Маргеладзе обедал в закрытом клубном ресторане с вице-мэром города Куликовым. Тихо играла музыка, зал был пуст, тем не менее обедающие сидели в изящной кабинке, загораживающей их от чужих глаз.
Официант, высокий, с длинными белесыми бакенбардами, подлил коньяка, подложил закуски, и Вахтанг взглядом показал ему, что он здесь лишний.
Тот отошел на несколько шагов, но продолжал стоять, находясь в поле зрения обедавших.
Чокнулись. Маргеладзе сказал:
– За наши с тобой, Михалыч, особые отношения. Я их ценю, я ими дорожу, я пронесу их через всю жизнь. Спасибо, дорогой брат и друг.
– Тебе спасибо. Ты немало делаешь для нашего города.
– Мелочь. Ради друга, ради его авторитета я готов на все.
– Спасибо, Вахтанг.
Пригубили рюмочки, стали закусывать.
– Давай к делу, – попросил Куликов, – у нас не так много времени.
– Хорошо, – кивнул тот. – Первое… Время идет, а твои холуи на Петрах так и не вышли на подонков, убивших моего брата.
Иван Михайлович помолчал, пережевывая нежную розоватую рыбу, согласно кивнул головой.
– Понимаю тебя. Но пойми и ты меня. Если я дам зеленую улицу твоему делу, сразу начнутся разговоры. Некоторые «мокрые» папки лежат годами, а перед Маргеладзе подняли шлагбаум. Так нельзя, дорогой!
– Меня не нагибает, кто что скажет. Я должен знать, какая сука завалила Анзора.
– Начнем с того, что ты и без следаков знаешь, кто его завалил… – спокойно ответил вице-мэр.
– Знаю.
– Но он в это время был в Сибирске. Полное алиби.
– Но я знаю, знаю на сто процентов, что это его рук дело!
– Его помощников, – поправил Вахтанга вице-мэр.
– Это не меняет дела.
Белобрысый официант подошел поближе, чтобы подлить спиртного, но Маргеладзе зло взглянул на него:
– Не мельтеши перед глазами, халдей!
Тот послушно кивнул и замер на месте.
– А если я завалю его? – повернулся Вахтанг к вице-мэру.
– Кого?
– Кузьму.
– За что?
– За Анзора… Если завалю, на Петрах закроют на это глазки?
– Во-первых, ты уже пытался завалить – не получилось. А во-вторых, на Петрах, чтоб ты знал, глазки всегда у всех открыты. Их не закроешь. Отвести в сторону можно, а закрыть – нет… – Куликов покопался в тарелке, поднял глаза на собеседника. – Ты еще о чем-то хотел спросить.
– Дело Окунева. Помнишь?
– Бизнесмена из Сибири, которого кто-то прикончил?
– Он приезжал к Кузьме. Кузьма принимал его, поил, кормил. Потом отвез в гостиницу и бизнесмен отправился доделывать свои дела уже не в Сибирь, а к господу Богу. Помнишь?
– Ну помню, помню. Что из этого?
– Я так понимаю, он и тут соскальзывает?
– Насколько я в курсе, дело не закрыто. Кузьмичев выпущен под подписку о невыезде.
– Его что, нельзя посадить? Сколько народу сидит годами без всяких оснований, а тут все ясно – и вдруг подписка о невыезде… Ты следакам забросил насчет лавэ?
Вице-мэр снисходительно усмехнулся:
– Надеюсь, ты шутишь?
– Насчет Кузьмы?
– Насчет того, чтоб я следакам про лавэ забрасывал.
– По-моему, Михалыч, ты меня за идиота держишь. Не ты должен про лавэ вкручивать, а твои псы. Глянь, сколько дармоедов вокруг тебя. И все хотят урвать сотню-другую зеленых. Не говоря уже про вечно голодных следаков!
– Не забывай, Вахтанг, что он известный человек в городе. А город этот – столица нашей родины. У него телевизионный канал. Представляешь, какой вой поднимется, если его просто так – по подозрению? Прошли те времена. Там тоже стали осторожнее. Даже за лавэ. Никто не хочет лишиться своего места.
– И ты в том числе? – ухмыльнулся Маргеладзе.
– А я что, из другого теста?
Долговязый официант снова было сделал попытку подойти, но Вахтанг остановил его злым окриком:
– Не маячь, сказал, перед глазами! Нужен будешь – позовем! – Посмотрел на собеседника. – Надо тормознуть сучонка… Посиди он хотя бы год в клетке, мы бы его империю растащили по кусочкам. И городу бы перепало немало. Ты это понимаешь?
– Понимаю.
– А если понимаешь, чего ждешь? С миллионом зеленых на хрена тебе твоя должность?
Куликов откинулся на спинку стула, негромко рассмеялся:
– Ты или наивный, или играешь такого… – Наклонился к Вахтангу поближе, тихо прошептал. – Как другу, одну тайну. При своей должности я всегда могу заработать миллион. И не один. Понимаешь, о чем я?
Собеседник цыкнул языком, грустно посмотрел на друга.
– Значит, мое дело – глухарь?
– Почему? Я свое слово держать умею. Тем более перед другом.
– Рискни ради друга, Михалыч.
Вице-мэр засмеялся:
– Рискнуть? Риск, как известно, безобразное дело. Хотя безумцы окрестили его, как благородное… – Он внимательно посмотрел на Маргеладзе. – Кстати, ты сам как относишься к риску?
– Смотря на что ставить.
– Поставь на Сибирь.
Маргеладзе ухмыльнулся:
– Но Окунев уже ку-ку.
– Там есть господин – покруче покойника… Линник Александр Александрович.
– Не слышал.
– Зря. Хозяин алюминия и всего, что вокруг алюминия.
– Ты с ним знаком?
– В общих чертах.
– Сведешь?
– Нет.
– Почему?
– Я же не сводня, дорогой, – снова рассмеялся Куликов. – Топчи дорожку сам, а я при пробуксовке подтолкну.
– Значит, Линник?
– Александр Александрович Линник. Но советую поспешать. На него многие зубы точат. А уж после смерти Окунева он вообще становится центровой фигурой.
– Думаю, мой друг Кузьма тоже не будет дремать.
– Я тоже так думаю.
Допрос проводился в том же кабинете, что и раньше – слабо освещенном из-за немытых окон и грязных плафонов, не слишком опрятном. Следователь тоже был прежним – колючий, подозрительный, агрессивный Конюшин.
Сергей сидел через стол от него, смотрел на допрашивающего спокойно, чуть ли не снисходительно.
– На прошлом допросе вы почему-то не сочли возможным сообщить крайне важную деталь, связанную со смертью Окунева, – произнес следователь.
– На прошлой беседе, – поправил его Кузьмичев.
– На допросе. Вы проходите по делу, как главный свидетель. Надеюсь, о подписке о невыезде вы не забыли?
Подследственный пропустил мимо ушей последнюю фразу, спросил:
– Какую же деталь я не сообщил?
– Один из охранников, дежуривший в ту ночь, в своих показаниях отметил, что именно вы, Сергей Андреевич, входили в номер вместе с Окуневым.
Сергей кивнул:
– Да, я входил с Окуневым в номер. Какой вы видите в этом криминал?
– Первое. Вы скрыли этот факт.
– Второе?
– Второе. Вы были последним, кто видел Окунева живым.
Кузьмичев удивленно смотрел на следователя.
– Уж не думаете ли вы, что я укокошил его?
Тот едва заметно ухмыльнулся.
– Укокошили или сделали что-то другое – это покажет судмедэкспертиза.
– Покажет? И когда она наконец что-нибудь покажет?
– Вас известят… А пока что… ставлю вас об этом в известность… я буду ходатайствовать перед прокуратурой о взятии вас под стражу.
Кузьмичев даже откинулся на спинку неудобного казенного стула.
– Вы с ума сошли!
– Пожалуйста, без оскорблений, – тихо попросил Конюшин.
– Конечно, сошли! А как это можно еще расценивать?! – Сергей резко вскочил, перешел на крик. – Где основания? Какими доказательствами вы располагаете?! Это шантаж! Самый наглый шантаж.
– Сядьте, – показал глазами на стул следователь.
– Может, вы еще милиционера вызовете?
– Не исключено.
Сергей двинулся к нему. Конюшин тоже встал, слегка подался корпусом вперед.
– Размажу… – свистящим шепотом сказал Кузьмичев. – По стенке размажу. Как мразь.
– Сгною, – таким же шепотом ответил следователь. – В одиночке сгною. Как уголовника.
– Вылетишь с работы. Со свистом!
– Пока я буду вылетать, ты уже будешь париться на нарах! Деньги хоть и многое решают, но не все! – Конюшин нащупал кнопку под крышкой стола, нажал ее.
Почти в тот же момент в комнату вошел могучий мрачный милиционер, вопросительно уставился на подследственного.
– На трое суток! К бомжам! За оскорбление при исполнении… – распорядился Конюшин.
Николай стоял возле окна – спиной к Старкову, слушал его информацию.
– Кузьму плотно взяли следаки из Петровки.
– Знаю, – едва заметно кивнул Николай.
– Настолько плотно, что последствия могут оказаться самыми серьезными.
– Знаю.
– Такое впечатление, что менты выполняют чей-то заказ. Но он ведь никакого отношения к смерти Окунева не имеет. Вы это знаете.
– Догадываюсь.
– Необходимо вмешаться. Дело приобретает серьезный оборот… Трое суток предварительного задержания постепенно перешли в пять.
– Ну что ж, – улыбнулся Николай. – Пусть отдохнет. «Это даже хорошо, что пока нам плохо», – как пелось в одной песенке. Я недавно имел с ним встречу, беседовал на известную нам тему. Он оказался несговорчив, вернее, не готов к такому разговору.
– В каком смысле?
– Он стал слишком глубоко копаться в морали… – Николай взял небольшую гантель, поработал кистевым суставом. Не мигая, посмотрел в глаза собеседнику. – Говорит, что он не господь бог и не судья, чтобы решать людские судьбы.
– В какой-то степени он прав.
– Наверное… В другой ситуации я бы сам с ним согласился. Но в нашем положении… в положении, когда страна находится на краю пропасти… Мы не для того вытаскивали его из провинции, чтобы он стал неуправляемым олигархом, вел себя непредсказуемо, во вред нашему делу.
– Но он ведь выполнял все… – попытался возразить Старков.
– Он выполнял все, что ему вменялось в задачу, – продолжил мысль Николай. – Но все это было преамбулой к настоящему делу. Преамбулой!
– А смерть Часовщика? А борьба с криминалом? Он сделал не так уж мало.
– Мало, мало! По сравнению с тем, что предстоит впереди. Поэтому тот факт, что он попал в серьезную переделку, пойдет ему только на пользу.
– На пользу? – усмехнулся Старков. – А если наоборот? Если он обозлится?
– Мы с тобой воевали! – остановился перед ним Николай. – И ты знаешь, как человек реагирует на то, что происходит не с ним лично, а с кем-то другим. А вот когда целятся в тебя, именно в тебя – тут вступает в силу инстинкт самосохранения. Тут ты не раздумываешь, стрелять или не стрелять. Если не ты его, то он тебя… Так что пусть на собственной шкуре почувствует, поймет, что наш план на сегодняшний день единственный, оптимальный.
– То есть, ему сидеть?
– Нет, завтра его выпустят, – сдержанно улыбнулся Николай. – Но вот еще что… Постарайтесь, чтобы завтра, когда Кузьмичев будет покидать следственный изолятор, туда сбежалось побольше телевизионной братии. Не только его собственный канал, но и все остальные. Надо из его освобождения сделать шумный спектакль… Как ни странно, но победа, успех делает человека менее осторожным и более сговорчивым. Уверен, он сделает нужный вывод. А ты постарайся узнать, кто стоит за всем этим «следствием». Возможно, с него мы и начнем.
С самого утра возле следственного изолятора толпились журналисты – газетчики, телевизионщики, папарацци с фотоаппаратами наготове.
Команда Кузьмичева – Старков, Костя, Вован, Аркадий и еще несколько охранников – держалась в сторонке, ожидая выхода патрона.
Кто-то из журналюг первым почувствовал начало действа, ринулся к двери изолятора. За ним двинулись другие. Вся масса задвигалась, заволновалась. Охранники попытались сдержать ее, и в это время дверь открылась и на свет божий вышел Кузьмичев – похудевший, бледный, слегка заросший щетиной и, как ни странно, улыбающийся.
За его спиной скромно и неприметно маячил известный московский адвокат Михаил Лерр.
Замерцали вспышки, раздались даже жидковатые аплодисменты.
Среди телевизионщиков особенно выделялся своей энергичностью Василий Петрович – он явно чувствовал себя здесь хозяином и, расталкивая всех, ломился напрямую к своему шефу.
– Как вы себя чувствуете, Сергей Андреевич?
– Разве не видно? – тот продолжал улыбаться. – Отлично!
– Это правда, что вас держали в камере с бомжами?
– Бомжи – тоже люди. Причем очень душевные.
Вопросы посыпались со всех сторон.
– Какое обвинение вам было предъявлено?
– Обвинений не было.
– Но вас ведь задержали?
– Задержали и выпустили.
– На каком основании?
– На основании судебного кретинизма!
– Вас обвинили в оскорблении следователя при исполнении им служебных обязанностей.
– Простите, в оскорблении кого? – приставил ладонь к уху Кузьмичев.
– Следователя Конюшина.
– Если Конюшин – следователь, то я – марсианин. Что же касается обвинения… Если завтра вас вдруг обвинят в скотоложестве то, уверяю вас, обратное вы вряд ли докажете. Вас с успехом упекут в каталажку. Хотя общение со скотом вы имели только в виде антрекота.
Журналисты засмеялись.
– Это правда, что на вас хотят повесить смерть Окунева? – снова вырвался вперед Василий Петрович.
– Правда. Окунев приехал в Москву по моему приглашению, и, согласитесь, было бы крайне странно, если бы именно я оказался виновником его гибели. Но кому-то очень хочется выкрутить именно такую версию и выгородить истинных виновников его убийства.
– Вы употребили слово «убийства». Вы считаете, что Окунева убили?
– Убежден. И виновные должны быть найдены и наказаны теми же органами правопорядка, к которым относится и, с позволения сказать, следователь Конюшин.
– Вы намерены судиться с ним? – поинтересовалась молоденькая симпатичная тележурналистка.
– Безусловно. Уверен, что Конюшин выполняет чей-то заказ. И, думаю, далеко не бескорыстно.
– Ваши планы на ближайшие дни?
– Работать. Вернуться в офис и работать… – Сергей взял за локоть своего адвоката, заставил его выйти вперед. – Все остальные вопросы к Михаилу Борисовичу Лерру, которого вы все замечательно знаете.
Кузьмичев оставил журналистов и двинулся к своим парням. Все расселись по машинам, выехали со двора отделения милиции.
– Что с Сабуром? – спросил Сергей Старкова.
– Сидит.
– Да плевать, что он сидит! Я просил узнать, когда смогу с ним встретиться?
– Самое простое – загреметь туда же, – улыбнулся Старков и тут же добавил: – Шутка.
– Идиотская. Хотя при нашем правосудии можно загреметь куда угодно.
– Не беспокойся, я уже навожу мосты.
– А можно пооперативнее? Сабур определенно должен знать, где Марина.
– Не думаю, что он просто так выдаст тебе информацию.
– Сделай так, чтоб выдал. Я готов заплатить любую цену.
– А если эта цена – его свобода?
– Значит, пойдем и на это.
– А не боишься? Пока он за решеткой, ты в безопасности. Он так и не в курсе, кто его подставил с наркотиками. Неужели думаешь, Маргеладзе промолчит?
Сергей резко повернулся к нему.
– Болтовня! Понимаешь, сплошная болтовня. А надо действовать. Узнай, где Марина, и мне не придется прибегать к услугам Сабура.
– Сережа, я все понял. Буду действовать.
Встреча Юрия Ивановича и Зуслова была обставлена в духе фильмов о разведчиках.
Во двор небольшого, обнесенного высоким забором особняка, вкатился черный «БМВ» с затемненными стеклами, ворота тут же закрылись, к автомобилю быстрым, чуть ли не строевым шагом подошли двое молодых людей в черной, пригнанной по фигурам форме, открыли дверцу и, встав с двух сторон, повели гостя в дом.
Алексей Иванович Зуслов встретил Юрия Ивановича сдержанно, хотя и с улыбкой, дал знать сопровождающим, что они свободны, проводил гостя в со вкусом отделанную гостиную, жестом предложил расположиться на диване.
Юрий Иванович оценивающе окинул взглядом стены, одобряюще кивнул:
– Недурственно. Я здесь у вас еще не бывал.
– Здесь вообще мало кто бывает, – ответил Зуслов, откупоривая бутылку нарзана. – Вы едва ли не единственный.
– Знак особого доверия?
– Считайте, что так… – Алексей Иванович разлил пузырящуюся воду по хрустальным стаканам, сел в кресло напротив. – Мы, Юрий Иванович, давно знаем друг друга… Давайте быка за рога?
– Давайте, – согласился гость и уселся поудобнее, готовясь к разговору.
– Вам известно, что я держу в руках силу, равной которой на сегодняшний день у нас в стране нет.
– Скинхеды?
– Я бы назвал «Движение патриотической молодежи». Но если вам сподручней употреблять чужеземную формулировку, я соглашусь и на это… Да, у меня в руках скинхеды всей страны. И если их направить в нужном нам направлении, они разнесут все на своем пути. Необходима точная идеологическая подоплека.
– Но еще более необходимы деньги? – спросил Юрий Иванович, с улыбочкой глядя на Зуслова.
– Именно поэтому я попросил вас приехать, – кивнул тот. – Нам очень нужны деньги.
– Они под ногами.
– Под вашими ногами.
– И под вашими тоже. Сегодня на националистической идее многие непрочь погреть руки.
– А вот этого мне бы не хотелось. Наша идея должна быть патриотически чистой и истинной. Мы должны прийти к конечной цели максимально цельными в националистическом смысле.
– В национальном?
– Я не оговорился. Именно, в националистическом! Мы в своей конечной цели за чистую расу, за право русских быть русскими.
– Конечная цель – это что?
– Конечная цель – это власть.
– И вы не боитесь употреблять формулировки типа «националистический смысл»?
– В узком кругу… в кругу единомышленников не боюсь. Я имею дело только с истинными патриотами.
– Один из ваших ближайших соратников – господин Грязнов? – Юрий Иванович внимательно смотрел в глаза Зуслову.
– Да, – кивнул тот. – Петр Петрович один из тех, что определяет нашу стратегию.
– Но он – фигура битая.
– Прежде всего, он – патриот. А это, к сожалению, в нашей стране явление не частое. Ну и к тому же Петр Петрович, несмотря на свою «битость», имеет связи, которым позавидуют многие из нас. Именно связи патриотического толка. Вы ведь знаете, что из органов он был изгнан космополитами именно за глубочайший патриотизм.
– Знаю, – коротко ответил гость, не желая разрабатывать эту тему дальше. – Происхождение денег для вас имеет принципиальное значение?
– Прежде всего, они должны быть предоставлены перспективной для нас личностью. То есть, русским человеком, который со временем вошел бы в наш политсовет.
– Таких немало.
– Таких как раз очень мало, – возразил Зуслов.
Юрий Иванович побарабанил пальцами по столику, подумал, поднял глаза на собеседника.
– Например, Кузьмичев?
Алексей Иванович улыбнулся:
– Именно о нем я в первую очередь думал. Хотя работать с ним будет трудно.
– Предельно трудно. Но возможно. Потому что он тоже наделен амбициозными качествами, и ему уже тесновато на той площадке, которую он уже освоил… А человек он – бесконечно богатый.
– Нам нужны его деньги.
Юрий Иванович налил воды, сделал пару глотков.
– Будем работать.
Камера, в которой сидел Сабур, была довольно большой, и подследственных здесь томилось не меньше десятка. Сабуру, едва ли не самому авторитетному в тюрьме, было выделено наиболее престижное место – шконка у самого окна.
Утром Сабур проснулся от какой-то возни через шконку от него. Здоровенный качок, плечи которого были утыканы наколками, с силой согнул худосочного очкарика и пытался запихнуть его под нары.
Очкарик молчаливо пытался сопротивляться, однако пацан упорно дожимал его, сладострастно и громко сопя при этом.
– Бесполезно… бесполезно упираться, сучонок. Тюряга тебе не школа. Пройдешь университеты, будешь уважать старших… которые уже отсидели свое.
Почти все обитатели камеры проснулись и с интересом наблюдали на происходящим. Качок почти уже запихал голову паренька под нары, когда Сабур неторопливо и как бы нехотя поднялся, подошел сзади к качку и неожиданно с силой воткнул здоровяку средний палец под ребра в район почек.
Тот от неожиданности охнул, отпустил паренька и даже присел от острой боли.
Сабур стоял над ним, ухмылялся.
Качок, увидев перед собой немолодого и довольно потрепанного зека, стал медленно и угрожающе подниматься. И в тот момент, когда он был готов ударить Сабура, тот выбросил вперед правую руку и поднес растопыренные пальцы к его глазам.
Здоровяк замер и не мог шевельнуться – Сабур в любой момент мог проткнуть ему глаза.
Так простояли они некоторое время, затем Сабур медленно опустил руку, сквозь зубы произнес:
– Будешь шалить, штифты выколю… Ты кто, бугай?
– Слон, – ответил тот.
– Новый поселенец, что ли?
– Да за мной уже две ходки… А ты что, пахан здесь?
– Я? Узнаешь… Со временем, – заключил Сабур и показал на шконку возле дверей. – А пока будешь кемарить там, Слон. На самом почетном месте. Будешь меня слушаться – пойдешь на повышение. А станешь беспредельничать, яйца за уши заверну.
Амбал послушно и уныло взял свои постельные дела и направился к нарам возле двери.
В это время защелкали дверные запоры, и в камеру вошли два конвоира. Один из них резко скомандовал:
– Всем встать! Морды к стенке, грабли за спину!
Заключенные вяло и нехотя выполнили команду.
– Подследственный Сабурцев – на выход!
Сабур послушно и привычно заложил руки за спину и двинулся к двери.
Минуя бесконечные тюремные коридоры, тамбуры, скрипучие решетчатые двери, Сабура привели в приемную «Начальника Учреждения» – так было обозначено на табличке. Один конвоир ушел, второй остался при заключенном. На секунду он исчез в кабинете, затем быстро вернулся.
– К начальнику!
Держа руки за спиной, Сабур вошел в кабинет начальника тюрьмы. Кабинет как кабинет – со столом, телевизором, на экране которого хорошо виден тюремный двор, тюремные переходы.
Над столом – портрет Дзержинского, по стенам, на полках красовались разные поделки – подарки заключенных.
В кресле развалился мужчина средних лет с полноватым розовощеким лицом. Он внимательно посмотрел на вошедшего.
– Садись, в ногах правды нет, – сказал он.
– Я и так сижу, – огрызнулся Сабур, – без суда и следствия.
– Ты на стул садись.
Тот сел, посмотрел на начальника:
– Как устроился? Не тесно?
– В тесноте да не в обиде. Не впервой.
– Все-таки не мальчик. После такой жизни, квартиры с видом на Кремль и вдруг – в камере со всяким сбродом. Не обидно?
– Ты что, начальник, перевоспитывать меня собрался?
– Тебя черта с два перевоспитаешь, – засмеялся начальник. – Интересный ты человек, Сабур. Поэтому и позвал. Мне интересно знакомиться с интересными людьми.
– Их тут много, начальник. Жизни не хватит, чтоб со всеми перезнакомиться. Хобби такое, что ли?
– Скорее, сочувствие. Таким людям… интересным… я всегда готов облегчить жизнь.
– На волю выпустишь, что ли? – усмехнулся Сабур.
– На волю – не знаю. А вот отдельную камеру могу.
– Одиночку, что ли? – испугался тот. – За что, начальник?
Начальник рассмеялся.
– Ты не понял меня. Отдельную – это отдельно от всех. Можешь оборудовать как захочешь. Телевизор, сортир, койку, жрачку – выпить, закусить. Но все это за твой счет. Согласен?
– И девку! – добавил Сабур.
– Можно и девку. Только это будет дорого стоить.
– Я человек не бедный.
Петр Петрович Грязнов сидел в своем просторном кабинете за широким столом и вовсю распекал подчиненных.
– …Я не буду спрашивать с них, с этих сопляков! А вот с вас семь шкур спущу! Все начинается с малого! Сегодня, видите ли, он решил просто так… мордобоем проучить непослушного, или какого-нибудь черножопого, а завтра что? Завтра и завалить можно? С этого все начинается! С вашего попустительства! Никакого беспредела, никакого самоуправства, никакого бардака! Только слаженные и ответственные действия! Наши парни – не сброд и не скины, как их называют некоторые газетчики-космополиты! Они – цвет, будущее русской нации! И вы, как старшие товарищи, должны это понимать и воспитывать молодежь! А к тебе, Дмитрий Иванович, особый счет! – повернулся он к седовласому человеку. – Мы же с тобой огонь и воду прошли! Какая была дисциплина?! Куда ты смотришь? Или пора на отдых? Так и скажи – уважу!
– Петр Петрович, – попытался возразить Дмитрий Иванович, – они, эти молодые, совсем из другого теста. У них беспредел в башках с самого рождения. С пеленок, можно сказать!
– Ничего не хочу знать! – заорал Грязнов. – Еще раз услышу, выгоню! У нас должны быть чистые руки и благородные сердца! Все! Все свободны!
Находившиеся в кабинете встали, молча стали покидать кабинет. В дверь просунулась голова секретарши.
– Петр Петрович, к вам сын.
Тот нахмурился, буркнул:
– Пусть заходит.
Секретарша исчезла, а вместо нее в дверях возник Грэг – долговязый парень лет двадцати с длинными волосами, с редкой бороденкой.
– Привет, батя, – произнес он и сходу рухнул в мягкое кресло.
– Сколько раз тебе говорил, не смей называть меня батей! – психанул Грязнов.
– Хорошо, – тут же согласился сын. – Привет, отец.
– Зачем сюда явился? Думаешь, приятно моим подчиненным на тебя такого смотреть?
– Ой, батя, мне болт на них…
– Я сказал – прекрати так меня называть!
– Извини, сорвалось.
Некоторое время отец и сын смотрели друг на друга, затем Грязнов спросил:
– Что, опять денег пришел просить? Пора уже самому зарабатывать. Чего молчишь? Ты на могилу матери хоть раз сходил? Я догадываюсь, чем ты занимаешься… – Открыл ящик стола, вынул оттуда, шприц. – Что это такое?
Сын пожал плечами:
– Ну шприц. Как будто ты не знаешь.
– Хорошо, что мать не дожила до этого. Вот бы обрадовалась.
– Да это приятель оставил. Ну честное слово. Как ты мог подумать?
– Хороши у тебя приятели. Почему забросил музыку? Где твоя гитара? Ты же таскался с ней постоянно! Может уже загнал?
– Ты что, отец! Это ж твой подарок. Я занимаюсь. Каждый вечер. По несколько часов.
– В группе?
– Ну.
– В какой группе? Название!
Сын молчал, с усмешкой глядя на отца.
– Чего молчишь? Мне все доложили. Ни в какой группе ты не играешь, а проводишь время в обществе лохматого отребья. С этой вонючей попсой… И не дай бог, если ты уже и этим стал заниматься, – Петр Петрович угрожающе поднял шприц, – не посмотрю, что ты мой сын. Ты меня знаешь, – Грязнов спрятал шприц в стол, вынул оттуда пачку крупных купюр. – Сколько тебе?
– Сколько не жалко.
– Не жалко… Если на дело, мне для тебя ничего не жалко. И ты это знаешь. Сын… Единственный сын!
– Это на дело. Честное слово, бат… прости, папа.
Отец отшелестел несколько купюр, протянул сыну. Тот не стал пересчитывать, сунул в карман, поднялся.
– На могилу я схожу. Вот куплю цветы, и к маме. Обещаю.
– А делом когда займешься?
– Скоро, отец, скоро. – Он обнял Грязнова, чмокнул в щеку и покинул кабинет.
Тот тяжко вздохнул и опустился в кресло.
Маргеладзе дремал в своем кабинете, забросив ноги на кожаное кресло. Он очнулся от стука в дверь. Возмущенно вгляделся, увидел вошедшего молодого кареглазого кавказца.
– Шалва, дорогой! Прилетел, наконец! Заждался, – Маргеладзе поднялся, широко раскинув руки, пошел навстречу гостю. – Сколько же лет я тебя не видел?!
Шалва улыбался.
– Пять лет, батоно Вахтанг.
– Да, пять лет, пять лет. Встретил бы на улице – никогда не узнал. Красавец. Джигит!
Они обнялись, расцеловались.
– Я бы вас, дядя, сразу узнал. Вы ничуть не изменились. Виски только…
– Что, поседели? – засмеялся тот. – Не стесняйся, говори! Седина мужчину красит. В нашем роду все быстро седеют.
– Да, дядя, у меня тоже серебро в голове проскакивает, – пожаловался Шалва.
– Дорогой племянник, – нахмурился Вахтанг, – хочу попросить тебя вот о чем. Да, для тебя я дядя. Но только по-родственному. Во всех других случаях… когда мы при посторонних… особенно при девушках… я – Вахтанг. Просто Вахтанг! Я не так стар, чтобы меня молодой парень называл дядей. Ты – Шалва. Я – Вахтанг! Понял?
– Понял, дя… Прости, Вахтанг.
– Вот за это и выпьем. И еще – за встречу, – Маргеладзе повернулся к Важе, который бесшумно вошел следом. – Налей нам, Важа, грузинского. Вспомним родину, родных, друзей…
– Важа – тоже родственник? – спросил Шалва.
– Наверно. Воскресший родственник, – усмехнулся Маргеладзе.
– Как так? – не понял гость.
– Так бывает, – заметил Важа. – Бывает, что человек умрет, а потом вдруг воскреснет.
– Все равно не понял.
– Со временем поймешь, – отмахнулся Вахтанг и снова кивнул Важе: – Налей, сказал, вина!
Важа откупорил бутылку «Хванчкары», налил в три фужера, они чокнулись, выпили.
– А Анзора, правда, убили? – спросил Шалва, вытирая губы.
– Анзора убили, – вздохнул Вахтанг. – Твой друг, мой брат Анзор, с которым ты в детстве скакал по горам, погиб… Застрелили его, собаки. Теперь ты будешь вместо него. Отдохни, оглядись… Важа введет тебя в курс… – Маргеладзе достал из ящика две связки ключей. – Это ключи от твоей квартиры… А это – от «ягуара». Дарю тебе красный «ягуар» Анзора. Он любил на нем пофорсить. Катайся, не жалко. Но смотри, тут тебе не Сванетия. Даже не Тбилиси. Дисциплина и порядок, если не хочешь последовать за Анзором… – Он помолчал, с силой вытер ладонью лоб. – Ладно, все! – Сам наполнил бокалы. – Давайте выпьем за землячество. За тех, кому мы должны протягивать руку помощи, если нас об этом попросят. И пусть наша встреча не будет больше ничем и никогда омрачена…
Они чокнулись, выпили.
Был поздний вечер. Тусовка в клубе кипела на полную катушку. Гремела из динамиков музыка, ее перекрывал натренированный и неутомимый голос диск-жокея.
В тусклых, облупленных коридорах клуба шла своя тусовка. Жались по углам пары, кто-то курил, кто-то выяснял отношения. Кто-то сосал прямо из горлышка.
В углу под лестницей Грэг вел разговор со скуластым худощавым человеком лет тридцати. Хасан Кулиев, по кличке Кулек, держал Грэга одной рукой за куртку, другой касался кончика носа.
– Хоть ты, Грэг, сынок крупного папашки, для меня ты – как все они, – показал он на ютящихся в коридоре. – Ты меня понял? И расплачиваться за товар должен вовремя, как все.
– Ты чего? – пытался освободиться Грэг. – Я ж тебе отдал.
– Сколько?
– Штуку.
– А должен сколько?
– Много.
– В долг живут знаешь кто?
– Миллионеры.
– Правильно. А ты на миллионера не тянешь. Правильно?
– Кулек, я отдам, честное слово.
– Твое честное слово знаешь, чего стоит? Воткни его в задницу! А мне верни должок, если хочешь жить.
– Подожди!.. – снова дернулся Грэг. – Гитару, часы отцовские, даже ордена его я тебе отдал?
– Насчет орденов батя еще не спохватился?
– Пока нет.
– Спохватится. И что будешь делать?
– Ты что? Он меня пришьет! Ты что, Кулек?
Кулиев поослабил слегка хватку, подумал, по-деловому спросил:
– В «Мандарине» бывал?
– Пару раз. А что?
– Хозяйку знаешь?
– Там много хозяев. Какую?
– Нину Ивановну Пантелееву.
– Видел как-то. А что?
Кулек достал фотографию, на которой улыбалась Нина с сыном Никиткой, передал Грэгу.
– У нее есть сынок. Уже ходит в школу. Секешь?
– Не совсем.
– Хорошо. Поставим вопрос по-другому. Хочешь разбогатеть? Чтобы каждый раз не клянчить у своего папашки.
– А кто не хочет?
– Миллион… Зелеными.
Грэг вытаращил глаза.
– Миллион зелеными?!
– Тогда слушай сюда. Надо слегка поухаживать за пацаном…
– Поухаживать – это как?
– Сначала нежно, потом на полную катушку.
– Не въезжаю.
– Не ширнулся еще, что ли? Или перебрал?
– Все в норе, говори.
– Пацан толковый, смышленый. Мамка души в нем не чает. На этом и будем работать.
– А как и где его зацепить?
– В школе. На переменке. Обозначишь тему компьютера – он на этом повернут. Сразу клюнет.
Грэг вошел в школьный двор как раз в то время, когда была большая перемена. Остановился за забором, достал из нагрудного кармана фотографию, на всякий случай еще раз внимательно поизучал, огляделся, двинулся в сторону галдящей школьной толпы.
Поймал какого-то десятилетку, спросил:
– Никитку Пантелеева не видел?
– Где-то здесь.
– Кликни. Скажи, что тут его ищут.
Пацан исчез. Грэг стоял на месте, с любопытством озирался на школьников, шумных и неустающих, и тут увидел Никитку.
– Чего? – Никитка с улыбкой смотрел на незнакомого волосатого парня.
Грэг отвел Пантелеева-младшего чуточку в сторонку.
– Говорят, ты крепко волокешь в компьютерах?
Тот зарделся от удовольствия, кивнул:
– Кое-что волоку.
– А помочь слабо?
– Кому?
– Мне.
– А ты кто? – Никитка внимательно смотрел на незнакомого парня.
– Я? – Грэг закатил глаза под лоб, вспоминая, кто же он. – Учился в этой школе, теперь вот купил компьютер.
– И какие проблемы?
– Проблем для тебя, думаю, не будет. – Грэг извлек из кармана дискетку, протянул пацану. – Пробовал сбросить с магазина на дискетку, а там все в дожде.
Никитка повертел в руках дискетку, усмехнулся:
– На вирус не пробовал?
– Без понятия. Может, сам посмотришь? Я заплачу.
Пацан снисходительно усмехнулся:
– Вообще-то, я денег не беру. Я сделаю это так, из интереса.
– Когда?
– Завтра.
– О’кей.
– А зовут тебя как? – еще раз поинтересовался Никитка.
– Гриша… Можно по-простому Грэг.
– Пока, Грег! – Никитка по-взрослому пожал ему руку и ринулся в школу, откуда уже слышался звонок.
Грэг вышел за ворота школы, и к нему подкатил небольшой, довольно потрепанный джип. Он уселся на переднее сиденье рядом с Кульком, кивнул:
– Вперед.
– Ну как? – поинтересовался Кулиев.
– Хороший пацан. Отзывчивый.
– Не струхнул?
– С чего вдруг? – удивился Грэг. – Взял дискетку, обещал проверить на вирус.
– Пусть попривыкнет к тебе. А потом можно будет с ним и поработать.
Главврач спецпсихбольницы провел Виктора Сергеевича по длинному безлюдному коридору, почтительно открыл дверь своего кабинета, пропустил гостя вперед.
– Как наша пациентка? – поинтересовался Виктор Сергеевич, усаживаясь в кресло.
– Разве ваш человек не доложил? – удивился главврач.
– Доложил. Но я хочу получить информацию от вас.
– С небольшим улучшением.
– Мне сказали, что вы держите ее в каком-то особом отделении?
– Держали. Вчера перевели в другое, более спокойное.
– Кого-нибудь вспоминает?
– Нет. Этого пока не наблюдается. Она, главное, вышла из абсолютного шока.
– То есть?
– Стала вставать с постели, научилась неплохо передвигаться. Но на слова по-прежнему не реагирует.
– Как ест?
– Нормально.
– Ее никто не ищет?
– Нет. Пока никто. Но ведь вы говорили, что у нее никого нет.
– Я имел в виду родственников.
– Понимаю. Нет, пока никого не было.
– На свое имя реагирует?
– Нет. Почти нет. Так, иногда. И то, я думаю, скорее на звук, чем на конкретное имя.
– Я хочу ее увидеть.
– Но она… Я ведь вам объяснил.
– Понимаю. Но лучше раз увидеть, чем несколько раз услышать.
Главврач встал.
– Я провожу вас.
Марину перевели в другое отделение и теперь она лежала в одноместной беленькой уютной палате. Окна выходили на зеленый ухоженный двор, по которому прогуливались больные.
Марина сидела на кровати бледная, сосредоточенная и никак не среагировала на появление гостей.
– Здравствуй, Марина, – негромко произнес Виктор Сергеевич.
Та продолжала смотреть перед собой.
– Я вам говорил – бесполезно. Она никого не узнает, – вмешался главврач.
– Оставьте нас, – попросил Виктор Сергеевич и, поймав удивленный взгляд доктора, пояснил: – Просто хочу понаблюдать – профессиональное любопытство.
Виталий Дмитриевич покорно удалился.
Виктор Сергеевич присел на край кровати.
– Ты меня узнаешь?
Марина сначала медленно повернулась к нему, затем отвернулась и стала смотреть в окно. Он взял ее за подбородок, повернул ее голову в свою сторону. Она уставилась на незваного гостя, и, казалось, какая-то тень воспоминаний промелькнула в ее глазах.
– Попробуй вспомнить. Постарайся… – произнес Виктор Сергеевич. – Я ведь предупреждал, что со мной нельзя так поступать. Что ты совершаешь трагическую ошибку. Вспомни… Я же предупреждал тебя… – усмехнулся. – Не помнишь. Жаль… Но у тебя достаточно времени, чтобы вспомнить. А я подожду. Я умею ждать.
Он крепко сжал ладонями ее лицо, приблизил к себе и вдруг попытался поцеловать.
Марина замычала, сильно оттолкнула его, и теперь в ее глазах вдруг отчетливо возникли страх и удивление. Затем она медленно села на кровать, и ее стал бить озноб.
Виктор Сергеевич некоторое время наблюдал за ней, заставил лечь, прикрыл одеялом и покинул палату.
Спустился в лифте на первый этаж, вышел во двор и быстро зашагал к своему автомобилю. Прошел мимо человека на скамейке в больничной одежде, чертившего что-то прутиком на песке. Глянул вверх – на предполагаемое окно палаты Марины. Человек на скамейке поднял голову, посмотрел вслед Виктору Сергеевичу. Это был Архипов – двойник Кузьмичева.
Виктор Сергеевич не заметил его.
Школьный звонок еще не прозвенел, а Грэг уже маячил в школьном дворе, ждал Никитку. В руках у него был пакет с какой-то коробкой. Тот вскоре выскочил из дверей, увидел знакомую фигуру.
Никитка пожал Грэгу руку, протянул дискетку:
– Вирус. Причем довольно жестокий… – И достал из кармана вторую дискетку. – Это тебе подарок. Антивирус.
Грэг довольно улыбнулся:
– У меня тоже для тебя подарок. В интернет бегаешь?
– В интернет сейчас не бегает только ленивый, – по-взрослому ответил Никитка.
Грэг протянул ему пакет с коробкой.
– Новейшая модемная приставка.
Мальчишка открыл коробочку, увидел приставку, от удовольствия даже присвистнул.
– Класс… – благодарно посмотрел на новоиспеченного друга, добавил: – Высший класс. Сенкью.
Грэг обнял его за плечи, и они двинулись вглубь школьного двора.
В кабинете Старкова сидели сам хозяин, Вован, Вадим и от души хохотали. Рассказывал Вован:
– Я ей и говорю – а вы не могли бы составить мне компанию? А она – я в карты не играю. Я, говорю, тоже… Просто, говорю, хочу угостить вас. Чем – интересуется. Спиртного, говорит, не пью. Пришлось угощать мороженым. Затраты по минимуму. Клянусь! Во времена, во бабы! Ребята, честное слово, я такую еще не встречал. Нынешние телки не только водку хлещут, как слоны, но еще норовят сами в койку запрыгнуть. А тут! У нас на родине такие долбанутые еще встречаются, но чтобы в Москве!
– Познакомь, – попросил Вадим.
– Ага! Во тебе! – выкрутил Вован фигу. – Уж с кем с кем, но только не с тобой. Ищи сам, а на халяву не фига губы раскатывать!
Зазвонил телефон. Старков снял трубку.
– А кто такой? Без документов? Пусть проверят на оружие, и ко мне, – Владимир положил трубку, сказал парням: – Все, ребята, свободны. Ко мне посетитель.
– Кто такой? – насторожился Вован.
– Без понятия.
– Может, поприсутствовать? Кто такой, если без документов?
– Разберусь. А нет – свистну.
Сотрудники, смеясь над рассказом Вована, покинули кабинет. Старков вынул из ящика стола миниатюрный магнитофон, включил его, положил на место.
Через некоторое время раздался стук в дверь, и, после «войдите», в комнату протиснулся долговязый белобрысый официант – тот самый, что обслуживал в ресторане Маргеладзе и мэра города Куликова.
Старков не сводил с него настороженного и внимательного взгляда.
Официант закрыл за собой дверь, попытался улыбнуться.
– Не бойтесь, я не сумасшедший и не террорист… У меня к вам предложение, от которого вы, по словам одного киногероя, не сможете отказаться.
Старков промолчал, ждал, что скажет гость дальше.
– Но прежде мне необходимы гарантии, – заявил гость.
– Какие?
– Мужские и финансовые.
– Конкретнее, пожалуйста.
– О моем визите, кроме вас, никто не должен знать. И второе – вы выложите за тот материал, который я принес, сумму, которую я назову.
Владимир засмеялся:
– Начнем с того, что вас видели в приемной мои сотрудники…
– Они не знают, по какому поводу я пришел.
– И второе – с чего вы взяли, что я стану покупать ваш «товар»?
– Вы не можете его не купить. Он слишком интересен для вас.
Старков со спокойным любопытством смотрел на гостя.
– Что же это?
– Вначале сумма.
– Сколько?
– Пять тысяч… баксов, естественно. Причем сегодня, сейчас, в вашем кабинете.
Владимир снова засмеялся:
– По-моему, вы все-таки сумасшедший. Пять тысяч баксов за что?
– За запись одной беседы.
– Чьей беседы?
Официант отрицательно покрутил головой.
– Сначала деньги. В противном случае я уйду.
– Но я могу вас не выпустить.
– И конфисковать запись.
– Примерно.
– Я это учел. Запись сделана так, что только я могу найти к ней ключ.
– Не убедительно.
– Хорошо, думаю, я все-таки смогу вас убедить.
Гость полез во внутренний карман пиджака, достал фотографию, положил перед Старковым. Старков взглянул на нее, на лице его возникло искреннее удивление. На снимке были запечатлены беседующие в ресторане Маргеладзе и мэр города.
Официант с победным видом взирал на хозяина кабинета. Тот достал из ящика стола пачку долларовых купюр, отсчитал половину, передал гостю.
– Правильно поступаете, – сказал тот. – Но если откровенно, мой материал потянет и на десятку. Просто я беру по минимуму.
Официант взял деньги, веером распушил купюры, положил пачку в боковой карман.
Оттуда же извлек плотный конверт, надорвал его, вынул миникассету.
– Я соврал – ключа к записи никакого нет. Но для гарантии можете прослушать самое начало.
Владимир поинтересовался:
– Как вам удалось пройти ко мне? Ведь служба безопасности у нас на высоте.
– Нормальная служба, – согласился официант – он был явно польщен. Достал из кармана голубоватые «корочки», протянул Кузьмичеву.
Тот прочитал: Федеральная Служба Безопасности. Раскрыл «корочки», увидел фотографию и офицерское звание официанта – майор.
– Вы имеете отношение к ФСБ? – искренне удивился Сергей.
– Никакого. Но вот с этим могу пройти куда угодно и к кому угодно.
– Липа?
– Полнейшая. Но срабатывает.
– А подслушивание – хобби?
– И хобби тоже. Но главное – заработок. Халдеем много не заработаешь.
– А не боитесь?
– Боюсь. Зато – адреналин. Чувствуешь себя мужчиной… бойцом невидимого фронта… – Официант вдруг игриво подмигнул и двинулся к двери. Перед самым порогом остановился. – Не лишайте меня возможности проникать к вам. Я вам еще пригожусь.
Кузьмичев, Старков и Герман сидели в кабинете Старкова, просматривали фотографии. Их было не менее десятка. И на каждом снимке – мэр и Маргеладзе – улыбающиеся, серьезные, размышляющие, близкие.
– Как это ему удалось? – удивился Сергей.
– Элементарно, – ответил Старков. – Миникамера, вмонтированная, скажем, в карман пиджака, а все остальное – дело техники.
– И все-то ты знаешь, – с иронией заметил Кузьмичев.
– Для того и живем, чтоб все знать.
Сергей вставил крохотную кассету в магнитофон, все затихли, вслушиваясь в разговор.
– Я должен знать, какая сука завалила Анзора… – это был голос Маргеладзе.
– Начнем с того, что ты и без следаков знаешь, кто его завалил, – ответил вице-мэр.
– Ты говоришь о Кузьме?
– Это ты говоришь о Кузьме. А я всего лишь размышляю.
– А если я его завалю?
– За что?
– За Анзора. Если завалю, на Петрах закроют на это глаза?
– Во-первых, ты уже пытался завалить…
Старков перемотал пленку чуть вперед.
– А вот то, что мы искали.
«…Дело Окунева. Я так понимаю, он и тут соскальзывает? Его что, нельзя было посадить?
– Не забывай, он известный человек в городе. У него телевизионный канал. Представляешь, какой поднимется скандал?
– Но ты понимаешь – посиди он хотя бы полгода в тюрьме – мы бы его империю растащили по кусочкам. И городу бы перепало. И тебе бы лимон зеленых перепал. Ты это понимаешь?
– Понимаю.
– А если понимаешь, чего ждешь? С миллионом зеленых на кой хрен тебе твоя должность?
– При моей должности, дорогой Вахтанг, я всегда могу заработать миллион. И не один».
– Сволочь, – процедил Герман, – вот так, откровенно!
«…И там, на Петрах тоже никто не хочет терять», – продолжил голос Куликова.
Старков выключил магнитофон, вопросительно посмотрел на Кузьмичева, на Германа. Герман молчал. Сергей о чем-то раздумывал.
– Что скажете? – наконец произнес Старков.
– От таких «хозяев» города надо освобождаться, – мрачно произнес Герман. – И чем быстрее, тем лучше.
– Да, – согласился Сергей. – На эту тему есть смысл подумать.
Когда Сергей вернулся в свой кабинет, его ждала Нина Пантелеева. Примостившись на диване, она листала какой-то журнал. При виде Кузьмичева осталась сидеть в той же самой эффектной позе, с усмешкой смотрела на мужчину.
– Нина? Что так неожиданно, без предупреждения?
– Решила посмотреть, как глава холдинга ведет свои дела.
Сергей присел рядом с ней.
– Обычная текучка. Для женщины, даже такой деловой, как ты, это совсем не интересно. Что-то случилось?
Она слегка отодвинулась.
– Это я пришла к тебе спросить – что случилось? Ты избегаешь меня? Почему?
– Я – избегаю? Ты о чем, Ниночка?
– Ну как же? После той ночи… если, конечно, ты ее помнишь… мы ни разу больше не встречались. Тебе со мной было плохо?
– Мне с тобой было замечательно.
– Ты врешь.
– Я говорю правду.
– Так в чем дело?
– Ни в чем. Просто другие заботы.
– «Другие заботы»… – повторила Нина. – Никогда не думала, что встреча с человеком, который тебе нравится, может быть отнесена к разряду забот. – Она посмотрела в глаза Сергею. – Ты кем-то увлекся? У тебя другая женщина? Ведь кроме «забот», есть время, когда можно просто любить. Ночью, например. Скажи честно, и я уйду.
– Что сказать честно? – Кузьмичев начинал терять терпение.
– Почему ты не хочешь видеть меня?
– Потому что у меня голова идет кругом! – едва ли криком ответил Кузьмичев. – Для меня нет понятия – день, вечер, ночь. Для меня каждый день состоит не из времени суток, а из непрекращающихся дел и проблем.
Нина некоторое время молча смотрела на него, затем резко встала и быстро пошла из кабинета.
В дверях она столкнулась с Костей.
Тот посторонился, пропуская молодую женщину, посмотрел удивленно на Кузьмичева:
– Что это с ней?
– Так, женские причуды, – отмахнулся Кузьма и показал на диван: – Садись. Подготовил?
Костя раскрыл перед собой папку.
– Первое. Конезавод. Тут дело непростое. За последние годы он оброс своими людьми, начиная от обыкновенных бандюков и заканчивая членами правительства. И те, и другие содержат там своих лошадей, тренируются в школе верховой езды, участвуют в тотализаторе, развлекаются, ну и, судя по всему, имеют определенную долю. Помнишь, когда мы сунулись в тот раз, то сразу схлопотали автоматную очередь и четыре трупа.
– А кто из бугров там прописан?
– Вот список. Их не так много, но они ведут ситуацию.
– Этим пусть займется Старков. Это его сфера. Что с Сибирью?
– Насчет алюминия?
– К сожалению, с нефтью мы пролетели. После гибели Окунева на нее уже наложили лапу местные. Но деньги надо во что-то вкладывать? А алюминий дает прибыли до двухсот процентов… Как там дела?
– Хозяином всего алюминия и всего, что вокруг него, является некто Линник Александр Александрович.
– Мы о нем уже слышали в разговоре Маргеладзе с мэром.
– Совершенно верно. Для нас господин Линник весьма перспективен – на него со страшной силой давят местные – как бандиты, так и власти. Их понять можно – такой сладкий пирог и мимо их рта.
– Не дай бог, чтобы с ним случилась та же история, что и с Окуневым.
– Постараемся упредить. Твои соображения, Сергей?
– Первое, надо срочно связаться с Линником и предложить свою, весьма выгодную финансовую помощь. И второе – тебе придется лететь туда самому.
– Как скажешь, хозяин. Но ведь туда с подачи уважаемого вице-мэра топчется и господин Маргеладзе.
– Мы об этом знаем, и в этом наше преимущество. Думаю, мы тормознем Маргеладзе.
– А вице-мэр?
– Постараемся решить и эту проблему.
На улице было совсем уже темно, когда бронированный «мерседес» вице-мэра Куликова въехал во двор через автоматические ворота. Сам Иван Михайлович дождался, когда водитель-охранник откроет дверь, спустил ноги на асфальт и в сопровождении того же охранника важно и неторопливо зашагал к подъезду.
Кивнул лифтеру, охранник вызвал лифт, и они стали подниматься на свой этаж.
Первым из лифта вышел охранник, привычно окинул взглядом лестничную площадку и пролет, после чего кабину лифта покинул Куликов.
И в этот момент сверху легкой тенью метнулась мужская фигура в камуфляже и в черной маске. Из направленного короткоствольного автомата выбросился огненный бесшумный пучок. Первым рухнул на площадку охранник, так и не успев выхватить оружие, а после него тяжело, цепляясь за стену, сполз на холодный пол и сам вице-мэр.
Человек в маске в несколько прыжков достиг площадки этажом выше, на всякий случай оглянулся, чтобы убедиться в качестве проделанной работы. В его облике можно было узнать Германа.
Старков сидел в своем кабинете, просматривал утренние газеты. На первых полосах шли крупные черные заголовки в связи с убийством вице-мэра.
КТО УБИЛ САМОГО НЕУЯЗВИМОГО ВИЦЕ-МЭРА ГОРОДА?
УБИЙСТВО ВИЦЕ-МЭРА: ОПЯТЬ МАФИЯ?
УБИТ ВИЦЕ-МЭР. КТО СЛЕДУЮЩИЙ?
Без стука вошел Сергей, сел рядом, взял одну из газет, пробежал ее глазами.
Взглянул на Старкова.
– Крупную птицу подстрелили. Кто бы мог пойти на такое?
– На это могли пойти только смелые парни, – ответил Владимир.
– А где Герман?
– Отсыпается после трудов праведных.
Сергей улыбнулся:
– Отправить его на отдых, что ли?
– Ага, на Канары.
– Я серьезно.
– Если серьезно, то лучше после Маргеладзе.
– Вначале надо побеспокоиться о капиталах дорогого Вахтанга, – заметил Сергей. – На годик под следствие, а тем временем его капитал… как он мечтал о моем…
Оба рассмеялись.
В это время пропищал мобильник.
– Слушаю, – сказал Кузьмичев. – Вахтанг, как я рад тебя слышать! Что так? Нужна помощь. Что, уже поздно? А что случилось? Конечно, читал. Да, потеря большая. Какая сволочь это сделала? Бог его знает – нашелся кто-то. А знаешь, Вахтанг, мне его не жалко. По моим сведениям он был продажной тварью. Да, я считаю, что он получил по заслугам. Я? С чего ты взял? Руки марать? У него и без меня врагов хватало. Извини, Вахтанг, я тут не советчик. Обнимаю, – Сергей выключил мобильник, улыбнулся Старкову. – Запахло жареным. Звонит, вынюхивает.
– Но ты, Серега, излишне откровенен в характеристиках. Как бы не догадался.
– Пусть догадывается. Знает и дрожит.
Грэг, Кулиев и Жора, парень лет тридцати, худой и мрачный, сидели в летней кафешке, пили пиво, заедали сушеной рыбой.
Докладывал Грэг:
– Каждый день после обеда мать встречает его возле школы и в сопровождении охранника привозит домой. Перехватывать по дороге опасно, да и силы у нас не те. Из дома выходит редко.
– А если хапануть прямо из этой сраной школы? – подал голос Жора.
– Идиот, что ли? – оскалился Кулиев. – Там же морду Грэга знает каждый малец. Сразу попадет в распечатку «Их разыскивает милиция».
– Возле ихнего дома есть палисадник, – сказал Грэг. – Он там часто гуляет. Но палисадник обнесен железной решеткой.
– Один гуляет или с охраной?
– Когда как. Иногда с охранником. Но на воротах все равно постовой.
Кулиев по очереди посмотрел на друзей.
– Надо что-то делать. Но что?
– Попробую вытащить его, – сказал Грэг.
– Как?
– Придумаю что-нибудь. Может, даже через забор.
Никитка выбежал со двора школы, бросился к матери, повис на ее руках. Нина Пантелеева расцеловала сына, охранник предупредительно открыл дверь черного «мерседеса», и машина поплыла по зеленой неширокой улочке.
Выскочили на шумный проспект.
Послеобеденная Москва жила своей привычной жизнью – автомобильные пробки, вечно спешащий народ, мелькающая бесконечная реклама – на щитах, на домах, на столбах.
Нина с сыном сидела на заднем сидении, задумчиво смотрела на странный город, напоминающий кем-то запущенный, бессмысленный вечный двигатель.
Молчали в машине все – и сын, и водитель, и охранник.
Первым заговорил Никитка. Потянулся к матери, обнял ее:
– Мам, хочу погулять.
– Нельзя, – сухо ответила она и поцеловала мальчишку в лоб.
– Почему?
– Во-первых, уже поздно. Надо делать уроки. А во-вторых, я гулять с тобой не смогу, а няня занята другими делами.
– Но мне надоело. Сижу дома, как в тюрьме.
Нина удивленно взглянула на него.
– Откуда тебе известно, как сидят в тюрьме?
– Парни из класса рассказывали. Их тоже одних никуда не отпускают.
Мать снова поцеловала сына.
– Ничего, сынок. Разберусь с работой, буду больше с тобой.
Никитка затих, прижавшись к матери, «мерседес» вырвался, наконец, из пробки и понесся по просторной скоростной магистрали.
Подъехали к дому, в котором жили Пантелеевы. Первым из автомобиля вышел охранник, открыл дверцу со стороны Нины. Никитка не стал ждать, когда мать покинет салон, бегом понесся к подъезду дома.
…За длинным забором, который окружал двор дома, сидел в «Жигулях» Грэг и наблюдал за приездом Пантелеевых.
Войдя в следственный кабинет, Сабур увидел здесь, кроме следователя Максимчука, еще и адвоката Михаила Лерра.
Следователь молча кивнул Сабуру на стул. Тот сел, поочередно посмотрел на мужчин.
– Тебя знаю, – кивнул он на следователя. – Встречались. А ты кто?
– Ваш адвокат, Кирилл Иванович, – представился тот. – Лерр Михаил Борисович.
– Я не просил адвоката. Как-нибудь сам отобьюсь. Кто тебя прислал?
– Кузьмичев Сергей Андреевич.
Сабур удовлетворенно хмыкнул, даже качнул головой.
– Ты смотри, не забывает. Ладно, если от Кузьмы, готов и на адвоката.
Следователь в разговор не включался, молча листал дела. Достал папку с названием «Обвинительное заключение», положил перед собой. Сабур увидел название, искренне изумился:
– Ты чего, следак, дело мне уже шьешь?
– Вы сами давно его уже сшили… – ответил Максимчук, надел очки, поднял глаза на подсудимого. – При обыске с санкции прокурора у вас на квартире, Кирилл Иванович, было обнаружено порошкообразное вещество белого цвета, которое экспертиза признала наркотиком.
– Шутишь, что ли, следак? – тихо возмутился Сабур.
– Говорю предельно серьезно. – Следователь пододвинул к нему бумагу, посоветовал: – Ознакомьтесь с результатами экспертизы и подпишите этот документ.
Сабур читать не стал, отодвинул от себя.
– И не подумаю. Откуда я знаю, какое вещество вы изучали и кто его задвинул в мою хату?! Знаю я эти мансы, господин следователь!
Он посмотрел на адвоката, поинтересовался:
– Правильно я говорю, Лерр?
– По сути – да. По форме – не совсем.
Сабур рассмеялся:
– А я не хочу принимать никакой формы! Это твоя профессия – изгибаться. А я – какой есть, такой есть!
– Я вам советую прочитать экспертное заключение и подписать, – тихо произнес Максимчук.
– Подписать, чтоб петлю себе на шею набросить?!
– Подпишите, – посоветовал адвокат. – Здесь речь идет не о том, что вы с ней согласны, а что просто ознакомились с ней.
– Ты так считаешь? – хитровато посмотрел на него Сабур. – Советуешь, да?
– В общем, да.
– А в частности?
– В частности? – Лерр усмехнулся. – В частности – вам решать.
– Вот я и решаю. Не буду я подписывать этой малявы! Мало кто ее нацарапал, и мало какой потом будет геморрой! – Он насмешливо уставился на следователя. – Свободен?
– Не совсем… – с усмешкой ответил тот и достал новую бумагу. – Несколько месяцев тому назад исчезла некая гражданка Ципкина. Совсем недавно труп ее был найден в ближнем Подмосковье. Вы ее знали?
– Ципкина-Пипкина? – переспросил Сабур. – Без понятия.
– Она занималась проституцией и, по нашим данным, имела контакт с вами.
– С проститутками принципиально не общаюсь – дармовых телок хватает. А если это шутка, то мне пора по нужде. Мочевой пузырь подпирает.
– Потерпите, – сухо ответил Максимчук. – Ципкина, по сведениям, часто бывала у вас дома, и даже была посвящена в некоторые ваши профессиональные интересы.
Сабур тяжело поднялся.
– Ты чего, браток, мокруху мне шьешь, что ли?
– Во-первых, я вам не «браток», а во-вторых, сядьте. Допрос еще не окончен.
Сабур нехотя опустился на привинченный к полу стул, посмотрел на адвоката, ища поддержки.
– Видал красавца? Оказывается, я еще и какую-то Ципкину-Пипкину замочил.
– Не так давно газеты, телевидение сообщали о задержании двух рефрижераторов, груженых большим количеством наркотиков. Не припоминаете? – «Следак» с интересом наблюдал за подследственным.
– Не припоминаю.
– Напрасно. По нашим сведениям, вы имели к этому грузу самое непосредственное отношение.
Сабур промолчал.
– И именно об этом грузе вы беседовали с неким господином. А беседа писалась на пленочку.
Сабур насторожился.
– С каким господином?
– Напрягитесь, припомните, Кирилл Иванович… Господин весьма влиятельный и известный. Вы с ним встречались и не однажды… Подсказать фамилию?
– Подскажи, браток.
Максимчук пропустил «братка», постучал пальчиками по столу.
– В следующий раз, нам ведь с вами еще предстоит встречаться… Так вот, блудная девица Ципкина взяла эту пленочку и задвинула за энную сумму одному из ваших конкурентов. А потом мадам Ципкина была убита. И, как мы предполагаем, именно вашими «коллегами» – так сказать, в качестве наказания.
Подследственный пропускал через себя услышанное, почти лихорадочно пытался связать концы с концами из сказанного, зло посмотрел на Лерра.
– А ты, адвокат, чего молчишь как бобик? Пришел защищать, защищай!
– Я пока слушаю, – мягко улыбнулся тот.
– Слушать будешь на суде, когда эти придурки вынесут мне приговор по фуфлу! – Сабур перевел взгляд на Максимчука. – Мокруха не проханже, и больше ни на один вопрос не отвечу!
– Сегодня не ответите, ответите завтра, – спокойно ответил тот и нажал под столом кнопку звонка.
– Тормозни, начальник, – попросил Сабур, – дай мне с адвокатом переброситься.
– У вас еще будет такая возможность, – холодно ответил Максимчук и кивнул вошедшим конвоирам: – В камеру.
Грэг вошел в кабинет отца, открыто и радостно улыбнулся. Грязнов тоже улыбнулся сыну, пошел навстречу.
– Что-то ты, сынок, зачастил ко мне.
– Ты что, пап, не рад? – удивился тот.
– Смотря с чем явился.
– Денег просить не буду, не беспокойся.
– Начало обнадеживающее. Так с чем пожаловал?
– Хочу отлучиться на недельку – другую. Чтоб не волновался.
– В какие края, если не секрет?
– Предложили подзаработать. Грузчиком на рефрижераторе. С юга фрукты перевозить.
Грязнов довольно улыбнулся:
– Ну что ж. Когда-то я тоже начинал с грузчика, а вот дослужился до генерала. Я рад за тебя. В добрый путь, Гриша, – Петр Петрович обнял сына, затем открыл ящика стола, отсчитал несколько сотенных купюр. – Возьми, пригодятся… На могиле матери был?
– Не успел, – ответил Грэг, пряча деньги. – Вернусь, обязательно побываю.
В дверях появилась секретарша.
– Петр Петрович, к вам посетитель.
– Кто такой? – нахмурился Грязнов.
И тут в кабинет вошел сияющий Виктор Сергеевич. Петр Петрович тоже заулыбался, и они, раскинув руки, пошли навстречу друг другу.
– Какая встреча. Вот уж не ожидал.
– Если одна гора не идет к Магомету… – Виктор Сергеевич стал похлопывать хозяина кабинета по спине, – то Магомет может сам выбрать другую гору. Вот я и выбрал.
Наблюдавший за этой сценой Грэг двинулся было на выход, но его остановил отец.
– Подожди, Гриша! – И повернулся к гостю. – Сын! Вот только что благословил его на заработок. Причем не кем-нибудь, а грузчиком. Как человек начинает!
Виктор Сергеевич с интересом посмотрел на длинноволосого парня, пожал слабую потную руку.
– Молодец, Гриша… Главное, не надо бояться никакой работы.
– Мы такие лозунги в школе проходили, – улыбнулся тот.
– Значит, в школе сидят не полные идиоты, раз такому учат детей! – засмеялся гость.
Грязнов довел сына до двери, обнял, расцеловал.
– Будь осторожен. Когда вернешься, позвони.
– Обязательно.
Грэг ушел, Виктор Сергеевич развалился на диване, с улыбкой смотрел на Петра Петровича.
Тот нажал кнопку звонка, распорядился секретарше:
– Людмила Петровна, пожалуйста, для дорогого гостя…
– Поняла.
Грязнов присел рядом с Виктором Сергеевичем.
– С чем пожаловали, дорогой Виктор Сергеевич?
– Да так, ни с чем особенным, – отшутился тот.
Грязнов рассмеялся, погрозил пальцем.
– Э, не-ет… Такие люди ни с чем особенным не ходят. С момента последней нашей встречи…
– Вы имеете в виду день рождения Маргеладзе?
– Именно… Кстати, как он поживает? Ведь для него воскрешение Кузьмы из мертвых – большой удар.
– Да, удар серьезный. Но, думаю, он переживет и это. Кавказцы – народ живучий!
– Но вы-то сразу дали обратный ход. Сразу перестали общаться с Вахтангом! На всякий случай! Угадал?
– Конечно, угадали. Вас, опытных ментов, вряд ли проведешь! К тому же по моей информации вы опять на коне.
– На коне? – удивился Грязнов.
– Даже на жеребце!
– Туманно изъясняетесь, уважаемый Виктор Сергеевич, – заметил Грязнов. – Можно пояснее?
– Вы не читали последних газет?
– Их так много, всех не перечесть.
– Я о том погроме, который учинили бритоголовые на рынке.
– А, конечно, читал. Молодо-зелено. Перебесятся, успокоятся.
Виктор Сергеевич с хитрой улыбкой смотрел на него.
– А дело-то перспективное. А, Петр Петрович? Как считаете?
– Не задумывался об этом, – насторожился Грязнов.
– Лукавите, дорогой… Вы ведь были там с небезызвестным нам обоим господином Зусловым. Кстати, я не вижу в этом ничего предосудительного. Возможно, наконец, сбудется его мечта о великой, свободной от всякой нечисти России? Кто об этом не мечтает? Только вот открыто боятся сказать. А чего бояться? Кого бояться? Будто мы не у себя дома. Будто мы – русские – какая-нибудь колония эмигрантов. У себя же, в своей стране! Того не обидь, того не тронь, того не оскорби… Чего молчите, Петр Петрович?
– Слушаю, – спокойно ответил тот.
– Слушать иногда тоже полезно, если твои мысли совпадают с мыслями других… – Виктор Сергеевич замолчал, хитро глядя на Грязнова.
– Как вас прикажете понимать? – спросил тот.
– Вот так и понимайте.
– Вы… – произнес Петр Петрович. – Вы предлагаете сотрудничество?
– Вы поняли меня совершенно правильно, – уже серьезно ответил Виктор Сергеевич.
Никитка в одиночестве слонялся возле дома по зеленой лужайке, огороженной высокой железной решеткой от улицы, пинал камушки, раскачивался на качелях. Увидел кошку, ринулся было к ней поиграть, но кошка тут же убежала прочь.
– Что, не поймал? – услышал он голос.
Перед ним за забором возник Грэг. В руках парень вертел компьютерный диск.
– Что это у тебя? – спросил Никитка.
– Игры. Самые классные и самые крутые. Хочешь посмотреть?
Парнишка усмехнулся:
– Как же я посмотрю, если я за забором?
– А перелезь.
Никитка недоверчиво смотрел на Грэга.
– Перелезу… и что?
– Я тут рядом живу. Ко мне хочешь?
Паренек оглянулся на дом.
– Мамка заругает.
– А мы всего на полчаса, она и не заметит… – заверил Грэг.
Никитка колебался.
– Высоко, не перелезу.
– А я помогу. Давай?
Никитка подошел к забору вплотную, Грэг с той стороны подставил ему свою ногу, парнишка оперся на нее и стал карабкаться наверх.
– Давай, давай… – подбадривал его Грэг. – Еще чуточку… А дом мой вон там. Даже окна отсюда видны.
Никитка свалился прямо на руки Грэгу, тот помог ему подняться, потащил под арку ближайшего дома.
Дежурный милиционер заметил беглецов, на всякий случай достал телефон, набрал номер…
Во дворе Грэг потащил мальчишку к стоявшему здесь потрепанному «жигуленку», стал заталкивать его в салон.
– А мы куда? – испуганно спрашивал тот. – Куда мы?
– Садись, все нормально… – бормотал Грэг. – Не пешком же топать. Дом-то рядом, а до него все равно надо идти.
Вцепившийся в руль Кулек быстро врубил скорость, Жора, сидящий на заднем сиденье, тут же принял пацана, крепко прижал к себе, закрыл рот ладошкой.
Грэг протиснулся на заднее сидение, зажал вырывающегося Никитку с другой стороны, и машина вылетела на улицу.
Через некоторое время «жигуленок» вкатился в ничем не примечательный двор. Первым выбрался из машины Жора, осмотрелся, дал знак подельникам, направился к подъезду.
Следом за ним из машины вылез Грэг, держа за руку Никитку и зажимая на всякий случай ему рот.
– Пикнешь – прирежу, – прошептал и показал нож.
Пацаненок сжался.
Кулиев шел последним, прикрывая дорогу и внимательно следя за общей обстановкой. Потом, когда Грэг с пацаном исчезли в подъезде, вернулся к «жигуленку» и быстро погнал машину прочь со двора.
Лерр сидел в кабинете Кузьмичева, вместе с шефом смотрел по телевизору свежий репортаж о его освобождении из следственного изолятора.
Адвокат оторвался от экрана, изучающе посмотрел на Сергея.
– Знаете, что больше всего меня в вас озадачивает?
Тот с неменьшим интересом взглянул на собеседника.
– Что же?
– Можно откровенно?
– Конечно.
– У меня складывается впечатление, что вы находитесь под чьим-то мощным колпаком. Вас ведут.
– С чего вы взяли? – искренне удивился Сергей.
– С чего? – переспросил адвокат. – Ну вот, скажем, вся эта история по возбуждению дела в связи со смертью Окунева.
– Нормально возбудили. На их месте я поступил бы точно так.
– Возбудили, конечно, нормально. Но закрыли его совсем ненормально. Понимаете – закрыли сразу, вмиг, и следователь Конюшин не только понижен в должностном звании, но и вообще переведен в долгосрочный резерв.
– Над такими «следователями» я устраивал бы публичный суд! Вы сами не понимаете, что он купленный?!
– Могу лишь догадываться. Но без фактов – это всего лишь эмоции.
– Он выполняет чей-то заказ!
– Все мы так или иначе выполняем чей-то заказ, – мудро заметил Лерр. – Ну и второе…
Адвокат задумался на минуту, давя окурок в пепельнице, Кузьмичев молча ждал.
– Сегодня я по вашей просьбе побывал в СИЗО у господина Сабура… Ему откровенно «шьют» мокруху. Но, главное, это может коснуться и вашей персоны, Сергей Андреевич.
– Каким образом?
– Речь шла о некоей Ципкиной… Мадам приторговывала своим телом и, по утверждению следователя, имела контакты с Сабуром. Именно при помощи этих контактов ей удалось записать весьма конфиденциальную беседу и пленку продать кому-то из конкурентов Сабура. В результате девушка отправилась к праотцам – тело ее нашли в Подмосковье.
– А при чем здесь я?
– Мне вдруг показалось, что следователь намекал Сабуру именно о вас, когда говорил о конфиденциальной беседе… Речь в ней шла о крупной партии наркотиков.
Сергей с изумлением откинулся на спинку стула.
– Послушайте! У меня такое впечатление, что передо мной сидит не мой адвокат, а обвинитель!
Лерр улыбнулся:
– Нет, уважаемый Сергей Андреевич… Именно адвокат. А адвокат обязан защищать вас от удара с самой неожиданной стороны. Даже если вы абсолютно неуязвимы… – Он снова лукаво улыбнулся. – Надеюсь, вы не имели связей с путанами?
– Правильно надеетесь… – Сергей встал, показывая, что встреча окончена.
Уже возле самой двери адвокат посоветовал:
– Думаю, вам необходимо посетить Сабура.
– Вы можете помочь? – не без издевки спросил Сергей.
– Я могу лишь посоветовать.
Сергей тоже покинул кабинет, спустился вниз – в фойе офиса. Увидел здесь почти всю свою команду в сборе, которая веселилась над Вованом.
– Андреич! – бросился к нему тот. – Ищу защиты, Андреич! У меня самые серьезные намерения, а они… – Вован показал в сторону сидевших на диване Вадима, Лехи и Коляна.
– Андреич, – серьезно проговорил Колян, – у Вована действительно очень серьезное дело к девушке. Дело жизни и смерти. А он партизанит, будто мы ему враги.
– Не понимаю, – улыбнулся Сергей. – Какое дело? Какие враги?
Встал Вадим.
– Дело очень серьезное, Андреич. Человек встретил девушку, говорит, ангел небесный, хочет жениться. А нам не показывает, как будто мы ему не товарищи.
– Что, действительно ангел? – повернулся к Вовану Кузьмичев.
– Чистой красоты! Поверь, Андреич! Всю жизнь искал. А эти архаровцы хотят на халяву… Это же гангстеры! Только покажи – сразу уведут!
– Правильно, Вован, и не показывай. И что, между вами действительно серьезно?
– Серьезнее не бывает.
– Ну, а мне покажешь?
Вован напрягся, напряглись в ожидании поворота и ребята.
– Нет, Андреич, даже тебе не покажу… Ты ж у нас самый главный гангстер в этом вопросе! – под общий хохот ответил Вован.
Запищал мобильник Кузьмичева.
– Нина? Привет… Слушаю… Никиту? Что значит – похитили? Когда?! Кто? Через полчаса буду.
Маргеладзе с удовольствием пил крепко заваренный кофе, слушал Важу, который стоял возле стола, отчитывался о проделанной работе.
– Значит так… Этот парень…
– Не понял! Имя, – потребовал Вахтанг.
– Ну, этот… трахальщик… Глеб… Глеб, значит, должен был улететь в Сочи отдыхать. Но, похоже, не долетел. В Сочи его нет… Ребята обыскались, не могут найти.
– Плохо ищут, – заключил Вахтанг. – Скажи, что я очень недоволен.
– Второе, – Важа загнул второй палец, – его телка… Днем она катается по городу, а вечером тусуется в «Мандарине». Поет там. Но лучше бы не пела.
– Третье!
– Третье – самое интересное. Этот человек… ну, муж… с рогами… ездил в загородную закрытую больницу.
– Зачем?
– Неизвестно.
– Что значит, неизвестно?
– Мы довели его до самых ворот, а дальше пройти не удалось. Пробыл там он около часа.
– Что за больница?
– Говорят, там держат высоких психов.
– Не понял, – Вахтанг отставил чашку с недопитым кофе.
– Ну, если какой-нибудь важняк или его родственник с катушек тюкает, его упекают в этот самый санаторий. И ему хорошо, и людям не мешает.
– Кто главный в этой больнице, узнал?
– Конечно.
– Достучись до него и узнай все, что нужно.
– А если не захочет?
– Стучи так, чтоб захотел.
– Лавэ давать?
– Начни с лавэ, а закончишь… сам знаешь, чем иногда приходится заканчивать… – Вахтанг нажал на кнопку звонка, чтоб секретарша забрала чашку из под кофе, сказал Важе: – Подключай постепенно к делу племянника… Шалву! Хватит ему гонять на «ягуаре» да телок портить.
Комната, в которую поместили Никитку, была обшарпанной, неухоженной, с окном, выходящим во двор. Диван, стол, в углу – компьютер не первой молодости.
Никитка сидел возле телевизора, отрешенно смотрел какую-то передачу.
В соседней комнате Грэг вводил Жоре иглу в вену. Вся его вена была утыкана следами от уколов – с синим и желтым оттенком.
– Может, позвонить тетке? – спросил Жора. – Пусть собирает за пацана бабки.
– Кулек велел ждать его возвращения, – ответил Грэг.
– А вдруг она не захочет платить? – спросил Жора. – Вдруг откажется.
Грэг хмыкнул:
– Как она может отказаться? Во-первых, у нее бабок – куры не клюнут. А во-вторых, для своего пацана она пойдет на все, – «Волосатик» приоткрыл дверь в соседнюю комнату, позвал: – Эй, пацан! Никита! Поди сюда!
В дверях появился Никитка, с тупым презрением стал смотреть, как колются наркоманы.
– У твоей матери много бабок? – спросил Жора.
– Чего? – не понял Никитка.
– Ну, твоя мать богатая?
– Не бедная… А вы что, колетесь?
Жора оскалился:
– Хочешь попробовать?
– Кончай! – толкнул Жору Грэг.
– А может, он хочет? – заржал тот.
– Я что, того? – повертел пальцем у виска Никитка, посмотрел на Грэга. – Ты предатель, понял?
– Такова, малыш, селяви, – развел руками тот. – Повзрослеешь, сам поймешь.
– Все равно предатель… Когда вы меня отпустите?
– Как только, так сразу, – ответил с ухмылкой Грэг и махнул пацану: – Катись смотреть телек. Не мешай.
Жора с Грэгом поменялись ролями.
– А на компьютере мне можно? – спросил Никитка.
Грэг вопросительно посмотрел на Жору.
– Можно, только не сломай, – разрешил тот. – Чего-нибудь наколбасишь, брат мне башку отвинтит.
– Не наколбашу…
Никитка ушел. Жора достал новый шприц, стал высасывать из прокопченной ложки порцию разведенного героина.
– А вдруг твой брат явится?
– Не-е… Не явится. Он на югах с предками.
Никитка в комнате быстро уселся перед компьютером, ловко и умело стал щелкать пальцами по клавишам. На экране возник текст: «ПОМОГИТЕ. МЕНЯ ПОХИТИЛИ. ПОЗВОНИТЕ МАМЕ. ТЕЛЕФОН…»
Подумал какое-то время, сделал еще одну запись. «ДИМОН, ДРУГ… МЕНЯ ПОХИТИЛИ НАРКОМАНЫ ГРЭГ И ЖОРА. ПОЗВОНИ СРОЧНО МАМЕ. НИКИТА».
Было слышно, как за спиной стукнула входная дверь, и голос Кулиева спросил:
– Где пацан? Я же сказал, чтоб один всегда был при нем!
– Да он парень смирный, – ответил Грэг. – Я это еще по школе понял. Сидит, забавляется.
Кулек вошел в комнате, увидел Никитку за компьютером.
– Кто ему разрешил сесть за компьютер?
– Пусть развлекается, – ответил Грэг. – Он же гений в этом. Да и ныть меньше будет… – Вдруг засмеялся: – Он меня предателем обозвал!
– А ты и есть предатель, – сказал Кулиев.
Остановился за спиной Никитки, стал смотреть на игры, которыми занимался пацан.
– Нормальные игры?
– Мура, – ответил тот. – Старье.
– Говорят, ты крепко рубишь в этом деле?
– Рублю, – ответил пацан.
– Может, и в интернет умеешь выходить?
– Могу. А он подключен к интернету? – посмотрел Никитка на Кулька.
– Ну-ка, выключай! – Тот вырубил питание, распорядился: – Вон тебе телик, на нем упражняйся…
В дверях показался размякший Грэг.
– Ну что? – спросил Кулиев. – Позвоним мамке этого вундеркинда?
– Завтра. Пусть созревает. Больше заплатит, – Посмотрел на Никитку: – Чего уставился? Жрать хочешь?
– Домой хочу, – ответил тот.
– Потерпишь.