– Чтобы править Монголией, не обязательно быть Великим ханом, можно быть Великим колдуном, – задумчиво пояснил Чиркудай. – Темуджин не был нойоном, и сейчас нет войны, но его выбрали…

Субудей задумался ненадолго и хищно усмехнулся:

– Ты меня победил. Эта комбинация похожа на шахматную. И ты сумел её разгадать.

Чиркудай отрицательно помотал головой:

– Я не уверен, что прав.

– Ты предполагаешь почти так же, как Ляо Шу, – с завистью произнес Субудей. – Сейчас вспомню, как он говорил о хитростях между правителями? Я совсем забыл, – он задумался: – А! Вспомнил! Изощренные комбинации…

– Ты думаешь, что Теб-Тенгри так хитер? – спросил Чиркудай.

– Думаю, что не очень, раз мы сумели разгадать его планы.

– Но Темуджину об этом говорить нельзя, – вздохнул Чиркудай.

– Да… – подтвердил Субудей. – Ему опять нельзя ни о чём говорить…

В Каракоруме Чиркудаю, Субудею и всем остальным туменным, построили большие дома. Чиркудай привык к юрте, но Сочигель обрадовалась, попав под хорошую крышу. Она всю жизнь прожила в рабстве у уйгуров в глинобитном доме. К юрте у неё не лежала душа. Не могла привыкнуть.

Чиркудай наблюдал за ней, за недовольно морщившей нос Хоахчин, которая бродила по комнатам и заглядывала в углы. Старуха, как и он, знала только юрты.

Сочигель быстро выбрала для спальни дальнюю комнату, и показала воинам охранной тысячи, где положить кошмы. Когда нукеры ушли, Сочигель уселась на них, выкатила в прорезь платья тугую грудь и принялась кормить захныкавшего Анвара. Чиркудай с удовольствием смотрел, как мальчонка чмокает. Круглые, не похожие на монгольские, глаза сына слипались после дороги. Но грудь он не отпускал. Однако усталость победила, и Анвар уснул, выпустив сосок изо рта.

– Он похож на тебя, – улыбнулась Сочигель.

Чиркудай помолчал и отрицательно помотал головой:

– Нет. Не похож. У него нет седого клока волос.

– И пусть никогда не будет, – испуганно произнесла Сочигель, прижав сына к груди.

Чиркудай вздохнул:

– Он мужчина, поэтому будет воином. Ты должна быть готова ко всему.

Сочигель опечалилась, вздохнула и опустила голову, покачивая ребенка на руках.

Чиркудай радовался, когда приходили Субудей и Тохучар. Почему-то друзей тянуло в его дом, где заботливая Сочигель всегда готовила с Хоахчин еду для нескольких человек. Субудей всегда приходил со своей молчаливой китаянкой. Никто не спрашивал у него, кем она ему приходится: наложницей, рабыней или женщиной. Сам он не распространялся на эту тему. Тохучар стал приходить со своей первой женщиной и с двумя подросшими сыновьями.

Подростки во все глаза рассматривали Чиркудая и Субудея. Очевидно, Тохучар рассказал им свою историю, которая их восхищала. Приходил Джучи со своей женщиной, с крупным Орду и маленьким, но вёртким Бату, который уже научился играть в шахматы. Он иногда выигрывал у Чиркудая, но не у Субудея. Бату очень огорчался, когда приходилось признавать своё поражение. Старался уговорить Субудея, чтобы тот ему проиграл понарошку. Но туменной был непреклонен:

– Если я стану тебе поддаваться, то ты проиграешь слабому. Учись выигрывать у сильных соперников.

Бату внимательно слушал Субудея и, подумав, согласно кивал головой. Мальчику нравился этот изуродованный вражеской саблей богатур. Субудей отвечал ему тем же, что иногда вызывало зависть у Джучи, но не злость. А Чиркудай продолжал изредка проигрывать Бату: ему было приятно, что мальчишка радуется победе.

Но не всё шло гладко. Соратники видели, что Темуджин с каждым днем мрачнел больше и больше, получая известия о неблаговидных поступках Хасара. Оставляя после заседаний ближних, хан жаловался:

– Не дает покоя брату моё избрание. Сегодня вновь донесли его разговоры о том, что он сумел бы дела вести лучше, чем я, – взволнованно вздохнув, Темуджин добавил: – Негодяй!..

– Тебе нужно его вызвать и круто поговорить, – посоветовал Субудей. – Негоже пользоваться слухами.

– Хасар всегда был завистлив, – бросил Темуджин. – Это на него похоже, – замолчав и потеребив бороду, он заставил себя успокоиться. Посмотрел на Тохучара и спросил: – Ты хотел мне что-то сказать насчет Каракорума?

– Да, Великий хан, – склонил голову Тохучар. – Киданьцы и уйгуры продолжают строить дома вокруг центра как раньше. Получаются узкие улочки, на которых невозможно разъехаться двум арбам. Тесно.

Темуджин хотел вспылить, потому что город строился по его плану, но сдержался, задумавшись. Через минуту согласно кивнул головой:

– Наверное, ты прав, Тохучар. Я не продумал этого с самого начала, но менять уже поздно.

– Однако новые дома можно строить по-другому, делая улицы шире, – настаивал на своём Тохучар.

– Это хорошее предложение, – согласился Темуджин.

Субудей шевельнулся и, посмотрев на хана, спросил:

– Это правда, что у нас мало денег для строительства? И что мастеров приходится заставлять работать силой?

– Правда, Субудей, – хмуро ответил Темуджин.

– А зачем мы должны платить мастерам? – хитро прищурив единственный глаз, поинтересовался Субудей.

– Я и так им почти ничего не плачу, – не понял Темуджин.

Субудей недовольно махнул рукой:

– Многие нойоны хотят жить в Каракоруме со всеми своими родичами. И это потому, что к нам стали приходить богатые караваны от уйгуров, из Хорезма, и других стран. Даже меркиты присылают свои товары. А недавно приехали тангуты. Зачем тебе платить за те дома, в которых будут жить нойоны? Пусть они сами платят мастерам.

Темуджин подумал и усмехнулся:

– Хитёр, Субудей-богатур, хитёр, – и с улыбкой посмотрел на командующего. – Что бы я без вас делал. Хороший совет. Я его принимаю. Пусть нойоны строят за свой счет, но по нашим планам. Я распоряжусь, чтобы не теснились и следующие улицы были широкими. Но центр останется таким, какой он есть. Ломать ничего не будем.

– Верь Хасару, – неожиданно добавил Субудей.

Темуджин упрямо склонил голову и негромко сказал:

– Очевидно, назревают какие-то события, а я их не вижу, будто ослеп? – и, взглянув на Чиркудая, спросил:

– А что скажет Джебе?

– Верь Хасару, – коротко ответил Чиркудай.

Темуджин удивился:

– Если так говоришь ты, тот, кого Хасар когда-то хотел убить!..

– Сейчас другие времена, – сказал Чиркудай.

Темуджин понимающе покивал головой:

– Очевидно, я что-то просмотрел, – негромко сказал он и махнул рукой: – Все свободны.

Командующие чинно встали и вышли из большого дома, построенного для совещаний.

– Не люблю я эти дома, – буркнул Джелме, выбираясь на узкую улочку.

– Мне тоже больше нравиться юрта, – поддержал его Тохучар.

– Нам всем милее юрты, – сделал заключение Бельгутей и искоса взглянул на Субудея: – Спасибо, Субудей-богатур. Ты хорошо сказал, про брата. Мне нельзя было этого говорить. Он бы взбесился.

Тохучар хищно усмехнулся и почти прорычал с ненавистью:

– Наш общий враг – Теб-Тенгри…

Джелме и Бельгутей поёжились, как от холода. Они боялись колдуна. Субудей с Чиркудаем промолчали.

К осени нойоны стали строить дома для себя и своих ближних на свои средства. В двух верстах от города стояли двенадцать куреней, в которых жили нукеры со своими семьями и некоторые мастеровые. Каракорум рос.

Между домами нойонов стали вырастать небольшие ламаистские храмы, христианские церквушки, мусульманские мечети и даже было начато строительство иудейской синагоги. Торговая площадь между центром города и домами нойонов уже не пустовала ни днем, ни ночью. Тысячи людей, соблазненные дешёвыми шкурками зверей, кедровыми орехами, соленой рыбой и другими монгольскими товарами, приезжали и уезжали ежедневно. Стали появляться кидани и иудеи, невесть откуда узнавшие о торговых площадях города.

На одном из совещаний Темуджин не выдержал и сказал, что зиму он, возможно, проведет в Каракоруме, ну а весной и летом будет жить в юрте. Командиры весело рассмеялись такому признанию. Им всем надоели заборы, закрывающие вольную степь.

– Я никого больше не буду принуждать к постоянному жительству в Каракоруме, – весело добавил Темуджин, и внезапно помрачнев, перешел на хозяйственные проблемы. Обговорив обо всем, он распустил командиров, оставив, как обычно, своих ближних.

Помолчав, оглядел командующих и сказал:

– Теб-Тенгри настаивает, чтобы я брал мзду с молельных домов других религий, непохожих на нашу, тёмно-синюю веру Бон. Что вы мне на это скажете?

Бельгутей неодобрительно покачал головой, но промолчал. За всех сказал мудрый Субудей:

– К нам приезжают разные люди. Они едут в неизвестные края. Они боятся. Купцы принадлежат к чужим племенам, с разными верами. И вдруг, попав в Каракорум, они видят свой молельный дом, где могут поговорить со своим Богом! Об этом купцы расскажут другим, и к нам станет ездить больше людей, не боясь оказаться без душевной поддержки.

– Ты как всегда прав, – усмехнулся Темуджин, – кроме одного – я не буду требовать ни с одного молельного дома денег, кроме, иудейского. И в этом вы меня переубедить не сможете, – он косо посмотрел на своих соратников и продолжил: – Не хотел я об этом говорить, но вы должны знать одну тайну, которая передается уже много поколений от одного Борджигида к другому.

Бельгутей встрепенулся и хотел что-то сказать, но Темуджин остановил его движением руки:

– Ты об этом не знаешь, брат. Отец не успел тебе ничего рассказать перед тем, как его отравили белые араты. А мне успел, – Темуджин помолчал, собираясь с мыслями:

– Я не рассказывал эту историю и тебе, Джучи, – он взглянул на сына. – Не знаю почему. Твой дед рассказал мне её в девять лет. Очевидно, подозревал, что его не выберут ханом, и он ничего не успеет, – Темуджин на мгновение задумался:

– Я вам верю. И сейчас эта тайна должна стать нашей общей, а не только легендой Борджигидов, потому что вы все мне как родные, и вы все монголы, как я.

Много лет назад Борджигидов не было в Монголии. Да, да! Мы пришли с запада. Оттуда, где солнце прячется в последнее море. Наши предки бежали от иудеев, захвативших страну, в которой жили Борджигиды.

Я не знаю, сумели или нет вырваться из рабства оставшиеся на той родине люди. И хочу это узнать. Вы мне в этом поможете. Ну, а пока я буду брать с иудейского молельного дома дань, так же как с купцов, торгующих на базаре.

– Да, брат, – задумчиво проговорил Бельгутей. – Я не слышал этой истории. Но я верю нашему отцу. Как плохо, что он не может рассказать об этом сейчас сам!..

– Значит, эта история про Алан-Гоа, про пятнистую лань и серого волка – правда? – задумчиво спросил Чиркудай.

– Про это твой Худу-сечен рассказывал? – догадался Темуджин.

Чиркудай вздохнул и кивнул головой. Темуджин надолго замолчал, погрузившись в свои мысли. Никто не посмел донимать Великого хана вопросами. Наконец Темуджин поднял глаза и тихо произнес:

– Очевидно, эта история известна всем монголам. Но многие считают её сказкой. Отец говорил мне, что серый волк был вождём рода Борджигидов. Ещё он говорил, что народ, к которому принадлежал род Борджигидов, был покорён иудеем.

– Наши кераиты, так же, как и мы – монголы, а не чужие люди, – начал Субудей, пошевелившись на кошмах: – Но они поклоняются иудею Иисусу Христу. А сами-то не иудеи.

– Что ты хочешь этим сказать? – не понял Темуджин.

– Я говорил со многими купцами из далеких стран, – продолжил Субудей, поблескивая одним глазом. – Они рассказали, что у края земли живут иудеи, но их очень мало. Большинство разбросано по другим странам. А ещё говорят, что на земле нет ни одной страны, где бы правили иудеи.

Темуджин нахмурился. Субудей понимающе покивал головой и сказал:

– Я не могу отрицать то, что рассказал твой отец, Есугей-богатур. Но возможно в его объяснение, не по его вине, вкралась ошибка.

– Объясни! – угрюмо предложил Темуджин.

Субудей помолчал и спокойно продолжил:

– Страну или народ можно покорить двумя способами: первый – завоевать силой. Второй – заполонить душу. Если заставить бояться будущего за свои грехи, как это делает Теб-Тенгри, то можно с народом делать всё что захочешь.

Кераиты приняли христианство, отдали свою душу Иисусу Христу. Киданьцев покорил индиец Будда. И наша вера Бон идет с запада. Родоначальником был Зороастр, как мне сказали знающие люди. И мы её приняли. Но принес её к нам не монгол.

Темуджин неодобрительно повертел головой:

– Слишком ты все сложно закрутил, Субудей-богатур. Если я завоюю народ, то могу заставить его поклоняться тому, на кого укажу.

– Возможно это так, – согласился Субудей, добавив: – Но такое поклонение будет недолгим, временным. А религии, очевидно, идут с Неба, от Бога. Они возникли раньше, чем человек появился на земле. Поэтому, настоящие религии – надолго.

Темуджин опять задумался. Молчание затянулось.

– Может быть, ты и прав, – с расстановкой произнес хан. – Я вспомнил себя… Когда был в колодке… Тайджиуты, могли меня избить, заставить работать, или убить, но сам я услуживать им никогда бы не стал.

– Если бы не признал их господами над твоим телом и над твоей душой, – добавил Субудей.

– Я с тобой согласен, Субудей-сечен, – неожиданно признался Темуджин.

Субудей завозился, отворачиваясь от товарищей, стараясь спрятать покрасневшее от волнения лицо. Чиркудай был рад за мудрого друга.

– Не только в Китае есть мудрецы, – неожиданно сказал Тохучар, и затих, подумав, что оскорбил этим Темуджина, не признав его мудрость.

– Ты тоже прав, Тохучар-нойон, – усмехнулся Темуджин и, посерьезнев, твёрдо добавил: – Вечное Синее Небо не всегда благоволит ко мне. Но в одном оно сделало мне подарок – у меня очень умные соратники. И я благодарен за это Этугену и Маздре, живущим на Небе, – Темуджин встал с кресла, и опустился на колени, сложив перед собой ладони.

Все командующие тут же повторили его действия. Каждый про себя возблагодарил Небо за то, что оно связало их всех вместе.

Встав с колен, Темуджин хитро усмехнулся и сказал, посматривая на Субудея:

– Ты говоришь лишь о двух способах подчинения людей?

– Мне кажется, что больше нет, – ответил Субудей, почесав затылок. – Трудно придумать что-то еще. Люди уже давно всё придумали.

Темуджин самодовольно прищурился, продолжая усмехаться:

– Все люди что-то просят у богов, молятся им или ругают их, – неторопливо начал хан. – Хотя знают, что стены, которые разные религии выстроили на земле, не дотягиваются до неба. А тот, кто стоит на вершине, кто служит напрямую Богу или Вечному Синему Небу, может заставить верующих людей делать то, что он захочет. Можно силой покорить людей, нагайками, или под страхом смерти заставить их подчиниться и служить господину. Но есть еще один способ заставить головы склониться, а колени согнуться, – Темуджин сделал паузу, с удовольствием рассматривая удивленных слушателей.

– Все народы живут почти одинаково – у них есть семьи, им нужна еда, одежда, оружие. Они разговаривают друг с другом, обмениваются разными вещами, спорят друг с другом, идут вместе в поход. И всё это может происходить так, как заведено исстари, или как хочется всем. Но можно объявить людям закон, который хорош для многих, по которому они захотят жить, поклоняясь любому Богу, подчиняясь любому хозяину… – Темуджин замолчал, опять с усмешкой посмотрел на соратников и спросил:

– Не догадались?

Субудей расстроенно покачал головой и за всех ответил:

– Только сейчас понял – это твоя Яса.

– Не моя, – поправил Темуджин: – Наша.

Командующие заговорили все сразу, восхищенно цокая языками. Темуджин поднял руку вверх, призывая к тишине:

– Но Яса не нравится природным нойонам. Они привыкли жить по старинке, по своим обычаям. Вот поэтому я перестал их приглашать на совещания и прекратил с ними встречаться. Они нас тянут назад, а нам нужно идти вперёд.

Будем торговать со всеми. Я хочу, чтобы Каракорум стал центром между западными странами, восточными и южными. Вот тогда мы будем сильными, а пока… – он вздохнул и, махнув рукой, сказал: – Все свободны.

Командующие неторопливо и чинно покинули дом совещаний. Чиркудаю нравились такие разговоры. Он видел не мальчишек, а взрослых мужчин. Сам Чиркудай не причислял себя к их числу. Ему казалось, что он оставался таким же, как раньше, хотя здорово повзрослел. Он хорошо помнил, что совсем недавно они бегали, как угорелые, мгновенно срываясь с места, пытаясь, многое успеть. А сейчас любому из них достаточно было подозвать нукера и отдать приказ, который будет исполнен быстро и точно. И неожиданно понял, как всё изменилось. Значит, изменился и он сам. Но для этого пришлось много трудиться.

– О чем ты думаешь? – неожиданно услышал Чиркудай вопрос Тохучара.

– О нас.

– А я о Теб-Тенгри, – признался Тохучар.

– Я тоже о нем думаю, – поддержал друга Субудей. Махнув здоровой рукой, он повернулся к Чиркудаю:

– Не пойду домой. Пойду к тебе играть в шахматы. А?..

– Пойдем, – кивнул головой Чиркудай.

– А я домой, – улыбнулся Тохучар, и, подняв руку, свернул на свою улочку.

Издали доносились голоса караульных, перекликавшихся друг с другом. Но никого не было видно, из-за темноты, и проклятых высоких заборов вокруг домов, закрывавших от кочевников степь.

 

Глава двадцать четвертая. Последний соперник Чингизхана

Однажды Темуджин решил, что его сыновья Угедей и Чагадай созрели и выделил им по сводному тумену в основном из пастухов. В эти корпуса попали те, кто очень плохо воспринимал дисциплину и правила нового боя: слишком молодые были новобранцы – практически мальчишки.

Вскоре сыновья стали жаловаться на своих нукеров, которые ничего не умеют. Темуджин рассвирепел и сказал: воинами не рождаются, ими становятся! А жаловаться нужно только на себя и свое неумение. Тогда Чагадай стал переманивать хороших нукеров из других туменов, суля им должности тысячников и сотников.

Узнав об этом, Темуджин озверел, обозвал Чагадая дураком. Но его сын обиженно заявил, что он не понимает, почему Джучи, меркитскому подкидышу, достался хороший тумен, а ему – дрянь. Джучи полез в драку. Их едва растащили. После этого Темуджин надолго ушел в себя: стал угрюмым и злым. Чагадая он отстранил от командования, но ненадолго.

Всё это происходило в совещательной юрте. И хорошо, что не было чужих, лишь самые близкие. Однако шила в мешке не утаишь. О скандале между сыновьями Великого хана стали говорить все кому не лень.

Выручил Субудей. Он покряхтел и предложил несколько воинов из своего тумена командирами, в новые корпуса. Темуджин понял это так, будто все командующие согласны с Субудеем, и распорядился отчислить по одной тысяче обученных людей из каждого старого тумена в новые. Чиркудаю такой поворот дела не понравился, но он промолчал, выслушав приказ хана.

Зимой начались учения с новенькими, пришедшими из корпусов Угедея, Чагадая и из других туменов, где командовали молодые. Темуджин все-таки назначил Чагадая туменным.

В нескольких верстах от Каракорума, на плоской равнине, десятки тысяч коней вытоптали всю землю, гоняясь друг за другом из края в край при любой погоде. Молодежь училась ходить строем, овладевала оружием, принятым на вооружении в армии.

Войско Чингизхана пополняли изгои, все те, кто не имел ни кола, ни двора. В армии кормили, одевали в казенную одежду, давали оружие и коня. Поэтому молодежь убегала на службу, от притеснений в куренях со стороны нойонов, и от нищеты.

В начале лета все туменные, включая самого хана, переехали в степь, в родные юрты. Сочигель уговорила Чиркудая и осталась с сыном в Каракоруме. И, постаревшая Хоахчин оценила удобства города. Поэтому Чиркудай оказался один. Сочигель стала приезжать к нему через день-два с сыном.

В таком же положении оказались все командующие туменами. Лишь китаянка не оставила Субудея, разделив с ним тяготы походной жизни.

Друзья, как раньше, коротали время по вечерам. Они поставили общую юрту на окраине одного из куреней. Чиркудай с Тохучаром жили вместе. У них допоздна засиживался Субудей. Когда приезжала Сочигель с сыном, Чиркудай уединялся с ними. Он не уговаривал её переехать, понимая, что для Сочигель, растущего Анвара и для Хоахчин, Каракорум удобнее продуваемой всеми ветрами степи.

После выборов Великого хана изменилось всё. Жизнь монголов стала иной. Темуджин торопился, создавая государство. Позавидовав деятельности чужаков, Чингизхан отыскал молодых, проворных монголов, пожелавших стать купцами, и оснастил их всем необходимым. Нашёл верблюдов, товар, дал охрану и послал торговать в дальние страны.

Совещания почти прекратились. Командующие стали собираться не чаще, чем раз в месяц. Иногда прилетал гонец с депешами от Великого хана и сообщал, что творится в Монголии.

Бывало, приходили от Темуджина приказы: дать одну-две тысячи из тумена для очистки степи от появившихся на караванных дорогах людей длинной воли. Разбойников окружали и, пригнав в Каракорум, включали в какой-нибудь тумен.

В степи стало ездить почти безопасно даже без охраны. Очень активных грабителей Темуджин велел убивать на месте. Монголия очищалась от хаоса. Но на окраинные районы изредка налетали мелкие отряды меркитов и даже найманов, тоже монгольских племен, кочующих по далекой Сибири. Они не захотели подчиниться Чингизхану. Не признавали его.

Но пришел день, когда события начали вновь ускоряться, да так, что их не успевали осмыслить, они становились непредсказуемыми. Рано утром друзей разбудил гонец от Темуджина с приказом срочно явиться в его курень. Чиркудай с Тохучаром моментально собрались, предчувствуя недобрые дела.

Оставив коней на окраине, они побежали на главную площадь куреня, где собралась огромная толпа. Здесь были все: старики, старухи, женщины, дети, нукеры. Прорвавшись к центру, они нашли Темуджина на открытой площадке напротив столба с перекладиной, к которой был привязан его брат Хасар.

Чингизхан с неприязнью смотрел на пленника, не смевшего поднять головы. Люди, в многолюдной толпе, шушукались между собой, с интересом наблюдая за происходящим. Чиркудай с Тохучаром протиснулись поближе к уже прибывшему Субудею.

– Кто тебя надоумил говорить такое? – грозно спросил Темуджин у брата. Чиркудай понял, что допрос начался давно.

Хасар качал низко опущенной головой, мотая длинными спутанными черными волосами с проседью и заплетенными на висках косичками, при этом он слёзно бубнил:

– Я был пьян, брат. Язык мой – враг мой…

– Мне донесли о твоих словах, оскверняющих меня. Ты говорил, что я незаконный хан, и плохой правитель! – обвинял Чингизхан. – Говорил это каждый день! Неужели ты каждый день был пьян?

Хасар промолчал, продолжая качать не чёсаной гривой. Внезапно он стал громко всхлипывать. На землю упали крупные слезы. Но вытереться пленник не мог, руки были прикручены веревками к перекладине.

И тут послышался шум. Люди расступились. На площадку выбежала мать Темуджина и Хасара, Оэлун, уже старая седая женщина. На ней развевался надетый, в спешке, дорогой халат. Женщина сильно разволновалась. Подбежав к сыновьям, Оэлун остановила на них безумный взгляд.

Посмотрев на мать, Темуджин хищно оскалился и прорычал в сторону Хасара:

– И это ещё не все твои грехи! Другие во много раз хуже! Но я не хочу о них говорить при людях. Пусть всё останется между нами, – напряженно подумав, Чингизхан сказал: – Я решил приговорить тебя к смерти! За всё. За всё содеянное тобой.

Народ качнулся. Послышался многоголосый шепот. Оэлун сорвалась с места и, подбежав к Хасару, бросилась перед Темуджином на колени, заслоняя приговоренного. Она зарыдала, раскачиваясь из стороны в сторону. Схватила руками шелковый халат и, распахнув его, оголила сморщенные груди:

– Я вас обоих кормила этими сосками! – закричала она с надрывом. – Вы оба дороги мне!.. Но, Великий хан, сын мой, твои глаза затуманила ненависть, которую породил не Хасар, а другой человек. И ты не хочешь об этом даже подумать!.. Я не дам тебе убить моего сына, так же, как не дала бы убить тебя! Одумайся, сын!

Темуджин набычился, и засопел. Стал нерешительно оглядываться на собравшихся людей, недовольно крутить головой. Потоптавшись на месте, подошёл к матери, и помог ей подняться на ноги, бросив через плечо:

– Казнь, пока, отменяю! Хасара – в мою юрту! – и повёл мать к себе.

Джелме покряхтел, оглядел собравшихся и зычно крикнул:

– Ну что собрались!.. Разойдись!..

Люди, толкаясь, побрели в разные стороны. Посмотрев на Чиркудая, на хмурого Джелме, понурившегося Бельгутея, и злого Тохучара, Субудей почти приказал:

– Пойдём к хану! Без нас это дело не обойдётся.

Командующие помедлили и пошли за ним. Им не хотелось попадать под тяжёлую руку Темуджина в то время, когда тот был свиреп.

Рослые торгауды Темуджина с копьями, плотным кольцом окружили его юрту. Но Субудей пошел на них, не останавливаясь, и караул расступился, пропустив туменных.

Нырнув под полог, Чиркудай увидел под светом, падающим сверху сквозь обрешеченное дымовое отверстие, угрюмого Темуджина, сидящего у дальней стены. Слева – притулился поникший Хасар. Справа – убитая горем Оэлун. Субудей остановился у очаговой ямы и уставился на Темуджина одним глазом. Чиркудай встал рядом с другом. Сзади сопел Джелме. В юрту вошли Бельгутей и Тохучар.

Хмуро посмотрев на друзей, Темуджин резко спросил:

– Почему вас пропустила охрана?

Субудей криво усмехнулся и негромко, но твердо, бросил:

– Разговор не об этом.

Темуджин блеснул злыми глазами и отвернулся. Повисла напряженная тишина. Оэлун, шуршала шелковым халатом, и тихо всхлипывала от свалившегося на нее горя. Хасар сидел не шевелясь.

– Говори, – негромко приказал Темуджин, отвернувшись от Субудея. Субудей покряхтел и, шагнув в сторону, уселся без приглашения на кошмы. Командиры тихо последовали его примеру, впервые нарушая устав. Темуджин мельком взглянул на них, недовольно хмыкнул, но ничего не сказал.

– Мы знаем друг друга давно, – неторопливо начал Субудей. – Нас всех связала одна судьба. Но это не заслуга Теб-Тенгри, который когда-то напророчил нам великие дела. Мы добились всего сами, без него.

Да, колдун связан с Вечным Синим Небом. Возможно, он говорит то, что слышит сверху. Но он всего лишь колдун, а не хан, – Субудей перевел дыхание.

– Я слышал, что Теб-Тенгри врывается со своими братьями в молельные дома христиан, мусульман, буддистов, иудеев и ломает там всё. Требует от служителей даров. И они ему что-то дают. Никто тебе не жалуется, потому что все боятся колдуна. Он обирает купцов на базаре…

– Я знаю об этом, – вяло сказал Темуджин, и скривился. – Он мною предупрежден.

– Но Теб-Тенгри тебя ослушался! – воскликнул Субудей. – Не перестаёт мародерствовать!

Темуджин неприязненно сморщил лицо и махнул рукой.

– Я не пойму, кто у нас хан?! – неожиданно спросил Субудей и, не дождавшись ответа от дернувшегося Темуджина, продолжил: – Колдуну положено лишь вещать и проводить камлания, но не покушаться на власть, которую не ему дали. Пусть он помог тебе в этом, но не он же был избран! А знаешь ли ты, Темуджин, – Субудей нарочно назвал так хана. Чиркудай заметил, что его друг всерьез разозлился.

– А знаешь ли ты, что Теб-Тенгри, таким образом, лишит тебя поддержки, поссорит с друзьями, а потом избавится и от тебя!

– Ну, это у него не выйдет, – угрюмо прохрипел Темуджин. – Руки коротки.

– Он твой враг! – бросил Субудей. – И терпения у него хватит, чтобы дождаться гибели твоих родных и друзей, которых он уничтожит твоими же руками. Ты ослеп, Темуджин!

– Не заговаривайся, Субудей! – грозно предупредил Темуджин. – Ты еще не знаешь моего гнева!

– А я тебя не боюсь, – негромко обронил Субудей. – Даже если ты прикажешь меня убить. Смерть от руки друга самая праведная смерть. И я не буду убегать, и прятаться – подчинюсь тебе.

Темуджин опять засопел, нервно дернулся и отвернулся. Оэлун перестала раскачиваться, съежилась и притаилась, ожидая грозы. Хасар пригнулся еще ниже, стараясь стать незаметным.

– Я тебя тоже не боюсь, – неожиданно для всех сказал Чиркудай. – Можешь делать со мной, что хочешь, но я поддерживаю Субудея.

– И меня можешь убить, – с кислой ухмылкой бросил Тохучар.

Бельгутей с Джелме засопели, но не проронили ни слова.

– А вы что притихли?! – зло спросил у молчунов Темуджин, блестя бешеными глазами.

– Я готов… – едва выдавил Джелме.

– Я тоже, – негромко произнес Бельгутей.

Темуджин дернул плечами, часто задышал:

– К чему вы готовы?..

Но Бельгутей и Джелме не пояснили к чему, старались спрятать глаза, от грозного взгляда Великого хана.

Тяжело засопев, Темуджин стал считать пальцы на руке, чтобы успокоится. Молчание затянулось надолго. Наконец хан почти спокойно спросил:

– Что вы советуете?

– Колдуна нужно выгнать из Каракорума и приказать ему, чтобы он не появлялся в куренях, – спокойно сказал Субудей.

– Ты же знаешь, что это невозможно, – хмурым, но уже нормальным голосом проговорил Темуджин.

– Вызови его сюда, – предложил Тохучар. – Поговори с ним при людях, на площади.

Темуджин покосился на туменного, и язвительно поинтересовался:

– Что это даст? О чем с ним говорить?

– Вызови, – негромко настаивал Тохучар. – А там, посмотрим…

Темуджин склонил голову, задумался. Минут через пять громко позвал караульных. В дверной проем просунулась голова испуганного торгауда.

– Возьми десятку!.. Нет! Сотню нукеров и поезжай в Каракорум. Найди Теб-Тенгри… Скажи, что я его зову.

– Слушаюсь, Великий хан, – кивнул головой воин и скрылся. Послышался удаляющийся топот его ног.

Темуджин криво усмехнулся:

– Я исполнил ваше желание. Но что будет, когда он приедет, я не знаю.

– Поживем – увидим, – бросил Тохучар, вставая на ноги. Туменные тоже поднялись и по очереди выскользнули в дверной проем.

– Ты что-то надумал? – негромко спросил Субудей у Тохучара на улице.

– То же самое, что и ты, – усмехнулся Тохучар. – Чему быть, того не миновать. Лучше поздно, чем никогда.

– Ты брось свои поговорки! – разозлился Субудей. – Говори, что задумал!

– Приедет колдун… там посмотрим, – пробурчал Тохучар. – Я надеюсь на вас, на вашу помощь.

Чиркудай согласно кивнул головой. Растолстевшие, Бельгутей и Джелме, съежившись от страха, застыли неподалеку. Богатыри не подавали голоса, зная заранее – добром разговор друзей не кончится. И ещё они боялись колдуна.

Чиркудай с Субудеем зашли в пустующую юрту для совещаний и стали ждать. Тохучар куда-то убежал. Бельгутей с Джелме завернули в проулок, и исчезли.

– Меня тревожит поведение Тохучара, – задумчиво обронил Субудей, усаживаясь на кошмы.

– А меня нет. Даже нравится, – заметил Чиркудай.

– Впервые слышу, что тебе что-то нравится, – криво усмехнулся Субудей.

– Я верю Тохучару. Он стал очень рассудительный.

– Да… – тяжело выдохнул Субудей. – Почти догнал нас. И Темуджин с ним стал считаться, как с нами. Совсем недавно голоса его не было слышно.

– Я за него рад, – заметил Чиркудай.

Субудей подумал и подтвердил:

– Тохучар – надежный товарищ…

Площадь находилась в ста шагах от юрты для совещаний. И, очевидно, люди оттуда не желали расходиться, предчувствуя какие-то события. Друзья ясно слышали многоголосый говор. А часа через два, Чиркудай с Субудеем услышали усиливающийся с каждой минутой шум и гвалт. На площади что-то происходило.

Друзья вышли из геры, и пошли в центр куреня. Там уже скопилась толпа, окружившая Теб-Тенгри с его пятью братьями.

Чиркудай немного разозлился, заметив вольность колдуна, заехавшего, вопреки приказу хана, в курень, верхом на коне. Люди тянулись к колдуну, каждый норовил хоть на мгновение притронуться к чёрной одежде повелителя духов, надеясь, что это принесёт удачу и счастье.

Теб-Тенгри брезгливо морщился, но не гнал поклонников. В толпе Чиркудай заметил Тохучара с каким-то хурджуном свисающим с плеча. Рядом с ним стояли Джелме, Бельгутей, Мухали, Газман, Бариб, Джучи, Чагадай, Угедей и другие командиры. А на пятачке, в пятнадцать шагов в поперечнике, маячил Темуджин, поджидая, когда Теб-Тенгри соизволит к нему подойти. Но тот нарочно не обращал на Великого хана внимания.

– Совсем обнаглел, – зло прошипел Субудей, встав рядом с оскалившим зубы Тохучаром.

Народ гомонил, продолжая поклонения служителю Вечного Синего Неба, с презрением посматривающего вокруг себя. Казалось, что колдун никого не замечал. Наконец Теб-Тенгри прервал церемонию, и снисходительно посмотрел на Темуджина. Со стороны казалось, что не этот страшный человек в черной одежде воздавал почести хану, а Темуджин стоял перед ним словно слуга.

Теб-Тенгри оттолкнул от себя коня, которого перехватили братья, как и он, одетые в чёрные одежды, и качнулся на кривых ногах. Выдержав паузу, он властно спросил Темуджина:

– Зачем звал?

Народ зашептался и задвигался, старясь пробраться ближе к центру. Чиркудая покоробило такое унизительное обращение колдуна к хану, которое тот стерпел.

Темуджин опустил голову и угрюмо произнес:

– С тобой хотели поговорить мои командиры.

Все туменные заметили, как был ошарашен Теб-Тенгри ответом Темуджина. Чиркудай уже догадался, что принес Тохучар в хурджуне. Схватив Субудея за рукав, он быстро потащил друга сквозь расступавшуюся перед ними толпу поближе к Джелме. По пути взглянул на Субудея, заметил его зловеще сверкнувший глаз и с облегчением вздохнул: тот тоже догадался, что принес Тохучар.

– Какие командиры? – несказанно удивился колдун. – Я думал, что во всей Монголии есть только один командир – это ты! Да ещё его помощник – это я!

Темуджин хмуро показал головой в сторону друзей, стоявших в толпе.

Теб-Тенгри неприятно скривил губы и угрожающе усмехнулся:

– Вот эти недостойные небесной благодати бродяги хотят мне что-то сказать?.. И только из-за этого ты позвал меня, оторвав от великих деяний?..

Темуджин сжал челюсти и ничего не ответил. Народ напирал и гомонил. Задние вытягивали шеи из-за спин впереди стоящих, стараясь ничего не упустить.

Чиркудай искоса посмотрел на Тохучара и увидел, что тот весь напрягся, нервно сжав кулаки, прижимая локтем к боку свисающий с плеча кожаный мешок. Посмотрев на Чиркудая, Тохучар едва заметно кивнул головой и тихо сказал:

– Теперь дело за тобой и Джелме.

Чиркудай едва заметно подал знак рукой, спрашивая. Тохучар три раза моргнул, ответив этим тайным знаком китайцев – да! Увидев их сигналы, Субудей тоже три раза моргнул единственным глазом, подтвердив, что понял. Тохучар зло улыбнулся, и ответил на знак Субудея, пошевелив пальцами, что означало – жду поддержку.

– Ты его подтолкни, – шепнул Чиркудай Субудею.

Тот кивнул головой и, сделав шаг к Джелме, исподтишка, больно ударил брата кулаком в бок. Громадный Джелме вздрогнул, оторвал завороженный взгляд от колдуна, который подавлял своим видом толпу, наслаждаясь поклонением, и испуганно посмотрел на Субудея.

– Иди за Джебе, – прошипел Субудей, подтолкнув брата на площадку, вслед, за уже двинувшимся к колдуну, Чиркудаем. Джелме качнулся, и на непослушных ногах шагнул вперёд.

Чиркудай медленно приближался к Теб-Тенгри, ожидая, когда колдун посмотрит на него. Сзади, стараясь не топать, сопел Джелме. Чиркудай чувствовал его спиной.

Теб-Тенгри отвернулся от Темуджина и равнодушно посмотрел на двоих мужчин, приближающихся к нему. Он неприязненно изогнул смоляные брови, ожидая, что последует дальше. Темуджин, воровато оглянулся, увидел своих командующих, и сразу же всё, поняв, резко подался в сторону.

Повелитель духов не придал этому значения. Он никого и ничего не боялся. Люди, при одном его виде, становились безвольными.

Чиркудай подошел к колдуну вплотную, толкнул размякшего Джелме вправо.

Вонзив подавляющий взгляд в Чиркудая, Теб-Тенгри хотел его остановить, свалить на колени. Но Чиркудай легко выдержал это испытание.

– А!.. – догадался повелитель духов, – Меченый, – и угрожающе усмехнулся: – Хочешь поговорить или померяться силой?.. Люди говорят, что ты родственник дьявола, – насмешливо произнес Теб-Тенгри и неожиданно громко захохотал.

Джелме чуть не сел от страха на землю. Уловив момент, пока колдун хохотал, запрокинув голову, Чиркудай ударил Джелме кулаком в бок, и негромко скомандовал:

– Хватай его за руку и ногу!..

Сотрясаясь от ужаса, богатырь подчинился. Одновременно с ним Чиркудай схватил колдуна с другой стороны, и резко приказав:

– Переворачивай! – приподнял колдуна.

Джелме вновь послушался. Но тут Теб-Тенгри, прервав смех, стал сопротивляться. Чиркудай не ожидал, что колдун окажется так силён. Он напряг все мышцы, концентрируя волю на подавлении сопротивления противника, как учили монахи. Но почувствовал – не удержит… И, тогда Чиркудай, через силу, прохрипел вяло шевелящемуся Джелме:

– Держи крепче!.. Вырвется!..

Тут Джелме словно подхлестнули. С богатырем что-то произошло: очевидно, сработала привычка борца, когда он ломал не только сопротивление противника в поединке, но и его кости. Джелме хекнул и скрутил живую плоть, как старую тряпку. Богатырь весь взмок, не так от усилий, как от страха. Пот дождем сыпался с его волос на утоптанную землю.

Вдвоём они резко перевернули колдуна вверх ногами и вбили подвернувшейся к плечу головой в землю, да так, что хрястнула шея.

Толпа, окружавшая площадку, колыхнулась и подалась назад. Все замерли. И тут Теб-Тенгри взвыл, пуская пузыри. Его рёв будто послужил сигналом пятерым братьям колдуна, которые, сорвавшись с места, бросились на выручку. Но им преградил дорогу озверевший Субудей, пугая синим шрамом от виска к подбородку. Схватил за рукав очумевшего Бельгутея, который не уступал в размерах Джелме, он потащил его навстречу братьям колдуна. Мужики в нерешительности остановились и попятились.

Чиркудай краем глаза заметил приближающегося к ним Тохучара. В руках у друга раскачивался его любимый кистень. Темуджин стоял в стороне, ни во что не вмешиваясь, зажмурив глаза. Хан был бледен.

Быстро подойдя к ним, Тохучар молниеносным движением мотнул железным шаром, метко попав между лопаток вопящего колдуна. Глухо хрустнул позвоночник и, последний раз вскрикнув, Теб-Тенгри изогнулся и весь напрягся, став, словно железным. Изо рта страшного человека побежала тёмная струйка крови, проделывая ложбинку на пыльной земле.

Тохучар поймал железный шар ладонью и неторопливо вернулся на свое место. Джелме, трясясь как кисель, едва стоял на подгибающихся ногах. Почувствовав смертельные судороги колдуна, он разжал пальцы.

Чиркудай с неприязнью оттолкнул от себя, дёргающееся в последний раз в этой жизни, тело, бросив его в пыль. Заметив ужас в глазах Джелме, штаны которого постепенно стали промокать, Чиркудай подхватил его под руку и потащил в шарахнувшуюся от них толпу.

Они заняли свои места, посматривая на опешивший народ. Чиркудай ещё раз взглянул на бьющегося колдуна и заметил, что тот тоже обмочился. В его голове мелькнуло: Теб-Тенгри самый обычный человек. Тут толпа колыхнулась, осознав происшедшее. Пятеро братьев взвыли по волчьи и хотели подойти к казненному. Но Субудей, посмотрел на серых, от страха торгаудов, и жестко приказал:

– Гоните их из куреня! Никому не дозволено нарушать приказ Чингизхана и ездить между юрт верхом!

Нукеры послушно выхватили нагайки и принялись остервенело хлестать братьев колдуна. Толпа качнулась и попятилась, а потом, почти одновременно, все побежали. Люди кричали от страха, боясь, что сейчас сверху обрушится небо, и засверкают молнии.

Но ничего не произошло. Через несколько минут на площади остались лишь испуганные командиры и крепкие нукеры.

– Поставьте над ним походную юрту, – осевшим голосом приказал Темуджин, стоящим рядом с ним воинам.

Нукеры сорвались с места и побежали за кошмами и опорами для геры. Темуджин качнулся и, ни на кого не глядя, быстро ушел в свою юрту.

Тохучар схватил за рукава халатов Бельгутея и Джелме, ещё не пришедших в себя, и сказал, посмотрев на друзей:

– Пойдемте в большую юрту, выпьем водки. Мы это заслужили, – и поволок ослабевших богатырей в сторону геры для совещаний. За ними мелко засеменила маленькая китаянка, стараясь не отстать от своего господина.

Но архи в юрте не нашлось, и Субудей приказал своему тысячнику достать хмельной напиток хоть из-под земли. Через полчаса запыхавшийся командир влетел в юрту с бутылью фряжского красного вина, которое привозили купцы из дальних стран.

– Кислое, – скривился Тохучар. Но выпил вместе со всеми.

Они не захмелели. Слишком страшное дело совершили. Джелме и Бельгутей сидели словно мышки.

– Что притихли? – неприязненно буркнул Субудей, посмотрев на богатырей, прислушиваясь к звукам, за стенкой юрты. А звуков почти никаких не было. Курень Темуджина будто вымер.

– Испугались мести колдуна, – пробурчал Чиркудай.

Заглянул ещё один тысячник, молча положил на маленький столик фрукты и китайский рис. Пришедший командир всё понимал, это было видно по его лицу, и тоже ожидал реакции людей на эту казнь. До самого вечера висела тишина.

И Темуджин не высовывался из своей геры, и никого к ним не присылал.

А когда стемнело, в юрту с опаской вошла Сочигель. Женщинам вообще запрещалось заходить в совещательную геру. Она это знала, и всё же нарушила этот приказ. Увидев китаянку, облегченно вздохнула.

Чиркудаю стало приятно оттого, что его женщина оказалась такой храброй.

– Где Анвар? – негромко спросил он.

Сочигель осмотрелась в полумраке и так же негромко ответила:

– Он в городе с Хоахчин. Двадцать нукеров сидят в нашем дворе и жгут костры. И у Тохучара во дворе сидят два десятка нукеров, – сообщила Сочигель, взглянув на Тохучара. Тот благодарно кивнул ей головой.

Чиркудай облегченно вздохнул.

– Что там слышно? – не утерпел Субудей. – Как люди – не собираются нас наказать?

– Священники и купцы говорят, что вы поступили правильно, – быстро ответила Сочигель. – А братья колдуна бегают по улицам и кричат, что за посланника Неба нужно отомстить. Однако от них жители убегают. Наверное, боятся…

– Он там всем надоел, – усмехнулся Тохучар и, подумав, добавил: – Им нужно бегать не по Каракоруму, а по куреням.

Субудей согласился:

– Да… Все, кто ему поклоняется, живет по старому, а в городе совсем другой народ.

Неожиданно дверной полог заколыхался, и в юрту нырнул Хасар. Командиры узнали его в желтом свете китайского фонаря. Хасар встал у дверей, окинул всех напряженным взглядом и, шагнув к Чиркудаю, вынул из-за пояса кинжал в ножнах, на которых заискрились драгоценные камни. Слегка поклонившись, он протянул кинжал Чиркудаю:

– Он твой, – поколебавшись, негромко добавил: – Кто старое помянет – тому глаз вон.

Чиркудай поколебался, но взял оружие у бывшего врага. Хасар обрадовался, что подарок принят, засуетился, и вытащил из-за пазухи золотые броши, принявшись их раздавать всем, в том числе китаянке и Сочигель. Потоптавшись у входа, Хасар с трудом вымолвил:

– Я был не прав. Вы лучшие друзья Темуджина. А я – его брат. Поэтому теперь я ваш друг.

Но ему никто не ответил. Хасар постоял в нерешительности, понимающе вздохнул и вышел.

– По-моему, шума не будет, – хрипло проговорил Субудей. – На нас никто не осмелится напасть.

– Тогда, мы пойдем? – засуетился Джелме, подталкивая размякшего от вина Бельгутея.

– Никуда вы не пойдете! – приказным голосом бросил Субудей. – Сейчас будем думать, что делать с телом колдуна.

– А что тут думать! – удивился Джелме. – Завтра похороним – и всё.

– Нет не всё! – зло, будто плюнул, сказал Субудей. – Все, кто на него молится, захочет нашей крови!

– Вместо вина, – с ехидной усмешкой добавил Тохучар.

Джелме замер, испуганно посмотрел на Тохучара, на Субудея, на Чиркудая и тяжело упал на кошмы. Он понял, что попал в страшную передрягу: казнь колдуна – не окончание дела.

– Что же делать? – испуганно спросил Джелме, после долгого молчания.

– Думать, – опять сказал Субудей. И все притихли.

Через полчаса зашевелилась китаянка. Посмотрев на Субудея, она неожиданно сказала тонким голоском с сильным киданьским акцентом:

– Мне нада идти к Виликий хана.

Субудей внимательно посмотрел на неё и, скривив изуродованное лицо в улыбке, кивнул головой:

– Иди.

– Я пойду с ней, – неожиданно предложила Сочигель.

Субудей посмотрел на молчаливого Чиркудая и согласно кивнул головой:

– Правильно. Идите вдвоем.

Китаянка и Сочигель бесшумно выскользнули из юрты.

– Ты думаешь, Темуджин что-нибудь предложит? – поинтересовался Тохучар.

– Может, и нет. Но мы ему что-то предложим, – загадочно ответил Субудей.

Тохучар посмотрел на друга и неопределенно передёрнул плечами.

Ждали долго. Бельгутей и Джелме стали посапывать, лежа у стены. Наступила уже середина ночи, когда послышались лёгкие шаги. Все насторожились, хотя знали, что караул не подпустит к юрте чужих. Дверной полог зашевелился, и в геру нырнула Сочигель, а за ней китаянка. Чиркудай заметил, что глаза его женщины возбужденно блестят, отражая желтый свет язычка пламени от фитиля.

– Темуджин просил вас к нему прийти, – негромко произнесла Сочигель.

– А он где? – поинтересовался проснувшийся Джелме.

– Ушел в степь.

Субудей удовлетворенно покивал головой:

– Хан правильно поступает, – закряхтев, он поднялся, бросив всем, как приказ: – Идемте!

Чиркудай с Тохучаром сразу вскочили на ноги, а Джелме с Бельгутеем лишь завозились на кошмах, не думая вставать.

– И вы тоже, – хмуро сказал Субудей, посмотрев на богатырей.

Его брат и брат Темуджина медленно поднялись и нехотя пошли следом.

Они крадучись обошли юрту, чтобы не встретится с караулом и, стараясь не топать, пошли за женщинами в темноту. В пятистах шагах от куреня, Сочигель тихо позвала:

– Темуджин…

– Я здесь, – донесся глухой голос хана.

Командиры повернули и натолкнулись на огромный валун, лежащий с древних времен в степи. Правитель Монголии сидел на камне, зябко обхватив руками колени. Ночь была безлунная и прохладная, всё небо затянуло облаками.

– Прячемся, как воры, – хмыкнул Темуджин, поднимаясь с камня, разминая затекшие ноги: – Будто я не Великий хан.

Субудей кашлянул и негромко спросил:

– Ты помнишь, что говорил Ляо Шу про правителей?

Темуджин задумался, и тихо кашлянув, сказал:

– Он многое говорил…

– Потомок императоров сказал: чтобы быть сильным, нужно уметь сносить нечеловеческие обиды и выдерживать страшные удары.

Темуджин помолчал и согласился:

– Очевидно, Ляо Шу был прав, – и осторожно спросил: – Что надумали?

Субудей уселся на валун, посопел, и кратко сказал:

– Нельзя оставлять его тело для похорон.

Наступила пауза. Темуджин передернул плечами от холода и начал медленно ходить вдоль камня. Остановившись, усмехнулся:

– Я завидую Джебе и Субудею. У них женщины похожи на воинов. Я им доверяю. Такой, раньше, была моя Борте. А сейчас ей хочется спокойной жизни, – помолчав, он спросил: – Как мы возьмем тело Кокочу из юрты? Я не могу приказать караульным, чтобы они ушли. Я не хочу нарушать тот закон, который я придумал. Мои нукеры – хорошие воины. Будут охранять юрту до последнего. Не подпустят к ней до утра никого.

– Их нужно отвлечь, – хмуро бросил Субудей. – А как, я не знаю.

– Устроим около костров драку, – с ехидным смешком предложил Тохучар. – Рядом с той юртой.

И Чиркудай по голосу друга понял, кто будет драться.

– А кто захочет драться? – непонимающе спросил Джелме.

Все, кроме Бельгутея и Джелме, уже поняли, кому выпала эта доля. Поэтому, около валуна раздался сдавленный смех. Даже китаянка хихикнула.

– А что, – промычал Бельгутей. – Мы можем.

Джелме недоверчиво гоготнул, поняв, кто и с кем будет драться.

Успокоившись, Темуджин сказал:

– Но драться нужно по-настоящему, до крови. Иначе торгауды вас раскусят.

– Будет больно, – буркнул Джелме.

– Должно быть больно, – подтвердил Субудей.

– Тогда нам нужно нарушить закон и побольше напиться архи, – заявил Бельгутей.

– Нарушайте, – негромко согласился Темуджин: – Это всё не для нашей пользы, а для всей Монголии. Я не хочу, чтобы возникла смута, – он немного помолчал: – Похороны Кокочу могут спровоцировать беспорядки. Начнутся драки… Возможно, кто-то погибнет. А нам сейчас никак нельзя быть слабыми.

Чжурчжени в империи Цзинь зашевелились. Им не понравилось, что в Монголии появился Великий хан без их ведома. Боюсь, что они пошлют к нам корпус для установления своей власти, а потом потребуют платить дань, как пятьдесят лет назад.

– Неужели посмеют? – поинтересовался Субудей.

Темуджин тихо покашлял и пояснил:

– Они считают, что в Монголии появилась банда, которая взяла всю власть в свои руки.

– Это плохо, – буркнул Субудей.

– Это хорошо, – возразил Темуджин. – Если они узнают, что у нас есть обученное войско, то может начаться война. А банда, она и есть банда. Её разгонит корпус солдат.

Нам выгодно, чтобы чжурчжени как можно дольше находились в неведении, – усмехнулся Чингизхан. – Пусть присылают корпус… – помолчав, он приказал:

– Бельгутей и Джелме – идите в курень. В моей гере есть водка. Быстро выпейте, сколько сможете, и у костров устройте настоящую драку. Пусть вас разнимают нукеры, которые охраняют юрту с телом Кокочу, – и он повернулся к Чиркудаю и Тохучару. – За колдуном пойдете вы?

– Я тоже иду, – сообщил Субудей, сползая с валуна. – А ты с женщинами жди нас здесь.

Темуджин тяжело вздохнул и согласился, после чего уселся на валун.

– Пошли, – бросил Субудей и направился в строну красноватых костров, горевших меж юртами. Друзья молча направились следом за Субудеем, взявшим команду операцией в свои руки.

Затаившись в тридцати шагах от временной юрты, где лежало тело колдуна, Субудей толкнул брата и прошипел:

– Напивайтесь быстро и не до потери памяти. А то забудете, что надо делать.

Джелме с Бельгутеем шагнули в сторону, и пошли к юрте хана, огибая костры. Субудей покряхтел и сказал:

– Я пойду за лошадью. Видел гнедую у крайней геры. Это недалеко.

– Лопаты нужны, – прошептал Тохучар.

– Вот ты и сходи, – бросил Субудей удаляясь.

Чиркудай остался на месте, присев за хозяйственной юртой. В ней хранились вещи.

Через полчаса по-лягушачьи заквакал Тохучар. Чиркудай сразу понял, что это он. Только такому неисправимому хулигану могло прийти в голову квакать в сухой степи. Друг оставался верным себе, продолжая шутить в трудной ситуации. Он сказал Чиркудаю, что оставил две лопаты за крайней юртой куреня. Через некоторое время они услышали неравномерную поступь прихрамывающего Субудея.

– Ну, что видно? – поинтересовался он.

– Караульные ходят. А Джелме с Бельгутеем нет, – ответил Чиркудай.

– Может быть, они спрятались? – задумчиво протянул Тохучар.

– Нет, – возразил Субудей. – Они тугодумы, но не дураки, и всё понимают.

Пришлось ждать еще час. Когда звезды повернули к утру, а воздух стал густой, на свет костров вышли пьяно шатающиеся Джелме с Бельгутеем. Они что-то громко выкрикивали и толкали друг друга руками.

– А если подерутся по-настоящему? – хмыкнул Тохучар.

– Это им на пользу, – в тон ему ответил Субудей.

А у костров разгорался скандал. Джелме размахнулся и съездил своего друга, с которым в последнее время не разлучался, по уху. На что тот ответил ему пинком. Очевидно, Джелме стало больно и он, подвывая, кинулся на Бельгутея. Но тот не уступал ему ни в силе, ни в размерах. Обзывая друг друга поносными словами, они сцепились, и стали танцевать, попадая сапогами в костер, расшвыривая огонь, пытаясь свалить один другого. И, не устояв на ногах, упали. Держась, друг за друга, с трудом поднялись.

Чиркудай заметил, как Бельгутей, мельком глянув на застывших в растерянности торгаудов около временной геры, вновь накинулся на Джелме.

– По-моему, они не очень сильно пьяные, – сказал Чиркудай.

– Я это тоже заметил, – подтвердил Тохучар. – Но это не имеет значения. Главное – дерутся.

– Главное, чтобы от них водкой разило, – вздохнул Субудей. – Но еще главнее, если они отвлекут караульных.

Обстановка накалялась, а нукеры никак не могли решить, что им делать. Друзья нервничали. Они молились, чтобы из юрт не выбежали люди. Утихомирить друзей должна была охрана.

Но из гер лишь высовывались головы и прятались назад. Обитатели куреня, узнав в хулиганах не рядовых воинов, а нойонов, не рискнули вмешиваться. А торгаудам сам закон велел наводить тишину и порядок.

Наконец, один из караульных неуверенно направился к драчунам. Приблизившись, он попытался утихомирить нойонов словами, не решаясь применить силу. Но Джелме с Бельгутеем не обратили на него внимания. И, когда торгауд подошёл слишком близко, Бельгутей одним движением руки свалил его на землю, и опять вцепился в Джелме, матерясь на весь курень.

Увидев, что необходимо вмешаться, четверо караульных быстро подошли к богатырям и повисли у них на руках, не давая драться.

– Пошли! – скомандовал Субудей.

Друзья ужами поползли к оставленной без охраны юрте.

Хорошо, что гера была временной, без крепкой обрешетки, иначе похитителям просто не удалось бы поднырнуть под кошму.

Даже Чиркудай, со своим зрением, поначалу не смог ничего рассмотреть в кромешной темноте. Он на ощупь отыскал тело, так и лежащее в той позе, в какой они его бросили с Джелме. Молча подтолкнул Тохучара и схватил труп подмышки, прислушиваясь к не утихающему скандалу у костров.

Субудей нервно шептал, придерживая кошму:

– Давай, давай, – помогая вытаскивать уже закостеневшее тело наружу.

– Тяжёлый, какой, – проворчал Тохучар, с натугой взваливая на себя то, что осталось от Теб-Тенгри.

– Мертвые всегда тяжелее живых, – пропыхтел Субудей, помогая ему. Чиркудай действовал молча.

Тохучар шел первым, навалив труп себе на спину. Они крались мимо юрт в степь. Чиркудай придерживал ноги, чтобы другу было легче, а Субудей закинул руку колдуна себе на шею. Дойдя до окраины куреня, Тохучар остановился, утомившись. Чиркудай без слов, встал рядом, и, перетащил труп на себя, внутри которого что-то хлюпало и булькало.

За спиной они слышали, что скандал еще продолжается. Но их это уже не интересовало. Удалившись от стойбища на сто шагов, они с облегчением положили тело на землю. Субудей ушёл за лошадью. Через некоторое время, он привел старую кобылу. Животное даже не отреагировало, когда на него стали нагружать труп – привыкло к мёртвым.

Ушли далеко. Костры виднелись как искорки у горизонта.

– Копаем здесь, – Субудей остановил лошадь и небрежно свалил тело колдуна на землю. – И быстрее. У нас мало времени. Нам нужно еще вернуться.

Уже не остерегаясь, они быстро выкопали яму и свалили туда свой груз, словно куль. Быстро закопав, отряхнулись, и пошли назад, прогнав от себя лошадь. Животное было вольно в выборе куда идти: в курень, или к далекому табуну.

С трудом, отыскав Темуджина, друзья заметили, что он сидит на валуне, раскинув полы халата, под которым спрятались от утреннего холода задремавшие женщины.

– Всё, – сообщил Субудей, спросив у хана: – Как в курене – тревогу не подняли?

– Нет, – устало ответил Темуджин. – Только наши двое пьяниц скандалили. Их недавно успокоили. Хорошо дрались – аж здесь было слышно!

– Ты их должен наградить, – съехидничал Тохучар.

Темуджин вздохнул и поднялся с валуна. Женщины, вскочили на ноги. Сочигель, зябко поеживаясь, прижалась к Чиркудаю. Он обнял её рукой за плечи.

– Ещё один Субудей на мою голову, – хмыкнул Темуджин. – Джебе, это твой подарочек? – спросил хан.

– Теперь уже твой, – ответил Чиркудай.

Темуджин прыснул, но сдержался. Тохучар тоже чуть не захохотал. Субудей с Чиркудаем оставались серьезными.

– Хватит! – бросил Субудей. – Пошли в курень. Мы все задергались. Ещё не хватало, чтобы нас здесь заметили.

Его послушали, И все быстро направились к стойбищу.

Чиркудай с Сочигель, Субудей со своей китаянкой и Тохучар прокрались в общую юрту в предрассветной мгле. Но, кажется, их никто не заметил. Они тут же улеглись под разными стенами на кошмы и моментально уснули.

Утром командующих и их женщин разбудил тысячник Субудея, сообщивший, что на площади собрался народ пожелавший похоронить Теб-Тенгри с почестями.

– Но колдуна в юрте не оказалось! – изумленно доложил тысячник. А Темуджин всем сказал, что Теб-Тенгри забрало Вечное Синее Небо вместе с телом к себе. Народ пошумел и разошелся. Все очень удивились! – Тысячник помялся, и понизив голос, добавил:

– А еще ночью подрались Джелме с Бельгутеем… Говорят, что были пьяные. У обоих под глазами вот такие синяки, – и тысячник показал какие.

– Наказывать нужно за пьянство, – буркнул Субудей и отпустил своего командира.

Как только дверной полог опустился, все захохотали. Сказалось ночное напряжение. Чиркудай скривил губы, но не сумел даже улыбнуться.

– А тебе не смешно? – едва выговорив, спросил Тохучар.

– Смешно, – ответил Чиркудай.

 

Глава двадцать пятая. Армейская разведка

Постепенно страсти, по поводу прилюдной казни колдуна, улеглись. Люди говорили между собой: Чингизхан настолько силён, что не побоялся гнева Вечного Синего Неба. Субудей предложил распространить слух о том, что Чингизхан сам является посланником Неба, поэтому оно и взяло к себе Теб-Тенгри. Чиркудаю не понравилось такое возвышение Темуджина, хотя он понимал, что это было бы им всем на руку. Темуджин колебался, слушая настойчивые требования Субудея о распространении слухов.

– Я не верил в Теб-Тенгри, как в волшебника, – убеждал хана Субудей. – Он такой же, как и мы. Однако сумел всех убедить в обратном. Его отец Мунлик, боялся ему перечить, – и, посмотрев на Темуджина, поинтересовался: – Это, правда, что твоя мать Оэлун станет женщиной Мунлика?

Темуджин долго молчал, крутил бороду и не хотел отвечать. Но Субудей его спрашивал об этом не на общем заседании, а в кругу близких.

– Она уже переехала к нему в юрту, – выдавил из себя Темуджин. – Я не мог ей возразить.

– Она правильно сделала, – одобрил Субудей. – Все монголы знают Мунлика, как отца Теб-Тенгри. А теперь будут знать, как твоего отчима.

Темуджин неопределенно передернул плечами и перешел к государственным проблемам:

– Я получил сведения, что чжурчженям в империи не нравится наша торговля. Они хотят, чтобы в Монголию все товары шли через них. Ещё больше им не нравится, что у нас появились купцы.

Монголы торгуют в Хорезме и в Индии нашими товарами: шкурами зверей, солёной рыбой, и китайскими товарами: шёлком, фарфором, бумагой и другим. Алтан-хан начинает злиться, что мы имеем влияние на Уйгурию и отнимаем у него покупателей на его же товары. Чжурчжени готовятся напасть на Уйгурию и посадить там своего правителя вместо Эльдара.

Хотят повернуть Великий шёлковый путь в свою сторону. Я решил остановить их вторжение. Для этого пошлю два плохо обученных тумена с примкнувшими к нам тунгусами и найманами, на границу Монголии и империи Цзинь.

– Тунгусы не хотят обучаться! – возмущенно воскликнул Джелме. – Говорят, что им эта наука не нужна. Что она вредная. Китайская. Вражеская…

Темуджин усмехнулся:

– Давно ли мы сами так думали? Если бы не Ляо Шу, то не видать нам Монголии, как своих ушей. Довольствовались бы жизнью в курене, отгонами скота у соседей, охотой, рыбалкой…

– Ты думаешь, что эти два необученных тумена смогут задержать чжурчженей, если они пошлют свой корпус? – поинтересовался Тохучар.

– Нет, – усмехнулся Темуджин. – Я думаю – всё будет наоборот. Чжурчжени потеснят и разобьют оба тумена. Но дальше не пойдут: все-таки тунгусы и найманы окажут им сопротивление. И китайцы станут думать о нас плохо. Скажут, что мы слабаки. Затем, на следующий год после победы, пойдут дальше. Здесь-то мы и дадим им бой. Хотя мне этого не хочется.

– Правильно, – поддержал Темуджина Субудей, – тунгусы и найманы плохо к нам относятся, нарушают законы. У всех на виду. Пусть их побьют.

– Ты все понимаешь, – похвалил своего командующего Чингизхан. Помолчал и добавил: – Чжурчжени уже взяли китайский городок, где жил Ляо Шу. Убивают его жителей, которые были верны потомку императоров. У меня есть сведения, что больше тысячи киньских мастеров едут на повозках к нам. Я послал им навстречу охранную тысячу. Пусть селятся в Каракоруме, продолжают его строить и изготовляют нужные вещи.

– Нам необходимо много тренироваться, – сделал вывод Чиркудай. – Иначе можем проиграть чжурчженям. Вдруг они пожалуют сюда?

– Ты прав, Джебе, – согласился Темуджин. – Приказываю продолжать военные учения, и нужно увеличить их длительность. Мне недавно донесли, что у чжурчженей начинается раскол среди командующих. Они убивают тех, кто против войны. Значит, к власти приходят злые люди. А воевать им с нами удобно – монголы часто проигрывали.

– Есть империя тангутов – Си-Ся, – возразил Субудей. – Есть южная империя… Может быть, они готовятся опять напасть на них, как в старые времена. Зачем мы им?

– Они считают нас самыми доступными, самыми слабыми, – усмехнулся Темуджин. – А их соседи – сильные. Я не хочу, чтобы было так, как они думают. Мне нужно, чтобы чжурчжени считали нас не сильными, и одновременно не пытались лезть в наши степи. Как это сделать, я не знаю.

– Так не будет, – угрюмо усмехнулся Тохучар. – Все равно они пошлют на нас войско. Я бы с ними повоевал.

– Какой ты быстрый, – нахмурился Чингизхан. – Монголии война не нужна. У нас мало людей. У чжурчженей наемных войск больше, чем монголов во всей степи: шестьсот тысяч человек. А нас всего около пятисот… Я даже не знаю сколько, – Темуджин задумался на мгновенье. – На будущий год проведу перепись населения, как учил Ляо Шу. Мне нужны точные данные.

– Кроме наемников, у чжурчженей есть собственные корпуса, – добавил Субудей.

– Да, – опять согласился Темуджин и вздохнул. – И об этом я знаю. Не знаю только одного – насколько они боеспособные? Не знаю, чьи воины лучше: наши или чжурчженьские?

– Если мы учились киданьским военным наукам, то и они этому учатся, – подал голос Бельгутей.

– Не всегда, – возразил Темуджин. – Тренироваться очень трудно. Легче навалиться огромной армией и грабить. Так чжурчжени и поступают. Нас мало, поэтому мы должны быть лучше подготовлены. Ну, а насчет империи Цзинь и их войска, у меня есть некоторые соображения. Я вам скажу об них попозже. А сейчас – все свободны.

Однажды Темуджин неожиданно сказал со злостью:

– В империи Цзинь старый император Чунь-ю пожелал оставить престол. Его место занял новый Ань-цюань, – Темуджин недовольно покрутил головой, и яростно плюнув в сторону юга, свирепо прорычал:

– Этот слабоумный не умеет управлять страной!..

– А нам, какое дело, кто там правит? – удивленно спросил Джелме. Темуджин ожёг взглядом командующего туменом, опустил голову, и, пересчитав пальцы на руке, неприязненно пояснил:

– Чунь-ю не хотел войны. Лишь его военачальники, как крысы, совали свой нос везде и отовсюду хотели откусить. А сам император только собирал дань с подвластных ему народов и со своих. На нас не обращал внимания. И вот появляется Ань-цюань, который даёт волю всем этим злыдням, желающим воевать. И им всё равно с кем, лишь бы уничтожить своих противников и ограбить их. Мне донесли, что они уже зашевелились. Возможно, готовят войско и против нас.

Джелме выпятил губы. Он привык к мирной жизни и воевать совсем не хотел, поэтому неуверенно сказал:

– Может быть, обойдется?..

– Может быть, – тяжело вздохнул Темуджин. – А может, и нет. Отпустив командиров, приказал остаться Субудею и Чиркудаю.

Посмотрев на друзей, хмуро усмехнулся и спросил:

– Хотите сделаться купцами?

Субудей поднял бровь над единственным глазом:

– Мы тебе не нужны как командиры?

Темуджин хитро скривил губы:

– Пойдете с караваном в империю. Будете торговать нашими товарами. А заодно посмотрите, к чему они готовятся, и какие у них воины. Лучше, чем вы, этого никто не сделает.

Субудей наклонил голову, неприязненно пофырчал, но согласно кивнул. Чиркудай понял намерения Темуджина – провести разведку в империи, и тоже кивнул головой.

– Завтра, временно передайте тумены заместителям, отберите надежных людей, и выберите себе купцов из наших, которым бы вы могли доверять, – стал объяснять Темуджин. – Всего нужно человек триста воинов и купцов. Вам этого хватит. Постарайтесь объехать как можно больше городов. Товаров возьмите много. Пусть купцы торгуют.

– Понятно, – кисло скривился Субудей. Ему эта командировка не очень нравилась. Но он тоже понимал, что больше послать некого.

– Необходимо начинать применять знания, которым нас учил Ляо Шу, – добавил Темуджин и отпустил командующих.

Разведчиков Чингизхан решил проводить сам. Он взял свой тумен, разослав девять тысяч на восток и запад: на юге Монголии стали появляться оставшиеся в живых белые араты, разбойничавшие недалеко от границы с Китаем. Девяти тысячам был дан приказ беспощадно уничтожать людей длинной воли вблизи с китайской границей. Темуджин до сих пор ненавидел южан, хотя принимал их в свою армию. С охранной тысячей торгаудов он довел караван в три с половиной сотни человек и полутысячей вьючных верблюдов до самой Великой китайской стены.

– Это хорошо, что кидани построили стену, – хмуро заметил Темуджин, издали, разглядывая колоссальное сооружение из камня, уходящее в обе стороны за горизонт. – Они защитили нашу дикость от своей цивилизованности, – внимательно осмотрев в последний раз друзей, заметил:

– Надеюсь, что чжурчжени понимают наши племенные отличия в одежде. Ваши меркитские халаты – лучшая защита, нежели клинки, – вздохнув, добавил:

– Помните, вы мне нужны живые. Не горячитесь. В случае опасности лучше применяйте последнюю стратегему киданьцев – бегство. Не забывайте: дверь жизни открыта только в одну сторону, – и, махнув рукой, Чингизхан развернул коня и поскакал назад.

Чиркудай с Субудеем посмотрели вслед своему хану, переглянулись и направили коней за ушедшим вперед караваном.

Стражники у ворот, в Великой стене увидев монголов, недовольно скривили лица. Их было всего пятеро. Они бесцеремонно обшаривали вьюки и требовали серебряные слитки у купцов за то, что должны пропустить караван в империю. Их выкрики переводили для Субудея и Чиркудая монголы, которые выросли в китайском городке и служили в полку Бай Ли.

– Говорит, опять припёрлись эти вонючки, – негромко переводил один из охранников каравана, следя за досмотром.

Чиркудай, зло дернулся, взглянул на хмурого Субудея, и сжался стараясь не обращать внимания на караульных. Те сами давно не мылись, но от них разило совсем не так, как монголов. Чиркудаю казалось – хуже.

Купцы, ходившие в империю не первый раз, расплатились со стражниками, ни разу не улыбнувшись китайцам, которые при грабеже заучено, улыбались всем подряд, даже тогда, когда убивали. Друзья увидели совсем иных людей, не похожих на киданей в Ляояне.

– Двуличные, – неприязненно бросил Субудей и тронул коня, проезжая в ворота. – Обманщики. По нашим законам их давно нужно убить.

Чиркудай дёрнул уголком губ, но ничего не сказал.

Целый день они ехали по извилистой дороге, петлявшей между коричневыми скалами, которые были вывернуты из земли пластами, каким-то великаном. К вечеру им стали попадаться редкие искривленные кустарники и остролистый бамбук. Уже в темноте подъехали к какому-то городку, защищенному невысокими каменными стенами. Ворота закрывались с заходом солнца, и они не успели их проскочить. Расположились в поле. Разожгли костры. А со стен на дикарей с интересом посматривали вооруженные копьями солдаты.

– Будем терпеть, – проскрипел Субудей, усаживаясь на кошму.

– И торговать, – усмехнулся старший купец, подсевший к туменным.

Он тоже знал об истинной поездке командующих в империю. Люди в караван подбирались очень тщательно.

Перед рассветом Чиркудая разбудил негромкий говор на ломанном монгольском языке. К городку пришли крестьяне из окрестных деревень со своими продуктами, которыми они торговали в городе. Увидев караван, подошли и стали выменивать свой рис и овощи на шкуры лисиц и белок.

С первыми лучами солнца, ворота городка отворились, противно заскрипев на ржавых петлях. Несколько купцов, вместе с хлынувшими в город крестьянами, пошли за ними следом, к базарной площади, ведя в поводу десяток верблюдов, с навьюченными на них товарами.

Чиркудай с Субудеем остались снаружи. Оседлав коней, они решили размяться в сопровождении охранной десятки. Заодно объехать стены.

– Как можно прорваться в город? – негромко спросил Субудей у друга. – Ворота крепкие. Если полезем на стены, застрелят из луков, заколют копьями.

– В Уйгурии я брал города, – задумчиво буркнул Чиркудай.

– Уйгуры плохие воины, – скривившись, заметил Субудей. – А чжурчжени, воевать умеют.

Чиркудай долго молчал, прикидывая, что бы он сделал. Если не пойти на обман, то ворота никому не откроют. А город в осаде может продержаться долго. Вода и запасы пищи у них должно быть подготовлены, на всякий случай. Хотя, кто его знает, может и нет – одурели от самодовольства.

– Не знаю, как будем воевать, – честно признался он. – А если станем бросать камни катапультами?..

– Можно бросать камни целый год, а в город все равно не попадем. Нужно думать, – вздохнул Субудей, и слегка поддав коня пяткой, поехал вокруг, вдоль стен.

Преодолев половину пути, они обнаружили, с другой, с южной стороны, ещё одни ворота, которые тоже были открыты. А в полуверсте от городка, на утоптанной площадке, суетилось две сотни людей. Приблизившись к ним, друзья увидели китайских воинов, отрабатывающих упражнения с копьями. Они остановились, и стали с интересом присматриваться к их приемам. Заметив степняков, китайцы оскорбительно захохотали, затем, переговорив между собой, стали напоказ работать в парах, решив удивить дикарей.

– Плохо, – пробормотал Чиркудай, определив уровень техники, кичившихся своим умением фехтовать, воинов. – Я их всех могу разогнать с этой десяткой, – и показал подбородком в сторону охраны, следующей за ними.

– Смотри и молчи, – негромко пробурчал Субудей. – Вон… Видишь ту пару, – и он незаметно показал головой в сторону двух китайцев, которые очень неплохо, и в высоком темпе, проводили учебную схватку копья против меча.

Чиркудай тоже обратил на них внимание и одобрил:

– Эти работают терпимо. Но мне кажется, что они все делают для нас, поэтому совершают слишком большие махи. Во время настоящего боя – сразу проиграют. Слишком много затрачивают сил, и поэтому быстро устанут. Открываются с боков, – Чиркудай подумал и сделал вывод: – Если это у них самые лучшие, то они хуже нас.

– Не спеши, – осадил его Субудей, наблюдая за тренировкой. – Здесь окраина. У чжурчженей шестьсот тысяч воинов. И если четвертая их часть умеет так владеть оружием, тогда плохо.

Неожиданно к ним направился крупный китаец. Чиркудай определил по нашивкам на кафтане – сотник. Приблизившись к степнякам, он ехидно усмехнулся и на ломанном монгольском языке предложил:

– Хотите побороться с моими воинами?

Субудей угрюмо пожевал губами, кашлянул и ответил:

– Нет. Мы купцы. Мы не умеем драться.

– Как же вы защищаете свой караван? – язвительно удивился сотник.

– Саблями, – бросил Субудей и, развернув своего коня, направился в сторону от китайца, неприятно захохотавшего во все горло. Чиркудай поехал за другом, скривив губы. Он готов был убить этого гаденыша, но понимал, что им совсем нельзя показывать свои возможности. Как говорил Ляо Шу: «Сильным оказывается тот, кто не раскрывается до самого последнего момента».

Китайский сотник стал кричать им вслед что-то оскорбительное. Солдаты на площадке заржали. Но монголы старались не обращать на них внимания. Продолжили осмотр городских стен, и ломая голову, как их можно взять, не потеряв своих воинов.

На обратном пути к отдыхающему каравану, друзья пересекли пыльную, извилистую дорогу, уходящую в гору между низенькими кривыми соснами. По дороге трусцой бежали три человека: один впереди с высокой поклажей на спине, а двое несли на плечах прогибающуюся посередине бамбуковую палку, на которой висела большая корзина. Очевидно, крестьяне спешили на базар. Но когда эта троица подбежала ближе, Чиркудай обнаружил на них халаты белых аратов, хотя штаны и конические соломенные шляпы были китайские. Пробегая мимо, крестьяне зло оскалили зубы и сказали что-то плохое по-чжурчженьски.

– Недобитые, – буркнул Субудей, сверля единственным глазом их спины. – Убежали за Великую стену после разгрома, – и, повернувшись к Чиркудаю, задумчиво сказал: – Хорошие раньше были времена…

Чиркудай согласился:

– Мы были моложе и по-другому смотрели на мир.

Проехав ещё версту вокруг стен, они увидели дымки от костров: караванщики варили баранину и рис.

– Если бы эти трое белых аратов знали, что мы не меркиты, а те самые, кто их побил… – усмехнулся Субудей, – то побежали бы не в город, а назад, звать своих.

На следующий день караван отправился дальше, в глубь империи. Они останавливались у стен небольших городов. Купцы торговали, а Чиркудай с Субудеем осматривались. По дороге им встречались деревушки из нескольких глинобитных фанз, крытых камышом. Каменные и деревянные дома были только у богатых людей в городах.

На окраины селений выбегали миниатюрные, мелко семенящие женщины и дети, посмотреть на монголов. Тыкая в них пальцами, китайцы смеялись над их одеждой и лохматыми конями. Мальчишки иногда хватали с земли камни и бросали, стараясь попасть всадникам в спину. Воины, делая свирепые лица, оборачивались. Сорванцы с визгом прыскали в стороны. На этот шум из домов высовывались старики, хмуро рассматривая из-под ладоней пришельцев.

Старший купец рассказывал, что все мужчины работают в поле, а женщины сидят дома. Он объяснил, почему женщины семенят: им с детства туго бинтуют стопы ног материей, чтобы не росли, оставаясь на всю жизнь маленькими. Это считалось красивым. Но от этого женщины почти не могут бегать и плохо ходят, потому и не работают.

– Когда такие глупости слышишь дома, то воспринимаешь как сказку, – вслух рассуждал Субудей, покачиваясь в седле. – Но когда видишь своими глазами… Не понимаю, я их.

– Поэтому нас и считают варварами, – сказал Чиркудай.

– Из-за того, что мы не калечим своих женщин?

– Из-за того, что не понимаем их.

Субудей хитро усмехнулся и, покосившись на Чиркудая, сказал:

– Бог Этуген создал людей и сбросил их на землю в мешках: в одном были дураки, в другом – умные. Ты не знаешь, о чём говорили дураки в своем мешке, пока падали на землю?

Чиркудай задумался. Выпятил нижнюю губу и отрицательно помотал головой:

– Не знаю…

– Я тоже не знаю, – задумчиво произнес Субудей и добавил: – Значит, монголы были в другом мешке. А вот китайцы были в первом.

Чиркудай долго молчал, обдумывая сказанное другом. Потом неожиданно для себя буркнул:

– Змея с ушами.

– Сам, лошак необъезженный, – быстро ответил Субудей.

Нукер, ехавший неподалеку и прислушивающийся к их разговору, удивленно поднял брови, и непонимающе встряхнул головой. Он отъехал от друзей в сторону, пытаясь уразуметь то, что услышал.

Целый месяц монголы двигались на юг и продали почти весь товар. У купцов в кожаных мешочках позвякивали серебряные слитки. Но треть доходов они отдали Субудею с Чиркудаем, как повелел Чингизхан. В хурджунах, которые были навьючены на верблюдов, лежали мешки с рисом, пшеном, различными травами, с бумагой и фарфоровыми чашками, которые обернули в красивый шелк, чтобы не побились от тряски. Все это было куплено для торговли в Монголии.

Они поехали назад и через месяц оказались в двух днях пути от Великой стены. Остановились рядом с крупным городом со странным названием Чифын.

Чиркудай с Субудеем за время путешествия обменялись мнениями о чжурчженских и киданьских воинах. И пришли к одному выводу: они хуже монголов – ленивее. Но воевать умеют. И еще они поняли, что видели лишь гарнизонных солдат, потому что в те места, где занимаются регулярные войска, их не пускали. Нукеры, знавшие киданьский язык, говорили с крестьянами, и те нехотя делились сведениями о существовании хорошей армии.

– Все равно наши воины более умелые, чем китайские, – уверял друга Чиркудай.

– Не знаю, – неохотно соглашался Субудей. – Может быть. Возможно, они специально показывают нам слабых, а сильных прячут.

– Ты же видел: они все пешие, – настаивал на своем Чиркудай. – Конницы у китайцев практически нет.

– Это правда, – соглашался Субудей. – Воин на коне сильнее пехотинца, – и недовольно добавил: – Но мы так мало видели и совсем немного узнали…

– До этого о чжурчженях знали ещё меньше, – продолжал Чиркудай. – А сейчас нам известно, что в чжурчженьской армии много киданьцев.

– Так оно и должно быть – чжурчженей вообще меньше в Китае, чем киданей. Чжурчжени чиновники, военачальники и правители, а все остальные – их подданные.

Чиркудай крутнул головой и удивленно сказал:

– Пятьдесят миллионов живёт в империи! Ты можешь представить, сколько это будет, если их построить в тумены?

Субудей прикинул, и дернул здоровым плечом:

– Нет. Это слишком много, – помолчав, добавил: – Нужно сказать Темуджину об этом, – и вздохнул: – Нам с ними воевать так же, как комару нападать на кобылу: махнет хвостом – и нет комара.

 

Глава двадцать шестая. На грани провала

Вечером, Чиркудай с Субудеем, расположились как обычно, на кошмах, в походной юрте, и сели за шахматы. Они уже начали вторую партию, когда к ним постучал караульный и негромко сообщил, что со старшим из охраны или с главным купцом хочет встретиться какой-то китаец. Субудей переглянулся с Чиркудаем и велел позвать гостя. Через некоторое время под дверной полог нырнул невысокий, но широкий в плечах, мужчина. Друзья распознали в нем чжурчженя.

Вежливо поулыбавшись, пришелец осмотрел всё цепкими глазами и, приняв приглашение, скромно уселся у стены. Чиркудай отвернулся от незнакомца, сделал ход конем и вопросительно взглянул на Субудея. Тот недовольно посопел и пробурчал:

– Хочешь перескочить через моих пехотинцев и развалить атаку?

Они ничего не спросили у гостя, ожидая, когда тот сам объяснит цель своего визита.

– Поживем – увидим, – невнятно пробормотал Чиркудай, всматриваясь в позицию.

– Я не ожидал увидеть вас за шахматами! – с удивлением произнес чжурчжень высоким, и почти без акцента, голосом. Поколебавшись, он спросил:

– А китайские шахматы Го вы, знаете?

– Видели, – буркнул Субудей, поглаживая пальцем, уголок губ, через который прошел шрам от сабли. Он даже не взглянул на говорившего, его внимание приковала позиция на доске.

Чжурчжень деликатно помолчал, поёрзал и опять спросил:

– А с монголами вы торгуете?

– Мы и есть, монголы, – заметил Субудей.

– Я понимаю, – кивнул головой незнакомец. – Но я вижу, что вы меркиты. А монголы это те, кто находится под властью хана.

– Угу, – буркнул Субудей и, не отрываясь от доски, почти по слогам произнес: – Если нас пускают в Каракорум, мы и там торгуем.

Чжурчжень понимающе усмехнулся и представился:

– Меня зовут Дуань Минь.

Субудей помолчал, и представился тем именем, которое сам себе выбрал ещё до путешествия:

– Я – Отар.

Чиркудай помедлил и тоже назвал себя вымышленным именем:

– А я – Джардай.

– Приятно слышать ваши имена, – вежливо отозвался чжурчжень и сообщил:

– У меня к вам есть дело.

Чиркудай с Субудеем подняли головы и вопросительно уставились на гостя.

– Мы знаем, что вы не очень хорошо ладите с новым ханом. Я имею в виду ваше племя. Вы живете рядом с Монголией. И, наверное, ваши вожди заметили, что Чингизхан набирает силу. Со временем он постарается подмять под себя все окружающие племена, – чжурчжень сделал паузу, рассматривая невозмутимых друзей. – Нам он тоже немного мешает, – признался он, словно бросил камень в воду и пристально посмотрел на монголов, будто наблюдал за расходящимися от камня кругами.

Чиркудай с Субудеем предполагали, что, в конце концов, ими заинтересуются, поэтому сохраняли спокойствие.

– Кому – нам? – негромко спросил Субудей.

Чжурчжень был готов к такому вопросу, который задал этот покалеченный варвар. Ответил без паузы, хитро усмехнувшись:

– Я служу в имперской канцелярии…

– Вы боитесь, что Чингизхан может напасть на империю? – неожиданно вмешался Чиркудай, решив не ходить вокруг да около.

Чжурчжень заливисто рассмеялся:

– Нет… Мы этого не боимся. Но в прошлые времена империя получала от монголов дань. Сейчас наши правители решили, что если в Монголии появился один хозяин, то значит, он может нам платить так, как платили раньше. Не гоняться же солдатам по всей степи за пастухами?..

– Империя тоже когда-то платила дань монголам, – скрипучим голосом проворчал Субудей.

Чжурчжень недовольно сморщился и поправил:

– Дань была только назначена. Её никто не платил. Прежде в империи существовали иные порядки. А сейчас на троне новый император, да продлятся его дни десять тысяч лет! Нынешний правитель лучше прежнего.

– А причем здесь меркиты? – удивился Чиркудай.

Гость помялся и неохотно пояснил:

– Конечно же, хан не захочет платить просто так. Придется его заставить. Но он может уйти на запад, в ваши края. Начальники императорской канцелярии думают, что ваши вожди не допустят отхода банд Чингизхана. Однако империя не намерена с ним воевать, можно просто припугнуть, после чего он согласится платить законный налог. Вот и всё.

– А что за это получим мы? – поинтересовался Субудей.

– Ваши вожди могут сами назначить свою дань хану. Мы не будем возражать.

Субудей задумчиво покачал головой:

– Нужно подумать…

– А вы имеете возможность передать мои слова своим вождям? – забеспокоился чжурчжень.

– Мы оба – сыновья нойонов, – гордо ответил Субудей, надувшись спесью, как делали князья.

Чжурчжень внимательно посмотрел на Субудея и расплылся в широкой улыбке – он был удовлетворен.

– Я вам верю, – он встал и на прощание сказал: – Если ваши вожди захотят иметь настоящие гарантии о нашем сотрудничестве, то пусть присылают своих послов, – и, кивнув головой, вышел на улицу.

Дождавшись, когда шаги гостя затихли вдали, Субудей неприязненно сказал:

– Темуджин был прав: мы для них, как заноза в заднице.

– Мне кажется, что так говорил Ляо Шу, – заметил Чиркудай. – Но дело не в этом. То, что этот чжурчжень из особой службы – понятно. Из той, о которой рассказывал Ляо Шу.

Субудей согласно кивнул головой:

– Я догадался, – и усмехнулся, скривив шрам на лице: – Долго же нам пришлось ждать, пока китайцы заметят и решатся. Думал – вся затея пойдет прахом.

– По-моему, они за нами все время следили, – задумчиво сказал Чиркудай и прислушался к шумам на улице, распознав топот копыт. Взглянув на притихшего Субудея, Чиркудай окликнул караульного. И когда в геру просунулась голова нукера, быстро спросил:

– Кто поехал верхом?..

– Да этот китаец, – недовольно объяснил воин. – Уже сел на коня, но заметил молодого купца, о чем-то поговорил с ним. А потом… как рванет!..

– Позови этого купца к нам, – приказал Субудей: – Срочно!..

Нукер исчез и через некоторое время в юрту вошел молоденький монгол, смущаясь от такой чести. Он знал, как и все в караване, кем на самом деле являются Чиркудай с Субудеем. А туменные старались почти не общаться с простыми купцами, только со старшими, да со своими нукерами.

– Ты говорил с китайцем? – негромко спросил Субудей.

– Говорил, нойон, – тихо отозвался паренек, улыбаясь.

– Что он спросил? – потребовал ответа Субудей.

Парень недоуменно пожал плечами и легкомысленно сказал:

– Китаец поинтересовался – большая ли банда у хана или нет?

– И что ты ответил? – хмуро продолжал допрашивать Субудей, уже догадываясь, каков был ответ. – Только говори так, как сказал ему.

Парень наморщил лоб и медленно произнес:

– Я хитрый, поэтому сказал, что у нашего Великого хана войск мало, и воины необученные…

Субудей страшно взглянул на молодого купца и угрожающе прорычал:

– Дурак!.. Какой дурак!..

Парень вытаращил от страха глаза и весь затрясся.

Субудей резко махнул здоровой рукой, приказав:

– Иди! И молчи, понял!

– Понял, понял, Субудей-богатур, – закивал головой паренек, выскакивая из юрты.

– Что будем делать? – после долгого молчания спросил Субудей у Чиркудая.

Чиркудай неопределенно пожал плечами:

– Если снимемся сейчас, то нас все равно догонят. Когда нападут – будем сражаться.

– Может быть, ты с десяткой поскачешь к стене и в степь?..

– Нет, – отрицательно замотал головой Чиркудай. – Я чувствую, что сегодня произойдут еще какие-то события.

– Я не верю в предчувствия, – буркнул Субудей.

– А я верю. Они меня не подводили.

– Ладно, – вздохнув, согласился Субудей. – Будем ждать. Если кто прискачет, скажем, что один купец затесался от хана. Иначе нас не пропускали через Монголию, – и он снова окликнул нукера. Когда в геру просунулась голова караульного, Субудей распорядился:

– Скажи старшему купцу, пусть он разберется с этим парнем. И если кто приедет, парень должен говорить, что он купец хана.

– Может быть, я позову старшего купца? – спросил караульный.

– Не надо, – отверг предложение Субудей. – Старший – мудрый человек. Он сам обо всем догадается.

Нукер согласно кивнул головой и побежал выполнять приказ.

Спать они не ложились, хотя минула половина ночи. Чиркудай сходил к сотенным и десятским, приказав им быть наготове. Вся охрана каравана состояла из сотенных и десятников. Простых нукеров не было. Вернулся в юрту со всем своим оружием. Он не взял в поход лишь императорский меч, но клеёный китайский лук прихватил, хотя в империи монголам запрещалось носить с собой луки, даже охране караванов. Только копья и сабли.

– Дурной запрет, – недовольно говорил по этому поводу Чиркудай другу.

– Возможно и нет, – возразил Субудей: – Они пекутся о своей безопасности.

Увидев лук в руках друга, Субудей тяжело вздохнул и задумался. Покряхтев, он язвительно заметил:

– Уже наступила вторая половина ночи, а твои предсказания не сбываются.

Чиркудай промолчал, протирая тряпочкой лакированные стрелы.

Но, наконец, послышался шум шагов, и в дверь просунулась голова караульного.

– Снова какой-то китаец… Но… Другой.

– Пропусти, – приказал Субудей и уселся, скрестив ноги.

В юрту осторожно вошел маленький кидань, с очень строгим, неулыбчивым лицом, и жесткими взглядом. Субудей долго всматривался под светом бумажного фонаря в его лицо и, удовлетворившись, кивнул головой, приглашая садиться:

– Мы тебя слушаем.

Чиркудай взглянул на нового гостя лишь искоса, демонстративно продолжая протирать и осматривать стрелы.

– Джебе – лучший лучник Великого хана, – четко без акцента произнес кидань, и слегка дёрнув губы в подобие улыбки, моментально став серьезным. За всеми его движениями чувствовалась большая подготовка и быстрая реакция. Это сразу же оценил Чиркудай. Он понял, что, несмотря на маленький рост, кидань отличный боец.

– Что скажешь ещё? – недоброжелательно спросил Субудей.

Кидань помолчал, раздумывая, с чего бы начать, и неожиданно признался:

– Я уважаю тебя, Субудей-богатур, – он поклонился Субудею как мастеру, – и тебя – Джебе-нойон, вновь поклонился. Я знал вас раньше, еще в Ляояне, когда служил в полку Бай Ли.

Субудей пожевал губами и скрипуче спросил:

– Чем ты это докажешь?

Кидань ловко сунул руку под кафтан, что-то взял там и, протянув кулак к командующим, разжал пальцы. На его ладони лежала серебряная пайзца с изображением змеи, стоящей на хвосте.

Чиркудай с Субудеем внимательно рассмотрели рисунок, не прикасаясь к значку. Субудей шумно вздохнул, снимая напряжение:

– Мог бы сразу показать, – отдуваясь, сказал он.

– Я смотрел, какими вы стали, – опять вскользь улыбнулся кидань. – Видел вас давно. Несколько лет назад. Меня направил сюда мой господин, ещё до своей страшной смерти. И Темуджин меня знает.

Субудей понимающе покивал головой и, взглянув на облегченно вздохнувшего Чиркудая, спросил:

– Зачем пришел?

– С плохой вестью, – ответил кидань. – Я служу в канцелярии градоначальника Чифына, – он спрятал пайзцу за пазуху. – Сегодня подслушал разговор: чжурчжень, который был у вас, понял, что вы от Великого хана, и доложил об этом чиновнику.

Хорошо, что этот чиновник хочет стать главным в городе, и поэтому не сообщил о вас градоначальнику. Он решил на рассвете отправить чжурчженя с парой воинов на конях в столицу. А там преподнести новость от своего имени, в тайную службу. Хочет свалить градоначальника и занять его место, – закончил речь кидань и замолчал.

– Что ты можешь нам посоветовать? – негромко спросил Чиркудай.

– Сейчас невыгодно, чтобы правление в городе поменялось. Я хорошо живу с нынешним начальником, – неторопливо начал кидань, – поэтому чиновник, который получил донесение, завтра не проснется. Он выпивает на ночь чашку фряжского вина. Сегодня ему досталось плохое вино, от которого умирают, – кидань зло усмехнулся:

– Это первая месть за смерть моего господина, – и жестко взглянув на друзей, отчеканил: – Передайте Бай Ли, что я знаю, кто приказал убить наследника престола.

Субудей понимающе кивнул головой:

– Мы передадим, если сумеем выбраться отсюда.

– Вы выберетесь, – кидань хищно прищурился: – Но для этого нужно сейчас ехать на перехват троих посыльных.

– Я поеду, – бросил Чиркудай, запихивая клееный лук и стрелы в хурджун. Окликнув караульного, он приказал готовить ему коня и поднять по тревоге десятку нукеров из его охраны.

Кидань отрицательно покачал головой:

– Десять – много. Нужно взять троих, вместе с тобой, – и он посмотрел сверлящим взглядом на Чиркудая.

Чиркудай помедлил и согласился:

– Хорошо, я возьму троих. Но куда ехать?

– Я привел с собой линь гуй, лесных дьяволов. Они кидане, ставшие разбойниками. Линь гуй проводят тебя и твоих нукеров через горы, и выведут на дорогу, где на рассвете появится чжурчжень.

– Мы должны идти пешком? – поинтересовался Чиркудай.

– Нет. Ваши кони пройдут через горы. Вы на них быстрее доберетесь туда и назад. Следует поторопиться.

– Разбойники тоже на конях? – спросил Субудей.

– Они умеют быстро бегать своими ногами. С конями невозможно спрятаться в империи. Много людей, мало земли.

Субудей недовольно сморщился:

– Я не доверяю людям длинной воли.

Кидань его поддержал кивком головы:

– Хотя они кидане, как и я, но я им тоже не доверяю.

– Ты думаешь, они нас проведут через горы? – засомневался Чиркудай.

– За серебро – проведут, – уверенно заявил кидань. – Я надеюсь, что оно у вас есть?

Субудей утвердительно кивнул головой и подтащил к себе кожаный хурджун, из которого вытащил тяжелый мешочек с серебряными слитками.

Кидань мельком без интереса взглянул на мешочек и задумчиво продолжил:

– Возможно, они попытаются вас ограбить. Будьте начеку. Серебро дайте тогда, когда увидите дорогу.

Чиркудай понимающе кивнул головой и стал собираться.

– Это не всё, – остановил Чиркудая кидань, сделал паузу, и задумался. Через некоторое время неуверенно сказал:

– У меня есть карта всей северной империи. Я рисовал её два года, исполняя приказ Его Величества. Сейчас хочу отдать карту вам, – он сунул руку за пазуху и вытащил из-под кафтана несколько раз сложенный лист тонкой рисовой бумаги. Развернув его на кошме, взял лежащий внутри небольшой листок с иероглифами и отложил в сторону. Чиркудай увидел, что бумага полупрозрачна и исчеркана непонятными линиями.

– Я ничего не понимаю в этом, – признался Чиркудай, рассматривая узоры, нанесенные тушью. – Хотя раньше видел разные рисунки и даже план городка Ляоян.

Кидань устало усмехнулся:

– Здесь лишь половина карты. Есть второй лист, такой же по размерам. Без него на первой карте ничего не поймете. Нужно второй лист карты положить под первый и тогда все становится понятным.

На этой указаны только города и дороги, нужные купцам. На втором листе обозначены места с расположением армий, корпусов и полков чжурчженей. А вот этот листок, – кидань показал на небольшую бумагу, отложенную им в сторону, – расшифровка того, что написано на второй половине.

Первую карту я отдам сейчас. Вторую половину получите, когда подойдете к Великой стене. Вас найдут мои люди: старик и мальчик. Они тоже кидане. Сейчас я не хочу рисковать.

Субудей согласно покивал головой, похвалив мудрость разведчика. Кидань сложил документ и отдал его туменным. Немного поколебавшись, Субудей вытащил из хурджуна мешочек с серебром и протянул киданю:

– У тебя много расходов. Возьми.

Кидань молча взял мешочек. Субудей поколебался и вытащил еще один мешочек:

– Нет. Я думаю, что тебе одного мало.

Кидань отрицательно помотал головой:

– Хватит одного. Я получаю жалование в городской управе.

– Возьми, – стал настаивать Субудей.

Кидань помедлил и взял второй мешочек:

– Хорошо. Я это спрячу, – и грустно усмехнувшись, добавил: – Я служу Его Высочеству, хотя того уже нет на этом свете… Но не за деньги…

Чиркудай с Субудеем понимающе покивали головами.

– Пошли? – резко спросил кидань и посмотрел на Чиркудая, который уже собрался.

Опередив Субудея, поднявшегося с кряхтеньем, они вышли в темень. Звезды уже развернулись вокруг осевой звезды на освещенном полной луной небе. Близилось утро.

Кидань подвел Чиркудая, с двумя выбранными туменным сотниками, к окраине лагеря и крикнул по-птичьи. В темноте что-то зашуршало. От кустов отделились три тени. Чиркудай сразу увидел их в свете луны. К ним приблизились самые обычные крестьяне, с шестами в руках. Такие китайцы сновали по дорогам каждый день.

Кидань что-то сказал по-китайски. Разбойники, судя по тону, возразили. Разведчик стал настаивать. Между ними завязался непродолжительный спор.

– Что они хотят? – спросил Чиркудай.

– По два слитка серебра на каждого, – сообщил кидань.

– Они получат их, если успеют нас довести, – заверил Чиркудай.

Кидань перевел его слова разбойникам и осуждающе бросил Чиркудаю:

– По два слитка слишком много.

– Их работа того стоит, – уверено сказал Чиркудай, принимая узду своего коня от сотника.

– Это большие деньги, – неприязненно заметил кидань. – Я хорошо знаю их нрав, чем больше им даешь, тем больше они хотят. Жадные.

Чиркудай уселся в седло и молча махнул рукой разбойникам, чтобы они показывали дорогу. Трое китайцев развернулись и довольно быстро побежали в темноту трусцой. Чиркудай с сотниками поехал за ними рысью. А кидань немного задержался, к нему подошел Субудей.

Горы были недалеко, это Чиркудай заметил еще засветло. Днем они с Субудеем решили встать с караваном между заросшими лесом скалами и Чифыном.

Минут через двадцать начался подъем, но не крутой. Чиркудай видел в лунном свете качающуюся спину последнего разбойника и островерхую соломенную шляпу. Даже в гору разбойники почти бежали. Чиркудай отметил необыкновенную выносливость проводников.

Монгольские кони быстрым шагом семенили следом. Эти животные могли многое, даже карабкаться по скалам, как дикие козы.

Когда луна переползла небесный зенит, а на востоке воздух стал серым, разбойники выбежали на небольшую площадку на вершине хребта. Они остановились и, лопоча непонятные слова, стали дружно показывать вниз, где сквозь редкие деревья, за густым кустарником, Чиркудай разглядел светлую ленту дороги. Он согласно покивал головой и сказал своим сотникам:

– Если они нас не обманули, то мы на месте. До дороги триста шагов, – соскочив с коня, Чиркудай вытащил из хурджуна мешочек с серебром и протянул разбойникам по два слитка.

Когда все линь гуй приняли оплату, один из них неожиданно взвизгнул, как бойцы кунг-фу во время атаки, и набросился на Чиркудая, размахивая шестом. Двое других напали на сотников. Чиркудай отреагировал на удар и успел поставить блок рукой. Шест больно хрустнул по предплечью.

Присев, он упал на бок и катнулся на спине под своим конем, от чего оказался вне досягаемости нападавшего. Краем глаза заметил, что первого сотника ссадил с коня один из разбойников и, с придыханием, молотил его по голове своей бамбуковой палкой. Сотник уже не пытался увернуться от ударов.

Второй сотник успел выхватить клинок и рассёк плечо противника, который дико взвыл и побежал в темноту. Но сотник сделал бросок на коне и рубанул по его шее.

В этот момент из-за коня выскочил китаец, который напал на Чиркудая, и попытался снова ударить его шестом. Но Чиркудай уже пришел в себя. Совершив обманное движение, будто уклоняясь влево, Чиркудай переместил центр тяжести вправо и, с разворотом, прямым, ломающим ударом, врезал разбойнику ногой по голове. Под стопой Чиркудая хрустнула кость. Китайца отбросило назад. Упав в тень, на чёрную, не освещенную луной землю, он захрипел.

Чиркудай сразу понял, что с ним покончено. Оглянувшись, увидел третьего противника. Тот остался один, но не думал убегать. Он догнал и ссадил второго сотника на землю и, с хеканьем, бил его палкой.

Чиркудай рванулся к нему, и получил мощный тычок в бок. Он сразу понял: перед ним хороший боец, умеющий владеть своим оружием. Оба его сотника лежали под лунным светом на земле без признаков жизни.

Чиркудай отступил от вращающегося шеста, который с шипением рассекал воздух. У него не было времени подскочить к своему коню и вытащить из хурджуна клинок, поэтому пришлось рвать халат на груди, отрывая деревянные завертки, срывать пояс, который был на самом деле гибким копьем.

Крутанув со свистом, металлическим наконечником, над головой, он попытался захлестнуть шест и вырвать его из рук противника, чем остановил бандита. Тот стал осторожным, плавно переместился боковым ходом на пол шага влево, затем вправо, с недоумением рассматривая в сером утреннем свете странного монгола. Как догадался Чиркудай, линь гуй немного растерялся, не ожидая от дикого варвара умения владеть чисто китайским оружием.

Они осторожно двигались по кругу, выбирая удобный момент для атаки. Китаец сделал несколько обманных движений, пытаясь вывести Чиркудая из равновесия. Но ему это не удалось.

Чиркудай был знаком с подобными приемами, поэтому сразу заметил, что разбойник испугался еще больше, обнаружив его умение. Но оставлять бандита в живых уже было нельзя. Чиркудай сделал сильный бросок металлическим наконечником влево, вправо от врага, всё ускоряя и ускоряя движения. Это нервировало противника. Неожиданно для разбойника, Чиркудай кувыркнулся через голову вперед и оказался в трех шагах от опешившего китайца.

Тонко свистнув, металлическое острие впилось разбойнику в шею. Быстро выдернув наконечник, Чиркудай снова метнул его, вложив всю силу в бросок и вонзил пику в горло негодяя. Ноги у китайца подкосились, и он упал, выронив шест. Чиркудай тут же подскочил к поверженному, выхватил свой кривой нож, и вонзил бандиту в сердце. Несколько раз дернувшись, тот затих. Чиркудай быстро обежал двух разбойников, лежащих на земле, и ударил каждого ножом в сердце.

Покончив с ними, он бросился к своим сотникам. Второй постанывал, лежа под искривленным стволом какого-то дерева, а первый уже не дышал. Чиркудай помог встать живому и тихо спросил:

– Двигаться сможешь?

– Все болит, – пожаловался нукер. – Но я выдержу… – он помедлил и с трудом спросил: – Где Оджил?

– Погиб. Как воин, – зло бросил Чиркудай, ещё не остыв от боя, и стал ощупывать ноги и руки сотника. Тот лишь постанывал, но когда Чиркудай дотронулся до его бока, вскрикнул.

– Ничего, – заметил Чиркудай: – Руки и ноги целы. Только ребра сломаны. Значит, на коне сидеть сможешь… – и помог подняться своему нукеру на ноги.

Небо на востоке порозовело. Чиркудай с тревогой посматривал на дорогу и прислушивался – не скачет ли кто. Но пока было тихо.

– Ты побудь здесь, подержи коней. А я пойду встречу чжурчженя, – сказал он нукеру и, увидев его кивок, вытащил свой клееный лук и лакированные стрелы из хурджуна. Посмотрев на, с трудом поднявшегося на ноги сотника, и увидев, что тот поймал коня за узду, Чиркудай побежал вниз, к дороге.

Пока выбирался на мысочек, заросший бамбуком и плотным высоким кустарником, рассвело. Место для засады показалось ему удобным.

Слева, на две сажени ниже, серела узкая дорога. Она опоясывала пологий склон горы, который обрывался вниз, в лесистую, ещё спящую в темноте, долину. В ста шагах дорога заворачивала направо, за другой мысок.

Так что, если он успеет подстрелить троих на этом отрезке в сто шагов, и не даст им уйти, то всё должно окончится хорошо. Но с тем условием, что ему никто не помешает.

Чиркудай до звона в ушах прислушивался и разделял звуки, отсеивая утренний, птичий гомон, шелест листьев и, внезапные порывы, ветерка в кустах. Других звуков не было. Никто никуда не спешил.

Из-за хребта выползло белое солнце. В том месте, где находился Чиркудай, ещё была тень, и ему стало холодно, после горячей и скоротечной схватки. Он стал осторожно приседать, шевелить плечами и кистями рук, боясь, что во время стрельбы может промазать из-за задубевших мышц.

Пока он грелся, внизу послышался топот ног. Притаившись, Чиркудай дождался, когда люди приблизятся, и высунул голову, чуть-чуть выше кустов. Из-за мысочка, трусцой выбежали пять пар китайцев. Они несли на прогибающихся шестах тяжёлые узлы. Проводив их взглядом до поворота, Чиркудай напряг слух. Он ждал появления чжурчженя как раз оттуда, куда убежали носильщики.

Снова донеслись какие-то звуки за мыском. Чиркудай недовольно плюнул, но для себя решил, что при любой помехе, будет стрелять. Чжурчженя упускать было нельзя.

Два буйвола выволокли из-за поворота огромную арбу с большими колесами, которые ужасно скрипели на деревянных осях. В повозке сидела китаянка с двумя маленькими детьми на громадной куче соломы. Волов вел невысокий мужчина, держась за железные кольца, продетые в ноздрях животных.

Неторопливо, с неприятными звуками, арба проползла сто шагов и скрылась за поворотом. Чиркудай перевёл дух.

Ему пришлось ждать больше часа, пока он не расслышал в утреннем птичьем гаме конский топот. По стуку копыт определил, скакали трое. Шли на рысях.

Чиркудай осторожно положил четыре стрелы справа, а пятую вдел прорезью в тетиву. Через несколько напряженных минут из-за поворота выехало трое всадников. За сто шагов Чиркудай узнал чжурчженя. Китаец нахохлился в седле. Его лицо было мрачным. Двое сопровождающих, держались сзади, чуть поотстав.

Подпустив троицу на сорок шагов, Чиркудай прогнал из головы все мысли и чувства, сознание медленно посветлело и стало прозрачным. Он бездумно поднял лук, натянул тетиву, и быстро, почти не целясь, выстрелил чжурчженю в шею, в яремную вену. Глухо взвизгнув, стрела унеслась. Но не успела она попасть в цель, как Чиркудай уже положил на лук вторую, и так же бездумно, выстрелил в правого всадника. Тот с удивлением смотрел на своего господина, которого пронзила невесть откуда прилетевшая стрела. Чжурчжень стал заваливаться на бок.

Правый успел всё осознать и натянул поводья. Но вторая стрела уже настигла и его. У третьего всадника времени на размышления было больше, чем у его товарищей. Он поднял коня на дыбы, развернул его на задних ногах, и немилосердно стегая плеткой по крупу, рванул с места в галоп. Чиркудай всадил ему стрелу между лопаток. Китаец проскакал шагов десять и свалился в пыль.

Бросив лук в траву, Чиркудай на мгновение замер, прислушался. Но кроме испуганного всхрапа коней и хрипа китайцев ничего не учуял. И он начал действовать в бешеном темпе.

Быстро съехал по скользкому бамбуку на дорогу, подбежал к чжурчженю, выхватил кривой кинжал, и всадил его в сердце китайца. Тот даже не дернулся. Был мёртв. Напрягая слух, Чиркудай просил Этугена, дать ему время, и без свидетелей закончить дело. Пока что ему везло.

Схватив убитого за отворот кафтана, бегом потащил тело в кусты. Заволок в плотный бамбук, бросил, и побежал за другим, потом за третьим. При этом, не забывая каждому делать удар в сердце. Кони стали успокаиваться. Чиркудай поймал их без труда. Это были злые животные, но не такие, как монголки.

Ведя их за уздцы, он на ходу заметал гутулами следы падений тел на дороге и пятнышки крови. Поднявшись немного в гору, привязал коней к дереву, так, чтобы не было видно с дороги, сбежал вниз, прихватил лук со стрелами, и вернулся к трупам.

Чиркудай запыхался от такого темпа, но не стал отдыхать: сломал окровавленные стрелы, торчавшие из тел, и вырвал их обломки из трупов. Перевернул убитых и обшарил. У чжурчженя нашел несколько листов рисовой бумаги с иероглифами и мешочек с серебром. У его сопровождающих, лишь мешочки с круглыми катышами вареного риса.

Услышав топот копыт, он притаился, нырнув в бамбук. Вздымая пыль, по дороге промчались двое на конях, но ничего не заметили. Чиркудай вздохнул с облегчением. И вновь пришлось прятаться. Слуги пронесли толстого китайца в паланкине. На какое-то время дорога освободилась.

Чиркудай нашел канавку на склоне и оттащил трупы туда. Подошел к привязанным коням, но трогать их не стал, оставил. Хотя ему было нехорошо от того, что животные будут мучиться на привязи, но он знал – они через несколько часов оборвут удила и спустятся вниз.

Задыхаясь от подъема, быстро побежал наверх, сквозь кусты. От усталости и перенапряжения глаза застилал красный туман. Но он без остановок добрался до седловины хребта и увидел на поляне второго сотника, который пытался поднять убитого товарища на коня. Подойдя к своему нукеру, Чиркудай, отодвинул его плечом, не в силах вымолвить ни слова. Сотник ни о чем не спрашивал, видя, как замучен его командир.

Несколько раз, глубоко вздохнув, Чиркудай кивнул головой и коротко сказал:

– Все в порядке, – натужился, и забросил мёртвого товарища поперёк коня. Спрятал лук и стрелы в хурджун, прикрыл их сверху кожаным мешком. Заметив, что сотник не может забраться на коня, подошел, подставил под его колено руки. Сотник слабо улыбнулся, чувствуя неудобство. Но помощь принял. Оказавшись в седле, нукер хотел взять повод коня с убитым. Но Чиркудай отрицательно качнул головой, и сам взялся за узду, спросив нукера:

– Где разбойники?

– Я их оттащил в сторону и завалил ветками, – с трудом прохрипел сотник, хватаясь за бок.

– Хорошо, – похвалил Чиркудай, и посмотрев на перекосившегося в седле товарища, поинтересовался: – Ехать сможешь?

– Смогу, – с трудом произнес сотник и тронулся вслед за конем с телом товарища, которого держал за повод Чиркудай.

 

Глава двадцать седьмая. Вы хотели войны, вы её получите

Чиркудай знал, что на открытом пространстве, от невысокого леса до стоянки, их могут заметить местные жители. И ломал голову: как ему поступить – сделать рывок, или затаиться до темноты. Он не забывал, что у него на руках был раненый нукер и, убитый. Ждать целый день, не мог, так как понимал, что отвечает за них, за себя и за бумаги, взятые у чжурчженя.

Преодолев небольшой перевал, разглядел с вершины последней сопки опушку и долину в сизой дымке, которая образовалась от дыма костров. До лагеря оставалось проехать три версты.

Подкравшись к окраине леса, Чиркудай учуял чьё-то присутствие. Резко дернув узду, он направил коня в заросли кустарника. Но, убравшись с тропинки, неожиданно налетел на засаду из десяти спешившихся всадников в меркитской одежде. Чиркудай перевёл дух – это были свои.

Подбежал десятник и, ни слова не говоря, сразу всё поняв, взял уздечку у Чиркудая, и повёл коня с убитым воином.

– Сколько вас? – негромко спросил Чиркудай.

– Двадцать, – быстро ответил десятник. – Второй отряд стоит по ту сторону тропинки.

– Позови их, – приказал Чиркудай.

Десятник крикнул, подражая какой-то птице. И тут же через тропку к ним стали перебегать воины, ведя за собой коней.

– Окружите нас плотным кольцом, – распорядился Чиркудай, – чтобы ни один китаец не увидел раненого и убитого.

Нукеры вскочили на коней и, плотно обступив их, выбрались из леса. Под таким конвоем они доехали до временных юрт.

Их ждал Субудей, со старшим купцом и несколькими командирами. Посмотрев другу в глаза, Субудей понял, что операция прошла хорошо. Чиркудай соскочил с коня и молча протянул ему три листа рисовой бумаги с иероглифами. Взяв документы, Субудей тут же отдал приказ:

– Срочно поставьте верблюдов вокруг лагеря, – старший купец сорвался с места и стал тихо, но свирепо покрикивать на погонщиков, которые бросились поднимать сонно жующих жвачку животных.

Постояв около убитого, Субудей распорядился.

– Хограй, возьми десять нукеров и выкопай могилу посреди стоянки. Быстро!

Сотник молнией сорвался с места, негромко отдавая приказания засуетившимся воинам.

– Как себя чувствуешь? – поинтересовался Субудей у друга.

– Устал, – пробормотал Чиркудай, добавив: – Раненого – в повозку.

Их слушали стоявшие неподалеку командиры. Субудей только взглянул в их сторону блестящим глазом, и командиры сорвались с места, подхватили раненного товарища и повели его к арбе.

– Ты, тоже иди. Ложись в повозку, – сказал Субудей. – Мы тут без тебя справимся, – посмотрел, на яростно копающих могилу в центре лагеря нукеров, на загородивших стоянку от чужих глаз верблюдов, и заключил: – Снимемся сразу, как похороним. Кидань об этом не узнает. Наверное, вторую половину карты мы не получим.

Чиркудай устало кивнул головой и пошел к арбам, в которые уже запрягали верблюдов. Пройдя несколько шагов, он повернулся к Субудею, и вяло сказал:

– Нам нужно выбраться отсюда.

– Выберемся, – уверенно произнёс Субудей и захромал к могиле.

Чиркудай зарылся в рисовую солому на повозке и моментально уснул. Он не почувствовал, как арба противно заскрипела и поскакала огромными колесами по выбоинам дороги, ведущей к Великой стене.

Проснулся от тряски и сразу вспомнил, что произошло. Чиркудай не умел раскачиваться и нежиться в постели: просыпался сразу, моментально осознавая всё. Только сейчас он обратил на это внимание, и немного удивился. Раньше ничего не замечал: лег – уснул, проснулся – встал. Вот и всё.

Высунувшись из соломы, Чиркудай определил, что небо стало темнеть. Разглядев невдалеке сотника в окружении нукеров, махнул рукой. Командир его понял: коня нойону! – и подъехал к нему.

– Где Субудей? – поинтересовался Чиркудай.

– Он отстал от каравана, – сообщил сотник. – Кого-то ждет.

Чиркудай прямо с арбы вскочил в седло своего Грома, и поехал в сторону от шумных арб, оправиться, показав жестом, что его сопровождать не надо. Сотник понял командующего, но все время держал его в поле зрения.

Когда хвост каравана прошел мимо, Чиркудай выехал на дорогу. К нему тут же подлетела его личная десятка и встала сзади.

– Веди к Субудею, – приказал Чиркудай десятнику. Нукер поддал пятками своему коню под живот и поскакал назад, туда, откуда они пришли. Чиркудай порысил следом.

Версты через две, за округлым холмом, они наткнулись на группу всадников. В одном из них, в уплотнившейся вечерней тьме, Чиркудай узнал Субудея. Подъехав к другу, он рассмотрел ещё и древнего старика с миниатюрным мальчиком. Китайцы стояли у обочины дороги и о чём-то переговаривались между собой по-киданьски. Субудей кивнул головой Чиркудаю и перевел взгляд на продолжающих возбужденно болтать китайцев.

– Кто такие? – негромко спросил Чиркудай.

– Мне кажется, что они от того разведчика, – задумчиво сказал Субудей. – Но спорят друг с другом о нас. Не знают, кто мы.

– А ты сойди с коня, – посоветовал Чиркудай, – они, очевидно, знают, что ты был ранен. А на коне, да ещё в темноте… Ничего не видно.

Субудей подумал и согласился:

– Наверное, ты прав. По иному им нас никак не узнать, – и с кряхтением сполз с коня.

Прихрамывая, подошел к киданям. Старик, присмотревшись к пешему монголу, заметил его уродство и, заулыбавшись, что-то шепнул мальчишке. Тот ненадолго задумался, но решился, и вытащил из-за пазухи многократно сложенный лист бумаги.

Хромой командующий взял протянутую ему карту и вежливо поклонился. Старик хотел было уйти, но Субудей попросил его задержаться. Подойдя к коню, он сунул карту в хурджун, одновременно вытащив из него мешочек с серебром. Даже в темноте можно было понять, что это слитки металла. В мешочке зазвенело. Субудей протянул деньги старику. Но тот резко отстранил руку хромого командира и отрицательно покачал головой. Затем, что-то сказав мальчику, китаец развернулся и пошёл по дороге в сторону Чифына.

– О них нужно будет сообщить Темуджину, – сказал Субудей Чиркудаю, усаживаясь в седло.

– Ляо Шу умел подбирать людей, – согласился Чиркудай.

– Они служат киданю-разведчику, – произнес Субудей, – а не Ляо Шу.

– Но этот кидань был выбран потомком императоров, – буркнул Чиркудай.

Субудей подумал, и согласно кивнув головой, сказал:

– Поедем. Караван уже далеко, – и они пустили коней рысью по дороге.

Обоз встал на привал. Но костров никто не разводил. Субудей вызвал главного купца и сказал, что ночевать здесь они не будут. Нужно спешить. Идти придётся всю ночь, до самой Великой стены. Старший купец молча выслушал туменного, поклонился, и пошел отдавать распоряжения.

Ночь была светлая от полной луны. Воздух прохладный. Чиркудай ехал с удовольствием. Под утро, когда в предрассветной мгле показалась Великая стена, сделали еще один привал. А после восхода солнца подошли к одним из ворот.

Трое стражников, надуваясь спесью, ходили вдоль длинной колонны телег и ковыряли копьями тюки, ругаясь по-киданьски.

Субудей подозвал старшего купца:

– Что они хотят?

– Требуют уплаты серебром.

Субудей недовольно сморщился, помрачнел, и резко приказал:

– Дайте им серебро.

– Нельзя много давать, – возразил старший купец: – Нужно поторговаться. Они это любят.

– Иди и торгуйся, – согласился Субудей.

– Уже торгуются, – сказал купец. – Тот, кто знает киданьский.

Стражники продержали их около ворот не менее часа. Чиркудаю эта задержка очень не понравилась. Он приподнимался на стременах и оглядывал горизонт, ожидая погони, а сам прикидывал: не порубить ли этих надутых дураков на ломти?.. Но пока всё было спокойно, и никто за ними не гнался. Приходилось терпеть. Они переглядывались с Субудеем понимающими взглядами и тяжело вздыхали. Знали, что злиться нельзя совершенно, иначе всё их нетерпение и бешенство отразится на лицах.

Если бы не карты и не необходимость делать вид, что они всего лишь купцы, эти стражники прожили бы на этом свете не более паузы, в чириканье птичек. А птички действительно сидели на камнях гребня стены, и восхваляли начавшийся день своим пением.

Ночью, раскачиваясь в седле, Чиркудай рассказал Субудею о том, как подстрелил чжурчженя и его охрану. Рассказал, где и как спрятал тела. О схватке с разбойниками уже поведал раненый нукер. Субудей покряхтел и недовольно сказал, что никогда не доверял людям длинной воли, особенно киданьским.

Наконец, деревянные ворота со скрипом растворились, и караван стал проползать в неширокий проход. Оказавшись в степи, за границей империи, Субудей приказал двигаться не торопясь. Но как только Великая стена скрылась за сопками, погнал всех бегом.

Скачка продолжалась до обеденного привала. К друзьям подбежал старший купец и чуть не со слезами на глазах сообщил, что верблюды так быстро и долго бежать не могут. Уже пали восемь животных. Их бросили вместе с товаром.

– Лучше остаться живым, чем с товаром, и мертвыми, – грубо бросил Субудей купцу, но, подумав, пояснил: – За нами могут послать погоню.

Купец неопределенно пожал плечами и отошёл. Он знал не всё. Однако догадывался, что торговля была не основной причиной их путешествия в империю.

Немного погодя, Субудей, скрепя сердце, приказал в дальнейшем почаще делать короткие привалы. А сейчас, почти все, кроме караула, тут же свалились на землю, на брошенный под ноги войлок, и сразу же уснули.

Чиркудай прилёг на кошму, рядом с Субудеем, давая возможность отдохнуть телу. Но сразу же поднялся на ноги, заметив приближение замыкающей десятки нукеров, остановив жестом шевельнувшегося Субудея. Они прискакали от Великой стены.

– За нами никого, – сообщил сотник, командовавший в походе десяткой. – Из ворот никто не выходил.

Подъем! – скомандовал Субудей и добавил: – Все равно нужно ехать рысью. Они же за нами без верблюдов погоняться. Быстро догонят, – и, посмотрев на сотника, спросил: – Вас подменили? Кто-то наблюдает за китайской стеной и воротами в ней?

– Да, – подтвердил сотник. – Мы поехали к вам после того, как пришла свежая десятка.

– Ты послал дозор вперед? – спросил Субудей у Чиркудая.

Чиркудай утвердительно кивнул и пояснил:

– И слева, и справа от нас идет по две десятки, – усевшись в седло своего коня, он поднял руку над головой и отдал команду караванщикам подниматься и продолжать путь. Погонщики засуетились, стегая выбившихся из сил, не отдохнувших верблюдов. Караван потащился по жаркой степи, и через некоторое время перешёл на рысь.

Уже поздно вечером прискакали радостные нукеры из головного дозора и весело доложили:

– Впереди две охранные тысячи: одна Субудей-богатура, вторая – Джебе-нойона.

Субудей усмехнулся и, подозвал к себе пальцем старшего купца, и сказал:

– Теперь можешь отдыхать и считать убытки.

– А может быть послать нукеров за товаром, который остался на павших верблюдах? – неуверенно спросил купец.

Субудей подумал и взглянул на Чиркудая. Чиркудай согласно кивнул головой.

– Скажи моему тысячнику, пусть отправит две сотни с заводными конями, – дал добро Субудей. – Скажи – я велел.

Купец обрадовался, вежливо поклонился, и умчался в темноту.

Уже ночью послышался грозный гул и слева, и справа от каравана. Через десять минут из тьмы вынырнули две тысячи, идущие походным строем.

Дорога домой была легкая. Субудей как-то сказал Чиркудаю, что китайцы медлительные. Они, конечно же, обнаружив тела разбойников, чжурчженя с сопровождением, и отравленного чиновника из городского управления, свяжут их смерть с ними, с монголами. Но слишком долго будут раскачиваться.

– Однако, они не так глупы, – вздыхая и будто размышляя вслух, говорил Субудей, покачиваясь в седле. – Я беседовал со многими киданями и некоторыми чжурчженями. И хотя они воспринимают нас как дикарей, но опасаются. Ждут от нас подлости и хитрости. Они думают про нас, так же, как друг про друга.

– Темуджин сказал, что у тебя хитрость написана на лице, – стал подзаводить друга Чиркудай.

– Темуджин прав, – важно согласился Субудей и ядовито добавил: – А ты – ишак безрогий.

– Слон, – коротко бросил Чиркудай.

Субудей задумался:

– Это тот, огромный, которого нам показывали хорезмийцы на рисунках? Тот, который живёт в Индии?

Чиркудай подтвердил предположение друга кивком головы.

– Нет… – протяжно возразил Субудей. – Я не слон. Мой брат Джелме – вот кто слон.

– Тогда – змея с ушами, – сказал Чиркудай.

– Вот это на меня похоже, – Субудей расплылся в кривой улыбке, прищурив единственный глаз: – Это я.

Вот так они и ехали, болтая о чём попало, чтобы скоротать время. Нукеры издали прислушивались к их разговору и незаметно усмехались. Они уже привыкли к пикированию друзей и знали, что это лишь развлечение. Знали, что их командующие были друг для друга больше, чем братья. Любой из них может пожертвовать своей жизнью ради друга.

Но и своих подчиненных туменные не обделяли вниманием: всех воинов считали младшими братьями, а иногда и обзывали. И нередко, меткое слово становилось кличкой для нукера, чем он несказанно гордился. И это радовало нукеров. Тот, кто попадал в тумен, становился членом большой семьи. А другой тумен был, как другая семья близких родственников.

Чужеродность между людьми не имели значения. Войско состояло из людей различных родов и племен. И никто из командиров не принуждал своих подчиненных поклоняться какому-то одному Богу. Среди них были верующие почти от всех религий, кроме иудаистов, и не верящих ни во что. К людям, отрицающим все религии, к атеистам, монголы относились с подозрением, и не принимали их в своё братство.

В Монголии, с приходом Чингизхана к власти, и после обнародовании его Ясы, появилось родовое, кровное братство. Укрепился закон кровной мести. Монголия становилась иной – единым, жёстоким, по отношению к чужим, сплоченным государством.

Чиркудай даже не ожидал, что так сильно соскучился по Сочигель и по маленькому Анвару. С ним такого раньше не было. Он кривил непослушные губы, пытаясь улыбнуться, когда к плечу прижалась его женщина, когда на колени залез маленький человечек и стал радостно на них прыгать, когда умаявшись, свернулся калачиком и заснул на его руках. Чиркудай стал богатый: кроме тумена, он имел ещё одну семью, чего его лишили в детстве.

На очередном заседании появился Бай Ли. Ему Чиркудай тоже обрадовался. Он давно не видел своего первого командира. Бай Ли приветливо кивнул головой и в конце совещания остался с самыми близкими, которым Темуджин по обыкновению велел остаться. Еще хан приказал задержаться туменному Мухали, бывшему заместителю Чиркудая.

Пройдя в большую юрту, хан махнул рукой, разрешая всем садиться. Как обычно помолчал, и сообщил:

– Наверное, нам войны не избежать.

Присутствующие понимали, что он говорит об империи.

– Ко мне пришли сведения, что чжурчжени собирают карательный корпус в тридцать тысяч человек. Весной направят его в Монголию покорять нас и требовать уплаты дани.

– Нужно их встретить в степи, – упрямо сказал Бай Ли, будто продолжал давно начатый с Темуджином разговор.

– А если мы отойдем за Селенгу? – тоже, будто продолжая спорить с ним, возразил Темуджин.

– Китайцы и монголы совершенно разные, – вздохнув стал объяснять Бай Ли. – Для вас земля ничего не значит. Вы без раздумий можете перекочевать туда, где лучше пасти скот. А китайцы люди осёдлые, они держатся за свою территорию. Поэтому, если вы отойдете, они подумают, что вы на всё согласны. А их необходимо задержать, и дать бой.

– Сейчас я это понимаю, – согласился Темуджин: – У меня вырос город. Но я, если возникнет нужда, могу его бросить и построить новый, в любом другом месте. Однако понимаю и другое, что с империей нельзя вечно играть в поддавки. Если мы окажем сопротивление – это война!

– Каракоруму всего несколько лет, – заметил Бай Ли, – он молодой. Ты ещё к нему не привык. А вот если бы твоему городу, и не одному, было несколько сотен или несколько тысяч лет… Если бы около него лежали на кладбищах все твои предки, тогда ты за город держался бы мертвой хваткой.

Темуджин помолчал, опустив голову. Но через минуту взглянул на чжурчженя, и спросил:

– Ты советуешь нам жить, как китайцам, и сидеть на одном месте?

– Земля большая, – усмехнулся Бай Ли. – И она давно поделена. Людей на земле много. У вас другой уклад жизни, не такой, как в империи.

– Значит, нам нужно не просто провести бой с корпусом, а драться за свою землю?

– Вам нужно показать империи, что Монголия принадлежит вам, – жёстко заключил Бай Ли.

Темуджин пожевал губами, покрутил кончик бороды, в которой стали появляться седые волосы, и согласился:

– Возможно, что ты прав.

– Это очень хорошо, что китайцы держатся за свою землю, – неожиданно заметил Субудей.

Собравшиеся с интересом посмотрели на туменного. Но вопросов не задавали, ожидая, когда он сам все объяснит.

Субудей покряхтел и стал степенно говорить:

– Когда я был у них с караваном, то много беседовал с китайцами. Узнал одну вещь: их воинам запрещается показывать противнику спину. Они не имеют права отступать. Должны защищать землю позади себя и не пускать на неё врагов.

У них были умные командиры, которые считали отступление нормальным ведением боя. Но глупый император поверил в наветы завистников и казнил умных за их победы. Глупые, считают отступление позором и предательством. Нам подобная тактика на руку.

Отступление в тяжелой или непонятной обстановке сохраняет воинов. Позже можно развернуться и напасть на противника, – Субудей внушительно помолчал и продолжил: – У нас хорошая тактика. И хорошо, что такого понятия, как отступление, для нас не существует.

Наш хан приказывает нам только победить. А каким способом – это дело командующего. Поэтому наших воинов, во время войны с имперскими войсками, будет меньше погибать, чем китайских солдат, которые, не смотря ни на, что должны стоят насмерть.

В юрте повисла тишина. Все обдумывали речь Субудея. После долгого молчания, Темуджин усмехнулся и сделал вывод:

– Мудрый Субудей всё подметил правильно. Но я подумал вот о чем: глупый правитель собирает вокруг себя глупых людей, потому что боится умных. Поэтому глупые всегда проигрывают тем, около кого мудрые помощники, – внимательно осмотрев своих командующих, Темуджин закончил:

– Карта, которую вы привезли, очень нам поможет, – и повернувшись к Бай Ли, сказал: – Этого разведчика нужно наградить.

Бай Ли согласно кивнул головой.

– Готовьте тумены к войне, – заключил Темуджин. – Нам её не избежать. Осталась только одна мирная зима.

Но последующие события пошли несколько по иному, не так, как предполагали монголы. На севере, у Баргузинского моря, на их приграничные аулы стали нападать лесные люди, тунгусы и соха. Чингизхан послал на них два тумена во главе со своим сыном Джучи. Через некоторое время пришло известие, что, лесные люди разбиты и рассеяны. А их остатки сделали весной плоты, погрузили на них утварь и скот, и стали сплавляться по реке Лене, подальше от монголов, на север.

Почти одновременно с лесными людьми с запада напали найманы и меркиты. Чингизхан послал на них Субудея, с его туменом. Весной, врагов, найманов и меркитов, оттеснили к реке Иртыш, в Сибирь. А их вождь Кучлук, бежал в хорезмийский султанат.

Из этого похода Субудей привез меркитскую красавицу Кулан и отдал её Темуджина. Она стала его любимой, семидесятой женщиной.

Поздней весной с юго-запада в Монголию вторглись тангуты, западные китайские племена, образовавшие империю Си-Ся. Против них Чингизхан послал молодого Мухали с двумя туменами. В начале лета тангуты были почти разбиты. Чтобы не погибнуть совсем, они заключили мир с Чингизханом, и война прекратилась.

А ближе к лету, с южной границы пришло известие о том, что в степь вторгся тридцатитысячный чжурчженьский корпус регулярных войск, для покорения банды Чингизхана. И в поход двинулись пятнадцать монгольских туменов, во главе с Великим ханом. Три тумена он оставил в Каракоруме. Так началось покорение мира дикими варварами.