Беатрис взяла на себя заботы по упаковке вещей. Это означало, что она орала на всех, кто хоть что-нибудь реально делал. Рубин, несмотря на постоянные наскоки со стороны Беатрис, все же не забыл взять с собой две вещи, которые им были насущно необходимы для продолжения борьбы за свободу.

Три чемодана денег и формулу препарата. Потом он созвал своих Воителей Зора. Они собрались в подвальном помещении замка. В подвале было темно. Поэтому воители не могли видеть страдающего одышкой поглотителя таблеток, а лишь могли слышать могучий голос своего духовного владыки:

– Воители Зора! Ваши руководители, по стратегическим соображениям, отступают. Но знайте одно. Силы добра никогда не будут побеждены. Вы никогда не будете побеждены. Мы победим и дадим миру новый день, новый век”, новый порядок. Да пребудут с вами силы Вселенной – с вами и с вашими потомками, и ныне и присно. Аларкин поет вам славу.

– Аларкин? – переспросил страховой агент, вступивший в “Братство Сильных” для того, чтобы избавиться, от головных болей.

– Глава семнадцатая “Возвращения дромоидов с Аларкина”.

– Я такое дерьмо не читаю.

– А эта книга могла бы вселить в вас новое мужество, – сказал Рубин. – Готовьтесь к моему возвращению. Будьте готовы к тому, чтобы услышать весть от нас из нашего нового дома, безопасного места, более приемлемого места, где свет истины пользуется любовью и почитанием, а не вызывает противодействие. Где достоинство в почете, и добрые люди смиренно склоняют голову перед своими богами, а те пребывают в состоянии безмятежного спокойствия.

– С планеты Аларкин? – поинтересовалась какая-то женщина.

– Нет, скорее с Багамских островов, – ответил Рубин. – Идите, и да будет благословен ваш дух в самой его сути.

Покончив с этим, он свернул в узел белье Беатрис, сложил ее любимые блузки, упаковал туфли, ботинки на высоких каблуках и шлепанцы в несколько слоев оберточной бумаги, а потом созвал пресс-конференцию.

Поскольку Кэти Боуэн с ними не было, то на пресс-конференцию пришла всего одна корреспондентка местной еженедельной газеты. У Рубина для пресс-конференции был особый зал.

Корреспондентка одиноко сидела в двадцатом ряду.

– Можете сесть поближе, – предложил ей Рубин.

– Я в первых рядах себя неуютно чувствую, – ответила корреспондентка.

– Где бы вы ни сели, вы все равно сидите в первом ряду. Кроме вас, никого нет.

– Я останусь здесь, – решила корреспондентка. Это была тихая, как мышка, девушка в огромных очках. Интересно, подумал Рубин, а нельзя ли вылечить зрение путем внушения человеку антимышиных эмоций? Надо будет внести этот элемент в программу учебных курсов “Братства Сильных”. Как человек думает, так он и видит, подумал Рубин. Хороший получится курс. Его можно будет продавать по цене ста пар очков и при этом убеждать клиентов, что с этим курсом очки им не понадобятся никогда, если его усвоить правильно. Со зрением можно проделать так много. Но когда он зачитывал свое заявление, то думал совсем о другом.

– Это послание адресовано всему миру. Оно касается свободы вероисповедания. Сегодня нам противостоят пращи и стрелы тоталитарного правительства. Люди, будьте бдительны! Сегодня “Братство Сильных”, принесшее в мир столько любви и свободы, само подвергается преследованиям. А почему, зададите вы вопрос! – возвысил голос Рубин и продолжал:

– Потому что мы излечиваем бессонницу, лишая фармакологические компании их сверхприбылей. Потому что мы можем сделать людей счастливыми, дать им чувство безопасности и при этом не набивать деньгами карманы официально практикующих психиатров. Потому что мы можем помочь людям и тем самым уменьшить дань, которую они платят правительству. Сегодня это самое правительство пытается задавить людей, вновь обретающих свое собственное “я”. Правительство утверждает, что это мошенничество. Что оно скажет завтра о святой мессе? Могут ли католики доказать, что святое причастие это и в самом деле плоть и кровь Христа? Могут ли иудеи доказать, что их Пасха и в самом деле знаменует собой годовщину исхода из Египта? Могут ли протестанты доказать, что наложение рук и в самом деле лечит? Да, нас привлекают к суду за то, что мы предложили лекарство от головной боли, от несчастья, от депрессии, от жизни, лишенной любви, а вскоре предложим еще и столь долго ожидаемое средство, как видеть глазами, а не очками.

Произнося эту последнюю фразу. Рубин оторвал глаза от текста. Он это только сейчас придумал.

– Не спрашивай, по ком звонит колокол, – прозвенел его голос. – Он звонит по мне.

Это ему понравилось еще больше. Одинокая корреспондентка из местного еженедельника наконец-то подошла поближе, чтобы взять текст письменного заявления для прессы. У нее был один маленький вопрос:

– Мы, безусловно, хотим осветить вашу деятельность и поместить ваше заявление, но у нас возникли проблемы с рекламой.

– Недостаточно места в газете?

– Недостаточно рекламы. Я занимаюсь тем, что продаю газетное пространство под рекламу. Мой босс велел передать вам, что статья получится совершенно замечательной, если рядом с ней мы сможем дать большое рекламное объявление.

– Сколько?

– Сто долларов.

– Свобода печати жизненно необходима в свободной стране, – заявил Рубин и сунул пачку бумажек корреспондентке в руку. – Не забудьте упомянуть про возможность видеть глазами, а не очками. Это наша новая программа.

– Вы и в самом деле можете помочь мне видеть без очков?

– Только если вы сами захотите помочь себе, – ответил Рубин.

– Я хочу.

– Заполните заявление. Вам придется начать с самого начала. Верните мне вступительный взнос.

Получилось очень удачно – размер вступительного взноса как раз совпал со стоимостью рекламы. И таким образом последнее откровение “Братства Сильных” на территории Америки было дано газете “Брюс Каунти Реджистер”, которой, как заметил Рубин, вскоре предстояло стать столь же знаменитой, как газета “Вирджиния Пайлот” из Норфолка, штат Вирджиния, ставшей знаменитой благодаря тому, что первой сообщила о полете человека в Китти-Хоуке, Северная Каролина.

– Никогда не слышала про “Вирджиния Пайлот”, – заявила корреспондентка, оказавшаяся рекламным агентом.

– Люди услышат про “Брюс Каунти Реджистер”, – заверил ее Рубин.

Беатрис, оставшаяся наверху, наконец-то окончательно осознала, что ей предстоит покинуть поместье. Рубин понял это по тому, как она крушила все, что не могла забрать с собой.

Пол был усыпан осколками стекла. Зеркала криво висели на стенах. Окна выглядели так, как будто по ним стреляли из тяжелых орудий.

– Рубин, хватит играть в кошки-мышки. Начинаем играть жестко. Знаешь ли ты, почему нам приходится удирать?

– Потому что если мы не удерем, то попадем в тюрьму, – ответил Рубин. – Нас преследуют отрицательные силы.

– Нам приходится удирать, потому что мы вели себя недостаточно жестко. Мы играли по их правилам, а не по своим. Наша проблема состоит в том, что мы были такими милыми и душевными, а надо было быть жесткими. Теперь все, хватит. Мы приберем к рукам все. Мы приберем к рукам свою собственную страну. И пусть тогда они попробуют осудить нас. Если ты – правитель страны, то ты не можешь нарушить закон. Ты сам создаешь законы.

В комнату вбежал один из любимых телохранителей Беатрис.

– Около ворот стоит что-то. И он не признает ответа “нет”.

– Что значит “что-то”? – спросил Рубин.

– Что значит, он не признает ответа “нет”? – спросила Беатрис.

– Ну, вы же знаете, ворота у нас охраняет Бруно с собаками. И вы ведь знаете, какие они крутые ребята, – сказал телохранитель.

– Знаю, – ответила Беатрис, мило улыбнувшись.

– К ним подошел какой-то парень, а с ним была Сестра. Сестра все показывала на дом и твердила, что вот это и есть то самое место, где живете вы и Беатрис. И все твердила, что это – духовная колыбель человечества.

– Как ее зовут? – спросил Рубин.

– Не знаю, они все на одно лицо. Все они доверчивые и глупые. Вы скажете им любую глупость, а они сами додумаются, как ее применить к себе. Ну, вы же знаете.

– Кого это волнует? – заметила Беатрис.

– Так вот, Бруно сказал им, что вход запрещен, а этот парень отшвырнул собак, как футбольные мячи, так что они пролетели через всю лужайку – разве что не закрутились в полете, а потом сказал Бруно, что и с ним проделает то же самое. Ну, тогда Бруно запаниковал. Я узнал об этом, потому что он нажал кнопку сигнала тревоги, а я сидел в это время в доме и слушал, что происходит на посту у ворот, а Бруно тем временем стал обещать парню сделать все что угодно, только если он попросит об этом вежливо.

– А у этой вторгшейся к нам отрицательной силы были толстые запястья? – поинтересовался Рубин.

– Запястья? Кому какое дело до запястий? – расхохоталась Беатрис. – Что можно сделать запястьями?

– Вы видели все происходящее на мониторе. Были у него толстые запястья?

– Кажется, да, – ответил телохранитель. – Темные глаза. Высокие скулы.

– Отрицательная сила, Беатрис, – сказал Рубин. – Высшая отрицательная сила настигла нас. Я говорил об этом тысячу раз. Если ты являешь собой силу добра, то силы зла нападают на тебя. Чем лучше ты сам, тем яростнее они на тебя нападают. А если ты представляешь высшее добро Вселенной, то тебя настигнет высшее зло.

– Ну, тогда убейте его. В чем проблема? Неужели это так трудно? – возопила Беатрис. – Какие есть причины оставить этого человека в живых? Не слышу причин. Голосуем, кто против? Не вижу рук. – Беатрис огляделась по сторонам, как бы ожидая получить ответ. – Благодарю вас. Пожалуйста, пристрелите нарушителя границы.

– Бруно уже попытался, – ответил телохранитель.

– И? – спросила Беатрис.

– Бруно пролетел даже дальше, чем собаки. И с тех пор перестал шевелиться.

– Бруно никогда толком не умел шевелиться, – заметила Беатрис.

– Я бы мог тебе сказать, что пули его не берут. Мы уже посылали против него вооруженных люден. У мистера Мускаменте тоже было много вооруженных людей, но ему пришлось склонить колени перед этой отрицательной силой. Я следил за передвижениями этого человека через всю Америку. Я видел, на что он способен.

– Мы все упаковали. Поехали, – скомандовала Беатрис.

– Нет. Я хочу прикрыть наше отступление. Я хочу покончить с этим злым человеком прямо сейчас.

– Рубин, мне это в тебе нравится, – заявила Беатрис. – Я выйду через черный ход. Догоняй.

– Нет. Сначала я все устрою, а потом мы уйдем вместе.

– Много тебе нужно на это времени?

– Три секунды. Я был готов к чему-то подобному. В аэропорту Майами пули не смогли остановить этого человека. А поскольку люди становятся его жертвой, то я пришел к заключению, что единственный способ противостоять этой силе, это...

– Делай, Рубин, – оборвала его Беатрис, а телохранителю сказала:

– Если бы не я, он до сих пор переводил бы горы бумаги, марая их своими идиотскими идеями.

– На этот раз я не промахнусь, – пообещал Рубин и направился в подвал, чтобы привести в действие систему, которую он настроил заранее.

Поскольку все это заняло на двадцать секунд больше, чем обещанные три, то, вернувшись, он обнаружил, что остался один в доме, и ему пришлось бежать, чтобы не упустить машину, стоявшую за домом. Телохранитель как раз заканчивал запихивать в машину чемоданы.

– Подождите, не уезжайте. Не надо, чтобы он видел, как мы спасаемся бегством. Если он погонится за нами, мой капкан не сработает.

– А я бы не стала возражать, если бы он поймал меня, – захихикала Беатрис и пощекотала бедро телохранителя, сидевшего за рулем.

– Еще как стала бы, – возразил Рубин. – Он работает на президента:

– Ублюдок, – заявила Беатрис.

– Давайте подождем. Пусть он войдет в дом. Выключите мотор, и пусть капкан захлопнется.

Римо немного замедлил шаг, чтобы Дафна могла за ним поспевать. От ворот до дома было добрых полмили. Не пройдя и ста пятидесяти ярдов, они дошли до привратника по имени Бруно, лежавшего очень тихо на лужайке на склоне холма.

– Ты уверена, что сможешь узнать его? Ты уверена, что он не похож ни на один из своих портретов? – спросил Римо.

– Да. Неизменным остается свет, который у него внутри. Он мог бы остаться совсем юным, моложе меня, но он предпочел на собственном опыте испытать страдания, которые приносит людям старость. И тем не менее, он помолодеет, когда этого захочет.

– И ты в это веришь?

– А вы верите в Синанджу?

– Синанджу работает, – ответил Римо.

– До вступления в “Братство Сильных” я была просто разочарованной женщиной, отчаянно искавшей разрешение всех своих проблем. А теперь я нашла то решение, которое искала, и оно работает. Вам тоже надо попробовать. Вы бы тогда не были таким отрицательным.

– А ты когда-нибудь слышала о том, как люди все забывают?

– Нет, – сказала Дафна. – Надо помнить свою боль и раны, полученные в прошлой жизни, чтобы можно было с ними справиться, раскрыться и дать мучающим вас проблемам слиться со Вселенной, вместо того, чтобы накапливать их внутри себя.

– А я люблю накапливать, – заметил Римо. – И чувствую себя прекрасно.

– А зачем вы спорите со своим милым папой?

– Потому что он неисправимый спорщик, – ответил Римо.

Он повнимательнее посмотрел на дом. Дом производил впечатление крепости, готовой к вражескому натиску. Это было то спокойствие, которое хранит в себе опасность и может взорваться в любой момент. Зеленые лужайки, солнце, отражающееся в стеклах окон, воздух, напоенный жизненным теплом, – все это напоминало Римо изумительно прекрасных и смертельно опасных насекомых. Те, кто несет смерть, сказал однажды Чиун, оповещают мир о своей силе тем, что облекают ее в привлекательные цвета.

Мысли о Чиуне заставили Римо погрустнеть. Он не знал, почему может получиться так, что президенту придется умереть, но он доверял Смиту. За долгие годы, он уяснил себе, что единственное, в чем нельзя было усомниться, – так это в верности Смита своей стране. Он никогда не мог объяснить этого Чиуну. И по мере того, как он сам все больше и больше проникался духом Синанджу, он начинал понимать, почему. И хотя он понимал чувства Чиуна, сам он так не чувствовал. Он разрывался между двумя мирами, и оба мира были внутри него.

Он знал, что очень скоро ему, может быть, предстоит покинуть страну, которую он любил и которой так долго служил. Он не знал, сможет ли он когда-либо смириться с тем, что ему придется служить какому-нибудь диктатору или тирану. Ему было важно служить такому делу, в правоте которого он был уверен. Чиун был уверен, что правота полностью принадлежит Синанджу, и в том, что касалось принципов деятельности человеческого тела, он был прав. Но не в том, что касалось правительства. Или народа.

– Готова заплатить пенни, чтобы узнать, что вы думаете, – сказала Дафна.

Римо столкнул ее с дороги на обочину. Под дорогой были спрятаны какие-то металлические предметы. Мягкая зеленая поверхность лужайки была безопаснее.

– Я думал о Синанджу, – ответил Римо.

– А Синанджу дает вам то же чувство абсолютной свободы и силы, какое дает “Братство Сильных”?

– Нет. Если говорить откровенно, милая дама, то Синанджу сбивает меня с толку, – ответил Римо.

– Если Синанджу сбивает вас с толку, то как же вы говорите, что Синанджу работает? – удивилась Дафна.

И тут вдруг она обнаружила, что летает по воздуху, переворачиваясь вокруг своей оси, а Римо стоит где-то далеко внизу – очень далеко, футах в двадцати под нею. А потом она вновь стала опускаться. Похоже, это Римо подбросил ее – точно так же, как он подбросил человека, встретившего их у ворот, но она этого практически не почувствовала и совершенно не видела, как двигались его руки. Она поняла, что он прикоснулся к ней, только после того, как оказалась в воздухе. И вот она падает. Девушка завизжала.

Но руки Римо подхватили ее. Очень нежно. Она приземлилась так мягко, как если бы просто неспешно шла по траве.

– Вот так работает Синанджу, – сказал Римо.

– Это прекрасно! – восхитилась Дафна. – Это то, что я искала всю свою жизнь. Это динамично. Это мощно. Это живо!

– Это страшная боль на мою... шею, – заметил Римо. – Осторожней, не ступай туда!

– Куда?

– Просто сдвинься немного вправо.

– Почему?

– Там, под землей, что-то спрятано, и оно может взорваться в любой момент.

– Как вы узнали?

– Это что-то небольшое.

– Это впечатляет! Научите меня.

– Тебе пришлось бы изменить всю свою жизнь.

– Я бы сделала это с превеликим удовольствием, – заявила Дафна Блум. – Я это делала всю сбою жизнь. Я переходила из Аум в сциентологию, из Седоны в общество “Вселенского Воссоединения”. Мой отец исповедовал иудаизм реформистского толка.

– Сколько времени ты потратила на иудаизм?

– Полчаса, – ответила Дафна. – Он не дал ответа на мои вопросы. Я хочу Синанджу. Мне кажется, что это именно то, что мне надо. То, чего мне не хватало всю жизнь. Сколько стоит вступить?

– В Синанджу не вступают. Синанджу само вступает в тебя.

– Это великолепно!

Римо понял, что Дафна, похоже, вступала во все эти организации затем, чтобы нашлись люди, которые выслушали бы историю ее жизни. Уже через несколько минут он понял, что это ужасно утомительно. Он также уяснил, что если будет через каждые несколько секунд говорить “угу”, то она будет все так же беззаботно щебетать. К тому времени, как они достигли входа в дом, Римо произнес “угу” семьдесят три раза, а Дафна была уверена, что он самый мудрый человек на земле.

– Вы понимаете меня лучше, чем даже мои первые пять врачей психотерапевтов, – сказала Дафна, нажимая кнопку звонка возле двери. – У вас есть...

Римо вдруг почувствовал, какое наслаждение приносит ему молчание Дафны. Она улыбалась. Потом она упала на пороге, но она не была ранена. Она свернулась клубочком на ступенях крыльца. Некоторое время она агукала, потом замолчала совершенно. Глаза у нее были закрыты, и вид у нее был такой, будто она погрузилась в воду.

Дафна Блум вернулась в утробу матери.

Римо нашел вещество. Он посмотрел на кнопку звонка. Она была измазана какой-то маслянистой жидкостью.

Звонок – не проблема, но вполне вероятно, что в доме этого вещества припасено больше.

Римо сконцентрировал свое внимание на двери. Он словно бы взглядом осязал дерево и медь. Тут ничего. Он распахнул дверь. И тут же какой-то туман наполнил комнату. Римо подался назад, чтобы туман осел, и направился за угол. Как говорил Чиун, никогда не входи в дом через парадную дверь. Ему не удалось увернуться от тумана, но ему это и не было нужно. Если это то же самое вещество, то он сможет удержать его на внешнем слое кожи до тех пор, пока его можно будет смыть.

Кожа дышит так же, как любая другая часть тела, а поскольку Римо может контролировать свое дыхание через легкие, то он точно так же может контролировать и дыхание через кожу. Это не какое-то особое умение. Это просто приходит вместе с искусством правильно дышать.

Но именно такое дыхание, отточенность и совершенство его, доведение до соответствия стандартам Синанджу, как раз и было тем маленьким недостатком, который Римо еще не успел исправить.

Второй этаж должен был быть безопаснее. Римо поставил ногу на подоконник и без труда закинул себя на второй этаж, где окно было заперто и закрыто решеткой. Римо нажал на раму так, что она раскрошилась, и проник в комнату. Комната выглядела так, словно в ней недавно буянил расшалившийся ребенок: пол усеян битым стеклом, а прекрасная мебель вся поломана.

На кровать в беспорядке была навалена одежда, словно кто-то в спешке упаковывал вещи.

Снизу донеслись голоса – очень странные голоса. Это были голоса взрослых людей, но лопочущих что-то совеем по-детски. Кто-то звал своих родителей. В голосах звучало отчаяние. Римо быстро спустился вниз и обнаружил, что от основного коридора отходил еще один. В этот коридор выходило несколько дверей. В одной из комнат мужчина в подгузниках тонул в огромной белой ванне.

Ванну наполняла не вода, а какое-то маслянистое вещество. Наконец-то Римо нашел его. Мужчина в ванне извивался, как сперматозоид, и вовсе не заботился о том, чтобы дышать. Римо пришлось нагнуться, чтобы спасти его.

Он сделал так, чтобы его собственное дыхание слилось воедино с атмосферой, позволил своему дыханию найти самое себя и свой собственный центр, потом быстро сунул руки в жидкость, вытащил из ванны мужчину и надавил ему на легкие, чтобы жидкость вышла наружу. Он жал мужчине на грудь, пытаясь восстановить его дыхание. Но, как ни странно, дыхание не восстановилось. Глаза мужчины не фокусировали взгляд. Тело не реагировало на прикосновения – оно было мертво. И не потому, что мужчина утонул.

Римо почувствовал, как вещество пытается проникнуть в его организм через поры кожи, и использовал все гармоничное единство своего дыхания для того, чтобы кожа отторгла это вещество. Он ощущал комнату вокруг себя и мягкость воздуха, видел неподвижность мертвого человека в подгузниках. В воздухе ощущался странный запах лука – будто явившийся из далеких воспоминаний о том времени, когда он в последний раз ел лук.

Капельки с нежным – как поцелуй – звуком падали на пол и расплывались лужицами.

Запах странного вещества стоял в воздухе. Им нельзя дышать. Надо остановиться. Каждая клеточка его тела стала бороться против этого вещества, но каким-то образом ему все-таки удалось проникнуть сквозь кожу. Но у Римо еще оставались защитные ресурсы, потому что, согласно учению Синанджу, самые грандиозные вещи тело творит само по себе, без участия воли его хозяина. Он увидел перед собой Чиуна, читавшего ему эти самые первые лекции. Он слышал голос, объясняющий ему, какими возможностями он будет обладать, если только добьется сколько-нибудь сносных успехов в учении. Он знал, что самого Чиуна тут нет. Он знал, что дух Чиуна находится внутри него, Римо.

Он видел себя, приносящим присягу при поступлении на службу в полицию, сразу после демобилизации из морской пехоты. Ему тогда было немногим более двадцати лет. Он думал, что он парень крутой, поскольку мускулы у него были крепкие. Ему нередко приходилось пользоваться этими мускулами, чтобы дать кому-нибудь в челюсть. Когда-то он думал, что он сильный, потому что ему удалось сбить кого-то там с ног ударом кулака.

Комната словно сжималась вокруг него, но он не позволил своему телу смириться с этим. Он заставил себя продолжать действовать, невзирая на то, что вещество проникло сквозь кожу. Он сопротивлялся дальнейшему проникновению вещества в кровеносную систему, сопротивлялся его проникновению в мозг и в органы дыхания, и в последний бастион человека – в его собственное “я”.

Сидящий в машине Рубин Доломо посмотрел на часы.

– Похоже, звонок не сработал. Но в доме есть еще семь ловушек, – сказал он.

– Как ты думаешь, может, он там ворует? – предположила Беатрис. Ей было неуютно в машине. Она сидела на переднем сиденье вместе с телохранителем. Рубин сидел сзади. При нем находились все бумаги, касающиеся технологии производства вещества.

– Знаешь, он не сумеет даже выйти из дома, – ответил Рубин. – Когда я работал со свидетелями, я пользовался только свежеприготовленными растворами, потому что только на них можно полностью полагаться. А ловушки я начинил веществом, которое у нас хранилось в резервуарах. Оно невероятно летучее. Может услать человека аж в его прошлое рождение.

– Это если верить в перерождения, – заметила Беатрис. – Сходи в дом и посмотри, чем он занимается.

– Я там не выживу. Там ничто не может выжить. Растения забудут, как расти. Ничто. Я выпустил на свобода высшую силу.

– Вынь сигарету изо рта.

– Не могу. Я еще не докурил. Она мне нужна, – сказал Рубин.

– Вторая по силе высшая сила, – скривилась Беатрис.

– Э-гей! Смотрите-ка, кто там идет, – воскликнул телохранитель.

Худощавый человек с толстыми запястьями и темными глазами вышел из дома и направился к машине. Он шел легким шагом. На губах его играла улыбка.

– Он должен был вернуться в утробу матери, – сказал Рубин.

– Заводи машину, – приказала Беатрис.

– Какими возможностями обладают силы зла! – воскликнул Рубин. – Как он может ходить? Как он может дышать? Как он может делать вообще хоть что-нибудь?

– Он нас сейчас убьет, – заявила Беатрис. Телохранитель от страха сначала дал задний ход, потом рванул машину вперед, потом снова назад – и при всех этих действиях выжимал педаль акселератора до упора. Коробка передач скрипела, стонала и наконец затрещала.

Незнакомец подошел к машине.

– Мы платим больше, чем тот, на кого вы работаете, – сказала Беатрис.

– Я покину силы вселенского “Да” и поступлю на службу силам вселенского “Нет”, – поспешил вставить Рубин.

– Чертова машина! – выругался телохранитель.

– Привет! – сказал Римо.

– Привет, милашка! – отозвалась Беатрис.

– Пусть славится ваша отрицательная мощь! – пропел Рубин.

– Послушайте, – сказал Римо. – У меня возникли кое-какие проблемы.

– Мы решим их вместе с вами, – пообещал Рубин.

– Ничего особенного, – сказал Римо. Дышать ему приходилось с трудом. – У меня перед глазами постоянно что-то стоит. Какие-то лица.

– Вы видите их перед собой целых три, – сказал Рубин.

– Нет. Не настоящие лица. Одно лицо. Китайское или еще какое. С косматой бородой и торчащими во все стороны волосами. Оно говорит со мной. Даже и сейчас оно продолжает говорить со мной. И я не понимаю, что оно мне говорит.

– Оно не говорит вам, чтобы вы кому-нибудь причинили вред? – поинтересовался Рубин. – Таким голосам нельзя доверять.

– Нет. Оно просто говорит мне, что со мной все будет в порядке. Так вот, я не понимаю, что все это значит. Слушайте, мне кажется, я должен выписать вам штрафную квитанцию. Где мой блокнот? Где мой пистолет? Где моя форма? Я что, в отпуске?

– Вы в отпуске. Идите обратно и наслаждайтесь жизнью.

– Нет. Старик говорит мне, чтобы я туда не ходил. Он похож на мираж. Вы когда-нибудь видели мираж?

Телохранитель вышел из машины и взял незнакомца за руку. И измазал ладонь маслянистым веществом. Нежным, маслянистым. Он любил масло. Ему нравилось, когда мама смазывала ему попу маслом после купания. Но мамы тут нет. И тогда он заплакал.

Рубин посмотрел на плачущего телохранителя.

– Вот тебе и доказательство, какой мощью обладает этот парень. Вы агент вселенского “Нет”?

– Разве меня так зовут? – удивился Римо. – Насколько я помню, меня зовут Римо.

– Приветствую тебя, Нет! Прощай, Нет! – пропел Рубин Доломо и перенес чемоданы в другую машину, у которой, к несчастью, номера были зарегистрированы на их имя.

Свое отступление он запланировал еще до того, как начались первые судебные разбирательства. У него были заготовлены вполне подходящие фальшивые паспорта и машина, которая должна была отвезти супругов в аэропорт и которую никто бы не выследил и не определил, что она принадлежит им. Ладно, делать нечего, теперь придется воспользоваться огромным белым седаном с надписью по борту: “Сила есть то, что сила творит”.

Обычно этой машиной пользовались для того, чтобы встречать в аэропорту руководителей местных отделений. Может быть, ее никто не заметит, поскольку теперь отрицательные силы временно выведены из игры. Может, им удастся запарковаться возле аэропорта и никто их не заметит.

Римо видел, как мужчина и женщина переносят багаж в большую белую машину. Он вызвался помочь, но они не хотели, чтобы он к чему-либо прикасался. Когда же он все-таки взялся за один чемодан, они просто бросили его и уехали. И это было очень странно, потому что, когда он его открыл, то обнаружил там пачки стодолларовых банкнот. Придется вернуть эти деньги в полицейский участок. Интересно, а как туда попасть? Он огляделся по сторонам и увидел яркое солнце, холмистый пейзаж и пальмы. Пальмы?

Пальмы в Ньаюрке, штат Нью-Джерси? Он не помнил, чтобы когда-нибудь видел там хоть одну пальму. Азиатское лицо снова возникло у него перед глазами. Теперь оно объясняло ему, как надо дышать. Дышать? Он знает, как дышать. Он знал это всю жизнь, с самого детства. Если бы он не знал, как дышать, то умер бы.

Может быть, он умирает? Он обошел вокруг дома. Он почувствовал, что рука его вымазана чем-то маслянистым, и попытался стереть это вещество. Оно не так-то легко оттиралось. Он знал, что тело его борется с этим веществом, но не знал, откуда он это знает.

Перед домом на земле лежала привлекательная молодая женщина. Она почти не двигалась, разве что время от времени дергала ногой. Руки у нее были согнуты, и ладони находились под подбородком. Похоже, что с ней ничего особо плохого не приключилось – разве что напилась до потери сознания. Изо рта у нее пахло то ли луком, то ли чесноком – этот же запах наполнял все вокруг.

Это, очевидно, какой-то новый спиртной напиток. Две собаки увидели его, когда он шел от дома к воротам с чемоданом, полным денег, и почему-то страшно перепугались.

Ему это понравилось, еще и потому, что это были доберман-пинчеры. Коротко стриженный мужчина лежал без сознания на лужайке. Это какой-то сумасшедший дом, подумал Римо. Надо бы тут все хорошенько обследовать. Пожалуй, надо бы вызвать детективов. Он бы сделал это, но он забыл телефон участка.

Один телефонный номер сам собой возник в его мозгу и сам себя повторял. Его произносил человек с лицом, похожим на лимон. Он был чем-то явно расстроен и недоволен Римо, потому что Римо что-то сделал не так. Римо повторил номер. Каждый раз, когда Римо думал о телефоне, у него в сознании возникал этот номер. Он вспомнил, каким способом он запомнил этот номер. Объяснение, как это сделать, было дано ему на каком-то странном языке. Китайском или еще каком. Это был способ запомнить что-то так, что это что-то навеки остается выгравированным в памяти.

Как он мог понять, что ему надо делать, если он не знал языка? Старик-азиат называл его неблагодарным глупцом. Но странно было то, что старик вовсе не относился к нему плохо. Наоборот, старик-азиат очень любил его. Он любил его так, как никто и никогда его не любил. И он тоже любил старика-азиата. И что было особенно странно, так это то, что у него не было никаких причин его любить. Никаких любовных взаимоотношении между ними. Когда он думал о любви, то думал о женщинах. Хоть это хорошо. Он хоть в этом нормален.

Выйдя за ворота, Римо остановил проезжающую мимо машину и попросил подбросить его до центра города, до полицейского участка. Ему сообщили, что тут нет центра города. Это курортный Городок в Калифорнии, населенный представителями высшего класса.

Калифорния? Что он делает в Калифорнии?

– Высадите меня у телефона-автомата, хорошо? Телефонный номер все так же звучал у него в памяти.

– Захлопните дверь посильнее, – попросил водитель, когда Римо вышел из машины на тихой чистой улочке небольшого городка, где стояли изящные маленькие магазинчики.

– Конечно, – сказал Римо и захлопнул дверь так, что у машины отвалились два колеса.

– Эй, ты зачем это сделал?

– Я ничего не сделал, – ответил Римо. Он предложил возместить убытки. В обычном случае он никогда не стал бы использовать в личных целях те деньги, которые могли бы стать вещественным доказательством, но на этот раз случай явно не был обычным. Он даже не знал, где находится. Он вынул из чемодана две тысячи долларов бумажками по сто и заплатил водителю.

– Вы жулик, или мошенник, или что? – спросил тот.

– Не думаю, – ответил Римо. И добавил: – Надеюсь, что нет.

В кармане у него нашлась кое-какая мелочь. Он набрал тот единственный номер, который знал.

– Как идут дела, Римо? – раздался голос в трубке. Итак, его собеседник знал его. Наверное, это участок.

– Где вы? – спросил Римо. Может быть, ему удалось дозвониться до Ньюарка?

– Почему вы спрашиваете?

– Я просто хотел убедиться, что дозвонился туда, куда надо.

– То, что надо, находится там, где нахожусь я. Вы это знаете.

– Конечно, – сказал Римо. – Где это на этот раз?

– С вами все в порядке?

– Со мной все прекрасно. Где вы сейчас находитесь?

– Вы это знали сегодня утром. Почему вы теперь спрашиваете?

– Потому что я хочу это знать.

– Римо, вы сегодня к чему-нибудь прикасались?

– Глупый вопрос. Конечно, я прикасался к разным вещам. Нельзя жить в этом мире и ни к чему не прикасаться.

– Хорошо. Судя по голосу, с вами все в порядке.

– Со мной все великолепно. Я никогда в жизни не чувствовал себя лучше. Я сегодня так сильно хлопнул дверцей машины, что она чуть не влетела внутрь салона. Я чувствую себя великолепно.

– Для вас это обычное дело. Зачем вы это сделали? Впрочем, не важно. Вы нашли то, за чем вас посылали?

– У меня этого целый чемодан.

– Хорошо. А как Доломо?

– Я их не арестовал: Я должен был их арестовать?

– Вы никого не арестовываете, Римо. По-моему, вы немного не в себе.

– Я не пил целую неделю.

– Римо, вы не пили целых десять лет.

– Вздор. Я выпил виски и стакан пива вчера в баре в центре города.

– Римо, алкоголь может полностью поломать ваш организм.

– Я не верю тому, что вы несете.

– Римо, я Смит. Вы меня знаете?

– Конечно. Я знаю огромное количество Смитов. Но по голосу, вы не похожи на негра.

– Римо, я белый, а словом “негр” никто не пользуется вот уже пятнадцать лет. Теперь надо говорить “чернокожий”.

– С какой стати я должен негров так именовать?

– Чернокожие теперь не хотят, чтобы их звали неграми. Римо, ответьте мне. Как идут дела на вьетнамской войне?

– Прекрасно. Мы держим их в руках.

– Римо, – сказал голос в трубке. – Мы проиграли войну десять лет назад.

– Вы лжете, черт вас побери! – возмутился Римо. – Америка никогда не проигрывала войн и никогда не проиграет. Кто вы такой, черт возьми?

– Римо, вы явно помните номер контактного телефона. Я не знаю, почему, и я не знаю, как. Но попытайтесь выяснить, где вы находитесь, и я попытаюсь помочь вам.

– Мне не нужна ваша помощь. Вы лжец, черт вас побери. Америка не может потерпеть поражение в войне. Вьетконговцы – парни крутые, но мы не можем проиграть войну. Я сам воевал там в прошлом году. И мы были близки к победе.

– Мы выигрывали отдельные бои, но проиграли войну в целом, Римо.

– Вы лжете, – заявил Римо и повесил трубку. Как могла Америка проиграть войну банде партизан в соломенных шляпах? Америка одержала победу над Японией во Второй мировой войне, так с какой же стати она должна терпеть поражение в этой войне, если на ее стороне было даже правительство той страны, в которой эта война шла?

Неужели все изменилось? И сколько времени прошло? Может быть, кто-то что-то сделал с его памятью? И кто этот старик-азиат, который постоянно твердит, что надо дышать?

Он нашел, где продаются газеты. Он не стал рассматривать заголовки. Он первым делом взглянул на дату. И не поверил своим глазам. Он стал почти на двадцать лет старше. Но он не чувствовал себя старше на двадцать лет. Он чувствовал себя прекрасно. Просто великолепно. Он чувствовал себя лучше, чем когда-либо раньше, а когда он взглянул в зеркало, то увидел в нем нечто еще более странное. Лицо, посмотревшее на него из зеркала, не изменилось ни на йоту с конца шестидесятых. Послушайте, как могло так получиться, что прошло столько времени, а он не постарел?

Старик-азиат опять говорил с ним. Каждый раз, когда он думал о возрасте, он слышал слова старика-азиата о возрасте. Странно. Старика рядом не было, и вместе с тем он был тут, прямо перед глазами. Вокруг Римо были резные листья пальм, запах выхлопных газов от проезжающих мимо автомобилей, твердый тротуар под ногами, и тем не менее, помимо всего этого, тут же было и видение. И это видение говорило:

– Ты будешь старым настолько, насколько ты этого пожелаешь? Тело стареет, потому что его подгоняет сознание.

– А ты, сколько лет тебе?

– Я нахожусь в идеальном возрасте, потому что я сам избрал его для себя, – ответило видение. Женщина с сумками посмотрела на Римо странным взглядом.

– Я что, разговаривал сам с собой? – спросил Римо.

– Нет-нет. Все в порядке. Все прекрасно. Спасибо. До свидания, – ответила женщина. Звучавшего в ее голосе страха оказалось достаточно, чтобы Римо понял, что он и в самом деле разговаривал сам с собой.

Он взглянул на свои руки. Потом на телефонную будку. Он попытался поплотнее затворить за собой дверь. Все стекла в будке разлетелись вдребезги, и он отпрыгнул в сторону, чтобы стекла не поранили его. Взлетев высоко в воздух, он испугался, что приземлившись с такой высоты, непременно сломает ногу.

Но тело его чудесным образом само справилось с проблемой. Оно не пыталось замедлить падение или смягчить его. Оно просто стало частью той поверхности, на которую ему предстояло приземлиться. Ему это понравилось. Ему это так понравилось, что он повторил прыжок несколько раз.

– Эй, посмотрите-ка на меня! Я супермен.

Но тут к нему вернулось видение, которое отругало его за то, что он выпендривается.

– Ты – Синанджу, – сказал старик. – Синанджу не для того, чтобы выпендриваться, не для того, чтобы играть, не для того, чтобы понравиться зевакам. Если бы это было так, то мы бы выступали в римских амфитеатрах многие столетия назад. Синанджу есть Синанджу.

– Что это еще за штука, черт возьми?

– О неблагодарный бледный кусок свиного уха! Это – то, что ты есть, и то, чем ты будешь всегда. Еще не родившись, ты уже был обречен стать частью Синанджу. Ты – Синанджу, и ты останешься Синанджу даже тогда, когда истлеют твои кости, а это, если ты будешь по-прежнему столь же неблагодарным, произойдет гораздо раньше, чем должно было бы.

Так говорило видение, а Римо так и не понял, что же такое Синанджу. Единственное, что он понял, так это то, что Синанджу – это часть его самого, или даже не часть, а весь он, и что Синанджу существовало на свете раньше, чем он родился.

И это тоже он теперь, кажется, помнил, но тело его восставало против этого. Интересно, подумал он, а я могу это прекратить? Могу ли я заставить видение исчезнуть? Получится ли у меня это?

Но все, что он слышал, был голос старика-азиата, упорно твердившего, что надо дышать. И что он находится в смертельной опасности, по сравнению с которой все, что было раньше, – просто пустяки. И что старик придет ему на выручку, пусть только он, Римо, продержится.