Фэйбл

Вхожу в квартиру, напевая. Обычно я так не делаю. Но я безумно счастлива и чувствую, что в любой момент начну снова что-то мурлыкать. Правда, пою я отстойно, и потому, пока Дрю вез меня домой, старалась сосредоточиться на чем-то знакомом, что крутят по радио.

Я буквально ощущаю улыбку на своих губах, и провожу по ним пальцами, словно хочу ее стереть. Не срабатывает. Прикосновение напоминает, как он целовал меня, пока я не вышла из машины. То, как он смотрел на меня, спрашивая, можем ли мы увидеться сегодня вечером. У меня есть отгул, но он должен идти на занятия, и был готов пожертвовать ими ради меня, чтобы мы могли провести день вместе. Однако я заставила его пойти в университет.

Такая суровая, властная подружка.

В квартире темно, несмотря на чудесный день, все шторы и жалюзи закрыты, и я подхожу к каждому окну и впускаю солнечный свет. Кухонная раковина полна грязной посуды, и я про себя ворчу на Оуэна, мысленно отмечая, что нужно заставить его вымыть все, когда вернется домой из школы.

Когда вхожу в коридор, то замечаю, что дверь в мою спальню распахнута. Во мне растет мрачное предчувствие, я ощущаю тревогу. Никогда не оставляю дверь открытой. Она всегда плотно закрыта. Если бы могла запереть ее, то сделала бы это. И дело не в том, что я не доверяю Оуэну или маме. Скорее это мера предосторожности из-за тех придурков, которых приводит мать, хотя в последнее время это всего лишь один придурок.

Но и дружки моего брата не подарок. Я помню, какими бывают подростки мужского пола. Черт, да и девчонки совсем не лучше. И я была точно такой же. Все мы воровали, словно сумасшедшие, косметику и конфеты в местном супермаркете. Ненормальные.

Представьте себе мое изумление, когда я обнаруживаю в своей комнате маму, которая роется в куче вещей, сложенных в верхнем ящике комода. Уперев руки в бока, я откашливаюсь, и она резко выдыхает, разворачиваясь ко мне с прижатой к груди рукой.

– Фэйбл! Когда ты вернулась домой? – Она машет рукой перед своим лицом, словно южная красавица в полуобмороке от удушающей жары. – Ты до смерти меня напугала.

– Отлично. – Дергаю подбородком в ее сторону. – Что ты здесь делаешь?

Мать усмехается, флер «южной красавицы» испаряется как дым.

– И никакого тебе: привет, мамочка, как поживаешь? С каких это пор ты стала такой грубой?

– С тех самых пор как ты совершенно перестала о нас заботиться. – Я вхожу в свою комнату, сразу ощущая усталость, – как после боя. Мое приподнятое настроение улетучивается, и я остаюсь лицом к лицу с реальностью, где есть дерьмовые отношения с моей беспутной матерью. – Почему ты роешься в моих вещах?

– Потеряла кое-что. – Она вздергивает нос: верный признак лжи. – Мое колечко куда-то пропало.

Словно я беру ее дурацкие украшения.

– Что ты хочешь сказать?

– Брала его?

– Зачем мне брать твои старомодные украшения? – В любом случае, она, вероятно, заложила их все или продала. У нее больше нет ничего ценного. Да и у меня тоже. Собственно, и не было никогда.

Разумеется, у меня в комнате есть заначка из денег, полученных как чаевые. Спрятана в кармане свитера, лежащего в самой глубине шкафа.

– Господи, вот же отродье, – бормочет мать, качая головой, и начинает двигаться к двери. – Не можешь даже нормально поговорить со мной.

– Просто ты не можешь врываться в мою комнату и рыться в вещах! – кричу ей вслед. Она должна знать границы. И самое главное, должна понимать, что здесь ей не рады.

– Еще как могу. – Она поворачивается ко мне с возмущенной миной на лице. У нее такие же зеленые глаза, как и у меня, только потухшие и измученные, но сейчас они мечут в мою сторону искры. – Это моя квартира. Аренда на мое имя. Все эти вещи мои. Все, что имеется здесь – купила вам я. И если хочу покопаться в вещах, то у меня на это полное право.

– Давай-ка по порядку. Подержанная мебель досталась нам от родственников и друзей. Все вещи: одежда и дешевая бижутерия, вообще все, видишь? – Обвожу комнату рукой. – Куплено на деньги, заработанные мной. Твое имя, может, и красуется на договоре аренды, но я та, кто каждый месяц оплачивает счета. Так что не надо вести себя как полная стерва, которая может взять у меня что угодно только потому, что она моя мать. Я взрослая девочка. Ты не можешь распоряжаться мной.

Судорожно вздыхаю, удивляясь своей вспышке. Не могу поверить, что я высказала ей это. Высказала то, что держала в себе несколько месяцев. Черт, да нет же, годы. А теперь так зла, что меня буквально трясет.

Где же чудный психолог Дрю, когда она мне так нужна?

– Как ты смеешь так со мной разговаривать? – шепчет мать, голос звучит грубо, челюсти плотно сжаты. – Ты самый неблагодарный ребенок на свете. Если ты такая высокомерная и сильная принцесса, которая может обойтись без моей поддержки – отлично! Тогда найди себе другое чертово жилье.

– А я думаю, что уйти должна ты. Ты себе это жилье позволить не можешь и знаешь это. У тебя даже нет работы. Я, по крайней мере, могу платить аренду и заботиться об Оуэне. – Ненавижу ее. Но до этого разговора, когда я услышала, что она говорит, увидела, как она себя ведет, я даже не понимала, насколько сильна моя ненависть.

Она ужасна. Злобная женщина, которая не может позаботиться о собственных детях. Единственный человек, до которого ей есть дело – она сама.

– Ты не можешь выгнать меня из собственного дома. – Она гордо выпрямляется и откидывает выбеленные волосы с лица. Моя мама выглядит усталой. Постаревшей. Маленькой и жалкой. У нее помутневшие глаза: может, она пьяна или под кайфом.

Она вызывает у меня отвращение. Я с трудом могу смотреть на нее. И вместе с тем… мне жаль ее. Она моя мама. Ей только сорок два года, и посмотрите на нее: дрянная жизнь, дрянной бойфренд, и она семимильными шагами движется в никуда. Долгие годы я боялась, что закончу также как она.

Но я не такая. У меня есть амбиции и мечты. Я просто отложила их, пока Оуэн не вырастет и не сумеет позаботиться о себе сам.

– Возвращайся к Ларри, мама. Живи там и оставь нас с Оуэном в покое, ладно? Тебе нужны деньги? Ты за этим рыскала в комнате? Я дам тебе денег. Просто… дай нам жить.

Иду на кухню, где бросила на столешнице сумочку, копаюсь в ней, отыскивая кошелек, и достаю пачку долларовых купюр из вчерашних чаевых.

– Это то, что ты искала? – спрашиваю я, когда она следует за мной на кухню, и протягиваю ей деньги.

Она выхватывает пачку из моих пальцев и запихивает в передний карман джинсов.

– Отказываться не стану.

Отлично. И ни слова благодарности. Просто душка.

– Может быть, я должна подождать, когда Оуэн придет домой. – Мать опирается на кухонный стол, делая вид, что ничего не произошло. На самом деле она пытается выбить из меня еще немного денег. Снова. – Мне нужно проводить больше времени с моим мальчиком.

Я стараюсь не закатывать глаза, но едва ли у меня это получается.

– После школы он собирается зайти в гости к другу.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что он после школы занят учебным проектом со своим другом. И его не будет дома еще несколько часов. – Я нагло вру. Они работали над проектом прошлой ночью. Но я не хочу видеть, как она снует тут, поджидая Оуэна и раздражая его. Рядом с ней он чувствует себя неловко.

Печально, когда ребенку не нравится находиться рядом со своей матерью, потому что она больше не присутствует в его жизни.

– Отлично. Вот, и меня нет рядом, и тебя нет рядом, в какие неприятности он может попасть, если мы слишком заняты, чтобы быть с ним? Глупый малыш, – бормочет она, качая головой.

Вот так, значит. Как она смеет критиковать Оуэна?

– Он ребенок. Что, ты думаешь, он делает, когда вокруг нет никого, чтобы приглядеть за ним?

– Ну, а ты-то сама где? – бросает она новое обвинение в мой адрес.

– Работаю! – Слова рвутся из моей груди. – А вот где ты, черт возьми? А, знаю, ты напиваешься и накачиваешься наркотой со своим парнем-кретином. Может быть, ты просто спишь весь день, который должна проводить в поисках работы? И уж, если нет работы, может, ты должна быть дома рядом со своим сыном? Не вини меня за то, что ты никудышная мать. Это не моя вина, что у тебя находятся дела поважнее.

Я снова вышла из себя. Никто больше не способен на это. Никто. Как правило, я спокойна даже среди хаоса. Могу мгновенно вступиться за кого-то, но не так уж легко завожусь. И всегда готова простить ошибку.

Но к маме это больше не относится. И довольно давно. Я не могу рассчитывать на нее. Никто не может. Она всегда ведет себя как жертва или обвиняет других в своих собственных ошибках. Она не может осознать того, что как мать она полный отстой, и, к тому же, ленива.

Так что я не против напомнить ей об этих недостатках.

– Я не потерплю неуважения. Я твоя мать, – подчеркивает она.

– Тогда веди себя соответственно. – Мой голос снова спокоен. Пугающе спокоен. Я скрещиваю руки на груди, практически требуя от нее принять роль, которой она, как предполагается, должна посвящать каждый день своей жизни. Прекрасно зная, что она так не сделает.

– Еще не хватало слышать подобные оскорбления. – Мать хватает сумочку, которую оставила на кофейном столике и, повесив ее на плечо, направляется к двери, ни разу на меня не взглянув. – Можешь катиться в ад, Фэйбл.

Она хлопает дверью, и все разваливается. Я просто… распадаюсь на кусочки, безутешно, по-детски рыдая. Сворачиваюсь калачиком на диване и прижимаю руки к своему лицу, ладони от слез становятся мокрыми. Все мое тело дрожит, я так зла, так расстроена, так…

Тьфу. Во мне бушует так много эмоций, и непросто даже попытаться разобраться в них. Я рухнула с заоблачных высот на самое дно за считанные минуты, и мой разум, мое сердце не могут принять еще больше.

Несмотря на гнев, плакать – правильно. Это освобождение от всех накопленных обид и бурных эмоций, которые изводили меня последние несколько месяцев. Черт, последние несколько лет. Я не знаю, как долго я плакала, пока не заныла грудь и не стало жечь глаза. Я отняла ладони от лица и, откинув голову назад, уставилась в потолок.

Моя мать ненавидит меня, а я ненавижу ее. Я должна осознать этот факт и примириться с ним. Мне и Оуэна нужно защитить от нее. Вероятно, следует серьезно задуматься о поиске другой квартиры, потому что не стоит ждать, пока мать выкинет очередной трюк и выставит нас отсюда.

Нужно многое сделать, но разве это в новинку? Я забочусь обо всем и обо всех. До этого самого момента мне даже не приходила в голову мысль о том, что могу попросить помощи у Дрю. Одно сообщение, одно простое слово, и он бы бросил все и поспешил мне на выручку.

Он бы сделал это?

Ненавижу то, что сомневаюсь в нем даже самую малость.

 

Дрю

Я как раз планировал особый вечер для Фэйбл, когда ответил на звонок от человека, с которым боюсь говорить больше, чем с кем-либо другим. Потому что висел в Сети, разыскивая подходящее место, чтобы пригласить Фэйбл на ужин сегодня вечером. И так погрузился в процесс, что не удосужился проверить, кто именно звонит, когда взял телефон и рассеянно ответил «привет».

– Эндрю. – Твою мать! Звук голоса Адель запускает ледяные мурашки по моей спине. – Не могу поверить, что ты ответил.

– Это была ошибка, поверь. – Отвожу телефон от уха, готовый завершить вызов, но слышу, как отчаянно она повторяет мое имя, умоляя не вешать трубку.

Как идиот, подношу телефон обратно к уху, молча ожидая объяснений.

Что, черт возьми, она может мне сказать? Почему я дал ей шанс что-либо объяснить? Я делаю это для своего отца? Потому что, черт возьми, уверен, что лично у меня нет никаких оснований снова заговорить с ней. Не после бомбы, которую она подсунула мне в день, когда я и Фэйбл уезжали из Кармела.

Ванесса не была твоей сестрой, Эндрю. Она была твоей дочерью.

Вспоминая, закрываю глаза. Она даже не скрывала радости, когда делала это жестокое заявление. Я говорил о Ванессе с доктором Харрис. Она знает об обстоятельствах, окружающих смерть Ванессы, о моем чувстве вины за то, что оставил ее одну. О том, как виню себя в ее смерти. Как мой роман с мачехой, возможно, повлек за собой рождение Ванессы. Моя сестра, моя дочь… Черт, до сих пор не знаю, чему верить.

А еще этот страх: Адель признается во всем моему отцу, и он возненавидит меня за то, что я сделал. Угроза развода заставляет людей делать сумасшедшие вещи, лишь бы сохранить свой брак. А также вынуждает совершать ужасные поступки, навсегда брак разрушая.

Адель совершенно непредсказуема. Смертельно боюсь, что она раскроет все секреты, а я окажусь худшим сыном в мире. Самая последняя вещь, которую хочу сделать – разочаровать отца.

Впрочем уже слишком поздно. Я разочаровывал его так часто – не сосчитать, и это еще он не знает о большинстве совершенных мной проступков.

– Твой отец хочет оставить меня, – наконец произносит она.

Я открываю глаза, все плывет, экран ноутбука кажется размытым.

– Думал, вы двое уже расцеловались и помирились.

– Знаю, он ездил повидаться с тобой в эти выходные. Ответь: зачем? Вы же не настолько близки. Что ты обещал ему рассказать? Вы говорили обо мне? Что ты сказал? – Она в панике, и все, что ее сейчас волнует, это она сама.

Так было всегда.

– Мы о тебе почти не разговаривали, отец только сообщил, что у вас проблемы, и он готов подать на развод. – Не могу поверить, что объясняюсь с ней, но как бы странно это ни звучало, у нас есть общий секрет. Мы оба много потеряем, если он раскроется.

– Ты врешь. Ты пытаешься убедить его оставить меня, а я не позволю, Эндрю. Ты тоже виноват в том, что произошло между нами, так же как и я. Я отказываюсь брать всю вину на себя. – Ее голос понижается, наполняясь ядом.

– Его причины бросить тебя не имеют ничего общего… с нами. – Я задыхаюсь на последнем слове. «Нас» с Адель никогда не существовало. Скорее, была ее попытка подчинить меня, и я, у которого не было сил бороться с этим. – Это связано с тем, что ты завела интрижку с каким-то тренером по гольфу.

Она делает глубокий вдох. Попалась.

– Это он тебе сказал?

– Я не должен обсуждать с тобой это. – Черт возьми, почему я до сих пор говорю с этой стервой? – Я сейчас отключаюсь. Не нужно мне снова звонить.

Прежде, чем она может вставить хоть слово, завершаю вызов, бросая телефон через комнату так, что он впечатывается в стену и отскакивает на ковер, издав приглушенный звук.

Но мне этого мало. Я псих. Зол на себя за то, что ответил на проклятый звонок и слушал ее бредни. Зол на Адель, которая все-таки дозвонилась до меня, хотя я уже ей сказал, что вообще отказываюсь разговаривать с ней.

Я сам нарушил собственные правила, разве нет? Могу ли винить только ее, когда и сам виноват не меньше?

Мой телефон на полу звонит, и я иду за ним, волнуясь, что могу увидеть сообщение от Адель.

Но это не так.

Ты уже не на занятиях?

Несмотря на мой гнев, я улыбаюсь и отвечаю Фэйбл.

Нет. А что?

Ты можешь приехать за мной?

Я печатаю ответ, когда от нее приходит еще одна эсэмэска.

Пойму, если ты занят. Мне просто… нужно тебя увидеть.

Беспокойство нарастает во мне, прошу ее дать мне десять минут.

* * *

Фэйбл ждет меня у входа в подъезд, и я притормаживаю рядом. Она залезает в машину и хлопает дверью, глядя прямо перед собой, словно не в состоянии посмотреть на меня, и я начинаю волноваться.

– Ты в порядке? – Направляю внедорожник в сторону парка, напряжение узлом закручивается в животе. С ней что-то не так.

Она вздыхает и медленно качает головой.

– Разругалась с мамой.

– Прямо сейчас?

– Несколько часов назад. – Она опускает голову, уставившись на свои колени. – Я наговорила ей таких ужасных слов. И, что еще хуже, не жалею об этом.

– Несколько часов назад? Фэйбл, почему ты не позвонила мне раньше?

Она пожимает плечами.

– Не хотела беспокоить.

Святое дерьмо. Да неужели она не имеет на это права? Я бы землю ради нее перевернул. После всего, что она сделала для меня. Она действует так самоотверженно, она всегда, всегда приходит мне на помощь…

Тянусь к ней, кладу руку на ее худенькое плечо и нежно сжимаю.

– Я не смогу помочь тебе, если ты мне не позволишь.

Фэйбл испускает судорожный вздох и наконец смотрит на меня. Ее лицо почти белое, на лице никаких эмоций.

– Я привыкла рассчитывать только на себя, ты же знаешь? Никто никогда не поддерживал меня. По-настоящему.

– Даже Оуэн?

– Как я могу на него рассчитывать, он всего лишь ребенок.

– Ну, он, безусловно, защищал тебя, когда ударил меня вчера, – возражаю я.

Она слегка улыбается и закатывает глаза.

– Удивительно, что он это сделал, да?

– Моя челюсть все еще побаливает. – Я прижимаю руку к месту, где его кулак встретился с моим лицом.

– Мне очень жаль.

Нет, ей совсем не жаль, и я не переживаю об этом. Если бы она была моей сестрой, и какой-то кретин разбил ей сердце, я бы сделал с ним то же самое.

– Фэйбл. – Взгляд снова встречается с моим. – Я хочу быть твоей опорой. Всегда. Знаю, что еще не оправдался перед тобой, но я это сделаю. Клянусь. Хочу дать тебе обещание.

Она откашливается и выглядит нервной.

– Какое обещание?

Я беру ее за руку и переплетаю наши пальцы.

– Что бы ни случилось, с этого дня я всегда тебя поддержу. Если я нужен, то немедленно приду.

Она приоткрывает губы, словно собираясь что-то сказать, но потом нервно их сжимает.

– Я хочу верить тебе, правда. Но боюсь, ты снова оставишь меня. И не знаю, смогу ли это вынести.

Я сильно стискиваю ее руку.

– Что мне сделать, чтобы доказать тебе – не оставлю. Скажи мне. Я сделаю это.

– Что угодно сделаешь?

– Все, что угодно. – Яростно киваю, в груди ноет от боли. Если она отвергнет меня, я останусь без сердца. Но я попросил об этом. Она сейчас так ранима. Я вернулся в ее жизнь, где она борется со своей матерью, беспокоится за брата… Она так много берет на себя. Так много. Сколько вообще человек может вынести прежде, чем достигнет своего предела?

Она прерывисто вздыхает.

– Хочу сделать вид, что у нас нормальные, легкие отношения. Без волнений, без стресса. Хочу забыть о своей маме, о том, как собираюсь платить по счетам или как найти новое жилье…

– Погоди минутку. – Я перебиваю ее. – Ты ищешь новую квартиру?

– Думала об этом, – признается она. – Арендная плата здесь большая – три спальни, а мамы никогда дома нет. Она пользуется квартирой скорее как складом. Хочу найти более дешевое место только для нас с Оуэном.

Мой разум полнится идеями, и все они о том, как Фэйбл и ее брат переезжают ко мне.

Она рассмеется мне в лицо. Мы снова вместе, если это можно так назвать, но сколько? Пару дней? Нет ни единого шанса, что она захочет.

– Но я не хочу беспокоиться об этом прямо сейчас, – говорит она твердо, освобождая руку из моего захвата. Машет ею в воздухе, словно освобождается от всех своих проблем легким движением пальцев. – Я устала волноваться и заморачиваться из-за денег, из-за того, чем занят Оуэн – получает ли он хорошие оценки или просто врет мне об этом. Беспокоиться о маме и о том, что она делает и почему так сильно ненавидит нас.

– Она не нена…

– Она ненавидит нас, – прерывает меня Фэйбл. – Особенно меня. Мы ей в тягость. Если бы она могла сделать так, чтобы мы исчезли, то, вероятно, воспользовалась бы этим шансом.

Черт. Мы всегда говорим о моих проблемах, но в ее жизни столько же беспорядка, как и в моей. Звучит так, словно ее мать полная стерва.

– Забудь о ней. Есть я. – Она улыбается, но улыбка не касается ее глаз. – Позволь хоть немножко притвориться, что мы в порядке. У нас нет неразрешенных вопросов, секретов и проблем, наша жизнь легка, и мы просто два человека, которые влюблены друг в друга.

Я-то уже по уши влюблен в нее. И думаю, что она чувствует ко мне то же самое.

– Если это то, чего ты хочешь, я дам тебе это. Дам тебе все, что захочешь.

Улыбка расцветает на ее губах, глаза загораются. Вот она – моя девочка.

– Спасибо, – шепчет она.

Невозможно больше терпеть, я касаюсь ее. Зарываюсь пальцами в волосы, и теперь могу обхватить голову и притянуть ее губы к своим.

– За что ты говоришь мне спасибо?

– Спасибо, что поддержал меня. За то, что хочешь сделать меня счастливой. – Она закрывает глаза во время поцелуя, и я изучаю лицо: густые ресницы, крошечный носик. – Мы, вероятно, пытаемся ускользнуть от неизбежного, но я на самом деле устала от тяжелой борьбы. Завидую людям без проблем.

– У каждого человека есть проблемы, – качаю головой я.

Она открывает глаза.

– Такие же ужасные, как у меня? Или как у тебя?

– Точно подмечено.