На рубеже 60-х годов прошлого столетия обозначилась смена поколений в английской литературе. Жанр эпического остросюжетного повествования, посвященного судьбам общества и проблеме отношений между личностью и общественной средой, жанр, представленный мастерами «блестящей плеяды» — Диккенсом, Теккереем и другими, менее значительными прозаиками, уступил место камерной творческой манере, которая нашла выражение в жанре психологического аналитического романа. Область эту отмежевал себе видный романист Джордж Мередит, получивший еще при жизни широкое признание.

Устанавливая преемственную связь между «блестящей плеядой» и просветителями XVIII века, критика нередко продолжала хронологическую параллель и сравнивала Мередита со Стерном, который противопоставил причудливо сплетенную, хаотическую ткань «Тристрама Шенди» стройным и рационально организованным эпопеям Филдинга и Смоллетта. И в самом деле, как Стерн, так и Мередит анализировали в своих произведениях проблему нравственного развития человека и стремились проследить, как формируется сознание личности в социальной среде. Интерес Стерна к безотчетным импульсам мысли, к субъективному и особенному в психике питался его отвращением к теории «безупречного и всеобъемлющего Разума», которую исповедовали просветители. Разумеется, искусство Стерна не могло быть забыто спустя сто лет. Но, зная и высоко ценя этого писателя, Мередит обратился к своим этюдам внутренней жизни героев под влиянием идейных веяний и важнейших тенденций научно-философской мысли своей эпохи. Его творчество явилось также реакцией на мировосприятие и поэтику писателей старшего поколения и современных ему литературных школ. Значение Мередита и особое место, занимаемое им в потоке английской литературы XIX века, определяются не только своеобразием его дарования, но и неповторимыми конкретно-историческими чертами воспитавшей его общественной среды.

1

Джордж Мередит родился 12 февраля 1828 года в городе Портсмуте. Дед и отец его были портными, известными в то время поставщиками флотского обмундирования. От матери-ирландки, урожденной Макнамара, дочери содержателя таверны, он унаследовал пылкую и чрезмерно восприимчивую к жизненным огорчениям кельтскую натуру. В отрочестве он более всего страдал от действительных и мнимых уколов самолюбию и, стремясь скрыть свое «низкое» происхождение, не искал сближения со сверстниками. Уже тогда самоанализ сделался отличительной чертой его психического склада. Впрочем, потребность победить снобизм, против которого восставали его демократические убеждения, постоянно жила в нем. С особенным увлечением, но не без доли сарказма выводил он впоследствии в своих книгах образы плебеев, возомнивших себя отпрысками аристократических родов. Таков, например, Ричмонд Рой, списанный с деда, Мельхиседека Мередита, в романе «Приключения Гарри Ричмонда» (1871). Таков и Эван Гаррингтон в одноименном автобиографическом романе (1860), герой, искупающий грех тщеславия ценой унижения и стыда. Вернон Уитфорд из «Эгоиста» также, несомненно, представляет собой вариант униженного плебея, но это образ из «комедии для чтения», то есть идеализированный и «просветленный».

С девяти лет Мередит стал ходить в местную классическую школу, а когда после смерти матери отец переехал из Портсмута, его отправили в закрытый пансион. Однако там он пробыл недолго и, едва достигнув четырнадцати лет, сам сделал неожиданный выбор, настояв, чтобы на деньги покойной матери его послали продолжать учение в Германию. Так в 1842 году он стал воспитанником школы «Моравских (иначе — Богемских) братьев» в городке Нейвиде на Рейне, недалеко от Кельна. Школа эта, основанная в середине XVIII века религиозной сектой, славилась опытными и знающими наставниками и мягким, терпимым обращением с детьми. Свой досуг мальчик посвящал здесь чтению и, возможно, первым поэтическим опытам. Он много читал из немецких классиков, и это раннее знакомство с немецкой культурой сказалось на формировании его литературных вкусов и взглядов. Гете сделался его кумиром на всю жизнь, а из других писателей наиболее сильное впечатление на него произвел Жан-Поль (псевдоним Иоганна Пауля Фридриха Рихтера; 1763–1825). «Ассоциативная», не организованная строгой логической последовательностью манера Жан-Поля несколько напоминала манеру Стерна.

Вернувшись на родину в 1844 году, Мередит поступил было в адвокатскую контору, но вскоре, повинуясь писательскому призванию, бросил это поприще. Двадцати лет он страстно влюбился в Мери Никколс, дочь известного романиста Т.-Л. Пикока, в прошлом близкого друга Шелли. В 1849 году они поженились, но богемные привычки Мери сразу же стали вносить разлад в семью. Когда спустя несколько лет у них родился сын Артур, Мери увлеклась молодым художником Генри Уоллисом и, не объяснившись с мужем, внезапно уехала в Италию. Нравственное потрясение, пережитое Мередитом, вызвало серьезный кризис в его сознании и мироощущении.

В цикле стихотворений «Современная любовь» (полностью опубликован в 1862 г.), глубоко интимном дневнике Мередита, обозначилось его стремление постигнуть истинные, внутренние причины катастрофы и, быть может, умиротворить душевное смятение, излив его в исповеди. Горестные раздумья лирического героя в этих стихах раскрывают историю воспитания его чувств. Здесь гармонически сочетаются, превращаясь в нерасторжимое художественное единство, откровенные признания и философские размышления. Этим сборником Мередит зарекомендовал себя как талантливый, самобытный поэт. Позднее его музе оказалась под силу и высокая гражданская тема («Оды, воспевающие историю Франции», «Кризис» и др.).

Первый значительный роман Мередита «Испытание Ричарда Февереля» (1859) восходит в конечном счете к немецкому классическому «роману воспитания». «Вильгельм Мейстер» Гете, положивший начало жанру, был в Англии хорошо известен; под его воздействием возникли многочисленные образцы национального «романа воспитания». Английские «Мейстеры» в романах Булвера-Литтона, Дизраэли и других писателей имели черты сходства со своим германским собратом, но их карьера, как правило, не была отмечена глубиной идейных и нравственных исканий, как это было в романе Гете.

В «Испытании Ричарда Февереля» повествуется о пылкой страсти и несчастливом супружестве юного Ричарда, сына баронета, и Люси, племянницы бедного фермера. Из логики событий, казалось бы, явствует, что удары судьбы, преследующие влюбленных, обусловлены противным разуму «импульсивным» поведением Ричарда, который повинуется лишь велению обманчивых чувств. Однако, исследуя характер и взгляды сэра Остина, отца Ричарда, Мередит обнажает истинную подоплеку трагедии. Имущественные и сословные предрассудки баронета легли в основу выдуманной им «воспитательной системы», которая с детских лет сковывает духовное развитие Ричарда. Желая воспитать сына джентльменом и собственником, привить ему сословное презрение к неимущим, сэр Остин не принял в расчет добрых природных задатков Ричарда, его отзывчивую, благородную натуру. Мятеж Ричарда против «системы», против морали его класса, обрекающий его на трагическое одиночество, определяет центральный конфликт романа.

2

Мировоззрение молодого Мередита складывалось под влиянием чартистского движения в Англии и революционной ситуации на Европейском континенте в 40-е годы. Он рано осознал, насколько унизительными для человеческого достоинства являются сословные барьеры (усугубленные к тому же «островным» шовинизмом), которые спустя полтораста лет после буржуазной революции сохранялись в английском обществе, порождая снобизм и тормозя развитие демократии. Ему глубоко претили и капиталистические порядки, при которых господствовало циническое, потребительское отношение к личности и духовным ценностям и был распространен культ эгоизма.

Однако Мередит не был сторонником решительных действий. Наиболее приемлемой формой общественного прогресса он считал постепенное, в границах буржуазной законности движение масс за избирательное право и демократические реформы. В стихотворении «Старый чартист» (1862) он вывел, например, бывшего чартистского трибуна, вернувшегося после долгих лет ссылки на родину. Старик по-прежнему полон боевого задора и презрения к лордам, но размышления над опытом борьбы привели его к выводу, что всеобщее равенство и гражданская свобода могут быть завоеваны лишь упорным, повседневным трудом и великим терпением.

В жизни Мередита 60 — 70-е годы были порой важнейших событий, неизгладимых впечатлений и напряженных философских раздумий. В эту пору его творческая активность достигла апогея, а талант — полного расцвета. Ему наконец удалось создать и надежный семейный очаг: во втором браке (с Мари Вельями) он, по собственному признанию, сделался «безмерно счастлив».

В 1866 году по заданию лондонской газеты «Морнинг пост» он провел несколько месяцев в Северной Италии, на театре военных действий между Пьемонтом и Австрией, где стал очевидцем нового подъема итальянского национально-освободительного движения (Рисорджименто). Его корреспонденции были проникнуты симпатией к патриотам, сражавшимся под знаменами Мадзини и Гарибальди. Теме Рисорджименто он посвятил и свой роман «Виттория» (1867), выдержанный в экзальтированной романтической тональности. «Виттория» явилась продолжением романа «Сандра Беллони» (1864), где рассказана судьба итальянской певицы, выросшей в Англии. Своим искусством Сандра вдохновляет соотечественников на борьбу с угнетателями. Эта дилогия свидетельствовала о том, что Мередит значительно расширил круг интересовавших его проблем и обратился к политической тематике.

В эти годы Мередит сблизился с группой публицистов, ученых и общественных деятелей, объединившихся вокруг журнала «Фортнайтли ревью», органа, стоявшего на позициях либерального позитивизма. Журнал, начавший выходить в 1865 году, был основан видным философом Дж.-Г. Льюисом, который постепенно привлек к сотрудничеству в нем идейно близких себе лиц, в том числе соратника Дарвина Томаса Гексли, знаменитого геолога Лайелля, философа Г. Спенсера, публицистов Ф. Гаррисона, Дж. Морли и других. На страницах «Фортнайтли» нередко выступала жена Льюиса, выдающаяся писательница Джордж Элиот. Прогрессивная роль «Фортнайтли» заключалась в том, что этот форум научной и социально-философской мысли приобщал умы современников к идеям дарвинизма, пропагандировал научные знания и широко освещал политическую жизнь во всем мире. Так, один из регулярных сотрудников журнала, профессор Э. Бизли, опубликовал в нем в 1870 году статью о I Интернационале, написанную по просьбе Маркса.

Связь с «Фортнайтли» позволила Мередиту зиачителыю расширить свой идейный кругозор, а сотрудничество в этом журнале укрепило его материальное положение, так как занимаемое им место консультанта в издательстве «Чепмен и Холл» приносило довольно скудный заработок. В журнале впервые увидели свет три его романа — «Виттория», «Карьера Бичема» (1874–1875), «Трагические комедианты» (1880), ряд стихотворений и статей.

Преемником Льюиса на редакторском посту «Фортнайтли» стал в 1867 году Джон Морли, которого Мередит числил среди своих самых избранных друзей. Их объединяла общность литературных вкусов; социальные и политические воззрения обоих, тяготевших в те годы к левому крылу английского радикализма, также сходились во многом. В январской книжке «Фортнайтли» за 1871 год Морли опубликовал оду Мередита «Франция, 1870», явившуюся откликом на падение режима Второй империи. Мередит выразил свое сочувствие «родине трех революций», которая, «истекая кровью, утверждает торжество неугасимого Разума». Однако дальнейшее развитие революционных событий во Франции было воспринято им весьма противоречиво. С одной стороны, он понял, что Парижская коммуна нанесла решительный удар диктатуре буржуазии и поставила под угрозу само ее существование (об этом он писал в газете «График» за 1873 г.); с другой — он осуждал коммунаров за то, что представлялось ему «неоправданным насилием над имущими». Эту точку зрения разделяли Морли и другие члены кружка «Фортнайтли ревью».

«Карьера Бичема» создавалась Мередитом в период наибольшей близости с Морли. Идейный замысел романа был в значительной мере навеян трактатом Морли «О компромиссе» (1874). Философские взгляды Морли сложились под влиянием позитивизма Конта и Милля; он также изучал французских просветителей XVIII века и написал о них несколько книг. Убежденный агностик, он отрицал официальные религиозные догматы (его фрондерство, между прочим, выражалось и в том, что он писал и печатал слово «бог» непременно со строчной буквы, чем шокировал викторианскую публику). В своем трактате Морли исследовал сущность английской социальной системы, сложившейся после государственного переворота 1688 года (так называемой «славной революции»), который явился, как указывал Маркс, типичным классовым компромиссом. Сетуя в своей книге на то, что в «золотой век компромисса», наступивший после поражении чартизма, подданные королевы Виктории совершенно утратили национальные идеалы, какими, например, воодушевлялись англичане в елизаветинскую эпоху, Морли пытался решить вопрос о «допустимых пределах соглашения с действительностью», чтобы избежать крайностей фанатизма и нравственного падения. В связи с этим Морли ратовал за воспитание честной и целеустремленной личности, которая противопоставила бы себя филистерской среде.

В «Карьере Бичема» Мередит намеревался создать образ героя, обладающего такими качествами гипотетического нового человека, о каких писал Морли. Однако в процессе работы над романом он далеко отошел от первоначального замысла, так как, создавая сюжет и характеры, опирался на свое глубокое знание жизни и реалистические принципы творчества. Искусственная схема преобразовалась под его пером в полнокровное воспроизведение действительности, на фоне которой и судьба главного героя — Невиля Бичема — сложилась правдиво и закономерно. Натуре Бичема, воспитанного дядей-аристократом, свойственны черты, сближающие его с Ричардом Феверелем. Как и Ричард, он вступает в конфликт со своим классом, но этот конфликт острее и глубже. Бичем попадает под влияние непримиримого радикала, доктора Шрапнеля, и втягивается в политическую деятельность. Однако дальнейшая его карьера представляет собой серию трагикомических неудач, причина которых коренится в его опрометчивости и наивном идеализме. Неудачи эти накладывают отпечаток на характер Бичема и развивают в нем новые психологические черты: неуверенность в себе и сомнение в принципе бескомпромиссных решений. Он делает робкие, неумелые попытки выработать более гибкую тактику, но в этот момент наступает трагическая развязка — Бичем погибает, спасая тонущего ребенка из рабочей семьи. Этот финал символизирует моральное возвышение героя, который остается последовательным до конца, избежав постыдной сделки с совестью. С другой стороны, самопожертвование Бичема, возможно, таит в себе авторскую иронию — Бичем надеялся спасти нацию, но выступил в неподходящее время. На такую мысль наводит замечание Мередита о том, что «равнодушная Англия отказала Бичему в радости борьбы».

Таким образом, концепция Морли повернулась в романе своей обратной стороной — взамен «целеустремленной» и сильной буржуазной личности викторианская действительность породила неудачника — донкихота XIX века.

Страстная апология демократических идеалов и острота социальной критики заметно выделяют этот роман на фоне прежде написанной мередитовской прозы. «Карьера Бичема» и последовавший за нею спустя пять лет «Эгоист» — вершина творчества Мередита — свидетельствуют о том, что мироощущение писателя испытало значительное воздействие революционных событий во Франции и подъема английского рабочего движения в 70-е годы.

3

Эволюционная теория Чарльза Дарвина, изложенная им вначале применительно к животному и растительному миру («О происхождении видов», 1859), а впоследствии применительно к человеку («Происхождение человека и половой подбор», 1871), оказала настолько могучее влияние на европейскую общественную мысль в разных ее сферах, что современная интеллигенция вынуждена была пересмотреть свое отношение к «изменившемуся миру», осмыслить новую концепцию мироустройства и «приспособиться» к ней. Привычные, освященные религией понятия о строении вселенной совершенно разрушились; человек, почитавшийся созданным «по образу и подобию божьему», был вытеснен из центра мироздания и поставлен в один ряд с прочими обитателями животного мира, а его претензии на исключительность, особую миссию «божьего избранника» оказались тщеславной иллюзией. Пессимистические настроения, связанные с этим «потрясением умов», распространились и в писательской среде: в 70-х годах Томас Гарди выступил со своей теорией фатальной обреченности человека, в «Стихах и балладах» Суинберна возникла тема смерти и жажды забвения.

Проблема свободы воли, иначе самоопределения личности, вокруг которой многие века велись ожесточенные споры, теперь, в свете эволюционной теории, получила возможность новых и неожиданных толкований. Эту, в равной мере философскую, нравственную и богословскую проблему связали с фактором борьбы за существование. «Врожденный духовный эгоцентризм», в котором усматривали коренную причину социального зла, теперь был соотнесен с инстинктом самосохранения и как бы получил историческое оправдание.

В своей системе взглядов, развитой в «Прелюдии» к «Эгоисту» и в сборниках стихотворений «Радость Земли» (1883) и «Чтение Земли» (1888), Мередит, несомненно, исходил из эволюционного принципа. Его концепция, не представляющая, впрочем, стройного и законченного целого, была одной из многочисленных в то время попыток «реабилитировать человеческое достоинство», попранное вульгаризаторами дарвинизма. Он устанавливал три степени эволюционного (от низшего к высшему) развития человеческой натуры — «крови» (метафорическое название животного, эгоистического инстинкта), «разума» и «духа» (то есть высшей нравственности); однако в его понимании это развитие не сводилось к простой смене стадий, но подразумевало обязательное гармоническое взаимодействие трех «начал» как на протяжении всей истории человечества, так и в каждом отдельном случае становления личности.

Эстетические воззрения Мередита были тесно связаны с его пониманием эволюционного учения. С одной стороны, он оспаривал художественную и познавательную ценность произведений, в которых идеализировалась действительность (например, резко отрицательным было его отношение к творчеству Теннисона). С другой, он осуждал натуралистические и фактографические тенденции в современной ему литературе (Золя, К. Мендес, Гиссинг и др.), рассматривая их как временную реакцию на полувековое засилие романтизма. Мередит полагал, что «грубые материалисты» объясняют пороки людей их атавистическими, животными инстинктами и тем самым принижают роль сознания и разума. Сторонники же приукрашивания жизни, «септименталисты», не понимают необходимости совокупного взаимодействия «начал». Он утверждал, что подлинный художник избирает средний путь, минуя обе крайности.

Принципы своей эстетики Мередит изложил в «Опыте о комедии» (1877). Он попытался в этом критическом этюде сделать обзор исторического развития комедии и охарактеризовать природу и разные виды комического. В представлении Мередита понятие «комическое» тождественно понятию «неразумное», «нецелесообразное», то есть с более общей, философской точки зрения может быть соотнесено с любым явлением, выражающим сущность порока, реакционной силы, препятствующей общественному прогрессу или становлению личности. «Восприимчивость к смеху» свидетельствует о культурном уровне человека, о высокой степени его «сознательности». Мередит выделяет три вида комического восприятия — юмор, сатиру и «бесстрастную иронию» судьи-наблюдателя. Юмор, в его глазах, слишком мягок и лицемерен (смягчая порок, льстит ему), чтобы стать эффективным средством воспитания; сатира же не всегда достигает цели, поскольку, преувеличивая комические черты, позволяет объекту осмеяния не узнать себя в зеркале сатиры.

Выведенный в «Опыте о комедии» аллегорический образ Гения Комедии олицетворяет «бесстрастную иронию» — высшую степень комического. Его не интересует будущее людей, так как об этом заботится мать-Земля, природа, но он — мерило их нравственности и поэтому стоит на страже цивилизации (в «Эгоисте» роль Гения Комедии исполняют некие проказливые «бесенята», зорко следящие за сэром Уилоби). Если цель Гения Комедии заключается в том, чтобы подмечать человеческие пороки, то, следовательно, должен подразумеваться некий идеал, норма морали или «здравого смысла», ориентируясь на которую надо оценивать эти пороки. Но таким критерием морали являлась, по Мередиту, гармония трех «начал». В этом усматривается взаимозависимость его философских и эстетических взглядов.

4

В «Эгоисте», опубликованном в 1879 году, теория комического нашла, в соответствии с замыслом Мередита, практическое применение. Отвергая фактографический метод, который он уподобил в «Прелюдии» лупе часового мастера, сквозь которую можно увидеть «бесконечно малые крупицы улик», дабы преодолеть недоверчивость читателя, Мередит стремился создать характеры широкого типического значения в подражание образам великого комедиографа Мольера. Так, эгоизм является главным свойством сэра Уилоби, как лицемерие Тартюфа или скупость Гарпагона.

Действие «комедии для чтения» развивается в искусственной, изолированной атмосфере Паттерн-холла, куда «не проникает извне пыль житейских дрязг, где нет ни грязи, ни резких столкновений», как сказано в «Прелюдии». Обыденные житейские заботы и материальные лишения не тяготеют над ними. Лишь Вернону Уитфорду приходится помышлять о заработке, но больше из-за гордости, чем по нужде. Вмешательство Гения Комедии придает происходящему ирреальный, сценический эффект. Мередит как бы создает экспериментальные условия, с тем чтобы сообщить своей картине убедительность. Именно в таких условиях наиболее отчетливым становится действие неумолимого закона эволюции. Ослепленный сословными и имущественными предрассудками, сэр Уилоби не способен понять и принять принцип гармонии «начал» и поэтому находится во власти инстинктов «крови» и самого пагубного из них — инстинкта себялюбия.

В романе строго соблюдены три единства высокой комедии — места, времени и действия. Действие здесь замкнуто в пределах усадьбы Уилоби. Герои вообще не покидают Паттерн-холл, если не считать экспозиции к роману (глава IV), где рассказывается о заграничном путешествии Уилоби, впрочем, как о событии давно минувшем. Время действия, по-видимому, охватывает не больше года. Соответственно «географическим» пределам «население» романа весьма невелико — в нем всего восемь действующих лиц, кроме эпизодических фигур (например, леди Буш и леди Калмер), создающих фон повествования. Фон этот чрезвычайно сужен, что придает роману характер камерного психологического этюда.

В разработке коллизий романа Мередит также обращается к принципам драмы классицизма. Растущая антипатия Клары к Уилоби противоречит обету, данному ею при помолвке. Возникший конфликт представляет собой вариацию на тему чувства, противопоставленного долгу. Никакие побочные интриги не мешают развитию главной коллизии.

По существу, на протяжении романа характер сэра Уилоби не меняется. Мередит не стремился здесь показать становление личности героя, как в «Карьере Бичема». Его задача заключалась в анализе эгоизма как социального явления и социальной опасности. Дело в том, что Уилоби рассматривает свои привилегии собственника и дворянина как неотъемлемое право, извечную данность и основу мироустройства. Раболепие окружающих, курящих ему фимиам, обладание всеми благами жизни — начиная от женской любви и кончая редкими, дорогими винами в фамильном погребе — воспринимаются им как естественное состояние вещей. Поэтому он не может понять, почему его преследуют неудачи, и винит в черной неблагодарности всех окружающих. В своем искреннем заблуждении он превращается в трагикомическую фигуру, так как его губит и делает посмешищем не отсутствие ума (он начитан, оборудовал у себя в доме химическую лабораторию, «играет в науку»), но убежденность в собственной непогрешимости. Согласно воззрениям Мередита, эгоизм — это гипертрофированное стремление к самосохранению, которое видоизменилось и рафинировалось ныне вследствие развития цивилизации. Этот «атавизм» присущ всему господствующему классу собственников в целом — аристократам и буржуа, — ибо они стремятся консервировать существующий порядок вещей. Обобщающий же смысл образа Уилоби подчеркивается еще и тем, что фамилия его — Паттерн — по-английски означает «образец», «пример». «Бесенята» терпеливо ждут, когда станет явным «возврат Эгоиста к исконному пращуру». Но этот «возврат» сотрясает фундамент Паттерн-холла. Эволюционные силы, дремавшие в сэре Уилоби, требуют свободного гармонического развития и, встретив препятствие, преодолевают его, отдав Эгоиста на суд Гения Комедии. Именно такой смысл приобретает эпитафия, которой завершается «Прелюдия»: «И, возлюбив себя, себя же он убил».

От главы к главе портрет Великого Себялюбца дополняется новыми деталями, и одновременно на глазах читателей бледнеет и исчезает его облик совершенного джентльмена. Так, льстивое замечание миссис Маунтстюарт-Дженкинсон о том, что у сэра Уилоби «есть нога» (она уподобляет Уилоби благородным кавалерам эпохи Реставрации, носившим короткие панталоны и чулки, открывая напоказ красивые, «породистые» ноги), воспринимается как сарказм, потому что обрастает в главе II ученым комментарием.

«Пора любви — разгул эгоизма!» — восклицает Мередит. Весь роман посвящен истории неудачного сватовства Уилоби. Три женщины, одна за другой, встречаются на его пути. Эгоист выступает в роли новоявленного Париса, с той, однако, комической разницей, что все три женщины не ждут от него ответного чувства, а, напротив, бегут от него, как от чумы. Эта знаменитая ситуация с парадоксальным ее разрешением является одним из многочисленных примеров сатирической иронии Мередита. Подобно своим младшим современникам, Уайльду и Шоу, Мередит обладал отточенным умением «остранять обыденное». Его «общие места навыворот» (так К. Чуковский назвал парадоксы Уайльда) едко пародировали нормы викторианской морали.

Многоликий эгоизм изучается в романе в его разных проявлениях. Помимо сэра Уилоби, многие из тех, кто его окружает, грешат себялюбием, привлекая внимание Гения Комедии. Мередит не ограничивается одним главным портретом Эгоиста, но создает к нему ряд параллельных этюдов. Таковы, например, самодовольный и ограниченный педант доктор Мидлтон, готовый ради старого портвейна из погреба Уилоби принести в жертву дочь, самовлюбленный полковник де Крей, болезненный и мнительный отец Летиции. Эти характеры оттеняют, помогают яснее понять характер главного героя.

Не выходя за рамки изящной комедии, Мередит назначает сэру Уилоби сравнительно легкое наказание — унижение в глазах общества и особенно той своей избранницы, которая, уже диктуя свои условия, соглашается в конце концов стать его женой. Однако не эта развязка наиболее важна в романе, а победа Клары Мидлтон, под влиянием которой Летиция достигает духовного прозрения. Самостоятельность и смелость Клары, ее независимость в суждениях сближают ее с Джейн Эйр в одноименном романе Ш. Бронте, хорошо знакомом советскому читателю. Несомненно, что в намерения Мередита входило противопоставить Клару классическому типу ричардсоновской героини — кроткому и чувствительному существу, кочевавшему из романа в роман со второй половины XVIII века до времен Мередита. Глава XI, где излагаются сентиментальные рассуждения Уилоби о «женской природе», пародирует викторианские понятия о нравственности и викторианские идиллические романы.

Клара обладает непосредственностью души, интуитивным стремлением к простоте и естественности. Свой характер она закаляет в борьбе с Эгоистом. Между нею и матерью-Землей, природой, существует глубокая внутренняя связь, которая, как дает понять Мередит, является источником силы Клары. Отстаивая свои права, она опирается на гармоническое сочетание «начал» в собственной натуре, что дарует ей победу над эгоизмом Уилоби. Преодолевая множество препятствий, готовая даже пойти на рискованное бегство из Паттерн-холла, она отвергает возможность компромисса с совестью. Мередит стремится показать, что в состязании между Эгоизмом и «естественными призывами» природы верх одерживают последние.

Картины природы в романе, замечательные по непосредственности, остроте и свежести изображения, сопутствуют положительным героям и тесно связаны с ними. Так, в главе XI образ сияющих альпийских вершин, покрытых снегом, напоминает о стремлении Клары, Вернона и Кросджея к духовному освобождению, об их нравственной чистоте. Дикая вишня в цвету, любимое дерево Вернона, символизирует его доброту, иммунитет к эгоизму. Знаменитое описание грозы в главе XXVI, вошедшее во многие школьные хрестоматии по английской литературе, предвещает кульминацию «внутреннего действия» в романе.

5

Рост самосознания героев под воздействием различных психологических факторов составляет предмет исследования Мередита в романе, где динамика событий заменена динамикой «внутреннего действия», диалектикой характеров. Стремясь раскрыть внутренний мир героев во всей его сложности и противоречивости, Мередит проникает в область подсознания, воспроизводит процесс иррационального, ассоциативного мышления. Интерес Мередита к психологическому анализу был связан с современными психологическими теориями, развитыми, обобщенными и обильно проиллюстрированными практическими наблюдениями в трудах Г. Спенсера и в особенности Дж.-Г. Льюиса.

Например, в главе XIII Клара, обсуждая в разговоре с Уилоби характер Вернона Уитфорда, дважды «преступно» оговаривается: она называет Уитфорда Оксфордом, то есть именем человека, о которым бежала Констанция, первая невеста Уилоби. Она мечтает об освобождении, даже еще не отдавая себе отчета в том, что мечта эта связана у нее с зарождающимся чувством к Вернону. Однако подсознательная мысль внезапно прорывается наружу. Глава эта многозначительно названа: «Первый рывок на свободу».

Система аллегорических образов, которые изобилуют в речи персонажей, является ключом к скрытому «второму плану» интеллектуального действия, раскрывающему авторский идейный замысел. Образы эти преимущественно связаны с реминисценциями или цитатами из античных писателей и греческими мифами.

В главе XLIII внешнее и внутрепнее действие синхронно достигают кульминации. На первом плане в сцене решительного объяснения с Уилоби Клара заявляет ему о разрыве помолвки. Свидетель этого разговора доктор Мидлтон играет постыдную роль, пытаясь убедить дочь в том, что у нее нет никаких оснований отвергнуть предложение Уилоби. Позиция Клары с точки зрения обоих эгоистов выглядит весьма уязвимой, так как ей нечего противопоставить их безупречной логике. Приход Вернона — союзника и друга — Клара воспринимает как долгожданное спасение. Поверхностным взглядом трудно уловить какие-либо признаки предельного нервного напряжения героев. Его раскрывает второй, скрытый план действия. Оно причудливо отражается в сфере их подсознания. Яркий мерцающий свет в глазах Вернона напоминает Кларе сияние единственной звезды, сохраняющей в ясную лунную ночь свой неукротимый блеск. Клара помнит ее расположение на небе — «к востоку от Ориона, чуть пониже», — но название звезды ускользает от нее. Желание вспомнить его оказывается настолько жгучим, что Клара перестает отчетливо слышать слова Уилоби. Лишь в конце этой сцены, когда Эгоист оказывается окончательно побежденным, она, «внезапно просияв», восклицает: «Сириус, папа!»

Сириус, самая яркая звезда в созвездии Большого Пса, был еще во времена древних эллинов прозван в народе «верной гончей Ориона». Согласно одному из вариантов греческого мифа, великан-охотник Орион был поражен стрелой Артемиды за то, что его полюбила розоперстая Эос, а потом превращен в созвездие. Доктор Мидлтон ассоциирует слова Клары с Мифом об Ифигении, которую ее отец Агамемнон принес в жертву Артемиде, чтобы богиня открыла путь греческим кораблям из Авлидской гавани в Трою. Еще ранее доктор Мидлтон высокопарно, с цветистыми реминисценциями из Гомера, приветствует появление Уитфорда, уподобляя его «морской ванне и ужину на прибрежных камнях Трои после целого дня сражений и пыли». На этих примерах видно, как подтекст помогает понять помыслы персонажей. Этот своеобразный и новаторский для того времени прием Мередита предвосхищает метод «параллельных планов» действия, характерный для некоторых писателей XX столетия. Психологический анализ служит у Мередита средством реалистической трактовки мотивов, управляющих действиями героев.

6

По сравнению с «Витторией» и «Карьерой Бичема» в «Эгоисте» резко сужен диапазон изображения действительности. Утратив размах эпического повествования, «Эгоист», однако, приобретает новые отличительные черты. Главными из этих черт романа являются, помимо своеобразия формы, его глубокая философская основа и тонкий психологический анализ побуждений героев. «Эгоист» представляет собой образец «интроспективного», то есть умозрительного романа, так как внимание автора в нем почти исключительно поглощено изучением морально-этических и психологических проблем. Этот роман явился новым словом в истории английской прозы XIX–XX веков и оказал существенное влияние на формирование жанра психологического романа у позднейших авторов — например, у Стивенсона, Конрада и особенно Голсуорси, который в качестве прототипа Сомса Форсайта использовал сэра Уилоби.

Несмотря на его умозрительный характер, роман Мередита не утрачивает связи с реальностью. Мередит показывает, что именно отношения социального неравенства обусловили нравственный облик сэра Уилоби. Его чудовищный эгоизм — порождение условий буржуазного общества. Не случайно, что все положительные образы романа представлены людьми, над которыми не тяготеют собственнические и иные предрассудки. Жанр «комедии для чтения» и активное участие Гения Комедии не притупляют остроту мередитовской сатиры. Дух времени ощущается в страстном протесте Мередита против викторианской общественной морали, против принявшего уродливые формы лицемерия, ханжества, снобизма и себялюбия.

7

Слава, пришедшая к Мередиту на склоне лет, была заслуженной наградой за творческий подъем 60 — 70-х годов. Его следующий роман-памфлет «Трагические комедианты» был явно рассчитан на сенсацию. Он был написан по материалам нашумевшей книги Элен фон Раковиц «Мои отношения с Лассалем» (1879) и прошел почти незамеченным на фоне обширной литературы об этом деятеле немецкого рабочего движения, столь драматично и нелепо окончившем свою карьеру. В какой-то мере аналогичные сенсационные цели преследовал и роман «Диана из Кроссуэйс» (1885), где воспроизведены подлинные обстоятельства одной скандальной истории, которая за пятьдесят лет перед тем разыгралась в кругах, близких английскому правительству.

Значение его романа «Один из наших завоевателей» (1891) определяется тем, что в нем Мередит обратился к теме, волновавшей тогдашнюю английскую общественность. Роман повествует о блистательной карьере финансового «столпа общества» Виктора Раднора, который положил начало своему процветанию браком по расчету. В центре внимания Мередита-психолога здесь оказалось противоречие между внешним благополучием героя и гнетущим его сознанием своего нравственного ничтожества. Сатирическое обличение Раднора, нажившего свой капитал в колониях, явилось, по существу, обличением правящей верхушки империи и официозной пропаганды, восхвалявшей политику узаконенного грабежа. Мотив развенчания «завоевателей» был симптомом тревоги общественного мнения.

Последующие романы Мередита отмечены печатью творческого кризиса. В них возросла усложненность, манерность стиля, ставшая серьезной преградой между автором и широкой читательской аудиторией. Центральные образы в романах «Лорд Ормонт и его Аминта» (1894) и «Странный брак» (1895) продолжают галерею Эгоистов, начатую Мередитом еще в «Испытании Ричарда Февереля». Однако по силе обобщения и художественной правды этим образам весьма далеко до сэра Уилоби.

Незадолго до кончины (в мае 1909 г.) Мередит откликнулся на события первой русской революции, показав глубину и крепость своей веры в народ, в торжество социальной справедливости. В январе 1905 года он писал в «Санди кроникл»: «Сочувствие британского народа тем храбрецам (русским революционерам. — В.З.), которые сражаются в неравной, почти безнадежной борьбе, как мне кажется, чрезвычайно велико. И оно должно принять материальные формы… Каждый должен пожертвовать что может, и деньги эти должны быть высланы по телеграфу немедленно на имя одного из тех вождей, которые находятся на свободе… Мы должны помочь им, и это единственная возможность». Одним из его последних поэтических произведений была ода «Кризис» (1905), где в следующих проникновенных строках он апеллировал к пробужденному «Духу России»:

В январе 1905 года Мередит вместе с Суинберном и Гарди подписал открытое воззвание, требуя от царского правительства немедленного освобождения Горького из-под ареста.

Творчество Джорджа Мередита и в наши дни сохраняет свою эстетическую и познавательную ценность. Нет сомнения, что его смелая и пытливая мысль привлечет к себе еще не одно поколение вдумчивых и взыскательных читателей. Гуманизм, демократический пафос, мужественная критика устоев буржуазного общества — все эти черты наследия Мередита делают его близким и советским людям, достойным преемникам традиций всей мировой культуры.

В.В.Захаров