За окном электрички проносились осенние пейзажи. Лес призрачно светился: внутри каждого дерева и каждой травинки жил собственный тихий солнечный луч.

«Такая же красота и такие же просторы, как у нас», — думал Кенг, сидя у окна и старательно глядя в него, чтобы не привлекать лишнего внимания. Баба Маня устроилась рядом, большая клетчатая сумка стояла у ног на полу. Сумку поменьше баба Маня крепко держала на коленях.

Эму, скрюченному на дне большой сумки, как всегда, было душно. У него на спине лежала Галка, а рядом скорчился Бобрик. Через приоткрытую на сумке «молнию» виднелся вздрагивающий при движении потолок вагона.

— Разрешите… Позвольте… Место свободно? — послышалась торопливая речь, и пассажир с портфелем наперевес протиснулся на сиденье напротив Кенга.

Кенг бросил на мужчину быстрый взгляд из-под полей шляпы. Бывает же в жизни такое! Это был тот самый припозднившийся пассажир из ночной электрички, которого они напугали в день побега. Кенг похолодел и прилип носом к окну.

Пассажир шумно отдувался и, обращаясь к бабе Мане, сетовал:

— Ездить стало совершенно невозможно. Кто только не катается: хулиганы, музыканты, коробейники. Зверей бесконечно возят.

Баба Маня кивнула:

— Оно… конечно…непорядок.

— Какой такой непорядок?! Безобразие! — не унимался мужчина.

Словно в подтверждение его слов в сумке бабы Мани что-то всхрапнуло. Баба Маня медленно выпрямилась. Пассажир прислушался.

— Хр-р-р-р… — захрапело в сумке, зачмокало, и с новой силой запело: — Хр-р-р-р! Мня-мня… О-о-хо-хой… Хр-р-р-р!!!

Баба Маня засунула руку в сумку и больно ущипнула Лени за бок. Тот взвизгнул, проснулся и затих.

— Безобразие, — вполголоса повторил пассажир и, поджав губы, отвернулся от бабы Мани. Но ему просто необходимы были чьи-нибудь уши, он страдал без ворчания, а потому потянулся к Кенгу, неотрывно глядевшему в окно:

— Вы не поверите! Я вообще недавно в поезде кенгуру встретил!

Представляете? Скоро слонов возить начнут…

Разговорчивому пассажиру вдруг показалось, что этого человека в плаще и шляпе он уже где-то встречал. Смутная картинка пронеслась в его голове.

Пассажир засопел, силясь вспомнить, а затем спросил:

— Вы, случайно, прошлым летом в санатории не отдыхали?

Кенг поднял воротник и опустил поля шляпы.

Пассажир подумал еще, дернул Кенга за полу плаща и снова спросил:

— А на конференции мы с Вами не могли встречаться?

У Кенга лопнуло терпение. Он приподнял шляпу, обнажив уши, наклонил морду к лицу пассажира и проникновенно сказал:

— G` day! You old man!

Эти слова означали только «Привет, старик!», но пассажир ее не понял.

— Что Вы сказали?

— Сами мы не местные, говорю, — глаза в глаза произнес Кенг.

В этот момент Эму, изнемогавший в тесноте, резво высунул из клетчатой сумки голову и оказался нос к носу с пассажиром. Как черт из табакерки! Смутные воспоминания мужчины с портфелем вмиг превратились в очень даже отчетливые.

— А-а-а-а-а!!! — как оглашенный завопил он, вспомнив былой кошмар, и стремглав вынесся вон.

— Остановку человек проспал, — посочувствовал кто-то в вагоне.

— Далеко еще? — нетерпеливо повертел головой Эму, но Кенг привычным жестом запихнул его обратно в сумку.

— Крупная какая курица у вас, — повернулась бабушка с соседней лавки. — Какой породы?

— Бодибилдер шварценеггерус, — с нарочитой гордостью ответила баба Маня. — В племхозяйство везу.

Электричка, бойко меняя пассажиров, приближалась к городу. Люди, укачанные однообразным ритмом, сладко подремывали, а из приоткрытой сумки поблескивал глаз новоявленного «шварценеггеруса».

Чтобы скоротать время, Эму изучал единственно доступный его взгляду плакат. На нем была изображена маршрутная схема и обозначены станции. На схеме страус разыскал маленькую точку, напротив которой было написано «Ложкаревка».

«Что-то там сейчас происходит?» — подумалось ему.

Как что? В Ложкаревке в это время уже вовсю шел «бой».

Авоськин полк не зря постарался накануне, и теперь устроенные ими хитрости срабатывали безотказно.

Включая Серегу и Иваныча, незваных гостей было пятеро, а зверей несметное количество, хотя двор поначалу и выглядел пустым.

В центре двора стояло пугало с надписью «Электроникс».

Серега самоуверенно рванул ручку калитки на себя, и сверху на него опрокинулось ведро с жидким фирменным тестом бабы Мани. Иваныч подскочил к пугалу, а оно вдруг показало ему длинный зеленый язык, завращало глазами и отрывисто затараторило:

— Привет! Сколько будет дважды два? Ответ неверный. Пять плетей за ошибку! Сколько ног у сколопендры? Ответ неверный. Десять плетей за ошибку!!!

Иваныч попятился и угодил ногой в петлю, сделанную дедом Лексеем. В тыквенной голове пугала громко щелкнуло, оно быстро завертелось, размахивая рукавами рубахи, как при борьбе кун-фу, и Иваныч в мгновение ока взвился на яблоню, где и повис вниз головой.

Третьего зверолова хлопнула промеж лопаток ручка колодезного ворота, и он пушечным ядром врезался в сложенную поленницу.

«Трам-там-тук-тук! Даки-таки-тук-дук!» — посыпались дрова. Через секунду рядом с третьим звероловом кувыркнулся четвертый.

«Тури-тури-тари-тари! Чики-дики-доннн!» — завершили поленья.

Куда ни глянут звероловы, всюду — над забором ли, за яблоней, из стога, из трубы — уши. Стоит подбежать, а их уже нет. Туда-сюда! Мерещится, что ли?

«Привет! — раздавалось во дворе на все лады. — Привет-привет…»

Пятый зверолов на всякий случай заглянул под крыльцо. Что за чепуха?! Петух на яйцах сидит. Зверолов потряс головой, чтобы избавиться от наваждения. Глаза открыл — петух сидит.

Над головой Сереги просвистел бумеранг, очертил круг и, обогнув стог, винтом закрутился над двором. Серега прочистил глаза от теста и оторопело глядел на вертящийся предмет.

— Почему уши отдельно от кенгуру?! Иска-ать!!! — взревел Серега и полез в стог.

Четвертый зверолов подбежал к курятнику и исчез внутри. Куры привычно заметались и заголосили. Полетели перья. Серега выбрался из стога, побежал на крики и столкнулся в полутьме курятника с «коллегой». Тот увидел перед собой нечто белое с красными моргающими глазами и кровожадным ртом. В полутьме сарайчика он не признал вывалянного в тесте и соломе Серегу.

— Мумия вернулась… — выдохнул зверолов и, пятясь, повалил насест. Сверху с развалившегося насеста посыпались куры и разноцветными пятнами разлетелись по двору. Уши! Уши! Много ушей повсюду, сводящее с ума кудахтанье и летающий со свистом бумеранг.

Пятый зверолов схватил петуха за горло и принялся трясти:

— Ты страус? Отвечай! Ты страус или не страус?!

От встряски у петуха в мозгах случилось короткое замыкание, и он, что есть силы, клюнул обидчика в лоб.

Тот опустился на крыльцо и почему-то стал похихикивать.

— Долдон несчастный! — отряхнулся помятый петух.

Увидев результат, он ощутил в себе уверенность необыкновенную, принялся перелетать с места на место и клевать звероловов куда придется. Те нелепо подпрыгивали, уворачивались, но петух вошел в раж, и его уже было не остановить.

«Это тебе за «страуса»! А это за насест!» — мстительно думал петух, работая клювом больно и безошибочно.

«Была — не была», — решил пес Тарас и, поправив шапку, с лаем закружил вокруг непрошеных гостей, иногда оглядываясь на скрытого от чужих глаз Авоську.

А в это время в аэропорту Галка с Бобриком шныряли между множества ног и сумок. Вскоре они приметили вместительный чемодан с наклейкой «Bash capital» на боку. Галка точно знала, что это как-то связано с Канберрой, а Канберра — столица Австралии. Галка своими ушами слышала, как об этом рассказывал журавлихе Эму. Она еще раз глянула на наклейку. Сомнений не было. Ведь рядом стоял владелец чемодана в австралийской фетровой акубре, точь-в-точь как Серегина. Он беспрерывно щелкал фотокамерой направо и налево, и вовсе не заметил, как его багаж на колесиках плавно отъехал в сторону, а затем, набрав ход, скрылся в толпе.

Баба Маня стояла под табло и зорко поглядывала по сторонам.

В укромном месте Бобрик вытряхнул из чемодана одежду, а Кенг вывернул из сумок сначала Эму, потом Лени. Затем скинул свой наряд. Галка быстро-быстро пробила клювом дырки в чемодане, и трое австралийцев прыгнули внутрь.

— Счастливого пути! Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! — плюнул через плечо Бобрик.

— Put a little Woffle dust on it, — повторил Кенг по-английски и плюнул три раза.

Галка захлопнула чемодан и спросила:

— Эй! Удобно?

— Бу-бу-бу, — донеслось изнутри.

Украденный на время багаж вскоре вернулся обратно к хозяину.

Тот все еще щелкал фотокамерой и так ничего и не заметил.

— Ой! А яблочко-то, яблочко на дорожку, — спохватилась баба Маня.

Но чемодан уже протарахтел по конвейеру.

Служащая аэропорта внимательно смотрела на экран монитора, где как на ладони было видно содержимое багажа пассажиров.

Когда чемодан с наклейкой Канберры направился к контролю, над ухом служащей прозвучало:

— Часом не скажете, где садют на самолет до Замохранска?

— До какого еще Замохранска? — повернулась служащая на голос.

Перед нею стояла бабуля с клетчатой сумкой в руке и фетровой шляпе на затылке.

Служащая вежливо объяснила:

— Здесь производится посадка на международные авиалинии.

— Ну, так я и говорю, — не унималась баба Маня, налегая грудью на стойку. — Вы знаете такой город? Нет? Я такого города в нашей необъятной стране не знаю. А раз у нас такого города нет, значит, он не у нас, а в другой стране. А раз он в другой стране, значит, и посадка должна быть где-то здесь.

— У вас билет есть? Покажите, куда у вас билет, — начала сердиться служащая.

— Какой билет? — наивно округлила глаза баба Маня.

— До Замохранска! — не выдержала служащая.

Краешком глаза баба Маня следила за чемоданом с австралийцами внутри. Наконец она увидела на экране монитора три странно сложенных скелета. Шесть моргающих глаз проплыли через рентгеновскую кабинку, чемодан вынырнул на свет и благополучно отправился в багажное отделение.

— Зачем мне билет, когда я никуда не собираюсь ехать? — вкрадчиво осведомилась баба Маня.

— Но Вы же только что спросили, где посадка на самолет до Замохранска, — побагровела служащая.

— Спросила, — кивнула баба Маня. — Так и что? Сразу туда ехать должна, в какой-то ваш Замохранск? Вы лично знаете такой город?

— Не-е-ет, — окончательно запуталась служащая.

— Вот! Сами не знаете, а людям билеты навязываете. — И оскорбленная «навязчивым сервисом» баба Маня с достоинством удалилась.

— Да уж, ты, баб Мань, даешь, — высунуласб вместе с Бобриком из сумки Галка. — Ты где название такое откопала?

— Это Авоська в молодости говорил: «Авось, обойдется. Не в Замохранске живем», — посмеивалась в ответ баба Маня. — Да ты на карту глянь, и не такое найдешь.

— А Ложкаревок много? — спросил бобренок.

— Ложкаревок-то, может, и много. Да наша — одна, — ответила баба Маня.

В воздух с ревом взмыл самолет. Он набирал высоту, а в багажном отделении в огромном чемодане с наклейкой про Канберру и дырочками в боку слышалась какая-то возня.

— Меня сейчас стошнит, — пробасил Эму.

— Я тебя умоляю! — испуганно вскинулся Кенг.

— Что это мне мешает? — вновь раздался голос Эму.

— Ложки, — ответил голос Лени.

— Какие еще ложки?!

— Обыкновенные. Деревянные, расписные. Дед Авоська подарил.

— Бр-р-р, холодновато, — поеживался Кенг. — Зря я плащик со шляпой сбросил.

Несмотря на тесноту, австралийцы еще теснее прижались друг к другу.

— Как ты думаешь, Кенг, могу я теперь считать себя летающей птицей? — с надеждой в голосе спросил Эму.

— Еще бы, — отвечал кенгуру. — Журавлиха может тобой гордиться. Ты же сам говорил, что ты — редкий экземпляр.

— Земляки, — вдруг спохватился пригревшийся Лени. — Я все-таки до конца не понял, так мы футбольный матч выиграли или проиграли?

С земли на набирающий высоту самолет, задрав головы, смотрели Галка, Бобрик и баба Маня. Смотрели до тех пор, пока он не скрылся из виду.

— Ох и шустрые мы ребята, я вам скажу, — прозвучал над облаками голос Лени.

В небе над аэропортом наступило короткое затишье.

— Пора и нам, — засобиралась баба Маня. — Дома, поди, нас уж заждались. Муню доить пора.

Корова Муня и впрямь в это время пришла к бабе Мане доиться. У дома, кроме фургона звероловов, стояла машина с надписью «Скорая помощь». Муня сдержанно протиснулась в распахнутую настежь калитку и, не обращая ни на кого внимания, встала посреди двора.

А двор бабы Мани выглядел как после мамаева побоища.

Люди в белых халатах, обогнув Муню, вынесли Иваныча со двора на носилках. Все это время он провисел на яблоне вниз головой и теперь приговаривал:

— Кто-о-о над нами вверх ногами? Кто над нами! Вверх ногами! Докладываю! Полет проходит в штатном режиме…

Осипшие куры поглядывали на санитаров с опаской и издалека. Зато петух ходил по двору гоголем.

Третий зверолов считал санитаров:

— Сто пятнадцатый кенгуру, сто двадцать седьмой кенгуру, сто тридцать первый… Привет…

Четвертый забился в стог сена, и его отыскали с великим трудом. Он наотрез отказывался выходить, ему всё казалось, что за углом его поджидает мумия.

Клюнутый в лоб зверолов шептал себе под нос:

— Корова, корова… я — страус… Как слышите, корова? Почему молчите? Отвечайте…

Только Серега бегал между санитарами и выпуливал скороговоркой:

— Я вам говорю, они точно здесь! Я сам видел уши кенгуру. Да здесь их целое логово! У них тут пес в шапке ходит. Точно-точно! И петух на яйцах сидит!

Санитары сочувственно смотрели на Серегину голову, вымазанную в тесте, и понимающе цокали языками. Дед Лексей стоял около пугала и хитро улыбался ртом в три зуба.

А дед Авоська услужливо провожал санитаров до калитки:

— Вот и я говорю… Приехали ни с того ни сего и давай требовать, мол, сумчатых им подавай. Что ж это, последняя сумка, и ту отдай? А я вам скажу, так недолго и до австралопитеков договориться. Ох, и фантазёрный у нас народ!

Когда машина, погрузив звероловов и включив мигалку, двинулась прочь, Авоська довольно потер руки. Тут из-под крыльца один за другим выкатились желтые цыплята.

— Пи-пи-пинь, — встряхивали они слабыми крылышками и вертели головками по сторонам.

— Глянь-ка, Авоська, — подставил цыплятам шершавую ладонь дед Лексей. — В нашей Ложкаревке прибыло. Привет…