Тот факт, что к середине средних веков на западном берегу Европы, уже после норманнов, существовали настоящие пираты, грабящие только ради личного обогащения и представляющие угрозу для моряков всех стран, не вызывает сомнений; история ничего нам не говорит об этом, но утверждать, что подобные люди были окончательно изгнаны из общества, объявлены «вне закона» (общего закона не существовало), означало бы не полностью знать эпоху, когда каждый сеньор мог вести войну в собственных интересах; очевидно, что в море он встречал противника, равного себе по происхождению, и некоторые острова превратились в великолепные базы «сеньоров наживы», как и их замки, удобно расположенные на материке и снабжающие их всем необходимым.

В общем, рано или поздно, эти хищники моря служили в какой-то мере (сначала, разумеется, удовлетворив свою страсть к наживе) тому или иному коронованному властителю. Это приводило к тому, что в результате всевозможных альянсов или лучших «приглашений на работу» они становились как бы наемными солдатами; капитаны наподобие Бертрана дю Гесклена могли служить то в одном лагере, то в другом, а иногда даже (в случае Бертрана) против своих собственных сограждан, причем никто не трубил об этом как об измене, так как понятие родины еще не существовало.

Что не вызывает сомнений, так это то, что благородные сеньоры, как в море, так и на суше, искали возможности завладеть богатствами, не беспокоясь ни о фамильной чести, своем происхождении, ни даже, и довольно часто, о своих методах.

 

ГИНИМЕР, АРХИПИРАТ

Именно таким был Гинимер, живший в конце XI века. Его имя, вернее, его прозвище, ясно отражало его характер: тот, кто «выжидает в море» добычу, как морская чайка. Как древние греки, он не стыдился, когда его называли пиратом, а наоборот, гордился этим. Причем настолько, что когда Годфруа де Буйон захотел взять Гинимера на службу, он не нашел ничего лучшего, чем пообещать ему возможность называться «архипиратом».

Архипират! Смачное прозвище. Но крестоносцы использовали все возможности, потому что им надо было пересечь море, и они «крестили» даже наихудших пиратов.

Первый крестовый поход требовал безопасности морей, по крайней мере, Средиземного.

А Гинимер, покинув холодные и, несомненно, бедные воды родного Ла-Манша, уже восемь лет разбойничал в этом богатом Средиземном море только в своих интересах. И когда другой пират забирал себе какую-нибудь стоящую добычу, он, не раздумывая, — опять же, как морская чайка, — отбирал ее силой и расправлялся с побежденным врагом по своим законам.

Нельзя было найти лучшего защитника, чем этот моряк.

Как он был обласкан, произведен в офицеры? Никто не знает. Всегда было так, что приняв участие в крестовом походе, ему удавалось сплотить вокруг себя небольшие группы местных пиратов, в каком-то смысле «рэкетиров». С такими проверенными в море бойцами в 1097 году он участвовал в морском сражении при взятии Тарса в Киликии во главе значительной флотилии. И снова он дал согласие на поддержку крестоносцев при взятии Лаодикеи.

Эта эскадра уж точно не состояла из ангелов, а архипират был, конечно, не архидьякон.

Мы судим о морских обычаях этой эпохи и о людях, которых надо было держать в повиновении, изучая «Морское право» XII века, сформулированное в двадцати четырех статьях Олеронских свитков, отражающих решения судов по торговым морским делам, и введенное в силу повсеместно в Западной Европе вплоть до Амстердама и Балтики:

«Хозяин судна имеет право набирать свою команду по своему усмотрению; никто не может его заставить взять моряка, который ему не нравится. Матросы должны спать одетыми. Те, кто ночуют в порту, а не на судне, считаются вероломными и способными на клятвопреступление. Хозяин должен держать правонарушителей под арестом и передать их в руки правосудия по прибытии на берег. Он не должен вымещать свой гнев на матросе, а должен выждать момент, когда снова обретет хладнокровие…

Моряк должен сносить пощечину или удар кулаком от своего хозяина, но если хозяин его преследует, то он может укрыться за какой-нибудь перегородкой и приготовиться защищаться, призывая в свидетели своих товарищей». Если он ударит своего хозяина или поднимет на него оружие, то «он прикрепляется за руку к мачте с помощью остро заточенного ножа».

«За брань налагается штраф. Вору остригают голову, а затем льют на нее кипящую смолу. Того, кто убил своего товарища на борту судна, привязывают к жертве и обоих бросают в море; если это происходит на суше, то убийцу и жертву вместе зарывают в землю».

И это речь идет о законах регулярной морской торговли… Можно представить, как вели себя пираты, завербованные для крестового похода!

 

МОНАХ ЕВСТАФИЙ

История, приключившаяся сто лет спустя после «подвигов» Гинимера с другим архипиратом, показывает с некоторым юмором, что с союзниками такого типа надо быть начеку. Поступив на службу к Филиппу-Августу, монах Евстафий, сомнительный архипират, зарекомендовал себя как бесспорный хозяин Ла-Манша. На этом участке морских просторов, как когда-то давно римская власть правила миром, царила власть Евстафия. Казалось, его «хозяин», король Франции, мог бы рассчитывать на безопасное передвижение своих друзей через пролив. Увы! Посланнику папы, Вило, который в 1216 году обращается с просьбой предоставить ему охрану для путешествия в Англию, где Людовик Французский, сын короля, на короткое время стал счастливым конкурентом Иоанна Безземельного, Филипп-Август отвечает: «Мы дали бы добровольцев для сопровождения вас на территории нашего королевства, но если вы случайно попадете в руки монаха Евстафия или других людей Людовика, которые охраняют побережье пролива, и случится какое-нибудь несчастье, то пеняйте на себя…»

Монах Евстафий, однако, ведет себя, если от него это требуют, как первый состоящий на постоянной службе корсар, преследуя понемногу одного противника, Алена Траншмера, — красивая фамилия — который, будучи без сомнения норманном, служил лоцманом у Ричарда Львиное Сердце и, возглавив порученный ему флот из семидесяти корсарских кораблей, тоже установил свою бесспорную власть над Ла-Маншем и впадающими в него реками.

Это, действительно, тот случай, когда слово «корсар», примененное к кораблю, появляется в данном тексте. Слово это латинское; Гийом Бретонец в своей «Филиппиде» так выражает свое мнение по поводу многообразия значений этого слова:

Этот текст, написанный до 1226 года, показывает, что термин существовал уже на общераспространенном французском языке. Этимологи уточняют нам, что он произошел от итальянского слова «корсарио» — «тот, кто добывает средства в результате морских набегов, в результате преследования врага». Без сомнения, в начале XIII века это слово означало скорее корабль, чем человека (любой быстроходный корабль, любого «преследователя»), потому что монах Евстафий еще получал удовольствие, играя роль архипирата. А между тем он мог считаться корсаром, так как мы находим, и уже не в первый раз, но, наконец, абсолютно точно, подписанный документ (25 мая 1206 года), который с полным правом можно считать корсарским патентом, «разрешением». Конечно, он не имеет еще строгой формы, которая будет фиксирована много позже, но он обеспечивает Евстафию безнаказанность всех военных действий против врагов короля.

С другой стороны, корабли, которыми пользуется Евстафий, принадлежат ему, что открывает для него широкое поле деятельности даже при соблюдении условий, которые для корсара довольно многочисленны — не нападать на своих сограждан, на их союзников, на «нейтральных» (термин достаточно расплывчатый).

Здесь мы можем рассматривать его как пирата, и его история стоит того, чтобы ее поведать.

 

ОТ РЕЛИГИИ К БАНДИТИЗМУ…

Через шестнадцать лет после смерти Евстафия легенда о его жизни была у всех на устах; французская поэма неизвестного автора в двух тысячах трехсот стихах «Монах Вистасий» и британские хроники сделали из Евстафия, или Вистасия, колдуна, грозного чародея и, в то же время, шутника, плохого и хорошего, в лучших пикардо-фламандских традициях, развлекающегося тем, что с помощью магии заставлял бегать бочки, а девушек — плясать, высоко задрав юбки, или тем, что придумывал кулинарные хитрости, например, подавал гостям пирог со смолой. Уленшпигель и корсар уживались в одном человеке.

Но его настоящая история для нас представляется еще более живописной.

Вистас, Евстафий, как мы его называем, был дворянином по своему происхождению и даже именитым сеньором, сыном Бодуэна Бюска, пэра Булони, хозяином многочисленных феодальных владений. Тем не менее он действительно ушел в монахи, что любопытно, так как дальнейшая история показывает, что он не был в семье младшим сыном.

Евстафий мирно жил в монастыре бенедиктинцев в Сен-Вильмере в Пикардии, когда его отец был убит неким сеньором Гамфруа де Герсингеном, который оспаривал у него один из феодов. Евстафий, не имея брата, должен был покинуть монастырь, чтобы преследовать убийцу. Сначала он абсолютно не помышляет о том, чтобы ответить насилием на насилие, но потом все же нарушает установленный порядок той эпохи, который отдает всех на «суд Господа».

Будучи верующим, Евстафий не может сам брать в руки оружие, поэтому он находит себе представителя из военных; когда же этот последний терпит поражение со стороны убийцы отца, Евстафий смиряется и восстанавливает отобранное владение через суд.

Но теперь он является единственным наследником всех титулов, земель и высокой должности отца, и он решает сбросить монашескую рясу и становится сенешалем при доме графа Булонского, Рено де Дамартена, заклятого врага Филиппа-Августа. Должность сенешаля такого титулованного вассала в то время считается блестящей: управление графским домом и его финансами, место возле графа как его хоругвеносца, принятие судебных решений от имени графа и выполнение поручений, направленных на укрепление его владений особенно, плотины в Ньюпорте. Евстафий женится на девушке из благородной семьи, которая дарит ему прекрасную дочь.

Жизнь Евстафия протекает в заботах благородного сеньора и счастливого отца, о которой, будь это так, мы бы здесь, конечно, не рассказывали.

Но Гамфруа де Герсинген, без сомнения завистливый, не сложил оружия. Убив отца, он принимается за сына, обвинив того в использовании богатств графа в своих целях. Аргументы Гамфруа должны были быть очень весомыми, так как граф выгоняет Евстафия, отбирает у него все владения и доходит даже до того, что сжигает «его» урожаи (бедные крестьяне!).

Клевета или справедливый донос? Ярость Евстафия вполне объяснима в этих обстоятельствах, как и ранее, после убийства отца; в гневе он сжигает две мельницы своего сюзерена. И вот он объявлен вне закона.

Удалившись в леса, Евстафий становится бандитом с большой дороги. Схваченный во время одной из переделок, он должен быть казнен, но он успел приобрести столько друзей среди простого народа, его «лесных братьев», и среди сеньоров, что граф, испугавшись бунта, отправляет Евстафия на суд королевских сенешалей и пэров.

Тем временем, — а это были времена Робина, лесных разбойников, — старые приятели-грабители Евстафия освобождают его. Как только Евстафий воссоединяется со своей женой и дочерью, они вместе бегут в Англию. Там, надеясь снова вести жизнь знатного сеньора, он находит короля Иоанна Безземельного и предлагает ему сразу и свои услуги, и свою дочь.

Иоанн Безземельный, находящийся в крайне тяжелом положении, так как только что потерял все свои провинции на континенте, с радостью соглашается на это подкрепление. Он посылает Евстафия к архидьякону Таунтону, охраняющему знаменитые Пять портов (Гастингс, Нью-Ромни, Ист, Дувр и Сэндвич), которые тогда служили главными морскими базами королевского флота. Архидьякон немедленно доверяет Евстафию командование своим дивизионом из семнадцати галер.

 

…И ОТ БАНДИТИЗМА К ПИРАТСТВУ

Но почему корабли? Знал ли он море?

Легенда, более заботящаяся о логике, чем история, повествует о том, что Евстафий прежде, чем уйти в монастырь, предпринял путешествие в Италию и там обучался методам ведения морского боя, которые потом он с успехом применил в водах Ла-Манша. Очевидно, это не может быть невозможным, но серьезные документы об этом ничего не говорят. Более правдоподобно то, что Евстафий был направлен на морскую службу, потому что знатный сеньор в то время считался способным возглавить любое подразделение, а также еще потому, что только там, в море, он мог встретить тех, кого ненавидел.

Впрочем, сначала он не выполнял работу моряка; он успешно занимался высадкой военных на разные острова, называемые сегодня Нормандскими, захватил Гернси, разграбил Джерси, затем, обогнув полуостров Котанген (что позволило ему изучить науку навигации, начав с самого трудного), подошел к дельте Сены. Здесь, в его первом настоящем морском бое, судьба противопоставила ему… Кадока, жителя Уэльса, еще более далекого от морской жизни, чем Евстафий, и которого, тем не менее, Филипп-Август назначил командующим своего флота. Такие казусы часто случаются в эту эпоху.

Евстафий или его лоцманы перехитрили Кадока и с легкостью прошли мимо него. Находясь в обычной лодке и имея команду всего из девятнадцати человек, наводящий страх монах-сеньор-бандит-адмирал поднялся против течения Сены до Понт-Одемар, как делали это норманны много веков назад.

Кадок ждал его на выходе. Евстафий вновь сыграл с ним шутку, сбежал от противника и вернулся на свои базы.

В 1206 году, как мы уже сказали, Иоанн Безземельный сделал из Евстафия не просто главного смотрителя за погрузкой и разгрузкой кораблей, а настоящего корсара. Повсеместно признанный как сеньор всего архипелага Ла-Манша, Евстафий создан здесь свой личный флот, состоящий из пяти галер и трех парусных нефов.

Здесь дадим некоторые уточнения по поводу кораблей.

Галеры этой эпохи имеют длину до 40 м при ширине всего 6 м и даже менее, а высота их от киля составляет 2 м 70 см, что дает осадку около 1 м 50 см. Такая сильно вытянутая форма корпуса удобна в тех случаях, когда требуется развить большую скорость — при атаке или при бегстве. Высота над уровнем воды небольшая; гребцы и воины защищены своими щитами, расположенными вокруг наподобие фальшборта. Передняя часть галеры продолжена страшным тараном. В качестве стрелкового оружия применяются арбалеты.

«Галерные гребцы», выполняющие каторжную работу, представляют собой пока добровольцев, а не приговоренных к каторге. Они сгруппированы по пять человек на одно огромное весло длиною пятнадцать метров.

Парус может использоваться только при попутном ветре. Когда ветер встречный или вообще отсутствует, галера прекрасно идет на веслах (при условии, что море не слишком штормит, особенно при поперечных волнах), что дает ей огромное преимущество перед парусными нефами. Ее скорость может достигать пятнадцати римских миль в час в спокойной воде, то есть двенадцать узлов (цифра удивительная, но, кажется, доказана).

Парусные нефы, очень тяжелые, представляют собой, как их порой называют, «круглые корабли», они очень широкие при небольшой длине. Их единственный квадратный парус с рифами не позволяет, конечно, идти против ветра, тем более, что корпус корабля приподнят и спереди, и сзади, это «замки» для использования во время военных действий; на борту имеются и весла, но в небольшом количестве. Эти корабли, маломаневренные, ждали благоприятных ветров. Галеры могли их буксировать во время штиля.

Что касается Евстафия, то историки утверждают, что он обосновал свою главную базу на острове Сарк. Этот маленький островок с очень высокими скатами, на который можно попасть только через проход, пробитый непосредственно сквозь одну из них, подходил наилучшим образом для естественного укрепленного замка; но на нем нет порта; флот вынужден был, без сомнения, искать пристанище и «техническую помощь», то есть килевание, ремонт корпуса и т. д., в Сент-Питере на острове Гернси, расположенном неподалеку. Просто переплыть с одного острова на другой через мощные течения Малый Рюсель и Большой Рюсель, разделяющие острова, и течение, омывающее Сарк, было сродни «спортивному упражнению», дававшему возможность за короткое время научиться противостоять всем трудностям открытого моря.

Не обошел эти «тренировки» и Евстафий. Сначала он нападает не на корабли, а по примеру викингов на прибрежные поселения, причаливая в каком-нибудь пустынном месте и внезапно атакуя города, которые он грабит, и увозит добычу. Однако, когда Кадок ищет и находит Евстафия, чтобы помериться с ним силой, архипират одерживает победу и забирает у противника шесть галер. Итак, монах Евстафий становится бесспорным королем северной части Ла-Манша, от своих островов до Па-де-Кале. Он подчиняет своим законам, как когда-то Гинимер, пиратов более мелкого масштаба и бросает их против Фекама, Дьеппа и других городов.

 

РУКА ГОСПОДА И ПАПЫ

Но в 1212 году произошли события, подтвердившие еще раз, что «весь мир — театр».

Наш «архипират» благородного происхождения не уважает никого, кроме Бога и его римского викария — папы. И вот происходит непредвиденное — папа отлучает от церкви Иоанна Безземельного! Мгновенно Евстафий отрекается от него. Его старые друзья, жители Пяти портов, становятся его жертвами, хотя позже он захватит соседний Винчестер. Однако он «не меняет свой курс» на противоположный: чтобы свести счеты с отлученным от церкви, он выступает посредником перед Рено де Дамартеном (с которым он, выходит, заключил мир? это ненадолго) и уговаривает его возглавить английскую коалицию против Филиппа-Августа. Нравы средневековья часто напоминают восточные. Но Евстафий имеет и личные интересы, желая навредить Иоанну Безземельному: этот последний присвоил себе богатства архипирата, которые были в его распоряжении, и позволил старому врагу Евстафия, Филиппу д’Обинье, организовать морскую экспедицию из Джерси, которая разграбила Сарк и увезла с собой дочь Евстафия и его «брата», неизвестно откуда взявшегося, по крайней мере, речь не идет о шурине. Затем, не задумываясь о нормах морали, отдав Сарк в залог, Евстафий, как и все другие корсары, предлагает свои услуги королю Франции, победителю на этот момент.

Французский король, используя благоприятный момент отлучения от церкви своего врага, занят подготовкой «Булонского лагеря» для нового завоевания Англии. Он уже собрал тысячу семьсот кораблей. Иоанн Безземельный — не похожий на Иоанна Бесстрашного — решает, что самым умным будет сдаться.

А что делать с подготовленной армадой? Филипп-Август бросает ее против Брюгге и порта Дама с целью призвать к порядку своего мятежного вассала Феррана Фландрского. Многочисленные пираты, или корсары типа Евстафия, принимают участие в этой кампании и грабят все на своем пути с легким сердцем. Но дело принимает плохой оборот: Гийом — Длинный меч, граф Солсбери, и Рено Булонский нападают на французский флот с тыла и уничтожают или захватывают четыреста крупных кораблей, остальные же, блокированные неприятелем, сжигаются на месте.

«Французы плохо разбираются в морских делах», — заключает с горечью Филипп-Август, который так верно формулирует урок французской истории и предостережение своим потомкам, но, увы, будущие века его не услышат.

Он сожалеет, что не согласился принять услуги Евстафия, и призывает его к себе.

Евстафий начинает с того, что сводит личные счеты со своими врагами, отдав на разграбление Фолкстон. Затем он откликается на призыв разбитого короля.

В Англии ситуация снова меняется: английские бароны поднимают мятеж против своего короля, труса, неверного своему слову, расточителя, и призывают на трон Людовика Французского, сына Филиппа-Августа и супруга Бланш Кастильской. Людовик дает согласие.

Но надо привезти его в Англию. Кто может это сделать? Евстафий.

На борту восьмисот кораблей — сделанных плохо и наспех, но достаточных в качестве «шлюпок для высадки на берег», — сгрудились двенадцать сотен рыцарей, их оруженосцев и их воинов. На борту большого судна Евстафия заняли место Людовик со свитой и архиепископ из Йорка.

Какая слава! Монах, затем первый сеньор именитого пикардийского барона, затем лесной разбойник, затем командующий английской эскадрой, пират, корсар, находящийся на постоянной службе против Франции, посол, вновь пират против своих старых приятелей из Пяти портов, а теперь как бы главный адмирал Франции, сопровождающий нового Вильгельма-Завоевателя во главе своей армады! Какая судьба! Какой триумф!

Море… О море надо сказать особо. На первый взгляд оно не благоприятно: плохая погода рассеивает по всему Па-де-Кале стройные ряды огромной флотилии. По окончании пересечения пролива адмиральский корабль остается в окружении всего семи крупных кораблей. Опять катастрофа? Нет, так как та же погода раскидывает по морю и английский флот, предупрежденный о прибытии французской армады и спешащий на всех парусах ей навстречу из Дувра в Кале. Людовик высаживается без труда; он принят в Лондоне с энтузиазмом, в то время, как Иоанн Безземельный и не думает о сопротивлении, а просто сбегает.

Евстафий на своем корабле вновь отправляется в плавание по проливу, чтобы собрать разбросанную флотилию и обеспечить ей беспрепятственное достижение английского берега. Он с этим успешно справляется. Затем, переложив заботы о королевском флоте на своих лейтенантов, он сначала отправляется отвоевывать Сарк и Гернси, перевозит туда свою семью, захватывает неф Рено де Дамартена (какая жалость, что его самого не оказывается на борту!), а потом возвращается блокировать с моря Дувр, который Людовик осаждает с суши.

Худшие противники Евстафия — его старые друзья из Пяти портов, которые, впрочем оказываются его соседями, так как он установил морские верфи в Винчестере. И, действительно, необходимо как можно быстрее строить большие и крепкие корабли. Для себя самого Евстафий приказывает построить превосходный корабль с деревянным «замком» на борту, превышающим корпус плавучего чуда и превосходящим по высоте все вражеские корабли; тактика ведения морского боя в ту эпоху такая же, как у стен крепости: нависать над противником и сверху бросать в него камни и лить кипящую смолу. Кроме того, можно, подойдя близко к противнику, рубить его мачты, то есть перерезать канаты серпами, насаженными на рукоятки. Все это снаряжение еще дополнялось огромным стенобитным камнем, способным сломать перекрытия кораблей.

 

КОНЕЦ ГОСПОДСТВА

В самом деле, Евстафий оказывается запертым в своем порту. Должен ли он без промедления ввести в действие все свои силы, чтобы пробить себе дорогу в открытое море? Нет, так как две сотни нефов, пришедшие из Франции, заставляют врага снять осаду.

Но Иоанн Безземельный умирает; английские сторонники принца Людовика сразу же отрекаются от него: они его поддерживали при плохом короле, а не при законном наследнике. Двор Людовика, его окружение становятся армией оккупантов, которую надо снабжать оружием, деньгами, людьми. Филипп д’Обинье беспрестанно нападает на торговый флот Людовика; Евстафий защищает французского принца, охраняет его и препровождает в безопасный порт. Как сторожевой пес при стаде!

Случившееся поражение еще больше увеличивает опасность. Необходимо любой ценой выслать Людовику значительное подкрепление. Бланш Кастильская вооружает семьдесят небольших кораблей, собранных со всех берегов, и отправляет их в море из Кале под охраной Евстафия. Подувший юго-восточной ветер — для них самый благоприятный, о таком можно только мечтать. Но вот навстречу им движется флот Филиппа д’Обинье и Хьюберта де Бурга. Будет бой! Но нет. Англичане продолжают бороться с ветром и приближаться к континенту. На борту французских кораблей моряки таращат глаза, ничего не понимают, они волнуются о судьбе Кале. Кале? Это хороший вопрос! Д’Обинье начинает маневр, который подхватывают сразу все его корсары и корабли, более быстроходные, чем у их противника, и постепенно разворачивается по ветру. Когда вся небольшая французская эскадра оказывается перед ним в направлении ветра, он разворачивает по ветру свои остальные корабли один за другим, после чего весь его флот устремляется за французами на всех парусах.

Евстафий мог бы помешать этому маневру, так как находился в выигрышном положении, двигаясь по ветру, но он об этом не думал, он думал только о том, чтобы побыстрее привести свое стадо в устье Темзы.

Подобно молнии налетают англичане на маленькие французские корабли. Затем четыре больших английских нефа сходятся около корабля Евстафия, оставшегося позади, и берут его на абордаж. Знаменитый стенобитный камень не может быть использован и только занимает место на корабле, мешаясь под ногами. Разумеется, во главе атакующих — «предатель», бывший вассал Евстафия с острова Гернси.

Тридцать шесть французских рыцарей, находящихся на борту корабля, защищаются, как львы. Евстафий нашел в качестве оружия только весло, которым он пользуется, как дубиной. Но они не выдерживают натиска превосходящего числом противника.

Рыцари захвачены с целью получения выкупа, их слуги и матросы зарезаны. Евстафий пытается спрятаться в нижней части судна, но он схвачен и узнан.

Он предлагает за себя королевский выкуп; разве он не дворянин и очень богатый человек? Он клянется также в «…нерушимой верности королю Англии»!

Это, похоже, был не самый умный ход. Ричард, внебрачный сын Иоанна Безземельного, приходит в ярость и кричит ему в лицо:

— Никогда больше, подлый предатель, ты никого не соблазнишь своими лживыми клятвами!

И своей собственной рукой отрубает Евстафию голову, которую позже он провезет вдоль улиц Кентербери, чтобы никто больше не трясся при мысли увидеть появляющегося на горизонте ужасного архипирата.

Духовенство в церковном облачении предстало с благодарностью перед Филиппом д’Обинье, победителем дьявольского француза; а тем временем Людовик Французский отказался от английского трона.

Но простой народ не был удовлетворен: такая смерть — не для такого человека. И такой человек не мог так долго держать всех в страхе без помощи потусторонних сил.

Так почти сразу родилась легенда о «Монахе-колдуне»: если Евстафий смог победить столько мощных эскадр, так это потому, что он заколдовал свой корабль — сделал его невидимым, а затем внезапно появлялся около противника и брал его на абордаж. Но однажды один из его бывших приятелей, более сведущий в колдовстве, сумел увидеть корабль-невидимку и запрыгнуть в него, к ужасу своих товарищей, наблюдавших, как он ходит и с кем-то дерется над водой. После продолжительного боя этот «приятель» отрубил голову архипирату-чародею; и тогда расколдованный корабль появился на какое-то время, прежде чем навсегда погрузиться в морскую пучину.

 

ЖИЛЬБЕР ДЕ ФРЕТОН

Перенесемся в XV век.

Некто Жильбер де Фретон, дом которого был сожжен в Артуа, потому что он отказался принести клятву королю Англии, снаряжает два корабля и полностью опустошает Олдерни, самый северный среди Нормандских островов, маленький островок, но удобный порт посреди стремительных течений; Жильбер здесь берет в плен несколько сотен человек, которых он «перепродает» в Кротуа; речь не идет о работорговле, но, несомненно, о предоставлении работников по найму за деньги. Цена на моряков, захваченных у неприятеля, установлена почти постоянная: шесть экю за матроса, шестьдесят экю за капитана или боцмана. Жители островов вынуждены подчиниться своей судьбе и установленным ценам в зависимости от их социального положения. Таким образом, месть Жильбера обернулась для него прибыльным делом. Но несколько месяцев спустя он встречает в море английскую эскадру; спасаясь бегством, он налетает на скалу и погибает.

 

ВАЛЕРАН ДЕ СЕН-ПОЛЬ: ОЖЕСТОЧЕННЫЙ ВОИН

А вот история о еще одном дворянине, который тоже вышел в море, ничего о нем не ведая, и стал пиратом ради возмездия.

Валеран, граф де Сен-Поль, приходился шурином Ричарду II, королю Англии, будучи женатым на его сестре. Когда герцог Херифорд лишил короля трона и казнил его, Валеран рассматривал Генриха IV не иначе, как узурпатора, наложившего руку на имущество его жены.

Он посылает королю прошение рассмотреть этот имущественный вопрос, но остается без ответа. Тогда Валеран вооружает «корсаров», которые, выйдя из Гравелина, неотступно преследуют английские корабли, обеспечивающие связь с Кале. Никакой пощады: любому человеку, находящемуся на борту судна этих «английских собак», любому, попавшему ему в руки, перерезают горло. Жаль: весь во власти своей ярости, Валеран не уважает даже морской закон, старый, как морская профессия, который требует сначала спасти тонущих, а затем думать, что с ними делать, но граф топит всех, оказавшихся за бортом, ударами копья или багра.

Мирная жизнь его больше не интересует; законы теперь не для него — так полагает именитый сеньор (и с полным правом, так как кто их ему смог бы предъявить?). Воспользовавшись передышкой, он вооружает в Аббевиле и Онфлере двадцать девять барж, которые он превратил в пиратские корабли, и высаживается на острове Уайт. Но здесь наш воин, слишком изнеженный бывшей придворной жизнью, позволяет усыпить себя на три дня старому священнику, который после этого бесследно исчезает. Далекий от каких-либо подозрений, Валеран использует очаровательный холмистый остров для отдыха и приведения в порядок обмундирования рыцарей и починки кораблей. Рыцари, рыцарство, рыцарские… Отряды англичан тем временем высаживаются на острове, и у Валерана есть время только на то, чтобы погрузиться на корабль и бежать.

На следующий год король Англии Генрих IV, воспитанный в лучших королевских традициях, направляет несколько солдат оказать ему услугу и разорить графство Сен-Поль.

Но не все моряки его флота законопослушны, хотя у них нет ни жестокой беспощадности Фретона, ни наивного любительства Валерана. Разночинцы и моряки, они уходят вперед, имея свои личные цели обогащения; в Онфлере они называются звучными именами и прозвищами: Битва, Капитан — далее следуют фамилии прославленных военных: Гектор, Гюртибилио, Самсон Барт (один Барт уже есть), прозванный Пинта; в Трепорте появляется Жан Тюен. Их корабли имеют названия «Обезьяна», «Медведь», «Журавль», «Сирена», «Орел» и др.

Эти авантюристы преследуют английские корабли в проливе и отряды на дорогах, которые проложены с юга, здесь они захватывают богатые товары, особенно вино из Бордо. Они так хорошо выполняют свою «работу», что главный адмирал Франции даже снабжает их оружием и всем необходимым. Каждый нечаянно встретившийся им корабль должен немедленно по их приказу спустить парус, иначе он рассматривается как враг и подлежит разграблению; но если он повинуется, то не исключено, что он тоже будет разграблен!

Пираты? Корсары? Грядущий век окончательно классифицирует всех по категориям и представит их нам на тщательное рассмотрение в данной книге.

 

ЖАННА ДЕ БЕЛЬВИЛЬ: ЖАЖДУЩАЯ БИТВЫ

Если и нормально для этой эпохи, что Гинимер, монах Евстафий демонстрируют некоторую жестокость, что даже находящийся на постоянной службе корсар Маран, хотя и был благородным сеньором (Шарль Дискудер де Маран), стал ужасным дикарем, перерезая горло всем побежденным врагам, то все же удивительно увидеть купающуюся в крови, стекающей с ее собственных рук, молодую женщину, мать двоих сыновей, супругу одного из лучших дворян Бретани, Оливье де Клиссона, урожденную де Бельвиль.

Сначала она действует на суше: в каждом соседнем с бретонской границей районе она с бандой верных людей врывается в замки, которые без труда открываются перед ее сподвижниками, половина из которых имеет на щитах прославленные гербы, и убивает, убивает, убивает.

Она сошла с ума? Да, от ненависти.

Ибо ее муж, принадлежащий к партии Монфора, выступающей за независимость Бретани и опирающейся на поддержку Англии, отправился в Париж в надежде заключить перемирие с Малеструа, союзником противника Блуа. Здесь он был арестован по обвинению в измене и в этом же 1343 году повешен на виселице в Монфоконе; затем его голова была отправлена в Нант — город партии Блуа, — чтобы там быть «выставленной на всеобщее рассмотрение на воротах Сов-Ту как голова изменника».

Изменник! Он изменник?! Это французы — настоящие предатели, да еще их союзники Блуа, решила для себя Жанна, объятая гневом и жаждой мести.

От замка к замку несет она смерть и пожар.

Но против нее в скором времени будет брошена вся армия, она это знает. И тогда, продав свои драгоценности, она на эти деньги вооружает три английских корабля, берет на себя командование эскадрой, забирая с собой своих двух сыновей, еще совсем мальчиков, которых заставляет (Оливье-младшему в ту пору только семь лет) принести клятву мести перед головой своего отца. Жанна нападает на любой французский корабль, будь то военный или торговый. Можно ли считать ее корсаром? Пожалуй, так как у нее есть «разрешение» от Эдуарда.

Но она не делит ни с кем добычу; она сохраняет ее, чтобы вести свою войну, войну ненависти, все более и более беспощадную. Пират, корсар, командующий военными действиями, — ей все равно, как ее называют. Жанна грабит и топит корабли, даже стоящие в порту, нападает на замки нормандского берега и вновь уходит в открытое море, и всегда с ней ее сыновья. Перед ними под их возгласы энтузиазма, возможно, она сама бросается на врага и идет на абордаж — всегда победительница и не дающая никому пощады.

Филипп де Валуа бросает против Жанны несколько своих лучших кораблей, но она их захватывает и разбивает один за другим. Тогда король выставляет против нее настоящий флот, который окружает корабль «трагической вдовы». Спастись невозможно. Вдова будет схвачена.

Ничего подобного. Жанна покидает свое судно, сбегает с сыновьями в маленькой шлюпке, никем не замеченная.

В течение шести ужасных дней она находится в море за пределами видимости с земли, затерянная среди волн, без еды и, что страшнее всего, без воды. У наиболее слабого мальчика начинается агония, и он умирает у матери на руках. Могилой его будет море, а Жанна изо всех сил цепляется за жизнь ради другого сына…

Этот другой ее сын станет суровым (после такого детства!), ужасным, всемогущим, великодушным, блестящим коннетаблем Оливье де Клиссоном.

А вдова-пират по воле случая выносится волнами на родной берег Бретани, благодаря морским богам. Она вновь становится благородной дамой, такой же, как все, и ведет обычную жизнь супруги Готье де Бентлея.

Цветок ненависти увял.