Глава 1

Она сидела рядом в полутьме моей гостиной, настоящая, осязаемая. Мое видение впервые за столько ночей обрело живую оболочку и перестало быть просто иллюзией, бредом воспаленного мозга.

Я сжал пальцы на бутылке; усталость, с которой боролся весь вечер, прошла, ее место заняла тихая ярость, которая разгоралась, как пламя, с каждым словом произнесенным Кэти.

Я и Джон, каждый из нас пошел своим путем, выбрал свой проводник для связи с нормальным миром, один не мог спать ночами и топил себя в алкоголе, второй нашел простой выход: женился на женщине с идеальной маленькой девочкой в придачу.

Кэти я обманул, желая любыми путями выведать у нее правду. Моя циничная и скотская натура ищейки взяла надо мной верх. Я не собирался искать этого Барри, тот наверняка где-нибудь шляется или трется с другой девчонкой.

Джона я хорошо знал, он никогда бы не стал рисковать своей карьерой ради того чтобы подставить Кэтрин. Убийство Дэвиса и Рея не его рук дело. Джон слишком труслив, он способен лишь творить преступления в кругу своей семьи: насиловать маленькую девочку, запугивать ее все время, повесить безмозглую жену-алкоголичку.

Наверняка у Кэтрин были другие недоброжелатели, но я отбросил мысли о них в сторону, как никчемные и не стал делиться своими домыслами с девушкой. Самым важным для меня сейчас был Кертис.

Я не хотел даже думать об Анне. Если Джон причастен к ее убийству; да что там миндальничать с самим собой, нужно называть все своими именами; если он сначала надругался, а потом убил девочку, то грош мне цена, как детективу и все годы, что я отдал своей службе, растрачены впустую. Я напрасно и никчемно их прожил.

Кэтрин я слепо верил без оговорок. Ее сокровенная тайна стала для меня истиной и единым законом.

Но самое главное было в том, что столько прошедших лет я мучился, сам не зная по какой причине, ощущая себя виноватым перед мертвой Анной, а Джон все это время жил, спал спокойно ночами и был счастлив.

Я знал теперь, как все исправить; простое и легкое решение пришло ко мне сразу, без особых раздумий.

Я протянул руку к Кэтрин, мне было стыдно перед ней за себя. Я играл на ее чувствах, ввел в заблуждение, добиваясь своего, ничуть не заботясь о ней и о том, как ей жилось с такими воспоминаниями.

Она вздрогнула и сверкнула глазами из-под нахмуренных бровей. Кэти раскусила мою хитрость. Моя ладонь застыла в нескольких дюймах от нее.

– Прости. Нам нужно ехать.

Я поднялся на второй этаж в свою спальню, достал одеяло из шкафа, спустился обратно вниз и накрыл им спящую девочку. На столике перед ней оставил ключ от задней входной двери, так на всякий случай если мы не успеем во время вернуться. Затем прошел в холл, там под лестницей была небольшая кладовая, где на полке среди всяких хозяйственных мелочей хранились несколько бутылок для розжига камина. Я взял одну, ее будет вполне достаточно.

От Кардиффа до Ньюпорта всего семнадцать миль, плюс еще предстояло поколесить по ночному городу до Роджерстона, и я рассчитал, что у нас уйдет не более часа на дорогу. Я гнал машину по шоссе А48, мимо быстро пролетали указатели: Лланедирн, Рамни, Лланрамни, Понтепренау, Сейт Мейлос.

На пассажирском сиденье сидела Кэтрин, но мне иногда казалось – рядом со мной та самая девочка с той фотографии, что лежит у меня в кармане рубашки и теперь греет мое сердце. Иногда ее лицо выхватывал свет фар едущих в встречном направлении машин, и я видел упрямо сжатые губы, хмурый взгляд и светлые непослушные волосы ореолом. Это она.

Вдоль дороги выстроились шеренгой темные деревья, словно наши ночные стражи, и роняли желтые листья нам под колеса. Моя решимость и уверенность в своей правоте крепла с каждой милей, оставшейся позади.

До Роджерстона мы добрались в начале третьего ночи. Я плохо знал пригород, и Кэтрин указывала мне правильную дорогу.

Мы оставили наш опель на Грейт-Окс-Парк возле въезда на территорию гольф клуба, спрятав его под сенью нескольких ив, их гибкие ветви свисали почти до самой земли, образовав нечто вроде шатра. Стоя возле машины, я сам лично проверил все карманы Кэтрин и вытряхнул их содержимое на пассажирское сиденье, затем попросил ее заколоть волосы. Она быстрыми и привычными движениями заплела их в косу. От ее близости и исходившего от нее тонкого аромата соленой воды у меня уже начинало чуть сносить крышу. Я встряхнулся и заставил себя заняться своими делами – растолкал по карманам бутылку с горючим и прочие мелочи, которые могли нам пригодиться в дальнейшем.

До нужного нам дома мы пересекли наперерез небольшое ухоженное поле для гольфа. Задний дворик не был огорожен, лишь по периметру обсажен высокими разросшимися кустами, в темноте они походили на огромных диковинных зверюг. Окна дома были погружены во тьму, да и понятно, давно стояла глухая ночь.

Я знаком приказал девушке оставаться на месте, а сам, осматриваясь по сторонам, подошел к гаражу. Почти под самой его крышей располагались несколько небольших отдушин, похожих больше на бойницы. Я, подпрыгнув, зацепился за хлипкий водосток и, держась одной рукой, попробовал подтянуться и заглянуть через них в гараж. Со второй попытки мне это удалось, я даже успел подсветить себе фонариком и увидел внутри помещения очертания большого светлого внедорожника. Рендж-ровер Джона был на месте. Я сиганул вниз и вернулся обратно к Кэтрин. Она показала в нужном направлении.

– Окно там, на углу.

Я был против того чтобы девушка пробиралась в дом одна, но проем полуподвального окна был слишком узок для меня. Мы подошли поближе, и я достал из кармана две пары латексных перчаток для себя и Кэтрин. Она одела их и провела по оконной раме пальцами, чуть надавила в нужном месте и та бесшумно распахнулась, замок был действительно неисправен. Кэтрин скинула свои кеды и соскользнула ногами вперед, держась за мои руки, внутрь подвала. Я отпустил ее тонкие запястья, и она легко спрыгнула вниз.

Несколько томительных, долгих минут я ждал у двери большой крытой веранды и вот замок щелкнул, и она открылась.

– Все нормально, – шепнула мне Кэтрин, видимо прочитав тревогу на моем лице.

Сняв свои ботинки у ступенек, я вошел следом за девушкой через веранду на обширную кухню. Пахло там, также как и у меня, скудными холостяцкими ужинами и было тихо, лишь в углу урчал холодильник. Я бережно вынул и поставил бутылку с горючим на обеденный стол, собираясь вернуться за ней сюда позже, когда закончу все.

По старой скрипучей лестнице мы подымались след в след, Кэтрин шла впереди и вела меня за руку. В этот момент меня даже посетило ощущение де-жавю, когда-то в юности я также пробирался с девушкой, имени которой уже не помнил, в ее комнату на верхнем этаже.

Мы остановились возле его спальни, внутри беспробудная тишина. Дверь была не до конца закрыта, ее можно будет открыть без скрипа, одним резким рывком. Я взял Кэтрин за плечи и притянул к себе поближе, мои руки ощущали ее трепет, биение сердца, выпирающие косточки ключиц. Она сводила с ума, сегодняшней ночью для меня уже не существовало ни границ, ни законов, ни нашей пропасти в возрасте. Я был снова молодым и бесшабашным. Мне можно было творить все что угодно, не задумываясь о последствиях.

– Что там? – шепнул ей, указав на самую дальнюю дверь в конце коридора.

– Просто комната, – тихо одними губами произнесла Кэтрин.

– Жди меня там, – попросил я ее. – Не выходи, чтобы не случилось. Я сам за тобой приду.

Кэти хотела что-то возразить, но я прижал свой палец к ее губам.

– Тише. Он там.

И, развернув девушку за плечи, я легонько подтолкнул ее в нужном направлении.

Затем достав «глок» и приказав своему неуемному сердцу успокоиться, я проследил глазами, как Кэти скрылась за дверью.

В спальне Джона царил сумрак, сквозь занавешенные окна еле пробивался свет с улицы. Мои ноздри ощутили легкий запах лосьона после бритья, значит он здесь. Глаза, привыкнув к полутьме, различили большую двуспальную кровать и холм из одеял на ее левой стороне.

Я прокрался ближе, мои шаги скрадывал пушистый ковер на полу, присел на корточки перед небольшой прикроватной тумбой с тремя выдвижными ящиками.

«Энни, мэнни, майни, му, схватил я тигра за ногу» – попробовал я с помощью детской считалочки угадать в каком из них он хранит свое служебное оружие. Мой выбор пал на самый нижний и, выдвинув его, я понял, что не ошибся. Привычки у всех одинаковы и даже старший констебль чистюля Джон Кертис не исключение из общих правил.

Я сунул «глок» обратно в кобуру, он еще мне пригодится позже, и замер. Джон чуть шевельнулся, тихий храп на мгновение затих, он промычал что-то во сне, но так и не проснулся. Я бережно проверил пистолет Джона, такой же, как у меня «семнадцатый», новенький, ухоженный. Нежно и мягко дослав пулю в ствол, я вынул обойму и за ненадобностью положил аккуратно обратно в ящик. Тихо поднявшись, стараясь даже не дышать, еще раз оглядел комнату. Позади, у самой двери, нашел стул, взяв его за спинку, поставил у кровати Джона и сел. Тот все еще безмятежно спал, не ощущая даже на подсознательном уровне, что настал час его суда. Такому крепкому сну оставалось только завидовать.

Я спокойно посидел несколько минут, ничего не предпринимая, сердце билось ровно. Вся эта сцена напомнила мне, как когда-то во время своих визитов в хоспис, я точно также просиживал часами у кровати умирающего отца. Джон тоже был смертельно болен, только болезнь его куда страшнее и опаснее, таких, как он, нужно изымать из мира пока они не разнесли свою заразу по всюду.

Я протянул руку к лампе под абажуром, которая стояла тут же на тумбе, и включил ее. Мягкий приглушенный свет озарил комнату, разогнал темноту по углам. Джон громко всхрапнул и все-таки открыл глаза.

– Привет, – сказал я ему, как будто мы случайно встретились на улице.

Он заворочался, скинул ноги вниз и сел, лицом к лицу со мной, в его взгляде читались непонимание и страх. Веселенькая зеленая пижама плотно обтягивала его все еще широкие плечи. Все такой же здоровенный, гладко выбритый и правильный, он ничуть не изменился с нашей последней с ним встречи, лишь поседел самую малость. Его серые глаза также внимательно разглядывали меня. Он все понял.

– Как спишь тут ночами? – спросил я его, указывая ему дулом пистолета наверх, на деревянную балку.

Он промолчал, лишь повел глазами в сторону лампы. Около нее стояли несколько пузырьков с мелатонином и зопиклоном. Я понимающе покачал головой: «Да, паршиво».

– Ты один? – в свою очередь поинтересовался у меня Джон.

– Нет, – ответил я ему честно.

Человеку, которому вскоре предстоит пересечь черту жизни и смерти нужно говорить лишь одну правду.

– Значит, она вернулась сюда, – он мрачно улыбнулся. – Не смогла меня забыть.

Я промолчал, в груди глухо заворочалась на время уснувшая ярость, от моего былого спокойствия не осталось и следа.

Глубоко вдохнув, я задержал дыхание и резко вскинул пистолет, целясь ему прямо в лицо; он машинально загородился, выставив перед собой ладони; спусковой крючок мягко спружинил под моим пальцем. Единственный выстрел прокатился, казалось, по всему Роджерстону и эхом вернулся обратно в этот дом, наполнив спальню мглистыми пороховыми газами. Я ощутил, как нестерпимо горячие капли крови брызнули веером на меня. Гильза с глухим стуком упала и покатилась по полу.

Джона отбросило назад и он, выгнув спину в дугу, упал поперек кровати, сотрясаясь и корчась, хватаясь изуродованными руками без нескольких пальцев за простынь, пачкая ее кровью и сгребая в складки. Его правая босая нога пару раз сильно ударила пяткой по ковру и он, наконец, выпрямился и затих. Я встал со своего места и склонился над ним, внимательно всматриваясь в его лицо, стараясь не вляпаться никуда руками, чтобы не разнести потом всю кровь по дому.

Пуля вошла под правым глазом и вышла сзади, из затылка, осколок скуловой кости ввалился внутрь, видимо отколовшись, глаз весь разворотило. Откинутое одеяло и подушку покрыли кусочки плоти, ошметки кожи с волосами и розовато серыми сгустками. Я слышал, как что-то течет, булькая; кровавое пятно под тем что совсем недавно было его головой стало увеличиваться. Серое и черное вокруг меня этой ночью наконец-то за столько лет разбавилось алым.

Оторвавшись от завораживающего зрелища, я бросил пистолет Джона ему на грудь, отошел к окну и осторожно выглянул на улицу. В соседних домах ни огонька, все по-прежнему было тихо. Я достал из глубокого кармана парки упаковку салфеток, предусмотрительно захваченных мной из машины, и принялся оттирать свое лицо, шею, руки и по возможности одежду, после этого бросил все скомканные бумажки на труп Кертиса.

Я никого не убивал, никогда. Стрелять по преступникам на службе, конечно, приходилось, да и то пару раз, но сейчас у меня не было и тени сомнения, что поступил не правильно. На душе было спокойно, впервые черная ночная тоска меня отпустила, и я четко знал что делать.

Я не стал выключать лампу, оставил все как есть и вышел оттуда. Моя одежда пропахла кислым запахом пороха, к нему примешался терпкий сладостный аромат крови. Пока я шел по коридору к дальней комнате, мое сердце опять бешено билось в груди, я буквально охмелел от этой ночи, как никогда за свою жизнь не пьянел от алкоголя. Кэти ждала меня, сидя на огромной кровати и обхватив голову ладошками. Увидев меня стоящего за порогом, она поднялась. В комнате было светло, прозрачные шторы пропускали уличный свет, и я видел, как мерцали ее глаза. Я смотрел в них и задыхался от желания служить ей, как верный пес.

Она, не отводя своего взгляда от меня, быстро стянула через голову толстовку и бросила ее к своим ногам.

– Иди ко мне, – приказала она.

Все правильно – она моя награда, призовые за долгие годы без сна и покоя.

Я шагнул через порог комнаты с розовыми обоями и плотно затворил за собой дверь, отрезая нас от внешнего мира. Теперь Кэти принадлежала только мне одному, пусть хоть и всего на несколько часов, но для меня они будут вечностью.

Я подошел ближе и, стараясь пока не прижиматься к девушке, чтобы не испачкать ее кровью Джона, наклонился к ней; она, привстав на цыпочки, обхватила мою голову, запустила тонкие нежные пальцы в волосы и поцеловала долгим страстным поцелуем. Я, не отрываясь от ее сладких губ, принялся торопливо стаскивать с себя, путаясь в рукавах, парку; скинув ее, отстегнул ремень плечевой кобуры, и пистолет с грохотом полетел на пол. И только после этого я, приподняв Кэти за бедра, притиснул с силой к себе, ощущая ее всю – гибкую, легковесную, и, сделав несколько шагов, бережно уложил на кровать. Расстегнул молнию на ее джинсах и одним резким движением стащил их, затем стянул свою рубашку через голову, не расстегивая пуговиц, и подмял девушку под себя.

Я сгорал от желания обладать ею со вчерашнего вечера, как только впервые увидел на поле для регби, теперь то уже можно было признаться в этом самому себе.

Оказавшись подо мной Кэти вдруг замерла, напряглась, уперлась руками мне в грудь. Я, зарываясь в ее впадинку между шейкой и плечиком, царапая нежную кожу своей щетиной, прошептал, пытаясь побороть себя.

– Если тебе страшно, скажи. Я все пойму.

Кэти отрицательно качнула головой и я, перевернувшись на спину, обнял и притянул ее к себе, чтобы она оказалась сверху.

…

Позднее нам понадобилось полчаса, чтобы привести весь дом в порядок. Я попросил Кэти показать весь ее пятничный маршрут по дому и тщательно прошел по нему тряпкой, оттирая все, к чему она могла прикоснуться, исследуя каждый миллиметр под светом фонарика. У полиции не должно возникнуть вопросов по поводу нее, ни единого. За себя я не переживал, для меня не было завтра. Все ограничивалось этой ночью. Я не жалел ни о чем, право убить Джона безраздельно принадлежало только мне. Кэти столько лет ждала удобного момента, но она не должна была мараться об эту мразь. Нет, только моими руками.

Теперь мне нужно было окончательно уничтожить все следы нашего пребывания в доме. Влажная уборка частично решала проблему, но надежнее всего был огонь. Он не пощадит ничего: ни последствий нашей любви в розовой комнате, ни случайно оставленных отпечатков, ни волос и другого биоматериала, по которым можно будет сделать ДНК анализ.

Все будет уничтожено сначала пламенем, затем щедро залито водой, которой пожарные будут тушить дом Кертиса. Все здесь превратится в месиво из пепла и грязи, которую натащат с улицы на обуви. Криминалистам останется только развести руками. Единственное, что они смогут установить так это умышленный поджог и насильственная смерть хозяина дома.

Кэти хотела пойти со мной, но я уговорил ее остаться ждать меня внизу на кухне, а сам опять поднялся на второй этаж. Первой я решил запалить дальнюю комнату. От души полил огромную кровать жидкостью для розжига, сложил кучкой несколько салфеток и поджег их зажигалкой. Скомканное нами тонкое покрывало и гора атласных подушек яростно вспыхнули, плавясь в черную массу.

Я некоторое время бездумно смотрел, как пылает ложе принцессы, на котором ее мучили и унижали много лет. Едкий, вонючий дым начал быстро заполнять комнату.

Закрыв дверь, я направился в спальню с трупом. На постель Кертиса вылил сначала две бутылки оливкового масла, которое нашел внизу на кухне; оно даст сильный жар и будет гореть долго; затем приправил все остатками горючего. На прощанье еще раз глянул на Джона; если ад существует, то очень скоро мы с ним там встретимся.

Пламя сначала несмело занялось вокруг тела, потом почувствовав, как голодный зверь кровь, стало стремительно пожирать ошметки плоти, кровавые пятна. Ничего более прекраснее, чем танцующие ярко оранжевые языки огня в темной комнате, я в своей жизни не видел. Ощущение чувства свободы и безграничной власти, пусть на короткий миг, и красные тени на стенах останутся со мной до самого конца.

Мы обулись с Кэти за порогом веранды и быстро покинули место не преступления, а скорее – возмездия. Сумрачная ночь еще не сдала свои права, темнота по-прежнему укрывала нас от посторонних глаз. Улицы были еще безлюдны, трава поблескивала от легкого инея и наши ноги совсем промокли, пока мы добежали до машины, которую сплошь усыпало узкими желтыми полосками опавших ивовых листьев.

По дороге я несколько раз оглядывался на дом, огня и дыма было еще не видно, значит, в запасе у нас есть несколько часов. Я рассчитал, что даже если кто из соседей заметит пожар, и огнеборцы прибудут на место минут за десять, то на тушение огня и разбор завалов у них уйдет около часа, а то и больше. Затем туда нагрянут ищейки.

Я сунул ключ в зажигание и включил климат контроль, чтобы мы могли хоть чуть согреться. Кэти принялась обратно раскладывать свои вещи по карманам, добравшись до телефона, включила его. Он тут же несколько раз пропищал, уведомляя о нескольких поступивших ранее сообщениях.

Я, сидя за рулем, украдкой смотрел на ее лицо освещенное светом от экрана, пока она просматривала смс, чему-то хмурясь. Ее губы, искусанные мной, припухли, пряди светлых волос выбились из косы. Наша колдовская ночь все же закончилась, Кэти больше не только моя, но от этого не было тоскливо, просто легкая грусть и сожаление, что все так быстро подошло к концу.

– Барри нашелся. Он ждет меня на побережье. Ты можешь подбросить меня до Ривер-уэй? – со вздохом облегчения произнесла она, выключая телефон.

Этот мелкий гаденыш мне определенно не нравился.

– Что он написал?

Кэти еще раз просмотрела сообщения.

– У него были проблемы, но он вроде выкрутился. Он ждет меня на берегу.

– Мы вместе поедем туда и посмотрим, что у него там приключилось.

Я строго посмотрел на нее, мне не хотелось оставлять ее неизвестно где и с кем. Глянул на часы: времени еще достаточно.

– Не забывай о своей подружке в моем доме, – напомнил я Кэти.

Она устало улыбнулась и покачала головой.

– А черт! Маф!

Я включил скорость, нажал на газ и вывел машину задним ходом из импровизированного укрытия, развернулся на узкой дороге и, разгоняя желтые листья с обочины, мы тронулись в обратный путь. На трассе было еще пока пусто, серое небо на востоке позади нас начало розоветь. Несмотря на то, что я не спал уже почти сутки, усталости не было ни в одном глазу, просто иногда мне казалось, что мы едем по дороге, в какой-то другой реальности сотканной из серо-розовых нитей с вкраплениями алого.

Весь обратный путь я провел в размышлениях о Кэти. Агенты приедут сегодня утром и наверняка начнут копать. И даже если они выяснят, что она была знакома с Дэвисом и Говардом, то доказать факт шантажа Рея навряд ли смогут. Мы ведь ничего не нашли в его доме, что могло навести на подобную мысль. Оставался только Пол, но Кэти уверила меня, что с него денег не вымогала. Значит и здесь ищейки не смогут ей ничего предъявить. Бренда Вильямс наверняка открестится от любых бесед с полицией. Андерсон тоже засунет свой длинный язык в задницу, ему осложнения по службе не нужны. Ну а Кэти, она умная девушка и справится с их вопросами легко и непринужденно, как в первую встречу со мной. К тому же, как только станут известны обстоятельства убийства Кертиса, все просто позабудут о Дэвисе и Рее.

Когда мы приехали на место, ночь уже почти отступила, стояли светлые сумерки. Я еще ни разу за свою жизнь не видел море в такую рань. Оно темной полосой уходило в бесконечную даль, горизонта не было. Просто светло серое небо над ним постепенно становилось темным и сливалось с черной водой.

Припарковав машину на обочине Ривер-уэй, я повернулся к Кэти. Нам было необходимо условиться о том, как она должна вести себя, в случае если полиция ей заинтересуется.

– Погоди, – остановил я девушку за руку, перед тем как выбраться наружу. – Нам нужно кое-что обговорить, пока мы одни.

Я вздохнул, моему сердцу вдруг сделалось тоскливо. Осторожно двумя пальцами провел по ее выбившимся прядям. Как передать словами то, что я чувствовал?

– Сейчас мы найдем твоего мальчишку, и вы отправитесь к тебе домой. За свою подружку не переживай, как только я вернусь к себе, то тут же выставлю ее за дверь. Ей я скажу, что ты ушла еще в час ночи, сразу же после нашей беседы у меня в гостиной. Со своим молодым другом договорись, чтобы он подтвердил перед полицейскими, что вы встретились в половине второго ночи и до утра были вместе. Потом придумаете на пару с ним, чем вы занимались всю это время.

Я замолчал, пытаясь собраться с мыслями. Юный приятель Кэти был слабым звеном, стоит только вспомнить, как он поджал хвост передо мной на Мурленд-роуд.

– Полицейским расскажешь, что ты действительно была у меня, я притащил вас силой в свой дом и расспрашивал о Кертисе. О том, что ты была знакома с Дэвисом и Реем не упоминай ни в коем случае. Вали все на меня.

– А как же ты? – Кэти потянулась ко мне, и я ее обнял.

– Я выкручусь, не переживай, – мой голос предательски задрожал. Я прижал ее к себе сильнее и прошептал. – Позже ты все поймешь.

Я прощался с Кэти навсегда. Как только я окажусь дома, то запишу небольшое видео и дам подробный отчет на бумаге о том, что убил Кертиса из неприязненных отношений, которые возникли между нами очень давно, и затем спалил его дом. Дальше я воспользуюсь своим запасным выходом. Мой «глок» со мной, я ощущал его приятную тяжесть с левой стороны под паркой.

– Ты ни о чем не жалеешь? – спросил я Кэти, зарываясь в ее волосы, жадно вдыхая их запах.

– Нет. Спасибо тебе за все.

От ее слов мне стало легче. Я наклонился ниже, отыскал ее сухие горячие губы и нежно поцеловал.

Мы вышли из машины и спустились вниз по склону к линии прибоя. Справа невдалеке находился небольшой поселок, этакая местная резервация для инородцев. В стылом утреннем воздухе слышно было, как брешут их цепные псы.

Слева берег делал крутой поворот, там река Рймни впадала в море, оттуда был слышен неумолчный гул потока. Вода еще стояла высоко, отлив не начался, и волны что-то шепча, мерно набегали на берег. Под нашими ногами противно скрипел песок и крупная отбеленная солью галька. Я шел чуть впереди, взяв Кэти за холодную руку, перед глазами все стояла картина, как мы с ней утомленные лежали на кровати, завернувшись в тонкое покрывало, ее пальцы нежно перебирали мои волосы. Ради этого стоило прожить свою жизнь от начала до самого конца.

Я, чутко прислушиваясь, остановился. Кто-то шел к нам навстречу, неясная тень появилась из сумрака, приближаясь и обретая очертания невысокого человека. Кэтрин рядом со мной тихо свистнула, совсем как тогда, в парке. Тень ответила ей голосом того самого молокососа, которого я зажимал на Мурленд-роуд и метнулась к нам.

– Кэт, это я!

Он, тяжело дыша, подошел ближе и Кэти ахнула. Вид у паренька был тот еще: нос расквашен, огромный лилово синий фонарь под глазом, правую руку он бережно поддерживал другой и морщился от боли.

– А он что тут делает? – Спросил он недовольно, разглядев меня в серой предрассветной мути.

– Барри, что с тобой случилось?

Кэти взяла его за плечи, но тот вывернулся, подошел ближе ко мне и, зло глядя, сплюнул.

– Ты мне позвонила и сказала, что ждешь меня в Бьют парке.

Пацан отвечал Кэти, но держался, почему то около меня.

– Я тебе не звонила!

– Так стоп, успокойтесь оба, – решил вмешаться я и повернулся к мальцу. – Давай говори, что там было. Только быстро.

Барри подобрался совсем близко, впритирку, и заглядывал мне в глаза.

– Я пошел туда, а там двое мужиков, у одного была пушка, они заставили сесть к ним в машину! Они привезли меня сюда.

Я перевел взгляд на Кэти, та недоуменно пожала плечами. Что-то не клеилось, я не видел общей картинки.

В этот момент Барри резко выкинул больную правую руку по направлению ко мне, и я провалился в темноту полную боли. Вязкая тьма облепила меня всего, как липкий сироп, мои конечности куда-то исчезли, и я плавал в нем этаким обрубком. Сквозь его толщу я слышал еле различимый возмущенный крик Кэти. Чьи-то руки бесцеремонно перевернули меня на спину и что-то забрали. Очень важную часть самого меня. Пистолет.

От этого бултыхания меня мутило, по телу прошла судорога. Сироп стек с меня и превратился в острые камни, которые впивались мне под ребра. И я, наконец, с опозданием и раскаянием понял, что случилось со мной и почему Рей и Дэвис не сопротивлялись убийце. Этот сучонок Барри шарахнул меня электрошокером, и, судя по силе удара, не простым гражданским для самообороны, а особого назначения, такие используют только у нас в полиции и специальных подразделениях.

Я тоже хорош, развесил уши, повелся, как последний дурак, и подвел Кэти.

 

Глава 2

– Барри! Что ты делаешь?! – Мой удивленный и негодующий крик услышали, наверное, даже за Рймни.

Я склонилась над Аланом, пытаясь привести его в чувство. Но Бэз, отпихнув меня в сторону, принялся шарить у Брауна под паркой. Через несколько секунд с ликующим видом он достал пистолет и только после этого повернулся ко мне, зло улыбаясь. Его глаза сузились, он направил ствол на меня.

– Ты трахалась с ним!

Я, ничего не понимая, медленно поднялась на ноги, стряхивая прилипший влажный песок с брюк. Беза словно подменили, он не был похож на себя. Всегда улыбчивый и смотревший на меня с обожанием мальчик в один миг превратился в дикого ревнивца.

– Ты не понимаешь, Бэз. Он мне помог… – Я осеклась, Барри ничего не должен знать о Джоне. – Отдай мне пистолет и успокойся. Мы сейчас во всем разберемся.

Он скосил глаза в сторону Алана, тот уже приходил в себя, делал попытки подняться.

– Не-а. Это ты во всем виновата. Ты одна.

– Какого черта? Что на тебя нашло?

Я всерьез на него обиделась, он нес какую-то околесицу.

– Брось пистолет! – Браун, нетвердо стоя на ногах, уже подкрадывался к Барри. – Любую проблему можно решить, парень. Давай поговорим, отпусти руку вниз.

Алан шаг за шагом осторожно подбирался к нему сбоку, говорил уверенно и спокойно, словно имел дело с каким-то свихнувшимся подонком, который в любой момент может слететь с катушек. Я смотрела на Барри и не верила, что он может сделать что-то мне плохое. Это же мой Бэз, мой друг. Я ему верю. Все происходящее просто недоразумение. Я смело шагнула к нему.

– Бэз, ты чего?

– Нет! – Крикнул Алан и с отчаянием добавил. – Кэти, стой! Не подходи к нему близко.

Ситуация была больше похожа на абсурд и какой-то глупый розыгрыш. В какой-то момент я даже захотела повернуться к ним обоим спиной и просто уйти к чертовой матери.

– Отдай мне пистолет, Барри, – попросила я его и протянула к нему руку.

Он был почти рядом, мои пальцы чуть не касались оружия. Я уже хорошо видела его лицо, неестественное белевшее в мутном утреннем свете. Под его носом запеклась кровь, лиловый синяк под глазом расчерчен тремя длинными ссадинами.

– Труднее всего было убить твою собаку, – тихо сказал мне Барри.

Пистолет в его руках резко дрогнул, и нестерпимо белая вспышка ослепила меня.

Стаксель-парус хлопнул на ветру и наполнился, ветер неожиданно яростно налетает на яхту. Она резко меняет свой галс и я, девятилетняя девочка, не удержавшись на скользкой палубе, лечу за борт. Вода приняла меня почти ласково в свои объятия, холод тысячью острых льдинок впился в мое тельце. Сквозь призму воды и пузырьков я вижу, как Джон тянет, перегнувшись через леера, ко мне руку. Мой спасательный жилет надувается и выталкивает обратно прямо к нему. Он вытягивает меня за шкирку на палубу и трясет за плечи, без конца повторяя: «Котенок, котенок».

Я задыхаюсь, внутри меня целый океан горько соленой холодной воды, и ощущаю вместо гладких палубных досок, как мои пальцы зарылись в мокрый песок, он неприятно забивается под ногти, холодные волны равнодушно бьют меня в спину. Я лежу на боку, моя правая рука неудобно подвернута, но у меня нет сил приподняться и лечь удобнее. На груди справа жжет, что-то очень горячее и липкое пропитывает мою одежду.

В голове стоит страшный звон, и я ничего больше не слышу. Как в старом черно-белом фильме я вижу картинку без звука. Вот, Алан бьет ногой в живот Барри. Тот падает почти рядом со мной, лицо растерянное, но в руке по-прежнему крепко зажат пистолет. Затем мои глаза закрываются на долю секунды. Я с трудом заставляю себя приподнять тяжелые веки и еле различаю смазанную картинку – Барри безумно медленно вскидывает свою руку, две яркие вспышки и Алан валится прямо на него. Некоторое время они лежат бесформенной массой, потом Бэз выползает, отпихивая Брауна, как тряпичную куклу, в сторону.

Море что-то бормочет позади меня, ласково и нежно толкает в спину, заставляет подняться. Мне даже кажется, что это Айка рано утром будит меня, просит выпустить ее во дворик погулять, трогает меня своей лапой и недовольно урчит. Погоди, не сейчас. Хочу я прошептать морю, но у меня не получается.

Барри, тяжело дыша, подходит ко мне вплотную; его грязные, заношенные кроссовки останавливаются напротив моего лица, мне безумно тяжело повернуть голову и посмотреть наверх и задать единственный вопрос – почему? Мои глаза фокусируются сначала на его ногах, но они расплываются светлым пятном, и я перевожу свой взгляд на неподвижно лежащего ничком Алана.

Мне безгранично жаль, что все так вышло. Я столько лет лелеяла в себе мечту о мести. Ждала удобного момента, мечтала, как однажды ночью приду в дом к Джону и без лишнего шума справлюсь с ним. Но все это оказалось простым ребячеством, несбыточными желаниями; в гостиной Брауна я поняла, что у меня никогда не хватит смелости осуществить задуманное, ведь я просто трусиха и никогда не смогу преодолеть тот страх, что мне внушили с самого детства. Потому я и уступила право на убийство Алану, он его заслужил. И он же стал моим первым желанным мужчиной. То, что произошло между нами в моей детской комнате, можно также назвать актом возмездия. Я привела чужого мужчину в дом к Джону и занялась с ним любовью прямо на той самой кровати, где растоптали мое детство, доказав всем и прежде всего самой себе, что я все-таки способна, не смотря на свое прошлое, жить полноценной жизнью.

Мысли о последних событиях этой ночи быстро проносятся, как птицы. Дышать становится все труднее, кровь наполняет мой рот, течет тонкой струйкой по щеке и впитывается в песок, но боли нет, только холод, свивший свое гнездо в моей груди, он душит.

Барри присаживается около меня, тщательно оттирает пистолет о край своей футболки, берет мою ладонь, вкладывает в нее оружие и силой сжимает мои пальцы на рукоятке. Я хочу сказать: дурачок, я же правша, никто не поверит, что девушка стреляла, держа пистолет одной лишь левой рукой. Но с моих губ срывается только чуть слышный стон. Затем Бэз осторожно несет пистолет, придерживая его, спущенным на свою руку рукавом куртки, и укладывает его на песок, неподалеку от Алана.

Затем он возвращается обратно и, низко наклонившись ко мне, нежно проводит кончиками пальцев по моему лицу.

– Я убил их всех, – говорит он. – Ради тебя.

Нет, это неправда, ты опять лжешь, точно также как и весь последний год. Я пытаюсь сказать это, но мой язык не повинуется мне, он онемел и чувствует лишь вкус крови. Я утратила способность двигаться и говорить, но меня словно озаряет свыше и все теперь становиться понятным. Каждый миг прошедших двух дней встает в моей памяти, и я удивляюсь, насколько все было просто.

Барри хватает меня за запястья и тащит волоком по песку в сторону реки; горизонт за Рймни краснеет, скоро поднимется красный шар солнца. За мной остается кровавый след, слишком много крови и мне не выбраться.

Вода заметно отступила и Бэз торопится. Ему нелегко волочить мое отяжелевшее тело, длинные темные волосы висят мокрыми сосульками от пота. Он несколько раз останавливается для того чтобы отдышаться. За изгибом берега, где река впадает в море, я смутно замечаю простую весельную лодку, динги.

Холодный песок забивается мне под одежду, царапает спину, но это не важно. Он убил мою Айку. Я представляю, как собака бросается через высокий бурьян, почуяв знакомый, ставший почти родным, запах, а он сидит, поджидает ее там, потом хватает за ошейник и уводит подальше.

Она доверчиво машет хвостом, заглядывает ему в глаза, думая, что это такая веселая игра. Барри достает нож и собака, не сопротивляясь, до последней секунды своей жизни верит ему. Доверяет, как маленькая девятилетняя девочка, что он не сделает ей ничего плохого.

В ее голубых угасающих, теряющих жизнь глазах перед смертью была покорность и смирение, что так с ней поступают по воле близкого человека ее хозяйки. От осознания этого мне становится нестерпимо горько и тяжело. Я обещала своей мертвой собаке, что отомщу. Он заплатит, решаю я. За все.

Барри с трудом перебрасывает меня в лодку, закидывает дрек, а сам идет рядом, держась за борт. Когда глубина становиться достаточной, Бэз забирается в динги и садится на весла. Сильное течение и отлив выносят нашу лодку далеко в серое море без труда, ему даже не приходится пока грести.

Барри хочет избавиться от меня, чтобы никто никогда не нашел. Мое тело вечно будет скитаться у самого дна, обдирая плоть о мусор и камни, рыбы объедят мои пальцы и лицо, волосы запутаются в какой-нибудь коряге. Как ни странно, я совсем не боюсь за себя, трезво оцениваю свои шансы и понимаю, что мне конец.

– Я почти рассчитался с Мэком, – Барри все-таки хочет напоследок поделиться со мной тем, как все было умно придумано. – Я брал у него дурь на реализацию, но прогорел. Понимаешь, Кэт, я хотел произвести на тебя впечатление. Девушки любят, когда у парня водятся деньжата. И он может себе позволить сводить ее куда-нибудь потусить…

Бэз мечтательно вздыхает и берется за весла.

– Мэк обещал мне башку оторвать, если я не верну долг. Тот жирдяй из Лланедирна платил мне почти целый год, боялся, что я покажу ваши совместные фотки легавым. А тут недели две назад взял и отказался. Пришлось его навестить. Брать у него было нечего, я хотел просто его напоить, думал, он мне скажет, где прячет бабки, а он взял и зажмурился. Но твои деньги из коробки мне помогли. Мэк больше не будет наезжать на меня. Я почти с ним в расчете. Кстати, это его оглоеды из гаража меня так разукрасили, я сам специально нарвался на драку, орал там как резанный, что бы они тебя отпустили. Теперь у меня будет хоть какое-то алиби на сегодняшнюю ночь. Копам скажу, что ты мне позвонила и сообщила, типа, дружки Мэка к тебе пристают, и все дела. Я отправился тут же тебя выручать, но ты меня обманула, тебя в гараже не было. Естественно, мне надавали тумаков, и я потом провалялся на берегу у электроподстанции в отключке до самого утра.

Барри перестает грести и задумчиво смотрит на меня. Я полулежу, скорчившись у его ног, подо мной плещется моя кровь, перекатываясь по дну лодки, волны бережно баюкают меня. Мое время уже на исходе.

– Когда жирдяй сдох, я все думал: как выкрутиться? Решил подставить тебя, ты была единственным верным вариантом. Копы заграбастали тебя на Ниниан-роуд, потому что я послал мыло жирдяю, как будто ты ему сама написала. Твою собаку по настоящему жаль, но не переживай, она долго не мучилась. Ее пришлось убить, а то бы она сбежала от меня на пустоши и вернулась к тебе. Тогда бы все сорвалось. Ты бы не поехала в Рот-Рекрейшен, копы бы не узнали о твоем существовании.

Бэз покопавшись в кармане куртки, достает черный длинный, прямоугольный предмет и, сильно размахнувшись, бросает его далеко в море.

– Хорошая штука, – объясняет он мне. – Шокер достал мне Мэк, у него есть связи в полиции. Кто-то оттуда его неплохо опекает.

Барри наклоняется ко мне, приглаживает рукой мои волосы, заботливо стряхивает с них забившийся песок.

– Ты знаешь, как я грохнул второго? Эта была целая комедия. Мэк наехал на меня по крупному в воскресенье, и я тут же подался на Марин-Парейд. Позвонил этому лысому заморышу в дверь и прикинулся, что ищу разовую работу. Как будто я мальчишка с соседней улицы. Он сначала осторожничал, но я пожаловался ему, что, типа я гомик, меня все чмырят, живу с мамкой. Ты бы видела, как он на меня смотрел. Когда я вернулся к нему вечером, то он уже без опаски впустил меня в дом и предложил поиграть в мамочку и сынишку. Жаль, у кролика было мало налички, да и я слишком торопился. Зато прихватил его мобильник, ноутбук и комп. Они лежат в багажнике твоей машины, как и твой второй телефон. И пальцы тоже, – добавляет он усмехнувшись. Его карие глаза теплеют, глядя на меня. – Представляешь, Кэт, ты ездила с этим хламом вчера весь вечер. Я думал этот придурок из полиции будет куда расторопнее, догадается, что у тебя съехала крыша, и ты всех прикончила. Чем он вообще думал? Но ничего они все равно подумают на тебя, когда найдут твоего хахаля и пистолет на берегу или твою машину, из которой скоро начнет вонять протухшим мясом.

Он опять внимательно смотрит на выражение моего лица, пытаясь понять какое впечатление, произвели его слова на меня. А я вижу перед собой того самого мальчишку, каким он был два года назад, который скучал, сидя на ступеньке перед парадной дверью. Бэз использовал меня так же, как и я его. Он не предатель, нет. Он просто отплатил мне той же монетой. Я играла с ним, забавлялась, как с игрушкой, держа его возле себя, не отпуская. И в итоге получила по заслугам.

Волна нетерпеливо бьет в борт лодки, серое, холодное море ждет меня, но мне совсем не страшно.

Барри бдительно оглядывается кругом, проверяет, нет ли кого поблизости. Время еще раннее, к тому же начался сильный отлив, вода отступила почти на четверть мили от берега; оттуда доносится шум и гвалт – это чайки пируют на оголенном, ушедшим морем, песке.

Бэз поднимается со своего места и наклоняется ко мне, лодка сильно раскачивается от его неосторожных движений. Я говорю себе: «Пора». Мне предстоит бой. Собираю свои оставшиеся силы и хватаюсь руками за его куртку, мои пальцы в крови, ткань под ними скользит, я цепляюсь ногтями, ломая их под самый корень.

Я борюсь не за свою жизнь и не для того чтобы остаться в лодке. Я не хочу отпускать Барри. Он уйдет вместе со мной.

В последнем рывке перегибаюсь через борт, держась за Бэза мертвой хваткой, и темная бездна с радостью забирает нас к себе. Серая вода ледяная, совсем как тогда, в том далеком октябре. Это хорошо, значит, море поможет мне, в первый раз и навсегда оно станет моим союзником.

Я намертво держусь за Барри, главное не отпускать его, это мой единственный шанс. Он бешено сопротивляется, отталкивает меня руками, мутная вода вокруг нас кипит от брызг, розовеет от моей крови. Но мои объятия крепки, я не цепляюсь за жизнь, мне даже уже не нужен воздух. Я чувствую, как Бэза тянет вниз тяжелая намокшая одежда, холод постепенно сковывает его движения. Я тоже увлекаю его в черную глубину. Он все чаще оказывается под водой и уже не так сильно отбивается от меня.

Вскоре силы ему изменяют, и мы начинаем медленно погружаться во тьму. Барри в последнем порыве дергается, исторгая из себя оставшиеся пузыри воздуха. Нет, тебе уже не выбраться. Мы вглядываемся друг другу в глаза, мои волосы темным шлейфом пеленают нас. Руки Барри теперь крепко держат меня. Я качаю головой и улыбаюсь ему одними губами. Глупыш, я останусь с тобой здесь навсегда. Вода давит на нас, темнота внизу становится абсолютно черной.

Мы касаемся дна, подымая вокруг себя взвесь из мелкого песка. И я в последний раз уже подернутыми мутной пеленой глазами вижу наверху, над нами, еле различимый свет нового дня.

Осенний день, который начинается уже без меня, Айки и Барри.

…

Что-то светлеет впереди, я слышу шелест листьев над головой, они непрерывным золотым дождем падают сверху, невесомо касаясь моего лица, легкий ветерок обдувает меня, ноги утопают в сочной зелени травы. Море отпустило меня, воды больше нет. Под деревьями сумеречно, их густые кроны почти не пропускают света. Здесь тихо и покойно.

Навстречу мне бежит, махая пушистым серым хвостом, моя Айка, ее глаза в полумраке отсвечивают зеленым.

– Ты все же дождалась меня, – говорю я собаке и, обняв ее, утыкаюсь в мягкую шерсть.

 

Глава 3

Свет, острые камни и крики голодных птиц. Все наваливается на меня неожиданно, вырывая из черной пустоты.

Солнце пригревает меня, я ощущаю тепло как-то отстранено, словно извне. И тут до меня доходит, солнечные лучи греют не меня, а мою черную парку.

Она горячая, а не мое тело.

Острый камень упирается мне в ладонь, но она такая тяжелая по моим ощущениям, что сдвинуть ее ничем невозможно. Вся боль почему-то сосредоточена только в руке, остального у меня нет. Только рука.

Крики чаек режут уши, хотя судя по звукам, птицы где-то далеко.

Я медленно открываю глаза и вижу перед собой только крупный песок. Голова бесконечно долго поворачивается, я прижимаюсь щекой к острым песчинкам, внутри меня словно что-то рвется, как материя нитка за ниткой, и адская боль вгрызается в руку.

В ярде от меня по песку бродит чайка, но она не просто так ходит, а наблюдает за мной. Делает несколько быстрых шажков своими синими морщинистыми лапками и останавливается, поворачиваясь ко мне то одним оранжевым глазом, то другим. Она смотрит.

Я шевелю пальцами в надежде, что она улетит, но ее этим не испугать. Скоро ее ждет вкусный и питательный обед. Остальные ее собратья вдали с гомоном прыгают по обнаженному морскому дну. Стоит только одной птице что-то найти, как вся ватага подскакивает к ней и начинает драку за лакомый кусочек.

Моя чайка подходит еще ближе, ее внимание привлекает песок, пропитанный моей кровью, она пробует его на вкус. Нет, ей он не нравится. Птица опять останавливается и смотрит, склонив голову набок, потом она отвлекается на черный предмет. Чайка вразвалку не торопясь подбирается к нему, тюкает клювом. Металлический звук. Мой «глок». Он слишком далеко от меня, не достать.

Моя память тут же услужливо подсовывает воспоминания о прошедшей ночи. Если бы я мог, то зарыдал бы сейчас от осознания несправедливости жизни и своего бессилия что-либо уже поправить. Я все помню, в моем затухающем сознании всплывает рассвет, волны, набегающие на берег, Кэти лежащая на боку спиной к морю и сопляк, который укладывает в песок подальше от воды пистолет.

Моя вина.

Я отринул все свои подозрения, поставив перед собой первостепенную задачу – расправиться с Джоном, и не хотел замечать самого главного, что Кэти угрожает реальная опасность. Я думал лишь о себе и, как последний трус, просто собирался бросить ее, оставив в одиночку решать все проблемы.

Кэти больше нет. И только я виноват в этом. Я не смогу с этим жить. Уже сейчас от одних мыслей об этом мне хочется расколошматить свою голову о камни, начать прямо сейчас долбить ею по песку, чтобы превратить кожу в лохмотья и с каждым ударом ждать звонкого треска.

Если бы я мог повернуть время вспять.

Несколько часов назад я молил несуществующего бога в течение долгих секунд, чтобы пистолет дал осечку. Ведь могла же маленькая песчинка попасть в канал ударника, пока я валялся после удара электрошокера на берегу, тогда пацан бы не смог выстрелить. Я бы не дал ему второго шанса. Но бог жесток и рассудил все по-своему.

Вдруг птица с шумом взлетает, громко хлопая крыльями, теряя одно перо. Оно, танцуя, опускается рядом со мной. Чайка испугалась. Кто-то идет. Слышно как раскатывается галька в разные стороны под неосторожной походкой.

Я его не вижу, он появляется из-за спины. Шаги нерешительно замирают: меня заметили. Неизвестный стоит несколько долгих для меня минут, затем принимает правильное решение. Крадется, осторожно обходит меня справа.

В поле моего зрения появляется смуглый парень, поджарый, узкогрудый и невысокий. На нем необычная кожаная черная куртка – с плеча свисает рыжий лисий хвост. Он подбирается боком к пистолету, не сводя с меня своих восточных темно карих, почти черных, глаз с длинными ресницами как у девчонки.

Парень замирает на месте в испуге, увидев мои открытые глаза. Он долго оценивающе смотрит и наконец, ощеривает мелкие, хищные зубы в понимающей улыбке. Я тоже оскаливаюсь в ответ, мои губы прилипли к зубам, кровь склеила их. Ну же, заклинаю я парня мысленно, решайся, давай забери пистолет. Единственное что я еще могу сделать для Кэти. Парень протягивает руку и, не сводя с меня своих наглых глаз, прячет «глок» за пазуху. Умничка. Теперь развернись и чеши отсюда.

Я с облегчением неглубоко вздыхаю и закрываю глаза, торопливые шаги удаляются от меня, он уходит.

Чаек становится больше. Их уже шесть, но свою я узнаю сразу. Она смелее, чем остальные, направляется прямиком ко мне. Потерпи, уже скоро, но птица не хочет ждать. Она взлетает мне на спину и принимается настойчиво теребить клювом мои волосы. Прикосновения ее почти нежны.

Мир стремительно уходит от меня. Я снова в комнате с розовыми обоями, лежу, завернувшись в покрывало вместе с девушкой, под моей щекой не колючие песчинки, а шелковистые пряди светлых волос.