Долли, ну что вам стоит? Все знают, что вы у нас Сивилла Флорентийская… ну прошу вас…

Долли Фикельмон, хозяйка модного петербургского салона на Дворцовой набережной, весело посмотрела в полные нетерпеливого ожидания темные глаза Машеньки Вяземской.

– Мари, дорогая, можете даже не сомневаться – вы наверняка будете счастливы с вашим Пьером. Петечка Валуев – чудный мальчик, подающий надежды… настоящий фавн, кстати, так что считайте, что вам очень повезло… Вы такая очаровательная пара, все это видят, Мари, не краснейте, не надо… Какое красивое платье было на вас в театре в прошлый четверг! Красное вам к лицу… Еще мороженого?

– Ну вы же гадали Натали Гончаровой, помните? На Рождество? Но она так надеется, что вы ошиблись… – не унималась Машенька, не переставая при этом стрелять глазами в сторону двух молодых кавалергардов, которые охлаждались шампанским в перерыве между мазуркой и котильоном. В руках она сжимала изящную бальную книжечку и костяной веер, ее милое, раскрасневшееся от мазурки личико сияло юной прелестью и лукавством.

– Это Натали вам сказала? Но вообще-то я редко ошибаюсь, – задумчиво пожала плечами Долли, приложив бокал с ледяным шампанским к разгоряченной щеке. – И можете думать, что я слишком самоуверенна… Но у Натали такое трагическое лицо… Ее левая бровь приподнята и несколько асимметрична по отношению к правой, в глазах иногда проскальзывает тоска… Лицевая асимметрия, кстати, иногда говорит о коварстве больше, чем о скуке… Впрочем, с таким супругом, как Пушкин, вряд ли можно заскучать! – Долли вдруг весело и звонко расхохоталась, сморщив носик и отставив в сторону стремительно теплеющее шампанское.

– Вы позволите? Следующий танец мой, прекрасная Сивилла! – Молодой офицер серьезно и умоляюще глядел на темноволосую Долли – светскую красавицу в лиловом платье, отделанном черным кружевом. Мимоходом взглянув на себя в огромное старинное овальное зеркало в витой раме, она быстро поправила приколотый к вырезу платья букетик пармских фиалок и взяла офицера под руку.

– О да, Андре, друг мой. Как и договаривались, котильон – ваш!

В вихрь котильона, закруживший в снежной февральской ночи Долли и посетителей ее модного салона, не попали только те гости, которые сейчас собирались на партию в покер. Среди них были барон Геккерн, молодой князь Иван Гагарин и его приятель Пьер Долгоруков, в которых Жорж Дантес сразу же, залившись краской, узнал «того самого Пьера и Жана», с которыми они плыли на пароходе из Любека, и виконт Оливье Д'Аршиак, сотрудник французского посольства. Жорж, ни на секунду не отводя глаз от сероглазой хозяйки светского салона, умудрялся любезничать со всеми барышнями подряд, приводя в трепет их нежные сердца и кружа юные головки. Не было ни одной красотки, которой он не сказал бы изысканного французского комплимента, не поднес бы холодного лимонада и не поцеловал ручку. Танцевал он изящно и легко, все его движения были отточены и удивительно грациозны, отчего Мари Вяземская сравнила его со «звездой последнего балета».

– Угу, – не совсем учтиво поддакнул уже изрядно перебравший шампанского с водкой князь Долгоруков, – наш красавчик Жорж – прямо Истомина в эполетах! Ножки только побрить и губки подкрасить!

Гагарина душил смех, но он не решился откровенно расхохотаться над выходкой своего приятеля в присутствии Геккерна. Барон метнул на юношу косой и явно враждебный взгляд, но тот, ничего не заметив, продолжал сдавать карты.

Последние аккорды котильона растаяли в хрустальных отражениях свечей на вощеном паркете, но атласные бальные туфельки продолжали легко кружить, их хозяйка порхала как бабочка вокруг белокурого кавалергарда.

– Ах, Жорж! – Шестнадцатилетняя Мари Барятинская, которую только начали вывозить в свет, заглядывала в глаза Дантесу и непрерывно хихикала. – Вы так забавно рассказываете! Ну, расскажите еще раз, как вы поступали на государеву службу! Про экзамены… – помните?.. О, Idalie, какой сюрприз. – Последняя фраза относилась к молодой медноволосой даме с яркими, почти кошачьими, изумрудными глазами на нежно-розовом фарфоровом личике, которая только что приехала со своим мужем, гвардейским капитаном Александром Михайловичем Полетикой. Быстро обежав глазами залу и найдя Дантеса, она придала своему лицу выражение томной грусти, моментально оказавшись рядом с ним, и, снисходительно кивнув мадемуазель Барятинской, пропела ангельским голосочком:

– Да, все только и говорят о том, как вам, мой дорогой Жорж, удалось поступить в гвардию сразу офицером… Впрочем, я нисколько не сомневаюсь в ваших исключительных способностях, mon ami.

– Я верю в свою счастливую звезду, дорогая Idalie, – улыбнулся офицер, целуя белую ручку Идалии Полетики, затянутую в кружевную перчатку. – Ведь она подарила мне встречу с вами…

Машенька Барятинская слегка надула по-детски пухлые губки, понимая, что тягаться в тонком и изысканном искусстве кокетства с мадам Полетикой ей вряд ли под силу. Впрочем, она не думала так быстро сдаваться.

– Жорж, – вновь хихикнула она, демонстрируя острые беленькие зубки, которые в сочетании с мягким вздернутым носиком делали ее похожей на белочку, – но вы же мне обещали… – И она слегка ударила юношу веером по руке.

– Ну конечно, мадемуазель Мари… ой, было действительно ужасно смешно… Я стою, представьте, как полный дурак посреди этой аудитории, сидит комиссия, лица у всех та-а-а-кие строгие… и тут генерал Сухозанет задает мне вопрос: «Какая река протекает через Мадрид?» Я волнуюсь, ничегошеньки уже, разумеется, не помню… – тут Дантес для большей убедительности закатил глаза, – что отвечать, я представления не имею, а они все так смотрят… А морды… ой, pardon, я хотел сказать – лица – у всех вот такие. – Дантес скорчил презабавнейшую рожицу, вытянув физиономию. – Мне было так стыдно… Не-вы-но-си-мо… Я готов был от стыда провалиться сквозь землю, спрятаться…

Внезапно Дантес, присев на корточки, спрятался за широкой юбкой зеленого шелкового платья Идалии и, ухватив руками складки ее платья, зарылся в них лицом, изображая, видимо, жгучий стыд и раскаяние. Хохочущая Идалия, пытаясь вырваться, оступилась и непременно упала бы, если бы не Жорж, немедленно подхвативший ее на руки. Впрочем, судя по хищному выражению ее лица, напоминавшего кошку, только что поймавшую крупную мышь, ей нисколько не досаждала эта милая и невинная возня.

– …и тут я говорю, – продолжал Жорж, млея под нежными взглядами обеих дам, – честно говорю – ну не знаю я, что там за река! Но точно помню, что купал там свою лошадь…

Обе дамы вновь покатились со смеху. Впрочем, по едва уловимому движению их изящных ручек можно было догадаться, что обе сей же час готовы заменить веера на пистолеты.

Тур вальса Дантес танцевал с Идалией, замечая, какие взгляды бросают на них завсегдатаи салона. Идалия не отрывала от молодого chevalier guarde своих ярких темно-зеленых глаз, шутила, смеялась, закидывая голову, нервно поводила красивыми плечами, всячески показывая, что Жорж Дантес принадлежит ей и только ей одной. Барон Геккерн, искоса поглядывая на своего юного друга, деланно улыбался и шутил, выигрывая у Гагарина и Долгорукого уже вторую партию подряд. Оба молодых человека, ни на секунду не расстающихся друг с другом, были изрядно пьяны, и обыграть их Луи не составляло труда. Он подливал этой парочке вина и вдруг заметил, что князь Пьер довольно развязно подмигнул ему.

– А признайтесь, дорогой барон, что без вашего нежного участия нашему салонному принцу ни за что бы не попасть в кавалергардский полк ее величества, – криво ухмыляясь, заявил Пьер Долгоруков. – Все-таки красивая внешность – это почти залог успеха… независимо от наличия мозгов. А кто у нас начальник? По-моему, эта божья коровка капитан Полетика… муж нашей прекрасной Idalie…

Гагарин, не сдержавшись, захихикал, закрыв лицо руками. В темно-серых глазах Геккерна полыхнула с трудом сдерживаемая ярость, но он спокойно сказал:

– Дорогой Пьер, лично мне вы и ваш друг тоже кажетесь удивительно привлекательными… независимо ни от чего. Где вам сделали такую чудную прическу, господин Гагарин? Вьющиеся волосы – как это красиво… По внешности, конечно, трудно судить о людях – и все же мы ведь говорили именно о ней, не правда ли? Выводы можете делать сами… и не забудьте про карточный должок. Впрочем, всегда рад видеть вас обоих у себя… я живу в апартаментах при голландском посольстве. Виконт… рад был познакомиться.

Молодой человек, чуть полноватый, не очень прислушивался к развязной болтовне Долгорукова и Гагарина, а внимательно следил за игрой. Правда, противостоять карточной хватке Геккерна у него явно не хватало опыта, но внимания ему было не занимать.

Барон, встав из-за стола с зеленым сукном, быстро отошел к своему старому приятелю Отто Брею, поверенному в делах баварского посольства. Взяв с подноса шампанского себе и другу, Геккерн издалека наблюдал за Жоржем, изо всех сил пытаясь прислушиваться к тому, что рассказывал ему Брей, и невпопад кивая. Сердце его разрывалось от невозможности подойти к своему белокурому другу, усердно развлекавшему красивых молодых дам.

…Луи, а ты умеешь расстегивать пуговицы языком?..

Геккерн поспешно закрыл лицо руками, закашлявшись, и поднял влажные глаза на Брея. Тридцатилетний дипломат, усмехнувшись, подал Геккерну бокал вина и, проследив направление его тоскующего взгляда, насмешливо сказал:

– Этот ваш юный друг совершенно очарователен, барон… Надеюсь, вы нанесете мне визит с вашим протеже?

Луи быстро опустил глаза и кивнул, стараясь больше не поворачивать голову в сторону Дантеса.

…Юный шутник Долгоруков наконец поднялся из-за стола и скользящей, чуть прихрамывающей походкой направился к Дантесу. Жан Гагарин, недобро усмехнувшись и прищурив глаза, отвернулся к Д'Аршиаку и стал расспрашивать его о недавней свадьбе его сестры.

– Готов поспорить, милостивый государь, – нарочито громко начал Пьер, – что вы и маркиз де Пина, который вместе с вами был принят в гвардию, имеете высоких покровителей. – Жорж удивленно поднял бровь, но ничего не ответил. – Что ж… если учитывать, что вашим непосредственным начальником является господин Полетика, то дальнейшее ваше продвижение по службе зависит только от ваших успехов в… – Пьер, не сводя нахальных глаз с Дантеса, наклонился и, почти касаясь губами мочки его уха, кривя в гнусной усмешке слишком правильный, идеально очерченный рот, прошептал ему несколько слов.

Дантес вспыхнул и отчаянно покраснел, мгновенно вспомнив их перепалку на «Николае I».

– Вы негодяй, князь! Но я не намерен разбираться с вами здесь, в присутствии дам! По какому праву вы позволяете себе оскорбления в адрес госпожи Полетики, не говоря уж обо мне? Завтра жду вас ровно в десять утра у заставы! Пришлите мне своего се…

– Немедленно прекратите, Жорж! – быстро прервала пылкую речь юноши внезапно появившаяся Идалия. – Он просто шутит! Кто же не знает нашего милашку Пьера? Он просто ревнует вас к Жану! Или к месье Геккерну. Жаль, что не ко мне… – Красавица расхохоталась, весьма довольная своей шуткой. – Ведь правда, князь? – насмешливо спросила грациозная рыжеволосая кошка, лениво поводя точеными плечами.

Вмиг протрезвевший Долгоруков смешно сверкал глазами, готовый голыми руками растерзать дерзкую рыжую обидчицу. Растерянный и окончательно сбитый с толку Жорж поискал глазами Геккерна и, не найдя, впал в расстройство, граничащее с истерикой. Он совершенно запутался в сложных взаимоотношениях Пьера, Жана, Идалии – да и всех остальных присутствующих на приеме гостей. Он чувствовал себя потерянным и совершенно лишним среди этого сияющего волшебными огнями бесконечного круговорота звезд. Больше всего ему сейчас хотелось немедленно найти Луи, сесть в его экипаж, прижаться к нему и уехать в его уютную квартиру на Английской набережной…

Луи, его прекрасный друг, его спаситель, ради которого он был готов на все – стреляться на дуэли, пойти в солдаты, воевать на Кавказе…

– Я требую, чтобы вы немедленно извинились перед месье Геккерном, слышите, князь? – почти кричала рыжая Идали. – Иначе я всем расскажу про ваше продажное увлечение генеалогией, и не только…

Нахальный Хромоножка смертельно побледнел и, искоса взглянув на князя Гагарина, привычно скривил губы в брезгливую гримасу.

– Idalie… ну, не сердитесь на Пьера, – примирительно сказал Гагарин, смущенно приглаживая свои вьющиеся волосы и пряча глаза. – Ну что вы хотите от пьяного Петеньки! Господин Гек-керн?…простите, я не ослышался? Мне показалось, что у вас другая фамилия…

– Моя фамилия Дантес.

– Ах да! – не унимался Пьер. – Я же вас еще на корабле спрашивал, кем вам приходится господин посланник. А вы так внятно и не ответили… не смогли… по причине неустойчивости палубы, наверное…

– Замолчите сейчас же, князь! – Дантес кинулся к Долгорукову и попытался вывернуть ему руки. – А не то я сейчас вам устрою – будете у меня на обе ноги хромать! Idalie, я умоляю вас – не надо… и бесполезно меня упрашивать – я его уже вызвал…

– Жорж! Вы в своем уме? Вы что, забыли, с кем вы разговариваете? – Идалия уже не могла контролировать себя и с размаху влепила юноше звонкую пощечину. – Да вы завтра же будете отчислены из гвардии, если Александр Михайлович узнает о вашей дуэли! Пожалейте хотя бы господина Геккерна – он так много для вас сделал…

– Простите, Idalie… Я привык отвечать за свои поступки сам.

Иван Гагарин повернул голову так резко, что его вьющиеся волосы разлетелись веером, и метнул на Дантеса изумленный взгляд. Его темные глаза, обычно не выражающие ничего, кроме скуки и развязной лени, внезапно сконцентрировались на белокуром юноше, сузившись в щелочки. Затем, все так же молча, он перевел свой весьма красноречивый взгляд на Долгорукова и улыбнулся краешками губ, продемонстрировав нежные девичьи ямочки.

– А кем же вам приходится господин посол, месье Дантес?

– А кем вам приходится Пьер Долгоруков, уважаемый Жан?

– Да как вы смеете! – взвился Гагарин, но Долгоруков остановил его. Внезапно подойдя к Жоржу совсем близко, он тихо сказал:

– Наш разговор не окончен, Дантес. Господин Геккерн пригласил нас с Жаном в гости… я надеюсь, что мы сможем там встретиться с вами.

Он как-то чересчур напоказ облизнул свои красные губы и вызывающе усмехнулся. Дантес вновь почувствовал, что краснеет, задетый слишком откровенными намеками князя Долгорукова, «этого гнусного негодяя».

Где же ты, Луи?.. Увези меня отсюда… не могу, не могу больше… какой гадюшник…

– Я не желаю вас видеть! – выкрикнул Жорж, потирая все еще горевшую от пощечины скулу. – Жду завтра у заставы, – быстро прошептал он, чтобы не услышала Полетика.

Что-то беспокоило его в пристальном взгляде прозрачных глаз наглого Хромоножки. Он не мог понять, что именно – сибаритствующий денди был явно неприятен ему вместе с его Жаном, но, когда они были вместе, от них исходили потоки энергии, природу которой было нетрудно разгадать…

Быстро поцеловав руку рыжей Идалии, не сводившей с него хищных кошачьих глаз, он, не говоря более ни слова, вышел из залы.

У высокого сводчатого окна под темной бархатной шторой, у самого выхода на лестницу, стоял Геккерн и молча смотрел на него грустными, тоскующими глазами.

– Жорж! Ты уже хочешь уехать? Не рано ли?.. – говорил он, сжимая в своих руках пальцы юноши. – Мне показалось, что тебе весело…

– Луи, не могу больше… Пожалуйста, давай уедем! И к тому же я… мне завтра рано вставать.

– Разве у тебя дежурство на Шпалерной? – удивился барон, вспомнив, что последний раз Дантес ночевал в казармах два дня назад.

– Не в этом дело, – грустно улыбнулся Дантес. – Просто я уже успел со всеми перессориться сегодня, и если я останусь еще на полчаса, то до завтра могу вообще не дожить! Я пошутил, – поспешно прибавил он, глядя, как барон изменился в лице.

– Я видел, как ты танцевал с мадам Полетикой. Будь осторожней с ней, mon ami – она жена твоего прямого начальника…

– Капитана Полетики? Знаешь, как его называют офицеры? Божьей коровкой! – Дантес от души рассмеялся, вспомнив толстого лысого Полетику, который годился в отцы очаровательной Идалии.

Могу себе представить, подумал внезапно Дантес, какое количество гвардейских жеребцов успела затащить к себе в постель эта смазливая рыжая кошка… Впрочем, преимущества, кажется, очевидны…

Жорж бегом выскочил на улицу в расстегнутой шинели, подставив пылающее лицо колючему морозному ветру с Невы, и тут же растянулся на льду, не очень больно ударившись рукой об лед. При этом он умудрился улететь почти на метр вперед и под хохот барона попытался встать на ноги. Вторая попытка тоже не удалась, и барон, пытаясь поднять со скользкой поверхности потешно барахтающегося на льду Жоржа, немедленно свалился вслед за ним, потеряв свой элегантный котелок где-то в самом начале раскатанной дорожки. Жорж, оседлав барона, сделал вид, что пытается бороться с ним, не давая ему подняться. Луи, смеясь и громко возмущаясь детской возней, затеянной Жоржем, не особенно сопротивлялся, в свою очередь не позволяя Дантесу встать на ноги.

– Вам помочь, господа?

На ступеньках австрийского посольства стоял Петр Долгоруков с сигарой в руке, и наглые глаза ухмыляющегося Хромоножки недвусмысленно говорили о том, что за их возней он наблюдал уже довольно давно. Неспешно спустившись вниз и наслаждаясь произведенным театральным эффектом, он поднял котелок Геккерна и отдал его в руки моментально вскочившего на ноги барона. Дантес, продолжая лежать на льду, изящно повернулся на бок и, картинно подперев рукой щеку, уставился на Пьера.

– Может, хотите покататься верхом, дорогой князь? Ну что ж… подходите – покатаю!

И, встав на четвереньки и непристойно приподняв зад, Дантес приглашающим жестом похлопал себя по спине.

– Бесплатная лошадка! Прошу! Ну что ж вы так смутились, друг мой, – я ж от чистого сердца предлагаю!

Пьер, не ожидавший столь эксцентричной выходки от «краснеющей Жоржетты в эполетах», как он уже успел обозвать Дантеса, развернулся и молча захромал вверх по лестнице, сопровождаемый издевательским хихиканьем Жоржа и несколько смущенным покашливанием барона.

Что ж… злобно подумал он. Кувыркайтесь, голубки. Посмотрим, как ты назавтра посмеешься, голубчик, – смотри только не наложи в штаны от испуга…

– …Стреляться будете из пистолетов на двадцати шагах, по моей команде, – инструктировал Гагарин обоих дуэлянтов, приехавших с утра на санях на дальнюю окраину Петербурга. – Сначала Пьер, потом вы.

– Почему сначала Пьер? – возмутился Дантес. – Он оскорбил меня, а значит, мой выстрел первый! Виконт, вы – мой секундант, и поправьте меня, прошу вас, если я не прав!

Оливье д'Аршиак с достоинством кивнул, открывая небольшой резной ящичек с двумя пистолетами.

Гагарин, покосившись на Пьера, изобразил бурный протест, умудряясь при этом тайком демонстрировать своему другу нежные ямочки. Тот выглядел так, как будто приехал развлекаться, и уставился на Дантеса с неизменной наглой ухмылкой на разрумянившемся от мороза лице. В его прозрачных, почти напрочь лишенных выражения глазах отражалось лишь застывшее, холодное февральское небо. Жорж, стоя без шапки под ледяным пронизывающим ветром, ждал команды д'Аршиака. На Долгорукого он больше не взглянул, как будто вовсе передумал стреляться, и лишь рассеянно и грустно оглядывал покрытые ледяной коркой сугробы позади него.

– Целься… Пли!

Дантес, вмиг очнувшись, поднял руку, выстрелил вверх и картинно распахнул шинель, вызывающе глядя на растерявшегося Хромоножку.

– Испугались, Дантес? – выкрикнул тот, поднимая пистолет. Прищурив глаз, он целился бесконечно долго, наблюдая за реакцией своего противника, и по команде «пли!» резко выстрелил через плечо себе за спину, поскольку там не было никого и ничего, кроме голой заснеженной равнины. Гагарин принужденно рассмеялся, фамильярно хлопнув Жоржа по плечу, и сказал:

– Молодец – а я думал, струсите, барон…

– Может, поедем в кондитерскую на Невский и отметим счастливый исход дуэли? Кофейку с пирожными, шампанского… а, Дантес? Виконт? Что скажете? – с самым невинным видом предложил Хромоножка, как будто они были лучшими друзьями. – А то я даже не успел позавтракать – проспал, представьте!

Кудрявый Ванечка прыснул и отвернулся. Жорж, брезгливо поморщившись, пробормотал: «Без меня», и, стремительно развернувшись, зашагал в сторону города.