— Синди, — крикнул Мартин, — надеюсь, ты пошутила? Мы же не станем заниматься любовью под педерастические визги «Take That»?

— Молчать, раб!

— Что?

— Я сказала: заткнись.

Синди возникла на пороге в полной боевой амуниции: купальник-бикини из черной блестящей кожи, бюстгальтер со специальными прорезями, из которых торчали пуговки сосков, лицо девушки закрывала черная маска в виде кошачьей морды. В правой руке она сжимала длинный кнут, а в левой — огромный вибратор непристойно-багрового цвета.

Мартин невольно расхохотался.

— Молчать, — гаркнула Синди и устрашающе щелкнула кнутом. — Ты в моих владениях, здесь я принимаю решения, какую музыку нам слушать и что делать с твоим дряблым телом.

— Дряблым? — оскорбился Мартин.

Ему приходилось слышать разные обидные прозвища, особенно в начале карьеры, когда он работал торговым агентом, но дряблое тело — это уж слишком. Сам Мартин считал, что находится в отличной форме, в последнее время он стал соблюдать режим и следить за питанием.

— Я играю роль, — пояснила Синди нормальным голосом и вернулась к командному тону: — Хватит препираться! Пой хором, вместе с Марком и Робби, да смотри не фальшивь, а то высеку!

— Это шутка такая?

Кнут со свистом рассек воздух — она не шутила. И Мартин запел «Relight My Fire» в обработке Лулу. А Синди в своем кожано-кошачьем наряде мягко заскользила по мраморному полу. Она кружила возле ванны и время от времени нежно, самым кончиком кнута поддевала член Мартина или проводила по нему вибратором.

— У тебя не стоит, — укоризненно заметила Синди на очередном круге.

— Я стараюсь, — многообещающим голосом сказал Мартин.

Желая подбодрить его, Синди приняла особо эффектную позу: повернувшись спиной, она согнулась пополам и продемонстрировала оригинальный крой трусов — прорезь между ног. Мартин перестал петь, чтобы полюбоваться открывшимся видом. Но Синди резко выпрямилась и вновь пошла маршем по ванной, требуя продолжения концерта.

Оказалось, Синди поставила диск на автоповтор. Когда тошнотворная песня прозвучала в шестой раз, Мартин решил, что неудачное музыкальное сопровождение мешает ему наслаждаться происходящим действом, и осмелился попросить свою госпожу сменить пластинку.

— Не попробовать ли нам «I Want You Back»? — Это была единственная песня группы, которую знал Мартин. — И почему бы тебе не отстегнуть наручники, ну хотя бы один.

— Презренный раб, твой час настанет, но когда — решать мне! — таков был ответ госпожи.

— Пожалуйста, — взмолился Мартин, — у меня руки затекли.

— Что такое? Бунт? Придется тебя наказать.

Она включила душ. На Мартина обрушилась струя воды, к счастью не очень холодной, но его сексуальный пыл угас окончательно: беспрестанно повторяющаяся дикая музыка, сумасшедшая девица, гарцующая по ванной в наряде, который, честно говоря, больше походил на сбрую деревенской лошади, чем на костюм госпожи, а теперь еще и освежающий душ.

— Синди, — твердо сказал Мартин, — отпусти меня немедленно.

— Никогда, — проурчала Скнди и, опустившись на четвереньки, поползла вокруг ванны, судя по всему, изображая пантеру.

— Мне пора домой, — предпринял Мартин еще одну попытку. — Сестра уехала в отпуск и поручила присматривать за ее котятками, — соврал он, надеясь разжалобить кожаную садистку. — Перед уходом я забыл покормить бедных кисок.

Синди было плевать на кисок. Она врубила музыку на полную громкость, вернулась в ванную и приготовилась достойно встретить финальное соло Лулу.

— Р-разожги во мне пожар-р, — подпевала Синди. — Р-разожги, р-разожги, р-разожги, — скандировала она, маршируя по ванной и вскидывая ноги чуть выше, чем нацисты на параде, но не так высоко, как девушки из шоу-балета «Фоли-Бержер», и все же достаточно высоко, чтобы потерять равновесие. С ужасным «крзк» — черепом по мраморному полу — Синди грохнулась плашмя и затихла.

— Синди, — позвал Мартин, — ты не ушиблась?

Молчание. Он вытянул шею, пытаясь разглядеть, что случилось с веселым гномиком, но ему были видны только ноги девушки.

— Синди! — Тишина. — Синди!!! — Нет ответа. «Она умерла?»

Мартин извивался в своих оковах. «Take That» надрывались во всю мощь. Холодные струи барабанили по макушке, словно Мартина приговорили к китайской пытке водой.

— Синди! — заорал он. — Прекрати, это не смешно. Вставай сейчас же!

Молчание.

Да-да-да, именно так оно и происходит: сексуальные игры зашли слишком далеко и — бац! — один из партнеров мертв. Мартин запаниковал. Когда, она говорила, вернутся родители? Через два дня, в понедельник. К тому времени он и сам загнется от пневмонии. Вода в душе совсем остыла. Мартин съежился под ледяным потоком и застонал. Он представил лицо мамы, когда ей сообщат новость.

«Сексуальные игры, миссис Эшкрофт. Увы, ваш развратный сын стал жертвой собственной похоти».

Мама не вынесет такого позора и тоже умрет.

— Синди! — завопил Мартин. — Очнись, девочка! — Его голос потонул в мощном крещендо Лулу.

А если он выживет — еще хуже. Начнется судебное разбирательство. Придется объяснять, как он познакомился с ней, как оказался в этом доме, в ванне, голый, прикованный к стойке душа… а рядом на полу распростертое тело мертвой девушки в кожаном бикини.

— Синди! — закричал Мартин срывающимся голосом.

В короткой паузе, предшествующей повтору песни, его безумный вопль раскатился гулким эхом среди кафельных стен. Шлепая ногами, Мартин попытался плеснуть водой в направлении Синди — вдруг она всего лишь потеряла сознание. Но Синди по-прежнему лежала неподвижным трупом.

И тогда Мартин начал молиться.

Он не молился очень давно, с тех пор, как на чемпионате мира по футболу Англия играла в полуфинале с Германией. Тогда это не помогло. Но сейчас Мартин молился истово, с гораздо большим пылом.

— Господи Всемогущий наш, — бормотал Мартин, — я мало знал эту девушку, и я понимаю: кожаный наряд, и кнут, и все остальное — все это выглядит не очень хорошо, но я верю — в душе она очень добрая и милая. Не спорю, немного странная. Но кто из нас без странностей в наше-то время? И она так молода, совсем дитя… э-э… двадцать семь лет. Но ей еще рано умирать! Пожалуйста, Боже Великий Всесильный, пускай она оживет. Сделай это для меня. Умоляю, подай мне какой-нибудь знак. Аминь!

Мартин замер в ожидании результатов. Он слушал мерный шум ледяного водопада и нескончаемое «Relight My Fire», однако, несмотря на зажигательный призыв, Синди так и не воскресла.

— О боже, — прошептал Мартин онемевшими губами и закрыл глаза, готовясь принять медленную и мучительную смерть от пневмонии.

Вдруг где-то в глубине коридора послышался топот маленьких ног или, точнее, крошечных лапок. Мартин открыл глаза. На пороге стояла беленькая собачка и, склонив голову набок, вопросительно смотрела на странного незнакомца. Нет, подумал Мартин, не вопросительно — понимающе, так, словно песик хотел сказать: «Ах, вот оно что! Как же тебя угораздило?»

Откуда ты явился, маленький белый песик? Или это бедлингтон-терьер самого Господа Бога?

Терьер, больше похожий на ягненка, чем на собаку, цокая коготками, потрусил к тому месту, где лежало бездыханное тело Синди.

— Слава Тебе, Господи! — вскричал Мартин. — Знак! Знак, о котором я молил. Эй, малыш, беги на улицу и лай, лай изо всех сил, приведи кого-нибудь!

Песик склонил голову на другой бок, словно обдумывая предложение Мартина.

— Ну же, давай! Будь моей Лесси!

Терьер, как будто поняв команду, рванулся к двери и с громким лаем помчался по коридору.

Мартин возвел глаза к небу: «Благодарю Тебя, Господи, за то, что послал Своего ангела в собачьем образе. Благодарю зато, что спасаешь меня, несчастного грешника!»

Помощь прибыла быстро, даже быстрее, чем можно было ожидать от Небесного Чудотворца. Через пару минут собачка появилась вновь, теперь она сидела на руках у хозяйки. Лицо женщины показалось Мартину знакомым, но ситуация не располагала к светским вопросам: «Мы с вами раньше нигде не встречались?»

— Пожалуйста, пожалуйста, помогите, — запричитал Мартин. — Она ударилась головой. Вызовите «скорую». Надо отправить Синди в больницу, побыстрее, пока ее родители не вернулись.

— Мы уже вернулись, — сказала женщина, поглаживая собаку. — Мы родители Синди.

Из-за плеча мамы выглянул папа и в ужасе уставился на голого человека под душем. Почему-то и его лицо показалось Мартину знакомым.

— Что тут происходит?.. — начал папа.

— Боже мой! — воскликнула мама. — С ним потом разберемся, сначала надо поднять Синди.

Родители подтащили обмякшее тело дочери к стене и придали ему сидячее положение. Синди тихо застонала, лицо у нее было мертвенно-бледным, на макушке вздулась огромная шишка размером с теннисный мячик, но по крайней мере жизнь в ней еще теплилась.

Пока мама вызывала по мобильнику «скорую», папа обмахивал дочку кошачьей маской и приговаривал: «Очнись, детка, очнись». Мартин же по-прежнему мерз под душем, а Лулу распевал свой хит. Только убедившись, что «скорая» выехала, мама выключила воду и музыку.

Синди увезли в больницу, а Мартин остался ждать, слегка прикрытый узеньким полотенцем для рук, хотя на статуе Венеры висело столько махровых простыней и халатов, что ими можно было бы согреть целую полярную экспедицию. После безуспешных попыток найти ключи от наручников вызвали спасателей с их металлорежущим инструментом. Спасатели несколько задержались — тушили пожар на Брент-Кросс, но зато потом прибыли целой командой из семи человек. Навряд ли для несложной операции по разрезанию наручников требовалось такое количество специалистов, однако начальник смены решил, что молодым парням будет полезно взглянуть на интересный случай.

— Хорошая практика, — сказал он, — и опыт на будущее.

Мартин подозревал, что для них это было просто небольшим развлечением после долгой изнурительной борьбы с огнем.

В конце концов через пять часов Мартин был освобожден из оков. За это время его голое, трясущееся от холода тело, помимо девушки, ради которой он, собственно, и обнажился, видела еще дюжина человек: пожарная команда, трое парамедиков, приезжавших за Синди, ее недружелюбные родители и бедлингтон-терьер в придачу. Вполне понятно, что единственным желанием Мартина было поскорее убраться из этого дома, скрыться в ночи и забыть, как страшный сон, встречу с Синди. Но не тут-то было.

Когда Мартин, собрав раскиданные по коридору вещи, оделся, мама сообщила ледяным тоном, что ему придется задержаться до прибытия адвоката.

— Адвоката! — воскликнул Мартин. — Но ведь с Синди все в порядке, разве не так?

— Так, к счастью, все обошлось легким сотрясением мозга. Но вы должны будете подписать кое-какие бумаги.

— Какие бумаги?

— Молодой человек, я не знаю, кто вы такой, и знать не хочу. Но я уверена, что меня вы знаете.

То, как она произнесла последнюю фразу, помогло Мартину сообразить, в чем дело. Ну конечно, рыжие, выстриженные коротким ежиком волосы, холодные голубые глаза — это же Петуния Дэниэлс, известная актриса. Следовательно, папа Синди — Бенджамин Дэниэлс, звезда Королевского Шекспировского театра, лучший Гамлет со времен Лоуренса Оливье, обладатель четырех «Оскаров». Неудивительно, что их лица показались Мартину знакомыми. И неудивительно, что они хотят заставить его подписать документ, обязывающий хранить молчание. Даже если главный редактор «Всемирных новостей» станет ржавыми клещами выдирать у него ноготь за ногтем, Мартин не посмеет рассказать о событиях сегодняшней ночи.

Адвокат выложил на стол толстый десятистраничный документ. Мартин начал было читать, но не мог сосредоточиться. Он мечтал только об одном — как можно скорее добраться до дома и залезть в горячую ванну.

— Послушайте, миссис Дэниэлс, — заскулил Мартин, — уверяю вас, нет никакой необходимости что-то подписывать. Я и так никому не расскажу. Поверьте, для меня эта история так же неприятна, как и…

— Учитывая нанесенный вам моральный ущерб, — актриса достала из сумочки чековую книжку, — примите компенсацию, десять тысяч фунтов. Имя?

— Я… э-э… Мартин… Мартин Эшкрофт… о-ф-т… но…

— Итак, мистер Эшкрофт, — перебила его Петуния, — я ставлю мою подпись здесь, на чеке, а вы свою вон там.

Обалдевший Мартин нацарапал свое имя на последней странице договора. Петуния Дэниэлс вручила ему чек и проводила до запасного выхода в задней части дома.

— Надеюсь, мы с вами больше не увидимся, — сказала мама Синди.

Дверь захлопнулась, и Мартин оказался на предрассветной улице.

Первой мыслью Мартина было помчаться к Лу и рассказать подругам, какую он провел сумасшедшую ночь. Но, вспомнив жесткие условия договора. Мартин решил больше не искушать судьбу и отправился домой. Переступив порог квартиры, он достал чек и уставился на него с подозрением, словно ожидая, что и сам чек, и весь вечер, проведенный в компании Синди, окажутся плодом его воспаленного воображения. Но документ был вполне реален — дата, сумма (цифрами и прописью), подпись Петунии Дэниэлс — все оформлено как полагается.

Десять тысяч фунтов. На банковском счете Мартина были деньги — как раз перед увольнением ему перевели зарплату. Но в следующем месяце поступлений не будет. Что делать? Искать работу? Но Мартин не желал больше возвращаться в офис — ни в «Интернейшнл мэгэзинс», ни в какой-либо другой. Единственным его желанием было спокойно дописать роман. И чек, который Мартин сейчас держал в руках, станет его пропуском к новой свободной жизни. Надолго ли хватит этих денег? На полгода, даже на год, если урезать расходы. Во всяком случае, до Рождества должно хватить. Достаточно, чтобы закончить книгу и опубликовать ее, а потом… Потом придет успех, и Мартину никогда больше не придется сидеть в конторе, получать указания и выслушивать оскорбления от всяких лысых ублюдков вроде Барри Парсонса.

Мартина охватил безумный восторг, небывалое счастье переполняло его и рвалось наружу, хотелось петь и плясать, а во всех событиях минувшего вечера мерещилась рука Провидения. Не иначе как сама судьба дает ему шанс воплотить заветную мечту. Мартин нежно поцеловал чек и с улыбкой похлопал себя по карману, где лежала дискета с текстом гениального романа, — вот он, мой путь в бессмертие…

Дискеты на месте не было.