Анна отложила дневник в сторону, ей было страшно читать продолжение. Она уже догадывалась, что будет дальше. Вдруг одна мысль молнией мелькнула в голове: откуда ей знакома «мадам Тадески»? Анна не могла припомнить, чтобы это имя упоминалось в дневнике раньше. Вдруг она подскочила на месте, старик Фалькевич на прощание сказал ей: «Это знает лишь мадам Тадески…»
Анна уверена, старик Фалькевич знает больше, чем сказал. Как его найти? Может, спросить в кафе на набережной, там все друг друга знают. Анна взяла сумку с ключами и вышла из дома.
Она выехала на набережную, благо дорога была относительно свободной, и прибавила скорость. День был теплый и солнечный, на небе ни облачка.
На перекрестке затормозила и пропустила пешеходов, проехав еще немного, свернула на обочину и остановилась.
Официантка, задумавшись, протирала бокалы позади барной стойки. Анна прямиком направилась к ней:
– Вы не подскажете, как мне найти того электрика, который чинил мне проводку? Его зовут старик Фалькевич.
– Милая, а ты ничего не перепутала? Давай я принесу тебе чашечку кофе, и ты поведаешь мне, в какую историю вляпалась, – заботливо сказала официантка.
Через пару минут чашка горячего кофе и бисквитное пирожное на тарелке стояли перед Анной.
– Я… вляпалась? Куда?
– Вот и мне бы хотелось знать. Старик Фалькевич умер десять лет назад.
– Вы уверены в этом? Тогда… кто приходил ко мне? Кто починил проводку?
– Как он выглядел?
– Он очень старый, у него здесь шрам, – Анна показала на бровь, – на одной руке татуировка – якорь, а на другой – русалка.
Не мигая официантка уставилась на нее. Анна глотнул кофе и поставил чашку на стол.
– У старика Фалькевича были такие татуировки, но не у него единственного, – утвердительно сказала официантка. – Те, кто служили на флоте, часто выкалывали и якоря, и русалок. Позвони в службу, через которую ты заказывала электрика, глядишь, что-нибудь прояснится.
– Этим занимался мой адвокат, – вставая, ответила Анна.
– Может, электрик вообще не местный, позвони адвокату и все выясни.
Анна молча кивнула головой и направилась к выходу. Вдруг она остановилась и произнесла:
– В доме живут призраки!
– В «Магнолии» всегда жили призраки, – не удивилась официантка. – Ты растревожила их. Тебе лучше вернуться в город и дать им успокоиться. Так будет лучше всего.
– Если я перееду в город, то они точно останутся здесь? Они не последуют за мной?
– Трудно сказать, – пожала плечами официантка.
– Почему кто-то становится духом?
– Врата вечности закрыты для самоубийц. Ты же знаешь, что Матильда покончила собой?
– Да, – ответила Анна.
– Самоубийцы – грешники, они мучаются и не находят себе места. Поэтому они хотят вернуться к нам, но вернувшиеся из мира мертвых не бывают прежними. Они злые и хотят нам вредить.
– Как они могут навредить?
– Они могут принять любое обличье или вернуться через кого-то. Умирая, люди оставляют свою энергию, и каждый из нас, сам того не зная, может служить каналом.
– Неужели это возможно?
– Не забывай – граница между миром живых и миром мертвых очень тонка. Если ты позволишь им завладеть своими помыслами, то ты пропала.
– Думаю, что я уже пропала…
Анна села в автомобиль и сидела какое-то время, не трогаясь с места. В голове все перепуталось, а как распутать эту путаницу, она не представляла. Анна набрала номер сестры:
– Дай телефон адвоката.
– Привет! – поправила Вера. – Сейчас, сестренка.
Занудство сестры раздражало всегда, но сегодня это особенно сильно взбесило Анну. Вера продиктовала ей номер.
– Спасибо.
– Все-таки решила, что будет лучше, если мы продадим виллу? – с надеждой в голосе спросила Вера.
– Нет.
– Тогда зачем тебе нужен Лев Борисович?
– Отстань, – оборвала Анна. – Все тебе нужно знать.
– Я в другой раз перезвоню… странная ты…
Анна сразу же набрала номер Льва Борисовича и представилась, когда он снял трубку.
– Добрый день! Вы передумали жить в усадьбе?
– Нет, я не по этому поводу. Не могли бы вы дать телефон той службы, через которую заказывали электрика.
На другом конце телефонной связи воцарилось долгое молчание:
– Извините, но я не вызывал вам электрика. Не успел. Сразу же был звонок от моего клиента с серьезной проблемой, и я забыл обо всем. Извините еще раз.
– Так, значит, вы никого не вызывали? – ничего не понимая, переспросила Анна.
– Нет. Что-нибудь произошло? Вы до сих пор в темноте? Я сейчас исправлю ситуацию…
– Все нормально, небольшое недоразумение, – успокоила его Анна. – До свидания!
Ей не хотелось ничего объяснять, так как она сама многого не понимала. Откуда взялся этот электрик, если его никто не вызывал? И самое ужасное, что официантка уверена, что старик Фалькевич мертв…
Анна осторожно зашла в дом, словно там все еще мог находиться старик Фалькевич. Подойдя к лестнице, она остановилась на секунду. Сегодня ей было страшно подниматься наверх. Но, вспомнив, что ноутбук остался на кухне, она пошла туда. Солнце светило в окно, было тепло и уютно…
После того, как Анна открыла ноутбук, она полностью погрузилась в роман и жизнь Матильды, забыв обо всех страхах.
Неожиданно в коридоре послышался какой-то шорох. Анна прислушалась. Через минуту он стал громче. Может, дверь не закрыта на замок? Она встала и осторожно двинулась к выходу. Тут шорох послышался громче, но уже под плитой. Наклонившись, Анна посмотрела в щель между полом и плитой. Там была полная темнота. Вдруг с шумом что-то упало на пол. Анна пригляделась – это была мертвая голова с открытыми глазами. Она закричала и отпрянула в другой конец кухни. Позади нее раздался скрип открываемой двери, Анна зажмурилась и закрыла лицо руками, ожидая наихудшего…
– Что случилось?
Это был дрожащий от страха голос Веры. Анна резко развернулась:
– Что ты тут делаешь?
– Ты… почему так кричала?
Анна еще раз заглянула под плиту, но ничего на этот раз не увидела:
– Чего тебе нужно?
– Мне ничего не нужно… Что с тобой?
– Да что вам дался этот вопрос? Хочешь узнать: не свихнулась ли я? Нет!
– Ты уверена?
– В чем?
– В том, что с тобой все в порядке?
– А ты уверена, что с тобой все в порядке?
Вера уселась на стул и потрогала мышь. Засветился экран «макинтоша», и она принялась жадно читать:
– Жутко интересно. Я отрываю тебя от работы?
– Только что выполнила дневную норму. И уже подумывала об ужине, – ответила Анна.
– Почему ты кричала, когда я вошла?
– Увидела мышку, – соврала Анна. – Я тоже кое-чего боюсь, не одна ты трусиха.
Вера не ответила и опять уставилась на экран.
– Как ты вообще зашла в дом, а не убежала, услышав мой крик?
– Не успела испугаться, – созналась Вера.
– Хочешь поужинать со мной? Есть бутылка неплохого каберне, – предложила Анна.
– Я за рулем. Мне возвращаться пора, – Вера встала. – В другой раз, а лучше приезжай ужинать ко мне.
– Ты что, прискакала сюда, чтобы проверить: все ли нормально у меня?
– Да, – согласилась она. – Ты откуда взяла эти факты?
– Нашла дневник Матильды.
Вера достала из джинсов ключи от автомобиля и оглянулась:
– А может…
– Что?
– Пусть прошлое останется прошлым.
– Нет, я должна выяснить, что произошло с ней.
– Зачем?
– Мне кажется, со мной происходит то же самое.
– Ты меня пугаешь. Скажи правду: что ты ищешь?
– Я не знаю, что со мной и чего я ищу… Вот тебе правда. Когда узнаю – скажу.
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Вряд ли…
* * *
Дрожащими руками Анна взяла дневник, чтобы продолжить чтение.
«Мы должны встретиться. Любым способом. Пусть даже через мадам Тадески. Мне нужно объясниться с тем, кого я имела неосторожность полюбить. Хочу убедиться, что он тоже любит меня. Сегодня я скажу: любимый, люблю и всегда буду любить. Прости…
Черные чулки с ажурной резинкой, черное бархатное платье, прозрачная накидка, расшитая стеклярусом, жемчужное ожерелье – в таком наряде я готова предстать перед Артуром. Перед выходом я сделала две ровные дорожки и достала золотую трубочку. Теперь я в порядке.
Войдя в салон мадам Тадески, я приподняла вуаль. Гости уже собрались. Все были возбуждены предстоящим сеансом, изредка слышался нервный женский смех, мужчины шутили чаще и громче обычного. Было заметно, что все на взводе. Одна пара была в трауре. Кое-кого из присутствующих я видела и раньше.
– Вот и ты, моя милая! – ко мне выплыла баронесса фон Штейн. – Скоро начнется. Давай я представлю тебя кое-кому из присутствующих.
– Кто все эти люди? – спросила я.
– Те, кто не смог смириться со смертью близких, как и мы. Однако есть тут и такие, кто любит острые ощущения.
Я прислушалась к стоящим рядом со мной гостям:
– Так приятно получить известие от любимого…
– Медиумы могут быть полезны. Мы с мужем только и живем после сеансов…
Мне было не по себе от этой странной публики. Если бы с Артуром ничего не случилось, я бы никогда не оказалась в таком месте. Баронесса не успела меня представить всем гостям, так как появился дворецкий и пригласил нас пройти с ним.
Мы вошли в темную комнату, занавески уже были задернуты. Большой круглый стол стоял в центре комнаты, вокруг которого были расставлены несколько стульев. Мы расселись по кругу.
Дворецкий завел граммофон – одну из сонат Бетховена. Развернувшись к нам, он произнес с пафосом:
– Господа! Напоминаю, что нельзя прерывать сеанс во время действия. Нельзя размыкать руки. Как только события начнут выходить из-под контроля, все будет остановлено. Всем понятно?
Вошла мадам Тадески в черном тюрбане и кимоно из черного шелка, расшитом павлинами с золотыми хвостами. Она уселась в кресло с высокой спинкой и замерла. В комнате наступила тревожная тишина. Дворецкий закрыл дверь, и мы на мгновение погрузились в полную темноту.
Я почувствовала, как теплая ладонь баронессы фон Штейн сжала мою руку. Камни перстней вонзились мне в кожу, но я боялась пошевелиться. Вытянув в темноту другую руку, я ощутила чью-то холодную жесткую ладонь. Сейчас я не могла видеть того, кто сжимал мне руку. От темноты и душных духов баронессы фон Штейн у меня закружилась голова.
Дворецкий зажег одну-единственную свечу и поставил в центр стола. Тут я увидела, что рядом со мной сидит мужчина в трауре. Мадам Тадески подняла руку и провозгласила экзальтированным голосом:
– Здесь хорошая аура. Очень. Я чувствую, как духи тянутся к нам. Не забывайте, духи хотят войти в контакт. Они лишь ждут, когда вы отворите для них сердце и разум. Уверена, что в эту минуту вы стараетесь открыть им путь, и, значит, они придут к вам. Я буду вашим проводником в мир духов.
Все зашевелились. Дворецкий добавил:
– Господа, мы начинаем. Прошу всех хранить полное молчание. Держите руки на столе и не покидайте своих мест, что бы ни произошло. Руки расцеплять нельзя! Каждый из присутствующих может задать духу один вопрос. Только один! Вам все понятно?
Все кивнули в знак согласия.
Мадам Тадески принялась слегка раскачиваться на стуле. Остекленевшие глаза смотрели в пустоту не мигая, как у куклы. Меня охватила паника, во рту пересохло от напряжения. По комнате неожиданно пронесся сквозняк. Пламя свечи дернулось. Мадам Тадески застонала, так обычно стонут во сне, когда снится кошмар.
Я пригляделась, не веря своим глазам, позади мадам Тадески, над ее головой, сгустилось что-то похожее на облако. Вдруг она резко застыла.
– Он здесь, – сообщила мадам Тадески. – Он хочет говорить с баронессой фон Штейн. Мадам, отвечайте. Только тихо и не размыкайте рук.
Слышно было, как баронесса фон Штейн прокашлялась, чтобы вернуть себе голос, а после прошептала:
– Алешенька! Ты все еще помнишь меня?
Мадам Тадески глубоко вздохнула, ее глаза закатились, голова затряслась. И вдруг ответила молодым мужским голосом:
– Да, помню Лизонька.
– Алешенька! – закричала возбужденная баронесса фон Штейн. – Ты забыл все то…
– Извините, баронесса, вы уже задали один вопрос, – вмешался дворецкий.
Вдруг мне показалось, будто мадам Тадески смотрит на меня. Однако вскоре я поняла, что ее взгляд направлен на кого-то за моей спиной.
– Тихо, – пробормотала мадам Тадески. – Здесь молодой человек. Он хочет поговорить с Матильдой, он хочет сказать…
Я вздрогнула, а баронесса фон Штейн громко вскрикнула и сжала мою ладонь до боли.
– Ася…
Ни тени сомнения – это голос Артура, только он называл меня настоящим именем. Меня затрясло так, что я с трудом могла усидеть на стуле:
– Милый мой, мне так много нужно сказать. Мне жаль, что так случилось. Ты простишь меня?
– Да…
– Спасибо! Мне сейчас легче…
Все слова, что я приготовила сказать ему, вылетели у меня из головы. Я наобум спросила:
– Как ты там?
Но дворецкий не дал мне договорить:
– Мадам, сожалею, но ваше время истекло.
Дальше через мадам Тадески пообщались остальные гости, но я уже ничего не видела и не слышала. В моей голове все еще звучал голос Артура. Это был его голос, я уверена…
Неожиданно я пришла в себя от криков дамы в трауре, она кого-то кляла и рыдала. Соседка пыталась успокоить ее, но та продолжала истерить. Дворецкий поставил перед ней стакан воды и произнес:
– Сеанс закончен.
Мадам Тадески задергалась, ее тело сотрясала крупная дрожь. Это было жуткое зрелище, мне хотелось как можно быстрее покинуть эту комнату. Внезапно мадам Тадески пришла в себя, но казалась безжизненной, не узнавая никого вокруг.
После небольшой паузы, мы услышали ее голос, который снова стал обычным:
– Души удалились…
Как я была счастлива. Артур не сердится. Ему хорошо в том потаенном мире и он ждет меня…
Я еще несколько раз присутствовала на сеансах мадам Тадески, прежде чем она согласилась принять меня индивидуально. Хочу увидеть Артура без свидетелей, наедине.
Был еще день, но в гостиной мадам Тадески тяжелые шторы уже опущены и на столе горят свечи. В середине комнаты стоит круглый стол, покрытый бархатной скатертью, вокруг него два стула. Я уселась на один из них. Вошел дворецкий и завел граммофон, как и в прошлый раз, сонату Бетховена.
– Мадам, напоминаю, что нельзя прерывать сеанс во время действия. Прошу сохранять тишину, пока мадам Тадески входит в мир духов. Будьте уверены, как только события начнут выходить из-под контроля, все будет остановлено.
Дворецкий потушил несколько свечей, оставив одну.
– Настройте сознание на ту волну, которая приблизит вас к тем, кого уже нет в живых.
Мадам Тадески начала погружаться в транс, голова у нее запрокинулась, плечи и руки напряглись. Закрыв глаза, она глубоко вздохнула и замерла. Я наблюдала за ней, чувствуя страх. Тут прохладный сквозняк коснулся моего лица, а пламя единственной свечи задрожало и чуть не погасло.
Мадам Тадески подняла голову, будто прислушиваясь к чему-то. Вскоре взгляд стал осмысленным, и она кивнула, приветствуя незримого гостя. Я заволновалась и принялась оглядываться.
Постепенно сбоку стало появляться белое сияние, все светлее и светлее, но оставалось бесформенным. Вдруг оно стало приближаться. Я услышала участившееся дыхание мадам Тадески, и она произнесла:
– Он приближается…
– Где? – закричала я.
Я вся напряглась, мне не хватало воздуха. Мадам Тадески прошептала:
– Смотрите на графин, он должен отразиться на стекле.
Я приблизилась к графину, боясь что-то пропустить. Вдруг в его стеклянных гранях отразилось лицо Артура. Я видела его так четко, словно он на самом деле стоял позади меня в этой комнате.
Артур смотрел на меня с хрустального графина и улыбался. Так он улыбался, когда чувствовал себя виноватым. Этой улыбкой он просил у меня прощения.
Я закричала:
– Милый, это ты прости меня! Я так сожалею! Верь мне! Я люблю только тебя и никого никогда уже не полюблю!
Артур улыбнулся другой улыбкой, очень нежной. Я не могла отвести глаз. Он со мной, он рядом, стоит протянуть руку, что и сделала…
Через несколько секунд он стал исчезать, просто растворяясь на стекле.
Я дико закричала:
– Нет! Не уходи!
Стекло опять стало темным, я оглянулась. Светлое облачко удалялось от меня, все дальше и дальше, следуя в тот угол, из которого и появилось.
– Вернись! Мадам, умоляю, верните его!
Мадам Тадески внезапно затихла, ее голова упала на грудь, глаза снова закрылись. Она замерла, порой у нее дергались руки. Вдруг она начала хрипеть и голова у нее откинулась назад. Она застонала и выгнулась дугой. Прибежал дворецкий и попросил меня:
– Мадам, извольте уйти, сеанс закончен.
Я встала, и в этот момент мадам Тадески начала биться в припадке, глаза вытаращились, из горла вырвалось рычание. Я выскочила вон!»
* * *
С утра воздух был тяжелым, насыщенный приближающимся дождем. Что-то мрачное и гнетущее чувствовалось в воздухе, а у Анны возникло беспричинное чувство тяжести на сердце.
Весь день она писала на кухне, вставая лишь для того, чтобы заварить еще кофе. На улице потемнело от свинцовых грозовых туч, полностью обложивших все небо, в удручающей духоте пахло грозой.
Анна раскрыла окна и отрешенно смотрела перед собой. Блеклые бабочки, похожие на цветки жасмина, бесшумно порхали в неподвижном воздухе…
Скорей бы дождь! У нее разболелась голова, а в доме нет ни вина, ни еды. Анна решила съездить за продуктами.
Подъехав к супермаркету, Анна увидела, что стоянка заполнена автомобилями. Она не сразу нашла место, где можно припарковаться. Сделав круг, она втиснулась между джипом и «девяткой».
Черная туча нависла над заливом, вдали уже слышались раскаты грома. Чайки орали, кружа в свинцовом небе. Волны вздымались и пенились, с грохотом бились о берег…
Когда Анна вышла из супермаркета с полными сумками, на стекле автомобиля что-то виднелось. Анна подошла и вытащила из-под «дворников» белый листок бумаги. Она думала, что это реклама, но тут увидела на обратной стороне надпись большими, красными буквами: «ПРОВАЛИВАЙ!»
Кто мог подкинуть этот листок? Девушка оглянулась, улица была пуста, лишь несколько покупателей сгружали пакеты с продуктами в багажники. Листок мог подкинуть кто угодно, но ей от этого не легче. Теперь даже город против нее.
Никогда Анна не думала, что получит такое письмо. В фильмах после таких записок, как правило, происходит что-то страшное. Анна положила письмо в сумку.
В эту секунду небо осветилось вспышкой молнии, и раскат грома заглушил все. Потоки ливня низверглись с неба и захлестали по мостовой. Анна заскочила в машину и, дав задний ход, выехала со стоянки.
Она ехала и смотрела в окно на капли дождя, которые, не прекращаясь, били по стеклу. Тут молния ударила в море, осветив все вокруг ярким блеском. Анна прибавила скорость, ей хотелось как можно быстрее оказаться дома…
В камине потрескивали дрова, и было очень уютно. Анна пила вино и смотрела на огонь. Раскаты грома сотрясали все вокруг, а тяжелые капли стучали по крыше.
Ей было тепло и уютно, она сидела и завидовала Матильде. Как бы ей хотелось испытать такую же любовь, за которую и умереть не жалко. Почему она не может ни внушить такую любовь, ни полюбить кого-нибудь такой любовью?
Анна еще раз тяжело вздохнула и открыла дневник.
«Теперь я ежедневно общаюсь с Артуром через мадам Тадески или посредством доски Уиджи. Иногда меня навещают мои старые друзья: барон Штицберг, корнет Алексин, князь N и другие. Сейчас у меня больше друзей в том мире, чем в этом…
Здесь не осталось никого, кто бы мог утешить и поддержать, все отвернулись от меня. В этом мире меня больше ничего не держит…
Сегодня особенно тоскливо, за окном нескончаемый дождь, и мне так одиноко. За ужином не смогла проглотить ни кусочка, пила только вино, хоть это было нелегко под пристальным взглядом слуг. Агнес и Халил с тревогой наблюдали за мной.
Бутылка вина вскоре закончилась, а спросить еще одну я не решилась. Да, я хозяйка этой усадьбы, и все равно мне не хватает смелости. К тому же в моей спальне припрятана бутылка шерри.
Я отодвинула бокал и не спеша поднялась из-за стола, хоть меня и пошатывало. Высоко подняв голову, я пошла в свою комнату, как можно прямее. Уверена, что слуги смотрят мне в спину, поэтому распрямила плечи и вскинула подбородок…
Проходя сквозь длинную анфиладу комнат второго этажа, я внезапно почувствовала на себе чей-то взгляд и невольно замедлила шаг. В глубине ниши я увидела силуэт человека. Шагнув вперед, я посветила свечой, вглядываясь в кромешную тьму. Глаза, смотревшие из темноты, мелькнули и исчезли в то же мгновение. Эти глаза последнее время всюду следуют за мной. Я быстро зашла в спальню и повернула ключ на два оборота…
Уже в комнате я расслабилась и вытащила из шкафа припрятанную бутылку шерри. Вино всегда вкуснее, когда за тобой никто не следит. Распустив корсет, я вытащила гребень из волос и сняла украшения.
После этого налила себе в стакан, сидела и цедила шерри, а маленький серый мотылек упорно бился о лампу ночника. Тонкий серп месяца равнодушно взирал на нас.
Я прислушалась, слуги чересчур тихо двигались за дверью. Наверное, что-то подозревают. К двери подошла Агнес и постучала, но я отослала ее прочь, сказав, что разденусь сама. Как меня сегодня все бесит: и мои слуги, что ведут себя как надзиратели, и нудный дождь, что стучит за окном.
В последнее время, я все чаще всех ненавижу, и меня пугает моя ненависть к людям. Что-то внутри меня сломалось и уже не починить, только пустота в душе и злоба ко всем. Я чувствую себя обманутой, словно мне было обещано что-то необыкновенное, а ничего не случилось. Жизнь прожита впустую, а годы уходят. Когда женщине сорок, сумерки наступают быстрее…
Уходят в прошлое мгновенья, но мне их не жаль, потому, что нет ничего, за что бы я держалась в этой жизни. Лишь по саду за окном замечаю, что время движется. Летом все в цвету, потом листья желтеют и опадают, а зимой сад белый. Вскоре придет весна, набухнут почки, и… я не хочу ждать весны, потому, что ее больше нет в моем сердце. Моя жизнь погребена под тяжестью воспоминаний и потерь…
Говорится, что каждому из нас отпущен срок, которого мы не знаем. Это неправда, я знаю свой срок. Он уже здесь, сегодня, сейчас. Что та старая ведьма из цыганского табора, пыталась мне сказать? Неужели она предвидела все, что случится со мной?
Я долила остатки шерри в стакан и заметила, что мотылек с обожженными крыльями лежит на столе. Глупые мотыльки, рвутся к огню до тех пор, пока не сгорают.
Вот и мы… мы тоже растрачиваем нашу жизнь на иллюзорную мечту, пока не поймем, что мечтали не о том…
Интересно, будет больно перед смертью или я просто усну? Что я увижу по пути? Вдруг ничего, лишь темнота и сырость вокруг? Тогда все обман, и я не встречусь с Артуром. Какая разница. Все равно там лучше, чем здесь. И я скоро все узнаю…
Я взяла в руки разрезной ножик и глубоко вонзила в вену. Кровь брызнула на стол, на платье, на туфли. Я полоснула по другой руке и смотрела, как льется на пол кровь. Тут свет начал меркнуть, сознание медленно угасало, я уплывала в никуда…
На этот раз я покидаю саму себя… навсегда… Дальше ничего не помню…
Я не ждала, что меня спасут. Но слуги следили за мной весь вечер и успели вызвать врача. Когда я пришла в себя и опасность миновала, врачи созвали консилиум и решили, что меня нужно поместить в психиатрическую клинику. И вот я среди психов, что бродят по коридору с отсутствующими лицами.
Зачем я тут? Та, кто сверкала на афишах и парила над толпой, внушала любовь и поклонение, та, кого обожествляли и кому служили…
Сейчас я среди тех, у кого нет будущего, и никому до меня нет дела. Всем наплевать, если даже я отсюда никогда не выйду…
В первый день, увидев решетки на окнах и санитаров, похожих на орангутангов, я сильно испугалась. Меня вели через коридоры и палаты, где психи кричали и бесновались. Со страха я сама, похоже, свихнулась. Хотелось что-нибудь разбить или кого-нибудь ударить. Зубами я впилась в руку санитара с такой силой, что вскоре почувствовала на языке солоноватый вкус крови. Я стала орать и топать ногами. Брызжа слюной, я хрипло выкрикивала ругательства. Подбежали еще несколько санитаров, они моментально скрутили меня и надели смирительную рубашку.
Я долго не могла примириться с новой жизнью, но меня укротили. Врачи тут умеют усмирять непокорных. После сеанса шокотерапии я несколько дней сидела тупая и отчужденная. Нужно держаться! Медсестры не спускают с нас глаз. Я не пью таблетки, а прячу и однажды использую по назначению…
В коридоре пустынно и темно. Только над столом дежурной медсестры тускло светилась свеча. Сама же медсестра дремала на кушетке. Мне не уснуть.
Настроение такое ужасное, спертый воздух, запах хлорки и безнадежности…»
Анна перевернула страницу дневника и услышала легкий шорох. Отложив дневник в сторону, она на цыпочках подошла к ноутбуку и включила запись. За спиной послышались шаги, девушка замерла от страха. Кто там ходит? Вдруг шаги затихли позади нее и послышались уже в коридоре…
Анна выглянула и заметила темный силуэт, спускавшийся вниз по лестнице. На секунду она испугалась, но любопытство взяло вверх. Она быстро сбежала по ступенькам и увидела, что дверь на улицу приоткрыта. Никто не мог открыть дверь. Она выглянула на улицу и увидела женский силуэт, удаляющийся от нее прочь. Анне очень хотелось увидеть, кто бы это мог быть. Она прибавила шагу, но вскоре потерялась среди деревьев. Анна развернулась, чтобы вернуться в дом, но тропинка куда-то пропала. Вместо нее темная трясина под ногами, да корни деревьев, переплетенные, как змеи. Вдруг кроны деревьев сомкнулись над головой, закрыв полностью небо. Стало темно, как в глухую ночь, и мерзко запахло испарениями. Анна застыла на месте: где-то она уже видела такую картину. Картину… Точно! Такой же лес на портрете Матильды – за ее спиной. Этого не может быть!
От страха Анна обратилась в бегство, ей нужно выбраться отсюда. Она бежала сквозь дремучие заросли, вслепую, слыша только хлюпающее чавканье под ногами. Ветки деревьев хлестали по лицу, вцеплялись в волосы. Острые шипы колючек вонзались в кожу, ноги утопали в вязкой трясине. Анна то и дело падала и ранила себе руки о жесткие корни, но останавливаться было нельзя, и она вставала и снова бежала. Казалось, что кто-то уже догоняет ее, наступая на пятки. Она бежала так быстро, что сердце, казалось, разорвется. Вот уже слышно за спиной чье-то дыхание, Анна резко остановилась и развернулась.
В нескольких шагах стояла Матильда и смотрела прямо на нее. Как всегда, жутко красивая, глаза сверкали ярким блеском, а на губах змеилась хищная улыбка. Лишь чересчур бледное лицо выдавало, что Матильда чужая в нашем мире – в мире живых. Тут она засмеялась и поманила Анну рукой. Этот демонический смех звучал настолько жутко, что от ужаса Анну парализовало.
Вокруг – тьма и могильная тишина… Анне хотелось закричать, но слова застыли на губах. И ноги стали ватными, точно отнялись… Тут она проснулась в холодном поту, задыхаясь…
Анна долго не могла сообразить, где она. Ее знобило, она обхватила себя руками, чтобы немного согреться. Мысли постепенно приходили в норму. Это лишь сон, успокаивала она себя, но вдруг обратила внимание на свои ноги – грязные и мокрые, словно она гуляла по росе. Подол юбки тоже был мокрый и разорванный… Что это значит? Она оглядела комнату и увидела, что ноутбук включен.
Анна подошла и увидела, что запись идет. Она уселась за стол и принялась смотреть.
Первое, что она увидела, как включает запись, вскоре позади нее послышался звук шагов. Она встает и подходит к двери, подождав немного, выглядывает в коридор. Чуть слышны чьи-то удаляющие шаги, потом негромкий скрип открываемой двери.
Анна осторожно выходит из комнаты и слышны лишь ее шаги, спускающие по лестнице.
Полчаса была тишина и пустая комната. Потом послышалась странные звуки, вскоре тихие спотыкающиеся шаги. Анна напряглась и увидела, как она входит в комнату с грязными ногами и в мокрой юбке. Взгляд как у сомнамбулы. Она прошла мимо ноутбука, и слышно, как садится на кровать. Послышался тяжелый вздох, потом еще, всхлипы, скрип кровати и… тишина… Потом снова скрип кровати, тихие шаги, и видит себя, подходящую к столу. Что это было?