За столиком на террасе прибрежного ресторана сидели молодой мужчина и миниатюрная девушка. Большая гирлянда из живых лиловых цветов, тихо раскачиваясь от легкого ветра, отгораживала их от остальных посетителей. С террасы открывался живописный вид на испанский город Валенсия. Разноцветные огни ярко освещали пестрое шествие гигантских карнавальных фигур. Ветер доносил звуки музыки, смех и веселое пение, а темное небо озарялось пышными фейерверками.

– Как здесь хорошо, – задумчиво сказала она.

– Мне хорошо везде, где есть ты, – ответил он. – И этот вечер я хочу посвятить тебе. Представь, что этот карнавал устроен в честь твоего дня рождения! В прошлом году я испортил твой праздник, зато сейчас… – широким жестом он обвел праздничную панораму, – намерен исправиться.

Он наполнил бокалы рубиновым вином и торжественно произнес:

– Мой первый тост – за тебя!

Она пригубила и поставила бокал. Ветер растрепал её волосы.

– Почему ты не пьешь? Сегодня твой день. Ты еще обижаешься, что я испортил тебе прошлый день рождения? – спросил он.

Она отрицательно покачала головой.

– Ты последнее время какой-то особенный, – с задумчивой улыбкой произнесла она, слегка пригубила вино и одобрительно кивнула, оценив его приятный, немного терпкий вкус.

– Да, я изменился! – он осушил свой бокал, и глаза его засверкали. – Я многое понял за этот год.

Он подлил себе еще вина и погрузился в воспоминания:

– Раньше мне казалось, что я тону в твоем спокойствии, что твоя забота затягивает меня в омут скучной обыденной жизни. Помнишь, как меня бесил фиолетовый цвет штор, которые ты повесила в нашей комнате?

Мой первый тост – за тебя!

Она молча кивнула.

Он сорвал с гирлянды лиловый цветок, вручил его девушке и продолжал говорить:

– Ты называла цвет своих штор лавандовым и терпеливо объясняла мне, что он успокаивает нервы, стимулирует к творчеству и делает отношения нежными и романтичными. Если честно, мне твои доводы казались смешными и наивными. Лаванда успокаивает? А я не хотел успокаиваться.

Он залпом осушил бокал, нахмурил брови и налил себе еще вина.

– Ровно год назад в твой день рождения я расстался с тобой и стал жить с другой женщиной, с моей новой музой. Мне казалось, что для вдохновения нужна страсть, новые эмоции. Что поделаешь, ведь я музыкант, поэт и художник.

Он замолчал, с усмешкой разглядывая в свете фейерверка свой бокал с красным вином. В глубине бокала и в его глазах сверкали разноцветные искорки.

Мне казалось, что я тону в твоем спокойствии…

– Водоворот ярких событий подхватил меня, но однажды я почувствовал, что теряю силы, – продолжал вспоминать он. – Мне перестала нравится моя работа, вдохновенье приходило все реже, и мне все меньше нравился результат… И тогда я понял, что за фейерверком бурных эмоций ничего нет. Только щемящая отвратительная пустота. Я вдруг увидел, что рядом со мной не муза, а вздорная истеричка. И тогда я ушел к другой женщине… Она пришла ко мне за кулисы после концерта и предложила заманчивый контракт. Ее взгляд, ее фигура манили еще сильнее.

Он подошел к ограде террасы и, задумчиво глядя на ликующую толпу, продолжал говорить:

– Она стала моим продюсером. Мы всегда были вместе: и дома, и на гастролях. Я думал, что она – мой ангел-хранитель. И мой талант в союзе с ее деловой хваткой покорят весь мир! – он раскинул в стороны руки и вздохнул: – Как я ошибался…

Обернувшись, он пристально посмотрел на девушку:

– Мы всегда делали только то, что хочет она. С нею я начал чувствовать себя пустой оболочкой, которая тупо подчиняется ее железной воле. О каком истинном творчестве можно говорить, когда чувствуешь, что превращаешься в послушную куклу!? Куклу, которая лишь привлекает к себе внимание, как те большие карнавальные идолы из папье-маше?

Я чувствовал, что превращаюсь в послушную куклу

Рукой с бокалом он показал на праздничное шествие, где вокруг гротескных, \\ ярко раскрашенных карнавальных фигур пели и веселились люди. Немного понаблюдав за зрелищем, мужчина продолжал говорить приглушенным взволнованным голосом:

– В мои обязанности входило демонстрировать свою любовь и преданность. Однажды поздно ночью мы возвращались с вечеринки, я отрешенно смотрел на темные силуэты домов. Вдруг в одном из окон мне почудился лавандовый свет, и я как будто очнулся от страшного сна. Я вспомнил нашу с тобой уютную комнату с лавандовыми шторами, где так часто меня посещало вдохновение.

Он глубоко вздохнул, откинулся на спинку стула и после недолгой паузы произнес:

– И я вернулся к тебе. Только одна реальная женщина смогла выиграть состязание с моими фантазиями. Зачем мне другие женщины, когда есть та, которая умеет создавать пространство любви и красоты?

Девушка молчала. Ветер играл ее распущенными волосами, на щеках проступил легкий румянец.

Зачем мне другие, когда есть та, которая создает пространство любви?

– Я знаю, что был мерзавцем, – спокойно признался он. – Я не хотел видеть, как ты страдаешь, и, признаюсь, вначале сомневался в твоей искренности. Разве может \\ любящее сердце простить предательство и измены? Вдруг оно у тебя каменное, и я просто придумал твою любовь? – Он рассеяно взял в руки рекламную листовку, лежащую на столе. – Мне, как в испанском языке, хотелось поставить знак вопроса в конце и в начале предложения. Я специально придирался к тебе, выкрикивал много обидных обвинений. Но все они разбивались о твою беззащитную нежность.

Совсем близко от их террасы с пронзительным свистом вспыхнул фейерверк. Лиловые звезды замерцали в ночном небе. Он долго наблюдал за их гаснущим мерцанием, а когда темнота поглотила последнюю звездочку, вновь заговорил:

– Раньше я интересовался другой, вернее другими женщинами. И теперь прошу прощения. Извини. Хочется быть достойным тебя, хоть ты этого и не требуешь. Зачем я тебе говорю об этом? Ведь я знаю, что ты меня простила. Конечно, измену простить нельзя. Невозможно. Но ты назвала мои метания «поисками себя настоящего». И тебе стало нечего прощать. В твоем мире любви не существует измен.

В твоем мире любви не существует измен

Он пододвинул блюдо с фруктами поближе к ней и вопросительно взглянул на нетронутый бокал:

– Почему ты не пьешь это замечательное вино? Сегодня же твой праздник, и я предлагаю тост за твою волшебную силу. Ты веришь во все лучшее, что есть во мне, и сама не знаешь, какой силой обладаешь. Весь фокус в том, что остальные женщины считают силой совсем другое, – философски заметил он. – Если бы они только знали, что знаешь ты… Не считай мои слова за пьяный бред.

Девушка глядела на него, слегка склонив голову, и молчала.

Он поднялся и взглянул на темное море.

– Именно благодаря тебе я научился ценить штиль. Вчера был шторм. Раньше мне нравилось, когда все бушует. В штормовых волнах чувствовалась необыкновенная сила и свобода. Я убегал от тебя, потому что боялся потерять свободу. Странно, что я боялся потерять то, чего у меня никогда не было. А удивительная свобода творчества оказалась в тебе. Ты абсолютно свободна в выборе своих чувств. Он поправил прядь её волос, обнял за плечи, внимательно посмотрел в глаза и потрясенно спросил:

– Почему ты плачешь?!

– Ты же сам сказал, что я свободно управляю своими чувствами, – улыбнулась она сквозь слезы. – Просто плачу и все. Сейчас мне просто хочется плакать.