Эскадрон имени Шарафа каждое утро собирался на берегу Караидели, на развалинах старой крепости. Подобно тому как Петр I, будучи подростком, обучал свои «потешные полки», тренировал своих эскадронцев и заводила Махмутов.
Это были беспрерывные маневры, на которых Махмутов, разбив своих солдат на «красных» и «синих», гонял их без передышки целыми днями.
Так было и в день пребывания в Олдяке следопытов из Тальгашлы.
Именно перипетии «боевых действий» привели эскадронцев и их предводителя на старые развалины.
Когда следопыты отчалили от берега, прерванные маневры были продолжены.
Сам Махмутов воевал, конечно же, в составе «красных», потому что «синим» быть никому не хочется и вряд ли найдется заводила, который не использует своего «служебного положения» для того, чтобы попасть именно в «красные».
Группа разведчиков под его командой ринулась обследовать берег Караидели, чтобы выработать правильную линию наступления на противника.
И вот в какой-то момент разведчики услышали доносившиеся из-за берегового утеса голоса. Они притаились, надеясь застигнуть противника врасплох.
Махмутов почувствовал себя полководцем.
Его группа окружила подозрительное место.
Сам он ползком, по-пластунски добрался до вершины утеса.
То, что он увидел, не имело никакого отношения к задуманной им военной игре. На берегу стояли трое взрослых.
Один из них был человек в нахлобученной на лоб шапке, второй — высоченного роста, третий — маленький, толстый.
Махмутов собирался уже дать группе команду двигаться дальше, но одно неожиданное обстоятельство его задержало.
— Зачем, — кричал человек в шапке, — зачем, я тебя спрашиваю, ты куртку украл? Болван, и только! Я ведь не говорил тебе, чтобы ты это делал! Насторожил только эту девчонку Фатиму и всех ее щенков! Где куртка? Дай ее сюда!
«Фатима и ее щенки… — промелькнуло в голове Махмутова. — А не те ли это ребята, которые только что уплыли?.. Ведь их вожатую-то как раз и зовут Фатимой!..»
И Махмутов впился глазами в людей, которые, по-видимому, нанесли ущерб тем, кого Махмут считал теперь своими друзьями.
Долговязый человек порылся в своем рыбацком мешке, вытащил оттуда серую куртку и отдал человеку в шапке.
— Больше никогда, ничего, нигде не смей делать без моего приказа! Понял? — Человек в шапке бросил на долговязого злой взгляд. — А лодка где? — обернулся он к толстяку. — И ее нужно отдать пионерам.
Толстяк кивнул головой и пошел к берегу. Человек в шапке и долговязый пошли за ним.
Махмутов не мог спуститься на берег, чтобы выслеживать эту троицу, — его бы сразу заметили, — поэтому он пополз по скалам, сверху наблюдая за ними.
Вот дошли они до маленькой бухты, замаскированной листвой плакучей ивы. Присмотревшись, Махмутов увидел, что там спрятана лодка.
Налетел ветер, и Махмутов не расслышал, что говорил человек в шапке толстяку. Но по жестам понял, что он снова ругает его.
Потом человек в шапке пошел куда-то, а двое остались стоять.
Через некоторое время человек в шапке подкатил к бухте на моторке, прицепил лодку к своей и во весь опор помчался вниз по реке.
Махмутов продолжал наблюдение за оставшимися.
— Шел бы он, этот Закирьян, ко всем чертям! — сказал длинный. — Нос задрал!
— Мне, честно скажу, хотелось по шее ему надавать, — отвечал толстяк. — Подумаешь, отобрали у этих пионеров лодку, ну и что? А в куртке-то нож был, я для Закирьяна и старался, он ведь сам просил. А теперь, видишь ли, передумал. А я откуда знаю?
— Давай его… того… а? — сказал длинный.
— Э, нет! Грех на душу брать не стану! — покачал головою толстяк.
— Грех! Эка невидаль, грех-то! Ты что, никогда не грешил, что ли? А вот он тебя так прижмет, так прижмет, вот увидишь, что и сам мою песенку подтянешь! Погоди!
— Ну, поживем — увидим, — осклабился толстяк.
И они зашагали с берега прочь.
Махмутов продолжал наблюдение.
Он решил выследить этих людей, которые, как теперь было ясно, делали какие-то темные дела.
Наткнувшись на одного из своих разведчиков, он велел передать группе, чтобы она без шума, скрытно, на расстоянии следовала за ним.