— Ради всего святого, не молчи! — взмолился Марк.
С той минуты, как они ступили за порог и за ними закрылась дверь гостеприимного дома Мелани, Анна не произнесла ни слова. Минутная злость и желание высказать ему без обиняков все, что она думает о нем и Бейкерах вообще, уступили место усталому безразличию. Чем ей это поможет? Чего она добьется?
Анна молча взялась за ручку автомобиля и приоткрыла дверцу.
— Я не сказал тебе, что обручен с Мишель, потому что тебе было бы еще больнее, понимаешь? — беспомощно проговорил он. — Поверь мне, Анна, пожалуйста!
Эти слова заставили ее обернуться.
— И почему же я должна тебе верить, Марк? Чтобы ты мог почувствовать себя не таким негодяем и трусом? Ты во всем пошел в отца, нечего сказать!
— Я не трус! — возразил он. — И мой отец тоже никогда не был трусом. После всего, что рассказала твоя мама, я понял, что поторопился обвинять его. И ты, Анна, тоже не права.
— О нет, я права. Он достоин обвинений и похуже!
— Ты несправедлива. Ну поставь себя на место отца. Чье счастье предпочла бы ты? Он поступил так, как считал правильным. Он ради моего благополучия и спокойствия матери пожертвовал своим счастьем. Он знал, что мама не справится с ударом, если он бросит ее на произвол судьбы после стольких лет брака.
— А моя мама? — процедила Анна. — Ты считаешь, она справилась? Ты сам ее видел. Твой отец просто уничтожил ее как личность.
— Я согласен, ему надо было уйти сразу же. Но, видимо, это было для него невыполнимым усилием. Он слишком любил Розмари. Да и она знала, на что идет. Она ведь знала, что он женат, но продолжала с ним встречаться. Не переживай, твоя мама постепенно придет в себя. Она крепче, чем ты думаешь.
— А я? Ты уверен, что я приду в себя? — выпалила она.
— Ты ведь сама говорила — ты сильнее матери, — напомнил он.
Слезы наполнили ее глаза.
— Кажется, я ошиблась. Ладно, уходи, оставь меня. Женись на своей Мишель, Надеюсь, она понимает, какое гнилое яблоко получила. Она выходит замуж за мужчину, который не любит ее так, как она, возможно, заслуживает. За того, кто за две недели до свадьбы напрочь забыл о ее существовании и оказался в постели с первой встречной. А скажи, Марк, ты когда-нибудь испытывал с ней такое наслаждение, которое испытал сегодня со мной, а?
Он не произнес ни слова, но она и не нуждалась в ответе.
— Вижу, что нет, — поморщилась Анна. — Готова спорить на что угодно, что ты еще вернешься ко мне, так же, как твой отец всегда возвращался к моей маме. Но у него хоть была причина так поступать. У него была ответственность перед семьей. А у тебя, Марк? Ты даже еще не женат! Если ты порядочный человек, тебе следует перестать обманывать Мишель и расторгнуть помолвку.
Он даже испугался.
— Да ты в своем уме? Я с тобой всего несколько часов знаком. Ты хочешь, чтобы из-за минутного помутнения рассудка я разбил сердце женщине, с которой собрался связать жизнь? То, что было между нами — это же не надолго.
— У наших родителей это было довольно долго, — усмехнулась. Анна.
— Лишь потому, что это был роман, понимаешь? Они знали только радость секса и прелесть свиданий. Никакой ответственности. Поверь, если бы они поженились, их отношения вовсе не остались бы безоблачными. Построить счастье на несчастье других невозможно.
— Вот об этом-то я и толкую. Смотри, не забудь.
— Анна, у тебя это скоро пройдет, поверь.
— Нет, не пройдет, — торжественно произнесла она, глядя ему прямо в глаза. — Я полюбила тебя, Марк. Я знаю, ты скажешь, что любовь не случается так быстро. Но со мной так случилось, и, что бы ты ни говорил, ничего не изменится. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю…
— Хватит! — крикнул Марк.
— Почему же? Потому, что тебе не хочется это знать? Ты и правда трус, Марк. Как страус, прячешь голову в песок. Ты не заслуживаешь моей любви. Ты ничьей любви не заслуживаешь. Мне жаль бедную Мишель, потому что в браке она окажется обманутой. Сколько ночей проведешь ты рядом с ней, мечтая обо мне, пока наконец не приползешь обратно за глотком того, что ты попробовал сегодня.
— Если я женюсь, я никогда не увижусь с тобой. Это я могу твердо обещать.
— И лучше сдержи свое обещание. Потому что, если ты вернешься, я уничтожу тебя. И своей любовью, и своей ненавистью. Я похожа на мать, но не во всем. Я не стану прощать и закрывать глаза на ложь. Если ты придешь, я не удовлетворюсь твоим телом. Я захочу твою душу. А получив и то, и другое, я растопчу тебя. Помяни мое слово.
Лицо у него потемнело, и он наставил на нее дрожащий от ярости палец.
— Вот поэтому я никогда к тебе не приду! Мне этого не нужно. Я хочу мира и спокойствия. Психопатка, которая то клянется в любви, то грозит расправой, мне не нужна. Ты сказала, что любишь меня? Позволь тебе не поверить. Если бы любила, ты бы меня пожалела. Ты можешь хоть на минуту поставить себя на мое место? Ты представляешь себе, что я пережил за эти две недели? Я похоронил родителей, которых потерял в один миг. Ты когда-нибудь выбирала гробы для своих близких? А одежду, в которой они будут лежать в своих гробах, выбирала? А стояла когда-нибудь возле гроба, думая только о том, чтобы не расплакаться? Ведь мужчинам плакать не положено.
В его глазах действительно сверкнули слезы, и Анна похолодела.
— А мне очень хотелось плакать. Мне и сейчас хочется плакать. У меня ничего не осталось, кроме светлой памяти о них. И вдруг я узнаю, что отец, которого я боготворил, вовсе не был героем без страха и упрека. Ты представляешь, что я почувствовал, когда оказалось, что колосс был на глиняных ногах? А когда ты открыла дверь и я вообразил, что любовница моего отца — ты? Женщина, которая ему в дочери годится! Ты можешь себе представить мои чувства? А ведь ты не рассеяла сразу же мои заблуждения, нет. У тебя был свой план, Анна, и ты не слишком-то волновалась по поводу честности и порядочности, не так ли? Ты нарочно пыталась убедить меня в том, что мой любимый отец был грязным развратником!
Теперь Анна глубоко раскаивалась в своем обмане.
— Прости меня, Марк. Я ничего такого не хотела. Я просто…
— Да-да, я знаю. Ты просто защищала свою мать, — горько кивнул он. — Очень жаль, что ты не подумала о том, как твой обман отразится на других людях. Ты сама виновата. Я ведь считал, что ты… доступна. Я подумал, раз ты спала с отцом, то и я могу воспользоваться твоими услугами. Ни о каких чувствах речь не шла, понимаешь? Я просто хотел тебя. Еще до того, как ты заплакала и оказалась в моих объятиях. Я и сейчас хочу тебя так, что это сводит меня с ума. Но только это не любовь, милая моя. Это просто желание. Примитивное, животное, грубое желание. Не обижайся. Но я знаю разницу.
Он помолчал. Потом вновь заговорил тусклым, охрипшим голосом.
— И что мне прикажешь делать, Анна? Уйти, что я и пытался сделать? Уйти и остаться порядочным человеком? Или уединиться с тобой в этом уютном обиталище порока, и пусть наши души сгорят в аду? Скажи мне, дорогая. Выбор за тобой.
Она помотала головой.
— Я ничего не понимаю. О каком выборе ты говоришь?
Он вздохнул.
— О том самом выборе. Я хочу тебя. С той минуты, как впервые тебя увидал. И мое желание не утихает. Я не люблю тебя и не стану притворяться. Ты хотела мою душу? Бери. Она твоя, как и тело. Если я тебе нужен, я сдаюсь, потому что я устал делать то, что правильно. Я от всего устал.
Анна почувствовала усталость и страдание в его голосе, и у нее сжалось сердце от тревоги за него. Ей захотелось утешить его, обнять и успокоить. Тогда бы он понял, что им движет не только грубое желание. Он мог бы полюбить ее, но он не позволяет себе. Мишель он точно не любит. Марк не из тех, кто изменяет любимым. Со временем он сам в этом убедится.
Если бы только у нее было это самое время! Но его как раз и нет. Хотя…
— Тебе когда надо возвращаться в город? — отрывисто спросила она.
— А какое это имеет значение? — пожал он плечами.
— Ты сказал, что сегодня не встречаешься с Мишель, так ведь? А завтра?
— Она не ждет меня раньше воскресного вечера. Она думает, что я тут наедине с детскими воспоминаниями. Что я разговариваю с духом своего отца. Что за ирония судьбы!
— Это совсем не смешно, — покачала головой Анна. — Ведь именно это и случилось.
Он горько засмеялся.
— Да уж, папуле есть чем гордиться. Я ведь пошел четко по его стопам. Ну ладно. Пойдем в дом и ляжем в постель. Разве не об этом ты думала, надевая эти замечательные сережки?
Да, она мечтала об этом. Но не так.
А какой у нее выбор? У нее есть сорок восемь часов, чтобы убедить его: они созданы друг для друга.
— Хорошо, — согласилась она, но голос у нее слегка задрожал.
— Ты, наверное, захочешь, чтобы я и завтра остался? Ты не отпустишь меня до самого воскресенья?
— Да, — твердо сказала она.
— Я так и думал. Только, я тебя прошу, не говори мне о любви. Мне не нужно этих романтических выдумок, а также обвинений в непорядочности. Договорились?
Анна отвернулась, пытаясь спрятать обиду и растерянность, и вышла из машины. Марк знал, что поступает жестоко, но почему-то не мог удержаться. Ничего, лучше горькая правда, чем плен иллюзий. За несколько часов ей удалось перевернуть всю его жизнь. Еще недавно у него в жизни была полная ясность, теперь же он катится, словно детский мячик, под уклон, и неизвестно, куда его занесет.
Он запер машину и подошел к Анне. На ее лице больше не было горечи и обиды, и она была прекрасна в неясном лунном свете. От одного ее вида его желание всколыхнулось с новой силой, и он понял, что пропал. Да у него и не было никаких шансов, что бы он ни говорил.
— Ну зачем я тебя встретил, — вздохнул он. — И почему ты такая красивая!
Марк не ждал ответа, да она и не смогла бы ответить, потому что он закрыл ей рот поцелуем. Анна охотно откликнулась, и они оба застонали. Он обнял ее и прижал к себе с такой страстью, словно не мог больше ждать ни секунды.
И вдруг он глухо застонал и отпрянул.
— Знаешь, у меня больше нет презервативов. А у тебя?
— У меня тоже нет. Но, знаешь, можешь не волноваться. Я регулярно сдаю кровь в донорском пункте, так что я абсолютно здорова. Потом, у меня уже несколько месяцев никого не было. Так что, если ты в себе уверен…
— В себе я уверен. А если ты забеременеешь?
— Сегодня никакой опасности.
Может ли он доверять женщине, которая утверждает, что любит его? Не попытается ли она… Но он почему-то верил ей.
Или хотел верить? Хотел убедить себя в полной безопасности секса, чтобы не задумываться о средствах защиты, чтобы оставаться в ней, после того, как кончит, до того самого момента, когда он будет снова готов…
— Пошли скорее, пока разум ко мне не вернулся и я не передумал, — прошептал он.
Какой же он лицемер! Разве он смог бы передумать? Да его сейчас ничто не остановит, разве что бомба рухнет на Тихую заводь и похоронит их под руинами.
Он протянул руку и нащупал ключ: уезжая, он заметил, куда она его положила.
— Ты не передумаешь? — прошептал он, касаясь губами ее шеи.
Она помотала головой. Грудь ее тяжело вздымалась под тонким трикотажем, глаза заволокло туманом страсти. Она в таком же нетерпении, как и я, с изумлением подумал Марк. И тоже не способна здраво рассуждать.
Испытывал ли его отец нечто подобное с Розмари? Если да, то никаких объяснений больше не требуется. Становится понятной и отцовская измена, и желание Розмари оставаться с ним.
— Знаешь, тебе не следует так слепо полагаться на слова мужчины, — тихо сказал он, лаская губами ее ушко. — Сама ведь сказала: мужчины всегда врут, чтобы добиться секса. А уж чтобы заполучить такую, как ты, они наврут с три короба.
— Нет, ты не стал бы обманывать, — сказала она с такой убежденностью, что он растерялся.
— Ты ведь несколько минут назад обозвала меня трусом, — напомнил он, пропуская ее в дверь.
— Я просто разозлилась.
— А теперь ты больше не злишься? — поддразнил он, прижимая ее к запертой двери так, чтобы она почувствовала его восставшую плоть.
— Теперь я лучше тебя понимаю.
Он тихонько засмеялся и покачал головой.
— А вот я тебя не понимаю, Анна. И не хочу понимать. Я только хочу…
Она не стала дожидаться непристойности и закрыла ему рот ладонью, которую он жадно куснул.
— Ты уже говорил — угодить вместе со мной в адское пламя. Только у тебя ничего не выйдет.
— Почему это?
— Потому что я хочу вознести тебя на небеса, — прошептала она, приподнимаясь на цыпочки и обвивая руками его шею. — И не отпущу тебя на землю до самого воскресенья. Обещаю.