Ее машина стояла за оградой офиса. Значит, уже на месте. Я пристроил «Жигули» поближе к обочине, напротив флигелька, в котором располагался её офис, уселся поудобнее и приготовился терпеливо выжидать. Хотя и сам толком не знал, чего жду и как предупредить Нину. Я придумал, наверное, тысячи полторы сценариев предстоящего разговора, но все отмел один за другим, признав полностью несостоятельными.

Прошло ещё какое-то время, и я создал очередные две тысячи сценариев, но большинство из них также отверг целиком и полностью. Кроме изначального «здравствуйте», ничего нужного в голову не приходило.

Так я сидел в машине, нервничал, потел, лихорадочно придумывая, как совершенно не знакомую мне женщину поставить в известность о том, что её намереваются убить. Единственное, что я мог предсказать довольно твердо, это её реакцию на подобное сообщение.

Пока я мучился, двери офиса распахнулись, и Нина, как всегда красивая и элегантная, легко сбежала с невысокого крылечка и села в машину.

Я тяжело вздохнул и покорно поехал следом. Хотя больше всего в этот момент мне хотелось убежать от неё подальше.

Она долго колесила по Москве, заезжая в какие-то конторы и магазины, несколько раз я порывался выскочить и выложить ей все, что мне известно, но каждый раз меня удерживала невидимая сила.

И вот я набрался смелости и зашел следом за ней в огромный универмаг. Я не сразу заметил Нину: она стояла перед одним из прилавков и рассматривала витрину. Аккуратненькая продавщица что-то ей оживленно рассказывала. Потом, сделав знак Нине подождать, она отошла за занавеску.

И тут я пересек большой зал и направился прямиком к Нине, полный решимости покончить с моими мучениями — здесь и сейчас.

Нина, заметив мой отважный рейд, с интересом и любопытством наблюдала за моим приближением, слегка наклонив голову и улыбаясь уголками губ не то поощрительно, не то насмешливо.

Впрочем, мне было все равно. Я подошел к ней, резко остановился, откашлялся и собрался уже все выложить, как вдруг взгляд мой упал на витрину, перед которой она стояла. Меня захлестнула волна удушливого стыда. На витрине красовались в великом множестве женские ажурные трусики. Более удачного места для изложения своих подозрений я просто не мог выбрать!

Нина насмешливо смотрела на меня, выжидая. Я же совершенно потерял дар речи. А когда собрался с силами, взгляд мой упал на зеркало, большое, наклоненное к покупателям, отражавшее зал, и прилавок с дорогим нижним бельем, и красавицу Нину возле этого прилавка, вопросительно разглядывающую стоящего напротив не очень, вернее, очень не молодого человека, грузноватого, изрядно поседевшего, не слишком модно одетого, мешковатого, совсем с ней не гармонирующего. Короче, человек этот смотрелся здесь совершенно нелепым и абсолютно инородным телом. И человеком этим был, как вы догадались, ваш покорный слуга.

Я вздохнул, опечаленный увиденным в зеркале, опустил глаза и открыл рот, чтобы произнести хоть что-то в свое оправдание… Но тут показалась из-за занавески продавщица, я поднял на неё взгляд и понял, что здесь не место для таких разговоров. Я хотел попросить Нину уделить мне пару минут на улице, но эта бестия продавщица обратилась ко мне с вопросом, притом эдак ехидненько:

— Простите, уважаемый, я могу вам чем-нибудь помочь?

С тяжелым чувством я разглядел насмешку в её больших зеленых глазах. Насмешку превосходства. А этого я ни от кого не терплю.

— Да, милая! — рявкнул я, шевеля пальцами над витриной с бюстгальтерами и какими-то хитроумными поясами для тучных дам. Покажите-ка мне, если вы так любезны, как это все расстегивается!

И прежде чем она обрела дар речи, пока соображала, ответить ей подобающим образом самой или вызвать охрану, я успел отойти до середины зала и оттуда услышал мягкий голос Нины. Она утешала продавщицу:

— Не обращайте внимания, дорогая. Вы же видите, человек явно не в себе…

Лицо мое, наверное, совсем обуглилось, так оно горело. А сам я гордо шел к выходу с поднятой головой, зато, едва выйдя из поля зрения продавцов и покупателей, припустил к своей машине чуть не бегом. Плюхнувшись на сиденье, я открыл окно и врубил скорость. Ветерок остужал ожоги на моем лице. Но что могло остудить обожженную душу?

Я проехал кругов шесть вокруг магазина и, силком заставив себя вернуться на место, стал меланхолично высматривать Нину. Машина её стояла на платной автостоянке. Я рисковал быть оштрафованным, но въехать туда означало засветиться. Нет уж! Сегодня я достаточно высвечивался перед Ниной.

Ждал я долго, всматриваясь до рези в глазах. Я не очень удобно для наблюдения припарковался и собрался уже плюнуть на запретные знаки и передвинуться, как вдруг в окошко мне постучали. Стук был осторожный и вежливый, но тем не менее настойчивый.

Я повернулся, ожидая увидеть постового, но ничего подобного! В стекло стучали ноготками ухоженных пальчиков, причем стучали все более нетерпеливо и настойчиво.

Во рту у меня мгновенно пересохло, а сердце полетело прямо в пол, я даже готов был поклясться, что услышал, как что-то шлепнулось на резиновый коврик под моими ногами. Я потянулся открыть дверцу, но вместо неё открыл окно. К нему наклонилась Нина.

Ее красивое лицо стало сердитым, о чем говорили две маленькие вертикальные складочки между бровями.

— Может, соизволите выйти из машины, когда с вами разговаривает дама? — довольно резко спросила она.

Я торопливо дернул ручку и толкнул дверь… Слишком торопливо… Я в ужасе зажмурился и перестал дышать.

Когда я заставил себя через некоторое время все-таки открыть глаза, Нина уже выбралась из лужи, куда я опрокинул её резким ударом двери. Она с недоумением и яростью разглядывала свое шикарное красное платье, постепенно принимая его цвет. Колготки на одном колене поехали, один каблук элегантной туфельки качался, как зуб у меня во рту, и вся она оказалась в грязных потеках и брызгах.

Она осматривала потери, молча открывая и закрывая рот, а я, точно так же беззвучно изображая крайнюю степень потрясения, разглядывал нанесенный мною ущерб.

Со стороны мы, вероятно, походили на двух рыбок в аквариуме. Впрочем, за себя я не ручаюсь. Я с тем же успехом мог напоминать корягу, шевелящую губами.

— Что это значит? — спросила она каким-то свистящим шепотом, указывая себе под ноги.

— Это — лужа… — тоже шепотом ответил я.

— Вы что, издеваетесь?! — она наконец обрела голос.

— Почему? — только и нашел я что сказать ей в ответ.

— Это у вас надо спросить, почему вы издеваетесь надо мной! воскликнула она, чуть не плача.

— Это я над вами издеваюсь? — совершенно искренне удивился я. — Да разве я могу над вами издеваться?!

— А что же я, по-вашему, сама в лужу запрыгнула? — уже по-настоящему, по-детски всхлипнула она.

Я выскочил из машины и принялся как мог успокаивать её, пытаясь помочь, бестолково вертясь вокруг, но вместо этого только смущал её и мешал. Она же, по мере того как осматривала себя, все больше расстраивалась. Притом так искренне и непосредственно, что я и сам готов был расплакаться.

— Ну что мне сделать, чтобы вы не сердились на меня? — воскликнул я. Хотите, сам сяду в лужу?

Я сделал вид, что собираюсь усесться в грязь, держась, однако, за дверцу машины.

Она бросилась меня оттаскивать, но случайно толкнула дверцу, рука моя соскользнула, я инстинктивно ухватился за нее, каблук её многострадальной туфельки окончательно подвернулся и…

Я лежал внизу и не хотел открывать глаза, представляя, что мне предстоит услышать. Но вместо брани у меня над ухом раздался смех. Я осторожно открыл глаза и увидел прямо перед собой её смеющееся лицо.

Тут, непонятно почему, слезы навернулись мне на глаза. А она забормотала:

— Да что ж так расстраиваться, глупый вы, глупый, ну все нормально, подумаешь. Это же нечаянно. Вот чудак какой!

Ну и видок у нас был со стороны, могу себе представить. По крайней мере, когда мы поднялись наконец на ноги, то смогли убедиться, что зевак собралось вокруг видимо-невидимо.

— Ну что, никогда не видели, как кино снимают? Вон же скрытая камера! — прикрикнул я на зевак и махнул неопределенно рукой. Они, потеряв к нам сразу интерес, стали вертеть головами в поисках скрытой камеры.

— Ну, а теперь-то вы мне поведаете, кто вы и зачем за мной слежку устроили? — спросила Нина просто и задиристо.

— Ну, не совсем слежку… — начал я издалека.

— Впрочем, давайте поедем ко мне на работу, приведем себя в порядок, там и поговорим спокойно, — сказала она, оглядев наши заляпанные одежды. А то здесь мы многовато внимания привлекаем своим экзотическим видом. Принимаете приглашение?

Она так смотрела на меня, что я принял бы любое её приглашение. Поехали мы на моем «жигуленке», а её машину оставили на платной стоянке, где ей ничего не грозило. Она сказала, что кого-нибудь пришлет за ней из офиса.

Когда мы приехали, вокруг нас поднялся девичий переполох. Все хором щебетали, осыпая советами и сочувствиями. Меня Нина поручила привести в порядок" девочкам", а сама пошла наверх. Девочки взялись за выполнение распоряжения начальства даже слишком усердно и охотно. Меня поволокли прямиком в душ, пытаясь на ходу раздеть. Я отбивался как мог. Но сил у меня почти не оставалось, сами понимаете.

Короче, в душ меня запихнули почти без ничего. Только воду включить осталось. Девочки любезно поинтересовались, не потереть ли мне спинку или ещё чего, но я запер дверь.

Я стоял под иголочками душа и никак не мог поверить, что это действительно происходит именно со мной. Думал ли я, что окажусь в офисе Нины и что она совсем не такая, какой казалась со стороны, а добрая, искренняя… Думал ли я, что буду с ней так запросто разговаривать! Я даже разглядел веснушки на её небольшом прямом носике. А какие у неё удивительные, живые глаза…

В это время в двери настойчиво постучали, и захлебывающиеся смехом девичьи голоса спросили, не нужно ли меня вылавливать, спасая из вод мыльных.

Я проворчал, что и сам выберусь. Выключил воду и полез за полотенцем. Полотенце я нашел, но во что одеться — увы!

В дверь опять застучали, и невинный голосок, задыхающийся от сдавленного смеха, осведомился:

— Может, возьмете одежду?

Голос вовсю старался звучать беспристрастно, но это ему плохо удавалось.

— Хватит вам хихикать! — постарался я их урезонить. Но вызвал этим только новые волны смеха.

Пришлось открывать дверь, завернувшись в полотенце. Мне протянули в щель сверток, а чья-то рука попыталась ухватить меня при этом за край полотенца. Но я был готов ко всякого рода неожиданностям и предусмотрительно отскочил.

За дверью раздался вздох разочарования:

— Пустите нас, мы вам поможем! — замурлыкали рвущие сердце голоса. — А то вдруг вы носочки перепутаете, где левый, где правый. Или наденете не туда…

Чего только я не выслушал, пока одевался! Давно надо мной так не потешались. Я ворчал, слушая милый лепет, но только теперь понял, как давно не слыхал рядом женских голосов.

Вышел я немного смущенный, в непривычной для меня одежде, явно довольно дорогой, но словно для меня сшитой. В руках я нес галстук, который, оказывается, совершенно разучился завязывать. Или притворялся?

Девушки встретили меня веселым смехом и дружными аплодисментами. Тут же, не дав опомниться, подхватили под локотки и затащили к Нине в кабинет. Кабинет оказался большим, красивым. Не зря фирма занималась дизайном. Свое дело они знали. Я не специалист, но во всем тут чувствовался стиль и вкус. Поражало все: и драпировки, и тона, и шелковые обои, и удобная мебель.

И, разумеется, сама хозяйка кабинета служила лучшим образцом убранства. Она успела привести себя в порядок, переодеться и даже сменить прическу на более простую. Еще мне показалось, что макияжа у неё чуть поубавилось.

Но, возможно, тут я ошибался. Нина шла мне навстречу, приглашая войти. Я стоял, не зная, куда деть галстук, который так и остался у меня в руке.

Нина наметанным глазом заметила мои мучения, молча улыбнулась, взяла из моих рук галстук, но, раздумав вдруг, открыла дверцу большого гардероба, где висело не менее дюжины платьев. Она покопалась там и сняла с жердочки с поясами легкий темно-коричневый женский шарфик.

— Можно я повяжу это вместо галстука?

И она своими руками завязала мне на шее шарфик — элегантным бантом, скромным и красивым. Она поправила воротник рубашки, пригладила лацканы пиджака и спросила:

— Можно мы будем на «ты»? Мы же искупались на брудершафт в одной луже?

— Конечно, конечно, — заспешил я. — Я сам хотел предложить вам…

— Тебе, — поправила она.

— Тебе, — повторил я, снова начиная краснеть.

Нина, почувствовав мою неловкость, повела меня к креслу, села напротив, налила в маленькие чашечки кофе из хрупкого кофейника и после нескольких глотков спросила:

— И все-таки, почему ты меня преследовал?

Она смотрела на меня поверх чашечки с неподдельным интересом, а мне почему-то вдруг стало легко, и я все ей выложил, с начала до конца. Нина слушала внимательно, но по её лицу нельзя было понять, верит она или нет. Все это оказалось слишком серьезно, чтобы просто отмахнуться и забыть.

— Знаешь, я тебе верю, — сказала она наконец после долгой паузы. — Но это так неожиданно.

Она смотрела в сторону окна сузившимися глазами, на ресницах поблескивали слезы.

— Как ни странно, я всегда любила мужа, — она немного помолчала. — И, видимо, зря. Я сама в последнее время заметила: он стал относиться ко мне по-другому. Я подозревала, что в этом виновата другая женщина, я могла допустить, что он может мне изменять. Но что он способен пойти на убийство… Мы все же прожили вместе десять лет… Почти.

Она сидела, уронив руки на колени, плечи её поникли. Я подошел к ней, желая приободрить, слегка дотронулся до её плеча, чуть наклонился, собираясь сказать слова поддержки и надежды. Но она вдруг резко вскинула голову, обняла меня руками за шею и притянула к себе. Думаете, я сильно сопротивлялся?