Иногда просто невозможно представить, сколько всего может произойти за один день. Анна даже не подозревала этого, когда размешивала сахар в давно остывшем кофе, сидя за столом. Перед ней стояли коробка с печеньем, сливовый джем, сливки…
Ее мучил вопрос: что случилось с ней ночью? Эта история добавила загадок в и без того сложнейший пазл…
По привычке Анна потянулась за таблетками, но упаковка была почти пуста. Она позвонила и записалась на прием к психиатру. Ей повезло, что секретарша смогла найти свободное время вечером.
Анна открыла дневник.
«Если пристально интересоваться иррациональным, то оно со временем овладеет твоим мозгом. Так и случилось. У меня с психикой явно что-то не в порядке. Смотрю вниз, и земля зовет меня. Хочу прыгнуть из окна, избавившись наконец от бредовых идей, что долбятся в виски. Хочу добровольно капитулировать, покончив собой, но мне не дали. Вместо этого снова связали…
Самым трудным было отсутствие надежды. Ведь никогда не знаешь, выпустят тебя или ты сгниешь в этих стенах. Многие на этом ломались, и санитары утаскивали их на другой этаж. Я тоже могу в любой момент оказаться там, где лежат хроники, которые в клинике пожизненно.
Пишу, сидя на улице, – нас иногда выпускают погулять. Напротив меня сидит девушка с измученным, обреченным лицом. Она разговаривает сама с собой: временами жалобно, будто что-то выпрашивает, то вдруг начинает ругаться. Голос и выражение лица постоянно меняются: то жалостливый, оправдывающийся, то резко меняется на хамский, упрекающий.
Мне хочется подойти к ней и узнать: о чем тут спор? О чем не могут договориться две личности, находящиеся в ней? Но тут подошли санитары и увели ее в палату.
На ее место сел мужчина, его лицо искаженно гримасой боли, щеки ввалились, взгляд блуждает. Он не может говорить, лишь мычит…
Вокруг меняя не люди, а тени. Психиатрическая клиника – это мир теней. Я боюсь, что скоро стану одной из них, угасающей тенью…
Тут нет жизни, лишь комнаты, уставленные кроватями, лишь гравиевые дорожки, по которым прохаживаются унылые женщины с распущенными седыми волосами.
Я устала от всего: от страха быть переведенной на другой этаж, пить таблетки, от которых я тупею, хотя в последнее время научилась их прятать под язык. Устала есть с аппетитом эту бурду, которую они выдают за пищу, от бдительных взглядов санитаров, которые всегда начеку, только и ждут, как бы заломить руки.
И вот я загнана в угол или сама загналась… Кругом пустота и безысходность, и лучше умереть. Там лучше. Там я буду собой, смерть освободит меня от клоунады…
Время движется по замкнутому кругу – все повторяется: и наше прошлое, и наше будущее, и не важно, в каком порядке. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца… Моя жизнь разрушена злым духом, и единственный выход из этого порочного круга, где за тобой всегда следит некто, – это задернуть шторы, выпить все таблетки и отдаться в царство сна.
Ведь смерть – это еще не конец жизни, а всего лишь перевоплощение. И я приду из мира мертвых, чтобы войти в чью-то жизнь».
Анна замерла на месте с дневником в руке: «…я приду из мира мертвых, чтобы войти в чью-то жизнь…»
«Что если… даже страшно об этом подумать. Ведь чем-то я потревожила Матильду? Зачем она вернулась в мир живых? Как мне обратно загнать ее в могилу?»
Как заколдованная Анна шла в ту комнату. Цепенея от страха, она достала спиритическую доску. Зажгла свечи. Почему она это делает?
Ей вспомнилось выражение, которого она не понимала раньше, – упоение ужасом. Теперь она знает, что это значит. Ведь страх – это не всегда отвращение, страх может быть наслаждением. В момент жуткого страха мы не бежим, все потому, что этот ужас на уровне экстаза. Страх – это экстаз. Страх действует как наркотик.
Однажды испробовав, ты хочешь вновь и вновь. Иначе зачем бы мужчины так рвались на войну? В момент ужаса мы перестаем бояться самого страшного – смерти…
Смерть – самый важный вопрос в нашей жизни, в ней сокрыта главная тайна. И разгадаем мы эту тайну, лишь встретившись со смертью лицом к лицу…
Анна разложила доску и зажгла свечи:
– Матильда, это ты?
Пару секунд ничего не происходило. Потом курсор начал рывками двигаться под пальцами у Анны. У слова «ДА» он остановился.
– Ты… ты вернулась их мира мертвых?
Короткая пауза. Анна была напряжена и сосредоточенно ждала, что произойдет.
Курсор, сделав круг, снова оказался у слова «ДА».
– В чью жизнь ты хотела бы войти?
В комнате повисла зловещая тишина, слышно было лишь потрескивание свечи. Со страхом Анна следила, как курсор выводил слово «Т», «В», «О» и «Ю».
Анну затрясло мелкой дрожью, глухим голосом она спросила:
– Ты не оставишь меня в покое?
Несколько секунд курсор был неподвижен, потом дернулся и становился на слове «НЕТ».
* * *
Анна выскочила из дома, ей было страшно оставаться в нем. Как остановить Матильду? Кто может ей помочь? Мадам Тадески…
Интересно, имя «мадам Тадески» упоминается в истории? Что скажет на это Гугл?
Ей не хотелось возвращаться назад, и она решила поехать в интернет-кафе.
Анна гнала, что было мочи, на повороте ее чуть не занесло. Кто-то из водителей посигналил ей, но Анна лишь послала его к черту. У кафе она резко затормозила и вынула ключ из замка зажигания.
Купив чашку кофе, она уселась за свободный столик. Набрала в поисковике «мадам Тадески», результат превзошел все ожидания. На первом месте был сайт «Багира Тадески».
Дрожащей рукой Анна нажала на ссылку: «Потомственная ясновидящая, медиум и экстрасенс Багира Тадески».
Анна уставилась на экран, не веря своим глазам.
«Багира Тадески – раскладываю карты Таро на прошлое, будущее, личную жизнь, карьеру, здоровье…
Гадание по огню, анализ жизненных ситуаций, определение скрытых врагов, устранение заговоров…
Доска Уиджи – связь с душами и духами (для экстренных ситуаций и для связи с усопшими)…»
Анна нашла и прочитала адрес. Это же следующая улица, что находится за кафе на набережной.
Она запрыгнула в машину и рванула. Через пять минут уже была на парковке у кафе. Решила оставить машину здесь, так будет лучше, никто не узнает, что она ходила к Багире Тадески. У Анны было предчувствие, что разгадка тайны за теми дверьми…
Дом представлял собой двухэтажный кирпичный особняк, выкрашенный в отвратительный темно-желтый цвет. Это был один из тех старомодных домов с флигелем и широким крыльцом. Окна были узкие, будто бойницы средневекового замка.
Анна вошла в парадную дверь и после яркого солнечного дня, ей пришлось на несколько секунд зажмуриться, чтобы глаза привыкли к темноте.
Анна сразу увидела латунную табличку на двери: «Багира Тадески». Она дважды нажала на кнопку звонка. За дверью раздался звон колокольчиков, потом послышались шаркающие шаги, какая-то возня, звякнула цепочка, заскрежетали металлические задвижки. Дверь со скрежетом открылась, и перед Анной появилась женщина средних лет, ничем не примечательной внешности, смотревшая на Анну подозрительным взглядом:
– Вы записаны?
– Нет, но мне срочно нужно увидеть мадам Тадески.
– Багира Тадески, – поправила женщина, – принимает только по предварительной договоренности.
– Мне понадобилось срочно, и не было времени записываться. Я подожду, мне необходимо ее увидеть.
– У нас так не принято, – настаивала на своем женщина.
– Пусть зайдет, – проскрипел голос откуда-то сбоку.
Анна быстро повернула голову. Перед ней появилась старая женщина, одетая в китайское кимоно, с высохшим лицом, изъеденным глубокими морщинами. Что-то жутко знакомое было в ее облике.
– Заходи.
Комната, в которую они вошли, выглядела как антикварная лавка. В углу стояла ширма, расписанная золотыми драконами, на столе и полках – бронзовые и нефритовые статуэтки, причудливые раковины, магические шары, шкатулки с каббалистическими знаками. Вся эта атрибутика порождала суеверный страх.
Стул, на который уселась Багира, выглядел как готический трон. Анна села напротив и молча уставилась на старуху. Тадески внушала ей страх, ее глаза со злобой скользили по лицу Анны.
– Зачем пришла?
То, что старуха ее знает, Анна поняла по интонации и по взгляду. Она растерялась, но, увидев на столе карты Таро, ответила:
– Разложите мне карты Таро.
Зловещая ухмылка промелькнула на лице Тадески. Анна похолодела от страха – старуха точно знает, кто она.
– Я могу разложить карты, но ты хочешь не этого.
– Если вы знаете, чего я хочу, то зачем спрашиваете? Объясните мне, что случилось?
– Держись подальше от этой истории и возвращайся обратно как можно быстрее. Это все, что я могу сказать. Ты послушаешь меня?
– Нет. Откуда вы меня знаете? А если знаете, то зачем лицемерите?
– Тебе лучше этого не знать. Поверь мне, лучше ничего не знать. Но ты упертая, как сама Матильда.
Это был лучший комплимент для Анны, хоть чем-то она похожа на свою мятежную родственницу.
– Я и так завязла во всей этой истории по самое не хочу, поэтому не уеду, пока не узнаю все до конца.
– Не обессудь, я предупредила тебя.
– Спасибо за то время, что потратили на меня, – Анна достала кошелек.
– Грехи отцов падают на потомков, и даже в седьмом поколении. Матильда согрешила, и ты грешна, – старым высохшим пальцем мадам Тадески ткнула в сторону Анны. – Денег я твоих не возьму, и лучше бы я тебя не видела…
Анна вернулась к своему автомобилю и уже открыла дверь, как услышала свое имя. Она оглянулась – на пороге стояла официантка из кафе:
– Зайди.
Анна по голосу поняла, что та уже все знает, и разговор будет не из приятных.
– Была у Тадески?
– Вы же все знаете… Вы все тут знаете, даже то, чего я не знаю! – завелась Анна.
– Ты уверена, что тебе нужно это знать?
Анна промолчала.
– Что сказала Тадески?
– Ничего, – пожала плечами Анна. – Сказала, чтобы я убиралась.
– Она права, так будет лучше для всех.
– Чем я вам помешала?
– Тем, что нечисть опять оживилась.
– Вы видели кого-то?
Она молча скосила глаза в сторону коридора.
– Там? – спросила Анна.
Она кивнула головой в знак согласия и добавила:
– В подвале. Больше ничего не скажу.
Зашла группа молодых людей, смеясь и громко разговаривая, и заняли стол посередине. Официантка направилась к ним, и поговорить с ней уже не было возможности.
Анна смотрела в сторону коридора, и неведомая сила тянула ее туда. Воспользовавшись тем, что официантка занята, Анна вышла в коридор, который вел с одной стороны на улицу, с другой в подвал, где вход был загроможден бочками, ящиками из-под пива, пустыми бидонами. Она спустилась на одну ступеньку, но чья-то рука легла ей на плечо:
– Не делай этого, – услышала она за спиной.
Анна оглянулась, перед ней стоял старик с руками музыканта, что всегда сидел на своем месте с кружкой пива.
Анна спросила:
– Вы знаете, что там?
– Я-то знаю, а вот тебе лучше не знать.
Две девушки, смеясь, выскочили в коридор:
– Туалет здесь?
– Да, – ответила Анна и показала рукой. – Налево.
Оглянулась, а мужчины нет. Анна кинулась в официантке:
– Вы не скажете: куда делся мужчина, с которым я только что говорила? Он сидел за этим столиком.
Официантка на секунду задумалась и ответила:
– Не помню никого.
– Он всегда сидит за этим столиком. Длинные седые волосы, руки музыканта, пиджак в виде смокинга, только весь вконец потрепанный.
Официантка странно смотрела на нее и молчала.
– Только не нужно говорить, что это мне привиделось! – крикнула Анна и осеклась на полуслове. – Он там на фото…
И подвела официантку к фотографии висящей на стене.
– Это Берецкий, – ответила официантка. – Он пианист, то есть был пианистом. Только он умер…
– Не может быть!
– Я же говорю, что нечисть пришла в движение.
– Сколько нам ждать? – заволновались, сидящие за столиком парни. – В горле уже пересохло!
Официантка вернулась к посетителям, а Анна выскочила на улицу и увидела силуэт Берецкого, скрывшийся за поворотом…
Не теряя ни секунды, Анна побежала за ним. Улица была пустынной, она завернула в проулок и вскоре уткнулась в калитку. Это был очень старый, почти разрушенный двухэтажный дом. Двор был безлюден и тих, и эта тишина казалось враждебной. В окнах ни света, ни каких-то звуков. Обшарпанная входная дверь. На миг Анна усомнилась, стоит ли продолжать поиски и не лучше ли оставить все как есть? Нет, она должна разгадать эту тайну.
В подъезде остро пахло мочой, кошками и старыми окурками. На лестничной площадке всего одна квартира. Анна протянула руку и прикоснулась к кнопке звонка. Звук гулко отозвался в глубине квартиры. Она нервно ждала, но никто не открывал ей дверь. Подождав немного, она опять нажала на кнопку звонка. Послышался какой-то шум, и снова все смолкло. Она прижалась щекой к двери… и она открылась…
Анна осторожно заглянула внутрь и тихо спросила:
– Тут есть кто-нибудь? Можно войти?
Ей никто не ответил. Она зашла, в коридоре было темно и тихо. Атмосфера этого мрачного дома была настолько странной и пугающей, что Анна уже хотела отказаться от своей затеи. Внутри никого не было – ни живого, ни мертвого. Она стояла и ждала, чувствуя, как бешено колотится сердце, словно в предчувствии чего-то нехорошего. Анна еще раз спросила:
– В доме кто-нибудь есть? Можно я зайду?
– Ты уже зашла, – послышалось где-то сбоку.
Было в этом голосе что-то безумное и безжизненное. Она с опаской шла по темному коридору на голос, Берецкий сидел в кресле, в руке у него был бокал с чем-то темным. В камине горел огонь. На столе стояла бутылка коньяка, ваза с засохшими цветами, пепельница, полная окурков. Тяжелый запах табака, сырой штукатурки, плесени прочно въелся в обивку кресел, в занавески, обои. Воздух был спертый и затхлый. Как он может жить среди этой грязи, тяжелого запаха и запущенности?
Хриплым голосом Берецкий продолжал:
– Как я любил Матильду!
– Я видела вас на фото…
– Зачем ты тут? Слабое напоминание о ней.
– Женщинам такое не говорят, – обиделась Анна. – Конечно, я понимаю, что мне далеко до Матильды, но не нужно так меня принижать.
– Таких, как Матильда, больше нет…
– Тогда я пошла, – развернувшись, Анна пошла в сторону выхода.
– Обиделась?
– Нет, уже привыкла, – пожала плечами Анна. – Вы не первый, кто сравнивает нас, и обычно сравнение не в мою пользу.
Берецкий сидел и неподвижно смотрел на огонь. Только сейчас Анна разглядела его лицо. В глубоко запавших глазах таилось нечто безумное, у рта горькие морщины, кожа потрескавшаяся, как пергамент.
– Подождите, как вы могли знать Матильду? – спросила Анна. – По всем подсчетам этого быть не могло… Столько лет прошло…
Берецкий проигнорировал ее, продолжая смотреть на огонь и разговаривать самим с собой:
– Она любила и понимала музыку – редкая женщина. Я часто играл ей Бетховена…
– Это невозможно! При всех подсчетах вы никак не могли знать Матильду! Это невозможно!
– А что возможно?
Анна подошла чуть ближе к нему и смущенно спросила:
– Можно до вас дотронуться?
Берецкий молча протянул ей руку. Анна медлила, ей было страшно. Он еще ближе поднес свою руку к Анне, но та отпрянула от Берецкого.
Он скрипуче засмеялся:
– Чего ты испугалась?
– Да, мне страшно. Боюсь, что вы не живой. Я уже запуталась и часто не понимаю, кто вокруг меня живой, а кто…
– Какой же я, по-твоему?
– Призрачный, эфемерный, виртуальный, – Анна пыталась подобрать слова.
– Уверена, что ты не эфемерна?
– Нет, не уверена. С каждым днем я все больше и больше сомневаюсь в том, что я реальна.
– Как доказать, что все окружающее нас не эфемерно?
– Вот этот огонь реален, это не химера. Смотрите!
Она дотронулась до огня и, вскрикнув, отдернула руку. Показывая ладонь Берецкому, на которой уже появлялся волдырь, она сказала:
– Огонь реальный, он оставил реальный ожог, что бы вы ни говорили. Видите! Боль была настолько реальная, что из-за этой боли на глазах выступили реальные слезы. А вот насчет вас я не уверена, – покачала головой Анна.
– Так легко проверить, стоит лишь дотронуться до моей руки – снова протянул ей руку Берецкий.
Она отскочила в угол. Этот полоумный музыкант, выглядевший как пришелец с того света, жутко пугал ее.
– Не знаю, как все происходящее объяснить. Может, сны, что снились мне в последнее время, лишь отзвук реальных событий, происходивших в прошлом.
На стене были фотографии, на одной Берецкий сидит с Матильдой. Анна уже где-то видела этот снимок, но сейчас кое-что насторожило. Как? Фотографии более полувека, а этот Берецкий мало чем изменился. Разве тому может быть объяснение? Сейчас Анна готова к чему угодно… От напряжения у нее закружилась голова, она закрыла глаза, вцепившись за стену, и… тут Анна пришла в себя и оглянулась, она стоит в кафе и разглядывает фотографии, развешанные на стене.
К ней подошла официантка:
– Кого разглядываешь?
– Его.
– Берецкого? Он был хорошим пианистом. Местная знаменитость…
– Когда он умер?
– Много лет назад. Уже и не помню… А что? Только не говори, что ты его видела…
– Да, и даже была у него в гостях. Его дом там… за поворотом…
– Я тоже его видела недавно. Думала, показалось. Ан нет…
Всю дорогу до клиники Анна ехала не спеша и смотрела в окно на мелькающие за стеклом дома, рекламные щиты, террасы кафе, лежащих на асфальте собак, катающихся на скейтах подростков. Затесаться бы в эту беспечную толпу, потягивать ледяную колу за столиком на набережной и забыть все проблемы.
Улыбнувшись, секретарь сказала:
– Добрый вечер! Проходите, пожалуйста!
Анна зашла в кабинет и поздоровалась. Доктор подняла на нее взгляд:
– Присаживайтесь. Слушаю вас. Есть какие-то улучшения?
– Нет. Меня мучает страх, и на то есть реальные причины. Понимаете, я не ипохондрик, не из тех, кто копается в собственном подсознании в поисках источника страхов. Я читала, что есть зыбкая грань между сном и реальностью, вот эту грань я часто переступаю.
– Поясните, – попросила доктор.
– Я вижу сны, а вскоре они сбываются, вижу людей в своих снах, а они, оказывается, существовали. Вы можете мне это объяснить?
– Я лишь доктор и не могу все объяснить. Есть вещи, что лежат за пределами понимания…
– Матильда покончила собой, а до этого лечилась в психиатрической клинике. Ее лечили шокотерапией. Вы думаете, болезнь Матильды передалась мне по наследству? У моей матери с психикой не было проблем, насколько я помню…
– Возможно. Психические заболевания, которые передаются по наследству, иногда передаются через несколько поколений. То, что у вашей сестры или матери с психикой нет проблем, еще не страхует вас от психического заболевания.
– Спасибо. Успокоили…, – задумалась Анна. – Такое может случиться, что нечто потустороннее вселилось в меня и пытается уничтожить?
– Не думаю… Были случаи, когда пациенты с определенными неврологическими заболеваниями ощущали присутствие потусторонних сил. Это до сих пор полностью не изучено. Некоторые чувствуют чужое поле, и…
– И что было с этими пациентами?..
– Эти пациенты подверглись лечению.
– Какому лечению? Шокотерапии?
– Шокотерапию давно не делают. Сейчас есть медикаменты…
– Я хочу вам кое-что показать, – доверительно зашептала Анна, наклонившись к доктору. – Смотрите…
Она достала ноутбук и открыла файл с видеозаписью:
– Вот смотрите.
Запись пошла, но ничего из того, что Анна хотела показать, не было. Не было ни движущего кресла, ни тени, ни открывающихся дверей, ни Матильды.
– Она все стерла! Она вторглась в мой комп и все стерла!
– Кто она?
– Матильда или кто-то из них, – ответила Анна.
– Кто такая Матильда?
– Мая прабабка. Не смотрите на меня так! Я не сдвинулась! – резко крикнула Анна.
– Успокойтесь! Вам что-то померещилось или приснилось, такое случается от усталости или перенапряжения.
– Черт! Зря я вам все рассказала. Мне ничего не приснилось! Я не хотела ничего рассказывать вам, это вы меня заставили! Теперь делаете из меня психованную! Не нужно мне вашей помощи! Ведь вы ничего не понимаете! Дело совсем не во мне, а в доме. Тут нужен не врач, а скорее…
– Я понимаю больше, чем вы думаете. Вы чувствуете себя незащищенной, и от этого могут быть странные сны. Это подсознательная реакция…
– Опять та же песня… незащищенной, неудовлетворенной… Доктор, сознайтесь, вы мне уже поставили диагноз?
Проигнорировав вопрос, доктор перевела разговор:
– У вас случаются периоды депрессии, панической атаки, тяга к суициду без видимых причин?
– Что за идиотские вопросы вы задаете? Я не больна, у меня нет психических расстройств. Что-то извне приходит ко мне, вы понимаете?
– Я не утверждаю, что вы больны, но что-то вас тревожит. Вот это я и пытаюсь выяснить.
– Вы обращаетесь со мной, как с психопаткой. Мне нужна помощь, а меня записали в психи.
– Вас никто никуда…
– Да замолчите вы! Это была идиотская идея прийти сюда. Не понимаю, чего я ждала от психиатра? Что меня поймут? – тут Анна вскочила. – Я ухожу.
– Подождите!
– Чего ждать? Чтобы и дальше со мной обращались как с больной? Довольно с меня!
– Секунду, – попросила доктор.
Она встала и прошла в угол, где стоял шкафчик с медикаментами. Достала чистый стакан и что-то накапала в него, разбавив водой.
Пока доктор сосредоточенно капала в стакан, Анна открыла ящик стола, где хранились бланки для рецептов. Вытащив парочку, она быстро поставила печать на них и засунула в сумочку.
– Выпейте.
Анна послушно выпила все, что принесла ей доктор, и спросила.
– Можно я пойду?
– Да, конечно.
Она выскочила из кабинета и промчалась мимо ошарашенной секретарши. Лифт был занят, а ждать не было сил. Где-то должна быть лестница. Немного замедлив шаг, Анна споткнулась и так сильно ударила локоть, что прикусила губу, чтобы не застонать. Потирая ушибленное место, Анна направилась к лестничному пролету, ведущему вниз. Не заметив ступеньку, он снова запнулась и сильно подвернула ногу. Ее знобило, казалось, что она никогда не выберется из этого бесконечного коридора, и ступени не закончатся никогда…
Уже зажглись уличные фонари и подсветка зданий. Анна шагала по дороге, вокруг сновала беспечная толпа, неохотно расступавшаяся перед ней. Всякий раз Анна обмирала, когда кто-нибудь нечаянно задевал ее…
Анна уселась в сквере на лавочке. Улицы, как и раньше, заполнены людьми, которые, как и раньше, куда-то спешили, вереница автомобилей двигалась по мостовой. Все как раньше, но что-то изменилось. В мире или в ней самой, Анна не могла точно сказать. В одном она была уверена точно, что никогда не будет прежней…
Ее мир сдвинулся, стал неустойчивым и коварным. И возврата к прежней жизни нет, и впредь эти кошмары будут преследовать ее, как смертельная болезнь. Анну пронзила тоска по счастливому неведению, с которым она распрощалась.
Она сидела и смотрела, как останавливались автобусы, из них выскакивали пассажиры и спешили каждый в свою жизнь. Напротив кинотеатр, неоновыми огнями сверкают афиши. Из закусочной слышны музыка и веселые возгласы. Толпа и музыка подействовали на нее успокаивающе.
Из кинотеатра вышла толпа зрителей, смеясь и громко разговаривая. Одна пара отстала от всех. Девушка наклонилась и шепнула что-то на ушко своему спутнику. Он прижал ее к себе и поцеловал. Тут подъехал автобус, и они вошли в него. Автобус фыркнул и быстро покатился по дороге…
На Анну накатила жгучая тоска. Словно счастье и прежняя спокойная жизнь уехали вместе с этим автобусом. Она сидела и с завистью наблюдала, как вокруг кипит жизнь, но чувствовала себя вырванной из нее…
Она увидела аптеку и, встав под фонарем, достала из сумки пустые бланки, что украла у врача, и старый рецепт. Быстро скопировала каракули врача и зашла в аптеку…
* * *
Темнело. На небе загорались первые звезды. Жара уже спала, и стало прохладно. Зажглись дорожные знаки. Анна свернула с трассы, направляясь к усадьбе. Затормозила у подъездной аллеи и остановилась. Она страшилась заходить в темный дом, который зловеще возвышался в темноте, а ветер качал деревья и выл в густых кустарниках.
Проглотив пару таблеток, Анна вылезла из машины. Она вся дрожала, поднося ключ к замочной скважине. Протяжный скрип петель. Рывком открыла дверь и прислушалась, в доме было очень тихо. Анна быстро забежала к себе в спальню и достала ноутбук. Открыла видеофайл и увидела двигающееся кресло, смотрящую в камеру Матильду.
– Ах так! Дома все показываете, а у врача я выглядела полной идиоткой из-за вас! Как бы мне это сохранить, чтобы вы опять не соскочили? Если загрузить в Ютуб?
Анна поставила загружать видео и налила себе вина.
«Загрузка была успешной» – сказал ей Ютуб. Анна включила на просмотр, но на экране ничего не происходило.
– Тварь! Что же делать? Думай, думай… Вот что…
Анна включила видеозапись и решила записать на мобильный. Когда она нажала на запись, ноутбук вспыхнул и отключился. Как ни пыталась она подключить его снова, ей это не удавалось. После нескольких неудачных попыток Анна взбесилась и, развернувшись в сторону туалетного столика, где стояли фотографии Матильды, резко крикнула:
– Ах ты сука!
Подбежав, она схватила фотографию в рамке и кинула в угол комнаты:
– Ненавижу! Все из-за тебя!
На секунду воцарилась такая особая тишина, как это случается перед лавиной…
И резко все пришло в движение: кресло направилось к ней, захлопали двери в коридоре, кто-то ударил по клавишам рояля…
Анна схватила сумку и босиком сбежала по ступенькам. Забежав на кухню, она нащупала выключатель, включила свет и закрыла дверь на замок. Схватив самый большой нож, она уселась на стул, от страха у нее зуб на зуб не попадал.
Было тихо. На столе стояла открытая бутылка вина, Анна глотнула прямо из горлышка и прислушалась. Скрипнула половица. Анна достала таблетки из сумки и приняла несколько штук, запив вином.
Послышался легкий шорох, словно кто-то спускался по ступенькам. Анна замерла. Кто-то осторожно крался по коридору, слышен был скрип паркета и едва различимый шорох, словно кто-то ощупью двигался в темноте. Сейчас этот «кто-то» стоит за дверью. Вдруг щелкнул выключатель и в коридоре зажегся свет. Анна аж задохнулась от страха…
Теперь дом – это ловушка, ей не выбраться отсюда. Анну трясло, как в лихорадке, и вдруг на кухне погас свет. Темень такая, что руки не видно.
На ощупь нашла свечу и спички, и зажгла их. Под дверью полоска света и видны чьи-то шаги. Нечисть так близко, лишь эта хлипкая дверь разделяет их друг от друга.
Весь мир против нее, и нет у нее сил никаких бороться дальше. Анна схватила нож и, размахнувшись, запустила им через всю кухню. Нож вонзился в дверь. За дверью послышался скрипучий смех. Разве можно нечисть напугать или убить ножом? Сбоку послышался слабый шорох. Анну заколотило от ужаса, она медленно повернула голову и оторопело застыла, вглядываясь в темноту.
Облако светлого дыма приближалось к окну. Потянуло холодом, облако сгустилось, стало плотным, и обратилось человеческой фигурой… Матильда? Не может быть! Тогда кто там ходит в доме? Под дверью полоска света и видны чьи-то шаги. Они повсюду и сейчас зайдут. От них не скрыться. Анна отхлебнула прямо из бутылки, таблетки начинали действовать. Она проглотила еще несколько и почувствовала приятную легкость в голове.
На столе дневник Матильды. Анна схватила его и открыла на последней странице. Ярко-красным фломастером она записала свои последние мысли.
«Все, что произошло со мной, – чья-то злая шутка или паранойя моего разума?..
Я боюсь. Ведь бред, навеянный страхом, ужаснее в сотни раз, чем любая действительность. Страх глубоко проник в меня, так глубоко, что сумел материализоваться. Мои кошмары стали явью, теперь они часть моей жизни.
Поэтому я выхожу из игры, лишь так я избавлюсь от гнета страха.
И я тоже приду из мира мертвых, чтобы войти в чью-то жизнь. И я уже знаю в чью…»
На столе лежит фотография с Верой, сделанная несколько лет назад. Анна разорвала на две половинки и положила часть снимка с Верой в дневник, поставив подпись: «Я несу двойное проклятие за себя и за Матильду…»
Она быстро проглотила все таблетки, запивая вином. Она торопилась, так как боялась передумать. Вскоре все поплыло перед глазами и зашумело в ушах.
Анна ногтями царапала кожу, неразборчиво звала кого-то, но никто не смог ее услышать. По телу разливалось вязкое тепло, и стало уносить. Она попыталась вызвать «скорую» или позвонить Вере, но мобильный выпал из рук, а глаза стали закрываться. Анна упала на пол и лежала скрючившись между столом и плитой.
Тут она поплыла все дальше и дальше, не ощущая ничего…