Его звали Римо. Он безуспешно пытался поймать ненавистную муху парой палочек для еды.

Римо сидел посреди комнаты, в которой провел последний год. Он был совершенно неподвижен, поскольку знал, что если шевельнется, то спугнет муху. Он просидел без движения уже больше часа. Беда в том, что муха тоже не двигалась с места, она словно приклеилась к оконному стеклу. Римо подумал, уж не уснула ли она. А вообще, мухи спят?

В комнате были голые стены бежевого цвета; телевизор и видеомагнитофон стояли прямо на полу, а в углу лежал матрас. Перед Римо был маленький столик, на нем – миска с остатками его последней трапезы – это была утка под апельсиновым соусом. Римо намеренно не убирал тарелку, рассчитывая таким образом привлечь муху, но ту еда нисколько не интересовала.

Конечно, Римо мог подняться и подскочить к окну с такой молниеносной быстротой, что никакая муха не успеет среагировать. Пока ее глаза в форме многогранника будут фиксировать его присутствие, Римо уже сто раз успеет ее прихлопнуть. Но он не хотел убивать муху: он хотел поймать ее живьем – зажать между двумя палочками для еды, которые держал в руке.

Наконец муха пошевелилась, покрутилась на своих многочисленных лапках, отряхнула крылышки и взлетела. Римо заулыбался. Теперь у него есть шанс.

Муха была жирная и черная, она летела совершенно бесшумно. Описав петлю вокруг Римо, она уселась на край тарелки с остатками утки. Римо дал ей время устроиться поудобнее, а сам осторожно развел в пальцах палочки для еды.

И тут вдруг открылась дверь, и муха вспорхнула. Рука Римо уже была приведена в действие, и палочки звонко щелкнули.

– Получилось! – воскликнул Римо и поднес палочки к глазам.

– Что там у тебя получилось? – спросил Чиун, правящий Мастер Синанджу. Он стоял в дверях комнаты, облаченный в кимоно канареечного цвета с расширяющимися книзу рукавами, очень старый человек с очень молодыми карими глазами на лице, которое словно сошло с какого-нибудь египетского папируса. Жидкие волосенки жалкими клочками висели у него над ушами и под подбородком.

Римо вгляделся получше – его палочки для еды захлопнули воздух. Он нахмурился.

– Ничего, – грустно ответил он.

Муха описывала круги под потолком.

– Этим старым глазам так и почудилось, – отозвался Чиун.

– Ты не мог бы закрыть дверь, папочка?

– Зачем?

– Чтобы муха не улетела.

– Конечно, сын мой, – дружелюбно согласился Чиун и исполнил просьбу.

Мастер Синанджу замер и склонил голову набок, наблюдая за тем, как Римо следит за мухой, стараясь не делать лишних движений. Палочки для еды он держал наготове.

Муха описала петлю, спустилась ниже и с любопытством облетела вокруг Римо.

– Бедняга, – вздохнул Чиун.

– Тшш! – зашипел Римо.

– Пожалей муху! Она голодна.

– Тихо!

– Если бы ты не сидел как истукан, она отличила бы тебя от объедков, – продолжил Чиун. – Хе-хе! Тогда она бы быстро насытилась. Хе-хе-хе!

Римо испепелил его взглядом, но Чиун не обратил на него никакого внимания, а напротив, порылся в кармане кимоно и выудил оттуда горсть орешков кешью. Положив в рот орешек и разжевав его с таким тщанием, словно это был кусок мяса, он принялся за следующий.

Римо не сводил глаз с мухи, которая, как по невидимой спирали, спускалась к тарелке. Мастер Синанджу положил орешек на указательный палец и медленно приподнял руку, щурясь на муху. Когда она уже почти примостилась на край тарелки, он щелчком запустил в нее орешком. Одновременно взметнулась и рука Римо.

– Есть! – крикнул он и встал. – Взгляни-ка, папочка! Мастер Синанджу поспешил к Римо.

– Дай посмотреть, Римо! – сказал он. – О, какой ты молодец!

– Благодарю, – ответил Римо, стараясь не зажать муху палочками слишком сильно. – Мало кто сумеет вот так поймать муху за крыло, да?

– Да, немного, – с добродушной улыбкой согласился Чиун. – И ты не из их числа.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Посмотри получше, слепец!

Римо пригляделся – в палочках для еды был зажат твердый коричневый предмет, не имеющий крыльев. Римо уронил его в ладонь.

– Это еще что такое? – удивился он.

– Понятия не имею, – ответил Чиун, продолжая жевать орешки. – Не хочешь? – Он вежливо протянул руку Римо.

До Римо дошло, что он поймал палочками один такой орешек. Он отшвырнул его.

– Зачем ты это сделал, Чиун?! – сердито набросился он на старика. – Я почти ее поймал.

– О, какое разочарование! О, какая неудача! – насмешливо пропел Мастер Синанджу. – Может, мне лучше уйти, чтобы ты мог покончить с собой, не вынеся позора?

– Прекрати! – оборвал Римо и опустился на матрас.

Мастер Синанджу подошел к окну. Потом он вернулся к Римо, отвесил ему глубокий поклон и протянул руку.

– Что все это значит? – кисло отреагировал Римо.

– Вот предмет твоего вожделения, несчастный! – ласково произнес Чиун. На его сморщенной ладони недвижно лежала муха.

– Черт с ней, – досадливо произнес Римо. – Она мне больше не нужна. Она сдохла.

– Отнюдь, – возразил Чиун. – Она только оглушена. Я мух не убиваю.

– Ага, кроме как за деньги.

– Причем с предоплатой, – с улыбкой согласился Чиун. – Так ты отказываешься от моего скромного дара?

– Отказываюсь.

– А минуту назад ты так хотел поймать это несчастное насекомое!

– Я хотел сделать это сам! – раздраженно сказал Римо.

– Да пожалуйста! – воскликнул Чиун и подбросил муху вверх. Она расправила крылышки и несколько неуверенно описала круг. – Сколько душе твоей угодно.

– Ладно! – Римо ожил. – Только сиди тихо, пока я с ней не расправлюсь.

– Пока ты с нею расправляешься, как ты это называешь, позволь мне с тобой поговорить, сын мой.

– О чем же? – сквозь зубы процедил Римо. Он снова принял позу лотоса и окаменел, словно изваяние.

– Я потратил бесчисленные годы моей жизни на обучение белого человека чудесному искусству Синанджу, и что же? Я вхожу к нему в комнату и застаю его за совершенно бессмысленным занятием!

– Это не бессмысленное занятие. Это проверка мастерства – поймать муху палочками для еды. Самое главное – при этом ее не покалечить, понимаешь?

– Расскажи, расскажи! – произнес Чиун с деланным американским акцентом.

– Идею я почерпнул из фильма, который взял напрокат.

– Что еще за фильм? – с неподдельным интересом спросил Мастер Синанджу.

– Да вот этот.

Римо едва заметным движением тронул лежащий на полу пульт управления. В углу комнаты включился телевизор. Римо нажал еще одну кнопку – и заработал видеомагнитофон. Мастер Синанджу с нахмуренным лицом стал смотреть кино. Это была какая-то сцена из середины фильма: потный подросток полировал машину.

– Это Смит мне посоветовал, – признался Римо. – Он говорит: этот фильм ему напоминает нашу с тобой историю.

– Как это? – не понял Чиун.

– Там про итальянского мальчишку из Ньюарка, который знакомится со стариком-японцем, и тот обучает его каратэ.

Чиун сплюнул себе под ноги.

– Каратэ украдено у нас. Это не Синанджу!

– Я и не говорю. Но обрати внимание на совпадения: я тоже из Ньюарка.

– Это заслуга твоей матери, кто бы она ни была.

– Потом, Римо – итальянское имя. Я вполне мог бы быть итальянцем, как этот пацан в картине.

– А фамилия твоя – Уильямс. Совсем не итальянская!

– Да, но Римо – итальянское имя. Я понятия не имею, кто были мои родители, но тот факт, что меня назвали итальянским именем, что-нибудь да значит!

– Он значит только, что твои родители не сумели подобрать тебе достойного имени!

Римо нахмурил брови.

– Я бы просил тебя не говорить в таком тоне о моих родителях, – сказал он. – Может быть, они были хорошими людьми. Откуда мы знаем?

– Иногда лучше не знать – меньше разочарований!

– Я могу рассказывать дальше? Так вот, этот парень перебирается в Калифорнию и знакомится там со старым японцем – вроде тебя.

– Покажи мне этого старого японца! – попросил Чиун.

Римо убедился, что муха опять уселась на окно, и позволил себе шевельнуться. Он поднял с пола пульт и промотал пленку до того места, где появляется знаменитый актер восточных кровей.

– Видишь? – спросил он. – Вот он. Я же тебе говорю: он даже внешне на тебя похож.

Заметив презрительный взгляд Чиуна, Римо поспешил уточнить:

– Ну, немножко, конечно. Глаза похожи.

– Его глаза похожи на глаза японца, – фыркнул Чиун. – Если бы у меня были такие глаза, я бы выдрал их своими руками и раздавил каблуком.

Римо вздохнул.

– Ладно. В общем, он учит этого парня каратэ, и тот потом выигрывает в крупных соревнованиях.

– И чем же это похоже на нас? Мы в игры не играем, мы – ассасины! Я обучил тебя искусству Синанджу, от которого произошли все другие боевые искусства – причем путем бессовестного воровства! Я сделал из тебя ассасина. Я превратил твое тело в самый тонкий инструмент, какой только можно себе представить. Конечно, я сделал бы то же самое и с твоим разумом, но ты – белый, а мне не вечно жить на этом свете!

– Спасибо большое, – вставил Римо.

– Не за что. Сейчас я только рад, что решил не заниматься твоей головой, в которой происходит явная неразбериха. К примеру: я прошу тебя объяснить мне твое странное поведение, а ты рассказываешь мне убогий сюжет какого-то фильма. А я все еще жду вразумительного ответа!

– Я как раз к этому подошел.

– Мне уже за восемьдесят, так что поторопись!

– Этот японец, в частности, научил мальчишку ловить муху палочками для еды. В каратэ это будто бы считается признаком большого мастерства. Так вот, сам японец этому так и не научился за всю свою жизнь, а у парня получается всего через несколько уроков.

– Ему причитается конфетка.

– Вот я и подумал, почему бы не попробовать? – сказал Римо.

– Так я и знал, – грустно изрек Мастер Синанджу.

– Что ты знал?

– Что ты деградируешь.

– Вовсе нет!

– Отрицание – первый признак деградации, – серьезным тоном произнес Чиун. – Я тебе сейчас объясню.

– Только шепотом, – сказал Римо, снова подняв вверх палочки для еды, как антенну. – Вот она, опять летит.

– Каратэ из Дома Синанджу похитили корейцы. Разумеется, ленивые южане. Они скопировали движения, короткие пинки и рубящие удары рук. Это было вроде того, как дети играют во взрослых. Но в силу своей бездарности они смогли достичь лишь довольно посредственного уровня, хотя за образец взяли само совершенство. Они научились драться, разбивать доски ребром ладони, а поскольку они сами понимают, что все это не более чем посредственность, то придумали носить разноцветные пояса – чтобы одни думали, что менее посредственны, чем другие. В действительности до Синанджу им всем далеко! И они понимали это с самого начала.

– Эта история мне известна, – отозвался Римо, продолжая следить за мухой.

– Тогда ты должен знать, что ловля мухи с помощью палочек для еды восходит к самым первым дням каратэ.

– Этого я не знал.

– Еще бы! Знай ты это, вряд ли стал бы меня позорить, пытаясь воспроизвести движения посредственных каратистов.

– А мне кажется, это неплохое испытание на ловкость. Мне просто хочется проверить, получится у меня или нет. А что ты имеешь против?

– Каратисты пытались перенять искусство Синанджу и в другом плане, – продолжал Чиун, а упрямая муха опять зависла над тарелкой. – Они тоже пробовали пойти на службу к императорам и королям в качестве телохранителей. И многие из них убедились, что разбивать ладонью палку – совсем не то, что ломать кости. Из-за своего недомыслия каратисты едва не вымерли.

– Тшш! – прошипел Римо.

Муха вдруг резко изменила направление полета и двинулась прямо на Римо. Тот выбросил вперед руку. Палочки сомкнулись, но щелчка не последовало.

Римо пригляделся: между палочками была зажата муха, отчаянно перебирающая лапками.

– Ну вот! – заулыбался Римо.

– Можешь продолжать, – мягко сказал Чиун.

– Продолжать – что?

– Ну, как же? В твоем фильме наверняка описан и следующий этап.

– Вырезали, должно быть.

– Тогда я тебе помогу, – обрадовался Чиун и придвинулся к Римо. – Поднеси муху к лицу и внимательно следи за нею, чтобы не улетела.

Римо исполнил. Муха жужжала в каких-то нескольких дюймах от его скуластого лица.

– Готов? – спросил Чиун.

– Да.

– А теперь открой рот. Пошире!

Римо разинул рот и озадаченно поднял брови. Чиун своей рукой направил руку Римо ближе ко рту, а сам продолжил рассказ:

– Уцелевшие каратисты отказались от роли ассасинов и вернулись в свои деревни, где стали искать себе новые способы пропитания. Но увы, из них вышли неважные рыбаки и бездарные земледельцы.

– Ты хочешь сказать?..

Старик радостно закивал. Римо поспешил закрыть рот.

Чиун улыбнулся.

– Как думаешь, почему они использовали для этого палочки для еды? Просто это позволяло экономить время.

С гримасой отвращения Римо отпустил муху и положил палочки на тарелку, после чего решительно отодвинул ее от себя.

– Вечно ты устраиваешь мне всякие пакости! – с укором произнес он.

– Это мне благодарность за то, что работаю для тебя почтальоном?

– Чего теперь от меня хочет Смитти?

– Этого я не знаю, – ответил Чиун. – Сегодня письмо из Синанджу.

Римо вскочил, лицо его озарилось радостной улыбкой.

– От Ма Ли?

– Кто же еще станет переводить чернила на ловца мух? – съязвил Чиун, извлекая конверт из необъятного рукава.

Римо с нетерпением выхватил у него письмо. Пергаментное лицо Чиуна недовольно сморщилось.

– Уймись! – фыркнул он. – Она опять задает те же нудные вопросы, что и в двадцати последних письмах. Честно скажи, Римо, как тебя угораздило выбрать в жены такую сварливую женщину?

– Ты читаешь мои письма? – Римо был поражен.

Мастер Синанджу как ни в чем не бывало повел плечом.

– Конверт в пути расклеился. Письмо чуть не выпало.

Римо внимательно оглядел конверт.

– Он в порядке.

– Конечно. Если бы я не запечатал его, задав работу стариковскому языку, письмо бы опять могло вывалиться и, чего доброго, потерялось бы.

Римо никак не отреагировал на такое объяснение и, острым ногтем вскрыв конверт, с жадностью углубился в письмо.

– Она пишет, что в Синанджу все в порядке, – сказал он.

– Скажи мне лучше что-нибудь новенькое.

– Спрашивает, когда мы вернемся.

– Напиши, что не знаешь.

– Брось, Чиун! До окончания нашего контракта со Смитом осталось всего несколько недель, а потом мы свободны.

– А что за спешка – ехать в Синанджу? Я вот что подумал. Когда у нас с тобой был последний отпуск? Может быть, прежде чем навсегда покинуть Америку, стоит немного попутешествовать? Скажем, на поезде? Самолеты в последнее время стали совсем ненадежны.

– Поезда тоже, – возразил Римо. – А спешка в том, что мне надо сыграть свадьбу. Мы с Ма Ли должны были пожениться еще три месяца назад, ведь помолвка была рассчитана на девять месяцев. А я торчу тут уже почти год. И все из-за тебя!

– Торчишь? – изумился Чиун. – Да как ты смеешь говорить такое, когда тебе выпала честь просыпаться изо дня в день в благословенном присутствии самого Чиуна, правящего Мастера Синанджу?

– Надоело! – признался Римо. – В последнее время Смит не дает тебе никаких поручений. А я уже так долго прохлаждаюсь в этой комнате, что дошел до ловли мух.

– Ты мог бы найти себе работу, – предложил Чиун. – Люди вроде тебя нередко находят себе достойное применение.

– Навряд ли. Секретность с меня еще не скоро снимут! Мы уберемся отсюда намного раньше.

– Небольшое уточнение, – вставил Чиун, – не мыуберемся, а яуберусь. Когда истечет срок контракта – в случае, если мы с Императором Смитом не заключим нового соглашения, – Смит оплатит мне проезд до Синанджу. Это будет мое последнее вознаграждение за безупречную службу. А поскольку ты официально на него не работаешь, то эта льгота на тебя не распространяется.

– Неужели ты оставишь меня здесь на мели, а, папочка? – тихо спросил Римо.

– Нет, конечно. Я позволю тебе меня сопровождать.

– Решено! Значит, я отвечу Ма Ли, чтобы ждала нас первого числа.

– Месяц и год не ставь, – кротко уточнил Чиун. – Мы ведь не прямо в Синанджу поедем.

Римо остолбенел.

– Я планирую совершить кругосветное путешествие, – горделиво возвестил Чиун.

– Да ты и так повидал больше, чем можно увидеть со шпионского спутника. И я, кстати сказать, тоже. К черту твое кругосветное путешествие!

– О, это будет не простое путешествие, это будет мировое турне – как у звезд!

– Кругосветное путешествие, мировое турне – один черт! – Римо вскинул руки. – Какая разница?

– Разница такая, что в каждой столице меня будут встречать как мировую знаменитость. Я буду останавливаться в лучших отелях, меня будут чествовать главы государств, как и подобает человеку, занимающему столь высокое положение. И конечно, в каждом крупном городе я буду давать благотворительный концерт. Я решил назвать эту поездку “Мировым турне Синанджу”.

– Но ты не умеешь петь, – заметил Римо.

– Я петь и не буду.

– Клоун из тебя тоже неважный.

– Я рассчитывал, что в этой роли выступишь ты, – парировал Чиун. – Мне потребуется кто-то, кто будет перегревать публику.

– Разогревать, а не перегревать.

– Все равно!

– А что, скажи на милость, тысобираешься делать на этих концертах?

– Как – что? То, что я умею делать лучше всего!

– А, надо мной изгаляться?

– Нет, дерзкий ты мальчишка! Я буду демонстрировать миру чудеса Синанджу. За деньги, разумеется.

– Ты, кажется, назвал концерты благотворительными?

– Так и будет, – ответил Чиун. – Они будут организованы в пользу голодающего населения Синанджу, тех несчастных, что вынуждены порой топить младенцев в море, так как им нечем их кормить. Ты когда-нибудь слышал, чтобы подобным образом поступали со своими детьми эфиопы? А ведь им шлют миллионы с благотворительной целью!

Римо скрестил на груди руки.

– Так, картина проясняется. Но разве публичное представление Синанджу не низведет нас до уровня каратэ?

– Римо! Я поражен! Я не имею в виду расходовать Синанджу на пустяшные трюки, вовсе нет! Я намерен переговорить с местными властями и предложить им устроить казнь самых опасных преступников и политических противников – больше, конечно, первых. Они доставят негодяев в большой зал, где я на глазах многочисленной толпы приведу казнь в исполнение – естественно, публика должна будет заплатить за возможность видеть такую красивую работу.

– Не думаю, что многие захотят смотреть, как ты будешь публично убивать людей.

– Ерунда! Еще в Древнем Риме публичная казнь преступников считалась популярным зрелищем. Собственно говоря, оттуда я и начну свое мировое турне – из Рима.

– Пожалуй, ты так озолотишься, – задумчиво произнес Римо.

– Да ты что! Публика в зале – это еще цветочки! Их главная задача будет хлопать в нужный момент. Настоящие деньги я получу с телевидения. Права на показ я продам крупным компаниям, причем оформлю это как начало регулярных выступлений, таким образом мы подогреем интерес к последующим гастролям.

– Это затянется на многие годы, – вздохнул Римо.

– К тому времени, как мы вернемся в Синанджу, мы будем богаты и успеем создать надежную нишу на рынке для наших славных потомков. Подумай, Римо, как они нам будут благодарны!

– Ты думаешь об их благодарности, а я думаю о том, что если не вернусь в Синанджу в ближайшее время, то вообще могу остаться без потомков.

– Как это похоже на тебя – думать о сексе в тот момент, когда голова твоя должна быть занята мыслями о непреходящем, – проворчал Чиун.

– Я не думаю о сексе, я думаю о Ма Ли. Ты просто не хочешь, чтобы я обзавелся семьей. Ты боишься, что если мы вернемся в Синанджу, они все начнут виснуть на мне, как в прошлый раз, а тебя и замечать перестанут, потому что я обещал содержать их после тебя.

– Ты лжешь! Они меня любят! Они готовы целовать землю, по которой я ступаю!

– Ну да, если эта земля выстлана золотом!

Мастер Синанджу сердито топнул ногой, но промолчал, а лишь возмущенно запыхтел.

– И я не собираюсь изображать из себя клоуна на твоих дурацких концертах! – добавил Римо. – Это мое последнее слово.

– Значит, будешь моим персональным менеджером! – вспылил Чиун. – Но большего от меня не жди!

– Я – пас, – ответил Римо.

Чиун хотел возразить, но его прервал стук в дверь.

– Войдите! – величественно произнес Мастер Синанджу.

– Ты не забыл – это моя комната? – заметил Римо.

В комнату вошел доктор Харолд В. Смит. В лице его не было ни кровинки, и оно сливалось с бледно-серым костюмом, висевшим на нем как на вешалке. Он являл собой воплощенную бледность: редкие волосы под стать белой сорочке, а за стеклами очков – беспокойно горящие глаза в цвет костюма. Узел галстука он затянул так, что казалось, вот-вот задохнется.

– Приветствую вас, Император Смит, Хранитель Конституции и глава тайной организации под названием КЮРЕ, о существовании которой мы пребываем в блаженном неведении! – громко возвестил Чиун.

– Тшш! – зашипел Смит, бледнея пуще прежнего. – Потише! А что вы тут делаете вдвоем?

– Возносим вам хвалу! – ответил Чиун.

– У нас тут семейная сцена, – уточнил Римо.

– Вас не должны видеть вместе, пока вы находитесь в стенах санатория “Фолкрофт”. Я специально выделил вам отдельные комнаты! Мастер Синанджу, мне придется просить вас вернуться к себе. Необходимо, чтобы персонал санатория считал вас обычным пациентом.

– Будет исполнено, – с поклоном ответил Чиун, но не двинулся с места.

Смит повернулся к Римо Уильямсу.

– Римо, у нас возникла проблема. Большая проблема, – скороговоркой выпалил он.

– Почему вы говорите со мной? Обращайтесь к нему! – запротестовал Римо, показывая на Мастера Синанджу. – Это ведь он на вас работает, а не я.

– То, о чем я хочу сказать, не имеет никакого отношения к КЮРЕ. – Смит достал серый платок и вытер пот под носом. – Надо скосить газон и подровнять кусты.

– А я при чем? У вас ведь есть садовники!

– У нас с вами был уговор? Я предоставляю вам жилье, а вы числитесь в штате санатория в качестве главного садовника. Забыли?

– Ах, да! Просто вы меня впервые об этом просите.

– Прошу вас простить моего неразумного сына, – вступил в разговор Чиун. Он был абсолютно серьезен. – Он боится работы. Как раз перед вашим приходом он отверг прекрасное предложение, которое принесло бы ему славу, возможность объехать весь мир и скромную оплату.

– Скромную оплату? – изумился Римо.

– Я плачу по заслугам. В твоем случае я был готов заплатить побольше, учитывая наше отдаленное родство, но ты меня отверг, так что больше говорить не о чем. Но Император Смит всегда был к тебе щедр. Может быть, к его предложению тебе стоит прислушаться?

– Римо, дело срочное. Мне только что сообщили, что завтра сюда приезжает вице-президент. Уж не знаю почему, но “Фолкрофт” оказался включен в список пунктов его предвыборной кампании. Он намерен выступить у нас с важной речью в девять часов утра. И телевизионщики заявятся.

– А нельзя его как-нибудь отвадить? – спросил Римо. – Скажем, позвонить президенту?

– Я пытался. Но президент считает, что это только привлечет к “Фолкрофту” излишнее внимание. Я вынужден был согласиться с его аргументами. Если мы задраим люки и, зажмурившись, переживем это нашествие, все может пройти гладко. Вице-президент понятия не имеет, что “Фолкрофт” – прикрытие для КЮРЕ.

– Так в чем проблема?

– Я уже сказал: трава и кусты. Они в безобразном виде. Садовники уже разошлись по домам, а утром им не успеть. Менеджер предвыборной кампании сказал, что все должно быть в лучшем виде.

– Никогда не умел управляться с разными тяпками, – сказал Римо. – С землей у меня отношения сложные.

– Плюньте на тяпки. Как стемнеет, дневной персонал разойдется, останутся одни дежурные. Может, тогда придумаете что-нибудь? Ну... в вашем стиле?

Римо взглянул на свои пальцы: ногти были коротко острижены, но многолетние тренировки и особая диета сделали их тверже стали и острее скальпеля хирурга.

– Ну, что ж, – беззаботно сказал Римо, – можно попробовать... Но не даром, конечно.

– Что вы хотите? – осторожно уточнил Смит.

– Когда срок контракта Чиуна истечет, я вместе с ним поплыву на субмарине в Синанджу.

– Считайте это моим свадебным подарком, – охотно согласился Смит, который и так уже планировал отправить Римо в Северную Корею вместе с Мастером Синанджу.

Двадцати лет жизни, отданных работе с этой парочкой, было более чем достаточно.

– Ты оказался прав, папочка, – улыбнулся Римо. – Смит – добрый малый.

– Слишком добрый, – пробурчал Чиун и повернулся к двери.

– Одну минуточку, Мастер Синанджу, – попросил Смит.

– Да?

– Боюсь, мне придется просить вас вернуть вашу золотую карточку “Америкен экспресс”.

Рука Чиуна нырнула в недра кимоно.

– Мою чудо-карточку? Ту, что вы дали мне, когда я вернулся к вам на службу? Которую я показываю торговцам в лавках и которая производит на них такое впечатление, что они не требуют с меня денег?

– Это не я отбираю ее, – сказал Смит. – Это фирма ее аннулирует. Как поручителя они попросили меня оплатить все счета и вернуть карточку им.

– Счета?

– Совершенно верно, счета, которые посылались вам регулярно, раз в месяц. Вы разве их не получали?

– С тех пор как я вернулся к вашим берегам, почта заваливает меня всяким мусором в огромном количестве, – признал Чиун. – Предлагают всякие карточки – не золотые, конечно, – подписку на бесполезные журналы. Разумеется, я все это выкидываю. Разве американцы не так же поступают с подобным хламом?

– С хламом – да, но не со счетами. Все покупки, сделанные с помощью кредитной карты, надлежит оплачивать.

– Мне об этом ничего не говорили, – твердо заявил Чиун.

– Я думал, вы сами знаете. Когда я принес вам карточку, я сказал, что вы за нее отвечаете. Она не предусмотрена нашим контрактом и была лишь способом ссудить вам кое-какие подъемные, пока вы не обустроитесь. Мне очень жаль, если вы меня неправильно поняли. – Смит протянул руку. – Давайте сюда.

Нехотя, чуть не плача. Мастер Синанджу расстался с золотой пластиковой картой.

Смит переломил ее пополам.

– Ай! – вскричал Мастер Синанджу. – Вы осквернили ее! Она была уникальна!

– Чепуха, – ровным голосом возразил Смит. – У большинства американцев есть такие карты.

– Тогда и я хочу такую же! Другую.

– Это вам придется обсудить с “Америкен экспресс”. Но боюсь, это будет непросто: ваш счет в катастрофическом состоянии.

– Я пытался ему объяснить, – сказал Римо, – но он меня и слушать не захотел.

– Иди лучше займись тем, что поручил тебе Император! – рявкнул Мастер Синанджу и вышел из комнаты. – О горе мне! Воспитывал ассасина, а вырастил борца с сорняками!

Смит бросил взгляд на все еще включенный видеомагнитофон.

– Понравился фильм? – спросил он.