Весь отряд следопытов взбудоражила ночная тревога. Теперь все были уверены в серьезности происходящего.

Настроение у всех было озабоченное, настороженность чувствовалась во всем.

И только по прибытии в аул Старый Янсаит ребята немного отвлеклись, рассеялись.

Аул был красивый, живописный. Лучшие дома свои он выставил как бы напоказ на правый берег Караидели, а остальные словно припрятал в глубокой лощине, разделявшей два горных кряжа. Главная улица аула начиналась прямо у берега, а конец ее виден был только из центра Старого Янсаита.

На этой улице жил брат сказительницы Минзифы, знаменитый в Башкирии народный певец сэсэн Акберды.

К нему поспешили со своими тетрадками юные следопыты. Акберды оказался гораздо приветливее своей суровой сестры.

Едва они вошли, он попросил жену поставить самовар и, пока закипит чай, угостить ребят айраном — напитком из кислого молока, особенно вкусным и желанным во время летней жары. Если айран немного посолить, он не только утоляет жажду, но и как бы возвращает силы усталому путнику, придает бодрости.

Нельзя сказать, что наши путешественники с утра очень уж утомились. Несмотря на то что настроение у них было не очень хорошее да к тому же многие не выспались, айран пришелся всем по душе. Мальчики и девочки развеселились. Приятно было и то, что айраном угощал сам хозяин.

— Где айран, там и байрам! — заулыбался сэсэн, радостно и ласково глядя на ребят. — А где байрам, там и песня.

— Спойте, Акберды-агай, спойте, пожалуйста! — стали просить ребята.

— Спеть — это можно, — согласился сэсэн, — только сперва расскажите-ка мне, куда путь держите, куда вас дорога ведет?

Вскочил Ишат и продекламировал свои стихи:

Акберды погладил его по голове и сказал:

— Молодец, сынок! Кто знает, может, и ты сэсэном станешь!

— Как же, станет! — насмешливо произнес Мидхат, который терпеть не мог, когда хвалили не его, а кого-нибудь другого. — Когда будет ему столько лет, сколько вам!

Сэсэн нахмурился. Видно было, что слова Мидхата ему не понравились.

— Не надо так говорить, не надо так шутить! — проговорил он. — Кто старается, тот добьется. Вот ведь и у тебя, мальчик, есть, наверно, желание заветное. Оно исполнится, обязательно исполнится, если будешь настойчив. А если кто-нибудь над тобой смеяться вздумает, будет неправ.

Мидхат покраснел.

Все подумали, что сэсэн смутил его своим назиданием. Но нет, Мидхат вспомнил старика в палатке. Впрочем, теперь этот старик не выходил у него из головы. Выслушав сэсэна, Мидхат дал себе слово во что бы то ни стало поймать шпиона.

— Кто смел, тот все пути пройдет, — продолжал между тем Акберды, — кто весел, одолеет горы высокие, кто душою батыр, тому лес дремучий откроется, кто джигит, тот оседлает реку быструю!

Мидхат слушал сэсэна, и ему хотелось стать вот таким смелым батыром и веселым джигитом.

— Акберды-агай, а почему реку нашу назвали «Караидель»? — спросила Фатима.

— Эге-ге, девушка, скажу-отвечу, отвечу-скажу! — улыбнулся сэсэн. — Сперва она «Карайгир» называлась — «Конь Вороной». Еще бы! Как скачет, как рвется, как прыгает! Э! Жеребец необузданный, пена у рта!.. Эх, помогите-ка старику подняться! Провожу-ка я вас до берега, полюбуюсь Конем Вороным, глаза старые утешу, уши старые развешу!

Вместе со следопытами вышел Акберды из своего дома и спустился к реке. Ребята шли медленно, иначе сэсэну не угнаться бы за ними. Фатима и Иршат поддерживали старого певца под руки. Став над водою, облегченно вздохнул сэсэн, в глазах его зажглись молодые искры, простер он жилистую руку вперед и заговорил торжественно, проникновенно:

— Говорили в старину, сказывали деды и прадеды… Жил некогда в верховьях реки нашей батыр, бесстрашный Айсувак. И был у батыра Айсувака конь — всем коням копь, из той же породы, что самый лучший конь, из того же табуна, что белый конь Акбузат. Только не белый он был, а черный, вороной. Объехал Айсувак на коне вороном все земли, все страны, все края и государства, все пределы и царства. Всюду-повсюду встречали его салямом друзья, всюду-повсюду завистью черной недруги провожали. Ой, хорош был конь у батыра Айсувака! Трудно было не позавидовать. Больше всех завидовал хан Залихан. Как-то раз воротился батыр на родину, лег отдыхать, а коня своего в пещере каменной спрятал. Проснулся, видит — связан. А вокруг ханские слуги бегают, хана Залихана прислужники. Коня ищут. Вот и в пещеру заглянули, коня увидели, от радости визжат, как телята, скачут, хохочут. Взяли коня, думают. Да не тут-то было! Только вывели иноходца из пещеры, а он во всю силу задними ногами уперся да как прыгнет вперед, так от него слуги ханские и посыпались, как горох из мешка. А он как ударит с размаху ногами передними оземь, так сразу два ключа и забило. Полетел, помчался конь батырский по горам, по долинам, по лесам, по равнинам, то вправо скакнет, то влево забежит, то на север махнет, то на юг уйдет. И где ни пройдет, где ни ударит копытом, там родники появляются. Много-премного их стало. Соединились они в реку. Вот и назвали ее «Конь Вороной», по-нашему — «Карайгир».

Умолк старый сказочник. А ребята молча смотрели на волны реки, и чудился им Конь Вороной, могучий и стремительный, холеный, так и лоснящийся на солнце. Это искрилась на солнце Караидель. Это играли и пенились волны. Это набирали они высоту, чтобы тут же упасть вниз и исчезнуть, а в следующее мгновение снова появиться.

Фатима слушала затаив дыхание.

Конь-река, Карайгир! Нет покоя тебе, и не ищешь ты тишины. Бурлишь и скачешь днем и ночью, ночью и днем, унося все, что встречается на пути.

— Как живая она, река, — продолжал сэсэн. — Сперва родник, ручеек, потом, глядишь, два, потом один из двух, потом один из четырех, и пошло, пошло, поехало, поплыло, полетело, забурлило, загремело… Эх, река, река, велика твоя рука, а дорога далека, а жизнь не легка!.. Слышите, как шумит?..

Ребята вслушались в шум реки. Сквозь него явственно проступало тарахтение моторки.

Спустя несколько секунд у берега показался Самбосаит. Одет он был в тренировочный костюм, который плотно облегал его могучую фигуру с огромными бицепсами и широченными плечами, а на голове его был на этот раз вместо белой фуражки кожаный шлем.

— Привет, пионеры! — весело прокричал Самбосаит. — Как живете?

— Спасибо, хорошо! А вы? Не в Тальгашлы ли побывали?

— Да, и там тоже был. А вы тут двух рыбаков не видели?

— Нет. А каких?

— Н-ну, таких… — Самбосаит неопределенно повертел рукой в воздухе. — Один высокий, худой, другой маленький, полный. Как Дон Кихот и Санчо Панса.

— Нет, таких не видели, — ответила за всех Фатима.

— Тогда пока! — И Самбосаит помчался дальше.

— Так вы, значит, из Тальгашлы, — сказал Акберды. — Знаю, знаю такой аул. И наши янсаитцы, и ваши тальгашлинцы от одного и того же племени произошли — от племени кудей. Значит, мы с вами родственники. Вот ведь как! А вы-то, наверное, и не слышали слова такого «кудей»! А?

— Слышать-то слышали, — ответил Юлай, — да что это такое, не знаем.

— Э-э, плохо! Свое племя знать надо! Тем более, что племя-то знаменитое! Башкирские полки даже у Кутузова были, до Парижа дошли, за храбрость медалей заслужили и крестов великое множество! А эскадрон сотника Янтуря? Весь тоже из нашего племени состоял, кудей к кудею, башкир к башкиру, все молодцы как на подбор! А вы не знаете! Каждый башкир, по древнему обычаю, свою родословную не меньше семи колен знать должен!

— А откуда нам знать? — не выдержал Мидхат, который очень не любил, когда его поучали.

— Откуда? А вот откуда. Вы сейчас в сторону Уфы направляетесь, да? Очень хорошо. На вашем пути Тавлыяр будет. Там аксакал Исангул живет, ему, поди, сто лет будет. Старший он в роде кудей. Вот у него грамота родословная — шежере — и хранится. Он-то вам все про все и расскажет и покажет.

— Обязательно его отыщем! — сказала Фатима. — Но, честно говоря, нас больше интересуют рассказы о гражданской войне, о красных партизанах.

— Эге-ге! Так у Исангула и это все есть! Есть у него, например, указ красного генерала Блюхера.

— Указ? А о чем? — спросила Фатима.

— Это дело длинное, — покачал головою Акберды, — но, помнится, что-то там про мальчика из аула Атлыкай. Мальчик тот в штабе у Блюхера служил. В разведку ходил. Расстреляли его белые. Косточки его в земле башкирской лежат. Расстреляли мальчика, понимаете или нет?

— А как его звали, не помните, Акберды-агай?

— Как звали, не помню, знаю только, что из аула он Атлыкай. А отец его был Югерек Сайфулла. Про Сайфуллу тоже в шежере написано. Будете у аксакала Исангула, все там прочитаете.

— Спасибо! — поблагодарила Фатима.

— А вы ведь спеть обещали, Акберды-агай! — напомнила Нафиса.

— Ай-вай-вай! Как же это я забыл! Родственников обманул! — пошутил старик.

Он готов был петь, но Фатима заметила, что старик устал, сделала ребятам знак, и они вежливо сказали, что послушают пение Акберды-агая на обратном пути. Отвели сэсэна домой и, вернувшись на пристань, снова спустили свои лодки на воду.