Ламар Бу беспокойно ворочался на узкой койке. Он не мог заснуть. Сначала койка, как и все остальные, втиснутые в трюм, покачивалась и скрипела, пока огромный корабль зарывался носом в волны. Потом качка прекратилась, но сон не шел — ведь это означало, что они вошли в прибрежные воды.

В подтверждение его догадки с палубы спустился Преподобный-Майор.

— Мы вошли в залив, — говорил он шепотом, проходя между койками и расталкивая спящих людей.

Проснувшиеся вытянули из-под матрасов балахоны и надели их поверх белья. Облачившись, люди занялись оружием. Вокруг раздавалось щелканье затворов, вставлялись обоймы, проверялись предохранители.

Преподобный-Майор тронул Ламара Бу за плечо.

— Мы в Персидском заливе, — прошептал он.

— Першинговском, — поправил его Ламар. — Когда мы закончим, весь мир будет называть этот залив Першинговским.

Преподобный-Майор улыбнулся. Это была блаженная улыбка, подходящая скорее не солдату, готовящемуся к сражению, а священнику, указывающему пастве путь к праведной жизни. Тревога, охватившая Ламара, сменилась спокойствием.

Он потянулся за посохом — в отличие от остальных, он вступит в битву с язычниками безоружным. Присев на край кровати, Ламар положил посох на колени. Почувствовав, что дрожит, он сильнее стиснул пальцы. Посох лежал рядом с ним всю ночь — Ламар не желал осквернять символ веры, который ему доверили нести в сражении с силами тьмы, прикосновением к скользкому грязному полу.

Ночью он спал, не снимая своей белой туники, и золотая вышивка на груди слегка поблескивала в неровном свете трюма.

Ламар и его люди замерли в ожидании. Кто-то тихо, едва слышно молился. Спертый воздух был пропитан липким запахом нефти. Многие сильно страдали из-за этого запаха — они не могли есть, а от постоянной качки начиналась рвота. Некоторые ели лишь затем, чтобы их не рвало желчью.

Преподобный-Майор, стараясь отвлечь их от мыслей о неизвестности, ожидавшей впереди, ходил между постелями, кропя склоненные головы святой водой. С плеча Майора свисала винтовка М-16. Его балахон из тонкого шелка был не белым, а пурпурным. Величественный наряд, подумал Ламар.

Величественным было все в этом предприятии, дерзком, но осененном волей Всевышнего. Но почему же тогда так дрожат колени?

Из внутреннего кармана Ламар достал Библию и, открыв наугад страницу, попытался читать. Взгляд скользил по строчкам, но было слишком темно, и он не мог сосредоточиться даже на слове Божьем.

Преподобный-Майор нарушил тишину.

— Да не устрашат нас снаряды иранцев! — провозгласил он.

— Аминь, — раздался в ответ хор голосов.

— Да не устрашит нас гнев их мулл! — нараспев продолжал Майор. Он поднял глаза вверх, как будто обращая взор к скрытому палубой небу.

— Аминь.

— Ибо мы знаем, что Господь избрал нас своим орудием.

— Аллилуйя! — откликнулся хор.

— И мы восторжествуем!

— Мы знаем это!

— Теперь я благословлю ваше оружие, — произнес Преподобный-Майор более спокойно.

Люди нестройными рядами сгрудились перед ним. У Ламара не было ничего, что нуждалось бы в благословлении. Кроме того, он не был уверен, удержат ли его ноги — так дрожали колени. Ламар знал, что когда придет время, он будет готов, но не сейчас. Только не сейчас. Его пальцы до боли сжали посох, освященный и преподнесенный ему правой рукой Господа на Земле — самим Преподобным-Генералом.

Он знал, что настанет час, и посох придаст ему сил. Ведь у Ламара Бу была вера. Но когда сквозь обшивку судна донеслись приглушенные гудки буксиров, его руки затряслись.

Корабль подтягивали к причалу.

* * *

Рашид Шираз улыбнулся, увидев, что в порту появился старый танкер «Морской бегемот». Взяв бинокль, он наблюдал, как окружившие его буксиры, словно водяные жуки, подталкивали корабль ближе к нефтеналивным причалам острова Кхарг у иранского берега Персидского залива.

Еще одному танкеру удалось проделать небезопасный путь через Ормузский пролив! За последние дни это был уже второй. Неплохо, подумал Рашид. Ирану понадобятся деньги, которые даст стране нефть.

Рашид продолжал разглядывать неуклюже разворачивающийся танкер, но вдруг по его лицу пробежала тень сомнения. Корабль вызывал у него странное чувство. Что-то явно было не так. Он навел бинокль на корму. Фигурки матросов суетились, готовясь отдать швартовы. На палубе не было ничего подозрительного. Рашид продолжал внимательно оглядывать корпус судна, хотя толком не понимал почему. Он служил в Пасдаране, иранской Революционной гвардии, в задачу которой входила охрана острова Кхарг от иностранных агрессоров. Рашид иногда задумывался, каких действий начальство в Тегеране ожидает от его отряда, если остров подвергнется ракетному обстрелу.

Или если появится американский крейсер и всем будет приказано оставить порт.

На носу «Морского бегемота» он заметил вертикальную линию с нанесенными рядом белыми цифрами. Лоб Рашида Шираза прорезала глубокая морщина.

— Это плохо, — пробормотал он. — Очень плохо.

Рашид бросился к начальнику нефтеналивных сооружений.

— Этот танкер опасен!

Начальник служил на острове еще во времена шаха. Его подозревали в политической неблагонадежности, но навыки этого человека были для Революции важнее жажды расправы, так что должность оставили за ним.

Во взгляде начальника, устремленном на Рашида, не было страха. В нем читалось лишь скрытое презрение.

— О чем вы? — спросил он.

— Глядите. — Рашид протянул ему бинокль. — Там, на носу. Видите ватерлинию?

С видимой неохотой начальник подчинился, наведя бинокль на судно.

— Видите эти цифры? — нетерпеливо спросил Рашид. — Посадка слишком глубокая.

Его собеседник глядел на белые отметки на корпусе корабля. Это была «грузовая марка», обозначавшая, на сколько футов танкер сидит в воде. Если бы в трюмах везли нефть, была бы видна цифра шестьдесят, а иди судно порожняком, над водой показалась бы цифра двадцать пять. Но сейчас над бирюзовой гладью залива можно было явственно различить число сорок семь.

— Что же они перевозят? — Голос начальника был озадаченным.

— Так вы признаете, что я прав! Они приплыли не с пустыми трюмами.

— Да, — согласился тот, опуская бинокль.

— Ни один капитан, если он в здравом уме, не станет везти нефть в залив.

— Возможно, течь, — пробормотал начальник. — В трюме, должно быть, вода.

— Да с такой течью они давно бы пошли на дно, разве не так?

Его собеседник промолчал. Он не собирался признавать, что Рашид прав — так сильно он ненавидел этого человека.

— Что же это все-таки значит? — проговорил наконец начальник.

Однако с таким же успехом он мог обращаться к кружившим в порту чайкам — Рашида давно уже не было рядом. Капитан Пасдарана бежал по направлению к причалу, где буксиры уже помогали старому танкеру пришвартоваться.

— Никто не сойдет с этого корабля! — кричал, размахивая руками, Рашид. — Именем Революции, я объявляю на борту карантин!

* * *

«Морской бегемот» стоял невдалеке от причала. В считанные минуты его окружили скоростные катера Революционной гвардии. Один из катеров завернул к берегу, чтобы подобрать Рашида. Тот приказал немедленно плыть к танкеру.

С огромного борта был спущен алюминиевый трап. Рашид, забросив свой «Калашников» за спину, первым поднялся на палубу «Морского бегемота». Как только его ноги коснулись палубы, он сдернул предохранитель и направил оружие на капитана.

— Что это значить? — с негодованием воскликнул капитан, оказавшийся норвежцем.

— Меня зовут Рашид Шираз, из иранской Революционной гвардии. Я намерен обыскать судно на предмет контрабандных товаров.

— Чепуха! Я приплывать за нефть.

— Вам нечего опасаться, если вы не участвуете в контрреволюционном заговоре, — отозвался Рашид, в то время как его соратники-гвардейцы спрыгивали на палубу. — Разбейтесь на две группы, — приказал он. — Хамид, ты идешь с первой. Остальные за мной, живо. Обыщите все до последнего закоулка!

— А что искать? — неуверенно спросил Хамид.

— Что-то опасное, — бросил ему Рашид на ходу.

Часть людей направилась в противоположную сторону, толком не понимая, что именно имел в виду их начальник под «опасностью», но вполне уверенные, что разберутся на месте.

Рашид со своим отрядом, несмотря на энергичные протесты капитана, уже разносил на кусочки его каюту, как вдруг где-то в глубине трюма ударила автоматная очередь. Звук прекратился так быстро, что Рашид приказал гвардейцам остановиться, и стал прислушиваться — не повторится ли он.

Следующая очередь была длиннее. Зазвучали ответные выстрелы, то из пистолетов, то автоматные.

— За мной! — прокричал Рашид, бросаясь к трапу.

Когда он выбежал на палубу, шум усилился. Звуки доносились откуда-то с середины судна. Это было довольно далеко, поскольку «Морской бегемот» хотя и не был супертанкером, но все же имел довольно внушительные размеры. Рашид успел запыхаться, пока добежал до трапа, где, по-видимому, шла перестрелка.

Из трюма, спотыкаясь, выбежал один из иранцев. Изо рта у него стекала струйка крови. Внезапно его живот разорвало, как проколотую покрышку, и в лицо Рашиду полетели ошметки внутренностей, так что тот едва успел отскочить. Пули, прошившие живот гвардейца, зацепили кое-кого из его людей.

Рашид узнал в человеке с простреленным животом бойца из отряда Хамида. Взмахом руки капитан Пасдарана приказал своим людям держаться подальше, и гвардейцы рассыпались по палубе, укрываясь за переборками сбоку от трапа.

Выстрелы стали реже, лишь время от времени слышались очереди вперемежку со стонами на фарси. Кричали и на непонятном языке: «Аллилуйя!»

Каждый раз, когда раздавался стон, в ответ доносился хор голосов: «Аллилуйя!» Что это могло значить?

Внезапно наступила тишина, и Рашид замер, выжидая, лишь изредка стирая пот с верхней губы, покрытой редкой щетиной.

Из темноты трюма появился человек, державший в руках длинный шест. Поверх обычных штанов на нем была белая бесформенная хламида. Из своего укрытия Рашид заметил у него на груди золотую вышивку, но рисунка разглядеть не смог.

Но когда человек опустил шест на палубу, встряхнув его так, что распустился белый флаг, Рашид начал понимать, что кроется за этим представлением.

В верхнем углу флага был изображен золотой крест, и именно крест, символ христианства, был вышит на груди у вышедшего на палубу человека!

Рашид бросился вперед. Ударом приклада он сшиб человека с флагом с ног и оттащил бесчувственное тело в сторону. Он успел как раз вовремя — из трюма хлынул поток людей в белых туниках, но эти неверные были вооружены автоматами.

Первого Рашид сразил сам, остальными занялись его гвардейцы, и скоро трап был завален телами погибших.

Снизу донеслись крики — люди, заваленные телами своих товарищей, были в замешательстве. Выдернув чеку, Рашид, размахнувшись, бросил в трюм гранату. Раздался взрыв, сверкнула вспышка, повалил дым и раздались стоны.

— Ты, ты и ты! — крикнул Рашид трем своим самым отчаянным бойцам. — Спускайтесь вниз.

Они бросились в проем. Один из гвардейцев был отброшен назад автоматной очередью и упал, практически рассеченный надвое, однако остальным удалось прорваться. Послышались звуки ожесточенной перестрелки.

— Живо, все, в атаку!

Люди Рашида кинулись в трюм. Звуки выстрелов слились в сплошной грохот. Опасаясь, что в него попадет шальная пуля, Рашид присел на корточки. Рядом с ним лежал пленник. Когда все закончится, начальство потребует от капитана Пасдарана объяснений, и именно этот безоружный неверный ответит на все вопросы.

В трюм танкера спустились семь гвардейцев. Вернуться удалось лишь четырем. Забрызганные кровью, они угрюмо глядели на Рашида.

— Все кончено, — доложил один из них.

— Неверные мертвы? — спросил Рашид, поднимаясь на ноги.

— Можете взглянуть сами.

— Следите за пленником, — предупредил Рашид. — Не убивайте его.

Он спустился вниз. Проход был завален телами, вышитые на груди золотые кресты стали багровыми от крови.

На одном из людей была пурпурная туника. Рашид ногой перевернул тело. Человек был еще жив — из груди вырывалось хриплое дыхание. Рашид прикончил его двумя выстрелами в живот. Еще три пули он выпустил в лицо, превратив его в кровавое месиво.

Он пробирался вперед, ступая по лежащим на полу телам. Кровавые следы вели в длинное помещение, полное перевернутых коек. Несколько трупов лежало и там.

Рашид Шираз вернулся на палубу.

— Что все это значит? — спросил его один из гвардейцев.

— Это... — начал Шираз.

Он взглянул на лежавшего без сознания пленника в белой тунике и принялся бить его ногами, медленно и методично.

— ...это война, — наконец проговорил он.