Мне кажется, Натаново жилище Не далеко. Пришпоримте коней! Вот пешеход; спрошу я о дороге... Одеждою он скромен, видом прост. Но ласков взор, осанка благородна. Ответит он охотно на вопрос.

Мы странники, нам этот край безвестен; К Натану путь, коль знаешь, укажи.

Коль ты моим сообществом докучным Не брезгаешь, о рыцарь молодой. Проводником отправиться с тобою Почту за честь.

Благодарю, старик, Но выслушай, – как вижу, ты услужлив Не откажи и в новой просьбе мне: Веди нас так, чтобы хозяин дома Не увидал приезда моего.

Зачем ему скрываться от меня? Он красотой и юностью цветет. Но на челе следы заботы тайной Я прочитал...

Друзья, скорее в путь! Исполню все по твоему желанью.

Мой господин, ты звал меня?

Пусть рыцарь, Что прибыл к нам сегодня поутру, В моем дворце немедленно получит Прекраснейший чертог и все, Что знатному потребно дворянину.

Исполнится веление твое.

Чтоб новый гость меня не узнавал, Чтоб перед ним меня не называли По имени.

Я понял приказанье.

О молодость, над бездной ты стоишь В тот страшный миг, когда на перепутьи Колеблешься в сомненьях роковых. Добром и злом влекомая так мощно, Их семена готова воспринять И чуткою и девственной душою. По одному тоскуешь ты пока. И одного неутомимо жаждешь. То – счастие; но строгое добро Его сулит за жертвы и страданья Далекою наградой впереди. Меж тем порок, объятья открывая. К себе зовет, с улыбкой говорит: «Ко мне, ко мне, – желанья утолю я. О, юноша, блаженство дам тебе!» Соблазн могуч: он погубил уж многих. На то взирать бесстрастно не могу: Опасная борьба стихий враждебных. Столь тяжкая неопытной душе. Во мне всегда участье пробуждает; Мой долг святой: на помощь поспешив, Воздействием советов благотворных Грозящую опасность отвратить, Что б ни было, я должен попытаться. Тот юноша, мне посланный судьбой, Исполнен сил, ума и благородства. Но тайною тревогой он томим; Закрался червь в цветок благоуханный. Борьбой страстей измучена душа; Ее болезнь участьем и любовью Уврачевать, о Боже, помоги!..

Не знаю, как тебя благодарить За твой прием любезный и радушный. Услугами осыпал ты меня, И я смущен твоею добротою... Но об одном тебя прошу еще: Скажи, кто ты, открой свое мне имя, Чтоб, возвратясь из дальнего пути, Я вспомнить мог столь преданного друга И похвалой достойною почтить.

Я – бедный раб великого Натана. Ты ведаешь, как всюду славен он Щедротами обильными своими И милостью к несчастным беднякам. Все житницы его открыты нищим, Что сходятся со всех концов земли. Без помощи никто не удалялся. Так про него молва гласит повсюду; Не верь ты ей, обманщице пустой!.. Послушный раб надменного Натана. С младенчества служил я гордецу; Мой каждый вздох, все помыслы и силы Я моему владыке посвятил: И думал лишь о счастьи господина. Не оценил он верного слуги. Не наградил усилий многолетних!.. В безвестности, в пыли у ног его Я осужден навеки пресмыкаться. Из всех людей Натаном позабыт Один лишь я. Зато горжусь я тем, Что славный муж людьми боготворимый Свой ореол теряет предо мной. Весь долгий путь ошибок и сомнений, Которым он величия достиг. Все слабости и все его поступки Мне одному известны уж давно. Но тщетно их разоблачить пытаюсь; Кто старому поверит ворчуну. Когда один с усмешкою невольной Я слушаю Натану похвалы!

Признанием своим почтенный старец Ты возбудил доверие во мне. Сочувствую тебе я всей душою. Зови меня сообщником своим: Я, как и ты. Натана ненавижу Я, как и ты, его смертельный враг.

Благодарю... ты щедро угощаешь. За наш союз, за дружбу нашу пью! Но слушай же, и в помощи – прошу я — Не откажи; поверь, что Митридан Вознаградить тебя сумеет лучше. Чем господин неблагодарный твой.

О юноша, поведан откровенно. В чем я тебе могу полезен быть. Увидишь сам, отказа не получит Мой юный друг. Чего желаешь ты?

Желанье то понравиться не может Надменному Натану твоему... Мы здесь одни?.. закрыты ли все двери?.. Что, если нас подслушивает враг!..

Зачем, старик, вино твое так сладко? Не хочешь ли меня им опьянить?

Забудь свой страх. Тебя услышат только Твой старый друг и Бог на небесах. Все говори и смело, и свободно!

Я облегчу признанием себя, Я расскажу, как ненависть к Натану Во мне росла и зрела с давних пор. Моя земля лежит отсюда к югу. Несчетными богатствами полна. Наследие от предков знаменитых. Беспечно в ней и весело я жил, Пока молва не принесла мне вести Про дивного, святого старика: Он образец всех совершенств возможных, Он горлица по кротости души. По мудрости он змий неуловимый. Чтоб славою своей наполнить мир. Он при пути из Азии на Запад Воздвиг чертог, убежище для всех. Кто странником проходит по дороге. Встречают там гостеприимный кров Все нищие убогие скитальцы. Сокровища несметные свои Он льет на всех, как дождь благословенный. И пилигрим разносит далеко Хваления великому Натану: Их трубный звук домчался и ко мне. Чтоб возмутить покой мой безмятежный. Я стал мечтать о счастьи неземном Быть, как Натан, почетом вознесену За подвиги прекрасные любви. В душе моей уж зависть шевелилась; Я чувствовал в себе довольно сил И огненной решимости, чтоб блеском Высоких дел соперника затмить. Надежде той поверив горячо. Такие же я выстроил палаты, Чтоб странников радушно принимать. Желаний цель уж близкой мне казалась. Я с трепетом восторга узнаю. Что и мое молва возносит имя, Что и меня венчает похвала. Но утолить не мог я жажду славы: Она росла, чудовищно росла; Мне чад ее был слаще ароматов, Он воздуха нужнее был стократ! И славою безмерною своею Весь Божий мир я грезил потопить, Чтоб вторили ей волны и дубравы, Чтоб гром ее светила потрясал. Бессмертие даруя мне, как богу!.. Хоть ненависть к Натану глубоко В груди моей на время затаилась, Я сознавал, что неизбежен час, Когда она проснется с грозной силой И властию могучей обоймет Меня всего, как огненная буря... Сижу я раз под парчовым навесом Средь пышного двора своих палат. Убогая старушка чрез ворота Туда взошед, приблизилась ко мне, Костлявую протягивая руку. Ей денег дать я знаком повелел. Подачку взяв, колдунья удалилась И скоро вновь через другую дверь Является за новым подаяньем. Чтобы потом и в третий раз войти; Двенадцать раз старушка возвращалась, Двенадцать раз я денег ей давал, По наконец, в тринадцатый с упреком Ей отказал, терпенье потеряв. Злонравная, того лишь ожидала: «Я небеса в свидетели зову, Промолвила она, воздев худые руки, Меж смертными нет равного тебе По щедрости, Натан великодушный: Когда к тебе входила во дворец Я тридцатью различными дверями, (Ворота те для нищих, как и здесь) Ты щедрую протягивал мне руку, Как будто бы впервой меня видал. А здесь – увы! – так скоро, так жестоко Отвергнута смиренная мольба, Поругана укором бессердечным! Велик Натан, и равных нет ему!» Услышав то, я задрожал от гнева: Казалося, весь многолетний труд, Что стоил мне стольких усилий тяжких, Безжалостно, как громовой удар, Разрушили слова проклятой нищей. И день и ночь мне слышались они, Мне на ухо насмешливо шептали: «Позор – тебе, сопернику – хвала. Позор тебе. – ты побежден Натаном». Забвенье сна я тщетно призывал; С тех пор не знал я сладкого покоя. С тех пор меня преследовал везде Мучитель мой, коварный некий демон. Он помыслы мне мрачные внушал. Но наконец терпеть не стало мочи, Решился я судьбу преодолеть!.. Чтоб вызов ей на бой открытый кинуть, Отправился бесстрашно я сюда... Но для чего так пристально мне в очи Глядишь, старик ?..

Участие свое Я выразить иначе не умею; Я глубоко сочувствую тебе...

Благодарю, доверьем за доверье Я отплачу, признавшися во всем, Свой замысел открыв чистосердечно: Задумал я Натану доказать Что смертен он? как все, что добродетель Его броней не может защитить От меткого удара острой шпаги. Что старикам опасно преграждать К почету путь своею дряхлой славой Тому, кто горд, кто молод и силен.

Твой замысел стократ я одобряю! Вернее в грудь прицелься старику, Чтоб наказать его высокомерье. Не трепещи, приближься и внимай, Он скажет так: «О, юноша, меня Ты наказал за дерзкие мечтанья; Я веровал доныне, как дитя, Что доброта одних друзей имеет, Что старые враги простили мне; Что новых нет; но горько я ошибся; Я возмечтал быть солнцем для людей, Которое на всех сияет ровно, Которому привет любовный шлют Все смертные, – и праведник, и грешник. Но дольний прах, – не вечный царь небес! Я каюся в надежде дерзновенной. Пусть эта кровь омоет ту вину С души моей; тебе ж прощаю, сын мой...»

Ну, полно же, довольно болтовни! Ты мужество мое и твердость хочешь Лукавыми речами искусить. Узнай старик: я рыцарь, от решенья Не отступлю во век, чтоб ни грозило. Но помнится помочь ты обещал, Иль изменить намеренье успел?..

Ужели в том меня ты заподозрил? Я докажу сочувствие свое. Вот мой совет; ему последуй смело, Исполнится желание твое. Взгляни туда: меж этими столбами Виднеется под сению дерев Зеленая таинственная пуща. Там звонкою струёй журчит фонтан; То – уголок излюбленный Натана. Заутра встань с румяною зарей, Туда иди, лишь первый луч рассвета Озолотит верхушки тополей, Когда еще весь мир объят дремотой... Придет Натан, чтоб старческую кровь Согреть в лучах приветной, теплой зорьки... Он одинок там будет, погружен В задумчивость иль тихую молитву, Он, как дитя, бессилен; ни одним Движением противиться не станет. Что Бог тебе, что совесть повелит, Исполни все; по этому пути Потом беги; – прибрежье недалеко. Тебя корабль там будет ожидать.

Когда Натан подобных слуг имеет, Каков он сам? Ты ласков был, старик... Но кто же влил мне в сердце яд сомненья? Ты замыслам сочувствуешь моим, Ты изменить конечно мне не можешь; Вся речь твоя правдива и честна. Но что со мной? Ужель моя решимость Усыплена радушьем старика, Вином его и вкрадчивою речью? Как ночь тиха! Как воздух напоен Дыханием цветов; темнеет небо. Из-за дерев, чернеющих вдали, Встает луна лампадой золотою; Поет любовь волшебник-соловей, Он мне поет про сладость примиренья... Но прочь, мечта, позорная мечта!.. Ужель, забыв призвание героя. Как женщина, я буду усыплен И негою постыдно убаюкан! Ты, ненависть, зажгись в моей груди, О мщении взывай неумолимо, Дай мужество, чтоб заглянуть в лицо Опасности и замыслам великим!

Ко славе путь проложишь для меня Ты верное, послушное оружье! Любовницей моей будь в эту ночь. Холодная, могучая подруга... Как милый взор, пусть закалит меня Зловещий блеск твоей ужасной стали. Да буду я, как грозный твой клинок, Непобедим, на все мольбы бесчувствен... Натан, Натан, твой смертный час пробил!. Когда падет соперник пораженный, Как сам Господь в предвечных небесах, И щедрости, и совершенств высоких, Я на земле остануся царем. Я не боюсь названия убийцы: Кто тайну ту дерзнет разоблачить?.. Быть может он себе доверье встретит? Мне совести не страшен приговор: Я заглушить его сумею скоро; Пусть он звучит в могильной тишине, Пусть он твердит мне на ухо: «убийца». Убийца, да! – отвечу я ему, Но назови мне славного героя И назови бесстрашного вождя; Кто похвалой потомства был увенчан, Кто не бывал убийцею стократ! Он сожигал, опустошал и грабил; Благотворить несчастным я хочу. Он проливал потоком кровь людскую. Я каплю лишь ничтожную пролью. Порой убил он целые народы; Я старика отжившего убью. Но все того великим именуют; Ужель меня злодеем назовут? Свой замысел, чтоб ни было, исполню И прозвище меня не ужаснет! Да! Я хочу убийцей быть и буду!.. Волнует грудь отваги бурный пыл. Горит лицо, огонь снедает сердце; В нем ненависть бушует, как пожар, И тот пожар кровь старика потушит... Натан, Натан, твой смертный час пробил!.

Так, решено: пожертвую собою, Чтоб юношу безумного спасти. Губительным, жестоким ослепленьем Он увлечен. Уж сила кротких слов Не возвратит его на путь спасенья; Уж страсти час, рассудок омрачив, Им овладел, как страшное похмелье. Еще один возможен здесь исход: Пусть совершит он замысел свой мрачный. Потом придет раскаяния час; Падет с очей неведенья завеса, Чтоб истины сиянье показать. Он полон сил и выдержит страданья Ужасного мгновения того. Поймет добро отзывчивой душою, И продолжать он будет труд любви, Мной начатый, преемником достойным. Вот он идет: заслышались шаги.

Вот этот муж, прославленный молвою. Вот образец высоких совершенств! Досадно мне, что ранний сумрак утра, Улицезреть священные черты Препятствует. Соперник ненавистный, Любуешься беспечно ты зарей, Последнею, кровавою зарею!..

Готов на все, на все решился я. Господь, прими страдальческую душу...

Вот мести час!.. Не трепещи, рука! Иль милости, что вкруг ты расточала. Для подвигов ослабили тебя?

Он борется... с раскаяньем быть может...

Умри, Натан!..

Я умереть готов.

Так это ты, старик? Где ж господин твой? Зачем ты здесь? Коварно обмануть Не вздумал ли меня, ты раб презренный? Так берегись!..

Натан перед тобою. Обманывать тебя я не хочу. Я назвался вчера его слугою. Чтобы помочь намереньям твоим; Ты сам просил: я связан был обетом Не отвергать молящих никогда. Что ж медлишь ты? Иль насмеяться хочешь Над стариком? Будь рыцарем, мой сын!.. Вот – грудь моя; она принять готова Стальной клинок, как сладкий поцелуй. Я смерти рад: она отворит двери В желанный мир, где счастье, свет и жизнь.

Проклятие!.. Что сделал ты со мною!.. Или меня, Натан, так глубоко Ты презирал; что оскорбить решился. Смертельною обидой раздавить И помощью своей мне вырвать сердце. Безжалостно ногами растоптать?..

Иль это бред чудовищный, безумный? Рассейся же, виденье грез больных! От этих чар и наваждений адских Слабеет ум...

Опомнися, мой сын! О Господи, святою благодатью Ты укрепи многострадальный дух.

Он молится... Не за меня ль?.. Так точно! Я понял все! Ты победил, Натан!..

Не побеждать, спасти тебя желаю. Поверь же мне, безумец молодой.

Коль так, молю, неслыханную милость Презренному злодею окажи: Убей меня, Натан великодушный! Да поразит твой правосудный гнев, Как божий гром. преступного безумца... Иль чистых рук не хочешь осквернить В моей крови? Так бешеным проклятьем. Чтоб дрогнули и небо, и земля, Громи меня, как мерзостного гада! Но не смотри таким любовным взглядом. Он жжет меня!.. ужаснее стократ Он молнии карающего Бога... Дай смерти мне!.. Я слышать не хочу Прощения, – была б чрезмерна пытка... Натан, Натан, что сделал ты со мной!

Мужайся, друг: лишь малодушных губят Страдания; дух сильный закален В горниле их; – еще сильней выходит. О юноша, послушайся меня. В груди моей не каменное сердце. Ты старого Натана не стыдись. Тебя люблю я отческой любовью, Ведь я с тех пор уж полюбил тебя. Как ты открыл доверчиво мне сердце, Где ненависть и давнюю вражду Заметил я со скорбью беспредельной...

Не вспоминай, не говори про то! Как мог тебя, тебя я ненавидеть. Божественный Натан!..

Утешься, друг. Ты не меня так страстно ненавидел; Ты призрака создал себе в мечтах; (Он как и ты был гордецом тщеславным). Назвав ту тень Натаном, перенес Ты на нее все темное, дурное Души своей, что тяжело сознать В самом себе...

Исчез обман, и бездна Гиенною сияет надо мной.

Послушай, друг, Чтоб райских стран достигнуть, Мы все должны над бездною пройти. Лишь узкий мост – зовут его надеждой — Над пропастью ужасною ведет. Падением грозя ежеминутным. Но чем смелей, решительней твой шаг, Тем хрупкая опора под ногою Становится и тверже, и верней.

Перед тобой стою, благоговея. Все более, все глубже познаю Великую, божественную душу. Ты смертный ли? Ужель наш грешный мир Мог породить такого совершенства И святости высокий образец?

Поверь, мой сын: тернистый путь страданий И я свершал; он и меня язвил; Но зажили кровавые те раны. Ах, был и я когда-то молодым! Томилась грудь могучей жаждой счастья, Избытком сил и сладостных надежд... Но в эти дни стремился я к блаженству Лишь для себя; и потому оно Обманчиво и мимолетно было. Всю молодость науке посвятить Сперва желал я в пылком увлеченьи; И так мечтал: познанье явит мне Все тайное, все чудное природы. В святилище заветное вступив, Там истину я узрю без покровов В сиянии божественных лучей. Над книгами стал проводить я ночи, И блеск зари нередко на листах Иссохшего пергамента встречался С бледнеющим лучом моей лампады. Но скоро жизнь неистовым потоком В безмолвную обитель ворвалась, Чтоб мой приют нежданно переполнить И звуками, и светом, и весной. Я полюбил... Клянусь, была достойна Красавица безумнейшей любви. Лишь ослепил впервые дивный образ Мой жадный взор, – я позабыл про все, Я позабыл торжественный обет свой Над грудой книг иссохнуть, не видав Ни ясных звезд, ни голубого неба. О милые, приветные черты, Вы до сих пор передо мною живы; Бессмертными вас создала любовь. Но ныне вы задумчиво-печальны Витаете в тумане предо мной, Тогда же вас цветущими я видел И полными небесного огня. Как пламенно лобзал я их в то время, Как тяжело их было потерять! Я также знал мучительное горе... Но в тихую задумчивую грусть, Оно давно во мне преобразилось Как свод небес безоблачных, ясна, Как океан, печать моя безмерна. И дивною гармонией в душе Она звучит торжественно и стройно, Святой призыв к добру и красоте. И я постиг, что счастие земное Лишь для себя, для похотей своих Пустой обман, неуловимый призрак. Но всех людей, как братьев, возлюбить, Им каждый миг всецело посвящая, Их горести и муки облегчать, Им верный путь указывать ко благу, Всем существом стремиться к божеству, Вот лучшее, нетленное блаженство, Вот счастие святое и добро!

О говори! Тебе внимаю жадно... Твоих речей наслушаться мне дай! Их истина вторгается мне в сердце, Как теплое дыхание весны. Что ласкою все радует и греет. Животворит из-под оков зимы. Не чудо ли святое воскресенья Свершается теперь в груди моей?..

Взгляни, мой сын, – там солнце золотое Торжественно и медленно встает; И меж листов, росою окропленных, Обильно льет румяные лучи. Природы царь, могучее светило, Все от тебя, – тепло и свет, и жизнь. Но лучшего, прекраснейшего солнца Ты бледное подобье для меня: И солнце то древней самой вселенной; Над хаосом носилося оно. Ты знаешь ли ту силу вековую? То Божий свет, то мощное добро! Когда Творец уготовлял, как зодчий, Премудрое создание миров, Он взял добро орудием всесильным, Он взял добро основой бытия, Он положил его конечной целью, Чтоб все и всё стремилося к нему. Ты, юноша, к добру стремишься тоже, Но ты его хотел лишь для себя, Чтоб утолить слепое честолюбье; И помощи протягивая руку, Не познавал ты радости святой; И требовал похвал к себе в награду, Безумною гордыней ослеплен. Ходил ли ты в поля весенним утром? Глядел ли ты на ясный свод небес, Как над землей любовно он простерся. Ласкает все дыханием своим. И греет все в объятиях лазурных? Спроси его; награды ли он ждет; Или похвал, или надменной славы? О нет, поверь! Затерянный цветок. Ничтожная, чуть видная былинка, Бессильную головку приподняв. Благодарит его улыбкой краткой, Вот для него награда и хвала! Величие добра постигнув сердцем, Ты суетным безумцем назовешь Искателя людских похвал и славы.

На новую, великую борьбу В душе моей ты пробуждаешь силы. Досель еще неведомый порыв Меня влечет. Открыт необозримо Передо мной широкий кругозор. Но как, скажи, наставник вдохновенный. Как мне тебя, Натан, благодарить?

Благодари святое Провиденье, Избравшее лишь вестником меня, Тебе открыть божественную волю, Да посвятишь ты бескорыстно ей И кровь, и пот, и радость, и страданье; Да изберет Господь тебя на век Святой любви сосудом многоценным, Заступником добра и правоты!