Железом и кровью

Меньшов Александр Владимирович

Часть 3. На Западном тракте

 

 

1

Осень.

Тихая, необъяснимая, меланхоличная, вечная. Печально бредущая среди проулков портовой слободки.

Грозди калины, словно раскалённые угли, виднелись из оконца светёлки. И ещё ворохи листьев, ярко-желтых, иногда с кровавым кантом. Ветер их кружил, разбрасывая вокруг, окрашивая мир золотом.

И где это всё? Почему так редко стало смеяться солнце. Туман и противные дожди окутали сей плачущий уставший мир…

Осень.

Она нынче была страстная, даже безумная. Опьяненная красивой смертью затихающего мира, где предвестником являлась тьма мёртвых листьев, огромной армией покрывших землю. Они авангардом желтого цвета пали в своём первом и единственном сражении.

Эта янтарно-золотая осень вдруг на глазах превращалась в страшную черную старуху, с голыми кривыми руками-ветками, кровавой усмешкой багряных клёнов и холодными плетями дождей. Она ознаменовалась целой чередой громких ужасных событий, взволновавших людей в столице, как впрочем, и в иных городах Лиги. Мир словно содрогнулся, войдя в круговерть непонятного и дикого танца. Чёрная старуха пробудила чёрные сердца. И не было в них ни жалости, ни милосердия. А только лишь смерть, диким волком завывающей в ночи…

Вот уже прошло почти два месяца с момента осады крепости Орешек на мысе Дозорный, а войска Лиги так и не смогли ей овладеть. Первые два штурма окончились полным провалом и гибелью почти целой армии. Избора Иверского обвиняли во всех грехах и полной недееспособности войска, но тот стоял за продолжение осады. Вместо погибшего воеводы Михаила Старого, был назначен Владимир Залесский, представитель одного из древних дворянских родов. В Торговом Ряду болтали, что род Залесских упоминался ещё с тех времён, когда Тенсес бок о бок с Незебом сражался супротив орков.

Новый военачальник пока себя никак не проявил. И в Совете явно нервничали. Они страстно желали поскорее покончить с «заразой мятежа». И благо ещё, что на Святой Земле сейчас было относительное затишье.

Но, то тут, то там по всем землям Лиги начинали вспыхивать мелкие бунты. Столица отвечала на них довольно жёстко, несмотря на то, что на каждом аллоде были свои наместники, и отправляла на подавление мятежей отборные части. Многие высказывались о том, что подобные действия приведут лишь к новым мятежам. А, кроме того, это было нарушение всех принципов, заложенных в самой Лиге, изначально задуманного государством свободных людей.

Но всё же иные мысли, высказываемые по поводу того, что сейчас не время миндальничать, начинали часто находить поддержку среди простого народа. А свобода выбора и свобода взглядов, проповедуемые, как единственно правильный путь, стали подвергать сомнениям. В сложившихся реалиях нового мира, Кания должна была измениться.

Консервативные силы в Совете возмутились подобному, и это привело к глубокому расколу. И хотя его всячески старались скрыть, но всё равно тайное стало явным. Волнения, охватившие столицу в первый день, быстро улеглись, благодаря вмешательству Айденуса. Ему, считавшему бремя власти лишь тяжелой обузой, ставшему во главе аллода не по своей воле, сейчас как никогда было тяжело. Но найдя в себе силы, он горячо выступил на Главной площади и заверил всех, что выход из создавшегося положения будет найден.

— Мы, канийцы, всегда уважали друг друга, — говорил Главный Маг. — И наша жизнь была и есть служением будущему.

Однако уже вечером не обошлось без небольших конфликтов: агрессивно настроенные подвыпившие молокососы аристократической крови столкнулись со стражей. Поводом послужила то, что сии «добрые» молодцы обвиняли Воисвета в произошедших в Орешке событиях. Мол, что он запустил государственные дела, чего себе бы не позволил человек благородной крови. Слово за слово и началась потасовка. И в результате двух стражников жестоко избили. Один из «молокососов», бывшим сынком какого-то чинуши, остался без глаза.

Всё попытались быстро замять, но народное возмущение, превратилось в буйное море, вышедшее из своих привычных берегов, и этого было вполне предостаточно, чтобы снова столица загудела встревоженным ульем. Страсти улеглись, как только обе стороны прилюдно повинились и извинились друг перед другом.

Я всё это время провалялся у Корчаковой. Раны воспалились, и хорошо, что Пименов — друид, лечивший работников лесопилки, меня выхаживал своими настоями да мазями.

Несколько раз меня навещал Жуга Исаев. Он внимательно выслушал мой доклад. По его невозмутимому лицу нельзя было понять, что он думает по всему этому поводу.

Удалось уговорить его помочь Первосвету, и вскоре того забрали на Ратный двор. Бернар пару недель приходил ко мне, болтал о том, о сём, пока не улетел на Тенебру, куда его вызвал глава правящего дома. Стояна покинула отряд на третий день по прибытию в столицу. Эльф сказал, что она решила пойти в Сиверию по своим личным делам. И сказал он это таким заговорщическим тоном, что я, было, подумал, что Стояна выполняет какое-то ответственное дело… Секреты… Опять какие-то секреты…

Наш отряд снова распался.

Мне вдруг подумалось, что выходит как-то странно, что я определил его словом «наш», а не «мой». К чему бы это? Что поменялось?

Быт меня начинал затягивать. Да ещё это болезненное состояние, из-за которого я практически целыми днями валялся на кровати. Неожиданно меня навестил Богдан Лютиков, что меня сильно удивило. Он приехал в столицу по своим делам, и привёз мне пару бутылочек своей медовухи, настоянной на каких-то лесных травах.

Зая меня обхаживала, как маленького. Ей, скорее всего, доставляло удовольствие видеть меня недовольным из-за подобной ситуации. А я хотел сбежать, и каждый день представлял себя где-то далеко. Разум требовал действий, но полуживое тело, облепленное какими-то листьями и прочей лабудой, стонало от каждого движения.

За месяц моих мучений я набрал веса и отпустил длинную бородку. Зая постоянно требовала её привести в порядок:

— Выглядишь, как какой-то… какой-то оборванец из забитого хутора Темноводья. Давай я сама её подравняю…

Я лишь отмахивался. В конце концов, думалось мне, когда она от меня отстанет. А то нашла себя новую забаву! Я ведь ей не муж! Настроила себе планов в голове. Небось, расписала все дни до самой смерти…

Наконец, я смог более или менее самостоятельно передвигаться.

Как-то Пименов снова меня осмотрел и цокнул языком.

— Если честно, то ты должен был сто раз умереть, — снова проговорил он мне. — Я был уверен, что ты долго не протянешь. Такие раны!

— Бернар сказал, что это шок…

— Шок? — словно удивился Благолюб. Казалось, он не верил. — Я в этом не уверен… Кстати, меня ещё кое-что удивляет.

— И что это?

— У тебя на теле нет ни одного старого шрама. Словно ты никогда раньше ни с кем не сражался.

— Может, мне везло?

— Ты сам веришь?

Честно сказать — нет. Но я ничего не ответил друиду.

— А у тебя есть какие-то предположения? — спросил я.

Пименов прищурился.

— Слышал я, что коли человеку отведать отвара из крови белого единорога…

Я хмыкнул: ну и сказки!

Друид замолчал. С минуту он шамкал губами и потом заговорил на другую тему.

В течение второго месяца я стал быстро идти на поправку. Бороду и волосы на голове подравнял. А по утрам стал частенько сбегать в ближайший лесок, и там старался привести себя в норму. Зая постоянно ворчала, но я не обращал на это никакого внимания. Пришлось немного входить в её дела. На удивление, даже получалось.

Но всё это время меня терзала одна мысль: «Кто стоит за мятежом?» Кто дёргает за ниточки? Неужели никто в Совете не задаётся подобным вопросом? Они ведь там не дураки, однако…

Однажды, прогуливаясь по Новограду, я зашёл в гости к Исаеву в Приказ. Слово за слово, и я решился задать накопившиеся вопросы.

Жуга хмуро посмотрел на меня и долго молчал.

— Не моё это дело выяснять причины, приведшие к расколу, — нехотя ответил он. — Возможно… повторюсь: возможно, я догадываюсь (тут Жуга поднял палец вверх, словно подчёркивая свою непричастность к высказываемым мыслям) кто и зачем… Но борюсь… боремся… боремся мы лишь с последствиями, а не причинами. Понимаешь?

— Угу, — кивнул я.

Жуга заглянул в мои глаза, словно пытался увидеть там отражение своих слов.

— Я хотел выступить на Совете…

— Я помню твоё желание, — перебил меня Жуга. — Но скажу сразу, что тебя там не примут, и слушать не будут!

— Но попробовать-то можно?

Исаев криво усмехнулся:

— Я тебе рекомендую… советую этого не делать. Ты даже выбрось эту мысль из головы!

— Но тут на лицо явный заговор в самом сердце Лиги. Возможно, кто-то из Совета причастен…

— Ты дурак? — Исаев рассердился. — Тебя жизнь ничему не учит? Стоит тебе только выдвинуть подобную мысль… Кстати, ну ты и сказал: «Сердце Лиги». Это сердце сто раз уже запаршивело. От него несёт такой вонью, словно…

Жуга намеренно не закончил. Я вздохнул и ответил:

— А тебе нравится, когда Сыскной Приказ обвиняют в том, что он прозевал…

Исаев не стал слушать и отошел в сторону. Он закинул руки за спину и уставился в пыльное окошко.

— Это все началось, — вдруг начал он, не поворачиваясь ко мне, — ещё с того момента, когда Тенсес отдал большую часть земель Империи. А, может, и ещё раньше… Я не историк, но думаю, что дело так и было. Мы слишком долго ведём войну с Империей. Она истощает наши силы, а результата, как сам видишь, практически никакого. На Святой Земле сформировался своеобразный паритет сил, и никто не может одержать верх. А все эти разделы власти среди аристократов, магов и церковников ни к чему хорошему не приводят.

Тут Исаев немного помолчал и добавил:

— Ты думаешь, что я сам не вижу, что происходит в Совете? Да и не только в Совете! Думаешь, мне не хотелось выступить с обвинительной речью?

Исаев повернулся:

— Мир изменился. И Лига тоже… Канийская аристократия увязла в интригах по уши. Сколько было желающих на роль Наместника. И это сыграло злую шутку с ними: в результате был избран Воисвет Белов, герой войны с Хадаганом, — мне показалось, что последние слова Жуга произносил с каким-то подтекстом. — Если бы был один претендент со стороны дворянства, то, может, всё сложилось бы по-другому. А теперь кое-кто из них пытается с помощью нашего же врага — Империи — вернуть власть. Расшатывает Лигу, пытаясь доказать, что народ выбрал не ту кандидатуру. В общем, скрытая гражданская война…

— Если мы это всё знаем, то отчего не можем пресечь?

— Настоящих режиссёров не видно, а нам показывают лишь «кукол». Усталых, обидевшихся «кукол».

— А мы делаем всё, чтобы эти «куклы» ещё больше нас ненавидели.

— Возможно, — как-то уж очень примирительно ответил Исаев. — Добиться единства сословий тяжело… Ну да ладно, хватит на эту тему болтать. У меня сейчас встреча одна назначена… А ты вот что: завтра утречком приходи в Приказ. Я тебе кое-что…

Он не закончил и задумчиво посмотрел на меня. Я поднялся и вышел вон.

Настроения не было. Побродив немного по столице, к вечеру я вернулся в трактир, где меня уже ждала Зая. Она мила защебетала про то, как у неё прошёл день. И пока я ел, она крутилась вокруг, продолжая что-то болтать. Судя по её ласковому настроению, ночь обещала быть бурной.

— Ой, кстати, — вдруг остановилась Корчакова, — к тебе тут приходили… от этого…

Лицо Заи напряглось. Она никак не могла вспомнить.

— И что хотел? — спросил я.

— Что-то говорил про игру. Мол, просят… да, точно, он так и сказал, что тебя просят придти завтра поутру в эльфийскую резиденцию.

— Зачем? — снова спросил я, уже начиная догадываться.

— Не знаю… Он сказал было что-то про расследование… А потом осёкся и замолчал.

Замолчал и я. Зая нахмурилась и присела напротив.

— Этот взгляд мне не нравится, — спокойно заявила она.

— Взгляд, как взгляд, — буркнул я, а сам подумал: «Ну, наконец-то дело! А то аж завонялся!»

Опека со стороны Корчаковой явно была излишней, и ко всему прочему начинала раздражать.

Одно дело, когда меня Первосвет приволок сюда. Когда я не то, что шага, просто подняться не мог. Раны гноились… Как я себя тогда ненавидел за то, что оказался в таком положении. Легче, когда сам за кем-то ухаживаешь и досматриваешь. А то когда сам без сил…

— Может, тебе не стоит ходить к эльфам? — неуверенно спросила Корчакова.

Я не ответил.

— Ты ещё не полностью восстановил свои силы, — начала было отговаривать меня она. — Тебе…

— Я должен! Этого не изменить… Послушай, Зая, ты ведь понимала это и раньше, что я не домашний кот, объевшийся сметаны.

Корчакова наклонила голову и уставилась в пол. Лицо её стало пунцовым от волнения.

— Тот раз, когда ты ушёл по зову долга, чуть не стал для тебя последним, — тихо проговорила она. — Вот и мой тогда… ушёл по зову долга… и…

Она вздохнула и по её щеке медленно покатилась крупная слеза.

— Я могу тебе пообещать одно, — твердо сказал я, чувствуя, как начинаю колебаться, — что буду крайне осторожен.

Зая наклонила голову и ничего не ответила. Есть уже совсем не хотелось.

Я, конечно, не относил себя к тонкокожим натурам, но честно признаюсь, лучше бы Корчакова поорала на меня, а то эти слёзы-сопли в платочек…

Хотя, чего это я? С какой стати? Я свободный волк! И не стоит, Бор, этого забывать! В конце концов, ты ей не муж. А то, что она сама себе там понапридумывала, так это её заботы.

Я встал и направился к себе в комнату.

Раздевшись, я залез на кровать и попытался заснуть. За окном тихо подвывал ветер. Ветки пожелтевшей осунувшейся старой берёзы тихо постукивали в окошко.

Я закрыл глаза. Мысли, словно мышки в избе, тихо зашуршали своими мохнатыми лапками, стараясь не потревожить своего хозяина. И через какое-то время, я провалился в глубокий сон.

 

2

Встал я рано. Стараясь не потревожить Заю, я тихонечко слез и стал умываться.

Потом, открыв сундук, я достал свою амуницию и не спеша оделся.

Обернувшись, я увидел, что Зая не спит и смотрит на меня. В её взгляде прочитались явно смешанные чувства печали и некой гордости, что рядом с ней подобный мужчина… Её мужчина….

— Я тебя никому не отдам. Никому! — вдруг проговорила она. — А если ты не вернёшься, как обещал…

Её взгляд блеснул холодной сталью. Я, молча, прицепил мечи и вышел вон.

На улице было сыро. Серое осеннее небо, пожелтевшие листья деревьев, пожухлая трава — всё это навевало какую-то суровую торжественность. Я выпустил изо рта клубы пара и несколько секунд наблюдал, как они растворяются в прозрачном холодном воздухе.

Людей ещё было мало. Кое-кто спешил в порт, стражники безразлично зевали у фонарных столбов. К большаку, противно мыча, двигалась темная масса недовольных коров, погоняемых укутанными в теплые овчины пастухами.

Я миновал крайние дома и вышел к головной дороге, ведущей к воротам столицы. В воздухе разлился запах горелых листьев. И как доказательство этому, из-за полуголых зарослей кустарника поднимались густые белые клубы едкого дыма.

Я прошёл ворота и вскоре очутился в Торговом Ряду. Здесь тоже было ещё тихо и немноголюдно.

У Сыскного Приказа сидели двое вооруженных парней.

— Куда? — недовольно проорал один из них.

— К Исаеву.

— Нету ещё.

— Значит, подожду, — и я присел на скамью у стены.

Тут же за шиворот накапала холодная вода, стекающая с поросшей мхом крыши. Я отряхнулся и отсел в сторонку.

Ждать пришлось недолго. Исаев приехал на красивом вороном жеребце. Легко соскочив на мостовую, он передал поводья одному из парней, и с деловым видом кивнул мне следовать за ним. Его лицо было серьёзным. Мне даже показалось, что он чем-то озабочен.

Пройдя по узкому коридорчику, мы вошли в его комнату.

— Ты, смотрю, сегодня по-боевому… Как настроение? — спросил Жуга.

— Да ничего.

— Хорошо… Помнишь ту историю со схронами?

— Не очень.

— Когда ты подслушал разговор той группки из банды Дедяты Гнильского.

— А-а-а… Это про Южную Берестянку? Мол, там где-то они организовали схроны с оружием из Темноводья?

— Верно. Про них.

— А что?

— Не буду сильно вдаваться в подробности, а скажу лишь, что, скорее всего в Южной Берестянке действительно могут быть схроны. В ситуацию со спрятанным оружием необходимо вмешаться и не допустить того, чтобы оно попало в руки мятежников. Поедешь в Межевую рощу. Там в лазарете есть некая Горяна Иверская, торговка тканью. Она на самом деле из канийских дворян. Правда, в отличие от многих из них, она понимает, что сила Кании в её единстве, а не разделении сословий на высшие и низшие. Найдёшь Горяну и поступишь к ней в распоряжение. Старайся сильно не выделяться. Делай всё скрытно и быстро.

— Постараюсь, — улыбнулся я.

— Кстати, ты сегодня идёшь в эльфийскую миссию. Верно?

— Верно. Откуда…

— Я должен всё знать о своих парнях. Ты ведь на услужении Дома ди Дазирэ?

— Есть маленько.

— Надеюсь, что участие в Большой Игре не помешает тебе отлично справиться с нашим делом?

Данный вопрос меня ошарашил. Жуга примирительно положил мне на плечо свою ладонь, и, улыбаясь, сказал:

— Я не требую от тебя отчёта по их делам, лишь бы только они не мешали нашим. Ты меня понимаешь?

— Угу, — это всё, что я смог ответить.

Жуга открыл свой сундук, и протянул мне кожаный потёртый кошель с деньгами.

— Можно вопрос? — начал я.

— Задавай.

— Как там мой Первосвет?

— Честно скажу, что не интересовался. Знаю, что он там отлично вписался. А что?

— Да так… Просто интересуюсь.

— Ясно… Ладно, давай не теряй времени и трогайся в путь. Мой совет: купи себя коня. Только не броского.

— А, может, лучше златогрива или сумеречного волка?

Жуга рассмеялся:

— Да уж, выбрал неброского!.. Не стоит. Во-первых, за этими животными надо ходить, едва они от мамкиной сиськи оторвались, чтобы указать им, кто главный. А иначе они начнут тебя испытывать на «прочность». А коли проиграешь, то и руку или ногу отгрызут. И это в лучшем случае.

— А во-вторых?

— Денег не хватит. За волчонка просят пятьсот золотых. А за львёнка, говорят, все семьсот. За взрослых берут раз в пять дороже… Да всё это чистой воды позёрство. Когда б подобных ездовых животных использовать в войне с Империей, то это одно дело. А иначе…

Жуга хмыкнул и покачал головой.

Я забрал кошель и пошел на двор. Небо было по-прежнему затянуто серыми тучами, но теперь уже на голову сыпал мелкий противный дождик.

Я обогнул угол и пошёл к виднеющимся воротам, что вели в эльфийский квартал. И едва я в него вошёл, как снова, как и тогда в первый раз, впал в ступор.

Круглые громадины ярко-золотых фонарей освещали мостовую приятным тёплым светом. Не смотря на непогоду и унылое небо, здесь было хорошо. Правда, на улицах не было ни одного человека… вернее — эльфа.

Я беспрепятственно дошел до миссии и поднялся по ступенькам. В холле было тихо. Некоторое время я оглядывался по сторонам, не решаясь идти дальше.

Из дальней комнаты выпорхнула молодая эльфиечка. Она быстро приблизилась к моей персоне и что-то спросила.

— Не понял, — бросил я.

— Вы к кому?

— К Пьеру ди Ардеру.

— Как вас представить?

— Бор Головорез, — улыбнулся я.

— А-а, вы Бор Серебряный, — эльфийка кивнула и упорхнула в коридор.

«Почему «Серебряный»?» — подумалось мне, как тут же из-за колон появилось несколько вооруженных эльфов.

Они медленно приблизились ко мне и становились на почтительном расстоянии.

Прошло несколько минут, и эльфийка возвратилась.

— Прошу, — кивнула она. — Вас ждут. Марк вас проводит.

Один эльф из охраны отделился от группы и показал жестом следовать за ним. Мы прошли по невысокому, но широкому и уютному коридору, украшенному какими-то статуями и картинами. На стенах висели всё те же янтарные фонари. Их свет был слегка приглушен, но всё также мягок и приятен глазу.

Пьер ди Ардер ждал меня сидя на мягких пуховиках в круглой комнате с потолком, уходящим высоко вверх. Он сидел с чашечкой какого-то напитка и медленно смаковал его на вкус.

— Доброе утро! — поздоровался он низким бархатным голосом. — Вы сегодня рановато.

— Уже есть кое-какие дела.

— Как ваша нога?

Вопроса я не понял и вопросительно уставился на эльфа.

— Вы всё ещё приволакиваете левую ногу. Скорее всего, она всё ещё побаливает. Результат той стычки в лесу на севере аллода?

— Есть маленько, — нехотя согласился я. — А что?

— Как вообще себя чувствуете? Восстановились?

— Восстановился.

— Отлично… Марк, подай господину Бору вон ту склянку, — Пьер ди Ардер указал стражнику на столик за моей спиной. Там стояла полтора десятка разных баночек, но Марк вдруг выбрал из них именно ту, о которой просил глава миссии. — Попейте пару деньков, боли как рукой снимет.

Эльф улыбнулся.

— Присаживайтесь, Бор, — он указал на лежащие рядом подушки.

Я убрал склянку в карман куртки и присел.

— Как вы поняли, у меня к вам есть небольшое дело.

— Я весь во внимании.

— К нам поступил сигнал, что одного нашего… скажу так — очень известного в своих кругах волшебника… так вот, есть информация, что он вдруг непонятным образом пропал. Отправился по делам (это слово Пьер ди Ардер произнёс с какой-то подоплёкой), и на пути из столицы в сторону западной верфи пропал. До Межевой рощи, скорее всего, он не добрался.

— Почему вы не обращаетесь в Сыскной Приказ?

— На то есть свои причины… Хотя, кстати, вы ведь и сами оттуда, верно?

Я попытался улыбнуться, хотя замечание мне очень понравилось.

— Зовут его Энтони ди Вевр, — продолжил эльф. — Знаю, что тебе это имя ничего не скажет, но ещё раз повторюсь — это очень важная персона.

— Что требуется от меня?

— Пятого дня в Южную Берестянку выехал Жан ди Близар, наш судебный пристав. Он сообщает, что ему нужен компетентный помощник. Мы просим тебя отправиться туда и помочь ему в поисках волшебника.

Он улыбнулся, будто лиса, увидевшая жирного петуха.

— Ты готов нам помочь? — в тоне этого вопроса снова прозвучали странные нотки.

Я не стал отказывать, тем более что мне как раз надо было и ехать в ту сторону.

— Готов. Куда денусь.

— Думаю, не надо напоминать ещё раз о том, что о нашей «просьбе» не следует распространяться. Тем более Жуге Исаеву.

— Не надо, — кивнул я и встал.

— Подожди. Марк, принеси мне ту вещь из кладовой.

Охранник снова понимающе кивнул и вышел вон.

— Позволишь сделать тебе небольшой подарок… Надо ведь беречь лояльных к нам людей, так?

Я снова постарался улыбнуться в ответ. Не знаю, что выходило, но это было явно не искренне.

Вернулся Марк с каким-то свертком. Пьер ди Ардер поднялся и принял из рук охранника подарок. Он живо его развернул, и моему взору предстала тончайшая блестящая кольчуга. Я коснулся её и ощутил холод стали.

— Под курткой она будет не заметна, — пояснил Пьер ди Ардер. — И ещё: она может выдержать прямой удар меча. Пользуйся.

Я принял подарок и ещё раз его осмотрел: тонкие прочные кольца подобно рыбьей чешуе ярко блестели в свете янтарных эльфийских фонарей.

— Спасибо, — кивнул я, сворачивая кольчужку назад. — Когда следует отправляться к приставу?

— Желательно нигде не задерживаться. Марк проводит вас на конюшню и ещё выдаст денег. Связь держи через Близара. Если удастся выполнить нашу «просьбу»… вернее сказать, что её надо выполнить. Очень надо! И мы в долгу не останемся.

— Понятно…

Я вышел за Марком и мы проследовали по каким-то запутанным коридорам. Эльф всё делал молча. Мне даже на какое-то мгновение показалось, что он немой.

Мне показали моего жеребца — серого длинноногого иноходца. Его быстро запрягли и я заскочил в седло. Конь замотал головой и чуть взбрыкнулся. Пришлось сильно натянуть поводья.

— Он вообще-то у нас спокойный, — пояснил конюх.

— Как зовут? — спросил я, поглаживая жеребца по шее.

— Пепел.

Марк протянул мне деньги и сразу же ушёл. Я осторожно выехал из конюшни и направился в трактир к Кочетковой. Пепел ещё раз попытался меня скинуть, но поняв, что всадник не лыком шит, тут же успокоился.

Я миновал ворота и въехал в Торговый Ряд. Людей здесь уже прибавилось. В основном это были купцы да ратный люд. Я срезал путь менее загруженными окольными улочками и быстро добрался до Портовых ворот.

Небо чуть посветлело, однако поднялся холодный северный ветер. На Белое озеро потянулись дикие утки.

Я ехал в порт. В голове постепенно складывался план дальнейший действий. Единственное, что мне не хватало, так это информации. Что Жуга, что эльф не всё мне говорили.

В порту всё кипело. Я подъехал к одному из стражников и спросил, где найти Жереха.

В ответ тот округлил глаза от удивления, но увидев «руку помощи», нехотя ответил:

— Нет его. Давно уж нет. С тех пор, как подхватил чахотку.

— Что? — я не понял.

— Да захворал он, месяца полтора назад. Дюже сильно захворал. Сейчас вместо него Новик.

Я вспомнил этого человека и чуть улыбнулся.

— Да-а, — затянул стражник, — при Жерехе тут хоть какой-то порядок был.

— И где он?

— Да кто его знает! Ежай-ка, мил человек, за кузню. Там найдёшь Милораду Смилянскую. У неё и спроси.

Я кивнул в знак благодарности и уехал.

Шагах в двадцати за кузней, за могучим её забором, совсем недалеко от астрального берега, стояла дряхлая покосившаяся избушка. Глядя на неё можно было подумать, что сие строение так и не закончили: в ней чего-то не хватало.

Я слез с коня и уверенным шагом направился к домику.

— Эй, хозяева тут есть? — громко гаркнул я, приближаясь.

Дверь громко скрипнула, и на порог вышла древняя старушка.

— Чавой тебе? — прошамкала она беззубым ртом.

— Скажу, матушка, где бы мне отыскать Милораду Смилянскую.

— Ну я она. Что тебе надобно?

— Я ищу одного человека — Жереха Грабова. Знаешь такого?

— Хех! Хто ж его не знает… не знал…

— Где его искать-то, подскажешь?

— А тебе он зачем?

— Дело есть. Важное.

— Ишь ты, важное! — старушка вроде рассердилась, но тут же успокоилась и грустно глянула на меня. — Да он, парень, в лес ушёл. С тех пор как заболел-то, так, значит, и ушёл. Не нужен стал…

Я понял, что её женское сердце жалело этого Жереха. Я даже на секунду представил, что она его мать… Но вот я не чувствовал ни единой капли жалости: ведь он был бандитом. Сколько человеческих жизней погубил.

— Давно ушёл? — спросил я.

— Давненько…

И тут в избушке что-то свалилось, и старушка вздрогнула.

— Он там? — я даже не просил, а точно знал, кивая головой на двери.

— Хто? — схитрить не удалось, и Милорада это поняла. — Он болен, лучше не ходить.

— Я на пару слов, — отмахнулся я и вошёл в избушку.

Здесь было темно и сыро. В дальнем углу на кровати лежал какой-то мужчина.

Я с трудом узнал в нём Жереха.

— Помнишь меня? — я подошёл ближе.

Жерех харкнул и тут же сплюнул в деревянное корыто, что стояло подле кровати.

— Помню, — нехотя ответил он.

Жерех умирал. И умирал долго и мучительно. Я видел, что он это понимает, и ни на что не надеется.

— Ты один тут? — спросил я, подходя ближе.

Жерех выставил вперёд руку, приказывая остановиться.

— Для твоего же блага, — пояснил он. — Как видишь, один.

— Ну, этого и следовало ожидать. В волчьей стае за старыми вожаками не приглядывают. Их выгоняют прочь.

— Верно говоришь, — тут Жерех снова отхаркался и сплюнул густой темно-красный сгусток. — Я и сам предыдущего главаря… того… Сам понимаешь.

— Понимаю. Я к тебе по делу.

— Да? Интересно какому.

— Слышал о Дедяте Гнильском?

— Приходилось. Сволочь ещё та была. Говорят, его в лесу вместе с бандой его прихлопнули.

— Говорят, — кивнул я. — Ну так вот: есть предположение, что он был связан с мятежниками, что захватили Орешек.

— Возможно, — тут Жерех закашлялся и несколько минут пытался придти в себя. Он ещё несколько раз сплёвывал кровью, а Милорада суетилась рядом.

Точно, мать, — понял я.

— Что от меня-то надо? — спросил чуть погодя Жерех.

— Помощь. Как выйти на остальных людей Дедяты. Думается мне, что они где-то в Южной Берестянке обитают. Может, твои люди…

— Мы никогда не связывались с лесными бандитами. Тем более с теми, что «баламутят воду». Понимаешь, о чём я?

— А Новик?

— Он трусоват для таких дел. Ему бы только купцов трясти, — как-то зло ответил Жерех.

— То есть, помочь ничем не сможешь?

— Дедята не из этих мест. Тебе лучше искать его сообщников в Темноводье.

— Ясно, — я кивнул. — Извини, что потревожил.

Жерех оскалился. Именно оскалился: волк хоть и старый да больной, но хватки не терял и сейчас.

Я с Милорадой вышел на улицу.

— Недолго ему ещё, — кивнула за спину старушка.

— Сын? — тут я вытянул пару золотых и протянул их Милораде.

— Да что ты! Какой сын. Моего Станислава… зарезали в порту, — старушка всхлипнула и вытерла глаза рукавом. Её сморщенное лицо стало жёлтым и ещё более сморщенным.

Она взяла монеты и сжала их в малюсенькой ладошке.

— А кто? — спросил я, понимая, что вопрос выглядит бестактно.

— Да робята Жереха и зарезали.

Я так и встал.

— Он добрых людей бил да грабил, вот его и наказали, — пояснила Милорада.

— А «робята Жереха» разве не тем самым занимаются?

— Они грябют кого надо, погань всякую. А мой Станислав простых людей…

Я шёл до своего коня и думал, что это какой-то абсурд. Это всё походило на какой-то нехороший розыгрыш.

Или я не совсем понимаю людей, или… Иного вывода не придумалось.

У трактира уже толпились уже подвыпившие матросы. Я привязал жеребца к столбу и поднялся к себе. Заи нигде не было видно, но судя по запаху свежей выпечки, она уже суетилась в подклете.

Быстро сложив вещи в мешок и одев кольчугу, я спустился вниз и стал искать Заю. Она явно не ожидала меня сейчас увидеть, а заметив в руках мешок сразу погрустнела.

— Уже? — тихо спросила она, отставляя в сторону ухват.

— Поем и в путь.

— Когда тебя ждать?

— Точно не знаю, — пожал я плечами.

— Садись тут, — кивнула Зая на старый дубовый столик в углу подклета. — Я тебе накрою.

Я подвинул мешок с мукой и присел на бочонок. Над головой висели одуряюще вкусно пахнущие вяленые свиные окорока, колбасы и прочая снедь. Стало ясно, что я безумно голоден.

Зая застелила стол льняной скатертью и вскоре принесла мне поесть.

— Я сложу тебе кое-что в дорогу, — вздохнув, проговорила она.

— Хорошо… Вот тебе деньги, — я протянул Зае кошель Исаева. — Закупишь мясо у Чеслава Кишки. Я с ним второго дня разговаривал по этому поводу.

Зая как-то безразлично кивнула.

— Да не вешай ты нос! Я же не на войну-то еду. Дело плёвое: найду кой кого и назад.

— Да? — с надеждой в голосе спросила Корчакова.

— Я тебе до этого врал?

Лицо Заи посветлело.

Я быстро приговорил свой завтрак и засобирался в путь. Корчакова протянула мне небольшую котомку с едой. Я горячо поцеловал её в губы и решительно вышел вон.

 

3

Сразу за стенами столицы по направлению на юго-запад раскинулись широкие, но уже убранные поля, перемежевывающиеся с редкими березовыми рощами, едва покрытыми уже блёклым осенним золотом. Широкий утоптанный Западный тракт тянулся до Гадючьего плато, а там на развилке разделялся и уходил на Западную верфь, и на мыс Дозорный к Орешку. С юга аллод ограждал полумесяц Зуреньского хребта. А уж за ним раскинулось Темноводье и астральное море.

Мне говорили, что на всём хребте поставили несколько дозорных застав. Но с трудом верилось, что человек смог бы пройти эти горы, даже не смотря на то, что северный его склон был пологим и покрытым горными лугами.

То был настоящий медоносный край. В отличие от Лютикова, местные пасечники, живущие на хуторе Бортица, что на северном лесистом склоне Зуреньского хребта, большей частью сбывали воск да свечки, сделанные из него. Хотя их мёд тоже был не плох. Помнится, когда я бродил по Торговому Ряду, один купец рассказывал, что бортевые угодья здесь насчитывали около пяти сотен. Да и то, это со слов самих пасечников. А так ли это на самом деле — никто точно не знал.

Я миновал последние посёлки и вскоре въехал в большой лесной массив, именуемый Южной Берестянкой. Справа раскинулось небольшое пологое плато, за которым виднелась астральная бухта. На встречу изредка ехали телеги, груженые то мешками, то какой-то живностью. Сидевшие в них люди с какой-то настороженностью в глазах смотрели на меня.

Тракт чёрной змеёй извивался среди пожухшей травы. Ветер разогнал последние клочки тумана и воздух стал прозрачен, словно родниковая вода. Верстовые столбы, одиноко стоявшие у дороги, печально глядели на проезжающих мимо путников. От времени многие из них уже покрылись зелеными пятнами мха, и устало заваливались в сторону.

Трое суток я добирался до Межевой рощи, и лишь к вечеру нашёл большой лагерь. Это и был тот лазарет, о котором мне говорил Жуга. Он стоял чуть в стороне от тракта и был полон людей.

Здесь был разбит полевой лазарет для раненных солдат, осаждавших Орешек. Судя по количеству народа, этот госпиталь явно без дела не стоял.

Пройдя чуть дальше, я увидел астральную бухту, полную боевых кораблей, изредка ведущих огонь по стенам крепости. Иногда виднелись ответные залпы.

Из небольшой разношёрстной толпы зевак, стоящей у берега слева, и на которую я поначалу даже внимания не обратил, донеслись громкие ругательства. До меня не сразу и дошло, что они живо обсуждают вечернее сражение, происходящее у высоких каменных стен крепости.

— Твою-то… мы ведь сами те пушки пристреливали! — донеслось до моего слуха. То возмущалась какая-то семейка гибберлингов. — Знать бы заранее.

Я повернул голову в ту сторону, куда сейчас был прикован взгляд толпы: небольшой корабль, объятый синеватым пламенем, вовсю мчался к берегу.

— Руль сбили! — крикнул кто-то. — Какого он влез в бой!

Со стороны крепости мелькнуло ещё несколько вспышек.

— Угробили! Гады, угробили же! — возмущались гибберлинги.

— Да это же разведчики! — воскликнул чей-то голос. Мне он показался несколько знакомым.

Я прищурился и увидел в толпе говорившего: то был Тон Ветродуй.

Корабль делал широкую дугу и уже практически развалился на части. Он с огромной скоростью врезался в берег верстах в двух западнее.

Все гибберлинги, что стояли здесь, разом широкой волной бросились бежать к месту гибели судна.

Я постоял ещё с минуту, а потом вернулся назад к лагерю.

— Кто таков? Куда едешь? — ко мне подошли стражники.

— Бор с Ингоса. Я гонец, еду в лагерь Залесского. Вот хотел бы переночевать, — я вытянул из-за пояса охранную грамоту, состряпанную Исаевым, и протянул её, вышедшему вперёд, стражнику.

Меня оглядели с ног до головы, словно искали подтверждение сказанных слов.

— Вон приезжие, — указал в сторону второй из охранников. — Можешь там и остановиться.

Я посмотрел в указанную сторону, и, кивнув головой, поехал туда. Тут на небольшом пятачке очевидно останавливались на ночлег все те, кого ночь застала в дороге. Я прикинул и быстро определил, что большинство людей здесь торговые людишки.

— Вечер добрый! Примите в свою компанию? — спросил я, улыбаясь, и слазя с коня.

— Коли хороший человек, то чего же не принять, — ответил кто-то.

Привязав коня чуть в сторонке, я выбрал себе место и стал располагаться, краем уха подслушивая разговоры.

Темнело уже рано и воздух становился заметно прохладным. От долгой дороги наваливалась усталость. Да ещё сказывалось, то тяжёлое ранение, отдававшее нытьём во всём теле.

В руку вдруг попала склянка, которую мне подарил Пьер ди Ардер. Я откупорил её: густая тягучая жидкость мутного зелёного цвета, которой была наполнена ёмкость, пахла какими-то цветами. Я сделал один глоток, ощущая, как по горлу к пищеводу потянулась волна приятного холода. Через мгновение в голове прояснилось, и по телу разлилась какая-то легкость.

Я убрал склянку в котомку и достал оттуда вкусно пахнущий свёрток.

— Вообще распоясались, — это начал возмущаться какой-то полный человек, с ухоженой густой бородой. — Конечно, они и раньше тут воду баламутили, но чтобы так…

Я весь превратился во внимание.

— Говорят, сегодня какого-то эльфа привезли. Сам видел: весь перевязанный, голова разбита. Вроде, сунулся в лес, а там его и…

— Да что там эльф! На днях две телеги с провиантом «хлопнули». Вот же воры! Куда Приказ смотрит?

Я насторожился: какого эльфа привезли? Что если это тот волшебник, которого я ищу?

Хотя это было бы слишком просто, ведь в реальной жизни так не бывает, чтобы дело оказалось настолько простым. Я быстро отогнал мысли о столь лёгком развитии событий и, наскоро перекусив, прилёг на мешок.

— …совсем не жалеют, — продолжал возмущаться бородач. — Ладно бы просто грабили, а то и убивают почём зря.

— Угу, — поддакнул кое-кто из сидевших рядом. — На днях пятерых нашли. Глаза выколоты, языки отрезаны. Не по-человечески как-то! Варвары! Даже орки так не поступают.

— Это чтоб не рассказали о том, что видели, — перебил бородач.

Дальнейший разговор был просто переливанием пустого из порожнего, потому я попытался заснуть. Ведь идти и искать сейчас Горяну не было смысла. Надо было дождаться утра и попытаться с её помощью разузнать о раненном эльфе, ведь необходимо проверить все версии.

С неба сыпалась мелкая изморось, так что пришлось накрыться с головой.

Спал я чутко, изредка всё же проваливаясь в темноту сна без сновидений. Мне казалось, будто меня засасывает в какую-то бездонную тьму, и я снова просыпался, глядя на тусклый костёр рядом. Путники вокруг уже угомонились и мирно спали.

Огонёк лениво облизывал ветки, и они тихонечко потрескивали. Мой сонный мозг незаметно трансформировал мир вокруг: вот костерок превратился в горящий боевой корабль. Вот я становлюсь на одно колено, натягиваю лук…

Где-то громко-громко закукарекал петух и я проснулся.

Было рано, едва-едва рассвело, но лагерь уже начинал приходить в движение.

Наскоро умывшись, я наскоро позавтракал, затем сложился и, взяв коня под уздцы, пошёл к лазарету.

— Чего тебе, гонец? — снова дорогу преградила стража.

Надо же, запомнил!

— Хотел бы узнать: где найти Горяну Иверскую.

Стражник задумался. Мне даже показалось, будто я услышал, как щёлкают мысли в его голове.

— А! Вспомнил! — хлопнул он себя по лбу. — Вон тот шатер видишь? Что чуть левее тех трёх берёзок… Вон там она и обитает. А что?

Я не стал отвечать и пошёл прочь.

В шатре никого не было. Я огляделся, пытаясь определить, где могла быть его хозяйка и тут из-за чахлых кустиков появилась невысокая темноволосая девушка, одетая в простое эльфийское платье. Судя по её осанке и характеру ходьбы, это была дворянка. Она быстро окинула меня взглядом и решительно подошла ближе.

Не смотря на столь ранний час, выглядела она полностью собранной, как будто и ночи не было. Хотя моя Зая тоже рано встаёт да быстро собирается.

— Вы ко мне? — голос у девушки был очень приятным, и мне отчего-то подумалось, что она должна неплохо петь.

— Я к Горяне Иверской.

— Тогда ко мне. Я вас слушаю.

— Я приехал предложить руку помощи.

Ни один мускул на лице Горяны не вздрогнул. Она лишь вздохнула и пошла к себе в шатёр. Я привязал коня к дереву и вошёл следом.

— Быстро вы приехали, — проговорила Горяна.

Она подошла к сундуку и, отперев замок ключом, стала там что-то искать. Горяна была слишком молодой и совсем не похожей на людей из Сыскного Приказа.

Я попытался по внешним данным определить её характер.

Физическими данными она явно не обладала. Это было видно по женственности её движений и по складу фигуры. Остаётся только одно — мозги. С ними она, наверняка, дружила, иначе, думается мне, Жуга Исаев не стал бы с ней работать, а тем более доверять руководство таким делом по поиску схронов.

Её светло-голубые глаза сразу притягивали к себе внимание. Они подчёркивали тот факт, что их хозяйка весьма серьёзный человек… Хотя вот широкий и по-детски открытый её лоб говорил об обратном.

Горяна вытянула какие-то бумаги и захлопнула крышку. Она повернулась и вопрошающе посмотрела в мои глаза.

— Что-то не так? — спросил я.

— Нет… ничего, показалось что-то…

Тут Горяна чуть улыбнулась и на её щеках появились милые ямочки.

Я вдруг поймал себя на том, что стою с открытым ртом и милуюсь такому гармоничному совпадению цвета голубых глаз и ярко-алых сочных губ с расцветкой эльфийского платья.

— Простите…

Я кажется впервые покраснел, но Горяна то ли этого не заметила, то ли сделала вид.

— Как вас зовут? — спросила она, раскладывая на крышке сундука свои бумаги, одной и которых была карта.

— Бор.

— Красивое имя, — сделал она комплимент. — Итак, приступим к делу?

— Приступим, — подошёл я.

— Вот тут, западнее, — сказала Иверская, кивая головой на карту, — Межевая роща и наш лазарет. Внизу расположено полукольцо гор, а здесь на юге каменоломни… Большие Валуны. Восточнее их — Гиблая чаща. Между ней и столицей раскинулся Смоляной бор. И в центре всего этого…

— …огромный лес именуемый Южной Берестянкой, — закончил я. — Карту я эту уже видел.

— Отлично! Я её показываю, чтобы вы смогли оценить масштаб поисков. Где-то здесь и есть схроны мятежников, — Горяна снова улыбнулась и на её щеках вновь появились ямочки.

Я присвистнул:

— Выходит, что никто точно не знает где и искать?

— Выходит… Иначе тут был бы отряд солдат, а не мы.

— Славно, — я наклонился над картой и тут в нос ударил запах каких-то благовоний, тончайшим ароматом исходящих от Горяны.

Мысли снова запутались и я сильным усилием воли взял себя в руки. Девушка явно мне понравилась и скрывать это от самого себя было глупо.

— Есть… есть ли какие-то соображения? — спросил я у Иверской, выпрямляясь.

Она подняла голову, глядя мне в лицо, и тут я сообразил, насколько девушка миниатюрна в сравнении со мной. Она отчего-то напомнила мне милую домашнюю кошечку, трущуюся о руку и мурлыкающую от удовольствия.

— Есть, — кивнула она головой. — Первое, — тут Горяна стала загибать пальчики, — это то, что в дебрях этого леса орудует, и уже давно, какая-то банда воров и грабителей. Следовательно, они вполне могут быть причастны к схронам. Или, могут знать, либо догадываться, кто их и где именно соорудил.

— Разумно, — кивнул я головой.

— Второе, — тут Горяна вдруг облизала губы и слегка прищурилась, — в связи с тем, что нападения этих бандитов каждый раз проходит успешно, у меня есть предположение, что у них есть лазутчики в нашем лагере… и не только в нём. Если удастся выявить этих лазутчиков, то мы сможем выйти на лагерь разбойников, а от них узнаем и месторасположение схронов.

Я улыбнулся, понимая, что под словом «мы» будет подразумеваться «я». Непохоже, чтобы Горяна умела «добывать» сведения. Тем более с пристрастием.

— Есть ли предположения, кто лазутчик?

Горяна почухала свой курносенький носик и задумалась.

— Вы есть хотите? — вдруг спросила она.

— Ну… не очень…

— А я — сильно. Пойдёмте на поварню.

— У меня своё… Зая положила…

Я осёкся, растерявшись. И тут же гневно, но стараясь внешне этого не показывать, выругался на себя: «Тьфу ты на тебя! Вот же дурак: то к одной липнешь, то к другой!»

Так всё! Собрался, и хватит хвостом вилять, как дворовый пёс. Ты тут по делу, а не любиться пришёл.

Я махнул головой, разгоняя все мысли.

— У меня ещё одно дело, — сказал я. — Говорят, вчера какого-то эльфа привезли в лазарет. Он был сильно ранен. Как бы выяснить кто он и где его найти?

— Да… Я его знаю, это Жан ди Близар. Я с ним вчера вечером говорила.

— И каков результат?

— Толком ничего не помнит.

— Может я попробую с ним поговорить.

— Вы мастер по развязыванию языков? — улыбнулась Горяна.

— Ещё какой! — оскалился я в ответ, но девушка совсем не испугалась.

— Проведу.

Мы вышли наружу и несколько минут лавировали среди большущих палаток, заполненных стонущими раненными солдатами.

Последствия осады Орешка ужасали. У простого обывателя сразу же складывалось мнение, что армия абсолютно не подготовлена. Столько жертв и причём некоторые ранения просто ужасали: от страшных ран до полного отсутствия конечностей, будь то рук, или ног.

И вся эта масса стонала, выла, корчилась от боли. Рядом кружили священники, лекари, знахари разных рас и возрастов.

Меня удивила реакция Горяны. Лицо её было абсолютно спокойным и беспристрастным. Хотя, возможно, она сих зрелищ насмотрелась вдоволь. Так бывает, когда от переизбытка страданий других даже самый сердобольный человек перестаёт их замечать.

— Тут, — кивнула Горяна на одну из палаток.

Мы остановились, и я первым вошёл внутрь. В левом углу на ветках покрытых волчьими шкурами лежала длинная фигура эльфа. Его грудь была перевязана широкими кусками белой ткани. Горяна не стала входить, и, скорее всего, отправилась на поварню.

Я подошёл к эльфу и присел рядом на какой-то бочонок. Эльф открыл глаза и посмотрел на меня.

— Бор Серебряный, — представился я. — От Пьера ди Ардера.

— Ох! — эльф скорчился от боли и попытался сесть.

— Лежи, не двигайся. Что случилось?

Жан покосился на лежащих рядом людей и полушепотом стал рассказывать:

— Я ехал на юг. Там возле Светлого Яра была небольшая летняя усадьба Энтони ди Вевра. Он её себе соорудил уж давненько. Больно очень места ему тут нравились. Я хотел с того места начать поиски, да как видишь не успел… Они выскочили, словно из-под земли.

— Вижу, били тебя здорово, — буркнул я. — Сколько их было?

— Пятеро… или шестеро. Думал, убьют, но, хвала Тенсесу, я скатился в лог и там затаился в кустах. Вечером пополз и хорошо, что на дорогу выбрался…

Я развернул свою карту и попросил, чтобы Жан указал месторасположение усадьбы.

— Он был в ней? — спросил я.

— Предполагаю, что мог заехать.

— Что он вообще тут делал?

Жан закусил губы.

— Если я буду знать цель, — говорил я, — то смогу быстрее определиться…

— Я понимаю, — перебил эльф. — Я думаю, ты знаешь, что в Больших Валунах добывают метеоритную руду. Её поставляют на Западную верфь для астральных кораблей.

— И что дальше?

— Стало известно, что руду можно использовать не только по прямому назначению. Энтони ди Вевр отправился выяснить это и провести кое-какие магические эксперименты… ведь скоро Бал Восьми великих Домов. А ты сам понимаешь, что на Балу решиться судьба правящего Дома.

— Мне мало чего понятно, — скривился я на всю эту патетику — Но общую суть я уловил. Отсюда вопрос: а что если к исчезновению волшебника…

— Магистра, — поправил меня Жан. — Так правильнее говорить.

— Хорошо, хотя суть вопроса это слово не меняет. Что если к исчезновению магистра приложил руку кое-кто из эльфов? Может, это всё ваша Большая Игра?

— Энтони — независимое лицо. Он не относит себя к какому-либо конкретному дому, поскольку его роль — это роль арбитра…

— Ох! Ну ты горазд крутить помелом! Скажи проще.

Эльф некоторое время молчал.

Эти их тайные игры, интриги, шпионаж — всё это до добра никогда не приводило. Ах, жаль, что сейчас нет Бернара: он бы разговорил этого пристава.

— Как вы выяснили, что магистр пропал? Откуда сведения?

— Он попытался войти в ментальный контакт с посольством в Новограде, а потом связь с ним оборвалась. Судя по тому, что удалось понять — на него напали.

— Разбойники?

— Возможно и они.

— Почему вы сами сунулись в лес? Что за самоуверенность?

— Это глупость с моей стороны, — покривился Жан. — Хотел по-быстрее разобраться с делом… Вы понимаете, что если ему удалось разобраться с тем, как применить метеоритную руду в магических целях, то он автоматически становится главной целью для… для…

Эльф не закончил то ли намеренно, то ли не смог подобрать слова, но я понял суть.

— И какова цель эксперимента?

— Открытие портала в любой точке аллода, — совсем тихо ответил Жан, бледнея от этих слов.

Твою-то мать! — в слух я этого не сказал, но по моему лицу стало ясно, что я об этом думаю.

— И он был без охраны?

— Ну да. Он же магистр…

— Да хоть сам Великий Маг!

— Тихо! Что вы так громко, на нас люди уже смотрят.

— Если вы знали, что он занимается подобными экспериментами, то хотя бы негласно его оберегали. Да мало ли куда он откроет портал! Джуны вон тоже экспериментировали, а видите чем кончилось.

— Это бездоказательно. Мы только предполагаем…

— Да какая сейчас разница. Теперь понятно, отчего так вы за этим магистром трясётесь. А то Большая Игра!

Я встал и огляделся, а потом негромко добавил:

— Сегодня отправлюсь к усадьбе, поищу следы. Хотел бы, чтобы вы, Жан, меня дожидались тут. Договорились?

— Договорились… Вы туда поедите один?

— Возможно, — и я вышел вон.

 

4

Я неспешно прогуливался по лазарету. В голове медленно складывалась мозаика всей накопившейся информации.

Горяна говорила о лазутчиках. Я тоже допускал подобную мысль, иначе бы разбойникам не удавалось так лихо и чисто прокручивать свои делишки. Кроме того, они должны были бы быть именно в этом лагере, поскольку отсюда удобно вести наблюдение за Западным трактом. Тем более все обозы останавливаются тут на ночлег.

Но вот кто мог быть этим лазутчиком? Надо было порассуждать.

Раненные сразу отпадали, хотя… Нет, просто пока их отбросим. Остаются: стража лагеря, лекари да церковники, заезжие купцы и прочий случайный люд. Последних тоже откинем: информация от лазутчика должна была быть точной, иначе дело становилось бы слишком рисковым. Незаметно вести наблюдение за жизнью лагеря и докладывать о приезжих, или приезжающих, могли стражники либо лекари… Первые вероятнее. Во-первых, всегда знают кто приехал и куда едет, а во-вторых — лазутчику легче пристроится стражником, чем лекарем. Для этого особого ума не надо. Есть ещё церковники, но и ими прикинуться трудновато: свои могут легко раскрыть, стоит только чего-то узкоспециального спросить или сделать. Хотя всех моментов отбрасывать не стоит…

Итак, значит остановимся на охране. Здесь её около сорока человек.

Это должен быть человек не очень высокого ранга, но и не совсем низкого. Какой-нибудь десятник, или…

— А, вы тут! — вывел меня из размышлений голос Горяны.

Она стояла подле двух гиббрелингов. Распрощавшись с ними, она подошла ко мне.

— Вчера пушки мятежников, — поясняла девушка, — подбили один из кораблей-разведчиков, которые гибберлинги снаряжают на поиски своей… забыла… в общем, на поиски утраченной родины.

— Подбили? — переспросил я.

— Да. От судна, понятное дело, практически ничего не осталось. Искали документы, журналы капитана, но тщетно. Сейчас гибберлинги в полном унынии. Они подозревают, что это судно могло найти эту их родину… Как она там зовётся?.. А теперь выходит, что результаты поисков утрачены навсегда… Кстати, я вас искала. Что-то выяснили?

— Про что? — не понял я.

— Ну у эльфа? Жана ди Близара?

— А, вы об этом… Да так, ничего конкретного.

— Каковы ваши планы?

— А ваши? — ответил я вопросом на вопрос.

— Заниматься поиском лазутчика.

— Лёгкое дело! И как его найти? — усмехнулся я.

Горяна посмотрел на меня так, будто я был каким-то бревном, лежащим на дороге и мешающим идти.

— У меня под подозрением трое, — сказала девушка. — Первый это Фёдор Выжлятников. Он местный охотник. Снабжает лагерь мясом. Его никто не приглашал, он, вроде, сам вызвался тут трудиться.

— А остальные кто?

— Тихомир Громов. Лекарь и знахарь. Часто отлучается в лес, вроде как на поиски каких-то травок и кореньев. Здесь с первого дня создания лазарета. И последний: Велислав Третьяк. Бывший сотник, а теперь занимает чин приказного.

— За что разжаловали?

— Точно не ведаю. Вроде, за неподобающее поведение.

— Пьёт, что ли?

Горяна пожала плечами.

— Почему эти трое? В чём причина подозрений?

— Выжлятникова всегда нет, когда происходят нападения. Он в это время охотится.

— Отпадает. Так он себя только выдаст, поскольку попадает в первые ряды подозреваемых.

— Громов не всегда с травками возвращается из лесу. Кстати, если остальные из знахарей ходят группками, то этот всегда один, словно не переживает, что на него могут напасть.

— Я тоже по лесу один хожу.

— Но вы не знахарь и специфика вашей работы не лечить людей, а скорее наоборот.

— А что бывший сотник?

— При его постоянных долгах, уж очень часто бывает замечен с деньгами, которые тут же спускает.

— Ясно… Начнём со стражника.

— Почему с него?

— Слабая личность. Думаю, легко расколется.

— То есть вы хотите… надавить на него?

— Ждать некогда. Идём в «лоб», как бык.

Глаза Горяны округлились и она, молча, проводила меня к посту.

— Вот он, крайний справа.

Я окинул взглядом Велислава: то был громадный полный человек, с некрасивыми чертами лица, которые к всему прочему портил сломанные нос. Он стоял подперев спиной чахлую осину, и колол руками орехи. Рядом с ним стояли ещё трое более или менее благовидных на первый взгляд стражников. Они о чём-то громко переговаривались, при этом громко гогоча.

Я снял с пояса мечи и отдал их Горяне.

— Что это? — не поняла она.

— Чтобы не пораниться, — оскалился я и пошёл к стражникам.

— Утро доброе! — крикнул я им, приближаясь. — Послушайте, парни, а кто может помочь?

— Смотря в чём, — ответил один из них.

— Тут вчера вечером должен был проезжать отряд Казённого Приказа. Не видали ли?

— Зачем ему тут проезжать? — оживились все стражники, кроме Велислава. Он по-прежнему щёлкал орехи.

— Казну в лагерь Залесского должен был вести.

— А тебе оно зачем?

— Да я один опасаюсь в лагерь ехать. Думал к ним пристроиться и добраться до Орешка.

— Мы не слышали, а паче и не видели, — пожали плечами стражники.

— А ты? — спросил я у Велислава.

Тот вздрогнул и нехорошо посмотрел на меня.

— Я тоже не слышал, — глухо ответил тот.

— А если услышишь, то сообщишь?

— Сообщу, — всё так же глухо ответил Велислав.

— В Разбойничий Приказ?

Лицо Третьяка посерело, а глазки стали злыми, как у дикого кабана.

— Ты на что намекаешь? — сердито спросил кто-то из стражников.

— Он понимает на что, — ответил я, не сводя своего взгляда с Велислава.

Ребята зашептались и дружно надвинулись на меня. Несколько секунд понадобилось, чтобы все трое свалились на землю и застонали от боли.

Внутренне я себя похвалил: форму всё-таки не утратил. Правда, этих стражников и достойным противником не назовёшь.

Я сделал широкий шаг навстречу Третьяку и тот хотел было попятиться, но тут же понял, что стоит спиной к стволу дерева и отступать ему некуда. Сейчас следовало ожидать, что он начнёт оправдываться.

Но Велислав закусил нижнюю губу и кинул мне в лицо орехи. Я знал, что последует за этим, и, закрыв глаза, оберегая их от травмы, тут же ударил сложенными пальцами Третьяка в кадык. Тот сильно захрипел, и, обхватив руками горло, словно собираясь себя задушить, осел на землю.

— Что ты делаешь? — услышал я сзади голос Горяны.

Я не обратил на неё никакого внимания и наклонился над Велиславом. И тут же оглушил его ударом ладоней по ушам. Глазки Третьяка на секунду закатились, и он чуть не свалился на землю.

— Следующим разом, я сломаю тебе руку. Левую. А потом и правую, если понадобиться.

— Что-о-о ты хо-о-очешь? — простонал Велислав.

— Где и каким образом ты держал связь с бандитами?

— Какими банди…

Я хлестко въехал кулаком чуть пониже плеча. Рука Велислава безвольно опустилась вниз и он тут же взвыл.

— Вот же, Нихаз меня подери! Не сломал! — оскалился я. — Расслабился за последние дни.

— Не надо.

— Что не надо?

— Я скажу.

— Замечательно. Где и как происходили встречи с бандой?

— У Красного Утёса. Там есть одно место.

— Горяна, карту.

Девушка послушно её развернула.

— Показывай.

— Во-о-от тут, — ткнул пальцем здоровой руки Третьяк.

— Меня зовут Бор Головорез. Думаю, ты догадываешься почему, — снова оскалился я, принимая у девушки свои мечи. — Если ты соврал, то твоя башка будет болтаться на колу возле Западного тракта, чтобы другим неповадно было.

— Я не вру, — прохрипел Велислав.

Толпа народа, собравшаяся чуть поодаль, с любопытством и непониманием в глазах смотрела на разыгравшийся спектакль. Мало кто из них сейчас понимал, что происходит.

— Мама! — услышал я за спиной детский голосок. — А почему этот дядя бьётся? Он разбойник?

Горяна, стоявшая рядом, густо покраснела и потупила взор.

Стражники пришли в себя, и сейчас молча, и угрюмо смотрели на меня.

— Можете забирать своего товарища, — махнул я им головой. — Сами решайте куда его.

Я развернулся и с Горяной пошел назад в лагерь. Толпа расступилась. Я сразу обратил внимание, что никто не смотрит мне в глаза.

Лицо девушки всё ещё было пунцовым. И едва мы отошли и стали невидимы людям, она остановила меня и сердито проговорила:

— Вы зверь что ли? Разве так можно с человеком? Милосердие…

Я вдруг вспомнил Стояну. Кажется, не всех женщин я «радую». В полку тех, кто считает меня чудовищем людей начинает прибавляться.

— Можно, — кивнул я головой. — И нужно. Вы вспомните, что тут бандиты вытворяют, а потом делайте выводы. Какое уж тут милосердие!.. И вообще: в моём деле важен результат. А как я его добьюсь, это никого не волнует…

— Вы действительно так думаете? Тогда вы сами, чем лучше бандитов?

— Тем, что на вашей стороне, а не на их.

— Вот это аргумент… И что значит: «на вашей»?

Горяна сразу раскусила подоплёку сказанного.

Но я не был жестокосердным, как порой казалось другим. Ведь это дело… ремесло, как и прочие иные. И мне всё время хотелось думать, что окружающие поймут, что это не образ жизни. Любой, кто уже выбрал себе дело, приучает самого себя подчиняться его правилам. Волей или неволей принимает их, и «ломает» себя, подстраиваясь под правила, воспринимая мир через призму своего ремесла.

Взять, к примеру, охотников: их отчего-то варварами не считают. Хотя многие из них по неопытности, либо халатности, либо просто для забавы, могут освежевать ещё живого зверя. Снимут шкуру, а тот ещё лапами дёргает…

Я вдруг вспомнил, как в трактире один рассказывал про свою самую первую охоту, когда он добыл гуся. В пылу охотничьего азарта, он не заметил, что гусь ещё жив, а когда это выяснилось, попытался дубиной его добить. Птица трепыхалась и на пятый, и на десятый удар, пока от её головы не получилась каша из мяса, крови и костей.

Рассказывал охотник это без всяких эмоций, хотя чувствовалось, что ему не очень приятно про это вспоминать. Потом он, безусловно, уже поднатаскался убивать животных без особых мучений для тех, но это пришло лишь с опытом.

— Вы сами откуда?

— С Ингоса.

— А-а, тогда ясно.

Она пошла к себе в шатёр, а я следовал чуть позади.

— Что будете делать дальше? — спросила меня девушка.

— Отправлюсь на Красный Утёс. Подстерегу кого-то из бандитов, а там выясню, где их логово.

— Выясните? И как?

— Обыкновенно… без милосердия…

Девушка заходила взад-вперёд.

— Жесткий вы человек. Меня, конечно, уведомляли, что приедет некто с опытом поимки бандитов, но не думала, что…

— Теряю доверие?

— Нет. Скорее, уважение…

Я развернулся уйти, но Горяна вдруг задала вопрос:

— Кстати, давно всё хотела узнать: это ваши клинки?

— Теперь да.

Горяна посмотрела мне в глаза, словно что-то пыталась там найти.

— Хм! Я вижу, что вы не совсем понимаете… знаете, что у вас за оружие. И какова его скрытая сила.

— Отчего же! Это принадлежало…

— Я не про это! — Горяна прищурилась. — Эти клинки кочевали и сменили уже столько хозяев… Это Братья Вороны! Слышали о таких?

— Нет, — честно признался я.

— Понятно. Мечи отличные, спору нет, но вот судьба их хозяев…

— А что судьба?

— Братья Вороны любят кровушку. Если их ей не поить, то они выпьют вашу… Вот это — младший братец. Неистовый, — Горяна указала на сакс. — А фальшион прозывают Поющим… поющим о смерти…

— Да? — я вытянул клинки и с интересом посмотрел на них.

— Угу… У них есть ещё старший брат — Яростный. Это огромный боевой меч… Последний раз его видели у воеводы Льва Гряжского. Слышали о таком? Его ещё прозывали Черной Рукой.

— Не слышал.

— Это дядя моего деда. Последний раз его видели, когда на Хладберге горные цверги пытались захватить обоз, идущий в Прохиндеевку. Тогда же в последний раз видели и Яростного. Эти мечи делал старый известный мастер — Эдельмир ди Дусер. Говорят по заказу семьи Валиров, как подарок какому-то из младших сыновей императора… Наверняка в этой «семейке» заключена какая-то древняя магия… Магия крови…

Горяна подошла к старому пыльному сундуку, и вскоре вытянула из его недр небольшой свёрток. Развернув его, моим глазам предстал меч — небольшой «кошкодёр», применяемый в свалке ближнего боя. Горяна взяла его за лезвие и протянула мне.

— А вот познакомьтесь — младшая сестричка, Лютая. Её сделали, конечно, гораздо позже.

Я спрятал свои клинки и взял меч Горяны. Это был отлично изготовленное оружие. Кончик рукояти, прозываемый «яблоком», был выполнен в виде начинающей раскидывать крылья вороны.

— Ух! — я махнул несколько раз мечом. — Знатная вещица. А почему «сестричка»? Это же «кошкодёр», а не женский вариант меча?

— Так его, говорят, прозывал мастер. А почему? Наверное, потому, что Лютая, как дикая кошка, вцепившаяся в своего врага, и дерущая его на клочки, — махнула головой Горяна. — Сколько же эта «семейка» крови людской попила, просто жуть!

Я вернул меч девушке. Она несколько секунд держала его в руках и вдруг протянула его мне:

— Держите. Он должен принадлежать вам!

— Да вы что! Это безумно дорогая вещь! Я не могу…

— Бросьте! Нашей семье это оружие добра не принесло. Да и вообще, подобные вещи в сундуках хранить нельзя, иначе… А вам оно как раз подойдёт. Вы кровушки не боитесь…

Горяна суеверно осенила себя и плюнула в левый угол.

Я проигнорировал её колкости и ещё раз оглядел «кошкодёр».

— Когда вы планируете выезжать? — спросила Горяна.

— Сейчас и планирую.

— Я с вами. Сейчас только…

— Со мной? — я аж рот открыл.

— А что?

— Я ведь не на прогулку еду…

— Я понимаю. И всё же хотела бы ехать с вами.

По моему взгляду стало ясно, что это очень плохая идея, но, кажется, Горяну это нисколько не пугало.

— По тому, как вы мне передали меч, я вижу, что вы не дружите с оружием, — сказал я. — Подушечки ваших пальчиков носят следы уколов от иглы. Думаю, что вам ближе нечто другое, чем фехтование.

— Согласна. Но я ведь еду не с той целью, чтобы драться. Для этого есть вы.

— Тогда зачем мне брать вас с собою? Или, быть может, вы прекрасный следопыт?

Горяна рассержено тряхнула головой:

— Да, я люблю шить, как вы заметили! И да, я не следопыт и не ратник! Но не в этом моё преимущество… Однозначно, я еду.

— Как хотите, — глухо ответил я. — Через полчаса встретимся здесь. Успеете собраться?

— Успею.

Я вышел наружу и от досады пнул ногой какую-то палку.

Не хватало мне ещё такой обузы! Надо было отказать Горяне. Всё-таки дело опасное.

— Я готова, — вдруг раздалось позади.

Быстро же она! Торопится куда-то?

Горяна стояла переодетая в кожаные штаны и плотную куртку; на ногах были длинные элегантные ботфорты явно мужского покроя. Вся одежда носила следы долгого ношения, и хотя была девушке в пору, всё-таки была не её.

Может перешитое? — подумалось мне.

За спиной у неё висела небольшая котомка, а на тонком изящном поясе — охотничий нож.

— Где конь?

— Конь? — переспросила Горяна.

— Понятно, придётся ехать на одной лошади вдвоём. Ладно, пойдемте.

Я принял из рук девушки котомку, и, глядя на её исколотые пальцы, вдруг подумал: «Интересно, отчего это дворянка взялась за нитку с иголкой. Ведь не картины же вышивать».

 

5

Древний род Иверских происходил от младшего сына Валира Второго — Фалирота, женившегося на дочери великого воеводы Римуты. Последний был известен своим воинственным нравом. Однажды на приёме у императора, он резко высказался про то что, любой, относящий себя к разряду свободных людей, обязан носить оружие. Объяснял он это просто: всякий человек имеет необходимостью защищать себя, своих близких и любого иного жителя Кании.

В отличие от остальных дворянских семей, этот род не стал так многочислен и знатен, как, скажем, Залесские, Ширинские или Пущаевы. И не так, конечно, богат. Его представители больше относились к воинственной аристократии. Со временем они затерялись и, в конечном итоге, незаметно растворились в общей канве дворянских родов. Посему сейчас единственными, кто ещё носил фамилию Иверских, оставались отец Горяны — тысячник Иван, по прозвищу Голоногий, получивший его из-за приверженности к гибберлингским килтам, и глава Защитников Лиги — Избор.

Примерно десять лет назад по приказу Иван отправился на Умойр. На тот момент уже вдовец, он взял с собой малолетнюю Горяну, погрузил на корабль свой небольшой скарб, доставшийся ему по наследству, и отбыл на место службы.

В истории аллод Умойр прославился тем, что первым был окружен магической защитой от Астрала. Это самый большой остров Сарнаута, изобилующий лесами и водоемами, равнинами и горами. В самом центре аллода стояла великолепная башня Великого Мага Скракана, место которого сейчас занимала Смеяна. Ведь после того как демоны побороли Тенсеса, Скракан переехал на Кватох.

Служить Ивану Иверскому поначалу было трудно. Много времени пришлось отдать на обучение совершенно необузданных и неуклюжих новобранцев, потому Горяна часто сиживала одна в небольшом деревянном срубе на окраине города, совсем не похожем на дворянские хоромы. Со временем на неё легли все домашние дела и, надо отметить, она стала неплохо с ними справляться.

Горяна была вся в мать: гордая, но не чурающаяся тех, кто был ниже по положению, не по возрасту умная, в меру красивая, вернее даже — милая. Время и обстоятельства не портили её характер, и он хотя и становился от этого более твёрдым, однако детская мягкодушность, присущая её природе, периодически брала верх.

Жили Иверские, конечно, не впроголодь, но нехватка денег была на лицо, ведь, как и всякому честному солдату, тысячнику платили не так уж и много. Всё дело было в его принципиальности, которая не делала его популярным в своём окружении.

Как-то раз, взявшись за починку своих старых платьев, Горяна за ночь перекроила и сшила неплохой добротный сарафан. Получилось хоть и скромно, но очень мило. Так раз от раза, починяя свою и отцову одежду, девочка занялась портняжным делом. Скопив немного денег, она прикупила ткани и изготовила несколько новых платьев. Сие занятие было, конечно, не для такого старого дворянского рода, но отец, безумно любящий свою единственную дочь, не стал препятствовать, и в душе был даже рад, что его девчушка не была «набитой дурой», как остальные её сверстницы.

Весной отец с двумя отрядами отправился в горы в золотые шахты и Горяна, которой уже наскучила жизнь в столице Умойра Плагате (да и что бедной девчушке делать, коли барышни из благородных родов даже не хотели с ней знаться; они про себя прозывали её Модисткой), и Горяна напросилась в дорогу. Дело не предвещало ничего экстраординарного, потому отец согласился взять её с собою.

Поход складывался удачно, и уже на обратном пути Иван не преминул воспользоваться случаем, и во время одной из стоянок, решил пойти на оленя.

Надо сказать, что одной из больших страстей Ивана была охота, которой он отдавался порой полностью, забывая даже о своих обязанностях. Выезжая в лес или в поле со своим верным псом Каргом, он бывало по несколько дней отсутствовал дома.

Но вот прошёл день. Второй. Третий, но Иверский не возвращался. Организованные его отрядом поиски ничего не дали.

Убитая горем Горяна вернулась вместе с солдатами в столицу. Несколько раз она ходила в приказы с просьбой разыскать её отца. Было несколько попыток, но ни одна из них не закончилась удачей. Хотя, если положить руку на сердце, особо никто не старался. И Горяна это видела, но повлиять ни на что не могла.

Чиновники в приказах старались избегать встреч с девушкой. Горяна помыкалась в Плагате, пытаясь свести концы с концами.

Быть благородной, и при этом заниматься неблагородным портняжным делом, было верхом неприличия. Подкопив кое-каких денег, спустя год Горяна уехала в Новоград, где за десять лет её уже успели позабыть. Да и в отличие от вычурного аристократического Плагата, где ещё были крепки древние трациции, здесь, в столице Кватоха, все были равны и никто особо не кичился своим благородным происхождением, стараясь больше отдаваться службе.

Поселившись в Торговом Ряду, Горяна несколько преуспела в своём деле. А чуть позже оказавшись втянутой в тонкие политические игры сословий, сама не заметила, как очутилась в Сыскном Приказе…

Я слушал рассказ Горяны в пол уха. Периодически у меня возникала одна и та же мысль, что жизнь человека складывается иногда очень странно. Порой не ожидаешь, что на следующем «перекрёстке» или «повороте» своего пути тебя могут ожидать совершенно неожиданные вещи.

Девушка явно уже устала от дневного перехода, хотя всё ещё с горделивой осанкой сидела в седле. Целый день сыпала мелкая изморось. Из-за холодного пронизывающего ветра, мы старались не выходить на открытые поляны, но он всё же прорывался сквозь неплотный строй стволов деревьев, порой чуть не сбивая с ног.

Темнело быстро и я уже подумывал о ночлеге, но как на зло не было ни одного мало-мальски пригодного места для бивака.

— Ладно, стой! — сказал я, скорее самому себе.

Идти дальше уже просто не было смысла: нормального местечка мы так и не нашли бы, а время-то уходило, а мастерить в темноте шалаш весьма затруднительно.

Остановившись у выкорчеванной с корнем старой берёзы, растянувшейся вдоль пологого холма, я привязал коня и, расседлав его, помог спуститься девушке вниз. Её хрупкие ладони были холоднее жабьих лапок.

Я решительно принялся за строительство. Приказав Горяне собирать крупные ветки, сам постарался быстро соорудить остов. Едва его закончив, мы стали накидывать сверху и сбоку мелкие ветки с листьями, а потом забросали мхом, травой и пожухлой листвой. К сожалению они были влажными, но за неимением другого, пришлось довольствоваться тем, что есть. Чтобы ветер не снёс получившийся покров, я сверху уложили внахлёст крупные палки.

Шалаш получился совсем небольшим, но для двоих вполне сносным.

Первой заползла Горяна, а я, тем временем, попытался развести под сооруженным спереди шалаша навесом костёр. Пришлось повозиться, но всё же огонь я развёл.

Уже хорошо стемнело, и воздух становился всё холоднее. Я полез в свою котомку.

— Горяна! — позвал я, вытаскивая еду. — Надо перекусить.

В ответ она что-то вяло проговорила, и тут я сообразил, что она спит.

Я внутренне улыбнулся: какой она всё же ещё ребёнок… Хотя девчушка и симпатичная. Вот если бы…

«Что-то ты, Бор, в последнее время стал слишком падок до женщин. Ох, смотри, добром это не кончится», — сердито проговорила моя строгая целомудренная частичка.

Держа в одной руке кусок хлеба, я второй развернул карту и попытался в свете огня разобраться, где мы находились. И только сейчас вдруг сообразил, что до Красного Утёса ещё полдня пути.

— Дубина! — хлопнул себя по лбу, неожиданно понимая, что меня обманули. — Провёл-таки!

Меня обвели вокруг пальца, ведь если бы Велислав пытался передать сведения об обозах или путниках, и при этом несколько суток добирался бы до связных, то…

— Вот дубина! Дубина! — я встал и от досады пнул ветки. — Целый день идём, а… в… с-с-сука!

И чего я раньше об этом не подумал? Мог ведь догадаться, что меня дурят! А сейчас, даже если вернусь в лазарет к утру, то Велислава и дух простыл.

Я был абсолютно уверен, что он бежал. На случай раскрытия у него должен быть запасной вариант.

Я снова себя обругал. Из шалаша выглянуло опухшее лицо Горяны.

— Что случилось? — сонно проговорила она.

— Да ничего! — призвать свою ошибку не хотелось, но я пересилил свою злобу и рассказал ей свои мысли.

— Я сразу было подумала, что это как-то далеко, но вы были так уверены в его словах… что смутили меня.

— Надо было всё равно высказать своё мнение… Да что теперь!

— И что делать?

Я снова раскрыл карту и тупо уставился в неё. Мысли рассыпались на тысячи мыслишек, и те суетливо копошились в мозгу, словно жуки в лесной траве. На глаза попался хутор Бортица.

— Вот что… идём к этому хутору, там попытаемся выяснить не видали ли местные жители кого-то чужого в этих лесах. А там…

А там, — но я это уже не договаривал, а просто подумал, — что и до дома магистра недалеко. Можно отлучиться и быстро смотаться к нему.

Это, конечно, не стоит рассказывать Горяне. Так, по крайней мере, мне подсказывал разум.

Ветер заметно усилился. Девушка снова скрылась в шалаше, а я ещё долго сидел у костерка, обдумывая сложившуюся ситуацию. С неба полил мелкий дождик, стегающий деревья вокруг своими холодными плетьми.

Я нащупал в кармане склянку с зельем от Пьера ди Ардера. Не спеша её откупорив, я одним махом выпил зеленоватую жидкость и прислонился спиной к поваленной берёзе.

Разум уверенно окручивала своими тяжелыми путами дремота. Я не замечал, как проваливался в глубокую темную бездну сна, абсолютно чёрную и беззвучную. Несколько раз удавалось выбираться, лавируя на какой-то грани между сном и реальностью, и я даже как-то умудрялся подкидывать дровишки в костёр, правда, делая это всё на каком-то подсознательном уровне. Но вот сон взял своё: мне казалось, будто я падаю на дно какого-то глубокого водоёма. Падаю медленно, ощущая, как водная толщ сдавливает моё тело. Наконец оно достигло дна и погрузился в прохладный липкий ил.

С каждым мгновением тьма вокруг становилась всё гуще. И ещё было тихо.

Я неподвижно лежал, даже не пытаясь пошевелиться. В голове не было ни одной мысли: они застыли, словно студень на кухне у Заи.

Еле заметный свет откуда-то справа… Я попытался повернуть хотя бы глаза и увидел в темноте ночи догорающий остов астрального корабля. Огонь, подобно гигантскому прожорливому чудовищу, жадно обгладывал деревянные переборки.

А мне отчего-то было безразлично… Я повернул глаза и в отблесках огня увидел, что из моей куртки торчали длинные оперённые хвостовики боевых стрел. Они пронзили моё тело в восьми местах…

Дышать было тяжело. А тут ещё дождь: он заливал глаза… Я видел, как капли тонкими струйками стекали по древкам стрел.

Меч в руке был страшно холодным. Казалось, что он этим своим холодом просто прожжет в ладони дыру.

Взгляд затуманился и окружающий мир стал каким-то расплывчатым… мутным…

Я не чувствовал своего тела, лишь холод.

Ещё один вздох… Тьма сгустилась и меня куда-то понесло, хотя ощущение было такое, словно я падаю на спину с запрокинутой головой…

И вот снова знакомая мне колона, уходящая вверх и теряющаяся в темноте потолка (если тот тут был). Сотни восковых свечей потрескивали у закопченных образов, растворяя в воздухе благоухание церковной мирры…

Тихо. Очень тихо… Не слышно дождя, не трещат переборки, поглощаемые огнём… Тихо…

Откуда-то послышались шаркающие шаги, глухим эхом отдающиеся в бесконечности залы. Идущий ко мне человек, очевидно был стариком. Это ощущалось по характеру его шагов и полусонному покашливанию.

Я безучастно смотрел на бредущий ко мне белый силуэт. В голове не было никаких мыслей, лишь какая-то бесконечная усталость.

И вот в тесный освещённый круг вошёл малорослый гоблин, закутанный в белую хламиду. В руках у него была огромная железная кружка, в которой что-то гремело и шуршало.

Он подошёл ко мне и с недовольным видом оглядел.

— Ещё один, — буркнул он. — Убери свою железку, — приказал гоблин, кивая на меч. — Она тебе тут не поможет… Идём за мной… Как зовут?

— Бо-о-ор… Бо-о-о-ор… — проговорил я не своим голосом.

Гоблин остановился и удивленно посмотрел на меня, словно пытаясь сказать, отчего я так странно кричу.

— Бо-о-ор…

Тьма расступилась, и я открыл глаза.

Серое утро, иней на траве, потухший костёр с еле тлеющими угольками.

— Бор! — на плечо легла чья-то рука.

— Кто здесь? — полусонно спросил я, присаживаясь.

В глазах у Горяны был испуг.

— Что произошло? — сухо спросил я, всё ещё не в состоянии сообразить, где нахожусь. Сон был настолько реален, что я до сих пор слышал тихое потрескивание горящих свечей у образов, а нос уловил тончайший аромат воска и благовоний.

Горяна открыла было рот, что-то ответить, но так ничего и не родила. Она лишь развела руками.

Тело от неудобной позы затекло. Да и продрогло до мозга костей.

Я встал с земли и поёжился: мышцы задубели и не хотели слушаться. Неудивительно, что во сне мне было так холодно…

Я инстинктивно пощупал себя, ожидая найти дыры от стрел, но с облегчением понял, что это всё мне приснилось.

Восемь стрел… Почему восемь? Может, это воспоминания о восьми ранах полученные в бою с бандой Дедяты Гнильского? Тогда я ведь тоже был одной ногой в чистилище… И тот гоблин… А горящее судно очень напоминает тот корабль с нежитью на безымянном острове.

Горяна наконец обрела голос:

— Ты так странно лежал… Я было испугалась… Извини, если…

Горяна ещё что-то бормотала и пятилась назад. Смотрела она на меня так, словно я был привидением.

Не смотря на то, что солнце ещё не встало, было всё хорошо видно: широкий дол и черный полуголый лес, синеватые вершины гор вокруг которых кружились сизые облака.

Я непослушными пальцами попытался наломать веток и развести костер, чтобы согреться. Тело трусилось, словно в лихорадке.

— Я глядела на тебя, думала, что…

Горяна присела рядом. Её широко распахнутые глаза не моргая смотрели на меня, и сейчас она была похожа на ребёнка, который впервые увидел раздавленную жабу и не понимал, как реагировать на увиденное.

Слабый огонёк осторожно лизнул веточки и тут же спрятался под ними. А через несколько секунд вверх поползли тоненькие струйки дыма. Очень хотелось есть и я вытянул из котомки припасы.

Солнце так и не пробилось из-за туч. Мы наскоро перекусили и стали собираться дальше в дорогу. От еды, а, может, и от того, что я постоянно двигался, стало теплее.

Закончив сборы, я затушил костерок, и мы двинулись на юг.

 

6

На очередном привале, мы снова заговорили с Горяной про Умойр. Она вспоминала, как там жила, про своего отца.

— Правда, что говорят, — начал я, — будто на Умойре Верховный Маг из знатной семьи?

— А то! — Горяна нехорошо усмехнулась. — Умойр всегда был сосредоточием старых традиций… Я была свидетелем того, как канийцы там… в общем, к примеру, гибберлингов считают за каких-то забавных говорящих зверушек.

— А эльфов?

— Эльфов? — Горяна попыталась снять обувь, чтобы дать ногам немного «подышать». — Как говорил оружейничий Скряба: «Се народец странный, который нагло использует канийцев в своих подленьких целях». Мой отец с ним постоянно спорил, хотя… порой ему приходилось мириться с подобным мнением.

— Отчего ты так думаешь? — спросил я, оглядываясь. У меня вдруг возникло какое-то непонятное чувство тревоги.

— Он как человек благородного происхождения, да и и в силу своей должности, частенько участвовал в советах да сборищах. Припоминаю, что каждый раз, как приходил с них, то был очень сердит и иногда долго сиживал за столом и молча пил, — глаза Горяны слегка увлажнились. — Однажды вечером, когда я чуть его ругала за это, он вдруг мне сказал, что кончится всё это плачевно.

— Что «это»?

— Не знаю, — Горяна пожала плечами. — Так и сказал: «всё это». Я было спросила, но он не уточнил, а лишь продолжил пить. Мне порою кажется, что он предвидел весь этот… заговор.

Я не успел ничего сказать в ответ, как нас окружили со всех сторон и на поляну вышло человек до десяти. Все они были в пугающих берестяных личинах и вооружены до зубов.

Вышли они спокойно и даже как-то нагловато, словно тем самым говоря, что они парни лихие, и ничего не боятся.

Я видел, как побледнела Горяна, продолжавшая сидеть в одном ботфорте. Но она (стоит отдать ей должное) быстро взяла себя в руки и перехватила инициативу разговора на себя. Я стал играть роль простого охранника, сопровождающего девушку.

Горяна неторопливо натянула на ногу ботфорт, поднялась, пристучала ногой каблук и окинула взглядом бандитов.

— День вам добрый, — начала она.

Я наклонил голову, уставившись в землю. Мысли закружили в стремительном галопе, определяя мои дальнейшие действия.

Бандиты стояли на безопасном расстоянии. Один из них держал в полунатяжку лук и терпеливо целился мне в спину. Я успел мельком увидеть, что это был самый обычный охотничий лук и, судя по всему, слегка косящий вправо. Стрела такого лука не смогла бы пробить кольчужку, одетую под моей курткой. Разве что оставила бы синяк, да и то это под вопросом.

— И тебе день добрый! — пробасил невысокий человек в темном охотничьем костюме.

Я ещё раз перед внутренним взором расставил бандитов. Слева и справа от лучника стояли два легковооруженных худощавых человека с короткими копьями на перевес. Даже по тому небольшому набору движений стало ясно, что ребята они ушлые и очень подвижные. Следующий справа был дородный великан, из-под личины которого торчала мохнатая черная борода. В руке у него красовался жуткого вида кистень. Остальные стали позади меня.

Горяна облизала губы и сделала небольшой шажок к начавшему разговор бандиту. Весь вид её говорил что-то типа: «И что дальше?»

— Кто такие? Куда путь держите? — не выдержал испытания молчанием бандит.

— Служивые люди, — ответила Горяна. — Едем на хутор Бортица. А вы кто такие? Куда идёте? Есть ли охранная грамота?

— Зачем вам на хутор? — ответил бандит вопросом на вопрос, немного нервничая.

Я отнёс это к тому, что он теряет сейчас своё лицо перед сотоварищами, поскольку выглядел сейчас так, будто оправдывался перед девушкой.

Даже слепому было бы ясно: нас ждали два варианта исхода событий и, думаю, что и Горяна это понимала. Она, скорее всего, сейчас давала мне время на ответный ход, отвлекая внимание на себя.

Я снова закрыл глаза и прокрутил в голове свой будущий бой, стараясь точно определить, что и как сейчас следует делать.

Лучник чуть подустал и едва-едва отпустил руки, тем самым сбивая прицел. Копейщики лениво оглядывались по сторонам, а один и вовсе опёрся на древко.

Я уже определился с направлением атаки и ждал подходящее мгновение. Меня вдруг смутил тот факт, что все бандиты в масках, скрывающих их лицо. Так обычно поступают те, кто частенько бывает на людях и побаивается, что его узнают.

— Да чего с ними попусту болтать! — подал голос великан с кистенём в громадном кулачище.

Это и был сигнал. Я в два прыжка очутился у этого здоровяка и почти не замахиваясь нанёс удар по незащищенной жирной шее. «Кошкодёр» жадно впился ему в плоть. Кровь на удивление не брызнула во все стороны, а медленным тягучим ручейком заструился вниз к плечу. В глазах у гиганта отразился такой неописуемый ужас и одновременно удивление, словно говорящее: «Это уже конец? Почему? Как? Нет… нет…» А через пару мгновений взгляд его затуманился.

Я в это время уже стоял у лучника, который от испуга даже руки опустил. Ему на помощь бросились двое, один из которых копейщик справа. Краем глаза я увидел, что Горяна присела и закрыла голову руками.

Я проткнул лучника саксом и, прикрываясь им, как щитом, отбил первую атаку. Слева пошло какое-то движение, но я сосредоточившись на атакующих, тремя точными ударами по ногам, свалил их на землю. Перескочив через их тела, я нырнул за колючие кусты дикого шиповника и тем самым вышел за спину следующим бандитам.

Наконец-то пришёл в себя главарь. Вытянув длинный широкий меч, он скорым шагом направился к своим сподручным.

Бандиты нерешительно потоптались на месте. Никто из них не мог взять на себя инициативу атаки, поскольку каждый понимал, что первому, так сказать, не повезёт.

Из их ртов вырывались клубы белого пара. Я начал первым: нанёс несколько прямых ударов, а потом обманным финтом выбил меч у крайнего левого. Он как-то по-женски ойкнул и отпрыгнул в сторону, при этом прижав к груди руки, словно опасаясь остаться без них. Следующим выпадом, я зарубил того, что в центре. Правый споткнулся и чуть ли ни сам напоролся грудью на сакс. Вторым ударом сверху, я разрубил ему голову.

Главарь начал бой нерешительно, всё ещё никак не определившись со своими действиями. Действовал он по старой заученной схеме и на том и попался. Я удлинил дистанцию, а затем двумя короткими и резкими наскоками сократил её до минимума. Острие фальшиона мягко вошло под рёбра и погрузилось в живот на треть своей длины.

Глаза главаря затянуло какой-то поволокой. Он весь напрягся, боясь вздохнуть и тут же осел на землю. Со стороны это выглядело как-то неестественно. Я думаю, что он уже умер. Или был близок к тому.

Я огляделся: кажется все. Двое раненных за кустами и единственным целым человеком из бандитов остался тот, что так неловко выронил свой меч после моей атаки. Он сейчас стоял плотно прислонившись спиной к берёзе. Его глаза под личиной безостановочно бегали с места на место, а руки, по-девичьи прижатые к груди, ходили ходуном.

Я вытер мечи и аккуратно вложил их в ножны. Потом подошел к телу гиганта и выдернул из шеи «кошкодёр». На секунду мне показалось, что клинок недовольно рявкнул, словно сердясь на то, что его потревожили. Но это был лишь обман слуха: громко чавкнули мышцы на шее и из раны густо потекла темно-вишневая кровь. Несколько шагов и я стоял у дрожащего бандита.

— Н-не-е-е-е-э… не-е-е-э… у-у-уб-бив-вайте…

С трудом он выдавил из себя, таращась на Лютую. По лезвию отточенной стали лениво сбегали густые тонкие струйки крови.

Я сдёрнул с лица бандита маску и на меня уставилось бледное лицо мужчины лет тридцати. Его густые черные усы делали его несколько старше, и ещё придавали ему то характерное обаяние самца, которое нравится одиноким женщинам.

— Имя, — хрипло проговорил я. — Твоё имя.

— П-п-п… п-пи-ис-с-с-с…

Слева послышался шорох. Я обернулся, но только головой: из-за кустов шиповника шатаясь вышла Горяна. Она прижимала руку к голове, а по лицу растеклись несколько ярко-алых полосок.

— Жива? — холодно спросил я.

Рана была не глубокая, но как это обычно в таких случаях бывает, крови натекло много.

— Кажется, да.

— Болит?

— Гудит, — Горяна приблизилась и остановилась в нескольких шагах от меня. — И что-то подташнивает… Вижу, напоил ты Лютую.

— Имя, — снова я вернулся к бандиту. — Отвечать быстро.

Заниматься Горяной не было времени. Нужно было додавить бандита.

— Пи-и-и…

— Быстрее!

— Пи-искля, — голос бандита прыгнул вверх, и в сочетании с прозвищем, ситуация стала необычайно смешной. Как бы вторя моим мыслям, позади нервно хихикнула Горяна. — Ты их всех убил!

Последние слова прозвучали больше как вопрос, чем восклицание. Мне не было понятно, что хотел этим выразить этот человек. Его странные полуженские манеры несколько удивляли.

— Убил, — согласно кивнул я головой. — А вы бы разве сделали с нами не тоже самое?

Я вспомнил рассказ в лагере про найденных в лесу людей с выколотыми глазами и отрезанными языками. Совесть меня, конечно, не мучила, но этот факт всегда можно было использовать для того, чтобы заткнуть ей рот.

— Мы… мы… мы…

Пискля захлебнулся и судорожно облизал губы. Я опустил «кошкодёр» вниз и ещё раз окинул место боя.

— Т-ты их вс-с-сех…

— Смотрите! — воскликнула Горяна.

Она сняла маску с одного из бандитов. Я покосился, но не признал этого человека.

— Он был тогда там, — неопределенно махнула Горяна головой и тут же покривилась от боли. — Это один из стражников, с которыми вы дрались в лазарете.

— Да? Интересно… Что скажешь? — я повернулся к Пискле. — Она права?

Пискля всё ещё неотрывно смотрел на лезвие Лютой. Мне даже показалось, что он сейчас внутренне представляет, как оно распарывает его живот и на землю валятся кишки. В воздухе распространяется неприятный запах.

— Если ответишь на мои… наши вопросы, то, пожалуй, останешься жить.

Пискля поднял глаза и посмотрел на меня, как на какого-то страшного зверя. В его взгляде прочиталась целая гамма чувств от отвращения до бесконечного ужаса.

Интересно, а что я должен был чувствовать, когда впервые убил человека?

Мне снова пришла в память та сцена в башне Клемента, когда меня вырвало. Но произошло это не от отвращения, а… Я потерялся в своих чувствах.

— Согласен? — снова спросил я Писклю и поднял острие меча.

Тот живо закивал головою.

— Первое: где схроны? — включилась в разговор Горяна. Она всё ещё закрывала рукой разбитую голову.

По глазам Пискли я уже понял, что он не понимает о чём речь, но животный страх перед тем, чтобы быть заколотым, заставлял его напрячь все силы, и попытаться как-то извернуться.

— Ты давно в банде? — спросил я.

— Я?.. Да не очень…

— Вот что, братец, скажу прямо: будешь отвечать честно и открыто, то оставлю тебя в живых. А если нет…

Я покосился в сторону кустов, где стонали двое бандитов. Резко развернувшись, я подошёл к ним и быстрыми и ловкими движениями заколол обоих.

Ноги Пискли подкосились, и он едва не свалился на пожухлую траву.

— Н-не-е-е на-а-а-…

Небо заволокло серыми тучами. Начинал подниматься ветер. Он иногда налетал на нас и кидался опавшей листвой.

— Итак, рассказывай! — сухо проговорила Горяна. По мелькнувшей гримасе на её лице, я понял, что она поражена моими действиями не меньше.

— Мы тут не да-а-авно, — сглотнул Пискля. — С-с-слышали, что в-в-в лесу орудует… орудует…

Он явно волновался и от того никак не мог собраться с мыслями.

— Орудует, — повторил я за ним. — Кто?

— Да-а… а… какая-то банда. Ре-е-ешили подзаработать…

— Ясно, — повернулся я к Горяне. — Они лишь прикрывались настоящими бандитами. И что: — тут я снова обратился к Пискле, — разве вы ни разу с ними не сталкивались?

— Не-ет. Я… я… я слышал, как к-кто-то из ребят говорил, что видал в лесу их.

— Где?

— У… у… у дома эльфа.

— Кто говорил?

— Н-не-е-э помню… честно не помню… Они — те парни — уж о-о… очень отчаянные. Кое-кто из наших хотел к ним… к ним податься…

— И подались?

— Нет… нет… точно го-о-ворю.

— У дома эльфа? — переспросил я. — А где же сам эльф делся?

— А-а он пропал?

— Возможно, — нехотя ответил я.

— Так знать эти его и утащили.

— Зачем? — подключилась Горяна.

— М-мне почём знать… Говорю же: отчаянные парни.

— Где их искать?

— У-у Больших Валунов… точно там…

Я сам себе усмехнулся, ведь вот что выходило: настоящие бандиты, скорее всего, раз-другой «засветились», а потом растворились в дебрях Берестянки, чтобы организовать схроны оружия. Им особо ведь высовываться было не резонно, а вот этим обалдуям захотелось разжиться. Днём — стражники в лазарете, а по ночам… Хотя и не по ночам. Наверняка, тут я уверен, просто заслали лазутчиков под видом стражников, а тем временем на большую дорогу вышли и давай шуровать. Понадевали берестяные личины, чтобы их не признали жертвы.

Ловкие ребята! Эх, чего я сразу не сообразил, что это ложный след.

— Много вас тут? — спросил я у Пискли.

— Да, почитай, ещё трое в лагере…

— Думали, что не попадётесь? А если бы нарвались на тех настоящих бандитов?

Пискля не ответил. Он с опаской всё ещё смотрел на «кошкодёр» в моей руке.

— Так-с… Поворачивайся.

— Зачем? — подскочил Пискля.

— Связывать буду.

— Ты обещал…

— Я обещал оставить тебя в живых, а не отпустить. Давай поворачивайся.

Пискля вздохнул и опустил плечи. Его лицо приобрело сероватый оттенок. Я быстро связал ему руки, а затем заставил стать на колени и тут же стянул петли на ногах.

— Мы его понесём? — удивилась Горяна.

Она сидела на кочке и пыталась самостоятельно стереть кровь с лица. Получалось плохо: красные полосы превратились в размазню, отчего Горяна сейчас походила на раскрашенного скомороха.

— Нет, — ответил я, стараясь не думать о том, что собирался сделать, и подошёл к девушке.

Оглядев рану, я аж присвистнул:

— Ничего себе! Чем это тебя?

— Не знаю… не увидела. А что: всё очень страшно?

— Под волосами видно не будет. Шрам, наверное, получится неплохой.

Последние слова явно расстроили девушку.

— Что будем делать? — чуть погодя спросила она, пока я аккуратно вытирал разводы на её лбу. Кровь остановилась, но, кажется, её вытекло немало.

— Доберёмся до хутора, а утром попытаемся найти усадьбу эльфа.

— Что за эльф?

— Энтони ди Вевр.

— Не слышала о таком… А зачем он нам?

— Если бандиты там были, то могли наследить, — слукавил я. Всего рассказывать не следовало.

Несколько минут я ещё помогал Горяне, а потом снова обошёл место сражения. Конь стоял в стороне у зарослей орешника. Я взял его под уздцы и привел назад.

— Что с ним? — глухо спросила Горяна, кивая на Писклю.

— Пусть живёт, — в тон ей ответил я, но так, чтобы бандит это слышал.

По лицу девушки было видно, что она не понимает происходящего. Я помог ей влезть в седло и мы направились к хутору.

— Эй! А я? — донёсся сдавленный голос Пискли.

Горяна посмотрела на меня дикими глазами. Она никак не могла решиться что-то сказать.

В жизни очень часто мелкие на первый взгляд моменты решают дальнейшую твою судьбу. Ведь на них тебя жизнь проверяет, показывая кто ты на самом деле такой, и какова твоя истинная природа. И эти моменты подобны камешкам на дороге: ты либо споткнёшься об них, либо…

Горяна сейчас как раз стояла у такого камешка: убрать или переступить, да так, чтобы потом споткнуться. Оставить Писклю связанным в лесу или отпустить, чтобы тот, возможно, привёл своих товарищей, убить исподтишка… А, может, и не будет этого. Может, он одумается…

Я вдруг улыбнулся подобной мысли. И тут же снова поймал ошарашенный взгляд Горяны.

— Он же тут погибнет! — выдавила девушка.

— Возможно, — сухо ответил я, всё ещё непонятно чему улыбаясь. — А если нет, то на обратном пути мы его подберём.

— Но… но… это не по-человечески…

— Это справедливо.

Лицо Горяны стало бледным. Несколько минут она ехала молча, смотря вниз на землю. Мне уже стало ясно, что она пришла к согласию со своей совестью.

— Трудные решения никогда не бывают лёгкими, — более мягко добавил я.

Издалека доносились яростные проклятия и крики Пискли. Через какое-то время они сменились на вой отчаяния, становясь по мере удаления всё тише и тише. Горяна сжалась в комок и до самого хутора ехала молча, даже не глядя в мою сторону.

 

7

Староста — дородный могучего вида мужчина, в куртке из медвежьей шкуры, стоял у хлева. В сизом вечернем воздухе висел характерный запах печного дыма и ещё пасеки. Последний был особенно жгучий. Я несколько раз втянул носом аромат воска и мёда, и почувствовал, как сильно проголодался. Перед глазами сразу возникла медовуха Богдана Лютикова, настоянная на каких-то лесных травах, сильно дерущая горло и дразнящее желудок своими «соками».

Вдалеке виднелось полукольцо Зуреньского хребта. Тёмно-синие пики гор подпирали потемневшие багровые облака. Вниз в Глубокий Рог круто стекалось золотое море лесного покрова. Правда, чем ближе к зиме, тем больше в этом море было черных прорех голых веток.

Горы казались очень близко. Глядя на них, ощущалась какая-то спокойная величавость. Они казались дремлющими древними великанами. А сам я был маленьким муравьишкой у высокой кручи.

Староста при свете факела несколько раз бегло прочитал мою охранную грамоту и всё ещё молчаливо глядел на нас с Горяной.

— Влажели далеко же ви, — наконец нарушил он молчание. — Че ищите нека?

Говорил он мне совершенно не понятно да ещё с каким-то странным акцентом, делая ударения больше на концы слов. Я посмотрел на Горяну, а та, не смотря на свою усталость и рану, собралась духом и ответила:

— Ми то йджемо по честований злужбе.

Чуть позже она пояснила, что его удивило, как мы далеко забрались в горы. Этот край испокон веков принадлежал зуреньцам, народу гордому, но очень великодушному.

— Это кватохская вервь… то есть община… по-ихнему — «сполучнецтво» зуреньцов. Охотники они знатные. Кстати, Фёдор Выжлятников, который в лазарет дичь носит, из этой вот общины будет.

Староста улыбнулся. Вокруг его глаз расплылась сетка мелких морщинок.

— Шля на кучи до дыма, — махнул он, приглашая в двухэтажный каменный дом.

У дубовых дверей стояли двое молодых парней, и староста представил их как своих сыновей:

— Се Рогашка — найстарши, та Лока — промежны.

У Рогашки на щеке виднелись два громадных шрама. Парень он был видный и серьёзный на вид. Небось, отец им сильно гордился.

Лока, подросток с густой черной копной всклоченных волос, принял коня и повёл его в темноту двора.

Первой в дом вошла Горяна, а я ещё пару минут постоял на дворе, вдыхая холодный горный воздух. Из-за дверей запахло жареным мясом и какими-то пряностями.

— Прушу на кучи, — выглянул староста и снова позвал в дом.

Я кивнул и, улыбаясь, вошёл в широкую комнату. Тут же мне навстречу вышел огромный лохматый волкодав. Под его могучей лапой заскрипели деревянные половицы.

Пёс сел в паре шагов от меня и уставился безразличным взглядом на мою персону. Мы встретились глазами, и я, продолжая идти по направлению к дубовому столу, никак не мог оторваться от его холодных карих глаз с чёрными бездонными бусинками зрачков.

Не знаю отчего, но пёс меня испугал. Я инстинктивно ощутил его скрытую мощь. И показным безразличием и неуклюжестью этакого увальня-простачка, меня совсем не обманешь.

Мы одновременно отвели взгляд друг от друга. Я снова инстинктивно понял, что сам пугаю этого волкодава. Он медленно поднялся и направился к двери.

Никто не обратил внимания на нашу маленькую «стычку», в которой пока была ничья. Хотя мне показалось, что староста всё же что-то заметил.

Горяна сидела за столом и что-то устало отвечала хозяйке. Она бормотала на своём языке, часто мотала головой, а затем принялась осматривать рану на голове у девушки.

— Худы людци, — поясняла она женщине.

— Гах, нигазово симя! — смешно ругалась хозяйка.

Старший сын с совершенно глупой миной на лице стоял в стороне и таращился на Горяну. Не надо было быть провидцем, чтобы понять, что Горяна ему понравилась. Хотя тут, кроме медведей да волков, собственно, и видеть некого. Не удивительно, что молодой парень потянулся к противоположному полу.

— Госпа! — окликнул хозяйку староста. — До наши кучи госця навштеву! Запрашуй на столу йдли!

Я с трудом понял, что нас собираются кормить. Староста указал нам с Горяной лучшие места за столом. Через пару минут тот уже ломился от угощений. А ещё через минуту нам налили хмельного мёда. Я чуть потянул носом и уловил тонкий запах брусники.

Горяна мимоходом пояснила, что сей напиток готовят с добавлением лесных ягод. После первой же кружки девушка попросилась спать, и хозяйка суетливо провела её наверх в опочивальню.

Я остался один со старостой и его сыновьями, чуть запоздало сообразив, что не смогу с ними нормально разговаривать.

Хозяйка разлила по глубоким тарелкам, которые она чего-то назвала «чашками», жирный мясной бульон, и староста снова налил по кружке мёда.

— Менэ звати, — начал он говорить, — Боромиль.

— Я - Бор.

— Хараше имя, — кивнул староста. Судя по всему, он мог изъясняться доступно. — Воткуда ты?

— Откуда? — переспросил я. — С Ингоса.

— А-а, знамо сей хостров. В младости буть там. А мисцо воткуда?

— Место? Грёнефьел-фьорд.

— О! — староста поднял вверх палец и повернулся к старшему. — Я говориль, помнижь?

— Сказ про Сверре? — переспросил вдруг младший.

— Так ест, — кивнул староста.

— Что это? — не понял я.

— То ест давная былычца.

Сверр? Сверр… В голове что-то крутилось. Мне казалось, что я вот-вот ухвачу нечто важное. Лишь спустя минуту я сообразил, что староста что-то рассказывает.

Опущу сложность восприятия, из-за его ужасного акцента, и приведу эту историю в более удобоваримой форме, чем та, в которой её услышал я.

Было это лет сто назад. Вырос Сверр в Калтмарке, в деревушке Нордор. Случилось так, что его родители умерли, едва ему исполнилось двенадцать лет. Целый год мальчишка прожил сам, питаясь благодаря своим охотничьим навыкам. Правда, добрые люди из его деревушки, чем могли, тем помогали ему, но не более.

Слова старосты пролетали перед внутренним взором реальными живыми картинками, будто мои собственные глаза всё это видели на самом деле. Имена, название мест — как это всё знакомо слуху! Они тончайшими струнами отзывались в сознании, мгновенно вырывая целые снопы ярких эпизодов чужой жизни…

Чужой ли?..

И вот, — продолжал староста, — как-то летом мимо проезжал дозорный отряд некого Гуннара.

— Кого? — переспросил я.

— Гуннара. Тот прослышал о Сверре и заприметил паренька среди остальных. Он спросил его, сведущ ли он в чём-либо. Сверр был мальчишкой дерзким и смелым, и ответил Гуннару, что метко стреляет из лука.

Надо сказать, что командир дозорного отряда был человеком суровым, и хвастунов не любил. Он приказал принести боевой лук, но Сверр отмахнулся от него и сказал, что его собственный лук ничуть не хуже.

Гуннар велел выставить три мишени, но кроме того укрыть их препятствиями так, чтобы была видна лишь малая их часть. После чего командир приказал продемонстрировать своё искусство Сверру.

Три выстрела сделал мальчик и ни разу не попал в цель. Его примерно наказали за хвастовство и забрали в отряд в услужение.

Вся деревня смеялась над пареньком. И многие посчитали, что тех зайцев, коих он приносил как трофей, он, скорее всего, добывал по счастливой случайности.

Гуннар целый год таскал мальчишку за собой, заставляя выполнять самую тяжёлую работу. И вот однажды утром, он увидел, как тот тихонечко принёс двух зайцев повару. На следующее утро, Гуннар проследил за Сверром, и увидел, с какой он лёгкостью справлялся со своим луком, когда метко сбил на лету дикую утку.

«Отчего же ты тогда не попал ни в одну из мишеней?» — спросил он у паренька. На что Сверр ответил, что его чувство гордыни не позволяло жаловаться на тяжёлую судьбу, и потому, дабы его не посчитали трусом, не способным прокормить себя и потому решившего напроситься на службу в отряд. А так он хотя и опозорился в деревне, но потихоньку обучился ратному делу.

По просьбе командира он продемонстрировал своё умение во владении оружием и старому вояке увиденное очень понравилось. Он принял Сверра, как сына, и много лет обучал его всему, что сам знал и умел.

Но вот однажды к Мшистой горе, что одиноко высится у Грёнефьел-фьорда, прибились четыре имперских судна. Солдаты набросились на дозорный отряд и перебили его.

Сверр в этот день был в лесу на охоте. И когда вернулся, то от увиденного чуть не обезумел. Он храбро напал ночью на передовой отряд и перебил в нём всех солдат. Сделал он это жестоко, так что даже немало повидавшие на своём веку ветераны, с ужасом отступили к кораблям.

Наутро, Сверр поджёг их суда и в одиночку вступил в бой с остатками имперцев. По словам раненых солдат, восемь раз стрелы пронзали его тело, но он бился до последнего, пока подоспевший имперский корвет не спас оставшихся в живых.

Тело Сверра так и не смогли найти. Одни говорят, что его забрал сам Тенсес, чтобы возродить в иное время для великой цели. Другие утверждают, что прибывшие на корвете люди племени Зэм, увезли тело Сверра с собой, чтобы подвергнуть страшным мучениям, на которые те были мастера.

Как бы ни было, но с тех пор его никогда никто не видел и не слышал. Но иногда на Ингосе видят серебряного единорога.

— Говорят, что-то Искра Сверра бродит по родному краю, — закончил староста.

Сыновья старосты внимательно слушали отца: Рогоша, уже более умудренный жизнью, хмуро смотрел в пол, словно представляя, что делал бы он, доведись ему оказаться на месте Сверра; а Лока сиял глазами в праведном гневе, желая сию секунду броситься в бой и снести имперским солдатам их головы.

Я, молча, пил и тоже слушал. Картины жизни Сверра ярко рисовались в моём сознании. Гуннар, бородатый старик в потемневшей кольчуге. Пылающие суда… ночь… холодный белый снег… и боль… Но боль не от ран, а собственного бессилия. Как хотелось вскочить и, махая мечом, броситься на врага…

Староста замолчал. Он торжественно смотрел на сыновей, а потом повернул взгляд ко мне. И едва мы посмотрели друг другу в глаза, как подле своего хозяина снова возник его верный волкодав.

Пёс чуть отстранил старосту и выдвинулся перед ним вперёд.

— Нашь госць устал, — вдруг сказал староста, поднимаясь. — Лока, покаши йаму почивальню.

Левая сторона волкодава слегка дёрнулась вверх, и в тусклом свете восковых свечей я увидел огромные клыки. Меня в третий раз предупреждали и я отвёл взгляд.

Я пошел следом за Локой, чувствуя, что немного захмелел. И от того в голову полезли какие-то странные, немного печальные, мысли.

Тяжело рухнув на постель, я на секунду закрыл глаза и… проснулся только утром.

В маленькое окошко, затянутой бычьим пузырём, пробивался яркий золотой свет восходящего солнца. В комнате было прохладно.

Я осторожно пошевелил головой, ощущая во рту неприятный привкус вчерашнего хмельного мёда. Вставать совсем не хотелось, но мозг уже включился и неспешно выкладывал сегодняшние «пути-дорожки».

Внизу слышно возились хозяева. Где-то протяжно замычали коровы и вовсю мощь прокукарекал петух.

Я рывком поднялся и подошёл к кадушке с водой. Кое-как приведя себя в порядок, я спустился вниз.

На столе, где мы вчера сытно ужинали, стоял свежеиспечённый хлеб и глиняный кувшин с парным молоком. В дом живо вскочила хозяйка.

Она широко улыбнулась и поздоровалась:

— Добро ранко! Како быль се спанець?

— Хорошо, — махнул я головой.

Хозяйка поставила на стол плошку с ароматным мёдом.

— Визьме йе то снидаце.

И она снова выскочила на двор. Я подошёл к широкому окну.

Вид отсюда открывался восхитительный: янтарная монета солнца озарила голубовато-розовые верхушки дальних гор, а яркий ковёр осеннего леса широкой массой тянулся по склонам, чаруя своим диковинным неподражаемым узором. Воздух был прозрачным, прямо кристальным.

Во дворе суетились мужчины, среди которых я узнал старосту и его старшего сына. По лестнице сверху быстро промчался Лока, и на мой вопрос, что происходит, весело прокричал:

— Че славночсць! Велка мёдова борошнича!

И убежал на улицу, а я с глупой миной было крикнул вслед: «Что?»

Я снова выглянул в окно: мужчины сооружали длиннющий стол, тянули скамьи, а невесть откуда взявшиеся женщины несли льняные скатерти. Столы начинали огораживать импровизированными стенами из соломенных матов.

«Праздник, что ли?» — спросил я себя, и присел за стол, чтобы позавтракать.

По лестнице медленно и неуверенно спускалась Горяна. Выглядела она получше, но всё ещё была бледна.

— Выспались? — спросил я у неё.

— Да. Что происходит?

— Сам не пойму. Суета какая-то… Праздник, наверное.

Горяна присела на скамью возле меня. Я налил её кружку молока и отрезал длинный ломоть хлеба.

— Спасибо, — вяло улыбнулась она.

— Выглядите плоховато, — бросил я. — Голова кружится?

— Иногда.

— Ясно… Тогда вот что: далее я сам пойду. Кое-что разведаю, а уж потом…

— Сами?

— Вам, Горяна, необходимо хорошенько отлежаться. Думается мне, что… В общем, сейчас нужен отдых.

— Возьмите себе в провожатого Выжлятникова.

— Кого? — не понял я.

— Фёдора Выжлятникова… Охотника, из местных… Я же говорила…

Я сделал вид, что вспомнил.

Мы некоторое время, молча, поглощали свой завтрак, пока в дом не вошёл староста. От его широкой улыбки передалась какая-то беспричинная радость.

— Добро ранко! — бросил он зычно. — Како быль се спанець?

— Отлично, — ответил я. — Что у вас происходит? Что за суета во дворе?

— Че славночсць! Празднык… Велка мёдова борошнича!

Как будто это мне что-то объяснило.

— Будэм гулятъ да пыть… Че запрошаемо вас.

— Нас приглашают на праздник большой медовой… булки… или хлеба… Я точно не поняла, — пояснила в вполголоса Горяна. — Сейчас съедутся жители со всех окрестных хуторов. Кстати, отказывать нельзя. Обидите старосту… осрамите перед всеми людьми.

— Ладно, — буркнул я. Не очень-то и хотелось гулять.

— И ещё, — вдруг остановила меня Горяна, — не следует ходить на праздник вооруженным. Такова традиция.

Я насторожился. Как в таких случаях говорится: в душе что-то заскреблось.

Разоружаться, что раздеваться. Но я пересилил себя и снял с пояса мечи.

Староста их бережно принял и отнёс наверх в ту комнату, что выделили мне. Мы с Горяной вышли во двор и направились к наполовину сооруженному соломенному дому. Всякий, кто нас встречал, радостно вскидывал руки кверху и вскрикивал:

— Ано мёду до хлибця!

Я смущенно улыбался, но при этом чувствовал себя каким-то дурачком. Горяна что-то умудрялась отвечать, а через минуту её молодые девушки подхватили под руки и куда-то увели. А я помыкался из стороны в сторону и уже хотел вернуться в дом старосты, как наткнулся на худого чернобородого человека с эффектным топором. Он ловко им размахивал, подстругивая шесты.

Завидев меня, он широко улыбнулся, отчего вокруг его глубоко посаженных глаз расползалась сеть морщинок.

— Ано мёду до хлибця! — пробасил он, приветствуя меня. И, поигрывая топором, вдруг спросил: — Хочце спробуть?

— Не понял.

— Говорю, не хочешь попробовать? — без акцента сказал мужчина.

— А что попробовать?

— Топоры пометать.

— Это как?

На наш разговор, как мухи на мёд, посходились люди, в основном мужского пола.

— А идем, покажу, — озорно подмигнул человек.

— Хей! Фодор! — окликнул его староста. — То наш госць! Не…

— Я буду вполсилы.

Не успел я ничего ответить, как меня подхватили под руки и поток народа уволок к огромному толстенному столбу, что был вкопан недалеко от дома старосты.

Откуда-то принесли несколько топоров, довольно интересной формы. Я взял один из них, ощущая холод рукояти.

Это был короткий топорик, используемый в бою либо как дополнение для левой руки, либо для метания. Он был приятен для ладони.

Человек, которого староста назвал Фёдором, взял второй и несколько раз попеременно поподбрасывал кверху оба топора, наблюдая, как те с лёгкостью вертятся в воздухе.

— Ну? Начнем? — подмигнул он мне и резким движением руки, практически не замахиваясь, выпустил первый.

Ощущение было такое, будто тот сам хотел убежать от своего хозяина. Он со смачным звуком влетел в столб. Следом пошёл второй, въедаясь в дерево чуть повыше своего собрата.

Гул одобрения пронёсся по рядам зрителей. Я так и не понял смысла состязания, и огляделся, и, кажется, это оценили, как робость.

— Что должен сделать я? — негромко спросил я у Фёдора.

— Метнуть так, чтобы не сбить мои топоры. Но не сильно высоко, не сильно низко. Проиграл тот, кто не попадёт в столб, либо собьёт топор, без разницы чей: свой или чужой.

Я взвесил ещё раз своё оружие и замахнулся, но уже чувствовал, что не смогу ловко метнуть его. У меня не было ещё подобной практики. Тут вдруг вспомнился Первосвет: вот кто бы мог здесь посоревноваться.

Я метнул, но топор вяло завертелся в воздухе и стукнулся о столб рукоятью.

— Не вышло, — развел я руками.

Обидно мне не было, хотя люди вокруг по-доброму начали подшучивать.

— Попробуй ещё раз, — махнул рукой Фёдор.

Он протянул ещё один топорик. Я нехотя взял и снова примерился.

Махать им в бою было бы очень удобно, если приноровится. А если вообще взять «под горло», то можно использовать как кастет, а рукоятью прикрыть предплечье. Широкая оконечность не давала топору выскользнуть из рук, при хорошем замахе.

Я вдруг сообразил, что вокруг стало тихо. И лишь оглянувшись, понял, что все с удивлением смотрят на мои па с оружием. Незаметно даже для себя, я увлёкся боем с мнимым противником.

— Прошу прощения… Ладно, начали, — пробормотал я и закрыл глаза.

Горящее судно… холодная темная ночь… Огромный орк замахивается секирой, а я…

Топор несколько раз подпрыгнул в моей руке.

— На-а-а! — и тут он с ужасающей даже меня скоростью полетел вперёд, делая один широкий разворот, и воткнулся в столб на один палец влево от топора Фёдора, громко чавкая своим единственным железным зубом.

Нестройный гул голосов пошёл по кугу. Людей стало прибавляться: многие бросили свои дела и пришли посмотреть.

— Молодец! — хлопнул меня по плечу невесть откуда взявшийся староста. — Лока, несци кружки!

Фёдор что-то крякнул в ответ и снова взялся за топор.

— Эх-х! — вылетело из его рта и, сделав неожиданный пируэт, топор вошёл на целую голову выше предыдущих. — Давай ты.

Я ещё раз огляделся и взялся за следующий. Повертев его в руке и прикинув траекторию, я замахнулся и выбросил руку вперёд.

Топор звонко ударился о своего собрата и отлетел в сторону. Смешки, говор — толпа зашевелилась.

Фёдор усмехнулся и запустил последний, который ловко вошёл в образовавшийся кружок, едва не задев рукоятью остальные топоры.

Прибежал Лока с двумя огромными деревянными кружками, одну из которых протянул мне, а вторую Фёдору.

— Спостуймо! — пробасил последний и поднял кружку ко рту.

Я лишь кивнул головой. Как отвечать здесь мне было пока не известно.

На вкус напиток напоминал хмельной кисловатый квас, но уж сильно был густым и терпковатым.

Федор быстро осушил свою кружку. Потом подошёл к столбу, вытянул все топоры и вернулся ко мне.

Я было уже подумал, что сейчас начнётся повторный круг соревнования, но под всеобщее науськивание, Фёдор принялся сам метать топоры. Через минуту, он соорудил из них своеобразную лестницу, а потом легко вскарабкался до самого верха, и водрузил там меховой полушубок.

Топоры поснимали, а потом всем желающим предлагали сделать тоже самое, что вытворял Фёдор. В качестве подарка обещали отдать тот самый полушубок.

Собралась целая очередь молодых парней. А меня Фёдор взял за руку и жестом отозвал в сторону:

— Ты не обижайся, брат, — проговорил он. — Вижу, что воин ты отличный, но к нашей забаве надо попривыкнуть. Я — Фёдор Выжлятников.

— Слыхал. Охотник?

— Все мы тут охотники. Вон видишь на старосте медвежий тулуп, то он в позапрошлом году добыл, когда мы зимой за Тёмную пущу ходили. Тогда его сына, Рогошу, с собой взяли. Ему мишка на память лицо приукрасил.

— Я - Бор. Послушай, у меня к тебе есть дело небольшое.

— Да? Какое?

— Не выступишь ли в роли провожатого? Мне надо в усадьбу эльфа попасть.

— Отчего же не провести! Но завтра. Сегодня у нас праздник, — Выжлятников широко улыбнулся и потянул меня к соломенному дому.

Там уже практически закончили устанавливать столы. Мне прямо-таки насильно всунули в руки кружку до краёв наполненную, как мне потом объяснили, бошкой — местным хмельным напитком с сильным медово-солодовым привкусом… Из чего его готовили, я так и не понял, но после третьей порции, ноги стали непослушными, хотя голова работала чётко.

Вскоре на столах появилось множество всевозможной снеди. Но главным блюдом всё же сегодня являлись круглые хлебцы, именуемые здесь «борошничей».

Еда поглощалась просто в невиданных масштабах. И всё запивалось бошкой в не меньших количествах. Веселье продолжалось до самой темноты. Да и потом зажгли факелы. Тут заиграла музыка. Помню, что я даже пытался танцевать, но захмелевшее тело слушалось плохо.

Настроение было преотличное. Давно такого не переживал.

— …бошка, — это мне пытался что-то объяснить один сильно подвыпивший мужичок.

Я с трудом узнал в нём старосту. Он поднял вверх правую руку — у зуреньцев это был знак внимания, и проговорил:

— Ще мой а-атэць… он-то варыл знамэнну бошку.

Староста протянул мне полную до краёв кружку и, взяв свою, поднялся:

— Знамэнну! Памятай про тэ! Спостуймо!

— Спостуймо, — улыбнулся я и принялся пить.

— Хароша ты людына! — полез обниматься староста, но не удержался и рухнул вниз.

Выжлятников ловко его подхватил и посадил на место.

— А, кстати, — улыбался охотник, подмигивая мне, — шубу со столба так никто и не снял.

У меня тут же, было, возникла мысль самому попробовать, но я понял, что не только в столб не попаду, но даже и топор не подниму. Потому просто продолжил пировать.

И к вечеру наклюкался так, что еле-еле добрёл до своей комнаты. Глаза сами собой закрылись, и разум окутал глубокий сон.

 

8

На всём пути до усадьбы моросил мелкий холодный дождик. В лесу было тихо.

На удивление, голова работала ясно, а тело даже не ныло после вчерашней гулянки. Фёдор же выглядел каким-то уставшим, но весь день топал, ни на что не жалуясь.

С нами ещё увязался Рогоша. Едва завидев нас утром, он бросился к Выжлятникову с просьбой взять с собой на охоту.

— Да мы по делам, — отмахивался тот.

— Дяцько, визмы та из собой!

— Дюже охоту любит, — пояснял мне Фёдор. — А то, может, и вправду его с собой взять. Лишним ртом не будет?

Я пожал плечами. Хотя, если честно, может, надо было отказать.

Мы вышли рано утром, стараясь никого не будить. Коня я оставил на хуторе, вооружился и последовал за Выжлятниковым. Замыкал шествие Рогоша, в руках которого я увидел короткое тонкое копье. Потемневшая сталь тускло поблёскивала на листообразном длинном наконечнике, выдавая древность этого оружия.

Шли мы без остановок и под вечер попали в нужное место.

— Там, за ельником, — проговорил Фёдор, когда мы миновали широкую плешь очередной поляны, поросшей густой пожухлой травой, доходившей мне до плеч. — Вот там и его усадьба. Да только он в это время года тут не живёт.

— Я знаю. Мне говорили.

Через полчаса мы вышли на пригорок, с которого я увидел странную янтарно-жёлтую конструкцию, буквально светившуюся изнутри.

Это и была усадьба. Огромный шар, внешне напоминающий яблоко, обвитый блестящим растительным узором. Вместо листиков вверх вздымалась бронзовая маковка какого-то витиеватого символа. Лежал этот шар на огромном плоском круглом щите, в который воткнулся высокий остроносый конус. А по периметру спирально вздымалась изящная ажурная лестница.

— Как это…

Я так и не закончил вопроса, поражённый увиденным. Кажется, Выжлятников ожидал подобной реакции: он негромко хохотнул и пошёл вниз первым.

— Ты, видно, на Тенебре никогда не был, — бросил он мне. — Там такие штуки по-больше, да по-красивее будут.

— Тенебре? — отчего-то переспросил я, следуя за ним.

Меня, наверное, больше удивило, что он там был. Отчего-то казалось, что Выжлятников только в Южной Берестянке промышляет.

— Ну да. Это эльфийский аллод. Меня как-то туда звали, чтобы я помог в очистке леса от сумеречных тварей: крыс да тарантулов… Вот времечко было!

Мы подошли к усадьбе и я снова подивился мастерству эльфов.

— Оглядись здесь, пожалуйста, — попросил я Выжлятникова. — Мне тут что-то не нравится.

Фёдор как-то странно посмотрел на меня, но просьбу выполнил. А я, тем временем, взобрался по лестнице вверх до самого входа. Вместо двери была какая-то странная желтоватая дымка. Я протянул руку, которая тут же «провалилась», не почувствовав преграды.

Решившись на пробный шаг, я проскользнул сквозь «завесу» и очутился в ярко освещенной круглой комнате. Отчего-то казалось, что она гораздо больше, чем снаружи.

Здесь царил полный хаос: на полу валялись подушки, некоторые из них были изорваны; у стены был перевёрнутый столик и какая-то разбитая посуда; книги, бумаги — всё это плотным ворохом покрывало правый сектор комнаты. Я ещё раз огляделся и вышел наружу.

Тут меня окликнул Фёдор. Они с Рогошей сидели у небольшой кочки и что-то разглядывали.

— Ты был прав, — сказал Выжлятников, едва я спустился.

— Что там?

— Я бы предположил, что на эльфа напали и увезли.

— Найдёшь куда?

— Навряд ли. Следы старые… Единственное что скажу: поехали они вон в ту сторону.

Тут Фёдор указал на юго-восток.

— А что там?

— Там? — он поморщил лоб, пытаясь вспомнить. — Там… горы, Большие Валуны… восточнее — Гиблая чаща.

— Большие Валуны?

— Ну да. Копи, где добывают метеоритную руду.

— Они охраняются?

— Не понял, — нахмурился Фёдор.

— Ладно, ничего. Куда по-твоему следует идти?

— Я бы на месте разбойников махнул бы в Гиблую чащу. Место такое, что… В общем, как ты из названия понял — не хрен туда соваться.

Мы долго глядели друг на друга. Выжлятников быстро просёк мои намерения и сердито сказал:

— Ну ты, конечно, даёшь! Чего мы там забыли, в чаще-то, а?

— Надо разобраться, — ответил я.

Фёдор выругался на своём зуреньском диалекте и зло махнул рукой.

— Ладно, я сведу тебя на Большую плешь. Там обычно охотники собираются. А дальше — ни-ни. Сам. Мы с Рогошей тебя обождём, коли хочешь.

— Сведи, — кивнул я головой. — Далеко?

— Сутки, если скорым ходом.

Я снова кивнул головой. Выжлятников стал разбивать бивак, а на моё предложение переночевать в доме эльфа лишь отмахнулся.

— Ещё чего! Ты знаешь, кто тут жил?

— И кто?

— Волшебник. Маг. Нихаз его знает, что в этом доме с нами может произойти. Я лучше тут с Рогошей посижу.

Я ещё раз посмотрел на «яблоко» усадьбы и остался внизу с охотниками.

Осенью темнеет быстро. Особенно когда погода не радует. На ночь поднялся пронизывающий северный ветер.

Мы наскоро перекусили и, укутавшись в теплые шкуры, легли спать. А утром, едва рассвело, снова тронулись в путь.

Выжлятников шёл по-прежнему быстро, безошибочно находя заметные только ему лесные тропы. Рогоша не отставал, и старался сегодня идти подле своего старшего товарища, который доходчиво втолковывал ему охотничьи истины. Говорили они по своему и я оттого мало, что понимал, хотя и не старался это делать.

Один раз мы остановились, чтобы поесть и немного передохнуть. И снова в путь. Я всё дорогу наслаждался природой: столь очаровательных мест давно не приходилось видеть.

Красивый всё-таки этот край Светолесья, хоть и дикий немного.

Фёдор вдруг присел и что-то разгрёб рукой в пожухлой листве.

— Свежий, — не понятно о чём проговорил он.

Я подошёл и наклонился.

— Свежий помёт, — пояснил он. — Матерый кабан… Н-да, мы сейчас на его земле.

С минуту Выжлятников что-то обдумывал, а потом вдруг вытянул нож и протянул его мне.

— Пригодится, — сквозь зубы проговорил он. — Надо бы его пугнуть, а то, чего доброго, на нас пойдёт. Сможешь? — повернулся он ко мне.

— Я-то смогу, но…

— Рогоша, пойдёшь со мной. И чтоб ни-ни, понял?.. Нюх у него — не передать словами! — рассказывал Фёдор. — Учует тебя в два счёта. Да и слух ничего.

Парень кивнул головой.

Оглядевшись по сторонам, Выжлятников указал мне рукой направление и знаком сообщил, что следует быть крайне осторожным. Сам охотник вместе с Рогошей двинулся через заросли лещины. Я даже не успел увидеть, как они растворились среди листвы.

Проверив ещё раз на остроту полученный нож, я медленно отправился по своему маршруту.

Ещё ни разу мне не приходилось охотиться на кабана. Я попытался вспомнить всё, что про это слышал, но в голове раз от раза возникала ощетинившаяся морда вепря с длинными и закрученными клыками. Отчего-то даже представилось, как они легко вспарывают моё брюхо и оттуда, вместе с вывалившимися кишками, резкими толчками вырывается багровая струя крови. А сейчас как раз начинался сезон спаривания, и придуманная мною сцена вполне могла произойти.

Выжлятников предупреждал, чтобы я был по-максимуму осторожен, хотя мы и так двигались с подветренной стороны.

Уже начинало вечереть и вепрь, по моему разумению, должен был выйти на кормёжку. Я достиг указанной точки и сел под берёзой. Мелкая изморось обильно ложилась вокруг, превращая предметы в блестящие памятники, словно покрытые маленькими бриллиантами.

От листвы сильно тянуло сыростью. На вечер стал усиливаться ветер. Ветки деревьев над головой заплясали в диком танце.

Фёдор уже наверняка вышел на след кабана и должен был начать гнать его на меня. С каждой минутой смеркалось всё больше и я уже стал опасаться, что не смогу попасть в зверя. Когда неожиданно слева донёсся громкий хруст ломающихся веток. Если судить по этому звуку, этот хруст создавало явно крупное существо. Я вытянул заговорённую стрелу.

— Плед-Сках! Взрыв! — и она ушла вправо, отрезая вепрю отход в ту часть леса.

Бабахнуло так, что на землю сразу повалилось несколько молоденьких сосенок.

Сейчас кабан должен был метнуться влево, но там был крутой высокий склон, и он навряд ли сможет его преодолеть. Однако для пущего дела, я пустил вторую взрывную стрелу, стараясь, чтобы она бабахнула позади зверя.

Воздух разорвал истошный визг и снова затрещали кусты лещины шагах в ста передо мной. Меня смущала плохая освещенность и я выпустил сразу две стрелы, поджигая стволы кедров на высоте трёх человеческих ростов. Они вспыхнули огромными факелами.

И тут же на поляну вылетела темная туша, размерами с доброго бычка. Кабан на секунду остановился, выпуская густые клубы пара и, словно зная моё месторасположение, помчался резко вправо, в лог.

У меня было максимум пять-шесть секунд.

Стрелять следовало в шею, иначе я мог его только ранить, а тогда вепрь легко превратится из добычи в охотника и бросится на своего обидчика.

Все эти мысли промчались в голове, едва кабан прошел половину пути. Стрела с широким острым листовидным наконечником мягко вылетела и, чуть повиливая «хвостом», стремительно помчалась в зверя. Остриё прошло насквозь, и я от удивление даже открыл рот. Выстрел был как никогда точен.

Вепрь по инерции промчался еще несколько сажень и ввалился в ближайшие кусты. Послушался жуткий треск и на землю свалились несколько сломанных берёзок.

Я не стал сразу же бросаться вперёд, помня о словах Фёдора про хитрость кабана. Тот мог притвориться мёртвым и стоило к нему бы приблизиться, как тотчас разорвал бы меня на мелкие куски.

Взяв в руки нож, я медленно поднялся и стал ждать. Кусты ещё с минуту трещали, а потом всё затихло. Единственное, что было слышно, так это горловой хрип умирающего животного.

Из чащи вышел Выжлятников, а чуть погодя Рогоша Они огляделись и направились ко мне.

— Что там? — глухо спросил Фёдор.

— Кажется получилось.

— Ты чего трусишься? Испугался?

Я посмотрел на свои руки и увидел, что те действительно слегка дрожат.

С людьми не было так страшно драться, как со зверем. Наверное, это от того, что поведение вепря трудно было предугадать.

Я вернул нож Выжлятникову и мы втроём направились к кустам. Фёдор вышел вперёд.

Туша кабана гигантской горой высилась среди кучи веток и листьев. Выжлятников прыгнул вперёд и профессионально вогнал нож в сердце зверя. Тот судорожно дернулся и через несколько мгновений затих. Но потом вдруг ещё несколько раз махнул задней лапой, словно всё ещё убегая от своих преследователей.

Это были рефлексы, которые даже после смерти животного, всё ещё побуждали его бежать прочь.

Вепрь был мёртв. Это было видно по характерному тусклому взгляду его маленьких кабаньих глазок.

— Для первого раза неплохо, — кивнул головой Фёдор. — Я когда с тятей ходил на своего первого секача, то, честно признаюсь, чуть не обделался. Видишь? — тут охотник закатал рукав и показал на предплечье страшную извилистую змею старого шрама. — Чуть без руки не остался. А ты молодец!.. Кстати, ты меня сильно удивил: я-то думал, что это простой лук, а не заговорённый.

— А он и есть простой лук, — ответил я.

Фёдор на секунду замешкался и, лукаво улыбаясь, спросил:

— Кто ты?

Вместо слов я показал ему знак Сыскного Приказа.

— Н-да… Разведчик? Давно пора в этом лесу порядок навести, а то разбойники забаловали… Выходит, ты тоже охотник, правда не на зверя.

Охотится на зверей не очень интересно. Другое дело на человека. И ещё лучше опасного и хитрого, способного на не стандартные ходы. Вот что будоражит кровь! Вот настоящее дело! — от подобных мыслей мня вдруг всего передёрнуло. — Неужели эти мысли были моими? Или кто-то во мне это нашёптывает?

— Вот мы и с мясом, — бодро проговорил Выжлятников.

Столкнувшись со мной взглядом, он осёкся и, отвернувшись о чём-то заговорил с Рогошей. Честно говоря, эту охоту я посчитал совершенно ненужной, хотя в качестве опыта вполне полезной.

— Мы не успеем дойти до лагеря, — сердито бросил я.

Меня вдруг начало раздражать эта охотничья компания. Быстрее бы уже добраться до Большой плеши, а там я уже как-то сам.

— Не успеем, — кивнул Выжлятников. — Завтра к обеду будем.

И он ловко принялся разделывать секача. И тут же вдруг как начал, так и остановился. В его остекленевшем взгляде мелькнула искра страха.

Я не понимал, что вдруг произошло. Фёдор поднялся и чисто рефлекторно протянул нож Рогоше:

— Разделывай сам, — как-то глухо проговорил он, прислушиваясь.

Через пару секунд он осторожно направился куда-то в лес.

Я огляделся, но остался стоять на месте. Через пару минут Выжлятников вернулся.

— Что там? — спросил я, ощущая от него волны нервозности.

— Волки… людоеды, — сердито ответил тот.

— Как ты определил, что они людоеды? — спросил было я, но по ответному взору понял, что сказал глупость.

— Я их целый месяц отгонял от лазарета, — рассказывал Фёдор. — Ты думал, что я охотился, мясом снабжал? Ха! На такую ораву моего мяса хватило бы на один зуб! Меня наняли для защиты лагеря от волков-людоедов. Их было развелось столько, что словами не передать!.. Я думал, что когда мы прихлопнули вожака да парочку его сотоварищей, то они сбежали и не вернутся. До поры до времени, конечно.

— И что изменилось сейчас?

— Вон там, коли идти по-прямой, я нашёл свежие следы новой стаи… Ещё утром они пошли вон в ту сторону, — Фёдор показал на запад. — Знаешь, что там?

— Что?

— Хутор. Наши земли.

— Но это пока ничего…

— Кроме их следов, — перебил меня Выжлятников, — там есть и другие.

— Да не томи ты! Говори толком.

— Отряд, человек тридцать.

— Разбойники?

— Думаю, что да.

— А почему волки идут за ними?

— Сразу видно, что ты не охотник! Слышал когда-нибудь о лиходеях?

— Лиходеи? Плохие люди?

Фёдор хохотнул.

— А ещё в Сыскном Приказе служишь!.. Лиходеями прозывают злобных чародеев, колдунов. Мы когда в Сиверии, то недалеко от Вертышского острога встречали орков-шаманов. Вот они были типичными представителями подобного вида колдунов. Насылали на наши посёлки бешеных медведей, и рысей. Повозились мы тогда несколько месяцев, чтобы их всех переловить.

— Ты хочешь сказать, что волки-людоеды — дело рук этих лиходеев?

— Не знаю наверняка, но предполагаю, что так оно и есть. Много фактов, указывающих на это.

Я сразу вспомнил лесовиков и их выкормышей — волчат из зверинцев.

— А зачем банде ваши посёлки? Куда вернее грабить Западный тракт…

— Ты у меня об этом спрашиваешь? Ты ведь разведчик Сыскного Приказа! Выясни это.

Выжлятников казалось отчего-то рассердился.

— В общем так: возвращаемся назад, — решил он. — Пойдём по следам отряда.

— Ночью?

— Ночью, — кивнул тот. — Иначе не догоним. Рогоша, заканчивай! Пора идти.

Мы быстро собрались и вышли в путь.

 

9

Ночь была лунной и ко всему прочему тёплой.

Выжлятников напоминал мне кошку, которая безошибочно в темноте находила дорогу. К утру растительность сменилась снова на одни лишь лиственные деревья. Количество полян увеличилось и на краю одной из них мы неожиданно натолкнулись на оружейный схрон.

— Вот так-так! — Фёдор удивлённо смотрел на меня.

— Их здесь должно быть несколько, — ответил я.

Мы сдвинули деревянный настил, поверх которого был устлан дёрн, и глазам открылись аккуратно уложенные в холщовые мешки мечи, древки стрел, сундучки с наконечниками и прочее вооружение.

— И что будем делать? — спросил Фёдор.

— Запомним это место. Сыскной Приказ вышлет отряд и заберёт оружие.

В предутренней тиши послышался протяжный вой.

Выжлятников снова превратился в слух.

— Пошли севернее, — вдруг сказал он. — Может не к нам?

Я развернул карту.

— И куда?

Рог полумесяца Зуреньского хребта упирался в Западный тракт.

— К Орешку, что ли? — спросил я сам у себя.

— Мы отстаём на целые сутки, — сказал Выжлятников. — Да к тому же они едут верхом.

— И что? — не понял я.

— Не успеем догнать.

— Ты меня запутал, — сложил я карту назад. — Куда они идут?

— Да… кто их поймёт! Петляют, как зайцы.

— Я то чуйку гарь, — подал голос Рогоша.

Мы с Фёдором, как по команде, тоже втянули носом воздух.

— Ничего, — бросил Выжлятников.

— Тоже, — кивнул я головой. — Откуда ветер?

— С запада… Стой!

Он снова втянул воздух:

— Есть что-то… горелое… дерево. Точно, горелое дерево.

Мы втроём переглянулись. До Бортицы оставалось вёрст десять, может, меньше.

Сделав приметку схрона, наш отряд пошёл дальше и, вскоре, запах гари стал явственнее. И выйдя на очередной пригорок, с которого хорошо просматривалась долина, мы остановились как вкопанные.

— Ох! — выдавил Фёдор.

Рогоша даже попятился.

Внизу догорали остовы деревянных хлевов. На склоне цветными пятнами между разбросанной и кое-где горящей соломы лежали люди и животные. Высокий каменный дом старосты одиноко глядел на это побоище чёрными зевами окон.

— Что то так ест? — прошептал Рогоша.

Он хотел было броситься вниз, но я удержал его:

— Стой! Стойте оба! Куда вы, сломя голову?

Выжлятников меня понял.

— Я с тобой обойдём по флангам, — предложил он. — А ты, Рогоша, прикрывай нас отсюда.

Фёдор протянул парню свой лук и колчан со стрелами, а сам вытянул два топора и стремительно пошёл налево. Я тоже взял на изготовку лук и одну из заговорённых стрел, и пошёл справа.

Через узкий извилистый овражек, я приблизился к краю склона и, прячась за кустарниками, пригнувшись, стал подыматься вверх. Тела зуреньцев — мужчин, женщин, даже детей — беспорядочно лежали на пожухлой траве. Все они были мертвы. И всё бы ничего (я мёртвых перевидал немало), но вид двух детей, жестоко зарубленных возле невысокого забора, неприятно саданул по сознанию.

Я и сам немало кого убивал. Но тут вдруг почти физически ощутил тупую боль в сердце. Перед внутренним взором лошадиным табуном промчались десятки мыслей, смешавшие воедино горечь от увиденного и ненависть к тому, кто подобное совершил.

Почему же такое зверство? Ладно можно понять когда ратник на ратника: кто победит, кто проиграет. Или когда с бандитом, вором. Ведь в принципе, и оправдать не сложно, на то и схватка. А тут… Прямо зверь какой-то. Неужто ему даже не стошнило от содеянного?

Дети были зарублены со спины, когда они бежали вниз к спасительному лесу. Пожухлая трава на склоне приобрела тёмно-вишневый цвет. Я как-то брезгливо поморщился: было неприятно находиться рядом с мёртвыми телами. Но непонятное желание заставило прикоснуться к телу ближайшего ребёнка. Холод кожи пробудил к действию ту часть моего «я», которая прозывалась убийцей. И глухая злоба сменила все чувства. Внутри что-то закипело и мозг будто щёлкнул и «переключился».

Я больше не стал вглядывался в остальные тела, пытаясь сосредоточить внимание на возможном присутствии бандитов.

Выжлятникова не было видно, но думаю, что он тоже незаметно подбирался к сгоревшему хутору.

Миновав остов хлева, в котором я успел увидеть обугленные трупы коров, я осторожно выглянул в сторону хозяйского двора. Послышалось ржание коней и чьи-то приглушенные голоса.

Обойдя колодец справа, я подошёл к тюкам с соломой и снова выглянул: возле дома старосты стояли трое. Они о чём-то тихо переговаривались возле телег. Через минуту из дверного проёма появились ещё пятеро крепких парней, тянувших на своих плечах какие-то мешки. Они выгребали из хозяйских кладовых все припасы.

Сразу за ними из-за каменной невысокой стены выглянула взлохмаченная голова Фёдора. Он увидел меня и знаками показал, чтобы я отвлёк бандитов.

Я опустился на колено, вложил стрелу и прицелился между троицей мордоворотов в борт первой телеги, а потом спустил тетиву. Крайний бандит с удивлением посмотрел на меня, а потом на пролетающую мимо него стрелу. По его лицу можно было прочитать, что-то типа: «Э-э! Что происходит?»

От взрыва телегу разворотило. Бандиты разлетелись по сторонам, как щепки. Лошадь разорвало напополам. Две другие кобылы, запряжённые в дальние телеги дико заражали и бросились врассыпную.

Второй взрыв пришёлся в повалившуюся кучу остальных разбойников, превращая их в сплошную кашу из крови и мяса.

Выжлятников выскочил из-за стены и за несколько мгновений подбежал к приходящим в себя бандитам. Его топорики искромсали первого из них. Я едва подоспел, но Фёдор всё-таки успел-таки зарубить второго человека.

В окровавленном лице третьего я узнал своего знакомого. Это был Пискля.

Он непонимающе крутил глазами, и всё время пытался подняться. Через секунду я понял, что это ему мешает сделать деревянная щепка, торчащая из бедра.

— Ах ты ж, сволочь! — прошипел я.

Выжлятиков снова замахнулся, но я жестом его остановил.

— Сколько вас здесь? Где остальные? Куда пошли?

Пискля простонал и повернул ко мне своё разбитое лицо.

— А-а… больно…

Мне показалось, что он сейчас начнёт, как маленький мальчик, звать свою мамку.

— Куда они ушли? Сколько вас? — наклонился я над ним.

Выжлятников бросился в дом, а я толкнул Писклю на землю, и пошел за ним следом. В комнатах был полный погром. Тело старосты мы нашли у лестницы, а буквально рядом распластавшись лежала его жена. Глубокий рубец, разделивший её лицо напополам, сделал хозяйку неузнаваемой. Только по бусам на шее мы её и опознали.

Увиденное было настолько красноречивым, что Фёдор вдруг дико провыл и побежал наверх.

В следующей комнате в немой сцене лежали двое: волкодав, практически разрубленный на части и какой-то вооруженный длинным мечом солдат, с разорванным горлом. Я прошёл в светлицу, куда определили Горяну, но там сейчас было пусто. Заглянув по другим комнатам, я вышел к подклету и услышал тихий шорох за маленькой покосившейся дверью, где староста хранил дровишки.

Вытянув сакс и фальшион, я резко сорвал дверь с петель и выставил вперёд клинки. Но там никого не было. Осторожно заглянув внутрь и обождав, пока глаза чуть попривыкнут к темноте, я снова осмотрел маленькую запылённую каморку.

Здесь определённо кто-то был. Я на каком-то инстинктивном уровне ощутил слабое-слабое дыхание и почти неслышный шорох. Он доносился из правого угла.

Раздвинув мечом навал из дров, я увидел, что на меня испугано смотрят четыре глаза. Грязная повязка на лбу, маленькие чумазые лица…

Дети?

— Вы кто такие? — негромко спросил я.

Те молча глядели на меня и не двигались.

— Выходите, не бойтесь! Давайте, давайте. Вылезайте!

Чумазые головы зашевелились и вскоре на свет вылезли двое: девчонка, лет шести, и крохотный мальчуган возрастом до трёх лет.

Сверху спустился Фёдор. Он увидел детей и что-то воскликнул. Ребята узнали охотника и бросились к нему, что-то причитая и всхлипывая на ходу.

Я не стал смущать Выжлятникова своим присутствием, давая выход его чувствам и направился во двор. Возле тела Пискли стоял Рогоша и мне стало ясно, что в порыве разыгравшихся эмоций, парень готов его убить.

Осуждать его было бы неверно, но мне сейчас была важна любая информация.

— Подожди! — я едва успел остановить занесённое копье Рогоши.

Попытавшись привести бандита в чувство, я стал трусить его за грудки. Тот застонал и открыл глаза.

— Говори, или клянусь тебе, пожалеешь! — прошипел я.

— Не надо… я скажу…

— Сколько вас? Куда ехали? Где остальные?

— Они нашли… нашли в лесу…

— Кого нашли?

— Меня.

— Кто нашел?

— Наши ребята. Они сопровождали каких-то людей на Западный тракт. Те не из банды…

— Так ты всё же в той банде!

— Нет… я же говорил, что кое-кто из наших перешёл к ним… не я…

— Тогда, что ты тут делаешь? — я наклонился и снова с силой схватил его за грудки.

— Им приказали выяснить что да кто. А они предложили расквитаться за друзей… Мы не знали, что вас тут нет, но было поздно…

— Поздно? Вы вырезали почти всех местных жителей! И кого? Женщин да детей? Отомстили? Это ты, гнида, хотел расквитаться?

— Я не хотел… им приказали… а они предложили…

По лицу Пискли потекли крупные слёзы.

— Сволочь! — выдавил я и встал.

— Не надо, — заныл бандит, схватив меня за ногу.

Клянусь, внутри даже ничего не вздрогнуло. Один раз я его уже пожалел, и вот результат.

Я буквально на секунду отвел взгляд в сторону, как услышал глухой удар. Рогоша вогнал копьё до самого древка.

— Сгиняшь нигазово симя! — проговорил он, отступая назад.

Я сплюнул на землю и пошёл вокруг дома, решив осмотреться: может удалось бы найти ещё кого-то в живых.

Оглядывая тела, я всё искал Горяну, питая себя надеждой, что она скрылась от бандитов. И пока ни в одном из убитых я её не узнавал.

Чуть погодя мы все снова сошлись у дома старосты.

— Здесь не все, — проговорил Фёдор. — Наверное, им удалось убежать в лес.

Я кивнул головой, соглашаясь с Выжлятниковым. Рогоша сообщил, что не нашёл своего брата Локу и сестру Ирену.

— Следов не видно? — спросил я у Фёдора.

— Да откуда тут! Затоптали всё!

— Что за детишки? Чьи?

— Это Мала и Ушко — племянники старосты. Девочка говорит, что как бандиты напали на хутор, тётка их в чулане схоронила и велела не вылезать, пока всё не стихнет. А Мала слышала, как в доме хозяйничают. Тетка громко что-то кричала, потом собака залаяла. Она братика дровами засыпала и приспала, чтоб не всплакнул случайно.

— Не могу понять, отчего они напали? В чём смысл? Банальная месть? Запугивание местных, чтобы не помогали? — спросил я, зная, что никто сейчас не ответит.

— Нигазово симя! — прорычал Рогоша. — Нежалиша никага.

— Мне думается, что основной отряд ушёл дальше на запад, — сказал Выжлятников. — А этих, — тут охотник кивнул на мертвого Писклю, — отправили сюда. Иначе сейчас тут хозяйничали волки.

Мы переглянулись с ним.

— Надо искать остальных, — сказал я. — Пусть Рогоша остаётся здесь, а мы с тобой отправляемся на поиски.

— Согласен.

Черный от горя Рогоша на наше предложение лишь молча кивнул. В его глазах читалась такая боль, что на секунду я усомнился в верности нашего с Выжлятниковым решения. Вдруг он руки на себя наложит?

Детишки испугано стояли возле своего взрослого двоюродного брата и испугано таращились по сторонам.

— Послушай меня, парень, — сказал вдруг охотник. — Теперь ты глава семьи. Я надеюсь, что ты понимаешь это. Вот у этих двух маленьких «мышек» сейчас никого нет, кроме тебя. Ты — крепость, и если она падёт, то все, кто хоронится за её стенами, просто пропадут. Будь сильным.

Рогоша поднял на нас глаза. Шрамы на его лице стали багровыми, и от этого казались ещё больше.

Не знаю, чтобы я ощущал на его месте. Даже не хочу представлять.

Рогоша хмуро смотрел нам вслед. По его лицу прочиталась огромная усталость. И немой вопрос: «Почему?»

За что? Неужто богам это нужно? Какая им от того выгода? Нельзя ли просто жить? И жить самой простой жизнью. Собирать мёд, сеять хлеб, охотиться…

Рогоша закрыл глаза и опустил голову: ведь ничего уже этого не будет. Мир для него сейчас изменился. Треснул, будто кувшин, и из образовавшихся расколов, вытекает старый мир, со всеми его радостями и печалями. И скоро на дне останется лишь грязный осадок.

— Вот ещё одно сердце сгорело, — сам себе под нос пробормотал Выжлятников.

Спустившись со склона вниз, мы вошли в лес и Фёдор начал поиски.

Что среди этого всего сброда делал Пискля? Неужели я снова обманулся, принимая и его, и остальную стражу из лазарета за подражателей?

Что-то не складывалось в единую картину. Не хватало каких-то деталей. Очень важных деталей.

Во-первых, каких вооруженных людей сопровождали бандиты? И куда?

У меня было такое ощущение, что я топчусь на месте. Всё выходило как-то глупо и не скоординировано.

А тут ещё из-за моей «жалости» вырезали целый хутор. Лучше бы я этого Писклю ещё тогда…

— Есть! — донесся окрик Выжлятникова.

Я подбежал к нему.

— Вот смотри: тут прошли четверо… или пятеро. На север. Один из них раненный.

Мы пошли по едва заметной тропке и через полчаса натолкнулись на группку людей. Их оказалось семеро. Девушкой в разорванном выпачканном сажей сарафане оказалась сестра Рогоши Ирена.

— Ты не видела Горяны? — спросил я у неё.

— Когда на них напали бандиты, — перевёл Фёдор, — то они разделились. Одну группу увёл Лока.

— Куда?

— На северо-запад, ближе к Западному тракту.

Объяснив беженцам, что они могут вернуться на хутор, мы отправились с Фёдором дальше и только под вечер нашли вторую группу. Здесь была и Горяна, и Лока, и ещё с десяток других людей.

— Бор! — облегчённо проговорила девушка. — На хутор…

— Я знаю. Можно возвращаться. Но не нам с тобой.

— Почему?

— По дороге расскажу. Едем в лазарет, и ты оттуда отправишься к Жуге Исаеву.

— Зачем?

— Мне нужны ещё люди. И, кроме того, я знаю, где первый схрон.

Мы распрощались с остальной группой, и пошли на север. Перед уходом, я попросил Выжлятникова указать, где лагерь охотников в Гиблой чаще.

— Всё думаешь идти туда? — спросил он.

— Собираюсь.

— Смотри, вот здесь на Южной тропе есть заброшенная часовенка. Когда я там был в последний раз, то туда прибыла Румяна Кочкина, служительница Света. Если что, то она тебе поможет, сошлись на меня… Должок у неё, так что отказать не должна. Лагерь охотников недалече от часовенки. Она тебя проводит… Ладно, бывай. Может, свидимся ещё.

— Может, — кивнул я, и мы пожали руки на прощание.

А сам подумал, что зуреньцы больше не захотят нас видеть: мы хоть и формально, но стали причиной гибели их людей. В душе осталась горечь от собственной глупости.

Правду говорят: нет ничего хуже полумер, разве что жалость.

 

10

Следующие два дня прошли, как одно мгновение. Мы с Горяной прибыли в лагерь, где сразу же выяснилось, что ни с того, ни с сего пропали полтора десятка стражников.

Сотник что-то нудно рассказывал, но мне уже всё стало ясно.

— Времени терять нельзя, — говорил я Горяне. — Отправляйтесь в Новоград к Жуге и доложите всё, что я рассказал.

— А что вы?

— Буду идти в Гиблую чащу.

— Думаете, что бандиты скрываются там?

— Это одно из предположений. Большие Валуны, по моему разумению, хорошо охраняются.

Потом я встретился с Жаном ди Близаром.

— Всё-таки похитили, — сказал он, что-то обдумывая. — Гиблая чаща… Странно…

— Почему? — спросил я.

— На днях мне сообщили, что в Гиблой чаще какая-то нечисть завелась. Человек при здравом уме, даже если он и бандит, не станет рисковать и лезть в такие дебри…

— Тут есть своя логика, — бросил я.

— Какая?

— Что человек при здравом уме не полезет в такие дебри.

Жан криво усмехнулся:

— Верно, верно. Будешь туда отправляться?

— Считаю, что стоит.

— У часовни тебя будет ожидать Андрэ ди Дазирэ. Его отправили выяснить ситуацию с той нечистью… В общем, назовешься, и попробуйте вдвоём разобраться.

Мы распрощались, и я завалился спать — усталость дала о себе знать.

Вечером второго дня, плотно поужинав, я отправился на поиски Тона Ветродуя. Но выяснилось, что он отбыл куда-то, то ли на Западную верфь, то ли ближе к Орешку.

Я снова заглянул к Жану.

— Ты ещё тут? — удивился тот.

— Утром выхожу.

— Плохо.

Его недовольство мне рассердило, и я с трудом сдержал себя, чтобы не нагрубить.

— Что ты хотел? — спросил эльф.

— Мои действия, если магистра не удастся… ладно, скажу прямо: что делать, если я буду не в состоянии помочь волшебнику?

Жан посмотрел на меня, как на чумного.

— Как это понимать! — эльф поднялся. — Думаешь, я дам своё «добро» на то, чтобы ты убил моего сородича?

— Если его «голова», так сказать, каким-то образом попадёт в руки Империи…

— Ты понимаешь, о чём говоришь?

— Прекрасно понимаю, — отчеканил я.

— Мы, эльфы, никогда не позволим, чтобы какие-то там… В общем, он нужен живой и невредимый.

— Это если ваш магистр до сих пор жив.

— Жив, уж будь уверен! — насупился Жан. — Бандиты просто не понимают, какую «рыбёшку» поймали…

— Боюсь, что это вы не понимаете, как влипли. Если, по-вашему, магистр жив, то на кой хрен он сдался бандитам? Выкуп? Так отчего никто не требует его? Думается мне, что это не простые бандиты, как нам тут всем кажется.

Эльф молчал. Он смотрел на меня так, будто собирался пробуравить насквозь.

— Я настоятельно прошу… вернее, даже требую, чтобы вы действовали вместе с Андрэ ди Дазирэ, — голос Жана стал официально подчёркнутым. — Никаких самостоятельных выходок.

Я встал, собираясь уходить.

— Бор! Вы меня слышали? — пискнул эльф.

— Вот что, Жан: я вас прекрасно слышал и понял. Будем надеяться, что ваш магистр жив и здоров.

И я вышел вон, понимая, что так и не сказал эльфу «да». Всё-таки, решения буду принимать по ходу дела и в зависимости от ситуации.

Как и тогда на безымянном острове, я снова был один. Но если тогда мне стоило опасаться людей, то теперь — эльфов.

Было понятно, что магистр наверняка нашёл способ открывать порталы в иные аллоды. И потерять такую «штучку», а тем более приобрести её — ох, как заманчиво. Узнал бы Жуга Исаев, чем мне приходится тут заниматься… или вообще просто узнал про эксперименты Энтони ди Вевра, то сейчас тут кишело бы, как в теплом болоте головастиков.

Утром я тронулся в путь. После потери коня на хуторе, мои передвижения теперь крайне замедлились.

Вернувшись по Западному тракту к развилке на Южную тропу, я лишь к вечеру второго дня вышел к тому, что назвали часовенкой. То была поросшая мхом древняя развалина, возле которой я увидел не менее древний портал. Здесь никого не было, ни одной живой души. Я, конечно, увидел следы пребывания: зола костра, вырванные с корнем и уже успевшие подсохнуть кусты и прочая поросль, — однако на мои оклики никто не отозвался.

Вдруг вспомнилось, что за всё время пути мне не встретился ни один караван, как в сторону Орешка, так и к Новограду.

Покрутившись у часовни, я пошёл дальше на юг к Большой плеши.

Лес становился все непроходимей. Если бы не протоптанная дорожка, то я бы намучился, пробираясь сквозь сырую чащу. Длинные седые волосы мха, легкая туманная дымка, множество поваленный деревьев, позеленевших от лишайника — всё это по чуть-чуть тревожило душу.

Мне казалось, что из черных дебрей буреломов глядят чьи-то недобрые глаза.

На плешь я выбрался, когда уже совсем стемнело.

— Кто там? Кого тут носит? — услышал я сердитый голос.

Выйдя из-за кустов на освещенную кострами поляну, я увидел охотничий лагерь: несколько сторожек, растянутые шкуры, жарящаяся на костре тушка кабана.

— Бор, — назвался я.

— Какой такой Бор?

Наконец я рассмотрел спрашивающего: то был сухопарый длинный человек с короткой чёрной бородой, топорщащейся во все стороны. За ним у костров сидели ещё несколько фигур, молчаливо наблюдавших за мной.

— Бор из Грёнефьел-фьорда.

— И что тебе, Бор?

— Да вот вышел на огонёк. Хотел на ночлег напроситься.

— Ты один?

— Один.

— Не боишься по Гиблой чаще вот так самому бродить?

— Не боюсь.

Охотники о чём-то зашептались.

— Ну выходи к нам на свет. Поглядим, что за храбрец.

Я огляделся по сторонам и пошёл к огоньку. Запах жаренного мяса приятно щекотал нос, напоминая желудку, что он давно голоден.

Присев на колоду, я решился спросить:

— Увидел по дороге часовенку. Мне сказали, что там есть служители Света, но я что-то никого не нашёл.

— Румяну, что ли? — подал голос кто-то слева.

Я обернулся к говорившему.

— Так она в Новоград уехала. Вчера.

Кривая дверь одной из сторожек заскрипела, и наружу вышел чернокрылый эльф. Темно-синяя куртка, высокие кожаные сапоги, легкая щетина на вытянутом красивом лице. Характерные детали выдавали в нём представителя рода ди Дазирэ.

Я с удивлением понял, что уже немного научился отделять эльфов по Домам.

Эльф имел явное отношение к некромантам, как впрочем, и всякий из ди Дазирэ. Я знал, по рассказам Бернара, что многие члены этой семьи практикуют магию смерти. Чернокнижники — так, кажется, их называли остальные расы. Они до сих пор держались особняком, образовав некий тайный орден.

«Это удел избранных, — рассказывал когда-то Бернар. — Не все эльфы готовы принять постулат о Красоте смерти. А когда-то было время, и этот вид магии был запрещён наравне с магией разума».

— Андрэ? — спросил я у эльфа.

— Да. А ты…

Ди Дазирэ запнулся. Я явственно понял, что он хотел назвать меня Бором Головорезом, но поосторожничал.

— Я - Бор.

Эльф приблизился, и некоторое время рассматривал меня. Причём делал он это с таким неприкрытым любопытством, что я даже немного смутился.

— Я думал, что ты намного… выше, — проговорил он.

— Что, знакомца встретил? — спросил первый охотник.

Он срезал с туши кабана маленький кусочек мяса и, пожевав его, проговорил:

— Скоро будет готов. Присаживайся к нам, угостим.

Я благодарно кивнул и стал располагаться.

Андрэ ди Дазирэ прошёлся по поляне и снова вернулся в сторожку. Я чуть обождал и потом заглянул к нему.

— Долго ты добирался, — проговорил эльф.

Он сидел возле свечки у малюсенького окошечка и пытался раскурить трубку.

— Дорога длинная, — ответил я, присаживаясь напротив него.

— Дело тут такое, — начал Андрэ, выпуская в потолок струйку дыма. — В Гиблой чаще появились оборотни.

Эльф замолчал, словно ожидая от меня какой-то реакции. Молчал и я, продолжая наблюдать за струйками дыма из его трубки.

— В свете остальных событий это выглядит… подозрительно. Может даже статься, что это ещё одна нить той паутины, что окутала Светолесье. Ясности практически никакой.

— Что за оборотни? Кто их видел?

— Тот кто видел, того уж нет, — пространно ответил эльф. — Выяснилось совсем немного: просто появились, словно из ниоткуда, и теперь лютуют…

— А почему именно в Гиблой чаще?

— Место тут дикое…

— Откуда они? Не грибы же, чтобы вырасти из-под земли.

Эльф молча курил, глядя в потолок. Его правильные черты лица, светлые волосы и открытость взгляда располагали к разговору. Я не почувствовал никакого негативизма с его стороны.

— Спросил! — наконец сказал он. — Уж что-то полегче бы… Везде лишь заговоры. Мне Новоград, порой, напоминает какое-то гнездо, способное рождать лишь всепожирающих пауков и змей…

Он снова замолчал. А я подумал, что этот Андрэ всё же что-то недоговаривает.

— Непонятно другое, — продолжил он: — мотивы и цели оборотней. Могу только предположить, что они как-то связаны с теми мятежниками, которые похитили магистра.

— Что их может объединять?

Андрэ пожал плечами и ответил:

— Завтра это мы с тобой и будем выяснять.

Я вздохнул и вышел наружу. Охотники уже сняли своего кабана и начали аккуратно отрезать себе куски мяса.

— Давай, налегай, — крикнул один и них мне.

Я снова их поблагодарил за гостеприимство и присоединился.

Ел, а сам подумал, а что в этой глуши забыли охотники. Неужто сами не боятся оборотней. Или не так страшен…

В ответ на мои мысли откуда-то издалека донёсся тихий протяжный вой. Охотники разом замолчали и уставились друг на друга.

— Кострецов по-боле надо, — сказал сухопарый.

Охотники, молча, закивали. Потом всю ночь мы по очереди дежурили, но, слава Тенсесу, ничего не случилось.

 

11

Столь мрачных мест мне ещё видеть не приходилось.

Шли мы с Андрэ, стараясь не поднимать лишнего шума. Земля под ногами как-то неприятно пружинила, словно мы брели по какому-то болоту. Казалось, что даже деревья, с голыми черными стволами и с разбросанными во все стороны жадными кривыми руками-ветками, недовольно поглядывали на нас.

Проводником выступал Андрэ. Он уверенно двигался на юго-восток, даже не поглядывая по сторонам.

— Стой! — тихо приказал я.

Впереди, за старыми елями виднелись останки деревянного обоза. Колёса практически вросли в землю, а истлевшая ткань, натянутая на остов крыши телеги, представлялась некой копошащейся черной массой, которая будто чего-то испугалась и отдёрнулась в сторону. Я решил, что это мне показалось, поскольку тут не было даже намёка на ветерок. Скорее всего, мой встревоженный разум сейчас не совсем адекватно воспринимал окружающий мир.

Возле повозки мы с Андрэ нашли обглоданные пожелтевшие кости человека. Рядом валялся небольшой сундук, эльфийский узор на котором от времени позеленел. Внутри его было пусто.

Андрэ посмотрел на меня совершенно пустым взглядом. И пока я внимательно осматривался, он преспокойно вытянул трубку и снова закурил.

Его флегматичность и какое-то безразличие к происходящему, начинала немного раздражать. Моя натура требовала действия, эмоций, каких-то событий. А тут будто окунаешься с головой в студёную воду.

И тут я ощутил странное чувство тревоги, какое вдруг неожиданно возникает на пустом месте. Сердце учащённо забилось, уши заложило… И ещё впервые заметил у себя странную особенность: большой палец правой руки лихорадочно поглаживал фаланги согнутых в кулак указательного и среднего пальца. Будто я сжимал рукоять невидимого меча, и подобной процедурой проверял, насколько крепко она зажата в кулаке.

Нервное? Отчего вдруг?

Я встал и огляделся: ничего и никого, чтобы могло так меня напугать. Эльф струсил на землю пепел и поднялся на ноги.

— Пошли дальше? — спросил он.

Я снова огляделся.

То, что поначалу, было, принял за выкорчеванные пни, зашевелились и в мгновение ока выросли до солидных размеров. В клочьях тумана трудно было разглядеть это существо… существа… Их стало трое… четверо…

— Охренеть!

Эльф всё также флегматично глядел на тёмные фигуры. Мои руки самостоятельно схватили лук и выхватили стрелу.

— Ляэн-Блит! — прошипел я, ощущая, как стрела превращаться в молнию.

Фигуры двигались быстро и уверенно, приближаясь к нам. Вот я уже мог разглядеть их лица… Вернее, то были морды: волчий оскал, дикие звериные глаза…

— Волколаки, — проговорил эльф.

Оборотни словно и не видели, что я стою на изготовке. У меня даже возникла мысль, что они просто никогда не сталкивались с лучниками, и потому не понимают опасности. Но шагах в пятнадцати, когда я уже выбрал первую жертву, они замерли и уставились на нас. Небольшие мешочки на поясах у оборотней оказались вялеными кусочками мяса.

У всех на морде оскал, шерсть на загривке дыбом, горячие клубы пара столбом. В общем, вид весьма впечатляющий. Не скажу, что я испугался, но в голову закралась мысль о том, что одолеть таких чудовищ будет трудно.

— Гр-р-р! — самый ближайший из волколаков сделал небольшой шажок вперёд.

— Какие уроды, — сделал вывод Андрэ.

Я сразу вспомнил рассказы Бернара о Красоте. Да, эльфов не изменить!

— Га-а, — открыл пасть оборотень и в тусклом свете блеснули его огромные клыки. — Славное мясцо.

Говорил он хрипло с явным придыханием в словах, отчего я не сразу понял смысл его слов.

— Сделаешь ещё шаг, — спокойно ответил я, — и славным мясцом будешь ты.

Стрела медленно переливалась голубоватым холодным светом.

— Меня-то, возможно, ты и зацепишь, а вот остальные…

— Давай посмотри, кто будет быстрее, — ответил я, начиная отсчитывать такт биения своего сердца.

В голове крутилась одна мысль: «Чего ждать?» И как в назидание вдруг вспомнился случай с Писклей: жалость к нему не привела ни к чему путёвому.

Волколак едва пошевелился, и я отпустил тетиву. Он явно сего не ожидал, а моя рука уже сама вытянула следующую.

Яркая вспышка распорола серый туман. Тот даже зашипел — так мне показалось. Оборотня отбросило назад саженей на десять. Он глухо шлёпнулся на опавшую листву и неподвижно замер. Я выпустил следующую стрелу, и она свалила с ног второго волколака.

Остальные два отскочили назад и шустро спрятались за стволами сосен.

— Ого! — послышалось сзади от эльфа. — Теперь я понял, о чём говорил Пьер.

Я не стал слушать дальнейших слов Андрэ и осторожно выдвинулся вперёд. Густой кустарник слева затруднял обзор, но, думаю, волколаки не успели им прикрыться и по-прежнему прятались за деревьями.

— Взрыв! — спустил тетиву, и стрела пошла вперёд.

Воткнувшись в одну из сосен, она громко бахнула, и во все стороны полетели ветки и щепки. Волколак справа не выдержал и трусливо бросился бежать в сторону низкорослого ельника.

— Молния! — и его тело отбросило вперёд, несколько раз перевернув в воздухе.

Оставшийся оборотень затаился. Я покосился в сторону Андрэ: эльф всё ещё стоял у телеги и бесстрастно наблюдал за происходящим. Его спокойствие снова меня поразило.

«Мог бы, и помочь!» — подумалось мне.

Едва заметное шевеление справа вернуло меня к бою. Я выпустил взрывную стрелу и снова стал наизготовку.

Выдержке оборотня можно было позавидовать. Чтобы не затягивать, а то на грохот уже могли начать сбегаться остальные волколаки — я выпустил несколько стрел, превращая лес передо мной в сплошной ад. Из дыма выскочила громадная фигура, и я уже понял, что не успею вытянуть мечи для защиты.

Ударом меня откинуло назад, и я уткнулся спиной во что-то твёрдое, буквально на секунду теряя сознание. В голове только одна мысль: «Успеть встать и выхватить клинки». Сделал это почти бессознательно и, едва картинка перед глазами прояснилась, как понял, что волколака рядом нет.

Зато спиной ко мне сидел огромный, мерцающий изнутри каким-то противным глазу синеватым цветом, мерзкий паук. Его лапы суетливо копошились над… над… Я присмотрелся: паук пожирал то, что осталось от оборотня.

Обернувшись, я увидел сидящего на пеньке Андрэ. Его осунувшееся лицо блестело и казалось покрытым липкой слизью. Бледно-зелёная кожа, глаза, зрачки которых сверкали малиновым огнём — прямо оживший мертвец.

Ди Дазирэ наконец повернул ко мне голову. Скрытая недобрая ухмылка в складках губ выдавала, причём с потрохами, садистские склонности его натуры. Он с удовольствием созерцал, как мохнатое чудовище жадно пожирает оборотня. Мне даже подумалось, что он получает некий экстаз от этой картины.

— Спасибо, — глухо проговорил я ему.

— Всегда рад, — смешком ответил Андрэ. — Пора уходить: а то ты своими взрывами половину чащи переполошил.

Паук повернулся ко мне и злобно замахал передними лапами.

Эльф сердито цыкнул и подошёл ко мне.

— Ты как? — спросил он, но уже как-то мягче.

— Бока болят, а так — ничего.

Андрэ понимающе кивнул и пошёл на юго-запад. Я быстро оправился, поднял лук и пошёл следом за эльфом.

— Ловкий ты парень, — сказал он, когда мы отошли на солидное расстояние. — Мне показалось, что волколаки и нападать не решаться, а ты так просто набросился на них. Лучшая защита — это нападение?

Андрэ снова улыбнулся. Бледность цвета его кожи уже прошла. Мой вопрос об пауке эльф сначала проигнорировал, но чуть позже всё-таки ответил:

— Осквернитель не совсем живое существо. Тебе не понять… это лишь… образ.

— Чей?

Андрэ криво усмехнулся.

— Так чей же? — снова спросил я.

Эльф странно дёрнул плечом, словно отгонял назойливых комаров, а потом невпопад ответил:

— Не переживай, через часок его не станет. Растает, как утренняя дымка.

Сейчас Андрэ выглядел чрезмерно активным, даже, скорее, дёрганым и нервным. Я, быть может, даже добавил — ненормальным.

Мы быстрым шагом миновали густые заросли крапивы у небольшого ручейка, потом высокий лесистый склон, и попали в почти непроходимые дебри.

Куда идем? Не понятно. А Андрэ даже не смотрел по сторонам. Эта его странная беспечность не переставала удивлять.

Я оглянулся: шагах в пятидесяти позади, следом за нами, шуршал лапками осквернитель. Его тёмно-синие глаза уставились мне в спину жадным взглядом голодного хищника.

— Мне он что-то не нравится, — заявил я Андрэ.

Тот остановился, удивлённо посмотрел на меня, а потом, чуть усмехнувшись, пошёл дальше. Но не сделав толком и шага, был вынужден остановиться: из-за навала впереди вдруг стали появляться волколаки. Много волколаков.

Они уверенно, и оттого с некой ленцой в движениях, выходили на открытые места и, скалясь, глядели на нас. Их поведение не сулило ничего доброго.

— Кто тут вожак? — громко спросил Андрэ.

Казалось, что он совсем не испугался. Меня прошиб холодный пот, а эльф, меж тем, выглядел так, словно пришёл на светский раут.

Пауза затягивалась. Никто из оборотней ничего не отвечал. Они как будто что-то ждали. Кольцо вокруг сомкнулось, и теперь уж отступать было некуда.

— Желающих претендовать на роль предводителя клана, вижу, что нет, — съязвил эльф.

— А что тебе до него? — послышался хриплый низкий бас.

Волколаки, толпившиеся слева, расступились, и вперёд вышел широкоплечий невысокий оборотень.

Его тяжёлый взгляд прошёлся по нам и уткнулся в землю.

Я подумал, что этот клан пришёл из Темноводья. Говорят в тамошних лесах подобной нечисти навалом.

— Да хотелось бы узнать, отчего на чужой земле балуете? — спросил эльф. — Нехорошо, как-то. Закон гостеприимства…

— Мы зла некому не желаем, — перебил Андрэ вожак. — Всё что нужно моему племени, так это добрая добыча да тихая чаща.

— И кто тут добыча? Мы?

Оборотень поднял глаза и вперился в эльфа. Дуэль длилась недолго: Андрэ не выдержал и отвёл взгляд.

Паук заставил разорваться кольцо волколаков. Они испугано разошлись, а осквернитель подбежал к эльфу, ластясь к нему словно дворовая собачонка. А я снова почувствовал неприятный холодок, пробежавший промеж моих лопаток. Даже тот факт, что паук стоит на моей стороне, не вызвал особого восторга.

— Мы хотим жить, — продолжил вожак. — А это подходящее для нас место… Правда, вы нам покоя не даёте. Стоило тут появиться, как начинаете лезть в лес. То люди, теперь вон эльфы…

— Люди? — переспросил я, выходя вперёд.

Вожак перевёл взгляд на меня.

— Люди, — подтвердил он, чуть погодя. — Приходил тут один… дворянин… голубая кровь…Гр-р! Предлагал союз.

— То есть?

— Хотел, чтобы мы ему помогли в Южной Берестянке.

— В чём?

— Нам было не интересно, потому не спрашивали, — ответил оборотень. — А вы сюда зачем пожаловали?

— Разобраться, — ответил эльф. — Кое-кто похитил нашего соплеменника и прячется в Гиблой чаще…

— Уж поверьте нам, — ответил вожак, — здесь никто не прячется. Теперь на этой земле обитаем лишь мы.

Говорил он с явным вызовом и, судя по воинственному виду его сородичей, Гиблую чащу они облюбовали надолго.

Но меня удивило другое: волколаки шли на переговоры. Это означало лишь то, что они не уверены в своих силах. Или пока не уверены.

— А что с тем человеком, дворянином? — спросил я. — Куда он ушёл?

— Гр-р! К Большим Валунам… Вот что, ребята, уходите и вы из Гиблой чащи подобру, поздорову. Подобного больше предлагать не буду… Мои ребята и без того зуб на вас точат, а я тут сюсюкаюсь.

Кольцо разомкнулось. Волколаки сделали проход и мы с Андрэ, чуть замешкавшись, потихоньку направились к северу. Рядом семенил своими мохнатыми ножками осквернитель.

— Они нас не тронули, — удивленно проговорил я, едва мы отошли.

— Конечно, не тронули, — эльф выглядел спокойным. Бледность его лица сильно оттенялась цветом костюма, и оттого он казался мертвецом с синюшной кожей. — Земля формально им не принадлежит, вот, пока и не тронули. А в общем, не будем гадать, и лучше покинем лес.

— Куда же направимся?

— К Большим валунам.

Андрэ махнул рукой в сторону. Осквернитель снова отошёл на некоторое расстояние и семенил в стороне, с любопытством изучая местность.

Из чащи мы выбрались к вечеру. Долго плутали, обходили завалы, и, наконец, вышли на дорогу.

Осквернитель пропал несколько часов назад. Я даже не заметил этого. Он всё рыскал в отдалении, а потом вдруг настал такой момент, что его просто не стало.

Меня всю дорогу терзали неприятные мысли. В голове хоть и медленно, но уже всё более отчетливо складывалась занимательная картинка. Отчего-то у меня сложилось такое впечатление, что я постоянно отстаю от противника на несколько шагов. Думал бы быстрее, так уж наверняка решил проблемы Южной Берестянки. И, может, не так много людей погибло…

Память раз от раза возвращала меня к событиям на хуторе. Было горько осознавать, что там во многом виноват я. Если бы не отпустил Писклю, то тот бы не навёл на зуреньцев; если бы пошёл на следующее утро, а не гулял на празднике, то столкнулся бы с отрядом разбойников в лесу, а там мог бы и «побороться» на своих условиях…

О, Сарн! Как такое вообще возможно? Зачем этим нелюдям дар перерождения? Чтобы вернуться в наш мир и сеять в нём зло и смуту? Отбери её у них Искру и сделай так…

Хотя, — я нервно закусил губу, — ведь с другой стороны посмотри на себя — убийца на стороне Лиги…

— Долго вы что-то, — чей-то голос вывел меня из раздумий. Размяк я что-то. То ли старею, то ли глупею.

Обернулся на голос: у маленькой поникшей берёзы стояла эльфийка. Она широко улыбалась, глядя на нас. Но чуть позже я сообразил, что улыбалась-то она Андрэ.

Тот вычурно поприветствовал девушку и немедленно направился к ней.

— Я ожидал с тобой встретиться южнее, — проговорил эльф. — Как ты нас нашла?

Девушка не ответила, а лишь снова улыбнулась.

— Пойдёмте, я остановилась недалеко отсюда.

Я пока не понимал, что происходит, но последовал за эльфийкой.

— Мишель ди Грандер, — чуть позже представилась она. — А вы, судя по всему, Бор Головорез?

Я не ответил: настроения не было. Лишь слегка кивнул головой и тяжело рухнул у костра.

Кусты раздвинулись, и на полянку перед нами медленно вышел… единорог.

Я удивлённо смотрел на это животное, не веря своим глазам. Белоснежная шелковистая грива, заплетенный в широкую косичку хвост, длинный серебристый рог на лбу — это действительно был единорог.

Говорят, что увидеть такого зверя — к большой удаче.

Эльфы, казалось, даже не обратили внимания на это горделивое животное. Они тихо о чём-то переговаривались, и я, грешным делом, подумал, что передо мной видение.

Но это предположение тут же рассеялось, едва единорог подошёл к Мишель и ткнулся своим носом в её ладошку. Секундой позже я увидел искусно сделанное седло на его могучей спине.

Единорог фыркнул и замотал головой. Эльфийка автоматически погладила его по шее и слегка толкнула в сторону, чтобы не мешался.

Единорог сделал пару шагов в сторону и вдруг направился ко мне. Я встал и как-то рефлекторно потянулся к животному. Рука сама собой коснулась его витиеватого рога.

Единорог долго поглядывал на меня, пофыркивая и мотая хвостом, а эльфийка, заметив, что её ездовое животное стоит подле меня, даже перестала разговаривать. Прошла минута, и она вдруг сказала:

— Никогда не видела, чтобы единороги так тянулись к… незнакомцу. Особенно к людям. Удивительно! Кто ты?

— В смысле? — не понял я, не в силах оторваться от животного, к которому меня тянуло, будто магнитом.

— Ты ему понравился, — сделал вывод Андрэ. — И в правду понравился.

Животное, словно вторя его словам, довольно фыркнуло и резко мотнуло головой. Длинная борода метнулась из стороны в сторону, задевая ветки соседних кустов.

Единорог развернулся и медленно ушёл с поляны, а я всё ещё стоял с раскрытым ртом и смотрел ему вслед. На душе стало как-то легче. Все тягостные думы развеялись, словно дым.

Эльфы непонимающе переглядывались друг с другом.

— Что-то не так? — решился я спросить.

Но ответа не последовало. И я, укутавшись с головой в шкуру, закрыл глаза и почти мгновенно провалился в сон.

 

12

В каменоломнях по странному было тихо. И это настораживало.

Мы уже битый час сидели в засаде, внимательно разглядывая местность.

— Смотри туда, — вдруг сказала Мишель.

Мы как по команде повернули головы. Даже не смотря на то, что от столь пристального вглядывания уже начинали слезиться глаза, я различил вдали у серой глыбы притаившуюся человеческую фигуру. Судя по его одежде: это был ратник.

Он долго оглядывался по сторонам, прежде чем осторожно решил красться к лесу.

— Надо его перехватить, — сказал я.

Мы прошли кустами к предполагаемой точке встречи и стали ждать. Человек крайне медленно продвигался к окраине каменоломен.

— Стой! — негромко окликнул воина эльф.

Тот мгновенно переменился в лице и рефлекторно схватился за меч… Но тут же осознав, что его нет на поясе, он, судорожно сглотнув, зло уставился на нас. Его ладонь подхватила с земли здоровенный камешек.

— Спокойно, приятель, — проговорил я. — Ты кто таков? Что тут прячешься?

— А вы сами кто будете?

— Путешественники, — ответил Андрэ. — Ну, так что?

— Я? Кто таков? — человек огляделся по сторонам, стараясь не вставать из-за валуна. — Яробор. Ртищев. Стражник здешний.

— Чего прячешься, стражник?

— От того, что каменоломни бандиты захватили. Всех перебили.

— Давай сюда, живо!

Яробор ещё раз огляделся, а потом лишь пригнувшись, приблизился к нам.

— А тебя что ж не тронули?

— Повезло, — зло ответил Яробор. Его осунувшееся грязное лицо стало свирепым. — Я за водой пошёл к озерцу. Меня и не заприметили. Когда этих гадов увидел… в общем, прятался в яме несколько дней. Переждал, пока они тут всё облазили. И вот сейчас стараюсь убраться вон.

— Куда?

— В Новоград. Надо предупредить. Они тут такую оборону наладили, будь здоров.

— Сколько их? — спросил я.

— Я насчитал три десятка. Да ещё среди них лиходеев, почитай, человек пять. Ах, да! Эльфа с собой привели. А на следующий день заявились какие-то крутые парни. Видел, как они долго о чём-то договаривались с главарём.

— И что? — наклонился вперёд Андрэ.

— Я понял, что того эльфа собирались куда-то доставить.

— Куда? — эльф взволновано приподнялся.

— Да кто его знает! — развёл руками Яробор. — На запад поехали.

— Зачем он им? — подала голос Мишель.

— Зачем? — Андрэ посмотрел на меня.

— У разбойников были в плену гибберлинги. Думаю, что они провидцы, — продолжал говорить Яробор. — Так их тоже уволокли вместе с эльфом.

— Твою мать! — вырвалось у меня.

Теперь я всё сложил до кучи. Обидно было то, что я постоянно отставал от бандитов. А ведь был рядом, если бы сообразил раньше.

Как же они всё хитро продумали и обтяпали. Дедята перевёз им оружие. Они его тут схоронили, благо леса малопроходимые. Хотели с оборотнями договориться, а вот и не получилось… Но встаёт вопрос: «Кому это оружие предназначается?»

Эх, ловкие ребята! Наткнулись на эльфа… Интересно, а знали они, чем он тут занимается?

Я посмотрел на Андрэ, затем на Мишель.

— Что? — спросил эльф.

— Страх. И хаос, — ответил я. — Посеять тут страх и хаос. Запугать людей, мол, Западный тракт опасен. Разрушить сообщение между армией у стен Орешка и Новоградом.

— Зачем? — не понимал эльф.

Зачем, зачем… А затем!

Но вслух я сказал иное:

— Народ пойдёт за тем, кто наведёт порядок. Если нынешняя власть… а оно так и есть… Так вот, если нынешняя власть не в состоянии навести элементарный порядок, и где — в самом сердце Кватоха, то такая власть не стоит и ломаного гроша! Уж лучше с мятежниками. У них слова с делом расходиться не будут.

— А то, что они сами и создали этот хаос, как ты его называешь? — спросил Андрэ.

— Об этом вспоминать не будут. Думаю, что до поры до времени такое положение вещей удовлетворит многих обывателей.

— А зачем им маг? — снова спросила Мишель. — Если они…

— Вот именно: «если»! А я, боюсь, они точно знали, что он тут делает.

— А куда ж они его отвезли?

Главарь бандитов видно сам пытался вытянуть из мага всю информацию о порталах. Не вышло. Потом приехали другие ребята… Эти другие, скорее всего, рангом повыше. Забрали с собой, повезли на запад. Взяли сопровождение, человек десять. Те наткнулись дорогой на Писклю. Основная группа поехала дальше на запад. А остальные решили отомстить за товарищей, а заодно продолжить воплощать план по установлению в Южной Берестянке хаоса: напали на хутор и перебили его жителей.

А что у нас там по карте за Межевой рощей? Степи, Орешек, верфь.

Надо бы выяснить у самих бандитов, куда отправился тот отряд с эльфом. Может, захватить одного из них и потолковать?

Я посмотрел на эльфов, а потом на стражника.

— Сколько, говоришь, осталось бандитов? — спросил у последнего.

— Теперь пару десятков. Но скажу сразу: видно, что ребятки не робкого десятка. Может быть и бывшие солдаты. Уж очень слаженно и профессионально действуют.

Оно и так было понятно.

И ещё, — подумалось мне, — у этих бандитов должны были быть свои люди в Новограде. Если уж в лагере в Межевой роще они подкупили охранников, то…

Стоп! А, может, это из Новограда диктуют им что и как делать? Точно! Что тот чернокнижник с нечистью, напавший на аллод Клемента, что Дедята со своими головорезами, что лесовики с волчьими питомниками, что эта банда на западном тракте — суть пешки в борьбе за власть в Кании.

Как они ещё верфь не захватили?

— Вот что, Яробор, — начал я. — Беги со всех ног в столицу. Найди там Жугу Исаева. И вот, что ему расскажи…

Я несколько минут описывал Яробору ситуацию. В это же время думая, что сильно рискую, доверяясь первому встречному. Но выхода не было. Если я отправлюсь в столицу, то могу снова упустить момент, а сейчас была дорога каждая минута.

— А на кого мне сослаться? — спросил стражник.

— На Бора Головореза.

Яробор хмыкнул, оглядывая меня, и почесал в затылке.

— Не теряй время, приятель, — проговорил я.

— А вы тут что?

А что мы? Я задумался, так и не ответив стражнику. Эльфы переглянулись между собой и тоже молчали.

Яробор ушёл. Я отдал ему кое-что из своих припасов и снова вернулся к наблюдению за каменоломней.

— Стражник прав, — подал голос Андрэ. — Что мы будем делать?

— Нужно разведать ситуацию. Лучше будет, — продолжал говорить я, — если мы сможем захватить кого-то из бандитов и попытаемся добыть сведения.

— А если не выйдет?

— На нет, как говорится…

Мы сидели до глубокого вечера, но так и никого не заметили. Уже когда совсем стемнело, я решился самостоятельно прокрасться в лагерь.

Хуже было то, что в темноте среди вывороченных камней можно было сломать ноги, или свалиться и разбить голову.

С эльфами я договорился, что они обойдут Большие Валуны и зайдут с юга.

— Выручать не спешите, — напутствовал я. — Лучше дождитесь подмоги.

— Ты понимаешь, что может пройти несколько дней, пока она прибудет? — сказал Андрэ.

— Понимаю.

— Отчаянный ты человек!

— Послушай, Бор, — подала голос Мишель. — Если дела будут плохи, крикни во всю мочь своего голоса: «Гравэлль аниман. Эти мо сэ волонта».

— Что? — не понял я.

— Просто повтори. Сейчас нет времени объяснять. Запомнил?

Я несколько раз, чуть сбиваясь, повторил.

— Только кричи громко, — снова сказала Мишель, мягко улыбнувшись.

С полчаса я крался среди камней, стараясь не шуметь. Вскоре у дальнего восточного края карьера увидел нечто похожее на палатки, подле которых горел слабый костерок. Выждав какое-то время, я снова стал продвигаться вперёд.

Справа зашуршали камешки.

Я насторожился и несколько минут вглядывался в темноту.

Кажется, никого. Сделал шажок. Ещё один.

Показалось?

И только об этом подумал, как получил сильный удар затылку.

 

13

Во рту пересохло. Да ещё этот неприятный металлический привкус.

Я попытался открыть глаза и тут же их закрыл: яркие лучи солнца больно резанули по сетчатке.

— О! Ожил! — хохотнул чей-то бас.

— Иди, Тяте доложи, — ответил второй с сильными хриплыми нотками в голосе.

Я снова попытался пошевелиться, но тут же сообразил, что не могу этого сделать. Чуть приоткрыв глаза, мне предстало высокое пронзительно-синее небо.

Руки и ноги мои были крепко связаны. Несколько минут я приходил в себя, подспудно соображая, что предпринять.

Послышались чьи-то шаги.

— Вот он, — пробасил первый голос.

В моём положении было трудно кого-нибудь разглядеть.

— Худосочный какой-то, — заговорил пришедший с ним человек.

Очевидно Тятя.

— Поднимите его, хочу поглядеть на красавца.

Меня резко подхватили подмышки, рывком поставили на ноги. Глаза всё ещё слезились, но я смог разглядеть перед собой невысокого коренастого мужчину лет шестидесяти. На нём была одета потемневшая от времени длинная кольчуга, кожаные штаны, заправленные в высокие коричневые сапоги. На поясе красовался богатый эфес боевого меча.

Стало сразу понятно, что передо мной главарь банды.

Он долго всматривался в моё лицо, а потом сказал:

— Я тебя сразу и не узнал. Как ты нас нашёл?

— Народная молва, — пространно ответил я, пока не понимая, о чём мы говорим.

Откуда он меня знал? Подумалось, что, может, обознался.

— Попить не дадите? — прохрипел я.

— Андрей! — повернулся Тятя к кому-то из своих.

Через минуту мне приставили ко рту флягу, и я сделал несколько жадных глотков холодной воды. Она имела приятный сладковатый привкус.

У одного из бандитов я увидел своё оружие. Оно лежало аккуратно сложенным на куске ткани.

— Развяжите его, — приказал Тятя.

— Но…

— Я сказал! — гаркнул главарь. Он дождался, когда меня освободят, и снова спросил: — Так как ты нас нашёл?

— Прослышал, что кто-то захватил Большие Валуны…

— Ха! Уже знают! — главарь хлопнул себя по толстой ноге. — Быстро же разнеслось! Андрей, Иван! Проверьте посты. А ты…

Тятя сощурился, вспоминая моё имя.

— Бор.

— Да-да, пусть так. Пойдём со мной.

Я потёр сомлевшие кисти рук и на деревянных ногах поплёлся следом за главарём. Оружие мне не возвращали.

Нас сопровождали ещё двое бандитов. Я сразу отметил их военную выправку. Это тебе не балбесы Дедяты.

— Почто прибыл? — спросил главарь.

Я отметил в его чертах что-то знакомое и некоторое время не мог понять, что именно.

Это был Борис Северский, отец Береста и Велеса. И то, что он меня знал, могло говорить только об одном…

От возникшей вдруг мысли, меня прямо бросило в жар.

Не знаю, правда, или нет, но я в прошлой своей жизни мог быть на их стороне. Иначе по-другому никак не объяснить, то, что я точно его знал.

Губы снова пересохли, и я с трудом сдержал волнение.

Очевидно, Борис не знал, что я убил его сыновей и сейчас служу в Сыскном Приказе.

А если знал?..

Нет! Навряд ли, — успокоил себя. — Откуда бы?

— Меня прислали по эльфа, — ответил я.

Тятя остановился и резко повернулся ко мне.

— Кто послал? — лицо его стало резким и грубым.

Вопрос застал меня врасплох. Слишком поздно я сообразил, что не имею на него ответа, а врать что-то надо было.

— Эльфы и послали, — усмехнулся я, решив напустить побольше тумана.

— Охренеть! Ну да можешь этой семейке передать, что его здесь уже нет.

И Борис пошёл к палатке.

Я задумался. Что за «эта семейка»? Среди эльфов есть ренегаты? Ну да! Он намекает на ди Дусеров, это как пить дать.

— Чего застыл? — крикнул Северский.

Я пошёл следом и тут же спросил:

— А где он?

— Иверский увёз.

— Кто? — теперь остановился я.

— Ванька Иверский.

— Так он же ж…

— Ага, — усмехнулся Борис и тут же скрылся в палатке.

Я облизал начавшие сохнуть губы и залез следом.

Внутри было по спартански просто. Северский присел на бочонок, и вытянул из походной сумки кожаную флягу. Откупорив её и сделав приличный глоток, Борис протянул её мне.

— А куда повёз-то? — спросил я, принимая флягу.

— Да что ты к тому эльфу прицепился! На верфь повёз.

— А-а! — потянул я и тут же отпил.

Содержимое было вином с приятным медовым оттенком.

— Я знаю дочь Иверского, Горяну. Она до сих пор в себя придти не может после того, как он пропал на Умойре. Поиски организовывала…

— Н-да, случай, — опустил голову Северский. — Долг превыше всего. Иверские такие. Коли родина требует…

— Долг? Родина? Вам не кажется, что мы не на той стороне, чтобы о сём говорить? — мне в сразу в голову пришло грубое высказывание по этому поводу Чаруши из Сыскного Приказа, мол, у нас всегда родина — говном воняет.

— Да? — прохрипел Северский, вставая на ноги. Широкое лезвие меча, закутанное в расписные ножны, хлопнуло его по голени. — А ты вот спроси у парней. Этих вот парней. Спроси, что, по их мнению, вернее: отдать долг, служить родине или… или стать предателем. Перейти на сторону врага. Спроси!

Я потупил взор.

— Родина на первом месте! Ха! Смешно, ей-ей! И чем ответила им твоя родина в лице грёбанной Лиги? Домой не успели вернуться, а тут… А у кого-то и дома уже нет… А ты думаешь, что деды и прадеды наши… этих вот парней не служили родине? Сейчас все эти… эльфы… гибберлинги, грязная кровь… все эти новоявленные спасители и защитнички, оплывшие от сытой жизни, захотели счастливой жизни… все они стоят у руля и кричат, мол, вперёд. Мол, спасём Лигу от посягательств Империи. Спасём от чего? Каких посягательств? На кого? На них, толстозадых недоделков? Грязная кровь…

— Вы воевали и, думаю, что видели этих «посягательств» немало, — ответил я.

— Видел, — злобно заулыбался Северский. — Видел. Но только со стороны Лиги… Вернее, тех, кто так много кричит о её спасении. Где эта «благодарная Родина»? На Тенебре? Новой Земле? Или на грёбанной Святой Земле? Да и что такое родина такая? Ведь это не нечто эфемерное. Это твоя семья, — Северский ткнул пальцем в мою сторону, — твои близкие, друзья, односельчане… живые и мёртвые… Вот что значит родина! Для каждого из нас, — тут он смачно хлопнул ладонью по своей широкой груди, — она своя. И каждый из нас стоит за неё горой! И всегда будет извечный вопрос: отдавать ей долг — это сделать счастливым… да что скрывать — богатым и тоже, — некого незнакомого человека, эльфа-сластолюбца, недомерка-гибберлинга? Или своего? А?

Молчишь… И будешь молчать. Ведь это не ты приходил к их родственникам, — Северский кивнул куда-то себе за спину, — и не ты сообщал им о смерти их сына, брата, мужа, отца! Когда они смотрят на тебя и в толк не возьмут, почему он погиб защищая что-то… где-то… И спрашивают меня, мол, а их кто будет защищать? Ты представляешь каково это? Поймёшь ли глубину их скорби? Потерять, может единственную опору и отраду в этой жизни! Некому защитить! Нет того, на кого можно было положиться. Того, за кем чувствуешь себя, словно за каменной стеной.

Я не могу тебе передать эти чувства… испытать их… Эту боль и свою беспомощность…

— Да и можно было бы смириться, мол, он защищает родину… защищал, — Северский махнул рукой в каком-то отчаянии. — Исполнял свой долг. А его семья теперь бедствует. Никто из этих гадёнышей из Новограда и не думает ей помочь! И даже не думал помогать! Им плевать… Грязная кровь!

— Да? Интересно рассказываете, — перебил я. — А что до вырезанного хутора? Тоже родину защищали? Что до грабежей и убийств на Западном тракте?

Северский усмехнулся. Его лицо было очень эмоциональным и от того весьма красноречивым.

— А это, мой драгоценный, не мы. А такие как вы!

— Мы?

— А то! Продажные шавки. Все вы, грёбанные наёмнички, грязная кровь: от стражников до купцов. Только и думаете, как себе что-то урвать. Пригрелись на своих местечках… Одни пустые караваны отправляют, другие их, типа грабят. А прибыль пополам. Или, может, и не пополам, но не в этом суть.

— А в чём она?

— Прикрыться нами… Мол, посмотри, честной люд, как эти разбойники над нами измываются. Грабят да воруют, убивают да жгут… Мятежники! Воры! Бандиты! А сами? Сами кто?

— То есть все эти перебежчики не ваши люди?

— Ха! А пусть считают, что наши. До поры до времени. Когда мы к власти придём — их головы первые полетят. Уж поверь мне. А сейчас пусть радуются…

— А вам-то это на руку. Поди сами довольны, мол, снабжение армии нарушено, люди запуганы…

— Довольны, — кивнул головой Северский. — Сами себя сожрут, а мы тем и довольны!

Борис смотрел на меня с каким-то вызовом. Я слишком дерзко с ним разговаривал, а он, видно, не привык к подобному. Автократический уклад его жизни не позволял оправдываться в своих действиях. Северский насторожился. Он сверлил меня взглядом, словно пытаясь определить, действительно ли я так ратую за совестливое отношение к жизни.

В палатку ворвался взлохмаченный чумазый парень. Он испугано поглядел на меня, потом на Тятю и запнулся на полуслове.

— Что там такого? — недовольно проворчал последний. — Чего несёшься сломя голову? Говори, не тяни.

Парень снова покосился на меня, но Северский сделал знак, мол, я разрешаю, докладывай.

— У кромки леса видели двух эльфов.

— И всё? — быстро спросил Борис.

— Они скрываются в зарослях и, судя по всему, ведут наблюдение за нашим лагерем.

— Выследили, гадёныши.

Северский щёлкнул пальцами и чуть скривился.

— У нас всё готово? — спросил он у паренька, но тут же сам себе ответил: — А что тебя спрашивать! Позови мне Вячко, живо!

— Что случилось? — почти «искренне» сыграл я удивление.

— Не один ты про нас проведал. Я ждал эльфов, но не думал, что они так быстро зашевелятся. Недооценил, а это плохо.

И Тятя выскочил наружу. Надо было что-то предпринимать, но я чуть растерялся и упустил момент.

Что там говорила Мишель? Надо что-то крикнуть.

Я вышел из палатки. Рядом суетились трое человек. Один из них сердито покосился в мою сторону и что-то проговорил своим товарищам. Они негромко хохотнули и ушли за высокие валуны.

Я остался один, самое время что-то предпринимать. А без оружия мало, что и предпримешь.

Быстро сориентировавшись, я направился к тому месту, где лежал связанным. У серого валуна на корточках сидел молодой парень. Он удивлённо приподнял брови, разглядывая мою персону.

В голове, будто что-то щёлкнуло, и план дальнейших действий сложился сам собой. Потом позже я даже поймал себя на том, что поменялось даже выражение моего лица. Оно надело натянутую подленькую масочку, а губы сами собой растянулись в кривой ухмылке.

— Здорово! — махнул я ему рукой. — Где мои пожитки?

Парень привстал и огляделся.

— Давай повеселее! Меня Тятя направил к Вячко, чтобы мы с ним на западный кряже засели. Где моё оружие?

— Да вот оно, — махнул куда-то влево парень. — А Вятко же пошёл туда.

Он повернулся ко мне спиной и показал рукой на высокую гряду на юго-востоке. Когда он снова повернулся, я уже стоял прямо подле него.

Позвонки глухо хрустнули и парень тут же обмяк. Его глаза закатились вверх, белки неестественно блеснули в лучах тусклого осеннего солнца. Тело стало неимоверно тяжелым и гибким. Я с трудом оттолкнул его, и оно шумно свалилось под серую громадину валуна.

Быстро вооружившись, я постарался быстро натянуть тетиву на свой лук и огляделся.

Драться с ребятами Северского было бы бессмысленно. Сюда бы загнать полк ратников и пусть разберутся с бандитами.

С этими мыслями я попытался незаметно слинять с территории лагеря, но едва спустившись по деревянной прикладной лестнице вниз к мутному озеру, как натолкнулся на засаду.

Скинув с плеч пыльный кусок материи, мне навстречу поднялись двое. И ещё двоих я заметил чуть правее у двух белёсых валунов. Поднявшимися оказался плотный человек лет пятидесяти, а с ним совсем ещё молодой парень, у которого на щеках только пробивалась молодая редкая поросль непонятного цвета. Под кожаными куртками у них проглядывалась кольчуга.

Действовать надо было быстро.

— Вы, четверо, — приказным тоном начал я, — отправляйтесь со мной.

— Куда это? — оскалился старший.

— У леса затаились двое эльфов. Наша задача захватить их и привести Тяте.

Молодой хотел было идти ко мне, но старший остановил его и, сложив губы трубочкой, внимательно осмотрел меня с ног до головы.

— Что-то быстро Тятя тебя приголубил, — недоверчиво сказал он. — Оружие вернул. Странно.

— Чего странного? Мы с ним ещё с Такалика вместе.

— А я под его началом уже двадцать пять лет, — парировал старший.

Со своих мест встали вторые два бандита.

Цепкий взгляд, легкие быстрые движения. Вооружены длинными мечами. Их руки незамедлительно опустились на эфесы. — Профессионалы. Вот угораздило же на них нарваться.

— Времени нет, — прикрикнул я, приближаясь к старшему. — Эльфы могут уйти.

Тот чуть наклонил голову и тоже опустил свою руку на отполированный эфес. В его фигуре сквозила напряженность.

Я заметил периферийным зрением, что вторые два бандита заняли места с флангов. Дай я хоть намёк на какую-то агрессию: кинутся, как волки на добычу, и враз сожрут.

Шаг. Второй. Ближе. Сам иду возмущаюсь. Контролирую руки. Только бы не коснуться своего оружия.

Четыре пары глаз вперились в меня. Вот-вот дыру прожгут.

Ближе подходить нельзя. Старший даже дыхание задержал. Взгляд остановился…

Всё. Действуй!

Я «споткнулся», словно не специально, и попытался удержать равновесие. Тело чуть «занесло» в сторону. Ноги подскользнулись на камешках и я кубарем покатился вниз к озеру.

Треск за спиной указал на то, что я сломал свой лук. А вот это действительно плохо. Можно было ведь снизу сделать выстрел и хотя бы одного из бандитов убить.

Пришлось «играть» дальше. Я растянулся на камнях и застонал.

— Дурак! — донеслось за спиной.

Посыпались камешки, и вниз спустился самый младший из группы.

— Что с ним? — спросили сверху.

Парень приблизился.

— Вроде дышит, — он наклонился и негромко ойкнул.

Сакс скользнул под кольчугу и вошёл в живот, словно нож в мягкое масло.

Я толчком откинул обмякшее тело и рывком стал на ноги.

— С-сука! — прорычал старший. — Игорь? Сынок.

Лицо у старшего побледнело и он, чуть набычившись, вытянул из ножен меч.

Группа быстро спустилась вниз. По их лицам было понятно, что в живых меня не оставят. Крик они подымать не станут. Эти захотят сами поквитаться.

С одной стороны это неплохо. А вот со второй.

Я обтрусил коленки и вытянул фальшион.

Атаку начали без разведки: быстро и одновременно с разных сторон. Я легко парировал первые удары и чуть отступил назад. Под ногами хлюпнула вода. Ещё шаг и я окажусь в озере.

Первым наступал старший. Его горящие злобой глаза, да ещё тот вскрик… Глупо получилось. Убил его сына. Может единственного.

Глупо! Глупо!

Одна из мыслей была: если убьют, то правильно сделают. А потом вдруг вспомнились чумазые лица детишек с хутора. Их убитая тётка. Черный от горя Рогоша.

А руки привычно сами отбивали выпады, тело приноровилось к предложенной бандитами схеме боя.

Брешь в защите появилась практически сразу: крайний правый немного прихрамывал, и потому его атаку можно было легко просчитать. Я определил момент и молниеносным финтом сакса перерубил его напарнику бедро. Он охнул от неожиданности и повалился наземь.

Атакующие чуть приостановились. А я сразу перешёл в наступление. Хромой не успел отступить и тут же с удивлением увидел, что его глаза смотрят в небо. Кровь из горла сильными толчками рвалась наружу. Бандит захрипел и через секунду-вторую затих. Лишь его тело несколько раз судорожно дёрнулось.

Я остался со старшим один на один.

По его выражению лица, я понял, что он уже не надеялся победить. Но и сдаваться тоже.

Он оглянулся на тело Игоря и плотнее сжал губы. Колючий взгляд его серых поблекших глаз говорил сразу о многом.

Если бы не долг, то я бы отступил. Просто убежал и пусть себе живёт…

Но не сегодня, — огрызнулось моё второе «я». — Худое сеешь, худое собираешь!

Взмах. Удар. Ещё удар. Финт. Укол.

Старший отступал. Его дыхание сбилось, но я видел, что он готовится к финальной контратаке. Ещё чуть-чуть и он рванёт вперёд. И скорее всего намеренно подставится. И, может быть, я даже его проткну. А вот потом…

И он подставился. Я уклонился и тут же нанёс удар в висок прямо «яблоком» сакса.

Нападавший «поплыл» и упал на колени. Я выбил из его руки меч и приставил лезвие к горлу.

— Бей, чего ждёшь? — прохрипел тот. — Бей, или пожалеешь.

Я всё ещё решал. И бандит снова бросился в атаку. Он схватился своей крепкой ладонью за лезвие и вытянул из-за пояса нож.

— Нихаз тебя дери! — стиснул я зубы и зарубил его вторым мечом.

Кровь брызнула в сторону и попала мне в левый глаз. Быстро протерев его, я вытянул из слабеющей ладони бандита лезвие своего клинка и подступил к раненному в бедро.

От большой потери крови он был необычайно бледен.

Сакс воткнулся ему в кадык, а голове мелькнула мысль: «Это чтобы не мучился».

Оправдываешься, Бор? Стареешь, что ли?

Оглядевшись, я бросился бежать к скале, а оттуда к лесу.

— Стоять! — от этого крика у меня даже сердце ёкнуло.

Навстречу вышло полтора десятка человек, а с ними и Северский. На насыпь наверху высыпал пяток лучников. Отсюда прекрасно просматривался берег озера, где я вёл бой. И, скорее всего, они всё видели.

— Попал, — усмехнулся я.

И надо же, ведь выбрал путь и вышел прямо в гущу засады. И тут уже не четыре человека. Справиться со всеми не удастся.

Кровь на клинках подсохла. Я ленивым движением попытался обтереть их о рукав куртки, но не вышло.

Ухмылка не сходила с моего лица. Помирать, так весело! Всё равно ведь все помрём.

— Недооценил я тебя, — проговорил Северский. — Что с тобой, сволочь, делать?

— Лучше отпустить.

Дружный злорадный смех сотряс воздух.

Я вдруг вспомнил, что Мишель говорила сделать, когда окажусь в подобной ситуации, как сейчас. Надо было крикнуть что-то невразумительное. Может попробовать?

— Гравэлль аниман. Эти мо сэ волонта, — проорал я…

 

14

Северский прищурился.

— Неплохо, сучка ты эльфийская! Ругаться уже по-ихнему научился.

Бандиты хохотнули и снова замолчали.

Рассмеялся и я: понадеялся непонятно на что. Представляю, как это выглядело со стороны.

В небо шагах в ста медленно потянулись едва заметные вихри. Я посмотрел на них, потом перевёл взгляд на небо. Синее, синее, без единого облачка.

Лучники стали наизготовку. Они ждали команды. Судя по всему, Борис Северский никому не разрешит подойти ко мне для рукопашной. Просто расстреляют, а потом добьют. Тело сбросят в озеро.

Что-то чёрное вырвалось из-за скалы и, промчавшись по совершенно неясной траектории — то вверх, то вниз, то влево, снова вниз — врезалось в одного из лучников. Его горло брызнуло фонтаном багровой крови. Следом пролетели ещё две такие же черные штуки, отдалённо напоминающие безумных летучих мышей. Бандиты быстро среагировали попадали наземь, прикрывая головы руками.

— Что за…

Закончить Северский не успел. Удивлённый, он смотрел куда-то в сторону. Я проследил его взгляд и обомлел: там, где были вихри, теперь медленно двигались огромные каменные фигуры.

Я и раньше слышал об элементалях, но видеть их в живую не доводилось.

Впереди них «плыла» на своих эфирных крыльях Мишель ди Грандер. В руках она держала нечто похожее на мерцающий кристалл.

Через минуту каменная армия из восьми элементалей вышла на площадку перед бандитами.

— Так-с! — не похоже было, что Северский испугался. Тёртый калач. — Успел-таки подкрепление вызвать.

На восточную кручу поднялся Андрэ. «Летучие мыши» сделали ещё круг и влетели в его выставленную ладонь, и тут же пропали.

— Ах ты ж сучка продажная! — выругался Северский. Он побагровел и стал похож на разъярённого быка. — Говорил я тогда Бересту, что все эти зэмские штучки до добра не доведут.

— Зэмские? — не понял я. Кому он это говорит? И про что?

— Эльфийская подстилка! — ругался Северский. — Надо было тебя тогда в порту Такалик и оставить… Эх, сынков послушал. А они, дурилки, поверили. Этим Зэм никогда не следовало доверять… грязная кровь… А их уверяли, что такие «игрушки» работают точно! Тьфу ты!

Речь, которую держал сейчас Северский, походила на сумбурный бред.

— А он к эльфам переметнулся, — продолжал Борис.

Элементали выстроились дугой, заградив собой Мишель. Я покосился на неё, вошедшую в транс, и чуть отступил к груде камней.

— И чем это они тебя так соблазнили? — не унимался Северский.

— Как говорится: «Всё что мы делаем, нам же и возвращается». Ваши сынки целый аллод уничтожили. И, между прочим, с ни в чём не повинными людьми.

— Мои? Да это вон их сотоварищи, — Северский кивнул на Андрэ и Мишель. — Я догадывался, что эльфы, сволочи, задумали нечто пакостное, но чтобы настолько облажаться…

— Они вошли в сговор с ди Дусерами. Потому заслуженно понесли наказание: остались без головы.

— Что? Ах ты ж гнида! Так это ты их?.. Предатель! Почувствовал, что пахнет жаренным и сбежал? Мало того — на своих руку поднял.

Я густо покраснел. Понимание того, что я всё же когда-то был на стороне мятежников, больно ударило по самолюбию.

«Это правда? Правда? — бешено закрутилась в голове мысль. Она будто въедливый червь грызла разум, не давая ему сосредоточиться ни на чём ином. — Всё-таки правда?»

— Как там тебя, говоришь?

— Бор, — тихо проговорил я.

— Разве? Ну да ладно, хрен с этим именем!.. Обезглавил?

— Не понял, — проговорил я.

— Думаешь, лишил наш род права перерождения? — Северский неспешно вытянул свой меч.

Лицо его, до этого носившее маску нескрываемой неприязни и злобы, вдруг изменилось, и мне предстал старый уставший человек, потерявший в этом мире абсолютно всё, и потому стремящийся лишь отомстить. И отомстить как можно больнее.

— Смерть — это единственная реальность в этом мире, — уверенно проговорил он. — А ты, зэмский выродок… грязная кровь… О, Святой Тенсес!.. Прости меня грешного…

Он стал тихо-тихо молиться. Бандиты за его спиной поняли сигнал и также спокойно обнажили оружие, готовясь к смертельной битве.

Лицо Мишель не выражало ничего. Вместо него я видел лишь белёсую маску, где единственным цветным пятном были её алые губы.

Элементали грозно придвинулись к насыпи. Мне было совершенно не понятно, каким образом люди собираются с ними сражаться.

Грохот трущихся друг о друга камней заглушал все звуки вокруг. Элементали медленно продвигались к бандитам. В воздух взмыло несколько стрел, которые с глухим стуком ударялись о то, что принималось за голову каменных стражей.

Северский открыл глаза и смерил взглядом ближайшего к себе гиганта.

— Эльфийку! — громко вскомандовал он, и несколько человек пошли в обход к Мишель.

Андрэ не зевал: он раскинул в стороны руки и из ничего возник десяток «летучих мышей». Они яростно пища помчались на нападавших.

Один из бандитов вскрикнул, прикрывая лицо, но было поздно: не прошло и трёх секунд, как оно превратилось в развороченную кровавую массу. Следующий за ним человек успел прижать к себе небольшой полукруглый щит и тем самым отбить атаку «мышей» в лоб. Метал гулко загудел от соударения с телами зверьков.

Бандиты разом «очнулись» и в нас помчались стрелы. Благо я вовремя успел сменить позицию и запрыгнуть за валуны.

Несколько секунд я выжидал и наконец решился. Обстановка резко поменялась: элементали вплотную приблизились к позициям бандитов. Часть из людей были раздавлены в «лепёшку».

Пригнувшись, выскочил из под обстрела и добежал до следующей груды камней. Больше всего сейчас переживал, чтобы самому не попасть под удары элементалей. Им-то всё равно кого убивать.

Через десять минут всё было кончено.

Картина явно ужасала своей жестокостью. Честно говоря, я бы такой смертью не хотел бы умереть.

Я увидел размазанную по камням кашу из чего-то красного и грязно-белого. Первое точно было кровью и мясом. Лоскутки одежды, из которых торчали сломанные кости. Желтые пятна наверняка были жиром или костным мозгом. Во всей этой куче нельзя было никого опознать.

Элементали ещё минуту стояли посреди поля боя, а потом разом осыпались на землю каменными глыбами, поднимая при этом пыльную тучу.

Мишель тяжело дышала. Она опустилась вниз и несколько минут тупо глядела в никуда. Андрэ медленно спустился к ней. В его походке чувствовалось этакое превосходство, которое обычно демонстрирует мастер перед своими учениками, когда его работа оказалась верхом совершенства и можно с некой ленцой сказать: «Ну, в общем, вот так это и делается».

А мне было неприятно. Даже не смотря на то, что передо мной был враг, всё же на душе скреблись кошки.

— Выяснил куда увели магистра? — крикнул издалека Андрэ.

— Почти. Предположительно на Западную верфь.

Эльф остановился и нахмурился.

— Зачем? — спросил он, будто у самого себя. — Странно.

Мишель, наконец, пришла в себя и огляделась. Андрэ сказал ей что-то на ихнем языке и улыбнулся. Они вдвоём подошли ко мне.

Я тупо глядел на побоище и пытался придти в себя.

— Как там вы, люди, говорите, — начал Андрэ с каким-то вызовом в голосе: «Собакам собачья смерть».

Я резко обернулся и почувствовал, как к лицу прилила кровь.

Так захотелось сказать:

— Сами вы собаки!

Но вовремя сдержался. Андрэ даже внимания не обратил на моё нескрываемое недовольство. Он с непонятной радостью на лице осматривал место бойни.

— Что мы будем делать дальше? — спросил эльф, причмокивая губами.

— Мы? — сердито переспросил я.

Андрэ оторвался от созерцания кровавой каши и как-то нагло уставился на меня.

— Что ты хочешь сказать? — медленно выговаривая каждое слово, спросил он.

— А то, что дальше я сам.

— Сам? И куда?

— На верфь.

Эльф резко развернулся, но тут вступила в разговор Мишель:

— Хорошо, Бор. Нам с Андрэ как раз надо в столицу отбыть, — она подошла к своему спутнику.

Её тонкая кисть легла на плечо эльфу, и тот надменно усмехнулся, отводя взгляд в сторону.

Напряжённость чуть спала.

Я отдышался. Затем оправил одежду и стал собираться в путь…