В Большем исламском совете Свободной Арабской республики Революционного народа (прежде Лобиния) полковник Муаммар Барака заслушивал нескончаемые доклады, отпечатанные в трех экземплярах английскими машинистками на немецких машинках, подключенных к сети, питаемой американскими генераторами, обслуживаемыми бельгийскими механиками.

Совет заседал в старинном королевском дворце, построенном одним итальянским вельможей по проекту японского архитектора. Кондиционеры там были американские, электропроводка английская, мебель – датская; паркет для полов привезен из Восточной Германии.

Национальный флаг Лобинии, зелено-оранжевый, с желтым полумесяцем и звездой, то развевался на ветру, то, чаще, обвисал по причине безветренной жаркой погоды. Его придумали и изготовили в самой Лобинии местные умельцы, и все было бы отлично, если не считать того, что флагштоки, на которых крепилась веревка для поднятия флата, исправно падали каждые семь дней.

Барака слушал. Перед ним лежал карманный калькулятор фирмы «Техас инструментс». Прошло уже четыре года, как он сделался президентом. На маленьком листке у него были выписаны цифры, приблизительно показывающие запасы нефти в стране. На другом листке он записывал, сколько денег уходит из страны. Эти суммы все возрастали и возрастали, для подсчетов требовался уже электронный калькулятор. А доходы от нефти застыли на одном уровне – том самом, какой Барака зафиксировал в своем блокноте сразу же после свержения короля Адраса. Все эти четыре года он не переставал думать об этих ножницах. Он думал о них, когда замечал, как у заржавевших в ангарах самолетов «Мираж» отваливаются крылья, потому что ангары были построены слишком близко к морю. Самолеты, не поднимающиеся в воздух, не должны стоять так близко к воде. Он думая о них, глядя на построенный русскими комплекс правительственных зданий, который дал осадку по причине использования некачественных стройматериалов и отсутствия надлежащих условии эксплуатации. Барака всерьез задумался об этом, когда услышал, как один итальянский инженер говорил русскому специалисту, что строить в Лобинии можно только то, что требует не более сложного обслуживания, чем оазис.

– Но ведь оазисы у них уже есть, – сказал на это русский специалист.

– Да, – вздохнул итальянец. – Теперь вы знаете, каково это – строить в Лобинии. Если, конечно, вы не планируете обеспечить постоянную эксплуатацию объекта силами русских.

Полковник Барака вспоминал об этом разговоре, наблюдая, как национальные богатства его страны, выкачиваемые из песчаных недр, не дают никакой отдачи; как вновь построенные здания разрушаются, самолеты приходят в негодность в своих ангарах и каждый норовит продать им что-то единственно по той причине, что все они – «друзья арабов».

Вот почему, когда его слух уловил какую-то цифру – сравнительно небольшую сумму расходов в двести пятьдесят тысяч американских долларов, – он потребовал отчета:

– Что получил народ Лобинии за эти двести пятьдесят тысяч?

– Простите? – Министр разведывательной службы бросил на него выразительный взгляд. Он был почти так же молод, как и сам Барака, но лицо его заплыло жиром, а униформа была сшита из дорогого английского сукна. После революции он получил чин генерал-лейтенанта. Это он перебросил в критический момент надежные части в нужное место, а именно раздобыл исправный джип, доставивший полковника на радиостанцию. Услыхав голос Муаммара Бараки, люди вновь обрели силу и веру: его голос символизировал для них революцию, указывал им путь, поднимал дух.

Те, кто сидел сейчас в зале заседании, знали это. Они знали, что все их чины и звания зиждятся на слове этого человека, и ни на чем другом. Даже солдатам, чтобы добиться от них хоть чего-нибудь, приходилось то и дело напоминать: «Это приказ самого полковника». Генерал-лейтенант Джафар Али Амин оторвался от длинного списка месячных расходов своего ведомства, удивленно посмотрел на главу государства и, потирая длинный белый шрам, сбегающий вниз от виска по левой щеке, сказал:

– Я вас не понял, полковник.

– Я спрашиваю, – повторил Барака, – что мы получили взамен двухсот пятидесяти тысяч американских долларов? Я хочу это знать. Что получили лобинийцы, чтобы они могли сказать: вот это наши лидеры дали нам взамен богатств нашей страны.

– Эта сумма проходит по статье «Реализации американских проектов», расходы по ней в этом месяце составляют, грубо говоря, двадцать миллионов долларов. Сюда включается, добавлю, финансирование студенческих организаций, в том числе широкая их поддержка – сверх бюджетных ассигнований; возрастающие расходы на стимулирование активности национальных меньшинств в Америке, выплаты нашим друзьям и тем американским сенаторам, которые по американскому телевидению…

– Стоп! Одну минуту. Не надо перечислять мне все ваши достижения. Просто скажите, коротко и ясно, в двух словах – что мы приобрели за эти двести пятьдесят тысяч американских долларов? – Лицо полковника, с заостренными, как у итальянца, чертами, пылало гневом; шея побагровела.

– Непредвиденные расходы… Чрезвычайные происшествия. Два, – чуть слышно произнес генерал-лейтенант, не поднимая глаз от напечатанных страниц.

– Как это? По его двадцать пять тысяч на каждое чрезвычайное происшествие или одно стоило двести тысяч, а другое, еще более чрезвычайное, только пятьдесят? – спросил Барака.

– Здесь ничего об этом не сказано, полковник.

– Почему же? Разве секретная служба не в вашем ведении?

– Но, полковник. – Генерал Али Амин оторвался наконец от бумаг. – Эта сумма составляет менее чем 0,01 часть моих бюджетных расходов. Разве можно уследить, куда девается каждая сотая часть ассигнований?

– Можно! – заявил Барака. – Потрудитесь это выяснить. Я еще помню то время, когда вне стен этого дворца невозможно было найти двухсот пятидесяти тысяч долларов: их не имели ни люди моего племени, ни люди племени моего отца или моего деда…

– Теперь другие времена, о лидер, в особенности после того, как вы встали на путь повышения мировых цен на нефть в четыре раза по сравнению с прежними.

– Верно, – согласился Барака. Его лицо вдруг озарилось улыбкой, и министры облегченно заулыбались вместе с ним. – Теперь, вместо того чтобы нанимать убийц стоимостью всего лишь в двести пятьдесят тысяч долларов, мы можем за то же количество проданной нефти получить миллион долларов на самых первоклассных наемных убийц. – Барака сделал паузу. Улыбки на лицах присутствующих погасли.

– В четыре раза больше, джентльмены, – сказал Барака. – А теперь я скажу вам, что мы будем делать. Мы будем сидеть и ждать, пока генерал Али Амин не выяснит, куда подевались народные деньги.

– Будет исполнено в точности! – Бравый генерал молодцевато отдел честь и вышел, прикрыв за собой дверь.

Через двадцать минут, в течение которых слышалось только нетерпеливое постукивание пальцев по столу, окруженному испуганными мужчинами, когда один человек достиг пределов своей ярости, генерал вернулся с пухлой папкой в руках и самоуверенной улыбкой на лице.

– Куплены два автомата, сэр, для некоего Мобли и некоего Филбина. На автоматах заглавная английская буква "Т". Все точно, полковник. – Он снова отсалютовал, положил бумагу обратно в папку и занял свое место у стола.

– Заглавная "Т", говорите?

– Да, полковник. Заглавная "Т". Так же точно, как то, что американцы высадились на Луне.

– А не будете ли вы так добры объяснить нам, что она означает.

– Прошу прощения, сэр?

– Позвать француза!

– Кого, сэр?

– Того штатского, кто ведет дела всего вашего департамента, пока вы охотитесь за маленькими мальчиками на улицах столицы. Знаю я, чем вы заняты.

Генерал пожал плечами. Его попытка реабилитировать себя потерпела неудачу под напором реальных фактов. Он послал за французом.

М. Альфонс Жорэн, щуплый мужчина со смуглым лицом, похожим на мордочку хорька, с темными прилизанными волосами, официально нигде не значился, однако за его услуги платили французскому правительству столько, что на эти деньги можно было купить еще один реактивный самолет «Мираж», чтобы присоединить его к уже проржавевшим машинам.

М. Жорэн не имел никаких постов и титулов, не носил формы, предпочитая черную тройку с жилетом и куртку, застегивающуюся на кнопки. Не существуя на бумаге, он расхаживал и разъезжал по всей стране, и никто его не беспокоил, кроме тех случаев, когда полковник Барака желал узнать, что происходит в Лобинии. Тогда слали нарочного, и тот сломя голову кидался в роскошные палаты на улице Гамаля Абделя Насера – звать маленького француза. А сегодня был день заседания министров, и француз, подобно другим иностранцам, игравшим второстепенные роли в лобинийских министерствах, находился вне стен конференц-зала, болтая с русским специалистом, который когда-то выполнял ответственное задание в Чехословакии, а теперь пребывал в Лобинии, проводя там свою всемирно известную национальную политику на Среднем Востоке. Он признавал, что арабы нужны России примерно так же, как Америке – Южный Вьетнам.

Увидев, что генерал Али Амин возвращается в комнату ожидания встревоженный и растерянный, М. Жорэн очень удивился.

– Он хочет видеть вас, – сказал генерал.

– Лично? – уточнил М. Жорэн.

– Да, лично.

– Но ведь это официальное заседание правительства. Вы же знаете, мне не полагается там появляться. Это будет слишком, я бы сказал… официально.

– Полковник приказывает.

– Как ему будет угодно. Но вы-то, Амин… У вас должен быть полный ажур, иначе…

– Не беспокойтесь, у меня полный порядок, господин Жорэн.

– Посмотрим, – сказал маленький француз и вошел в зал заседаний. Генерал предупредительно открыл перед ним дверь и потом закрыл ее за ним.

Полковник Барака оглядел человека, чье жалованье за год превышало совокупный доход всего предыдущего поколения того племени, к которому принадлежал он сам. А теперь считается нормальным тратить такие суммы на сбор информации о том, что делается в других странах. Полковнику Бараке часто казалось, что на самом деле это – дезинформация. Глаза у француза были черные, лицо в оспинах, прическа – волосок к волоску. Человек с такой прической должен уметь прятать концы в воду.

– Ваше имя – М. Жорэн, вы курируете нашу разведку, – сказал Барака и увидел, что его собеседник прищурился: француз не ожидал от араба такой откровенности.

– Как вам сказать… Я представляю здесь фирму, имеющую лицензию на…

– Не болтайте вздор! Довольно я его наслушался. Я пригласил вас, чтобы спросить кое о чем. Что означает английское заглавное "Т"?

– Это означает «положить конец», сэр.

– Что имеется в виду? Пожар, убийство, прекращение платежей?

– Убийство, сэр.

– Конкретней: мы убиваем или нас убивают?

– Я догадываюсь, что вас интересует деятельность Мобли и Филбина в Америке. Я послал за их досье.

– К себе домой, разумеется?

– По случаю установки кондиционеров в здании министерства…

– Хватит, Жорэн! Вы храните у себя документацию нашей разведки, чтобы она не растерялась и чтобы вы могли уточнять все, что потребуется, с французской стороной. Я все про вас знаю.

– Позвольте сказать, полковник, – вмешался Али Амин. – М. Жорэн служит интересам Лобинии отважно, преданно, не жалея сил…

Барака стукнул кулаком по столу, не дав ему закончить:

– Молчать! Молчать! Молчать! – завопил полковник. – Отвечайте мне, куда уходят народные деньги? И на что?

– Я рад, что вы спросили об этом, полковник, тем более о такой мизерной сумме. Вы убедитесь в честности и благородстве моей страны и французов, которые любят вас, любят арабских братьев. Деньги пошли на выплату пособий семьям погибших. Из них выплачиваются пособия вдовам тех двух человек, которые погибли за благородное дело объединения арабов, отдали жизнь за Лобинию.

Генерал-лейтенант Али Амин встал навытяжку, как бы отдавая последний долг павшим. Министры молчали, строго кивая головами. На какой-то момент все почувствовали важность этой битвы, состоящей из бесконечной цепи международных интриг. Кто-то из генералов предложил почтить память погибших минутой молчания. Другой в напыщенных выражениях заявил, что Мобли и Филбин погибли не напрасно и будут жить в веках, пока на земле есть хоть один араб, способный поднять оружие для справедливого мщения.

Только один полковник Барака сохранял невозмутимый вид. Он барабанил пальцами по столу, и М. Жорэн вдруг почувствовал, как вспотели у него ладони, – точно так же, как в тот день, когда он сдавал выпускные экзамены на младшего лейтенанта в училище Сен-Сир, после чего был послан в Алжир экспертом по связям с арабскими странами, а в действительности занимался тем же, чем и сейчас, – шпионажем.

– Всем, кроме француза, покинуть помещение! – приказал Барака.

Кое-кто было заворчал, но президент хлопнул ладонью по столу, и все потянулись к двери.

– А теперь говори, хитрая французская лиса, за каким чертом тебе понадобилось убивать людей в Америке?

– Я не сказал, что мы кого-то убили. Наоборот, убиты двое наших людей…

– Я тебе не верю, коварный хорек! В дипломатическом корпусе идут разговоры об убийстве американских ученых с целью воспрепятствовать работам по созданию заменителя нефти… Не смей меня прерывать! Я хочу набросать тебе небольшой сценарий.

Полковник Барака встал из-за стола – подтянутый, стройный офицер с безупречной выправкой, одетый в военную форму цвета хаки. На правом его боку висела кобура из блестящей черной кожи, в ней – «смит и вессон» 38-го калибра. Барака вынул оружие и, направив его на француза, взвел курок. Жорэн посмотрел в выходное отверстие дула, потом перевел взгляд на полковника и заставил себя улыбнуться.

– Я хочу объяснить тебе, что происходит, хорек. Американские ученые умирают. Заменитель нефти не найден. Америка становится еще более зависимой от импорта нефти, несмотря на ее цену. Нет, нет, не перебивай меня. Когда меня перебивают, я теряю нить!.. Когда Америка впадает в большую зависимость от импорта нефти, арабское государство усиливается. А раз так, то усиливается и Франция – за счет Америки. Но Франция не хочет брать на себя ответственность за убийства. А что, если возложить ее на этого безумного арабского лидера, полковника Бараку? Почему бы и нет? Пусть он за все и расплачивается, бешеный пес!

– Но, ваше превосходительство! Это же абсурд! Зачем Франции ослаблять Запад? Мы же все – западная нация.

– Потому что вы – близорукие идиоты и с моралью лжецов, иначе говоря, подонки! Бездарная недальновидная политика, такой и должна быть французская политика. Да, да, у этой политики самый что ни на есть французский привкус. Наподобие сыра рокфор. У нее французский запах. Каково? Убивать американских ученых на деньги полковника Бараки! А если убийц и самих укокошат, что из того? Заплатим их семьям и назовем это пособием погибшим, а бешеный пес Барака ни в жизнь не догадается, что происходит на самом деле.

– Ваше превосходительство!.. Если даже… если мы так делаем, то разве это не выгодно Лобинии?

– Мне это выгодно до тех пор, пока Соединенные Штаты Америки не проследили, что следы ведут ко мне. Только до тех пор, хитрая лиса! Приказываю тебе, подлый шпион, под страхом смерти отозвать эту команду убийц.

– Разумеется… Сию минуту, ваше превосходительство. Незамедлительно.

– И больше ты не будешь иметь никаких дел с генералом Али Амином. Я сам прослежу, как ты напишешь распоряжение. Я желаю знать прямые каналы связи с оперативниками и лично убедиться, что мое распоряжение выполнено.

– Есть небольшое затруднение, ваше превосходительство… Человек, курирующий нашу деятельность в Америке, может выйти с нами на связь, а мы с ним – нет.

– Ты хочешь сказать, что наш агент действует в ядерной державе, организует убийства ее ведущих ученых, теряет при этом своих людей, а мы даже не можем с ним связаться? Именно это ты хочешь мне сказать, Жорэн? Да или нет?!

– Ваше превосходительство, не могли бы вы опустить дуло?

– Нет!

– Мы пытались отозвать его и послали распоряжение по почте. Убийство второго ученого не планировалось, но события вышли из-под нашего контроля. Мы не смогли связаться с ним, и второго ученого тоже убили. Наконец он вышел на связь, и я лично приказал ему остановиться, но он не подчинился, сказал, что еще не пришло время.

– Почему же тогда вы платите пособия вдовам Мобли и Филбина, если тот человек отказывается вам подчиняться?

– Вот это самое непонятное, ваше превосходительство. Он мне сказал, что посылает людей на задание, и потребовал денег. Я ему отказал, тогда он заявил, что будет ужасно, если они заговорят и расскажут, что работают на… правительство Лобинии. Ну мы и заплатили. После этого был убит третий ученый, а потом и сами убийцы.

– Рад убедиться, что Лобиния не является монополистом по некомпетентности. Почему вы наняли именно этого сумасшедшего?

– Он сам пришел к нам с предложениями, которые показались нам очень продуманными. И мы знали, что он может их осуществить, потому что происходит из самого известного в мире дома наемных убийц. Потому мы и взяли его.

– Я вам не верю. Вы наняли этого проходимца, которого не можете даже контролировать только потому, что в случае каких-либо неожиданностей всю вину можно будет взвалить на меня. Французская разведка никогда не взяла бы на службу агента, которого нельзя отозвать. Да, да, это было бы слишком рискованно. Ну а для президента Лобинии сойдет. Давай, действуй под его бирку!

– Это не так, ваше превосходительство…

– В нашей стране действуют исламские законы. Мы отрубаем руки у тех, кто ворует, а у тех, кто лжет старшим, мы отрезаем язык.

– Ваше превосходительство! Я готов отказаться от служения Франции и перейти на службу вашей стране. Позвольте мне служить лично вам! Я перейду в мусульманскую веру, ваше превосходительство. Вот я стою перед вами на коленях. Ради самого Аллаха, пощадите меня! Услышьте мои мольбы!

– Вот и славно! Ислам – единственная настоящая религия, и я отсылаю тебя к Аллаху, на небеса. – С этими словами полковник нажал на спуск. Раздался выстрел. Голова француза откинулась назад, будто с колеса соскочил шкив. Пуля пробила темное отверстие над переносицей и снесла заднюю часть черепа, разбрызгав розовато-серое вещество по ковру и стульям. Барака вложил револьвер в кобуру, открыл дверь и пригласил министров вместе с их иноземными помощниками. – Входите и смотрите. Смотрите, что бывает с теми, кто пытается рисковать жизнями моих людей, думает, что может играть с их жизнями, точно это тысячи пешек.

Вскоре после этого полковник покинул зал заседаний и поскакал в пустыню, начинавшуюся сразу за крайними лачугами пригорода. Он ехал на белом коне, направляясь к старинному водопою, известному многим поколениям его предков. Там он помолился, прося Аллаха наставить его. Он отошел ко сну с мыслями о подземных богатствах: они все время уменьшаются, а что он получил взамен? Самолеты, которые ржавеют в ангарах; здания, которые оседают и разваливаются; безумных наемных убийц, чьи действия могут повлечь за собой гибель его народа. Он старался. Никто не может отрицать его усилий. Он пытался сделать армию боеспособной, но войска по-прежнему напоминают отряды девочек-скаутов, с той разницей, что последние более дисциплинированны. Пытался поднять экономику, но она не может работать, если не работают люди, а как заставить их трудиться, этот секрет был ему неведом. Хотел заинтересовать Египет, наладив взаимовыгодное сотрудничество: Египет поставляет мозги, Лобиния дает деньги. Однако Египет все время отделывается пустыми обещаниями, что равносильно покровительственному похлопыванию по плечу. Вот если бы жив был Насер!

С этими мыслями Барака заснул. Во сне он видел революционные события четырехлетней давности. И вдруг он проснулся: ему почудился голос короля Адраса, повторяющий то глупое предсказание, по которому арабский народ снова должен быть порабощен. Барака огляделся вокруг: никакого короля не было. Наверное, это ему послышалось, так как он находится под впечатлением разговора о наемных убийцах. Король свергнут, в стране новое правительство, которое заботится о благе простых людей. В прежнее время король забирал почти весь национальный доход себе и позволял нефтяным компаниям губить скважины, выкачивая досуха и ничего не давая народу взамен.

Барака думал обо всем этом, вспоминая, как ему удалось привлечь на свою сторону столько офицеров. Он привел их к одному важному оазису и предложил напиться. Вода отдавала стеарином.

«Слушайте, что я вам скажу: ваши сыновья и сыновья ваших детей не будут иметь хорошей воды, потому что добыча нефти разрушает ее источники. Запомните: в этом виноват король Адрас. Мы должны заставить нефтяные компании добывать нефть так, чтобы наши сыновья не остались без воды!» – говорил офицерам Барака.

Когда он стал президентом Республики, то в качестве первого шага пригласил к себе президентов нефтяных компаний и представил им первый из созданных им незыблемых законов.

«Вы не должны отнимать воду у моего народа. Вы не должны делать воду непригодной для питья».

Президенты компаний, все как один, поднялись с мест и дали клятву любой ценой сохранить воду чистой. Позднее Барака обнаружил, что эта цена вычитается из платы за каждый баррель нефти, которая приходится Лобинии.

Но дело даже не в деньгах. Пусть он не поднял экономику, не навел порядок в вооруженных силах, не решил проблемы здравоохранения и ликвидации неграмотности. Но если бы он не сделал совсем ничего, а только сохранил воду для будущих поколений, это все равно больше того, что сделано всеми его предшественниками. Он делает то, что добрый правитель обязан делать для своих подданных. Эта мысль принесла ему удовлетворение.

Полковник Барака подошел к источнику, встал на колени и опустил ладони в воду, глядя на желтый диск луны, плавающий на ее темной поверхности. Он чувствовал, как промокают брюки у него на коленях. Вода была прохладная: со дна источника бил ключ. Как может рассказать бедуин кому-то еще, что такое хорошая вода? Это невозможно. Вот это – вода. Она хорошая. Приятно встать на колени, чтобы напиться такой воды.

Он опустил лицо в маленький водоем и начал жадно глотать воду. Это его успокоило. Но… вот он остановился и ощутил ее вкус: вода отдавала стеарином. И тогда полковник Барака впервые задал себе вопрос: а почему бывший король Адрас так возлюбил Швейцарию? И может ли понравиться там ему самому?