Замешкавшаяся ворона с шумом опустилась на ель и спряталась под ее густыми лапами. В лесу все затихло. Первые крупные капли дождя забарабанили по кустам и деревьям. Они шлепались все гуще и гуще, пока не превратились в сплошную водную завесу. Лужи в траве захлюпали, вспенились и помчались буйными потоками к ямам и впадинам.

Ворона глянула вниз. Там под елью, продрогшие и вымокшие насквозь сидели Эму, Кенг и Лени. Чуть раньше лисенок предлагал им залезть к нему в нору и переждать непогоду, но даже толстый Лени, который из всех троих был самым мелким, и тот чуть было не застрял, пытаясь просунуть в нору свою голову. Нора оказалась безнадежно тесна, а медвежьих берлог в окрестностях не наблюдалось.

— Не, земляки, я стопроцентно заработаю флюс, — время от времени приговаривал промокший коала. — Как пить дать, заработаю. Не будь я коала.

Тогда бобренок напомнил, что вода в реке во время дождя теплая и можно пересидеть в ней. Австралийцы еще не забыли тренировку на тарзанке, поэтому предложение не вызвало у них восторга. Так и просидели они под дождем, плотно прижавшись друг к другу и смахивая с носов крупные капли.

А наутро Кенг заболел.

— Кашляет? — глянула Галка в сторону понурившегося Кенга.

— Угу, — кивнул страус и вытер свой широкий клюв лопухом.

— Что будем делать? — спросил бобренок, слушая, как вырывается из груди Кенга свист.

— Придется отвести его в Ложкаревку, к баб Мане, — осторожно произнесла Галка.

Все подняли головы и посмотрели на нее так, словно впервые увидели.

— Не нужно меня так буравить, — встала, отряхиваясь, Галка. — В деревню нужно идти. Баб Маня его малиновым вареньем да молоком быстро на ноги поставит.

Услыхав про молоко, коала кашлянул:

— Что-то и у меня в горле посвёрбывает. Не иначе, тоже молоко пить придется, другого выхода нет.

Эму отвел Галку в сторонку.

— Нам в деревню нельзя, — глядя поверх Галкиной головы, прогундосил страус. — Я должен тебе признаться… Ну, там, на реке… помнишь, ты спросила, нет ли у нас какой тайны?… Тайна есть.

— Так я и знала, — покачала головою Галка. — Уж очень вы на спортсменов не похожи. Давай, выкладывай.

И Эму пришлось без утайки поведать и про зоопарк, и про самолет, и про побег.

— Извини, что мы соврали, — закончил Эму.

— Про крокодилов тоже сочинили? А про утконосов? — разочарованно протянул Бобрик. Он давно подошел сзади и слушал.

— Не, про крокодилов правда, — поспешил успокоить его Эму.

— Все равно нужно к баб Мане, — подумав, решила Галка.

И всем пришлось согласиться. Другого выхода действительно не было.

Эму посадил Лени к себе на спину и пошел первым. Следом двинулись Кенг, Галка и Бобрик.

У бабы Мани веник из рук выпал, когда она увидела на пороге необычную компанию. Да! Это были именно те существа, с которыми она столкнулась в лесу, собирая грибы, и которых она все еще боялась пуще огня. Пусть это только зверье, да зверье-то не наше, заграничное! Непривычно ей было и страшновато!

Баба Маня отпрянула, столкнула со стола блюдце с молоком, и тоненькая струйка потекла к двери. Лени проворно спустился на пол по длинным ногам Эму.

— Флюп-флюп-флюп, — принялся коала за растекшееся молоко.

Кенг хотел одернуть приятеля, шикнув: мол, имей совесть, но вместо этого из его горла вырвался хрип, и кенгуру зашелся в удушающем кашле.

Тут-то баба Маня напрочь забыла о своих страхах и всплеснула руками:

— Ой, милый! Да ты ж болен! А ну-ка, быстро в постель!

Она уложила Кенга в кровать, обложила кучей цветастых подушек и накрыла теплым лоскутным одеялом. Всю ночь хозяйка не отходила от больного, прикладывала ему припарки, готовила отвары из трав и то и дело измеряла температуру.

Кенг бредил:

— Сами мы не местные… — Но в предутренний час заснул крепким сном, похрапывая и раскинувшись на уютной постели.

Кенг еще спал, когда баба Маня накрыла стол. Лени нетерпеливо ерзал на стуле в ожидании парного молока и поглядывал на экран телевизора.

— Лени, я думаю, ты в прошлой жизни был кошкой, — предположила Галка, сидя на стуле и болтая лапами. — Смотри, как молоко любишь!

— Я здоровье поправляю, — невозмутимо отрезал коала.

— Давай-давай, поправляй. — Галка пододвинула к себе тарелку овсяной каши. — Кот Васька нынче в городе, так что все молоко твое.

— Этого Ваську что, в зоопарк забрали? — испугался Лени.

— Да нет, — отмахнулась Галка. — У баб Маниной дочки мыши в подвале завелись.

Вскоре начались телевизионные новости, и ведущая сообщила, что австралийские звери, привезенные в российский зоопарк, до сих пор не найдены.

За этой новостью последовали другие, а баба Маня, подкладывая в тарелку Эму добавку каши, открыто спросила:

— Милок, уж не вас ли ищут?

Эму от вопроса едва не подавился овсянкой. Даже Лени застыл с кружкой молока, опустив туда нос. Его блестящие от сытости глаза уставились поверх кружки на Эму. Словно сам коала был здесь не при чем. Весь его вид говорил: «Ну-с, молодой человек, мы с бабулей ждем, что вы нам ответите».

— Я домой хочу, — помолчав, сказал страус. — В Австралию.

— И то правда, — все поняла баба Маня. — Я когда к дочке в город приезжаю, так уже через день к своей речке и березам тянет. Милее дома места нет… — И баба Маня сама не заметила, как погладила Лени по мягкому взлохмаченному загривку.

Час спустя коала по-свойски висел на абажуре и слегка раскачивался. До этого он обследовал фикус, едва не свалился со швабры, прислоненной к стене, и наконец нашел, что лучшего места в доме, чем абажур, нет.

— Бабуль, я пока твоей кошкой буду… — постановил Лени.

Тут в дверь постучали, и он настороженно умолк. Прийти, кроме как Авоське, было некому, и баба Маня это быстро смекнула.

— Принесла его нелегкая с утра пораньше, — пробормотала она, торопливо накрыла спящего Кенга с головой одеялом и забросала подушками, а Эму запихнула в шкаф между пальто. Кенг открыл было глаза, но решил не высовываться. Лени распластался на куполе абажура. Галка и Бобрик переглянулись и чинно уселись за стол с чашками чаю. Баба Маня тоже присела на краешек стула.

— Эка, какое у вас застолье с утра! — удивился дед Авоська, переступая порог.

— Ой, смотрите, кто пришел! Авоська! — подскочила со стула баба Маня. — Проходи, гость наш дорогой. Кашу будешь? — И баба Маня щедрой рукой отмерила деду полнющую тарелку овсянки. — Молочка? Галинка, подай-ка Авоське молоко!

Галка бросила на деда косой взгляд и пододвинула кружку с молоком. Напористое гостеприимство бабы Мани круто поменяло планы деда Авоськи. Он вообще-то пришел с очень важным известием, а тут такой теплый, радушный прием. Так что известие дед решил приберечь на конец застолья для пущего эффекта. Он с аппетитом уплетал кашу и запивал ее молоком, глядя на Галку:

— Ох, и молодежь у нас нынче, Мань. Ты посмотри, у одной платок набекрень…

— Это бандана, дед, — вставила Галка.

…бада-ана, бада-ана, — передразнил Авоська. — А у бобра нашего, ну что за прическа? Волосы дыбом. Никакого за ними пригляду.

Бобренок погладил свой бобрик. Ему нравилась собственная прическа. И Галкина бандана тоже. Но Авоська имел на этот счет другое мнение.

— В наше время выйди вы так на улицу — да вас бы засмеяли. Как клоуны, ей-бо, — продолжал Авоська. — Вон Маня. Она у нас первейшей красавицей была. Косу заплетет, платок цветастый накинет, все парни тут как тут. Петухами пред нею так и ходют.

Баба Маня, засмеявшись, смущенно махнула на деда рукой.

— А ты тоже? — спросил Бобрик.

— Чего тоже? — не понял дед.

— Ну, это… петухом ходил?

— А как же! — дед Авоська доел кашу и облизал ложку. — У меня, брат, хоть бобрика такого, как у тебя, и не было, зато я на ло-о-ожках играл — заслушаешься. Правда ведь, Мань? Хорошо играл? — повернулся он к бабе Мане.

— Ой, хорошо! — поддакнула та.

Эму среди пальто было уже невмоготу. Он умирал от духоты. Потревоженная пыль забила ему ноздри, и страус, корчась на полусогнутых ногах, едва сдерживался:

— Только бы не чихнуть… Э! А! Только бы не чихнуть…

Ноги его совсем занемели, и он злился на Авоську:

— Чтоб ты провалился со своими ложками. Расселся… Ой, сейчас чихну… А! Э!

А дед прибавил звук у телевизора, где на экране крутился популярный певец с новой песней, и застучал сложенными ложками по колену.

«Трам-там-тук-тук! Даки-таки-тук-дук! — выговаривали ложки.

Тури-тури-тари-тари! Чики-дики-дон!» Да так ловко получалось у деда Авоськи, что и впрямь можно было заслушаться. Галка с Бобриком рты раскрыли.

— Фа-на-те-ю, — зачарованно выдохнула Галка.

Певец на экране вытворял под авоськины ложки нечто невообразимое. Он прыгал, кувыркался через голову, а в конце песни и вовсе сел на шпагат!

— Эх, Мань, — выстукивая ложками, приговаривал дед Авоська, — да выходи же за меня! Не пожалеешь!

Песня закончилась, и довольный дед Авоська спросил:

— Ну и чем я хуже того, в телевизире, а?

— Ой, ничем, Авоська, — покачала головой баба Маня.

— А теперь еще и при деньгах. Вот! — торжественно объявил дед. И огорошил: — Вчерась был в городе, скоро к нам пожалуют звероловы из зоопарка. Мне уже и задаток дали за… как это… информацию.

У Эму от духоты и оглоушивающей новости подкосились ноги, и он с грохотом вывалился из шкафа. Авоська уставился на сидящего на полу страуса. Дверца шкафа покачивалась, и её петли зловеще поскрипывали.

За спиной у Авоськи послышался другой подозрительный звук. Дед настороженно оглянулся к противоположной стене комнаты. Там посыпались с кровати подушки, и что-то бесформенное и необъятное выросло из постели. Откинув одеяло, не мигая, на деда смотрел кенгуру. Авоське стало не по себе. «Мать честна, — мелькнула у него неожиданная догадка. — Западня! Я пропал…»

Он возвел глаза к небу. Но над ним были только потолок и абажур, а с абажура в Авоську маленькими прищуренными глазками метила чья-то морда с черным приплюснутым носом и круглыми ушами. Опешивший дед намертво приклеился к стулу. И тут… Кенг привстал с кровати.

У Авоськи случился пробел в памяти: он не помнил, как оказался на улице. Если бы не дрыхнущий пес Тарас, о которого дед споткнулся у калитки собственного дома, Авоська с перепугу пробежал бы мимо.

— Что ж это? Как это? — лихорадкой металось у него в голове. — И Маня с ними заодно?

Он запер изнутри дверь на крючок, придвинул к ней комод, опустился на табурет и словно оцепенел.

В доме бабы Мани тоже никто не двинулся с места. Бобрик столбиком сидел на стуле и хлопал глазами. Галка тоже сидела на стуле и тоже хлопала глазами. А баба Маня даже глазами не хлопала. Невесть откуда выкатившийся клубок пряжи неподвижно замер у ее ног.

— Апч-чхи! — наконец чихнул Эму. Он все еще сидел на полу, разбросав бесконечные ноги.

Баба Маня вздрогнула и очнулась.

— А я Австралию во сне видел, — тихо произнес Кенг, собирая рассыпавшиеся подушки.

— Значит, дело на поправку пошло, — сказала баба Маня, подтыкая под кенгуру одеяло. — Сейчас я тебе чайку с вареньем…

— Баб Мань, какой чай! Какое варенье! — рассердилась Галка. — Чего вы все сидите? Ждете, когда звероловы придут? Вон дед Авоська за вас уже и деньги получил!

— Но ты же сама хотела, чтобы мы в деревню пришли, — напомнил Бобрик.

— И правильно сделали, — ответила за Галку баба Маня. — Я вас теперь в обиду не дам. Я Авоську знаю, он через два часа сам придет виниться. И на звероловов управу найдем, не маленькие.

— А здорово я его напугал, — свесился с абажура коала. — Он заглянул в мои мужественные глаза, и всё, ему пришел конец…

— Вот, Лени, тебя мы и отправим на битву со звероловами, раз такой храбрый, — сказала Галка, и коала почему-то примолк на своем абажуре.