В Пхеньяне о выведенном из строя танке было доложено Ким Ир Сену, президенту Корейской Народно-Демократической Республики.

Он не был родом из Синанджу и в старину не верил. Это был вождь, прокладывавший новые пути. Крестьяне и солдаты называли его «товарищ», поскольку он утверждал, что все равны. Он всегда носил военную форму с погонами маршала и тугой черный кожаный ремень.

Ким Ир Сен понимающе кивал головой, когда ему в первый раз доложили о случившемся. Да, он слышал о Мастере Синанджу. «Все это сказки, покрывающие действия банды разбойников и головорезов», – заметил вождь и велел своему помощнику Пак Ми Чонгу разобраться в этом деле. Он считал, что Мастера Синанджу ушли вместе с прошлым и не могли причинить вред Корейской Народно-Демократической Республике.

Пак Ми Чонг прежде всего обратился к губернатору провинции, где находилась деревня Синанджу. Тот предвидел и боялся расследования, потому что именно он приказывал солдатам отбирать то, что Мастер Синанджу каждый год присылал в свою деревню.

– Почему вы задаете мне подобные вопросы? – спросил губернатор. – Вы сомневаетесь в том, что я могу управлять этой провинцией?

– Если бы президент сомневался, то вас бы здесь не было, – ответил Ми Чонг. – Нет, я просто интересуюсь, что за люди голыми руками вывели из строя народный танк.

– Я этого не говорил, – сказал губернатор.

Ми Чонг спросил:

– Если не Мастер Синанджу, то кто же?

– Американцы, – ответил губернатор. И напомнил о корабле, который был замечен вблизи Синанджу. Разве они не капиталисты? И разве они не ненавидят Корейскую Народно-Демократическую Республику? И не занимаются подрывной деятельностью?

Ми Чонг ничего на это не ответил. Он был мудр и понимал, что лучше направлять ненависть народа на внешнего врага. И все же каждый раз, когда слышал слово «американцы», он начинал подозревать, что кто-то пытается оправдать свою некомпетентность.

Затем Ми Чонг направился в Синанджу, где царило веселье, и спросил там у встречного ребенка:

– Кто такой Мастер Синанджу? Я хочу встретиться с ним.

Ребенок подвел его к большому дому в конце главной улицы. Дом старый, деревянный, но отделанный слоновой костью и камнями из заморских стран. Да и само дерево отличалось от жиденькой корейской древесины.

– Давно ли здесь стоит этот дом?

– Он был здесь всегда, – ответил ребенок, что для Ми Чонга, хорошо знавшего детей, вовсе не означало, что дом старый. Но его внешний вид, в котором чувствовалось влияние многих стран и культур, навел Ми Чонга на мысль, что это очень и очень древний дом.

Хотя Ми Чонг и был приверженцем нового режима с юношеских лет, при входе в дом он поклонился и снял башмаки, как полагалось в старые времена, – этот обычай его народ перенял от японцев. Он поклонился старику с белой бородой и длинными, как и у его предков, ногтями.

Старик спросил:

– Кто ты? Я не встречал тебя в деревне.

Ми Чонг ответил, что он из Пхеньяна и служит Ким Ир Сену, и поинтересовался, не является ли старик действительно Мастером Синанджу, «о котором рассказывают много удивительного».

– Я тот, о ком ты говоришь, – сказал Чиун.

– Я слышал, что твои руки обладают большей силой, чем народный танк.

– Это так.

– Как это может быть? Сталь тверже плоти.

– Человеческий ум – вот самое сильное оружие. Танк – лишь инструмент, он ничуть не сильнее человеческого ума, который его использует.

– Но с его помощью глупцы могут уничтожить даже мудрых.

– Знай, молодой человек, что есть мудрые и есть мудрейшие. Но даже мудрейший из них знает только, что он не познал истинную силу своего ума. Даже глупец, использующий свой ум, сильнее мудреца, его не использующего.

Ми Чонг был озадачен, а Чиун продолжал:

– Ты ищешь человека, творящего чудеса. Но величайшее чудо есть сам человек. Я это понимаю, а ты – нет, как и твои люди из Пхеньяна в народном танке. Вот почему песок поглотил их, будто пустые раковины.

– Я так ничего и не понял, – произнес Ми Чонг. – Но возможно, поймет президент. Я доставлю тебя к нему.

Чиун сделал отрицательный жест рукой.

– Синанджу нечего делать в Пхеньяне. Возвращайся к своим развратным женщинам и вину.

Но Ми Чонг не собирался уходить.

– Но если ты обладаешь такой мудростью, почему же ты не поделишься ею со своим народом? Почему ты сидишь в одиночестве в этом пустом доме с одной лишь девушкойслужанкой?

– Можно ли океан вместить в чайную чашку? Можно ли небо вылить в вазу? Так и Синанджу нельзя дать каждому.

– Но оно отдано многим.

– Немногим, – сказал Чиун.

– Мне говорили, что ты не единственный Мастер Синанджу.

– Есть претендент по имени Нуич, называющий себя также Уинч или Чуни. Все это имена одного человека, сына моего брата.

– Значит, вы оба носите это звание?

– Скоро этому придет конец, – сказал Чиун, – раз и навсегда, и это звание достанется белому человеку. Это говорю я. Сердце – вот главное обиталище Дома Синанджу, и когда я не нахожу среди нас достойных, я отдаю его белому человеку.

– Американцу? – спросил Ми Чонг, подтверждая свои худшие опасения.

– Тому, кто ел гамбургеры, пил вино и другую отраву. Слабому телом и разумом, но чистому сердцем. Ему я отдал все. Он был куском свиного уха – я сделал его плотью Синанджу.

Ми Чонг осмотрел комнату и увидел в золотой раме фотографию белого человека с бледным лицом, на которой было что-то написано по-западному, и спросил Чиуна, не тот ли это белый, о ком он говорил.

– Нет, – ответил Чиун. – Это замечательный актер, Ред Рекс, который гениально играет в американских дневных телепостановках, таких, как величайшая драма «Пока Земля вертится». На фотографии его автограф. В Америке у меня много важных друзей.

Ми Чонг подумал немного, а потом опять спросил Чиуна, не захочет ли тот отправиться в Пхеньян, чтобы встретиться с самим председателем Ким Ир Сеном и получить его фото с автографом? Это оценит вся деревня, а фото поместят на почетное место.

Но Чиун ответил:

– Разве Ким Ир Сен когда-нибудь переживал из-за операции, которую должен был сделать Мэри Лэмберт незаконный сын падчерицы Блейка Уинфилда, обнаруживший, что мэр Карсон Магнум употребляет героин и берет взятки от самого Уинфилда, чтобы молчать о существовании банды врачей, делающей аборты, которая чуть было не загубила Мэри, когда она была беременна неизвестно от кого?

– Это не его вина, – ответил Ми Чонг. – Если бы Ким Ир Сен знал обо всем этом, то также бы волновался.

– Правитель должен знать о многом, – ответил Чиун, сделав рукой прощальный жест Ми Чонгу и обратив лицо к окну, за которым расстилалось море.

Ми Чонг всю ночь ломал голову, а потом вызвал к себе семь самых сильных воинов.

– Тот, кто убьет Мастера Синанджу, будет произведен в полковники, если он майор, и в генералы, если он полковник.

Воины кивнули и усмехнулись, а затем, вооружившись ножами и ружьями, отправились к дому Чиуна, так как каждый хотел получить повышение.

Но утром никто из них не явился к Ми Чонгу, и он сам пошел к дому Чиуна посмотреть, что эти семеро сделали. Войдя в дом, он увидел, что все циновки и статуэтки на месте. Чиун, сидевший на своей подушке безоружный, обратился к Ми Чонгу с такими словами:

– Те, кого ты послал, возвратились в землю. Теперь иди и скажи своему хозяину в продажном городе Пхеньяне, что Мастер Синанджу встретится с ним, если тот выполнит его условия.

– Какие условия? – спросил Ми Чонг.

– Во-первых, удалить всех пхеньянцев из этой провинции. Во-вторых, наказать злонамеренного губернатора, который захватил дары, предназначенные деревне. В-третьих, отправить сообщение в Америку о том, что их замечательные телепостановки здесь получат с радостью. Как это можно сделать, американцы знают. Для этого ваш председатель должен пригласить нужных людей в Корею. Он должен хорошо с ними обойтись, потому что тогда, возможно, приедет и сам Ред Рекс. Все это осуществимо.

И Ми Чонг покинул деревню с тяжелым сердцем, ибо знал, что Ким Ир Сен не пригласит американцев в свою страну. Когда Ми Чонг предстал перед председателем, то рассказал о том, что видел, и о гибели семи воинов. Председатель разгневался и хотел послать целую армию против Синанджу, но Ми Чонг умолил отложить это дело, потому что слышал рассказы о том, будто ни стена, ни сталь, ни человек не могут остановить Мастеров Синанджу и что веками их необыкновенный талант служил делу устранения тех, кто стоял во главе государств. Или же, добавил Ми Чонг, тех, кто собирается занять этот пост.

И Ким Ир Сен ничего не сказал, но стал обдумывать услышанное. Потом он поинтересовался, где слышал Ми Чонг подобные вещи. На что Ми Чонг ответил, что читал о них в старинных книгах, где говорится о Синанджу.

– Это реакционные феодальные сказки, предназначенные для того, чтобы подавить стремление народных масс к свободе. Синанджу всегда был логовом бандитов, убийц и воров, – сказал Ким Ир Сен.

Но Ми Чонг напомнил ему о семи воинах и народном танке, а также рассказал о нечестном губернаторе.

Председатель стоял на своем. Но когда Ми Чонг сказал, что Мастер Синанджу обучил своим секретам белого человека, американца, и может обучить других американцев, то председатель выслал всех, кроме Ми Чонга, из своего кабинета.

И очень тихо, чтобы даже и стены не услыхали, он сказал Ми Чонгу:

– Я встречусь с этим бандитом. Отправимся вместе. Но предупреждаю: если он окажется просто лакеем-прислужником империализма, то ты будешь отвечать перед президиумом и политбюро.

– Этот не лакей.

– Хорошо. По дороге ты расскажешь, что он хочет от нас.

И поскольку Ми Чонг был не дурак, то каждый раз, когда председатель спрашивал о том, чего хочет Мастер, он очень умело отвечал, или восхваляя мощь народной армии, или упоминая японцев, которых все ненавидели.

И вновь Ми Чонг вернулся в дом Мастера Синанджу и спросил разрешения войти. И когда Ким Ир Сен увидел, что тот поклонился по старому обычаю, то плюнул на пол.

– Логово феодализма, – сказал он.

– Свиньи и лошади гадят и пускают слюни на пол. Поэтому их держат в хлеву, – сказал Мастер Синанджу.

– Знаешь ли ты, старик, кто я? Я Ким Ир Сен.

– А я Чиун.

– Следи за своим языком, Чиун.

– Я не плюю на пол. Ты, вероятно, научился этому от русских.

– Ты бандит и прислужник империалистов, – сказал неосторожно председатель, будучи очень рассержен.

– Если бы ты не был вождем нашего народа на Севере, – сказал Чиун, – я бы умертвил тебя, как свинью к обеду. Однако я сдержусь и поспорю с тобой.

– Разве может лакей спорить и рассуждать? – сказал председатель. – Все твои рассуждения льют воду на мельницу твоих белых хозяев. Я служу Корее.

– Еще до того, как ты появился на свет, молодой человек, – сказал Чиун, – Синанджу существовала. Синанджу пережила вторжение монголов, китайских правителей, японских завоевателей, русских. Все они сгинули, а мы остались и будем здесь после Ким Ир Сена. Но я говорю с тобой, ибо после стольких лет у Кореи есть свой вождь. Это ты, хотя ты и из Пхеньяна.

Услышав это, Сен сел. Но он не поклонился, не снял ботинки, как того требовал обычай. И Ми Чонг слушал с большим вниманием. Когда заговорил Чиун, он понял, что все уладится, ибо Мастер был мудр.

– Ты пришел сюда искать мудрости у Синанджу, иначе зачем же председателю приезжать в эту бедную деревню? – спросил Чиун.

И Сен согласился.

– Ты назвал меня лакеем, – сказал Чиун.

И Сен согласился.

– Но кто лакей? Разве это я отдал Корею русским? Разве это я вступил в союз с китайцами? Разве это я поддерживаю арабов, негров или даже белых, лишь потому, что они признают одну и ту же форму правления?

– Это наши союзники, – сказал Сен. – Русские дают нам оружие. Китайцы дрались за нас с американцами.

Чиун улыбнулся.

– Русские дали оружие, потому что они ненавидят американцев. Китайцы дрались, потому что они ненавидят американцев. Нам повезло, что те и другие ненавидят друг друга, в противном случае они бы сидели в Пхеньяне, а не ты. Что же до арабов, негров и белых, то они очень далеко и не принадлежат к желтой расе. Японцы алчны, китайцы вороваты, русские – просто свиньи, а что касается корейцев, живущих на Юге, то они готовы совокупляться с утками, будь у тех отверстия пошире.

При этих словах Сен захохотал.

– У этого человека трезвый взгляд на вещи, – сказал он Ми Чонгу. – Кто виноват в том, что я назвал его лакеем? Кто меня дезинформировал?

А Чиун опять заговорил:

– Но мы должны с сочувствием относиться к нашим братьям на Юге, так как они не виноваты. Такова их натура.

Ми Чонг ахнул, ибо никто никогда не осмеливался говорить что-либо хорошее о тех, кто жил за тридцать восьмой параллелью.

– Я тоже так думаю. Они не могут не быть тем, что они есть, – сказал Сен.

– И Пхеньян не самое лучшее из мест. Там портятся хорошие люди, – сказал Чиун.

– Я родился не там, а в Мангендэ, – сказал Сен.

– Красивая деревня, – сказал Чиун.

– Синанджу тоже красивая деревня, – сказал Сен.

– А я из Пекома, – сказал Ми Чонг.

– Но он поднялся над своим происхождением, – сказал Сен.

– Некоторые из наших лучших друзей родились в Пекоме. Они далеко пошли, – сказал Чиун.

Теперь Ким Ир Сен был доволен, что нашел здесь человека с добрым сердцем и здравым умом. Но он был обеспокоен.

– Я слышал, ты учишь искусству Синанджу белого. Американца.

Чиун знал, что это больная тема, так что он тщательно подбирал слова и говорил медленно и осторожно:

– В моей деревне, в моей семье я не нашел достойных. Только праздность, лень и ложь. Мы должны это признать.

Сен кивнул, ибо ему тоже были знакомы проблемы власти.

– За свои труды я не получил никакой благодарности.

Как знакомо было Сену и это!

– Я столкнулся с вероотступничеством и отсутствием дисциплины.

И Сен признал, что Мастер Синанджу это верно подметил.

– Сын моего брата использовал данное ему бесценное искусство в корыстных целях.

Как знакомо Сену такое предательство! Он мрачно посмотрел на Ми Чонга.

– Он поступил, как житель Юга, – сказал Чиун.

Сен плюнул, и на этот раз Чиун кивнул с одобрением. Момент соответствовал.

– И я искал другого ученика, чтобы искусство нашего рода не умерло.

– Это мудро, – сказал Сен.

– Я бы выбрал кого-нибудь из нас. Но во всей деревне, на всем Севере я не нашел никого с сердцем корейца. Тебя я тогда еще не знал.

– Мне не повезло, – сказал Сен.

– Я искал такое сердце, как у тебя. Или у меня.

– Рад за тебя, – сказал Сен, кладя сильную руку на плечо Мастера Синанджу, поздравляя его.

– У одного человека с именно таким сердцем случилось несчастье. При рождении. Произошла катастрофа.

Лицо Сена опечалилось.

– Какое несчастье?

– Он родился белым и американцем.

Сен ужаснулся.

– Каждое утро ему приходилось видеть в зеркале свои круглые глаза. Есть только гамбургеры. Каждый день искать утешение в компании таких же.

– И ты?..

– Я нашел его и спас от американцев, от их образа мыслей, дурных манер и пагубных привычек.

– Ты хорошо сделал, – сказал Сен.

Но подозрительный Ми Чонг спросил, как Чиун узнал, что в этом американском теле было корейское, а не американское сердце?

– Потому что он хорошо усвоил мои уроки и докажет это, продемонстрировав свое искусство, когда приедет в Синанджу поклониться своим истокам.

– Как мы узнаем, что он не просто американец, которого ты научил секретам Синанджу?

– Американец? – засмеялся Чиун. – Ты же видел американцев во время великой войны с Югом, ты видел их, когда они были тут со своим кораблем? Американец!

– Некоторые американцы далеко не трусы, – сказал Ми Чонг.

Но Ким Ир Сену так понравились слова Мастера, что он недовольно посмотрел на Ми Чонга.

– Конечно, у этого белого было сердце корейца, – сказал он.

– Его зовут Римо, – сказал Чиун.

Так случилось, что в тот же вечер это имя было вновь упомянуто в большом Доме Народа в Пхеньяне, и председатель вспомнил его. Ему доложили: получено послание, что американец по имени Римо будет предан позорной смерти в деревне Синанджу и что сделает это человек по имени Нуич.

Послание и было от Нуича. Он выражал преданность Ким Ир Сену и народу Корейской Народно-Демократической Республики.

Письмо было подписано так: «Нуич, Мастер Синанджу».