§ 1. О сущности и источнике происхождения ценности благ

Если в пределах времени, на которое простирается предусмотрительная деятельность людей, надобность их в благе превышает количество последнего, доступное на то же время их распоряжению, то люди в своем стремлении удовлетворить потребности настолько полно, насколько это возможно при данном положении вещей, ощущают по отношению к данному благу побуждение к деятельности, сущность которой мы изложили выше и назвали хозяйством. Познание указанного отношения создает в то же время еще одно явление, более глубокое понимание которого имеет весьма важное значение для нашей науки, — мы имеем в виду ценность благ.

Если надобность в благе превышает доступное распоряжению количество последнего, то ввиду того, что часть соответственных потребностей и без того должна оставаться неудовлетворенной, количество данного блага, доступное распоряжению, не может быть уменьшено ни на какую долю, имеющую хотя какое-либо практическое значение; в противном случае останется неудовлетворенной вовсе или лишь частью какая-нибудь потребность, до этого времени удовлетворявшаяся. Поэтому при всех благах, находящихся в таком количественном отношении, от каждой конкретной части их, доступной распоряжению и имеющей еще практическое значение, зависит удовлетворение какой-либо человеческой потребности. Когда хозяйствующие лица приходят к сознанию этого обстоятельства, т. е. когда они познают, что от каждой доступной их распоряжению доли количества данных благ, иными словами, от каждого конкретного блага, находящегося в таком количественном отношении, зависит удовлетворение одной из их потребностей или по крайней мере большая или меньшая полнота удовлетворения, то эти блага для них получают значение, называемое нами ценностью. Следовательно, ценность есть значение, которое для нас имеют конкретные блага или количества благ вследствие того, что в удовлетворении своих потребностей мы сознаем зависимость от наличия их в нашем распоряжении [стремление установить общие элементы для всех форм явлений ценности благ, т. е. дойти до общего понятия ценности, свойственно новейшим немецким писателям, самостоятельно исследовавшим учение о ценности. Они также стремятся отличать потребительную ценность благ от простой полезности. Фридлендер (Theorie d. Werthes, Dorpater Univ. Progr., 1852. S. 48) определяет ценность как «познанное человеческим суждением отношение, в котором вещь может стать средством для достижения цели, заслуживающей стремления». (Ср. также Sforch. Cours d'econom. polit. Ch. I. P. 36.) Так как указанное отношение есть именно основание полезности (поскольку заслуживающая стремления цель есть удовлетворение человеческой потребности или же стоит в соотношении с последней), то предыдущее определение имеет такое же значение, как и то, по которому ценность благ понимается как признанная пригодность их к достижению цели, т. е. как признанная полезность вещи. Однако эта полезность является общим предположением характера благ, и потому определение Фридлендера независимо от того, что оно не касается сущности ценности, слишком широко. Действительно, последний приходит к заключению, что неэкономические блага суть такие же объекты человеческой оценки, как и экономические. Книс (Lchre vom Werth, Tubing. Zeitschr., 1855, S. 423), как и многие из его предшественников, видит в ценности степень годности блага для целей людей (ср. еще прежние издания Рошера — System. 1, § 4), — взгляд, которому я все же не могу следовать, потому что хотя ценность и величина измеримая, однако мера ее столь же мало принадлежит к ее сущности, как мера места или времени к сущности последних. Книс сам чувствует затруднения, к которым ведет такое понятие ценности в своих дальнейших следствиях, так как он признает определение понятия ценности также в смысле годности, полезности, даже просто блага и замечает, что действительно в своем целом теория ценности в отдельных местах построена на комбинации обоих значений слова «ценность», и, таким образом, не приходит к единому принципу. Шеффле (Tubing. Universitatsschrift. 1862, Ch. 5. S. 10) исходит из такого взгляда: «Всегда, когда должна идти речь о хозяйстве и хозяйственных благах, требуется наличие потенциального или актуального, сознательной волей человека установленного отношения между лицом и внешним предметом. Это отношение может быть принимаемо как с точки зрения хозяйственного объекта , так и с точки зрения хозяйственного субъекта . Объективно оно годность блага, субъективно — ценность его. Годность (полезность) — это способность вещи служить человеческой цели. Ценность же — это значение , которое благо имеет благодаря своей пригодности для экономического целесознания хозяйственной личности». Между тем и это определение ценности, безусловно, слишком широко, так как и неэкономические блага обладают годностью и стоят в вышеуказанном отношении к целесознанию людей, не обладая, однако, ценностью, как это признает сам Шеффле в своих позднейших трудах (Das gesellschaftliche System, 1867. S. 6), определяя ценность как «значение блага вследствие жертв, которые должны быть ради него принесены ». Следовательно, старое определение Шеффле не ограничивает ценности экономическими благами, хотя этот остроумный исследователь (Tubing. Universitatssch. Op. cit. 1862. S. 11) вполне сознает, что явления ценности не может быть у неэкономических благ. Наоборот, новейшее определение Шеффле, безусловно, слишком узко, так как нет сомнения, что весьма многие неэкономические блага попадают в распоряжение людей без малейших жертв (например, наносная земля и т. д.), тогда как другие не могут быть добыты путем экономических жертв (например, природные дарования). Однако здесь уже находит полное освещение существенный момент более глубокого понимания сущности ценности: не объективная годность сама по себе (Tubing. Universitatsschr. S. 11) и не степень годности (Op. cit. S: 31), но значение блага для хозяйствующего субъекта составляет сущность ценности благ, согласно мнению Шеффле. Интересное добавление к правильному пониманию ценности благ дает Рёслер (Theorie des Werthes, Hildebr. Jahrbucher, 1868, IX. S. 272, 406). Он приходит к выводу, «что обычное различие между потребительной и меновой ценностью неправильно и понятие ценности абсолютно не может быть связано с моментом полезного употребления вещей, что, наоборот, понятие ценности едино , что оно обозначает имущественный характер предметов и путем осуществления имущественного правопорядка становится конкретным явлением». Особенность точки зрения Рёслера явствует из сравнения с предыдущим изложением; точно так же ясен и шаг вперед в его учении, заключающийся в правильном ограничении круга объектов ценности и строгом различии полезности благ с их ценностью. Однако я не могу согласиться с тем, что Рёслер делает имущественный характер блага, являющийся таким же следствием вышеизложенного количественного отношении, как и сама ценность, принципом последней; мне кажется неправильным и то, что Рёслер заимствует понятие имущественного характера из юриспруденции (S. 295, 302, ср. также Ch. Shlozer, Anfangsg. I. § 15). Ценность благ, как и экономический характер их, не зависит от человеческого хозяйства в его общественной форме, не зависит и от правопорядка, и даже от существования общества. Она наблюдается и в изолированном хозяйстве, и поэтому не может корениться в правопорядке. Из старых попыток установить общее понятие ценности должны быть упомянуты попытки Монтанари — ум. 1687 (Della Moneta III. P. 43, p. a, ed. Custodi), Тюрго (Valeurs et monnaies. P. 79. ed. Daire), Кондильяк (Le commerce et le gouvernement, 1776. P. 151, ed. Daire), Гарнье (с. 5 предисловия к его переводу Смита), Шторх (Cours d'econoinie polit., 1815, I. P. 56). Особенно же следует упомянуть Кондильяка, у которого определение понятия ценности имеет немало сходства с некоторыми новыми направлениями этого учения в Германии] .

Поэтому явление жизни, называемое нами ценностью благ, происходит из того же источника, что и экономический характер благ, т. е. из вышеизложенного отношения между надобностью и количеством благ, доступным распоряжению [в предыдущей главе мы более подробно рассмотрели попытки свести различие между экономическими и неэкономическими благами к тому, что первые являются продуктами труда, а вторые суть «добровольные дары природы», что первые являются объектами менового оборота, а вторые не являются ими, причем пришли к результату, что экономический характер благ не зависит от только что указанных моментов. То же относится и к ценности. Последняя, как и экономический характер благ, является следствием многократно упоминавшегося отношения между надобностью и количеством благ, доступным распоряжению, и те же основания, которые говорят против определения экономических благ как продуктов труда или меновых благ, исключают эти же критерии везде, где речь идет о различии между благами, имеющими для нас ценность, и теми, которые таковой не обладают]. Различие между обоими явлениями заключается в том, что познание количественного отношения является побуждением для нашей предусмотрительной деятельности, благодаря чему блага, стоящие в таком отношении, делаются предметами нашего хозяйства, т. е. экономическими благами; с другой стороны, познание этого отношения приводит нас к осознанию значения, которое имеет для нашей жизни и для нашего благосостояния наличие в распоряжении каждой конкретной [из смешения понятий потребительной ценности с полезностью или первой со степенью полезности или признанною полезностью вытекает учение об абстрактной ценности благ (см. Rau. Volkswirthschaftslehre, 1863. § 58). Род может обладать полезными свойствами, делающими конкретные блага годными для удовлетворения человеческих потребностей, степень полезности может быть различной по отношению к определенным целям употребления (буковое и ивовое дерево для целей отопления и т. п.), но ни полезность рода, ни различная степень полезности в различных родах или видах благ не могут быть названы ценностью. Не родовые, но конкретные блага всегда доступны распоряжению хозяйствующих индивидов, и поэтому только они являются благами и только они — объекты нашего хозяйства и нашей оценки (ср. Michaelis. Das Capitel v. Werthe. Vierteljahrschrift F. V. W. 1863, I.S. 16)] части всего доступного распоряжению количества благ. Поэтому блага, стоящие в вышеуказанном отношении, получают для нас ценность [подобно тому как при более глубоком исследовании душевных процессов предметы внешнего мира познаются нами, как проникшее в наше сознание воздействие вещей на нас самих, т. е. в конечном результате являются познанием состояния нашей собственной личности, так и всякое значение, которое мы приписываем предметам внешнего мира, представляет собоп в конечном результате отражение (Ausfluss) того же значения, какое имеет для нас поддержание существа и развития нашей природы, т. е. нашей жизни и нашего благосостояния. Поэтому ценность не есть нечто присущее благам, не свойство их, но наоборот, — лишь то значение, которое мы прежде всего придаем удовлетворению наших потребностей, т. е. нашей жизни и нашему благосостоянию, а затем переносим на экономические блага как на исключительные причины этого удовлетворения].

Итак, ясно, почему лишь экономические блага имеют для нас ценность, тогда как блага, находящиеся в количественном отношении, создающем неэкономический характер благ, не получают для нас никакой ценности.

Отношение, создающее неэкономический характер благ, состоит в том, что надобность в соответственных благах меньше, нежели доступное распоряжению количество их. Благодаря этому всегда существуют части количества неэкономических благ, которым не соответствует никакая человеческая потребность, подлежащая удовлетворению, и которые поэтому могут потерять свой характер блага без всякой опасности для удовлетворения человеческих потребностей. Таким образом, от наличия в нашем распоряжении конкретных благ, не имеющих экономического характера, не зависит никакое удовлетворение потребности, и поэтому конкретные количества благ, стоящих в указанном отношении, т. е. неэкономических, не имеют для нас также никакой ценности.

Если житель девственного леса располагает несколькими тысячами лиственных стволов, тогда как ему ежегодно для покрытия своей надобности в дереве необходимо лишь около двадцати, то он ни в коем случае не будет считать себя потерпевшим ущерб в удовлетворении своих потребностей, когда лесной пожар уничтожит около тысячи стволов, если только он в состоянии будет оставшимся количеством столь же полно удовлетворить свои потребности, как и прежде. Следовательно, при таких условиях от наличия в его распоряжении одного ствола не зависит удовлетворение ни одной его потребности, и поэтому один ствол не имеет для него никакой ценности. Напротив, если в лесу находятся десять диких фруктовых деревьев, плоды которых данный субъект потребляет, и если отношение таково, что доступное его распоряжению количество плодов не больше, нежели его надобность в этом благе, то, конечно, ни одно из этих деревьев не могло бы быть уничтожено без того, чтобы субъект в результате не испытал голода или же по крайней мере не удовлетворил свою потребность в плодах менее полно, чем прежде, и поэтому каждое из этих деревьев имеет для него ценность.

Если жители деревни ежедневно нуждаются в 1000 ведер воды для полного покрытия своей надобности в этом благе и располагают ручьем, доставляющим ежедневно 100000 ведер воды, то для них некоторая конкретная часть количества этой воды, например одно ведро, не имеет ценности, так как они смогут столь же полно удовлетворять свою потребность в воде и тогда, когда эта часть количества будет изъята из их распоряжения или просто потеряет свой характер блага. Они будут спокойно смотреть на то, как ежедневно многие тысячи ведер воды будут вливаться в море, причем это не нанесет никакого ущерба удовлетворению их потребности в воде. Поэтому до тех пор, пока сохранится отношение, создающее неэкономический характер воды, от наличия в их распоряжении одного ведра воды не будет зависеть удовлетворение ни одной из их потребностей в том смысле, что этого удовлетворения не последовало бы, не будь они в состоянии располагать этим именно благом; на этом и основано то обстоятельство, что такое количество воды не имеет для них ценности. С другой стороны, если бы количество воды, доставляемое этим ручьем, понизилось до 500 ведер в день вследствие особенной засухи или другого явления природы и если бы в то же время жителям деревни, о которых идет речь, не был доступен другой источник воды, так что вся совокупность доступного их распоряжению количества воды была бы недостаточна для полного удовлетворения их потребности в ней, то они не могли бы пренебречь ни одной имеющей практическое значение долей доступного им количества воды, например одним ведром, без того, чтобы не был нанесен ущерб удовлетворению их потребностей. Следовательно, каждая конкретная часть количества, доступного их распоряжению, конечно, имела бы тогда для них ценность.

Итак, неэкономические блага не только не имеют меновой ценности, как думали до сих пор, но не имеют и ценности вообще, а вместе с тем и ценности потребительной. После того как мы установим еще некоторые научные положения, мы ниже остановимся более подробно на отношении между потребительной и меновой ценностью. Здесь заметим лишь предварительно, что и меновая ценность, и потребительная составляют два понятия, подчиненные общему понятию ценности, следовательно, между собой они соподчиненные, и потому все, что мы выше говорили о ценности вообще, так же относится к потребительной ценности, как и к меновой.

Если же многие исследователи народного хозяйства, не приписывая неэкономическим благам меновой ценности, все же приписывают им потребительную, а некоторые новейшие английские и французские экономисты стремятся вообще изгнать понятие потребительной ценности из нашей науки и заменить его понятием полезности, то это объясняется непониманием существенного различия между обоими вышеуказанными понятиями и явлениями жизни, лежащими в их основании.

Полезность — это годность предмета служить удовлетворению человеческих потребностей и потому (именно как познанная полезность) является общим условием характера благ. И неэкономические блага полезны в той же мере, как и экономические, вследствие своей годности удовлетворять человеческие потребности, и эта их годность также должна быть познана людьми, так как иначе они не могли бы вообще стать благами. Отличие неэкономического блага от экономического заключается в том обстоятельстве, что удовлетворение человеческих потребностей не зависит от обладания нами конкретными количествами первого, но зависит от наличия в нашем распоряжении конкретных количеств второго; вследствие этого хотя блага первого рода и обладают полезностью, но лишь блага второго рода имеют для нас наряду с полезностью еще и то значение, которое мы называем ценностью.

Ошибка, лежащая в основании смешения понятия полезности с понятием потребительной ценности, разумеется, не имела влияния на практическую деятельность людей. Ни один хозяйствующий субъект до сих пор не наделил при обыкновенных условиях ценностью кубического фута воздуха или кружки воды в местностях, изобилующих водой, и всякий на практике отличает, и даже весьма хорошо, годность вещи служить удовлетворению одной из его потребностей от ее ценности. Однако вышеуказанная ошибка явилась большим препятствием для развития общих учений нашей науки [Прудон (Systeme des contradictions economiques. Ch. II, § 1), введенный в указанное заблуждение, констатирует непримиримое противоречие между потребительною и меновою ценностью].

То обстоятельство, что благо имеет для нас ценность, заключается, как мы видели, в том, что наличие его в распоряжении имеет для нас значение удовлетворения потребности, которая без того не была бы удовлетворена. Правда, наши потребности могут отчасти зависеть от нашей воли или от нашей привычки, по крайней мере поскольку идет речь об их происхождении, но раз они уже налицо, ценность, которую блага имеют для нас, уже не представляет собой ничего произвольного, но есть неизбежное следствие познания их значения для нашей жизни или нашего благосостояния. Поэтому мы напрасно старались бы не приписывать благу ценности, раз мы пришли к сознанию, что от наличия его в распоряжении зависит удовлетворение одной из наших потребностей. Напрасно было бы также стараться приписывать ценность благам, от наличия которых в нашем распоряжении мы не сознаем своей зависимости. Поэтому ценность благ не есть нечто произвольное, но всегда необходимое следствие познания человеком зависимости сохранения своей жизни, своего благосостояния или хотя бы одной части последних какой бы то ни было величины от наличия в распоряжении блага или количества блага.

Что же касается этого познания, то люди могут так же ошибаться по отношению к ценности благ, как и по отношению ко всем другим объектам человеческого познания, и потому могут приписывать ценность предметам, в действительности согласно экономическому положению вещей ею не обладающим, если только они ошибочно считают, будто от какого-нибудь блага или количества блага зависит более или менее полное удовлетворение их потребностей, тогда как на самом деле этого отношения нет; в таком случае перед нами явление воображаемой ценности.

Ценность благ основана на отношении благ к нашим потребностям, а не на их сущности. С изменением этого отношения должна также возникнуть или исчезнуть ценность. Для жителей оазиса, имеющих в своем распоряжении источник, вполне покрывающий круг их потребностей в воде, определенное количество воды не имеет ценности на месте нахождения источника. Если же источник вследствие землетрясения внезапно стал бы давать настолько меньше воды, что удовлетворение потребностей жителей этого оазиса уже не было бы вполне обеспечено, так что удовлетворение каждой конкретной потребности должно было бы зависеть от наличия в распоряжении определенного количества воды, то последнее тотчас приобрело бы для жителей оазиса ценность. Однако эта ценность исчезла бы тотчас по восстановлении прежнего отношения, т. е. после того, как источник снова стал бы давать воду в прежнем изобилии. Подобное же явление имело бы место, если бы число жителей оазиса увеличилось настолько, что воды из источника не хватало бы уже более для удовлетворения всех потребностей. Такое изменение, вызванное увеличением потребителей, могло бы даже наступать с известной закономерностью периодически, во время посещения оазиса многочисленными караванами.

Итак, ценность не есть нечто присущее благам, не свойство их, но также и не самостоятельная, не сама по себе существующая вещь. Ценность — это суждение, которое хозяйствующие люди имеют о значении находящихся в их распоряжении благ для поддержания их жизни и их благосостояния, и потому вне их сознания она не существует. Поэтому также безусловно ошибочно называть благо, имеющее ценность для хозяйствующих субъектов, ценностью или же говорить о ценностях как о самостоятельных реальных предметах, как это делают экономисты, благодаря чему ценность объективируется. Объективно существуют только вещи, точнее говоря, количества их, а ценность их есть нечто, существенно от них отличное, а именно суждение, которое хозяйствующие индивиды себе составляют о значении, какое имеет наличие в их распоряжении количества благ для поддержания их жизни и благосостояния. Объективация ценности благ, по своему существу вполне субъективной, также много содействовала смешению основных понятий нашей науки.

 

§ 2. О первоначальной мере ценности благ

До сих пор мы ввели в круг своих исследований вопрос о сущности и конечных причинах ценности, а также о моментах, общих для всякой ценности. В жизни, однако, ценность отдельных благ является в виде величины весьма различной, нередко даже изменяющейся у одного и того же блага. Теперь, в этом. отделе, предметом нашего рассмотрения будет исследование причин различия ценности благ и меры ее. Ход нашего исследования явствует из нижеследующего изложения.

Блага, подлежащие нашему распоряжению, имеют для нас ценность не ради их самих. Мы видели, что прежде всего имеет для нас значение лишь удовлетворение наших потребностей, так как им обусловлены наша жизнь и наше благосостояние. Мы показали также, что это значение переносится людьми на подлежащие их распоряжению блага, поскольку последние обеспечивают им удовлетворение потребностей, которые в случае отсутствия блага остались бы неудовлетворенными, т. е. на экономические блага. Во всякой ценности благ проявляется лишь то значение, которое мы приписываем удовлетворению наших потребностей, т. е. нашей жизни и нашему благосостоянию. Если этим объяснением мы исчерпали всю сущность ценности благ и установили, что в конечном результате для нас имеет значение лишь удовлетворение наших потребностей и что всякая ценность есть только перенесение этого значения на хозяйственные блага, то различие величины ценности отдельных благ, наблюдаемое нами в жизни, также основано только на различии величины значения, какое представляет для нас удовлетворение потребностей, обусловленное наличием в нашем распоряжении данных благ. Для того чтобы свести к конечным причинам различие в ценности отдельных благ, как мы наблюдаем его в жизни, нам необходимо разрешить двоякого рода задачу.

Во-первых, насколько удовлетворение различных конкретных потребностей имеет для людей различное значение (субъективный момент)?

Во-вторых, какие конкретные удовлетворения потребностей находятся в каждом отдельном случае в зависимости от наличия в нашем распоряжении определенного блага (объективный момент)?

Если в результате этою исследования окажется, что отдельные конкретные акты удовлетворения потребностей имеют для людей различное значение и, далее, что от наличия в нашем распоряжении отдельных экономических благ находится в зависимости удовлетворение потребностей этого различного значения, то, таким образом, и будет разрешена указанная задача, т. е. будет сведено к своим конечным причинам то явление хозяйственной жизни, объяснение которого мы поставили как проблему в начале настоящего исследования, — мы имеем в виду различие в величине ценности благ.

В ответе на вопрос о конечных причинах различия ценности благ заключается также разрешение проблемы о том, каким образом происходит то, что и сама ценность отдельных благ изменяется. Каждое изменение есть не что иное, как различие во времени, и поэтому в познании конечных причин различия какой-либо категории величин вообще заключается также и понимание изменений ее.

а. Различие в величине значения отдельных удовлетворений потребностей (субъективный момент)

Прежде всего что касается различия в значении для нас отдельных удовлетворении потребностей, то обыденный опыт показывает, что для людей вообще наибольшее значение имеют те удовлетворения потребностей, от которых зависит сохранение их жизни, и что мера значения остальных удовлетворении потребностей сообразуется для них со степенью (продолжительностью и интенсивностью) благополучия, находящегося в зависимости от этих удовлетворений. Поэтому если хозяйствующие лица должны сделать выбор между удовлетворением потребности, от которого зависит сохранение их жизни, и другим, от которого зависит лишь их большее или меньшее благополучие, то они обыкновенно отдают предпочтение первому удовлетворению; точно так же при выборе между удовлетворениями потребностей, от которых зависит более высокая степень их благополучия, т. е. большая его продолжительность при равной интенсивности и большая интенсивность при равной продолжительности, и теми, от которых зависит меньшая степень благополучия, отдается предпочтение первым.

От удовлетворения потребности в пище, а при наших климатических условиях — и в одежде и жилище, зависит сохранение нашей жизни, тогда как от обладания нами каретой, шахматной доской и т. п. зависит только несколько большая степень нашего благосостояния. Соответственно этому мы можем наблюдать, что люди гораздо более опасаются недостатка в пище, одежде или жилище, нежели в карете, шахматной доске и т. п., и придают несравненно большее значение обеспечению удовлетворения первых потребностей, нежели тех, от которых, как в вышеупомянутых случаях, зависит лишь мимолетное удовольствие или несколько больший комфорт, другими словами, лишь более высокая степень благополучия. Однако и эти удовлетворения потребностей имеют весьма различное значение для людей. Ни от удобной постели, ни от шахматной доски, предоставленных в наше распоряжение, не зависит сохранение нашей жизни, однако пользование этими благами ведет, — конечно, в весьма различной степени, — к повышению нашего благосостояния. Поэтому не может возникнуть сомнения в том, что, если человеку предоставлен выбор между лишением удобной постели или шахматной доски, он легче обойдется без последней, нежели без первой.

Если, таким образом, мы видели, что значение, какое представляют различные удовлетворения потребностей, весьма не одинаково, а именно: одни из них имеют для людей значение сохранения жизни, другие обусловливают их благополучие в большей степени, третьи — в меньшей и т. д., кончая такими, от которых зависит лишь какое-либо незначительное, мимолетное удовольствие, то внимательное наблюдение жизненных явлений показывает нам, что это различие в значении отдельных удовлетворении потребностей можно заметить не только при удовлетворении различных потребностей вообще, но и при более или менее полном удовлетворении одной и той же потребности.

От удовлетворения нашей потребности в пище зависит наша жизнь. Однако было бы ошибочно считать все пищевые продукты, обыкновенно употребляемые людьми, нужными для сохранения их жизни или хотя бы только здоровья, т. е. продолжительного их благополучия. Всякому известно, как легко без всякого ущерба для жизни, даже для здоровья, обойтись без одного из обычных обедов; опыт учит, что количество пищи, необходимое для сохранения жизни, составляет лишь меньшую часть того, что обыкновенно потребляется зажиточными лицами, и что люди значительно больше едят и пьют, чем это необходимо для полного поддержания их здоровья. Люди потребляют пищу прежде всего для сохранения своей жизни, затем — дальнейшие количества для поддержания своего здоровья, так как слишком скудное питание, лишь сохраняющее жизнь, сопровождается, как показывает опыт, расстройством нашего организма; наконец, после того как предыдущие количества уже обеспечили им сохранение жизни и поддержание здоровья, люди еще потребляют количества пищи просто ради удовольствия, связанного с едой.

Поэтому весьма различно и то значение, которое имеют для людей отдельные конкретные акты удовлетворения потребности в пище. Удовлетворение потребности в пище до того момента, когда им уже обеспечена жизнь, имеет для каждого человека полное значение сохранения его жизни; дальнейшее потребление до известного момента имеет значение лишь сохранения здоровья, т. е. продолжительного благополучия; наконец, дальнейшее потребление имеет для них просто значение удовольствия, как показывает наблюдение, все более и более понижающегося, пока потребление не достигнет известной границы, когда потребности в пище удовлетворены уже столь полно, что дальнейшее принятие ее не служит ни сохранению жизни, ни поддержанию здоровья, ни доставлению удовольствия, но становится безразличным для потребителя, а затем превращается уже в мучение и угрожает опасностью здоровья и даже жизни.

Подобные же наблюдения мы можем сделать и по отношению к более или менее полному удовлетворению всякой другой человеческой потребности. При наших климатических условиях жилище, представляющее собой пристанище для ночлега и защиту от непогоды, необходимо для сохранения жизни, просторная квартира — для поддержания здоровья. Сверх этого люди, если у них есть только средства для этого, обыкновенно обзаводятся помещениями исключительно в целях удовольствия (приемные и игорные комнаты, залы для балов, павильоны, охотничьи замки и т. п.). Поэтому нетрудно убедиться, что и при удовлетворении потребности в жилище отдельные, конкретные акты этого удовлетворения имеют для людей весьма различное значение. От удовлетворения до известного предела нашей потребности в жилище зависит наша жизнь, от дальнейшего, более полного удовлетворения той же потребности — наше здоровье, от удовлетворения еще сверх этого — то большее, то меньшее удовольствие, и наконец, для каждого лица можно представить себе предел, дальше которого пользование доступными распоряжению комнатами станет безразличным и даже обременительным.

Поэтому и по отношению к большей или меньшей полноте удовлетворения одной и той же потребности мы можем сделать наблюдение, подобное сделанному выше по отношению к различным потребностям людей. Если выше мы видели, что удовлетворение различных потребностей имеет для людей весьма различное значение, представляющее собой шкалу, начинающуюся значением, которое имеет для нас наша жизнь, и постепенно понижающуюся до значения, которое мы придаем скоропреходящему, незначительному удовольствию, то теперь мы видим, что удовлетворение до известной степени полноты какой-либо определенной потребности имеет для нас относительно наибольшее значение, дальнейшее удовлетворение — все меньшее, пока не наступит такое состояние, когда более полное удовлетворение соответственной потребности уже безразлично, а, наконец, и такое, когда всякий акт, имеющий внешнюю форму удовлетворения соответственной потребности, не только более не представляет значения, но и, наоборот, становится бременем, страданием.

Для того чтобы в целях облегчения понимания дальнейших трудных исследований получить выражение различных величин, о которых мы только что говорили, в цифрах, обозначим цифрой 10 значение удовлетворении потребности, от которых зависит наша жизнь, а последовательно понижающееся значение остальных удовлетворении — цифрами 9, 8, 7, 6 и т. д. Таким образом, мы будем иметь шкалу значения различных удовлетворении потребностей, начинающуюся 10 и кончающуюся 1.

Если мы теперь таким же образом выразим в цифрах понижающееся значение последовательных актов удовлетворения каждой потребности в отдельности из числа всех вышеуказанных, то для той потребности, от удовлетворения которой до известного момента зависит наша жизнь, а далее — постепенно понижающееся благосостояние, мы получим шкалу, начинающуюся 10 и кончающуюся 0, для тех же удовлетворении потребности, наибольшее значение которых равно 9, - шкалу, начинающуюся этой цифрой и кончающуюся также 0 и т. д.

Образующиеся десять шкал (I–X) можно наглядно изобразить следующим образом:

IIIIIIIVVVIVIIVIIIIXX109876543219876543210876543210765432106543210543210432103210210100

Предположим, что шкала I выражает понижающееся по мере последовавшего уже удовлетворения значение удовлетворения потребности какого-либо индивида в пище, шкала V — его потребности в табаке; ясно, что удовлетворение потребности в пище до известного предела полноты имеет гораздо большее значение для этого индивида, нежели удовлетворение потребности в табаке. Однако если потребность в пище уже удовлетворена до известного предела полноты, так, что, например, дальнейшее ее удовлетворение имеет для индивида лишь значение, обозначаемое нами цифрой 6, то потребление табака начинает представлять для этого индивида уже такое же значение, как и дальнейшее удовлетворение в пище, и с данного момента он будет стараться привести в равновесие удовлетворение своей потребности в табаке с таковым же в пище. Хотя вообще удовлетворение потребности в пище имеет для данного индивида несравненно большее значение, нежели удовлетворение потребности в табаке, однако, как это наглядно изображено на таблице, наступает такой момент, когда дальнейшие акты удовлетворения потребности в пище будут представлять для индивида уже меньшее значение, нежели первые акты удовлетворения вообще менее важной, но еще совершенно неудовлетворенной потребности в табаке.

Нам кажется, что это указание на обыкновенное жизненное явление в достаточной степени уяснит нам смысл вышеприведенных цифр, взятых нами исключительно с целью облегчения демонстрации столь же трудной, сколь и не обработанной до сих пор области психологии.

Различное значение, какое представляет удовлетворение отдельных конкретных потребностей, хотя и мало обращало на себя до сих пор внимание исследователей, тем не менее не чуждо сознанию всякого хозяйствующего лица. Везде, где только живут люди, на какой бы ступени культурного развития они ни находились, мы можем наблюдать, как хозяйствующие индивиды соизмеряют значения удовлетворения различных потребностей вообще и значения отдельных актов, ведущих к более или менее полному удовлетворению каждой отдельной потребности в частности, и в конце концов результатом такого сравнения руководствуются в своей деятельности, направленной на возможно полное удовлетворение своих потребностей (хозяйство). Это соизмерение различного значения потребностей, выбор между остающимися без удовлетворения и подлежащими удовлетворению потребностями в зависимости от доступных распоряжению средств, а также определение степени, до которой каждая потребность должна найти себе удовлетворение, составляют именно ту часть экономической деятельности людей, которая более всякой другой занимает их умы, оказывает наибольшее влияние на их экономические стремления и почти непрерывно производится каждым хозяйствующим субъектом. Познание различного значения, какое имеет для людей удовлетворение различных потребностей и отдельных актов этого удовлетворения, является в то же время конечной причиной различия в ценности благ.

b. Зависимость отдельных актов удовлетворения потребности от конкретных благ (объективный момент)

Если бы каждой отдельной конкретной человеческой потребности соответствовало лишь одно подлежащее распоряжению благо, годное исключительно для удовлетворения данной потребности, т. е. таким образом, что, с одной стороны, при невозможности удержать это благо в своем распоряжении удовлетворение этой потребности не последовало бы, а с другой — данное благо было бы годно лишь для удовлетворения этой потребности и никакой другой, то определить ценность этого блага было бы весьма легко. Ценность его равнялась бы тому значению, которое для нас имело бы удовлетворение данной потребности, так как ясно, что если в удовлетворении какой-либо потребности мы зависим от наличия в нашем распоряжении определенного блага так, что удовлетворение этой потребности не последовало бы при отсутствии его в нашем распоряжении и оно в то же время не годно ни на какое другое употребление, кроме удовлетворения данной потребности, оно будет иметь для нас полное значение этого удовлетворения потребности, но никакого другого значения оно ни в коем случае иметь не будет. Следовательно, в зависимости от того, большее или меньшее значение имело бы для нас это удовлетворение потребности, ценность данного блага была бы для нас в этом случае большей или меньшей. Например, если бы какой-нибудь близорукий человек, выброшенный на необитаемый остров, нашел между спасенными им благами одну лишь пару очков, необходимых ему при его близорукости, то нет сомнения, что эта пара очков имела бы для него полное значение, которое он приписывает улучшению своего зрения, но ничуть не большее, так как очки не могут служить удовлетворению других потребностей.

Однако в обыденной жизни отношения между доступными распоряжению благами и нашими потребностями обыкновенно гораздо более сложные. Здесь в большинстве случае не одно благо, а известное количество их соответствует не одной потребности, но комплексу потребностей, и, таким образом, от обладания известным количеством благ зависит то меньшее, то большее количество удовлетворении потребностей, весьма различных в своем значении, и, с другой стороны, каждое отдельное благо обладает годностью удовлетворять каждую из этих различных по своему значению потребностей.

Изолированно хозяйствующий земледелец после жатвы располагает 200 мер зерна. Одна часть этого количества обеспечивает ему сохранение его жизни и жизни его семьи до следующей жатвы, другая — сохранение здоровья, третья служит материалом для посева на следующий год, четвертая может быть употреблена на производство пива, спирта и других предметов роскоши, пятая — на вскармливание скота; оставшиеся же меры, которые он уже более не в состоянии употребить ни на какие важные удовлетворения потребностей, предназначаются им на вскармливание животных, составляющих предмет роскоши, чтобы все же как-нибудь извлечь и из этого зерна пользу.

Таким образом, удовлетворения потребностей, в отношении которых земледелец зависит от находящегося в его руках зерна, весьма различны. Прежде всего он обеспечивает свою жизнь и жизнь своей семьи, затем обеспечивает дальнейший ход своего хозяйства, что составляет важную основу его постоянного благополучия, наконец, часть зерна он затрачивает на цели удовольствия, опять-таки имеющие для него весьма различное значение.

Перед нами, как мы видели, случай, представляющий собой обычное жизненное явление, когда удовлетворения потребностей весьма различного значения зависят от доступного нашему распоряжению количества благ вполне одинакового качества во всех своих частях, как мы это здесь предполагаем для большей простоты; возникает вопрос: какую ценность при таких условиях имеет определенное количество зерна для нашего сельского хозяина? Будут ли те меры зерна, которые обеспечивают ему его жизнь и жизнь его семьи, иметь для него большую ценность, нежели те, которые обеспечивают здоровье, последние — большую, чем те, которые дают возможность обрабатывать его поля, эти же опять-таки большую, нежели те, которые он употребит на предметы роскоши, и т. д.?

Никто не станет отрицать, что значение удовлетворении потребностей, обеспеченных в данном случае отдельными частями количеств доступного распоряжению зерна, весьма различно и представляет собой шкалу, начинающуюся значением, обозначенным нами выше цифрой 10 и кончающуюся значением, обозначенным цифрой 1; в то же время никто не станет утверждать, что одни меры зерна (например, те, которые сельский хозяин предназначает на содержание себя и своей семьи до следующей жатвы) будут иметь для него более высокую, другие того же качества (например, те, из которых он станет изготовлять напитки, составляющие предмет роскоши) — менее высокую ценность.

В этом случае и во всяком другом, где от доступных нашему распоряжению определенных количеств благ зависит удовлетворение потребностей с различным значением, мы прежде всего встречаемся с трудным вопросом: какое конкретное удовлетворение потребности зависит от определенного количества данных благ?

Разрешение этого важнейшего вопроса теории ценности вытекает из рассмотрения человеческого хозяйства и сущности ценности благ.

Мы видели, что люди стремятся к полному, а где это немыслимо, — по крайней мере к возможно полному удовлетворению своих потребностей. Если некоторое количество благ соответствует потребностям, удовлетворение которых имеет для людей различное значение, то последние прежде всего удовлетворят или предусмотрят те потребности, удовлетворение которых имеет для них наибольшее значение. Если у них останется еще некоторое количество, то они употребят его на удовлетворение тех потребностей, которые ближе всего стоят к предыдущим в порядке последовательного значения, и т. д.; остающееся количество они будут каждый раз употреблять на удовлетворение ближайших по степени важности потребностей [если благо годно служить удовлетворению нескольких, по своему роду различных потребностей, отдельные акты которого имеют в свою очередь, в зависимости от степени полноты уже последовавшего удовлетворения соответственных потребностей, понижающееся значение, то и в этом случае хозяйствующие лица прежде всего употребляют доступные их распоряжению количества на обеспечение тех актов данных удовлетворений потребностей, которые без отношения к роду потребности имеют для них наибольшее значение, остаток — на обеспечение конкретных удовлетворений потребностей, ближе всего стоящих к первым по степени своего значения, и так постепенно далее — на обеспечение все менее и менее важных потребностей. Такой образ действия имеет своим следствием то, что наиболее важные из конкретных потребностей, уже не подлежащих удовлетворению, каждый раз у всех родов данных потребностей имеют одинаковое значение, так что все потребности подлежат удовлетворению до одинаковой степени важности их конкретных актов].

Если мы спросим, какую ценность для хозяйствующего лица, обладающего некоторым количеством благ, имеет какая-либо часть этого количества, то вопрос этот по отношению к сущности ценности точно формулируется таким образом: какое удовлетворение потребности не последовало бы, если бы хозяйствующий субъект не располагал данной частью количества благ, т. е. если бы он имел в своей власти все доступное его распоряжению количество, кроме этой части? Ответ на этот вопрос следует из предыдущего рассмотрения сущности человеческого хозяйства и гласит, что каждое хозяйствующее лицо в данном случае удовлетворило бы остающимся у него количеством благ свои наиболее важные потребности, отказавшись от удовлетворения наименее важных, и поэтому из до сих пор удовлетворявшихся потребностей лишь те не были бы удовлетворены, значение которых для хозяйствующего лица наименьшее.

Таким образом, в каждом конкретном случае от наличия в распоряжении хозяйствующего лица определенной части всего доступного распоряжению количества блага зависят лишь те удовлетворения потребностей, которые между удовлетворениями, обеспеченными всем количеством блага, имеют наименьшее значение для данного лица, и поэтому ценность такой части доступного распоряжению количества равна для этого лица значению, которое имеют для него наименее важные из всех удовлетворений потребностей, обеспеченных всем количеством, и зависящие от этой части [предположим такой случай: хозяйствующий индивид для полного удовлетворения всех своих потребносте в благе, понижающихся по мере важности от 10 до 1, нуждается в 10 конкретных благах или количествал блага (допустим, в 10 Q), тогда как его распоряжению доступны лишь 7 таких благ или какое-то их количество (допустим, 7 Q); после сказанного о сущности человеческого хозяйства прежде всего ясно, что данный индивид всем доступным его распоряжению количеством (7 Q) удовлетворит лишь те потребности, важность которых понижается от 10 до 4, а остальные, понижающиеся в отношении своей важности от 3 до 1, останутся неудовлетворенными. Какую ценность для данного субъекта будет иметь в таком случае одно конкретное благо, т. е. одно из данных 7 количеств (1 Q)? После того, что нам известно о сущности ценности благ, этот вопрос равнозначен с вопросом о значении тех удовлетворений потребностей, которые не последовали бы, если бы распоряжению данного индивида были доступны вместо 7 лишь 6 благ или 6 количеств блага (6 Q). Теперь ясно, что если бы данное лицо вследствие какого-либо события лишилось одного из 7 доступных его распоряжению благ, или частей количества, то 6 остальными оно удовлетворило бы наиболее важные потребности, пренебрегши менее важными; поэтому исчезновение одного блага или одной части данного количества имело бы своим следствием лишь отпадение удовлетворения той потребности, значение которой наименьшее между другими, покрытыми всем доступным количеством (7 Q), следовательно, то, которое мы обозначили выше цифрой 4, тогда как удовлетворения потребностей или акты последних, значение которых понижается от 10 до 5, последовали бы теперь, как и прежде. Поэтому в приведенном случае от наличия в распоряжении конкретного блага или конкретной части количества зависело бы лишь одно удовлетворение потребности, значение которого мы обозначили цифрой 4, и значение это составляло бы ценность каждого отдельного блага, т. е. каждой отдельной части количества, до тех пор, пока данное лицо располагало бы 7 конкретными благами или семью частями количества. Лишь одно удовлетворение потребности именно такой степени значения было бы в данном случае в зависимости от этого блага или от этой части доступного распоряжению количества благ. Однако если бы при прочих равных условиях в распоряжении данного хозяйствующего субъекта имелось лишь 5 благ или 5 частей количества, то точно так же ясно, что при таком экономическом положении каждое конкретное благо или каждая часть количества имели бы для него значение, выражающееся числом 6, при 3 благах или 3 частях количества — числом 8, наконец. при одном — числом 10].

Исследование некоторых конкретных случаев вполне выяснит изложенные здесь положения, и мне не хотелось бы уклоняться от этой важной задачи, хотя я знаю, что некоторым я этим покажусь скучным. Но по примеру Адама Смита я отваживаюсь все-таки быть несколько скучным, если от этого выигрывает ясность изложения.

Для того чтобы начать с простейшего случая, представим себе изолированно хозяйствующего субъекта, обитающего на скалистом морском острове, на котором находится единственный источник, служащий ему для удовлетворения его потребности в пресной воде. Допустим далее, что этот изолированный человек для сохранения своей жизни нуждается ежедневно в одной мере воды для себя и в девятнадцати мерах для тех животных, молока и мяса которых едва достаточно для его пропитания. Предположим теперь, что сверх этого он нуждается еще в сорока мерах воды — частью для личного употребления с целью не только сохранения жизни, но и поддержания здоровья, частью для содержания в чистоте своего тела, своего платья и орудий, частью для сохранения некоторых животных, молоко и мясо которых ему необходимы, т. е. всего того, что ему нужно для сохранения здоровья и вообще продолжительного благополучия; наконец, он имеет потребность еще в сорока мерах воды в день — частью для своего цветника, частью для некоторых животных, нужных ему не для сохранения жизни и здоровья, а просто для удовольствия, вызываемого более обильной пищей или просто сообществом этих животных. Однако дальнейшему количеству воды, превышающему сто мер, он не нашел бы уже применения.

До тех пор, пока источник богат водой настолько, что субъект имеет возможность, удовлетворяя все свои потребности, спокойно смотреть на то, как ежедневно несколько тысяч ведер воды уносятся в море, короче, пока от определенного количества не зависит удовлетворение ни одной потребности (например, от того, располагает ли он ведром больше или меньше), такое количество, как мы видели, не будет иметь для него ни экономического характера, ни ценности и, следовательно, не может быть и речи о мере последней. Если же вследствие какого-либо явления природы в источнике внезапно произойдет убыль воды, так что наш островитянин будет в состоянии располагать ежедневно лишь 90 мерами воды, тогда как ему, как мы видели, для полного удовлетворения своих потребностей необходимы 100 мер, то ясно, что от наличия в его распоряжении каждой части всего количества воды уже будет зависеть удовлетворение потребности и вместе с тем каждое конкретное количество получит для него значение, называемое ценностью.

Вопрос о том, какое изо всех удовлетворений потребностей зависит в данном случае от определенной части доступных распоряжению 90 мер воды, например от 10 мер, сведется к вопросу о том, какое из удовлетворений потребностей этого изолированного субъекта не последовало бы, если бы он не располагал этой частью количества, т. е. если бы вместо 90 он обладал лишь 80 мерами.

Не может быть сомнения в том, что хозяйствующий субъект, хотя бы он располагал в день лишь 80 мерами воды, будет в состоянии, как и прежде, потреблять ежедневно количество воды, необходимое для сохранения его жизни, а также содержать столько животных, сколько ему необходимо для той же цели. Так как на это требуется лишь 20 мер воды в день, то остающиеся 60 мер он мог бы употребить прежде всего на удовлетворение тех потребностей, от которых зависит его здоровье и вообще продолжительное благополучие. Для этой цели ему необходимы лишь 40 мер воды, и следовательно, у него ежедневно оставалось бы еще количество воды в 20 мер, которое он мог бы употребить на цели удовольствия. Он мог бы содержать ими свой сад или тех животных, которых он держит только ради своего удовольствия; выбор же между этими двумя удовлетворениями потребностей пал бы на то из них, которое ему представляется более важным.

Поэтому вопрос о том, будет ли наш Робинзон располагать 10 мерами больше или меньше при доступном его распоряжению ежедневно количестве воды в 90 мер, имеет для него то же значение, что и вопрос о том, будет ли он иметь возможность и впредь удовлетворять свои наименее важные потребности, удовлетворяющиеся до сих пор ежедневно 10 мерами воды, или нет, и пока он ежедневно располагает всем количеством в 90 мер воды, десять мер будут представлять лишь то значение, которое имеют для него эти удовлетворения потребностей, следовательно, значение относительно незначительных удовольствий.

Теперь предположим, что источник, снабжающий данного изолированно хозяйствующего субъекта водой, высох бы еще более, так что субъект мог бы ежедневно располагать лишь 40 мерами воды. В этом случае, как и в предыдущем, наличие в его распоряжении всего этого количества воды обусловливали бы его жизнь и благополучие; между тем положение вещей существенно изменилось. Если прежде от каждой части количества, имеющей какое-либо практическое значение, например от одной меры воды, зависело удовольствие, т. е. какое-либо удобство хозяйствующего лица, то теперь вопрос о том, располагает ли наш Робинзон мерой воды больше или меньше, является для него уже вопросом более или менее полного сохранения здоровья или вообще благополучия, так что исчезновение такого количества лишило бы его впредь возможности удовлетворять свои потребности, от которых зависит сохранение его жизни и постоянного благополучия. Пока наш Робинзон располагал многими сотнями ведер воды, одно ведро ее не могло иметь для него никакой ценности; пока он располагал еще 9 — 10 ведрами в день, каждое ведро имело для него лишь значение, зависевшее от последнего удовольствия; теперь же каждая часть доступного его распоряжению количества в 40 мер имеет для него значение гораздо более важных удовлетворений потребностей, так как теперь от каждой части этого количества в 40 мер зависит уже удовлетворение потребностей, неудовлетворение которых могло бы нанести вред его здоровью и продолжительному благополучию. Ценность каждого количества благ равна значению удовлетворений потребностей, от него зависящих. Если вначале ценность меры воды для нашего Робинзона равнялась нулю, а во втором случае примерно единице, то теперь она выражается примерно числом 6.

Если же при дальнейшей засухе источник еще более высохнет и будет, наконец, ежедневно давать лишь столько воды, сколько необходимо для продления жизни этого изолированного человека (следовательно, в данном случае около 20 мер, так как столько воды ему нужно для себя и своих животных, без молока и мяса которых он не может обойтись), то ясно, что в этом случае всякое подлежащее его распоряжению количество воды, еще имеющее практическую важность, будет иметь для него полное значение сохранения жизни и, следовательно, еще более высокую ценность, выражающуюся числом 10.

Итак, мы видели, что в первом случае, когда распоряжению данного субъекта были доступны ежедневно многие тысячи ведер воды, часть этого количества, например одно ведро, не имела для него никакой ценности, так как от нее не зависело ни одно удовлетворение потребности; мы видели, что во втором случае одна конкретная часть доступного его распоряжению количества в 90 мер уже имела для него значение удовольствий, так как наименее важные удовлетворения потребностей, зависевшие в этом случае от количества в 90 мер, были удовольствиями; мы видели, что в третьем случае, когда в распоряжении данного субъекта ежедневно находилось лишь 40 ведер воды, уже более важные удовлетворения потребностей стали зависеть от наличия в распоряжении каждой конкретной части количества; в связи с этим мы видели, как ценность частей поднималась; в четвертом же случае, когда от каждой конкретной части количества стали зависеть еще более важные удовлетворения потребностей, она поднялась еще более.

Теперь перейдем к более сложным (социальным) отношениям. Предположим, что на парусном судне, находящемся от земли еще на расстоянии 20 дней езды, вследствие какого-либо несчастного случая погибли почти все съестные припасы и для каждого путешественника сохранилось лишь такое количество какого-либо предмета потребления, например сухарей, какое необходимо для поддержания его жизни в течение этих 20 дней. Это был бы такой случай, когда определенным потребностям лиц, находящихся на корабле, соответствовало бы наличие в распоряжении лишь определенных благ, так что удовлетворение данных потребностей находилось бы в полной зависимости от доступного распоряжению количества этих благ. Предполагая, что жизнь путешественников была бы сохранена лишь в том случае, если бы каждый из них ежедневно потреблял полфунта сухарей и если бы каждый из них в действительности располагал всего десятью фунтами сухарей, то такое количество съестных припасов имело бы для каждого из находящихся на судне полное значение сохранения жизни. При таких обстоятельствах никто из тех, для кого жизнь вообще имеет значение, не решился бы отдать этого количества блага или какой-либо части его, имеющей значение, за другие блага, не являющиеся предметами потребления, даже если это такие блага, которые вообще в обыденной жизни обладают весьма большой ценностью. Например, если бы какой-нибудь богатый человек, находящийся на судне, желая облегчить страдание, испытываемое им вследствие такой скудной пищи, захотел отдать за фунт сухарей такое же по весу количество золота, он не нашел бы среди путешественников никого, кто бы согласился принять его предложение.

Предположим далее, что каждый из находящихся на судне сверх указанных десяти фунтов сухарей располагал бы еще пятью фунтами этого предмета потребления. В этом случае жизнь этих лиц уже не зависела бы от наличия в их распоряжении одного фунта сухарей, так как таковой мог бы исчезнуть из их распоряжения или же быть отдан за другие блага, не составляющие предметов потребления, без ущерба для их жизни. Однако если бы при таких условиях жизнь их и не зависела от наличия в их распоряжении одного фунта этого предмета потребления, то все же количество это не только было бы для них средством против многих страданий, но и способствовало бы сохранению их здоровья, потому что такая необыкновенно скудная пища, как 10 фунтов сухарей в течение 20 дней, во всяком случае должна была бы вредно отразиться на их состоянии, и каждый лишний фунт сухарей имел бы для них при таких условиях значение хотя и не сохранения жизни, но все же такое, какое каждый придаст сохранению своего здоровья и благополучия, поскольку последние зависят от подобного количества.

Наконец, предположим, что из ресторана данного судна исчезли бы все съестные припасы, а у путешественников своих также не было бы, но что судно было нагружено несколькими тысячами центнеров сухарей, и капитан в таком безвыходном положении разрешил бы каждому питаться сухарями в неограниченном количестве. Разумеется, путешественники для утоления своего голода ухватились бы за сухари; однако нет сомнения, что в этом случае кусок хорошего мяса имел бы для каждого из обреченных на питание сухарями в течение двадцати дней довольно большую ценность, а фунт сухарей все же необычайно малую или даже совсем не имел бы ценности.

Что является основанием того, что в первом случае наличие в распоряжении одного фунта сухарей имеет для каждого путешественника полное значение сохранения жизни, во втором тот же фунт представляет еще весьма большее значение, а в третьем совсем не имеет или же имеет лишь весьма незначительное значение?

Во всех трех случаях потребности находящихся на корабле остались теми же, так как они, а вместе с тем и их надобности, не изменились. Изменившимся является соответствующее этим надобностям количество указанных предметов потребления, а именно в первом случае надобность каждого путешественника в предметах потребления покрывалась десятью фунтами, во втором случае — большим количеством, в третьем — еще большим, и сообразно с этим с каждым разом падало значение удовлетворений потребностей, зависящих от конкретных частей количества предметов потребления.

То же наблюдение, которое мы сперва сделали над изолированным индивидом, а затем над маленьким обществом, временно отделенным от остальных людей, равным образом относится и к более сложным отношениям народа и человеческого общества вообще. Состояние жителей какой-нибудь местности после тяжелого неурожая, после среднего урожая и, наконец, в годы, которые следуют за блестящими урожаями, обнаруживает признаки, по существу своему аналогичные с вышеприведенными, так как и здесь определенному кругу надобностей в первом случае соответствует меньшее количество предметов потребления, доступных распоряжению, нежели во втором, а во втором — меньшее, нежели в третьем, так что и здесь весьма различно значение удовлетворений потребностей, находящихся в зависимости от конкретных частей количества. Если после весьма обильного урожая в какой-либо местности сгорает склад со 100000 мер зерна, то следствием этого несчастия в крайнем случае является сокращение производства алкоголя или же несколько менее полное питание, но не голод беднейшей части населения; если же такой случай произойдет после среднего урожая, то уже многие лица должны будут отказаться от гораздо более важных удовлетворении потребностей; наконец, если это совпадает с неурожаем, то очень многие люди обречены на голодную смерть. Во всех трех случаях от каждой конкретной части количества зерна, доступного распоряжению данных жителей, зависят удовлетворения потребностей, весьма различные по степени своей важности, и вместе с тем ценность этих частей в каждом из трех случаев различна.

Если мы объединим все сказанное, то в результате наших предыдущих рассуждений получатся следующие положения:

1. Значение, которое для нас имеют блага и которое мы называем ценностью, является перенесенным (ubertragen). Первоначально лишь удовлетворения потребностей имеют для нас значение, так как от них зависит сохранение нашей жизни и нашего благополучия; в логической последовательности мы переносим это значение на те блага, от наличия которых в нашем распоряжении мы сознаем свою зависимость при удовлетворении потребностей.

2. Величина значения, которое имеют для нас различные конкретные удовлетворения потребностей (отдельные акты их, вызываемые конкретными благами), различна, и мера этого значения заключается в степени важности этих удовлетворении для сохранения нашей жизни и нашего благополучия.

3. Поэтому величина перенесенного на блага значения удовлетворений наших потребностей, т. е. величина ценности, также различна, и мера ее заключается в степени значения, которое имеют для нас удовлетворения потребностей, зависящие от соответственных благ.

4. В каждом конкретном случае лишь те из обеспеченных всем количеством блага удовлетворений потребностей зависят от наличия в распоряжении определенной части всего этого количества, подлежащего распоряжению хозяйствующего субъекта, которые для него имеют наименьшее по сравнению с другими значение.

5. Поэтому ценность конкретного блага или определенной части всего количества блага, подлежащего распоряжению хозяйствующего субъекта, равна для него значению, которое имеют удовлетворения потребностей, наименее важные по сравнению с другими, еще обеспеченными всем доступным распоряжению количеством, и находящиеся в зависимости от этого блага. Это именно те удовлетворения потребностей, в отношении которых данный субъект зависит от наличия в его распоряжении соответственного блага или соответствующего количества блага [уже Аристотелем была сделана попытка отыскать масштаб потребительной ценности благ и сделать его основой их меновой ценности. «Должно быть нечто, — говорит он (Ethic. Nic. V. 8), — что может служить мерою всего… В действительности эта мера не что иное, как всеохватывающая потребность, так как, если бы не было ни в чем потребности или же она была во всем в одинаковой мере, не существовало бы обмена благ». В том же духе пишет Галиани (Delia moneta L. 1. Cap. 11. 1780. Р. 27) «С изменением наклонностей людей и их потребностей, изменяется и ценность вещей». Тюрго, подробно занимавшийся данным вопросом, в своей работе «Valeurs et Monnaies», дошедшей до нас в виде фрагмента, говорит (Р. 81. Daire): «Как только культура достигла определенной ступени, человек начинает сравнивать потребности между собой для того, чтобы согласовать заботу о снабжении себя различными благами со степенью их необходимости и полезности („bеsoins“ в этом смысле весьма часто встречается у физиократов). При оценке благ человек считается также с большей или меньшей трудностью добывания их»; вместе с этим Тюрго (Ibid. P. 83) приходит к следующему результату: «Ценность какого-нибудь предмета для изолированного человека есть в точности часть суммы его способностей, соответствующая его желанию обладать этим предметом, или та часть, которую он хочет употребить на удовлетворение этого желания». К иным результатам приходит Кондильяк. Он утверждает (Le commerce et le gouvernement, 1776. P. 250, Daire): «Говорят, что вещь полезна, когда она служит некоторым из наших потребностей. На основании этой полезности мы придаем ей большее или меньшее значение. И это значение есть то. что мы называем ценностью». В то время как у Кондильяка мерой потребительной ценности является затрата трудовой силы человека на производство блага, у Тюрго таковой является степень полезности; два основных воззрения, многократно повторяющиеся с тех пор в сочинениях английских и французских экономистов. Однако вопрос о мере потребительной ценности получил более глубокую обработку лишь у немцев. В неоднократно приводимом месте труда Гильдебранда этот автор, отвергая возражения Прудона против господствующей теории ценности, говорит (Nationalokonomie der Gegenwart und Zukunft, 1848. S. 318): «Так как потребительная ценность есть всегда отношение вещи к человеку, то каждый род благ имеет меру своей потребительной ценности в сумме и порядке человеческих потребностей, которые он (род) удовлетворит, а где нет ни людей, ни потребностей, там нет и потребительной ценности. Поэтому, поскольку не изменяются потребности человеческого общества, сумма потребительной ценности, которой обладает каждый род благ, остается неизменной и распределяется между отдельными предметами (рода) в зависимости от всего их количества . По мере увеличения суммы предметов уменьшается причитающаяся на каждый предмет рода доля потребительной ценности, и обратно.» Это объяснение, которое представляло ни с чем несравнимое побуждение к исследованию, страдает тем не менее двумя погрешностями, которые, как мы увидим, позднейшие исследователи отчасти заметили и старались устранить. Под ценностью рода благ в указанном смысле нельзя разуметь ничего иного, кроме ценности, которую имеет для человеческого общества совокупность доступных распоряжению благ одного рода. Между тем такая ценность не обладает реальным характером , иначе говоря, ее в действительности нельзя нигде наблюдать, так как ценность становится явлением всегда лишь в индивиде и по отношению к конкретным количествам благ. Однако если отвлечься от этого понятия и под данной «родовою ценностью» понимать совокупность ценностей, которую имеют конкретные блага какого-либо рола для отдельных членов общества, в распоряжении которых они находятся, то и тогда вышеприведенное положение Гильдебранда не было бы верно, так как ясно, что различное распределение данных благ, не говоря уже об изменении доступного распоряжению количества благ, должно было бы изменять, а в иных случаях и совсем уничтожить родовую ценность в указанном смысле. Поэтому родовая ценность в собственном смысле слова не обладает реальным характером, не существует, поскольку не смешивается полезность и познанная полезность, т. е. степень полезности с ценностью; родовая ценность в смысле совокупности ценностей конкретных благ некоторого рода для отдельных членов человеческого общества, даже если потребности последнего остаются без изменения, не является неизменной величиной; поэтому основа, на которой Гильдербранд строит свое рассуждение, допускает возражения. К этому присоединяется еще то обстоятельство, что Гильдебранд не принимает во внимание различного значения, которое имеет для людей удовлетворение отдельных конкретных потребностей, распределяя ценность рода между отдельными частями рода соответственно количеству . (Ср. Knies. Tub. Ztsch., 1855. S. 463.) Истинный элемент в данном учении Гильдебранда заключается в проницательном и правильном для всех времен наблюдении, а именно что потребительная ценность благ растет по мере уменьшения доступного распоряжению количества их, и наоборот; однако Гильдебранд решительно идет слишком далеко, признавая везде точную пропорциональность. Попытку разрешить данную проблему в другом направлении делает Фридлендер (Die Theorie des Werthes; Dorpater Univ. Schr., 1852. S. 60). Он приходит к тому выводу, что «средняя конкретная единица потребности (средняя между отдельными единицами потребности, найденными в пределах различных классов общества) является всеобщим выражением для объективной народнохозяйственной потребительной ценности; дробь же, выражающая доли, в которых отдельные годности привходят в единицу потребности, и указывающая пропорциональную ценность этих годностей по отношению к средней конкретной единице потребности, дает меру для объективной ценности отдельных годностей». Я думаю, что против такого разрешения проблемы можно прежде всего возразить, что субъективный характер ценности благ совершенно извращается, когда конструируется «средний человек» со «средним кругом потребностей», так как потребительная ценность блага бывает весьма различна для двух лиц, смотря по количеству благ, необходимому для удовлетворения их потребностей и имеющемуся в их распоряжении. Поэтому «установление потребительной ценности по отношению к среднему человеку», в действительности не разрешает данной проблемы, так как здесь идет речь о мере потребительной ценности благ, наблюдаемой в конкретных случаях, следовательно, по отношению к конкретным количествам. Поэтому Фридлендер приходит лишь к определению меры « объективной ценности» отдельных благ (S. 68), в то время как таковая в действительности вовсе не существует. Серьезную попытку разрушить эту проблему сделал также Книс в уже упомянутой работе (Die nat.-okon., Lehre vom Werthe, Tubing Ztsch., 1855): «Условия оценки потребительной ценности благ, — вполне правильно замечает он (S. 429), — не могут быть найдены ни в чем другом, как в элементах, существенных для понятия потребительной ценности». Однако то, что Книс, как мы видели выше, недостаточно узко определяет эту потребительную ценность, повело его по отношению к определению меры ценности к некоторым небезупречным выводам. «Величина потребительной ценности благ, — продолжает он, — зависит от интенсивности человеческой потребности, ими удовлетворяемой, от интенсивности, с которой они удовлетворяют человеческую потребность… Сообразно с этим строится классификация и шкала человеческих потребностей, которой соответствует классификация и шкала родов благ». Однако потребность в воде — одна из самых интенсивных человеческих потребностей, так как от ее удовлетворения зависит жизнь, и никто не станет отрицать, что свежая вода из источника удовлетворяет эту потребность в самой интенсивной степени. Поэтому, если правилен принцип меры ценности Книса, это благо должно было бы занять одну из самых высоких ступеней на шкале родов благ, а между тем конкретные количества его обыкновенно не имеют ценности, а весь род благ , как мы показали, вообще не может иметь ценности. Если Книс в своей работе вслед за обстоятельным исследованием «абстрактной ценности благ» упоминает и о частнохозяйственной конкретной потребительной ценности (S. 461), то это объясняется его желанием показать вместе с Pay противоположность родовой ценности (в действительности полезности) и конкретной ценности благ, т. е. представить вполне верное положение, что мера полезности вещей есть нечто существенно отличное от меры их ценности. К принципу определения величины потребительной ценности в ее конкретной форме Книс не приходит, хотя подходит к этому весьма близко в одном месте своей богатой мыслями статьи (S. 441). Из другой точки зрения исходит в разрешении вопроса Шеффле (Tubing Univers Schriften 1862, 5 Abth. S. 12). «Побуждение к хозяйственной деятельности, — пишет этот остроумный исследователь, — тем энергичнее, чем настоятельнее личная потребность в благе и чем труднее добыть соответствующее этой потребности благо. Чем сильнее действуют друг на друга эти два фактора: интенсивность желания и интенсивность трудности приобретения, тем сильнее проникает значение блага в руководящее хозяйственной деятельностью сознание. К этому основному отношению сводятся все положения о мере и движении ценности». Я вполне согласен с Шеффле, когда он говорит, что, чем настоятельнее личная потребность в благе, тем энергичнее приводится в движение наша хозяйственная деятельность всякий раз, когда дело идет о том, чтобы добыть соответствующее благо; но с другой стороны, не менее достоверно, что многие блага (например, вода), в которых мы ощущаем весьма настоятельную потребность, обыкновенно совсем не имеют ценности, другие же блага, годные лишь для удовлетворения потребностей, несравненно меньшего значения (охотничьи замки, искусственные пруды с дикими утками и т. п.), представляют немалую ценность для людей. Поэтому настоятельность потребностей, удовлетворению которых служит благо, не может сама по себе быть моментом, определяющим меру ценности, даже если отвлечься от того обстоятельства, что блага по большей части служат удовлетворению различных потребностей, интенсивность которых равным образом различна, так что указанный принцип не дает верного указания величины, определяющей меру ценности, а в этом именно и заключается весь вопрос. Столь же мало может быть мерой ценности интенсивность трудности приобретения блага сама по себе. Блага весьма малой ценности нередко приобретаются с весьма большими трудностями, и неверно, будто хозяйственная деятельность людей тем сильнее побуждается, чем более велики эти трудности. Наоборот, люди всегда направляют свою хозяйственную деятельность на приобретение тех благ, которые при равной настоятельности потребности в них приобретаются с меньшими трудностями. Поэтому ни одна, ни другая часть этого двойного принципа сама по себе не является определяющей меру ценности. Правда, Шеффле говорит: «Чем больше воздействуют друг на друга эти оба фактора: интенсивность желания и интенсивность трудности приобретения, тем сильнее проникает значение блага в руководящее хозяйственной деятельностью сознание», но ясно, что если мы представим себе хозяйственную деятельность подобно Шеффле (Ор. cit. S. 7) как «направленную на сознательное всестороннее исполнение нравственно разумных жизненных целей», или, иными словами, если будем считать, что блага находятся в руках разумно хозяйствующих субъектов (обстоятельство, заключающее в себе, по справедливому утверждению Шеффле, существенный момент для разрешения указанных противоречий), все же остается неразрешенным вопрос о том, как, собственно, «оба указанных фактора воздействуют друг на друга» и как в результате этого взаимодействия каждое благо получает определенную меру значения для хозяйствующих людей. Между новыми экономистами, занимавшимися учением о мере ценности как частью системы, нужно указать особенно на Штайна ввиду оригинальной обработки им этого учения. Определяя ценность как «отношение меры определенного блага к миру благ вообще» (System der Staatswissenschaft. I, 1852. S. 169), он приходит (S. 171) в определении меры ценности к следующей формуле: «Истинную меру ценности блага можно найти путем деления массы остальных благ на массу данного блага. Для этого прежде всего должен быть найден общий знаменатель для всей массы благ. Однако этот однородный знаменатель или эта однородность благ даны лишь в их однородной сущности , в том, что каждое истинное благо состоит из шести элементов: материи, труда, произведения, потребности, назначения и действительного потребления, так что при отсутствии одного из этих элементов объект перестает быть благом. Эти элементы каждого действительного блага опять-таки содержатся в нем в определенной мере, а мера этих элементов определяет меру отдельного действительного блага как такового. Из этого следует, что отношение между собой меры ценности всех отдельных благ, или их общая мера ценности дана в отношении элементов благ и их массы в пределах одного блага к таковому в пределах другого. Определение и вычисление этого отношения является вместе с тем определением истинной меры ценности». (Ср. также ор. cit. S. 181; формулу уравнения ценности)] .

Поэтому в своих предыдущих исследованиях мы, с одной стороны, свели различие в ценности благ к его конечным причинам, а с другой стороны, нашли конечную и первоначальную меру, которой люди измеряют всякую ценность благ.

При правильном понимании сказанного уже нетрудно привести к разрешению всякую проблему, относящуюся к объяснению причины различия в ценности двух или многих конкретных благ или количествах благ.

Ответ на вопрос, почему, например, фунт воды для питья не имеет для нас никакой ценности при обыкновенных условиях, тогда как весьма малая частица фунта золота или бриллиантов имеет всегда весьма высокую ценность, вытекает из следующего рассуждения.

Бриллианты и золото столь редки, что все доступные распоряжению людей количества первых могли бы поместиться в ящике, а все доступное распоряжению людей количество второго — в одной большой комнате, в чем можно убедиться путем простого вычисления. Наоборот, вода для питья имеется на земле в столь большом количестве, что едва ли можно себе представить резервуар, который вместил бы всю ее. Поэтому люди имеют возможность удовлетворять лишь важнейшие потребности из тех, удовлетворению которых служат золото и бриллианты, а свою потребность в воде для питья они не только могут вполне удовлетворить, но еще спокойно глядеть, как большие количества этого блага остаются без употребления, так как нет возможности использовать все доступное их распоряжению количество. От конкретных количеств воды для питья при обыкновенных условиях не зависит ни одна человеческая потребность в том смысле, что при отсутствии в распоряжении людей этого конкретного количества ни одна потребность не осталась бы неудовлетворенной, тогда как по отношению к золоту и бриллиантам даже наименее важные изо всех потребностей, покрываемых всем доступным распоряжению количеством, все еще имеют для хозяйствующего лица относительно высокое значение. Поэтому конкретные количества воды для питья не имеют обыкновенно никакой ценности для хозяйствующих людей, конкретные же количества золота или бриллиантов имеют весьма высокую ценность.

Все это относится к обыкновенным условиям жизни, когда вода доступна распоряжению в изобилии, а бриллианты и золото — в весьма ограниченном количестве. В пустыне же, где от одного глотка воды нередко зависит жизнь путешественника, можно представить себе обратный случай, когда от фунта воды зависят более важные удовлетворения потребностей, нежели даже от фунта золота. Вследствие этого в данном случае ценность фунта воды должна была бы быть для такого индивида большей, чем ценность фунта золота. Опыт нам показывает, что там, где экономическое положение вещей таково, как мы только что изобразили, в самом деле наступает обыкновенно такое или же сходное явление.

с. Влияние различия в качестве благ на их ценность

Человеческие потребности часто удовлетворяются различными по роду благами, но еще чаще благами, различными не по роду, но по виду. Где имеются, с одной стороны, определенные комплексы человеческих потребностей, а с другой — доступные распоряжению количества благ для удовлетворения их, там первым не всегда соответствуют вполне однородные количества вторых, а часто блага, различные по роду, еще чаще по виду.

В целях большей простоты изложения мы до сих пор отвлекались от этого различия в благах и в предыдущем рассматривали лишь те случаи, когда потребностям определенного рода (на понижающееся значение которых сообразно со степенью полноты уже последовавшего удовлетворения потребности мы обратили особое внимание) соответствуют вполне однородные количества благ, для того чтобы таким образом рельефнее могло выступить влияние, оказываемое различием в доступных распоряжению количествах на ценность благ.

Теперь остается еще рассмотреть случаи, когда определенные человеческие потребности могут быть удовлетворены благами различного рода или вида и когда, таким образом, данной потребности соответствуют доступные распоряжению количества, конкретные части которых различны по своему качеству.

Здесь нужно прежде всего заметить, что различие в благах, будет ли оно в роде их или в виде, не может оказать влияния на ценность конкретных частей количества соответственных благ, если это совершенно не касается удовлетворения человеческих потребностей. Блага, удовлетворяющие человеческие потребности совершенно одинаково, по справедливости должны считаться с экономической точки зрения вполне однородными, хотя бы по своему внешнему виду они принадлежали к различным родам или видам.

Для того чтобы различие в роде или в виде двух благ могло послужить основанием к различию также и в их ценности, необходимо, чтобы вместе с тем существовала различная их годность для удовлетворения человеческих потребностей, т. е. то, что мы называем с хозяйственной точки зрения различным качеством их, и исследование влияния, оказываемого последним на ценность конкретных благ, составит предмет дальнейшего рассуждения.

В хозяйственном отношении различие в качестве благ может быть двояким: равные количества различных по качеству благ могут удовлетворять человеческие потребности различным образом или в количественном, или в качественном отношении. Так, например, определенное количество букового дерева может удовлетворить потребность человека в тепле гораздо интенсивнее в количественном отношении, нежели равное количество елового дерева, тогда как два равных количества предметов потребления одинаковой питательности могут удовлетворить потребность в пище различно в качественном отношении, так как потребление одного связано, скажем, с удовольствием, а другого — или совсем не связано с удовольствием, или не в той степени. При благах первой категории низшее качество может быть вполне заменено большим количеством, при благах второй категории это невозможно. Буковое дерево может быть заменено для отопления еловым, ольховое-сосновым; каменный уголь малой тепловой энергии, молотая дубовая кора, содержащая меньшее количество танина, услуги носильщиков или других менее трудоспособных поденщиков, поскольку они доступны распоряжению хозяйствующих людей в соответственно больших количествах, могут обыкновенно вполне заменить блага более высокого качества; напротив, безвкусные кушанья или напитки, темные или сырые помещения для жилья, услуги неинтеллигентных врачей, если даже доступны нашему распоряжению в весьма больших количествах, все же никогда не могут в качественном отношении столь же полно удовлетворить наши потребности, как соответственные блага более высокого качества.

Так как мы видели, что при оценке благ хозяйствующими людьми все дело сводится только к значению удовлетворения тех потребностей, в отношении которых люди находятся в зависимости от наличия в распоряжении блага, а количество благ, вызывающее определенное удовлетворение потребности, является при этом вторичным моментом, то ясно, что меньшие количества благ высшего качества при условии удовлетворения ими человеческой потребности в точно такой же степени (т. е. равной как в количественном, так и в качественном отношении) и большие количества благ низшего качества имеют одинаковое значение для хозяйствующих людей; поэтому соответственно указанному отношению равные количества благ различного качества имеют различную ценность. Следовательно, если при оценке дубовой коры принимается во внимание лишь ее дубильное свойство, то 7 центнеров одного сорта, производящие такое же действие, как 8 центнеров другого, будут иметь для ремесленника равное значение, и простое сведение данных благ к количествам равной экономической энергии (средство, действительно применяющееся в подобных случаях в хозяйственной жизни людей) совершенно устраняет трудность оценки конкретных количеств благ, возникающую из различия качества их (если только их энергия различна лишь в количественном отношении), так как таким образом данный сложный случай сводится к простому отношению, изложенному нами выше.

Более сложным является вопрос о влиянии, оказываемом различием в качестве на ценность конкретных благ или количеств благ, если результатом различного качества благ является различное в качественном отношении удовлетворенние потребности. После сказанного выше об общем принципе оценки остается вне всякого сомнения, что и здесь моментом, определяющим меру ценности, является значение тех потребностей, которые остались бы неудовлетворенными при невозможности располагать благом не только определенного рода, но и особого качества. Трудность, о которой мы здесь говорим, заключается не в общем принципе определения ценности данных благ, но в определении того удовлетворения потребности, которое зависит именно от данного конкретного блага при таких обстоятельствах, когда совокупности потребностей соответствуют блага, части количества которых годны для удовлетворения данных потребностей качественно различным образом; следовательно, трудность заключается в практическом применении вышеприведенного принципа к хозяйственной жизни людей. Разрешение этой проблемы вытекает из следующих рассуждений.

Хозяйствующие люди употребляют количества доступных их распоряжению благ не без внимания к различию в качестве последних, если только таковое имеется. Сельский хозяин, располагающий зерном различного качества, не употребляет худшее, например, для посева, среднее для кормления скота. а лучшее для пищи и производства напитков или же без разбора зерно различного качества на ту или иную цель; но сообразно необходимому для удовлетворения потребностей количеству он предназначает самое лучшее зерно на посев, затем лучшее из оставшегося количества на пищу, а худшее на кормление скота.

Тогда как у благ, части количества которых не обладают различным качеством, все количество их, доступное распоряжению, соответствует совокупности конкретных потребностей, могущих быть удовлетворенными этими благами, у тех благ, части количества которых удовлетворяют потребности людей качественно различным образом, уже не вся совокупность доступного распоряжению количества соответствует совокупности потребностей, но каждое доступное распоряжению количество особого качества соответствует особым потребностям хозяйствующих людей.

Если блага определенного качества не могут по отношению к определенным целям быть заменены благами другого качества, то вышеизложенный закон определения ценности находит без всякого изменения полное применение к конкретным количествам этих благ. Именно ценность конкретных количеств их равна значению наименее важного удовлетворения потребности, обеспеченного всем доступным распоряжению количеством блага определенного качества, так как это как раз то удовлетворение потребности, по отношению к которому мы действительно находимся в зависимости от наличия в нашем распоряжении конкретного блага данного качества.

Наоборот, если человеческие потребности могут быть удовлетворены различными по качеству благами, так что блага одного качества могут быть заменены благами другого, хотя бы и не с тем же результатом, то ценность конкретного блага определенного качества или же конкретной части количества равна значению наименее важного удовлетворения потребности, обеспеченного благами данного качества, без доли ценности тем большей, чем меньше ценность благ худшего качества, которыми данная потребность точно так же удовлетворяется, и чем меньше в то же время различие между значением, которое имеет для людей удовлетворение соответственной потребности благом высшего и благом низшего качества.

Итак, мы приходим к результату, что и везде там, где комплексу потребностей соответствует количество благ различного качества, все же от каждой конкретной части количества этих последних, т. е. от каждого конкретного блага, зависят удовлетворения потребностей определенной интенсивности, и поэтому ко всем относящимся сюда случаям вышеустановленный принцип определения ценности конкретных благ сохраняет свою полную применимость.

d. Субъективный характер меры ценности. Труд и ценность. Заблуждение

Когда выше шла речь о сущности ценности, мы уже указали на то, что последняя не есть нечто присущее благам, не свойство их, что она еще менее представляет собой самостоятельную вещь и что нет препятствий к тому, чтобы благо имело ценность для одного хозяйствующего субъекта, а для другого, при иных условиях, не имело ее. Но и мера ценности также, безусловно, субъективной природы, и поэтому благо может сообразно различию в круге потребностей и доступном распоряжению количестве иметь для одного хозяйствующего субъекта большую ценность, для другого — малую, для третьего — совсем никакой. Чем один пренебрегает или на что он обращает мало внимания, того другой добивается, от чего один отказывается, то другой подбирает, и в то время как один хозяйствующий субъект ценит определенное количество одного блага наравне с большим количеством другого, у иного мы нередко наблюдаем обратную оценку.

Поэтому ценность субъективна не только по своему существу, но и по своей мере. Блага имеют ценность всегда для определенных хозяйствующих субъектов и в то же время имеют для них определенную ценность.

Ценность, которую благо имеет для хозяйствующего индивида, равна значению того удовлетворения потребности, в отношении которого данный индивид находится в зависимости от наличия в его распоряжении соответственного блага. То обстоятельство, затрачен ли и в каком количестве труд или другие блага на производство того блага, о ценности которого идет речь, не находится в необходимой и непосредственной связи с величиной ценности. Поэтому неэкономическое благо (например, количество дерева в первобытном лесу) не приобретает для людей ценности от того, что на производство его были затрачены большие количества труда или других неэкономических благ; найден ли бриллиант случайно или же добыт из месторождений путем затраты тысячи рабочих дней — это совершенно безразлично для его ценности; вообще в практической жизни никто не задается вопросом, какова история происхождения блага, но при обсуждении его ценности каждый имеет в виду лишь те услуги, которые оно окажет и которых нужно было бы лишиться при отсутствии его в распоряжении. Поэтому нередко блага, на которые затрачивается много труда, не имеют ценности, другие, на которые не затрачивается труда, имеют большую ценность, а различные блага, из которых на одни затрачивается много, а на другие мало или вовсе не затрачивается труда, имеют одинаковую ценность для хозяйствующих людей. Таким образом, количество труда или других средств для производства, затраченное на производство блага, не может быть моментом, определяющим меру его ценности. Правда, сравнение ценности продукта с ценностью затраченных на его производство производственных средств показывает нам, было ли и в какой мере целесообразным и экономическим производство его, следовательно, уже прошедший акт человеческого хозяйства; на ценность же самого продукта затраченные на его производство количества благ не имеют ни необходимого, ни непосредственно определяющего влияния.

Так же несостоятельно и то мнение, что количество труда или прочих предметов производства, необходимое для воспроизводства благ, является моментом, определяющим меру ценности благ. Есть много благ, которые невоспроизводимы (например, раритеты, картины старых мастеров и т. д.). Есть много явлений народного хозяйства, по отношению к которым мы наблюдаем ценность, но не наблюдаем их возможности быть воспроизведенными, и поэтому момент, находящийся в связи с последним, вообще не может быть принципом, определяющим меру ценности. Опыт также показывает, что ценность производственных средств, необходимых для воспроизводства многих благ (например, платьев, вышедших из моды, устаревших машин и т. д.), в некоторых случаях бывает выше, нежели ценность самого продукта. Ни затраченное на производство блага, ни необходимое для его воспроизводства количество труда или других благ не является моментом, определяющим меру ценности благ; таковым является величина значения тех удовлетворений потребностей, по отношению к которым мы сознаем свою зависимость от наличия в нашем распоряжении блага, так как этот принцип определения ценности применим ко всем случаям явлений ценности и нет из него исключения в пределах человеческого хозяйства.

Значение, которое для нас имеет удовлетворение потребности, находит свою меру не в нашем произволе, но в независимой от последнего важности, которую имеют удовлетворения этих потребностей для нашей жизни или нашего благополучия. Значение различных удовлетворений потребностей или отдельных актов удовлетворения потребности составляет предмет обсуждения хозяйствующих людей, а такое познание при известных обстоятельствах подвержено ошибке.

Выше мы видели, что для людей те из удовлетворений потребностей имеют наивысшее значение, от которых зависит их жизнь, что за ними по порядку значения следуют те, которые обусловливают их благополучие, так что удовлетворения потребностей, от которых зависит высшая степень благополучия (при равной интенсивности более продолжительное, при равной продолжительности более интенсивное), имеют для них высшее значение, нежели те, от которых зависит меньшая его степень.

Это, однако, ни в коем случае не исключает того, что нередко глупые люди благодаря несовершенству своего познания неправильно ценят значение отдельных удовлетворений потребностей, и даже те индивиды, хозяйственная деятельность которых разумна и которые, следовательно, стараются познать истинное значение удовлетворений потребностей в целях достижения таким путем правильной основы своей экономической деятельности, не свободны от ошибок, связанные со всяким человеческим познанием. Особенно легко поддаются люди заблуждению, придавая тем удовлетворениям потребностей, которые споспешествуют их благополучию хотя и интенсивно, но кратковременно, высшее значение, нежели тем, от которых зависит благополучие хотя и менее интенсивное, но простирающееся на долгое время, т. е. они часто ценят преходящие интенсивные удовольствия выше, нежели свое продолжительное благополучие, а иногда даже выше, нежели свою жизнь.

Если люди даже по отношению к познанию субъективного момента определения ценности нередки впадают в ошибку, т. е. там, где дело касается лишь рассмотрения своего личного состояния, то еще легче они ошибаются при познании объективного момента определения ценности, особенно при познании величины доступных их распоряжению количеств благ различных качеств. Поэтому ясно также, почему именно эта область определения ценности конкретных благ подвержена в хозяйственной жизни столь многоразличным ошибкам, и отвлекаясь от колебаний в ценности, происходящих от изменения в области человеческих потребностей, или доступных распоряжению количеств благ, или же, наконец, во внутренних качествах благ, мы можем наблюдать также такие колебания, конечная причина которых лежит исключительно в изменившемся познании значения, представляемого соответственными благами для нашей жизни и нашего благополучия.

 

§ 3. Законы, которым подчиняется ценность благ высшего порядка

а. О принципе, определяющем меру ценности благ высшего порядка

Между основными ошибками, имевшими до сих пор большое значение для развития нашей науки, на первом месте стоит положение, по которому блага имеют для нас ценность потому, что на производство их затрачены блага, имевшие для нас ценность. Там, где мы будем говорить о цене благ высшего порядка, мы укажем на те особые причины, которые вызвали данную ошибку и обусловили то, что она, скрываясь под разнообразной формой, стала основой господствующих теорий цены. Прежде всего нужно сказать, что это положение совершенно противоречит всякому опыту и что оно должно быть отвергнуто даже в том случае, если, дает формально правильное разрешение проблемы установления принципа ценности благ.

Однако даже и эта цель не достигается при помощи данного положения, так как оно дает объяснение ценности благ, которые мы называем продуктами, но не ценности всех остальных благ, являющихся первоначальнейшими элементами производства, каковы все блага, непосредственно предоставленные нам природою, в частности услуги земли, труда и, как мы увидим впоследствии, капитала. Ценность всех этих благ не может быть объяснена данным положением; с этой точки зрения она становится даже непонятной.

Указанное положение не дает правильного разрешения проблемы, не даст объяснения, применимого ко всем случаям ценности благ, ни с материальной, ни с формальной точки зрения, так как, с одной стороны, оно стоит в противоречии с опытом, а с другой — его применимость исключается везде, где мы наблюдаем блага, не являющиеся продуктом соединения благ высшего порядка. Ценность, которую для нас имеют блага низшего порядка, не может быть обусловлена ценностью благ высшего порядка, затраченных на их производство; в то же время ясно, что, наоборот, ценность благ высшего порядка всегда и без исключения обусловлена предвидимой ценностью благ низшего порядка, производству которых они служат [наша надобность в благах высшего порядка обусловлена предвидимым экономическим характером благ, т. е. предполагаемой ценностью благ, производству которых они служат. Мы не можем в обеспечении нашей надобности или в удовлетворении наших потребностей зависеть от наличия в нашем распоряжении благ высшего порядка, служащих производству исключительно таких благ низшего порядка, которые предположительно не будут иметь ценности (так как мы не имеем в них надобности); отсюда и следует положение, что ценность благ высшего порядка обусловлена предполагаемой ценностью благ низшего порядка, производству которых они служат. Блага высшего порядка могут приобрести ценность, а приобретенную сохранить лишь постольку, поскольку они служат производству благ, имеющих для нас предполагаемую ценность] .

Если это установлено, то ясно, что ценность благ высшего порядка также не может быть моментом, определяющим предполагаемую ценность соответственных благ низшего порядка, так же как и ценность благ высшего порядка, затраченных уже на производство блага, не может быть моментом, определяющим его действительную ценность; наоборот, при всяких условиях ценность благ высшего порядка определяется предполагаемой ценностью благ низшего порядка, на производство которых они предназначаются или предположительно предназначаются хозяйствующими людьми.

Предполагаемая ценность благ низшего порядка, как это можно наблюдать, нередко очень разнится от той, которую подобные же блага имеют для нас в действительности, и поэтому блага высшего порядка, благодаря которым мы будем располагать благами низшего порядка, находят меру своей ценности отнюдь не в последней, но в первой.

Если мы располагаем селитрой, серой, углем, рабочими руками и приспособлениями, необходимыми для производства пороха, и, таким образом, будем через три месяца иметь в своем распоряжении порох, то ясно, что предполагаемая ценность последнего через три месяца не должна быть необходимо равна ценности такого же количества этого блага в настоящем, но может быть больше или меньше, и сообразно этому ценность данных благ высшего порядка находит свою меру не в ценности пороха в настоящее время, но в ценности, которую будет продолжительно иметь для нас данный продукт по истечении производственного периода. Даже можно себе представить случай, когда определенное количество блага низшего, например, первого, порядка не имеет никакой ценности в настоящее время (например, лед зимою), тогда как в то же время соответственные блага высшего порядка, доступные нашему распоряжению и обеспечивающие нам в будущем количества данного блага (например, совокупность материалов и приспособлений, необходимых для производства искусственного льда), по отношению к будущему времени имеют для нас ценность. Точно так же возможен и противоположный случай.

Между ценностью, которую имеют для нас в настоящем блага низшего, например первого, порядка, и ценностью служащих для их производства благ высшего порядка, доступных нашему распоряжению, нет никакой необходимой связи; ясно, что первые черпают свою ценность из отношения между надобностью и количеством, доступным распоряжению в настоящем, а последние — из предполагаемого отношения между надобностью и количеством, доступным нашему распоряжению в тот будущий момент времени, когда благодаря данным благам высшего порядка мы будем иметь в своем распоряжении соответственные продукты. Если предполагаемая в будущем ценность блага низшего порядка повышается, то при прочих равных условиях повышается также ценность тех благ высшего порядка, обладание которыми обеспечивает нам к тому времени наличие в распоряжении данных благ, тогда как повышение или понижение ценности блага низшего порядка в настоящем времени не стоит ни в каком необходимом причинном соотношении с повышением или понижением ценности соответственных благ высшего порядка, доступных в настоящее время нашему распоряжению.

Поэтому не ценность благ низшего порядка в настоящее время определяет ценность соответственных благ высшего порядка, но предполагаемая ценность продукта является при всяких обстоятельствах принципом, определяющим величину ценности соответственных благ высшего порядка [прежде всего и непосредственно для нас имеет значение лишь удовлетворение наших потребностей, и мера этого значения в каждом конкретном случае лежит в важности данных удовлетворений потребностей для нашей жизни и нашего благополучия. Мы переносим это значение в его количественной определенности прежде всего на те конкретные блага, от которых мы сознаем свою непосредственную зависимость в удовлетворении данной потребности, т. е. на экономические блага первого порядка, по положениям, изложенным в предыдущем отделе. Однако когда наша надобность не покрывается совсем или покрывается недостаточно полно, т. е. во всех тех случаях, когда блага первого порядка приобретают для нас ценность, мы в своем стремлении возможно полно удовлетворить наши потребности переходим к соответственным благам ближайшего высшего порядка и последовательно переносим ценность благ первого порядка на блага второго, третьего и высших порядков, если эти последние обладают экономическим характером. Поэтому ценность благ высшего порядка в конечном результате есть также не что иное, как особая форма явления того значения, которое мы приписываем нашей собственной жизни и нашему благосостоянию, и момент, определяющий меру ее, как и у благ первого порядка, в конечном результате есть лишь то значение, которое для нас имеют удовлетворения потребностей, по отношению к которым мы сознаем свою зависимость от наличия данных благ высшего порядка в нашем распоряжении. Причинная связь благ создает то, что ценность благ высшего порядка находит свою меру не в предполагаемом значении конечного удовлетворения потребности непосредственно, но прежде всего в предполагаемой ценности соответственных благ низшего порядка] .

b. О продуктивности капитала

Преобразование благ высшего порядка в блага низшего протекает, как и всякий процесс изменения, во времени, и чем выше порядок, к которому следует отнести блага, тем дальше отстоит от данного момента тот промежуток времени, по отношению к которому мы будем располагать благами первого порядка благодаря тому, что уже теперь располагаем соответствующими благами высшего порядка. Прогрессивное привлечение для целей удовлетворения наших потребностей благ высшего порядка приводит, как мы выше видели, к тому, что количества доступных нашему распоряжению предметов потребления вес больше и больше увеличиваются, но оно возможно только при условии, что предусмотрительная деятельность людей распространяется на время, все более и более отдаленное от данного момента. Дикарь-индеец беспрерывно занят отыскиванием средств для удовлетворения потребностей ближайших дней; номад, который не употребляет находящихся в его распоряжении домашних животных, но предназначает их для производства потомства, производит уже блага, распоряжение которыми станет ему доступным только спустя несколько месяцев; у культурных же народов немало членов общества занято производством благ, которыми можно будет воспользоваться для непосредственного удовлетворения человеческих потребностей только спустя годы, а то и десятки лет.

Поэтому хозяйствующие люди, оставляя оккупаторное хозяйство и переходя к более совершенному способу привлечения благ высшего порядка для целей удовлетворения своих потребностей, могут сообразно ходу этого прогресса увеличивать постепенно количества подлежащих распоряжению средств потребления, но только с тем ограничением, что они должны удлинять промежутки времени, на которые простирается их предусмотрительная деятельность, по мере того, как они переходят к благам все высшего порядка.

В этом обстоятельстве, однако, заключается важное ограничение для хозяйственного прогресса. На обеспечение средств потребления, нужных людям для поддержания их жизни и благосостояния в настоящий момент или в ближайшем будущем, направлены всегда самые настойчивые их заботы, и эти заботы тем более ослабевают в интенсивности своей, чем дальше тот промежуток времени, на который они направляются. Это явление не случайное, оно глубоко коренится в природе человека. Поскольку именно от удовлетворения наших потребностей зависит поддержание нашей жизни, обеспечение удовлетворения потребностей ближайшего времени необходимо должно предшествовать удовлетворению потребностей более отдаленных промежутков времени. Точно так же и там, где от обладания известным количеством благ зависит не жизнь, но благополучие наше (в том числе наше здоровье), поддержание его в предшествующие промежутки времени представляет собой обыкновенно необходимое предварительное условие возможности благополучия в последующие моменты времени. Распоряжение средствами для поддержания нашего благополучия в отдаленный промежуток времени, конечно, мало приносит нам пользы, если нужда и лишения расстроили уже раньше наше здоровье или задержали наше развитие. Точно так же дело обстоит даже и с теми потребностями, удовлетворение которых имеет для нас только значение удовольствия. Наслаждение, как учит опыт, кажется человеку более сильным, если оно предстоит сейчас или в ближайшем будущем, чем удовольствие такой же интенсивности, если его можно вкусить только через известное время.

Жизнь людей представляет собой процесс, в котором наступающие фазы развития постоянно обусловлены предыдущими; если этот процесс раз прерван, его нельзя снова продолжить; если он был существенно потрясен, его нельзя совершенно восстановить. Заботы о поддержании нашей жизни и о нашем развитии в более отдаленные периоды нашей жизни имеют поэтому необходимым предположением такие же заботы о предшествующем времени нашей жизни, и мы можем действительно наблюдать, оставляя в стороне болезненные явления хозяйства, что хозяйствующие люди озабочены прежде всего удовлетворением потребностей ближайшего будущего и только после этого стараются обеспечить себя в этом отношении и на более поздние периоды в порядке их последовательности.

Поэтому обстоятельство, которое налагает ограничение на хозяйствующего человека в его стремлении к прогрессирующему применению благ высшего порядка, заключается в необходимости обратить свои заботы на удовлетворение путем находящихся в его распоряжении благ сначала потребностей ближайшего будущего и только после их обеспечения — на удовлетворение потребностей более позднего периода, или, иными словами, хозяйственная польза, которую извлекают люди из прогрессирующего применения благ высшего порядка для целей удовлетворения своих потребностей, обусловлена тем, что после покрытия потребностей ближайшего будущего они имеют еще в своем распоряжении количества благ для более отдаленных промежутков времени.

В начале развития культуры и с наступлением каждой новой фазы ее, когда отдельные хозяйствующие индивиды впервые переходят к применению благ ближайшего высшего порядка (изобретатели или первые предприниматели), та часть благ этого порядка, которая до сих пор еще не находила себе употребления в человеческом хозяйстве и в которой, следовательно, не ощущалось никакой надобности, не проявляет обыкновенно еще экономического характера. Участки земли у охотничьего племени, переходящего к земледелию, материалы различного рода, до того остававшиеся без применения и только впервые начинающие служить для удовлетворения какой-нибудь человеческой потребности (например, известь, песок, строевой лес, камни и т. д.), даже и после наступления этого факта сохраняют обыкновенно еще в течение известного времени свой неэкономический характер. Поэтому такие блага не принадлежат к числу тех, ограниченное количество которых в зачаточные времена культуры препятствует прогрессу хозяйствующих людей в привлечении благ высшего порядка для удовлетворения своих потребностей.

Но другая часть комплементарных благ высшего порядка обыкновенно такова, что и до того, как начали пользоваться благами какого-либо нового порядка, она служила в той или другой отрасли производства для удовлетворения человеческих потребностей и носила экономический характер. Хлебные семена, рабочая сила, в которых нуждается индивид, желающий перейти от оккупаторного хозяйства к обработке земли, могут служить примером благ такого рода.

И вот эти-то блага, которыми подобный индивид пользовался до сих пор как благами низшего порядка и мог бы в таком виде ими пользоваться и дальше, он должен применить теперь для хозяйственных целей уже в форме благ высшего порядка, если только хочет получить ту экономическую выгоду, о которой мы выше говорили; иными словами, цель эта достигается только при условии, что субъект затрачивает блага, которые он мог бы потребить сейчас же или в ближайшем будущем, для удовлетворения потребностей более отдаленных периодов времени.

По мере развития культуры и успехов в привлечении хозяйствующими субъектами новых количеств благ высшего порядка в процессе производства и большая часть благ высшего порядка первого рода (участки земли, известь, песок, строевой лес и т. п.) приобретает тоже экономический характер; вместе с тем возможность воспользоваться экономическими преимуществами, связанными с применением благ высшего порядка, в противоположность чисто оккупаторной деятельности, а при высших стадиях культурного развития с применением вообще благ высшего порядка в противоположность деятельности, ограничивающейся средствами производства сравнительно низшего порядка, эта возможность становится обусловленной тем, что индивид имеет в своем распоряжении уже сейчас известные количества благ высшего порядка (а где уже развился оживленный оборот и блага всякого рода могут быть обмениваемы на другие, — вообще количества экономических благ), которые он может предназначить для удовлетворения потребностей будущего, иными словами, тем, что он обладает капиталом [обычная ошибка, в которую впадают не только при классификации, но и при определении понятия капитала, заключается в том, что исходят из технической , а не из хозяйственной точки зрения (см. Lotz. Slaatswirtschaft I, 19; Hermann. Staatsw. Untersuchungen, 1832. S. 62). Классификация благ на средства для производства и предметы потребления (блага высших и первого порядка) научно обоснована и необходима, но она совсем не совпадает с разделением имущества на капитал и некапитал. Точно так же, как мне кажется, нельзя принять мнения тех, которые называют капиталом всякую составную часть имущества , приносящую постоянный доход . Последовательное проведение этого учения ведет (если понятие об имуществе будет распространено также и на рабочую силу , а понятие дохода — и на пользование благами, служащими для потребления; см. Hermann. Staatsw. Unters.. 1832, S. 300; Schmoller. Die Lehre vom Einkommen. Tubing Zeitsch., 1863. S. 53; 76) к тому, что приходится считать капиталами как рабочую силу (см. Canard. Principes d'econ. pol. P. 9; Say. Cours. 1828. I. P. 285), так и участки земли (см. Ehrenberg. Staatsw. nach Naturgesetzen, 1819. S. 13; Oberndorfer. Nationalokonomie 1822. S. 207; Edinb. Review. Vol. IV. P. 364; Hermann. Staatsw. Unters., 1832. S. 48; Hasner. System I, 294), наконец, и все блага, служащие для длящегося потребления (Hermann. Staatsw. Unters. 1832. S. 63). На самом же деле под капиталом понимают только те количества экономических благ, которые доступны нашему распоряжению для будущего теперь, т. е. в пределах данного периода времени, и служат нам для того пользования, сущность и экономический характер которого мы выше подробно изложили. Чтобы наступил указанный там результат, необходимо, однако, совпадение следующих условий: 1) промежуток времени, в течение которого соответствующие количества экономических благ доступны распоряжению хозяйствующего субъекта, должен быть достаточен для того, чтобы был возможен процесс производства (в экономическом смысле слова); 2) количества благ по своим размерам и свойствам должны быть таковы, чтобы у соответствующего хозяйствующего субъекта при помощи их опосредованно или непосредственно находились в распоряжении комплементарные количества благ высшего порядка, необходимые для производства благ низшего порядка. Поэтому не будут капиталом такие количества экономических благ, которые доступны распоряжению хозяйствующих субъектов только в течение столь короткого времени или в таком количестве, качестве и вообще при таких обстоятельствах, что исключается их производительность. Важнейшая разница между отдельными имущественными объектами, приносящими доход (участки земли, постройки и т. л.), и капиталами состоит в том, что первые — конкретные блага с продолжительным существованием и пользование ими представляет собой в свою очередь тоже благо экономического свойства, последние же являются опосредованно или непосредственно совокупностью экономических благ высшего порядка (их комплементарные количества), и пользование ими, правда, также имеет экономический характер и потомку приносит доход, но продуктивность их существенно отлична по природе от продуктивности первых имущественных объектов. К этому противному правильному словоупотреблению, объединению обеих групп источников дохода в одно понятие капитала можно свести почти все трудности, возникающие для теории из учения о капитале. То обстоятельство, что при господстве развитых отношений оборота капиталы предлагаются нуждающимся в них обыкновенно в удобной форме денежных сумм, а также обыкновенно оцениваются на деньги, повело к тому, что в обыденной жизни под капиталами по большей части понимаются денежные суммы. Что понятие капитала при этом понимается слишком узко и что здесь особенный вид его возвышают до значения рода, ясно само собой. В противоположную ошибку впадают, наоборот, те, которые не считают денежные капиталы настоящими капиталами, но рассматривают их только как представителей последних. Взгляд первых аналогичен мнению меркантилистов, которые только в деньгах видели «имущество», последние же походят на некоторых слишком далеко заходящих противников меркантилизма, которые в денежных суммах не признают истинных имущественных объектов (из новых см. Chevallier Cours d'econ. polit. III. P. 380; Carey. Socialwissenschaft XXXII, § 3). В действительности же денежный капитал есть только удобная форма последнего, особенно соответствующая цели капитала при господстве развитых отношений оборота (ср. Brocher в Hildebr. Jahrbuch. VII. S. 33).

Ясно на это указывает уже Книс (Die politische Oekonomie, 1853. S. 87) с исторической точки зрения: «У всех отдельных наций мы находим аналогию в их развитии в том, что всюду капитал мог ярче развить свою хозяйственную силу только с введением и распространением употребления металлических денег и проявить более обширную власть только на более высоких ступенях культуры». Сообразно с этим деньги облегчают переход капиталов из рук в руки, в особенности хозяйственный оборот по отношению к пользованию капиталом, и переход капитала в любую форму (какое угодно пользование им), но понятию капитала понятие денег все же вполне чуждо (ср. Duhring. Zur Kritik des Capitalbegriffes. Hildebrand, Jahrbucher. V. S. 318. Kleinwachter. Beitrag zur Lehre vom Capitale. Ibid IX. S. 369)].

Мы пришли, таким образом, к одной из важнейших истин нашей науки — к положению о «продуктивности капитала», положению, которое, однако, не следует понимать в том смысле, что обладание количествами экономических благ (для более отдаленного времени уже в предшествующие периоды, следовательно) в течение определенных промежутков времени само собой может повести к известному увеличению предметов потребления, подлежащих распоряжению людей; это положение имеет только тот смысл, что обладание количествами экономических благ в течение определенных промежутков времени представляет собой для хозяйствующих субъектов средство лучше и более полно удовлетворить свои потребности, а потому и благо, и в частности хозяйственное благо, повсюду, где подлежащие нашему распоряжению количества пользования капиталом меньше сравнительно с надобностью в них.

От распоряжения количествами экономических благ в течение определенного промежутка времени (от пользования капиталом) зависит сообразно вышесказанному более или менее полное удовлетворение наших потребностей, точно так же как и от распоряжения другими экономическими благами, и потому пользование капиталом становится объектом нашей оценки и, как мы увидим впоследствии, также объектом человеческого оборота [некоторые экономисты полагают, что проценты на капитал являются вознаграждением за воздержание капиталиста; в опровержение этого мнения нужно заметить, что воздержание какого-либо лица само по себе не имеет характера блага и потому не может приобретать для нас ценности. Притом и возникает капитал не во всех случаях путем воздержания, но очень часто (например, всюду, где до того неэкономические блага высшего порядка вследствие роста круга потребностей общества приобретают экономический характер) путем простого завладения. Поэтому уплату процентов не следует рассматривать как вознаграждение за воздержание капиталиста, но как обмен одного экономического блага (пользования капиталом) на другое (например, деньги). Во всяком случае Кэри (Socialwissenschaft. XXXIX, § 6) впадает в противоположную ошибку, когда приписывает бережливости тенденцию, прямо враждебную образованию капитала].

с. О ценности комплементарных количеств благ высшего порядка

Чтобы превратить блага высшего порядка [как блага высшего порядка следует рассматривать не только технические средства производства, но вообще все блага, которые могут пойти на удовлетворение человеческих потребностей только в соединении с другими благами высшего порядка. Товары, которые оптовый торговец может доставить в руки молочных торговцев только путем затраты капитала, фрахтов и различных специальных рабочих услуг, нужно рассматривать как блага высшего порядка, как и товары, находящиеся у лавочника. Даже спекулянт присоединяет к объектам своей спекуляции по крайней мере свою предпринимательскую деятельность и пользование капиталом, а нередко и труды по сохранению этих объектов, пользование магазинами и т. п. (ср. Hermann. Staatsw. Unters., 1832. S. 62)] в блага низшего, требуется известный промежуток времени, и следовательно, всюду, где дело идет о производстве экономических благ, требуется распоряжение услугами капитала в течение определенного периода. Этот период различен по своей продолжительности, смотря по природе производственного процесса, и в одной и той же отрасли производства он тем длиннее, чем выше порядок благ, применяемых к удовлетворению человеческих потребностей, но производство без такого периода вообще немыслимо. В течение этого промежутка времени количество экономических благ, о котором мы здесь говорим (капитал), связано, его нельзя иметь в своем распоряжении для других производственных целей. Поэтому чтобы получить в свое распоряжение к известному моменту будущего какое-либо благо низшего порядка или определенное его количество, недостаточно еще того, чтобы мы обладали временно в какой-нибудь момент соответствующими благами высшего порядка; необходимо еще и то условие, чтобы мы удерживали и своем распоряжении данные блага высшего порядка в течение более или менее длинного промежутка времени, смотря по природе производственного процесса, и чтобы в течение этого времени блага высшего порядка были связаны в процессе производства.

Выше мы видели, что возможность распоряжения количествами экономических благ в течение данного промежутка времени представляет для хозяйственных людей ценность подобно другим экономическим благам; ясно отсюда, что, когда дело идет об определении ценности, которую представляет для хозяйствующих людей в настоящий момент вся совокупность благ высшего порядка, потребных для получения известного блага низшего порядка, ценность эта только в таком случае может быть приравнена предполагаемой ценности продукта, если в первую включена и ценность относящегося сюда пользования капиталом.

Поэтому если ставится вопрос, например, о ценности тех благ высшего порядка, с помощью которых мы окажемся через год обладателями определенного количества хлеба, то ценность семян для посева, пользования почвой, необходимых сельских работ и т. д., т. е. благ высшего порядка, служащих для производства хлеба, в их совокупности найдет себе, конечно, меру в предполагаемой через год ценности хлеба, но только при том условии, что в ценность совокупности указанных благ будет включена и ценность, которую представляет для хозяйствующих субъектов распоряжение вышеупомянутыми экономическими благами в течение года; ценность же этих благ высшего порядка сама по себев данный момент может быть приравнена предполагаемой ценности продукта, но без ценности соответственного пользования капиталом.

Если мы предположим, чтобы перейти к цифровому выражению сказанного, что ожидаемая ценность продукта, которым мы будем обладать через год, равна 100, а ценность, которую представляет распоряжение количеством потребных экономических благ высшего порядка в течение года (ценность пользования капиталом), равна 10, то ясно, что ценность, которую представляет в данный момент для хозяйствующего субъекта совокупность комплементарных благ высшего порядка, необходимых для производства этого продукта, равна, за исключением ценности пользования капиталом, не 100, а только 90, и если бы ценность этого пользования капиталом выражалась цифрой 15, то ценность совокупности комплементарных благ составила бы 85.

Ценность благ для отдельных хозяйствующих индивидов представляет, как уже много раз упоминали, важнейшее основание образования цен. Поэтому если мы в жизни видим, что покупатели благ высшего порядка никогда не платят за комплементарные технические средства производства [Hasner System d. pol. Oekonomie. 1860. I. S. 29], необходимые для получения продукта, всей предполагаемой цены последнего, а всегда в состоянии согласиться и в действительности соглашаются только на цену, несколько низшую, нежели последняя, если, словом, продажа благ высшего порядка имеет известную аналогию с учетом [у кого есть в распоряжении блага высшего порядка, необходимые для производства благ низшего, тот благодаря этому обладает благами низшего порядка не тотчас и непосредственно, но по истечении известного промежутка времени, обусловленного особенностями производственного процесса, более или менее продолжительного. Если он хочет тотчас же за свои блага высшего порядка получить в обмен соответствующие блага низшего, или, что при развитых отношениях оборота одно и то же, соответствующую сумму денег, то он находится в таком же положении, в каком бывает тот, кто располагает известной суммой денег с какого-нибудь будущего момента времени (например, спустя 6 месяцев) и желает сейчас же получить возможность распоряжаться ею. Если же владелец благ высшего порядка хотя и желает перенести их в распоряжение третьего лица, но согласен на то, чтобы вознаграждение за них было дано ему только после окончания процесса производства, то, естественно, этот «учет» отпадает, и мы можем в действительности наблюдать, что цена благ, даваемых в кредит (отвлекаясь от премии за риск) тем выше, чем отдаленнее условленный срок уплаты. В вышеизложенном заключается вместе с тем и объяснение тому явлению, что кредит способствует производительной деятельности народа. В громадном большинстве случаев кредитные операции состоят в передаче благ высшего порядка лицам, пepepa6aтываюшим их в соответствующие блага низшего порядка. Кредит часто именно создает возможность производственной деятельности или по крайней мере более широкое побуждение к ней и отсюда гибельная задержка и сокращение производительной деятельности народа в случае внезапных затруднении в кредите], причем основание расчета образует предполагаемая цена продукта, то это явление находит свое объяснение именно в том, что мы выше изложили [чем длиннее промежуток времени, требуемый каким-нибудь процессом производства, тем обыкновенно при прочих равных условиях продуктивность его выше и тем, значит, выше ценность пользования капиталом, так что ценность благ высшего порядка, которые могут быть затрачены на производственные процессы различной продолжительности и могут, следовательно, обеспечить нам по нашему выбору предметы потребления различной ценности, но на различные периоды времени, в данный момент одинакова].

Процесс преобразования благ высшего в блага низшего или первого порядка, чтобы быть экономическим, предполагает во всяком случае, что хозяйствующий субъект подготовляет и ведет его экономически, т. е. производит экономические расчеты, о которых мы выше говорили, и действительно вводит или дает возможность ввести в него блага высшего порядка, включая сюда и технический труд. Эта так называемая деятельность предпринимателя [уже много раз ставился вопрос: какие функции относятся к деятельности предпринимателя ?. Здесь прежде всего нужно иметь в виду, что к благам высшего порядка, находящимся в распоряжении предпринимателя для целей определенного производства, принадлежит нередко и его технический труд, которому он в подобном случае дает такое же назначение, как и труд других лиц. Издатель журнала нередко сотрудничает в нем же, хозяин мастерской работает в ней же. Но оба они являются предпринимателями не вследствие технического содействия процессу производства, а потому, что они вводят путем хозяйственных соображений и акта воли блага высшего порядка в процесс осуществления известных производственных целей. Деятельность предпринимателя обнимает: а) осведомление относительно хозяйственного положения; b) все предварительные соображения, необходимые для того, чтобы процесс производства был экономическим, иными словами, хозяйственный расчет ; с) акт воли , посредством которого блага высшего порядка (а при развитых отношениях оборота, где всякое экономическое благо можно обыкновенно обменять на другое, блага вообще) предназначаются для определенного производства, и, наконец, d) наблюдение за возможно более экономическим проведением плана производственного процесса. Изложенная здесь деятельность предпринимателя отнимает обыкновенно при небольших предприятиях только незначительную часть времени предпринимателя, тогда как в больших предприятиях занимает все время не только предпринимателя. но часто и нескольких помощников. Как бы, однако, ни была велика деятельность этих последних, все же всегда в деятельности самого предпринимателя можно найти 4 вышеуказанных элемента, даже в тех случаях, когда деятельность эта исключительно ограничена предоставлением частей своего состояния на осуществление известных, только родовым образом определенных, производственных целей, выбором лиц и контролем (например, в акционерных компаниях). Я не могу поэтому ввиду всего высказанного выше согласиться с Мангольдтом, который (Die Lehre vom Unternehmergewinn. 1855. S. 36) считает существенным моментом на предприятии «принятие риска» производства: «риск» здесь только нечто привходящее, и шансам потери противостоят шансы выгоды] , которая в начале истории культуры и еще позже в мелком ремесле выпадает на долю того же хозяйствующего субъекта, который принимает участие в процессе производства и своим техническим трудом, с прогрессом разделения труда и увеличением размеров предприятий, нередко начинает поглощать все время хозяйствующего субъекта и становится таким образом столь же необходимым элементом процесса производства благ, как и технический труд, получает такой же характер блага высшего порядка и, будучи обыкновенно благом экономическим, приобретает точно так же ценность. Поэтому всюду, где ставится вопрос о том, какую ценность представляют для нас в настоящий момент комплементарные количества благ высшего порядка, конечно, мерилом ценности их совокупности в настоящее время остается предполагаемая ценность соответствующего продукта, но только при условии, что в нее включается и ценность деятельности предпринимателя.

Объединив все сказанное выше, мы найдем, что ценность, которую представляет для нас в настоящее время совокупность всех благ высшего порядка, необходимых для производства какого-нибудь блага низшего или первого порядка (т. е. совокупность сырых материалов, труда, пользования участками земли, машин, инструментов и т. д.), находит свою меру в предполагаемой ценности соответствующего продукта, причем, однако, к таким благам (высшего порядка) следует причислить не только блага высшего порядка, необходимые для технической стороны производства, но и пользование капиталом и деятельность предпринимателя, так как они такие же неизбежные предпосылки экономического производства благ, как и собственно технические элементы этого процесса, и поэтому ценность технических элементов производства самих по себе в данный момент не равна всей предполагаемой ценности продукта, но постоянно регулируется таким образом, что остается кое-что и на долю ценности пользования капиталом и предпринимательской деятельности.

d. О ценности отдельных благ высшего порядка

Мы видели, что ценность конкретного блага или конкретного количества его равна для хозяйствующего субъекта, в распоряжении которого оно находится, значению того удовлетворения потребности, которого субъект лишился бы, если бы не обладал соответствующим благом; поэтому мы могли бы без затруднения сделать вывод, что и для блага высшего порядка ценность каждого конкретного количества их равна значению, которое имеет для нас удовлетворение той потребности, обеспечение которой зависит от нашего распоряжения данным количеством благ, если бы этому не мешало то обстоятельство, что благо высшего порядка служит удовлетворению человеческих потребностей не само по себе, но только в соединении с другими (комплементарными) благами высшего же порядка, и если бы сообразно с этим не могло явиться мнение, что в удовлетворении конкретных потребностей мы зависим не от распоряжения отдельным конкретным благом высшего порядка или конкретным количеством такового, но исключительно от распоряжения комплементарными количествами этих благ в их совокупности, и что, следовательно, только эта совокупность комплементарных благ может приобретать самостоятельную ценность для хозяйствующего субъекта.

Совершенно верно, конечно, что мы получаем возможность распоряжения благами низшего порядка только при посредстве комплементарных количеств благ высшего порядка, но несомненно также и то, что не строго только определенные количества отдельных благ высшего порядка вступают в соединение в процессе производства друг с другом, как это бывает при химических реакциях, где только известное количество весовых частей одного вещества вступает в соединение со столь же точно обозначенным числом весовых частей другого вещества, образуя данный химический продукт. Наоборот, самый элементарный опыт учит нас, что блага высшего порядка могут произвести определенное количество какого-нибудь блага низшего порядка, находясь в самых разнообразных количественных отношениях друг к другу, и нередко может и совсем не быть даже одного или нескольких благ высшего порядка, носящих комплементарный характер по отношению к какой-либо группе известных благ высшего порядка, и несмотря на это, остальные блага не лишаются способности произвести то благо низшего порядка, по отношению к которому они обладают характером комплементарных благ. Для производства хлеба пользуются почвой, семенами, трудом, удобрением, сельскохозяйственными орудиями и т. д., и, однако, никто не усомнится, что можно получить определенное количество хлеба и без удобрения или без применения большей части обычно употребляемых орудий, если только в нашем распоряжении будет соответственно большее количество прочих благ высшего порядка, необходимых для производства хлеба.

Если, таким образом, опыт показывает, что отдельных комплементарных благ высшего порядка часто может и совсем не быть при производстве благ низшего порядка, то еще чаще наблюдение учит нас, что известные продукты получаются не непременно из строго определенных количеств благ высшего порядка, а существуют обыкновенно широкие границы, в пределах которых может двигаться и действительно движется производство. Всякому известно, что можно получить определенное количество хлеба, даже при одинаковом качестве земель, на участках различной величины, смотря по интенсивности обработки, т. е. смотря по тому, будем ли мы пользоваться большим или меньшим количеством остальных комплементарных благ высшего порядка. Точно так же слабое удобрение восполняется большими размерами участка, лучшими машинами или более интенсивным применением сельскохозяйственного труда, и таким образом, уменьшение количества почти всякого отдельного блага высшего порядка уравновешивается соответствующим увеличением затраты прочих комплементарных благ.

Но даже там, где отдельные блага высшего порядка не могут быть заменены количествами других комплементарных благ или где уменьшение находящегося в распоряжении количества какого-нибудь отдельного блага высшего порядка обусловливает соответствующее уменьшение продукта (например, при производстве некоторых химических продуктов), отсутствие одного средства производства не лишает все же обязательно соответствующие количества остальных средств производства ценности, потому что эти последние могут быть обыкновенно употреблены на производство других благ и следовательно, в последнем счете на удовлетворение человеческих потребностей, хотя и по большей части не столь важных, как это было бы в том случае, если бы в нашем распоряжении оказалось недостающее количество комплементарного блага, о котором идет речь.

Поэтому от определенного количества какого-нибудь блага высшего порядка зависит обыкновенно не обладание соответствующим количеством продукта, для производства которого служит это благо, но только распоряжение частью этого количества, а часто одно лишь высшее качество его, и ценность из местного количества отдельного блага высшего порядка равна вследствие этого не значению удовлетворении потребностей, зависящих от всего продукта, для производства которого оно служит, а равна значению удовлетворений потребностей, которые обеспечены той частью продукта, на которую последний уменьшится, если нашему распоряжению не будет подлежать вышеупомянутое количество блага высшего порядка; там же, где уменьшение имеющегося в распоряжении количества блага высшего порядка обусловливает не уменьшение количества, но только ухудшение качества продукта, ценность количества отдельного блага высшего порядка равна разнице между значением удовлетворений потребностей, которые могут быть достигнуты продуктом высшего качества, и тех, которые могут быть вызваны и продуктом низшего качества. В обоих случаях именно только удовлетворение потребностей такого значения зависит от нашего распоряжения данным количеством отдельного блага высшего порядка.

Но даже и в том случае, когда уменьшение подлежащего распоряжению количества отдельного блага высшего порядка обусловливает соответствующее уменьшение продукта (например, при некоторых химических продуктах), даже и в этом случае остальные комплементарные количества благ высшего порядка, для которых отсутствует комплементарный элемент производства, не теряют еще своей ценности, так как они могут пойти на производство других благ низшего порядка, а следовательно, на удовлетворение человеческих потребностей, хотя, быть может, и несколько менее важных, чем это было бы в противном случае. И здесь, значит, не полная ценность продукта, которого мы не получим, не имея отдельного блага высшего порядка, послужит нам мерой ценности последнего, но разница между значением того удовлетворения потребности, которое будет обеспечено, если мы будем иметь в распоряжении то количество блага высшего порядка, о ценности которого поставлен вопрос, и значением того удовлетворения потребности, которое последует в противном случае.

Если мы соединим три вышеизложенных случая, то получим как общий закон определения ценности конкретного количества какого-нибудь блага высшего порядка, что ценность его равна разнице между значением того удовлетворения потребностей, которое будет достигнуто в случае распоряжения количеством блага высшего порядка, о ценности которого мы спрашиваем, и того удовлетворения потребностей, которое будет достигнуто в противоположном случае, при экономическом, конечно, употреблении совокупности находящихся в нашем распоряжении благ высшего порядка.

Этот закон точно соответствует общему закону определения ценности, так как разница, о которой говорится в данном случае, обозначает именно значение того удовлетворения потребностей, которое зависит от нашего распоряжения конкретным благом высшего порядка.

Сопоставим этот закон с тем, что мы выше сказали о ценности комплементарных количеств благ высшего порядка, необходимых для производства какого-нибудь блага, мы получим дальнейший вывод, что ценность блага высшего порядка тем больше, чем выше предполагаемая ценность продукта, при условии одинаковой ценности остальных комплементарных благ, необходимых для производства последнего, или чем ниже ценность их при одинаковых остальных условиях.

e. О ценности пользования почвой, пользования капиталом и труда в отдельности

[то обстоятельство, что цену пользования землей, пользования капиталом и труда, иными словами, земельную ренту, проценты на капитал и вознаграждение за труд, можно свести к количествам труда или издержкам производства не иначе, как с очень большими, как мы увидим ниже, натяжками, поставило защитников подобных теорий в необходимость выставить для вышеназванных трех видов благ основания образования цен, совершенно отступающие от положений, имеющих значение для прочих благ. Мы же в предыдущем показали, что все явления ценности , каких бы благ они не касались, по природе одинаковы, имеют одно и то же происхождение, а размер ценности во всех случаях регулируется одними и теми же принципами. Но так как цена благ есть, как мы увидим в двух следующих главах, следствие их ценности для хозяйствующих людей и величина цены всегда находит основание в величине ценности, то ясно, что и земельная рента, проценты на капитал и вознаграждение за труд регулируются одинаковыми общими положениями. Теперь мы займемся только ценностью пользования землей, пользования капиталом и труда, а к установлению на основании здесь полученного результата тех положений, которыми регулируется цена этих благ, мы обратимся уже после того, как будет изложена общая теория цены.

К наиболее странным спорным вопросам науки принадлежит во всяком случае тот, можно ли оправдать с моральной точки зрения земельную ренту, и в особенности проценты на капитал, или же они «безнравственны». Я думаю, что между прочими задачами наша наука должна заняться и исследованием того, почему и при каких условиях пользование землей и пользование капиталом представляют для нас блага, носят экономический характер, приобретают ценность и, наконец, становятся объектом оборота, т. е. за них могут быть получены количества других экономических благ (цены), но вопрос о правовом или этическом характере этих явлений лежит вне сферы нашей науки. Всюду, где есть цена пользования землей и капиталом, это следствие их ценности; последняя же не есть нечто произвольное, но необходимый результат их экономического характера; цены вышеназванных благ (земельная рента и проценты на капитал) поэтому являются неизбежным следствием экономического положения, при котором они возникают, и тем вернее они уплачиваются, чем прочнее правопорядок народа и могущественнее его общественная мораль. Друга людей, конечно, может огорчать, что распоряжение земельным участком или капиталом в течение определенного промежутка времени доставляет владельцу их нередко гораздо больший доход, чем самая напряженная деятельность принесет рабочему за это же время. Но основание этому — не в безнравственности, а в том, что от пользования этим участком земли или данным капиталом зависит удовлетворение блага более важных человеческих потребностей, чем от труда, о котором идет речь. Поэтому те, которые желали бы, чтобы большая, чем теперь, часть находящихся в распоряжении общества предметов потребления уделялась рабочим, требуют, насколько их стремление не идет рука об руку с усовершенствованием рабочего сословия или не ограничивается более широким развитием отношений конкуренции, именно вознаграждения труда выше его ценности, т. е. вознаграждения рабочих не сообразно тому, каковая ценность их труда для общества, но сообразно масштабу более достойного существования, возможно более равного распределения предметов потребления и тягот жизни. Разрешение вопроса на таком основании предполагает, конечно, совершеннейшее изменение наших социальных отношений (ср. Schutz. Tubing Ztsch., 1855. S. 171)]

Участки земли не занимают особого положения среди прочих благ. Если их употребляют непосредственно для удовлетворения потребностей (сады для прогулок, места для скачек и т. д.), то они — блага первого порядка; если ими пользуются для производства других благ, то они, подобно прочим, блага высшего порядка. Поэтому всюду, где дело идет об определении их ценности или ценности пользования почвой, они подчинены общим законам определения ценности, а если они носят характер благ высшего порядка, — то специальным законам, которые мы выше вывели относительно последних.

Распространенная школа экономистов совершенно правильно утверждала, что ценность земельных участков нельзя свести к труду или затрате капитала, но на этом основании она считала себя вправе отводить земельным участкам исключительное положение среди остальных благ. Легко видеть, однако, методологическую ошибку, заключающуюся в таком рассуждении. Если большую группу важных явлений нельзя подвести под общие законы исследующей их науки, то это ясно показывает, что эти общие законы нуждаются в пересмотре, но не может служить основанием к применению весьма сомнительного вспомогательного методологического средства, к обособлению группы явлений от прочих, по общей природе совершенно одинаковых объектов наблюдения и к установлению различных высших принципов для каждой из этих двух групп.

Это именно соображение вызывало и в новейшее время разнообразные попытки ввести и пользование землей, и участки земли подобно всем прочим благам в общую систему научных положений политической экономии и сообразно господствующим теориям свести их ценность и цену, которую можно за них получить, к человеческому труду или затратам капитала [Canard. Principes d'econ. polit., 1801. Р. 5; Сагеу. Principles of Soc. Sc. XLII, § 1; Bastiat. Harmonies econ. Chap. 9; Max Wirth. Grundzuge d. Nationalok. 1861. S. 347; Rosler Grundsatze der Volkswirthschaftslehre, 1864. § 100].

Но насилование фактов, к которому должна повести подобная попытка относительно благ вообще, и участков земли в особенности, достаточно очевидно. Отвоеван ли участок земли у моря с громадными затратами человеческих усилий или его намыло без всякого участия человеческого труда, покрыт ли он был сначала девственным лесом и усеян камнями и только с большим напряжением сил и экономическими жертвами освобожден от леса, выровнен и покрыт плодородной землей или с самого начала на нем не было леса и он был годен для обработки, — все это важно при обсуждении его естественного плодородия или вопроса о том, целесообразны ли и экономичны были затраты экономических благ на этот участок земли (мелиорация), но не представляет интереса там, где дело идет об его экономических отношениях вообще или в особенности о его ценности, т. е. о значении, которое приобретают для нас блага ввиду потребностей, подлежащих в будущем удовлетворению [из вышесказанного видно в то же время, что, когда мы говорим о пользовании землей, мы понимаем под этим пользование участками земли в течение определенных промежутков времени, как это пользование в действительности в человеческом хозяйстве происходит, а не пользование «первоначальными силами», потому что только первое является объектом человеческого хозяйства, последние же — в конкретном случае только предмет исторического исследования, никаких практических целей по большей части не преследующего и для хозяйствующих людей безразличного. Обязано ли плодородие почвы своим происхождением затратам капитала или природе, это очень мало интересует земледельца, арендующего участок земли на год или на несколько лет, и не имеет никакого влияния на цену, которую он платит на пользование землей, и покупатель земельного участка при своих расчетах принимает во внимание, конечно, «будущее» участка, но не его «прошлое»].

Если, таким образом, эти новые попытки свести ценность пользования почвой и вообще земельных участков на затрату труда или капитала следует рассматривать только как результат стремления согласовать господствующую теорию земельной ренты как часть нашей науки, сравнительно менее всего противоречащую явлениям действительной жизни, с ходячими заблуждениями в основных принципах политической экономии, то и теории земельной ренты в той форме, в какой ее высказал Рикардо [Ricardo. Principles of P. E. Chap. 2, 33], нужно поставить в упрек, что ею освещается не принцип ценности пользования землей [сp. Rodbertus. Sociale Briefe an. v. Kirchmann. 3. Br., 1851. P. 9], но оттеняется только единичный момент различия этой ценности и этот момент ошибочно возводится в принцип.

Различие в качестве и положении земельных участков, несомненно, одна из важнейших причин различия в ценности пользования землей и самих участков, но есть и другие, кроме этой, причины различия в ценности данных благ. Следовательно, эта причина — даже и не определяющий принцип различия в ценности, а тем менее принцип ценности вообще. Если бы все земельные участки были одинакового качества и имели одинаково благоприятное положение, то они, по Рикардо, совсем не давали бы ренты, между тем как совершенно ясно, что в таком случае отпал бы, правда, только момент различия рент земельных участков, но ни совокупность рент, ни рента вообще, с другой стороны, не менее понятно и то, что в стране, где ощущается большой недостаток в почве, даже и худшего качества участки и с менее благоприятным положением давали бы ренту, что в теории Рикардо не нашло бы объяснения.

Участки земли и пользование почвой в конкретной форме проявления — такие же объекты нашей оценки, как и прочие блага; и они только настолько приобретают ценность, насколько мы зависим в удовлетворении наших потребностей от распоряжения ими, и факторы, определяющие их ценность, те же, которые нами найдены выше для благ вообще [если Родбертус (Sociale Briefe an v. Kirchmann. 3. Brief. P. 41) приходит к заключению, что собственники капиталов и владельцы земли имеют возможность вследствие нашего социального строя отнимать у рабочих часть продукта труда и, таким образом, «существовать», не работая, то это покоится на ошибочном предположении, что весь результат производственного процесса нужно рассматривать как продукт труда. Труд — только один элемент этого процесса и является не в большей степени экономическим благом, чем прочие элементы производства, и в частности пользование землей и капиталом. Владельцы капитала и земли живут поэтому не за счет того, что они отнимают у рабочих, но за счет пользования землей и капиталом, которое для индивида и общества имеет ценность так же точно, как и труд]. И более глубокое понимание различия их ценности возможно поэтому только в том случае, если мы будем рассматривать пользование почвой и самые участки земли с общей точки зрения нашей науки и изучать их: насколько они — блага высшего порядка в их отношениях к соответствующим благам низшего порядка и в особенности к комплементарным благам.

Выше мы пришли к выводу, что совокупность благ высшего порядка, необходимых для производства какого-либо блага (включая сюда пользование капиталом и деятельность предпринимателя), находит меру своей ценности в предполагаемой ценности продукта. Где пользование землей служит производству благ низшего порядка, там оно находит, следовательно, в соединении с прочими комплементарными благами меру ценности в предполагаемой ценности блага низшего или первого порядка, для получения которого они предназначены, и чем эта последняя ценность выше или ниже, тем выше или ниже при равенстве прочих условий и ценность пользования землей. Что же до ценности, которую сами по себе представляют для хозяйствующих людей конкретное пользование почвой и конкретные участки земли, то она, как и у всех других благ высшего порядка, регулируется тем положением, что ценность блага высшего порядка тем значительнее, чем больше ценность предполагаемого продукта и чем ниже при равенстве прочих условий ценность комплементарных благ высшего порядка [ценность земельных участков сообразуется с предполагаемой ценностью пользования землей, а не наоборот, последняя — с ценностью участков. Ценность земельных участков есть не что иное, как предполагаемая ценность всех актов пользования землей в совокупности, определяемая в данный момент. Чем выше предполагаемая ценность актов пользования землей и чем ниже ценность пользования капиталом, тем выше и ценность земельных участков. Впоследствии мы увидим, что ценность благ есть основание их цены. Если в периоды хозяйственного подъема народа замечается обыкновенно более быстрый рост цен земельных участков, то это имеет свое основание, с одной стороны, в росте земельной ренты, а с другой стороны, в падении уровня процента].

Пользование землей, словом, подчиняется относительно своей ценности тем же общим законам, как и, например, пользование машинами, инструментами, жилыми домами, фабриками, как и все остальные экономические блага, какого бы вида они ни были.

Этим, однако, нисколько не отрицаются своеобразные особенности пользования почвой или земельных участков, как и многих других родов благ. Блага, о которых здесь идет речь, подлежат обыкновенно распоряжению народа в определенном количестве, не поддающемся легко увеличению, они неспособны к перемещению и чрезвычайно разнообразны по качеству. К этим трем причинам можно свести все особенности, которые мы наблюдаем в явлениях ценности пользования почвой и земельных участков, но все это в совокупности такие особенности, которые имеют отношение только к их количеству, доступному распоряжению хозяйствующих людей вообще, и жителей определенных территорий в особенности, и к их качеству, т. е. это моменты определения ценности, влияющие не только на ценность пользования почвой и земельных участков, но и на ценность, как мы видели, других благ, а значит, интересующие нас здесь явления не носят исключительного характера.

То обстоятельство, что и цена труда [своеобразность труда, влияющая на соответствующие явления ценности, заключается в том, что часть его связана для рабочего с неприятными ощущениями и поэтому затрачивается обыкновенно нс иначе, как под влиянием экономической выгоды, возникающей для рабочего из этой деятельности. Труд такого рола редко приобретает поэтому неэкономический характер для общества, но все же обыкновенно сильно преувеличивают ценность, которую представляет в общем бездеятельность для рабочего. Занятия громадного большинства людей доставляют им удовольствие, составляют для них прямо удовлетворение их потребности и были бы исполняемы, хотя бы и в меньшем размере и измененном виде, и тогда, когда бы нужда и не заставляла их прибегать к своим силам. Проявление своей силы для нормально организованного человека — потребность, и если тем не менее мало лиц работают, не имея в виду хозяйственных выгод, то основание этому не столько в неприятности работы, сколько в том, что имеется достаточно случаев вознаграждаемой работы. К видам труда следует решительно причислить также и деятельность предпринимателя . И она обыкновенно экономическое благо и как таковое представляет ценность для хозяйствующих людей. Особенности этой категории труда — двоякого рода: а) он по своей природе не товар (не предназначен к обмену), и поэтому по отношению к нему не происходит явления образования цен; b) он предполагает необходимо распоряжение капиталом, ибо без этого не может быть осуществлен. Это обстоятельство ограничивает вообще количество предпринимательской деятельности, находящейся в распоряжении народа, и в особенности такой, которая осуществляется только при условии, что соответствующим хозяйствующим субъектам доступно распоряжение большим капиталом. Кредит увеличивает, а непрочность правовых отношений уменьшает это количество] подобно цене пользования землей может быть сведена к цене издержек его производства только путем величайших натяжек, повело к установлению особых оснований для этой категории явлений цены. Самый простой труд, говорят теории, должен прокормить рабочего и его семью, иначе предоставление его в распоряжение общества не будет продолжительным; но труд не может также давать рабочему сколько-нибудь значительно больше того, что требуется для поддержания жизни, потому что в противном случае увеличится число работников, что приведет снова цену труда к прежнему уровню. Поэтому минимум средств существования есть принцип, регулирующий цену наиболее простого труда, а более высокая цена остальных видов труда должна быть сведена на затрату капитала, на ренту с таланта и т. д.

Опыт, однако, показывает нам, что бывают конкретные случаи приложения труда, совершенно бесполезного и даже вредного для хозяйствующих людей, который, следовательно, совсем не представляется благом; в других же случаях труд, оставаясь благом, не проявляет, однако, экономического характера и ценности и, таким образом, как и в предыдущих случаях (мы это ниже увидим), тоже не может иметь цены (сюда принадлежит всякий труд, который по каким-то причинам предоставляется в распоряжение общества в таком большом количестве, что приобретает неэкономический характер, например труд, связанный с некоторыми неоплачиваемыми должностями, и т. д.). Словом, труд не является сам по себе и при всех обстоятельствах благом, а тем более благом экономическим, он не представляет неизбежно ценности. Поэтому не всякий труд вообще может иметь цену, а тем более цену определенную.

Опыт учит нас также и тому, что часто рабочий не может обменять свой труд на самые необходимые средства существования [в Берлине ни одна белошвейка не может заработать себе трудом рук своих при 15-часовом ежедневном шитье необходимые средства к жизни. Ее вознаграждение может покрыть расход на пищу, квартиру и дрова, но на одежду она не зарабатывает себе даже при самом напряженном прилежании (ср. Карнапа в Deutsche Vierteljahrschirft. 1868. II. Abt. S. 165). Подобное можно наблюдать и в других больших городах], между тем как за другие виды труда легко получить количества благ, в 10, 20 и даже в 100 раз превышающие средства, необходимые для поддержания существования одного человека. Где даже действительно труд человека выменивается на средства, нужные ему для поддержания существования, там это только следствие того случайного обстоятельства, что он ввиду общих оснований образования цен может быть выменен только за эту и ни за какую другую цену. Средства существования или имеющийся главным образом в виду минимум их не. может поэтому быть ни непосредственной причиной, ни определяющим принципом цены труда [образ жизни рабочих обусловлен их вознаграждением, а не вознаграждение образом их жизни, хотя это и утверждали часто, смешивая так странно причину с действием].

На самом же деле и цена конкретного труда регулируется, как мы это впоследствии увидим, подобно цене всех других благ сообразно с его ценностью. А эта последняя определяется, как выше было изложено, величиной значения удовлетворения потребности, которое не последует, если в нашем распоряжении не окажется данный труд. Если же труд является благом высшего порядка, то ценность его прежде всего непосредственно определяется тем положением, что блага высшего порядка имеют для хозяйствующего человека тем большую ценность, чем выше предполагаемая ценность продукта при одинаковой ценности комплементарных благ высшего порядка.

Неудовлетворительность теории, по которой цена благ объяснялась ценой благ высшего порядка, затраченных на производство первых, должна была естественно проявиться и там, где ставился вопрос о цене пользования капиталом. Выше мы подробно изложили конечные причины экономического характера благ этого рода и их ценности и указали на ошибочность той теории, которая изображает цену пользования капиталом как вознаграждение за воздержание владельца капитала. На самом деле цена пользования капиталом — такое же следствие, как мы увидим дальше, его экономического характера и его ценности, как и цена всех остальных благ; определяющий же принцип этой ценности в свою очередь тот же, что и у благ вообще [особенность представляет образование цены пользования капиталом настолько, как мы это увидим позже, насколько отчуждение этого пользования не может в большинстве случаев произойти без перехода права собственности на соответствующие капиталы к покупателям пользования капталом, — обстоятельство, которое заключает в себе опасность для владельца капитала н ведет к вознаграждению его премией].