Первые сто дней большинства современных президентств проносятся стремительно с готовой двигаться приходящей командой, всё ещё пребывающей в эйфории от своей победы и с энтузиазмом большинства американцев у них за спиной. Трамп не получил большинства голосов избирателей, и это, наряду с подозрениями о вмешательстве России, омрачило победу. Первые дни президентства Трампа характеризовались хаосом и конфликтом, что не удивительно, а также стремительным потоком административных указов, спорных твитов и непрекращающегося негодования со стороны демократов, которые начались с самых крупных и громких протестов цифровой эры.
Трамп не терял времени даром, демонтируя наследие Обамы. Спустя несколько часов после принесения присяги он подписал административный указ, направленный на отмену Закона о доступном здравоохранении.
На второй день, 21 января, я возвращалась в Белый дом, на этот раз на внедорожнике. Когда мы двигались по Семнадцатой улице, внезапно мою машину окружили женщины в розовых шапках. Первый Женский марш был в самом разгаре. Протестующие несли таблички с надписями: «Дорогие ВСП и Трамп: наши киски — не ваше собачье дело», «Жизни чёрных важны» и «Руки прочь от нашей страны!». Протестующие были настроены мирно; я не видела никого, кто выглядел бы враждебно.
Едва сев за стол, я позабыла об этих вязаных шапках, полная трепета от важности ответственности за руководство страной. То, что я стану делать за этим столом и вне его окажет влияние на жизни многих и изменит ситуацию для семей.
Моим первых действием в качестве ПП стал запрос на основное оборудование и мебель. Все были ошеломлены полным отсутствием инструментов и услуг, необходимых для выполнения нашей работы. Мы все были готовы и воодушевлены взять бразды правления, но сперва нам требовалось выяснить, как включить телефоны.
Несмотря на оперативные недостатки, мы должны были сразу взяться за дело. Но у нас не было организации для реализации амбициозной повестки дня, определённой президентом и его старшими советниками, включая меня. Одно дело было сказать: «Мы собираемся изменить налоговый кодекс!» или: «Нам нужен законопроект об инфраструктуре!», но без персонала, чтобы воплощать эти идеи, всё стояло на месте. Людские ресурсы были весьма ограничены. Тысячи должностей сотрудников штатного расписания C, которые мы должны были заполнить во время переходного периода (многие из которых по сей день остаются незаполненными) всё ещё были вакантны. Отсутствие команды поддержки и оперативной команды блокировало движение вперёд.
Трамп начал подписывать административные указы (АУ) — директивы президента, становящиеся законом в ожидании судебной проверки. Мы просили его вести себя «более по-президентски», и подписание АУ было одним из способов сделать это. Тем не менее, без людей и материально-технического обеспечения для их реализации они могли оставаться лишь нацарапанными в блокноте каракулями.
Позже в тот же второй день Трамп выступил в Вирджинии в штаб-квартире ЦРУ и завёл волынку о размере толпы на инаугурации, сказав: «У нас было огромное поле людей. Вы их видели. Битком. Я встал этим утром, включил одну из сетей, а они показали пустое поле. Я сказал, погодите минутку, я произносил речь! Я огляделся по сторонам, поле было — выглядело, словно миллион, полтора миллиона людей. Они показали поле, на котором [не было] практически никого. И они сказали: ‘Дональд Трамп не особо привлёк’. Лжецы! Фейковые новости!».
Когда меня спросили о размере толпы, я не захотела рассказывать ему, что инаугурационный комитет сделал практически невозможным для меня и Такера Дэвиса получить билеты для чернокожего сообщества. Поговаривали даже о том, чтобы брать с людей плату за присутствие. На одном из заседаний комитета я твёрдо высказалась, что большинство чернокожих людей не станут присутствовать на инаугурации и уж точно не станут платить, чтобы пойти на мероприятия Трампа. Мы с Такером представляли на рассмотрение список за списком возможных имён, и лишь половина из них были одобрены, словно число мест было ограничено. Мы были разочарованы и сбиты с толку этим сопротивлением. Я могла бы объяснить президенту, почему таким низким было присутствие на инаугурации, но в том момент это ничего бы не изменило.
Вместо того, чтобы на второй день президентства Трампа праздновать победу, мы погрязли в преувеличениях, протестах и сравнительных фотографиях Национальной аллеи со скромной инаугурацией Трампа, привлёкшей лишь 306 000, и рекордной толпы в 1,8 миллиона на инаугурации Обамы в 2009 году. Массовое участие в Женском марше — по меньшей мере, пятьсот тысяч в Вашингтоне; пять миллионов по всему миру — тоже его раздражало. Президент просто вынести не мог, чтобы его превзошла по размеру кучка женщин в розовых шапках или чернокожий мужчина, особенно тот чернокожий мужчина.
Для обсуждения этого вопроса немедленно собралась коммуникационная группа. Через двадцать минут в комнате погас свет, и мы не смогли разобраться, как его снова включить.
Администрация Обамы установила энергосберегающую систему, чтобы свет выключался спустя определённое время. Так что если наше совещание длилось дольше двадцати минут, внезапно гас свет. Как только мы это выяснили, кому-нибудь приходилось махать рукой перед датчиками, чтобы снова его включить, и мы могли продолжать. Это было так утомительно, что мы обычно говорили: «Да не включайте его». В конце концов пришли инженеры и настроили таймер. Но первую неделю или около того мы буквально и фигурально управляли в потёмках.
Недавно назначенный пресс-секретарь Шон Спайсер, переговорив в Овальном кабинете с Президентом Трампом, предложил решение. «Мы поддержим его», — сказал он. — «Если президент говорит, что там было полтора миллиона человек, мы это подкрепим».
21 января, на второй день, я присутствовала на первом официальном брифинге для прессы Шона Спайсера. Я сидела рядом со Стефани Гришэм, Хоуп Хикс, Келлиэнн Конуэй и Сарой Хакаби Сандерс. Мы смотрели, как Шон заявил: «Самая большая аудитория, которая когда-либо была свидетелем инаугурации — пауза — как лично, так и по всему миру». Сложно было сохранять серьёзное выражение лица, когда Шон выдавал эту ложь американскому народу, а затем отказался отвечать на вопросы пресс-корпуса. На следующий день Келлиэнн Конуэй пришла на «Встречу с прессой». Чак Тодд спросил её, почему Шон Спайсер на самом первом брифинге для прессы сказал американскому народу легко проверяемую ложь, и означает ли подобная ложь в отношении чего-то столь незначительного, что он станет лгать и на более крупные, более важные темы. Она выкопала яму в десять раз глубже, сказав: «Шон Спайсер предоставил альтернативные факты». Затем она переключилась на провалы Обамакер и государственной системы образования. Она также упрекнула Тодда в предвзятости по отношению к Трампу, задав враждебный тон в отношениях со СМИ с третьего дня.
* * *
Поздравляю с вашим назначением на должность Помощника Президента нашего 45-го Президента Соединённых Штатов, Дональда Д. Трампа. Какой это будет абсолютно исторический уикэнд!
Президент будет рад пригласить вас и четырёх гостей в это воскресенье (1/22) в Белый дом на скромную церемонию и частное мероприятие, чтобы отметить вас и вашу напряжённую работу для него и нашей страны.
Спасибо!
Кэти Уолш, заместитель руководителя аппарата
На четвёртый день моя мама, вдова, трудившаяся на двух работах двенадцать часов в день, чтобы прокормить своих четверых детей в муниципальном жилом комплексе «Уэстлейк», присутствовала там, чтобы увидеть, как её дочь присягает служить президенту на самом высоком уровне Белого дома. К ней присоединились мои друзья Шеннон Джексон и Аиша Макклендон, работавшие двадцать лет назад со мной в Белом доме Клинтона. Мои воспоминания о том дне отфильтрованы сквозь мамины глаза, и я была благодарна ей за всё, что она для меня сделала. То, что я смогла заставить её гордиться мной, нисколько не умаляло того, что я надеялась сделать, чтобы отблагодарить её за страдания и жертвы ради меня. Мы сделали много фотографий с президентом, вице-президентом и другими ПП и их семьями.
На нашем совещании мы обсудили тему дня номер один, фразу Келлиэнн об альтернативных фактах. Келлиэнн была в восторге от того, что её ролик с Чаком Тоддом посмотрели миллионы, и он оказался в заголовках каждой газеты страны. У меня появилось ощущение, что Келлиэнн так же страстно увлечена своим присутствием в СМИ, как и повесткой дня Трампа.
Тем временем я всё ещё ждала столы и стулья — и мышеловки. Белый дом — очень старое здание, и мыши — его самые давние обитатели. Каждый раз, передвигая мебель мы замечали, как они юркают в маленькие отверстия в исторических стенах.
Также на четвёртый день Трамп подписал АУ, восстанавливающий глобальную политику затыкания рта, запрещающую федеральное финансирование любых международных организаций здравоохранения, делающих аборты или предоставляющих какую-либо информацию нуждающимся женщинам. Когда он подписывал эту директиву о доступе женщин к охране репродуктивного здоровья, его окружали Майк Пенс, Джаред Кушнер, Стивен Миллер, Роб Портер, Стив Бэннон и ещё несколько белых мужчин в тёмных костюмах. Для человека, помешанного на картинке и «основном составе», это была катастрофа. Поскольку проблемы женщин подпадали под эгиду ОСО, мне пришлось отвечать на звонки с протестами и озабоченностью от женских групп избирателей. Я сказала старшим сотрудникам: «Мы в этой администрации вообще не можем делать ничего, имеющее отношение к женщинам, опять же, правам женщин, без предварительного обсуждения с группами за права женщин, и уж точно не с кучкой стоящих за спиной президента мужчин».
Когда я упомянула это, казалось, люди были недовольны, что я указала на детские ошибки Хоуп и случайные ошибки Райнса. Но я чувствовала, что должна. Больше никому не хватило смелости сказать это вслух.
Присутствие Майка Пенса было чрезвычайно оскорбительным для женских групп. Его послужной список в области законодательства против прав на репродуктивное здоровье — один из наиболее агрессивных. За время нескольких лет нахождения в Конгрессе и на посту губернатора Индианы он менее чем за четыре года подписал в своём штате восемь законов, направленных на ограничение абортов, включая законопроекты о неправильном развитии плода, которые бы заставляли предоставляющих эти услуги кремировать или хоронить останки плода; заставляли женщин проходить консультацию перед абортом, на которой им бы говорили, что они уничтожают человеческую жизнь; и запрещали женщинам абортировать плод, у которого диагностированы физические или умственные отклонения, а также не совместимые с жизнью состояния. Федеральный судья из Индианы позже заблокировал этот закон, не дав ему вступить в действие из-за противоречащих Конституции ограничений прав женщин на аборты. В Конгрессе Пенс стал соавтором законопроекта, гласившего, что больницы могут отказать женщине сделать аборт, даже если она без этого умрёт, за единственным исключением «насильственного» изнасилования (как будто само изнасилование не является насильственным); к счастью, он не прошёл. Он издал закон, ограничивающий доступ женщин к контролю над рождаемостью и боролся с финансированием планируемого родительства.
Трамп, Пенс и их компания сводили на нет всякую надежду на связь с женщинами и меньшинствами. Он окружил себя лишь элитой, богатыми белыми консервативными мужчинами. Я согласилась взять на себя грандиозную ответственность стать в Белом доме голосом своего сообщества и цветных женщин, и в тот момент поняла, насколько крутым будет мой подъём.
На шестой день, 25 января, Трамп повторил своё ложное заявление, что от трёх до пяти миллионов человек проголосовали незаконно. Он всё ещё оспаривал ноябрьские выборы, и будет продолжать делать это снова и снова по сей день. Он был одержим этими выборами и пришёл в ярость, когда выяснилось, что он проиграл всенародное голосование на несколько миллионов голосов. Свои первые несколько месяцев в Белом доме Трамп в своей личной столовой, комнате для отдыха, рабочем кабинете держал большие карты избирательных участков с красными и синими пометками. Большая часть страны была помечена красным, в то время как наиболее густонаселённые городские центры были помечены синим. Когда кто-нибудь входил, он указывал на карту и говорил о результатах выборов. Если вы приходили утром, он рассказывал историю своей победы с наглядной демонстрацией карты. Если вы приходили днём, то снова слышали ту же самую историю, слово в слово.
Было очень тревожно слушать, как он снова и снова говорит наедине о выборах. Он был весь взбудоражен и помешан на сообщениях «фейковых новостей». Я волновалась, что в свою первую неделю на посту он уже трещал по швам.
У нас у всех была работа и темы для обсуждения, но он хотел говорить лишь о выборах. Когда он писал в Твиттере о чём-то вроде незаконного голосования, моё беспокойство поднималось на более высокий уровень, потому что теперь его одержимость оказывалась в публичной сфере, что означало, что нам приходилось разбираться с этим публично.
Я верила, что если мы дадим ему верные данные, то он станет говорить и твитить об этой проверенной информации. Мы находились в Белом доме, со всеми доступными нам ресурсами для получения наиболее точных данных, какие только можно себе представить. Несколько дней я полагала, что должно быть в потоке поступающих ему точных данных какой-то сбой. Достоверную информацию доставляли ему в его папках утренних брифингов — всегда с заголовками из его любимых-до-ненависти газет «Нью-Йорк Таймс» и «Вашингтон Пост» сверху — но он игнорировал её в пользу непроверенной информации.
Вопрос заключался в том, выдумывает ли он что-то, или его информация поступает из-за пределов Белого дома? Мы быстро поняли, что президент, прожорливый потребитель СМИ, шарил по Твиттеру и находил информацию в сомнительных, случайных источниках, воспринимая всё прочитанное там как факт, и перепостил на всеобщее обозрение. Нам нужны были те, кто станет проверять факты, или хотя бы фильтр для постов ПСШ в Твиттере.
Райнс спустил директиву, что по умолчанию нашей позицией является поддержка всего, что скажет или напишет в Твиттере президент, независимо от точности. Фактически, большая часть моих дней — с первого до последнего — тратилась на формирование стратегии и защиту твитов и заявлений Трампа перед группами избирателей, которые он мог оскорбить в этот конкретный день.
К шестому дню я выработала распорядок дня:
7.00: Прибытие в Белый дом через Восточные ворота
7.30: Утреннее совещание в офисе Шона Спайсера в Западном крыле
8.00: Заседание старших сотрудников в офисе Райнса с примерно тридцатью людьми — ПП, Джаредом, Иванкой, Гэри Коном, генералом Келлогом, Спайсером, Бэнноном, Келлиэнн и т. д.
8.45: Завтрак в столовой Белого дома
9.00: Заседания ОСО в ЭИОБ
11.00: Снова в офис Шона на ежедневную подготовку брифинга для прессы
13.00: Ежедневный брифинг для прессы в зале имени Джеймса С. Брейди
14.00: Снова в ОСО для ответов на звонки избирателей или на встречи
17.00: Заседание сотрудников ОСО
18.00: Общее заседание в офисе Шона для подведения итогов
На протяжении первых ста дней, когда бы у президента ни проходили слушания в комнате Рузвельта, я всегда стояла рядом или сидела позади него. Когда он подписывал АУ, касавшиеся многообразия, женщин, ветеранов, любых групп ОСО — от дальнобойщиков до президентов колледжей — я находилась вместе с ним в Овальном или каком-либо другом месте. Каждый раз, когда я организовывала какое-либо мероприятие — к примеру, поход в Смитсоновский музей на месячник африканского наследия — я по меньшей мере дважды заранее информировала его. Так что в своём официальном качестве я три-четыре раза в неделю виделась с президентом.
Что касается незапланированных встреч — когда двери Овального кабинета был открыты, он сидел внутри, видел, как я прохожу мимо, и звал меня зайти — я дополнительно видела его два-три раза в неделю. Именно так я встретилась с канадским премьер-министром. Я просто выходила с заседания в комнате Рузвельта, и он крикнул: «Эй, Омароса, подойди познакомься с Джастином Трюдо!». Я была не против…
Большинство президентов не устраивали случайных встреч. Они придерживались своего расписания. Исключением были Клинтоны. Культура той администрации была более расслабленной. Бетти Керри была помощницей Клинтона, и она была из типа людей «Заходи!», с открытой дверью. Когда я была там сотрудницей среднего звена, то могла войти на заседание или привести свою семью, чтобы поздороваться. Возможно та оперативная обстановка была чересчур непосредственной, позволяя, к примеру, стажёрам проходить в личную зону Овального кабинета.
Трамп привык к тому, как вёл дела в «Башне Трампа», где у него была политика открытых дверей, и если у кого-то был вопрос или требовалось поговорить, то просто нужно было сунуть голову в его кабинет. Он ещё не перешёл на протокол Белого дома. Я ещё не перешла, и когда бы он ни приглашал меня войти, я приходила, запланировано или незапланированно. Во время наших незапланированных встреч президент вёл разговор обо всём, что приходило ему в голову, от запрета на поездки до Обамакер, и что у него было на ланч. Дональд любит поговорить, и ему очень нравится, когда его слушают. Примерно раз в неделю он звонил мне со словами: «Ты избегаешь меня? Я давно не видел тебя. Проверь моё расписание и приходи». Даже если я виделась с ним накануне.
Думаю, он был одинок, и ему нравилось видеть знакомое лицо.
На протяжении своего года в Белом доме я находилась в уникальном положении пребывания в двух мирах — работая в коммуникациях в Западном крыле и в ОСО в ЭИОБ — весь день и до позднего вечера бегая по всему комплексу с одного заседания на другое.
На восьмой день я появилась во «Взгляде». Дональд заранее подготовил меня к интервью, и велел быть сильной и не позволять им помыкать мной. Он сказал: «Омароса, иди в комнату совещаний». Подразумевая быть невозмутимой, спокойной и смертоносной. Мы рассмеялись. Он велел особенно остерегаться Джой Бехар, которая раньше была его с Меланьей подругой, и у него были доказывающие это фотографии. «Но она как змея отвернулась от меня», — сказал он.
Я попросила и получила инструктаж от команды представителей Белого дома и продюсеров «Взгляда» со списком тем, которые они хотели со мной обсудить: мою роль в Белом доме, мою первую неделю на должности, Женский марш. Они также пригласили на запись моего жениха Джона, прийти посидеть в первом ряду, чтобы поговорить о нашей предстоящей свадьбе.
Конечно же, вопросов, которые они на самом деле задавали мне, совсем не было в списке. Ведущие Джой Бехар и Санни Хостин набросились на меня по поводу налоговых деклараций, оскорбления инвалидов, хватания за киски. Бывшая ведущая Fox Гретхен Карлсон была очаровательной; единственная из всех. Я пункт за пунктом отбивала эти враждебные выпады, пока не заметила, как загорелось табло с минутным предупреждением. Они совсем не удостоили внимания моего жениха, прилетевшего из Джексонвиля, и нашу предстоящую свадьбу. Когда оставалось менее шестидесяти секунд, я вмешалась в разговор, чтобы представить его и, как и было обещано, закончить состязательный сегмент на чём-то хорошем. Моя заключительная фраза стала вирусной. Я сказала о Джоне: «Я так счастлива, что он здесь со мной и приносит мне такую радость. И надеюсь, что однажды, Джой, ты сможешь обрести в своей жизни подобную радость». Она выглядела взволнованной.
Дональд позвонил мне на следующий день, когда ещё не было пяти утра, и сказал: «Хорошая работа, хорошая работа, способ нанести ответный удар. Ты до сих пор в форме. Мне понравилось, как ты отшила Джой. Раньше она целовала нам задницы, а теперь она анти-Трамп. А пофиг».
На девятый день прямо мне в тарелку свалилось оказаться «оратором» дня. Трамп подписал АУ, на девяносто дней запрещавший въезд в Соединённые Штаты людям из Ирака, Сирии, Ирана, Ливии, Сомали, Судана и Йемена. Первый запрет на поездки касался обращения с группами меньшинств, так что попадал в мою сферу деятельности. Он преимущественно повлиял на цветных людей.
На коммуникационных совещаниях я доказывала, что запрет на поездки вызвал панику среди демократов — а также многих республиканцев — что их худшие опасения являются правдой, что Трамп был чудовищем, расистом, гонителем меньшинств. Я сказала: «Это способствует представлению, что администрация дискриминирует цветных людей со всего мира».
Старшие сотрудники возразили: «Ну, мусульмане — это не раса, это религия».
На мой взгляд, это было ещё хуже. Это был вопиющий запрет целой религии!
Примерно в это же время Стивен Миллер на совещании старших сотрудников пробежался по литании идей того, как сдержать иммиграцию, включая тактику разделения детей и их родителей на границе, если те пытаются нелегально проникнуть в страну. Мы в тот раз не обсуждали плюсы и минусы. Это была просто одна из многих идей из его списка. Я в жизни бы не подумала, что это вообще может осуществлено. Это был антитезис того, кто мы есть как американцы. Стивен Миллер всегда являлся источником идей, и некоторые из них доходили до крайности.
На этих совещаниях Майк Пенс защищал Трампа со словами: «Бог говорит мне поддержать президента. Бог говорит мне, что я здесь, чтобы служить». Соглашаться с Трампом, несмотря ни на что, его направляло высшее божество. Когда его задействовали в качестве ВП, говорили, что он принесёт иную перспективу — нравственную, христианскую перспективу — и выступать за сострадание. Но с тех пор, как его избрали вице-президентом Трампа, он единственный раз выступил с возмущением, когда генерал Майкл Флинн солгал ему о российских санкциях.
Введение запрета на поездки, мягко говоря, было плохо скоординировано. У офицеров и таможенников в аэропортах не было никаких указаний о том, как осуществлять эту политику. Свалка в аэропортах застала некоторых врасплох. Большая часть нашей работы по навёрстыванию упущенного была связана с отсутствием координации и обмена сообщениями. У нас мало или вообще не было предупреждений о деталях этого запрета — который то был запретом, затем не был, затем опять был.
На протяжении всей затянувшейся тяжбы вокруг запрета на поездки на передний план в самом деле вышел какнасчётизм. «Как насчёт того факта, что Обама сам поместил эти страны в список!». «Как насчёт рекорда Обамы по депортации нелегальных иммигрантов?». В мире Трампа единственной защитой в большинстве ситуаций был «какнасчётизм», главным образом в отношении Обамы и Клинтон.
Я считала, что стремление Трампа к запрету на поездки и массовым депортациям являлось реакцией на статистику Барака Обамы по депортациям. Дональд Трамп снова старался опередить Президента Обаму, которого прозвали «главным депортатором» за стремительный рост миллионов депортаций при нём. Уверена, что Миллер или министр внутренней безопасности генерал Келли дали ему числа, как много людей депортировал Обама в первый год, во второй год и так далее. Трамп хотел быть жёстким президентом; ему нужно было выполнять обещания своей кампании. Но ещё он в самом деле хотел превзойти Обаму. Весь этот эпизод являлся печальным началом президентства, наряду с тем, что был достоен морального осуждения.
Я отвечала за организацию мероприятий месячника африканского наследия в Белом доме, и планировала начать программу в первый день февраля, на двенадцатый день президентства Трампа, со слушаний с ПСШ и чернокожими лидерами. Я представила на одобрение Райнсу свой список приглашённых, и он ополовинил его. Он также вычеркнул имена нескольких чернокожих республиканцев, создавших ему проблемы в бытность его в НКРП, когда все его сотрудники-афроамериканцы ушли, что назвали «исходом чернокожих из ВСП». Согласовав и проверив список, мы застегнули все пуговицы и приготовились к мероприятию. Я подготовила материалы для краткой справки президенту и передала их накануне вечером.
Встревоженная, я рано отправилась в Овальный кабинет на брифинг с президентом. Я хотела обсудить его вступительное и заключительное слова. Кит Шиллер, с которым я дружила много лет, обещал мне лишние десять минут. В президентском времени это целая вечность. На наших брифингах внимание Трампа было рассеяно. Он не мог сосредоточиться, был раздражительным и немногословным. Обычно, когда ДДТ в подобном настроении, вы знали, что надо дать ему время и пространство. Но в данном случае я не могла себе этого позволить. Я обсуждала с ним его речь, но он не мог удержать в голове её тезисы. Я снова и снова проходила по ним, и по тому, что он должен сказать прессе после мероприятия. Но он не мог запомнить ключевые моменты и спотыкался на длинных словах, которые мы вычёркивали и заменяли более простыми терминами.
Перемены в нём с момента его зенита были драматичными. Тогда, в первом сезоне «Ученика», в одном из эпизодов была неразбериха, когда участник в одном из заданий потерял деньги, и они обсуждали цифры. Дональд Трамп по памяти повторил длинные последовательности чисел, мгновенно подсчитал их в голове и пришёл к выводу, что участника с плохой математикой следует уволить. Вот каким проницательным он был раньше. А сейчас? Клинок затупился.
Конкретно в этой речи я умоляла его не произносить: «Что нам терять?», и не обращаться к участникам «вы, парни», как он делал это на встрече со священниками во время кампании. «Вы, парни звучит уничижительно», — пояснила я ему. Он выглядел удивлённым. Я сказала: «Это плохо. Просто не говорите так. Вообще». Репетируя вступительное слово, он говорил отрывочно, не полными предложениями. Когда я попыталась поправить его, он расстроился и стал более раздражительным.
Я покинула Овальный кабинет, моля Бога, чтобы Дональд Трамп не отступил от сценария, не сказал ничего безумного и не отвлёкся от того факта, что это был первый день месячника африканского наследия. Он знал, что я беспокоилась, и сказал: «Я понял. Не волнуйся. Чернокожие меня любят!».
Как я и боялась, несмотря на то, что я до тошноты разжевала ему короткие предложения и ключевые моменты, он в своём вступительном слове отошёл от сценария и принялся импровизировать на тему выборов; рассказывать о ненависти к «оппозиционной партии», они же СМИ; приветствовать шахтёров Западной Вирджинии; и говорить откровенно безграмотные вещи, вроде: «Фредерик Дуглас является примером человека, проделавшего потрясающую работу, и, замечу, он становится всё более и более известным».
Это было ужасно. Он не знал, кто такой был Фредерик Дуглас, и пресса беспрестанно насмехалась над ним из-за этого. Это был первый из множества эпизодов, когда я проводила дни (недели и месяцы), работая над проектом или мероприятием на благо афроамериканского сообщества, сдвигала логистические горы, лишь чтобы увидеть, как Трамп одним своим комментарием или оскорблением уничтожает весь мой тяжкий труд. Я называла это получить «подножку от своего собственного товарища по команде». Я пыталась донести мяч, а он своим невежеством хватал меня за ноги. Сообщество должно было задуматься: «Чем конкретно там занимается Омароса, если Трамп всё время съезжает с катушек? Должно быть, она не выполняет свою работу». Если бы только они знали, какие усилия мне приходилось прикладывать, чтобы не дать Трампу в любой конкретный день выглядеть полным расистом.
На тринадцатый день в Белом доме разорвались петарды, когда появились новости о выходящем номере журнала «Тайм» со Стивом Бэнноном на обложке. Обложка гласила: «Великий Манипулятор». Из-за этой обложки Дональд лишился рассудка. Он в полной людей комнате очень громко злился на Бэннона, крича: «Он считает себя манипулятором? Думает, что он такой о**енно умный? Он считает, что может мной манипулировать? Идиот! Мудак!». В тот день было произнесено много ругательств. Его ярость вызвала одна лишь обложка, поскольку статью он не читал. Я уже прежде бывала стороне, испытывающей ярость Трампа, когда возникла та проблема на съёмках «Окончательного слияния» в отеле «Трамп» в Лас-Вегасе. Когда он выходит из себя, то — не может — не сдерживается, и на это страшно смотреть. Если он подобным образом станет говорить с дипломатом или главой государства, то это будет катастрофой.
Примерно в это же время по четвергам я отправлялась на Капитолийский холм на совещания в 11:00, а затем, в полдень, на специальные занятия по изучению Библии, очень частные внепартийные молитвенные собрания по приглашениям, проводимые сенатским капелланом контр-адмиралом Барри Блэком. Остальными участниками были сенаторы Кирстен Джиллибранд, Кори Букер, Джон Тьюн, Тим Кейпер, бывший сенатор Бланш Линкольн и Тим Скотт. Эти еженедельные сеансы являлись ключевыми для сохранения мною душевного равновесия и помогали обрести спокойствие в этой неослабевающей буре.
На семнадцатый день я убедила Райнса позволить мне поработать с Государственным департаментом, заняв место в делегации на Гаити на инаугурацию Жовенеля Моиза. Когда я сказала ДДТ, что буду отсутствовать пару дней, он спросил: «Зачем ты для своей первой зарубежной поездки выбрала эту дерьмовую страну? Тебе следовало дождаться подтверждения и поехать в Шотландию поиграть в гольф [на его поле] в Торнберри».
Я сделала ему замечание за принижение Гаити и рассказала обо всём, через что недавно прошла эта страна. Я также напомнила ему обо всех сделанных им во время кампании обещаниях гаитянскому сообществу, и что нам нужно выполнять свои обязательства помочь восстановить Гаити. Он не помнил ничего. Я напомнила ему, что он постоянно говорил о Гаити на протяжении кампании, особенно в Майами, где Трамп три или четыре раза встречался с членами гаитянского американского сообщества.
На восемнадцатый день Джеф Сешнс (которого Трамп за спиной называл Бенджамином Баттоном) был утверждён генеральным прокурором, несмотря на попытку демократов, возглавляемых Кокусом чернокожих депутатов Конгресса и, громче всех, сенатором Элом Франкеном, воспрепятствовать этому. От меня не ускользнула ирония его утверждения во время месячника африканского наследия. Моей политикой по отношению к Сешнсу было оставаться вежливой, но сохранять дистанцию. Вот как вы поступаете, будучи афроамериканским профессионалом в этой стране. Если каждый чернокожий будет уходить с работы из-за того, что кто-то на рабочем месте является расистом, немногие из нас останутся работать. Несмотря на их репутацию расистов я была подчёркнуто любезна со Стивом Бэнноном, бывшим главой антиимигрантских альтернативно-правых «Брайтбарт Ньюс», и Стивеном Миллером, протеже Сешнса, писавшим в средней школе и колледже направленные против меньшинств эссе. В отличие от этих «предположительно» расистов, у Сешнса был давний основательно задокументированный послужной список оскорбительной политики: дважды голосовал против включения сексуальной ориентации в определение «преступления на почве ненависти»; сказал, что НАСПЦ и АСГС являются «антиамериканскими» и «инспирированными коммунистами»; настаивал на только англоговорящем правительстве; и якобы отзываясь о некоторых постоянно использовал слово на букву «н».
На двадцатый день я на Борту номер два полетела в Нью-Йорк с вице-президентом Майком Пенсом и его женой Карен, чтобы присутствовать на ужине в честь Генри О. Флиппера, первого афроамериканца-выпускника Военной академии Соединённых Штатов в Вест-Пойнт.
После этого времени, проведённого с вице-президентом Пенсом, я стала беспокоиться о нём. Первое, на что я обратила внимание, это что люди из его свиты не переставали ошибаться, называя его президентом — иногда случайно. Я слышала, как в шутку с глазу на глаз говорили что-то вроде: «Когда мы возглавим…», или: «Когда вы станете президентом…». Я недвусмысленно спросила его, есть ли у него какие-то амбиции на высший пост после того, как у Дональда закончатся его два срока. Пенс ответил: «Два срока? Ты думаешь о двух сроках? Это здорово, Омароса, мне нравится твой ход мыслей. Я здесь, чтобы служить президенту. Я лишь верен президенту». Его хождение в ногу с президентом, жутко лучезарные взгляды и бездумное подчинение со временем станут источником юмористических шоу и политических мемов. Несколько месяцев спустя консервативный обозреватель Джордж Уилл назовёт Пенса «пуделем-лизоблюдом». Подозреваю, что Пенс просто выжидал, выглядя идеальным вице-президентом, пока Трамп не уйдёт в отставку, получит импичмент или отслужит свой срок.
21 февраля, на тридцать первый день, я договорилась с президентом посетить Смитсоновский национальный музей афроамериканской истории и культуры на Конститьюшн-авеню. Это была первая спланированная мною от начала до конца президентская поездка. Она включала непосильный объём логистики. Шестьдесят два человека — включая президента, Райнса Прибуса, Иванку Трамп, Кита Шиллера, президентского врача Ронни Джексона, Шона Спайсера, Стивена Миллера, Бена Карсона со всей семьёй, активиста и бывшего представителя штата Альведу Кинг, вспомогательный персонал, почётных гостей, пятнадцать репортёров — в кортеже из одиннадцати автомобилей должны были покинуть Южный портик Белого дома предположительно в 8:20, чтобы проехать пять минут до музея. Чтобы организовать эту поездку, Секретной службе пришлось перекрыть все улицы между этими двумя локациями.
Я провела брифинг с Дональдом накануне мероприятия. Я провела с ним брифинг перед тем, как мы покинули Белый дом. Я провела с ним брифинг, когда мы прибыли к музею. Даже пока мы шли и осматривали, я давала ему фразы, которые надо было произнести. Я попросила Коммуникационное агентство Белого дома установить телесуфлёр для его кратких замечаний, что они не смогли сделать из-за того, что поджимало время. Дональд читал свои замечания с листка бумаги, что было не очень хорошо, но, по крайней мере, это было лучше, чем оплошность с Фредериком Дугласом.
В качестве ведущего сотрудника этого мероприятия я не отходила от Дональда и отмечала галочкой каждую инструкцию, движение и официальное представление, которые были тщательно составлены и спланированы на протяжении нескольких недель. Всё прошло как по маслу, за исключением интервью для шоу «Сегодня», которое я организовала на площадке перед музеем. Это было первое интервью Трампа один на один с чернокожим репортёром с тех пор, как он стал президентом. Хотя Крэйг Мелвин предложил темы заранее, Дональд снова не стал придерживаться сценария.
Когда Президент Трамп и Крэйг Мелвин вторглись на неизведанную территорию, я принялась подавать сигналы «закругляться». У Дональда тоже было кое-что в рукаве. Он начал говорить о недавних нападениях на еврейские центры. Это было в новостях, и его враждебная риторика была обращена на рост вандализма и преступности антисемитской направленности. Я не переставала думать: «Почему он говорит об антисемитизме в Национальном музее афроамериканской истории и культуры?».
Я испытала облегчение, когда мы направились к кортежу. Дональд был впечатлён. Он сказал: «Отличная работа, малыш. Отличное мероприятие».
На сороковой день я объединилась с командой по национальной политике, чтобы пригласить семьдесят пять президентов исторически чёрных колледжей (ИЧКУ) на встречу со старшими сотрудниками Белого дома, министром Бетси Девос и вице-президентом Майком Пенсом. Я надеялась, что президент сможет заглянуть, и связалась, чтобы спросить о его доступности. Джаред Кушнер перезвонил и сказал: «Приведите группу». Приглашение явилось сюрпризом, и я спросила, не желают ли они посетить Западное крыло. Это было предложение, а не требование. Они все ответили утвердительно, и наша большая группа совершила пятиминутную прогулку в сопровождении Секретной службы. Оказавшись в комнате Рузвельта, я снова спросила, хотят ли они войти. Если нет, они могли бы остаться в комнате Рузвельта и поговорить с кем-нибудь из старших советников. Они все приняли приглашение. У них было несколько минут, чтобы пожать руку президенту. Трамп предложил сфотографироваться, и фотографу президента пришлось забраться на лестницу, чтобы запечатлеть всю группу. Затем вошёл пресс-корпус и тоже принялся фотографировать.
Келлиэнн тоже захотела сфотографировать группу и решила забраться на диван, чтобы сделать снимок. Пресса сфотографировала стоящую на коленях на диване, после того как сделала снимок, Келлиэнн. На следующий день заголовок был о босой Келлиэнн в Овальном кабинете, а не об исторической встрече с президентами ИЧКУ в Овальном кабинете. Она являлась исторической, потому что за восемь лет в должности Обама никогда не приглашал в Белый дом всех президентов. Но этот момент был опущен из-за Келлиэнн. На этот раз меня у самых ворот схватил мой собственный товарищ по команде.
В тот же самый день Трамп подписал АУ, который я проталкивала с самого первого дня, Административный указ Президента об Инициативе Белого дома по Содействию совершенству и инновациям в исторически чёрных колледжах и университетах. Этот АУ был важен, так как он переносил инициативу по ИЧКУ из Министерства образования в Белый дом. Дополнительно мы могли продолжать поиск финансирования колледжей через частный сектор. Фонд колледжа Тёргуда Маршалла, наряду с Национальной ассоциацией за равные возможности (НАРВ) и Объединённым фондом негритянских колледжей (ОФНК) поддержали этот АУ и призвали увеличить федеральный бюджет для ИЧКУ. Я училась в двух ИЧКУ, Центральном государственном университете и Говардском университете. Перед смертью моего жениха Майкла Кларка Дункана я также училась в Богословской семинарии Пэйна. Этот административный указ явился моим высшим политическим приоритетом за первые сорок дней администрации. Дональд поддержал меня в этих усилиях. Мы всё сделали как раз вовремя, двадцать восьмого февраля. Он неоднократно повторял, что финансирование ИЧКУ являлось одним из его приоритетов, и доказывал это.
В тот долгий день Дональд также произнёс свою первую важную речь, совместное обращение к Конгрессу. Я за кулисами работала со спичрайтером Стивеном Миллером, чтобы отметить в ней признание многообразия, начиная с первой строки: «Сегодня вечером, когда мы отмечаем завершение празднования месячника африканского наследия, мы вспоминаем о пути нашей страны к гражданским правам и о той работе, которую всё ещё предстоит сделать». Позже он рассказал об АУ и о работе по обеспечению государственного финансирования и грантов для ИЧКУ: «Мы должны обогатить разум и души всех американских детей. Образование — это вопрос гражданских прав нашего времени. Я призываю членов обеих партий одобрить законопроект об образовании, финансирующий выборы школ для неблагополучной молодёжи, включая миллионы афроамериканских и латиноамериканских детей».
Во время обращения к совместному заседанию Конгресса меня беспокоило то, как Майк Пенс битый час с благоговением глядел в затылок Трампу. Все старшие сотрудники считали, что Майк Пенс — степфордский вице-президент. Казалось очевидным, что он слишком идеален, чтобы быть искренним. Его с Трампом личности и мировоззрения были диаметрально противоположными. И всё же, Пенс соглашался со всем, что говорил или делал Трамп. В реальной жизни никто не излучает подобным образом обожание всё время. Если бы кто-то так на вас смотрел, вы бы забеспокоились и задумались о судебном запрете. Но Трамп не был нормальным человеком, и ему так нравилось очевидное обожание со стороны Пенса, что они организовали еженедельные совместные обеды. Возможно, его влечение к Пенсу являлось ещё одним признаком его одиночества. Никто другой в его жизни не таращился на него с таким обожанием, и уж точно не его жена теперь. (Может, Иванка?).
Критики хвалили Дональда за «президентское» выступление, что и являлось целью. Некоторые также обратили внимание, что он читает с телесуфлёров очень … очень … медленно. Я по временам «Ученика» знала, что Дональд не большой любитель читать. Работая с ним бок о бок на своих собственных брифингах, я пришла к пониманию, что он читает на уровне восьмого или девятого класса. Для кого-то этого достаточно, но для лидера свободного мира? От Барака Обамы, учёного, преподавателя мы пришли к Дональду Трампу, который был просто функционально грамотным.
Дональд обладает хорошей житейской смекалкой и талантлив в оперативном внесении корректив. Его приспосабливаемость являлась умением, дававшим ему преимущества как бизнесмену. Но для его нынешней работы ему нужно было уметь читать, и он старался изо всех сил. Я официально заявляю, что Дональд Трамп никогда от начала до конца не читал любые основные законодательные акты, программы и даже некоторые из этих административных указов, которые подписал. Старшие советники разжёвывали ему от пяти до десяти тезисов законодательного акта и воздерживались от любых обсуждений сложностей. До сегодняшнего дня его команда протаскивает законопроекты и АУ Трампа, а у Дональда лишь поверхностное понимание содержания того, что он подписывает в виде закона.
Когда Дональд сказал однажды, что хочет посоревноваться в IQ с Рексом Тиллерсоном, я подумала: «О, нет, ты этого не хочешь». Знаю, что люди будут тыкать в его богатство и говорить: «Ну, как ты можешь говорить, что он едва умеет читать, если он такой успешный бизнесмен?». Дональд всегда полагался на свою харизму, свою житейскую смекалку и доверенных советников, рассказывавших ему, что содержится в бумагах.
Все на самом высоком уровне Белого дома знают, что он с трудом осиливает большие документы или сложные брифинги. Они оправдывают его ошибки и обосновывают своё соучастие, как преданные последователи культа. Они считают его посланником, а не автором (или чтецом) послания. Харизма Трампа — вот что имеет значение. Он обладает способностью убеждать в своей правоте, и в том, что всё будет хорошо. Вы предпочитаете верить, потому что альтернатива, что он не обладает основными навыками для принятия ключевых решений, которые окажут влияние на жизни миллионов американцев и миллиардов людей по всему миру, пугает.
На сорок первый день меня попросили в этот раз упасть на меч и выступить с заявлением, что это я настояла, чтобы Келлиэнн сделала фото босиком, и что эта оскорбительная картина — которую сочли неуважительной по отношению к находившимся в комнате президентам колледжей — на самом деле так или иначе являлась моей ошибкой. Впрочем, это не имело никакого значения. Обратная реакция была скорой и резкой. Студенты ИЧКУ были в ярости, что их президенты позволили расисту использовать себя для фотосессии. В Говардском университете, моей альма-матер, студенты на асфальте кампуса сделали надпись из баллончика: «Добро пожаловать на Плантацию Трампа. Надзиратель: [Президент] Уэйн А. И. Фредерик». Некоторые из участников того, что я надеялась станет мероприятием по наведению мостов, немедленно прекратили со мной общаться и рассказали прессе, что их вынудили пойти в Овальный кабинет.
На сорок второй день, 2 марта, Джеф Сешнс, не столь преданный последователь, взял самоотвод от расследования Министерства юстиции связей администрации с Россией во время кампании. Трамп был в ярости! Это вызвало язвительные тирады о Бенджамине Баттоне в течение нескольких дней.
«Как низко пал Президент Обама, прослушивая [так] мои телефоны во время поистине священного избирательного процесса. Это Никсон/Уотергейт. Плохой (или больной) парень!». Твит Трампа, 4 марта 2017 года, 4:02.
На сорок третий день в Овальном кабинете воцарилась паранойя. Каждый день, получая ежедневное оповещение о твите, я думала: «Он вообще понимает, что отправил это?». Потому что из-за слабого контроля над своими порывами он никогда не останавливался, чтобы оценить или рассмотреть последствия отправляемого твита в глобальном масштабе. Дональд Трамп образца 2005 года обратился бы за консультацией и советом. В «Искусстве заключать сделки» он писал о пользе экспертов-консультантов, прежде чем принять решение. Тогда он мог обрабатывать сложную информацию, дифференцировать мнения и взвешивать последствия. Дональд Трамп образца 2017 года просто следовал за своими порывами, основанными на предрассветном звонке или на том, что он увидел по телевизору или прочитал в сети.
Он твитил, а мы всячески старались подготовить разъяснения для прессы в знаменитом зале для брифингов имени Джеймса С. Брейди. Я была там неотъемлемой частью. Вначале это было волнующее сидение в том историческом зале и наблюдение за обменом между пресс-корпусом и пресс-секретарём. Но со временем волнение потускнело.
Сперва брифинги для прессы Шона Спайсера являлись «Должны Видеть»-ТВ, и президент рулил ими из Овального кабинета, словно продюсировал очередной эпизод «Ученика». Мы начинали день очень рано с утреннего совещания в офисе Шона. Затем Шон, Хоуп, Келлиэнн и я неслись к Райнсу на заседание старших сотрудников. Иногда после этого у нас были общие совещания в комнате Рузвельта. Все эти заседания были посвящены поиску данных в поддержку твитов и комментариев Трампа и выработке правильной истории для подготовки Шона к ещё одному заседанию в 11:30 перед его брифингом для прессы. Директора по вопросам коммуникации каждого департамента должны были представить возможные вопросы на тему дня, которые мог задать пресс-корпус. Как для директора по вопросам коммуникации ОСО, для меня почти каждый день были темы, связанные с расой, ветеранами, женщинами или афроамериканцами. Я научилась очень тесно работать с Адамом Кеннеди, человеком, ответственным за сведение воедино справочника для брифинга.
Как только наиболее актуальные темы были отобраны, мы натаскивали Шона на вопросы, притворяясь дотошными репортёрами. Очень часто нам приходилось передавать эти вопросы и ответы юрисконсульту, чтобы понять, что можно было обсуждать с юридической точки зрения, и какими словами можно или нельзя было это формулировать. В других случаях Шон отправлялся прямо в Овальный кабинет и спрашивал Трампа, как тот хочет, чтобы Шон обсудил эту тему. У Шона были сложности с произношением определённых слов, так что нам приходилось прорабатывать с ним фонетически каждое из них. Он также начинал сильно заикаться, когда по-настоящему волновался, отчего казалось, что он лжёт, когда этого не делал. Он просто нервничал.
Трамп не помогал ему успокоиться. Он как обычно был весьма критичен и насмешлив, как в лицо Шону, так и у того за спиной. Помню как смотрела ролик с брифинга прессы с президентом, и тот сказал о Шоне: «Он выглядит как представитель магазина мужской одежды. Дёшево и безвкусно».
Идти на брифинг — всё равно, что выходить на поле по туннелю для команды гостей, со светом, камерами, микрофонами и осознанием того, что на тебя смотрят люди всего мира. Каждое слово, жест и заявление до бесконечности будут разбираться и анализироваться в двадцатичетырёхчасовом новостном цикле.
Все эти усилия по реагированию и поддержке катастрофических твитов часто являлись тратой времени. Пока мы изо всех сил старались сгладить негативные последствия одного твита, Трамп твитил прямо противоположное, не сказав никому заранее об этом. Публика узнавала об этом одновременно с нами, и мы были совершенно беззащитны.
Один мой друг сказал: «Тебе приходится быть направляющими рельсами для поезда Трампа, пытаясь сделать так, чтобы несущийся за всех парах поезд не сошёл с путей». Кое-что о направляющих рельсах: неважно, насколько они прочные, их всё-таки корёжит.
Меланья приехала из Нью-Йорка на проведение своего первого мероприятия в Белом доме, официального ланча только по приглашениям в честь Международного женского дня 8 марта. Я получила приглашение наряду с Иванкой, сенатором от штата Мэн Сьюзан Коллинз, Бетси Девос и Карен Пенс со своей дочерью Шарлоттой. Мероприятие проходило в красиво оформленной Парадной столовой. Меланья произнесла пылкую речь о равенстве и ужасном обращении с женщинами по всему миру.
Я на протяжении всего мероприятия одним глазом смотрела на Меланью. Оценить её настроение всегда было непросто при том, что она постоянно отгораживалась стеной. Казалось, Меланья с Иванкой хорошо ладили. Как и в большинстве взаимоотношений мачехи с падчерицей, в их были взлёты и падения, но по большей части женщины приняли друг друга.
На протяжении всего ланча Меланья, казалось, пребывала в хорошем расположении духа — пока на мероприятие только для леди не вломились двое мужчин.
Появились Дональд с Майком Пенсом. Дональд поздоровался с Меланией, но это был холодный приём, если они и прикоснулись друг к другу или поцеловались, то лишь формально. На протяжении нескольких минут, что он был на мероприятии, она держалась от него на расстоянии. Я обратила внимание, что пока он произносил перед присутствующими короткую речь, она смотрела на него с кривой полуулыбкой и сверкающим взглядом, словно с трудом выносила его присутствие на своём мероприятии и не могла дождаться, когда он уйдёт.
Я годами наблюдала, как Меланья наблюдает за Дональдом. До того как он завоевал пост президента, она всегда носила маску безмятежности. Не в её силах было изменить его поведение, так что, казалось, она с ним смирилась. В качестве защитного барьера Меланья между собой и всеми любопытными наблюдателями воздвигла стену безразличия. Во время кампании стена Меланьи оставалась на месте, потому что её совсем редко видели с мужем или на публике. СМИ не могли её найти.
Всё это изменилось, когда Трамп выиграл выборы. Теперь СМИ ловили каждое её мгновение. В день инаугурации Трамп поставил её в неудобное положение, не подождав её, когда они вышли из лимузина у Белого дома, чтобы поздороваться с Бараком и Мишель Обамой, и оставив её подниматься по лестнице без сопровождения, жгучий контраст с другими президентскими парами, которые традиционно проделывали этот путь вместе. Позже, во время церемонии инаугурации, видео запечатлело, как она улыбается Трампу, а затем, едва он повернулся спиной, улыбка растаяла в угрюмом выражении лица. Тем вечером на инаугурационном балу, когда пара неуклюже танцевала, всему миру казалось, что Меланья с отвращением реагирует на прикосновения своего мужа. Результатом явился хештег Свободу Меланье.
Возможно, что её желание оставаться в Нью-Йорке пока Бэррон не окончит учебный год, прежде чем переехать в Белый дом, явилось результатом дискомфорта из-за утраты ею неприкосновенности частной жизни и того, как СМИ открыто совали нос в трещины в их двенадцатилетнем (на тот момент) браке.
Но, по моему мнению, начиная с её мероприятия на Международный женский день, когда она не старалась скрыть своё раздражение мужем, она начала понимать, что у этого пристального внимания могут быть свои преимущества. Статус Первой леди позволял Меланье обрести свой «голос», пусть и не облачённый в реальные слова. Ей никогда больше не будет комфортно выступать на публике, не после унижения на конвенте НКРП. Однако, она могла использовать выражение лица, язык тела и линию поведения, чтобы делать заявления, и обрести меру власти и контроля в своём браке. Мне было любопытно наблюдать, как эти перемены в Меланье — для кого-то незначительные, а с моей точки зрения сейсмические — постепенно появляются.
На пятьдесят первый день «Субботним вечером в прямом эфире» с экспертной точностью остроумно высмеяли Иванку Трамп в пародии на рекламу со Скарлет Йохансон в роли Иванки, продающей духи с названием «Соучастник». На совещании старших сотрудников Иванка не прекращала стенать о том, как это было оскорбительно и постыдно. Все мы бывали объектом нападок СВПЭ. За время моего пребывания в мире Трампа меня изображали трое разных актёров: Майя Рудольф, Сашир Замата и Лесли Джонс. Бэннона изображали как Смерть. Кейт Маккиннон высмеяла Келлиэнн. Шона Спайсера неделю за неделей уничтожала Мелисса Маккарти (за это она получит «Эмми»). Всех нас задели, а многих из нас в шоу на той же самой неделе. Но Иванка не прекращала говорить о том, как над ней поиздевались. Как и её отец, Иванка была тонкокожей и, казалось, не понимала шуток.
Дональд сказал Иванке: «Дорогая, тебя так сильно достают! Зачем тебе всё это? Просто вернись и управляй компанией. Я не могу защитить тебя здесь. Мне не нравится, как сильно они тебя достают!». Он хотел, чтобы Джаред с Иванкой покинули Белый дом. Его задевало, когда люди нападали на неё. Они это делали, чтобы добраться до него, и это работало. Когда она собиралась на важные встречи — вроде визита на встречу с папой римским, в Израиль, или на G7 — люди по всему миру посмеивались над ней. Он знал это благодаря своему ненасытному потреблению кабельных новостей. Все советники знали это, но никому не хватало мужества предложить альтернативу. Он также ощущал себя бессильным в своей неспособности защитить её. Пресса уничтожала Иванку, его драгоценную красивую девочку, и её семью, и он ничего не мог с этим поделать.
23 марта, на шестьдесят третий день, ОСО отвечал за организацию круглого стола с членами Американских ассоциаций грузовых автомобильных перевозок, дальнобойщиками и руководителями, чтобы обсудить вопросы охраны здоровья. Чтобы поприветствовать группу, Трамп забрался в кабину грузовика и корчил рожицы крутых парней, изображая, как ведёт грузовик. В считанные минуты эти фотографии превратились в сотни мемов.
На шестьдесят девятый день Иванка официально стала помощником президента. Оставляя в стороне внешнее возмущение кумовством и оспаривание прессой её компетентности, я была довольна её новым титулом. Я два месяца день за днём наблюдала Дональда в Белом доме с нарастающим беспокойством о его психическом состоянии. Казалось, он демонстрировал признаки ухудшения. Я главным образом списывала всё на то, что он оказался вне своей зоны комфорта в незнакомой обстановке и под огромным давлением новой должности, после того как несколько десятилетий действовал из «Башни Трампа», находясь у руля «Трамп Организейшн».
Его забывчивость и раздражительность нарастали. Каждый раз, когда приходил кто-нибудь новенький, чтобы провести с ним брифинг, он сердился и говорил: «Кто этот парень? Чего ему нужно?». Его возмущал тот факт, что у него ужасная команда. Он ненавидел сотрудников за цунами утечек. Он был параноиком и постоянно раздражался. Мне кажется, что выдвижение Иванки из советников в помощники дало ему меру эмоционального комфорта и поддержки, в которых он нуждался. В то время, как СМИ осуждали её выдвижение, я его приветствовала. Зная её четырнадцать лет и работая с ней в «Ученике знаменитости», я знала о её компетентности и проницательности. Я пометила назначить встречу, чтобы поделиться с ней своей озабоченностью по поводу забывчивости и странного поведения её отца. Я потом часто повторяла: «Ты нужна ему. Рада, что ты здесь».
Мне пришла в голову идея провести в марте в конце Месячника женской истории Группу по расширению прав и возможностей женщин, и я озвучила её на совещании старших сотрудников.
Келлиэнн сказала: «Отличная идея! Я её проведу!».
Я была согласна, чтобы она модерировала группу, и приступила к планированию. Вскоре после этого Райнс позвал меня в свой офис и сказал: «Сними Келлиэнн с этой группы. Мы хотим вместо неё Пэм Бонди». Пэм Бонди была генеральным прокурором штата Флорида, давнишней союзницей Трампа. Я спросила Райнса, почему они хотят Бонди вместо Келлиэнн, и он пожал плечами: «Просто нам кажется, что она будет лучшим выбором на роль хозяйки церемонии».
Донести плохие новости до Келлиэнн являлось моей обязанностью. Я отправилась в её кабинет и прямо сказала: «Эй, мы можем поговорить? Я только что вышла из офиса Райнса, и он сказал мне, что они не хотят тебя на группе по расширению прав и возможностей женщин».
Она открыла рот от изумления. «Почему?»
— Не знаю.
— Что даёт право Райнсу решать, кому модерировать женскую группу?
Хороший вопрос. Это могло быть связано с нарастающим напряжением между людьми НКРП (Райнс, и т. д.) и людьми из кампании Трампа, одним из которых являлась Келлиэнн. Это могло быть связано с долгом Райнса или Трампа перед Бони. Это могло быть из-за того, что Бонди являлась избранным генеральным прокурором, свежее лицо в Белом доме.
В любом случае, Келлиэнн из-за этого разозлилась. Она несколько дней дулась из-за проявленного неуважения. Но, будучи расчётливым созданием, она знала, когда выбирать свою битву. На мероприятии — которое Бонди прекрасно провела — Келлиэнн сидела в первом ряду, обнялась со всеми участниками и вела себя как королева бала. Она знала, как надо выглядеть, независимо от того насколько оскорблённой и проигнорированной она себя чувствовала.
7 апреля, на семьдесят восьмой день, Нил М. Горсач был утверждён Сенатом на пожизненную должность судьи Верховного Суда. Для Трампа это была огромная победа. Он был и есть одержим назначением в состав коллегии судей, согласных с его взглядами. Кто-то сказал ему, что назначение похожих на Трампа федеральных судей является лучшим способом расширить пределы его президентства далеко за годы его нахождения у власти. Может он и шутил по поводу избавления от ограничений президентского срока, но его реальной повесткой дня является на грядущие десятилетия обеспечить в судебной системе своё наследие. И если вы этого не пугаетесь, то следовало бы. Он потихоньку в этом преуспевает.
На семьдесят девятый день я вышла замуж!
В моей профессиональной жизни всё было чахлым, но это уравновешивалось моей личной жизнью. Свадьба с моим красивым женихом преподобным Джоном Алленом Ньюманом, пастором храма Баптистской церкви Голгофы в Джексонвилле, штат Флорида, была запланирована на начало апреля. Произошло несколько вещей, заставивших нас перенести свадьбу из Джексонвилла в Вашингтон. Во-первых, в феврале на моей последней проповеди и прощальной церемонии в своей домашней церкви в Лос-Анджелесе, Миссионерской баптистской церкви на Уэллер-стрит, где я почти десять лет служила помощником пастора у старшего пастора К. В. Таллосса, нас осадила толпа протестующих. Они заблокировали парадный вход церкви и держали таблички с критикой администрации Трампа. Затем мы получили серии звонков с угрозами, в которых говорилось, что протестующие в день нашей свадьбы придут и в церковь Джона. Я сообщила об этом Секретной службе и нашей личной службе безопасности, которые посоветовали мне подумать над переносом свадьбы в Вашингтон, где была лучшая юрисдикция на тот случай, если что-то случится.
Менее чем за два месяца до моей свадьбы мы решили перенести её в Вашингтон. Мы выбрали место всего в нескольких кварталах от Белого дома — отель «Трамп Интернешнл» был более чем готов принять нас, учитывая исключительные обстоятельства.
Свадьба была чудесной, в теме цветения вишни, в тон проходившим в тот же день параду и фестивалю цветения вишни. Сто пятьдесят гостей угощались семи-ярусным тортом. К сожалению, Дональд находился в Мар-а-Лаго с президентом Китая, и не мог присутствовать. Келлиэнн с Сарой накануне устроили мне девичник в ресторане напротив Белого дома. Это действительно был счастливейший день в моей жизни. После свадьбы и позднего завтрака в отеле мы устроили приём в африканском стиле в Парке на Четырнадцатой. На следующий день мы поздно завтракали в отеле «Четыре сезона», где продолжали угощаться конфетами на тему цветения вишни. Я так ждала нашего медового месяца и столько необходимого перерыва. Мой муж выбрал Белладжио, в Италии, на озере Комо, где также был дом у Джорджа Клуни. Неделя в Италии пролетела слишком быстро, и мне пришлось вернуться в болото и к своим обязанностям в Белом доме.
На восемьдесят третий день Дональд сбросил «Мать всех бомб» — самую мощную неядерную бомбу из американского арсенала — на сеть пещер в Афганистане. Он был одержим ею. Он на несколько последующих недель зациклился на ней, и его пересказ этой истории, казалось, на какое-то время потеснит его постоянный рассказ о Ночи выборов. Если кто-нибудь заходил в его офис, он потчевал их рассказом: «Я сидел там с шоколадным тортом, а они вошли и сказали: ‘Мы собираемся сделать это!’, и я дал разрешение. Я сказал им, что они могут сбросить ‘мать всех бомб…’». Он повторял это снова и снова, как будто заново переживал всё это вместе с тем, кто составлял ему компанию. «Вы видели, как сбросили ту ‘мать всех бомб’?». На следующий день: «Боже мой, та ‘мать всех бомб!’. Вы видели её?».
Я серьёзно стала подозревать, что президент бредит, или у него психическое расстройство, заставляющее его изо дня в день всё забывать. Был ли Дональд ущербным как Рональд Рейган, в то время как все вокруг него рулили шоу и прикрывали его? Был ли Майк Пенс его Нэнси Рейган с теми же пошлыми обожающими взглядами?
Но это не могло быть правдой. Это был Дональд! Человек, которого я знала всегда, славящийся своей проницательностью и хитроумностью. Он просто был ошеломлён, как и все мы, ужасающей ответственностью за руководство страной.
17 апреля, на восемьдесят восьмой день, Меланья Трамп организовала 139-й ежегодный Праздник пасхальных яиц в Белом доме, который должен был быть безобидным внепартийным мероприятием. Дональд стоял на балконе Трумэна с человеком в костюме кролика. Он выглядел напряжённым и испытывающим неудобство, и, как и следовало ожидать, мемы были беспощадны. Дональд во время исполнения национального гимна забыл приложить руку к сердцу, и Меланье пришлось слегка подтолкнуть его, чтобы напомнить. Появилось расширенное семейство Трамп, все мужчины в синих костюмах, а все женщины в обтягивающих платьях без рукавов. На прошлом мероприятии Обама читал детям «Там, где живут чудовища». Трамп не собирался читать на публике, если мог этого избежать, даже детскую книгу, так что эта обязанность легла на Меланью, которая порадовала детей чтением на Южной лужайке с достоинством и изяществом «Вечеринки зверей» Кэти Ли Гиффорд.
Но и это событие было спорным. Для начала, мы не смогли раздать билеты. Прошлый Праздник пасхальных яиц при Обаме привлёк к Белому дому толпу более чем в тридцать пять тысяч человек. Размер толпы всегда был яблоком раздора, особенно когда Трампа сравнивали с Обамой. Мало того, что снизился спрос на билеты, пришедшие люди преимущественно были белыми. Нехватка многообразия во время Праздника пасхальных яиц была довольно заметной.
Мероприятие проводилось совместно с управлением по социальным вопросам, и ОСО отвечал за приглашение различных групп избирателей. Я потратила неделю, пытаясь выстроить группы многообразия для участия в Празднике пасхальных яиц, но никто не захотел прийти!
Мы пробыли здесь всего сто дней. Теперь в любой момент всё должно было утрястись. Мы перестанем защищать твиты и станем трудиться над достижением наших целей. Как только протесты утихнут, всё вернётся на круги своя.