Глава 1

Задерживать меня полицейские не имели никакого права, но там, в парке, я поняла, что лучше сразу подчиниться, чтобы не навлекать на себя лишних подозрений. Мои личные вещи забрали, в том числе и телефон, потому, сколько времени прошло точно, я знать не могла.

Пока я искала Айку, моя одежда насквозь промокла, кеды пропитались влагой и теперь меня бил легкий озноб. При падении я ободрала ладони, болело ушибленное колено и два полицейских лопуха задавали свои бесконечные и абсолютно бессмысленные вопросы. Они выяснили у меня практически все о моей жизни: где живу, работаю, откуда родом, как давно я проживаю в Кардиффе. Спрашивали, что делала в парке, показывали снимки. Повторяли вопросы бесчисленное количество раз, снова и снова, пытаясь поймать на малейшей неточности.

Пока мы ехали в полицейский участок, у меня было время подготовиться, поэтому я решила честно поведать им о жизни бедной одинокой девушки, переехавшей в Кардифф из Ньюпорта, которая живет одна одинешенька в простом рабочем районе и иногда вечерами приезжает погулять в центр города в надежде с кем-нибудь познакомиться. О назначенной мне встрече и о том, что на самом деле привело меня в парк, я решила не говорить. Хорошо, что у меня хватило ума удалить электронное письмо. С этим «простым_ мальчиком» я разберусь сама, посторонняя помощь, тем более недоумков из полиции, мне не нужна.

Думаю, если они продолжат наводить справки обо мне, то не узнают ничего для себя нового и интересного. Моя биография кристальна, у меня нет приводов в полицию, я никогда не была замечена в чем-то противозаконном. Два болвана, наконец, поймут, что просто ошиблись и отстанут, в этом я была уверенна и четко держалась выбранной линии.

Старший из них по возрасту и званию, высокий, плотного телосложения, по молодости наверняка был здоровенным детиной с горой мускулов, но время взяло свое и теперь лишь иногда в его движениях проглядывала былая мощь. Давно не стриженные каштановые с проседью волосы и недельная щетина – явно не дань современной моде, неопрятно одетый в замызганную черную парку, узкие мятые карго и несвежую темную рубашку, с колючим взглядом серых глаз и неприятной ухмылкой; он произвел на меня двоякое впечатление. С одной стороны, своим поведением, изучающим прищуром глаз он был слишком схож с тем другим человеком. Видимо одна профессия накладывает на разных людей общий отпечаток, делая их похожими. С другой – так с виду и не скажешь, что он старший инспектор, нет в нем ни лоска, ни выправки, которая присуща высоким чинам из полиции. Скорее он был похож на человека, у которого в жизни полный раздрай.

Зато тот, что моложе явно в будущем добьется успеха: костюмчик с иголочки, белозубая улыбочка, ухоженные руки. Слишком гладенький, слишком чистенький. Слишком правильный. Все у него разложено по полочкам, даже папку перед собой положил строго перпендикулярно краю стола, а шариковую ручку ровно по центру. Я крепко сжала кулаки в карманах так, что ногти впились в ладони, нужно держать себя в руках и перестать об этом думать.

С начала они рассмешили меня своими старыми заезженными полицейскими трюками с чаем/кофе, но под конец я так устала, что просто валилась с ног. Наконец они вдвоем вышли, видимо, чтобы посоветоваться и я осталась одна на один со своими мыслями. События вечера развивались слишком быстро и непредсказуемо, где теперь искать Айку я не знала. У меня была крохотная искорка надежды, что все это просто злая шутка и может быть моя собака бродит где-то сейчас под дождем, продрогшая до костей этой холодной октябрьской ночью.

Через несколько долгих минут вернулся младший из полицейских, по моему, Андерсон, принес мне мой рюкзак и сказал, что я могу идти. Я даже не стала разыгрывать перед ним праведное возмущение полицейским произволом. К черту, мне срочно нужно домой.

Я вышла из участка уже около полуночи и бегом отправилась на автобусную остановку. Сидя в автобусе, я ехала сквозь ночной Кардифф, дождь все так же беспрестанно поливал улицы, припозднившиеся прохожие спешили по домам. Мой мир, который с таким трудом я возводила в последние годы, начал рушиться и мне это стало ясно, наверное, еще там, в Пэнгем гринн. Просто я, как последняя дура, надеюсь еще, что все образумится и наладится. Нет, моя жизнь доказала – ничего просто так не происходит и не случается.

Пол Дэвис умер. Он был номером четыре в моей безумной коллекции уродов. Свои странички в социальных сетях я использовала только лишь с одной целью, найти и покарать нелюдей, которые гордо именуют себя герловерами или бойловерами, в зависимости от своих половых предпочтений.

Прикидываясь несовершеннолетней, я назначала им встречу, невзначай, как бы между прочим в каком-нибудь торговом центре, сама являлась туда чуть раньше положенного времени и наблюдала за тем как выродок ждет и мнется от нетерпения в предвкушении, что к нему сейчас придет девочка, которую можно будет попробовать в живую, а не онлайн.

На меня никто не обращал внимания, в темной худи, с рюкзачком за спиной, со смартфоном в руке, да и кто придаст этому большое значение, когда в кого не ткни, все сидят, стоят или ходят, смотря в телефоны. Если у меня возникали сомнения по поводу того тот ли это мужчина, я делала контрольный звонок ублюдку, чтобы убедится в своих догадках.

Затем я фотографировала выродка камерой телефона и ждала, пока тому не надоедало сидеть и он не плелся понуро домой. А я шла следом, если он пользовался общественным транспортом, то садилась с ним в один автобус или вагон электрички. Если он настолько был уверен в себе и приезжал на собственной тачке, приходилось немного побегать. Проследив его до парковки и увидев направление, в котором он уезжает, я неслась к своей машине, а потом каталась, пытаясь отыскать его автомобиль на улицах города.

Так было с теми двумя, что были после Грея и до Дэвиса. О личной встречи с ними не было и речи. Те снимки, что я сделала, пока они ждали свою невинную жертву, мне удалось отпечатать через принтер на работе во время ночной смены. Затем утром жители какого-нибудь тихого и не бедного района находили их с утренней почтой в виде листовок с настоятельным предупреждением, что данный гражданин, фото которого прилагалось, проживающий чуть ли не на соседней улице с ними, небезопасен для их детей. Это все что я могла сделать. После случая с Греем встречаться один на один с выродками я боялась, мне нужен был помощник.

Чуть больше года назад мы с Бэзом сидели в Сплотт-парке на скамейке, в окружении кустов жимолости и болтали. Был конец душного летнего вечера, где-то со стороны залива раздавались раскаты грома, Айка устало лежала у наших ног, вывалив язык.

Наше внимание привлек немолодой дядечка, разгуливавший по дорожке взад и вперед, и бросавший на нас неоднозначные взгляды.

– Спорим, – сказал Барри. – Он чего-то хочет. Наверняка запал на кого-то из нас.

– Да брось, – ответила я ему.

Хотя и у меня была такая же мысль.

– Кэт, таких уродов пруд пруди, в нашем Сплотте им как медом намазано. Посмотри, сколько здесь никому не нужных подростков, а про приезжих я вообще молчу, покажи им деньги они себя с потрохами продают, не то что своих детей.

Бэз тогда удивил меня своими совсем взрослыми рассуждениями.

Так слово за слово и я рассказала ему о своем увлечении. Он пришел в восторг и предложил свою помощь.

На мою страничку в соцсети тогда как раз робко стал заглядывать Пол Дэвис, который представился одиноким двадцатилетним парнем, по крайней мере, не стал прикидываться подростком как все остальные.

Встреча с ним проходила сначала по накатанному плану. Вечер, торговый центр, похотливое топтание выродка в ожидании девочки. Я немного понаблюдала, оценивая со стороны, смогу ли с ним справиться, в случае если что пойдет не так. Он не производил впечатления спортсмена или ниндзя, толстый кабан в очках, оттопыренные уши на целую милю.

Сделав на память несколько снимков, я бегом отправилась в туалет переодеваться. В моем рюкзачке лежала коротенькая юбочка и топ со стразами, свои волосы я заплела в косу, немного подкрасилась и позвонила ублюдку. Ему я взволнованно поведала, что встретила возле входа в центр свою тетю, сестру матери, и боюсь, что она нас случайно увидит; не могли бы мы перенести нашу встречу в скверик неподалеку. Там есть очень уединенное местечко, среди высоких зарослей розовых кустов и шиповника стоит скамеечка, где мы можем мило побеседовать и не привлекать к себе лишнего внимания. Тот согласился без оговорок. Там у скамейки нас уже ждал Барри со своим телефоном, спрятавшись среди колючих кустов, и готовый фотографировать и снимать видео, а если понадобиться, то и прийти мне на помощь.

Мне хотелось возмездия. Я решила, что имею полное право карать подобных уродов, и чего мне стоило свидание с Дэвисом никто никогда не узнает. Даже Барри ничего тогда не понял. Как меня мутило от прикосновений этого ублюдка, когда он бесстыдно лез потными руками мне под коротенькую юбочку и лапал за грудь, с каким отвращением я целовала его в слюнявые губы.

Позже я просидела почти весь остаток вечера в машине, не спуская глаз с дома Дэвиса и наблюдая за идеальной картинкой жизни его счастливого семейства. На почтовом ящике у парадного крыльца красовалась табличка с именем владельца. Возле клумбы с цветами возилась приятной наружности несколько полноватая женщина, вероятно жена. Двое мальчишек-близнецов младшего школьного возраста играли на подъездной дорожке у гаража.

Входная дверь открылась и по ступенькам, легко порхая, сбежала вниз тоненькая девочка-подросток, не старше четырнадцати. Она подсела к матери и принялась ей что-то объяснять, вероятно, хотела погулять с подружками или упрашивала купить ей что-нибудь. Я даже не могла предположить, о чем они могли мило беседовать, всего этого меня жестоко лишили в свое время.

Меня разрывало от противоречивых чувств – эти дети нуждались в защите от своего озабоченного папаши, но они не были похожи на несчастных, запуганных жертв. Все же через пару дней жена Дэвиса получила утреннее послание в конверте; я специально разведала, во сколько она уходит на работу, чтобы кроме нее никто больше не узнал об увлечениях ее мужа.

Я всегда была честна перед собой и прекрасно осознавала, что забавляюсь в интернете с педофилами только ради себя. Может быть, я и ограждала от уродов девочек, которые запросто могли бы оказаться на моем месте, но мой вклад был очень маленький. Я получала удовольствие от того что играла с выродками в кошки-мышки, подставляя их под праведный гнев соседей, знакомых и родственников. Моя подлая маленькая месть для собственного успокоения.

Когда-то давно я была невинным ребенком, девочкой с длинными светло русыми волосами, которые аккуратными завитками опускались до самого пояса. Я вприпрыжку бегала по осеннему парку, собирая желтые и багряные листья в красивый букет и хотела, когда вернусь с прогулки подарить его маме. Он ждал меня, сидя на скамейке и читая газету. Когда пришло время возвращаться домой, он позвал меня и я, взяв его за руку, беззаветно пошла с ним.

Автобус остановился недалеко от моего дома на Сплотт-роуд и я, несмотря на усталость, помчалась вниз до перекрестка к своей улице. Открыв дверь квартиры ключом, тут же прошла на кухню, толкнула заднюю дверь и выбралась во дворик. Во мне теплилась еще надежда, что меня там будет ждать, промокшая и продрогшая с виноватыми глазами, моя Айка.

Собаки не было, лишь ветер яростно шумел и трещал ветвями деревьев. У соседей справа был включен фонарь, его раскачивало из стороны в сторону, свет на миг выхватывал переплетение гнущихся веток в рощице и часть заборчика.

С моей собакой что-то случилось плохое, чувство похожее на отчаяние сдавило мое сердце. Черное бездонное небо поливало сверху дождем. Мне необходимо пойти и во что бы то ни стало найти Айку.

Я вернулась в квартиру и прежде чем отправиться на поиски, решила избавиться от возможных улик, мне срочно нужно было удалить все мои странички и уничтожить мой фаблет. Он был спрятан в гостиной, хотя назвать так эту комнату было сложно: из мебели там стоял только диван, вдоль стен прямо на полу лежали высокие стопки книг, и больше ничего не было, никаких милых безделушек, фотографий на стенах или каминной полке.

Я отодвинула кипу книг, вынула кусок плинтуса и запустила руку в образовавшуюся щель, но там было пусто. Пошарив какое-то время пальцами, стала вспоминать, когда в последний раз держала фаблет в руках. Я точно помнила, что днем, просмотрев сообщения, спрятала его обратно в тайник. И тут до меня, наконец, дошло, задняя дверь на кухне была не заперта, хотя я закрывала ее на замок когда уходила гулять с собакой. Кто-то был в моей квартире.

В груди похолодело. У Бэза есть ключи от обеих дверей, но он никогда просто так не вламывался в мое жилище. Полиция? Я прекрасно знаю все их грязные методы, если бы они побывали здесь, пока меня допрашивали в участке, то тут был бы страшный кавардак, они бы все перерыли и меня бы тогда точно не отпустили. Нет, это не полиция и не Бэз.

Вскочив на ноги, я кинулась в спальню, рывком вытащила сумку из-под кровати и принялась скидывать туда все попавшиеся под руку вещи из шкафа. Внизу, в коробке из-под обуви, у меня хранилась небольшая сумма, так про черный день, около двух тысяч фунтов. Скинув крышку, я ничего не нашла, деньги пропали.

Но самое главное, я не могу уехать и бросить Айку.

Оставив сумку и разбросанные вещи на кровати, снова пошла в кухню и внимательно осмотрела замок на двери, но он был цел. Я уже засомневалась, действительно ли закрывала ее или мне показалось. Может я все же что-то напутала. С тех пор, как я отправилась с Айкой на прогулку, прошло всего шесть часов, но у меня было ощущение как будто мы вышли с ней из дома целую вечность назад.

Я взяла с собой фонарик и решила полностью повторить свой вечерний маршрут. Кругом была темень, но я безошибочно двигалась вперед, угадывая направление интуитивно.

Значит этот «просто_мальчик» решил со мной позабавиться. Каким-то образом он узнал про Пола Дэвиса и смог похитить Айку. Получалось, что это он вывел на меня полицию.

Я вышла на дорожку Сплотт парка и остановилась, осмотрелась по сторонам. Все также гудел ветер, завывая в вышине, обдирал умирающие листья с кустов и деревьев, дождь сыпал с неба. Я ждала. Меня буквально трясло то ли от холода, то ли от страха, но кругом никого, город спал. И я побрела дальше, одежда в который раз уже промокла, по спине бежал почти ручей, но мне было безразлично.

Так я бродила несколько часов: сначала по Сплотт-парку, потом по Пэнгем грин и даже несколько раз бесстрашно выходила к заливу. Когда совсем выбилась из сил, повернула домой. Придя в свою квартирку, упала на диван, думая, что чуть полежу и снова встану, но тут же заснула, свернувшись калачиком и дрожа от озноба.

Я стою на лестнице, кутаюсь в свитерок и никак не могу унять дрожь. Свое тринадцатое Рождество я встречаю без обычных праздничных атрибутов: ни елки, ни подарков, ни традиционного для нашей семьи застолья в Сочельник и горячего шоколадного молока утром. Со дня смерти матери прошло чуть больше месяца, и мы до сих пор в трауре.

Обычно Рождество в нашем доме всегда отмечали дружно и с размахом. Мама переставала пить еще за несколько дней до праздника, готовила, жарила и пекла столько, что потом приходилась доедать неделями. Вечерами по заведенной давно традиции мы собирались в гостиной играли все трое в «Улику», дурачились и шутили, смеясь до колик. Приезжали гости, хорошие знакомые, видевшие перед собой благополучную и дружную семью, которой мы были не так уж давно.

Я готова была терпеть что угодно весь год лишь ради таких кратких возвращений к тому семейному счастью, что было раньше. Я прекрасно помнила то время, когда сильные руки сажали меня, совсем кроху, на колени, и он читал мне книги, сказки о прекрасных принцессах. Иногда я засыпала и он бережно, как очень хрупкую вещь, относил меня наверх в мою комнату с розовыми обоями.

Тогда я не боялась его, он не вызывал во мне омерзения, моя мама часто смеялась и не злоупотребляла алкоголем и сигаретами. Он был мне отцом и звал меня ласково: «Котенок».

Но все в прошлом, как и праздничное веселье, что случалось раз в год, и от этого мне тоскливо и горько, за окном хлещет дождь, в доме сыро и неуютно и кажется, что так было всегда, а ту счастливую семью я всего лишь подглядела где-то в чужой жизни.

Парадная дверь громко хлопает, и я в панике мчусь наверх, в свою комнату, слышу приближающиеся тяжелые шаги по коридору, дверь распахивается.

Я отворачиваюсь от него, боюсь, что он прочтет в моих глазах ненависть и жажду мести. У него что-то спрятано за пазухой, под черным кашемировым пальто.

– Посмотри, что я принес моему котеночку! – Говорит он и расстегивает пуговицы.

И, о чудо, я вижу щенка!

Пронзительно голубые глаза и контрастная светло серая маска придают симпатичной мордашке выражение злодея вселенского масштаба. Я прижимаю к себе пушистый комочек, мягкая шерстка щекочет нос, и моему счастью нет предела.

 

Глава 2

Я отпустил Кэтрин Хорн, хотя мог задержать ее хоть до утра. Майк, конечно, донесет шефу о наших приключениях в Рот-Рекрейшен, но я уже давно перестал волноваться по поводу своей карьеры. Вершина, по сути, для меня покорена, дальше только головокружительный спуск и финиш.

Мне было очень интересно узнать, что будет делать девчонка после того, как покинет полицейское управление.

На допросе Кэтрин держалась молодцом, на вопросы отвечала четко и ясно, не путалась в своих показаниях, и со стороны могло сложиться впечатление, что она абсолютно ни к чему не причастна и случайно оказалась в парке. По мне, так она явно имела раньше дело с полицией и не раз.

У Майка на завтра уже было от меня задание – он поедет в Тонтег и покажет видеозапись допроса Бренде Вильямс. Если она опознает Кэтрин как Энни, то у меня уже будут основания зачитать девчонке права, припугнув ее, и побеседовать по полной программе. Бренде нужно будет только сказать Андерсону похожа девушка на видео или нет, не вдаваясь особо в подробности; об этом я ее предупрежу завтра по телефону. Позвонить в Ньюпорт тоже не помешает, как знать, может, всплывет что-то очень интересное про сиротку Кэтрин Хорн.

Проследить за ней не составило большого труда, она села в автобус, доехала до Сплотта, вышла на Сплотт-роуд и бегом направилась к своему дому. Глядя на то, как она несется по улице, я подумал, уж не собралась ли на ночь глядя навестить внезапно заболевшую троюродную тетушку.

Я припарковал свой опель на противоположной стороне Мурленд-роуд. Выбрался наружу и прошелся вдоль оставленных на ночь машин у края тротуара, где нашел по регистрационному номеру нужную, тойоту «чейзер» – синий дробаган. Я наклонился к боковому стеклу и, прикрывшись руками от света фонарей, долго и тщательно изучал салон машины, но ничего для себя интересного не увидел. Внутри старого автомобиля было чистенько, сразу заметно, что девушка за ним следила.

Далее мне пришло в голову чуть размяться. Сплотт был мне хорошо знаком – район с паршивой репутацией, полно нарков и всякой прочей швали. Я дошел до перекрестка Мурленд роуд и Норд-парк роуд, повернул налево и свернул перед автомобильным туннелем под путепроводом в полосу отчуждения, буйно заросшую кустарником и деревьями. К ней вплотную примыкали все задние дворики улицы, с другой стороны был высокий склон железно дорожного полотна.

Пробраться вдоль заборов до нужного дома было плевым делом. Хорошо, что я захватил дождевик из машины. С деревьев срывались крупные капли влаги, шлепали по полиэтилену, стоило лишь сильнее подуть ветру или неосторожно задеть ветки.

В нескольких ярдах от дома Хорн я замер. Интуиция редко подводила меня, вот и сейчас словно голос прошептал: «Остановись». Услышать что-то при таком ветре было невозможно, я присел и стал наблюдать. В соседнем дворе был включен фонарь, желтый свет, проходя сквозь листву деревьев, преломлялся. И тут среди игры света-тени я заметил еще одного наблюдателя.

Он стоял возле дерева, прислонившись к стволу. Выше меня на добрых четыре дюйма, массивный. Мужчина смотрел прямо во дворик Хорн и меня не заметил, затем развернулся и уверенно, словно ходил тут не раз, зашагал в сторону железной дороги. Он не крался как тать в ночи, а выверено и аккуратно делал шаги, словно не хотел промочить ноги. Его походка что-то смутно напомнила мне, словно когда-то я ее уже видел.

Ветки деревьев раскачивались от сильных порывов ветра, хлестали его широкую спину и обрушивали на него водопад из брызг, а он, подняв воротник куртки, шел, погруженный в свои какие-то думы.

Я крадучись последовал за ним и видел, как он перебрался через насыпь, на миг его темный силуэт попал в луч света от прожектора подходящего товарного поезда и исчез за склоном. Он явно не молод – слишком тяжеловато поднимался вверх по мокрой траве.

Мне пришлось выждать некоторое время, прежде чем мимо прогрохотал весь состав, обдавая горячим воздухом и вонью нагретого металла. Я быстро перебрался через железнодорожное полотно, вышел в парк и замер, всматриваясь в темноту. Холодный ветер пробирал до костей, незнакомца нигде не было видно. Я упустил его. Чертыхаясь, пробежался по мощенной дорожке парка до Норд-парк роуд и опять никого, все-таки ушел.

Мне пришлось возвращаться обратно в машину. В окнах квартиры Хорн горел свет и где-то через минут десять погас, но на улице так никто не появился, ее занюханая тойота стояла на прежнем месте. Я понаблюдал за обстановкой еще около часа, потом решил ехать домой – никуда от меня эта Кэтрин не денется.

Завтра с утра пораньше я пришлю сюда констебля Гелфана из общего отдела. Этот парень имеет должок передо мной, как-то год назад его сестра студентка была замешена в одной нехорошей истории, связанной с наркотой. Она приобрела паленый герыч и прекрасно зная об этом накачала им свою подругу, та навеки ушла в космические дали. Я закрыл глаза на этот факт, и сестра Гелфана прошла простым свидетелем, даже без предъявления обвинения в непредумышленном убийстве. Гелфан в ногах у меня валялся, просил и умолял и я подумал: «Парень мне еще может пригодиться». Тем более новопреставленную подругу назад не вернешь, а сестра студентка еще молода, вся жизнь впереди.

Гелфан возьмет отгул и без лишних вопросов проторчит завтра перед домом Хорн хоть до самого вечера, не спуская с нее глаз. Моему шефу пока не обязательно знать, что я подозреваю девчонку хоть в чем-то.

В последние полгода я возвращался в свой пустой дом без особой охоты. Уитчерч район для семей с детьми и здесь мне было особенно фигово. Мне не стоило сюда переезжать.

Нужно было снять жилье где-нибудь в центре города в многоквартирном доме, там, по крайней мере, не знаешь, кто твои соседи, как они выглядят, что едят и о чем думают. И я бы не привлекал излишнего интереса к себе.

На Бишоп-роуд обо мне ходили черт знает какие слухи. Все разведенные дочери Евы Уитчерча в первое время таскались к моему дому познакомиться с новым жильцом. Я даже иной раз боялся выйти за почтой в свой такой редкий выходной день, чтобы не натолкнутся на сочувствующий и ожидающий взгляд одной из них. В конце концов, я отгородился от всех соседей равнодушными кивками при приветствии и все любопытство к моей персоне постепенно сошло на нет. Уезжал я всегда рано, а возвращался специально поздно.

Дом встретил привычной пустотой. Я вошел в гостиную, бросил ключи и влажную парку на стол, вытащил пистолет из кобуры и устало опустился на диван. У меня не хватало сил и желания подняться на второй этаж в спальню, да и черт с ним, буду спать здесь. В конце концов, какая кому разница.

Проснулся я через час. От неудобного дивана затекла шея, забытая плечевая оперативка больно врезалась в лопатки.

По правде я рассчитывал, что после такого насыщенного дня просплю до утра, как убитый, но, по-видимому, ошибся.

Тяжело встав с дивана, кое-как доплелся до кухни, включил свет, достал початую бутылку из шкафчика и чистый стакан. Неразбавленный односолодовый виски привычно обжег горло. Завтра наверняка у меня будет помятый вид, как у алкаша после запоя и все на работе будут понимающе переглядываться за спиной. Меня уже давно перестали донимать расспросами по поводу все ли в порядке. Для всех я был нелюдимый псих, который орет на подчиненных часто абсолютно без повода, хлещет по виски, ходит вечно небритый в помятой одежде, но работу свою выполняет пока еще совсем не плохо, тем может и держится.

Вернувшись понуро на свой горячо любимый диван в гостиной, сел и задумался. Я могу часами сидеть здесь и смотреть, как ночь постепенно перетекает в утро. За окном струится черное постепенно становясь серым, разбавляя абсолютный мрак в комнате. Я не замечаю ни красноватых отблесков восходящего солнца, ни яркое голубоватое свечение утреннего неба, только черное и серое. В доме бездушная тишина, которую изредка прерывает звяканье горлышка бутылки о край стакана или щелчок зажигалки.

О чем я размышляю непроглядными темными ночами, знают только эти стены. За моими плечами не такой уж и маленький кусок жизни, молодость в прошлом, как и надежды, чаяния и мечты. Одиночество обвивает меня, как змей-искуситель, шепчет, обдавая холодом на ухо: «Ты прожил жизнь, впереди ничего нет».

Она стала приходить ко мне снова год назад, впервые за столько лет.

Я полудреме видел, как она садится на край моей кровати. За эти годы, наверное, ничуть не изменившись, мертвая Анна смотрела на меня и все так же молчала. Все то же детское платьице с рисунком из ромашек, длинные светлые волосы, рассыпанные по плечам, худенькие ножки и ручки.

Иногда мне хотелось крикнуть ей: «Пошла вон!» и запустить в нее подушкой. Но я не смел.

Анна мое наваждение. Игра воспаленного мозга. Вот так съезжают с катушек.

Ночь за ночью.

Передо мной на столе лежала моя парка, под ней «глок». Удобная рукоять пистолета привычно улеглась в ладонь. Я вытащил обойму и оттянул затвор на себя, проверил, есть ли патрон в стволе.

Будучи еще мальчишкой, я любил смотреть, как чистит свою «беретту» мой отец. Он был полицейским, дослужился, как и я, до старшего инспектора, был гордостью своего участка в Бристоле, потом его пышно и с почестями отправили на пенсию.

Отец умер восемь лет назад в хосписе, здесь в Кардиффе. Его пришлось перевезти из Бристоля сюда, когда у него обнаружили болезнь Альцгеймера. Там не кому было присматривать за ним, моя мать давно умерла. И это было даже к лучшему. Она хотя бы не увидела, как ее любимый муж из сильного волевого мужчины превратился за пару лет в старую развалину. В последний год жизни он не узнавал даже меня.

Мой брак трещал по швам, и я навещал отца по возможности каждую субботу, сидел у его кровати несколько часов кряду. Он лежал, глядя бездумно перед собой, высохшие серые худые пальцы похожие на птичьи лапки сжимали одеяло на груди. Когда-то его руки с ловкостью разбирали «беретту», теперь они даже ложку удержать не могли.

Первое время я всегда рассказывал ему о своей работе, о семье, пытался, как-то его растормошить, но потом понял – моего отца уже нет, осталась просто внешняя оболочка. Но я все равно приезжал к нему, не из чувства приличия или сыновьева долга. Сидя подле него на неудобном жестком пластиковом стуле и вдыхая тлен когда-то сильного тела, я уже знал, что ждет меня в скором будущем и как мне придется окончить свои дни.

Ощущение катящейся под уклон жизни не покидало меня уже давно. Такими же бессонными ночами, как эта, я брал в руки свой «глок» и прикидывал как лучше: в висок или, сунув дуло в рот, чтобы можно было напоследок ощутить на языке жгучий и горький вкус металла и пластика.

Если выстрелить в висок, то есть вероятность, что от усилия, с каким нужно сначала отжать предохранитель и затем давить на спусковой крючок, руку может повести чуть в сторону и пуля пройдет по касательной, не задев ствол мозга. Тогда либо затяжная мучительная смерть, либо я долго буду жить, пачкая памперсы, в состоянии овоща. Потому вариант номер два для меня предпочтительней и надежнее. Ствол упирается в верхнее нёбо и привет. Не беда что снесет пол башки, серые ошметки мозга разлетятся кто куда, а глазки вывалятся наружу. Роби Рейни, он же мастер и профи, все аккуратненько потом поправит, расставит по местам, для меня он постарается.

Хорошо, когда есть запасной выход, которым можно воспользоваться в любой момент.

Первые звоночки для меня уже прозвенели, я стал слишком раздражителен и иногда не мог долго сосредоточиться на чем-либо важном. Со стороны мои заскоки еще не видны, но наступающая мне на пятки болезнь уже совсем близко. Я не хотел кончать свой жизненный путь, как мой отец, которого в последние месяцы перед смертью кормили через зонд. Наверное, страшно не замечать, как постепенно у тебя плавятся мозги, уходят воспоминания, теряется сам смысл жизни.

Я прижал вороненую сталь пистолета к щеке, металл холодил кожу, цеплялся за отросшую щетину, рукоять из пластика нагрелась в ладони, стала даже горячей. Кэтрин все же не давала мне покоя. Кто был там за домом Хорн? Сообщник? Для того чтобы провернуть фокус с Дэвисом нужен второй человек, тот кто занимался съемкой. Предположим эти двое шантажировали Пола, тот платил, потом перестал и они решили его кокнуть. Нет, не вяжется: Хорн выдала себя с головой, придя в парк на встречу.

Звонок телефона разорвал глухую тишину моего дома. Звонили из управления.

– Старший инспектор Браун? – спросил дежурный и, получив утвердительный ответ, продолжил. – Найден труп мужчины в доме по Марин Парейд. Опергруппа уже выехала.

– Сейчас буду.

Я вложил пистолет в кобуру, схватил свою еще влажную парку. Ну, черт, понеслось. Вот вам и спокойный тихий город.

 

Глава 3

Туман окутал белой пеленой все вокруг. Звуки едущих машин по Ривер-уэй и неумолчный гомон голодных чаек доносятся до меня словно сквозь вату. Утренний воздух неподвижен и сочится влагой. Она пропитывает все: мою одежду, волосы, прозрачными большими каплями виснет на высокой траве и кустах.

Полчаса назад я получила новое емейл от «просто_мальчика». Мне велено было приехать сюда в Пенгем грин. К письму были прикреплены файлы с фотографиями – мои снимки, сделанные Греем в недостроенном доме семь лет назад. Теперь для меня стало ясно под ником «просто_мальчик» скрывается Грей. Как он опять смог найти меня, было загадкой. Единственное что приходило в голову, он случайно, не смотря на мою осторожность, где-то увидел меня и проследил до дома.

Не доезжая до парковки гипермаркета Теско, я свернула с дороги на наезженный проселок и, обогнув вдоль забора огромное здание магазина, оставила свою машину возле высокой металлической опоры ЛЭП.

Игры в прятки мне порядком поднадоели, но ради Айки я готова была пойти на все и ничуть не боялась Грея. В кармане моей толстовки лежал маленький складной ножик, совсем крохотный, его можно легко спрятать в ладони. Убить им нельзя, хотя вот нанести серьезные травмы запросто.

Он не назначил мне какое-то конкретное место, поэтому я бродила, стараясь повторить вчерашний маршрут, по пустоши и не заблудиться. Мне пришлось ориентироваться по проводам линии электропередач, настолько плотным был туман, наползавший с моря. Они издавали мерный гул, почти вибрацию, от царившей кругом сырости.

Наконец, добравшись до восточной части Пенгем-грин, за невысоким ограждением уже виден был крутой спуск к шоссе, я хотела повернуть обратно, как увидела в нескольких ярдах от себя невысокое молодое деревце – осину, багровые листочки которой дрожали от несуществующего ветра. Что лежит под деревом я поняла сразу.

Исчезли все звуки: шуршание шин по асфальту и бесконечный гвалт птиц со стороны залива; туман окутал в кокон меня и серую тень на примятой в бурых пятнах траве.

Силы покинули меня, ноги подвернулись, я опустилась на колени и так на четвереньках поползла к дереву. Слезы застилали глаза, в горле стоял ком, грубые остья вскрывали вчерашние ссадины на ладонях, джинсы ледяными компрессами прилипли к коленям, но мне уже было все равно. Мое сердце рвалось от боли, моя Айка неподвижно лежала на правом боку, неестественно вытянувшись, мокрая шерсть свалялась в колтуны, остекленевшие голубые глаза потускнели, язык вывалился из оскаленной пасти.

Моей собаки больше нет.

Я провела рукой по холке, приподняла ее голову, мои намокшие пальцы окрасились кровью. Похоже, ей нанесли несколько глубоких ран, наверное, ножом. Она уже окоченела, тело утратило подвижность. Я погладила ее между ушей, ощутила пронизывающий холод мертвого тела. Прости меня, я во всем виновата. От горя хотелось просто выть.

Я взяла ее за негнущуюся лапу, сжала шершавые, окаменевшие подушечки с силой в ладони. Сколько дорог пройдено нами вместе – не сосчитать.

Господи как же это больно, только вчера она скакала вокруг меня, преданно заглядывала в глаза. И этого больше никогда уже не будет.

Я не помнила, сколько времени просидела около своей собаки. Утро замедлило свой ход, на меня навалилась усталость, и я все сидела, гладила, перебирала пальцами мокрую, грязную шерсть и у меня не было сил подняться. Туман рассеялся, в небе над нами летали чайки и уже предвкушали, что могут поживиться новой добычей. Мне необходимо поторопиться.

Я сняла с себя теплую кенгуруху, накрыла ею Айку и пошла к своей машине. Дорога до гипермаркета совершенно выпала из моей памяти, очнулась я только на кассе с небольшой садовой лопатой в руке и с трудом поняла – она нужна, чтобы похоронить мою собаку.

Выкопать яму оказалось не трудно, раньше на месте Пенгэм грин было болото, его осушили в рамках расширения территории города и торфяник хорошо поддавался.

Я аккуратно положила собаку на дно неглубокой ямы, сверху прикрыла кенгурухой, подоткнув края, и на минуту задержалась в последний раз погладив по морде. Мне нужно было еще раз коснуться ее шелковистой шерсти, чтобы оставить себе это ощущение навсегда.

Прощай. Ты для меня всегда была больше чем просто собака. Верный друг, самое близкое для меня живое существо. Так же как тебя, я любила, наверное, только свою мать.

Тот, кто убил мою собаку, жестоко поплатится.

Мое сердце разрывалось от боли. Смерть все же непоправима. Сколько раз я гнала от себя мысли, что когда-нибудь мне придется проститься с Айкой навсегда, и вот этот страшный момент наступил. У меня больше никогда не будет собаки.

Холмик серой земли получился не высоким, на ствол деревца чуть толще моего предплечья я одела ошейник Айки. Его пришлось обернуть два раза и застегнуть на самое первое отверстие, чтобы не болтался и не сполз вниз к корням. Будут идти годы, дерево будет расти, я стану приходить сюда каждый раз проверяя, не врезается ли ошейник в ствол деревца и если нужно ослаблять его. Пока он, наконец, не сгниет от непогоды и бесконечных дождей.

Когда я позже подъехала к своему дому, то наконец-то увидела Бэза, он сидел на своей любимой ступеньке на крыльце перед нашим домом.

– Привет, Кэт! Слушай, куда ты пропала вчера… – Он осекся, увидев меня и мою перемазанную в земле одежду. – Что случилось?

Он встал со своего места, и я смотрела прямо ему в глаза.

– Бэз, скажи мне, ты вчера вечером заходил в мою квартиру, пока меня не было?

– Нет. Слушай, мы вчера зависли с ребятами в «Синем Драконе». Я ждал тебя, ты бы хоть позвонила. Кэт, где ты была? Я все утро тебя ищу.

Очевидно, он говорил правду.

– Похоже у меня неприятности. Бэз, пожалуйста, заляг на дно на время, хорошо?

Я сделала шаг к нему и добавила тихо.

– Кто-то убил Айку.

Бэз молча уселся обратно на ступеньку, обхватив голову руками. Я присела рядом и рассказала ему обо всем. Он все сидел и качал головой, словно не верил в случившееся, потом повернулся ко мне и обнял меня рукой за плечи, осторожно прижал к себе.

– Кэт. Прости. Я не сказал тебе вчера утром. Когда я в субботу вечером гулял в парке с Айкой. Прости.

Он еще сильнее прижал меня к себе.

– Ну же, давай, говори, что там случилось?

Я вцепилась ногтями в рукав его бомбера, пытаясь убрать его руку.

– В общем, там какой-то тип ошивался. Он подозвал Айку к себе. Позвал по имени, и она подошла.

Барри смотрел на меня виновато.

– Что! Почему ты мне не сказал!

Я, скинув с себя его руку, вскочила со ступеньки. Бэз тоже поднялся.

– Кэти, прости. Я совсем запарился, тут еще Мэк с толпой подвалил.

Я попыталась успокоиться, он ни в чем не виноват.

– Ладно. Быстро говори, как он выглядел, что делал и куда потом ушел.

– Обычный кролик, старый лет сорока – сорока пяти, невысокий, полу лысый, по виду дрыщ. Он уже был в парке, когда мы туда пришли. Он ее позвал, Айка подбежала к нему. Я подумал, может, он типа живет неподалеку и часто тебя видит с собакой, типа твой знакомый.

Все-таки это был Грей и никто кроме него.

– Она подбежала, дальше что было?

– Ну, он потрепал ее по загривку, сказал хорошая девочка.

Я закрыла глаза, Бог мой, только не он. Да я придушу этого извращенца Говарда Рея собственными руками.

– Кэт, тебе плохо?

Бэз стиснул меня в своих крепких объятиях.

– Прости, если бы я знал…

Он все никак не хотел отпускать меня, прижимая все сильнее к себе.

– Ладно, Барри проехали.

Я все-таки сумела высвободиться, разжав его уже не мальчишечьи руки.

– Будь теперь осторожен. Постарайся никуда невлипнуть в ближайшее время и пожалуйста, не теряйся, хотя бы иногда отвечай на звонки и голосовые сообщения.

Бэз согласно кивнул, я поднялась по ступенькам крыльца и открыла парадную дверь. Придя домой, скинула свою грязную одежду в ванной и переоделась. И только потом дала волю слезам. Я столько лет не плакала, наверное, с самых похорон матери. Во всем, что случилось с Айкой, виновата только я.

После сидела и думала, что же мне теперь делать с Греем. Я была просто уверенна, что Айку убил именно он. Так я размышляла, когда кто-то сильно и настойчиво постучал в мою квартиру.

 

Глава 4

Где-то в полдень я проехал мимо дома Хорн на Мурленд-роуд и припарковался на противоположной стороне, так было удобнее наблюдать и не возбуждать ненужный интерес со стороны обычных обывателей.

Гелфан все утро протаскался за Кэтрин по пустырю за сталеплавильным заводом и только теперь позвонил мне и сообщил, что она наконец-то едет к себе домой. Я чуть сполз с сиденья вниз, устраиваясь поудобнее, придется еще немного подождать. Улица была почти пустынна, лишь перед домом Кэтрин на ступеньках лестницы сидел пухлощекий пацан, уткнувшись в свой мобильник.

Майк с утра сгонял к Вильямс в Тонтег, и привез оттуда не очень хорошие новости. Бренда посмотрела запись и сказала, что не уверенна, девушка, то есть Кэтрин очень похожа на Энни, но ей показалось, что та была полнее и посимпатичней. Неважно. Все это полная херня по сравнению с тем, что я узнал о Кэтрин Хорн чуть больше часа назад.

Я потер лицо, приказывая взбодриться, от пачки сигарет, выкуренной за последние восемь часов, голова гудела. Остаток ночи и часть утра мне пришлось провести на месте преступления.

Пенарт люксовый район, где живут богатенькие буратино и там не каждый день случаются убийства. И когда я ночью подъехал на Марин Парейд, перед домом, где был найден труп, отсутствовала обычная, для подобных случаев, толпа из любопытных, никто не пришел поинтересоваться, что происходит. Воспитанные, чистенькие снобы наблюдали за всей кутерьмой из-за своих тяжелых дорогущих портьер, аккуратно отвернув их двумя пальцами и попивая из бокалов шардоне или еще там какую бурду.

Трехэтажный особняк, увитый плющом и диким виноградом, светился всеми окнами. На большой открытой террасе одиноко стоял Френк, экипированный в бахилы и защитный комбинезон, и курил, стряхивая пепел в пустой стаканчик из-под кофе; туда же он бросил окурок, чтобы ненароком не наследить на месте преступления. Его группа работала внутри дома, слышно было, как они о чем-то переговариваются и смеются.

Огромная столовая на первом этаже была роскошна, я остановился на ее пороге и понял сразу, что так насмешило криминалистов. На полу, около шикарного стола из цельного дуба, лежал мужчина лет сорока в коротеньком голубеньком халате. Подол его экзотического одеяния задрался, неприлично обнажая чахлые сморщенные гениталии и костлявые, волосатые ноги, под которыми растеклась лужа мочи. На голове красовался парик с длинными светлыми локонами. Он лежал на спине, раскинув руки в стороны и пальцев, насколько я видел со своего места, не было.

– Наверное, он играл в БДСМ-игры. Ну, или в ролевые, – предположил Френки за моей спиной.

Я же мысленно поздравил себя с серией.

Убитым оказался Говард Рей, владелец крупной строительной компании. Не женат, детей нет, проживал один. Обнаружила труп экономка, которая получила в три часа ночи смс на свой мобильник от Рея с приказом незамедлительно приехать к нему. Экономка оказалась женщиной исполнительной и раз уж ей приказали, тут же не задавая вопросов, отправилась к своему работодателю. Входная дверь была открыта, совсем как в случае с Дэвисом. Из дома, по словам экономки, пропали только ноутбук, процессор и мобильник погибшего. Остальное – кредитки и ценности, которых было великое множество, оказались нетронутыми. Убийца лишь скромно прихватил небольшую сумму наличными, около ста фунтов, которую экономка хранила в верхнем шкафчике на кухне про запас.

Рейни, приехавший с недовольной мордой на место преступления, видимо его вытащили из тепленькой постельки бывшей миссис Браун, высказал предварительное заключение о причине смерти Говарда Рея. Его задушили, причем руками, кровоизлияние полностью окрасило белки глаз в красный цвет. На шее погибшего явственно проступали характерные гематомы, и не считая пальцев на руках, они были единственными видимыми повреждениями на теле, которое, кстати, даже не успело остыть. С момента смерти прошло не более трех-четырех часов, таков был вердикт Роби.

Покинув Пенарт два часа назад, я решил заскочить ненадолго в реабилитационный Центр на Сейнт-Энтони-роуд и ненавязчиво опросил там коллег Хорн. Все отзывались о ней с положительной стороны, но особа она была очень замкнутая и дружбы за два года работы так ни с кем и не завела.

Пока я мило беседовал с приятной во всех отношениях мисс Элис Купер, этакой длинноногой Венерой средних лет, у меня даже возникло небольшое желание пригласить ее куда-нибудь вечерком. Мне на мобильник позвонил Андерсон, который должен был после встречи с Брендой навести справки по поводу жизни Хорн в Ньюпорте. Я, извинившись перед дамочкой, вышел в коридор из ее кабинета, обвешанного рисунками депрессивных подростков, и ответил на вызов.

– Ну, Майк порадуй меня чем-нибудь.

Говорить он начал с воодушевлением.

– Я только что отзвонился, навел справки через своего бывшего сокурсника. Кэтрин Хорн прожила в Ньпорте почти до восемнадцати лет. Она из обеспеченной семьи, отец, занимавшийся недвижимостью, умер рано, ее мать повторно вышла замуж, когда дочери было три года за Джона Кертиса.

– Так, стоп.

Холодок пробежал по спине. Похоже, наблюдатель, которого я засек сегодня ночью за домом Хорн – Джон. Не зря мне показалось, что я уже где-то видел эту широкую спину и осторожную походку. Майк молчал, ждал приказа продолжать.

– Что еще?

– Кертис удочерил Кэтрин, дал ей свою фамилию, но потом она в лет шестнадцать вернула себе прежнюю. Да и еще кое-что её мать умерла, повесилась двенадцать лет назад.

Майк, сделав паузу, подумал и, наконец, задал вопрос, который его мучил.

– Джон Кертис, он старший констебль в Ньюпорте, вы его знаете?

Я понял, как серьезно оплошал, позволив Андерсону сделать звонок в соседнее графство.

– Слушай, Майки, ты можешь пока попридержать коней и не докладывать шефу?

– Я… – он явно не знал, что и ответить.

Может мне удастся сыграть на его честолюбии.

– Я прекрасно знаю о твоих отчетах перед шефом. Но тут, понимаешь, дело очень щепетильное. Мы, – я сделал ударение на этом слове. – Мы вчера облажались и заграбастали девчонку случайно. Ложанулся я, но и ты тоже попал по уши в дерьмо. Нам как двум взрослым мужикам следует, конечно, принести извинения мисс Хорн, что я сейчас и сделаю за нас двоих. Но самое главное, я сам лично позвоню Кертису и объясню ему всю ситуацию, может по старой дружбе, он не будет поднимать скандал. Меня он точно простит, а вот тебя? Даже не знаю… Может тебе стоит сделать вид что ты здесь ни при чем и ничего не видел?

– Хорошо. Я не был вчера в Рот Рекрейшен, – ответил Майк.

Быстро соображает, далеко пойдет.

– Твой бывший сокурсник надеюсь не проболтается?

Слив информации был очень нежелателен, не хотелось, чтобы Джон заподозрил что-то неладное раньше времени.

– Он работает в архиве, я с ним переговорю.

– Не забудь, что я взял все на себя, прикрыв твою хитрую задницу. Давай отбой.

Я, не прощаясь с очаровательной мисс Элис, тут же покинул Центр и отправился на Мурленд роуд.

Время в ожидании тянулось бесконечно. Я протянул руку и открыл бардачок, из него на пол вывалились упаковка латексных перчаток, несколько пакетов для вещдоков, все это перекочевало в необъятные, но очень удобные, карманы моей парки.

Признаюсь, новость, что Кэтрин приемная дочь Джона, меня огорошила. Довольно странное совпадение. Меня мучил единственный вопрос, что делал ночью Кертис за домом Хорн, почему он следил за ней. Именно это я и хотел теперь выяснить.

Джон перевелся в Ньюпорт сразу же после того как было закрыто дело Анны. Свое бегство, а именно так я тогда думал о его переводе, он объяснил тем, что в небольшом городе у него больше шансов быстро продвинуться по служебной лестнице. Но меня трудно было обмануть.

Я замечал, как Джон в течение всего года, пока шло следствие, часто смотрел пустыми ничего невидящими глазами после очередной безуспешной беседы с подозреваемым в совершении преступления. В те годы у нас еще не существовало специальной базы по педофилам. Мы трясли всех подряд по кругу: насильников, освобожденных досрочно и отмотавших свои сроки, бывших пациентов психушек, простых обывателей, которых замечали бдительные граждане возле детских площадок. Я и Джон, мы оба погружались в трясину, читая досье этих тварей, и все ближе подходили к краю, к пустоте.

Джон – он сдался первым.

У парадного входа в дом Хорн все сидел тот же паренек и явно кого-то ждал. Я уже хотел выйти и поговорить с этим херувимом в человечьем обличье, он явно местный и все тут знает, как увидел знакомую задрипанную тойоту, подъезжавшую к дому.

Кэтрин была не в духе. За сценой, что развернулась у крыльца, я наблюдал в боковое зеркало с неподдельным интересом и увиденное меня удивило. Пухлощекому увальню было лет пятнадцать от силы, но при этом он обнимал и прижимал к себе Кэтрин отнюдь не по дружески. Они явно ссорились. Разговор проходил на повышенных тонах и орала в основном Хорн. Народу на Мурленд роуд было не много, две старушки лялякали неподалеку, стоя на тротуаре, но они не проявили даже простого любопытства. Никого не смущало, что несовершеннолетний мальчишка тискает двадцатипятилетнюю девку у всех на виду. Меня лично заинтересовал вопрос, а знают ли соседи, сколько ей лет?

Наконец Хорн убралась восвояси, и пацан не спеша пошел по улице в мою сторону. С ним явно стоит побеседовать тет-а-тет. Я вылез из машины и с деланным равнодушием двинулся ему на встречу. Когда он поравнялся со мной, я свистнул и поймал его озадаченный взгляд.

– Слышь, малец, надо поговорить.

Я преградил ему дорогу и стал теснить его ближе к стене дома.

– Ну, ты, педик. Отвали.

Он наивно попытался обойти меня справа.

– Стой, не рыпайся. Полиция.

Я схватил его за капюшон, выпущенный поверх куцой куртешки, и потащил в угол между стеной дома и крыльцом.

Рядом щелкнул замок парадной двери, кто-то торопливо спускался по ступенькам. Я обернулся и увидел то ли пакистанца, то ли афганца, сходу и не определишь, средних лет в сером спортивном костюме, с портфелем из коричневой кожи в руке. Он сначала вскользь глянул на меня и тут же, испуганно отведя взгляд в сторону, поспешил к своей машине, ярко желтой маленькой КИА. Почему то портфель в его руках меня несколько смутил.

Я переключился на пацана, тряханул его сильнее, чтобы быстрее соображал.

– Как зовут?

Малец явно струхнул, поубавил гонору.

– Барри…

– Так вот, Барри, если ты ответишь правдиво на мои вопросы, я тебя отпущу на все четыре стороны, если соврешь, то выверну твои карманы и ненароком найду там пакетик с дурью или еще с чем. Усек?

Он послушно закивал головой.

– Вопрос первый. В каких ты отношениях с Кэтрин Хорн?

– Мы с ней соседи, иногда общаемся…

Я потряс его за капюшон сильнее.

– Ай, пусти! Ну, тусуемся иногда вместе.

– Слышь, Барри. Подробнее, что входит в твое определение тусуемся? Секс?

Он отрицательно мотнул головой. Уже легче.

– У Кэт есть собака, то есть была. Она сдохла сегодня ночью от старости. Я иногда гулял с ней, когда Кэт была на работе.

О мертвой собаке я уже слышал от Гелфана, значит, пока маленький писюн не врет.

– Вопрос второй. Что делала Хорн вечером в прошедшую пятницу?

Я отпустил капюшон, схватил его за толстую шею и наклонил вперед, понуждая говорить только правду.

– Ее не было вечером, я заходил к ней где-то в начале девятого, хотел позвать ее с собой в клуб. Дверь никто не открыл. Я вышел посмотреть стоит ли перед домом ее машина.

Пацан давился словами и задыхался от неудобной позы, спеша сообщить мне как можно больше информации. Люблю таких общительных.

– Машины не было. Потом я слышал, как она подъехала ночью, где-то в районе четырех часов.

Я продолжал пригибать его вниз, парень уже касался руками земли, его лицо покраснело, он сипло дышал. Потом я задрал низ его толстовки и куртки ему на голову, оголяя белую спину с отвисшими боками.

– О нашей милой беседе молчок или я тебя даже со дна морского достану.

Я наклонился к нему и гаркнул:

– Ты понял? Не слышу!

– Понял, – проблеял он.

Я его отпустил, и Барри неуклюже шлепнулся на пятую точку.

Ну а теперь пора заглянуть в гости к Кэтрин Хорн или Кертис, кому как больше нравиться.

Она открыла дверь квартиры на мой стук, смерила меня презрительным взглядом и, молча развернувшись, пошла в комнату. Ни тебе здрасте, ни проходите пожалуйста, но мне к таким встречам ни привыкать. Видок у Хорн был тот еще – затасканная, драная черная футболка, висевшая на ней как на вешалке и треники с коленками пузырями.

Я закрыл входную дверь на замок и последовал за ней, по пути внимательно осматриваясь. Гостиная меня поразила своей аскетизмом – диван и книги стопками прямо на полу. Но чистота безукоризненная, видимо годы, прожитые с Джоном под одной крышей, не прошли даром. Мне даже стало как-то вдруг неудобно за свою берлогу.

Кэтрин остановилась у окна и внимательно за мной наблюдала. Ну что же, если она сама добровольно впустила меня в свое жилище, пусть пеняет на себя. Я натянул латексные перчатки на руки, подошел к стопкам книг и стал методично просматривать каждую, просто переворачивал и вытряхивал, вдруг что – то лежит между страниц. Книги, в основном по психологии, после осмотра я отбрасывал в кучу на середину комнаты. Мое упорство было вознаграждено, из тонкой брошюрки выпал небольшой листок и спланировал к моим ногам. Взяв его в руки, я понял, фотография, и в горле встал ком.

– Кто это?

Я смотрел на снимок и ничего не мог понять, мои руки дрожали.

– Я. Что не похожа?

Кэтрин, наконец, оторвалась от своего места у окна, подошла ко мне и, взяв карточку из моих рук, приложила краем к своему лицу для сравнения.

Действительно, как две капли воды, но такого просто не может быть. На снимке Анна, та самая, что я вижу каждую ночь, и осенний лес с буйством красок на заднем плане.

Я трясущимися руками забрал снимок у Кэтрин и положил в свой нагрудный карман рубашки, даже не стал помещать его в специальный пакет для улик.

Фотография ждала меня столько лет и по праву принадлежала только мне.

Разноцветные осколки привычно щелкнули и, отражаясь от маленьких зеркалец, начали складывать правдивый узор, тот который был всегда, просто я, как слепой, ничего не замечал.

Кэтрин стояла передо мной, а я все рассматривал ее лицо и думал о Кертисе, который все-таки сдался.

В последний раз я его видел несколько лет назад. Мы проводили совместную с соседним графством спецоперацию по поимке организованной банды преступников. Пятеро выходцев с Ближнего Востока пытались наладить канал по доставке наркоты в Кардифф и Ньюпорт морем из Суонси, но среди них был внедренный осведомитель и их затея с треском провалилась. Задержание производили с поличным, я присутствовал там, как заместитель своего шефа. Марк не любил подобных приключений и предпочитал отсиживаться в кабинете. Я с Джоном обменялся рукопожатием и парой ничего не значащих фраз, и мы разбежались. Я еще тогда отметил про себя, что Кертис выглядит намного лучше меня. Не скажу, что я ему завидовал, как более удачливому в плане карьеры, но почему-то между нами были всегда напряженный отношения. Мы, вроде, улыбались друг другу, но каждый всегда оставался при своем.

Я отвернулся от Кэтрин первым, не мог больше видеть этих глаз, и решил все же продолжить осмотр квартиры. Вяло пересмотрел остальные книги, кидая их все так же в кучу и пытаясь все обдумать, собраться с мыслями. Затем машинально перешел в маленькую спаленку Хорн. Долго и задумчиво смотрел на узкую девичью кровать, которая явно не предназначена для двоих, и раскрытую дорожную сумку, лежащую рядом, с наваленным ворохом одежды.

– Куда собиралась? – Поинтересовался у Кэтрин. Она лишь в ответ пожала плечами.

Я бы тоже хотел вот так покидать все вещи в сумку и укатить куда подальше, но от себя не убежишь. Слишком поздно.

Все так же без особого энтузиазма, поковырявшись в шмотках и не найдя ничего интересного для себя, я решил, что с Кэтрин достаточно. Она все время маячила за спиной и, наверное, костерила меня про себя, на чем свет стоит, пока я перебирал ее белье.

Я обошел всю игрушечную квартирку и оказался в кухне. Возле мойки стоял открытый мешок собачьего корма и я, неловко задев ногой, опрокинул его на бок. Сухие шарики раскатились по всему полу. Я наступал на них, и они с тихим треском рассыпались в крошки. Чтобы мешок не мешался под ногами, я поднял его и бросил на обеденный стол. После этого зачем-то открыл все шкафчики, только в поисках чего не понятно, вероятно просто пытался оттянуть время. Моя уверенность, с которой я заходил в эту квартиру, бесследно исчезла.

Снимок в моем кармане, он был холодным, царапал меня острыми уголками, как паук цеплял своими коготками, от этого сильнее билось сердце, и голова отказывалась работать. Мне хотелось достать его и разорвать на мелкие клочки, но я лишь прижал ладонь к карману на груди, ощущая скользкую гладкость бумаги.

В горле у меня пересохло, да и жрать честно говоря хотелось. Я по-хозяйски наполнил чайник водой и включил его, а сам уселся за стол. Кэтрин все это время стояла на пороге и не спускала с меня глаз.

 

Глава 5

Этот кретин, Браун, перевернул весь мой дом с ног на голову, хотя мне не привыкать к подобному, но я в очередной раз убедилась, что полицейские абсолютно лишены чувства уважения и элементарной вежливости к окружающим.

Наглость болвана перешла все границы. Он прекрасно понимал, что никуда я не пойду жаловаться и пользовался этим. Интересно все ли он уже раскопал из моей биографии?

Время неумолимо приближалось к вечеру, а это хамьё расселось не моей кухне, сидит, ждет, когда закипит чайник и похоже никуда не торопиться. В моей голове уже созрел план, как выставить его за дверь быстро и без лишнего шума, нужно было только набраться храбрости.

Я не сводила глаз с его лица, он сидел, как ни в чем не бывало, и рассматривал надписи на мешке с кормом, потом высыпал себе горсть сухих шариков и принялся их есть.

– С утра ничего не ел, – пояснил он. – А так ничего вкусно.

И набрал еще горсть.

– Нашел то, что искал? – Спросила я, не скрывая раздражения и, выдвинув со скрипом второй стул, села напротив.

– Я могу помочь убрать тут все, – предложил дурень как ни в чем не бывало.

Он точно издевается.

– Отлично! У вас в полиции все такие придурочные или только ты один?

Он промолчал и бережно достал из кармана мою детскую фотку. Она единственное, что осталось мне на память от той давней далекой жизни.

– Кто сделал этот снимок?

Страшный вопрос. Браун долго буравил меня своими глазами, словно от моего ответа зависело нечто важное. От того как он смотрел на меня, сидя напротив, мне становилось все не уютнее.

– Сам догадайся, – не слишком вежливо ответила я, но, увидев, как он открыл рот для следующего вопроса, быстро пояснила. – Мой отчим.

Браун кивнул, значит ему уже известно о моей семье. Глянув на фотоснимок в последний раз, он убрал его обратно под парку в карман все-той же самой темно синей рубашки, что была на нем вчера. Что-то неуловимо изменилось после того как он его нашел. Он о чем-то догадывается? Нужно срочно прогнать его из моего дома пока он не перешел к более серьезным вопросам.

Ну, пора. Сказала я себе и решительно поднялась со стула, обогнула на ватных ногах стол – это расстояние показалось мне бесконечно долгим; во рту все пересохло от волнения, ладони стали чуть влажными. Браун ошарашено посмотрел на меня, когда я очутилась вплотную к нему и смело оседлала его колени. Он замер, задержал дыхание, и я успела запустить руки под его парку, прижимаясь к нему все сильнее, ощущая давно забытый жар чужого тела. Меня тут же окутал тяжелый запашок сигарет и алкогольного перегара. Так пахло от моей матери.

Тут наконец-то его реакция хоть и с опозданием, но сработала так, как и было задумано мной. Браун чересчур сильно столкнул меня со своих колен, да так, что я упала на пол, а сам вскочил, опрокинув с грохотом стул. Он, тяжело дыша, обалдело уставился на меня, лежащую на полу посреди кухни. Я решила добить его до конца: не вставая, быстро стянула с себя свои затасканные штаны, отбросила их в сторону и призывно раздвинула ноги.

Ну же, прочь, выметайся, мысленно умоляла я, смотря прямо в его серые глаза. И он действительно развернулся и ушел, громко хлопнув дверью. Слава Богу, чтобы я интересно делала, если бы мой план не сработал?

Одевшись, я прошла по всем комнатам, все разбросано, в квартире полный кавардак. Сердце защемило в тоске, когда я поняла, что мне уже не нужно идти выгуливать Айку, вовремя кормить и играть с ней, бросая ее любимую игрушку, ярко желтый теннисный мячик, во дворике и ждать когда она принесет его назад.

Убирать вещи по местам я не стала, есть дела и поважнее. Нужно срочно съездить к дому Грея, сегодня понедельник и его рабочий день еще не окончен.

Тут кто-то вновь осторожно постучал, почти поскребся в дверь моей квартиры. Надеясь про себя, что это не полиция нравов и не Браун, который передумал, я пошла открывать.

На пороге стояла Мафанви с таким слоем косметики на лице, что по началу, я ее не узнала. Да у меня сегодня день открытых дверей, столько народу в моей квартирке не бывало ни разу.

Я впустила Маф и мы прошли в гостиную. Увидев весь беспорядок, она посмотрела на меня:

– Я не вовремя?

– Да нет, просто у меня генеральная уборка, все нормально, садись.

– Я убежала от них, – всхлипнула Маф, присаживаясь на краешек дивана. – Вчера я хотела погулять вечером в парке Бьют, сходить в Сент-Девис и ты представляешь? Они меня не пустили.

Она всерьез недоумевала, почему ей теперь нельзя вести себя точно также как с родной матерью.

– Так ты что не ночевала дома?

Только этого мне не хватало, своих проблем достаточно.

Маф с вызовом посмотрела на меня. Час от часу не легче.

– Нет. Вчера подцепила одного студентика в Сент-Девисе, переночевала у него. Правда, утром он выставил меня за дверь. Кэти пж. Можно у тебя пару дней пожить?

– Нет, ты должна вернуться к опекунам. Да меня вышибут из Центра если узнают, что ты здесь!

О работе сейчас я думала меньше всего, просто это был последний мой аргумент.

– Ну, пж. никто не узнает. Я буду сидеть тихо как мышка, – упрашивала Маф.

Я не представляла, что мне делать; если сейчас отказать ей, она отправиться в какой-нибудь торговый центр или парк, в паб ее еще наверняка не пускали. То, какие ее ждут приключения этим вечером, и чем они могут закончиться одному богу известно.

Мне срочно нужно было побывать у Грея. Я надеялась, что он не сменил свое место жительство в Пенарте, иначе мне будет сложно его найти. Взять с собой Маф я не могла, кто знает, что на уме у этого психованного. Оставить ее одну в своей квартире тоже не безопасно, учитывая события вчерашнего вечера попасть сюда может кто угодно, а отвезти девочку обратно к опекунам у меня просто не было ни сил, ни времени, не говоря уж о желании.

– Ладно, Маф оставайся.

Она запрыгала, выражая бурную радость.

– Но мне сейчас нужно кое-куда съездить. У меня есть друг Барри, ты побудешь некоторое время с ним.

Я набрала номер Бэза и он тут же взял трубку.

– Барри, ты мне нужен.

У нас с ним была договоренность, если я называю его имя полностью – значит, дело безотлагательное, и он должен все бросить и лететь ко мне.

– Все для тебя, – ответил он, судя по фону на заднем плане, находясь в людном месте.

Бэз приехал через двадцать минут и клятвенно пообещал присмотреть за Маф. Я дала им денег, и он повел ее в небольшую эстонскую закусочную на углу Карлайл-стрит и Мурленд-роуд, тут же в Сплотте. Девочка была голодной, а у меня на кухне шаром покати.

Итак, одной проблемой меньше.

Грея я решила навестить на своей машине, ее можно будет припарковать возле хосписа, чтобы не привлекала к себе излишнего внимания своим затрапезным видом в фешенебельном районе.

Особого плана, как отомстить уроду, у меня не было, просто хотелось понаблюдать и подумать. Дождусь, когда Грей вернется с работы, и решу что с ним делать. Может, спалю ему, к чертовой матери, дом или изуродую его машину. Но если уж быть честной до конца, я готова была его убить. Его жизнь или моя собака. Чаша весов склонялась в сторону Айки. Но для начала мне нужно было осмотреться.

Вечер уже начал вступать в свои права, на западе над холмами уже по-зимнему низкое солнце еле пробивалось через плотные облака. Ночь обещала быть холодной, если небо совсем очистится, температура опустится до нуля.

Я оставила свою машину возле хосписа Марии Кюри в Пенарте и побрела по Марин Парейд. Пройти нужно было совсем немного, улица тянулась вдоль побережья. С моря иногда налетал холодный ветер, продувая мою легкую толстовку насквозь, слышался голодный рокот волн, вода стояла высоко, был прилив.

Чем ближе к дому Грея, тем больше я ощущала себя не в своей тарелке. Шикарные дома и безупречные зеленые лужайки действовали на меня угнетающе. Улица была безлюдна, и я уже пожалела, что пришла сюда еще при свете дня, в темноте было бы сподручнее.

Дом Грея показался мне нежилым, окна были глухо завешаны плотными шторами и нигде ни огонька, хотя по соседству уже зажгли свет. Я настороженно огляделась по сторонам и двинулась вдоль зеленой изгороди.

Участок позади дома был огромен, сбоку приютился гостевой домик, большой тридцати футовый бассейн уже подготовили к зиме, спустили воду и покрыли сверху защитным экраном.

Я подошла к открытой террасе, тянувшейся вдоль всей задней стены дома, и прислушалась. Внутри вроде бы было тихо. На двери, ведущей с террасы внутрь дома, я заметила небольшую ленту из бумаги и сначала приняла ее за письмо, но с опаской поднявшись туда и подойдя поближе, поняла что ошиблась. Бумага, приклеенная к дверному проему, гласила, что дом опечатан и стояло сегодняшнее число: десятое октября. Рассмотрев внимательно печать, прочла – полицейское управление Кардиффа.

Я идиотка, нужно было посмотреть в интернете, и как такая мысль не пришла мне в голову раньше. Присев тут же у ступенек, я забила в поисковик на телефоне имя Говард Рей и получила море результатов: найден мертвым в своем доме сегодня под утро. Я осмотрелась кругом, нужно срочно уходить от сюда пока меня никто не заметил. Не хватало еще, чтобы легавые застали меня здесь.

Я скорым шагом, натянув капюшон и опустив голову, направилась к своей машине, по дороге лихорадочно соображая: Грей умер сегодня ночью, значит, он не мог послать емейл утром. Тогда кто?

Уже сидя в машине, я еще несколько раз прочитала статью в интернет газете. Заголовок гласил: «Скоропостижная кончина крупного бизнесмена Уэльса». Значит внезапная смерть, но в результате чего далее по тексту было не понятно. Что произошло с Греем? Несчастный случай, самоубийство или убийство.

Что-то было не так. Мои снимки. Холод сдавил мне сердце. Грей мог передать мои фотографии кому-нибудь или этот кто-то забрал их у него и выслал мне. Опознать на них меня постороннему очень сложно, моего лица там практически не видно. Только тот, кто хорошо знал и помнил, как выглядит мое обнаженное тело, мог понять, что это я.

Пол Дэвис и Грей. Моя Айка.

С опозданием я осознала и похолодела от ужаса; все дело в моей поездке вечером в пятницу, меня не было всю ночь. Мне срочно нужно вернуться домой и найти Бэза и Маф, пока он до них не добрался. Я завела машину и рванула по Виндзор-роуд в сторону Сплотта.

Две черные тени бродят глубокой ночью по холмам. Иногда они подходят ближе и заглядывают в окна углового дома на Вуд Клоуз.

Если на первом этаже не занавешены окна, то я вижу сквозь чистые отполированные стекла, что в комнатах все осталось по-прежнему, как и много лет назад. Та же мебель и та же зеркальная чистота внутри. Айка возле меня тревожно принюхивается к знакомым запахам своего щенячьего детства.

Прежде чем вернуться к себе, мы подымаемся на ближайший холм и долго сидим там, глядя на дом. Мы ждем. Знает ли он об этом? Ненависть горит в моих глазах, он все равно понесет вскоре наказание. Айка глухо рычит рядом, у нее тоже свои счеты.

 

Глава 6

– Все текущие дела твоего отдела забирает НАБП.

Шеф огорошил меня новостью прямо с порога.

Он вызвал меня к себе в кабинет, как только я вернулся из морга, где Роби Рейни уже второй раз за два дня демонстрировал мне свою виртуозную технику разделки человеческой плоти. Каждый день по жмурику – просто впечатляющая статистика для Кардиффа. Марк устало смотрел на меня из-под очков. Его стол был завален папками с делами. Вероятно, он спешно просматривал их, готовясь встречать супер ищеек из Лондона.

– Даже не думай возражать, Алан. Агенты прибудут завтра утром. Подготовь пожалуйста все свои наработки по Рею и Дэвису.

– Марк, послушай меня. Мы даже не знаем, связаны ли как-то эти два убийства. Оставь мне хотя бы Дэвиса. У меня уже есть подозреваемые в совершении этого преступления.

Тот нетерпеливо мотнул головой, я цеплялся за последнее. Мне нужно было чуть больше времени.

– Нет, Алан. Ты прекрасно знаешь: не мне решать и у нас не частная лавочка, чтобы наводить свои порядки. Дэвис педофил.

На мой удивленный взгляд он продолжил:

– Я в курсе того что нашли эксперты на его ноутбуке.

Вот черт, какая скотина уже доложила? Ничего нельзя скрыть даже на короткое время.

– Насчет Говарда Рея мне звонили уже из городского совета. Настоятельно рекомендовали посодействовать в расследовании его убийства. Ты должен понимать, Алан, на меня давят со всех сторон.

Ну да, а ты, старый пердун, сидишь тут передо мной и оправдываешься. Но главного сказать не можешь, что просто обосрался. Теперь тебя могут запросто отправить на пенсию, да еще и с великим скандалом. Пусть лучше приедут набпешники, если они облажаются, то и будут крайними, а не Марк Стейн.

Я сидел напротив шефа и смотрел, как он, пряча глаза, излагает свои неубедительные доводы. Признаюсь, чего-то подобного я от него ожидал. Страус, да и только.

Не дослушав до конца его отговорки, я поднялся и молча двинулся из кабинета.

– Приведи себя в порядок и выспись! Жду тебя завтра в восемь ноль-ноль на совещании! – Прокричал он мне в спину.

Ну, попадись мне сопляк Андерсон – придушу своими руками, но вместо него я столкнулся на лестнице с Френки. Он протянул мне руку, и я машинально пожал ее.

– Ал, ты все лютуешь?

– Я от шефа. Этот старый козел пригласил к нам в гости НАБП. Майк, похоже, донес ему насчет файлов Дэвиса.

Я уставился на Френки, мне не понравилось выражение его лица и до меня вдруг дошло. Андерсон не был в лаборатории, когда мы вчера вечером смотрели видео.

– Понимаешь, Алан…

Главный криминалист заюлил, виновато пятясь.

Вот дерьмо. Когда тебе говорят «понимаешь» жди какой-нибудь фигни. Я сам так много раз объяснялся. Для меня все стало ясно и без его разъяснений.

– Ну, Френсис. Ну, ты и…

Глупо было ожидать, что просто собутыльник приходится мне другом.

Я поднялся в свой кабинет и со всего размаху хлопнул дверью. Мне показалось, что я сделал это недостаточно сильно, и снова, открыв ее по шире, приложил со всего маху, так что стекла в окне зазвенели. Мне хотелось все здесь разнести, переломать мебель в щепки, но вместо этого я ограничился лишь тем, что смел на пол ворох бумаг, лежащих белой горой на моем столе. Все просто замечательно. Мое сердце гулко колотилось в груди, я дышал, как загнанная лошадь, кулаки сжимались от злости.

Хорошо еще, что в отделе никого не было, все уже успели смотаться по домам, иначе кто-нибудь бы угодил под мою горячую руку. Все нужно успокоиться. Я похлопал себя по карманам в поисках пачки сигарет, но не нашел, наверное оставил их в машине.

Тут я вспомнил о мобильнике, его пришлось отключить, пока был на вскрытии. Гелфан наверное кроет меня по черному, время уже около семи вечера, а он до сих пор несет вахту у дома Хорн.

– Что там у тебя? – спросил я, набрав его номер.

Гелфан был, как ни странно, в приподнятом настроении.

– Птичка возвращается в свое гнездо.

– Говори нормально. Мы не сраная контрразведка!

Мне было совсем не до шуток.

– Девка едет домой. В общем, босс она была в Пенарте на Марин Парейд.

На заднем фоне слышна была музыка и шум машин.

– Какого хрена она там делала?

Этот вопрос я задал скорее себе, чем Гелфану.

– Так пошлялась вокруг того дома где ночью был жмурик. Сейчас подъезжает к своей норе.

– Она там с кем-нибудь встречалась? Ничего не оставляла?

– Не. Я бы заметил.

– Через час я тебя сменю, – предупредил я его и нажал на кнопку отбоя.

Значит, Кэтрин была знакома и с Говардом Реем. Она пришла в парк на встречу с Дэвисом. Ее не было дома в пятницу вечером и всю последующую ночь, если, конечно, тот мальчишка не врет. Это не просто совпадения.

На первый взгляд у убитых ничего общего, один простой офисный работник со слабостью к детям, второй крупный застройщик со странными наклонностями. Но это на первый взгляд. У обоих начисто срезаны пальцы. Вот только Говарда искалечили сразу же после момента наступления смерти, в отличие от Пола, которому резали их еще живому. Но Рейни сегодня на резекции подтвердил, что раны на руках Рея и Дэвиса идентичны. Значит, работал один и тот же человек.

Правда способ убийства все-таки разный – Говард умер от асфиксии, его подъязычная кость была сломана в результате физического воздействия извне, это вызвало удушение, а затем смерть. Другими словами кто-то очень сильно давил ему руками на горло, такие травмы мог нанести только мужчина или крупная сильная женщина. У Кэтрин силенок точно бы не хватило. И опять же Говард даже не сопротивлялся, странная немощность. Я не знаю еще ни одного человека, который так отважно и равнодушно принял бы смерть. С Дэвисом еще было понятно, тот был пьян, когда его паковали в скотч. Но вот Рей должен был дать отпор нападавшему.

Убедившись, что он умер, преступник послал сообщение его экономке. Парик даже меня поставил в тупик. У Рея их оказалась целая коллекция на все возможные цвета и виды. Чем уж он там занимался, когда оставался один, не понятно. Его экономка вежливо проигнорировала мои вопросы о том, как проводил досуг ее патрон.

Эксперты прочесали весь дом, но чужих отпечатков и следов не нашли. Может экспертиза нескольких ДНК-образцов найденных на месте преступления что-нибудь даст, но уже не мне этим заниматься.

Я достал из нагрудного кармана фотографию, которую забрал у Кэтрин. Пора заняться ею. По большому счету, мне плевать на Дэвиса и Рея, они оба получили по заслугам. Для меня самым важным на данный момент был Джон Кертис, с ним что-то не так. Зачем он сделал такой снимок своей приемной дочери? Неужели он не понимал, делая кадр, что полностью пытается воспроизвести то самое фото Анны. Не думаю, что Джон забыл о ней, на тот момент с ее смерти прошло не больше семи-восьми лет.

Почему Кэтрин сменила свою фамилию, как только получила частичную дееспособность по достижению шестнадцатилетнего возраста? У меня пока были одни вопросы без ответов.

И то обстоятельство, что Кертис, прячась, наблюдал за ней из темноты, было для меня приоритетом. Я чувствовал, что все как-то связано, все события. И только лишь Кэтрин могла внести ясность и все мне разъяснить.

Я включил свой компьютер. Пользователь из меня был никакой, но разобраться в нашей системе я все-таки мог. Введя свой пароль доступа в полицейскую базу, сделал запрос и стал ждать. На экране высветилась фамилия и дата рождения Анны. Ей было бы сейчас чуть за тридцать, наверняка, она бы обзавелась мужем и кучей детишек, любимой работой и красивым ухоженным домом. Но все ее счастливое будущее осталось на берегу той реки.

Я пролистал несколько страниц, стараясь не особо вглядываться в посмертные снимки девочки, пока не нашел то, что искал. Увеличил изображение Анны и приложил к экрану фотографию Хорн рядом, друг к другу.

Несколько минут я рассматривал их обеих и только потом понял, что я осёл. Анна улыбается и открыто смотрит в объектив, ветер чуть развивает ее льняные волосы; Кэтрин наоборот, светло карими глазами с тревогой вглядывается мимо камеры вдаль. Они не похожи, совсем. Лишь почти одинаковые платьица и кофтенки, цвет волос и глаз.

Как до меня раньше не дошло, что весь последний год я видел Кэти, а не Анну. Призрак той девочки, какой она была когда-то, приходил ко мне каждую ночь. Ее самой давно уже нет среди живых, она исчезла.

Осталась лишь темная тень, пахнущая соленым морем.

Сегодня днем на кухне Хорн я буквально ошалел от жгучего и непреодолимого влечения. В тот момент, когда Кэтрин опустилась на мои колени и обняла меня, я представил, как стремительно укладываю девушку спиной на стол, заламываю ее руки за голову, крепко прижимая их к столешнице за запястья, на случай если бы она начала сопротивляться. Картина настолько была реалистичной, а желание сильным, что я просто сбежал, как какой-нибудь сопляк.

Я взглянул на часы, в запасе еще было минут сорок – успею позвонить кое-кому. Лет шесть назад в нашем полицейском управлении проходила стажировку констебль Пикок. Если мне не изменяет память, звали ее Хейли. У меня, тогда я уже был инспектором, но без приставки старший, с этой молодой и довольно аппетитной особой случилась маленькая интрижка. Пару раз перепихнулись на заднем сиденье моей машины, вот собственно и все. Потом через некоторое время она перевелась в Ньюпорт и первое время мы с ней часто созванивались, но дальше наши отношения не сложились. Я был еще женат, а Пикок мечтала о головокружительной карьере. Надеясь, что она не сменила свой номер телефона, я позвонил ей и мне в кои веки подфартило.

– Привет, – нарочито сладко запел я ей на ее неласковое алло. Она поздоровалась, но как-то вяло. – Хейли, я вот сейчас сидел и вспоминал тебя, дай думаю, позвоню, узнаю, как поживает самая красивая женщина в моей жизни.

– Так уж и самая, Алан?

Я поднялся из-за стола и стал натягивать свою парку, перекладывая телефон из руки в руку.

– Не веришь? Ты в курсе, я ведь так и не женился. Все жду, когда ты вернешься. Даже думаю, может мне перебраться в Ньюпорт поближе к тебе.

Я подошел к двери, под ногами шуршала разбросанная бумага, на ней оставались серые отпечатки подошв моих ботинок.

– У нас тут уже имеется начальник, – Хейли мечтательно вздохнула. – Ты знаешь он такой душка, не в пример тебе будет.

Я закрыл дверь на ключ и пошел по коридору.

– А, Хейли. Я уже начинаю тебя ревновать. Что настолько хорош? Чувствую по голосу, у тебя что-то было с ним!

– Я несколько раз после перевода сюда ходила с ним на свидание.

Ну, еще бы, иначе как бы она так быстро стала сержантом! Я в это время уже медленно спускался по лестнице на подземную парковку.

– Слушай, я краем уха слышал, у него с семьей что-то случилось? – попробовал я наугад закинуть удочку.

– Ну, эта история еще до меня произошла, – Пикок заговорщицки понизила голос. – Насколько я знаю, его жена любила выпить, а ее дочь постоянно где-то шлялась, убегала из дома, даже воровала в магазинах. Джон ее прикрывал, как мог, сам договаривался с хозяевами торговых точек о возмещении ущерба. Говорили, что на почве алкоголя у его жены съехала крыша, и она повесилась. Джон, молодец, после ее смерти не бросил девчонку. Он в ней души не чаял, заботился, покупал ей кучу шмоток, все свободное время проводил с нею. Но потом она все-таки уехала от него. Да и сейчас, говорят, даже не общается с ним. И чего только девчонке не хватало?

– Кто же их поймет?

Интересная у нас получалась беседа. Я открыл дверь своей машины.

– Хейли, может, встретимся сегодня через часок. У вас в Ньюпорте есть неплохие заведения, мы можем сходить куда-нибудь, поужинать.

– Ты что готов приехать сюда за тридевять земель ради свидания со мной?

Она явно растаяла от моего предложения, но у меня, конечно и в мыслях не было тащиться к ней.

– Сегодня, к сожалению, я не смогу. У нас тут аврал на работе. Кертис взял небольшой отпуск на несколько дней, обещал вернуться ко вторнику. Сам понимаешь, мы тут без него немного распустились. Мне нужно подготовить несколько отчетов, я до сих пор сижу на работе. Может, перенесем наше свидание на другой день?

– Не вопрос. Вот только остальные вечера у меня все расписаны на месяц вперед. Местные красотки рвут меня на части. В сержанты я их конечно после быстрого перетраха не произвожу. У меня уровень пониже, чем у Джона.

Мне трудно было сдержаться.

– Ну, ты и старый хрен! – Хейли сбросила вызов.

– Я тоже рад был тебя слышать, – сказал я в пустоту и желчно добавил. – Мочалка.

В конце того дня, когда Ричардс делал вскрытие тела Анны, мы с Джоном оказались в пабе.

Начали пить мы еще задолго до этого, в машине у Кертиса нашлась бутылка джина, то еще пойло, но я готов был после всего вылакать и не такое. Потом я сбегал за пивом, но нам показалось мало, мы покинули открытую парковку перед полицейским управлением и отправились пешком в ближайший паб. Там, нагрузившись бутылками у бара, мы заняли столик в дальнем углу подальше от всех.

В полутемном зале играла легкая и ненавязчивая музыка, к ней примешивался тихий говор и смех людей, сидящих за столиками. Вокруг нас текла обычная жизнь, где не было места растерзанной маленькой принцессе, что лежала сейчас запертой в холодном металлическом боксе городского морга.

Я, одуревший от спиртного, но ничуть не пьяный, тупо смотрел, как Джон смахивает несуществующие крошки и мусор сначала со стула, затем со стола. Убедившись в их чистоте Кертис в конце концов сел.

– У каждого свои тараканы, – пояснил он мне. – На нашей службе невозможно по-другому. Кто-то держит в кармане отломанное колесико от игрушечной машинки сына, кто-то не может обойтись без плоской фляжки за пазухой. Иначе нельзя. Ал, ты потеряешь рассудок, свихнешься, если у тебя не будет своей прочной связи с миром, где живут обыкновенные люди.

Он протер край стакана платком, видимо на нем остались разводы от воды и продолжил:

– Я люблю порядок, чтобы все было идеально. Своего рода это мой фетиш. Он защищает меня, отгораживает от нечистот.

Я вывел машину из подземного гаража. Чистюля Джон, мне это даже на руку.

Завтра ему на службу, значит, он мирно сидит у себя в доме.

 

Глава 7

Моя квартира встретила меня тишиной. Еще по дороге сюда я пыталась дозвониться до Бэза, но тот постоянно был недоступен, пришлось оставить ему несколько голосовых сообщений.

Я щелкнула выключателем в холле и замерла. Тусклый свет освещал часть гостиной и там царил полный хаос. Не тот скромный бардак, что оставил после себя старший инспектор, а полный разгром: подушки дивана вспороты и выпотрошены, вырванные страницы книг устилали ровным слоем весь пол.

Я обошла остальные комнаты, под ногами хрустела штукатурка и осколки стекла. Вся немногочисленная мебель была уничтожена полностью. Мои личные вещи пропали, как и вся одежда вместе с дорожной сумкой.

Я снова безуспешно набрала номер Бэза, черт, ну может же он ответить хотя бы раз, что-то за последние два дня он начал часто пропадать. Безжизненный голос робота сообщил – абонент недоступен и переслал на голосовую почту. Нужно было срочно найти Барри и Маф, я еще надеялась, что не опоздала.

Подойдя к двери, в последний раз окинула взглядом свой дом. Два года спокойной и размеренной жизни для меня закончились, я осталась одна без собаки.

Сюда я больше не вернусь, меня здесь уже ничего не держит.

В три прыжка преодолев лестничный пролет на второй этаж, я остановилась перед квартирой Робертсов, отдышалась, пригладила волосы и, нацепив дежурную улыбку, постучала. За дверью послышались шаркающие шаги, и она распахнулась, я выдохнула с облегчением, передо мной стояла миссис Донован – бабушка Барри.

– Катрина, ты как раз вовремя, мне так скучно сидеть одной.

Она гостеприимно широко открыла входную дверь. По тишине царившей внутри я поняла, что зря пришла сюда.

– А Барри дома? – Все-таки поинтересовалась я.

– Черт знает, где носит этого мальчишку. Он ушел еще днем, сказал, что к своему другу, его зовут Мик или Мак, – она нахмурилась. – Точно уже и не помню. Они вместе собирались готовиться к тестам по естествознанию.

Старушка явно давно уже жила в своем мире, Барри и тесты вещи не совместимые. А вот Мик или Мак это тот самый Мэк, тот точно по естествознанию профессор, в своем гараже он выращивает травку для себя и собирает по пять урожаев в год.

Так надо успокоиться, сказала я себе, и ехать туда. Обиталище Мэка находилось недалеко от электроподстанции на Ривер-уэй со стороны залива.

В серых сумерках на площадке перед гаражом стояло несколько колымаг почище моей, из-за закрытых ворот была слышна музыка; певица на смеси албанского и английского пела что-то о воскресной ночи и сигаретах. Ее голос перебивал шум близкого моря, совсем как в моей машине иногда помехи глушили допотопный радиоприемник.

Стучаться в низенькую железную дверь пришлось долго, наконец, из сизых клубов дыма выплыл укуренный тип лет восемнадцати.

– Mirёmbrёma! – заорал он при виде меня, что есть мочи.

Объяснять, кого я ищу, пришлось несколько раз, он все время порывался затащить меня внутрь, но справиться со мной никак не мог.

– Nuk kuptoj, – повторял он как заведенный.

Тут, заметив возню у двери, появился сам Мэк и, увидев меня, расплылся в широкой улыбке.

– Он был здесь с девчонкой, вроде час назад.

Он повернулся и прокричал кому-то внутри гаража.

– Kur Barry? Ku ёstё?

Ему что-то ответили, видимо, на родном для него языке. Мэк, пожирая меня глазами, пояснил мне:

– Они поехали прошвырнуться на Уоркинг стрит в «бермуды», куда, в общем, пустят, – и, все также пялясь на меня, задумчиво предложил. – Слушай, зачем тебе этот стрючок Барри, не хочешь остаться со мной?

Вот незадача, я разминулась с ними всего на час, но слова Мэка меня успокоили. На людных улицах Кардиффа с Барри и Маф ничего не может случиться плохого.

Наобещав Мэку с три короба, лишь бы отстал, я рванула в центр города. Через полчаса я уже парковала машину на Хай-стрит, неподалеку от возвышавшегося темной громадой Касл Мот. Средневековый замок стоял на этой земле уже больше двадцати веков, целую вечность в сравнении с людскими жизнями. Мы как быстрые метеоры вспыхивали и гасли на фоне его древних стен.

«Бермудами» местные называли все увеселительные заведения в районе пешеходных улиц Квинс-стрит и Сейнт-Джон-стрит. Количество всевозможных пабов, ночных клубов и небольших круглосуточных закусочных, где хозяйничали китайцы и выходцы с Ближнего Востока, тут просто зашкаливало. Найти двух подростков в этом бесконечном вертепе удовольствий для меня было нелегкой задачей.

На улицах полно было праздношатающихся компаний и просто одиноких молодых людей и девушек, которым хотелось поразвлечься, раскрасить хоть на мгновения свои серые будни. Все пользовались относительно хорошей погодой, ледяной ветер стих, небо в кои веки очистилось от туч, правда, к вечеру похолодало, так что шел пар изо рта. Но спасибо хоть не лило сверху, как из ведра.

Я стала методично прочесывать все заведения подряд, спускаясь в подвалы ночных клубов, где меня оглушала музыка, и дезориентировал мелькающий свет, заглядывала через стеклянные витрины в маленькие кебабные. Моя голова раскалывалась от дабстепа, а от запахов жаренной картошки и рыбы сводило желудок, последний полноценный прием пищи был у меня вчера. Собираясь днем к дому Грея, я оделась легко и теперь жутко тряслась от холода. Стоило мне зайти куда-нибудь, и я согревалась, но затем еще больше мерзла, как только выбиралась обратно на улицу.

Но главное для меня сейчас было не терять надежду и продолжать искать свою детвору.

Я нырнула в очередной клуб, с боем прорвавшись внутрь через толпу страждущую веселья на входе, и мне повезло. Я заметила среди скопища людских тел знакомую огненно-рыжую шевелюру и задалась вопросом: кто только пустил сюда эту девчонку.

Маф, соблазнительно извиваясь, танцевала на небольшом возвышении, вокруг нее собралась ватага молодых людей, которые свистели и улюлюкали ей. Я бесцеремонно растолкала их по сторонам и, схватив Маф за руку, стащила вниз. Подвыпившая компания тут же недовольно окружила меня и девочку.

– Кэти, ты пришла. Молодец!

От нее сильно пахнуло алкоголем, странно блестевшие глаза с расширенными зрачками, все никак не могли сфокусироваться на мне. Вот черт, Барри, если сейчас я найду этого мальчишку, то выгребу всю травку из его карманов и обратно он ее никогда не получит!

– Маф, где Бэз?

Я чуть потрясла девочку, заставляя не тянуть меня в сторону и смотреть на меня.

– Познакомься, – она обвела пальцем, обступивших нас парней. – Гари, Сет, Шон и… Остальных я не помню. – Она задорно рассмеялась. – Хорошо, что ты пришла! Мы сейчас все оторвемся!

– Девочки, идем веселиться!

Кто-то то ли Шон, то ли Сет сунул мне в свободную руку бокал с коктейлем и они принялись теснить нас ближе к бару.

– Барри с тобой не встретился? – Маф, дотянувшись до меня, пыталась перекричать оглушающую музыку. – Он говорил с тобой. Ты ему звонила недавно.

Я ничего не могла понять, ведь дозвонится до Бэза так и не смогла.

– Когда? Это он тебе сказал?

– Ну да. Мы с ним здесь немного потусовались, а потом ты ему позвонила, и он ушел, сказал, что скоро вернется с тобой.

Один из парней притянул к себе Маф и обнял, я тоже почувствовала на себе чьи-то лапы.

– Эй, какого черта!

Я с силой отпихнула от себя самого высокого, всучила свой коктейль в первую попавшуюся пятерню и, схватив Маф за локоть, попыталась вырваться из толпы.

Но они явно были настроены решительно, сзади меня сграбастали чьи-то ручищи, кто-то крепко вцепился в мои волосы. Ситуация была конечно почти смешная, свара возникла из ничего, из пустого места. Парням хотелось повеселиться, поразвлечься с девчонками, но вот только объект для своих утех они выбрали совсем не тот.

Чему меня учили на лекциях по психологии: любой конфликт можно решить путем переговоров. Но, похоже, не в этом конкретном случае.

– Убери свои лапы!

Я заехала парню позади меня локтем в живот, оглянулась кругом, пытаясь увидеть где-нибудь доброго дядьку в черной футболке и с надписью секъюрити на спине.

В полусумраке среди дергающихся в такт музыке людей встретилась с чьим-то знакомым внимательным взглядом. Он стоял у того самого возвышения, где я нашла Маф и с нескрываемым интересом наблюдал за нами.

Густые низкие басы вызывали дрожь пола под нашими ногами, быстрые биты задавали бешеный темп, синий свет прожекторов выхватывал его из толпы и снова погружал в темноту, оставляя лишь намек силуэта. Вот, кто мне нужен, он должен помочь.

Потом высокий парень загородил собой его от меня.

– Эй, крошка, мы просто так вас не отпустим.

Он наступал на меня, оттесняя все дальше от Маф, руку, которой я отпустила.

– Девчонка несовершеннолетняя, вы хотите проблем? – привела я свой последний аргумент. Где-то поблизости игриво взвизгнула Маф.

Парень все отжимал меня одну в угол, я пятилась, пытаясь сохранить дистанцию между ним и собой.

– Да не бойся. Я тебя не обижу.

– Эй, придурки. Разбежались.

В конечном счете, он все-таки решил прийти нам на помощь.

– Тебе чего, папик? – Парни весело заржали. – Тоже захотелось молоденьких курочек?

Браун молча смерил их пренебрежительно взглядом и двинул ближайшего к себе противника кулаком по челюсти и тот, как подкошенный, свалился нам под ноги. Больше никто вопросов задавать не захотел. Я, как единственный здравомыслящий на данный момент человек, взяла Маф под ручку и пробралась поближе к старшему инспектору. Тот готов был опять кинуться в атаку, но я его вовремя завернула и, крепко взяв за рукав парки, потащила обоих к выходу.

Напоследок Маф крикнула парням, которые склонились над своим поверженным приятелем, пытаясь привести того в чувство.

– Пока, мальчики! Увидимся как-нибудь! – и помахала им ручкой.

На улице было по-прежнему холодно и многолюдно, праздная толпа похоже и не собиралась расходиться. Как только мы покинули ночной клуб, Браун вцепился в меня и Маф и потащил нас в сторону Дьюк стрит. Он шел быстро, и нам приходилось буквально бежать за ним. У Маф заплетались ноги, но по пути она умудрялась пританцовывать и мурлыкать какую-то песню. Прохожие оглядывались на нас; я постоянно ловила их удивленные взгляды. О чем они думали? Отец ведет своих подгулявших дочерей домой или мужчина среднего возраста снял себе на ночь двух девчонок?

Старший инспектор всю дорогу молчал и я, глядя на него, поняла, что пока лучше держать свой язык за зубами. На парковке перед зданием банка Браун подвел нас к черному опелю и, усадив в него, сам плюхнулся за руль машины.

– Ура! – Завопила Маф с излишней радостью с заднего сиденья. – Мы едем кататься! А куда мы едем?

– Сейчас увидишь, – из-за плеча пообещал ей инспектор.

Честно, мне было без разницы, куда он повезет нас, хоть в камеру предварительного заключения. Айка умерла, моего дома больше нет, где искать Барри неизвестно. Он ушел на встречу якобы со мной и значит, попал в беду. Просто так бы он ни за что не оставил Маф одну в клубе, он всегда твердо держал обещания данные мне и никогда меня не подводил.

Мы ехали уже по ночному Кардиффу, свет уличных фонарей на миг выхватывал наши лица, потом погружал в темноту. Тьма, свет и снова тьма. Моя жизнь точно также четко расчерчена на полосы. Бесконечно длинный, тяжелый день для меня подошел к концу. На заднем сиденье Маф совсем разбушевалась: она что-то напевала, молотила руками по несуществующей ударной установке. Ей было весело. Я скрутила свои волосы в жгут и натянула капюшон на голову. Так лучше, хоть это у меня еще осталось.

– От чего прячешься?

Браун пытливо смотрел на меня.

Этого я сказать ему не могла, мне даже самой себе признаться было страшно.

Наконец машина притормозила на повороте и свет фар выхватил часть стены дома облицованную красным кирпичом и подъездную дорожку, ведущую в гараж.

– Все приехали, – обрадовал нас инспектор.

Мы вошли через заднюю дверь прямо в небольшую, обставленную современной мебелью, кухню. Привыкнув к яркому свету, я огляделась по сторонам. Судя по горе немытой посуды в мойке и общей запущенности женщины здесь никогда не было. Старший инспектор не придумал ничего лучше, как притащить нас к себе домой.

Мафанви в машине, похоже, совсем развезло, ее штормило, она опиралась на меня, буквально висла на плече, чтобы не упасть. Браун снял с себя парку и бросил привычным движением на стол, по плечам поверх его темно синей рубашки перекрещивались черные ремни. Я долго вспоминала, как называется эта штука, и забытое название всплыло в моей памяти – плечевая кобура.

– О! У тебя есть пистолет! – Заорала Маф и, отпустив мою руку, обняла его за пояс, прижалась к нему и, удивленно посмотрев на меня, констатировала факт. – Да не один!

Браун с отвращением и тихим ужасом, как на грязное и мерзкое насекомое, взирал сверху вниз на девочку. Ее макушка еле доходила ему до груди.

– Хороший дяденька, а ты еще не забыл, как им пользоваться?

Маф видимо хотела сегодня испытать свою судьбу. Довольно смело, мне бы ее наглость.

Я же все это время стояла и безразлично смотрела на них со стороны; на меня навалилась такая неимоверная усталость, мои ноги налились тяжестью, и голова абсолютно не хотела работать. Даже если бы мир вдруг провалился в тартарары я бы, наверное, не сильно удивилась и восприняла все как должное.

Брауну же, похоже, детский спектакль порядком надоел; он пренебрежительно, касаясь двумя пальцами, скинул руки Маф с себя и, взяв ее за шкирку, как нашкодившего котенка, поволок вон с кухни по неосвещенному коридору. Я поплелась следом за ними, надеясь про себя, что он ее не придушит и не утопит, хотя судя по выражению его лица, можно было ожидать чего угодно.

Старший инспектор с грохотом распахнул первую же попавшуюся дверь справа, и мы все оказались в ванной комнате. Держа Маф все так же за шиворот, он подтащил упирающуюся девочку к душевой, открыл вентиль и сунул под струю воды ее голову.

Все-таки решил утопить.

Она завизжала так, что у меня заложило уши. Браун тоже что-то орал ей в ответ, стены, отделанные белой кафельной плиткой, многократно увеличивали звуки. Крики метались в маленькой комнатке, отражаясь от гладкой поверхности.

– Что ты с ней делаешь?! – Не выдержала я.

Весь этот балаган нужно было срочно прекратить иначе мы подымем всех соседей на уши.

– Вода холодная!!! – Надрывалась Маф.

Браун же был неумолим и крепко держал сопротивляющуюся девочку.

– Все, водные процедуры окончены, – с этими словами он наконец-то через какое-то время отпустил Маф и выключил воду.

На нее было страшно смотреть: тушь потекла, оставляя черные дорожки на щеках, помада размазана, волосы висели мокрыми мочалками. Ее трясло от холода, но, похоже, вся травка и алкоголь выветрились.

– Мне такой способ всегда помогает, – сказал Браун и, достав из шкафчика чистое полотенце, бросил мне его в руки.

– Умеешь ты ладить с детьми, – ответила я ему, кутая всхлипывающую Маф.

– Пойду, приготовлю кофе.

Браун несмело улыбнулся мне и вышел, оставив нас одних. Сегодня он не был похож на себя вчерашнего – высокомерного и наглого. Меня мучил один лишь единственный вопрос – какие он преследует цели?

– Маф, что сказал Барри, когда уходил из клуба? – спросила я у девочки.

– Что вернется с тобой, и все.

Маф подошла к зеркалу и попыталась привести себя в порядок: уголком полотенца стерла свои очки панды и остатки помады на губах.

Я достала сотовый и в который уже раз набрала номер Бэза. Все то же самое, недоступен. На часах было уже около полуночи, миссис Робертс уже должна быть дома, может, стоит позвонить им на домашний телефон.

Я нашла нужный номер в контактах и нажала на вызов. Трубку взяли не сразу, и мать Бэза тут же принялась орать, как только узнала, кто ее потревожил в столь поздний час. Но все-таки она сообщила мне, что Барри дома не появлялся, перемежая все словами: шлюха, сучка и шалава. Когда она принялась объяснять мне, как должна вести себя порядочная и воспитанная девушка, я завершила вызов. Бэз в беде, как ему помочь и где искать – вот что по-настоящему меня сейчас волновало.

Мы вышли с Маф из ванной комнаты, пошли на слабый, мерклый свет по коридору и оказались в просторной гостиной. Я оценила обстановку: пара диванов и между ними журнальный столик с дымящимися чашками кофе, стаканом и бутылкой виски, вдоль стены полки с какими-то наградными кубками и фотографиями в рамочках. Почему-то от этой комнаты на меня пахнуло унынием и тоской.

Маф забралась с ногами на один из диванов, я села на другой, вжавшись в угол между спинкой и подлокотником. Находиться здесь в гостях и распивать кофе мне меньше всего хотелось на данный момент, но за последние сутки я пришла к убеждению, что человек, убивший Айку, настроен решительно. Теперь у его руки угодил Бэз. Как бы я не тешила себя мыслями, но в одиночку я не смогу с ним справиться, мне нужна помощь. Одно дело если бы мы играли по моим правилам, но ситуация уже похоже давно вышла из-под моего контроля.

Вошел Браун с тарелкой бутербродов и парой яблок, поставил все на столик, а сам уселся рядом со мной. Судя по расположению стакана и бутылки, этот диван был его любимым местом.

Он тут же налил себе щедро виски и стал цедить его, не глядя на нас. Маф выпила свой кофе и принялась грызть яблоко. Я ни к чему не притронулась.

– У меня неприятности, – все-таки нарушила я через какое-то время тишину.

– Я уже понял, – ответил Браун и поставил свой стакан на столик.

Он со вздохом откинулся на спинку дивана и, заложив руки за голову, приготовился слушать.

– Я была знакома с Полом и Говардом Реем.

По тому, как он хмыкнул, я поняла: для него это не было тайной.

– Ты – Энни, – подтвердил он. – А для Рея ты кем была?

– Вот, смотри, – я отдала ему телефон, предварительно открыв утренние файлы с посланием от «просто_мальчика».

Браун, сначала прочитал письмо, затем, листая пальцем снимки, сделанные семь лет назад в недострое, излишне долго и хмуро их разглядывал.

– Вчерашнее сообщение я удалила, – пояснила я ему. – В Рот Рекрейшен я должна была встретиться с этим неизвестным. Он обещал вернуть мне мою собаку. Но не сделал этого. Он ее убил.

Старший инспектор все перелистывал из конца в конец мои фотоснимки. Я протянула руку за своим телефоном, но он недовольно приподняв одну бровь, с осуждением покачал головой.

– Мой друг Барри пропал, кто-то позвонил ему от моего имени. Теперь я не знаю, как найти его. Он совсем еще мальчишка, – я говорила, но Браун, словно, меня не слышал.

– Ты шантажировала Дэвиса? – Инспектор испытующе поглядел на меня в упор усталыми глазами. – Ответь, только честно.

– Сразу после того нашего с ним единственного свидания год назад я напечатала послание для его жены и оставила на крыльце их дома. Больше я о Дэвисе не вспоминала!

Неужели я ошиблась в Брауне, и он мне не будет помогать? У меня вдруг мелькнула мысль, что я напрасно здесь трачу драгоценное для Барри время.

– По правде, мне без разницы, какие ты провернула аферы с этими двумя извращенцами.

Браун снова принялся копаться в моем телефоне, бесцеремонно просмотрел журнал вызовов, после изучил все мои контакты и поинтересовался как бы, между прочим.

– Почему ты сменила фамилию?

Этот вопрос не застал меня врасплох.

– Старая мне не нравилась.

– Утром приедут агенты НАБП и займутся тобой.

Он, наконец, вернул мне сотовый обратно и, уже с грустью глядя на меня, добавил.

– Я могу помочь отыскать твоего толстозадого приятеля, но при условии. Ты рассказываешь мне все о Джоне. Абсолютно все.

Тишина вокруг меня зазвенела как струна, мне даже послышался стон ветра наверху. Вот сейчас порыв налетит на дом, с чердака донесутся глухие стуки балок, жестяной шелест кровли. Рассказать все. Нет. Невозможно. Сказать вслух кому-либо, тем более ему. Мужчине, полицейскому, чей цепкий и холодный взгляд так напоминает того другого человека. Я отвернулась и еще сильнее вжалась в угол дивана.

– Много лет назад, еще до того как Джон женился на твоей матери, я служил с ним в одном отделе здесь, в Кардиффе.

Браун придвинулся ко мне ближе и, наклонившись вперед, тихо сказал.

– Кэтрин, не молчи, твое время истекает. Подумай о своем мальчугане, и, кстати, о том, что сделали с Реем и Дэвисом. Поверь мне, их смерть была совсем не быстрой и безболезненной. Некто хотел подставить тебя, назначив встречу в парке, на которую мы тоже явились по наводке неизвестного. Согласись, что все слишком умно продумано.

Мне вдруг стало холодно в этой унылой гостиной. Я и сама прекрасно понимала, что Джон мог пойти на убийство. Может он так хотел припугнуть меня, показать свою власть над моей жизнью и что он по-прежнему управляет мной, как куклой.

– В пятницу вечером я ездила в Ньюпорт, – слова давались мне тяжело, комом вставали в солнечном сплетении. – Я провела там почти всю ночь и обратно вернулась под утро.

Как сложно говорить об этом в полный голос. Браун, склонив голову, ждал продолжения.

– Я часто езжу туда… Просто так…

Я сделала паузу, пытаясь побороть подступившие слезы, вспомнив, как мы с Айкой бродили в последний раз по ночному Роджерстону.

– Оставляю машину возле гольф клуба и просто слоняюсь по округе, бывает, подхожу ближе к дому и наблюдаю. Похоже, он понял, что я слежу за ним, выжидаю момент… Когда мне исполнилось шестнадцать, мы с ним договорились: он не приближается ко мне, в обмен я молчу… Он нарушил обещание. Думаю, это он убил мою собаку. А Дэвис и Рей… Даже не знаю. Той ночью, когда я была там в последний раз, его не было в доме. В подвале есть небольшое окно, оно всегда, сколько помню, неплотно закрывалось. Перед тем как забраться в дом, я проверила, стоит ли его машина в гараже. Там было пусто, значит, он уехал, и я влезла через подвальное окно в дом. Мне вдруг захотелось взглянуть как там все сейчас.

– Ты не в курсе, но Джон тоже присматривает за тобой. Я видел его сегодня ночью за твоим домом в лесополосе перед железной дорогой.

Браун помолчал, наверное для того чтобы я уяснила для себя всю опасность своего положения и продолжил.

– О чем ты должна молчать?

Все-таки мои самые худшие опасения сбывались. Джон понял, что я замышляю и решил опередить меня на ход вперед. Барри в большой беде и мне придется обо всем рассказать. Мои слова конечно не остановят время и не нарушат гармонию мира. Стены этого дома не рухнут под их тяжестью, погребая под собой меня, Брауна и Маф, уже спящую на диване напротив. Они не внесут дисгармонию во вселенную, все будет, как и прежде. Страшная правда, обличенная в слова, может уничтожить только меня одну. Но мне стоит думать сейчас не о себе, а о Барри. Ему нужна моя помощь, вот что самое главное на этот момент.

Я, набрав в легкие больше воздуха, как перед прыжком в воду, повернулась к Брауну и тихо, чуть слышно, начала говорить. Он сидел совсем рядом, в тусклом и неверном свете настенного бра его лицо, прорезанное морщинами, казалось серым и неживым. Он слушал и слышал каждое произнесенное мной слово. Я видела, как опускаются его плечи, как играют желваки на скулах, слышала, как с каждым разом все громче стучит его сердце, но мне не было жаль его.

Я закрываю глаза, на меня накатывает темнота.

Я бреду по непроглядной тьме и внимательно смотрю себе под ноги, чтобы не споткнутся о маленький белый, но такой незаметный среди отросшей травы газона мяч или еще чего хуже провалиться носком кеда в лунку.

Поле гольф клуба вплотную подступает к заднему двору нашего дома на Вуд Клоуз. Ноябрьский пронизывающий ветер подхватывает меня, толкает в спину, торопит с возвращением к «семейному очагу».

Мне тринадцать, сегодня остаток дня я провела, сидя в торговом центре Теско Экстра в Гаере и слоняясь по парку Бель Вью. Я часто так делаю, убегаю из дома и сижу где-нибудь в людном месте, наблюдаю за прохожими или мечтаю о собаке.

Я останавливаюсь на холме перед самым спуском к нашему заднему двору и издалека смотрю на окна, проверяю, нет ли где света. Мой дом, светлеющий в темноте из-за желтых стен, отделанных песчаником, кажется мне внушающим ужас чудовищем, которое так и ждет когда девочка подойдет вплотную, чтобы схватить ее. Сейчас оно дремлет.

Я отважно подхожу ближе, но не к веранде, а к подвальному окну, тихо открываю раму и спускаюсь ногами вперед, некоторое время вишу в воздухе, затем разжимаю пальцы и тихо приземляюсь на бетонный пол подвала. Некоторое время перевожу дух и прислушиваюсь. Здесь неприятно пахнет сыростью, по углам полно огромных пауков и паутины.

Сняв куртку и кеды и держа все в руках, пробираюсь на первый этаж к лестнице, замираю на миг. В доме тихо, слышно только как под крышей скорбно воет ветер, да иногда пощелкивает рассыхающееся дерево старой лестницы. Моя комната на втором этаже в конце коридора, но чтобы попасть туда, нужно пройти незаметно мимо родительской спальни.

В воздухе я ощущаю легкий запах спиртного, значит, мать опять пьяна и наверняка спит на кушетке в гостиной. Временами я ее просто ненавижу за слабодушие, с каким она плывет по течению жизни ничего не предпринимая для того чтобы помочь мне. А иногда мне хочется взять ее за руку и бежать вместе, куда подальше из этого страшного дома. Когда мы вернулись с той морской прогулки, я замкнулась в себе, и она все поняла, но не захотела исправлять сложившуюся ситуацию. Оставила все как есть.

Моя мать чувствует себя ответственной за все, что происходит со мной. Ведь это по ее вине кошмар ворвался в мое детство, и теперь она глушит свою совесть алкоголем. А еще я чувствую отвращение к себе, потому что возвращаюсь в этот дом каждой ночью, мне не хватает решимости уйти отсюда навсегда.

Мне удается благополучно добраться до своей комнаты, но там меня уже ждут.

Розовые обои канули в лету под слоем из постеров с рок группами, плюшевые звери навсегда заперты в стенном шкафу, но моя ненавистная кровать все та же: море маленьких подушечек, которыми удобно заткнуть мне рот, и балдахин из розового газа. Каждый раз, лежа на спине и ощущая на себе тяжелое дыхание, я смотрю в это розовое марево, и мне кажется, что оно обволакивает меня как липкая паутина и душит.

Джон сидит на краю кровати, поигрывая наручниками, их он позаимствовал у себя на службе, его недавно повысили до инспектора и он безмерно счастлив. Бежать бесполезно, мне никто не придет на помощь. Джон расскажет всем, какая я плохая и развратная и все будут тыкать в меня пальцем и смеяться за спиной. В школе хватает проблем из-за моей застенчивости, у меня нет друзей и я всегда одна.

Несколько лет назад я считала, что Джон поступает правильно и то, чем мы с ним занимаемся, вполне нормально. Об этом он твердил мне постоянно, и я ему верила. Но теперь повзрослев, я поняла, что все происходящее – искажение, уродливый выверт его фантазий. Так не должно быть и только его постоянные угрозы заставляют меня молчать.

Я не сопротивляюсь и делаю все, что говорит мне Джон. Я слушаю вой ветра и стуки на чердаке, пытаюсь считать про себя сначала до ста, потом до тысячи, так легче перенести боль и унижение.

Вдруг дверь моей спальни открывается и вспыхивает яркий ослепляющий свет. Моя мать стоит на пороге комнаты, пьяно покачиваясь, и пытается понять, что происходит. Джон быстро натягивает штаны и подскакивает к ней, зажимает ей широко открытый в крике рот и тащит в родительскую спальню. Он легко с ней справляется, моя мать невысокая и худая, кожа да кости. Я, нацепив на себя первую попавшуюся вещь – старый выцветший халатик, бегу следом за ними и вижу, что Джон накидывает петлю ей на шею, конец веревки он вкладывает в мои руки и указывает на стремянку, стоящую рядом и на деревянную балку под потолком. Меня озаряет в тот момент: он заранее все подготовил. Я качаю головой и получаю хороший удар кулаком по затылку. Перед глазами вспыхивают звезды. Я послушно лезу наверх, несколько раз пытаюсь перекинуть веревку, наконец, у меня получается. Меня трясет от ужаса, я мечтаю просто грохнуться в обморок, чтобы не видеть, как моя пьяная мать из последних сил сопротивляется, вгрызается зубами в мужскую, на пол ее лица, ладонь.

Джон приказывает тянуть конец веревки вниз, помогает сам одной рукой, другой придерживает мать. Я стараюсь туда не смотреть, опять считаю про себя. Моя мать сначала сдавленно кричит, когда пальцы ног перестают доставать до пола, начинает хрипеть. Некоторое время она бьется в конвульсиях, по ногам течет моча. Веревка яростно дергается в моих руках, я с силой зажмуриваюсь, мне кажется, что этот кошмар не кончится никогда. Наконец она затихает. Все. Джон забирает у меня веревку и спихивает со стремянки, а сам лезет наверх и вяжет узел, старается сделать обычный, какой завязала бы женщина.

Я все это время сижу на полу, силы покинули меня, в голове пусто, нет ни слез, ни сожаления о содеянном.

– Мы еще не закончили, – с этими словами Джон подымает меня и тащит обратно в комнату с розовыми обоями.

Когда я замолчала и отвернулась от Брауна, он некоторое время сидел все так же неподвижно. Потом словно очнувшись, потянулся за виски, но взял не стакан. Отвернув пробку, хлебнул прямо из бутылки и только после этого посмотрел на меня.

– Чуть позже, уже глубокой ночью, Джон срезал веревку. Я слышала из своей комнаты, как моя мать упала на пол. Он тут же вызвал медиков. Когда они приехали, он плакал, кричал, изображая непомерное горе. Следом за врачами прибыли его коллеги. Они интересовались, откуда появились синяки на запястьях у матери. Джон сказал им, что вечером накануне у них случилась ссора и моя мать якобы набросилась не него с кулаками, а он держал ее за руки. Мне тоже задавали вопросы, но я отказалась с ними разговаривать. Все списали на шок и меня оставили в покое. После похорон матери он отвязался от меня на некоторое время, даже подарил собаку. Моя Айка помогла мне выжить, не озлобиться и не сойти с ума.

Почему-то на душе у меня не стало легче от того, что я все свои воспоминания облекла в слова. Лишь в груди поселилась ноющая тоска.

– Я до сих пор не понимаю, почему он решил тогда избавиться от моей матери. Может она ему угрожала, что все всем расскажет. Об этом я никогда уже не узнаю.

От своих последних слов мне стало безотрадно. Я всегда гнала от себя мысли о причинах, побудивших Джона расправиться с мамой, может все-таки она хотела расстаться с ним, перестать зависеть от него.

– Почему ты столько лет молчала?

– А как ты думаешь? – Его вопрос меня разозлил. Я повысила голос. – Вывалить все дерьмо на всеобщее обозрение, чтобы за мной бегали журналисты. Или рассказывать за деньги в передачах по телику, как меня с девяти лет трахали каждую ночь, приковывая наручниками или связывая, долбили, куда только можно!

Браун смотрел на меня с жалостью, и мне вдруг захотелось схватить яблоко со стола и бросить им в него. Мне не нужно сочувствие.

– Чтобы каждый мог, ткнув в меня пальцем, сказать, что я сама во всем виновата! Пока я жила с ним после смерти матери у меня была мечта уехать подальше, куда-нибудь на север страны, да хоть на Шотландские острова. Но потом поняла, что от себя убежать не смогу. Потому и осталась здесь в Кардиффе. Пока я рядом, ему не живется спокойно, – сказала я уже тихо и, наконец, совладав со своей злобой, спросила о самом главном. – Ты арестуешь его?

– Он должен ответить за преступления.

Браун тяжело вздохнул.

– Сколько Джон служит в полиции? – Я пожала плечами. – Представь только себе, сколько уголовных дел, которые он вел за все время своей службы, будет заново пересмотрено в суде. Убийцы, насильники выйдут на свободу, их адвокаты не упустят возможность подать апелляцию, потому как следователь, который их засадил за решетку, сам оказался таким же преступником.

Вот так всегда мне вменяли что-либо в вину. Сначала Джон утверждал, что я скверно себя веду, убегаю из дома и моя мать поэтому пьет; теперь Браун обвиняет меня в том, что я все скрыла и тем самым помогла своему отчиму избежать наказание за преступления.

– Я не предавала свою мать… За столько лет мой дом совсем не изменился. Там все по-прежнему. Он так и живет один. Работа, дом, работа. Обычный, давно заведенный распорядок. – Сама не знаю, зачем я все это говорила Брауну. В груди плескалась тягучая боль. – Я прождала его тогда всю ночь, рассчитывая, что он вернется домой, но, по-видимому, у него были другие планы. Наверное, он был у Дэвиса. Жаль, что у меня в этот раз не получилось.

Браун, наклонившись ко мне так, что я ощутила его дыхание на своей шее, тихо сказал:

– Хочешь, я… – и затем шепотом добавил Два Слова.

Я повернулась и долго, вдумчиво смотрела в его глаза, в них не было ничего кроме грусти. Он сможет сделать это вместо меня.