— Мы куда? — спросил Тайрон.

— Назад в гостиницу.

— Чо-ррт! Чего ты меня не отпустишь?

— Я решаю, убить тебя или нет.

— Это нечестно. Я тебе ничего не делать.

— Тайрон, само твое существование на этой земле меня оскорбляет. А теперь заткнись. Я хочу кое-что обдумать.

— Черт, это глупо.

— Что глупо?

— Хотеть думать. Никто не хочет. Просто думают — и все. Сами собой.

— Закройся, пока я тебя не закрыл.

Тайрон закрылся и забился подальше в угол заднего сиденья такси.

В то время, когда такси направлялось в сторону Манхэттена, четверо чернокожих молодых людей шли по коридору шестнадцатого этажа отеля «Плаза», к номеру, где, как сообщил им брат по крови — мальчик-рассыльный, — остановились белый и старик-азиат.

Тайрон сидел спокойно целую минуту, потом не выдержал.

— Мне там не нравится, — сообщил он.

— Почему?

— Кровать, она жесткая.

— Какая кровать?

— Большая белая кровать без матраса. Жесткая, и спина болит, и вообще.

— Кровать? — удивился Римо.

— Ага. Ой, черт.

— Большая жесткая белая кровать?

— Ага.

— Большая жесткая белая кровать, которая загибается вверх по краям? — уточнил Римо.

— Ага. Она.

— Это ванна, губошлеп. Закройся.

В то время как Римо и Тайрон обсуждали новейшие достижения в области оборудования ванных помещений, Пожизненный Руководитель Саксонских Лордов взялся за ручку двери номера 1621 в «Плазе», легонько повернул ее и обнаружил, что дверь не заперта. Торжествуя, он улыбнулся жемчужной улыбкой трем своим спутникам, которые ответили ему ухмылками и поглаживанием своих медных кастетов и налитых свинцом дубинок.

Такси проскакало по ухабистому мосту на Виллис-авеню и въехало в северную часть Манхэттена. Трясясь в такт толчкам и прыжкам машины по разбитой мостовой, Римо размышлял о том, осталось ли в Америке хоть что-то, что функционирует нормально.

Дорогу, по которой они ехали, казалось, не ремонтировали со дня постройки. Мост выглядел так, словно его никогда не красили. Шкалы никого ничему не учили, а полиция не обеспечивала соблюдения законов.

Он выглянул в окно — по обеим сторонам дороги стояли ровные вереницы зданий — дома-трущобы без лифтов, фабрики, мастерские. Все обращалось в прах и тлен.

Ничто в Америке больше не функционировало нормально.

* * *

Тем временем Пожизненный Руководитель широко распахнул дверь номера 1621. Прямо перед ним на полу сидел пожилой азиат и яростно царапал по пергаменту гусиным пером. Жидкие пряди волос обрамляли его голову. Под подбородком болталось некое подобие редкой бороденки. Шея его со спины выглядела тонкой и костлявой, свернуть ее — плевое дело. Выступающие из-под желтой хламиды запястья азиата были тонки и хрупки, как у хилой старушонки. Наверное, тогда, ночью, во дворе школы у старикана была палка, ею он и толкнул одного из Лордов, подумал новый Пожизненный Руководитель. Но то были малые дети. А теперь он познакомится с настоящими Саксонскими Лордами.

— Войдите и закройте дверь, — произнес Чиун, не оборачиваясь. — Добро пожаловать в нашу обитель. — Голос его звучал мягко и приветливо.

Пожизненный Руководитель знаком велел сподвижникам войти внутрь, закрыл дверь и с улыбкой указал глазами на старика. Это будет несложно. Лакомый кусочек, этот косоглазый придурок. Просто конфетка.

* * *

В такси, повернувшем к югу на ист-сайдский проспект Франклина Делано Рузвельта, Тайрон начал шевелить губами — он пытался сформулировать какое-то предложение Но мозг Римо напряженно работал. Он почти пришел к важной мысли и не хотел, чтобы Тайрон ему мешал. Поэтому он прикрыл ладонью рот Тайрона и не стал убирать руку.

Всего несколько лет тому назад мэр-либерал, которого так любила городская пресса, покинул свой пост, и вскоре после этого одна из самых главных эстакад города рухнула. И хотя этот мэр, как утверждалось, истратил на ремонт автострады миллионы, никому не было предъявлено обвинение, никто не сел в тюрьму, никому, казалось, не было до этого никакого дела.

Спустя еще некоторое время выяснилось, что та же администрация урезала выплаты в пенсионный фонд, поскольку при расчете суммы средств, необходимых на социальные нужды, пользовалась данными начала века, когда средняя продолжительность жизни была на двенадцать лет меньше. И до этого никому не было дела.

В любом другом городе немедленно собралось бы Большое жюри, губернатор назначил бы расследование, мэрия создала бы специальную комиссию. Нью-Йорк просто зевнул и продолжал жить по-прежнему, а политические деятели даже попытались выдвинуть кандидатуру бывшего мэра, самого бездарного в длинной веренице бездарных мэров, на пост президента Соединенных Штатов.

Кого в Нью-Йорке могло оскорбить или расстроить чье-то там недостойное поведение? Ведь изо дня в день кругом совершалось столько неблаговидных поступков.

— Почему так? — спросил себя Римо, и тут его осенило.

Разве вся Америка так плоха? Разве Америка разваливается на части?

Там, на просторах страны, раскинувшейся на три тысячи миль, есть политики и государственные чиновники, которые пытаются добросовестно исполнять свои обязанности. Есть полицейские, которых больше интересует поимка преступников, чем организация специальных курсов для обучения населения тому, как самым удачным способом стать жертвой ограбления. Есть дороги, которые содержатся в хорошем состоянии, чтобы люди имели шанс добраться до места назначения вместе с коробкой передач своего автомобиля. Учителя, которые пытаются чему-то научить своих учеников. И очень часто им это удается Фиаско потерпела не Америка. Не Америка разваливается на части. Это Нью-Йорк — город, где жизненные запросы людей постоянно снижаются, город, жители которого добровольно согласились принять уровень жизни, худший, чем где бы то ни было в стране. Где люди добровольно отказываются от права покупать товары по низким ценам в супермаркете и вместо этого поддерживают лавочников своего квартала — тех самых лавочников, у которых цены такие, что рядом с ними страны-экспортеры нефти выглядят благодетелями человечества. Где люди спокойно смирились с тем, что езда на расстояние в пять кварталов у них отнимает не меньше сорока пяти минут.

Где люди отказались от права иметь автомобиль, потому что его негде припарковать, и нет дорог, по которым можно ехать без ущерба для машины, и, кроме того, даже автомобиль не гарантирует безопасности на улицах. Где люди полагают, что для борьбы с преступностью необходима служба самообороны в каждом квартале, забывая о том, что в большинстве городов с преступностью борется полиция.

И нью-йоркцы примирились с этим и улыбаются друг другу на коктейлях, а обувь их при этом воняет собачьим пометом, который покрывает город слоем толщиной в семь дюймов, и чокаются бокалами с белым вином, и говорят, что просто не могли бы жить ни в каком другом месте на земле.

Когда каждые восемнадцать месяцев Нью-Йорк оказывается банкротом после очередного приступа безумного расточительства, политические деятели города любят твердить всей стране — одновременно с этим протягивая руку за милостыней, — что Нью-Йорк — это душа и сердце Америки.

Но это не так, думал Римо. Это лишь пасть Америки, пасть, ни на минуту не умолкающая, постоянно треплющаяся по телевидению, по радио, в журналах и газетах, так что даже люди, живущие где-нибудь на Среднем Западе, приходят к выводу, что раз уж Нью-Йорк так плох, то значит — о Господи! — и вся страна такова же.

Но это не так, подумал Римо. Америка функционирует. Не функционирует только город Нью-Йорк. Но Нью-Йорк и Америка — не одно и то же.

И это помогло ему несколько более снисходительно взглянуть на свою работу.

— Можешь говорить, — сказал Римо, убирая руку со рта Тайрона.

— Я забыл, что хотел сказать.

— Прибереги эту мысль, — посоветовал Римо.

В тот момент, когда такси съехало с проспекта имени Рузвельта на Тридцать четвертую улицу, направляясь на запад, а потом свернуло снова на север — шофер решил сделать крюк, чтобы содрать с пассажиров лишние семьдесят центов — Пожизненный Руководитель Саксонских Лордов положил тяжелую лапу на плечо старику-азиату в номере 1621 в отеле «Плаза»

— Так, хиляк косоглазый, — сказал он. — Пойдешь с нами. Ты и эта белая вонючка, твой напарник.

Для пущей выразительности он потряс сидящего на полу старика за плечо.

Точнее — хотел потрясти. Ему показалось немного странным, что хрупкое меньше сотни фунтов весом — тело не шелохнулось.

Старик-азиат посмотрел на Пожизненного Руководителя, потом на руку у себя на плече, потом снова на Руководителя и улыбнулся.

— Теперь ты покинешь этот мир счастливым человеком, — милостиво произнес он. — Ты коснулся самого Мастера Синанджу.

Пожизненный Руководитель захихикал. Этот желтомордый старик говорит смешно. Как эти вонючие педики-профессора по телевизору, всегда треплются, треплются, а чего треплются — черт их знает!

Он снова захихикал. Он покажет этому косоглазому старику пару штучек, вот здорово-то будет. Сильно здорово!

Он выхватил из заднего кармана брюк дубинку со свинцовым набалдашником, как раз когда шестнадцатью этажами ниже такси подъехало к парадному подъезду отеля «Плаза» на Шестидесятой улице.

Римо расплатился с шофером и повел Тайрона Уокера по широкой каменной лестнице в вестибюль шикарного отеля.