Сонька и ее гость сидели за столом в гостиной, на столе стояла початая бутылка вина, бокалы были наполовину опорожнены.
— Вы мне нравитесь все больше и больше, — тихо говорил барон, нежно целуя пальцы девушки. — Вы прелестно умны, у вас великолепные манеры, а вот эти руки, эти пальцы… они способны свести с ума.
Сонька рассмеялась.
— Не нужно так говорить, вам надо быть в здравом уме! — И поинтересовалась с иронией: — Вы ведь снова отправитесь в игорный зал?
— Нет. Если вы проявите ко мне хотя бы самую малость внимания, я перестану играть. Я буду вести добропорядочный, умеренный образ жизни.
— Умеренный — значит скучный?
— Нет, я буду любить вас. Я буду принадлежать вам и только вам. Если, конечно, вы тоже полюбите меня.
— Господин барон, вы забыли, у меня муж.
— Но вы ведь оставили его!
— Оставить — не значит разорвать былые узы. Да, я оставила его, но не он, — муж везде меня преследует!
— Я готов вмешаться в ситуацию.
— Каким образом?
— Я сообщу, что люблю вас и готов предложить руку и сердце.
— А ребенок, которого я ношу? Это ведь его ребенок.
— Это будет мой ребенок!
Сонька печально рассмеялась:
— Нет. Даже если бы мы стали жить вместе, вы всегда будете помнить, что это не ваш ребенок. Что это ребенок того человека, от которого я захотела родить по былой любви.
Барон снова стал целовать пальцы девушки:
— Не отталкивайте меня, прошу! Дайте шанс! Мне необходим шанс! Иначе я погибну! После того, как меня оставила жена, я ни на кого не обращал внимания, и вдруг вы…
Сонька встала и быстро направилась в спальню. Гаро не отставал.
— Это случай, судьба, это знак провидения! Я изменю образ жизни, перестану играть. Я ведь играю потому, что от меня ушла любовь. Я стану другим! Я богат, Софья, очень богат! Я сделаю все, чтобы вы были счастливы.
Он принялся страстно целовать ее, рвать на груди кофточку. Они упали на широкую кровать, граф продолжал неистовствовать, и в это время в дверь постучали. Барон затих, напрягся, оставил девушку и вопросительно оглянулся на дверь:
— Кто это?
Сонька, поправляя одежду, пожала плечами:
— Может, портье?
— Не открывайте, — попросил барон.
— Почему?
— Я не хочу, чтобы кто-то разрушал нашу идиллию.
— Может, что-то срочное.
Девушка не успела подняться, как до слуха барона донесся громкий крик мужчины:
— Кто у тебя? С кем ты?
В спальне появился разъяренный Красавчик. Девушка растерянно слезла с постели.
— Карл!
— Кто это? — заорал тот.
Граф продолжал сидеть, растерянно глядя на визитера. Тот вскинул руку, показывая на графа:
— Я спрашиваю, кто это?
— Это? — пролепетала Сонька. — Это мой гость.
— Что он здесь делает?
— Карл, он ничего не делает! Он мирно сидел, и мы мило беседовали.
— В спальне? В такое время?
— Ну и что, Карл? Это мой знакомый, он барон. Его зовут Филипп Гаро.
— Да, месье, меня зовут Филипп Гаро. И мы действительно мило беседуем с Софьей.
Красавчик подошел к французу почти вплотную, заставил его встать.
— Вам известно, что это моя жена?
— Нет, я этого не знал. — Филипп протянул руку: — Приятно познакомиться.
Красавчик оттолкнул его руку:
— А мне неприятно! Я сейчас буду бить тебе морду! Что ты хочешь от моей жены? — заорал он.
— Я ничего не хочу от вашей жены. Просто мы познакомились и надумали выпить вина.
— В спальне? Поэтому у нее такой помятый вид?
Красавчик повернулся к Соньке, схватил ее за ворот платья.
— Как ты посмела? Ты сбежала от меня для того. Чтобы водить в номер всякую шваль?
— Он не шваль! Он барон!
— Месье, — бросился к Красавчику Филипп, — не смейте трогать женщину! Я готов ответить за нее! За все готов ответить!
— Вот ты и ответишь! — Вор развернулся и со всего маху ударил француза в лицо. — Ты ответишь! И за себя! И за нее!
Барон упал, Красавчик набросился на него, принялся бить ногами. Сонька обхватила Красавчика за плечи, повисла на нем:
— Карл, успокойся! Остановись! Я тебе объясню! Не бей его!
— Что ты объяснишь? — повернулся к ней тот. — Что ты можешь объяснить?
— Он взял у меня денег!
— Ты взял у дамы деньги? — снова ринулся Красавчик на лежащего барона. — Сколько он у тебя взял?
Сонька снова повисла на нем:
— Не помню! Много! В долг! Взаймы! Поэтому я пригласила его… Чтоб не обманул, не сбежал!
— Вы что, Софья?! — поднялся барон. — Что вы говорите? Как я мог вас обмануть? Тем более сбежать?!
— Я вас не знаю, вы — игрок. От игрока можно ждать чего угодно!
— Но мы с вами так прекрасно говорили, Софья!
— О чем вы с ней говорили?
— О том, что я влюбился, что ваша жена прелестна! Я готов предложить ей руку и сердце. Она вам не принадлежит, она оставила вас.
— Не верь ему, Карл, — плакала Сонька. — Он все врет! Ни руку, ни сердце от него я принимать не собиралась. Я с тобой, только с тобой! Это шантаж, Карл! Спаси меня, Карл!
Красавчик достал из кармана пиджака небольшой револьвер и сунул дуло в лицо Гаро:
— Ты мне за все заплатишь: за мой позор, за позор жены.
— Но я ничего такого не сделал!
— Во-первых, ты взял у женщины деньги. Обманом взял. А во-вторых, хотел изнасиловать ее. Мою беременную жену хотел изнасиловать, — придвинулся к нему вплотную Красавчик. — Она ждет ребенка, моего ребенка! И не дай бог, с малышом что-то случится. Тогда, барон, у тебя не хватит никаких денег. А пока что, если хочешь избежать позора и остаться в живых, едем в банк, и ты снимаешь ту сумму, которую я тебе назову.
* * *
Крытый экипаж на большой скорости несся по узким улочкам Ниццы. Окна были занавешены. В экипаже сидели Сонька, Красавчик и барон со следами недавнего разбирательства на лице. Карету трясло и подбрасывало на неровном булыжнике. Вор держал в руке револьвер, внятно и спокойно разъясняя Филиппу Гаро на плохом французском:
— Запомни, барон, главное: одно лишнее движение — и твоя душа отправляется к Господу Богу.
Тот перевел взгляд с револьвера на самого Красавчика, затем на молчаливую Соньку.
— Вы… грабители?
— Мы те люди, которые требуют компенсации за попранную честь. Особенно за честь женщины. Тем более женщины, ждущей ребенка.
— Но я не могу дать ту сумму, которую вы обозначили.
— Не можешь дать миллион франков?
— Это очень крупная сумма.
— Честь моей жены стоит дороже. А к тому же за тобой должок. С процентами!
— Все равно, это не миллион! Я взял у Софии не более четырехсот франков.
Красавчик крепко сжал пальцами подбородок француза, предупредил:
— Ты можешь не доехать до банка.
— Сумма… Она нереальная.
— У тебя на счете нет таких денег?
— Они у меня есть. Я — состоятельный человек. Но я вижу, что имею дело с вымогателями.
— Я сейчас продырявлю тебе голову. — Красавчик начинал терять терпение.
— Филипп, — подала голос Сонька, — вам дорога жизнь?
— Мне дорога моя честь, — ответил тот совершенно искренне.
— Значит, вы готовы распрощаться с жизнью?
— Я должен подумать.
Девушка повернулась к Красавчику, сказала на французском:
— Скажи извозчику, чтобы ехал в горы.
— Зачем? — не понял тот.
— Дохлый вариант. Ничего не добьемся. Барону дороже не жизнь, а деньги.
Гаро напрягся:
— Я так не сказал. Я сказал, что должен подумать, — торопливо разъяснил он.
— В горы, — подвела черту Сонька и по-русски сказала Красавчику: — Он еще не в той форме. Надо, чтобы он как следует наложил в свои французские штаны.
— Вы что-то сказали по-русски, — тронул ее за руку Филипп. — Что вы сказали?
— Она сказала, — засмеялся Красавчик, разъяснив на ломаном французском, — что ты надоел и тебя пора прикончить.
— Нет, нет! — Гаро был ошеломлен. — Я готов! Что я должен делать?
— Ничего, — мрачно ответил Красавчик. — Заткнуться и ждать своего конца.
— Не надо. Не надо в горы, — спокойно и с достоинством попросил граф. — Едем в банк, и я выполню ваши условия. Я отдам вам миллион.
Вор посмотрел на Соньку.
— Ну что? Поверим барону?
— Попробуем. — Сонька нежно коснулась лица француза. — Но не забудьте, дорогой, что мы ваши брат и сестра. И что вы очень любите нас и решили нам помочь финансами.
— И что от любого дурацкого слова или жеста я немедленно продырявлю твое брюхо, — подытожил Красавчик.
Карета подкатила ко входу в банк, из нее первым вышел Красавчик, а затем барон, который галантно помог Соньке спуститься на брусчатку. Вор вплотную приблизился к Гаро и, приставив руку с револьвером к его боку, заставил двинуться ко входу в банк. Полицейский, стоявший у входа, приветственно склонил голову перед посетителями и пропустил их в вестибюль.
В этот довольно ранний час посетителей здесь было немного. Филипп Гаро в сопровождении воров, храня достоинство и выправку, привычно двинулся к одному из окошек и поприветствовал кассира:
— Доброе утро, Мишель! Как дела?
— Доброе утро, месье Гаро! Вы непривычно рано сегодня.
За спиной Филиппа с улыбкой стоял Красавчик, а чуть в сторонке — Сонька, тоже улыбающаяся. Гаро бросил на них взгляд, снова обратился к кассиру:
— Вы еще больше удивитесь от непривычно большой суммы, которую я хочу взять.
— Вы много проиграли? — поднял брови тот.
— Нет-нет, — печально улыбнулся француз. — Я теперь редко хожу в игорный дом. Ко мне приехали брат и сестра, и все свободное время я посвящаю им, — барон кивнул на Соньку с Красавчиком.
— И сколько вы хотите взять?
— Миллион.
— Простите? — Банковский служащий даже поперхнулся. — Вы хотите снять миллион франков?
— Именно. Эти деньги я пообещал отдать сестре и брату.
Кассир снова перевел взгляд на Соньку и Красавчика, и в его глазах проскочило недоверие.
— Но это очень большие деньги. У нас в банке может не оказаться такой суммы.
Красавчик придвинул револьвер плотнее к спине барона.
— Мишель, сообщите управляющему, — спокойно произнес тот, — думаю, он решит мою проблему.
— Да, месье, я должен поставить в известность управляющего банком.
Кассир ушел, а несколько обескураженный барон повернулся к «брату» и «сестре».
— У них может не оказаться такой суммы.
— Окажется, — кивнул вор. — Мы не уйдем, пока не получим деньги.
Из глубины вестибюля спешной походкой вышел управляющий банком, маленький круглый человечек:
— Здравствуйте, господин барон, — он крепко пожал ему руку. — Что случилось? Это не шутка по поводу миллиона?
Филипп был бледен и решителен.
— Вы полагаете, я отношусь к числу шутников?
— Прошу прощения, — смутился управляющий, — но такую сумму никто из наших клиентов еще не снимал.
— Значит, я буду первым. Надеюсь, я имею право взять собственные деньги в том размере, в каком пожелаю.
— Безусловно. Нам необходимо время, чтобы подготовить выплату. — Управляющий посмотрел на Соньку и Красавчика, спросил барона: — Эти господа и есть ваши брат и сестра?
— Да, это мои брат и сестра, — твердо ответил Филипп Гаро. — Вас что-то смущает?
Управляющий еще раз оценил «родственников» барона, взял его за локоть.
— Нет-нет. Пройдемте, вам надо подписать кое-какие бумаги.
Тот растерянно взглянул на Красавчика, на Соньку. Девушка подошла к Филиппу, нежно поцеловала его в щеку:
— Пожалуйста, господин банкир, не лишайте нас общества брата…
— Извольте принести бумаги сюда, и я все подпишу, — попросил барон.
Управляющий ушел, Филипп Гаро и «родственники» остались одни, молчаливо ожидая результата. Через вестибюль не спеша, прошелся полицейский. Кассир из своего окошка с интересом наблюдал за необычной троицей.
— Может быть, я сам получу деньги и привезу вам? — негромко спросил Филипп. — Клянусь честью барона, я не обману.
— Клянусь честью грабителя, — ответил Красавчик, — я не двинусь отсюда, пока не получу деньги.
— Ах, вы все-таки грабители? — улыбнулся барон. — И прелестная Софья тоже?
— Грабитель я, — чуть ли не вслух засмеялся вор. — А Софочка — твоя родная сестренка!
Мимо снова прошелся полицейский, из окошка за происходящим наблюдал все тот же кассир, сновали туда и обратно служащие банка и клиенты. Наконец появился управляющий, жестом пригласил барона пройти за перегородку к кассиру. Филипп вопросительно посмотрел на Красавчика, тот кивнул:
— Ступай. Я и отсюда достану.
Гаро на ватных ногах зашел за перегородку и стал ставить на бумагах подписи. Сонька и Красавчик напряженно наблюдали за происходящим. Вор держал под жакетом револьвер наготове.
Барон поставил последнюю закорючку, пожал руку управляющему, затем подошли двое дюжих охранников. Они прошли за перегородку, взяли из рук служащих две тяжелые сумки с купюрами и вместе с Филиппом Гаро направились к выходу из банка. Красавчик и Сонька двинулись следом. Они спиной ощущали взгляды охраны, полицейского, управляющего, кассира, всех служащих.
Первыми из банка вышли охранники с сумками, затем барон, Красавчик и Сонька. Охранники погрузили сумки в багажное отделение кареты, Красавчик пропустил в карету барона и Соньку, проверил, надежно ли закреплен багаж, крикнул извозчику:
— Поехали!
Запрыгнул в карету, и она помчалась по улочкам курортного городка.
* * *
Некоторое время ехали молча. Барон неотрывно смотрел в окно, Сонька чему-то мечтательно улыбалась, тоже глядя на проносящиеся дома, Красавчик был напряжен и собран — он, похоже, все еще не верил в благополучный исход операции.
Первым прервал молчание Филипп Гаро:
— Куда вы меня везете? — с некоторым презрением к ворам спросил он. — Кажется, я выполнил все ваши условия.
— Скоро высадим, — кивнул Красавчик.
— Но не в горах, прошу вас. Мне там некомфортно… Я ведь ни в чем не подвел вас. Я, как вы убедились, человек слова.
— Мы тоже, — засмеялся вор. — И скоро ты, барон, в этом убедишься.
— Вы что-то хотите со мной сделать? — насторожился Филипп.
— Ничего плохого. Плохое позади.
Снова замолчали, но вскоре барон опять заговорил.
— Простите, Софья, — улыбнулся он воровке, — я так догадываюсь, вы не жена этого господина?
Она отрицательно повела головой:
— Товарищ.
— Товарищ — это как?
— Это — общая работа и общие деньги.
— Общак! — уточнил Красавчик.
— Общая работа — воровство?
Красавчик и Сонька рассмеялись:
— Примерно.
— То есть это ваша страсть?
Девушка посмотрела на него, улыбнулась одними глазами:
— Как видите, у нас есть кое-что общее.
— Есть, — согласился барон, — мы оба — пленники страсти. — И вдруг предложил с интригующей и искренней улыбкой: — А если вы все-таки примете мое предложение и мы станем жить вместе? Может, таким образом мы избавимся каждый от своего порока?
Сонька покачала головой:
— Нет. Без порока нам будет скучно. Без него мы умрем. И вы, и я.
— Я тоже помру, — присоединился к ним Красавчик.
Филипп Гаро помолчал, тихо произнес:
— Наверно, вы правы.
* * *
Карета остановилась где-то на окраине города, из нее вышли барон, Красавчик и Сонька. Извозчик отрешенно сидел на козлах, казалось, он думал о чем-то своем и лишь изредка бросал на происходящее внимательные косые взгляды.
Вор полез в багажное отделение, вскрыл одну из сумок, вытащил оттуда большую пачку денег.
— Это тебе, барон, — протянул он ее Филиппу, объяснив по-русски. — На твою страсть. За то, что оказался нормальным мужиком, — и легонько подтолкнул его. — Ступай себе. И не таи на нас обиды.
— Что он сказал? — обратился к Соньке Гаро.
— Он сказал, что все хорошо, — ответила она, подошла к нему и крепко поцеловала прямо в губы. — Теперь можете идти.
Филипп Гаро постоял в нерешительности какое-то время, улыбнулся Соньке и Красавчику, безнадежно махнул рукой, подхватил под мышку полученное вознаграждение и зашагал вниз по неровной дороге между низкими уютными домами.
* * *
Возле стоящего под парами поезда Сонька провожала питерского вора. Красавчик никак не походил на преступника — одет был элегантно и со вкусом. Он стоял возле вагона с тросточкой в руках, смотрел на печальную подругу и улыбался. Сонька была уже с заметным животом, и со стороны они походили на достойную семейную пару.
— Когда приедешь? — спросил Красавчик.
— Рожу — приеду.
— Рожать здесь будешь?
— Здесь. Боюсь, не успею доехать.
Вор приобнял ее.
— Спасибо за помощь товарищам. Этой деньгой мы крепко поднимем братство.
— Нужно, чтобы все помогали, все воры! Общак нужен не только для поддержки осужденных, но и для подкупа полиции, судей, чиновников.
Красавчик рассмеялся:
— Ну и голова у тебя, Сонька. А я как-то не додумался о подкупе. — Он посмотрел на ее живот. — Кого ждешь — парня или девку?
— Кого Бог пошлет. Одна в Питере живет, скоро привезу второго.
— Так и будешь детей разбрасывать по свету?
— А куда мне их? С собой возить, что ли?
— Ну…
— Нельзя. Не хочу, чтобы ворами стали.
— А сама-то? Не воровка, поди?
— Ну так это я. У меня особый путь. И особая, как говорил барон, страсть. Это как отметина Божья. Плохая или хорошая — не знаю. Знаю только, что меченая.
— Кстати, — вдруг вспомнил Красавчик, — а что это за мизер, которого в Типлице скрутила полиция?
Сонька пожала плечами:
— Какой-то сумасшедший. Увязался еще в Польше, вот притащился и в Германию.
— Смотри, — погрозил предупредительно вор, — от сумасшедших бывает большой геморрой.
К вагону подошли два простовато одетых человека, предъявили проездные документы и скрылись за дверью. У одного из них был глубокий розовый шрам через все лицо.
— Не нравятся мне эти господа, — заметила Сонька. — Мутные какие-то.
— Мне тоже, — согласился вор. — Но мало ли на белом свете людей, которые нам не нравятся?
Раздался удар вокзального колокола, проводник громко сообщил пассажирам:
— Господа, прошу пройти в вагон! Через три минуты отправляемся!
— Не боишься ехать с такими деньгами? — негромко спросила Сонька.
— А кто знает, что это деньги? Так, коробки, завернутые в бумагу. Может, в них макароны или сыр швейцарский.
— Будь осторожен. Красавчик.
Сонька и Красавчик расцеловались, вор запрыгнул на подножку, махнул подруге на прощанье и потом долго смотрел, как она шла вдоль состава, тяжелая и неторопливая.
* * *
Миновала полночь. Состав ровно шел на приличной скорости, вагон раскачивало, колеса довольно ощутимо стучали под полом.
Красавчик лежал на полке, дремал. Неожиданно в дверь его купе постучали.
— Кто? — Он поднялся, открыл дверь, увидел перед собой одного из тех мужчин, со шрамом на лице, что садился в вагон с напарником, и тут же получил сильный удар в лицо.
— Вы чего, суки? Я вор! Вас же найдут и прикончат!
Он сумел удержаться на ногах, изо всех сил навалился на ударившего, но в этот же момент на Красавчика набросился второй человек — они закрыли дверь и принялись бесшумно избивать упавшего на пол вора.
* * *
Было раннее утро, на улице шел густой, непрекращающийся дождь. Сонька стояла у окна, смотрела на пустую мокрую улицу, на редких господ с зонтами, на проносящиеся пролетки. Она смотрела в окно и тихонько плакала. Нет, не от уныния или другого расстройства. Она плакала, потому что была одна — в этой гостинице, в этом городе, в этом мире. И еще, наверно, от какого-то предчувствия.
Живот у нее был большой, вот-вот готовый к освобождению.
Томясь от скуки и безделья, девушка, переваливаясь по-утиному, вышла из номера, двинулась по гостиничному коридору. Коридор был длинный, тихий — ни души. Сонька не спеша шагала по мягким коврам, бросая внимательные взгляды на двери номеров. Увидела, что одна из дверей приоткрыта, и, осторожно толкнув ее, прошла в номер.
Номер оказался совсем небольшим, однокомнатным. Сонька вошла в комнату и неожиданно для себя увидела человека, спящего за столом: это был юноша. Спал он крепко, положив голову на руки. В руке молодой человек держал пистолет. Она подошла к нему, прислушалась. После этого воровка открыла дверцу платяного шкафа, отчего та довольно громко скрипнула. Сонька напряглась: молодой человек продолжал спать. Девушка вытащила из кармана пиджака купюру небольшого достоинства. Прошлась по другим карманам, но ничего стоящего не обнаружила. Она вернулась к молодому человеку и тут обнаружила на столе, рядом с лицом спящего, записку, написанную по-русски. Сонька тихонько взяла ее, начала читать.
Дорогая любимая мама. Я очень виновен перед тобой и перед моей дорогой сестрой Дуняшей. Я — падший человек. Триста марок, которые ты выдала мне на покупку лекарства для Дуняши, я бессовестно проиграл в игорном доме. Возвращаться домой, смотреть вам в глаза у меня нет сил. Поэтому я решил покинуть этот свет. Простите меня, если можете, и прощайте.Ваш любящий сын и брат Дмитрий.
Сонька сложила записку вчетверо, порвала на мелкие кусочки. Пистолет она сунула в свой карман, после чего из другого кармана достала пятьсот марок, положила их на стол перед лицом спящего. Взяла со стола листочек бумаги, карандаш и быстро написала:
Дорогой Дмитрий! Забудь дорогу в игорный дом. Иначе все закончится крайне печально.Сонька Золотая Ручка.
И тихонько покинула номер.
Сонька сделала всего несколько шагов по коридору, когда живот вдруг стали сводить судороги. Она опустилась на корточки, изо всех сил пытаясь удержать крик, но все-таки не, выдержала и закричала пронзительно и громко.
* * *
Пароход был огромный, трехпалубный. Его бока отражали яркое солнце, отчего пароход казался ослепительно белым. Погода была теплой, и пассажиры прогуливались по палубам, раскланиваясь друг с другом.
Сонька стояла на верхней палубе, любовалась бесконечным морским горизонтом, улыбалась младенческому личику, выглядывающему из кружевного конвертика. К ней приблизился молодой черноволосый господин в белоснежном костюме. Он галантно склонил голову, по-французски, хоть и с явным итальянским акцентом представился:
— Pardonez-moi, je m'appel Silvio Ventura.
— Софья, — мило улыбнулась в ответ Сонька.
— Сын, дочь?
— Дочь. Михелина.
— Неожиданное имя.
Девушке мгновенно бросились в глаза изящные перстни на его пальцах и крупный бриллиант в золотой оправе, висевший на шее.
— В память о муже, — сказала она. — Мужа звали Михель.
— В память? — вскинул брови Сильвио. — Он умер? Погиб?
Девушка секунду помолчала, печально произнесла:
— В доме случился пожар, Михель спасал меня и будущего ребенка. Мы остались живы, он погиб.
— Примите мои соболезнования.
— Благодарю.
Оба замолчали, глядя на синеву моря, и Сильвио снова поинтересовался:
— После случившегося вы решились на путешествие в одиночестве?
— Почему в одиночестве? — удивилась Сонька. — Со мной дочь. А кроме того, здесь очаровательные воспитанные люди.
— Я неточно выразился, — несколько смутился итальянец. — Видимо, после случившегося вам необходимо было отвлечься, развеяться.
— Это правда, — согласилась девушка. — Находиться под гнетом тех событий — выше всяких сил.
Малышка вдруг забеспокоилась, и мать немедленно отвлеклась от разговора с итальянцем, заулыбалась ребенку:
— Что случилось, маленькая? Тебя нужно переодеть? Сейчас я это сделаю. — Она взглянула на Сильвио, извиняюще опустила глаза. — Я вынуждена вас покинуть. Простите.
— Понимаю. Но, надеюсь, это не последняя наша встреча?
— Корабль маленький, все на виду. Непременно встретимся. — Сонька торопливо покинула палубу.
* * *
Сонька и ее новый знакомый Сильвио сидели в корабельном баре за дальним столиком и негромко беседовали. Итальянец был в подпитии.
— Вы знаете обо мне все, — с некоторым укором сказала девушка. — Я же о вас ничего.
— А что вы хотели бы узнать?
— Вы — итальянец?
Сильвио рассмеялся:
— По произношению это нетрудно понять.
Теперь перстни украшали все пальцы Сильвио, хотя бриллиантовое украшение на шее было то же.
— Почему вы один? — Сонька внимательно смотрела ему в глаза.
Он пожал плечами.
— Я всю жизнь один.
— У вас нет девушки?
— Есть. И не одна. Однако путешествовать я люблю без сопровождения.
— Рассчитываете на экстравагантное знакомство? Итальянец снова громко расхохотался.
— У вас острый ум! — слегка подался он к Соньке. — Да, мне скучно быть с теми, кто навязывается. Я предпочитаю свободную охоту.
— Вольный охотник? — Сонька изучала молодого человека.
— Почему нет? Если мы понравились друг другу, что мешает нам получить радость общения?
— Вы уверены, что вы мне понравились?
— Не уверен. Но мне этого хотелось бы.
— Зачем? Хотите увеличить коллекцию?
Сильвио откинулся на спинку стула и с улыбкой смотрел на строптивую девушку.
— Почему вы исключаете, что я могу в вас влюбиться?
— Не исключаю.
— Даже так?
— Да. Я знаю себе цену.
— Я тоже. Я — один из самых богатых людей Италии. Мой отец владеет всеми виноградниками Сицилии.
— Поэтому вы так много пьете?
— Я много пью? — удивился Сильвио. — Если прикажете, я больше не прикоснусь к бокалу. Я умею останавливаться! — Он резко отодвинул фужер. — Ночью мы прибудем в Неаполь. Я хочу, чтобы вы были со мной. Меня встретят друзья, и я покажу им свою женщину!
— С чего вы взяли, что я ваша?
— Вы мне понравились. Очень! И я сделаю все, чтобы вы стали моей! — Итальянец был достаточно пьян.
Сонька поднялась.
— Меня ждет дочь, а вам надо поспать.
Она покинула бар. Хмельной Сильвио молча смотрел ей вслед.
* * *
Сонька закончила пеленать Михелину и укладывала девочку в кроватку, когда в дверь ее каюты сильно постучали. Она открыла дверь и увидела Сильвио, еще более хмельного, чем прежде.
— Я не могу уснуть, не сказав вам спокойной ночи.
— Я занимаюсь дочерью.
— Но я могу сказать вам «спокойной ночи»?
— Спокойной ночи.
Сонька хотела закрыть дверь, но итальянец подставил ногу.
— Со мной что-то случилось. Я хочу видеть вас. Обязан видеть!
— Я не могу вас пригласить. Я — кормящая мать.
— Но я не кормящий отец.
— Вы хотите, чтобы я к вам пришла?
— Если вы сделаете это, я сойду с ума. От счастья.
— Хорошо, я приду.
— Вы обманете. — Сильвио не убирал ногу.
— Обещаю. Слово женщины.
Сильвио некоторое время подержал дверь, затем с усмешкой произнес:
— Надеюсь, вы сдержите слово. Слово женщины.
Сонька закрыла дверь.
Пробило полночь, ребенок спал. Сонька раскрыла дамский саквояж, достала пакетик из пергаментной аптечной бумажки и насыпала из него в пустой бокал белый порошок, после чего в этот же бокал налила вино из открытой бутылки.
* * *
Дверь в каюту Сильвио была не заперта. Сонька вошла, держа в руках бокал с вином. В комнате валялась верхняя одежда итальянца, в ванной лилась из крана вода.
Сонька заглянула в спальню и увидела молодого человека, крепко спящего на постели. Она присела на краешек кровати, принялась его расталкивать. Итальянец мычал, вяло отбивался, не желая просыпаться. Воровка толкнула еще сильнее. Тут Сильвио проснулся и быстро сел, ошалело глядя на девушку. Узнав, кто перед ним, он полез обниматься.
— Нет-нет, — Сонька, отбиваясь, протянула ему бокал с вином. — Сначала выпьем, потом все остальное. Выпейте, дружок, за любовь, за встречу.
— С удовольствием, — пробормотал он, опорожнил бокал до дна и снова попытался увлечь девушку в постель. Она со смехом отбивалась, уворачивалась — это было похоже на игру. Неожиданно итальянец «поплыл», стал вялым, заторможенным.
— Спать… Прошу прощения, спать.
Он рухнул на подушку и захрапел.
Сонька выждала какое-то время, затем пару раз ощутимо толкнула Сильвио: он не реагировал. Воровка закрыла дверь каюты, потом вытащила из кармана сюртука бумажник, изъяв оттуда внушительную пачку денег. После этого она проделала то же самое с карманами одежды, висевшей в платяном шкафу, — там добыча оказалась еще серьезнее. Наконец Сонька снова повернулась к спящему: предстояло снять украшения с пальцев и цепочку с бриллиантом с шеи.
Итальянец совершенно не сопротивлялся, когда Сонька работала над пальцами. Но когда она приподняла его голову, чтобы снять цепочку, он неожиданно проснулся. Ошалело уставившись на девушку, он цепко схватил ее руки, не давая снять украшение, и изо всех сил оттолкнул от себя. Сонька упала на пол. Сильвио в полубессознательном состоянии тоже встал с постели, навалился на Соньку и стал душить ее, бормоча:
— Не смейте… Это фамильное… Это нельзя… Не трогайте!
Девушка, чудом сорвав с шеи заветную цепь, выскользнула из-под него и бросилась к выходу, но он снова настиг ее, снова повалил на пол:
— Отдайте… Верните… Нельзя…
Сонька вцепилась зубами в руку итальянца, он завопил от боли и разжал объятия, выпустив ее из-под себя. Она бросилась к выходу, успела захлопнуть за собой дверь и, прижимая добычу к груди, понеслась к своей каюте.
Сильвио попытался было настичь воровку, крикнул вслед что-то невразумительное и потерял сознание.
Девушка влетела в каюту, услышала отчаянный плач ребенка и метнулась к нему. Михелина распеленалась, болтала ножками и плакала: пеленки были испачканы, и девочка по-своему требовала их поменять. И тут Соньку осенило. Она схватила грязные пеленки, свалила в них кольца, перстни, бриллиант на цепи и свернула все в тугой узел.
— Вот ты, доченька, мне и поможешь… Потерпи, солнышко, потерпи. Сейчас я все сделаю.
Она быстро перепеленала девочку, сунула ей под бочок грязные тряпки с завернутыми в них украшениями, побросала в чемодан кое-что из одежды. Выглянув в иллюминатор, Сонька увидела на берегу яркие огни города и прочитала: «Неаполь».
Держа в одной руке ребенка, во второй — чемодан, Сонька, не сдерживая слез, побежала по коридору на выход.
* * *
Желающих сойти в Неаполе было достаточно. Сонька нетерпеливо топталась в очереди к трапу, прижимала к себе дочку и вытирала кончиком пеленки слезы. Михелина снова проснулась и начала громко и требовательно кричать.
Причал заполнила большая и шумная толпа встречающих.
— Что с вами, синьора? — встревожено спросил корабельный чин у трапа, глядя на заплаканную Соньку.
— Что-то с ребенком. — Слезы текли по ее лицу. — Я должна покинуть судно. Срочно нужен доктор.
Тот задержал пассажиров, требовательно попросил:
— Господа, прошу дать дорогу! Пропустите синьору! Господа!
Соньку с орущим младенцем на руках пропустили, она почти бегом ступила на причал и бросилась к экипажам, ожидающим прибывших. Оглянулась и вдруг увидела Сильвио Вентуру. Его вели под руку два корабельных служащих, — он водил головой, выискивая кого-то, и тоже заметил Соньку, бегущую через площадь.
— Questa e lei! — закричал он по-итальянски. — Это она! Держите ее!
Девушка подбежала к ближнему экипажу, передала извозчику вещи, запрыгнула на подножку.
— Синьор, быстрее! В клинику! Умоляю, синьор!
Тот забросил чемодан, вскочил на козлы и, ударив по лошадям, стал круто разворачиваться, но тут повозку перехватили два карабинера.
— Стоп! — крикнул один из них. — Остановитесь! — И когда извозчик натянул вожжи, Соньку заставили выйти из повозки. — Синьора, вы должны задержаться.
Михелина продолжала плакать, не унимаясь.
— У меня больной ребенок, — нервно принялась объяснять карабинерам девушка по-французски. — Вы не видите? Его надо показать врачу!
— Синьора, — спокойно ответил один из них, — на вас падает подозрение в воровстве. Мы должны отвести вас в участок.
— Какое подозрение? Что вы говорите? Мой ребенок может умереть!
— Синьора, вы обязаны повиноваться. Просим следовать с нами, синьора.
* * *
Кроме Соньки и все еще не пришедшего в себя Сильвио, в полицейском участке находились два молчаливых карабинера и начальник, толстый лысый господин. Михелина наконец успокоилась и тихо посапывала на руках у матери.
Начальник внимательно изучил паспорт девушки, бегло взглянул на документы итальянца.
— Синьор Вентура, — сказал он Сильвио по-итальянски, — в чем вы обвиняете эту синьору?
— Что он спросил? — по-французски обратилась Сонька к Сильвио.
— Он спросил, — ответил тот, не глядя на девушку, — что именно вы у меня похитили.
— О чем вы разговариваете? — вмешался полицейский.
— Она не знает итальянского, я ей перевел, — ответил молодой человек и, растопырив пальцы, объяснил полицейскому: — Эта синьора украла у меня украшения, очень дорогие украшения. Перстни, кольца. Но самое главное — бриллиант на золотой цепи, наш фамильный талисман, который я никогда не снимал.
— Что вы ему объясняете? — вмешалась Сонька. — Я должна понимать, о чем вы разговариваете!
— Вы сняли с меня кольца, перстни, фамильный бриллиант. И я объясняю это господину начальницу, — повернулся Сильвио к ней.
— Я с вас сняла?! — искренне возмутилась девушка. — Вы с ума сошли!
— Я поймал вас за руку! Я все видел!
— Как вы могли видеть, если были пьяны! Вы хотя бы помните, что сделали со мной?! Вы избили меня! — Сонька показала кровоподтек на руке. — Это ваших рук дело!
— Моих? Да я к вам не прикасался!
— Вы приставали ко мне!.. Вы хотели меня изнасиловать!
— О чем вы опять разговариваете? — грохнул по столу начальник. — Я должен вести допрос, а вы все время о чем-то болтаете! — Он посмотрел на девушку. — Синьор утверждает, что вы похитили у него драгоценности! Вы согласны с этим?
Она молчала, тупо глядя на него.
— Почему вы молчите? — Полицейский начал терять терпение.
— Она не понимает, о чем вы спрашиваете, — объяснил молодой человек.
— Ну так переведите!
Потерпевший снова повернулся к Соньке:
— Синьор полицейский спрашивает, согласны ли вы с моим утверждением, что вы ограбили меня?
— Спросите синьора полицейского, — насмешливо предложила она, — согласны ли вы с тем, что хотели меня изнасиловать.
— Я спал! Спал! Я был пьян! — взвился Сильвио. — Я не мог вас изнасиловать! Вы пробрались ко мне в каюту и стали снимать с меня драгоценности!
— Опять?! — снова ударил кулаком по столу начальник полиции. — Я прошу отвечать на вопросы, а не устраивать здесь бедлам! Что она вам ответила?
— Она ответила, будто я хотел ее изнасиловать.
— Вы это отрицаете?
— Конечно! Она воровка и аферистка!
— Как это доказать?
— Надо ее обыскать.
— Это нарушение протокола.
— А мне плевать! — вскочил Сильвио. — У меня похитили фамильную драгоценность! Она стоит дороже вас и всех ваших полицейских!
— Откуда вам знать, сколько я стою? — побагровел начальник.
— Вижу! Я все вижу! Сейчас же обыщите ее, или я буду жаловаться в верховный комиссариат! Вам известно, чью фамилию я ношу?
Полицейский замолчал и принялся снова изучать документы, находящиеся в участке.
— К чему вы пришли? — спокойно спросила Сонька молодого человека.
— Сейчас вас будут обыскивать.
— Хорошо. Я согласна.
Сильвио удивленно посмотрел на нее, сказал полицейскому:
— Она согласна на обыск.
Тот решительно поднялся, подошел к Соньке, взял сумочку и начал выкладывать на стол ее содержимое: пудреницу, зеркальце, носовые платочки, пару дамских колец, заколки для волос и, наконец, толстую пачку денег.
— Деньги ваши?
Сонька поняла смысл вопроса, кивнула.
— Деньги мои.
Полицейский посмотрел на Сильвио.
— А может, это ваши деньги?
Тот пожал плечами.
— Может быть…
— Ее или ваши? Отвечайте более внятно!
— Не знаю, — нервно ответил итальянец. — У меня было много денег. Как докажешь? На них нет меток! Они не фамильные!
Начальник раздраженно вытряхнул сумочку.
— Все! Драгоценностей ваших нет.
— Посмотрите в чемодане. — Ткнул молодой человек.
Полицейский махнул карабинерам.
— Эй вы! Перетряхните все вещи в чемодане!
Сонька спокойно наблюдала, как карабинеры, открыв чемодан, стали беспорядочно доставать вещи — костюмы, платья, кофточки, ночную одежду, обувь. Сильвио и полицейский тоже внимательно следили за происходящим.
— Все! — развел руками полицейский. — Ничего, кроме денег. Но насчет денег вы сами не уверены.
Неожиданно закряхтела Михелина, и Сильвио вдруг предложил:
— Надо обыскать ребенка!
— По-вашему, драгоценности украл ребенок? — возмутился начальник.
— Она могла спрятать драгоценности там. Обыщите!
— Если вы хотите обыскать девочку, пожалуйста, — поняла смысл их разговора Сонька.
— Что она сказала? — насторожился начальник.
— Она не возражает, чтобы вы посмотрели у девочки.
Полицейский приблизился к хныкающему ребенку, довольно аккуратно стал разворачивать пеленки и оглянулся на мать.
— Может, поможете?
— Он предлагает помочь ему, — перевел Сильвио.
— Думаю, господин начальник успешно справится сам.
Михелина, освобожденная от пеленок, радостно загукала, задвигала ручками, ножками.
Полицейский принялся ощупывать одеяльце, в которое была завернута девочка, и вдруг наткнулся на мягкий, жидкий, не очень хорошо пахнущий сверток, оставленный Сонькой. Он брезгливо отдернул руку, заорал:
— Вы совсем с ума сошли, синьор! Пощупайте то, что лежит под младенцем, — может, это и окажется вашими драгоценностями!
Он подошел к умывальнику, сполоснул руки.
— Синьора, вы свободны! Полиция Неаполя приносит вам извинения за все неприятности, которые вы сегодня пережили. А вам, синьор, советую меньше пить и больше думать о репутации фамилии уважаемого отца!
* * *
Экипаж летел по ярко освещенным улицам Неаполя, Сонька прижимала к себе дочку, целовала ее пухлые румяные щечки.
— Спасибо, доченька! Ты очень выручила маму. Свою любимую единственную маму.
* * *
Состав, окутанный облаком пара, плавно остановился у перрона. У вагона Соньку встречали знакомые: Улюкай, Тимка, Кочерга, Сутулый и еще пара воров. Сонька, бережно держа в руках завернутую в одеяльце Михелину, вышла из вагона и замерла от радости.
— Боже, как же я соскучилась по вашим рожам. Голова кружится.
Она по очереди обняла каждого, затем удивленно еще раз оглядела всех.
— А где Красавчик? Наверно, с подружкой? Проспал, как обычно?
Воры молчали. Девушка с тревогой смотрела на них.
— Красавчика больше нет, — сообщил Улюкай. — Его убили.
— Как? Кто?
— Убили, когда вез от тебя деньги.
Потрясенная Сонька не сразу заговорила.
— Кто убил? — спросила она едва слышно.
— Пока не знаем. Может, ты подскажешь, наведешь на след.
— Деньги тоже украли?
— Да, все деньги общака.
* * *
В гостиничном номере, где обосновалась Сонька, сидели те, кто встречал воровку на вокзале. Михелина спала в соседней комнате. Сонька рассказывала:
— О деле знали двое — я и Красавчик. Барон, который лишился денег, не мог пойти на убийство. Не тот человек… Но когда Красавчик садился в вагон, туда вошли двое. Они нам не показались. Сразу было видно — гнилые. У одного большой шрам через все лицо. Второго не запомнила. Думаю, они убили и взяли деньги.
— Кто вас возил по Ницце? — спросил Улюкай.
— Я его не знаю. Человек Красавчика. Сидел себе, гнал лошадей, ни во что не вмешивался… — И тут она вспомнила: — Хотя вот что: когда мы отпускали барона. Красавчик дал ему пачку денег. Как благодарность. И я заметила, как нехорошо смотрел на нас тот самый извозчик. Очень плохо смотрел.
— Мы найдем, — сказал Улюкай. — Обязательно всех найдем и накажем. Теперь мы знаем, кого искать.
* * *
Сонька в сопровождении Улюкая вошла в парадный подъезд невысокого дома и поднялась по узкой лестнице к дверям квартир. Подошла к одной, потянула за шнурок звонка. В руках Сонька держала сверточек с Михелиной.
Дверь открылась, и на пороге возникла пани Елена. От неожиданности она даже вскрикнула, обняла гостью за плечи, втащила в квартиру:
— Маруся! Смотри, кто к нам приехал!
В коридоре появилась сестра пани Елены, всплеснула руками:
— Господи… А мы уже и не чаяли!
Пани Елена взяла из рук Соньки Михелину, заглянула в конвертик.
— А это кто у нас?
— Михелина.
— Чудо! Красивое имя, — женщина хитро посмотрела на гостью. — А теперь взгляните еще на одно чудо. — И позвала: — Таббочка, солнышко, иди-ка сюда!
В глубине квартиры возник колобочек трех лет и на полных ножках охотно покатился к взрослым. Девочка остановилась, озабоченно уставилась на незнакомых людей. Пани Елена присела перед ней, показала на Соньку.
— Ты знаешь, кто это?
Ребенок молчал.
— Ну, вспомни, о ком я рассказываю тебе каждый вечер?
— О зайчике, — ответила Табба и улыбнулась. — О зайчике и лисичке.
Сонька подхватила ее на руки, крепко прижала.
— Я мама… Я твоя мама, Таббочка!
Ребенок вдруг расплакался и стал вырываться, просясь к пани Елене.
— К бабе! Хочу к бабе!
Пани взяла ее, прижала к себе.
— Ну что ты, маленькая? Чего испугалась? Это твоя мама! Мама Соня!
От плача Таббы проснулась Михелина, и квартира наполнилась детским плачем.
Пани Елена ушла с ревущей старшенькой, Сонька принялась успокаивать младшую.
Улюкай, стоя в прихожей, беспомощно улыбался, не зная, чем помочь.
— Ничего, привыкнет, — успокоила его пани Мария. — Первая встреча с мамой должна быть такой.
— Первая встреча может оказаться и последней, — ухмыльнулся вор.
— Вы полагаете, Сонечка у нас не задержится?
— Я полагаю, а Сонечка располагает, — развел руками тот.
* * *
Через некоторое время Улюкай уже дремал на стуле в прихожей, Михелина сонно посапывала, Таббу кормила на кухне пани Мария. Сонька сидела в небольшой комнате, разговаривала с пани Еленой.
— Отец у Михелины есть? — спросила пани.
Девушка помолчала, пожала плечами:
— И есть, и нет.
— Его убили?
— Каторга. Пожизненная. Он тоже вор.
— Ты хочешь Михелину оставить мне?
Сонька тихо засмеялась, обняла пани.
— Двоих вы не потянете.
— Почему? — удивилась та. — Ты ведь деньгами помогаешь.
— Я не о деньгах. О вашем здоровье.
— Сонечка, милая, — пани даже прослезилась. — Табба — одно счастье. Оставишь Михелину — будет двойное счастье. Ты, Сонечка, не представляешь, какое это наслаждение — дети. Ты продлила мне жизнь.
— Нет, пани Елена, — ответила девушка, — Михелину я заберу. У нее в Москве есть бабушка и дедушка. Может, внучка им тоже продлит жизнь.
Пани усмехнулась:
— Тебе виднее, — и внимательно посмотрела Соньке в глаза. — А что такое твоя нынешняя жизнь?
— Не знаю… — не сразу ответила та и повторила: — Не знаю. Жизнь! Куда-то бежит, катится, а вот куда — понять не могу. И самое главное, не могу такую жизнь остановить.
— Устала?
— Пока нет. Но со временем, думаю, устану. — Сонька взяла пальцы пани, крепко сжала. — Сейчас попробую, пани, объяснить. Каждый день страх, каждый день опасность. Но каждый день ты не можешь без этого жить:
— Это болезнь. Соня.
— Болезнь? — Девушка задумалась, затем отрицательно покачала головой. — Нет. Судьба. Я недавно задумалась, сколько лет я протяну при такой жизни? Год, пять, десять? И испугалась. А потом вдруг представила, что я буду жить по-другому. И еще больше испугалась. Потому что по-другому я не проживу и года. Подохну, полезу в петлю, сожру всех вокруг!
— Я тебя не понимаю.
— Я сама себя не понимаю, пани.
* * *
День был сумрачный и дождливый. Карета о трех лошадях лихо неслась по Невскому проспекту, обгоняя повозки и экипажи, временами обдавая прохожих брызгами. Возле ювелирного магазина карета остановилась. Первым из нее выбрался Улюкай, затем он помог сойти на тротуар изящной девушке и проводил ее до самой двери, стараясь, чтобы спутница миновала лужи.
Лужи Соньке не мешали — на ногах были сапожки на толстой подошве.
В такую погоду покупателей в ювелирном было мало.
Сонька с видом завсегдатая прошла к прилавку, начала внимательно изучать украшения, драгоценные камни. Молодой продавец не менее внимательно наблюдал за симпатичной покупательницей.
— Что сударыня желает? — наконец поинтересовался он.
— Желаю посмотреть, — капризно ответила Сонька и указала на столик с драгоценными камнями. — Покажите самые интересные!
— Это дорогая коллекция, сударыня, — вежливо предупредил продавец.
— Вижу. Поэтому и прошу показать.
Молодой человек принялся аккуратно извлекать из витрины камни разного достоинства и стоимости, выкладывая их на бархатную салфетку перед девушкой. Она вначале рассматривала их издали, затем стала брать камни по очереди, смотреть на свет и прикладывать, будто перстни, к пальцам руки. Продавец с удовольствием наблюдал за знающей толк покупательницей, чем весьма раздражал ее, чего она и не скрывала.
— Лупу, пожалуйста, — попросила Сонька.
Молодой человек потянулся за огромной лупой в медной оправе, и в этот момент Сонька, быстро сбросив на пол два камня, наступила на них грубыми сапожками. Взяв лупу, она принялась придирчиво изучать лежащий на бархотке драгоценный товар.
— Здесь, по-моему, трещина, — сказала Сонька продавцу.
— Быть не может, — удивился тот. — Это товар экстра-класса.
— Взгляните…
Молодой человек стал изучать камни, Сонька снова незаметно сбросила пару камней и так же наступила на них сапожками.
— Не вижу никаких трещин, — разогнулся продавец.
— По-вашему, я слепая? — возмутилась Сонька. — Вы предлагаете негодный товар!
— Господь с вами, сударыня! Мы за свой товар отвечаем!
— Как же отвечаете, если не видите, что камень расколот!
Продавец был вконец растерян.
— Сударыня, мы все камни подвергаем экспертизе. Я могу позвать хозяина…
— Не нужен мне ни ваш хозяин, ни ваши камни! Я сообщу о ваших проделках обществу, и вы лишитесь многих достойных покупателей!
Сонька нервно отшвырнула от себя бархотку с драгоценностями, отчего те рассыпались, и быстро пошла к выходу. Продавец кинулся собирать камни, бросая обескураженные взгляды вслед странной визитерше.
* * *
Карета понеслась по Невскому с прежней скоростью.
— Как? — озабоченно заглянул в лицо Соньки Улюкай.
Она с лихорадочным блеском в глазах улыбалась.
— Никто ничего не заметил, — и попросила: — Помоги.
С помощью Улюкая она сняла сапожки, повернула их вверх подошвой. Подошва была покрыта толстым слоем густой смолы, и в этой смоле виднелись впечатанные драгоценные камни. Те самые, которые Сонька сбрасывала в магазине на пол.
— Здорово, — засмеялся довольный вор и принялся ножом выковыривать из подошвы камни.
Она тоже смеялась.
— Ноги липнут к полу. Особенно когда долго стоишь на месте. Все время приходится топтаться!
Она глянула в окно и вдруг увидела согбенную фигуру, стоявшую с протянутой рукой под дождем.
— Останови!
— Чего? — не понял вор.
— Останови! — Сонька высунулась в окно и крикнула извозчику: — Стой!
Тот изумленно натянул вожжи, карета остановилась. Девушка натянула сапожки, спрыгнула на мостовую, побежала по лужам назад.
— Ты чего, Сонька? — бросился за нею следом Улюкай. — Куда ты?
— Не ходи, останься! — отмахнулась она.
Сонька быстро подошла к человеку с протянутой рукой, заглянула ему в лицо.
— Это вы?
Он сразу узнал ее. Это был продавец Иван Студенецкий, который когда-то принес Соньке дорогое колье в гостиничный номер и был ею обманут.
— Боже, вы… — прошептал он. — Боже.
— Почему вы здесь? — воскликнула девушка.
— Потому что вы здесь. — Он был счастлив, глаза его светились.
— Вы просите милостыню?
— Я жду вас. — Похоже, молодой человек был безумен. — Я знал, что вы придете.
— Пойдемте отсюда. — Сонька схватила его за рукав потрепанного пальто. — Вам надо обогреться!
Улюкай издали наблюдал за происходящим.
— Идите же, — пыталась увести его девушка.
— Нет, нет. — Он высвободил свою руку. — Это мое место. Теперь я никуда не уйду отсюда. Я ждал вас, и вы пришли. Благодарю вас.
Сонька смотрела на него, и по ее лицу текли то ли слезы, то ли капли дождя. Она достала из кармана груду скомканных денег, сунула в руку нищему, поцеловала ее.
— Простите меня.
И пошла по лужам обратно, не оглядываясь, уронив голову.
Улюкай помог ей сесть в карету, захлопнул дверцу, и они понеслись дальше, обгоняя повозки, экипажи, забрызгивая редких прохожих.
* * *
Утро было солнечным и жарким. Поезд Санкт-Петербург-Москва медленно и даже торжественно подходил к перрону. Встречающих было много, но из пестрой толпы выделялась группа людей в черных костюмах и в черных шляпах. В толпе шныряли филеры и шпики, с особым интересом отслеживая господ в черном.
Когда состав замер, люди в черном быстро направились к вагону первого класса. В ожидании интересующего их пассажира они выстроились в своеобразное каре, и, когда в тамбуре показалась Сонька Золотая Ручка, старший из встречающих, авторитетный московский вор Артур, подав ей руку, помог ступить на перрон.
— С приездом, Софья Ивановна, — склонил он голову. — Рады приветствовать тебя на московской земле.
Девушка, держа на руках Михелину, не без удивления оглядела встречающих и приветливо улыбнулась.
— Знала, что Москва горазда на сюрпризы, но чтобы до такой степени!..
— Главный сюрприз впереди, Софья Ивановна.
— Ты кто?
Встречающий смутился, шепнул даме чуть ли не в самое ушко:
— Вор.
Сонька рассмеялась.
— Я имя спрашиваю.
— Артур.
— Я не люблю сюрпризы, Артур. Без них как-то спокойнее.
— Наши товарищи ждали твоего приезда. И приготовились все провести по чести.
Носильщик вынес из вагона вещи Соньки, воры пропустили гостью с ребенком вперед и двинулись по перрону, мощно и молчаливо рассекая толпу. Филеры не отставали.
Какая-то дама из прибывших спросила своего спутника:
— Кого это так помпезно встречают?
— Супругу важной персоны, — ответил тот. — Видишь, какие молодцы? Наверное, из полиции.
На площади перед вокзалом гостью поджидала роскошная карета и несколько повозок для сопровождающих. Артур, отстранив извозчика в нарядной ливрее, сам открыл дверцу кареты и помог Соньке встать на подножку.
Когда все расселись по местам, Артур поднял руку, и процессия тронулась.
* * *
Тем временем в полицейском отделении филер спешно докладывал старшему по отделению, грузному, тяжело дышащему полицмейстеру.
— В Москву утренним поездом прибыла известная воровка Сонька Золотая Ручка.
— Одна?
— С младенцем. Встречал ее московский авторитет Артур с группой воров численностью девять человек.
— Куда направились?
— Подобных данных пока не имею. За воровкой идет след, через некоторое время смогу доложить.
— За Сонькой следить особо. При возможности задержать для препровождения в участок.
— Цель?
— Пока что сделать фотоснимок. Имея его, мы сможем держать ее в поле зрения.
* * *
Воровская хавира представляла собой большую квартиру с просторной гостиной, погруженной в полумрак. Повсюду горели свечи, стены гостиной были затянуты красной тканью. Воры, которых здесь собралось десятка два, разместились на диванах и креслах вдоль стен. Лица были самые разнообразные — молодые и старые, мрачные и улыбчивые, изуродованные жизнью и задорные, с надеждой на будущее.
Соньку посадили в самый центр комнаты в высокое позолоченное кресло. Одета она была в белое нарядное платье, на шее и на руках перепивались золото, бриллианты, жемчуга.
Было торжественно и тихо, лишь чадно потрескивали свечи.
Вскоре из двери соседней комнаты вышел седовласый и статный духовой вор Мамай в красной мантии, — в одной руке он держал хрустальную чашу с красным вином, в другой — увесистый фолиант, на котором был тиснен червонный валет.
— Уважаемые воры, — негромко низким голосом произнес Мамай. — Я, вор Мамай, избранный вами Червонным Валетом, приветствую вас, самых авторитетных наших товарищей, и желаю вам доброго здоровья, удачливых поступков, благословенной судьбы, милостивых законов и верности близких. Мы не так часто собираемся вместе. Наверно, потому что войти в «Червонный валет» труднее, чем верблюду пролезть в игольное ушко… — Он усмехнулся, показав плохие зубы. — Но Бог милостив, и сегодня мы имеем удовольствие видеть друг дружку, чтобы задать пару теплых вопросов и ответить на пару братских вопросов и удивиться. А удивляться, братья, у нас есть чему. Вот хотя бы такому факту, что сегодня в нашем Червонном Кресле сидит не уважаемый вор, не ссыльный блатарь, не сизый пахан, от одного вида которого стынет не только кровь в жилах, но даже мозги в черепке. В кресле сидит фартовая дамочка, нежная куколка, гнилая цыпочка. Но это, уважаемые воры, полный обман зрения. Потому как в кресле сидит козырная чувайка, звонкая марвихерша, проверенный честняк! — Мамай помолчал, обвел взглядом присутствующих. — Кто не знал — узнает. Кто не видел — увидит. Кто не слышал — услышит. Это, уважаемые воры, Сонька Золотая Ручка. Обращаюсь к честному собранию с главным и основным запросом. Может ли эта воровка по праву войти в наше святое братство?
В комнате стало совсем тихо, воры мрачно и с интересом рассматривали Соньку. Первым голос подал вор Безносый:
— Негоже пускать бабу на корабль. Пробоина в борту, вода в трюме.
Девушка повернулась к нему, оскалилась:
— Братство — не корабль, я — не баба.
— А кто ж ты?
— Воровка.
— А под подолом у тебя чего? — под одобрительный смешок собравшихся спросил вор Кабан.
— Хочешь проверить?
— А чего? Интересно. А вдруг и правда не баба!
— Пошли.
Воры веселились.
— Куда? — не понял Кабан.
— На проверочку!
— Прямо сейчас?
— А чего откладывать? Вернешься, расскажешь ворам, что нащупал, на что попал!
— Не-е, — под общий хохот замахал руками Кабан. — По мне лучше воровать, чем под бабий подол заглядывать!
Сонька тоже смеялась.
— Я не баба! — перекрыла она хохот. — Я — воровка!
— Кто убил Красавчика? — подал голос еще один вор, Куча.
Девушка удивленно посмотрела на него:
— А ты знаешь?
— Знал бы, не спрашивал.
— Узнаешь, скажешь мне.
— Красавчик в Питере был твоим наместником.
— Красавчик был вором, и найти его убийц — долг всех воров, а не только питерских.
Воры были довольны.
— В Питере ты, Сонька, замутила такое дело, как общак, — включился в разговор еще один вор, с изрезанными руками и лицом. — Московские ущурились на это, потому как надо кормить воров не только старых, но и малых. А где гарант, что нашим тугрикам не сделают ножки те же самые питерские?
— Тебя как кличут?
— Ну, Резаный.
— Видать, сильно резаный. Даже мозги зацепили, если такую дурь гонишь!
— Чего крякнула, парчушка трепаная? — вскочил вор.
— Крякнула, что голову надо иметь на плечах, а не хобот, — резко, хоть и довольно спокойно ответила воровка.
Резаный вскочил с кресла, ринулся на нее:
— Убью!
Другие воры перехватили его, с трудом усадили на место. Сонька переждала, пока в комнате затихнет шум, обвела всех медленным взглядом.
— «Червонный валет» — уважаемый союз. И любой вор, живущий не только в Москве, почитает за честь состоять в этом братстве. Но для меня не так уж важно, примете вы меня или нет, а важно, чтобы воры всегда были одной семьей, где бы они ни жили. Если полиция, филеры, шпики и прочие гады бегают за нами, не давая нам спокойно заниматься работой, то мы должны объединиться и так плотно стоять друг к дружке, чтобы даже маленькой щели не образовалось, в которую мог бы проскользнуть враг, Вы сейчас будете голосовать. Каждый поступит по своей воровской совести, но помните одно: чем больше вы думаете о себе, тем меньше о братьях наших. А братья наши живут по правилу: не верь, не бойся, не проси. Они и не просят, просто живут. — Сонька снова помолчала, потом заявила с улыбочкой: — И еще одно помните. Перед вами не просто воровка, а Сонька Золотая Ручка. Такая дама в вашем мужском обществе, думаю, не помешает.
Стояла тишина, воры задумчиво прикидывали варианты.
Верховный Червонный Валет Мамай проследил, как помощники вынесли на середину комнаты сначала хрустальную чашу, полную небольших шаров, затем две пустые чаши — белую и красную. Мамай поднял руку и провозгласил:
— Уважаемые воры! Ваше право решить, будет ли Сонька Золотая Ручка в «Червонном валете». Голосуйте не по обиде, а по доброму сердцу, и да поможет вам Бог и доброе Провидение!
Воры не спеша стали подходить к чашам, каждый по своему усмотрению опускал шар либо в красную чашу, либо в белую. Вор Резаный положил в белую…
Красная чаша была почти переполнена шарами. Мамай подсчитал количество шаров в обеих чашах, со спокойной торжественностью поднял над головой фолиант, низко поклонился ворам.
— Уважаемые воры! Благодарю вас за мудрость и честность. — Он повернулся к девушке: — Опустись на колени, Сонька, и приложись к воровской библии.
Сонька последовала его приказу и, опустившись на колени, сначала коснулась лбом фолианта, затем поцеловала изображение Червонного Валета.
* * *
Мамай лично провожал Соньку к выходу. К ним подошел вор, стоявший при дверях, что-то прошептал духовому на ухо. Тот понятливо кивнул, сказал Соньке:
— Докладают, что возле парадного и вокруг дома кишмя кишат шпики. Видать, тебя стерегут.
— Переждать? — спросила девушка.
— Нет, езжай. Тебя, Сонька, малявка ждет. Переоденем тебя под мужика, и езжай с богом, — он хитро улыбнулся. — Пока тебя здесь избирали, вещички твои перебросили в другую гостиничку. Так что филеры и прочий народишко пусть тебя еще поищут.
* * *
У парадного подъезда шпиков было человек семь, не меньше. Один стоял прямо в парадном, двое на улице, еще один на ступеньках, остальные сидели в повозке и внимательно отслеживали как входящих в дом, так и покидающих его.
Вот из парадного вышли двое господ, — один выделялся по-мальчишески тонкой фигурой. Пара направилась к поджидающему фаэтону. Шпики моментально насторожились, один буквально перед носом выходящих пересек дорогу и, заглянув им в лицо, подал знак остальным, что вышедший объект не представляет интереса. Господа уселись в экипаж, и извозчик ударил по лошадям.
* * *
В сопровождении московского вора Кирпы Сонька с Михелиной на руках подошла к двери квартиры Блювштейнов, дернула за шнурок звонка. Дверь открылась, и на пороге возник Блювштейн-отец, одетый в тяжелый халат. Он сразу узнал Соньку, обрадовано улыбнулся, засуетился:
— Боже, Софочка! Вот уж не ожидал, — он распахнул дверь шире. — Прошу вас, проходите.
Кирпа остался на площадке, Сонька вошла в квартиру.
Блювштейн проводил Соньку в гостиную, заглянул в личико улыбающегося ребенка.
— Это… Михелина?
— Михелина.
Старик вдруг стал тихонько плакать, он вытирал слезы рукавом халата, громко сморкался.
— Вы, Софочка, сдержали слово. Благодарю. Михель был бы просто счастлив. — Он взял из рук девушки сверток, снова посмотрел на лицо младенца. — Похожа на Михеля… Одно лицо, — и кивнул гостье: — Присаживайтесь, я сейчас приготовлю чай.
— А Сара где? Позовите, я хочу ее увидеть.
— Сара… Где Сара? — печально повторил Блювштейн. — Сарочки здесь больше нет. Она поменяла квартиру. Теперь она у Господа Бога.
— Она умерла?
— Да, Сарочка умерла. Полгода я живу в этих комнатах один.
— Она болела?
— А вы как думаете? Может ли мать не болеть, когда единственный и любимый сын в кандалах и с киркой в руках находится за тысячи верст и она никогда его больше не увидит. — Он улыбнулся ребенку. — Знаете, это счастье, что вы приехали. Теперь мне будет не так одиноко, ведь нас будет трое — вы, Михелина и я, старый больной еврей. У нас будет хорошая семья, Софочка.
Сонька отрицательно повела головой:
— Я не смогу жить с вами. Я скоро уеду.
— Уедете? Почему? — испугался старик. — У вас выступления? Вы, наверное, много концертируете?
— Много. Очень много, — усмехнулась девушка. — Без этого я не могу жить.
— И вы заберете с собой Михелину? — Блювштейн с тревогой смотрел на гостью. — Заберете, и я снова останусь один?
— Нет, — улыбнулась Сонька. — Девочку я оставлю на вас. Если, конечно, не возражаете.
— Боже… Боже мой… — Профессор вдруг стал целовать руки Соньке. — Какое счастье! Какой подарок! У меня начнется новая жизнь, — посмотрел на пальцы Соньки, улыбнулся. — У вас удивительные пальцы. Пальцы настоящего музыканта.
— Благодарю, — она поцеловала его в седую голову. — Вы ни в чем не будете нуждаться. Ни вы, ни Михелина. Это я беру на себя. Моя профессия приносит хорошую прибыль.
Он внимательно посмотрел на нее:
— А от Михеля ничего? О нем ничего не слышно?
Сонька усмехнулась:
— Оттуда почта не идет.
— Знаю, понимаю. И все-таки надеюсь, что когда-нибудь услышу хоть что-то о сыне. — Он внимательно посмотрел на Соньку. — Вас, случайно, судьба, учитывая вашу деятельность, не забросит в те края, куда сослан Михель?
Она засмеялась:
— Все может быть. У меня такая деятельность, что судьба может забросить куда угодно. Даже на рудники. К Михелю.
— Я был бы счастлив, Софочка! Хотя бы маленькую весточку от нашего дорогого сыночка.