Царствование последнего русского императора Николая II оказалось для Русской Православной Церкви знаковым. Именно в этот период окончательно сложились предпосылки для трансформации церковных и церковно-общественных институтов в некую новую структуру, отличную от синодальной, которая до поры до времени успешно функционировала в рамках жестко заданных еще Петром Великим государственно-церковных отношений. Огосударствленная церковь, поставленная под полный контроль бюрократии, превратилась из института, призванного служить обществу, в одно из министерств с четко очерченным кругом задач и полномочий.

Оживление общественной жизни в стране и революция 1905–1907 гг. послужили сигналом для выступления либеральной части духовенства, потребовавшей созыва Всероссийского поместного собора, который рассмотрел бы основные животрепещущие проблемы церкви и поспособствовал их скорейшему разрешению. Священники-вольнодумцы объединились в Союз церковного обновления и представили свою программу – «К церковному собору». Она включала в себя несколько записок 32-х петербургских священников, составлявших ядро обновленческого Союза. Она была поддержана премьером С.Ю. Витте, но встречена в штыки обер-прокурором Св. Синода К.П. Победоносцевым, который написал контрзаписку, где отстаивал необходимость сохранения существующего статус-кво церкви и признавал нежелательность и даже вредность каких-либо решительных перемен в этом плане. Обер-прокурор обратился за поддержкой к епископам, но те практически единодушно отказали ему в этом. Предложения сторонников реформ так и не были приняты, хотя Николай II, напуганный размахом революции, согласился на созыв Поместного собора в самом ближайшем времени. Многие надеялись, что это произойдет в 1913 году – к 300-летию дома Романовых. Однако этим мечтаниям не суждено было сбыться. Поместный собор был проведен лишь после февральской революции 1917 года, положившей конец монархическому строю.

Яростной критике ревнителей обновления подверглась консисторская система управления, которая в своих общих чертах сложилась в царствование Николая I. Ее основными элементами были Епархиальное Начальство (епископ и члены духовной консистории), сеть благочинных и местные причты. Периодически созывались общеепархиальные и благочиннические съезды, которые рассматривали многие важные вопросы жизни епархии.

Епископ, полновластный глава епархии, назначался и смещался со своего поста указом Св. Синода. У архиерея имелся собственный штат помощников, выполнявших канцелярские и административно-хозяйственные дела. Например, штат Самарского архиерейского дома состоял из эконома, казначея, нескольких послушников и монашествующих. Иногда, для более эффективного управления или ведения миссионерской работы, в помощь епископу назначался викарий. Так, в 1912 г. архимандрит Алатырского Свято-Троицкого монастыря Назарий был назначен Синодом викарным епископом Алатырским на вновь учреждённую кафедру в Симбирской епархии. Консистория, состоявшая из канцелярии и духовного присутствия, являлась высшим административным, судебным и распорядительным органом епархии. Она осуществляла контроль над всем ходом епархиальной жизни. Хотя ее члены формально подчинялись епископу, назначались они Синодом. При своем несогласии с решением консистории по тому или иному вопросу архиерей был вправе отменить его, а также мог удалить члена присутствия от участия в заседаниях и даже назначить временных членов присутствия. Нельзя не согласиться, поэтому, с теми исследователями, которые полагают, что подобная двойственность исключала возможность юридически правильной деятельности епархиальной власти.

В целом, функция консистории состояла в том, чтобы разгрузить канцелярию епископа от основной массы бумаг, и освободить его самого от формальной бюрократической рутины. По выражению одного автора, «консистория – это фабрика бумаг». Текущей документацией занималась консисторская канцелярия, руководимая секретарём, который координировал работу нескольких отделов («столов») и следил за исполнением закона в деятельности консистории и её отношениях с архиереем. Ни одна бумага не имела хода без ведома секретаря, который в своей работе был вполне самостоятелен. Более того, он представлял обер-прокурору Синода рапорты о деятельности консистории, а также секретные донесения обо всех значимых событиях епархиальной жизни.

Каждая епархия состояла из благочинных округов, возглавлявшихся специально избранными священниками-благочинными. В их компетенцию входило наблюдение за благоустройством, строительством и содержанием храмов, надзор за монастырями, за исполнением духовенством своих обязанностей, за ведением метрических, приходо-расходных, обыскных книг и т. д. К сожалению, практика выборов благочинных, имевшая место в ряде епархий, в том числе и Средневолжских, – после церковной реформы Александра II, была отменена в 1881 году синодальным указом. Помимо благочинного, избирался и благочиннический совет, состоявший из 2–3 священников, помогавших благочинному в разборе дел. Под надзором каждого благочинного находилось от десяти до тридцати церквей с их причтами. Самарская епархия состояла из 54 благочинных округов, Симбирская и Пензенская из – 40.

Систему епархиального управления существенно оптимизировали благочинные и епархиальные съезды, которые стали собираться со второй половины 60-х гг. XIX в., в самый разгар эпохи либеральных преобразований. Предметом забот благочинных съездов являлись «обмен мыслями и опыта в области пастырского служения, изыскание мер к устранению недостатков в церковно-общественном строе жизни, выбор депутатов на епархиальные съезды». Постепенно «братское» обсуждение вопросов пастырской практики и проблем церковно-общественной жизни, т. е. Прихода, совершенно выпало из сферы компетенции благочинных съездов, и они потеряли самостоятельное значение. Круг полномочий епархиальных съездов, напротив, постепенно расширялся, и со временем они приобрели право обсуждать экономические и социальные вопросы, организовывать сословную взаимопомощь. Съезды хлопотали о строительстве новых домов для духовенства. В помощь бедным духовного звания ими были организованы общеепархиальные и окружные попечительства. В ведение съездов перешли приюты и богадельни для сирот священнослужителей. Кроме того, они оказывали помощь в создании благочиннических и даже епархиальных библиотек. Между тем, светские и церковные власти стали с подозрением относиться к инициативам со стороны приходского духовенства и постарались ограничить его самостоятельность, поставив проведение съездов под строгий контроль епископа. При таких условиях съезды далеко не всегда оказывались действенным инструментом епархиального управления.

Низшей административной единицей епархии являлся приход во главе с причтом, величина штата которого зависела от численности и имущественного положения прихожан. Минимальным был штат из двух человек (священник и псаломщик), максимальным из семи. Как правило, причты редконаселенных и бедных приходов влачили жалкое существование. Нередко такие причты подвергались сокращению или перераспределению между другими приходами. В последнем случае ликвидировался и приход.

С целью разрешить проблему материального обеспечения причта и укрепить влияние церкви в народе правительство предприняло попытку создать систему приходского церковно-общественного самоуправления в виде церковно-приходских попечительств. Положение о них вышло 2 августа 1864 г. основной заботой попечительств было изыскание финансовых средств для строительства и ремонта храмов, поддержания материального благосостояния причтов, организации церковно-приходских школ и благотворительных акций в приходе. Председателя попечительства прихожане выбирали из своей среды.

Процесс создания церковно-приходских попечительств на местах растянулся на долгие годы, протекал чрезвычайно долго и замедлялся из-за нежелания прихожан участвовать в их организации. К тому же попечительствам приходилось выдерживать довольно серьёзную конкуренцию с земствами. Особенно остро эта борьба происходила на селе. Это обстоятельство имело негативные последствия для системы церковно-приходских попечительств. К тому же сам проект о попечительствах страдал целым рядом недостатков, главным из которых было отсутствие доверия со стороны правительства и церковных властей к прихожанам. Всё это делало весьма проблематичным повсеместное введение ЦПП и их успешное функционирование в будущем.

Тем не менее, в епархиях Среднего Поволжья, особенно в Самарской, процесс создания попечительств проходил довольно успешно. К концу XIX в. попечительства охватили своей деятельностью 80 % приходов Самарской епархии и 33 % Симбирской. В Пензенской епархии эта цифра была скромнее — 21 %.

Самарская епархия была одной из немногих, где церковная реформа принесла заметные результаты. Так, например, в 1909 г. попечительства епархии собрали поистине астрономическую сумму пожертвований – порядка полумиллиона рублей. В 1895–1909 гг. средства ЦПП увеличились в Пензенской епархии в 2,3 раза, в Самарской – в 7,2 раза и в Симбирской в 2 раза. Число же ЦПП в этих епархиях в тот же период возросло соответственно в 1,1, 1,2, 1,4 раза. Надо отметить, что в годы первой русской революции деятельность попечительств несколько снизилась. Например, в Симбирской епархии доходы ЦПП в 1907 г. по сравнению с предреволюционным 1904 г. упали в 2 раза. В Самарской епархии ситуация казалась вполне благополучной. В 1905 г. самарские ЦПП собрали средств больше, чем в 1909 г. при этом общее число попечительств за 1904–1907 г. возросло крайне незначительно. В этом смысле Самарская губерния оказалась уникальным регионом, где затея с учреждением ЦПП превзошла все ожидания официальных властей. На наш взгляд, блестящие результаты церковной реформы объяснялись следующими обстоятельствами: во-первых, в Самарской губернии при пестроте национального состава населения была сильна православная миссия, влиявшая на мнение народа; во-вторых, господствующая церковь нуждалась в упрочении своих позиций в молодой Самарской епархии, что определяло энергичную деятельность приходского духовенства в этом направлении. Оно полностью поддержало реформаторов в том, что касалось улучшения отношений между клиром и прихожанами. В-третьих, образовавшийся во многих уездах, особенно степных, слой крепких и зажиточных крестьян-хозяйственников, с одной стороны, и слабость помещичьего землевладения, с другой, определяли настроения, образ мыслей и действия прихожан по отношению к православию как одному из столпов их жизненного уклада и мироустройства.

Попечительства считали приоритетным направлением своей деятельности постройку и ремонт храмов, в то время как на оказании финансовой помощи духовенству, церковным школам выделялось значительно меньше средств. Расчёты правительства на то, что ЦПП помогут решить проблему с материальным обеспечением духовенства, не оправдались.

Попытка реорганизации приходской жизни нашла неожиданное продолжение в указе Св. Синода от 18 ноября 1906 г., в котором говорилось о создании церковно-приходских советов в тех районах, где не было попечительств. Приходские советы по сравнению с ЦПП имели более многочисленный состав и пользовались большей самостоятельностью, чем попечительства. В руководстве приходских советов преобладающее влияние получили представители церкви. Это обстоятельство вызвало обоснованные опасения духовенства, что советы могли и не собрать тех средств, которыми располагали действующие попечительства. В Среднем Поволжье процесс образования приходских советов шёл довольно вяло, что объяснялось в первую очередь наличием во многих приходах попечительств.

Церковно-приходскими советами не преминули воспользоваться в своих целях революционные агитаторы. Они проводили в их состав своих сторонников, которые специально поднимали на собраниях острые вопросы о принудительном отчуждении земель (в том числе, и церковных), крестьянском безземелии и нищете, всячески настраивали верующих против церкви и даже посягали на распоряжении церковными суммами. В виду этого в некоторых приходах было решено отложить учреждение советов до лучших времён.

Созданная в результате церковной реформы 1860-х гг. система церковно-общественного самоуправления, имела для жизни Церкви и общества большое значение. Оно заключалось, прежде всего, в том, что реформа была крупным шагом на пути к установлению гражданского общества в России, преодолению сословной замкнутости и ограниченности социальной структуры русского общества. Духовенство перестаёт быть оторванным от реальной жизни сословием, устанавливает связи с другими социальными группами, прежде всего с крестьянством, хотя и наталкивается на определённые трудности.

Духовное сословие в России традиционно было очень замкнуто и пронизано духом кастовости, особенно это касалось черного духовенства. При замещении священнических мест неукоснительно соблюдался принцип наследственности, чему способствовало то, что с петровских времен дети духовенства автоматически причислялись к православному ведомству и фактически были лишены возможности выбрать другой род деятельности. Покинуть духовное сословие было нелегко: во-первых, из-за препон, созданных правительством, во-вторых, в силу специфического, несветского, образования, а в-третьих, из-за психологической трудности в силу привычки к многолетней однообразной деятельности. В эпоху Великих реформ замкнутость духовенства начинает преодолеваться по инициативе правительства: новый устав гимназий открыл доступ в них детям духовенства и, наоборот, в духовно-учебные заведения теперь стали приниматься все желающие. Уволенные из духовного звания освобождались от обязательной службы.

В пореформенные годы активно происходит процесс превращения духовенства из сословия феодального общества в одну из социальных групп нарождающегося капиталистического. Однако, несмотря на все попытки либерального реформирования сверху, – а может быть, именно благодаря им, – рельефно высветилась реакционная сущность политической системы самодержавия, ставившей преграды на пути обновления церковной жизни. Значение церкви для государственной власти было трудно переоценить. Церковь являлась знаменем консервативных сил. В рассматриваемый период особенно возросла потребность в поддержке с ее стороны расшатывающихся общественных устоев и монархического порядка. Для осуществления этой задачи необходимо было привлечь церковную элиту, тесно смыкавшуюся с элитой политической, то есть черное духовенство. Вовлечение монашеского слоя в политику еще более усугубило существовавший раскол внутри духовного сословия. Монашество и приходское духовенство имели разные, зачастую диаметрально противоположные, политические и экономические интересы.

Приходское духовенство своим моральным обликом и практической деятельностью формировало общественное мнение о церкви в целом, было постоянно на виду, непосредственно общалось с верующими. Для последних было очень важно, какое образование получил священник. Священнослужители с низким уровнем образования не пользовались среди прихожан большим доверием. В Среднем Поволжье подавляющая часть священников имела законченное семинарское образование. Особенно в этом отношении выделяется Симбирская епархия, где количество таких пастырей в 1909 г. составляло более 80 %. В Самарской и Пензенской епархиях их число было меньшим – соответственно 66 и 78 %%. Примечательно, что в Самарской и Пензенской епархиях почти четверть церковнослужителей, исполнявших обязанности дьякона, имела неполное семинарское образование. Если обратиться к общероссийским данным, то окажется, что в целом по стране уровень образования приходских священников был ниже, чем в епархиях Среднего Поволжья.

Однако количество священников с академическим и полным семинарским образованием непрерывно сокращалось, так как они не спешили вставать на стезю духовного служения. Отток высокообразованных кадров священнослужителей из церкви приобрёл значительные масштабы. Дети приходских священников учились в семинариях в расчёте на последующее поступление в какое-либо светское высшее учебное заведение. Профессия священника их совершенно не привлекала. Как ни парадоксально, но именно выходцы из семинарий оказались самыми ярыми нигилистами и революционерами. Воспитанные в строгом религиозном духе, они наблюдали вокруг себя массу случаев социальной несправедливости. Постепенно они разочаровывались и в православии и в самой церкви.

Большинство приходских священников старалось избегать любых политических дискуссий с прихожанами. Однако, удавалось это не всегда. Священник, в особенности сельский, обладал в приходе известным нравственным авторитетом, и вынужден был проводить с прихожанами беседы на самые разные, порой очень острые, темы. Некоторые священники, напротив, заняли активную политическую позицию, открыто поддержав действия черносотенных организаций. Дело доходило даже до разгонов революционных митингов и собраний отрядами черной сотни под руководством священников. Такие случаи имели место в 1905 г. в ряде уездов Пензенской и Самарской губерний. Иногда события принимали трагический оборот, и в них вмешивались власти и полиция.

Св. Синод официально разрешил представителям духовенства участвовать в деятельности монархических организаций.

Наконец и в годы первой русской революции резко возросло число антицерковных выступлений в деревне. Некоторыми исследователями они связываются, прежде всего, с недовольством крестьян наличием слишком большого, по их мнению, надела во владении причтов. Однако, судя по документам, это не совсем так. Антиклерикальное движение порождалось консервативной позицией духовенства, всячески защищавшего существовавшие порядки и призывавшего к прекращению политических междоусобиц и примирению. Такая позиция совершенно не устраивала крестьян, уставших терпеть социальные обиды и нищету. Их протест против деятельности духовенства вылился в ряде районов Среднего Поволжья самовольный захват церковных земель. Были известны случаи, когда во время разгрома помещичьих усадеб уничтожались и часовни, находившиеся в имениях. Это произошло, например, в 1905 г. в Бугульминском уезде Самарской губернии. Были расхищены вся церковная утварь и часть икон.

Церковь не осталась в стороне и от выборов в Государственную Думу. Число священников-депутатов в последних двух Думах было довольно значительно. В них власти видели свою опору в парламенте. Трудно сказать, насколько священники отстаивали в Думе церковноприходские интересы, так как они являлись прежде всего представителями определенных политических партий, в основном, правого толка. В IV Думу были избраны несколько священников Средневолжских епархий. Почти все они вошли в правые фракции. Участие в работе Думы в некоторой степени помогло церкви преодолеть ту общественную изоляцию, в которой она оказалась.

Сложным было экономическое положение церкви. Потребность в глубоком и всестороннем исследовании материального положения духовенства и состояния церковного хозяйства в целом вызревала по мере накопления историографией большого количества новых данных по церковной истории в рассматриваемый период. Большинство работ советских авторов было посвящено общественно-политическому аспекту деятельности Русской православной церкви, в то время как ее экономическое положение изучалось с целью доказать тезис о порочной природе церкви. В последнее время в российской историографии предпринимаются попытки детально изучить данную проблему.

Материальное благосостояние широких слоев приходского духовенства оставляло желать лучшего. Многие причты не получали казенного жалованья и могли рассчитывать лишь на свои собственные силы и помощь прихожан, которая была крайне нерегулярна. Даже энергичные усилия, предпринятые в этом направлении обер-прокурором К.П. Победоносцевым, не принесли ожидаемых результатов.

Церковное хозяйство претерпело в рассматриваемый период серьезные изменения под влиянием развивающихся капиталистических отношений. Ярче всего это проявилось в выборе способов получения дохода – сдаче недвижимой собственности в аренду, обращении капиталов в банковские пенные бумаги. При обработке церковных земельных участков широко использовался наемный труд. Все это свидетельствовало о том, что православная церковь перестала быть чисто феодальным институтом и превращалась в неотъемлемую часть индустриального общества. Показательно, что эти изменения коснулись, прежде всего, именно церковно-хозяйственной деятельности, в то время как официальная церковная идеология была направлена на сохранение и укрепление феодально-монархических порядков. Основной целью церковно-хозяйственной деятельности было поддержание минимального жизненного уровня приходского духовенства.

Православная церковь активно участвовала в общественной жизни Среднего Поволжья. Духовенство проводило среди населения культурно-просветительскую работу, включавшую в себя организацию церковно-приходских школ, обществ и кружков трезвости, религиозно-нравственных чтений и духовных концертов, библиотек. Церковно-приходская школа, наряду с земской, являлась важным составляющим звеном системы начального народного образования. Она давала азы грамотности не только подрастающему поколению, но и взрослым. Для этого открывались воскресные школы. Педагогический персонал церковных школ составляли в основном духовные лица, которые преподавали там либо за незначительное вознаграждение, либо вообще бесплатно. Церковно-приходские школы пользовались популярностью даже у раскольников.

Трезвенное движение, благодаря стараниям духовенства, приобрело в епархиях Среднего Поволжья значительный размах. Общества и кружки трезвости возникали как в городах, так и в сельской местности. Вопрос о необходимости их создания ставился духовенством уже в конце 1870-х годов. Реально же они стали возникать только к концу XIX столетия. В Самаре, например, были известны Благовещенское и Пантелеймоновское общества трезвости, в Симбирске – Серафимовское, насчитывавшее более 3 тыс. человек. В Пензе действовало епархиальное общество трезвости, основанное в 1910 году. Они являлись настоящими очагами духовного просвещения самых разных социальных слоев. При них создавались библиотеки, читальные залы, чайные, устраивались различные чтения и концерты, в том числе и для школьников. Религиозно-нравственные чтения в городах привлекали к себе внимание даже представителей образованной части общества, интеллигенции.

Таким образом, Русская Православная Церковь, несмотря на тесную зависимость от государства и трудности материального порядка, несла свое высокое духовное служение в переломные годы нашей истории.