Роксана Роиг-Элефант невероятно страдала. Причем страдала всю свою жизнь.

Страдала в детстве, полном невыразимых горестей и унижений, о коих она столь красочно повествовала на всю Америку в различных ток-шоу от «Копра Айнисфри» до «Викки Лох», когда ее рейтинг стал катастрофически падать.

Страдала от бесконечных посягательств и домогательств всевозможных личностей, о чем Америка услышала в передаче «Нэнси Джессика Рапунзель».

Страдала, ведя двойную жизнь клоунши-комедиантки и тайной провокаторши, о чем шокированный мир впервые узнал из передачи «Ротонда».

Страдала, обвиняя родную сестрицу в том, что та пыталась вовлечь ее в некую организацию, исповедовавшую культ сатаны, о чем поведала в передаче «Бил Такехоу».

Появляясь на экране телевизора, она всякий раз приподнимала завесу над очередным горьким и мрачным эпизодом своей жизни, а потому ток-шоу «Роксана» стало телевизионным хитом года. И Америка раскрыла ей свои материнские объятия.

Теперь же несчастная Роксана Роиг-Элефант действительно глубоко и искренне страдала.

— О-о-о-й! У-у-у-у!.. — стенала она, словно раненая корова, когда шестидюймовая игла шприца вонзилась в ее жирный бок. — Черт, до чего же больно!

— Но вы же сами просили, Роксана, — извиняющимся тоном произнес врач.

— Я не просила делать мне больно, шарлатан вы эдакий!

— Я ваш врач, а не шарлатан. И не хотел бы, чтобы вы отзывались о моей профессии неуважительно!

— А мне хотелось бы, чтоб вы хоть чуточку вникали в мои проблемы!

— Погодите минутку. Мне надо наполнить шприц.

— Смотрите, не забудьте проспиртовать иглу! Мне вовсе не улыбается подцепить СПИД. У меня и без того проблем хватает.

Врач потянулся к черному чемоданчику, а Роксана тем временем схватила оправленное в золотую рамку ручное зеркальце и поднесла к лицу.

Мешков под глазами не было. Она не знала, радоваться этому обстоятельству или огорчаться. Если мешки никогда больше не набухнут, стало быть, она не напрасно вбухала в лечение такую сумму. С другой стороны, пусть только возникнет хотя бы малейшая отечность — у нее появится прекрасная возможность прищучить этого ублюдка хирурга в суде. Этого придурка, который делал ей пластическую операцию! Он ободрал ее как липку, и, хотя выполнил свою работу безукоризненно, Роксане все равно не помогло. Ее последний муж удрал к другой.

— Это несправедливо... — простонала она.

— Что именно? — спросил врач.

— Жизнь. Жизнь несправедлива.

— Понимаю, — рассеянно кивнул врач и наполнил шприц перганоналом, мощным женским гормоном, от которого настроение у Роксаны колебалось, точно маятник. Нет, слабо сказано! Словно пятисотфунтовая горилла, раскачивающаяся на люстре.

— Я хочу, просто мечтаю забеременеть! Почему мне никак не удается?

— Но, дорогая, вам же лет десять как перевязали трубы! — напомнил врач.

— Значит, это все из-за труб?

— В общем, да.

— Господи, так в чем проблема? Надо развязать, и дело с концом!

— Я предупреждал вас, что явления, вызванные подобной операцией, необратимы.

— Но я же заплатила за нее чертову уйму денег! А теперь поглядите — у меня вся задница в морщинах! И все из-за того, что я проявила слабость и позволила какому-то мяснику и шарлатану копаться у себя в кишках!

— Так, сейчас второй укольчик...

— Проработайте вокруг татуировки.

— Какой именно?

— Ах, да любой! Не хочу, чтоб на татуировках появлялись морщины. В следующем месяце мне предстоит сниматься на обложку «Вэнити Фэр».

— О Господи! — пробормотал врач.

— Что такое? Что случилось? — Роксана так и завертелась на месте, а потом звучно шлепнула себя по бедру. — Вам что, не нравится моя задница? Всем нравится, а вам, значит, нет?

— Э-э... Слишком уж пестрит. — Врач перевел взгляд на обнаженную спину пациентки. К сожалению, и спина являла собой не слишком привлекательное зрелище: вся в прыщиках и мелких гнойничках.

Тут настроение у Роксаны резко упало.

— Много вы понимаете! Ладно, хватит тянуть резину, давайте делайте укол. Мне не привыкать. Уколов я не боюсь. Давно сижу на героине.

Игла медленно вошла под кожу. Врач надавил на поршень, и содержимое шприца стало перетекать в тело Роксаны Роиг-Элефант, в то время как она, лежа на животе и поскрипывая вставными зубами, вдруг снова завела свою пластинку.

— Жизнь так несправедлива! Я хочу иметь детей. Хочу познать истинное счастье материнства!

— А как, между прочим, поживают дети от вашего первого брака? — ехидно осведомился врач.

— О, они уже давно выросли! И только и делают, что качают из меня деньги; Забыть бы о них! Они не в счет, потому что родились от полного придурка и ничтожества! Ведь тогда я еще не была знаменита. А теперь хочу маленького! По крайней мере он не будет огрызаться, разговаривая со мной.

Закрывая свой чемоданчик, врач заметил:

— Счет оставлю вашему личному секретарю.

— Валяйте. Но смотрите, если эти ваши гормоны не сработают, я вас по судам затаскаю!

— И вам тоже всего доброго, Роксана, — кивнул врач и вышел из фургона-гримерной, стоявшего на автостоянке «Омниверсел Студиос» в Северном Голливуде, штат Калифорния.

Роксана Роиг-Элефант коснулась яблочно-розовой щекой подушки и пробормотала:

— И все-таки жизнь чертовски несправедлива! Ведь я практически миллиардерша, а такая простая вещь для меня недоступна!

— А чего бы тебе хотелось, Роксана? — вырвался у нее изнутри чей-то незнакомый голос.

Взяв зеркальце, Роксана продолжила игру:

— Понятия не имею. Знаю одно: такого у меня еще не было. А тебе чего надобно, альтер эго?

— Секс. Много секса.

— И мне тоже. Но Стадли сейчас здесь нет.

— Скверно... — протянул голосок.

— Слушай, неужели разносторонняя личность может заниматься сексом сама с собой? — спросила вдруг Роксана.

— Но ведь я же с тобой сексом не занимаюсь.

— А почему бы и нет?

— Да потому, что я не какая-нибудь там лесбиянка!

— Говори за себя. Мне лично не стыдно признаться — нет на свете ничего такого, чего бы я уже не пробовала... или еще попробую. Если, конечно, сочту, что мне это понравится. Или же сделает несчастным того, кого я ненавижу.

— Нет уж, лучше держи свои лапки подальше!

— Не волнуйся. До тебя я и в резиновых перчатках не дотронусь! Даже щеткой для чистки клозета не коснусь! Ты ж никогда не моешься, черт бы тебя побрал!..

* * *

Заслышав голоса из фургона, на двери которого красовалась большая золотая звезда и имя «Роксана», Римо растерялся.

Он не рассчитывал, что к Роксане вдруг заявится гостья. Стоянка «Омниверсел Студиос» была забита автомобилями, тележками для гольфа и людьми в джинсах и с уоки-токи. Все они куда-то торопились и сновали так, что рябило в глазах.

Римо попал сюда на удивление просто. Конечно, у входа дежурил охранник, но ведь это Калифорния! Здесь никто никогда не ходил пешком. Все только и делали, что разъезжали на автомобилях.

И Римо просто прошел в ворота. Никто даже не обратил на него внимания, поскольку он не сидел за рулем автомобиля.

Найти Роксану тоже оказалось нетрудно. Огромные, напоминавшие складские помещения студии звукозаписи и съемочные павильоны были сплошь оклеены афишами с анонсами снимающихся телешоу. Афиши с именем Роксаны были раз в пять больше остальных. А все потому, что на них изображалась не только ее голова, но и тело, которым так гордилась женщина, сбросив свыше ста фунтов веса в результате диеты, рекламой которой она занималась. Когда какой-то злопыхатель — сотрудник телевидения вдруг проболтался, что Роксана ни разу не прикоснулась к рекламируемому питанию, производитель модных диетических продуктов потребовал вернуть ему денежки. В ответ Роксана, появившись в передаче «Развлекаемся сегодня!», заявила, что продукт напоминает по вкусу детскую присыпку, размешанную в прокисшем молоке. После чего спонсор тут же предложил ей сумму с пятью нулями — лишь бы только она заткнулась и никогда больше не упоминала о «Нутра-сладж».

С той же легкостью Римо отыскал и фургон Роксаны. На фоне огромной студии звукозаписи он казался крохотным, но на самом деле был очень вместительным.

Мимо прошел какой-то тип в наушниках. Похлопал по ним ладонями, сунул в плейер на поясе новую батарейку и, заметив Римо, жалобно проворчал:

— Похоже, радио мое гикнулось.

Римо с самым невинным видом проследовал дальше и чуть не наткнулся на некоего знаменитого режиссера в рваных джинсах. По сравнению с ним Римо, казалось, одет по последней моде.

Все это здорово смахивало на какой-то глупый розыгрыш, а уж никак не на испытание и тем более — деяние.

Взглянув еще раз на афишу с изображением Роксаны, Римо решил, что такая дамочка никак не может обходиться без пояса. Даже за вычетом ста фунтов веса она казалась огромной и толстой, точно кит.

А голоса внутри продолжали спор:

— Причина, по которой я не моюсь, заключается в том, что ты сама не больно-то чистоплотна! — произнес визгливый женский голосок.

— Неправда! Я принимаю душ! — ответил низкий голос с типично американским гнусавым акцентом, ласкающий слух чуть ли не каждого телезрителя США.

— Знаем, что это за душ! Суешь свою толстую морду под кран, мочишь жирные волосенки, потом откидываешь их назад и вода стекает у тебя по спине. Тоже мне, душ называется!

— В любом случае лучше, чем совсем не мыться!

Наконец Римо решился. И постучал в дверь.

— Войдите, — ответил гнусавый голос Роксаны.

— Но я голая! — взвизгнул второй голосок.

— Подумаешь! Я тоже голая. И лично мне плевать! Эй, кто там, заходите! Чего торчать под дверью? И потом, мне некогда!

— Может, я помешал? — деликатно осведомился Римо.

— Да ладно, заходи.

Второго голоса почему-то слышно не было. Впрочем, Римо решил довести дело до конца.

Однако, едва дверь распахнулась, он изменил свое мнение.

Роксана Роиг-Элефант лежала на громадной трехспальной кровати в чем мать родила и глядела на него довольно агрессивно.

— Кто ты такой, черт побери?

Римо указал пальцем куда-то за спину.

— Вас вызывают в студию. Срочно, — сказал он.

— Ну и что с того?

— Говорю же, очень срочно. Хотят снимать следующий эпизод.

— Можешь передать этим выродкам, пусть сядут верхом на кактус и покрутят задницей! Приду, когда приведу себя в порядок и буду как куколка. — Она многозначительно подмигнула.

В ответ Римо бесстрастно спросил:

— Что мне им передать? На сколько вы задерживаетесь?

Роксана критически оглядела его с головы до ног.

— Ой, ну откуда мне знать, на сколько вы сгодитесь?

— Сгожусь для чего?

— Вы все прекрасно поняли. Для постельки.

— В моем контракте есть пункт, категорически запрещающий мне вступать в подобного рода контакты с толстокожими, — торопливо проговорил Римо.

Роксана перекатилась набок и обнажила огромную, похожую на копченый окорок с крупным соском в центре грудь. И усмехнулась. Улыбка ее напоминала оскал акулы.

— А меня только что накачали такими заводными гормонами!..

— С чем вас и поздравляю.

Женщина кокетливо захлопала глазами с длинными накладными ресницами.

— А известно ли вам, что я очень богата?

— Вы стоите не больше миллиарда. А мне нужно два.

— Мне нравится грубый секс...

— Что ж вы сразу-то не сказали? — обрадовался Римо, затворяя за собой дверь.

Роксана тут же села на постели.

— Ха! Надо же! Мой последний муж был в точности таким же! Ну, может, самую малость потолще... — Она вынула жвачку изо рта и сунула ее за левое ухо. — Чего бы вам хотелось? Оба сверху? Каждый сам по себе? Чего?

— Мне бы хотелось сдавить вашу белую шейку обеими руками...

— О, чудесно! Тогда приступим?

Римо тут же просунул одну руку — решив как следует потом ее отмыть — за ухо Роксаны, туда, где не было жвачки. Он намеревался надавить на особый нерв, после чего она должна была отключиться.

Надавил. Роксана блаженно закрыла глаза. Римо нажал посильнее. Ковыряясь пальцем в складках жира, он вдруг услышал ее голос:

— О, чудно, замечательно!.. Никогда прежде такого не испытывала... Уверена, будет еще лучше!

— Обязательно, — ответил Римо, судорожно пытаясь отыскать проклятый нерв. Проблема заключалась в том, что он или не мог его нащупать, или же нажатие просто не производило должного эффекта. — Черт бы побрал этого Чиуна!

— А кто такой Чиун?

— Вы никогда не занимались сумо?

— Нет. Но однажды пришлось применить прием армрестлинга и положить одного придурка на обе лопатки. Не мужик попался, а слабак какой-то!

Римо отодвинулся.

— Послушайте, я должен вам кое в чем признаться.

Роксана разочарованно приоткрыла один глаз.

— В чем это?

— Вообще-то я ваш фан.

— Ну и замечательно! Самого острого оргазма я достигла именно с поклонниками своего таланта.

— Но я еще и фетишист, — добавил Римо. — И хочу попросить вас об одной вещи.

— Отдам все, что угодно, если вы окажете мне одну услугу. Я хочу ребенка.

— Боюсь, на это я не способен.

— А что вы хотели попросить?

— Ваш пояс.

— Откуда вы знаете, что я ношу этот долбаный пояс? — так и взвилась Роксана и вскочила на ноги. Каждая складочка на ее розовом обнаженном теле затряслась, точно желе.

— Слухи, знаете ли...

— Нет, так не пойдет! Я отдам пояс, но только в обмен на сперму. И это мое последнее слово!

— Черт, — озираясь по сторонам, пробормотал Римо. И тут вдруг его осенило. — А где ваша подружка?

— Какая еще подружка?

— Ну та, с которой вы говорили до моего прихода.

— Ах да!.. Так она никакая мне не подруга! Просто сучка, одна из моих альтер это. Рейчел.

— Альтер?..

— Ну, да! Ну, знаете альтер эго. Так объяснил один из этих придурков, моих психоаналитиков. Сказал, что во мне живет сразу несколько личностей. Лично я насчитала тридцать шесть... Эй, послушайте, а может, вы хотите трахнуть одну из них? Тогда рекомендую Рейчел. Она на двенадцать лет меня моложе и весит на сто сорок фунтов меньше. Правда, Рейчел не слишком любит посещать ванную, если, конечно, вам понятен мой намек.

— А нет ли у вас... э-э... более застенчивого альтер эго? — робко спросил Римо.

— Застенчивого?

— Ну да, знаете ли, поскромней.

— Тогда вам подойдет Мэнди. Она тихая, как мышка!

— Всегда хотел познакомиться с женщиной такого типа.

Роксана пожала плечами.

— Что ж, думаю, если одна из нас забеременеет, то и остальные тоже. Однако должна вас предупредить: Мэнди — девственница. Так что уж извольте обращаться с ней понежней, а не то все зубы выбью, если, конечно, вы поняли мой намек.

Она закрыла глаза и через секунду-другую заговорила тоненьким писклявым голоском:

— Привет! Я Мэнди...

— А ну-ка, быстренько говори, где она прячет свой пояс? — спросил Римо.

— В нижнем ящике комода. Но только смотри, не проболтайся Роксане, что я сказала!

— Обещаю, — кивнул Римо и бросился к комоду.

Судорожно роясь в ящике, он едва не пропустил пояс, сделанный из черного винила и украшенный серебряными кисточками, по самые чашечки бюстгальтера. Нарисовать бы на нем череп со скрещенными костями, и пояс вполне бы мог украсить мачту пиратского судна.

— Спасибо, — бросил Римо и направился к двери.

— Разве вы не собираетесь заняться со мной любовью?

— В следующей жизни — обязательно!

— Вот крыса! — пробормотала Мэнди злобным голоском, в котором проскальзывали-таки гнусавые нотки. Но Римо уже и след простыл.

* * *

Мастер Синанджу ждал ученика у ворот главного входа, выходящего на Лэнкершим-бульвар.

— Вот, — сказал Римо и протянул ему добычу.

Брезгливо сморщив нос, Чиун двумя пальцами взялся за пояс.

— Как же от него воняет!

— Пояс принадлежит амазонке по имени Роксана. Так что все претензии к ней.

— Наверняка отчаянно боролась, не желая его отдавать?

— Ага. Царапалась, вцепилась зубами...

— И ты ее, конечно, одолел?

— О да! Она молила о пощаде.

— Что ж, ты прекрасно справился с заданием. — Мастер Синанджу растерянно вертел пояс в руках.

— Что собираешься делать с трофеем?

— Считается, что пояс амазонки придает воину особую силу.

— Ни за что его не надену!

— Да, пожалуй, великоват будет. Особенно с учетом того, что у тебя полностью отсутствует бюст, — фыркнул Чиун и швырнул пояс в ближайшую урну.

— Эй, а известно ли тебе, что мне пришлось вынести, чтобы его раздобыть?

— Не важно. Главное, ты совершил очередное деяние.

Они направились к гостинице. По дороге Чиун вдруг зевнул во весь рот.

Римо тут же заразился зевотой.

— Хочешь спать? — спросил учитель.

— Нет. Просто посмотрел на тебя.

— Но у тебя глаза слипаются! Так что не обманывай — ты хочешь спать.

— Да, да, хочу! Но не усну до тех пор, пока мы не покончим с обрядом посвящения.

— В таком случае тебе надо непременно выспаться и отдохнуть, чтобы поднабраться сил для следующего деяния.

— Да я последнее время только и делаю, что сплю! — возразил ученик.

— Но твой организм требует сна! Пойдем.

* * *

Оказавшись в номере отеля «Беверли гарленд», Римо подошел к окну. У самого горизонта голубели горы Сан Габриель, а здесь, поблизости, на крыше одного из зданий «Омниверсел Студиос», красовалась огромная афиша. Реклама фильма «Возвращение Болотного Человека»!

— Послушай, стоит мне только увидеть афишу с этим Болотным Человеком, как сразу же мерещится, что он глаз с меня не сводит, — сказал Римо Чиуну.

— Я же говорил, это твой отец.

— Ай, брось! — отмахнулся ученик.

— Но у него твои глаза.

Римо пригляделся.

— Да. Что-то есть.

Внезапно мастер вскочил и со злостью задернул шторы. В комнате стало темно.

— Тебе пора спать! — объявил он.

— Ты чего? Может, я хочу смотреть из окна.

— Нечего глазеть, — огрызнулся Чиун. — Напрасная трата времени. Тебе надо отдохнуть перед очередным испытанием. — И, подойдя к двери, он добавил: — И смотри, если я застукаю тебя спящим на западной кровати!

Дверь за ним затворилась. И Римо улегся спать.

* * *

Не успел он закрыть глаза, как оказался в долине, поросшей цветущей сливой. Среди ветвей, весело щебеча, шныряли ласточки.

Под одним из деревьев Римо увидел знакомую фигуру. Старик сидел в позе лотоса. Полный, лысый, с белесыми неподвижными глазами... Лицо сморщилось, словно измятый полупрозрачный пергамент.

— Приветствую тебя, о, Си Тан-погса, — произнес Римо фразу, которой корейцы обычно приветствуют слепых.

Мастер Си Тан поднял незрячие глаза. Ноздри плоского носа так и раздувались.

— А-а, Римо... Добро пожаловать.

— Так ты меня видишь?

— Конечно, нет. Я ведь и в жизни был слепым, так с чего бы вдруг мне прозреть в Пустоте?

— Ну, я думал, что когда человек переходит в мир иной, то зрение к нему возвращается.

— Вот высказывание истинного христианина! — Мастер Си Тан поднялся на ноги. — Я обучал твоего учителя, а значит, скоро конец твоим испытаниям. И очень хорошо. Поскольку это в свою очередь означает, что Дом Синанджу будет жить.

— Послушай, ты мне не поможешь? Я обязательно должен разыскать Коджинга. Поговорить с ним.

— Отца ищешь?

— Да. А ты откуда знаешь?

— Спроси о нем Чиуна. Ему известно имя твоего отца.

— Чиуну?!

— Именно, — сказал мастер Си Тан и потянулся за спелой сливой. Римо взглядом проследил за его движением. Тонкие, едва ли не прозрачные пальцы ухватили самый крупный плод и сорвали его с ветки.

А когда Римо вновь перевел взгляд на лицо Си Тана, оказалось, что тот уже исчез. А вместе с ним — и слива.

* * *

Римо вбежал в соседнюю комнату, где на узком балкончике уютно устроился Чиун. Он любовался закатом.

— Я видел Си Тана!

— Как поживает сей почтенный старец?

— По-прежнему слеп.

— К чему глаза в Пустоте?

— Я спросил его об отце, и он посоветовал обратиться к тебе.

Ученик выжидательно смотрел на учителя, но тот молчал.

— Ты слышал, что я сказал?

— Повтори, что именно он произнес, — отозвался наконец мастер Синанджу.

— Сказал: «Спроси Чиуна».

— Моего отца тоже звали Чиуном. Ты не встречал его в Пустоте?

Лицо Римо разочарованно вытянулось, он весь так и обмяк.

— Черт...

— Я говорил с императором Смитом, — продолжил Чиун. — Его оракулы подобрали тебе следующий атлой. Завтра утром отправляемся в путь.

— Не стоит откладывать...

Учитель вдруг резко развернулся.

— В таком случае едем немедленно! — проговорил он и сорвался с места.

Римо молча проводил его взглядом.

* * *

Уже в самолете Чиун сказал:

— А может, твой отец — знаменитый Тед Уильямс?

— Хорошо бы, но это не так.

— Тогда Энди Уильямс.

— Тоже вряд ли.

— Робин Уильямс?

— Никогда!

— Почему? Он толстый, а ты склонен к полноте.

— Мать говорила, что фамилия моя вовсе не Уильямс. И потом, с чего ты взял, что отец мой непременно должен быть знаменитостью?

— Да потому, что все мастера Синанджу рождались от людей известных. Почему ты должен быть исключением?

— Слушай, давай сменим тему, — предложил Римо.

— А Теннесси Уильямс разве не знаменитость?

— Теннесси Уильямс давно уже умер.

— Но ты унаследовал его талант и величие.

— Ну хватит! Меня уже тошнит от твоих дурацких разговоров!

Чиун вмиг посерьезнел.

— Скажи, Римо, почему именно сейчас тебе вдруг неудержимо захотелось разыскать отца? Ведь раньше, когда мы только познакомились, об этом речи не было.

Римо смотрел в иллюминатор на проплывающие мимо облака.

— Уходя из сиротского приюта, я надеялся навсегда распрощаться со своим прошлым, — тихо произнес он. — И вдруг в Детройте обнаружился человек, носящий мое имя...

— Ага, позаимствованное с надгробной плиты, под которой похоронили кого-то вместо тебя.

— Это теперь мы знаем. А тогда я подумал об отце, и с тех пор мне понравилось думать, что мой отец жив. И я никак не могу избавиться от этой навязчивой идеи.

Чиун промолчал.

— А куда мы летим? — поинтересовался Римо.

— Ты должен посетить Гадес.

Римо нахмурился.

— Гадес? Но это подземное царство у римлян. Или, проще говоря, ад.

— Именно.

— Тогда почему на билетах значится Бангор, штат Мэн?

— Потому что, как уверял меня император Смит, именно там обитает Цербер. — Чиун вдруг встал и двинулся к пищеблоку.

— Цербер... — пробормотал Римо. В ушах его снова зазвучал голос сестры Марии Маргариты — так живо и отчетливо, словно она была здесь, рядом: «Трехголовый пес Цербер охранял врата в подземный мир. Это он преградил путь Гераклу, когда тот собрался спуститься в глубины ада, чтобы выполнить одно из своих последних деяний».

Римо скрестил руки на груди.

— Замечательно... — пробормотал он. — Кажется, скоро конец.

Тут вдруг пристяжной ремень у него расстегнулся, и Римо увидел перед собой босую стюардессу Она наклонилась и что-то горячо зашептала ему на ухо.

— Сама соси! — огрызнулся Римо.

Когда вернулся мастер Синанджу, ученик не преминул ему пожаловаться:

— Знаешь, эта нахалка хотела, чтобы я сосал пальцы ее ног!

— Развратные женщины, населявшие Римскую империю до ее падения, настаивали на том, чтобы быть сверху...

— Ну и что такого?

— Если подобные идеи укоренятся повсеместно, Дому Синанджу придется подумать о том, чтобы перебраться в Персию. Кстати, монеты у тебя сохранились?

— Конечно.

— Дай-ка взглянуть.

Ученик протянул Чиуну монеты.

— О чем они говорят тебе, Римо? — спросил учитель.

— О том, что их надо потратить, пока курс благоприятен.

— Нет, ты безнадежен!

Римо усмехнулся.

— Но пока что всегда сверху.

Он выглянул в иллюминатор. Самолет как раз пролетал над гористой местностью.

— Похоже, это кратер Метеора, — сказал Римо Чиуну, увидев пейзаж, хорошо знакомый с детства по картинкам и фотографиям из учебников и журналов.

— Я вижу только большую дыру посреди пустыни.

Римо извлек из бумажника сложенный вчетверо листок бумаги и развернул его.

С наброска, выполненного черным фломастером, смотрела молодая женщина. Печальные глаза, длинные темные волосы, красивый овал лица... Рисунок был сделан художником-полицейским со слов Римо, описавшего ему дух матери, впервые явившийся ему несколько месяцев тому назад. С тех пор Римо постоянно носил портрет при себе.

— Она говорила, что мой отец иногда обитает среди звезд, а иногда отправляется туда, куда упала большая звезда, — тихо заметил Римо.

— Да там только дырка в земле, ничего больше. Никакой звезды!

Римо нажал кнопку вызова, и к нему тут же слетелись все до одной стюардессы, на ходу поправляя прически, одергивая юбчонки и подкрашивая губки.

— Над каким штатом мы сейчас пролетаем? — спросил он у всех сразу.

— Вылижи мои пальчики до блеска, тогда скажу, — пискнула одна.

Но ее тут же отшвырнула в сторону конкурентка.

— Аризона! — хором выдали остальные.

— Благодарю. — Римо взмахнул рукой, как бы давая понять, что больше в их услугах не нуждается. Но девушки все не уходили. Тогда он нарочито медленно и аккуратно стал складывать рисунок, потом вложил бумажку в пластиковый пакетик и убрал в карман. И все это с таким видом, словно он занят страшно важным делом.

Однако девушки не сдвинулись с места.

— Это ваша мать? — осведомилась одна.

— С чего вы взяли? — удивился Римо.

— У нее ваши глаза, сразу видно.

Услышав такое, мастер Синанджу сорвался с места, точно перепуганная курица, и, размахивая руками, принялся разгонять стюардесс. Девушки разбежались кто куда.

Чиун вернулся к ученику, ожидая бурных проявлений благодарности, но оказалось, что тот спит. Будить его мастер Синанджу не стал.

* * *

Долина, над которой кружили цапли, сплошь поросла алыми маками. Воздух оказался на удивление светлым и прозрачным, хотя, где именно находился источник света, определить было невозможно.

Пробираясь через заросли мака и смешно поднимая при этом ноги, навстречу Римо шел сухонький кореец в длинном одеянии.

— Чиун? — окликнул его Римо.

Кореец приблизился, и стало ясно, что незнакомец просто очень похож на учителя — такой же старенький, с морщинистым пергаментным личиком и ясными орехово-карими глазками.

Старичок подошел почти вплотную и резко остановился. Оглядел Римо с головы до пят с самым сосредоточенным и холодным видом.

— Ты очень высокий.

— Позволь считать это комплиментом в мой адрес.

— Никогда не видел такого высокого мужчину. И такого бледного.

— Такими уж мы вырастаем там, откуда я родом. Высокими и бледными.

— Но кровь-то у тебя в жилах красная, такая же, как у меня?

— Да.

— Твоя кровь и моя кровь... Одна и та же кровь.

— Ну, по крайней мере, одного цвета.

— Я не могу сражаться с человеком одной со мной крови.

— Рад слышать, — сухо отозвался Римо, не спуская, впрочем, с корейца настороженного взгляда.

— А у меня тут кое-что припасено для тебя...

Старик отвел руку за спину и вдруг неизвестно откуда выхватил саблю с рукояткой, усыпанной драгоценными камнями. Римо дал бы голову на отсечение, что еще секунду назад сабли не было.

Теперь же в ярком свете он узнал в ней саблю Дома Синанджу.

— Передаю тебе эту саблю на хранение в знак того, что в наших с тобой жилах течет одна и та же кровь.

И внезапно сабля сама по себе перевернулась так, чтобы Римо было удобнее взять ее за украшенную каменьями рукоять.

— Бери, — сказал старичок кореец, заметив, что Римо не решается.

— Нет, — ответил тот.

— Почему?

— Я еще не заслужил.

Тут глаза старика потеплели.

— Отличный, достойный ответ. Однако все же прошу взять. Уж слишком тяжела она стала для моих слабеющих рук.

— Хорошо, — кивнул Римо и потянулся к рукоятке. И едва успел коснуться ее кончиками пальцев, как понял, что совершил ошибку. Что-то острое кольнуло его в мизинец. — Ой! — вскрикнул он. — Что за черт?

Теперь голос старика звучал холодно и презрительно.

— Ты опозорил кровь, текущую в твоих жилах! Ибо так и не усвоил урока Чо.

Римо взглянул на палец. Из него сочилась кровь. Капелька крови виднелась также на стальном шипе, выскочившем из рукоятки, как только Римо до нее дотронулся.

— Надеюсь, шип не отравлен?

— Нет. Но мог быть отравлен!

— Ты Чо?

— Нет. Я Коджинг.

И тут мастер Коджинг внезапно развернулся и зашагал прочь, по полю, поросшему алыми маками.

— Коджинг! Погоди, постой! Ты ничего мне не скажешь?

— Скажу. Не проливай кровь на мои маки!..

* * *

Римо проснулся.

— Чертовщина какая-то...

— В чем дело? — осведомился Чиун.

— Мне приснился Коджинг.

— Ну?

— И предложил мне саблю Дома Синанджу. А я поддался на его уговоры.

— Я же рассказывал тебе об уроке Чо! — прошипел Чиун.

— Когда рассказывал? Лет сто тому назад! Да я уже не помню, чем занимался в прошлый вторник. Ты меня совсем замотал.

Хмурясь, Римо уставился сквозь иллюминатор на красные горы и скалы Аризоны, бормоча под нос:

— Интересно, что все-таки собирался мне рассказать Коджинг?

— Смотри, ты все сиденье кровью испачкал! — сердито воскликнул Чиун.

— Что?!

Ученик взглянул на свою левую руку и увидел, что из мизинца капает кровь.

— Это ты уколол меня, пока я спал! — набросился он на мастера Синанджу.

— Ты опозорил меня, своего учителя, перед пра-прапрадедом!

— Так вот, оказывается, кем он тебе доводится!

— Нет, конечно. Но земное мое существование подходит к концу, и я не могу до бесконечности повторять «пра» и «дед» просто потому, что в английском нет точного эквивалента для обозначения степени родства и близости между мной и Коджингом.

Римо огляделся в поисках салфетки, которой можно было бы вытереть руку, и, ничего не найдя, нажал кнопку вызова.

Первая же явившаяся на зов стюардесса взглянула на окровавленный палец и предложила его поцеловать, чтобы не болел. Вторая укусила себя за палец, пожелав стать кровной сестрой Римо. Тот отклонил оба предложения.

В конце концов пришлось просто сунуть палец в рот и высосать кровь из ранки.