В минуты, предшествовавшие моей первой личной встрече с Дональдом Трампом, я была уверена, что следующие двадцать четыре часа изменят мою жизнь. Я стояла в «Башне Трампа» и оглядывалась по сторонам. Там было тепло от освещавших каждого из нас, всего шестнадцать человек, софитов. За большой стойкой регистрации сидела Робин Химмлер, одна из исполнительных помощников Трампа. Голос Робин нарушил мои грёзы: «Мистер Трамп сейчас встретится с вами. Вы можете заходить вон туда».

Под «вон туда» она имела в виду конференц-зал «Ученика», где сидел Дональд Трамп со своими двумя советниками, Джорджем Россом и Кэролин Кепчер. Как только мы войдём в эти двери, действительно начнётся приключение всей жизни.

Шестнадцать участников первого сезона «Ученика», включая меня, перед началом съёмок шоу были изолированы на неделю. Нам не разрешалось встречаться или говорить друг с другом, и нас держали в разных отелях. Когда нас наконец доставили в «Башню Трампа» по адресу 725 Пятая авеню, мы впервые смогли оценить конкурентов.

Дональд просил нас обойти вокруг стола и представиться по шаблонному сценарию краткого рассказа о себе для шоу: «Меня зовут Омароса Мэниголт-Сталлворт. Я выросла в муниципальном жилье, но теперь я кандидат наук и работаю политическим консультантом. Четыре года назад я работала в Белом доме на президента Соединённых Штатов».

Не знаю, был ли Трамп кратко посвящён в углублённую биографию. Полагаю, он кое-что знал о моём прошлом, но не всю историю.

* * *

Когда моя мама, Тереза Уолкер, встретилась с моим отцом, Джеком Мэниголтом, водителем-дальнобойщиком, они влюбились, поженились, и один за другим у них появились мой брат Джек-младший, затем моя сестра Глэйдис и, наконец, я. Я родилась в 1974 году, в год вспышки торнадо. Огайо попал под самую яростную из когда-либо зафиксированных на тот момент вспышек торнадо — тридцать один, включая меня.

Мы жили в «Уэстлейк Терис», жилом комплексе казарменного типа на четыреста блоков в Янгстауне, штат Огайо. Построенный в 1940-х, Уэстлейк был одним из первых в стране муниципальных жилых комплексов, расположенным рядом с рекой Махонинг, шоссе и заводом «ЮС Стил Охайо Воркс». На своём пике, Янгстаун был шумным производителем стали, а когда сталелитейная промышленность рухнула, город опустел. Как только стало мало работы, общину наводнили банды и насилие. Одно из моих самых первых воспоминаний, это как однажды днём мы с сестрой Глэйдис играли на качелях на детской площадке, когда внезапно услышали выстрелы. Через игровую площадку пронёсся мужчина и побежал между двумя зданиями комплекса. Его преследовал полицейский, стреляя каждые несколько секунд.

Мама бросилась к нам от задней двери нашего блока. «Ложитесь, ложитесь!» — кричала она.

Мама схватила нас обеих и вбежала обратно в двери, заставив пригнуться к полу между холодильником и плитой, пока суета не улеглась. Если бы мы вовремя не добрались до дверей, то могли бы оказаться затоптаны или убиты. Сцены вроде этой стали обычным явлением для Уэстлейк, и моя семья была полна решимости уехать.

Однажды ночью мы с братом и сестрой спали в доме моей бабушки по адресу 1050½ Уилсон-авеню, когда от короткого замыкания вспыхнул пожар. В доме были четверо взрослых (моя бабушка Бетти, мои тёти Мэри и Эвелин, и мой дядя Карл) и девять детей (Глэйдис; мой старший сводный брат Лестер; Джек-младший; мои двоюродные братья и сёстры Белинда, Джеймс, Джералд, Лидия и Танресса).

Я помню, как проснулась от громкого лая собак и криков взрослых «Пожар!», и как бабушка вывела меня на плоскую крышу крыльца. Тётя Эвелин подняла меня и с высоты второго этажа сбросила с заднего крыльца. Дядя Карл без проблем поймал меня, опустил в снег и велел бежать в ту сторону, куда направлялись остальные. Но мои ноги замёрзли и промокли. Снег казался таким глубоким. Вероятно движимая уютом и любопытством, я попыталась побежать обратно к горящему зданию. Моя тётя схватила и оттащила меня. (Это так показательно для моей жизни. Я всегда бегу на огонь, ничего не боясь).

Моя трёхлетняя кузина Танресса спала в дальнем конце дома и, как тётя ни старалась, она не смогла добраться до неё. Прибыли пожарные и вынесли её из дома. Они делали искусственное дыхание рот-в-рот, но не смогли реанимировать её. Она совсем не пострадала от огня, но наглоталась дыма и умерла. Мамы Танрессы, Бренды, в момент её гибели не было дома; на самом деле, она была в больнице, рожая тем утром здоровую девочку по имени Милдред. Моей маме со своими сёстрами пришлось отправиться в больницу, чтобы сообщить новость о том, что Танресса погибла при пожаре.

В столь юном возрасте я познала эту горько-сладкую сложность жизни, что радость и боль являются двумя сторонами одной монеты.

Собираясь по кусочкам после пожара и ужасной гибели Танрессы, наша семья стала ближе и сильнее. Большую часть выходных мы проводили вместе, и не упускали шанса отпраздновать памятные события жизни вроде дней рождения и окончания учёбы. Мои мама с папой окружили нас вниманием и любовью, чтобы помочь нам справиться с горем. Будучи водителем грузовика, мой отец много времени проводил в дороге, но когда был дома, мы могли отправиться в Милл-Крик Парк или на рыбалку на озеро Эри. Он любил взять нас прокатиться по городу на своём драгоценном «Кадиллаке», чтобы навестить друзей и семью.

Несколько лет спустя мой отец поругался с одним другом из-за украденной тем человеком у моего отца вещи. Спор перерос в драку, моего отца сильно избили и оставили умирать. Его нашли и доставили в больницу, где он протянул ещё две недели, прежде чем умер от ран. Преступника поймали и судили за убийство.

Помню, как я иду на поминки, подхожу к гробу с сестрой и кузиной, и гляжу на тело своего отца.

Кузина сказала: «Он спит».

Я ответила: «Нет, он не проснётся. Мамочка сказала, что теперь он отправился на небеса».

В возрасте семи лет я понимала окончательность смерти, что я больше никогда снова не увижу своего отца.

Моя мать отправилась работать на завод пластмасс, и больше мы её не так часто видели. Она работала с трёх до одиннадцати часов вечера, делала короткий перерыв, а затем работала во вторую смену до семи утра. Она приходила домой помочь нам одеться и отправиться в школу, а затем ложилась спать до следующей своей смены, начинавшейся днём. Мой старший брат Лестер отвечал за то, чтобы накормить нас обедом, помочь с домашним заданием, и приготовить нас ко сну. Чаще всего мы ходили в новый дом бабушки на северной стороне или домой к другим членам нашей огромной семьи. У меня было шесть тётушек и три дяди, две пары бабушек и дедушек и шестьдесят два двоюродных брата и сестры.

Мы все ходили в одну и ту же церковь, «Миссионерскую Баптистскую Церковь Новой Благодати», где составляли половину паствы. «Новая Благодать» была для меня вторым домом, безопасным, счастливым местом с замечательным пастором, преподобным Альбертом Россом-старшим.

Как вы можете себе представить, после смерти моего отца наша семья из пяти человек с единственным минимальным доходом пыталась свести концы с концами, и мы полагались на государственную помощь вроде талонов на еду и Раздел Восемь — программу, по которой правительство субсидировало аренду муниципального жилья.

В наши дни, когда вы получаете правительственную помощь на еду, вам дают карту электронного перевода пособий (EBT). Но когда я росла, талоны на еду представляли собой настоящие разноцветные талоны различного номинала. Помню, как я описывала круги по торговому залу и пыталась выждать, когда остальные покупатели покинут продуктовый магазин, чтобы те не видели, как я кладу на стойку талоны, чтобы расплатиться. Взгляды были испепеляющими, а позор — настоящим. Насколько я знаю, Соединённые Штаты — единственная страна в мире, создавшая для своих бедных отдельную валюту. Мне это представляется некой формой умышленного посрамления нуждающихся. После смерти моего отца без той помощи нам бы не хватало еды. Это было новой реальностью моей мамы как вдовы, которой надо было растить четверых детей наилучшим образом, каким она умела. Она делала то, что должна была, чтобы выжать максимум из сложной ситуации, в которой мы тогда оказались.

Огайо был и остаётся штатом политического поля битвы, и многие политики каждые четыре года проходили через этот штат. В 1984 году преподобный Джесси Джексон совершил несколько поездок в Огайо, и я помню, как наш пастор преподобный Росс брал небольшую группу нас послушать речь преподобного Джексона. Мне было лишь десять лет, но кандидат в президенты и проповедник произвёл на меня огромное впечатление. Я помню его сильные слова: «Я — кто-то, я могу быть бедным, но я — кто-то! Я могу быть на социальном пособии, но я — кто-то! Я должен быть, потому что я дитя Господа! Я должен быть уважаемым и защищённым. Я прекрасный и чернокожий, и я — кто-то!»

Я ловила каждое его слово. У меня было чувство, будто он обращается прямо ко мне и говорит конкретно о моей ситуации. Это был решающий момент в моей жизни, и я верила в каждое произнесённое им слово!

Потом я вместе со всеми остальными стояла в очереди вдоль канатов, чтобы пожать ему руку. Он был первым известным человеком, которого я повстречала. Это было словно встретиться с большой кинозвездой или известным атлетом. Первая президентская кампания преподобного Джексона как одного из первых чернокожих людей, участвовавших в президентской гонке, была исторической. Мой пастор ручался, что он вместе со всей паствой сделают всё, что в их силах, чтобы помочь ему победить. Мы сделали в церкви значки и раздали их всем соседям. Помню, я спросила преподобного Росса, считает ли он, что преподобный Джексон в самом деле может стать первым чернокожим президентом. Преподобный Росс взглянул мне прямо в глаза и ответил: «С Божьей помощью всё возможно!». Сказать, что эта встреча произвела на меня впечатление, было бы большим преуменьшением. До этого момента моя жизнь не была наполнена надеждой и мечтами. Но когда я услышала речь преподобного Джексона, зажегся маленький огонёк.

В это же самое время я стала интересоваться политикой и публичными выступлениями, особенно после того как услышала вдохновляющую речь представителя штата Огайо Леса Брауна в начале восьмидесятых. Я также зациклилась на ведущих новостей. В местных новостях был один диктор по имени Оде Адума, являвшийся моим абсолютным любимцем. Он был динамичным перед камерой, и обладал мелодичным голосом и африканским именем, вроде моего. Я восхищалась той властью, которой обладали дикторы, и тем, как они говорили и сидели, гордо выпрямившись. Вслед за ними я стала моделировать свою собственную позу и речь. Для меня было определяющим наблюдение за женщинами вроде Барбары Уолтерс и Конни Чанг. Когда в 1986 году, когда мне было двенадцать лет, на национальном телевидении дебютировало шоу Опры Уинфри, я была в полном восторге. Я и представить не могла, что годы спустя Барбара Уолтерс будет брать у меня интервью на красной дорожке «Эмми», или что я буду сидеть на знаменитом жёлтом диване с Опрой и Дональдом Трампом, и давать интервью о том, что значит быть звездой «Ученика».

Когда я росла, то искала любую возможность выделиться и сделать себе имя. Мои годы в старших классах характеризовались конкуренцией и проявлением характера. Я играла в волейбол у тренера Пола Оукса. Я состояла и в дискуссионном клубе, и в шахматной команде с Джоселин Дабни, и в команде по лёгкой атлетике с Генриеттой Уильямс. А также в марширующем оркестре вместе c шестью своими кузинами.

Благодаря моей удивительной наставнице мисс Дабни, которая также являлась нашим школьным библиотекарем, я начала участвовать в конкурсах красоты. Моим первым завоёванным титулом был Мисс «Бакай Элк». Позднее в тот же год я была коронована как Мисс Янгстаун и пропустила выпускной в школе ради участия в конкурсе «Мисс Огайо», подготовительном мероприятии к конкурсу «Мисс Америка». Это было очень увлекательное время. Я стала более уверенной в себе и своей способности чего-то добиться в жизни.

Новость о том, что я стала Мисс Янгстаун, освещалась в местных теленовостях и ежедневных газетах. В тот день я стала знаменитой в своём родном городе. Я чувствовала себе великолепно, заставив гордиться свою семью и своё сообщество. Я выросла со множеством ярлыков — бедная, ребёнок на соцобеспечении, ребёнок из муниципального жилья. Тем вечером меня упоминали с новым ярлыком: королева красоты.

Полученные похвалы и стипендия на обучение в колледже дали мне надежду и помогли стереть некоторые из негативных ярлыков, которые я носила.

Наконец, я была кем-то.

Пока моя жизнь в общем улучшалась, у моего брата Джека-младшего дела шли в противоположном направлении. Джек начал тусоваться с бандами и влип в неприятности. Однажды вечером, когда я была в старших классах школы, кто-то выстрелил в наш дом. Пуля прошла сквозь окно фасада, спинку дивана и попала в камин. Слава Богу никто не пострадал. Мне нужно было выбираться из Янгстауна.

Конец восьмидесятых был смертельным временем в Янгстауне. Уличное насилие забрало жизни многих моих одноклассников. Для нас опасность не просто была рядом с домом. Она напрямую влияла на мою семью. Мой брат на протяжении многих лет неоднократно попадал в систему отправления правосудия для несовершеннолетних правонарушителей, включая заключение в исправительной колонии для несовершеннолетних «Кайахога Хиллс» неподалёку от Кливленда. Два выходных в месяц мы ездили туда по часу в один конец, чтобы навестить его. Я любила своего брата и волновалась за него. Наша семья уже достаточно испытала насилия. Оно забрало моего отца. Я была полна решимости не позволить этому случиться со мной.

Меня спас спорт. Волейбол принёс мне полную стипендию Центрального Государственного Университета — колледжа в Уилберфорсе, штат Огайо, в котором исторически обучаются чернокожие студенты.

Родители отца отвезли меня из Янгстауна в расположенный в 230 милях Уилберфорс. Бабушка на прощание тепло обняла меня, протянула маленькую записку, и они уехали. Стоя среди своих чемоданов, я поняла, что прежде никогда не оставалась одна. Я открыла записку бабушки и прочла её вслух. «Мы любим тебя, Они, мы верим в тебя. Не забывай читать Библию, и заставь нас гордиться!» По моим щекам бежали слёзы, пока я смотрела, как отъезжает их автомобиль. Я была полна решимости так и сделать, чтобы моя семья гордилась мной.

Через несколько дней я подружилась со своими товарищами по команде, жившими со мной в одной комнате, и мы стали сплочённым коллективом. Я также привязалась к тренеру нашей команды, Рози Тёрнер. Она научила меня, что нет ничего важнее победы. Её метод тренировки и был той причиной, по которой я выбрала Центральный Государственный Университет из всех предлагавших пакет заведений. Мне уже пришлось понести в своей жизни слишком много потерь. Я никогда не устану побеждать.

Желание обучаться в исторически чёрном колледже было навеяно мне просмотром двух моих любимых шоу всех времён: «Шоу Косби» и «Другой мир». Как и вымышленный колледж Хиллмана (на основе колледжа Стиллмана) из этих шоу, ЦГУ создавал дающую широкие возможности обстановку, утверждавшую афроамериканские культуру и мастерство. Там было так много культурной гордости и возможностей для лидерства и продвижения. Наконец, вооружившись этими инструментами, необходимыми для успеха в классе, я получила совершенно новое представление о том, какой может быть моя жизнь.

Я очень рано потеряла отца, но привязалась в колледже к трём наставникам, которых называла своими папами из ЦГУ. Дональд К. Энтони являлся главой отдела по делам выпускников, и связал меня с людьми и возможностями, которые помогут продолжить моё образование и карьеру в Цинциннати, где он жил. Доктор Эмиль Данскер был моим профессором журналистики и помог мне развить сильные письменные навыки. Доктор Джон «Турок» Логан являлся главой радиостанции и телестанции кампуса. Доктор Логан помог мне развить свои собственные эфирные личные качества и понять «шоу-бизнес». Доктор Логан выбрал меня вести раннее утреннее шоу на радиостанции WCSU 88.9, которое я назвала «Джазовое Пробуждение», и на котором отточила свой дикторский голос.

Доктор Данскер вёл программу, которую назвал «Проект национальных съездов», чтобы дать студентам-журналистам возможность освещать политические съезды и инаугурации президентов. Я подала заявку в эту программу, и была в восторге от того, что меня выбрали освещать летние Олимпийские игры в Атланте в офисе пресс-службы для «Атланта Джорнал-Конститьюшн». Позже тем летом я освещала Национальный съезд Республиканской партии в Сан-Диего, а затем Национальный съезд Демократической партии в Чикаго для «Дейтон Дэйли Ньюс». Я дважды работала на «Ассошиэйтед Пресс» в качестве бегунка с плёнкой, буквально хватая с пола отснятый материал и бегом относя его в монтажную. Мне также повезло работать на инаугурации Президента Билла Клинтона в январе 1997 года.

Работая на этих мероприятиях высокого уровня, я ещё сильнее укрепилась в желании строить карьеру в СМИ. Окончив Центральный Государственный Университет со степенью бакалавра в вещательной журналистике, я продолжила своё обучение в Говардском университете, престижном исторически чёрном колледже в столице страны, чтобы получить степень магистра в сфере массовых коммуникаций с акцентом на телекоммуникации и информационную политику.

Говардский университет — это особое место. Это один из самых крупных поставщиков чернокожих профессионалов в стране, выпускающий больше афроамериканских докторов наук, магистров делового администрирования, юристов, докторов и дантистов, чем любой традиционный университет. У этого заведения невероятное наследие, так что просто поступить туда — уже было честью.

Пожалуй, лучшее, что было для меня в Говарде, это его расположение — Вашингтон, округ Колумбия. Работа на съездах в 1996 году и инаугурации в 1997 году показала мне мир политики и политической журналистики, и я оценила ту роль, которую играли журналисты в сохранении честности политиков.

Я в одно мгновение узнала, что вся политика строилась на связях. Во время обучения в магистратуре Говардского университета я устроилась на работу в элитный жилой дом, называвшийся «Лансбург». Там я повстречала много влиятельных людей, включая Джанет Рено, Мэри Лэндрю и, что важнее всего, Дорис Криншоу, лоббиста, нанявшую меня на полставки делопроизводителем, и знавшую всех в округе Колумбия. После того, как я в мае 1998 года получила степень магистра, она меня кое-кому представила, что помогло мне получить работу в офисе тогдашнего вице-президента Ала Гора в Белом доме. Как координатор по планированию и продвижению, я помогала в обработке всей входящей корреспонденции и запросов, а также координировала логистику перед его поездками.

В офисе Гора — прогрессивной, либеральной, якобы многообразной администрации — я была одной из лишь немногих афроамериканцев.

Это было неспокойное время для работы в Белом доме. Тогдашний Президент Билл Клинтон уже некоторое время находился под расследованием специального прокурора Кеннета Старра в связи со скандалом с Моникой Левински. Когда начали появляться первые утверждения, никто в администрации не думал, что их окажется так много. Но каждый день приносил новые откровения. Записи разговоров между Левински и её коллегой в Пентагоне Линдой Трипп. Голубое платье. Фотографии. Отрицания. Показания перед сенатскими комитетами. Я наблюдала, как его люди отрицали, уводили в сторону, меняли заявления. А затем, когда это не сработало, они принялись нападать и очернять его следователей. В то время я не знала этого, но двадцать лет спустя я буду наблюдать ту же самую тактику у другого сидящего в Овальном кабинете человека.

Гор и его люди были сосредоточены на его грядущей президентской гонке. Большой вопрос заключался в том, не следует ли ему слегка дистанцироваться от Клинтона, или ему следует оставаться лояльным президенту? Я услышала об открытой вакансии в офисе Билла Клинтона в последний год его второго срока и заняла её, пусть моя семья и хотела, чтобы я ушла из-за всех этих расследований и токсичной среды в администрации в то время. Едва прибыв туда, я получила ярлык «человека Гора», так как продолжала поддерживать его, вечерами участвуя в его кампании в качестве волонтёра.

Я была в восторге, когда Гор выбрал Донну Бразил в качестве руководителя своей кампании. Донна была умной, влиятельной, выдержанной и самокритичной. Мне нравилось с ней работать. И, прежде всего, она была однозначно сильной чернокожей женщиной. Многие чернокожие политики пытались совершенствоваться, избавляясь от акцента и культурных признаков. Но Донна несла свои луизианские корни словно Знак почёта.

Я продолжала заниматься логистикой для отдела продвижения, и имела возможность выполнять работу и для Хиллари Клинтон. До импичмента я была абсолютно очарована миссис Клинтон. Она была замечательной. Сильная женщина с собственным голосом, она обладала ясным представлением о нашей стране и направлении, куда хотела её вести. Она была первой Первой леди со времён Элеонор Рузвельт, приложившей руку к установлению национальной политики.

Однако, мои чувства к ней отчасти изменились, после того как стала известна щекотливая ситуация, в которой оказался её муж.

Президент не был первым политическим мужем, попавшим в подобную драму. Она разыгрывалась бесчисленное количество раз и до этого, и после. Муж признаётся, что совершил ошибку; хорошая жена встаёт рядом и прощает его. И человек редко ощущает последствия своего поведения.

В виде исключения я полагала, что у этой сцены будет другой конец. Несомненно, Хиллари Клинтон не будет униженно стоять у всех на виду. Она была слишком сильной и слишком выдающейся независимой женщиной, юристом. Так много женщин внутри Белого дома и по всему миру надеялись, что миссис Клинтон не станет мириться с хроническими изменами своего мужа. Тут и там стали появляться женщины, обвинявшие Билла Клинтона в полном спектре сексуального насилия. Миссис Клинтон не только стала рядом с ним, но принялась нападать на тех женщин, называя это блядской вспышкой. Помню, что я ощущала крайнее разочарование. Мне казалось, что она в самом деле хотела помочь людям, но она была не в состоянии помочь самой себе. Когда я поделилась своими чувствами с Дорис, та сказала: «Омароса, политики — просто люди. Тебе нужно отделять их хорошую работу от их личных недостатков».

Я ушла из Белого дома вместе с Клинтонами, и устроилась на работу вместе со своей однокурсницей по Говарду Клив Месидор в отдел новостей CNN. В качестве ассистента отдела новостей я доставляла сценарии, исследовала архивные кадры и выполняла любые задачи, которые ставили передо мной Грета Ван Састерен, Джуди Вудрафф и Бернард Шоу. Это была наполненная событиями работа в ужасный для CNN период. Они временно увольняли многих сотрудников, и получить постоянную работу в то время было слишком трудно. Я отправилась за помощью в отдел стажировок магистратуры Говардского Университета. Его начальник рассказал мне о вакансии директора по исследованиям и разработкам в Национальной программе дальновидного лидерства, фонде исторически чёрных колледжей. Я с удивлением узнала, что этот фонд был основан никем иным, как Биллом Косби и его женой Камиллой.

Я прошла собеседование и получила эту работу. Я докладывала его жене. За весь свой год в этом фонде я лишь несколько раз взаимодействовала с мистером Косби.

Как директору по исследованиям и разработкам, мне было поручено определить программы и отдельных лиц в исторически чёрных колледжах и университетах для получения стипендий и грантов. Это была идеальная для меня работа! Занимаясь ей, я помогала собирать огромный видеоархив лидеров движения за гражданские права, активистов сообщества и других замечательных людей.

Во время своего года в фонде я брала недельный отпуск для участия в конкурсе «Миссис США» на Гавайях. (В то время я была замужем за своим возлюбленным по Говардскому университету и обладала титулом «Миссис округ Колумбия»). Однажды утром во время проведения конкурса мы все проснулись от новостей, что самолёты влетели в башни-близнецы в Нью-Йорке и в Пентагон в Вашингтоне, а ещё один самолёт рухнул в Пенсильвании. Все рейсы в Вашингтон были отменены на неделю. Я застряла в раю… и в несчастном состоянии. Помню, как мне было больно скорбеть и оплакивать вместе с семьёй и друзьями в ставшем мне родным городе и размышлять, как и все мы, о том, что действительно имело значение в жизни. Я гордилась своей работой в НПДЛ и стремилась вернуться в политику.

Одним из моих ближайших друзей в Вашингтоне был Кевин Л. Джефферсон, работавший в Национальном комитете Демократической партии (НКДП). Когда ему понадобилась помощь в финансовом совете Афроамериканского Лидерства, он позвонил мне, и я увидела в этом свой шанс вернуться на политическую арену и изменить ситуацию.

Я стала одним из заместителей Председателя совета наряду со своим дорогим другом Эрвином Бернардом Ридом. Председателем НКДП тогда был Терри Маколифф. Маколиффа имел глубокие связи с Клинтонами, на протяжении многих лет являвшись главным сборщиком средств для Билла Клинтона. Я воссоединилась в НКДП с Донной Бразил, осевшей там после проигрыша Гором в 2000 году коллегии выборщиков Джорджу Бушу. То поражение было катастрофическим, и НКДП пытался оправиться и понять, что пошло не так. Одной из инициатив Маколиффа во время моих двух лет пребывания в НКДП было собрать базу данных 170 миллионов людей, которые на грядущих выборах скорее всего проголосуют за демократов, под кодовым названием «Демзилла».

Кевин Джефферсон, Эрвин Бернард Рид, политтехнолог в округе Колумбия и я путешествовали по стране, организовывая сбор средств для НКДП. Одно запоминающееся мероприятие, которое я помогала организовать, состоялось в частном доме на Южной стороне Чикаго: Морис и Виетта Джонсон принимали у себя во дворе две сотни человек, включая молодого сенатора штата по имени Барак Хуссейн Обама. Я обратила на него внимание, как только он вошёл в дверь с одной из моих сокурсниц по Говардскому университету Верой Бейкер. Пока Обама работал с публикой, она рассказала мне, что он является восходящей политической звездой, и что нам надо поддержать его. В своей книге «Что за партия! Моя жизнь среди демократов» Терри Маколифф вспоминал, как Обама на том мероприятии подошёл к нему, пожал руку и сказал: «Я собираюсь стать следующим сенатором Соединённых Штатов от Иллинойса». Маколиффа впечатлила манера себя держать и интеллект молодого сенатора, и он вспоминал, как подумал: «А почему бы и нет?». Хотя он ещё не был тем Бараком Обамой, которого мы знаем сейчас — на нём был мятый костюм, и он очень рвался поговорить с тяжеловесами НКДП — он произвёл впечатление.

К 2003 году, после пяти лет в политике, я разочаровалась. Мой срок в Белом доме закончился с импичментом и огорчительным поражением Гора на выборах. Мой опыт в НКДП показал мне, как политики зависят от сбора средств, что делало сомнительным все мероприятие. Я не видела ничего, кроме коррупции, плохого поведения, предательства и злоупотребления властью. Я была готова сделать очередной шаг, но не знала, какой или куда.

Я созрела для предложения, когда однажды в кабинет вошёл Кевин и спросил, видела ли я сообщение о приглашении участников на кастинг в реалити-шоу под названием «Ученик», организуемое его бизнес-героем Дональдом Трампом. «Тебе следует подать заявку и попробовать победить, чтобы ты смогла пойти работать на Трампа», — настаивал Кевин.

Об этом говорил весь округ Колумбия. Продюсером шоу должен был стать Марк Бёрнетт, человек, стоявший за «Последним героем», настоящим культурным феноменом. Даже тогда мы жили в разделённой стране, но, казалось, что всех в Америке волновало, за кого каждую неделю проголосовали на совете племени, чтобы изгнать с острова.

Пока мои коллеги-мужчины рассказывали о том, что они сделали бы с призовыми 250’000 $ «Ученика», я залезла в Интернет и разузнала о шоу. Я изучала Дональда Трампа на бизнес-курсах в Центральном и отчасти интересовалась им, потому что как заядлый игрок в гольф я знала, что он владеет несколькими роскошными полями для гольфа; а как бывшая королева красоты я знала, что он владеет конкурсом Мисс США.

Срок подачи заявок заканчивался через неделю, в пятницу, но из-за своих обязанностей — брак, работа, церковь — я ждала до четверга, прежде чем сделать ролик для кастинга. Друг из Говарда помог мне снять его. Я сделала его за ночь, как раз вовремя, чтобы успеть до окончания срока подачи.

В своём ролике для кастинга я делала упор на свою карьеру в политике. Я сказала что-то вроде: «Правительство — самый крупный бизнес из всех. Никто подходит к столу с большей деловой хваткой, чем тот, кто работал на самого крупного в стране работодателя!». Акцент на моём политическом резюме был стратегическим. Сколько ещё кандидатов имели опыт работы в Белом доме? Я полагала, что большинство соперников будут из Лиги Плюща, с Уолл-стрит, из риэлтерского бизнеса или пиарщиками.

Чем больше я узнавала о шоу, тем увереннее себя чувствовала со своей заявкой. Я обладала дикторским голосом и осанкой королевы красоты, которые совершенствовала с детства, дисциплиной из службы подготовки офицеров резерва, хорошим опытом выступлений в школе и колледже. В спорте я научилась быть сильным соперником. В тот момент своей жизни у меня была надёжная карьера, и из каждой работы я усвоила уроки офисной политики, трудных коллег, получила логистические и организационные навыки.

С момента, как я отослала свою запись, я ощущала уверенность, что меня возьмут на пробы. Так что когда мне позвонили, что я прошла первый этап, то едва не сказала: «Почему так долго?»