…Мы вышли из гостиницы и пешком, по широкой и яркой Марияхильферштрассе, направились в сторону центра. День был солнечный, сухой, и улица была заполнена туристическим людом и какими-то небритыми личностями с Востока.

Беттина с интересом разглядывала витрины, мы с Карлом шагали немного поодаль.

— Я с ней не расстаюсь ни днем, ни ночью, — признался Карл, любуясь стройной фигурой Беттины.

Я кивнул. Мои мысли были заняты другим.

— Очень милая барышня, — произнес я рассеянно.

— О, она не только милая! Она, брат, такое умеет…

— Женись. Тебе пора остепениться. Я благословляю тебя.

— Я знал, что ты одобришь мой выбор, дорогой друг, Но, к счастью, Беттина замужем, — отчеканил он с энтузиазмом.

Я тусклыми глазами разглядывал прохожих и мечтал опохмелиться. Надо было бы зайти в кафе и выпить чего-нибудь освежающего. Вроде виски. Или джина с тоником.

— Ах, какую женщину я сегодня видел, — сказал Карл спустя минуту и закатил глаза. — Пальчики оближешь! Роковая женщина, с ума сойти…

Я насторожился. Я сразу понял, о ком он говорит.

— А как же Беттина?

Как негодующе всплеснул руками.

— Какая тут может быть Беттина, когда такая женщина!..

— Где ты ее видел?

— Она шла под руку с каким-то неприятным субъектом, явно русского происхождения, который косил под лондонского денди. Синий блейзер, дурацкая улыбка, золотые коронки, шелковый платочек в нагрудном кармане… Левая рука была отставлена в сторону, словно у него под мышкой кобура с "магнумом".

Я как раз разговаривал с администратором об окаянном чахоточном… Я ему доказывал, что чахоточные имеют отвратную привычку громко кашлять не только днем, но и ночью. Особенно ночью!

А я этого не выношу. Я хотел, чтобы его переселили на другой этаж или вообще выкинули к чертям собачьим из отеля, в котором пока еще останавливаются приличные люди.

Я сказал, что не усну, если за стеной какая-то мерзкая скотина будет сморкаться, перхать, чихать и кашлять на всю гостиницу.

А тут эта пара подплывает к стойке администратора… И, представляешь, в это мгновение этот фальшивый денди вдруг закашлял! Закашлял тем самым омерзительным кашлем. Я не мог ошибиться.

Пока этот козел кашлял, я увидел, что следом за парочкой шел бой и на тележке вез их чемоданы. Чахоточный и его обольстительная подруга выписались из гостиницы на моих глазах.

Слава Богу, все разрешилось само собой, и теперь я буду спать спокойно! Но какова женщина! Кто мне ответит, почему у всяких заморышей бывают такие божественные любовницы?! Кстати, у нее был несколько встрепанный вид, словно она не спала всю ночь. Я понимаю, ее: как тут уснешь, если рядом кто-то кашляет во все горло.

Я-то знал, почему у красавицы был такой встрепанный вид. Да и у меня был вид, наверно, не лучше. Это всё шампанское, будь оно проклято! Если его пить галлонами…

Мы зашли в кафе. Сели у открытого окна и заказали напитки. Беттина — безалкогольный фруктовый коктейль. Карл заказал рюмку водки и пива. Я попросил принести мне виски со льдом. Мне надо было собраться с мыслями.

— Что меня удивляет в вас, Карл Вильгельмович, — чопорно сказала Беттина и потупила глазки, — так это… — Она показала на часы, было около одиннадцати утра, и потом — на напитки Карла.

— Ты права, моя дорогая, — ответил Карл покровительственно и поднес рюмку ко рту, — пить по утрам — это чрезвычайно вредная привычка. Но, видишь ли, я весь состою из дурных привычек. Вот эту привычку, пить по утрам, я воспринял от этого сукина сына, — Карл указал на меня. — Знала бы ты, как мучительно трудно проходил процесс обучения. Особенно, когда не хватало денег на бутылку.

Я отпил из своего стакана и спросил:

— Беттина, почему этот поросенок называет вас по имени и на "ты", а вы?..

Беттина усмехнулась.

— При знакомстве мы выпили на брудершафт и, я уже раскрыла рот, чтобы сказать ему "ты", как Карл… как Карл Вильгельмович оборвал меня, сказав, что из-за разницы в возрасте и социальном положении факт брудершафта касается только одной из двух договаривающихся сторон. И отныне он будет говорить мне "ты", а я по-прежнему должна говорить ему "вы". Он сказал, что такое уже бывало, первый такой прецедент произошел еще в 19 веке и описан в книге какого-то русского аристократа, кажется, графа Игнатьева.

В этот момент к нашему столику подошла сухопарая, очень некрасивая дама. Я узнал ее, это она сидела в холле во время моего поспешного бегства из отеля в Сан-Канциане. В двух шагах позади дамы стоял мужчина с усами.

— Я услышала русскую речь… — обратилась она ко мне. — А потом присмотрелась. Я вас узнала…

Карл медленно поставил рюмку на стол.

Я напрягся и пристально посмотрел женщине в глаза. Я готов был защищать свое инкогнито до последней капли крови.

— Вы ошибаетесь, мадам… — начал я.

— Мы с вами жили в одном отеле, там, на озере…

— Ну и что из того? — спросил я грубо. Я подумал, а не они ли сидели в темно-зеленом "Мерседесе", который преследовал меня?

— Простите, Игнатий… Вы ведь Лунь, Игнатий Львович? — она широко улыбнулась. Я заметил, что у нее вставная челюсть.

У меня хватило сообразительности неопределенно пожать плечами: в этом мире все возможно: возможно, я и Лунь. Действительно, почему бы мне не быть Лунем, если я уже успел побыть и Павлом, и Полем, и Полом, и Паулем, и Паоло…

— Я еще хотела там, в Сан-Канциане, окликнуть вас. Но вы так стремительно умчались… Игнатий Львович, неужели вы меня не узнаете? Я — Мормышкина, — в ее голосе сквозила обида.

Я постарался изобразить на лице сосредоточенную задумчивость, смешанную с радостью предстоящего узнавания.

— Вспомните, Арбат, Донской переулок, коммунальная квартира на третьем этаже, мы же соседи… Я Мормышкина, Эльвира Ивановна. А это мой муж, Ираклий Константинович, он у меня грузин, — она зарделась, — вы его не знаете, я с ним познакомилась уже после… после того как вы переехали на новую квартиру.

Мне пришлось встать. Ее спутник сделал полшага назад, выпятил грудь и с достоинством подкрутил ус.

— А что ваши девочки? — продолжала дама, глядя на меня чуть ли не с любовью.

Я посмотрел на Карла. Дочери — это по его части. Я перевел взгляд на даму и опять пожал плечами. На этот раз равнодушно. Чего, мол, им сделается. Но все же ответил:

— С девочками все в порядке. Они… — я искусно разыграл легкое смущение, ожидая, что собеседница выручит меня новым вопросом.

И она не обманула моих ожиданий.

— Старшенькая у вас ведь училась на косметолога?

За все это время Карл и Беттина не проронили ни слова.

— Да, она училась, на косметолога, — ответил я деревянным голосом.

— А младшенькая?..

— Младшенькая? Э-э, младшенькая, младшенькая… — я был в затруднении. Откуда мне было знать, чем занимается младшенькая. Я чуть было не сказал: — А черт ее… — Но вовремя остановился.

— Да что — младшенькая? — я махнул рукой. — Что это мы все обо мне да обо мне? — сказал я с легкой укоризной. — Позвольте, лучше я вам представлю моих друзей. Это господин Брудершафт, он немец, — я рукой указал на Карла. Мой друг одарил женщину людоедской улыбкой и приподнял могучий зад над стулом. — А это Брунгильда, подруга дней его ненастных, она готовится стать его женой, и обратите внимание, хотя она еще только готовится, но, вот же бестия! уже успела присвоить себе фамилию будущего мужа, то есть она тоже Брудершафт. И она тоже немец, то есть, я хотел сказать, немка, и ни слова не понимает, о чем мы тут с вами говорим…

Беттина отчетливо произнесла по-русски:

— Здравствуйте, прекрасная погода сегодня, не правда ли?

Дама на секунду смутилась, потом погрозила мне пальчиком.

— А вас, господин Брудершафт, — обратилась она к Карлу и сощурила глаза, — я прежде где-то видела. Я не говорю о Клопайнерзее, это понятно. Я имею в виду, что видела вас прежде. Да-да, я вас видела. И не раз. Вот только где… Ага, вспомнила! Ираклий, ты помнишь? — обратилась она к мужу. — В позапрошлом году, когда мы путешествовали по Сахаре. Господин Брудершафт тогда промчались мимо нас в открытом джипе, и в руках у него было ружье. Такое огромное, и оно все время изрыгало пламя. И потом в Новой Зеландии, в театре, вы дирижировали оклендским симфоническим оркестром…

Я посмотрел на Карла. При упоминании об оклендском оркестре он кивнул и одарил даму еще одной людоедской улыбкой.

Через некоторое время мадам и ее спутник поняли, что напрасно ввязались в разговоры с Лунем и Брудершафтами, и, сухо попрощавшись, удалились.

— Вот видишь, — воскликнул Карл после их ухода. — Меня опять видели там, где я не был. Это же…

— Я знаю, что это. Это называется — раздвоение Карлов. Похоже, ты размножаешься делением. Будь осторожней, можешь доиграться до того, что от тебя останется…

— Маленький-премаленький карлик, — хихикнула Беттина.

Карл крякнул. Потом посмотрел на меня.

— Ну-с, господин Лунь, — он ухмыльнулся, — а не заказать ли нам бочку вина? Страшно хочется напиться. Да и день сегодня к этому располагает, ты не находишь?

— Ну, если Беттина не будет возражать…

— Беттина не будет возражать, — сказал Карл с нажимом и краем глаза посмотрел на девушку.

Спустя минуту он в раздумье добавил:

— Кажется, Вена наводнена агентами Кремля… Как Париж восемьдесят лет назад.

Я покачал головой. Я был в чрезвычайно дурном расположении духа. Во мне зрело желание, вооружившись саперной лопаткой, отрыть окоп и провести в нем тот жизненный отрезок, который мне отмерил беспощадный в своем милосердии Господь.

В тот же день мы убрались из отеля. Если мадам со своим мужем-грузином на самом деле не те, за кого себя выдают, то им придется сильно потрудиться, чтобы опять набрести на меня.

Карл хотел с Беттиной неторопливо побродить по Вене, посетить Пратер, Хофбург, Собор Святого Стефана и Бельведер. Карл бывал здесь прежде. И не раз. Но все время что-то мешало ему насладиться туристическими красотами. Карл говорит, что он тогда был очень невоздержан в питье. Тут я ему верю.

И еще, у него, оказывается, заказаны билеты в оперу, естественно, на "Лоэнгрина". Но когда Карл увидел мои глаза… Словом, через час мы уже были в дороге.