Мэггот проглотил таблетки. Желтую – Витамин "С". Янтарную – "Е". Розовую – «В-12».
– Пусть убирается, – сказал он. «Опарыш» был одет в белый хлопчатобумажный халат и белые перчатки. Поскольку «Вши» номер Один, Два и Три сидели от него на солидном расстоянии – по другую сторону стоявшего в гостиной стола, – надевать хирургическую маску, как он посчитал, не было необходимости, и она просто висела у него на шее.
– Но она отличная девчонка, – возразил номер Один.
– Все «группи» одинаковы, – сказал Мэггот. – Чем она отличается от других, за исключением того, что все время «сидит» на телефоне?
– Во-первых, она далеко не глупа. Во-вторых, она нам фактически не мешает. В-третьих, если верить этому толстому диск-жокею, кто-то пытается ее убить.
– Ну и пусть, – ответил Мэггот. – Я не хочу стать случайной жертвой. Послушайте, у нас два крупных выступления и грандиозный концерт в Дарлингтоне. Зачем нам лишняя головная боль?
– Я считаю, что надо проголосовать, – заявил номер Один, который видел, как в свое время из комнаты Викки выскальзывали номер Два и номер Три.
– Прекрасно, – согласился Мэггот. – По обычным правилам. Я голосую за то, чтобы она убиралась прочь.
– А я – за то, чтобы она осталась, – сказал номер Один.
Он взглянул на Второго и Третьего. От его взгляда и пронзительного взора Мэггота те неловко заерзали на своих стульях. Мэггот сунул в рот морковку и скомандовал:
– Голосуйте!
– Я – за то, чтобы она осталась, – сказал Второй.
– И я, – подхватил Третий.
– Ну вот, Мэггот, – подытожил номер Один, – получается, что она остается.
Мэггот со злостью откусил кусок морковки.
– Хорошо, – сказал он. – Пусть. Но только чтобы она не мозолила мне глаза. И позаботьтесь о том, чтобы она собралась: нам пора ехать в Питтсбург.
– Она уже готова, – ответил номер Один.
Жизнь в Абдуле Кериме Баренге поддерживалась за счет трубочек. Катетеры были повсюду – у него вносу, в руках и по всему телу. Врач больницы «Цветочный луг» объяснял только что приехавшему из Африки хирургу-консультанту.
– Тяжелые внутренние повреждения, доктор Нильсон. В наших силах лишь как-то поддерживать в нем жизнь. Мы даем ему обезболивающее, но он безнадежен. Без всех этих приспособлений он не протянет и пяти минут.
Он говорил это, стоя возле кровати Баренги, обращая на пациента примерно столько же внимания, как на ежевечерние рассказы жены об очередных шалостях их сына в детском саду.
– Понимаю, – ответил доктор Гуннар Нильсон – И все же я был бы вам весьма признателен, если бы вы позволили мне лично осмотреть больного.
– Разумеется, доктор, – ответил лечащий врач. – Если вам что-нибудь понадобится, нажмите кнопку над кроватью. Санитарка поможет вам.
– Благодарю вас, – сказал Нильсон.
Он снял пиджак от своего синего костюма и неторопливо закатал рукава рубашки, растягивая время в ожидании, пока местный врач положит на место карточку больного, сделает беглый осмотр реанимационных систем и, наконец, удалится.
Проводив его до двери, Нильсон запер ее, вернулся к кровати Баренги и раскрыл ширму, чтобы загородить пациента от стеклянной двери.
Баренга крепко спал под наркозом. Нильсон открыл свой медицинский чемоданчик, отложил в сторону лежавший там револьвер 38-го калибра и достал нужную ампулу. Отломив стеклянный носик, он втянул содержимое в шприц, выдернул из руки Баренги одну из трубочек и грубо воткнул иглу в коричневую кожу внутренней части левого локтя.
Не прошло и минуты, как Баренга зашевелился. Адреналин одержал верх над снотворным.
Глаза Баренги широко раскрылись, точно у безумца, когда вместе с сознанием к нему вернулась боль. Сумасшедший невидящий взгляд забегал по комнате и, наконец, остановился на Нильсоне.
Нильсон склонился над кроватью и хрипло зашептал:
– Что случилось с Ласой Нильсоном?
– Кто это?
– Высокий мужчина, блондин. Он искал девчонку.
– Старик. Его убил старый китаеза. Жутко.
– Что за старик?
– Желтокожий.
– Как его зовут?
– Не знаю.
– С ним был кто-нибудь еще?
– Тот, кто меня обработал. Белый тип. Он – дружок китаезы.
– Ты знаешь его имя?
– Римо.
– Это имя или фамилия?
– Не знаю. Он сказал: Римо.
– Гм, Римо. И старый азиат. Это азиат убил Ласу?
– Да.
– Из пистолета?
– Нет, ногой. Пистолет был у Ласы.
– Где это случилось?
– В «Уолдорфе», в номере 1821.
– А девчонка там была? Викки Стоунер?
– Когда мы туда попали, ее там не было. Китаеза охранял ее.
Баренга говорил все медленнее и тише, слабея по мере того, как в его организме разгоралась схватка между обезболивающими препаратами и усиливающим боль адреналином.
– Спасибо, – сказал доктор Гуннар Нильсон.
Он опять вставил катетер в руку Баренги, извлек из своего чемоданчика еще две ампулы адреналина и вновь наполнил шприц. Грубо воткнув иглу в жесткую подошву левой ноги Баренги, он впрыснул ему летальную дозу.
– Теперь ты уснешь. Приятных сновидений.
Баренга дернулся – адреналин победил наркоз. Глаза завертелись в орбитах, губы зашевелились, и голова безжизненно упала набок.
Нильсон задернул занавеску, подошел к двери, открыл ее и ушел.
«Уолдорф», номер 1821. Что ж, не много, но достаточно. По крайней мере для последнего из Нильсонов.