Высунувшиеся из окон головы скрылись, музыканты умолкли и разошлись, толчея, поднявшаяся вокруг дома миссис Берри, улеглась — все это означало, что господин Купидон улетел и в самом деле вкушает теперь все радости где-то на стороне. Погруженная в раздумье хозяйка дома взяла под руку Риптона, чтобы помочь ему сохранить равновесие, и вернулась в комнату, где ее поджидал суровый кредитор. За это время он уже штурмовал оставленную без защиты крепость — торт, и с самой верхушки его, укоризненно покачивая головой, взирал на виновницу того, что случилось. Та поправила сбившийся передник и глубоко вздохнула. Не надо думать, что она хоть сколько-нибудь жалела о содеянном. Она готова была разразиться потоком слез, однако нашей преступнице пришлось бы претерпеть неминуемо постигающую нас кару — и только тогда в ее душе пробудилось бы раскаяние; впрочем, может быть, тогда она еще больше будет льнуть к содеянному ею греху — так велико ее поистине языческое упорство. Миссис Берри вздохнула и в ответ покачала головою. «Какая вы расточительная, легкомысленная особа!» — сказал он. «Какой вы предусмотрительный господин!» — ответила она. Он принялся допрашивать ее о совершенном ею проступке. Она оправдывалась тем, что этому все равно суждено было случиться. Он пытался припугнуть ее последствиями, которые все это за собою влечет. Отступив немного, она окопалась, укрепившись в мысли о том, что изменить все равно уже ничего нельзя.

«Что сделано, то сделано!» — вскричала она. Могла ли она сожалеть о том, что стало для нее истинным утешением? В убеждении, что только сами события могут повлиять на столь непокорное существо, он решил дожидаться их и молча приник к свадебному пирогу, направив указующий перст свой туда, где Риптон вырезал себе кусок и где образовалась расселина; крошившиеся стены его открывали темные глубины.

Красноречивый жест этот она поняла.

«Боже мой! Боже мой! — вскричала миссис Берри, — какой огромный торт, и некому его послать!»

Риптон уселся на прежнее место за столом и прильнул к недопитой бутылке бордо. Состояние умиротворенности, в котором он пребывал, сменилось нечленораздельными излияниями восторга. Он весь кипел, вскрикивал, и покачивался, и дружественно кивал в пустоту, и успешно, хоть ему это и стоило большого труда, уберег верхнюю часть своего туловища от искуса, которому нимфа земного притяжения его подвергала: она стремилась во что бы то ни стало его повалить.

— Ха-ха! — вскричал он какое-то время спустя после того, как миссис Берри умолкла, и тут же почти безраздельно отдался во власть упомянутой нимфы. Только теперь до него дошел смысл произнесенных миссис Берри слов.

— Что это вас так смешит, молодой человек? — спросила она, поистине матерински прощая ему его жалкий вид.

Риптон принялся хохотать еще громче, припав грудью к краю стола и уткнув нос в тарелку с красовавшимся на ней цыпленком.

— Вот это да! — сказал он, подняв голову и качаясь под пристальным взглядом миссис Берри. — Ни единого друга!

— Я ничего не говорила о друге, — заметила та. — Я сказала: нет вообще никого, кому бы его послать.

— Посадите на этот пирог грифона, — ответствовал Риптон. — И с обеих сторон поместите по пшеничному снопу.

— Это что, герб его рода? — вкрадчиво спросила миссис Берри.

— Древнейшего из всех баронетств Англии! — изрек вдруг Риптон.

— Правда? — Миссис Берри хотелось выведать все поточнее.

— Вы думаете, что он Ричардс. Ну и отлично. Нам надо сохранить его имя в тайне. До чего же она хороша! Пусть только кто-нибудь посмеет с этим не согласиться.

— Нечего вам по ней сокрушаться, молодой человек, — урезонивала его миссис Берри. — Мне хотелось бы узнать их настоящие имена и тогда по-настоящему выпить с вами за их здоровье. А там уж я займусь своими делами, и, надеюсь, вы не станете меня задерживать.

При этих словах Риптон привскочил.

— В самом деле? — вскричал он и, наполнив бокал, развязавшимся во хмелю языком провозгласил здоровье Ричарда и Люси Феверел из Рейнем-Абби, а для того чтобы человечество не осталось без наглядного примера — как надо принимать этот тост, он мигом опрокинул бокал. Это его доконало. Последние тусклые проблески рассудительности погасли. Он повалился на диван и растянулся на нем.

Не прошло и нескольких минут после того, как Риптон выказал так свою преданность новобрачным, как горничная миссис Берри доложила, что какой-то господин внизу интересуется уехавшим молодым человеком, и увидела, что хозяйка ее дрожит всем телом, едва удерживая в трясущейся руке бокал. Рот ее был открыт, как будто назойливый кредитор сдавил ей горло. Она принялась кричать, что все это ее рук дело, и ее расстроенный вид это подтверждал, и этот приступ самоуничижения побудил служанку, хоть и не знающую его причины, проникнуться к ней жалостью и произнести те ласковые слова, какие в ту минуту и были нужны миссис Берри, чтобы сразу же проникнуться безмерною жалостью к себе самой; она едва не разразилась дьявольским истерическим смехом, когда служанка, призвав в свидетели бога, заверила ее, что пришедший господин услышит ее. Услыхав это, миссис Берри стремительно обуздала себя и приказала, чтобы посетителя немедленно провели к ней наверх, дабы он мог увидеть, как она несчастна. Она повторила приказание еще раз.

Служанка исполнила порученное, а миссис Берри, решив, что должна посмотреть на себя сначала сама, крадучись подошла к зеркалу и постаралась придать себе более приглядный вид. Она набросила на Риптона шаль, а сама уселась в кресло, стараясь успокоиться, когда ей доложили, что гость уже поднялся наверх.

Это был Адриен Харли. Поговорив с Томом Бейквелом, он напал на след беглеца и сейчас вот, окинув взглядом накрытый стол и сияющий белой глазурью торт, он присвистнул.

Миссис Берри жалобно попросила его сделать ей милость и сесть.

— Чудесная сегодня погода, сударыня, — сказал Адриен.

— Да, конечно! — ответила миссис Берри, глянув через его плечо в окно и судорожно глотая воздух.

— Отличная стоит весна, — продолжал Адриен, пристально разглядывая ее лицо.

Миссис Берри с трудом, но все же исторгла из себя еще какие-то слова о погоде и глубоко вздохнула. Вид у нее был несчастный. Присматриваясь ближе к ее лицу, Адриен становился все развязнее и живее. Он был достаточно догадлив, чтобы понять, что может выудить некие, не совсем обычные сведения от этой женщины, которая, сознавая свою вину, едва сдерживает приступ истерики, а коль скоро он всегда чувствовал себя в своей стихии, когда перед ним был жалкий, кающийся и всецело зависящий от него грешник, то ему ничего не стоило притворной любезностью своей обмануть несчастную Берри.

— Если не ошибаюсь, здесь живет мистер Томсон? — заметил он, посмотрев еще раз на диван.

Миссис Берри только покачала головой, дав ему понять, что мистер Томсон здесь не живет.

— Ах, вот как! — сказал Адриен и с напускною беспечностью, но вместе с тем пытливо принялся оглядывать комнату. — Мистера Феверела, должно быть, нет дома?

В ответ миссис Берри только вздрогнула и опустила на колени обе руки.

— Слуга мистера Феверела, — продолжал Адриен, — сказал мне, что я непременно найду его в этом доме. Я думал, что он здесь со своим другом мистером Томсоном. Вижу, что я опоздал. Прием гостей окончен. Не иначе как у вас тут было торжество, сударыня, холостяцкий завтрак, не так ли?

Замечание это, сделанное перед лицом свадебного торта, скрывало в себе столько жестокой иронии, что миссис Берри уже не в силах была сдержаться. Она почувствовала, что должна что-то сказать. Изобразив на лице своем смиренную мольбу, она начала:

— Сэр, а вы позволите мне узнать, с кем я имею честь говорить?

Мистер Харли разъяснил, кто он такой.

Сдавленная тисками безжалостной правды, со стоном в голосе, она продолжала:

— Так, значит, вы тот самый мистер Харли, что был… о боже мой… и вы приехали за мистером…

Да, он действительно приехал за мистером Ричардом Феверелом.

— Боже ты мой! И вы не ошибаетесь, и он в самом деле родом из Рейнем-Абби? — спросила миссис Берри.

Адриен, которого вся эта история очень занимала, заверил ее, что молодой человек и родился, и вырос именно там.

— Сын сэра Остина? — вскричала копна черного шелка, утирая слезы.

Адриен подтвердил, что Ричард действительно родом оттуда.

— Какая же я негодница, что я натворила! — вскричала она и в упор взглянула на своего гостя. — Оказывается, я женила моего мальчика! Я своими руками отдала мое дитятко! О, мистер Харли! Мистер Харли! Я ведь вас знала, когда вы еще под стол пешком ходили. Я вас еще в коротких штанишках помню. И всему-то виною моя доброта.

Никак ведь не отказать, когда о чем-то просит мужчина. Посмотрите на этот торт, мистер Харли!

Совершенно невозмутимо Адриен окинул взглядом накрытый стол.

— Торт свадебный, сударыня! — сказал он.

— Так оно и есть, мистер Харли!

— Так это изделие ваших рук, сударыня?

Спокойный тон, каким был задан этот вопрос, пронзил сердце миссис Берри и мигом разметал тот ряд аллегорических намеков, которыми она собиралась дать ему понять, что катастрофа уже произошла, дабы избавить себя от мучительного пекла признаний.

— Нет, это не мое изделие, мистер Харли, — ответила она. — Торт этот покупной, а сама я пропащая женщина. Ведь когда я его на руках младенцем носила, мне и в голову не могло прийти, что настанет день и я женю его в собственном моем доме! Мне это никак было невдомек! И надо же было, чтобы он явился не куда-нибудь, а ко мне! Неужто вы не помните, когда его еще от груди не отняли, а кормилице вдруг пришлось взять расчет, и не по ее вине это было, мистер Харли! Наутро после той ночи, когда вы забрались к мистеру Бенсону в погреб и напились там мадеры — я помню все, будто вчера было — и мистер Бенсон был так взбешен, что грозился отхлестать вас ремнем, а я тогда уложила вас в постель. Я та самая нянька.

При этом воспоминании о беспечных детских годах Адриен кротко улыбнулся.

— Ну так что же, сударыня, так что же? — не унимался он. Он тянул ее прямо в пекло.

— Неужели вы всего этого не понимаете, ваша милость? — За этим последовала немая сцена, в которой миссис Берри патетически взывала к нему.

К этому времени Адриен, разумеется, уже все понял и в душе проклинал сумасбродство, взвешивая возможные его последствия, но по виду его нельзя было предположить, что он что-то знает; привычная улыбка играла у него на губах, он сидел все в той же удобной, непринужденной позе.

— Ну так что же, сударыня? — твердил он.

— Сегодня все это было, мистер Харли, в церкви, в половине двенадцатого или без двадцати двенадцать, и у них было разрешение.

Теперь Адриен не мог уже не догадаться, что речь идет именно о свадьбе.

— Вот как! — сказал он тоном человека столь же твердого, как сами факты, и столь же невозмутимого, как они.–

Итак, сегодня утром кто-то женился; так кто же это все-таки был, мистер Томсон или мистер Феверел?

Миссис Берри подошла к спящему Риптону и сорвала с него шаль.

— Неужели же он похож на новобрачного, мистер Харли?

Адриен с поистине философским спокойствием посмотрел на пребывавшего в забытьи Риптона.

— А этот молодой человек был сегодня в церкви? — спросил он.

— О да! Там он вел себя вполне рассудительно и достойно, — вразумляла его миссис Берри.

— Ну понятно, сударыня. — Адриен пытался приподнять безжизненное тело юного кутилы, и губы его искривились в усмешке.

— Все вы были рассудительны и благопристойны, сударыня. Итак, оказывается, главное действующее лицо во всей этой истории мой кузен мистер Феверел? Раздобыв разрешение на брак, вы втайне обвенчали его в своей приходской церкви, после чего он явился сюда, где, отменно позавтракав, опьяненный, покинул ваш дом.

Миссис Берри вспылила.

— Ни капельки он не выпил, сэр. Такого скромного молодого человека на всем свете не сыщешь. Что вы! Не надо так думать, мистер Харли. Он держался прямо и был ни в одном глазу, вроде как вы.

— Да нет же! — мудрый юноша только кивнул головою, услыхав столь лестное для него сравнение. — Я имею в виду другой вид опьянения.

Миссис Берри вздохнула. Тут уж она ничего не могла возразить.

Адриен попросил ее сесть и успокоиться и по порядку рассказать ему, как все случилось.

Она повиновалась; невозмутимое спокойствие его привело ее в полное замешательство.

Миссис Берри, как то явствовало из ее рассказа, была не кто иная, как та самая женщина, что некогда дерзнула разглядеть истинное лицо баронета под его привычною маской и с тех пор была изгнана из Рейнема и жила на ту маленькую пенсию, которую в возмещение этого ей регулярно платили. Она была той самой женщиной, и, вспоминая об этом, она готова была обвинить Провидение в том, что оно наделило ее чрезмерным мягкосердечием. Как ей было узнать свое превратившееся в мужчину дитя? Он явился к ней под чужим именем; ни слова не было сказано о его семье. Он явился как самый обыкновенный смертный, хоть она чутьем своим угадала: есть в нем нечто такое, что делает его необыкновенным; она была уверена, что угадала. Он такую красавицу к ней привез. Так как же ей было не принять их? Она увидела, что здесь все чисто и все делается по взаимному согласию и по закону, чего же ради ей было вмешиваться в их судьбу и обрекать их на горе — ведь на свете люди так редко бывают по-настоящему счастливы! Миссис Берри рассказала и о том, как у нее отобрали кольцо.

— Схватил мою руку и за один миг стащил у меня с пальца кольцо.

У нее не возникло ни тени подозрения; расписываясь в церковной книге, она была до того взволнована, что ни о каких других подписях вовсе и не думала.

— Как я понимаю, вы очень сожалели о случившемся, — сказал Адриен.

— Разумеется, сэр, — простонала Берри, — жалела и жалею.

— И вы готовы сделать все, что от вас зависит, чтобы исправить содеянное, не так ли, сударыня?

— Разумеется, разумеется, сэр, я сделаю все, что в моих силах, — торжественно заверила его она.

— Ну конечно же, вы это сделаете, раз вы знаете эту семью. Куда же могли отправиться эти безумцы на медовый месяц?

— На остров… — неопределенно ответила миссис Берри, — не знаю, право же, только в точности, на какой, сэр! — отрезала она и за одно мгновение выскочила из ловушки, в которую попала. Раскаяние раскаянием, но она вовсе не хочет, чтобы эту милую ее сердцу чету преследовали и чтобы жестокие люди помешали их безмятежному счастью. — Завтра, с вашего позволения, мистер Харли, не сегодня!

— Приятное местечко, — заметил Адриен, улыбаясь при мысли о том, как легко он все выведал.

Сопоставив даты, он установил, что жених привез в этот дом свою невесту в тот самый день, когда уехал из Рейнема, и этого было достаточно, чтобы убедить Адриена, что здесь имел место тщательно продуманный замысел. Может быть, и случай привел его к этой старой женщине; но ясно было одно: с молодой его свел не случай.

— Ну что же, сударыня, — сказал он в ответ на ее просьбу заступиться за нее перед сэром Остином и похлопотать, чтобы тот не отнял у нее пенсию и не гневался на молодую чету, — я передам ему, что вы в этом деле только слепо исполняли чужую волю, ибо по натуре вы женщина мягкосердечная, и что вы надеетесь, что он благословит их союз. Завтра утром он будет в городе сам; но кому-то из вас двоих надо будет явиться к нему сегодня же вечером. Чтобы поставить вашего приятеля на ноги, необходимо дать ему рвотного. Пусть он вымоется и наденет чистую рубашку — и он может ехать. Мне думается, что вашего имени и упоминать-то не требуется. Приведите-ка его в порядок и отправьте семичасовым поездом в Беллингем. А уж дорогу в Рейнем он как-нибудь найдет; он отлично знает все эти места, особенно в темноте. Пусть едет и расскажет все как было. Запомните, одному из вас так или иначе придется туда поехать.

Предоставив таким образом ей самой выбор, который должен будет принести одного из них в жертву, предварительно подвергнув тягостной пытке, Адриен с ней распрощался.

Миссис Берри принялась трогательно его удерживать.

— Скушайте хоть кусочек торта, мистер Харли!

— Не откажусь, сударыня, — тут Адриен стремительно обернулся к торту. — Я хочу получить от вас кусок побольше. У Ричарда ведь очень много близких, которые рады будут отведать его свадебного торта. Отрежьте мне хороший кусок, миссис Берри. Заверните его, пожалуйста, в бумагу. Я буду рад отвезти его им и разделю между всеми, каждый получит свою долю в зависимости от степени родства.

Миссис Берри стала резать торт. И в эту минуту ей вдруг представились красота и святая невинность новобрачной, и, расхвалив Люси, как только могла, она ясно дала этим понять, что нисколько не жалеет о том, что сделала. Она стала заверять Адриена, что оба они рождены друг для друга; что оба красивы, оба сильны духом; оба ни в чем не повинны и что такая жалость разлучать их и делать несчастными! Тут миссис Берри уже не говорила, а вскрикивала.

Адриен выслушал все ее сетования как сугубо деловое мнение. Он захватил с собой огромный кусок торта, кивком головы подтвердил, что обещает всячески ей помочь, и, когда он ушел, миссис Берри решила, что у него и на самом деле доброе сердце.

«Так вот умирает Система! — заключил Адриен, выйдя на улицу. — А теперь пусть пророки о ней вопиют! Умирает она вполне благопристойно, на брачном ложе, а такой смерти я этому чудовищу никогда бы не предсказал. А тем временем, — тут от выразительно щелкнул по торту, — поехали сеять смуту».