В жизнеописании апостола Иоанна Богослова приходится основываться на тех немногих сведениях, которые сохранили для нас Евангелия и писатели следующих поколений христианства (Папий, св. Поликарп, св. Ириней, Климент Александрийский и др.). Кропотливая работа церковных историков, сличивших эти древние свидетельства и соединивших их в единое живое целое, помогла нам более ясно представить себе облик необыкновенного человека, который прославляется Церковью как любимый ученик Господа.

Апостол Иоанн родился в семье галилейского рыбака Зеведея. По всей вероятности, дата его рождения приближается к 10 году по P. X. Во всяком случае, в то время, когда он следовал за Господом, ему не могло быть меньше восемнадцати лет. Это видно из того, что он был посылаем на проповедь наравне с другими учениками, что по местным обычаям было бы невозможно, если бы он не достиг совершеннолетия. По общецерковному преданию, он скончался в глубокой старости в правление императора Траяна, то есть между 98 и 117 годами (Ириней Лионский, Против ересей, II, 22, 5).

То были времена, когда отзвуки мирового духовного кризиса доходили до многих отдаленных уголков тогдашнего культурного мира. И в Палестине религиозное и общественное брожение давало о себе знать. То и дело появлялись различные учители, самозванцы и фанатики, которые объявляли наступление эры Мессии, когда погибнет зло и несправедливость, когда истинное богопочитание воцарится во всем мире. Много в этом мессианском движении было нездорового, много было заблуждений и фантастических иллюзий, слишком часто идеал древних пророков подменялся национально-освободительной борьбой иудеев против Рима. Но в основе движения лежало верное предчувствие приближавшегося Нового Мира. Люди жадно вчитывались в строки пророческих писаний и находили в них ответы на волнующие их вопросы. Пророк Исайя говорил о грядущем торжестве веры, Иеремия предсказал наступление Нового Завета между Богом и человечеством, Даниил изображал жестокие империи древности в виде чудовищ, которые будут побеждены Сыном Человеческим — Царем веры, справедливости и мира. Иоанн Зеведеев, несомненно, вдохновлялся этими пророчествами, он знал многие из них наизусть, и язык ветхозаветных провидцев как бы слился с его языком, когда много лет спустя он писал Апокалипсис.

Изучение кумранских рукописей позволяет сделать еще одно заключение о тех влияниях, которые окружали Иоанна с юности. Выяснилось, что язык и образы писаний апостола Иоанна очень близки к ессейским писаниям (ср. Устав Кумрана III и Ин 1). Кроме того, Иоанн до конца своих дней, по общему преданию, оставался безбрачным, что в Иудее было большой редкостью (ессеи в этом отношении составляли исключение). Но гордое презрение ко всему миру, которое отличало пустынников Кумрана, было чуждо Иоанну, его горячая натура не могла примириться с их бегством от мира и пассивной созерцательностью. Когда Иоанн услышал, что у берегов Иордана появился пророк, по образу жизни напоминавший ессеев, он направился в Иудею. Туда же пошли также Симон и Андрей — сыновья другого галилейского рыбаря — Ионы.

И вот рыбаки стоят перед суровым отшельником, одетым в одежду из верблюжьего волоса. Да, это такой учитель, которого они жаждали. Он беспощаден к врагам правды и бросает в глаза гордым фарисеям горькие упреки. Он вселяет во всех слушающих его уверенность, что ждать осталось недолго, что Суд Божий при дверях и карающая секира лежит у корня бесплодного дерева. Но самое главное не это. Иоанн во всеуслышание объявляет себя лишь предшественником Кого-то, еще более великого. Он даже говорит, что этот таинственный Некто уже здесь и стоит среди толпы, никем не замеченный (Ин 1.26). Эта волнующая весть должна была произвести глубокое впечатление на галилейских пришельцев. Неужели тут, на берегу Иордана, среди собравшихся для крещения скрывается Тот, кто мощной рукой поразит врагов Бога Израилева? Иоанн и Андрей полны беспредельной веры в правдивость загадочных слов Крестителя…

И вот однажды на дороге, идущей из пустыни Иудейской, показался Путник, Который приближался к Иордану Он был одет как простой галилейский селянин. И на Него указал Иоанн Креститель, сказав: «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грехи мира…» Это повторилось и на другой день. Для обоих галилейских рыбаков этого было достаточно. Отныне весь мир сосредоточился для них на Личности таинственного Незнакомца. Не медля более, они пошли за Ним и на вопрос Его «Что вам надобно?» они ответили вопросом: «Учитель, где живешь?» «Пойдите и увидите», — был ответ. Они последовали за Ним туда, где Он остановился, и пробыли там весь день. Мы не знаем, о чем говорили они, но на следующий день Андрей отыскал своего брата и с восторгом заявил: «Мы нашли Мессию…»

* * *

Вскоре к первым ученикам Господа присоединились еще два галилеянина, и все они искренне и горячо поверили, что этот их Соотечественник, этот тихий Сердцеведец и есть посланный от Бога Избавитель Израиля. Его духоносный облик создавал вокруг Иисуса из Назарета атмосферу любви, преданности и радости. Поэтому, когда Он сказал им, чтобы они оставили всё и последовали за Ним, они, не раздумывая, исполнили Его повеление и отныне принадлежали только Ему и Его делу.

Так началась для Иоанна новая жизнь, полная трудностей и в то же время радостей. Он принес в маленькую семью апостолов свой пылкий темперамент, свою непримиримость и восторженность. Несколько раз его страстная натура проявлялась в неуместных замечаниях и необдуманных словах: то он запрещал лицам, не входившим в число апостолов, исцелять именем Иисуса, то хотел бы в подражание Илии пророку истребить огнем с неба негостеприимных самарян… Спаситель, тем не менее, любил этого порывистого юношу, зная, что у него чистое и верное сердце, и называл его и его брата «сынами грома» (Мк 3.17; Лк 9.54). Петр и сыновья Зеведеевы составляли как бы круг самых близких к Спасителю учеников. Они присутствовали при самых замечательных событиях Его жизни: лишь их Он взял с Собой на высокую гору, где Он преобразился и беседовал с Моисеем и Илией; лишь они переступили порог комнаты, где лежала умершая дочь Иаира; с ними удалился Он в глубину Гефсиманского сада в скорбную ночь предательства.

Как и все апостолы, Иоанн и Иаков долго не понимали подлинного смысла служения Господа Иисуса. «Не знаете, какого вы духа, — говорил Он им, — ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать». Но они до последней минуты не хотели расставаться со своими честолюбивыми мечтами. Даже тогда, когда Господь приближался к Иерусалиму и вместе с тем к концу Своей земной жизни, даже после Его слов о близкой муке и смерти они надеялись, что Учитель вступит в град Давида как завоеватель, как будущий царь, поднимающий знамя восстания! Иоанн и Иаков уже делили между собой место «у царского трона» и вместе со своей матерью Саломией просили Иисуса посадить их по правую и по левую руку от Себя, когда Он будет царствовать «в славе». Братьям и матери их Саломии Иисус Христос ответил: «Не знаете, что просите. Можете ли пить чашу, которую Я буду пить, или креститься крещением, которым Я крещусь?» «Можем», — отвечали простодушные рыбаки. Господь взглянул на них и, провидя будущее, сказал: «Чашу Мою будете пить и крещением, которым Я крещусь, будете креститься, но дать сесть у Меня по правую и по левую сторону не от Меня зависит, но кому уготовано Отцом Моим» (Мф 20; Мк 10). А когда другие ученики зароптали, Иисус Христос преподал им всем великое наставление, сказав, что тот, кто хочет быть среди них первым, должен быть для всех слугой.

На всю жизнь неизгладимо запечатлелись в памяти Иоанна картины последних дней Учителя: торжественный въезд в Иерусалим при радостных криках толпы; греки, которые пришли, чтобы увидеть Иисуса; последние беседы Господа, Его прощальные наставления ученикам. Во время Тайной Вечери юноша склонился к груди Иисуса, полный неизъяснимого чувства любви и благоговения. Быть может, эти минуты, когда он приник к сердцу Богочеловека, были для него самыми блаженными во всей его жизни.

Но вот «Поражен Пастырь, и рассеялись овцы». Обуреваемые страхом, бегут ученики в страшную ночь предательства из сада Гефсиманского. Однако, как только прошел первый испуг, Иоанн вместе с Петром спешит к дому первосвященника Анны. Сын Ионы остался во дворе среди слуг, а Иоанн, которого знали у первосвященника, сумел пройти внутрь. Там он слышал допрос архиерея, исполненный достоинства ответ Христа, удар по щеке, нанесенный Иисусу архиерейским слугою…

Из всех учеников Иоанн один лишь осмелился вместе с женщинами подняться на Голгофу. И, стоя у креста, он услышал слова Господа: «Се Мати твоя». Отныне он становится хранителем и попечителем скорбящей Матери Божией… Проходит томительная суббота. Вместе с другими Иоанн погружен в молчаливое отчаяние. Для юной души Голгофские события были слишком большим испытанием. Но как велика была скорбь, так велика была и пришедшая радость. Господь восстал от гроба и повелел Своим ученикам «идти и научить все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа».

* * *

После Пятидесятницы Иоанн некоторое время жил в Иерусалиме. В эти дни он был неразлучен с Петром. Они вместе посещали храм, вместе проповедовали имя Иисусово. Когда после исцеления хромого у Красных врат храма (Деян 3.2) иерусалимские власти арестовали их, они, представ перед судилищем, смело отказались подчиниться приказу прекратить проповедь. «Справедливо ли перед Богом — слушать вас более, нежели Бога? — спросили они своих судей. — Мы не можем не говорить того, что видели и слышали». Вместе со всей Иерусалимской Церковью Иоанн пережил страшные дни гонений, начавшихся убийством архидиакона первомученика Стефана; вместе с нею он с радостью принял весть о том, что их гонителю Савлу явился Господь и что из гонителя он стал апостолом. Однако, когда новообращенный Павел прибыл в Иерусалим, Иоанна там уже не было (Гал 1.19). Вероятнее всего, он предпринял миссионерское путешествие по окрестным местам, как это делал и Петр, «обходя всех» (Деян 9.32). Это был период, когда христианские общины одна за другой стали появляться во многих городах Востока: в Дамаске, Яффе, Лидде, Кесарии, Антиохии. Вероятно, имя Христа прозвучало уже и в Риме, вызывая споры и волнения среди иудеев (Светоний, Жизнь двенадцати цезарей, Божественный Клавдий, XXV). Первоначально церкви создавались евреями и прозелитами. Но после того как Петр крестил сотника Корнилия, начался приток язычников в Церковь. Большинство христиан из иудеев полагало в то время, что для вступления в Церковь необходимо принять иудейскую религию вместе со всеми вытекающими из этого обязанностями. Павел первый выразил ту мысль, что с наступлением Нового Завета ветхозаветные обрядовые учреждения теряют свой обязательный характер. Сподвижниками Павла в созидании новой «Церкви язычников» были Иосия-Варнава и Марк.

В 44 году Иоанн лишился своего брата. Апостол Иаков Зеведеев все это время жил в Иерусалиме, в смирении служа делу Евангелия вместе с другими апостолами из числа двенадцати. Он был схвачен по приказу Ирода Агриппы, который в тщетных попытках стяжать популярность решил угодить фарисеям тем, что начал репрессии против инакомыслящих. Иаков Зеведеев был обезглавлен без всякого суда (Деян 12.1 и след.). Видя, что такая расправа вызвала одобрение влиятельных фанатиков, Агриппа решил устроить публичный процесс и над апостолом Петром и в пасхальные дни приказал заключить его в крепость. Апостол спасся из темницы чудом. Между тем, очевидно, Иоанн еще не прибыл в Иерусалим и главой местной общины считался Иаков, «Брат Господень». Преступный царь Агриппа вскоре скончался от тяжелой и мучительной болезни.

На Соборе в Иерусалиме в 51 году, где обсуждался вопрос о том, должны ли обращенные из язычников соблюдать закон Моисеев, присутствовал и Иоанн. «Иаков и Кифа и Иоанн, почитаемые столпами, — писал об этой встрече ап. Павел, — подали мне и Варнаве руку общения, чтобы нам идти к язычникам, а им к обрезанным» (Гал 2.9). Из этих слов видно, что апостол Иоанн был признаваем на Иерусалимском Соборе столпом Церкви наряду с Петром и Иаковом Праведным и своей задачей почитал проповедь среди иудеев. Эту миссию он начал вместе с Петром в Малой Азии и прилежащих областях. Петр странствовал с проповедью по Каппадокии, Вифинии, Галатии, Асии и Понту (1 Петр 1.1). Ап. Иоанн обосновался в Эфесе и явился духовным руководителем общин восточного побережья провинции Асии — в городах Фиатире, Пергаме, Сардисе, Филадельфии, Лаодикии и Смирне (Откр 1.11). О том, что именно Эфес был местопребыванием апостола, можно заключить из следующих фактов.

Перечень Церквей в Откровении начинается с этого города, на Эфес указывает и общецерковное предание, сохраненное Евсевием. Наконец, самое важное свидетельство в этом отношении исходит от св. Поликарпа Смирнского. Св. Поликарп был сожжен на костре во время гонений в 155 году. В это время ему было 86 лет (Окружное поел. Смирнской Церкви о мученичестве св. Поликарпа, IX), и, следовательно, он родился около 69 года, когда апостолу Иоанну было около шестидесяти лет. Свидетельство Поликарпа о пребывании Иоанна в Малой Азии передает св. Ириней Лионский (120–190) в письме к Флорину. Поликарп может быть авторитетным свидетелем как человек, лично знавший Иоанна около 90 года, то есть незадолго до его смерти. А он не сомневается в том, что апостол жил в Малой Азии, и именно в Эфесе (Евсевий Памфил, Церковная история, IV, XIV).

По отрывочным сведениям, которые дошли до нас о жизни апостола в Эфесе, мы убеждаемся, что характер Иоанна остался по-прежнему суровым и непреклонным, исключающим компромиссы. Для паствы Асии (западная половина Малой Азии) необходим был именно такой пастырь. Родина монтанизма, опорный пункт ветхозаветных ритуалистов, очаг магии, нездорового мистицизма и теософии, Малая Азия доставляла много огорчений и забот и Павлу, и Петру, и Иоанну, и другим апостолам. В отличие от апостола Павла Иоанн крепко держался ветхозаветных традиций и относился ко всему языческому резко отрицательно (ср. Откр 2.14). Для него слова «иудей» и «христианин», по-видимому, еще отождествлялись (ср. Откр 2.9; 3.9). Он был свидетелем того опасного наступления, которое языческая мистика предприняла против христианства. Это наступление было тем более опасно, что последователи его — астрологи, оккультисты — не отрицали учения Христа, а просто включали его в сложную систему своих эзотерических спекуляций. Апостол Иоанн в самых суровых выражениях разоблачал эти ухищрения зарождавшегося гностицизма. Мы мало знаем о конкретных фактах раннего гностицизма. Апокалипсис дает в этом отношении лишь общую картину распространенности новых заблуждений. Одним из главных идейных противников апостола был некто Керинф, который сначала принадлежал к христианско-иудейской секте, а потом увлекся гностицизмом, проповедуя, что у Иисуса Христа плоть была призрачной и что Его страдания носили иллюзорный характер. С другой стороны, он учил, что грядущее царство Христа будет царством земным и материальным (Евсевий Памфил, Церковная история, III, 28). Были и еще другие сектанты, на которых апостол прикровенно указывает в Апокалипсисе. Ввиду всего этого Иоанн требовал от своих пасомых верности первоначальному христианскому благовестию. «То, что имеете, держите», — говорил он.

Между тем одно за другим приходили тревожные известия из других церквей. В 58 году был арестован в Иерусалиме апостол Павел, в 63 году там же предали мученической смерти старца Иакова, «Брата Господня», а через год после страшного пожара, опустошившего Рим, тысячи христиан были преданы смерти на арене Колизея и в садах Нерона (Тацит, Анналы, XV, 44). Среди этих мучеников находился апостол Петр и, как полагали, апостол Павел. В 66 году в Иерусалиме вспыхнуло восстание, которое послужило сигналом для начала освободительной войны иудеев против Рима. На первых порах римляне терпели поражения, но с назначением в армию Веспасиана они уверенно двинулись к Иерусалиму. Следуя завету Христа (Лк 21.21), христиане Иерусалима тайно покинули город и скрылись за Иорданом. Это бегство было сопряжено с большими опасностями, так как повстанцы были беспощадны к людям, покидавшим город (Иосиф Флавий, Иудейская война, 7, 9). Все эти события не могли не волновать умы; они заставляли всех задумываться и задавать себе вопрос: куда ведет Господь людей Своих? Многим казалось непостижимым: как Бог допустил торжествовать такому чудовищу, как Нерон, а исповедникам имени Христова дал погибнуть мучительной смертью?! Им казалось, что души убиенных вопиют об отмщении, что кровь их поднимается от земли к небу. Другим было страшно подумать, что под угрозой находится Иерусалим — город великих обетований Божиих. Нужен был ответ на все эти жгучие вопросы — ответ, который бы исходил от человека, пользовавшегося всеобщим авторитетом в Церкви.

В конце 68 или в начале 69 года в Церквах Малой Азии получила распространение книга «Откровение Иисуса Христа, которое дал Ему Бог, чтобы показать рабам Своим, чему надлежит быть вскоре». Эта книга была написана автором, называвшим себя Иоанном, «соучастником в скорби и в царствии и в терпении Иисуса Христа» (Откр 1.9). Он писал с вдохновением пророка и с авторитетом признанного учителя Церкви. Ни для кого не могло быть сомнений, что этот Иоанн — не кто иной, как «сын грома», любимый ученик Господа Иисуса. Это чувствовалось в каждой строке книги, записанной языком, выдающим палестинского иудея, живущего ветхозаветными традициями и образами.

Но, быть может, именно в силу этого характера Апокалипсиса к нему рано стали относиться с осторожностью и недоверием. Св. Дионисий Александрийский, сравнивая его с четвертым Евангелием и посланиями ап. Иоанна, приходил к убеждению, что Апокалипсис не принадлежит перу апостола. Пресвитер Кай даже считал автором его еретика Керинфа (Евсевий Памфил, Церковная история, III, 28; VII, 25). Св. Кирилл Иерусалимский не включил Апокалипсис в перечень канонических книг (Четвертое огласительное слово, 36), точно так же, как и Григорий Богослов. Характерно, что ни Федор Мопсуестийский, ни св. Ефрем Сирин, ни св. Иоанн Златоуст, уделявшие много внимания экзегетике Священного Писания, не цитировали Апокалипсис. Тем не менее, подлинность этой таинственной книги Нового Завета имеет в свою пользу веские основания.

Во-первых, мы не знаем в I веке в Асии никого, кто бы, называясь Иоанном, обращался к церквам как предстоятель и руководитель. Если даже та личность, которую называют «пресвитер Иоанн», и была действительно в числе слышавших Господа, это не дает нам права считать его главой асийских церквей, каковым рисуется автор Апокалипсиса.

Во-вторых, многие древние писатели относят Откровение к числу писаний Иоанна Зеведеева. К ним принадлежат св. Иустин Мученик (Диалог с Трифоном иудеем, 81), Мелитон Сардийский (см.: Евсевий Памфил, Церковная история, IV, 26), св. Ириней Лионский (Против ересей, IV, 20, 11; V, 26, 1), Климент Александрийский (Строматы, VI, 13) и Ориген (см.: Евсевий Памфил, Церковная история, VI, 25). Кроме этого, общецерковное предание позднейших времен совершенно определенно усвояет Апокалипсис апостолу Иоанну.

Появление этой книги часто относилось как древними авторами (св. Ириней и др.), так и новыми (прот. А. В. Горский, А. Робертсон и др.) ко времени правления императора Домициана (81–96). При этом ссылались на древние предания, на сообщение о преследовании инакомыслящих во время тиранического правления Домициана (Дион Кассий, LXVII, 14), на принудительное поклонение гению цезаря (Светоний, Жизнь двенадцати цезарей, Домициан, XIII), на сравнение между рескриптом Домициана о виноградниках (там же, VII) и словами Откровения «вина же и елея не повреждай» (Откр 14.14–20). Однако, как мы увидим далее, в самом Апокалипсисе есть указания, которые дают возможность датировать его правлением Гальбы (с 9 июня 68 года по 15 января 69 года) или трехмесячным правлением Ото-на (от смерти Гальбы до 15 апреля 69 года).

Апокалипсис открывается посланием к семи асийским церквам, которые входили как бы в церковный округ, управляемый апостолом Иоанном. Видно, что он бывал во многих из этих церквей и имеет о их внутренней жизни подробные сведения. В дивных, полных огня и вдохновения словах послания заключено столько мудрости, что невольно поражаешься: как в такую лаконичную форму влилось столь значительное содержание? Апостол упрекает тех, кто оставил свою «первую любовь» к Богу, кто охладел и погрузился в суету; он обращается с гневной речью к представителям различных сект и лжеучений, которые соблазняли стадо Христово; благословляет верность христиан среди искушений языческого мира, среди гонений, неуст-ройств и бедствий. Послание заканчивается словами Господа: «Се, стою у двери и стучу. Если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною. Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцем Моим на престоле Его» (Откр 3.20–21). Вслед за этим перед духовным взором провидца проносятся видения, которые он описывает языком, близким к Иезекиилю и Даниилу. Когда божественное вдохновение посещает человека, это отнюдь не означает, что сам он становится лишь пассивным орудием Духа Божия. Создание Священного Писания было процессом богочеловеческим, в котором воздействие Высшей Воли сочеталось со свободной волей человека. Откровение давалось миру через призму личности священных писателей, которые, несмотря на все свое величие, были детьми определенной эпохи, народа и культуры. Поэтому то, что открывалось душе «сына Громова» в патмосском уединении, облекалось для него во время записи в знакомые формы ветхозаветных пророчеств.

Апокалипсис подобен могучей симфонии, в которой в один стройный гимн сливаются многочисленные звуки, в которой громовые раскаты чередуются с нежным ангельским пением, а грозные и устрашающие образы сменяются светлыми и радостными…

Вначале провидец созерцает Престол Вседержителя, окруженный блеском и радугой, от которого исходят голоса и сверкают молнии. У Престола представители рода людского, мира духов и мира природы возносят непрестанное славословие Сидящему на Престоле. В деснице у Сидящего — Книга судеб Божиих, запечатленная семью печатями. И никто из сотворенных не властен открыть их. Но вот является Агнец, Кровию Своей искупивший людей «из всякого колена и языка и народа и племени». Он Один может открыть печати…

Одна за другой отверзаются печати, одна за другой переворачиваются страницы. Вот проносится белый конь с могучим всадником-победителем. Это империя, покоряющая под свои ноги народы; за ней, как тень, следуют скорби и беды. Всадник на рыжем коне с огромным мечом, «которому дано взять мир с земли» (войны). Всадник на вороном коне с весами в руках (голод). Наконец, бледный конь, на котором сидит всадник, имя которому смерть, ад следует за ним. Страшные катаклизмы потрясают землю… Души убиенных за слово Божие вопиют к престолу Судии…

Когда снята седьмая печать, воцаряется молчание, и семь ангелов ждут, чтобы вострубить. Семь трубных звуков — это весть о гневе Бога, грядущего поразить всякое зло.

Даже святой град Иерусалим будет отдан язычникам (из этого места можно заключить, что осада Иерусалима еще не кончилась, и, следовательно, книга была написана до 70 года).

Перед Иоанном возникает видение Жены, облаченной в солнце, увенчанной двенадцатью звездами. Это ветхозаветная Церковь, от которой должен родиться Младенец, — Церковь Нового Завета. Младенец одновременно символизирует и Самого Искупителя, ибо Он «будет пасти все народы». Во время мук рождения является дракон (сатана), готовый пожрать Младенца. Тщетны усилия дракона истребить Жену; небесное воинство вступает с ним в бой и низвергает его. Но темные силы не желают уступать. Является новый враг, созданный драконом…

Это зверь, который выходит из моря и подобен чудовищу в видениях Даниила. У него семь голов, что может означать семь холмов великого города (Рима), и семь императоров, «из которых пять пали» (Август, Тиберий, Калигула, Клавдий, Нерон), «один есть, а другой еще не пришел, и когда придет, не долго ему быть» (Откр 17.10). «И зверь, который был и которого нет, есть восьмой, и из числа семи, и пойдет в погибель» (Откр 17.11). Воплощением исторического зла в тот момент для христиан был император Нерон, повинный в кровавой расправе над последователями Иисуса Христа в 64 году. Восстание легионов свергло это чудовище, и его заменил Гальба, а через несколько месяцев Отон — соучастник преступлений и оргий Нерона.

Но в это время недалеко от о. Патмоса, на о. Китносе, объявился человек, который назвал себя самим Нероном, якобы исцеленным от смертельной раны (Тацит, Исторические записки, II, 8–9). Это напоминает слова Откровения о том, что «одна из голов его как бы смертельно была ранена; но эта смертельная рана исцелела» (Откр 13.3). Апостол прикровенно называет человеческое имя зверя, — оно равно числу 666. Если мы сложим численное значение слов «Кесарь Нерон», написанных древнееврейскими буквами, мы получим такое число.

Зверь — это враг Церкви, империя, которая в лице Нерона восстала на Христа. «И дано было ему вести войну со святыми и победить их» (Откр 13.7). Десять рогов зверя — это десять провинций империи и ее десять военачальников. Весь мир изумлялся величию и славе Рима, который заставлял трепетать миллионы людей во всех концах тогдашнего цивилизованного мира. Капитолий гордо вознесся над землей; к золотому обелиску на Форуме тянулись бесчисленные пути из отдаленнейших стран. Римские чиновники наводняли провинции, выкачивая поборы из порабощенного населения. Императорский режим имел свое логическое завершение в религии поклонения гению императора, введенной Августом. «И дивилась вся земля, следя за зверем, и поклонились дракону, который дал власть зверю, и поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему и кто может сразиться с ним? И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно» (Откр 13.3–5).

Но победа зверя — временная. На его царство ангел изливает семь чаш гнева небесного, и Иоанн слышит слова, предвещающие гибель великого города-блудницы, называемого в Откровении «Вавилоном» (символ гордости и распущенности). Из отверстых врат Неба на белом коне выезжает Мессия-Победитель, Который поражает зверя… Драма заканчивается торжеством Добра и Правды. «И увидел я новое небо и новую землю…» Последние слова Апокалипсиса заключают в себе мольбу, обращенную к Господу Иисусу, пришествия Которого первые христиане ждали каждое мгновение.

Что же такое Апокалипсис? Это прикровенное, символическое изображение грядущих судеб Церкви и мира. Величайший смысл его состоит в провозглашении окончательного торжества Добра в мире. Когда мы сравниваем дух, которым проникнут Апокалипсис, с духом посланий и Евангелия ап. Иоанна, может показаться, что писали их разные люди. Поэтому ряд древних и новых авторов отрицали принадлежность их одному автору. Но в своем отрицании они не учитывали психологической возможности глубокой коренной перемены в душе человека. Это особенно ярко должно проявляться у людей, проживших долгую, насыщенную событиями жизнь и обладающих горячей, впечатлительной натурой. У многих писателей разных времен можно найти столь разнохарактерные произведения, что их трудно приписать одному и тому же человеку.

Между эпохой Апокалипсиса и Евангелия в жизни апостола Иоанна, безусловно, лежит огромное потрясение, приведшее к внутреннему перевороту, отразившемуся на его писаниях. Думается, что наиболее вероятным было бы предположение, что этот переворот был связан с переживанием гибели Иерусалима. После недоумения, скорби и слез наступило высшее примирение, освещенное новым пониманием путей и судеб Божиих.

Последние годы своей жизни в Эфесе апостол Иоанн посвятил сплочению церквей в Асии и руководству пасомыми. Апостол любви стремился к тому, чтобы общение между отдельными асийскими церквами положило начало прочному их объединению. Потребность в таком объединении стала назревать уже в конце апостольских времен, потому что разобщенность христиан была чревата многими печальными последствиями.

Апостол Иоанн был, таким образом, зачинателем нового, более централизованного устройства Церкви. Это не было изменой духу первохристианства, как полагали некоторые протестантские авторы (Гарнак, Зом), а являлось исторической необходимостью.

«В этом направлении, — писал Патриарх Сергий, — развивалось исторически и внешнее устройство Церкви. Первоначальные ячейки — маленькие, однако ни от кого не зависимые епископии — постепенно объединялись в группы: епархии, митрополии, экзархаты и т. д., пока не образовали собой пять патриархатов, рядом с которыми явились крупные объединения в виде национальных церквей. Во главе каждой церковной группы непременно стоит один из епископов, которого остальные епископы группы “должны почитать яко главу и ничего превышающего их власть не творити без его рассуждения”».

Против объединительных усилий апостола выступил пресвитер Диотреф. У нас нет оснований считать, что он являлся сектантом или лжеучителем. Слова о нем апостола Иоанна (3 Ин 9) дают основание думать, что его действия против эфесского пресвитера носили лишь раскольнический характер. Со своими сторонниками он поносил апостола Иоанна и отказывался принимать лиц, посланных в его общину от апостола.

В эфесский период за апостолом Иоанном утвердилось наименование «апостола любви».

Благостный старец, переживший столько бурь, превратился из «сына Громова» в кроткого отца, сердце которого преисполнено любви к своим детям. Кто ненавидит своего брата, тот во тьме, учил он. Свет же — это любовь. Если мы говорим, что любим Бога, но не любим людей, мы лжецы. Наша любовь к Отцу должна проявляться в исполнении Его воли, а воля Его — любовь. Как Он Сам отдал Себя за нас, так и мы должны полагать души свои за братьев своих. Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца…

Мир лежит во зле, но вера наша побеждает мир; христианин шествует среди искушений и соблазнов, но он укрепляется познанием истины и любовью к Иисусу Христу — «Сей есть истинный Бог и жизнь вечная» (1 Ин 5.20). И, как отзвук прежней борьбы с еретиками, звучат мудрые предостережения святого старца: «не всякому духу верьте» (1 Ин 4.1), «храните себя от идолов» (1 Ин 5.21).

Один эпизод из этого периода жизни апостола сохранен Климентом Александрийским. Вскоре после своего возвращения с острова Патмос апостол Иоанн посетил свои асийские общины. Когда он прибыл в Смирну, то среди слушавшей его поучение братии он заметил красивого юношу, который буквально ловил каждое слово великого мужа. Уезжая, апостол попросил епископа Смирны отнестись к молодому человеку с особым вниманием и сделать все для его просвещения в вере. Епископ горячо взялся за возложенную на него миссию. Юноша поселился в его доме и вскоре был крещен, что оказалось несколько преждевременным. Надеясь, что благодать таинства будет руководить новообращенным сама, епископ охладел к его воспитанию. Между тем юноша связался с дурной компанией, сначала втянулся в рассеянный, а потом и в преступный образ жизни. В конце концов он скрылся в горах, возглавив банду грабителей. Слух о его жестокости, которая происходила от внутренних мучений, прошел далеко. Тем временем апостол Иоанн вновь приехал в Смирну и горько укорял местного епископа за то, что тот не уберег вверенной ему души. Когда же апостол Иоанн узнал место, где скрывался несчастный юноша, он с проводником поспешил по дороге в горы. Вскоре он был схвачен разбойничьей заставой и просил грабителей отвести его к атаману. Юноша сразу узнал Иоанна и обуреваемый стыдом бросился бежать. Забыв о своих годах, апостол поспешил за ним, громко крича: «Будь милостив ко мне, дитя мое! Я отвечу за тебя перед Христом… за твою душу я отдам свою!» Слова подействовали. Юноша остановился, бросил оружие и залился слезами. В горьком раскаянии, пряча свою руку, совершившую столько преступлений, он умолял апостола простить его и крестить второй раз. Он вернулся. Еще одна душа была спасена для Царства Небесного (Евсевий Памфил, Церковная история, III, 23).

* * *

В период царствования Домициана, когда бедствия и волнения вновь стали смущать асийские церкви, Иоанн, чувствуя приближение конца, захотел оставить для своей паствы твердое основание веры. Таким образом явилось Евангелие от Иоанна. К этому времени уже многие начали записывать дела и речи Господа (Лк 1.1). В сороковых годах ап. Матфей написал на еврейском языке первое каноническое Евангелие. В шестидесятые годы Марк записал то, что он слышал о жизни и делах Господа от ап. Петра (Папий Иерапольский; см.: Евсевий Памфил, Церковная история, III, 39). Кроме того, по рукам ходило много других книг о жизни и учении Иисуса Христа, называвшихся «Мудрость Иисуса», «Воспоминания апостолов» и пр., которые не дошли до нас. Когда св. Лука писал свое Евангелие, по его словам, существовала уже целая евангельская литература. Евангелие Иоанна явилось среди этой литературы как нечто совершенно новое. Если, по свидетельству Папия, Матфей записал в основном лишь речи Спасителя, а Марк не придерживался строгой хронологии, то в отличие от них ап. Иоанн дал более четкую и подробную последовательность евангельских событий. Он стремился не повторять синоптические евангелия, а дополнять их. Ввиду такого отличия четвертого Евангелия от синоптиков многие протестантские экзегеты отрицали авторство Иоанна, приписывая четвертое Евангелие неизвестному гностику-эллинисту. Между тем это отличие вполне объяснимо, если учесть задачи, которые стояли перед апостолом. Кроме того, в пользу его авторства говорят следующие соображения. Язык Евангелия, его обороты и образы очень близки к ессейским документам Кумрана. Частое употребление таких образов, как «Слово Божие», «Агнец», «свет», «источник воды живой» и пр., свойственно только четвертому Евангелию и Апокалипсису. Ни в одном Евангелии не подчеркиваются так сильно моменты борьбы, как в Евангелии Иоанна, что перекликается с Апокалипсисом и находит подтверждение в самом характере апостола. Из четвертого Евангелия обнаруживается прекрасное знание его автором топографии Палестины и Иерусалима.

Наиболее древний манускрипт четвертого Евангелия, найденный в Египте, относится к 120 году, и, следовательно, само его написание должно быть отнесено к рубежу I и II веков или к концу I века, что подтверждает указание св. Иринея на то, что апостол дожил до правления Траяна.

Указывалось также, что Иоанн Зеведеев не мог знать греческого учения о Логосе, которое отразилось в четвертом Евангелии.

Однако учение о Логосе в тот период было столь же греческим, сколько и иудейским. Через синкретическую культуру эллинизма выработалось новое понятие Логоса, которое было отнюдь не тождественно с Логосом Гераклита. У Филона Александрийского учение о Логосе приняло такую форму, которая отвечала задаче разъяснения идей богосыновства в эллинистической среде*. Апостол Иоанн мог ознакомиться с термином «Логос» еще от ессеев (Филон был к ним близок). В Эфесе — на родине Гераклита — он мог встретиться с представителями эллинистического воззрения на Логос. Но, используя этот религиоз-но-философский термин, евангелист Иоанн придал ему новое, высшее, христианское освещение, обогатил содержание его, сделал несравненно более глубоким его смысл.

Незадолго до смерти Иоанн настолько ослабел, что уже не мог ходить, и его приносили на собрания христиан. Он вместо проповедей и поучений повторял только «Дети, любите друг друга!» и пояснял недоумевавшим, что любовь и есть главная суть Христова учения.

В христианской иконографии апостол Иоанн изображается обыкновенно с орлом. И действительно, дух «сына Громова», подобно этой царственной птице, вознесся до разумения величайших тайн истории и бытия.

Свящ. А. Мень. ЖМП. 1962. № 5. С. 49–60