Анна проснулась оттого, что прямо ей в лицо ласково светило раннее солнце. Марк все еще спал. Она, стараясь не потревожить лежащего рядом мужчину, приподнялась на локте и залюбовалась им. Она мечтательно улыбалась сладким воспоминаниям минувшей ночи. И не только ночи. За один вчерашний день произошло столько всего…

Все это похоже было на сон. Или на ночной кошмар?

Но обнаженное тело, распростертое рядом с ней, вполне реально. Если судить по тем чувствам, которые всколыхнулись в ней при одном взгляде на него.

Ей хотелось протянуть руку и коснуться Марка. Гладить и ласкать его. Почувствовать, как его плоть наливается силой, чтобы оседлать его, как ночью, для бешеной скачки.

Она думала о любви. Но любовь ли это? Марк не сомневался, что это просто бешеное желание. Может, он прав?

Женщины так устроены, что любым отношениям стремятся придать романтический оттенок, на все склонны смотреть сквозь розовые очки.

В их первом соединении не было ничего романтического: Марк в нетерпении овладел ею немедленно, как только они вошли в дом, прямо у входной двери. Для второго они добрались до камина и рухнули на ковер.

Но, утолив первый голод, Марк стал нежен и внимателен к ней. Смущенно извинившись за свою несдержанность, он поднял ее на руки и понес наверх. Но она в тот момент вовсе не возражала. Она сама получала такое же ни с чем не сравнимое удовольствие.

Однако позже, когда Марк стал нетороплив и нежен, только тогда она поняла настоящий вкус чувственной любви. Анна прикрыла глаза, вспоминая, как он в ванной осторожно намыливал пенной губкой ее разгоряченное ласками тело. И как долго, нежно он вытирал ее, слегка прикасаясь к коже мягким полотенцем. Все это время он без конца целовал и ласкал ее. Так легко, осторожно, но так волнующе.

Но когда он отнес ее после ванны в постель, она испытала такое, о чем смело могла бы сказать: побывала в раю. Она, помнится, опрометчиво пообещала ему небеса, но на самом деле это он вознес ее до небес. Когда он коснулся ее губами и языком там, внизу, она чуть не потеряла сознание от сотрясавших все ее тело волн наслаждения. Это длилось бесконечно, пока она не попросила его прекратить…

А он тихо засмеялся, оторвался от нее и навалился сверху, не давая ей шевельнуться. Она беспомощно распласталась под ним, а он уверенно и неторопливо вошел в нее и стал двигаться мощно и размашисто. Она приподняла ноги и обхватила его, скрестив щиколотки на его талии, чтобы он мог войти глубже, глубже, глубже… В полумраке она видела его искаженное гримасой страсти красивое лицо, слышала его стоны, похожие скорее на рычание зверя. Отвечая на его движения, она почувствовала внутри нарастающий жар, который снова приближал их к черте, за которой, она уже знала, его ритм перейдет в сладостные содрогания. Да! Да! Да! Еще несколько движений, и он затих.

Раньше она никогда не смотрела на партнера во время оргазма. Во время его оргазма. Потому что сама она ничего похожего не чувствовала. Теперь же видеть его наслаждение было для нее едва ли не большим наслаждением, чем ее собственный оргазм.

— Ведьма, — прошептал он. — Ты настоящая ведьма. Там в холодильнике еще найдется бутылочка твоего зелья?

Он сходил вниз за вином, и они пили белое прохладное шабли прямо из бутылки, передавая ее друг другу, и смеялись, и болтали. А потом она, осмелев от вина, начала целовать его, лаская губами и языком везде, везде.

Он был не против. Он закрыл глаза и предоставил ей делать все, что она захочет. И, когда он был готов, она оказалась сверху, в позе наездницы, и оказалась она очень лихой наездницей. Он кусал губы, оттягивая момент кульминации. Сквозь полуопущенные ресницы он видел ее покачивающиеся перед ним груди и поблескивание качающихся от бешеной скачки экзотических сережек. Не желая достигнуть оргазма раньше, он остановил наездницу, стиснув ее бедра.

Протянул руку к бутылке и плеснул вина ей на грудь. Слизывая по капле терпкую влагу, он ощущал губами вкус ее кожи. Анну же контраст между холодными каплями вина и жаром его языка привел в неистовство. Он почувствовал ее содрогание, она вскрикивала и рвалась из его рук, и он отпустил ее бедра. Несколько судорожных движений — и она замерла, запрокинув голову. Тогда и он перестал сдерживаться и присоединился к ней в долгом и страстном оргазме.

Анна лежала и думала о том, как изменилась она всего за несколько часов. Тогда все, что она пережила, казалось ей чудесным и волнующим. Теперь же она сомневалась: правильно ли все это?

Смогла бы она сейчас отказаться от встреч с Марком? Ей было бы это очень трудно — отказаться от мужчины, который пробудил в ней женщину, научил быть раскрепощенной и свободной в проявлении чувств. Любовь это или не любовь, а она никогда не чувствовала себя такой… полной жизни, такой желанной, такой умелой в любви.

Теперь она могла понять, что произошло с ее матерью двадцать лет назад. Она точно так же пала жертвой неукротимого влечения к Оливеру. Их страсть стала для нее наркотиком.

При мысли о том, что ее ждет судьба матери, Анна содрогнулась. А ведь все так и обернется, если Марк женится на Мишель. А он пока даже не намекнул, что собирается изменить планы.

Хватит ли у нее душевной твердости и гордости отказать ему, если он предложит ей стать его любовницей? Или же она униженно согласится, тая в душе надежду, что Марк рано или поздно разведется с Мишель?

Нет, нет и нет. Она не испортит свою жизнь. Как ни больно отказываться от него, но нужно немедленно это прекратить.

Она неохотно оторвала взгляд от этого великолепного представителя мужского пола. Повернулась и спустила ноги на пол. Серьги зазвенели, и она сняла их, чтобы не привлекать внимание. Сняла и засунула в ящик тумбочки. Они ей сегодня не понадобятся. Марк признался, что они невероятно возбуждают его, а ей этого не нужно. Сегодня она не будет пытаться соблазнить Марка. Ей нужно просто поговорить с ним.

Она бросила взгляд на часы и приглушенно ахнула. Уже одиннадцатый час!

Немедленно встать, привести себя в порядок и вниз, приказала она себе. Но тут почувствовала, как сильная рука обвивается вокруг ее талии и тянет назад. Она покорилась и легла, и почувствовала, как горячие губы нежно скользят по ее шее, а горячая ладонь накрывает напрягшуюся грудь.

Она застонала. О, как она жила без этого! И как она будет жить без этого, если… Но сейчас она не хочет об этом думать.

— Мне нужно вставать, — прошептала она, стараясь перебороть соблазн.

— Не сейчас, — хрипло проговорил он, и она почувствовала тяжесть его тела и горячее давление его набухшей плоти между бедер.

Нет, нет, он должен остановиться, пока она не превратилась окончательно в рабыню своей страсти, пока она не привыкла к его ласкам, как к наркотику. Она рванулась, но он лишь крепче стиснул ее.

— Не торопись, не торопись, милая, — прошептал он, и вскоре она почувствовала его внутри.

Он начал неторопливо, мощно двигаться, и она уже не могла противостоять его натиску. Все добрые намерения были забыты, и она отвечала на каждое его движение стоном наслаждения.

— Ты ведь это любишь? — прошептал он, погружаясь губами в волосы у нее на виске.

— Да, да, не останавливайся!

— А вот так? — прошептал он и опустил руку ниже, касаясь самого чувствительного для каждой женщины места.

— О да, да, еще, еще, еще! Да!

И они в очередной раз слились в общем экстазе.

Но постепенно, когда страсть стала остывать, тревога вновь вернулась к ней.

Что же мне делать? — думала она. Я уже пристрастилась к нему, как к опиуму. Я не могу сказать нет. Стоит ему коснуться меня, я уже растаяла.

Она отпрянула от него, исполненная отвращения к себе.

— Эй, так не пойдет, — запротестовал он, но она не ответила.

Вырвавшись, она соскользнула с кровати, метнулась в ванную и заперлась там.

Марк вздохнул и растянулся на постели. Он прекрасно понимал, что тревожит Анну. Понимал, потому что это же самое чувство немедленно напомнило о себе и ему, лишь только он открыл глаза.

Чувство вины. Он пытался игнорировать уколы совести, старался выбросить из головы мысли о помолвке. Ему это удалось, но лишь на несколько минут, пока они с Анной занимались любовью. Пока он был с ней, трудно было сосредоточиться на чем-то, кроме ее маленькой горячей дырочки.

Но теперь реальность со всей суровостью требовала его внимания.

Нет смысла прятать голову в песок и делать вид, что проблемы не существует. Итак, в городе его ждет невеста. И она заслуживает к себе уважения. А Анна? И она тоже достойна лучшего.

Он поступает нечестно по отношению к ним обеим.

Но как же ему быть? Как исправить положение?

Он задумался. Ну хорошо. Следует признать, что он не любит Мишель. Но любит ли он Анну? Он ей сказал, что любовь — серьезное чувство, которое не вспыхивает в одну секунду. Его влекло к Анне с той минуты, как он ее увидел, но любовь ли это? Нет, конечно. Это взрывная смесь, замешанная на ее красоте, его воздержании, ее слезах и его сентиментальных воспоминаниях. Но самое главное, наверное, его ошибочные представления о роли Анны в жизни его отца. Его мужское сознание устремилось в русло неверных представлений о ее доступности. Может, поэтому он и обещал ей гореть в аду. А она что ему обещала? Вознести его на небеса. И ведь не обманула!

Какой удивительной любовницей она оказалась! Такой нежной и робкой вначале, такой дерзкой и смелой потом…

Марк услышал, что она включила в ванной душ, и мысли его вернулись к вчерашней ночи, когда они вместе принимали душ. Как смутилась она, когда он выдавил на ладони ароматный гель и намылил ее. Всю целиком. От нежной кожи за ушами до кончиков пальцев на ногах. С каждым квадратным сантиметром кожи, которой коснулись его руки, она расслаблялась все больше. Ее сексуальный опыт до него был, вероятно, очень ограничен. Однако, когда они отправились в душ в следующий раз, она сама взяла в руки гель и прошлась по его телу легкими и бесстыдными прикосновениями, останавливаясь на самых чувствительных местечках. На одном, в особенности. Он и теперь чувствует, как дыхание учащается, стоит ему вспомнить об этом.

Ее внезапно проснувшаяся чувственность безумно возбуждала его. Она не боялась дать волю этой чувственности и ласкала его самозабвенно. Хотя было видно, что она никогда не делала этого раньше. Многое из того, чему он научил ее, она никогда раньше не делала.

Не то что Мишель.

Он страдальчески поморщился. Опять он думает о Мишель. Он всегда считал, что близость с невестой вполне удовлетворяет его. Это действительно было так. Раньше.

Но теперь так, как раньше, уже не будет никогда, и ему это хорошо известно. Он никогда не сможет делить постель с другой женщиной, не думая при этом об Анне. Не мечтая, чтобы на месте этой женщины была Анна.

Независимо от природы его чувств к Анне, его помолвка с Мишель должна быть расторгнута, это несомненно. Он чувствует, что не сможет долго быть в разлуке с Анной. Так что свадьбу нужно отменить. И чем скорее, тем лучше. Прямо сегодня.

Марк откинул одеяло и соскочил с постели. Хмурясь, он обвел глазами комнату. Черт. Где-то здесь должна быть его одежда. Только где?

Внизу, наконец вспомнил он. Валяется, где попало. Вчера у него не было возможности аккуратно разложить вещи.

Вздыхая, он побрел вниз и постепенно отыскал все части своего вчерашнего гардероба. Одну за другой он натянул слегка помятые вещи, лишь галстук свернул и засунул в карман. Потом подобрал с пола вещи Анны. Увидал разорванные кружевные трусики и покачал головой. Он вел себя, как дикий зверь.

Но ведь она не возражала. Казалось, ей нравится все, что бы он ни делал. Наверное, она обрадуется, когда он скажет ей про свое решение. Она и вчера настаивала, чтобы он разорвал помолвку.

Но что будет с Мишель? Она-то точно не обрадуется. А ее родители? Такие милые люди, он к ним очень привязался. И с деньгами у них не густо. Ужасно, что он вынужден так их всех огорчить.

К счастью, у него достаточно средств, чтобы возместить им все расходы. Мишель тоже ни в чем не будет нуждаться. Она это заслужила. Но он знал, что никакие деньги не поправят того морального урона, который нанесет им его предательство.

Занятый этими невеселыми мыслями, Марк поднялся наверх с одеждой Анны в руках. Она как раз выходила из ванной в тоненьком шелковом халатике и с полотенцем на голове. И больше ничего на ней не было, судя по тому, как пеньюар облегал ее тело. Он сглотнул, чувствуя, как тает его решимость ехать к Мишель.

Лишь сознание, что он непременно вернется сегодня же вечером, удержало его от того, чтобы запустить руки под этот скользкий шелк.

В ее глазах промелькнул испуг, когда она увидела его полностью одетым. Но тут же взгляд стал холодным и почти презрительным.

— Я вижу, ты готов к отъезду, — процедила она.

— Да, — подтвердил Марк, — я уезжаю. Но я…

— Прошу тебя, не нужно ничего объяснять. Не трудись. Я рада, что ты сам так решил. Это избавляет меня от необходимости просить тебя уехать, и мы можем обойтись без душещипательной сцены.

Он задумчиво смотрел на нее, гадая, что скрывается за этой внезапной переменой настроения. Разве не эта девушка недавно обещала вознести его к небесам, разве не она утверждала, что любит его?

— Ты все еще злишься на меня из-за Мишель, я угадал? — бросил он пробный камень, раскладывая на постели ее вещи.

— Не угадал.

Она сняла с головы полотенце и тряхнула волосами. Мокрые золотисто-рыжие пряди рассыпались по плечам, завиваясь в тугие спирали. Она отвернулась от Марка и принялась насухо вытирать их. Он ждал. Наконец она заговорила.

— Понимаешь, Марк, сегодня утром я осознала: ты был прав, а я ошибалась. То, что я к тебе чувствую, не любовь. Это просто секс.

Он сдвинул брови. Как странно: еще недавно он произнес эти слова и считал, что так оно и есть. А когда то же самое сказала она, ему стало ясно, что это полная чушь. Это не просто секс. То, что произошло между ними, гораздо сильнее, гораздо глубже, гораздо прекраснее.

— Послушай, — продолжала она. — Я не лицемерка. Не стану утверждать, что мне все это было безразлично. Я получила массу удовольствия. Нет, не так. У меня открылись глаза. Это был необыкновенный опыт. Ты научил меня, как чувствовать свое тело и как доставить удовольствие мужчине. Я тебе очень благодарна. Но, поскольку ты обручен, лучше давай оставим все как есть. Свидание на одну ночь, так это называется? Спасибо тебе за все, прощай.

Марк не верил своим ушам. Да что там, он просто ей не верил. Он так и сказал.

Она наконец взглянула ему прямо в глаза. Какие у нее чудесные выразительные глаза, когда она не притворяется. Истинно — зеркало души, испуганной, ранимой, чувствительной души.

— Почему это ты мне не веришь? — фыркнула она.

Если она надеялась за напускной бравадой скрыть свою уязвимость, она в этом не преуспела.

— Ты так говоришь из-за гордости. Страха. Неуверенности.

— Из-за страха?!

— Конечно. Ты боишься, что жизнь у тебя сложится так же, как у твоей матери.

Она разозлилась.

— Даже если и так, тебе не кажется, что у меня есть на то веские основания? Глупо было бы рассчитывать, что из-за меня ты откажешься от помолвки.

— Ну и напрасно ты так думаешь. Потому что я собираюсь расторгнуть помолвку.

Несколько секунд она молчала, а потом горько рассмеялась.

— О, ради Бога, ты недооцениваешь мой интеллект. Неужели ты рассчитывал, что я поверю? Не ты ли недавно сказал, что меня не любишь, что не откажешься от невесты ради случайной знакомой? Ты лжешь, и оба мы знаем, почему. Причина стара как мир. Ты лжешь, чтобы получить еще порцию хорошего секса. Такой же ложью двадцать лет кормил мою маму твой отец.

— Нет. Я не лгу, и получить я хочу не порцию секса, а тебя, Анна. Всю целиком. Вот в чем разница.

— Нет. — Она отчаянно замотала головой. — Нет, не могу поверить.

— Значит, мне придется сделать так, чтобы ты поверила. Я вернусь сегодня же.

— Что ж, меня здесь уже не будет.

Она вновь неуверенно взглянула на него, и он с трудом сдержал улыбку. Того, кто не знал ее так хорошо, как он, она могла бы обмануть. Но он-то хорошо ее знал, гораздо лучше, чем он знал Мишель. Как странно.

— Ты будешь здесь, — улыбнулся он. — И дождешься меня.

— Ты так уверен? — фыркнула она.

— Конечно. Мы ведь созданы друг для друга. Это судьба. Поэтому я обязательно вернусь, а ты обязательно меня дождешься.

— Ты сказал — судьба?

— Именно так. Права была ты. А я заблуждался. Это самая настоящая любовь. Мы полюбили друг друга. Я старался закрыть глаза на очевидное, но теперь вижу, что это было глупо. Бороться с любовью — все равно, что воевать с ветряными мельницами. Я влюбился в тебя, а ты влюбилась в меня, вот и все. Конец истории. Или, скорее, начало истории, если ты согласишься.

Анна смотрела на него во все глаза. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы это оказалось правдой. Но трудно так сразу свыкнуться с мыслью, что карета Золушки не превратится в тыкву.

Но ведь Марк и не похож на всех других мужчин. Он необыкновенный. Добрый, тонкий, чувствительный. Если не верить ему, это значит, что вообще ни одной живой душе верить нельзя. А если не верить никому, то останешься на всю жизнь одна. Без друга, без мужа, без детей. А какая тогда жизнь? Марк станет прекрасным мужем. И добрым отцом. Она должна поверить ему. Пусть страшно доверить свою жизнь, свое сердце мужчине, но она не трусиха.

— Я буду ждать тебя, — тихо и торжественно пообещала она, зная, что никогда не сможет прийти в себя, если он ее обманет.

— Я обязательно приеду, — сказал он и поцеловал ее в щеку на прощание.

Она с вызовом подняла голову.

— Ну-ка поцелуй меня как следует!

Он покачал головой.

— Я боюсь. Твои губы обладают какой-то колдовской силой.

— Правда? — прищурилась она.

Привстав на цыпочки, она обвила его шею руками и прильнула к его губам. Он застонал и прижал ее к себе.

— Не уезжай, — прошептала она, страшась чего-то.

— Милая, я не хочу уезжать. Но я должен. Ты сама говорила: на несчастье других людей счастья не построишь. Поэтому я должен немедленно объясниться с Мишель. Но я постараюсь вернуться дотемна. Если я по какой-то причине опоздаю, то обязательно позвоню. У меня есть твой номер телефона.

Анна прекрасно понимала, что он прав. И все же ее терзали ужасные предчувствия.

— Поторопись, — прошептала она.

Он махнул рукой на прощание и уехал.