Телефон звонил и звонил, а Анна все никак не могла проснуться. Наконец она приоткрыла один глаз и посмотрела на будильник. Десять минут девятого. Не так уж и рано, подумала она, но ведь сегодня воскресенье. А в выходные она любила поваляться в постели подольше. И всем, кто близко ее знал, маленькая слабость Анны была хорошо знакома. Значит, у того, кто звонил, была весьма веская причина беспокоить ее в такой невозможно ранний час.

Анна откинула пуховое одеяло и нащупала босыми ступнями тапочки.

— Может, мама, — пробормотала она, подняла трубку и сонным голосом произнесла «алло».

— Он умер, — отстраненно произнес женский голос.

Анна приглушенно вскрикнула. Это действительно звонила мама, а кто именно умер, и спрашивать не нужно было. В жизни ее матери был только один-единственный мужчина. Оливер Бейкер. Самый модный в городе архитектор, пятидесяти четырех лет, женатый, отец взрослого сына по имени Марк.

А Розмари, мать Анны была его любовницей вот уже два десятка лет, только Анна не любила считать эти годы.

— Мама, скажи, что произошло? — осторожно спросила Анна, теряясь в догадках.

— Он умер, — тусклым голосом повторила Розмари.

Анна глубоко вздохнула. От сонливости не осталось и следа. Только не поддаваться панике!

— Мама, а Оливер… там, с тобой?

— Что?

Розмари, видимо, просто потеряла чувство реальности.

— Мама, Оливер навещал тебя в эти выходные?

Первое, о чем подумала Анна, — у Оливера случился сердечный приступ. Или удар. Не исключено, что это приключилось с ним в самый кульминационный момент любовного свидания. На Анну накатило легкое чувство гадливости, но что толку зарывать голову в песок? Зачем еще мог Оливер посещать свою любовницу? Ради секса, конечно. И, возможно, весьма бурного.

— Нет, — наконец ответила мать. — Он собирался, но потом отменил свидание. Не смог.

Анну раздирали противоречивые чувства. Облегчение, сочувствие, досада на мать, которая полжизни просидела в ожидании своего женатого любовника. Что ж, больше ей не придется его ждать. Никогда. Но какова цена освобождения!

— Об этом объявили по радио.

— Что объявили по радио, мама? — терпеливо спросила Анна.

— Они сказали, Оливер не виноват. Другой водитель был пьян.

Дочь кивнула. Появилась какая-то ясность. Вероятно, дорожное происшествие. Оливер Бейкер, по-видимому, закончил свой жизненный путь в автокатастрофе. Хотя, по его грехам, кончина была слишком легкой. Лучше бы его растерзали пираньи.

Анна не испытывала к Оливеру ни малейшего сочувствия. Ей было жаль лишь маму. Несчастная женщина целую жизнь положила на алтарь своей любви, и все ради считанных мгновений, которые он мог урвать у своей семьи. И вот Оливер ушел из ее жизни навсегда, оставив осиротевшую подругу наедине со своим горем в тайном любовном гнездышке, которое он построил для нее несколько лет назад.

Когда Розмари осознает необратимость утраты, она вполне способна совершить какую-нибудь глупость, вот чего боялась Анна. Оливер забрал ее лучшие годы, это так, но Анна не позволит, чтобы он унес с собой в могилу и все оставшиеся.

— Мама, — спокойно сказала Анна, — пойди и приготовь себе чашку чаю. Положи побольше сахара. Ты меня поняла? А я сейчас к тебе приеду.

Анна жила не очень далеко, и у нее имелся норовистый автомобильчик, который, дай ему волю, мог проявить неплохую резвость.

До Тихой заводи Анна добралась за двадцать три минуты. Это был рекорд. Обычно на дорогу уходило не меньше получаса. Конечно, сегодня, в воскресное утро, шоссе было пустое. До летних пробок, когда машины горожан, жаждущих сбежать от духоты хотя бы на выходные, выстраивались на шоссе нескончаемой лентой, еще месяца два.

Анна взволнованно заколотила в дверь.

— Мама! Мама, открывай скорее! Где ты?

Нет ответа. Анна ринулась вокруг дома, туда, где почти вплотную к террасе подступало озеро. В голове у нее сменялись предположения одно ужаснее другого, пока она не увидела мать, живую и невредимую. Розмари сидела на террасе. Анна с облегчением вздохнула и замедлила шаг, стараясь отдышаться.

Какой же великолепный вид на озеро открывается с этой террасы! Но мать смотрела вдаль ничего не видящим взглядом. Солнце освещало ее сбоку. Ее четкий профиль и прекрасные золотистые волосы были необыкновенно красивы. На Розмари был лимонно-желтый пеньюар, перехваченный в талии пояском. Талия у нее до сих пор тоненькая, как у девушки. Анна еще раз удивилась необыкновенной красоте матери и превратности судьбы, которая распорядилась так, что эта красота отцветала, никого не радуя. Пустоцвет. Но, слава Богу, она жива и здорова.

Анна перевела дыхание и поднялась по деревянным ступеням на террасу.

Розмари безучастно взглянула на дочь. В ее обычно выразительных серо-голубых глазах застыло отсутствующее выражение. Она послушно приготовила себе чай, но чашка нетронутая остывала перед ней. Она до сих пор в глубоком шоке, подумала Анна, тихонько присаживаясь в кресло рядом с матерью.

— Мама, — нежно позвала Анна, — что же ты не выпила свой чай?

— Что? — встрепенулась мать.

— Чай! Ты забыла про чай.

— Ах да… Чай. Я заварила, но забыла выпить.

— Да я уж вижу.

Анна ободряюще похлопала Розмари по руке. Хотела было заварить свежий чай, но передумала. Маму нужно как можно скорее отсюда увезти. И найти место, где бы она не оставалась одна все двадцать четыре часа в сутки.

Лучше всего ей было бы у Анны, конечно. Но на Анне клиника и несколько важных встреч, которые она никак не может перенести. Вся эта неделя у нее очень загружена, да и предстоящая тоже. Вот к концу той недели она разберется с самыми неотложными делами и возьмет отпуск.

А пока тете Мелани придется взять на себя заботу о сестре, нравится ей это или нет.

— Мама, — твердо сказала Анна, — послушай меня очень внимательно. Ты должна отдавать себе отчет в том, что оставаться здесь ты больше не можешь. Дом принадлежит Оливеру. Конечно, никто в семье не знал о вашем тайном убежище, но ведь документы на него существуют. Рано или поздно здесь кто-нибудь появится, и неизбежно возникнут вопросы. А ведь ты всегда говорила, что Оливер больше всего на свете боялся, что жена узнает. Так что…

— Ей уже все равно, — прошептала Розмари. — Его жена больше ничего не узнает. Она была вместе с ним в машине. Слава Богу, они не мучились. Это была мгновенная смерть.

Анна вскрикнула и прижала ладони к губам. Какой ужас! Она частенько желала Оливеру вывалиться из окна какого-нибудь небоскреба, это верно. Но она никогда не желала зла его несчастной обманутой жене!

Бедная, несчастная женщина, покачала головой Анна.

— Бедный, несчастный Марк, — вздохнула Розмари. — Как он сможет это пережить?

Анна нахмурилась. Она редко вспоминала о сыне Оливера, особенно в последнее время. В конце концов, он уже взрослый мужчина и давно не живет с родителями. И все же в ее душе шевельнулось сочувствие. Как страшно в одну секунду лишиться обоих родителей, особенно матери. Но ему Анна ничем не может помочь. У нее есть собственная мать, и ей надо позаботиться о ней.

Но мама при мысли о Марке вдруг встрепенулась. В глазах ее мелькнуло смятение.

— Ты права, Анна. Мне нельзя здесь оставаться. Вдруг приедет Марк и обнаружит меня здесь. Господи, Оливер умрет, если его сын что-нибудь узнает!

Тут Розмари сообразила, какую ужасную вещь сказала, и из груди ее вырвалось сдавленное рыдание.

— Вряд ли сын Оливера приедет сюда сам, — возразила Анна. — Скорее всего, он пришлет юриста или агента по недвижимости. Но даже если он здесь и появится, тебя тут уже не будет. Я отвезу тебя к тете Мелани. Ты поживешь у нее, пока я не подыщу тебе что-нибудь постоянное.

У Розмари из глаз хлынули слезы. Она замотала головой:

— Нет! Нет, только не к Мелани! Она никогда не одобряла моих отношений с Оливером. Она его ненавидит!

Будто кто-то одобрял эти отношения, хмыкнула про себя Анна. Мы все его ненавидели! Но сейчас не время говорить об этом. Тем более, что для мамы это не новость.

— Мама, пойми, Мелани не испытывала ненависти к Оливеру. Она просто винила его за то, во что он превратил твою жизнь, понимаешь? Это совершенно разные вещи. Потом, теперь причина для ненависти в любом случае исчезла.

— Она никогда не могла этого понять! — со слезами закричала Розмари. — И ты тоже! Вы обе думали, что я дура, а он меня использует. Разве не так?

— Я никогда не считала тебя дурой, мама, — возразила Анна.

— Нет, считала! Может, я и была дурой. Но любовь всех лишает разума!

Ну уж нет, с мрачной решимостью качнула головой Анна. Никогда! Если ей суждено влюбиться, она никогда не позволит себе потерять голову из-за ничтожества вроде Оливера Бейкера.

— Я понимаю: ты считаешь, что Оливер никогда меня не любил по-настоящему, — дрожащим голосом произнесла Розмари. — Но я точно знаю: он любил меня.

— Раз ты так говоришь, мама…

Какой смысл сейчас спорить с ней?

— О, я вижу, ты мне не веришь! Но есть кое-что, о чем ты не знаешь. О чем я никогда тебе не рассказывала…

— Мама, прошу тебя, и не начинай!

Меньше всего сейчас Анне хотелось выслушивать бесконечные душещипательные истории о лживых уверениях в любви, которыми Оливер столько лет морочил голову своей легковерной подруге. А также разнообразные версии причин, по которым Оливер никак не мог оставить семью и жениться на ней. Уже несколько лет Анна решительно пресекала все разговоры об Оливере.

Розмари испустила глубокий горестный вздох. По мере того, как воздух выходил из ее легких, жизненные силы, казалось, оставляли ее тело. Плечи сгорбились, в глазах погас блеск, даже волосы стали серыми и безжизненными.

В одно мгновение живая, пышущая здоровьем красавица превратилась в собственную тень. Еще недавно ей никто не дал бы больше тридцати. Теперь же она выглядела на каждую минуту своих сорока двух лет. Причем не очень счастливых лет.

— Наверное, ты права, Анна. Какая теперь разница? Оливера больше нет. Все кончено.

Безысходность в голосе матери напугала Анну гораздо больше, чем недавние бурные слезы. Она с тревогой вглядывалась в глаза Розмари. Этого Анна и боялась: мама считает, что теперь, с кончиной Оливера, и ее жизни настал конец.

Анна в смятении опустила голову. Она сама очень похожа на мать. Так люди говорят. И верно, внешне они очень похожи: те же широко расставленные серо-голубые изменчивые глаза, те же золотистые буйные локоны, та же длинная стройная шея. И фигура у нее мамина. Но на этом сходство заканчивалось. По характеру они — совершенные противоположности. Мама — романтичная и мечтательная, а Анна всегда стремилась стоять на твердой земле обеими ногами. А что касается мужчин… Вряд ли в Анне осталась хоть капелька идеализма: ведь она двадцать лет наблюдала, как женатый мужчина коверкает жизнь ее матери.

Сначала-то она была от него в восторге. Шестилетняя девочка, выросшая без отца. Когда в их с мамой тесном мирке появился красивый и веселый Оливер, который осыпал ее игрушками и сладостями, шутил и дурачился, она была счастлива.

Только через несколько лет, когда Анна подросла достаточно, чтобы разобраться в природе его интереса к матери, ее отношение к приятелю Розмари резко изменилось. Она в одну минуту лишилась розовых очков, стала замечать, что визиты его, во время которых мама радуется и смеется, не настолько часты, чтобы компенсировать ее горькие слезы и уныние, которые царили в доме в его отсутствие. Постепенно восхищение и доверие, которые Анна испытывала к этому человеку, сменились презрением и ненавистью.

Однажды она накинулась на Оливера со всей яростью юношеского максимализма, обвинила его во всех смертных грехах, излила на него всю горечь развенчанных иллюзий. Когда после его ухода мама устроила ей выволочку, она рыдала всю ночь: ведь она хотела ее защитить! Однако эта вспышка возымела действие — любовники перестали встречаться у них дома. С тех пор Анна почти не видела Оливера, но о его постоянном присутствии в жизни мамы свидетельствовали ее частые слезы и приступы уныния. Анна дала сама себе страшную клятву никогда не влюбляться. Разве что в мужчину, который по всем статьям соответствовал бы званию «Мистер Совершенство». Соискатель должен быть добрым и честным, храбрым и надежным, отважным и верным в любви, веселым и нежным с детьми. И, конечно, он не может быть женат. Разумеется, кроме всего прочего, он должен быть хорош собой и уметь целоваться. Анне было тогда тринадцать лет.

Следует признать, что, хотя последующие годы добавили ей жизненного опыта, она не торопилась снижать планку. «Мистера Совершенство» она пока не нашла. Более того, ни один из тех мужчин, с кем она встречалась за эти годы, не смог продержаться достаточно долго, не разочаровав ее. И не только в интимном плане.

Возможно, у нее действительно слишком высокие требования. Ее подружки всегда так говорили. Возможно, именно поэтому все ее романы заканчивались фиаско.

Последний из них завершился несколько месяцев назад. Он был футболист, Анна лечила его после спортивной травмы. Когда курс процедур, массажа и лечебной гимнастики закончился, молодой человек не пожелал с ней расставаться. Преследовал ее, обещал достать луну с неба, если только она согласится встретиться с ним.

Она, в конце концов, согласилась. Парень он был симпатичный. Ей всегда нравились высокие и хорошо сложенные мужчины. Да и кому они не нравятся? А у этого к тому же была голова на плечах и неплохое чувство юмора. И казалось, он совершенно искренне был увлечен ею. Но она заставила его помучиться. Анна принципиально не ложилась в постель с мужчиной при первом свидании. И после второго тоже. И после третьего. А когда она наконец уступила, то горько об этом пожалела. Вместо кульминации приятного знакомства она получила букет неприятных впечатлений.

Он же, казалось, был совершенно удовлетворен. Анна заметила, что у мужчин иначе и не бывает. Их ничуть не волнует, если женщина не получает сексуального удовлетворения. Они никогда не ищут причин в себе, а всегда обвиняют женщин. И каждый раз обещают, что со временем все уладится.

Иногда, если парень был симпатичный, Анна уговаривала себя подождать в надежде, что со временем интимная жизнь нормализуется. Но когда симпатичный футболист, после второй попытки, с очаровательной непосредственностью сообщил, что его предыдущая подружка за это время уже раза три бы кончила, Анна решила, что на Мистера Совершенство он, пожалуй, не тянет.

Наутро она распрощалась с ним навсегда.

Очень жаль, что мама в свое время не поступила так же с Оливером. Сразу же, как только узнала, что он женат. С другой стороны, для мамы Оливер и был тем самым Мистером Совершенство, по крайней мере, в постели. Впрочем, она в свое время сделала несколько неубедительных попыток расстаться с ним, только Оливер искусной ложью, страстными клятвами и туманными обещаниями всегда умудрялся вернуть Розмари. А со временем и вовсе подчинил ее своей воле, воцарившись в ее жизни навечно.

Анна не спорила: это была истинная, огромная, всепоглощающая любовь. Но только с одной стороны. Что касается очаровательного Оливера, то он всего лишь тешил свою похоть, как бы несчастная мама ни пыталась убедить себя в обратном.

Раньше Анна злилась на мать за то, что та была такой романтической дурехой, а сегодня почему-то не могла. Сердце у бедной мамы и так разрывается от горя.

— Мама, ты бы пошла, приняла душ и оделась, а я пока позвоню тете Мелани, хорошо?

Розмари безразлично пожала плечами.

Тетя Мелани жила неподалеку, милях в десяти от озера. Джон, ее муж, работал на местной электростанции, а взрослые сыновья жили отдельно от родителей. В доме у тети Мелани найдется место для мамы.

— Я соберу тебе самое необходимое, а потом заеду и заберу все остальное. Это не срочно.

Действительно, это не к спеху. Вряд ли в ближайшие несколько недель здесь появится хоть одна живая душа. И уж конечно, не Марк Бейкер. Он теперь достаточно богат, чтобы посылать с подобными поручениями других.

Она поднялась, сжимая в руках ключи.

Розмари в последний раз обвела глазами гладь озера, деревянный причал, тропинку, ведущую от озера к ступеням дома.

— Оливер так любил здесь все, — со вздохом сказала она. — Он говорил, что только здесь чувствует себя совершенно счастливым. Он все устроил по своему вкусу, специально для нас двоих…

В этом не было никаких сомнений. Деревянное строение с крышей в форме буквы «А», со стеклянным фасадом и широкими деревянными террасами — идеальное любовное гнездышко. Простой, но красивый и комфортабельный дом в прекрасном уединенном местечке, где неделями не увидишь живой души. Внизу в гостиной огромный камин, выложенный из грубо отесанного песчаника, а рядом с ним — стоящие под углом друг к другу мягкие диваны с целой горой уютных подушек. Наверху, в спальне, не было почти никакой мебели. В центре просторной комнаты стояла огромная кровать. Полированные деревянные полы были застелены разноцветными циновками. Вдоль одной из стен располагались встроенные шкафы, а противоположную стену занимали раздвижные стеклянные двери. Открыв их, можно было попасть на верхнюю террасу и полюбоваться синей гладью озера сверху. К спальне примыкала ванная. Причем ванна была такого размера, что в ней без труда помещались двое. Одним словом — просто мечта для тайных любовников.

А вот комнаты для гостей в доме не было. Ничего удивительного — Оливер не желал, чтобы у любовницы в его отсутствие были гости.

Анна никогда не оставалась у матери ночевать. И в выходные она приезжала очень редко, только если мама на сто процентов была уверена, что горизонт чист. Анна всеми силами старалась избежать случайного столкновения с Оливером: она не могла бы за себя поручиться. С годами возмущение эгоистичным поведением этого человека копилось и крепло.

Но все же она навещала маму хотя бы раз в неделю. Когда бы она ни приехала, она всегда знала, был ли Оливер у матери в эти выходные или нет. Аромат его туалетной воды еще долго витал в доме. В детстве этот аромат исходил от подушек в спальне матери, когда она, бывало, забиралась по утрам к маме в постель. В те годы аромат этот очень нравился Анне. Теперь же она его ненавидела.

— Пора, мама!

Анна взяла мать под руку, и Розмари послушно пошла с ней. Мама сама понимает, что ей лучше уехать, убеждала себя Анна. Здесь слишком много воспоминаний. Слишком много призраков, которые будут тревожить ее по ночам. Слишком много горьких сожалений, которые станут терзать ее душу.

Розмари думала о том же. Всю жизнь она искренне верила, что Оливер ее любит. Теперь же она вдруг засомневалась: вдруг дочка права и его чувства не выходили за рамки сексуального влечения. И раньше так бывало. Стоило Оливеру надолго исчезнуть, как она начинала сомневаться. Но вот появлялся ее возлюбленный и своими ласками и нежными клятвами развеивал тревожные мысли. Но больше он не придет. Никогда не обнимет ее, не назовет глупышкой, не произнесет тех нежных слов, от которых таяло ее сердце.

Значит, сомнения эти не исчезнут. Они будут точить и точить ее душу, словно какая-то ужасная болезнь, пока не уничтожат любовь и память о ней. А взамен останется пустота.

При мысли о безрадостном будущем Розмари содрогнулась. Если потерять веру в любовь, к чему все эти жертвы, которые она принесла на ее алтарь? Нельзя было ни писать, ни звонить Оливеру. Нельзя было поздравить его с Рождеством или днем рождения. Нельзя было пойти с ним в театр, ресторан или на танцы. Нельзя было родить от него ребенка.

Для чего она жила? Неужели вся ее жизнь — лишь напрасное ожидание несбыточного? Ужасный самообман?

А Оливер? Она всегда считала его самым лучшим, самым добрым, самым честным. А он? Неужели он был всего лишь сластолюбивым обманщиком?

Нет, она этого не вынесет. Эти страшные сомнения хуже, чем самая горькая правда.

Она вдруг разрыдалась тяжело и безудержно, вся содрогаясь от плача.

— Мамочка, милая! Ну, пожалуйста, не надо. Все будет хорошо. Тебе только нужно поскорее уехать отсюда.

И Анна с нежностью обняла мать.