Меньшов Виктор
Сокровища Чёрного Монаха
Глава первая
В монастырском подвале
Всё это случилось летом.
Когда я пришел в детский сад, чтобы забрать сестру, она вышла, бережно прижимая к себе коробку из-под обуви.
- Что там? - спросил я, взяв коробку.
- Там ёж, его зовут Ежишка, - важно ответила Алёнка, отправляя в рот большую конфету.
- Могла бы и поделиться конфетой, - сглотнул я.
Алёнка ничего не ответила, сосредоточенно пережёвывая. Конфета была большая и мешала сестренке говорить.
- Откуда у тебя ёж взялся?
- Подарил мой возлюбленный Серёжка, - ответила справившаяся с конфетой сестрёнка.
И тут же важно надула толстые щёки.
- Скажу маме, чтобы запретила тебе смотреть сериалы по телеку, мстительно пообещал я.
- Обижаешься, что я не дала тебе конфету? - догадалась Алёнка.
- Конечно, - буркнул я. - Я всегда с тобой вкусным делюсь.
- Я тоже делюсь! - возмутилась сестрёнка. - Только эту конфету тебе нельзя.
- Здрасьте! - воскликнул я удивленно. - Это почему же?!
- Она называется "Счастливое детство", - терпеливо пояснила Алёнка. А ты всё время говоришь, что уже взрослый.
Возразить было нечего, и я только обидчиво проворчал:
- Мне кажется, папа не очень полюбит твоего Ежишку.
- Полюбит, - уверенно заявила Алёнка. - Увидит, какой он красивый, и разрешит оставить.
- Делай, как знаешь, только разговаривать с отцом будешь сама.
Наша мама уехала на две недели в командировку. Папа весь день был занят на работе, он пришёл вечером, мы с сестрой быстро накрыли стол. Алёнка поставила перед ним тарелку с дымящимися пельменями и побежала на кухню за хлебом.
Папа потёр ладони, придвинул стул и сел.
И тут же с диким криком подскочил. Тарелка подпрыгнула к потолку, пельмени разлетелись по комнате.
Оказалось, заботливая Алёнка положила ежа на стул, но забыла предупредить об этом отца. Он, ничего не подозревая, уселся прямо на колючий подарок Алёниного возлюбленного.
Сестра прибежала из кухни, всё поняла и бросилась к своему ежу, закричав со слезами в голосе на отца:
- Ты раздавил моего ёжика!
Папа ничего не ответил. Он исполнял дикий танец, то хватаясь руками за штаны ниже спины, то шарил по спине. При этом он отчаянно прыгал, извивался и смешно дрыгал ногами.
Наконец папе удалось вытащить из брюк рубаху, и на ковёр выпал горячий пельмень, попавший за воротник.
На полу вперемешку лежали осколки тарелки и часть растоптанных пельменей. Остальные пельмени оказались прилипшими к потолку, а несколько штук попали в рожки люстры.
Папа, прихрамывая на обе ноги, подошёл и уставился на своего обидчика. Ежишка на руках у Алёны успокоился. Он даже высунул из густых колючек чёрный носик, которым очень смешно дёргал.
Папа протянул руку. Ёж тут же убрал нос, фыркнул и резко надулся, ткнув колючками папу в ладонь.
- Вот уж никогда не думал, что ежи - дикие животные, - проворчал папа, отдёргивая руку. - Будут меня сегодня кормить?
Он пошёл к столу и сел. И тут же опять встал и брезгливо оглянулся. Ёжик, когда на него сел папа, наверное, от испуга сделал на стуле лужу.
- Немедленно уносите это невоспитанное животное! - воскликнул пострадавший папа и пошёл в ванную, принять душ и переодеться.
Никакие Алёнкины уговоры оставить ежа не помогли. Папа был неприступен, как Эверест, суров, как комиссар Каттани и зол, как голодный тигр.
Алёна позвонила своему возлюбленному. К телефону подошла его мама, и когда услышала о еже, с ней что-то случилось. Когда она перестала икать, сразу же очень решительно заявила, что ка-те-го-ри-чес-ки не желает видеть в доме это колючее существо. Оказывается, заботливый Серёжка уложил ежа в мамину кровать, а тот залез в наволочку.
Больше никому из знакомых домашний ёжик не понадобился. Я развел руками, взял фонарик, и мы с сестрой понуро отправились на улицу.
Возле подъезда я остановился в нерешительности. Куда можно выпустить ежа в крохотном заасфальтированном дворе Пожарского переулка в районе Остоженки?
Лесов поблизости не наблюдалось, подвал был заперт. Я вспомнил, что недалеко от нас, во дворе бывшего Зачатьевского монастыря, реставрируют маленький домик. Там я видел открытую дверь в подвал.
Мы прошли мимо автозаправки и очутились под стенами бывшего монастыря. Алёна остановилась возле арки ворот. Толщина стены в этом месте достигала метров шести, а над стеной красовалась уже отреставрированная и действующая церковь. Она находилась над воротами и поэтому называлась надвратной, это я услышал, когда здесь водили экскурсию.
- Я боюсь... - прошептала сестренка останавливаясь и испуганно глядя в тёмную арку.
- Чего ты боишься? - потащил я её за руку. - Ты сто раз здесь ходила.
- Я днём ходила, - упиралась Алёна.
- Какая разница? - попытался я успокоить сестрёнку.
- Днём было светло.
- Я включу фонарик, - пообещал я. - Только пройдём в арку, чтобы с улицы нас не увидели, а то прогонят. И нечего бояться, это же бывший монастырь, а не кладбище.
- Там слепой Чёрный Монах ходит, - упрямилась Алёна. - Нам мальчишки рассказывали. Его выгнали из монастыря, а он обиделся и помер. Но сначала украл в монастыре сокровища и спрятал их в подземелье. А теперь ходит по ночам и всех, кого поймает, уводит с собой. Он охраняет свои сокровища. И думает, что все, кто приходят ночью в монастырь, охотятся за его богатством.
- Нет там никакого подземелья. И Чёрного Монаха нет, - не очень уверенно возразил я. - Пойдём. Твоему ежу спать пора.
Это подействовало, и сестрёнка пошла вперёд, уцепившись за мою руку.
Никакого Чёрного Монаха мы не встретили. Монастырский двор был залит лунным светом, даже фонарик не понадобился. Низкий и длинный домик стоял справа от ворот. Стены его были сложены из громадных камней, в узкие окна вставлены железные решётки.
В торце домика находились едва заметные ступени, которые, как я думал, вели в подвал. Толстая, с металлическими полосами дверь оказалась незапертой. От времени она так отсырела, что разбухла, и её невозможно было сдвинуть с места. Мы с трудом протиснулись в узкую щель, которую нам с трудом удалось открыть, и я чуть не полетел вниз. Пришлось включить фонарик
Подвал оказался большим и на удивление сухим. На полу лежал толстый слой пыли. Обе руки у меня были заняты: в одной коробка с ежом, а в другой фонарик. Поэтому Алёна ухватила меня за ремень, испуганно озираясь из-за моей спины.
В подвале было пусто. Вдоль одной из стен тянулись стеллажи из толстых почерневших досок, да в углу стоял прислонённый к стене большой деревянный щит.
Вот туда я и подошёл. Между щитом и стеной образовался как бы большой шалаш. Подобрав с пола щепку, я снял густую паутину, и заглянул за щит.
- Вот сюда мы и выпустим ежа, - решил я. - Тут будет его гнездо, или нора, а завтра придем и принесём ему еды.
Я потянул тряпку на полу за край. Но она оказалась такой ветхой, что расползалась в руках. Присмотревшись, я заметил, что другой край этой тряпки прижат выступающим из стены внизу большим камнем.
Я подёргал тряпку, камень пошевелился. Попросил Алёну посветить фонариком, а сам двумя руками раскачал камень. Мне удалось вынуть его, в стене открылась чёрная дыра.
- Что там? - испуганным шёпотом спросила Алёна.
- Не знаю, - почему-то тоже шёпотом ответил я. - Наверное, клад. Свети.
Позабыв о слое пыли, я улёгся на живот, и засунул руку в тайник. Там оказалась довольно просторная ниша. Пошарив, я нащупал грубый материал. Это было нечто, завёрнутое в рогожу. Я вытащил сверток наружу.
Затаив дыхание развернул рогожу. В ней лежал скрученный в трубку холст. Я развернул его.
- Что там? Сокровища? -спросила из-за спины нетерпеливая сестрёнка.
- Портрет, - разочарованно вздохнул я, рассматривая находку.
- Красивый? - заинтересовалась любопытная Алёна.
- Не очень, - пожал я плечами. - Мужик какой-то в шапке, в кафтане, бородатый и рябой.
- Дай посмотрю, - просунула нос нетерпеливая сестрёнка.
С потемневшего от времени холста смотрел угрюмый мужчина в высокой шапке, похожей на папаху, с лентой через плечо. Мужчина в одной руке держал какой-то шар, а в другой - булаву.
- Посмотри ещё, может там есть портрет красавицы, - вздохнула Алёна.
Я добросовестно пошарил в дыре, но ничего больше не нашёл. Мы решили посадить ежа в эту пещерку. Я засунул портрет обратно, и положил коробку с ежом в дыру.
Мы задвинули камень на место и вылезли. Но только собрались уйти, как возле двери раздался шорох.
Не сговариваясь, мы с сестрой бросились за щит. Мы сидели, прижавшись друг к другу, обратившись в слух.
Всё было тихо. Решив, что нам показалось, я выглянул и тут же нырнул обратно.
В дверях, в лунном свете, была отчётливо видна фигура Чёрного Монаха.
Глава вторая
Кто такой Бобыль?
Луна светила ему в спину, и я видел только силуэт.
Монах был в чёрном балахоне. По плечам свисали длинные волосы, прикрытые сверху небольшой шапочкой. Он был широкоплеч и высок ростом, потому что под почти двухметровой притолокой стоял согнувшись.
Лица его не было видно. Только клочковатая борода угадывалась.
Он переступил с ноги на ногу и густым басом спросил:
- Есть тут кто?
Спросил он вполголоса, но застоявшееся подвальное эхо умножило его густой бас. Мы с Алёнкой ещё теснее прижались друг к дружке.
Чёрный Монах повёл головой, шумно потянул носом воздух и повернулся к выходу. Когда он поворачивался, луна высветила его лицо. Он был горбонос, бородат, а глаза сверкнули белым огнём. Я в ужасе зажмурился.
Открыв глаза, я увидел, что Монах исчез. Алёнка дрожала от страха.
- Пойдём отсюда скорей, - сказал я сестре, беря её за руку.
- Нет, - упёрлась Алёна. - Он нас ждёт на улице.
- Он не увидел нас.
- Он нас вынюхал.
- Не говори глупостей, - рассердился я. - Он призрак, а не собака.
- А зачем он воздух нюхал? - заупрямилась сестрёнка. - Он слепой и чувствует запахи.
С большим трудом мне удалось уговорить Алёну выйти из подвала. Я шёл впереди. Если честно, у меня самого колени дрожали, будь здоров. Но за дверями никого не было. Только в глубине двора слышались тяжёлые шаги.
- Это Чёрный Монах там ходит, - испуганно шепнула сестра.
Я ничего не ответил и поскорее потащил Алёну из арки.
Дома отец отругал нас за то, что мы ушли из дома без спроса. Мы были так напуганы Чёрным Монахом, что не стали даже оправдываться тем, что он сам велел избавиться от ежа.
Утром я отвёл сестрёнку в детский сад. У меня были каникулы, и я отправился в гости к приятелю Кольке, который жил неподалеку, на Волхонке. Мне пришлось трижды звонить в двери, прежде чем он открыл, и тут же стремительно исчез в комнате.
- Иди скорей сюда! - завопил он оттуда.
Я не помчался на его зов. Вопил Колька всегда. Даже когда отвечал уроки. А отвечал он тоже всегда, даже тогда, когда ничего не учил. Самое странное то, что чем хуже он знал урок, тем громче вопил. Так что учителя скоро стали на слух угадывать степень готовности Кольки к занятиям. Они говорили, что оценки ему можно ставить на слух.
Когда я вошёл в комнату, он сидел в кресле перед журнальным столиком, уставившись в телевизор.
- Смотри! Смотри! - заорал он, призывно замахав руками, при этом смахнул со столика на пол папину пепельницу.
К счастью, пепельница была пустая и к тому же металлическая. В этом доме хорошо изучили возможности своего сына. Ничего бьющегося на столах и подоконниках не было. Всё тщательно убиралось в шкаф. В школе Колька за свой беспокойный характер и непоседливость получил прозвище Неукротимый Маркиз.
- Что там такое показывают? - спросил я, не спеша к телевизору, зная, что Колька способен восхищаться чем угодно.
- Всё ты просмотрел! - разочарованно махнул на меня Неукротимый Маркиз. - Только что мой дом показывали.
- Это в честь чего? - удивился я.
- Как это - в честь чего?! - подпрыгнул в кресле Маркиз. - Ты что, ничего не слышал?! Вчера рядом с моим домом музей ограбили!
- Какой музей?! Пушкинский?!
- Да нет, рядом с ним. Музей частных коллекций.
Я хорошо знал этот музей. Кто из местных ребятишек не знал все эти многочисленные музеи? По ним, начиная с детского садика, безжалостно таскали детей, имевших несчастье родиться в районе Арбата, Остоженки, Волхонки и Пречистенки.
- И что украли? - спросил я.
- Телевизор смотреть надо! - заорал Неистовый Маркиз. - Правильно учительница говорит! Тебе, Мишка, скоро двенадцать стукнет, а ты ничем не интересуешься!
- Что же я, всю жизнь у телевизора просидеть должен? - возмутился я. - Ты лучше расскажи, что там украли? И когда?
- Слушай сюда! - как всегда заорал Колька. - Вчера в музее был выходной! А сегодня утром открыли музей и обнаружили, что пропала очень ценная картина! Вот смотри, смотри, опять показывают!
Я обернулся к экрану и увидел знакомое здание музея, возле которого стояло несколько милицейских машин. Наряды милиции отгоняли любопытных. Во дворе музея, за оградой, бродили люди в штатском, что-то фотографировали, осматривали. Один милиционер в звании полковника отвечал на вопросы корреспондента.
- Значит так, - устало и нехотя пояснял он. - Пока что нам удалось установить, что преступники проникли в музей через подвал, проломив пол. Преступники прекрасно изучили расположение залов и знали особенности строения. Очень умело они обошли новейшую сигнализацию. Так что сейчас идёт интенсивный опрос сотрудников, составляются фотороботы людей, часто бывавших в последнее время в музее. Работали воры явно на заказ.
- Почему вы так решили? - спросил корреспондент.
- Ну, коллекционеры сами не лазают в окна и не ломают полы. Хотя и такую версию мы не исключаем, - ответил полковник. - По некоторым признакам работали опытные взломщики. И пока удалось установить, что был украден всего один холст. Если бы воры брали картины без заказа, они бы не ограничились одним холстом. В музее много и других очень ценных предметов и картин.
- Какая именно картина украдена? - оживился корреспондент.
- Предположительно "Бобыль", забыл какого художника. Кого-то из передвижников, - не очень охотно ответил полковник и поспешил добавить: Но это только предположительно. Сейчас проводится подробнейший осмотр музея. Точнее сможем сказать к вечеру.
- Я не очень понял, - пожал плечами корреспондент. - Вы что, даже не знаете точно, какая картина украдена?
- Предположительно я уже сказал, - поморщился полковник. - Но сейчас всё уточняется. Знаете, как бывает? Могли отправить картину на реставрацию, или ещё что-то. Кто-то мог не знать. Так что давайте не будем спешить.
- Странная кража, - не унимался любопытный корреспондент. - Вы сами говорили, что если бы воровали не на заказ, взяли бы что-то ещё. Кому могла понадобиться картина художника-передвижника? Насколько я знаю, они на западе не в цене, а в России все коллекционеры передвижников известны наперечёт. Так кто же мог заплатить за картину такие деньги, что воры даже ничего другого не тронули?
- Вот всё это нам ещё и предстоит выяснить, - устало улыбнулся полковник. - Видите, сколько вопросов? Поэтому я и прошу не спешить с выводами. Дайте нам хотя бы оглядеться.
- Как вы думаете, удастся найти картину? - не отставал напористый корреспондент.
- Мы будем очень стараться, - твёрдо ответил полковник.
- Во, видал?! - заорал Колька, как только на экране пошла реклама.
- Видал, - отозвался я. - Слушай, а что это за художники такие передвижники?
- Чудила! - завопил Неукротимый Маркиз. - В музеи нужно ходить!
- Я хожу иногда, - проворчал я.
На самом деле мне больше нравится ходить на футбол, а в музеи не очень. Почему-то школьников постоянно водят в музеи, и никогда на футбол. Вот если бы я был учителем, я бы всех водил на футбол. Тогда все насмотрелись бы футбол досыта и захотели ходить в музеи.
Хотя Колька был не прав. В музеи я иногда хожу. Вернее, меня туда периодически водят. Только я слушаю плохо. А смотреть смотрю. Бывают ничего картины. Вот Васнецов мне нравится. У него сказки, богатыри. Ещё Верещагин. Про войнушку он классно рисует.
Мне даже картина одна очень запомнилась. "Апофеоз войны" называется. Там куча черепов, а над ними вороны. И на раме написано: "Всем завоевателям прошлого, настоящего и будущего". Классно дядька придумал! И погиб он на войне с японцами. Подорвался на корабле, на мине, вместе с адмиралом Макаровым.
Кое-что я всё же видел, поэтому обиделся на Кольку.
- А ты сам знаешь, кто такие эти передвижники?
- Конечно, знаю! - не моргнув глазом, завопил Неукротимый Маркиз. Это любой знает! Они что-то двигали, поэтому их и называли передвижниками!
- И что же они двигали? - ехидно спросил я.
- Ну, до чего ты, Мишка, приставучий! - рассердился Колька. - Это были очень бедные художники! И чтобы зарабатывать, они всё время что-то двигали! Мебель, наверное! Понял?!
- Я понял, что ты, Маркиз, полный балбес, - вздохнул я. - А что за портрет в музее украли? Кто такой Бобыль?
- Сейчас точно узнаем! - заорал Колька и бросился к книжному шкафу.
Он потащил оттуда толстенный том энциклопедии, не удержал его и уронил на спавшего возле шкафа кота Василия. Тот возмущённо заорал и рванул на кухню, откуда раздался звон пустых кастрюль. Судя по звукам, Василий искал спасения в тумбочке с посудой.
- Этот Василий - сумасшедший! - вопил Колька. - Я всегда говорил, что он сумасшедший! Видал, как понёсся?!
- Если бы на тебя во сне уронили такую махину, ты бы не так понёсся, - возразил я. - Давай, читай, кто такой был этот самый Бобыль?
- Наверное, царь какой-то?! - выкрикнул Неукротимый Маркиз, лихорадочно листая страницы.
Никакого Бобыля мы не нашли. Не нашли мы его и в Исторической энциклопедии.
- Дураки мы оба! - радостно закричал Колька. - Это, наверное, не имя!
- А что же? - не понял я.
- Это, наверное, название! Ну, профессия!
- Что же это за профессия - бобыль? - засомневался я.
- Ну как ты не понимаешь?! - вопил Колька, вдохновлённый своим открытием. - Это что-то связанное с бобами! Наверное, сборщик бобов!
- Бобы - это не шишки, чтобы их собирать. Они вроде фасоли.
- Тогда это бобовод!
- Сам ты бобовод! - рассердился я и взялся за толковый словарь Даля.
В нём я обнаружил, что бобыль - это безземельный крестьянин, наёмный работник, или живущий у кого-то на прокорме. Или одинокий человек.
И тут меня как палкой по голове ударило. Одинокий человек!
- Я видел его! - заорал я, почти как Неукротимый Маркиз.
- Где? - от удивления шёпотом спросил Колька.
- Я видел этого одинокого бобыля! Я знаю, где спрятана эта картина!
И я торопливо рассказал Кольке о еже, о подвале, о тайнике и картине и, конечно же, о Чёрном Монахе.
- Нужно немедленно заявить в милицию! - завопил Колька так громко, что мне пришлось зажимать ему рот ладошкой.
А под раскрытым окном Неукротимого Маркиза кто-то остановился и мужчина спросил:
- Ты слышала, кажется, звали на помощь милицию?
- Тебе показалось, - испуганно ответила женщина. -Пойдём отсюда поскорее.
Шаги удалились.
- Это безобразие! - возмутился Колька. - Вот так вот взять и уйти! А если бы кого-то убивали?!
- Ты думаешь, было бы лучше, если бы они позвали милицию?
Неукротимый Маркиз не обратил внимания на моё замечание. А я, окрылённый успехом поиска в словаре, полез в энциклопедию. И прочитал там, что передвижниками назвала себя в 1870 году группа художников, участников передвижных выставок. Эти художники рисовали простых людей, жизнь, исторические картины. Они устраивали выставки по всей России. Вроде как передвигались, вот отсюда и название. Среди художников были Репин, Суриков, Перов, Васнецов, Левитан, Шишкин, Крамской и другие.
- Ну, этих я почти всех знаю! - завопил мой приятель.
- И кого же ты знаешь?
- А ты кого знаешь?!
- Я знаю Васнецова. Он трёх богатырей нарисовал, "Витязь на распутье" тоже его картина. Это там где витязь на лошади перед камнем стоит, думает, куда ехать. Ещё Сурикова знаю. Он "Переход Суворова через Альпы" нарисовал. А ты кого знаешь?
- А я почти всех! - заорал счастливый Колька. - Например, Шишкина! Только я его не люблю!
- Это почему?
- Мне за него двойку поставили!
- Тогда тебе нужно не любить всё человечество, - покачал я головой, вспомнив о количестве Колькиных двоек. - Ты не только Шишкина не знаешь. Не зря тебе на лето дополнительные занятия назначили.
- Фигня всё это! - махнул рукой Неукротимый Маркиз. - Пошли лучше за картиной!
- И что мы с ней будем делать? - осторожно спросил я.
- Вернём в музей! - проорал мой друг. - И нам дадут награду! Пошли скорее!
Глава третья
Как трудно вернуть украденное
Я вспомнил Чёрного Монаха с белыми глазами, стоявшего в дверях подвала, и идти в это мрачное подземелье мне как-то расхотелось.
- Может, позвоним в милицию и просто объясним, как найти картину? робко спросил я.
Моего друга не зря прозвали Неукротимый Маркиз. Он тут же вскочил, забегал по комнате. При этом наступил на хвост вернувшемуся на любимое место Василию, они оба пронзительно взвизгнули, Колька от неожиданности, а Василий от боли, и отпрыгнули друг от друга, при этом Колька наступил на ногу мне.
- Что вы у меня под ногами крутитесь?! - заорал он.
Вообще-то крутился он, а я смирно сидел в кресле, но спорить не стал.
- Если мы позвоним в милицию, они сами себе захапают награду за находку! - орал Неукротимый Маркиз, возмущённо размахивая руками и напоминая собой действующий макет ветряной мельницы. - А нам фигулину с загогулиной дадут! И по телеку нас не покажут!
- Ну и что? - вяло возразил я. - Зато картину вернём.
- Нет уж! - прокричал мой друг. - Если ты боишься, так и скажи! Только даже если и есть на самом деле Чёрный Монах, даже если он и вправду по ночам шастает, то днём он наверняка где-то дрыхнет! И учти: если ты сам пойдёшь в милицию, тебя могут заподозрить в соучастии!
- Меня?! - я даже подпрыгнул.
- Не меня же! - важно заорал Колька, почему-то при этом посмотрев в зеркало.
- А меня-то почему?!
- Потому! Как мы объясним находку?!
- Как было, так и объясним, - пожал я плечом.
- Так тебе и поверили! Подумают, что сначала украл, а потом испугался и принёс обратно! Ты ещё про Чёрного Монаха в милиции расскажи!
Я заколебался, но потом вспомнил, что в подвале сидит голодный ёжик, и согласился сходить туда. К тому же Неукротимый Маркиз моментально вызвался взять ежа к себе домой.
- А твои родители согласятся? - недоверчиво спросил я.
- Я им пообещаю пару дней не орать, они на все согласятся! прокричал Колька.
- А ты сумеешь? - не поверил я.
- Постараюсь! - прокричал честный Колька. - Пошли!
И мы пошли.
Чёрного Монаха мы в монастыре не встретили. Но зато нас поджидала другая неприятность. Возле домика, в котором был нужный нам подвал с ежом и картиной, кипела работа. Там трудилась бригада реставраторов. Сновали крепкие мужчины в ярких синих комбинезонах, с желтой надписью на спине: "Реставрационная фирма "Лад"".
Комбинезоны были новенькие, с иголочки. Каски на головах реставраторов блестели, как купол надвратной церкви. Сами они были весёлые, загорелые, почти все бородатые, но не старые.
- Вот невезуха! - заорал раздосадованный Неукротимый Маркиз. - Круто не везёт! И что здесь эти реставраторы делают?! У нас в доме все стены в подъезде облупились, вот пошли бы и отреставрировали!
Он так громко выражал своё недовольство, что на него стали оглядываться. Реставраторы были все, как на подбор, мужчины крепкие, плечистые, так что запросто могли накидать по шее. Поэтому я счёл за лучшее утащить Кольку подальше.
Мы встали с ним в углу монастырского двора, сделав вид, что нас очень интересуют полуразрушенные стены.
Судя по всему, реставраторы будут работать до вечера. Мне стало как-то не по себе. Приходить сюда в сумерках не хотелось. У меня даже мурашки по коже побежали. На наше счастье пришёл бригадир и позвал реставраторов обедать.
Как только они ушли, мы с Неукротимым Маркизом рванули к подвалу. Колька примчался первым, протиснулся боком в двери, но неожиданно застыл на пороге.
- Ты чего?! - нетерпеливо толкнул я его в спину, пугливо озираясь. Нас же увидят!
- Да тише ты! - заорал Колька. - Чёрный Монах твой не такой уж и призрачный! Вот смотри!
Он отодвинулся, и в дневном, косо проникающем свете, я увидел в густой пыли отчётливые большие следы возле двери.
- Может, это кто-то ещё заходил? - спросил я. - Вон сколько реставраторов работает вокруг.
- А там других следов нет! - закричал он. - Там только твои следы, Алёнкины и этого самого Черного Монаха! К тому же и никакой не монах он!
- Это почему так? - обиделся я. - Я сам его видел.
- Видеть ты видел, да не его! Монахи в кроссовках не ходили! А отпечатки именно кроссовок!
- Много ты знаешь, в чём монахи ходили, - не очень уверенно возразил я, протискиваясь в дверь.
В подвале было достаточно светло для того, чтобы разглядеть, как кружили по подвалу большие следы кроссовок. Следы подходили к щиту возле стены. Я упал на колени и заглянул за щит. Туда никто не заходил. Вытащив камень, я стремительно просунул руку в тайник, и ещё более стремительно вырвал её оттуда.
И как это я забыл о еже! Он выбрался из коробки, и я укололся.
- Что, картина пропала?! - заорал над моим ухом Колька.
Я совсем позабыл про него и от испуга чуть не подпрыгнул.
- Если ты ещё раз так заорёшь в ухо, я тебе дам по шее! - пригрозил я.
- По шее и я могу! - почти нормальным голосом отозвался Неукротимый Маркиз. - Так что там с картиной?
- Сейчас достану, - отозвался я. - Вот держи пока!
Я протянул ему пойманного ежа, а сам полез за картиной. Я даже дыхание затаил. Но все мои волнения оказались напрасными. Холст был на месте.
Я вытащил его, засунул под рубашку, и мы выскочили на улицу.
Не оглядываясь, помчались к выходу из монастыря. И налетели на могучую фигуру высокого бородача в рясе.
- Вы что тут делаете?! - прогремел бас над нашими головами.
- Мы тут смотрим! - заорал Колька.
От неожиданности мужчина в рясе выпустил Колькино плечо.
- А ты что за живот держишься? - спросил он, заметив, что я прижимаю оттопыренную рубаху руками.
- Я... я это...
- У него живот болит! - закричал Неукротимый Маркиз.
- У него болит, а ты кричишь, - недовольно покосился мужчина. - И вообще, идите отсюда, мальчики, гуляйте.
Нам только того и нужно было. Мы пулей вылетели за ограду и помчались к Кольке. На бегу я оглянулся и чуть не упал.
Мужчина в рясе стоял, глядя нам вслед. Ветер трепал его длинные волосы, завернул края рясы, а под ней стали отчётливо видны джинсы и большие белые кроссовки!
Я припустил ещё быстрее, и вскоре мы сидели у Кольки.
- И как мы будем возвращать картину? - спросил он меня.
- Завтра пойдём в музей, там, рядом с туалетом коридор и кабинеты служебные, в какой-либо кабинет и подкинем, - нашёлся я.
На том и порешили. Ёж остался у Кольки. Мы посмотрели картину, ничего особенного на ней не увидали, Колька зачем-то даже изнанку рассмотрел через увеличительное стекло.
Потом так же тщательно он изучил сам портрет.
- Смотри-ка! Здесь ещё что-то видно!
Я взял увеличительное стекло. В одном месте отвалился верхний слой краски, и под портретом проглянул нарисованный глаз.
- Ух ты! Нужно отколупнуть! - загорелся Неукротимый Маркиз.
- Тебе самому нужно что-то отколупнуть! - перехватил я его руку. - Это же музейная ценность!
- Так там же ещё что-то нарисовано!
- Вот специалисты и увидят, что там нарисовано, - возразил я. - Ты спрячь картину получше. Завтра я приду, и отнесём её в музей. А ты напиши записку, что неизвестные благородные люди возвращают музею ценную картину. Только без ошибок пиши! Благородные люди ошибок не делают!
- Вот именно! - съехидничал Колька. - Они за просто так картины не возвращают!
Вечером я успокоил Алёнку, рассказав ей, что ёж у Кольки. Папа был озабочен. Его срочно отправляли в командировку, а мама ещё не вернулась, и он не знал, куда нас девать.
- Отправь нас к деду Николаю! - канючила Алёнка.
- Без вас разберусь, - устало отмахнулся папа.
Он сел звонить по телефону, а мы легли спать.
Утром я отвёл Алёну в школу, а сам помчался к Кольке.
- Ну что, пошли? - спросил я с порога.
- Куда пошли?! - прокричал Колька, с трудом преодолевая зевоту. Музей только в одиннадцать откроется!
- Записку написал? - спросил я.
Колька молча кивнул на конверт, лежавший на столе, а сам с закрытыми глазами пошёл в ванную. Умывался он так же громко, как говорил. Он фыркал, плевался, даже пытался что-то петь.
Я же прочитал его записку.
Уважаемый музей!
Пишут вам совсем неизвестные, но очень благородные люди. Мы возвращаем вам картину. Если вы нас не найдёте, тогда, конечно, можете награду не давать.
Неизвестные люди. И благородный человек Николай Петухов.
Ученик 56-й школы
- Ты бы ещё свой адрес написал! - возмутился я.
- А ты думаешь нужно?! - обрадовался Колька.
- Дал бы я тебе!
- Дал один такой! - выпятил губу Неукротимый Маркиз. - До сих пор того героя ищут.
Всё же я заставил его переписать послание. А ровно в одиннадцать мы стояли у входа в музей частных коллекций. После вчерашнего ограбления посетителей собралось много. Колька стоял в очереди и всё время странно дёргался.
- Что ты дёргаешься?
- Что я могу сделать, если весь чешусь?! - заорал замотанный под рубашкой в холст Неукротимый Маркиз.
Стоявшая впереди женщина испуганно оглянулась, отодвинулась и спросила нас:
- Мальчики, вы не хотите пройти вперёд? Я пропущу.
Мы воспользовались её предложением.
- Пошли в туалет! - заорал Колька, как только мы вошли в музей.
Не понимая, к кому обратился с таким громким призывом мой друг, посетители растерянно оглядывались. Я же уволок Кольку за собой в залы.
Мы пошли, делая вид, что рассматриваем картины и очень интересуемся всеми этими нарисованными деревцами и домиками.
Колька шёл молча. Поэтому когда он неожиданно заорал в музейной тишине, вздрогнул даже я, не говоря уже об остальных посетителях.
- Шишкин! - орал Колька. - Смотри! Шишкин!
При этом он тыкал пальцем в растерянного бородатого мужчину, стоявшего возле какой-то картины. На истошный вопль Неукротимого Маркиза сбежались посетители из других залов. И все смотрели на мальчика, который шёл к бородатому дяде, тыкал в него пальцем и голосил:
- Шишкин! Шишкин!
- Ты что, с ума сошёл? - схватил я за руку Неукротимого Маркиза. Какой это тебе Шишкин? Ты хочешь, чтобы нас из музея выгнали?
- На картине Шишкин! - орал Колька, показывая на картину за спиной бородача, на которой был нарисован сосновый лес. - Три медведя на картине!
- Где ты там медведей увидел? - схватился я за голову.
- Медведи сейчас выйдут! - кричал Колька. - Я точно помню! Вот и дерево поваленное, они по нему в прошлый раз на картине лазили!
Кое-как я утащил его и повёл вниз, к служебному коридору, на ходу сердито объясняя, что сосны не только Шишкин рисовал. В самом начале коридора стоял милиционер, и нам пришлось свернуть в туалет.
- Что будем делать? - спросил я.
Колька стал быстро расстёгивать рубашку.
- Ты что делаешь? - спросил я.
- Чешется! - простонал Колька. - Холст колючий!
- Давай почешу, - предложил я.
Мой приятель послушно повернулся ко мне спиной. В это время в туалет вошёл тот самый бородач, которого Колька обзывал Шишкиным. Он изумлённо посмотрел на нас с Колькой и спросил:
- Что это вы делаете, мальчики?
- Да вот у него спина чешется сильно, - забормотал я, указывая на Неукротимого Маркиза в расстёгнутой рубашке.
- Дай я посмотрю, - строго сказал бородач, отстраняя меня.
У меня внутри похолодело. Сейчас он поднимет рубашку и увидит картину. Но Неукротимый Маркиз неожиданно завопил и рухнул на пол.
- Вы что, не видите, что ему плохо? - закричал я на мужчину. - Скорее звоните в "скорую"!
Мужчина выскочил из туалета.
- Ты что наделал?! - заорал Неукротимый Маркиз, вскакивая на ноги. Бежим отсюда!
Я высунулся в коридор, но там уже спешили к туалету люди в белых халатах с носилками. Я захлопнул дверь.
- Что ты наделал?! - повторил в отчаянии Колька. - Меня же осматривать будут!
Он заметался по туалету, шаги стремительно приближались.
Глава четвёртая
"За что боролись?!..."
- Ложись! - закричал на меня Колька. - Пускай думают, что это тебе плохо!
- Дядька же тебя видел, - вяло возразил я.
- Он меня не запомнил! Ложись скорей, иначе подумают, что это мы картину украли! Кто нам поверит, что мы её вернуть хотели?!
Этот довод на меня подействовал. Я рухнул на кафельный пол, и вовремя: в двери уже вваливались санитары с носилками, и тётенька в белом халате и с чемоданчиком. Тётенька эта сначала мне очень понравилась, она была симпатичная, и так осторожно меня осматривала. Но как только она извлекла из чемоданчика большой шприц, я тут же в ней сильно разочаровался, поняв, что внешность обманчива.
Дяденька, который вызывал санитаров, подозрительно смотрел на меня, а потом сказал:
- Мне кажется, что плохо было совсем другому мальчику.
Но другого мальчика и след простыл. Я же наплёл, что так безумно люблю музей, что хожу по нему третий день от открытия до закрытия, вот у меня и закружилась голова.
Я надеялся, что меня тут же отпустят, но тётенька в белом халате, услышав, что я третий день подряд хожу по музею, сказала:
- Мальчик, лежи, тебя нужно показать пси... - она закашлялась. Нужно показать другим врачам.
Не слушая возражений меня уложили на носилки, а когда я стал брыкаться, вкатили ещё один укол, после чего сразу стало спокойно и захотелось спать. Так полусонного меня и вынесли на улицу.
Но тут откуда-то выскочил Колька и заорал:
- Дяденьки! Дяденьки!
Санитары от неожиданности выронили носилки и их содержимое, то есть меня.
- Дяденьки! Дяденьки! - вопил Колька, - Вас срочно вызывали обратно! Там кому-то совсем плохо!
Санитары подхватили меня с асфальта, плюхнули на носилки и кое-как запихав в машину, галопом умчались в музей.
- Вставай! - буквально выдернул меня из машины Неукротимый Маркиз. Бежим скорей домой!
Мы рванули так, что пятки засверкали. Я бежал впереди, и совсем позабыл, что дом Кольки ближе. Мы влетели в мою квартиру, натолкнувшись в дверях на озабоченного отца.
- Что это вы такие взъерошенные и растрёпанные? - спросил отец.
- Бегали во дворе, играли, - отдуваясь, пояснил я.
- Меня срочно посылают в командировку, - развёл руками отец, а я только сейчас обратил внимание на то, что у порога стоит папин дорожный чемоданчик. - Придётся вам с Алёнкой пожить у дедушки Николая. Пойдём, я отведу тебя, заодно мне нужно кое-что ему сказать. Коля может пойти с тобой.
Пожить у деда Николая - это клёво! Все мои друзья его просто обожают. Когда-то он был оперуполномоченным в уголовном розыске, потом писал рассказы, его часто приглашают для консультаций, когда снимают кино. А как здорово он рассказывает! Каких только друзей у него нет! И художники, и музыканты, и моряки, и лётчики, и, конечно же, милиционеры.
- Вот кто нам нужен! - толкнул меня в бок Колька.
Я молча кивнул, досадуя, что сам сразу не сообразил. Вот к кому нужно было сразу же обращаться! Он бы мигом подсказал, что и как нам делать.
Дед был, как всегда, в хорошем настроении. Он с удовольствием тряс руку папе, энергично пожал руки и нам. Отец очень торопился, он передал деду ключи, простился с нами, и велел мне помогать деду и следить за Алёнкой.
Отец уехал, а дед Николай пригласил нас пить чай с клубничным вареньем. Он сидел с нами за столом, шутил, поддразнивал горластого Кольку и хитро щурился. Одет он был в белую рубашку, под распахнутым воротом которой видна была полосатая тельняшка. Ростом дед был невысок, но широк в плечах. На лице его почти не было морщин, отчего выглядел он совсем молодо, только пышная шевелюра была совершенно седой.
Мы говорили о том, о сём, отвечали деду невпопад, потому что не могли решиться заговорить о главном, толкая под столом друг дружку ногами.
- Тебе что, Коля, холодно? - спросил неожиданно дед.
Мы недоумённо переглянулись, дед прихлёбывал чай из блюдечка, а глаза его озорно смеялись.
- Почему это мне холодно? - осторожно спросил Колька. - Мне совсем даже жарко.
- Что же ты тогда под рубашку напихал? - притворно удивился дед.
Конечно, старый сыщик, он сразу всё заметил.
- Так что же такое ты прячешь под рубашкой, и о чём вы мне поведать собираетесь, да никак не решитесь? - отодвинул от себя чашку дед. Надеюсь, вы не наделали никаких глупостей?
Мы с Колькой переглянулись, я набрал в грудь побольше воздуха и выпалил, зажмурившись:
- Мы картину нашли, которую украли в музее. Мы её обратно понесли, как благородные люди. Мы сначала ежа понесли в Зачатьевский монастырь, там Чёрный Монах ходил, мы его даже видели, потом картину нашли, я не знал, что это "Бобыль", а потом узнал. Мы её отдать хотели, как благородные люди, а мне укол всадили, как неблагородному какому...
- Подожди, подожди, - остановил меня дед. - Давайте, братцы, всё же по порядку. Какой монах, какой бобыль, кто украл картину?
Перебивая друг друга, мы с Колькой всё же рассказали, как нашли украденную картину и как пытались отнести её в музей.
- Вас, друзья мои, драть нужно, как сидорову козу! - рассердился обычно добродушный дед. - Это же серьёзное дело, а вы молчите о находке. Музейный экспонат за пазухой держите! Доставай немедленно!
Колька достал картину. Дед бережно положил небольшое полотно на кровать и стал его рассматривать. Краски на портрете почернели, почти ничего не было видно. Смутно вырисовывался портрет бородатого мужчины, державшего какие-то штуки. Возле его головы, чуть правее, было небольшое пятно и в это пятно, как в замочную скважину, выглядывал чей-то нарисованный глаз.
- Что-то там нарисовано под этим портретом, - сказал дед, внимательно всматриваясь в картину. - Нужно, конечно, звонить в уголовный розыск, но сначала пойдём сходим к моему знакомому реставратору, он живёт в соседнем подъезде, послушаем, что он скажет. Не повредили ли вы что.
- Мы очень осторожно! - попытался оправдаться я.
- Вот это мы сейчас и узнаем, - уклонился от возражений дед. - Пошли к реставратору.
Дверь в нужную нам квартиру была приоткрыта, из неё на лестничную площадку клубами валил едкий дым.
- Что там случилось? - нахмурился дед. - Пожар, что ли?
Он решительно шагнул в коридор, но тут же выскочил обратно, размахивая руками и отчаянно кашляя. Глаза его слезились.
- Нужно срочно пожарников вызывать! - воскликнул он.
- Зачем пожарников? - хохотнул поднимавшийся по лестнице полный пожилой мужчина с хозяйственной сумкой в левой руке, и лохматой собачкой под правой рукой. - Блинами угощаться?
- Нашли время шутить! - укоризненно покачал головой дед.
- А я и не шучу, - развёл руками мужчина, выронив из-под локтя собачку, которая тут же звонко залаяла, и исчезла в квартире за стеной дыма.
- Ну вот, из-за вас Жулька убежала!
Расстроенный мужчина отважно шагнул в дым следом за собачкой.
- Удивительно, как человек предан собаке! - покачал головой дед, не решаясь ещё раз войти в клубы синего дыма.
Но в дверь потянуло свежим воздухом, дым стал быстро рассеиваться, уже стал проглядывать коридор. По нему быстро шёл к выходу мужчина, он нёс, поддерживая локтем, беглянку Жульку.
- Я там окно открыл, - на ходу сообщил он нам, - так что можете заходить, теперь дым рассеется. А Свят на кухне, он там блины отливает.
Дедушка пожал плечами, но всё же пошёл по коридору. Мы с Колькой осторожно двинулись за ним.
Реставратор с таким смешным именем "Свят", действительно был на кухне. Он отплясывал возле плиты замысловатый танец перед гигантской закопчённой сковородой, на которой превращался в угольки очередной блин.
Стены и потолок кухни были густо покрыты копотью и брызгами теста.
- Я категорически приветствую реставраторов! - шутливо провозгласил дедушка. - Что это, Святослав, за новый способ печь блины прямо на стенах?
Свят огорчённо отбросил сковороду, повернулся и раскрыл объятия. При этом он размахнул руками от одной стены кухни до другой. Ростом этот реставратор был под потолок, одет в спортивные штаны, порванные на коленях, и в линялую клетчатую рубаху, распахнутую на могучем животе. Лицо у него было круглое, заросшее всклокоченной бородой, а глаза голубые и весёлые.
- Кто к нам пришёл? - забасил реставратор. - Николай Павлович! Это кто с вами? Внуки? Вы в комнату проходите, я тут блины пытался производить. Вы проходите, я мигом!
И тут же пошёл из кухни, поневоле заставив нас отступать, поскольку разминуться с таким необъятным человеком оказалось невозможно. Дедушка хорошо знал квартиру, и уверенно толкнув одну из дверей, поманил нас за собой. Свят исчез в ванной, откуда донёсся шум воды.
Пока он приводил себя в порядок, мы с Колькой рассматривали комнату, в которую завел нас дед. Там было на что посмотреть! Посредине комнаты красовался овальный стол, крышка которого была выложена деревянной мозаикой, изображающей скачущих на лошадях мужчину и женщину в белом платье. Это выглядело очень красиво. Возле стола, горделиво изогнув резные ручки, расставив важно ноги, стояли два кресла, украшенные резьбой. Я такие только в музее видел.
На многочисленных полках толпились глиняные кувшины, очень красивые, со всякими украшениями. Там же покоились лаковые шкатулочки, новенькие и совсем старые, потускневшие и потрескавшиеся, с облупившейся краской. А ещё по этим полкам разгуливали удивительные глиняные игрушки. Да такие задорные и живые, что глаз было не оторвать!
Игрушечный город жил своей жизнью, не обращая на нас никакого внимания. Женщины в длиннополых платьях шли за водой, с коромыслами на плечах, горластые петухи вытягивали шеи, крича своё громкое "ку-ка-ре-ку", гармонисты пели озорные частушки, девушки с румянцем на щеках плыли в медленном танце. Толстые попы в рясах, рогатые черти, пятнистые коровы, улыбающиеся львы и диковинные звери, все мирно уживались рядом.
Я подумал, что если бы сюда вошла Алёнка, она визжала бы от восторга. Жаль, что она не видит эту красоту.
- Ну что, нравится? - весело подмигнул, прервав наш осмотр, реставратор. Он протянул нам с Колькой ладонь, большущую, как сковорода, на которой он пытался печь блины.
- Святослав! - представился он. - Для друзей просто Свят.
Выслушав наши имена и пожав нам руки Свят обернулся к дедушке.
- С чем пожаловал, Николай Павлович?
- Дело у нас к тебе, Свят, - нахмурившись, ответил дедушка. Серьёзное дело. Ты про кражу в музее слышал?
- Слышал, - сдвинул брови Свят. - Картину Перова "Бобыль-гитарист" украли какие-то негодяи. Только непонятно, зачем.
- Почему непонятно? - удивился дедушка. - Крадут затем, чтобы продать. Картины больших денег стоят.
- Стоят картины по-разному, - возразил Свят. - Особенно краденые. Дело в том, что исторически, как произведение искусства, любая картина бесценна и неповторима. Но на аукционах, среди коллекционеров, картины имеют реальную, денежную стоимость. И продать украденную картину не так-то просто. Украденное пальто можно носить, и никто не догадается, что оно украденное. А вот всемирно известную картину у себя дома на стенке не повесишь, сразу заметят. К тому же у нас в России не так много коллекционеров, которые заплатят большие деньги за картину, которой можно любоваться исключительно в одиночку. Переправлять же такую картину за границу - бесполезно. Передвижники, увы, на мировом рынке не котируются. И коллекционирует их мало кто. Так что картину, к сожалению, вряд ли найдут. Украли её, скорее всего, не подумав, продать не сумеют и выбросят. Если случайно не попадутся, картина пропала...
- Картина не пропала, - решился дедушка. - Эти вот обормоты нашли её случайно в подвале.
- Не может быть! - всплеснул руками Свят.
- Показывайте, - распорядился дедушка.
Колька принёс оставленную в прихожей картину. Не успел он её развернуть, как Свят категорически заявил:
- Это не та картина.
- Почему?! - ахнули мы с Колькой.
- Ты её даже не видел, - удивился дедушка.
- А мне и смотреть не нужно, - пожал могучими плечами Свят. - Я на неё в музее насмотрелся. "Бобыль гитарист" написан не на холсте, а на доске. Так что можно не глядя сказать, что это другая картина.
- За что боролись?! - завопил Колька так громко, что не знавший его реставратор слегка отодвинулся.
- А мне такой укол всадили из-за этой картины, - вспомнил я.
- В каком же подвале вы нашли холст? - спросил Свят.
- В домике в Зачатьевском монастыре.
- Интересно! Ну-ка, давайте посмотрим находку.
Свят бережно взял картину, и развернул её на столе. Колючий, недобрый взгляд бородатого мужчины глянул на нас с потемневшего холста. Справа от его лица выглядывал чей-то глаз.
- Интересно, интересно, - бормотал Свят, совершенно позабыв о нас, кудахча над картиной, как курица над цыплятами. - Кто ж это такой? Странный портрет! Сейчас, сейчас...
Он вышел и почти тотчас вернулся, высыпав на стол несколько очищенных долек чеснока.
- Сейчас мы с этим господином поближе познакомимся, - бормотал Свят.
Разрезав дольку чеснока пополам он стал осторожно протирать холст. На наших глаза происходило маленькое чудо: краски оживали, было такое ощущение, словно протёрли очень пыльное окно и сразу стало видно, что небо не серое, а голубое.
- Странно, - дёргая себя за бороду, размышлял реставратор, стоя над осветлённой картиной. - Ты смотри: в руках царские знаки: видите? Вот эта булава - скипетр, а этот шар - держава, а лицо незнакомое, не монаршее. И почему поверх какого-то портрета? Где-то я это уже видел?
Он нахмурился, мучительно вспоминая, и вдруг хлопнул себя по лбу. Проделал он это с таким оглушительным звуком, что я удивился тому, что голова у него не отлетела.
- Я похожий портрет в Историческом музее видел! Там он был поверх портрета царицы Екатерины написан. Это же Пугачёв!
- Кто же его нарисовал поверх царицы? - заинтересовался дедушка. Кто же по тем временам решился на такое?
Глава пятая
Кто решился?
Зимой 1773 года Никитка сидел возле жарко натопленной печки, дремал и слушал, о чем говорят артельщики и дядька Кирилл. Дядька Кирилл был искусным богомазом, писал иконы в монастырских мастерских Оренбурга. Когда в прошлом году случилась засуха, и был сильный недород, отец собрался на заработки в город, и решил взять Никитку с собой.
- Мы всей семьей, семь ртов, зиму не выдюжим, - пояснял отец мамке. В город в этот год на заработки многие пойдут, голодно. А когда работников тьма, много не заработаешь. Попробую Никитку к делу пристроить, хотя бы за прокорм.
- Куда ж ты его в городе пристроишь? - тихо всхлипывала мать.
- Есть у меня там богомаз знакомый, - не очень уверенно отвечал отец, - может, возьмет его, хотя бы за харчи. Нам бы зиму пережить...
Матери возразить было нечего, и Никитка отправился из родной деревни в Оренбург. Дядька Кирилл оказался угрюмым мужиком, невысоким, тощим, в неряшливой монашеской одежде, перепачканной красками. Никитку он встретил неприветливо, но в обучение взял.
Учеба была непростой: поначалу приходилось больше по хозяйству возиться: дрова таскать, кисти мыть, в мастерской и в келье дядьки Кирилла убираться. Но Никитка был парнишка деревенский, к работе приученный, старательный. Дядька Кирилл прилежание ученика заметил и стал учить его растирать краски, яичные желтки, находить разноцветные глины, из которых эти самые краски изготовлял. К тому же у парнишки открылся изрядный талант к рисованию.
- Виданное дело, - ворчал дядька Кирилл. - Сейчас стали иконы готовыми красками писать. Когда ж такое было?!
Никитка, которому приходилось вручную растирать краски, искать цветные глины, был совсем даже не против готовых красок, но об этом помалкивал, зная не только тяжелый характер дядьки Кирилла, но и его тяжелую руку.
Угрюмый дядька почему-то привязался к такому же, как он, молчаливому мальчишке. Стал выделять его трудолюбие, брать с собой выполнять заказы.
Вот так и оказались они в небольшом городке под Оренбургом, куда приехали к местному дворянину, обновить иконостас.
Под мастерскую выделили им небольшую светелку во флигеле. Там же, на кухне, они и кормились тем, что оставалось после барина и его родни, квашеной капустой и картошкой, да пареной репой.
Вместе с ними столовалась дворня и пришлые артельщики, ставившие каменное крыльцо и строившие новую конюшню.
Обычно молчаливый дядька Кирилл в последнее время стал проявлять удивительную для него разговорчивость, жадно выслушивал вновь пришедших, живо участвовал в разговорах. Никитка этими беседами не очень интересовался: в последние дни все разговоры так или иначе сводились к Пугачеву, который шел с войском на Оренбург. Вот и сегодня говорили о том же.
- Слышь, богомаз, - наваливаясь грудью на стол, спрашивал дядьку Кирилла дюжий артельщик. - Правду бают, что Пугач этот самый никакой не казак беглый, а сам царь анпиратор Петр Третий?
- Про то не знаю, - обиженно поджал губы дядька Кирилл, который не любил, когда его называли богомазом.
- Ты же с самого Оренбурга, там-то что про Пугача говорят? - не унимался артельщик.
- Много там чего говорят, - уклончиво ответил дядька.
- Ну все же? - не отставал дотошный артельщик. - Вы все же в Оренбурге живете, к начальству поближе. Обскажи нам, мил человек.
- Уважь, расскажи что знаешь, - придвинулись и другие артельщики и челядь. - Мы тут живем в темноте, в глуши, слухами кормимся, как вороны, что в воздухе поймали, то и съели.
- Я сам мало что знаю, - сделал попытку выйти из-за стола дядька Кирилл, но его удержали едва не силой.
- Ты нам, божий человек, поведай, что сам слышал.
- А что я слышал? - нехотя отозвался дядька Кирилл. - Разное говорят. На площади указ читали, что никакой он не Петр Третий, а беглый казак, разбойник Емелька Пугачев. А по рукам в городе бумаги ходят, вроде как грамоты его, он в тех грамотах пишет, что он царь, Петр Третий, Екатерина, жена его законная, извести его хотела, да ему спасти удалось, у казаков на реке Яике укрыться. А вот теперь настало ему время объявиться.
- И что еще в тех грамотах писано? - придвинулись к дядьке Кириллу артельщики и дворовые.
- Много чего там писано, - нехотя развел руками дядька Кирилл. Прельщает всяко. Говорит, что волей всех жалует...
- Слышь?! - восторженно гаркнул артельщик, который расспрашивал дядьку Кирилла. - Волей жалует! Конечно, царь!
- Только я сам тех грамот не видел, - поспешил пояснить дядька Кирилл.
В этот момент двери распахнулись, ворвались солдаты, в сопровождении одного из дворовых.
- Показывай, кто тут про разбойника Пугача байки рассказывал, толкнул в плечо дворового капрал.
- Вот этот вот, - ткнул пальцем перепуганный мужичок в дядьку Кирилла. - А вот этот больше всех спрашивал, - он ткнул в дюжего артельщика.
- Берите их! - приказал капрал.
Артельщик вскочил, попытался схватить скамью, но на него навалились солдаты, повязали и вместе с дядькой Кириллом поволокли на улицу, не дав одеться.
- Отпустите дядьку! - кинулся под ноги солдатам Никитка. - Он ничего плохого не говорил!
Его грубо оттолкнули.
- Погодь, парнишка, не тужи! - весело подмигнул ему связанный артельщик. - Будет им ужо! Придет Пугачев, освободит и меня и твоего дядьку!
Кто знает, чем кончилась бы для дядьки Кирилла его "разговорчивость", но только ночью в городок действительно вошел Пугачев.
Никитка проснулся от звука выстрелов и выскочил во двор. Там уже было полно народа, стоял гвалт, под ногами метались невесть кем выпущенные ошалевшие куры, добавляя суматохи и шума. Из конюшен казаки выводили лошадей. Возле погреба, в который заперли до утра дядьку Кирилла и не в меру любопытного артельщика, стояли обезоруженные солдаты. У капрала была рассечена щека, порван мундир. Их окружали вооруженные люди, пестро одетые. Казачьи папахи, островерхие башкирские малахаи, полосатые татарские халаты, все перемешалось во дворе.
- Ключи давай! - наскакивал на бледного капрала дюжий казак, замахиваясь саблей.
- Нет ключей, у хозяина ключи, - прохрипел капрал, сплевывая на снег кровь.
Выволокли во двор хозяина, в распахнутой шубе, накинутой прямо на исподнее.
- Ключи давай! - закричал на него казак.
- Ты на меня не ори! - дернулся хозяин, вырывая локти у державших его мужиков с саблями на боку. - Я - майор в отставке, почетный дворянин, не тебе, мужику, орать на меня! И ключей от меня не дождетесь. Выбросил я ключи в колодец.
- Ты с нами не шуткуй! - разозлился казак. - Давай ключи, если жить хочешь, сокровища давай!
- Я не за сокровища государыне и Отчизне служил! - вскинул гордо голову хозяин. - Нет у меня сокровищ. Да и были бы, вам, ворам, не отдал бы.
- Почто нас ворами обозвал?! - приступили к нему. - Мы не воры! Мы армия Пугачева! Императора Петра Третьего!
- Воры вы и есть, против законной царицы бунтуете, - упрямо мотнул головой хозяин, - а Пугач ваш - первый вор...
- Ах ты... - шагнул к нему казак, замахиваясь для удара плетью, но кубарем полетел в снег, сбитый ударом кулака.
Хозяина повалили в снег, сдирая шубу, казак вскочил на ноги и выхватил саблю, готовясь нанести смертельный удар.
Но во двор въехали несколько всадников, и казак опустил саблю.
- Об чем шумим, станичники? - ловко спрыгнув с коня, спросил рябой мужик в зипуне, подпоясанном яркой алой атласной лентой, за которой торчали рукояти двух пистолетов и кривой кинжал.
- Так вот, надежа государь, - поклонился казак, - запер этот кровопивец людей в подвал и ключ не дает. Сокровища свои наворованные выдать отказывается.
- Врешь, вор! - вскинул голову хозяин. - Все, что есть у меня, кровью оплачено. Все я воинской службой государевой заслужил.
- Ишь, герой какой! - хмыкнул прискакавший мужик. - Поднимите его, я в глаза его глянуть желаю. Ну, может, ты и мне послужишь?
- А ты кто такой есть? - спросил хозяин, поправляя на плечах шубу.
- Я? - весело удивился мужик. - Я - государь Петр Третий.
- Врешь ты все, - устало махнул рукой хозяин. - Какой ты государь? Ты вор, Емелька Пугачев, мужицкий царь...
- Да хотя бы и так! Не все вам, боярам да дворянам царей своих имать. Нужон и мужицкий царь, который волей жалует, - дернул щекой Пугачев. - Ты прямо говори, служить мне будешь?
- Дороже чести у меня сокровищ нет, - вздернул упрямый подбородок отставной майор. - Я государыне присягал, другой присяги принимать не стану. И тебе, вору, служить не буду. Мне твоя воля не нужна, я сам по себе волен служить тому, кому присягал.
- Ну, тады ладно, ты свою волю сказал, теперь я свою волю сказывать буду. Вешайте его! - махнул рукой Пугачев.
- А ключи? - спросил казак.
- Что ж ты за казак, если замок без ключей открыть не могешь? - зло ощерился Пугачев.
Он рванул из-за пояса пистолет и выстрелом сбил с двери замок. Отставного майора потащили к воротам, через которые уже перекинули веревку с петлей. Капрал неожиданно бросился на одного из мужиков и попытался вырвать у него пистолет из-за пояса, но его свалили ударом сабли.
Из погреба вышли артельщик и дядька Кирилл. Дядька Кирилл подслеповато щурился, оглядывая двор, освещенный всполохами горевшего сарая. Увидел под ногами труп капрала, отшатнулся испуганно, закрестился.
- Кто такие? - спросил, подходя к ним Пугачев. - За что вас в погреб посадили?
- За то, что про тебя разговоры разговаривали, - выступил вперед артельщик. - Я сам артельщик, крыльцо мы ставим. А этот мужичок - богомаз, он про тебя и сказывал.
- И что ты такое сказывал? - весело подмигнул дядьке Кириллу Пугачев.
- Что сам от других слыхал, то и сказывал, - мрачно буркнул дядька Кирилл, вглядываясь в толпу, отыскивая Никитку, который сам уже бросился к нему.
- И что же ты такое обо мне слыхал всякое? - не отступался Пугачев.
- И что царь ты, и что самозванец, и что волю даешь, и что грабишь, всякое...
- А сам ты как думаешь - царь я, или самозванец? - задал каверзный вопрос Пугачев.
- Я человек темный, мое дело святые лики писать, а не думы думать, уклонился дядька Кирилл.
- Ну, ну, - недовольный его ответом проворчал Пугачев. - А мою персону намалевать можешь?
Дядька Кирилл осмотрел двор, задержался взглядом на убитом капрале, на качающемся в петле на воротах хозяине дома и потупясь ответил:
- Я в своих решениях не волен. На мне обет монашеский, писать только лики святые.
- А я - царь, я помазанник божий! - начал злиться Пугачев. - Али я рожей не вышел?!
- Про то мне доподлинно не ведомо, - вздохнул упрямый дядька Кирилл и украдкой перекрестился дрожащими пальцами.
- Ах, неведомо?! - шагнул к нему Пугачев, раздувая ноздри, ухватившись за рукоять сабли.
- Постой! - бросился ему в ноги Никитка. - На мне обета нет, я твой портрет напишу! Я могу! Я умею! Только дядьку Кирилла отпустите!
- Точно могешь? - нахмурился Пугачев, с недоверием осматривая Никитку.
- Могу! Я его ученик! - Никитка кивнул на дядьку.
- Ладно, поглядим. А за этим богомазом присмотрите, покамест мой лик нарисуют. Ну, пойдем, парнишка, посмотрим, что ты могешь.
Никитку провели в дом отставного майора, в самую большую залу, куда натащили множество свечей. Пугачев устроился в кресле, скинул зипун, оставшись в легком кафтане. Ему перекинули через плечо широкую ленту. На ленте был какой-то орден. Пугачев надвинул на лоб высокую папаху, нахмурил брови. В руки ему вложили булаву и шар. Никитке принесли краски и доски.
- Не могу на доске писать, - поклонился Никитка. - Нельзя.
- Ну и ладно, давайте вот тот патрет сюда, - распорядился Пугачев, указав пальцем на портрет царицы Екатерины, висевший на стене. Когда портрет поставили перед Никиткой, Пугачев приказал: - Вот поверх ее и пиши. Она мне изменила, извести меня хотела, пускай теперь правда торжествует.
Никитка в нерешительности топтался перед портретом императрицы, рука не поднималась покрыть его грунтом.
- Что топчешься? - нетерпеливо прикрикнул Пугачев. - Хочешь, чтобы дядьку твоего на виселицу вздернули?
Никитка перекрестился и сам себе ужасаясь, зажмурившись, махнул кистью по глазам Екатерины, словно не хотел, чтобы она видела его святотатство...
Писать Пугачева оказалось легко. Волосы, постриженные в кружок, простое лицо, усыпанное рябинами, усы и борода. Работа шла легко, и портрет был написан быстро...
- Гляди-ка, - ворчал одобрительно Пугачев, осматривая работу. - Как живой. Только вот ряби ты мне, кажись, прибавил. А вот за то, что ты меня поверх царицки нарисовал, если что, тебе не сдобровать. Ну, ин ладно. Бог не выдаст... Эй, генералы! Выдать ему награду, а потом выпороть, да чтобы все видели.
Неожиданным приказом Пугачев удивил всех. Но пояснять ничего не стал, встал и стремительно ушел из зала. Никитку отвели во двор и публично выпороли. После отвели в дом, выдали награду и вывели тайным ходом на улицу. Переулками отвели к маленькой избе на окраине, в которой его встретил дядька Кирилл.
- Сидите оба тихо, - приказал сопровождавший Никитку казак. - И на улицу поменьше шастайте.
Они и сидели тихо. А куда им было деваться? Вокруг Оренбурга стояли войска Пугачева, идти было некуда. Просидели они так почти до конца зимы, потом слух пошел, что разбили Пугачева...
глава шестая
Явление Черного Монаха
Мы столпились над портретом мятежного атамана и притихли, всматриваясь в потемневшие краски. На портрете Пугачев ничем не напоминал грозного предводителя восстания. Две вертикальные складки на лбу, от крыльев чуть вздернутого носа глубокие складки к усам, лицо скорее усталое, чем воинственное, по крайней мере, так мне показалось.
- Какой-то он совсем не героический, - словно подтверждая мои мысли, протянул разочарованный Колька. - И лицо обычное: только рябой. Разве предводители восстания такими бывают?
Он даже не орал, настолько был удивлен.
- Что же ты думал, что он будет с коломенскую версту ростом и с клыками во рту? - усмехнулся дед Николай. - Эх ты, тезка. Пугачев такой же обычный человек, как ты и я, только судьба у него совсем другая.
Колька что-то промычал в ответ, явно не согласный с дедом. Что-то хотел сказать Свят, он даже рот открыл, но в двери позвонили, и он пошел открывать.
- И все-таки какой-то он грустный, - несмело сказал я.
- Наверное, не все так уж весело было на его кровавой гулянке, покивал дед Николай.
- Что это вы тут рассматриваете? - раздался басок за нашими спинами.
Мы оглянулись. За нами стоял Свят, а рядом высокий, с него ростом, бородатый парень в джинсовом костюме, волосы собраны сзади в хвост. Лицо его показалось мне смутно знакомым, я опустил глаза и уперся взглядом в громадные белые кроссовки, тут же вспомнив, где мы видели этого парня. Я покосился на Неукротимого Маркиза, он тоже не отрываясь смотрел на кроссовки.
- Вот, познакомьтесь, - сказал Свят. - Александр, монах. Человек редкой профессии - иконописец и немного реставратор. Дайте ему на картину посмотреть.
Мы с Маркизом потеснились, пропустив Александра к холсту и наблюдая с двух сторон за его реакцией на портрет. Если даже портрет принадлежал ему, Александр и виду не подал, что удивлен. Или он уже знал об исчезновении картины из тайника, либо ничего об этом тайнике не ведал. Тогда что же тогда он делал ночью во дворе Зачатьевского монастыря? В том, что перед нами Черный Монах, лично у меня сомнений не было.
- А где вы работаете? - спросил Колька.
- В синодальных мастерских, - рассматривая картину, ответил рассеянно Черный Монах. - А еще наблюдаю за работой реставраторов в Зачатьевском монастыре.
- Ночью?! - выкрикнул Маркиз.
- Почему ночью? - от неожиданности Черный Монах не сразу ответил.
- Потому, что мы вас там ночью видели! - орал Колька. - Вы нас в подвале напугали. А потом утром мы вас видели! И кроссовки ваши в подвале отпечатались!
- Ерунда какая-то, - растерялся от его воплей монах Александр. - По ночам только нечистая сила бродит, а монахи по ночам спят. И дети тоже. Нормальные дети.
- Да ладно тебе, Саша, - похлопал его огромной ладонью по плечу Свят. - Не сердись на мальчишек. Мало ли что им ночью померещиться могло.
- Спать нужно по ночам, тогда и мерещиться ничего не будет, проворчал Александр.
- Вот это вот правильно, - согласился дед Николай.
- А кто такой этот самый Черный Монах? - спросил Александр у нас с Колькой.
- Это так говорят, рассказывают, что в Зачатьевском монастыре жил когда-то Черный Монах, он украл монастырскую казну, клады там попрятал и теперь ходит по ночам стережет, чтобы никто его сокровища не отыскал, пересказал я дворовую легенду.
- Ничего себе! - возмутился монах Александр и перекрестился. - Это что же, выходит, я на призрака похож? Тьфу! И, кстати, Зачатьевский монастырь был женским, так что монахам там взяться неоткуда. Если только монахиням. Это ж надо же, нечистой силой обозвать...
Он еще несколько раз энергично перекрестился, а дед поспешил отправить нас с Колькой в сад за Аленкой, наверное, чтобы мы зря глаза не мозолили и монаха не злили понапрасну.
До самого садика мы подавленно молчали.
- Не нравится мне этот Александр! - заорал Колька, когда мы вели Аленку домой. - Точно тебе говорю - он и есть Черный Монах! Видал, какие кроссовки у него?! В подвале такой же размер отпечатался!
- Ты же сам видел, что он не нашел тайник.
- Мальчики, а когда мы туда в первый раз пришли, следов на полу не было, - вмешалась неожиданно Аленка. - Они только на следующий день появились. Кто же тогда картину в тайник положил?
Мы с Колькой переглянулись и пожали плечами. Действительно, кто же положил картину в тайник?
Глава седьмая
Кто положил картину в тайник?
Войска Пугачева правительственные войска действительно рассеяли, осаду с Оренбурга сняли. Пугачевцы в спешке покинули городок, а уже утром через него потянулись войска, покатили пушки.
Войска было много. Шли целый день до вечера, не задерживаясь, прямиком через городок, на Оренбург, вслед пугачевцам.
Дядька Кирилл и Никитка впервые за много дней вышли свободно на улицу. Они стояли и смотрели на движущихся мимо солдат, лошадей, пушки.
- Всурьез за Пугача взялись, - вздохнул мужичок рядом с ними. Рассерчала анператрица. Теперь не сдюжает Пугач.
Он говорил и качал головой. И было непонятно, то ли он сочувствует Пугачеву, то ли злорадствует.
- Ничто! - уверенным басом возразил кто-то. - Уйдет в степи, там лови ветра в поле. Соберет калмыков, башкир, казачков. Холопов беглых, заводы Уральские подымет, глядишь, оклемается надежа государь, возвернется.
Никитка повернулся к говорившему и увидел того самого артельщика, из-за которого дядьку Кирилла посадили в погреб.
- А мне все едино, возвернется, не возвернется, - поспешил отойти от греха подальше мужичок. - Мое дело сторона. Пущай царь с царицкой воюют, а наше дело мужицкое, сторона наше дело...
- Вот то-то и оно, что сторона, - хмыкнул артельщик. - Вот ежели б все поднялись дружно, так и свернули бы всех кровопивцев в дугу. А так разве справишься? Всем миром нужно волю добывать...
- Это кому воли мало?! - рявкнул подкравшийся незаметно мужик в новеньком тулупе и богатой бобровой шапке. - Солдатики! Берите вот этого! Он к Пугачеву в войско вступал!
Артельщик рванулся, но мужик ухватил его за ворот, а тут и солдаты набежали, заломили ему руки за спину.
- И вот этого вот мальчишку возьмите! - кричал мужик. - Он портрет Пугачева писал!
- Брешет он! - рванулся на защиту Никитки дядька Кирилл, но его оттолкнули, и Никитку уволокли вместе с артельщиком. Дядька Кирилл бежал за ними всю дорогу до дома убитого пугачевцами дворянина, в котором обосновался штаб проходивших войск.
Теперь Никитка ночевал под охраной в том самом погребе, в котором сидел дядька Кирилл. Утром его выпустили. Свидетели показали, что его забрал Пугачев, велев писать портрет, но после его выволокли на улицу и жестоко выпороли. Значит, отказался он разбойника изображать.
Впервые в жизни Никитка поблагодарил человека, по чьему приказу его выпороли. Только теперь дошел до него смысл содеянного хитрым Пугачевым. Сумел он все же защитить Никитку.
- Где патрет-то? - вместо того, чтобы радоваться спасению ученика, спросил его дядька Кирилл, как только Никитка вышел из усадьбы во двор.
- Где-то там, в залах, - кивнул Никитка на усадьбу.
- Нужно как-то забрать его оттуда, - зашептал на ухо дядька Кирилл. Пока не нашли. Найдут - беда будет.
Никитка вспомнил про тайный ход, которым вывели его пугачевцы, и рассказал о нем дядьке Кириллу.
- Чего ж делать? - вздохнул дядька Кирилл. - Придется залезать. Иначе сыщут патрет - беда будет.
Поздно ночью Никитка с дядькой Кириллом подошли к тайному ходу.
- Ты иди, ты там знаешь где чего, - велел дядька, перекрестив Никитку. - А я тут покараулю. Ну, с Богом. Только патрет сразу же в печь брось.
Никитка проник в дом, который ночью казался огромным и страшным. Он долго пробирался в темноте, останавливаясь на каждом шагу, ощупывая перед собой дорогу руками.
В зале было светло от вышедшей луны. Можно было разглядеть картины на стенах. Никитка завертел головой, не зная где же искать картину. Взгляд его упал на кресло, на котором сидел Пугачев, когда его рисовал Никитка.
Сам не зная зачем, он подошел к этому огромному креслу, накрытому зачем-то ковром. За высокой спинкой ковер свисал до самого пола. Никитка отвернул край ковра, и сердце его радостно дрогнуло: портрет был под этим самым ковром, кто-то бережно спрятал его.
Никитка осторожно вынул картину из рамы и шагнул было к камину, в котором ярко горели головни. Но возле самого огня остановился, посмотрел еще раз на портрет и стал быстро расстегивать на себе поддевку. Холст был колючий с изнанки, но Никитка терпел.
- Ну? - схватил его за рукав дядька Кирилл, как только Никитка выскользнул из потайного хода. - Нашел патрет?
- Нашел, - выдохнул Никитка.
- Слава тебе, господи, - закрестился дядька Кирилл. - Спалил?
- В огонь бросил, - не моргнув, ответил Никитка.
- Ну ин ладно, - облегченно вздохнул дядька Кирилл. - Пошли отсюда скорей.
Выйдя из городка, ученик и учитель расстались.
- Ты знаешь чего, - почесал бороденку дядька Кирилл. - Не след тебе в Оренбург вертаться. Неровен час, кто еще на тебя покажет, что ты Пугачева писал, да еще поверх царицы. Беда будет! Ты вот что, деньжат тебе разбойник дал, ты двигай потихоньку в Москву, там у меня сестра живет, она в Зачатьевском монастыре ключницей. Придешь, спросишь мать Настасью, передай ей привет от брата Кирилла. Скажешь, что иконы писать и обновить могешь. Она тебя пристроит. А там, глядишь, затихнет все, домой вернешься.
Они расстались, и пошел Никитка в Москву.
Путь ему выпал дальний и печальный. По пути попадались выгоревшие усадьбы и целые села, вдоль дорог стояли виселицы, на которых висели пугачевцы, по рекам плыли плоты с виселицами.
Долго шел Никитка. Уже подходя к Москве, увидел он, как бежит куда-то народ.
- Пугача везут! Пугача везут! - орали вездесущие мальчишки, разбрызгивая осеннюю грязь.
Никитка помчался вслед за мальчишками и увидел, что идут войска. Много. Колонны за колонной. Шли они по дороге, а возле дороги горел костер, около него грелись солдаты, невдалеке стояла телега, а на телеге высокая железная клетка. В клетке сидел на корточках человек, прикованный цепями. Он был одет в рванье.
Никитка протиснулся поближе и не сразу узнал Пугачева. Он думал, что это другого кого-то поймали. И когда он так подумал, в сердце его почему-то ударила радость.
Но сидевший в клетке поднял голову, оглядел всех пронзительным взглядом, и по его рябому лицу, по ставшим еще более глубокими складкам возле носа и на лбу, Никитка узнал Пугачева.
Пугачев тоже узнал Никитку, в глазах его мелькнуло удивление, он чуть заметно подмигнул и стал смотреть в другую сторону.
Долго стоял Никитка возле телеги. Уже многие любопытные разошлись. Потом пришел какой-то дядька в чудном кафтане, Никитка таких никогда не видывал, в мягкой бархатной шляпе без полей с большим пером. Ему принесли табурет, он уселся невдалеке от клетки и стал рисовать свинцовой палочкой на большом листе бумаги Пугачева.
Никитка не удержался, подошел поближе и стал смотреть. Из-под карандаша появлялся измученный, униженный, сломленный человек в цепях и в клетке.
Не увидел художник непокорного блеска глаз Пугачева. Никитка хотел ему подсказать, да побоялся.
Вдруг солдаты повскакали, к телеге приближались всадники.
- Смотри, смотри! - завопил кто-то из мальчишек. - Фельдмаршал едет! Суворов!
Всадники подъехали, один из них, маленький старичок с хохолком на лбу, приблизился, не слезая с лошади, к клетке и высоким фальцетом выкрикнул:
- Это ты, что ли, мужицкий генерал?! Ты, вор?!
- Я не вор! - усмехнулся Пугачев, громыхнув цепями. - И не ворон. Я вороненок, а ворон еще далеко летает. Ворона вам не имать!
- Не мне ты попался! - дернулся всадник на лошади. - У меня ты бы в клетке не сидел! Я бы тебя разом на кол посадил!
- Знать, не судьба тебе, ваша светлость, - усмехнулся Пугачев.
- Смел разбойник! - не то возмутился, не то восхитился фельдмаршал. А это кто его рисует?
- Это немецкий художник, - поспешил пояснить кто-то из свиты. - По приказу императрицы.
Суворов заглянул в лист и махнул рукой:
- Пускай немец рисует. Пусть таким разбойник и останется - в клетке и в цепях. Пусть его таким и помнят.
- Ничего, усмехнулся Пугачев. - Меня и другим запомнят! Верно я говорю?!
Он огляделся вокруг и чуть кивнул Никитке. Тот положил руку себе на грудь, давая понять, что портрет Пугачева у него.
Пугачев удивленно вскинул брови и вдруг широко улыбнулся.
- Запомнят меня другим! А вороны еще прилетят! Ждите!
Фельдмаршал ткнул сухоньким кулачком через решетку в лицо Пугачеву, выбросил перчатку и ускакал.
Солдаты поднялись, разогнали зевак, и телега тронулась, утопая колесами в грязи...
В Москву Никитка пришел уже после казни Пугачева. Он в дороге приболел, отлеживался у добрых людей в деревне. Зачатьевский монастырь он нашел сразу, монастыри в Москве все знали. Сестра дядьки Кирилла, ключница Настасья, устроила его привратником, а заодно обновлять иконы. Женщинам писать и поправлять иконы запрещалось. На них первородный грех.
Вот так и стал жить в монастыре Никитка, оборудовав мастерскую в домике возле ворот, почти вросшем в землю. Там он и устроил тайник, в котором бережно хранил портрет Пугачева. Портрет он мало кому показывал. Боялся. Но однажды...
глава восьмая
Настоящие сыщики
Мы с Колькой сидели у него дома и уныло смотрели телевизор. Портрет Пугачева Свят отдал своим знакомым художникам-реставраторам из Третьяковской галереи на экспертизу, и теперь нам оставалось только ждать.
- А "Бобыля" так и не нашли, - вздохнул я. - Каждый день в новостях про кражу говорят, но пока никаких новостей. Жаль, что мы нашли не ту картину...
- Не ту! - заорал Колька. - Что бы ты понимал! Мы, может быть, нашли еще более ценную с исторической точки зрения картину! На ней портрет Пугачева! Прижизненный!
- Ну, может еще и не Пугачева, и не прижизненный.
- Чей же тогда это портрет?! - заорал на меня Колька и от волнения наступил на хвост несчастному Василию, который от возмущения завопил и умчался на кухню, заедать постоянные обиды "Вискасом". - Ну, чей, чей?! А?!
Он так орал, что мне даже спорить не хотелось.
- Мало ли мужиков бородатых? - нехотя возразил я, на всякий случай убирая босые ноги под кровать, потому что Колька оказался в опасной близости, а мне не хотелось разделить участь кота Василия.
- Ты - Фома неверный! - заорал Колька.
- Какой Фома? - хихикнул я.
- Неверный! - гаркнул Маркиз.
- Не неверный, а неверующий, - поправил я.
- Почему это он неверующий? - усомнился Колька.
- Потому что нужно знать слова, которые употребляешь, - важно ответил я. Мне удалось недавно прочитать об этом выражении в каком-то журнале, и я терпеливо пересказал Маркизу, что Фома был одним из двенадцати апостолов. А когда Христос воскрес, все апостолы поверили в его воскресение, один Фома усомнился, и тогда Христос позволил ему вставить пальцы в свои раны.
- Садист был твой Фома! - заявил Колька. - И вообще, сказки все это!
- Про Черного Монаха тоже сказки, а мы его сами своими глазами с Аленкой видели, - возразил я.
- Я знаю - где картина! - заорал Колька. - Я догадался! Ее спрятали в Зачатьевском монастыре! И теперь монах Александр ее караулит по ночам! А в подвал он зашел потому, что вас услышал! А сам по ночам караулит "Бобыля"!
- Он что, сумасшедший? - повертел я пальцем у виска. - Картину в монастыре прятать?
- Да?! - орал Колька. - А по ночам в монастыре бродить он не сумасшедший?! Он потому и ходит по ночам, что картину стережет! Наверняка он ее украл!
- Ну, Маркиз... Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша...
- У самого у тебя крыша едет! А если не картину стережет, тогда что он ночью в монастырском дворе делает?!
- Кто его знает, - не очень уверенно возразил я. - Может, он там гулять любит, воздухом дышать.
- Вот после этого и скажи, у кого из нас крыша едет! - завопил восторженно Маркиз. - Нет, брат, просто так по ночам не шатаются, тем более, в старом монастыре!
Мы еще поспорили с Колькой, но все же я вынужденно признал, что ночные прогулки Александра и то, что Черный Монах категорически отрицал эти прогулки, было по меньшей мере подозрительно.
- Как бы то ни было - нужно за ним следить! Он очень странно себя ведет - этот Черный Монах! - торжественно проорал Колька, забегал в волнении по комнате и перевернул табуретку, под которую, в поисках покоя, залез наевшийся "вискаса" Василий.
Ушибленный табуреткой и разъяренный Василий проорал нечто нецензурное и заполз под диван, плюясь и фыркая.
- Невоспитанный какой-то у меня кот! Дикий совсем! - проорал ему вдогонку Колька.
- Станешь у тебя диким, когда тебе по несколько раз на день на хвост наступают, - заступился я за Ваську. - У него хвост уже, наверное плоский, как у камбалы.
- Сам ты - камбала! - обиделся Колька. - Нормальный у Васьки хвост! И давай о деле! Нужно за ним последить!
- За кем? - удивился я. - За Васькой?!
- За каким Васькой?! - возмутился Маркиз. - За Черным Монахом! Неспроста он ночью по монастырскому двору лазил!
- Да, последишь за ним, - разочарованно протянул я. - Он теперь нас сразу узнает. Если он нас заметит рядом, сразу поймет, что мы за ним следим. Особенно после того, как мы ему сказали, что видели его в монастыре ночью.
- А мы незаметно! Мы внешность изменим! Я книжку про шпионов читал!
- Ну конечно! - махнул я на него. - Наденем черные очки, длинные плащи...
- Ну что ты?! - возмутился Колька. - В книжке написано, что ничто так не меняет внешний облик, как смена прически. Это всем женщинам известно. Всех-то делов - окраситься, изменить прическу и стать совсем неузнаваемым и неприметными! Мы с тобой будем настоящими сыщиками!!!
Он с энтузиазмом взялся за дело: забегал по квартире, доставая краску, расческу, ножницы...
На следующее утро мы заявились во двор Зачатьевского монастыря, вспомнив, что монах Александр, по его словам, наблюдает за работами реставраторов.
При нашем появлении реставраторы повели себя очень странно. Они почему-то роняли молотки, спотыкались, а один чуть не упал с крыши, хотя все они старались не смотреть в нашу сторону, но это им плохо удавалось. И я их понимал.
- Какие невоспитанные люди эти реставраторы! - возмутился Маркиз, поправляя лиловый чуб.
- Слышь, Колька, а ты уверен, что это была краска для волос? - я покосился на его фиолетово-лиловую прическу, и едва сдержал улыбку.
- На себя посмотрел бы, - фыркнул Маркиз.
На себя я насмотрелся дома, перед сном, а до этого проходил весь день в кепке. Дед Николай даже из-за стола меня чуть не выгнал, потому что я категорически отказался снять эту кепку. Знал бы дед, что под ней скрывалось! А под ней скрывалась шевелюра, горевшая ярче, чем стоп-сигнал у светофора. И где только Маркиз такую ядовито оранжевую краску нашел?!
Вспомнив о своей прическе, я сделал вид, что поправляю ее, и стал часто-часто водить ладошкой по голове, надеясь хоть так прикрыть это безобразие.
- Ты не скреби башку! - рассердился Маркиз. - Ты стой, и делай вид, что тебе все безразлично, что все так и должно быть, тогда на тебя перестанут обращать внимание.
- С такой маскировкой на нас на улице даже собаки оглядывались, проворчал я. - Тоже мне - настоящие сыщики! А ты говорил, что нас никто не узнает, так мы изменились!
- Конечно, настоящие! - невозмутимо возразил Маркиз. - Вот скажи честно - вчера на тебя хоть кто-то оглядывался?
- Вчера не оглядывались, - с едва скрытым сожалением вспомнив вчера, ответил я.
- Вот видишь! - радостно заорал Колька. - А сегодня оглядываются! Значит, не узнают!
Я подумал, что с такой шевелюрой меня родной дед вряд ли узнает, и нехотя согласился, что в чем-то Маркиз прав. Может быть, в таком виде Черный Монах нас и вправду не узнает.
В это время пришел бригадир, худой, мрачный человек с клокастой рыжей бородой и стриженной наголо головой под облупленной каской. Он резко отличался от веселых и крепких реставраторов фирмы "Лад", вышедших на работу, как на праздник: весело и в чистеньких, ярких комбинезонах. На бригадире даже фирменный комбинезон висел мешком. К тому же он сразу же разворчался на рабочих, что они медленно ведут кладку, и раздраженно заметил, что, слушая его, они постоянно заглядывают бригадиру через плечо.
Он рассерженно обернулся, посмотреть, на что же засматриваются его рабочие, в ужасе пошатнулся, замахал в воздухе руками и свалился с узкого мостика.
Хорошо, что мостик был низко, на уровне первого этажа. Плохо было то, что под самым мостиком стояло корыто с раствором. В него-то и угодил бригадир по самые колени.
Бригадир наорал на реставраторов за то, что они расставили повсюду корыта, потом стал орать на нас, что ходят тут посторонние, непонятного окраса и мешают работам.
Он направился в нашу сторону, явно не с дружескими намерениями, я ухватил Кольку за рукав и потянул со двора, но он вырвался и заорал бригадиру, который от неожиданности остановился:
- Нас нельзя гнать! - орал вдохновенно Маркиз. - Мы члены союза юных журналистов! Мы пришли, чтобы написать о реставраторах фирмы "Лад"! Если вы нас прогоните, мы позвоним в вашу фирму, и вас уволят за то, что вы лишили их рекламы!
Бригадир мрачно посмотрел на быстро застывающий раствор, плюнул и пошел со двора. С каждым шагом ноги его сгибались все хуже, и вскоре он шел на абсолютно прямых ногах, не сгибая колен, напоминая статую Командора.
Реставраторы вернулись к работе, на нас перестали обращать внимание, видимо привыкли. Мы с Маркизом забились в угол двора и сели на скамейку.
- Может быть, Черный Монах не придет? - спросил я, мне как-то надоело быть настоящим сыщиком.
- Как же! - воскликнул Маркиз. - Куда он денется? Вот он!
Монах Александр входил в монастырский двор. На этот раз он был опять не в рясе, а в линялом джинсовом костюме, волосы были собраны на затылке в хвост, на ногах все те же громадные белые кроссовки. Он был явно чем-то озабочен. Рассеянно оглядел двор, даже не обратив на нас внимания, так же рассеянно поздоровался с реставраторами, и стал кого-то ждать, наверное, бригадира.
Тот пришел в обычном костюме, успел переодеться. Черный Монах тут же подбежал к нему. Бригадир стоял на том же мостике, с которого свалился в раствор, а монах Александр рядом на земле. Даже стоя на мостике, низенький бригадир был почти одного роста с Черным Монахом.
- Нужно послушать, о чем они говорят! - гаркнул Маркиз.
- А как мы к ним подойдем?
- Давай играть в салки! Только голову наклоняй пониже, чтобы монах Александр нас в лицо не узнал!- заорал Маркиз. - Будем бегать вокруг них и все услышим!
Не дожидаясь согласия, он хлопнул меня по плечу с таким энтузиазмом, что я чуть с лавки не свалился, и заорав:
- Чур, я не салка! - помчался к реставрируемому флигелю и стал носиться вокруг него.
Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним. Маркиз, увидев, что я включился в игру, увеличил скорость. При этом так низко наклонял голову, что бежал почти на четвереньках, и обзор у него был сокращен до минимума. Пробегая в очередной раз мимо бригадира и монаха, Маркиз врезался в мостки, перелетел через них, а бригадир полетел опять в то же злосчастное корыто с раствором...
Вы никогда не слышали, как кричит раненый носорог? Я, кажется, слышал. Это ужасно. Нас с Маркизом с монастырского двора как ветром сдуло.
Остановились мы только возле моего дома.
- Ну, и что ты услышал? - отдышавшись, спросил я.
- Они договорились встретиться через час в летней кафешке на Пречистинке!
- Ну, ты даешь! - восхитился я, удивляясь, как это он успел на такой скорости что-то услышать.
- А то! - Маркиз гордо выпятил цыплячью грудь. - Давай быстро переоденемся и вперед!
- Думаю, что нам нужно сменить не одежду, - возразил я.
- А что?! - удивился Маркиз.
- Прически!
- Не успеем! Для этого надо мыть голову...
- Не надо мыть голову, - вздохнул я. - Пошли...
Через десять минут мы выходили из парикмахерской одинаково постриженные наголо.
- Ну что это такое?! - возмущался Маркиз. - Голова голая, как коленка!
- Это лучше, чем голова, похожая на клумбу, - твердо возразил я. Пойдем к кафешке, нужно место занять для наблюдения. Мы вот тут бегаем, суетимся, прическами страдаем, - я со вздохом сожаления погладил себя по непривычно гладкой макушке. - А картину эту, "Бобыля", совсем другие люди украли, а не бригадир с монахом Александром. И Александр этот самый обычный монах, а никакой не Черный. Навыдумывали мы с тобой...
- Да?! - даже задохнулся от возмущения Маркиз. - А портрет Пугачева мы тоже выдумали? Или это мы с тобой его нарисовали и в тайник положили?
- Он в этом тайнике, может, лет двести лежит, и его никто даже и не видел.
- Да нет, кому-то его, наверное, показывали, хотя бы тайком, - не очень уверенно возразил Колька.
- Кому же это, интересно, его показывали? - ехидно спросил я.
- Кому, кому! - огрызнулся Маркиз. - Отстань! Кому надо, тому и показывали! Пушкину! Вот кому!...
глава девятая
Кому портрет Пугачева показывали?
Никитка так и прижился в монастыре. Прожив там год, он скопил денег и отправился в свою родную деревню, но оказалось, что мать его умерла, а отец собрал детей и ушел на заработки. Ушел, да и не вернулся, сгинул, словно его и не было.
Погоревал Никитка и отправился в Оренбург, там встретился с дядькой Кириллом, который ему очень обрадовался. Дядька за это время сильно сдал, как-то сразу постарел, постоянно кашлял и мерз. Отца он тоже не видел. Никитка оставил дядьке Кириллу немного денег, гостинцев от сестры и попросил, если встретит отца, передать, что Никитка служит в Москве, в Зачатьевском монастыре. Ему там хорошо, сытно, и работа по душе.
Они посидели с дядькой Кириллом, повспоминали, да и распрощались, путь обратный по тем временам был ох какой не близкий. Дядька обещал в Москву наведаться, сестре приветы передавал, но сердцем чувствовал Никитка, что дядька Кирилл не соберется в Москву. А если и соберется, то сил дойти не хватит.
С тяжелым сердцем и великой грустью покидал Никитка родные края, понимал, что вряд ли когда еще сюда вернется.
Так и случилось. В тихих монастырских трудах текли годы. Никитка взрослел, а вечерами тешил собиравшихся к нему на огонек монахинь сказками, которых знал от бабки, сельской сказительницы, великое множество. Память у Никитки была чудесная, и почти все сказки он запомнил на слух. Кое-что пересказывал, а что-то и сам сочинял.
Вскоре монахини разнесли по городу весть про сказочника Никиту. Стали к нему из любопытства знатные люди заглядывать. Иногда даже специально за ним коляску присылали, господа просили приехать вечером сказки порассказать.
И повадился к дядьке Никите один грамотей в гости хаживать. Целыми днями у него просиживал. Наверное, воз бумаги извел, терпеливо записывая за Никитой. И просил все как есть рассказывать, с разными окончаниями, если такие были. Никиту это не тяготило. Наоборот, помогало долгие одинокие вечера коротать.
Уж, казалось, все сказки переписал новый знакомец Никиты, сколько лет ходил к нему, как на службу. Это ж надо столько терпения иметь! А все не отставал грамотей от Никиты, который уже стариком стал. Все про жизнь расспрашивал, пословицы да поговорки, присказки всякие записывал, игры деревенские. Так вот незаметно рассказал ему дед Никита про тайну свою, которую много лет хранил.
Рассказал он про то, как с самим Пугачевым виделся и как портрет его писал.
Собеседник слушал его с жадностью, потом нетерпеливо спросил:
- А что портрет, уничтожил ты его, дядя Никита?
- Да нет, господин, - вздохнул, помявшись, Никита. - Рука не поднялась. И держать боязно, и спалить жалко. А показать кому - опасаюсь. Все ж поверх императрицы портрет написан.
- Да, это, брат, и по нашим временам может неприятностями обернуться. А мне-то покажешь портрет?
- Что ж не показать? - вздохнул Никита. - Раз уж рассказал, покажу.
И он извлек из тайника давно не появлявшийся на свет божий портрет мужицкого царя.
Долго смотрел на него Никитин знакомец. А потом сказал:
- Ты, дядя Никита, портрет этот береги. Сейчас, может, ему и не время, а все ж цены он необычайной. Потомки тебе спасибо скажут.
- Потомки ладно, - вздохнул Никита. - Лишь бы ныне батогами спину за него не расписали.
- Это у нас запросто! - рассмеялся собеседник. - А ты не показывай кому ни попадя. Я тебе днями человека одного приведу, он как раз историю Пугачева пишет, ему этот портрет обязательно увидеть надобно.
- Это кто ж такой смелый нашелся, историю Пугачева писать? - удивился Никита. - Чудные времена настают. В мои годы даже упоминать его лишний раз не следовало. А тут историю. Надо же...
- Вот так вот, дядя Никита, - рассмеялся на его удивление собеседник. - Только ты портрет все же не очень показывай. Времена-то меняются, а нравы остаются.
Господин вернулся с гостем через неделю. Гость был мал ростом, очень модно одет: в высоком цилиндре, в лакированных штиблетах, в накидке-пелерине и с тростью в руках. Пальцы его украшали перстни. А на мизинце был надет блестящий и длинный серебряный наперсток. Собой гость был некрасив: смуглое лицо, большие черные глаза навыкат, густые бакенбарды, вьющиеся кудри, уже заметно начавшие редеть, смуглое лицо, чуть вывернутые полные губы. ИЛИ ЗАМЕТНО ПОРЕДЕВШИЕ, ИЛИ УЖЕ НАЧАВШИЕ РЕДЕТЬ.
Чем-то это лицо было смутно знакомо, но где Никита видел этого модного господина, вспомнить сразу не удалось, хотя он готов был поклясться, что где-то его видел.
Гость стоял в дверях, вертя головой, отыскивая взглядом, куда бы положить цилиндр, в который он бросил перчатки и теперь держал в руках.
- Позвольте, сударь, я ваши вещички положу, - Никита принял у гостя цилиндр, потянулся за тростью и чуть не выронил ее из рук: казавшаяся игрушечной трость оказалась невероятно тяжелой.
- Ты, дядя Никита, аккуратнее, она из чистого железа, - засмеялся его постоянный собеседник. - Александр Сергеевич руку тренирует, он у нас известный дуэлянт и задира.
- Ну уж будто меня больше и представить другим нечем, - рассмеялся модный господин, и лицо его сразу ожило, стало удивительно приятным.
- Позволь, дядя Никита, представить тебе гостя, - улыбнулся собеседник. - Это поэт, писатель, Пушкин Александр Сергеевич... наперсток
- А я смотрю, лицо мне ваше знакомо! - обрадовался Никита. - Все пытаюсь вспомнить, где же я вас видел, оказывается в книжке, там ваш портрет напечатан. Только я не сразу вспомнил, не думал такого гостя принимать.
- Ты, значит, дядя Никита, книжки мои читал? - удивился Пушкин. - И что же именно?
- Я много что ваше читал, - смутился Никита. - Но больше всего мне сказки понравились. Уж такие замечательные сказки! Жаль, бабушка моя не услыхала. Она их страсть как любила! Всю жизнь рассказывала. У нас это потомственное, УБРАТЬ? наши прабабки и прадеды сказки сказывали, а мне от бабушки перешли. Но так, как вы, я не мастер сказывать...
- Значит, понравились тебе мои сказки? - улыбнулся Пушкин, и глаза его заблестели от удовольствия.
- Уж так понравились, батюшка Александр Сергеевич! - искренне воскликнул Никита. - И про петушка, и про царя Салтана, а особенно про Балду. Чудо как хороши. Душевное наше спасибо за них.
- Вот не думал, что столь известен в народе, - радостно улыбался Пушкин. - Для меня твои слова дорого стоят. А то наши критики ругают меня за простонародный язык ...
- Каким же языком нужно сказки сказывать? - удивился Никита. - Уж так ладно вы все описали! И язык такой живой!
- Вот ты, Володя, - обратился Пушкин к своему провожатому, - так и назови свой словарь: "Словарь живого русского языка".
- Ну, до названия дело еще далеко, - улыбнулся собеседник. - Но я запомню. А ты, дядя Никита, расскажи нам, что помнишь, про Пугачева.
- Что же вам, господа хорошие, рассказать? - задумался Никита.
- Все, что помнишь, дядя Никита, - бросился к нему Пушкин. - Я историю Пугачева писать намерен, мне все интересно, все до мелочи.
- Так там много всякого... разного было, - вздохнул Никита, вспомнив виселицы во дворе и плывущие по реке плоты с виселицами...
- Вот ты мне все, как было, и расскажи, - настаивал Александр Сергеевич. - Мне важно все знать, как было. Я правду написать должен...
- Так много рассказывать, - мялся Никита.
- А ты рассказывай, дядя Никита, - уселся на лавку Пушкин. - Время у нас есть. Не успеешь сегодня закончить, я завтра приду...
И он приходил три вечера подряд. Сидел и терпеливо, внимательно слушал. Вопросов не задавал, не перебивал. Вопросы посыпались, когда Никита закончил рассказ.
- Да, - задумчиво сказал Пушкин, глядя в окно, словно высматривал за ним огненные сполохи восстания Пугачева. - Страшно самодержавие, но бунт русский еще более страшен. Насколько яснее все стало! Нужно ехать на Урал, по следам Пугачева, нужно искать живых свидетелей. Никакие бумаги не заменят живых людей. Спасибо тебе великое, дядя Никита. Господин, который меня привел, он мне по секрету сказывал, что у тебя портрет Пугачева до сих пор хранится. Дай посмотреть!
Никита махнул рукой и полез в тайник.
Пушкин долго и пристально всматривался в горящие глаза Пугачева.
- Вот он каков, царь мужицкий, - уважительно протянул он. - Это не то что в клетке да в цепях. Ну и силища в глазах у него! Жуть! Мороз по коже! Молодец, Никита. Ты храни портрет этот, храни. Потомки спасибо скажут...
- Вот и приятель ваш то же самое говорил, - кивнул Никита.
- Ну вот видишь! - рассмеялся Пушкин. - Значит, не один я такой умный.
Он с чувством расцеловал Никиту, горячо поблагодарил и ушел, оставив на столе червонец, большие по тому времени деньги...
глава десятая
С риском для жизни
Мы с Маркизом успели прийти в летнюю кафешку на Пречистенке заранее. Ни монаха Андрея, ни бригадира еще не было. Мы выбрали себе столик за кустами, взяли по бутылке "Кока-колы" и цедили ее из высоких стаканчиков через соломинки.
- Разве так пьют "Кока-колу?! - вскрикнул Колька, и к нам обернулись все, кто сидел неподалеку.
- Ты можешь хотя бы здесь помолчать? - разозлился я, потому что всеобщее внимание меня уже стало утомлять. - Мы просто сидим, пьем воду, и если ты будешь молчать, или хотя бы разговаривать как нормальные люди, нас никто и не заметит.
Колька что-то недовольно пробурчал, но все же притих, к тому же к стойке подошел бригадир, переодетый в белую рубашку, светлый серый костюм и бежевые сандалии. Как бы в подтверждение моих слов он оглядел кафе, взгляд его скользнул по нам и, не остановившись, проследовал дальше. Он взял два стакана томатного сока, два гамбургера, обильно политых кетчупом, и уселся к нам спиной.
- Вот везуха! - восторженно потер я ладони. - Ты главное - не ори, и мы все услышим, они на нас внимания не обратят, мало ли мальчишек летом по городу болтается?
Бригадир медленно жевал гамбургер, мелкими глотками отпивая сок, при этом вид у него был такой, словно пил он смертельный яд и знал об этом, но другого выхода у него не было.
Черный Монах подошел с опозданием. Одет он был на этот раз по форме: то есть, в рясе и с шапочкой на голове, волосы распущены по плечам.
- Ты чего вырядился? - недовольно проворчал бригадир, ловя любопытные взгляды посетителей на живописного монаха в полном одеянии, который как ни в чем не бывало потягивал "Фанту" прямо из горлышка.
- На службу вызвали, - нехотя отозвался Александр. - Давай быстренько. Ты скажи, ты с покупателем встречался? Когда он картинки брать будет?
- Встретился я с покупателем, - поморщился бригадир. - Все он берет. Только с деньгами жмотится. Торгуется, гад, капиталист проклятый...
- Ты бы ему сказал, что я и так рискую, и классный товар мы ему почти за бесценок продаем. Он-то наверняка не себе берет, под заказ работает, для коллекционера. Стал бы он за так возить... Ты ему скажи...
- Надоел он мне, - вздохнул бригадир, - Он на завтра встречу назначил, сам с ним и договаривайся, у меня уже сил нет. А так клиент готов купить товар.
- Сам, сам, - заворчал монах. - Все сам. Ладно, когда и где завтра встреча?
- Возле метро "Проспект мира", в кафе-мороженое "Белый медведь", в пятнадцать часов. И не опаздывай, он скоро уезжает. Я тоже приду, он тебя в лицо не знает, да и вместе уломать его легче будет.
Маркиз так напряженно слушал, так старательно вытягивал шею, что задел локтем стакан тонкого стекла и тот с веселым звоном разлетелся на мелкие кусочки у нас под ногами.
Посетители разом обернулись на нас, а бригадир проворчал:
- Где-то я этих мальчишек видел...
Маркиз тут же вскочил из-за стола и стал протискиваться к выходу, но пройти нужно было рядом со столиком подозреваемых. Маркиз тщательно отворачивал лицо, но когда протискивался мимо бригадира, тот поймал его за рукав и, притянув к себе, сказал:
- Это не вы случайно сегодня в монастыре бегали?
- Нет! - хором, не сговариваясь, ответили мы. - Это другие мальчики!
- А мы в "казаки-разбойники" играем! - заорал Маркиз и рванул в сторону, заорав мне:
- Догоняй! Я - разбойник!
При этом он зацепился за легкий столик, "Фанта" пролилась на рясу монаху, а томатный сок и гамбургер с кетчупом полетели на колени одетого в светлый костюм бригадира. Тот от ярости зарычал так, что прохожие на другой стороне улицы вздрогнули и остановились.
Мы с Колькой отбежали и спрятались за кустами.
- Ну, что делать будем? - толкнул я локтем Маркиза.
- Они наверняка домой пойдут, костюмы менять, давай за ними проследим, надо же знать, где кто живет.
- Ладно, - согласился я, но, вспомнив отчаянный вопль бригадира, добавил. - Только я за Черным Монахом пойду.
- А мне все равно, - беспечно махнул Колька. - Давай. Встретимся у меня возле дома...
Мне не повезло. Монах Александр, видимо, очень спешил, и домой переодеваться не пошел, а отправился прямиком в стоявшую в переулке возле Остоженки церковь. Я проводил его до дверей и ушел разочарованный.
Маркиз пришел довольный, оказалось, что бригадир живет рядом, в одном из переулков, в старом доме. Маркиз не только подъезд запомнил, но и заметил, в какую квартиру зашел бригадир.
- Завтра мы все про них узнаем! - орал он, заходя в квартиру.
При звуке его голоса дремавший на диване Василий сорвался с места и бросился под кровать.
- Совсем кот дикий стал! - орал Колька. - Вот вернем картину в музей, я займусь его воспитанием!
- Ты лучше своим воспитанием займись, - посоветовал я. - А в "Белый медведь" нам с тобой завтра нельзя. Теперь они сразу нас узнают. Даже если мы в негров нарядимся.
- И что же делать?!
- Нужно послать кого-то другого.
- Я знаю кого! - заорал Маркиз. - Мы Аленку пошлем. Она будет кушать мороженое и уж ее-то они ни в чем не заподозрят.
- А если с ней что случится? - забеспокоился я.
- Да что с ней может случиться?! - возмутился Маркиз. - Посидит, поест мороженое, послушает и уйдет!
- В кафе, наверное, мороженое дорогое, - задумался я. - А у меня всего пять рублей осталось.
- До завтра найдем денег! - заорал Маркиз.
Но денег мы так и не нашли. Можно было попросить у деда, но тогда пришлось бы объяснить, зачем нам деньги. А как объяснить?
Время шло, мы обзвонили всех знакомых, но никого из ребят как назло не было дома. Кто-то сидел на даче, кто-то гонял во дворе.
- Давай возьмем у твоего деда! - воскликнул в отчаянии Маркиз. Потом отдадим! А когда картину вернем, все расскажем, и он нас простит и поймет.
Я посмотрел на часы, было два, до встречи в кафе оставался час.
- Давай возьмем! - махнул я в отчаянии рукой.
Я понимал, что мы поступаем скверно, но другого выхода не было. Не могли же мы упустить картину!
Найти деньги в квартире деда было проще простого. Он их никогда не прятал, деньги лежали в верхнем ящике письменного стола. Мы долго внушали Аленке, что она должна делать, вернее, что она ничего не должна делать. Просто кушать мороженое и внимательно слушать, что говорят дяди, которых мы ей покажем.
- Я буду шпионом? - спросила догадливая Аленка.
- Да, - переглянувшись, подтвердили мы.
Аленка с важностью согласилась, и мы отправились в кафе. Маркиз заглянул в кафе через окошко и показал Аленке сидевшего за столиком бригадира, на этот раз в черном, не по погоде, костюме.
- Сядешь рядом с этим дядей, за соседний столик, - инструктировал я Аленку. - К нему подойдут еще двое или трое. Слушай и запоминай все, о чем они будут говорить. Уйдешь, когда уйдут все эти дяди. Ясно? Если тебя спросят, почему ты одна в кафе, скажи, что мама пошла в большой магазин напротив, а тебе велела ждать и есть мороженое.
Аленка серьезно покивала и вошла внутрь.
А мы остались томиться на улице. Вскоре в кафе быстрым шагом вошел Черный Монах, опять одетый в джинсовый костюм.
Ждали мы долго. Очень нам хотелось взглянуть на заказчика, но мы боялись спугнуть заговорщиков и терпеливо дожидались в стороне, укрывшись за газетным киоском. ТЫ НАПИСАЛ - НЕ ЗАКАЗЧИКА, А ИНОСТРАНЦА. Но ПОКА НИГДЕ НЕ СКАЗАНО, ЧТО ПОКУПАТЕЛЬ - ИНОСТРАНЕЦ. ТОЛЬКО "КАПИТАЛИСТ ПРОКЛЯТЫЙ", А ЭТО МОЖНО И НЕ ПОНЯТЬ. ПУСТЬ, НАПРИМЕР, ОБСУДЯТ, ЧТО РАЗ КАПИТАЛИСТОМ ОБОЗВАЛИ, ЗНАЧИТ, ИНОСТРАНЕЦ. ЕСЛИ БУДЕШЬ ГОВОРИТЬ ОБ ЭТОМ, СКАЖИ, ЧТО В КАФЕ РЕБЯТА НЕ ЗАМЕТИЛИ ИЗ ВХОДИВШИХ НИКОГО ПОХОЖЕГО НА ИНОСТРАНЦА, и ВООБЩЕ, НЕ ВЕРИТСЯ, ЧТО ОНИ НЕ ПОДГЛЯДЕЛИ, КТО КЛИЕНТ.
Бригадир и монах сидели в кафе целую вечность. Часа два. Мы с Маркизом извелись. Особенно я, очень волновался за Аленку.
Бригадир и Черный Монах покинули кафе с небольшим интервалом, а Аленка все не шла. Я подождал еще немного и решительно зашагал к двери.
Аленка сидела за столиком и лениво ковырялась в вазочке с подтаявшим мороженым. Я помахал ей рукой, она встала из-за столика и странной походкой пошла к выходу.
Мы с Колькой тут же утащили ее за киоск.
- Ну, что там? О чем они говорили? - забросали мы сестренку вопросами.
- У меня голова болит, - почему-то шепотом сказала Аленка. - И горло.
И тут же раскашлялась.
- Побежали скорей домой, чай пить! - заорал Маркиз. - Она простудилась! Наверняка мороженым объелась!
Мы заспешили в метро. Алена пыталась говорить шепотом, но голос у нее пропадал, мы только и разобрали, что завтра иностранец покупает картины у бригадира, фамилия которого Дорофеев. Неправильно. У монаха он покупал, значит, это монаха фамилия такая?
Мы пытались выспросить еще хоть что-то, но каждая попытка Алены что-то сказать заканчивалась приступом кашля.
Придя домой, мы тут же напоили Аленку горячим чаем с малиной, но это не помогло. У нее подскочила температура, лицо горело, горло было ужасно красным, она капризничала, и ничего не говорила.
Мы бегали вокруг нее, пока не пришел дед. Он сунул Аленке градусник и вызвал врача, который сразу установил, что у нее сильная ангина, и отправил Аленку в больницу. Дед поехал с ней.
Вернувшись из больницы, он посмотрел на наши виноватые физиономии и спросил в упор:
- Ну, рассказывайте, что натворили?
Мы с Маркизом переглянулись, вздохнули и выложили все, как есть...
глава одиннадцатая
"Обойдемся без милиции"
- Да, братцы мои, - сердито почесал бровь дед, - наворочали вы дел, как на танке проехали. Видите, до чего доводит самоуправство? Сестру в больницу загнали, до воровства докатились...
Он смотрел на нас укоризненно, даже, как мне показалось, брезгливо. Я почувствовал, что стремительно и густо краснею. Наклонив голову, я скосился на Кольку. Маркиз испытывал похожие чувства. Он тоже опустил голову, но все же собрался с духом и проворчал:
- Мы же хотели как лучше. Мы же для всех старались. Кто-то сказал, что цель оправдывает средства.
- Это иезуиты так говорили, - быстро и зло отреагировал дед. - А Достоевский, например, говорил, что ничто в мире не стоит слезы ребенка.
Мы молчали. Только тяжело сопели носами. И что нам было сказать? Молчание прервал дед.
- Ладно, что толку носами шмыгать? Нужно что-то делать. Давайте обедать, а потом расскажете, что узнали, и будем думать. Тоже мне, сыскари.
Обед прошел молча. После еды мы с Колькой без споров убрали со стола и вымыли посуду.
- Ну, выкладывайте, - лаконично скомандовал дед, устроившись с чашкой кофе в кресле.
Я только рот открыл, а Неукротимый Маркиз уже орал на всю квартиру, повествуя о наших приключениях. О том, как мы наблюдали за Черным Монахом Александром, как он встречался с бригадиром реставраторов из фирмы "Лад", как они договаривались о встрече с иностранцем в кафе, как засекли нас с Колькой, и пришлось отправлять в кафе Аленку, а она по глупости объелась мороженым и только успела сказать, что завтра заказчик покупает картину у Черного Монаха. СОКРАТИТЬ В КНИЖНОМ ВАРИАНТЕ, ОНИ ЖЕ ЧИТАЮТ БЕЗ СОКРАЩЕНИЙ, НЕ НАДО ПОВТОРЯТЬ.
- В какое время приедет иностранец? Куда? Как он выглядит? - спросил дед. - На чем он приезжал в кафе?
- Мы не видели, на чем он подъезжал и как выглядел, - вздохнул я. Он, наверное, был уже в кафе. Мы с Колькой побоялись в окна подсматривать, нас бригадир с Черным Монахом могли узнать. ОНИ ЖЕ УКАЗЫВАЛИ НА Монаха АЛЕНКЕ, И ОН СИДЕЛ ЗА СТОЛИКОМ ОДИН. Спугнуть их побоялись. И уходили они без иностранца, поэтому мы и Аленку не сразу забрали, ждали. А встретятся они у бригадира.
- А где этот ваш бригадир живет, знаете? - безнадежно вздохнул дед.
- Конечно! - выкрикнул Маркиз. - Мы за ним следили!
- Ну что ж, - дед почесал бровь ОПЯТЬ?. - Придется завтра караулить покупателя. Вот задали вы мне задачку!
- Может быть, ты, дедушка, позвонишь в милицию? - осторожно спросил я.
- И что я им расскажу? - развел руками дед. - Что завтра какой-то иностранец будет покупать у некоего монаха какую-то картину?
- Почему какую-то?! - хором выкрикнули мы с Колькой. - "Бобыля" он будет покупать!
- Да что вы говорите? - хитро прищурился дед. - Они вам сами об этом сказали?
Мы с Маркизом переглянулись и нехотя покачали головами.
- Мы сами слышали, как бригадир говорил монаху, что есть покупатель, с которым нужно встретиться в кафе. Он говорил, что покупатель готов купить картину, нужно договориться о цене.
- А кто сказал, что эта самая картина - "Бобыль"? - нетерпеливо переспросил настырный дед.
- Никто, - вздохнул я, понимая, куда клонит дедушка. - При нас они картину не называли, даже говорили "клиент готов купить товар".
- Ну вот, - развел руками дедушка. - Сами видите. Что же мы скажем милиции? Приезжайте, обыщите чужую квартиру, там хотят продать какую-то "вещь". А если они речь идет о какой-то их собственной картине? Или вообще о чем-то другом? Вы же даже не уверены, что у них покупают именно картину. С такими уликами никакой прокурор разрешение на обыск не даст...
- Но они же продадут "Бобыля" иностранцу! - воскликнул я.
- А ты видел у них эту самую картину? - насупился дед. - Ну вот и помалкивай. Пока своими глазами не увидим краденое, мы не имеем права их в чем-то обвинять.
- Значит, в милицию мы звонить не будем? - упавшим голосом спросил Колька.
- Обойдемся без милиции, - решительно поднялся с кресла дед. - Что-то мне здесь самому не нравится. Попробуем завтра понаблюдать за квартирой. А там видно будет. Только смотрите! Без меня ни шага, ни звука!
Дедушка заставил нас подробно рассказать, где живет бригадир, потом ушел. Вернулся только к вечеру. Оказалось, он успел съездить к Аленке в больницу, отвез ей сока. В палату его не пустили, но он видел ее в окошко. Потом дедушка побывать возле дома, где жил бригадир и составил подробнейший план подъезда, самого дома и всех проходных дворов вокруг него. Весь оставшийся день он строго втолковывал нам с Колькой, что нужно делать, и, главное, чего ни в коем случае делать не нужно. Вечером он заперся в другой комнате и долго куда-то звонил.
На следующее утро дедушка поднял нас рано, заставил одеться понаряднее, зачем-то повесил на шею Кольке фотоаппарат, и мы отправились к дому бригадира.
Перед уходом он еще раз предупредил нас:
- Учтите! Мы не в "казаки-разбойники" играть идем! Мы только наблюдаем и больше ничего. Без моей команды - ни звука, ни шороха. Ясно?
Мы так старательно закивали, что у меня даже шея заболела. Дедушка недоверчиво хмыкнул, но промолчал. Перед тем, как запереть дверь, дедушка потрогал рукой косяк.
- А почему ты всегда, когда уходишь, косяк трогаешь? - спросил я.
Дедушка заворчал что-то неразборчивое, завозился с ключом и только выйдя на улицу, смущенно пояснил:
- Мы, сыскари, народ немножко суеверный. У нас у каждого свои приметы есть. У кого-то пиджак счастливый, кто-то через порог с правой ноги шагает. А я вот косяк трогаю, вроде как, чтобы домой вернуться. Глупости это, конечно.
Он еще больше засмущался, и понесся вперед, заложив руки за спину. Мы едва успевали за ним.
В подъезде бригадира мы поднялись на третий этаж и устроились на подоконнике в лестничном пролете. Как раз над нужной квартирой. Дедушка расстелил газетку, разложил бутерброды, и мы поняли, зачем он заставил нас одеться нарядно.
Жильцы, спускавшиеся по лестнице, при виде двух нарядных мальчишек с фотоаппаратом должны были думать, что мы - туристы, нагулялись по Москве и забежали в подъезд перекусить.
Впрочем, предосторожности были излишними. Дом словно вымер. Мы промаялись в подъезде часа два, но ни одна дверь не открылась. Колька от скуки налег на бутерброды, которые стали так стремительно исчезать, что дедушка вмешался:
- Ты бы, брат, пореже, что ли, заглатывал. А то всю нашу конспирацию уничтожишь.
- Что же мне теперь - голодной смертью скончаться?! - выкрикнул Колька.
На наше счастье крикнул он с набитым ртом, поэтому вопль получился приглушенным, но я все же дал ему тычка в бок, а дедушка сердито погрозил пальцем.
- Ты, дружок, стой спокойно, - проворчал он. - И не ори. Слышишь, как здесь тихо? Не забывай, каждый громкий звук в квартире слышно. А нам еще стоять и стоять здесь.
- И долго? - жалобно скривился Неукротимый Маркиз, который терпеть не мог бездействия.
- Это ты у них спроси, - дедушка показал пальцем вниз, на квартиру бригадира. - Сколько нужно, столько и будем стоять. Иногда сутками в засаде сидят. А вот воды ты зря столько выпил, здесь туалетов нет, а на улицу я тебя не выпущу.
- А я уже хочу! - испугался Колька. - Что же мне делать?
- Что, что, - передразнил его дедушка. - Беги наверх, посмотри, может там чердак есть. Только на цыпочках!
Колька кивнул и крадучись, по стенке, пошел вверх по лестнице. Не прошло и двух минут, как внизу хлопнула дверь, и кто-то стал быстро подниматься. Я сунулся было к перилам, чтобы заглянуть вниз, но дедушка перехватил меня за плечо и оттащил назад.
Шаги замерли под нами, раздался приглушенный звонок, загремели запоры, и дверь открылась.
- Господин Дорофээф тут живет? - спросил мягкий баритон с акцентом.
- Тут, тут, - прогудел Черный Монах. - Проходите, не стойте.
Дверь прикрылась.
- Не заперли, - прошептал я.
Дедушка, который тоже напряженно вслушивался, кивнул. Он тихо спустился, сделав мне знак оставаться на месте. Я свесился через перила. Дед приник ухом к шели. Потом огляделся и осторожно потянул дверь на себя. Она без звука приоткрылась, и дедушка проскользнул внутрь.
Я постоял с минуту и на цыпочках скатился вниз. Дверь так и осталась незапертой, и я шагнул в темноту. Тут же натолкнулся на дедушку, который бесшумно стукнул меня по затылку за самоуправство.
Мы с дедушкой стояли в прихожей, в комнату вела еще одна дверь, тоже чуть-чуть приоткрытая, и дедушка, затаив дыхание, вслушивался в доносившиеся оттуда голоса. Я из-за его спины ничего не слышал.
Время тянулось бесконечно, я устал стоять и стал шарить по стене, собираясь сесть на корточки. Рукой я натолкнулся на что-то мягкое и потянул, и тут на меня сверху что-то обрушилось. Я испугался и вскрикнул. Дверь в комнату распахнулась, на пороге стоял высокий монах Александр в джинсовом костюме, с волосами, собранными на затылке в хвост.
Я сбросил упавшее на меня пыльное пальто. Дедушка молча отстранил Александра и вошел в комнату. Я последовал за ним.
В комнате было совсем пусто. На стенах свеженькие обои, посреди комнаты круглый стол, накрытый неряшливой скатертью, на которой стояла большая черная сумка. Сумка была открыта, и из нее выглядывала доска. У меня в висках застучало и во рту пересохло: вот она - картина!
Перед столом стояли бригадир и невысокий, пожилой, круглолицый мужчина, очень мне знакомый, только я никак не мог вспомнить, где его видел.
Мужчина задернул на сумке молнию, а бригадир потянулся к лежавшим на столе долларам.
- Я попросил бы вас, господа, ничего на столе не трогать, - сухо сказал дедушка.
Бригадир удивленно вскинул брови, помедлил, но все же деньги не взял, только прикрыл их газетой.
- У нас, кажется, гости? - спросил он, вопросительно глядя на монаха.
- Я не знаю, откуда они взялись, - поспешил ответить тот.
- Господа, - прервал их дедушка. - У нас всего одна просьба: покажите нам картину, которая лежит в сумке, и мы уйдем.
- Почему я должен показывать моя сумка? - возмутился иностранец. Что тут произошло?
- А не пошел бы ты, дедушка, из чужой квартиры? - двинулся в нашу сторону бригадир.
Дедушка ничего не успел ответить, потому что за его спиной распахнулись двери, и в комнату вошли три милиционера во главе с Колькой.
- Вот они, которые картину украли! - заорал Маркиз, указывая на недоумевающих бригадира, монаха Александра и иностранца.
- Я протестую! - возмутился иностранец. - Я куплял картина! Это законно!
Он возмущенно обернулся к продавцам.
- Вы меня обмануль?! Вы украль, вы не сам писаль картина?!
От волнения он искажал слова еще больше.
Милиционеры переглянулись, и один из них попросил:
- Граждане, давайте успокоимся. Сейчас разберемся. Покажите картину.
Иностранец расстегнул сумку и выложил на стол... четыре новенькие иконы, написанные на досках...
Мы долго извинялись, особенно дедушка. Милиционеры тоже извинились и ушли, мы понуро поплелись следом. Откуда мы могли знать, что Александр иконописец и изредка пишет иконы на заказ, для иностранцев, что нарушением закона не является, хотя по его службе, послушанию, делать это ему не положено.
Глава двенадцатая
"Плохой" дом
- Ну, братцы-кролики! - возмущенно повертел головой дед, как только мы вышли на улицу. - Это надо, же в такую авантюру меня втянули! И я, старый дурак, тоже хорош - поверил...
- Они нас обманули, - засопел носом Колька. - Здесь что-то нечисто, это плохой дом...
- Да что ты говоришь? - возмутился дед. - Теперь дом плох. И чем же?
- Я поднялся на пятый этаж, а там все двери настежь открыты. Я заглянул - квартиры се пустые, брошенные, в них никто не живет. Зашел в туалет - ни воды, ни света...
- Ты серьезно говоришь? - нахмурился дед.
- Конечно! - заорал Колька, к нему вернулся голос.
- Пошли, - скомандовал дед, разворачиваясь к злополучному дому.
Мы поднялись на пятый этаж. Все оказалось именно так, как говорил Колька: квартиры были давно покинуты жильцами, всюду царило запустение. Обои на стенах висели клочьями, полы почти всюду вскрыты, в одной из квартир стоял камин, украшенный отбитыми изразцами. Ни в одной из квартир не было ни воды, ни света.
Более того, квартиры ниже были так же покинуты, только двери кто-то старательно прикрыл.
Но самый главный сюрприз ожидал нас на том этаже, куда мы вломились в квартиру, в поисках картины. Дверь в квартиру была распахнута настежь. Дед сделал нам знак оставаться на месте, а сам решительно шагнул в открытую дверь.
Мы с Колькой остались на площадке и стояли, вытянув шеи, прислушиваясь к происходящему в квартире.
- Что за черт! - воскликнул откуда-то из глубин комнат дед.
Мы рванулись в квартиру. Дед стоял возле открытой двери во вторую комнату. Я заглянул ему через плечо и увидел комнату с оборванными обоями и развороченным полом.
- Это фиктивная квартира, - вздохнул дед. - Нас провели.
- Какая квартира? - переспросил я.
- Фальшивая, - пояснил дед. - Эти прохиндеи нашли брошенный дом, сделали в одной из комнат косметический ремонт, а в другую комнату даже дверь не открывали.
- А зачем?! - выкрикнул Колька.
- Наверное, не хотели свой настоящий адрес показывать иностранцу, проворчал дед.
- Значит..., - начал я.
Но дед меня сердито перебил:
- Ничего это не значит. Александр монах, ему торговать иконами запрещено, он мог опасаться. У них с этим строго. Одним словом, как бы то ни было, вы больше никуда свои курносые носы не суйте. Поверьте, без вас есть кому картину искать. Поняли меня, горе-сыщики?
Что нам оставалось? Мы уныло покивали в ответ. Дед велел нам идти домой, а сам куда-то заспешил.
Мы с Маркизом плелись домой.
- Но ведь они что-то скрывают! - выкрикнул Маркиз.
- Наверное, - согласился я. - Зачем бы им тогда такое кино с квартирой устраивать? А что делать?
- Нужно продолжать следить за ними! - заявил Колька.
Я задумался. Конечно, дед запретил нам что-то делать. Но нельзя же ничего не делать! Я согласно кивнул.
- Только, Маркиз, без маскарада, - предупредил я приятеля.
- Как скажешь! - завопил он, радуясь, что я согласился продолжить слежку.
Но радовался он рано. Мы просидели в кустах во дворе Зачатьевского монастыря три дня, но ни Черный Монах, ни бригадир не появлялись. На четвертый день из разговоров реставраторов мы узнали, что бригадир неожиданно уволился.
Не знаю, как у меня, а у Маркиза физиономия вытянулась, как Останкинская телебашня. Наверное, у меня лицо было не лучше. Оборвалась последняя ниточка. Где теперь искать бригадира и Черного Монаха? Мы дежурили и у церкви, в которую Александр ходил, и в Зачатьевском монастыре, но никто из них не приходил. Все было ясно - они испугались и спрятались.
Как ни странно, но именно исчезновение наших подозреваемых воодушевило Маркиза.
- На воре и шапка горит! - заявил он. - Значит, не зря мы за ними следили!
- Может, и не зря, согласился я. - Да только что толку? Где мы теперь их искать будем?
- А знаешь что, пошли к Святу! - проорал Маркиз. - Черный Монах к нему в гости приходил, Свят наверняка знает, где он живет!
- Точно! - заорал я, наверное, заразился от Кольки.
Мы подхватились и почти бегом рванули к Святу.
Но радовались мы напрасно: Свят не знал, где живет монах Александр. Он даже не помнил, кто их познакомил. Широкая душа, Свят принимал в доме всех, кого приводили его друзья - художники и реставраторы. В его доме собирались иконописцы, артисты, коллекционеры, писатели, монахи, даже бомжи. Одни появлялись и пропадали, другие, как Александр, иногда заглядывали, но запомнить кто и откуда появился в его доме Свят не мог. Слишком широко были распахнуты его двери.
- А зачем вам Александр нужен? - спросил Свят. - Если что-то отреставрировать, это ко мне, я вам за так сделаю. Александр, он бесплатно делать не будет. Да и реставратор он неважный. Вот иконы он знатно пишет. Новодел у него качественный получается.
- Что такое "новодел"? - вспомнив, что уже слышал это слово, спросил я.
- Видишь ли, - подбирая слова промычал Свят. - Есть антиквар, это старинные предметы, подлинные работы старых мастеров, старые вещи. А есть новодел, работы сделанные сегодня, но под старину.
- Это как матрешки на Арбате?! - проявил знания Колька.
- Что-то вроде, только матрешки с Арбата это даже не новодел, это кич, дурной вкус. А новодел может быть очень талантливый и вполне самостоятельный. Например, иконопись. И сегодня есть, например, иконописцы, работы которых по настоящему талантливы. Есть много мастеров, возрождающих традиции старых мастеров. Например, гончары, мебельщики. Есть устоявшиеся народные промыслы: Палехская лаковая роспись, Дымковская игрушка, Жостовские подносы. Много всего, талантами наша Россия богата...
- А иностранцам новодел интересен? - спросил я.
- Смотря какой и каким иностранцам, - пробасил Свят. - Среди них есть и настоящие коллекционеры, те ищут работы только по настоящему талантливых мастеров, а есть обычный турист, так тому подавай матрешек с Арбата.
Свят посмотрел на часы и заторопился:
- Если вам интересно, я потом объясню. А сейчас мне некогда, я на выставку опаздываю, меня пригласили на открытие.
- Что за выставка? - из вежливости спросил я.
- В клубе кладоискателей выставка "Московские клады".
- Шутишь?! - гаркнул Колька.
- Почему шучу? - удивился Свят. - Хотите, пойдем со мной, сами увидите.
- А разве есть такой клуб? - не поверил я.
- Конечно, есть, - уверенно ответил реставратор. - И клады настоящие находят. Сами увидите.
Глава тринадцатая
Клуб кладоискателей
Выставка разместилась в четырех залах знакомого нам музея частных коллекций. По дороге туда Свят рассказал нам кое-что о клубе. Оказалось, что он объединяет энтузиастов, которые обследуют старые дома, подвалы. Отыскивают в старинных книгах и рукописях упоминания о всевозможных кладах.
- И находят клады?! - задохнулся от волнения Маркиз.
- Находят, - кивнул Свят. - Вот идет Сергей, он как раз член клуба, я вас познакомлю, он вам лучше расскажет.
Свят окликнул идущего впереди полного мужчину лет сорока, одетого в джинсовый костюм. Он представил нам его и сказал:
- Сережа, вот эти молодые люди в некотором роде твои юные коллеги, тоже изыскатели. Они даже один клад нашли, портрет Пугачева, кажется, прижизненный...
- Не может быть! - встрепенулся Сергей. - Это нонсенс, это все равно, что обнаружить экземпляр прижизненного издания "Путешествия из Петербурга в Москву"!
- И все же, кажется, это оказалось возможным. Впрочем, картина пока у знакомых экспертов, так что о подробностях не выспрашивай, после, клянусь, сами все расскажем. А ты пока расскажи ребятам, как вы клады ищете.
- Конечно! - поджал пухлый подбородок Сергей. - Я вам расскажи, а вы меня "завтраками" накормите. Скажите хотя бы, где нашли портрет?
- Извини, Сережа, не могу, - развел огорченно руками Свят.
- Ладно, понимаю, вздохнул кладоискатель. - Только слово - мне первому расскажете. Лады?
- Конечно! Клянусь! - радостно заулыбался не любивший приносить никому огорчений Свят.
- Ну, смотри, - погрозил пухлым пальцем Сергей и без перехода обратился к нам: - Вы, ребята, если не заболели кладоискательством, лучше бросайте, пока не поздно. Иначе будете такими же несчастными людьми, как я.
- Чем же ты так несчастен? - хмыкнул Свят.
- Никто мне не верит! - театрально воздел руки Сергей. - Вы посмотрите на меня, ребята, никакой личной жизни, даже машины нет, пешком хожу. В наше время кладоискательство одни разорения приносит, если, конечно, это не черное кладоискательство...
- А в чем разница? - спросил я.
- Мы, если что-то исторически ценное находим, сдаем государству, за процент, а черные кладоискатели на себя работают, часто на заказ старые квартиры обдирают: лепнину сбивают, кованые решетки, даже ручки медные. И клады, если что находят, стараются налево сдать. Трудно с ними конкурировать - у них и оборудование новейшее и за сведения они платить могут.
- Какие же клады в Москве найти можно? - полюбопытствовал Колька.
- Множество, - удивился вопросу кладоискатель. - Придешь на выставку, сам увидишь. Только на территории Кремля столько кладов нашли - прорва. И в старых домах много чего. Купчики денежки прятать любили, простой люд, эти больше в погребах, а купчики на чердаках - там чаще бумажные деньги находят. В революцию дворяне многое прятали в тайниках, вот там действительно ценные вещи, только это большая редкость...
- Почему? - встрял Маркиз.
- Почти все особняки дворянские кладоискателям известны, так что где могли, там все обшарили. Если только тайники ненайденные, вот для этого и нужны сведения: письма, дневники. Все денег требует. А где их брать?...
Мы с Маркизом готовы были высыпать на голову кладоискателя гору вопросов, но на его счастье, мы пришли к музею и он поспешил с нами распрощаться, увидев группу знакомых.
Свят тоже направился к знакомым реставраторам, а мы с Колькой пошли по залам. Поначалу клады разочаровали нас. Под стеклом лежали черные или позеленевшие от времени монеты, ветхие бумажные деньги, большие, как простыни. Какие-то ржавые украшения, никакого блеска серебра и золота, никаких россыпей драгоценных камней.
Возле одной из витрин одновременно с нами остановился Сергей. Он словно подслушал наши разочарованные мысли и сказал:
- Представляете, ребята, все эти деньги и предметы свидетели веков. Вот эти вот украшения, возможно, носила на шее пра-пра-прабабка кого-то из вас. На эти вот монеты ваши предки, возможно, покупали резную колыбель вашим прародителям. Представляете?
Странное дело: мы сразу же посмотрели на монеты и украшения другим взглядом, стали вчитываться в подписи, где было сказано какому времени принадлежит находка, когда где и кем была найдена.
Я так погрузился в созерцание, что вздрогнул от неожиданности, когда Маркиз сильно толкнул меня в бок. Я обернулся, собираясь дать сдачи, но увидел, что Маркиз показывает мне пальцем в соседний зал. Я повернулся в ту сторону и обомлел... Там возле витрины с изразцами стоял прораб, которого мы безуспешно разыскивали.
Не успел я ему помешать, как Маркиз рванул в соседний зал. Он так заспешил, что зацепил на ходу стул и с грохотом его опрокинул. Конечно же, все обернулись в его сторону.
Маркиз попытался сделать вид, что это не он и спрятаться за спины, но было поздно - бригадир нас увидел и заспешил из зала. Я бросился за ним, стараясь прятаться за посетителями.
Когда я выскочил из зала, на лестнице было пусто. Не мог бригадир так быстро спуститься вниз. Я огляделся и увидел справа от себя маленькую дверь. Я вошел и оказался в длинном коридоре, в конце которого была еще одна дверь, с надписью на ней: "Служебный выход". Дверь эта оказалась заперта, наверняка бригадир, знавший здесь все ходы и выходы ушел через эту дверь.
Я понуро вернулся в зал. Маркиз, к моему удивлению не последовавший за мной, о чем-то оживленно разговаривал с Сергеем.
Терпеливо дождавшись, когда он закончит, я подошел и сказал:
- Ушел бригадир. Через служебный выход ушел.
- Ничего, - подмигнул Маркиз. - Я про него кое-что у Сергея выспросил, он, оказывается, его знает. Это черный кладоискатель. Он как раз работает на заказ, выворачивая кованые решетки и считается специалистом по изразца, поэтому получает солидные заказы...
- Ну и что? - разочарованно поморщился я. - Подумаешь. И что нам пользы от этих сведений?
- Чудак! - заорал разозлившийся на мою тупость Маркиз. - Помнишь старый дом?! Помнишь изразцы?!
Конечно, я помнил! Как только сам сразу не догадался, что если бригадир специалист по изразцам, наверняка это он отбивал на заказ изразцы в том доме. И наверняка вернется, изразцы еще оставались.
Глава четырнадцатая
Охотник за изразцами
Мы договорились с Маркизом, что сегодня же к ночи пойдем в тот самый дом, в котором нас так лихо провели бригадир и Черный Монах. Долго в этот вечер я таращился в темный потолок, стараясь не уснуть, но все же задремал и проснулся, услышав свист за окном. Это был Маркиз. Я встал, торопливо оделся и тихонько подошел к двери в соседнюю комнату.
Дедушка с присвистом похрапывал. Я на цыпочках прошел через его комнату и вышел на площадку, но только я хотел прикрыть дверь, как оттуда вышла, тоже на цыпочках, Аленка, уже одетая.
- Ты куда это ночью? - прошипел я.
- Я с тобой, - упрямо заявила сестра.
- Там же ночь, страшно, - попугал я.
- А вы как же? - спросила Аленка. - Я с вами.
Я посмотрел на ее сжатые губы и махнул рукой, легче танк развернуть, чем мою сестренку.
Мы вышли на улицу, где от нетерпения подпрыгивал Маркиз.
- А она куда?! - вскрикнул он, увидев Аленку.
- Если ее домой отправить, она деду все скажет, - развел я руками.
- И если опасность будет, я как завиззю! - заявила Аленка.
- Ну, если завизжишь, тогда пойдем, что с тобой делать, - согласился Маркиз.
Брошенный дом ночью выглядел совсем по другому, чем днем. Черные окна смотрели пугающим слепым взглядом. В подъезде каждый шорох заставлял вздрагивать. Аленка вцепилась мне в ладонь двумя руками и прижалась ко мне.
Даже Маркиз замолчал, слышно было только его прерывистое дыхание, он тоже побаивался.
Мы осторожно поднимались по лестнице ступенька за ступенькой, стараясь ни за что не зацепиться и не зашуметь, чтобы не спугнуть бригадира, если, конечно, он был в доме.
- А если его здесь нет? - шепотом спросил Колька.
- Будем ждать, он должен появиться.
Но бригадир был здесь. Еще не доходя до нужной квартиры мы услышали приглушенное постукивание, это охотник за изразцами отбивал с камина плитку.
Мы проскользнули в квартиру, тихо прошли на кухню, оттуда хорошо было видно бригадира. Он стоял на коленях возле камина, возле него стояла на полу лампа "летучая мышь", а сам он постукивая молотком по долоту осторожно отбивал керамическую плитку, украшенную причудливой росписью.
- Что делать будем? - шепотом спросил я Маркиза, только сейчас сообразив, что мы пошли ночью в дом, даже не подумав заранее о том, как будем себя вести, если встретим бригадира.
Маркиз в ответ только плечами пожал. Я хотел предложить выйти на улицу и позвонить в милицию, но за спиной увлеченного работой бригадира выросла фигура незаметно вошедшего монаха Александра. Он постоял, тихо откашлялся. Бригадир вздрогнул, от неожиданности выронил долото, и резко обернулся.
- Это ты? - спросил он. - Ну и напугал ты меня!
- Ты куда исчез? - не слушая его, надвинулся Черный Монах. - Ты меня заказ соблазнил выполнить, я все сделал, а ты деньги сгреб и ни ответа, ни привета. Почему с работы уволился? Копию зачем мне заказывал? Ты думал, я дурачок, меня кинуть можно? Дудки! Я все понимаю. Ты меня как прикрытие использовал. Не нужны твоему иностранцу мои иконы, ему "Бобыль" нужен, ты его украл...
Бригадир на него монаха, замахиваясь молотком, но Черный Монах перехватил его руку и вырвал молоток из рук бригадира. Но при этом не устоял на ногах, они оба упали и покатились по грязному полу, по рассыпавшимся плиткам изразцов.
Монах Александр был ростом повыше и физически сильнее, он подмял под себя тщедушного бригадира и тяжело дыша сказал:
- Сейчас ты пойдешь со мной в милицию, и все там расскажешь. Обет нарушить я мог, но достоянием народным торговать не буду. И тебе так лучше, сознаешься, может и простят. Ну, идешь? Или тебя силой в милицию вести?
- Иду, я, иду... - прохрипел бригадир. - Отпусти, встать дай, я сам пойду.
Монах Александр встал, отпустив бригадира, тот стал медленно подниматься и выждав момент, когда монах повернется к нему спиной, подхватил с пола долото и ударил им в спину Черного Монаха.
Он обернулся и нашел в себе силы вцепиться в бригадира, увлекая его за собой на пол. Мы с Маркизом не сговариваясь бросились на помощь теряющему силы ерному Монаху, вцепились в бригадира и пытались отнять у него долото, не дать ему еще раз ударить противника. Но бригадир держал долото крепко, нам никак не удавалось рацепить намертво сжатые пальцы.
- Отпустииии! - заорал Маркиз и укусил бригадира за руку.
Тот взвыл от боли и выпустил из пальцев долото, я тут же отфутболил его ногой подальше.
И в этот момент раздался дикий оглушительный вопль:
- Людииииииии!!! Помогииииитеееее!!!
Это завизжала, как и обещала, Аленка. И без того перепуганный бригадир вскочил и оттолкнув меня бросился бегом по лестнице вниз.
Мы склонились на Черным Монахом. Он терял сознание, глаза его помутнели, под ним растекалась лужица крови.
- Маркиз, бегите с Аленкой в соседний дом, стучитесь в любую квартиру, вызывайте "скорую" и милицию Быстро!
Маркиз не стал спорить, подхватил Аленку за руку и побежал на лестницу. Я склонился на монахом, достал чистый носовой платок и хотел как-то закрыть ему рану, но он лежал на спине. Я попробовал перевернуть его на бок, он застонал и открыл глаза.
- Сейчас я вам помогу, - испуганно зашептал я.
- Подожди, - остановил он. - Слушай... Там, где вы что-то искали, в монастыре Зачатьевском, только с другой стороны домика... Там тоже подвал, на стене крест... Третий камень снизу...
Он закашлялся и опять впал в беспамятство. На лестнице раздались голоса, замелькали лучи фонариков, слышно было, как Аленка и Маркиз ведут кого-то, поторапливая:
- Сюда, сюда. Вот сейчас уже, скорее только! У него кровь...
Черный Монах с трудом открыл глаза, увидел меня и прошептал: Ищите... Синий ветер ищите...
Больше он в себя не приходил. В квартиру набежали врачи, санитары, милиция, Черного Монаха уложили на носилки и унесли. Нас отвезли в отделение, где нас уже ждал дед Николай...
Глава пятнадцатая
Клады Зачатьевского монастыря
Утром дед страшно отругал нас и настрого приказал без его ведома ни днем, ни тем более, ночью, никуда не отлучаться. Мы с Колькой молча согласились.
Дедушка почти тут же ушел, проворчав, что обед в холодильнике. Аленку он повел в сад, предварительно заперев нас, и мы с Маркизом остались вдвоем. Мы никак не могли успокоиться и обсуждали события прошедшей ночи.
- Почему ты ничего не сказал дедушке про тайник? - спросил я Неукротимого Маркиза.
- Так он нам и поверил! - заорал Маркиз.
- Почему же он нам не поверил бы?
- Ну, может, и поверил бы, - нехотя согласился Колька, и тут же перешел в атаку. - А если Кирилл просто бредил про тайник? Да и что там может быть, если картину продали? Кирилл же сам сказал, что продали.
- А если она в тайнике? - не уступал я.
- Давай, Мишка, сходим и проверим! - моментально вскочил на ноги неугомонный Маркиз.
- Как же мы сходим, если нас заперли? - развел я руками.
Мы смирились с ситуацией и сели смотреть телевизор. Показывали одни скучные сериалы. На одной из программ нам повезло на мультики, потом мы отыскали старую комедию "Полосатый рейс".
- Мы пойдем искать тайник ночью! - заорал Маркиз посреди фильма.
- А дедушка?
- А дедушку мы, как льва, усыпим! - вопил восторженный Колька. - Дадим ему люминалу!
Мне не очень понравилась Колькина идея. Я бы рассказал все дедушке, мне, если говорить честно, эти приключения как-то разонравились. Приключения интересно смотреть в кино. А вот когда они приключаются именно с тобой, оказывается, что приключения - это на самом деле куча неприятностей.
Колька убежал на кухню, чем-то увлеченно гремел там, а я думал.
- Колька! - крикнул я. - А как мы узнаем, сколько таблеток нужно дать, чтобы дедушка уснул, и чтобы ему не было плохо?
- Ты чего, Мишка?! Да чего ему будет от этих таблеток?! - заорал Неукротимый Маркиз. - Они такие махонькие! Во, сам смотри!
Он вернулся из кухни, протягивая мне на ладони маленькие таблетки, пачку он держал в другой руке.
- Видал?! - прокричал Колька. - Хочешь, я на себе попробую?!
И не дожидаясь моего ответа, моментом слизнул с ладони четыре таблетки.
- Дурак! - возмутился я. - Зачем так много?! А если отравишься?!
- Да чего будет с таких малюпасеньких таблеточек?! - отмахнулся Маркиз. - Зато тебе спокойней будет, будешь точно знать, что с дедушкой ничего плохого не случится.
- Это мы еще посмотрим, что с тобой случится, - проворчал я, недоверчиво косясь на приятеля.
- Да ничего со мной не будет, - отмахнулся мой беспечный друг. Видишь? Ни в одном глазу сна нет! Давай телик смотреть!
Я не нашел пульт, и принялся нажимать кнопки, прыгая с программы на программу. Ничего путного не было. За спиной у меня раздались какие-то странные звуки. Я оглянулся - Колька спал, запрокинув голову назад, приоткрыв рот, пытаясь и во сне что-то прокричать.
Я с трудом вытащил у него зажатую в кулаке облатку с люминалом и попытался растолкать Кольку, но он спал, как убитый. Кое-как мне удалось уложить его поудобней на диване. Спал Неукротимый Маркиз до прихода дедушки, который привел домой Аленку. Та моментально промчалась в комнату и тут же сообщила дедушке:
- А здесь Колька на диване спит! Все пкорывало сбил!
К моему счастью, дедушка не очень удивился.
- Ничего удивительного. Набегались вчера ночью, вот он теперь и спит. Буди его, Миша, а то он ночью спать не будет.
Легко сказать - буди! Люминал свалил Кольку намертво. Я тряс его и так и этак, сажал его, он только бормотал что-то бессвязное и тут же валился на бок, досыпать.
Обеспокоенный тем, что дедушка заподозрит что-то неладное в таком богатырском сне Неукротимого Маркиза, я наклонился, и шепнул Кольке в ухо:
- Вставай! Пора идти в тайник!
Эффект оказался потрясающим. Колька моментально заворочался, замычал что-то, сел с закрытыми глазами и забормотал:
- Сейчас, сейчас, я иду! Ты только не уходи без меня!
Немного очухавшись он тут же поплелся в ванну, где долго плескался холодной водой, приводя себя в чувство. Это помогло, но не очень. Весь вечер Колька яростно боролся со сном, засыпая в самые неподходящие моменты. Глядя на него я категорически отказался положить дедушке в чай две таблетки. Ограничившись одной.
Чай дедушка выпил, ничего не заметив.
- Чего это с Колей? - удивился дедушка. - Что он весь вечер засыпает?
- Не знаю, - поспешил ответить я, - наверное, вчера не выспался, - и сам отчаянно зевнул в доказательство.
- И ты тоже спишь? - усмехнулся дедушка. - Набегались по ночам?
И сам тут же зевнул, как видно, неожиданно для самого себя. И тут же еще раз, и еще.
- Что за ерунда? - проворчал он. - И мне зевается. Наверное, с погодой что-то. Давайте, действительно спать ложиться.
На мое счастье, Аленка и дедушка заснули почти моментально, так что Колька не успел еще всерьез отключиться, и я смог растолкать его без лишнего шума.
Мы быстро оделись, взяли фонарик и тихо-тихо прокрались из квартиры...
Зачатьевский монастырь встретил нас мрачными стенами красного кирпича, ночью казавшегося черным. Только отреставрированная надвратная церковь светилась в ночи белой свечкой. Это было очень красиво, и я невольно залюбовался, но Колька толкнул меня:
- Пошли! Днем посмотришь!
Мы прошли в знакомый и все же ночью жутковатый и пугающий монастырский двор. Внутри двора, за стенами, было еще темнее. Мы обошли маленький домик, в котором нашли картину с портретом Пугачева, подошли к нему с другой стороны. У глухой стены была заросшая высокой травой ямка и возле стены густые кусты.
Мы спустились в ямку, Колька раздвинул кусты и мы увидели уходящие вниз несколько ступеней, которые вели к незаметной со двора дверью.
- Посвети, - шепнул Колька. - Тут крапива, жжется.
Я включил фонарик, Колька полез в кусты, я осторожно двинулся следом и тут же замер, выключив фонарик.
- Ты что?! - зашипел мой приятель. - Я же крапивой обстрекался! Включи фонарик.
- Тихо! - ткнул я его фонариком в спину. - Кто-то ходит!
Колька притих и мы стали вслушиваться. Шелестели листья на деревьях, вздыхал ветер в пустых оконных проемах реставрируемой трапезной. Больше не было слышно ни звука.
- Показалось тебе, - не очень уверенно проворчал Колька.
- Наверное, - проворчал я, хотя готов был поклясться в том, что ясно слышал тяжелые осторожные шаги. Впрочем, что только не почудится в ночном монастырском дворе. Так и вправду Черного Монаха увидишь.
- Свети! - проворчал Колька.
Я включил фонарик и посветил, стараясь все же загородиться кустами и вслушиваясь в тишину.
Колька толкнул дверь, она на удивление легко и бесшумно подалась и распахнулась. Из подвала в лицо пахнуло сыростью, плесенью, землей. Не желая привлекать внимание светом фонарика, я подтолкнул застывшего в нерешительности Кольку, и тот шагнул внутрь, я поспешил следом, стукнувшись лбом о каменную притолоку - двери были очень низкие.
С этой стороны в подвале было сыро, на стенах видны пятна плесени, кое-где зеленели пятна мха-лишая.
Подвал был маленький и очень низкий. Под потолком было узкое оконце без стекла, но за толстой ржавой решеткой.
- Где тут тайник? - нетерпеливо огляделся я.
- Сейчас, сейчас, - бормотал Колька, оглядываясь по сторонам. - Вот он крест!
Он прошел в угол, где я с трудом разглядел на стене выцарапанный крест. Глазастый этот Колька! Как он его углядел? Я вплотную подошел и то не сразу увидел.
Колька тем временем опустился на колени и стал раскачивать третий снизу камень в углу.
- Ну как, подается? - нетерпеливо спросил я.
- Подается, - отозвался мой друг и в этот момент камень вывалился, в обнимку с ним повалился на пол Неукротимый Маркиз. Он тут же отбросил тяжелый и большой камень в сторону и полез в открывшееся отверстие. Есть! - сдавленно прошептал он, вытаскивая завернутый в черный полиэтилен сверток.
В этот момент что-то стукнуло. Я инстинктивно выключил фонарик.
- Ты что? - недовольно отозвался Колька.
- Тихо! - скомандовал я, и пошел в темноте к двери. Она оказалась запертой!
Мне сразу же стало холодно и противно затряслись коленки и руки.
- Нас заперли, - прошептал я.
- Не может быть! - шепотом отозвался Колька.
Он подошел в темноте и попытался открыть дверь, но она не поддавалась.
- Наверное, ветром захлопнуло, - бодро произнес мой друг каким-то деревянным голосом. - Посидим до утра, утром придут рабочие, мы покричим и они выпустят нас.
Я хотел возразить, что ветром дверь захлопнуть не могло, но подумал, что если это кто-то из наших врагов, то им зачем им закрывать нас?
Мы просидели в темноте довольно долго, Колька даже опять уснул, когда во дворе послышались шаги.
- Эй! - решившись, позвал я. - Помогите нам!
- Вы где? - спросил осторожный мужской голос.
- Мы в подвале! Подойдите к окошку!
К окну подошли две ноги в черных ботинках и серых брюках.
- Откройте двери! - попросил проснувшийся Колька.
- А что вы ночью в подвале делаете? - спросил мужчина.
- Мы искали ка... - начал, но толчок в бок прервал меня.
- Мы кота искали, - поспешил исправить мою оплошность Колька.
- И как, нашли? - поинтересовался мужчина.
- Нашли! - не подумав, брякнул я.
Мужчина присел на корточки:
- Ну, давайте его сюда.
Он наклонился, и мы с Колькой отпрянули к стене, нас ослепил луч фонарика.
- Давайте, щенки, быстро сюда, что нашли, - прошипел прораб, а это был именно он. - Или я вас пристрелю!
Я, как загипнотизированный протянул в окно пакет. Прораб буквально выхватил его у меня и побежал в сторону.
И тут же раздались крики, свист, замигали фонарики, раздался шум въезжающей во двор машины и засветились фары. Дверь в подвал распахнулась.
- Выходите, разбойники, немедленно! - приказал дедушка. - Идите за мной, поговорим дома.
Мы с Колькой вышли из подвала. Во дворе стояла милицейская машина, возле нее, в наручниках, прораб. Перед ним стояло несколько милиционеров, у одного, в штатском, был в руках черный пакет.
- Что там? - спросил дед.
- Сейчас посмотрим, - ответил штатский и осторожно развернул пакет.
- "Бобыль-гитарист"! - выпалили мы с Колькой хором.
- Как бы ни так! - зло рассмеялся прораб. - Это подделка! А подлинник никогда не найдете!
- Найдем! - уверенно ответил дедушка.
- Ищи ветра в поле! - расхохотался прораб.
Глава шестнадцатая.
Ищи синий ветер...
Через пару дней дед пришел домой хмурый, усталый.
- Вынужден вас огорчить, герои, но "Бобыль", увы, всего лишь подделка, как-то виновато развел он руками, не дожидаясь вопросов.
- А где же подлинник?! - хором воскликнули я и Колька.
- Кто знает? - вздохнул дед.
- А как же бригадир?! Пусть его попугают, он сразу скажет, где картина! - завопил возмущенный Маркиз.
- А как доказать, что это он украл картину? - возразил дед. - Он не дурак сознаваться. Ваш Черный Монах в больнице, пока еще в сознание не приходил, а бригадир все отрицает.
- У него же пистолет был! - выкрикнул Колька.
- Пистолет у него не пистолет вовсе, а зажигалка в виде пистолета, чуть улыбнулся дед.
- Выходит мы какой-то зажигалки испугались? - задохнулся я от обиды.
- Вы все сделали правильно, - посерьезнел дед. - И вели себя смело, так что нечего стесняться. Ну, герои, я побежал, а вы сидите дома. Хватит уже подвигов. И так мне ваши родители, когда вернуться, шею намылят.
Дед ушел, Аленку мы усадили смотреть телевизор, а сами с Маркизом принялись горячо обсуждать все случившееся.
- И что же, теперь нам ничего не удастся найти? - огорченно почесал затылок Колька.
- Бригадир сказал: "ищи синий ветер", - неуверенно заикнулся я.
- И где же мы его будем искать? - хихикнул Колька.
- В Интернете! - закричала Аленка, выбегая из комнаты. - Я только что рекламу видела, там какой-то яндекс, говорили, что найдется все!
- Отстань! - поморщился Маркиз. - Без тебя голова лопается, а ты тут еще с рекламой дурацкой...
- Постой! - вмешался я. - Яндекс - это поисковая система в Интернете. Давай, действительно, попробуем. Хуже не будет? Должен же что-то этот синий ветер обозначать?
- Пудрит нам мозг твой бригадир, - заворчал Колька.
- Ты можешь предложить что-то более подходящее? - в упор спросил я.
- Ладно, давай слазим в Интернет, - согласился Колька.
К нашему удивлению в Интернете этого самого "Синего ветра" оказалось более чем достаточно. Следовал длинный список фирм с таким названием, потом какие-то объединения. Мы внимательно изучали список.
- Вот! Вот! - заорал Маркиз, тыча пальцем в экран монитора, оставляя на нем пятна. - Вот он наш "Синий ветер"!
Я отвел в сторону его палец, закрывавший строчку, и прочитал: "Синий ветер" - международный экспресс Москва - Берлин. Отправление: каждая среда в шестнадцать десять с Белорусского вокзала.
- Сегодня как раз среда, - почему-то непривычным шепотом сказал Колька. - Ну?
- Что - ну? - замялся я.
- Нужно бежать к поезду! Или позвонить деду!
- Куда? - развел я руками. - Да и что мы ему скажем? Что есть такой поезд - "Синий ветер"? Так еще десяток фирм с таким названием имеется.
- Тем более, помчались к поезду! - завопил Маркиз. - Нужно же что-то делать! Не сидеть же сложа руки!
Не дожидаясь меня, он бросился к двери. Я чуть помедлил и последовал за ним.
Как мы ни спешили, но на Белорусский примчались всего лишь за десять минут до отправления поезда. Новенький, сияющий синей краской экспресс действительно чем-то напоминал ветер, наверное, своей готовностью сорваться с места и помчаться через границы.
- И что будем делать? - растерялся я. - Здесь больше десятка вагонов. Не идти же по всем. Да и проводники не пустят по вагонам...
- Смотри! - Колька с такой силой дернул меня за рукав, что едва не оторвал его.
Я посмотрел в ту сторону, куда он указывал и обомлел: возле вагона стоял на перроне тот самый иностранец, который покупал иконы у Кирилла, Черного Монаха.
- И что ты предлагаешь делать? - спросил я, облизывая пересохшие губы.
Тем временем кашлянуло перронное радио и произнесло решительным женским голосом:
- Господа провожающие международный экспресс "Синий ветер", просим покинуть вагоны! До отправления состава остается пять минут. Внимание!...
Она повторила объявление, потом то же самое произнесла по-немецки.
- Что же делать?! - взвизгнул Колька.
Он оглянулся по сторонам и помчался к милиционеру, стоявшему невдалеке рядом с мужчиной в военной форме, наверное, таможенником. Я вздохнул и поплелся следом за Неукротимым Маркизом. Путаясь и перебивая друг друга мы выпалили все про Черного Монаха, про "Бобыля-гитариста", про бригадира и "Синий ветер", после чего Колька потребовал досмотреть иностранца.
Милиционер и человек в форме вежливо выслушали нас, потом военный сказал устало:
- Вы бы, ребятишки, шли домой. И поменьше боевиков на ночь смотрите.
Мы попытались переубедить наших суровых собеседников, но они повернулись и пошли в здание вокзала. Экспресс тем временем ожил, задышал, явно собираясь покинуть вокзал.
- Врешь! Не уйдешь! - заорал вдруг Колька, бросаясь к вагонам.
Мне не оставалось ничего другого, как рвануть следом за ним. Колька добежал до вагона, в котором должен был ехать "наш" иностранец, проводник попытался преградить ему дорогу, но Маркиз сделал страшное лицо и заорал, показывая пальцем куда-то в конец перрона:
- Смотрите! Смотрите! Горит!
Проводник инстинктивно оглянулся, а хитрый Маркиз проскочил мимо него в вагон. Я набрал в себя побольше воздуха и бросился следом.
Очнувшийся проводник ухватил меня за надорванный Колькой рукав и довершил начатое Маркизом. Рукав оторвался, и проводник едва устоял на ногах, потеряв равновесие, разглядывая оторванный рукав.
Колька был уже внутри вагона и с грохотом открывал подряд все двери в купе, насмерть пугая респектабельных иностранцев, не понимавших таких заморочек. Проводник, державший в руке мой рукав, пытался догнать Кольку, но на его пути встал я, пытаясь задержать проводника. Он яростно отталкивал меня, а я не менее яростно цеплялся за его мундир, отчего на пол посыпались начищенные до сияния пуговицы. Рассвирепевший проводник оттолкнул меня и бросился к Маркизу, но тот в это мгновение истошно завопил, распахнув двери последнего купе:
- Вот он! Вот! Вот этот вот! Ссадите его с поезда! Он у моей бабушки иконы украл!
Проводник пытался вытащить Кольку из купе, но тот вцепился в двери и блажил во все горло. Не зря его прозвали Неукротимым Маркизом - он вопил так, что из всех купе высунулись любопытные пассажиры, высыпали в проход, что-то горячо обсуждая на иностранных языках.
Проводник растерялся, ему было неудобно выволакивать Кольку из купе силой, он пытался уговорить его, что-то объяснить. Проводник стоял красный, как рак, сзади на него напирали пассажиры, которые норовили заглянуть в купе, не понимая. Что же там произошло.
- Разойдитесь, пожалуйста! - раздалась властная команда, повторенная, кажется, по-английски.
Законопослушные зарубежные господа безропотно расступились, в узкий проход протиснулись люди в форме - таможенники и пограничники.
- В чем дело? - спросил вполголоса один из них проводника, не оставлявшего надежды вытянуть горластого Кольку из купе.
- Это возмутительно! - выступал иностранец, пришедший в себя при появлении пограничников. - Врываются ф мой купе, какой-то сумасшедший мальчик...
- Сейчас разберемся, - вежливо, но сухо остановил его пограничник.
- Вот, ворвались в вагон двое мальчишек, - оправдывался проводник, вертя в руках оторванный рукав рубашки Маркиза. - Орут что-то про то, что этот вот господин украл у его бабушки какие-то иконы...
- В чем дело? - резко повернулся ко мне и к Маркизу пограничник. - Вы понимаете, что это международный поезд? Говорил он тихо, но было видно, что он едва сдерживается от того, чтобы не взорваться.
- Дяденька, этот господин украл у моей бабушки иконы, - глядя прямо в глаза пограничнику заявил Маркиз. - Он жил у нас и перед отъездом украл иконы. А бабушка сказала, что без этих икон она умрет.
- Ты что, парень, с ума сошел? - не поверил ему пограничник.
- Он правду говорит! - вмешался я, понимая, что другого пути у нас нет. - Пускай он покажет.
- У меня действительно есть иконы, - от волнения иностранец позабыл про акцент и заговорил на чистом русском. - Но это новодел, написанные недавно на заказ и у меня есть разрешение на вывоз.
Он полез в кейс, достал оттуда бумаги и протянул пограничнику. Тот не глядя передал бумаги таможеннику, который молча погрузился в чтение.
- Будьте любезны, предъявите иконы, - прочитав бумаги, попросил таможенник, поправив на носу очки в тонкой оправе.
- Вы понимаете, что задерживаете международный экспресс? - прошипел иностранец.
- Ничего, мы только глянем. Это займет несколько минут.
- Хорошо, я покажу иконы, - кивнул он. - Только пускай мальчик сначала скажет, какие иконы были у его бабушки.
Таможенник вопросительно повернулся к Маркизу.
- У бабушки было три иконы, - вдохновенно орал Маркиз. - На одной дядька с бородой, на другой тоже дядька с бородой, только с другой, а на третьей тетя с младенцем!
- Иконы старые? - спросил иностранец, готовясь развернуть пакет.
- Старые! - завопил Колька, не подумав.
Я ткнул его в бок, он тут же прикусил язык, но было поздно. Иностранец заметил, как я толкнул Кольку и едва заметная торжествующая улыбка скользнула по его губам.
- Это, конечно, произвол, - поломался иностранец, - но я не хочу задерживать поезд. Пожалуйста!
Он с торжествующей улыбкой развернул пакет. Там были четыре абсолютно новенькие иконы. Настолько новенькие, что даже краской пахнуло. Все они были переложены поролоном, а одна даже укутана в толстый полиэтилен.
Иностранец разложил иконы на столе. На всех иконах была изображена женщина с младенцем.
- Ну, мальчик, - усмехнулся он. - Где твои старые иконы и бородатые мужики? Где твои старые бабушкины иконы?
Таможенник и пограничник переглянулись, разом вздохнули и пограничник уже потянул руку к фуражке, наверное, чтобы официально извиниться и отпустить иностранца. Тот уже начал складывать иконы обратно, но тут Маркиз подскочил к нему и буквально вырвал из рук одну из икон.
- Дяденьки! Смотрите! Они все не закрашенные с обратной стороны, а эта закрашена! - завопил он.
- Ну и что? - насторожился таможенник, жестом остановив рванувшегося к иконе иностранца.
- А вот что! - заорал Колька.
Он перевернул икону вниз лицом, задняя стенка доски была, действительно, закрашена. Не дав никому опомниться, Колька схватил со стола ножик, которым иностранец разрезал бечеву, и отколупнул кусок краски. Из-под краски выглянула старая, почерневшая от времени доска.
- Видите?! - вопил торжествующий Маркиз. - Это не новодел! Это старая картина, только она закрашена сверху! Это "Бобыль-гитарист"! Это украденная картина!
- Погоди, мальчик, - остановил его таможенник и повернулся к иностранцу. - Сейчас мы пригласим понятых, оформим изъятие иконы, вызовем экспертов и во всем разберемся.
- А мне что делать?! - взвизгнул иностранец. - Ехать домой без иконы? Я же платил деньги!
- Пока вам никуда не придется ехать. Вы пройдете с нами, мы все проверим, и тогда решим вопрос с вашим отъездом.
- Хорошо, подумав минуту, согласился иностранец, лицо его стало жестким и злым. - Вызывайте понятых. Только прошу сразу же внести в протокол мое заявление, что иконы я покупал, как новодел, и что там под красками, знать не знаю.
- Конечно, не знает! - подпрыгнул Колька, но его взял за плечо пограничник и кивнув головой мне, вывел нас на перрон.
Вскоре из поезда вышел иностранец и два таможенника, которые несли его вещи, экспресс тут же протяжно взвыл сигналом и тронулся, а мы пошли в здание вокзала, в таможню.
Пока дожидались эксперта, нам разрешили позвонить деду, и он примчался за нами. Эксперт подтвердил, что под новым слоем краски действительно старая доска и требуется более тщательная экспертиза, очистка начального слоя. Иностранца задержали, а мы в сопровождении деда поехали домой...
Через неделю вернулись мои родители и когда узнали о наших приключениях такое устроили и мне и деду! Но это все ерунда. Главное, что вскоре дед отвел нас в больницу к Кириллу, Черному Монаху. Он пошел на поправку.
- Что мне будет? - спросил Кирилл деда.
- Думаю, все обойдется, - похлопал дед его по руке. - Ты же не знал, что получая разрешение на вывоз твоих икон, потом одну из них подменили старинной, закрасив ее сверху.
- Так на иконе не "Бобыль-гитарист"?! - подскочили мы с Колькой.
- Увы, ребята, нет, - вздохнул дед. - Иностранец и бригадир наладили скупку и вывоз за границу старинных икон. Но картину они не воровали.
- А что будет с портретом Пугачева? - спросил я.
- Сдадим в исторический музей. Думаю, он им пригодится... Наверняка с ним связана необычная история.
- А как же "Бобыль"?! - воскликнул я.
- Думаю, его поисками есть кому заняться, - помолчав сказал дед. Так что будем надеяться.
Мы попрощались с Кириллом и вышли на улицу.
- Ну вот, и конец вашим приключениям, - весело подмигнул нам дед.
- Это точно, - почему-то скучно вздохнул я.
- А ты знаешь, - горячо зашептал мне на ухо Колька, - один мой приятель в триста тридцатой школе учится, так он говорил, что у них школа старинная. Она еще до революции была построена. И в ней была церковь, в которой стоял очень ценный иконостас. А во время революции этот иконостас исчез.
- Ну и что? - спросил я.
- А то! - заорал Неистовый Маркиз. - Там такие подвалы! И многие замурованы! И до сих пор иконостас этот не нашли!...
- Какие подвалы? - нахмурился дед. - О чем это вы?
- Это мы про Зачатьевский монастырь вспоминаем, - елейным голоском проблеял Колька.
- Ну и что ты хочешь этим сказать? - спросил я Кольку шепотом.
- А то, - так же шепотом отозвался он. - Иконостас до сих пор наверняка там, в подвалах.
Я молча пошел вперед. Маркиз терпеливо шагал сзади. Потом не выдержал, догнал меня и спросил, заглядывая в глаза:
- Ну, что?
- А что - "что"? - переспросил я. - Рассказывай, где эта самая триста тридцатая школа...