«Всякий призванный к Благодати Христовой должен умертвить в себе похоть к познанию, libido sciendi… Кто обладает внутренним светом, должен отречься от (внешнего) света естественного разума», – учит иллюминат, гуманист Жуан де Вальдес, почти повторяя страшное слово Лютера: «Человеческий разум – величайшая блудница диавола». «Знание – великое сокровище… Да избавит нас Бог от невежественного благочестия!» – учит св. Тереза, но учит и совсем другому, вместе с Иоанном Креста, – такому же умерщвлению «похоти знания», libido sciendi, «величайшей блудницы диавола», какому учат и Жуан Вальдес и Лютер.
«Быть одной с Ним одним, sola con Él solo », – говорит св. Тереза. Как удивилась бы и ужаснулась она, если бы узнала, что это говорит теми же почти словами и Лютер, «диавол»: «то, что происходит между Ним и мной», – между Ним, Единственным, и мной, тоже единственным. «В самое, в самое внутреннее, в самое глубокое, – в сердце души, en lo muy, muy interior, en una cosa muy honda, en centro del alma», – этот «путь Совершенства» у св. Терезы и Лютера один и тот же, а путь св. Игнатия Лойолы, так же как всей католической Реформы, – обратный: от самого внутреннего – к самому внешнему, от одного – ко всем.
Тот же иллюминат, Жуан дэ Вальдес, учит «самоуничтожению» человека в Боге, aniquilacion, теми же почти словами, как Лютер: «Самоуничтожение, самоотречение, даже до ада, annihilatio, resignatio ad infernum». «Должное получает Бог только тогда, когда человек совсем уничтожен», – учит Кальвин так же, как св. Иоанн Креста, учитель св. Терезы, в «темной ночи, noche oscura, всех представлений, всех внешних чувств». Борется с ним Тереза, но не побеждает его, а побеждается им. «Бог есть все, а тварь – ничто», – скажет Иоанн Креста. «Надо искать Творца в твари», – скажет св. Тереза. «В твари ничтожнейшей, вызванной Богом из небытия, даже в муравье, – больше чудес, чем ум человеческий может постигнуть». Но бывали, вероятно, такие минуты, когда и ей так же, как Иоанну Креста, казалось, что «путь Совершенства», «путь на вершину Кармеля», ведет помимо всей твари – против всей твари; когда им обоим казалось так же, как св. Августину, не только во дни его манихейства, но и в дни христианства, что мир создан не Богом, а Противобогом – диаволом.
«Вечный Отец подает нам хлеб насущный в плоти Сына Своего… в Причастии… под видом хлеба и вина, – учит св. Тереза. – Только люди мира сего просят у Бога хлеба земного, но люди духа, монахи, довольствуются хлебом небесным, Евхаристией, а о хлебе земном не заботятся вовсе». Так, для св. Терезы главная мука мира сего – то, что люди наших дней называют «социальной проблемой», – из христианства выпадает. «Я испытываю иногда большое страдание от необходимости есть и спать». «Необходимо есть, – это иногда мне так мучительно, что я об этом горько плачу». «К Богу стремится душа, но вместе с тем чувствует, что ей невозможно обладать Богом, если она не умрет, а так как самоубийство не дозволено, то она умирает от желания умереть». Это и значит, по Кальвину: «Должное получает Бог только тогда, когда человек совсем уничтожен»; и по св. Иоанну Креста: «Бог есть все, а тварь – ничто».
«Без любви все есть ничто, sin amor todo es nada», – первую половину этого религиозного опыта св. Тереза иногда забывает, хотя и не так часто, как св. Иоанн Креста, и у обоих остается только вторая половина его: «Все есть ничто».
«Радости я не могу ни желать, ни просить у Христа… потому что Он сам имел на земле один лишь Крест», – признается Тереза. Крест помнит она всегда, а Воскресение слишком часто забывает. Даже и в «Прославленном Теле» воскресший Христос для нее весь в Крови, в страшной «Бане Крови». Так же и для нее, и для св. Иоанна Креста, как для Паскаля, «Агония Христа будет длиться до конца мира». Эта бесконечная любовь или, вернее, бесконечная жалость к Сыну так сильна у Терезы, что доводит ее почти до возмущения против Отца и до кощунственного ропота: «Как мог Ты согласиться, Отец, чтобы Сын Твой каждый день отдавал Себя на растерзание?.. О, зачем, зачем Он всегда молчит? Зачем никогда не говорит за Себя, а всегда – только за нас? Неужели никого не найдется, чтобы защитить этого Агнца?» «Как может быть… чтобы даже Отец Твой Небесный не утешил Тебя?.. Но если так, пойдем же вместе; я хочу следовать за Тобою повсюду и пройти через все, через что Ты прошел », – через «агонию Христа, длящуюся до конца мира». Кажется иногда, что и св. Тереза соблазняется тем же опасным уклоном, как все Римское католичество, – что хочет и она страдать не только со Христом, но и за Христа , как будто не Христос за человека распинается, а человек – за Христа; не человек Христом искупляется, а Христос – человеком.
В эти именно дни появляются, может быть, не случайно две книги с двумя именами Реформы: «Установление христианства», «Institutio Christianismi», Кальвина, и ответ на эту книгу, «Восстановление Христианства», «Restitutio Christianismi», Михаила Сервета. Слишком иногда напоминает внутренняя католическая Реформа внешнюю, протестантскую. Это именно возможное совпадение двух Реформ и сделается убийственным, потому что смертельно отравленным оружием в руках Обутых, Calcados, против Босоногих, Descalzos.